Бесплатный фрагмент - Девочка с облачком

Атомная семейка

— Ну, это и есть атом, — сестренка неуверенно посмотрела на маму, переминаясь с ноги на ногу.

Мама тяжело вздохнула:

— Сыровато… Но суть ты уловила.

И я суть уловила тоже.

Но нужно начать не с этого. Моя сестра Леля уже третий день пытается пересдать работу по физике, а у неё ну никак не получается. Вот мама и объясняет ей изо дня в день. Запомнить не может она, а тяжесть взрослой жизни познаю я. А мне, между прочим, только пять годиков. Ребёнку в пять годиков не положено знать, что такое физика. Тем более — атомная.

Но тему «Атом» я поняла как никто. А именно — все на свете можно разделить, а то, что останется, будет атомом. И не знаю, почему Лелька не понимает. Там, внутри атома, еще какие-то шарики цветные плавают (так у Лели в учебнике нарисовано было), но я их в расчёт не беру. Какое мне дело, что там плавает? Это вопрос десятый.

Сидела я на диване, сидела, расчесывала шерсть своему коричневому медведю, слушала неуверенный рассказ сестры и решила: нужно действовать. Будем применять свои знания на практике. Не зря же я их получала?

А именно: пойду-ка я раздобуду парочку атомов.

Я зашла в свою комнату и принялась делить на атом все, что попадалось под руку. В результате у меня получилось много-много атомов: медведь с оторванными ухом, поломанный красный карандаш, деревянная лопатка с черенком по отдельности, гирлянда, сдернутая с новогодней ёлки и пластмассовый робот без ноги. Все эти плоды физических познаний я с важным видом пошла показывать маме.

Я вышла в гостиную, где моя сестра из раза в раз повторяла сложное определение, и вывалила все получившиеся атомы на пушистый ковёр перед мамой.

— О, какая залипуха! Это — атомы! — с гордостью заявила я.

Но мама почему-то не обрадовалась. И стала объяснять все сначала и мне тоже.

Она с самым усталым видом нарисовала на листочке большой кружочек.

— Это — атом.

Мы с Лелей синхронно кивнули. Мама нарисовала еще два таких же кружочка рядом.

— Когда атомов много и они соединены какой-то связью, получается вещество. А уже из вещества состоят все предметы.

Я задумчиво кивнула.

— Значит, атом — это какой-то кусочек чего-то, который только из одного вещества? — спросила я, медленно протягиваю руку к деревянному черенку от лопаты.

— Нет. Понимаешь, из атомов состоит абсолютно все. А ведь, — мама подняла с ковра черенок, — из этого не может состоять абсолютно все, пусть это и часть чего-то из одного вещества.

Мама нарисовала внутри большого кружочка кружок поменьше.

— У атома есть ядро, в котором живут протоны и нейтроны. Протон — это хороший человечек, а вокруг ядра, в котором он живёт, ходит плохой человечек — электрон. Один — хороший, а другой — плохой. Они противоположны, поэтому притягиваются друг к другу, и атом не распадается.

Я нахмурилась:

— Тогда покажи, что атом! И человечков тоже.

Мама улыбнулась:

— Милая, я не смогу показать тебе, что такое атом, потому что он очень-очень маленький. На него смотрят с помощью специального прибора — микроскопа.

Хлопнула входная дверь, и Леля, облегченно вздохнув, метнулась в коридор. Оттуда повеяло холодом и запахло морозом, каким пахнет обычно в настоящие зимние ночи.

— Папа, Тося с мамой меня физикой мучают! — с подвыванием простонала сестра папе.

Я выбежала за ней, скользя по линолеуму в носках, подгоняемая желанием поделиться, что я тут узнала.

— Да, папа, мы физику учим! — я подбежала к отцу и подергала его за рукав черной зимней куртки. — Хочешь, мы и тебе расскажем, что такое атом.

С пуховика посыпался снег, на улице стояла зима, удивительно снежная для нашей местности. Я засмеялась, глядя, как снежинки падают на пол и быстро-быстро тают, становясь малюсенькими капельками.

Папа улыбнулся:

— Конечно, расскажете. Вот сейчас мама вас ужином накормит, и сразу расскажете, а я пока отдохну немного.

Я просияла, Лелька стала выглядеть так, будто её заставили лимон съесть целиком, а мама, чмокнув папу в щеку, отправила нас мыть руки и за стол. Из кухни уже вкусно пахло супом и малиновым киселем.

