Бесплатный фрагмент - Дети Универсума

Посвящается Ивану Николаевичу Рундквисту (1983—2005)

Пролог

Догадайтесь, какая самая большая проблема с историями, в которых замешаны путешествия во времени? Никогда толком не знаешь, где у них начало, а где конец. Такие повествования вполне могут начаться со слов «и жили они долго и счастливо», а закончиться, наоборот, чем-то вроде «было у отца три сына». И это нормально. А все почему? Да потому, что герои подобных историй слишком увлекаются собственными приключениями, совсем позабыв при этом о столь важном понятии, как «хронология событий». По всем правилам композиции, я сейчас должен описывать нечто, способное в дальнейшем задать вектор основного повествования. Так с чего же мне начать? С описания политической обстановки накануне Войны Порядка? С изобретения первого парового двигателя, которое стало фундаментом для нового этапа технологического развития и укрепления позиций Империи? А может, стоит обратиться ко временам Большого исхода визов?..

Вариантов множество, и все они, как ни парадоксально, являются одновременно и правильными, и неправильными. Ничего не поделаешь, такова жизнь, со всей свойственной ей неоднозначностью. Привыкайте.

Однако мне все равно рано или поздно придется сделать выбор, иначе истории не получится. Ну, в самом же деле, было бы довольно глупо закончить свою повесть словами «как ни старался, рассказчик не смог определиться, с чего ему начать. Конец». Значит, надо как-то выкручиваться… Ага! У меня появилась идея. Я бы даже сказал, беспроигрышный вариант.

Итак. Давным-давно, примерно четырнадцать миллиардов лет назад, в результате Большого взрыва (по крайней мере, так говорят умные взрослые люди, а их иногда надо слушать) возникла ваша Вселенная. Хотя, возможно, и не «ваша» (при условии, что мои читатели вообще проживают в одной и той же Вселенной, хотя стопроцентной гарантии я здесь дать не могу), а чья-то чужая Вселенная — ведь истории о путешествиях во времени зачастую предполагают наличие также множества параллельных вселенных… Но сейчас не об этом.

Где-то в рассматриваемой нами Вселенной, в далекой-далекой галактике (хотя все относительно, и в зависимости от места расположения наблюдателя это может быть очень даже близкая-близкая галактика), в одной из многочисленных звездных систем образовалась большая планета (на самом деле она не очень-то и большая, но все аналогичные космические объекты носят это общее гордое название). Несколько очень скучных миллиардов лет на ней не происходило ничего сколько-нибудь интересного или достойного упоминания. Однако около четырех миллиардов лет назад (по принятому в данной Вселенной летоисчислению, которое может оказаться отличным от вашего и моего собственного) произошло некое знаменательное событие.

С планетой столкнулся беспечно пролетавший мимо астероид. И если бы на ней находилось что-нибудь живое, то оно точно вымерло бы после подобного космического дорожно-транспортного происшествия. По счастью, вымирать было некому, и участники движения (планета и астероид, соответственно) могли спокойно отправиться дальше, каждый по своим делам, предварительно обменявшись номерами страховых компаний, а я не посмел бы занимать ваше драгоценное время описанием такого рядового случая, если бы не одно обстоятельство.

В результате соударения от планеты откололся приличных размеров кусок, которому впоследствии (в основном — благодаря силам гравитационного взаимодействия) суждено было стать ее спутником. И вот просто так случилось, что на этом спутнике появились атмосфера, вода, а затем и жизнь. Не стану утомлять вас подробным описанием сотен миллионов лет эволюции, а сразу перейду к событиям, имевшим место четыре миллиарда лет спустя. Что? Кто-то сказал, будто с этого и стоило начать? Вот когда сядете за написание своего многостраничного опуса, тогда и начинайте с чего хотите… Впрочем, не будем больше отвлекаться и спустимся с небес на землю. В прямом смысле. Посмотрим, что происходит на поверхности спутника, уважительно именуемого местным благодарным населением Землей-Матерью, в выбранный мною наугад момент времени.

Стояла глубокая ночь. Чистое звездное небо оказалось практически полностью закрытым верхушками деревьев в густом темном лесу. И где-то там, в глубине чащи, в одиночестве бродил десятилетний мальчик. Не то чтобы ему нравилось такое времяпрепровождение, но когда ты потерялся, то выбора у тебя особо не остается. Можно было, конечно, стоять на одном месте и ждать, пока кто-нибудь не придет на помощь, но за последние пару часов заметно похолодало, и паренек побоялся, что если не будет двигаться, то просто-напросто замерзнет. Он сначала подумал развести костер, однако не обнаружил при себе ничего подходящего для розжига. Тереть друг о друга сухие деревянные палки тоже представлялось бесперспективным, хотя бы ввиду отсутствия оных: после дождя весь лес стал влажным, точно белье после стирки.

«Так, хорошо, — подумал про себя мальчик. — Ну, то есть нехорошо. И вовсе даже плохо. Но еще не все потеряно. Надо только сосредоточиться. Как там учил господин Уио? Представить, словно огонь проходит по всему твоему телу. Ощутить тепло в своих конечностях. Почувствовать покалывание у кончиков пальцев…»

На секунду показалось, будто в руках у мальчика блеснула маленькая искорка. Блеснула и тут же исчезла, унося вместе с собой остатки и тепла, и надежды.

— Дурацкая магия! — в сердцах воскликнул парнишка. — Никогда не работает как надо!

«С другой стороны, — продолжал он размышлять, — неудивительно, что ничего не получилось. В конце концов, трудно заставить самого себя поверить, якобы тебе тепло, когда на самом деле тебе жутко холодно. Это только у великих волшебников из книжек получается так легко и просто изменять реальность, как им вздумается. А в жизни магия… гм… „существует на стыке воображения и физики, и указанное обстоятельство накладывает определенные ограничения…“ Уф, ладно, сейчас не время мысленно цитировать „Кратчайший курс введения в основы практической магии“ Иоганна Румбийского, издание четвертое, переработанное и дополненное, подготовлено к печати Кладским университетом, 1216 страниц, тираж 100 экземпляров… Ну вот, опять отвлекся. А надо бы сосредоточиться и придумать, как не умереть в этом треклятом лесу. И зачем, во имя Порядка, я сюда поперся? Приключений захотелось? Лежал бы сейчас дома в своей теплой постели… Всепоглощающий хаос! Как же холодно! Надо двигаться. Если буду двигаться, то согреюсь, а согревшись, смогу развести огонь. Если повезет».

И мальчик побрел куда глаза глядят, хотя в данном случае сие выражение представляет собой всего лишь фигуру речи, так как в действительности распознать что-либо в сгустившейся вокруг кромешной тьме можно было только на ощупь. За этим не самым интересным занятием, напомню, мы и застали паренька в самом начале повествования.

Неизвестно, сколько бы продолжались подобные скитания, если бы мальчик вдруг не ощутил своей левой рукой мягкое прикосновение.

«Мох, — тут же догадался он. — Мох растет с северной стороны дерева. Лес находится к востоку от города. Следовательно, чтобы попасть домой, мне нужно идти на запад, а он, получается, сейчас находится слева от меня. Быть может, мне все-таки удастся выбраться отсюда еще до восхода солнца!»

К сожалению, вспыхнувший в душе мальчика оптимизм быстро угас, ибо с той стороны, куда он решил направить свои стопы, послышался вселяющий ужас вой, который мог означать только одно: поблизости бродят саблезубые волки.

Здесь необходимо сделать небольшое пояснение. Встреча с обычным волком ночью в темном лесу сама по себе не сулит человеку ничего хорошего. Если задуматься, то хуже этого может быть только одно: встреча с саблезубым волком ночью в темном лесу. Дело в том, что эти создания (а если называть вещи своими именами, твари) раза в два превышают в размерах своих обделенных напоминающими изогнутое холодное оружие зубами сородичей. А еще они очень злые. Нет, не так. А еще они очень-очень ЗЛЫЕ. Особенно, когда голодные. А судя по раздавшемуся вою, конкретно этот волчара сегодня еще не ужинал. И не обедал. И не завтракал…

Мальчик сразу понял: надо уносить ноги, и желательно поскорее. Если саблезубые волки учуют его… Но оказалось слишком поздно. Они его уже учуяли. Это было ясно по тому, как зашелестели кусты примерно в тридцати саженях от паренька. Соображать следовало быстро. Прикидываться мертвым бесполезно, так как эти звери не брезговали и падалью. Прятаться в зарослях — тоже: все равно найдут по запаху. Оставался только один вариант: забраться на какой-нибудь дуб, причем забраться повыше. Все же волки, пусть и саблезубые, относятся к псовым и не умеют в отличие от кошек лазать по деревьям.

Цепляться за мокрые ветки и ствол было непросто. Однако подгоняемый страхом мальчик все же сумел вскарабкаться почти на самую верхушку огромного старого дуба. И как раз вовремя, так как, взглянув вниз, парнишка увидел очертания огромного черного существа, обходившего по кругу именно то самое дерево, которое человеческий детеныш (по совместительству — потенциальная добыча) выбрал в качестве временного убежища. И без того безрадостную картину дополняло жуткое утробное рычание, слышное даже на таком расстоянии.

«Если он не уйдет, то я в ловушке, — печально констатировал мальчик. — Как же глупо все обернулось! А я ведь только хотел… Сам не знаю, чего я хотел. Мама, наверно, будет плакать. Не хочу, чтобы она плакала…»

Эта мысль придала ему уверенности. Нельзя расстраивать маму, а значит, нельзя погибать в этом лесу, а стало быть, нужно непременно отогнать хищника от дерева. Как известно, дикие животные боятся огня. И одного малюсенького огненного шарика вполне может оказаться достаточно, чтобы саблезубый волк понял намек: с людьми шутки плохи. Беда в том, что еще совсем недавно мальчику не удалось создать даже небольшую искорку для разведения костра, чего уж говорить о полноценном огненном сгустке.

«Попробуем еще разок. Все-таки я немного согрелся, и вдруг у меня получится. Я чувствую, как тепло растекается по моему телу. Как там звучит старый стишок для улучшения концентрации:

О свет во тьме, пребудь со мной

И оберни тепло в огонь!