Пока мы с Лелей ужинали, по телевизору показывали толстого дяденьку в странной шляпе, которого все поздравляли и которому жали руки.

Сестра нахмурилась и спросила у мамы:

— Это ведь Гран-при за тот проект, над которым работала папина компания?

Мама кивнула.

— А почему он тогда не принимает участие в награждении?

Мама пожала плечами:

— Должность не та.

Я быстро проглотила ужин и побежала в гостиную к папе, чтобы рассказать про атом. Но папа спал. Уже в домашней одежде, он сидел в своем любимом кресле, уронив голову на грудь, и спал.

Я запыхтела от досады и недовольства.

Мама зашла вслед за мной и, тихо прошептав, чтобы я не шумела, повела меня готовиться ко сну.

— Мама, а почему, если папа так важен на работе и так устаёт, он не был на награждении? — спросила я у мамы, когда она укладывала меня спать.

— Потому что наш папа, Тося, как атом, он очень важен и без него никуда, как и без других работников. Но они — часть одного целого, а награждают именно целое.

Мама прочитала мне сказку, поцеловала меня в лоб и, закрыв в окне щелку, из которой шёл холодный воздух, вышла из комнаты, плотно притворив за собой дверь.

Я уже почти уснула, но мысли все еще роились в моей голове. Никогда бы не подумала, что наш папа — атом. Малюсенькая часть целого с похожим на других строением. А если подумать, все мы — немножко атомы.

Сказка про странного волка, спичечный коробок и незадачливых ежей

Наступило в лесу лето. Жаркое солнце стало подниматься высоко над верхушками угрюмых сосен с пушистыми ветками и берез с мягкой листвой и длинными сережками, светило оно ярко и грело холодную и заспанную после жестокой зимней стужи землю.

Решили зверята сходить на речку, славящуюся на весь лес чистейшей водой, круглыми камушками на дне и обилием рыбы. Пришли. Смотрят — бобры за весну выстроили плотину. Высокую, крепкую. Много воды скопилось около места, где всегда купались зверята, боязно им стало лезть в воду. Разозлились они, решили, что раньше больше им их речка нравилась, теперь — плохо.

Ну, делать нечего, решили так купаться. Жаловались, но, как и прежде, из речки носа не высовывали.

Лето было жарким, семейство Ежиков ходило по лесу, растило в саду урожай и плавало в этой самой речке. Мама Ёжик собирала яблоки и грибы, варила вкусное варенье в пузатом металлическом тазике и делала заготовки на зиму.

Близилась багряная осень, холодало, было уже не искупаться в речке. Листья стали опадать, покрывать траву шуршащим одеялом. Насекомые строили себе норки поглубже да потеплее. Птицы покидали родной край, устремляя клювы на вечно тёплые морские побережья. А игривый летний дождик все чаще опускал нос, становился угрюмым и мрачным, все чаще задумчиво бродил под кронами деревьев днями и ночами, загоняя лесной народ по домам.

Шли мама Ёжик с маленькой дочкой по мокрой лесной тропинке одним осенним вечером и спорили:

— Мама, лежать надо на пляже, — с умным видом сказала дочка и приделала грибочек на колючую спину.

— Так нам и там скоро негде будет лежать, застроят все бобры.

А мимо шёл потрепанный и уставший после работы волк, крутил в мозолистых лапах серый спичечный коробок и слушал спор двух ежей. Хмыкнул. Повернулся и говорит хриплым голосом:

— Вот смотрите. Что это? — и протягивает маме Ежику коробок.

Удивилась мама Ёжик, но охотно отвечает:

— Спички.

— А если внимательнее посмотреть?

Еще более странен стал для ежей незнакомец. Ведь, ежели это спички, так и думать нечего. А ежели не спички, то почему выглядят как спички? И кто это такой умный сделал что-то похожее на спички, что не спички вовсе?

— Фокус что ли будет? — ошарашенно спрашивает мама, заглядывая в волчьи глаза.

— Да нет же. Ну вот это что?

— Спички, — снова, но уже неуверенно отвечает мама Ежик.

— Ну внимательнее, — показал когтем волк на рисунок на коробочке. — Самолёт, — одухотворенно протянул он, когда надежда на то, что незадачливые ежи догадаются, окончательно растаяла.

Смотрит дочка Ёжик на рисунок: действительно, синий самолёт. Как странно.