Я чувствую жар. Еще немного…»

— Эдви-и-и-ин! — неожиданно раздался голос, так хорошо знакомый мальчику.

— Бэк, я здесь! — радостно прокричал паренек на дереве и тут же поспешно добавил: — Берегись, тут саблезубый волк!

Ответа не последовало, а это означало одно из двух: либо Бэк не услышал предупреждения, либо услышал и благоразумно затаился, боясь привлечь внимание хищника.

Судя по всему, зверь что-то заподозрил, ибо наконец-то отвернулся от дуба, где сидел Эдвин, в сторону зарослей, откуда кричал другой человек (еще одна потенциальная добыча).

Теперь страх за свою жизнь сменился страхом за жизнь близкого, что сподвигло мальчика действовать быстрее. Еще раз прочитав про себя двустишье, помогающее сосредоточиться при создании огня, Эдвин почувствовал, как с кончиков его пальцев срывается яркий красно-оранжевый сгусток энергии, несколько мгновений принимавший форму небольшого шарика, и со значительной скоростью устремляется по направлению к саблезубому волку, успевшему повернуться мордой к пущенному снаряду. В темноте можно было даже разглядеть желтый блеск наполненных жгучей злобой и жаждой убийства глаз животного прямо перед тем, как в них попал огненный шар. Разумеется, такого маленького заряда не могло хватить на то, чтобы причинить волку хоть какой-то заметный ущерб, зато исполненный трюк и впрямь добился цели на короткое время сбить зверя с толку. Чем и воспользовался человек, выпрыгнувший из-за кустов. В его руках блеснуло стальное лезвие длинного острого кинжала, тут же воткнувшееся в шею саблезубого волка. Еще недолго между человеком и зверем продолжалась борьба на земле, но вскоре после пары точных ударов клинка силы покинули свирепого хищника. Наконец волк издал нечто среднее между писком и вздохом, означающее приход смерти.

— Фуф… здоровый бес, — отдышавшись, произнес человек с кинжалом, на поверку оказавшийся совсем еще юношей лет четырнадцати. — Эдвин, это ты там швыряешься с дерева огненными шарами?

— Бэк, это и вправду ты! — отозвался мальчик. — Ты все-таки пришел за мной!

— Ты давай лучше слезай оттуда, а я тебя подстрахую.

Когда ноги Эдвина коснулись земли, Бэк тут же набросил на него шерстяную накидку, прижал к себе и тихо проговорил:

— Чтоб меня хаос поглотил! Конечно, я пришел за тобой, братишка! Ты всех нас здорово перепугал, не вернувшись к ужину.

— Прости, я не хотел, я заблудился… — Сказав это, Эдвин дал волю эмоциям и заплакал.

— Ну-ну, хорош реветь! А извиняться будешь перед мамой. Правда, по-видимому, уже только утром. Путь до дома неблизкий, а тебе явно надо согреться и отдохнуть. Я захватил с собой пару спальных мешков, немного еды и огниво. Сейчас разведем костер, ты поешь, потом мы немного поспим, а на рассвете выдвинемся в сторону Купера. Если нас не найдут раньше. Знаешь, учитель Уио организовал целую спасательную экспедицию…

— Мне жаль, что я доставил столько хлопот…

— Да ладно! Главное — я нашел тебя в целости и сохранности. — Взглянув на лежавшие рядом останки убитого зверя, Бэк добавил: — Кроме того, я теперь вправе похвастаться тем, как в одиночку одолел саблезубого волка, а оно, небось, дорогого стоит!

— Твоей девушке, Инирисс, такая история точно понравится, — заметил Эдвин.

— Это да…

Уже когда братья улеглись спать, Бэк спросил у отстраненно глядевшего в ночное небо Эдвина:

— Ты на что уставился?

— На звезды, — задумчиво ответил младший брат.

— Так ведь их и не разглядишь за кронами деревьев!

— Ну, я знаю, что они там все равно есть… — Эдвин подумал еще немного и добавил: — Вот было бы здорово когда-нибудь покинуть Землю-Мать и побывать в космосе, среди звезд, или даже ступить на поверхность Гиганта…

— Я всегда подозревал, что ты неисправимый мечтатель, братишка… Не знаю, как тебе, а по мне, и в нашем мире неплохо. Потому предлагаю завязывать с витанием в облаках, заткнуться, закрыть глаза и спать…

Последние слова Бэк уже едва разборчиво пробормотал себе под нос, и дальше можно было услышать лишь его тихое сопение. Эдвин решил послушаться совета старшего брата, перевернулся на бок, прикрыл глаза и стал медленно, но верно проваливаться в сон…

Глава 1. Пир во время войны

— Эдвин, просыпайся! — прозвучал милый, но одновременно с этим настойчивый мамин голос. — Пора вставать, у нас сегодня еще много дел.

Эдвин с неохотой пошевелился под одеялом, давая понять, что уже проснулся, но еще не готов полноценно общаться с этим миром. Приоткрыв один глаз, молодой человек увидел пробивавшиеся сквозь занавески лучи солнца, а значит, он проспал дольше, чем планировал. Все из-за этого дурацкого сна, привидевшегося прямо под утро, когда ты уже вроде бы готов встать с постели, но решаешь полежать еще чуть-чуть, потом, естественно, снова засыпаешь и просыпаешься только через несколько часов. При этом будит тебя мама, которая и рада бы оставить свое дитя в покое, но только не в том случае, если сыну надо навести порядок у себя в комнате, забрать кое-какие вещи у госпожи Тилли, доставить свежую выпечку по нескольким адресам, купить трáвы в аптеке господина Анджея, а также успеть на учебу. Ах да, еще ведь нужно помочь в приготовлении сегодняшнего торжества. В общем, денек предстоял весьма насыщенный.

А самое гнусное в этих снах даже не их вредное свойство отбирать драгоценное время (особенно в такой день), а невозможность по пробуждении вспомнить, о чем они, собственно, были, что порой способно просто вывести из себя. Ты вроде бы припоминаешь свои ощущения во сне, свидетельствующие о важности происходивших в нем событий, но никак не можешь вспомнить детали. Почему ты радовался или, наоборот, сердился, или был расстроен, находясь во власти сновидения? Однако же Эдвин в отличие от многих из нас хорошо запоминал свои сны и, проснувшись, мог восстановить даже самые незначительные подробности. Сегодня, к примеру, ему опять снились темный лес и страшный черный саблезубый волк — отражение старого детского воспоминания. Семь лет уж с тех пор прошло, и все-таки подсознание нет-нет да возвращается иной раз к тому эпизоду. Ну да, было дело. И да, было неимоверно страшно, но есть ведь и другие воспоминания, в конце-то концов.

Юноша думал об этом, пока вставал и шел к умывальнику. В любом случае сейчас не имело смысла зацикливаться на делах давно минувших дней, покуда имелась масса дел на день сегодняшний. Быстро позавтракав заботливо приготовленными мамой с самого раннего утра едва теплыми ржаными лепешками и запив их свежим молоком, Эдвин решил приступить к выполнению своих обязанностей. Для начала необходимо справиться с объективно самой трудной задачей — почистить зубы.

«Какая гадость! — каждый раз отмечал про себя Эдвин во время данной ежедневной процедуры. — Какая гадость этот ваш зубной порошок! Да и втирать его неудобно. Хорошо хоть, у меня есть щетка, пусть далеко не новая, но тем не менее большинству людей и вовсе приходится обходиться своим указательным пальцем. Правда, до самых дальних зубов достать ею практически невозможно. А потому все так или иначе заканчивается у цирюльника малоприятной операцией с применением огромных и совсем не гигиенического вида клещей».

Покончив с ненавистной чисткой зубов, юноша вернулся в свою комнату. Вернее, это была их с братом общая комната, но с тех пор, как Бэка призвали на службу в канторийскую армию, помещение всецело оказалось в распоряжении Эдвина, который, в свою очередь, не преминул этим воспользоваться и… завалил опочивальню сверху донизу книгами. Здесь было все: научные трактаты по истории, философии, географии, математике, астрономии, но особое место (коего в отсутствие старшего брата имелось более чем достаточно) занимали художественные произведения. Особую любовь Эдвин питал к различного рода приключенческим историям с разумной долей волшебства. В его коллекции можно было найти такие классические образчики жанра, как «Хроники Аслании», «Волшебник рубинового края», «Приключения сэра Макса», «Черная башня короля», «Песнь о Гае», цикл «Черепаха и четыре слона», сборник рассказов о похождениях убийцы чудовищ Герхарда и, конечно же, незабываемая «Трилогия Кольца» за авторством одного университетского профессора.

Неудивительно, что с таким багажом знаний и литературных пристрастий Эдвин просто не мог не стать (и в этом я сразу тебе признаюсь, мой дорогой читатель) главным героем излагаемой здесь истории. Хотя правильнее сказать — не «героем», а «действующим лицом». Станет ли он героем, пока неизвестно. Даже если оставить за скобками прямо-таки бросающиеся в глаза относительность и субъективность понятия «герой», можно сказать, что все в итоге будет зависеть от того, как Эдвин поведет себя в тех или иных обстоятельствах, какой выбор он сделает в сложной ситуации, с какими людьми ему придется столкнуться. Честно говоря, не знаю толком, доживет ли он до конца… Нет-нет, уверен, до конца этой главы с ним ничего не случится. Скорее всего. А вот дальше… история покажет.

Но если вернуться к понятию «герой», то какой образ рождается в нашем воображении, когда мы слышим это слово? Спешу немедленно развеять все иллюзии по поводу Эдвина. Он отнюдь не является высоким блондином, поигрывающим рельефной мускулатурой. Роста наше «главное действующее лицо» среднего, телосложения — близкого к худощавому. Глаза, правда, у него ярко-голубые, однако данная особенность остается единственной, выгодно выделяющей Эдвина из массы обыкновенных, ничем на вид не примечательных семнадцатилетних парней. Впрочем, есть еще одна особенность, только она выделяет его совсем не выгодно — это вечно спутанная копна светло-каштановых волос. «Ну и что? — спросите вы. — С кем не бывает, особенно по утрам?» Однако же ключевое слово здесь — «вечно». Не только по утрам, но и в течение всего дня: дома, на улице, на учебе, через пять минут после тщательного расчесывания и через полчаса после стрижки. Что бы Эдвин ни делал и как бы коротко ни стригся, все равно откуда-нибудь с висков, затылка или макушки обязательно начинал торчать непослушный волос, а стоило там пригладить — в другом месте тут же вылезал еще один. И так до бесконечности. Здраво рассудив, мол, с этим все равно бороться бесполезно, молодой человек твердо решил стричься лишь раз в полгода. И сейчас мы имеем удовольствие (хотя кому как) лицезреть его пятимесячную шевелюру. Ладно, не шевелюру, а скорее, наспех наваленный на голову небольшой стог сена.