А волк продолжает:­­­­­­­

— Да вы не бойтесь, я не цыган.

— Только цыган нам тут не хватало, — недовольно буркнула мама Ёжик и, поежась от холода, повела дочку по направлению к ветвистой яблоне со спелыми яблочками, так кстати показавшейся на горизонте.

— Это точно, — улыбнулся волк, — знавал я одного цыгана…

И ушёл, погрузившись то ли в свои какие-то рассуждения, то ли в воспоминания о своём знакомом.

Мама Ёжик пожала плечами:

— Ничего не поняла.

Дочка Ёжик посмотрела вслед волку и отвечает:

— Ну смотри. Написано — спички, а нарисован самолёт. Также и с нашей речкой. Мы думаем, что бобры все испортили, а на самом деле — все только лучше стало. Вот так-то.

Оранжевый слоненок

В одном огромном городе много лет назад, а может и не много, я уже и не упомню, жил маленький оранжевый слонёнок. Маленьким он был ровно настолько, насколько может себе позволить слоненок. А поскольку город был большой ровно настолько, насколько может себе позволить мегаполис, то именно этот слоненок был именно для этого города незаметен, что странно, потому что у города был удивительный талант — замечать все, что в нем происходит.

Но слоненка это нисколько не огорчало. Он жил себе спокойно в большой картонной коробке из-под холодильника в одном из серых переулков пыльного города и не знал печалей. Неподалёку от дома слоненка было кафе, в нем продавали вкуснейшие булочки с корицей, и работала добрая женщина, от которой пахло яблоками, ими она и кормила слоненка. В тот день, когда он в самый первый раз прошёл к кафе, он долго думал, положено ли приличным слонам сидеть под дверями, и едят ли приличные слоны яблоки. Этого слоненок так и не узнал, а посему решил, что если яблоки вкусные, то почему бы и не есть. Яблоки оказались вкусными, а слоненок стал постоянным гостем маленького кафе.

Впрочем, его волнения были напрасными. Никто из высоких людей, бродивших по улицам с самыми серьезными лицами, не замечал ни слоненка, ни его коробки, ни больших, какие и полагаются слонам, оранжевых ушей так же, как сам город.

Будни у слоненка были очень насыщенными. С самого утра начиналась активная деятельность. И тут стоит сказать о том, почему всё-таки слоненок оранжевого цвета. Так вот такие слоны, и даже необязательно слоны, живут в каждом городе. Кто-то из них жёлтый, кто-то синий, кто-то красный или фиолетовый. А кто-то, как, например, наш слоненок, оранжевый. И весь этот цветастый зоопарк обязан раскрашивать город. Если в городе много животных, то город яркий, красивый и живой, а если мало, как в городе, в котором жил слоненок, то и получается, что он серый с оранжевыми пятнами.

Эту свою, главную, обязанность маленький оранжевый слоненок выполнял с огромной ответственностью и жаром. Он сосредоточенно бродил по городу, целенаправленно раскрашивая самые неожиданные предметы в оранжевый цвет. И если слоненка прохожие не замечали, то брусчатую мостовую или фонарные столбы, которые, по непонятным для народа причинам, вмиг становились яркого морковного цвета, они пропустить не могли никак. Одни провожали яркое пятно в городской серости долгим удивленным взглядом, но не останавливались, другие же, более впечатлительные, вздрагивали и на пару секунд замирали на месте, тупо уставившись на оранжевое здание метро, но потом мотали головой и быстро продолжали свой путь, опустив глаза в землю, чтобы всякие странности их не отвлекали.

Так и бродил слоненок по городу, считая, что живёт он такой в полном одиночестве ровно до того дня, когда встретил угольно-черного ворона.

Птица темным пятном сидела на только что раскрашенном слоненком дереве и пустым взглядом глядела на большеухое животное.

В голове слоненка, словно салюты, взрывались вопросы, и он молчал, потому что никак не мог решить, какой первым задать.

— А-а-а, вы кто? — cовершенно не заботясь о том, что это может прозвучать невежливо, осведомился он.

— Ворон, — равнодушно каркнул тот и отвернулся в противоположную от собеседника сторону, видимо, тоже совершенно не заботясь о том, что это может быть не вежливо.

— А почему вы такой грустный?

Ворон тяжело вздохнул и наклонился голову к слоненку:

— Я не грустный. Я серьёзный.

— А почему? — широко распахнув глаза, любознательно спросил слоненок.