Теперь давайте лучше вновь обратимся к тому месту, где я отвлекся от основного повествования. Разумеется, детальное описание «главного действующего лица» истории само по себе является крайне важным моментом, но у нас еще будет масса времени, дабы познакомиться с Эдвином поближе. Если, конечно, он не погибнет смертью храбрых в одной из следующих глав. Или любой другой, менее героической смертью…

Так вот. Вернувшись в свою комнату, юноша первым делом попытался навести в ней хотя бы видимость какого-то порядка, кое-как рассовав часть книг по шкафам и спрятав оставшиеся под двумя кроватями, а затем сменил пижаму на уличную одежду: надел пускай и слегка потрепанные, но все еще неплохо смотревшиеся темно-синие штаны, серую льняную рубашку с закатанными рукавами и старенькие черные ботинки, доставшиеся ему от брата (а тому, вероятнее всего, от отца, а отцу — от деда… что говорить, раньше сапожники делали свою работу на совесть и предоставляли обувь с гарантией на добрую сотню лет, а не на пару месяцев). В таком виде молодой человек и отправился из дому с длинным списком дел в голове. Важно отметить, что в списке дел на бумаге не было нужды вовсе. Ведь Эдвин никогда и ничего не забывал. Буквально.

На дворе стояла поздняя весна 105-го года Эры Порядка. Указанное летоисчисление ведется с момента подписания в Красном Городе, столице Румбии, так называемого «Вечного мирного договора» между двумя крупнейшими державами на острове Королей — Канторией и Кладом. По условиям принятого соглашения, оба государства, признавая верховенство идеи Всеобщего Порядка над любыми политическими разногласиями, отныне и впредь полностью отказывались от применения вооруженных сил в отношении друг друга. Более того, в договоре провозглашалась четкая цель дальнейшего сотрудничества, а именно — распространение учения о Всеобщем Порядке как на уже известные, так и на еще неизведанные территории с последующим объединением всех народов Земли-Матери под покровительством Церкви Порядка.

Надо признать, поначалу все шло довольно успешно, и учение о Всеобщем Порядке действительно стало пользоваться большой популярностью даже в наиболее удаленных уголках острова, тем самым укрепив позиции Церкви и ее Магистра. Однако семь лет назад вспыхнул серьезный конфликт между Кладом и приморским государством Трипом. Официальная причина — расхождение во мнении относительно ряда постулатов, касающихся сущности Порядка. Неофициальная (то есть реальная) — желание кладского короля Сида XLIX установить контроль над Трипским портом — крупнейшим во всем мире — и, как следствие, получить неограниченный доступ к торговым путям.

Трудно сказать, чем руководствовался Магистр Порядка Пэк, фактически санкционировавший начало войны, однако в любом случае это означало для Трипа противостояние не только Кладу, но также еще Кантории и самой Церкви Порядка. И пусть на бумаге силы казались неравными, тем не менее Трип, используя свои экономические ресурсы и политические связи, смог устоять под первоначальным натиском противников, и то, что должно было стать молниеносным завоеванием, обернулось затяжной, медленно истощавшей все участвующие стороны войной, продолжавшейся и в тот момент, когда Эдвин зашел в трактир госпожи Тилли.

То было двухэтажное здание. На первом этаже размещались главный зал с дюжиной столиков, кухня и кладовая. Второй же отводился под комнаты для гостей, имевших возможность там переночевать в относительном комфорте. И хотя на улице ярко светило солнце, внутри основного помещения трактира царил полумрак. Посетителей с утра, как и следовало ожидать, оказалось немного: сидевший за отдельным столиком интеллигентного вида мужчина средних лет в хорошем дорогом костюме, больше похожий на жителя столицы, нежели на местного, а также довольно шумная компания из пяти мужиков, уже успевшая опустошить несколько кувшинов явно горячительных напитков.

«Ночная смена? — промелькнула мысль у Эдвина. — Или хронический алкоголизм? Какие есть еще варианты того, почему взрослые и на вид здоровые мужики так накидываются с самого утра?»

— Доброе утро, госпожа Тилли! — уже вслух обратился он к хозяйке заведения — женщине лет сорока, невысокой, но весьма широкой в кости, а потому представляющейся довольно крупной.

— О, привет, Эдвин! — По круглому румяному лицу госпожи Тилли расплылась самая широкая улыбка, которую человек имеет счастье увидеть за всю свою жизнь. Хвастливый рыбак и то не сумеет так далеко развести руки, как могут растянуться губы, глаза и щеки этой женщины.

— Мама сказала, у вас есть для нее какие-то вещи…

— Да-да, конечно! Они в подсобке. Пошли, я тебя проведу.

Под «вещами» подразумевался средних размеров деревянный ящик — довольно тяжелый, как отметил Эдвин, попытавшись его приподнять.

— А что там, если не секрет? — спросил он трактирщицу.

— Да всякое, но в основном различные приправы, специи и прочие вкусовые добавки.

— Ясно, — сказал Эдвин, получше ухватив свалившийся на его предплечья груз ответственности.

Молодой человек попрощался с госпожой Тилли, которая затем удалилась на кухню, и направился к выходу.

Снова проходя через главный зал, юноша краем уха уловил часть разговора за столиком с пятью мужиками, и ему стало любопытно. То, о чем они говорили, напоминало неплохую историю, а Эдвин любил истории в различных их проявлениях, к тому же речь шла о делах насущных, посему он поставил ящик на соседний стул и, притворившись, что занят какими-то важными делами, связанными с содержимым своей ноши, стал внимать беседе, становившейся все более оживленной.

— А я вам говорю: ничего путного из ентой войны для нас не выйдет, — настаивал пьянчуга с бородой, полностью закрывавшей шею. — Ну помутузим мы с Трипом еще друг дружку пару лет. А тем временем, стало быть, король кладский, будь он неладен, захватит порт ихний, и, считай, весь остров у него в подданстве окажется.

— Ну не-е-е-е… — протянул мужик с левым глазом, заплывшим от полученного, по всей видимости, совсем недавно удара неким тяжелым предметом. — Нашенские войска кровушки на войне довольно пролили, столько славных парней полегло. Не верю, будто бы нам за енто ничегошеньки не перепадет.

— Хорошо, ежели хотя бы при своем останемся, — вставил другой собутыльник — загорелый, охрипший и отчего-то напоминающий моряка. — Как бы потом не получилось, что наши земли тоже под Кладом оказалися. А че, я б не удивился, при князе-то нашем безалаберном.

— Да ясно-понятно, ему ваще все равно, — согласился мужик с отвратительным шрамом на щеке. — Подкаблучник проклятый, поглоти его хаос! Он же и шагу ступить не могёт без согласия женушки. А та, разумеется, в йинтенресах своего братца Канторией правит.

— В чем-чем? — переспросил «моряк».

— В йинтенресах, — повторил тот, что со шрамом. — Енто, когда один чего-то желает, а другой, значится, все делает, дабы таковое желание исполнить. Вот и говорят, мол, ентот другой «действует в чужих йинтенресах».

— Во-во! — подхватил бородач. — А кто у Софии-то братец? Кладский король, вон кто! Вот она и муженьку своему, князю нашему, стало быть, велит политику вести в ентих самых кладских… йинтенресах, а не в нашенских, канторийских.

— Славься, князь! Славься, Кантория! — неожиданно прокричал до того смирно сидевший самый молодой и одновременно самый пьяный из собеседников.

— Э-э… пареньку-то, пожалуй, не стоит более наливать, — заметил «моряк».

— А я не согласен, — решил настоять на своем мужик с подбитым глазом. — Ну не может ведь князь вовсе о народе своем позабыть, да и кишка тонка у Сида всю Канторию под себя подмять.

— Тонка не тонка, а приграничные земли вроде Купера легко заиметь смогёт, — сказал бородач. — Думаете, случайно именно сюда румбийские церковники сегодня прибывают?

— Так их же из Румбии трипские войска вроде погнали, — вспомнил «подбитый глаз». — Клирики, кажись, в Клад направляются, а наш городишко просто по пути очутился.

— Э, не, — возразил бородач. — По мне, так Церковь Порядка присматривается потихоньку к новым кладским территориям. Энцпектирует их, так сказать. Не секрет, мол, Магистр с Сидом на короткой ноге. Небось, про Купер они уже меж собою все там порешали. Да и про шахты нашенские в придачу. Енто токмо вон тому хлюпику столичному все нипочем…

При этом бородач махнул рукой в сторону интеллигента, сидевшего за дальним столиком.

— Точняк, — согласился мужик со шрамом. — Им тама, в Великом Канторе, ваще до одного места, че с окраинами происходит. Не зря Ясенная губерния все за независимость свою ратует. Зачем им личными барышами делиться со столичной знатью, покуда та давным-давно под Кладом прогнулась. Ведь так и есть? Эй, хлюпик, я к тебе обращаюсь!

— Простите, это вы мне? — недоуменно спросил интеллигент.

— Во-первых, не «вы», а «я», — невпопад ответил обладатель шрама. — А во-вторых… Ты мне не дерзи, понял?

— Приношу искренние извинения, если я вас чем-то обидел, — попытался интеллигент погасить в зародыше непонятно откуда вообще взявшийся конфликт.

— Че-то мне кажется, ты продолжаешь дерзить, — последовательно гнул свою линию мужик со шрамом.

— Уверяю, у меня и в мыслях не было…

— Опаньки, он опять… дерзит. Не, братцы, вы слышите: ентот столичный прощелыга думает, он тута главный! Я — простой рабочий, день и ночь тружусь в поте… ентого, как там его… лица! А тут мне какой-то вшивый антилегенд дерзить начинает… Да я ему щас!..

— Да, Ярик, покажи ему! — решил подначить товарища бородач.

— Э, мужики, может, не стоит… — ненавязчиво вставил собутыльник с фингалом.

— Ты слышал, че он про нас сказал? — возразил «моряк».

— Господа, я ничего про вас не говорил…

— Ага! — воскликнул бородач. — Мы, стало быть, для тебя пустое место!

— Вовсе нет…

— За князя! За Канторию! — прокричал молодой выпивоха, и его призыв, очевидно, стал сигналом для перехода к активным действиям. Бородач, «моряк» и именуемый Яриком обладатель шрама медленно, но весьма грозно поднялись со своих мест и направились к столику интеллигента.

«Плохо дело, — подумал наблюдавший за разворачивающейся сценой Эдвин. — Они ж его сейчас будут бить, и, судя по количеству выпитого, бить довольно сильно. Что же делать? Если вмешаюсь, то и мне крепко достанется. Как бы поступил Бэк? Брат бы точно попытался утихомирить этих пьянчуг. Но он гораздо больше и сильнее по сравнению со мной. А чем мне ответить, если на меня нападут несколько здоровенных мужиков? И все же неправильно оставаться в стороне…»

— Господа, — обратился юноша к пьяницам, — давайте не будем устраивать разборки в трактире госпожи Тилли. Особенно в такой день. Какое мнение о куперцах сложится у гостей нашего города?

— Слышь, малец, — глядя на него, проговорил Ярик. –Ты че, тоже… дерзить мне удумал?

Эдвин тотчас осознал всю обреченность своего героического порыва. Мужик со шрамом навис над юношей, словно гигантская каменная глыба. У молодого человека оставался лишь один выход: призвать на помощь магию. Он попытался сосредоточиться, но ничего не вышло: слишком сильным было охватившее его волнение.

— Тише, Ярик! — вдруг остановил собутыльника, уже потиравшего в предвкушении драки кулаки, бородач. — Я, кажись, знаю ентого парнишку. Ты ведь Рагнара сынок, не так ли?

— Да, — ответил Эдвин, удивленный упоминанием имени отца.

— Знал я, стало быть, твоего папашку, — сказал бородач. — Воевали вместе под Громовой крепостью… славный был солдат, славный мужик… Оставь паренька в покое, Ярик, он из нашенских.

— И че? — не понял намека человек со шрамом. — Ему теперь дерзить позволено?

— Я сказал: оставь паренька в покое… — В голосе бородача прозвучали стальные нотки, свидетельствовавшие о том, что шутки кончились, и если Ярик не успокоится, то рискует заполучить еще один шрам.

К сожалению, Ярик не желал успокаиваться.

— Ты че, Бульба, угрожать мне вздумал?! — воскликнул он.

Неизвестно, чем бы все обернулось (хотя, скорее всего, без мордобоя бы не обошлось), но со стороны кухни раздался громкий женский возглас:

— Ах вы, паразиты эдакие!

Все участники конфликта тут же притихли и замерли на месте.

— Вы чего здесь решили устроить? — Госпожа Тилли была вне себя от злости. — А ну, марш наверх! И рожи свои не высовывайте, пока не проспитесь!

— Госпожа Тилли… — робко проговорил бородач тоном нашкодившего ученика.

— Марш, я сказала! А то ваши жены узнают, как вы, вместо того чтобы отрабатывать смену в шахте, с утра наливу в трактире глушите…

Против последнего аргумента, для убедительности подкрепленного скалкой в руках госпожи Тилли, группе пьянчуг возразить ничего не нашлось, и они медленно разбрелись по гостевым комнатам. Перед уходом бородач обратился к Эдвину:

— Передай матери привет от капитана Бульбы. Ежели чего понадобится, я к вашим услугам…

— Эдвин, Эдвин… — строго сказала хозяйка трактира юноше, когда в помещении не осталось никого, кроме них, а также чудом избежавшего трепки интеллигента. — Уж от кого, а от тебя я такого не ожидала! Ввязаться в разборки с пьяными шахтерами… Что я скажу твоей матери?

— Прошу прощения, уважаемая госпожа, — подал голос интеллигент. — В оправдание молодого человека могу засвидетельствовать, что если бы не его своевременное вмешательство, то моя собственная судьба оказалась бы крайне незавидной.

— Так, значит, ты заступился за этого господина? — спросила госпожа Тилли, причем тон ее заметно смягчился. — В таком случае ты у нас герой, и я не стану ничего говорить Филии, а смогу спокойно вернуться к расфасовке бренди…

— Позвольте выразить вам мою благодарность, — улыбнувшись Эдвину, сказал интеллигент, после того как женщина ушла.

— О, пустяки! — отмахнулся юноша, успев, похоже, запамятовать об обуявшем его чуть ранее страхе перед здоровенным человеком со шрамом.

— Извиняюсь, совсем забыл о манерах. Меня зовут Карадол, я представляю торговую компанию «Карадол, Фулок и Бракс».

— Рад знакомству! Я — Эдвин, сын Рагнара. В настоящий момент представляю пекарню своей матери. Какими судьбами вы оказались в Купере, ведь «Карадол, Фулок и Бракс» — это столичная компания?

— Расширяем дело. Однако же отрадно, что вы о нас наслышаны.

— О вас упоминал лавочник, господин Дорлей. Это было один год, пять месяцев и дюжину дней тому назад. Он тогда дословно сказал: «Частникам в столице нынче не выжить, будущее за объединениями вроде «Станко и товарищи» или «Карадол, Фулок и Бракс».

— Какая поразительная точность! — удивился Карадол.

— Всего лишь физиологическая особенность моей памяти…

— Весьма любопытно… Эх, я бы с удовольствием еще с вами пообщался, но мне пора в путь.

— Как, вы не останетесь на праздник по случаю приезда церковной делегации?

— Увы, неотложные дела заставляют меня как можно скорее вернуться в Кантор. Рад был познакомиться, господин Эдвин. Если заглянете в столицу, обязательно найдите меня.

— Вряд ли окажусь там в обозримом будущем, но буду иметь в виду.

В приподнятом настроении Эдвин отправился в мамину пекарню, не забыв прихватить с собой ящик госпожи Тилли. Подойдя к входной двери, юноша услышал два голоса, доносившихся изнутри, — мужской и женский.

— …на всякий случай я оставлю его у вас, — говорил мужчина. — Рано или поздно оно пригодится, ведь ваш сын…

— Я знаю, господин Уио, и я очень благодарна вам за участие. Эдвину несказанно повезло с учителем.

— В таком случае всего доброго, госпожа Филия…

В следующее мгновение Эдвин едва не получил прямо по лбу внезапно открывшейся дверью, но вовремя сумел отскочить в сторону, умудрившись при этом не выронить ящик из рук.

— О, здравствуй, Эдвин! — поприветствовал своего ученика господин Уио, выходящий из пекарни.

О нем стоит сказать отдельно. Во-первых, это был чрезвычайно начитанный и прекрасно образованный виз. Во-вторых, это был виз. Кто такие визы? Визы — это народ, исторически проживавший преимущественно на северном острове, также известном как остров Дракона. Они выделяются вытянутым (особенно это касается рук) и крайне худым, по людским меркам, телом, практически полностью лишенным волосяного покрова, за исключением головы, имеющей форму перевернутой груши. Глаза и рты у них довольно большие, чего не скажешь об ушах и носах, едва заметных без пристального вглядывания. А еще кожа у визов отличается от человеческой ярко выраженным голубоватым оттенком.

— Доброе утро, учитель! — ответил Эдвин. — Не ожидал встретить вас здесь.

— Я заходил к госпоже Филии и, как видишь, уже ухожу.

— Тогда до встречи на занятиях…

— М-да, по поводу занятий… — проговорил Уио. — Сегодня их не будет.

— Вот как?! — удивился Эдвин. — Но почему же?

— Ну, со всеми этими приготовлениями к празднику у учеников и так забот полон рот…

— И это единственная причина? — с сомнением уточнил юноша.

— Нет, — после небольшой паузы ответил учитель. — Не стану скрывать, да ты и сам догадываешься, что Церковь Порядка не питает большой любви к моему народу, ведь мы активно практикуем магию, а магия, как говорят церковники, — это атрибут хаоса, неконтролируемая сила, препятствующая упорядочению жизни.

— Но это же не единственная точка зрения! Так, Илоний-старший писал, что обузданная магия вполне может…

— Я знаю, Эдвин. Мне посчастливилось лично пообщаться с Илонием. Он был воистину мудрым клириком. Жаль, нынешнее поколение церковников придерживается иных, менее широких взглядов. И потому, пока в городе находится делегация Церкви Порядка, мне лучше не высовываться, а то мало ли…

— Но это кажется таким… неправильным…

— Ничего страшного, — поспешил успокоить ученика господин Уио. — Всего-то пару дней придется переждать. Зато смогу наконец-то дочитать путеводные заметки Ромуальда Впечатлительного. Весьма занимательное произведение, надо отметить.

Попрощавшись с учителем, Эдвин решил, что тот прав и, наверно, ни к чему лишний раз раскачивать лодку. Если, не допусти Порядок, церковники прознают о школе, где преподает виз, у всего города могут возникнуть проблемы.

Выбросив печальные мысли из головы, юноша постучал в дверь пекарни, передал матери ящик, а затем приступил к выполнению оставшихся дел из своего списка.

Весь день Эдвин пробéгал по городу, выполняя различные мамины поручения. Каждый раз, проносясь по отделанным камнем уютным улочкам, молодой человек не мог не отмечать, с каким усердием жители Купера пытаются произвести благоприятное впечатление на гостей. Повсеместно люди украшали стены домов цветами и лентами, а всю пыль и грязь, казалось, полностью вымели за городскую черту.

И вот наступил долгожданный вечер. Эдвин в компании своих друзей-ровесников Йожи, Такура и Ляпича, а также еще примерно пары тысяч горожан, стоял у главных ворот, через которые с минуты на минуту должна была пройти делегация Церкви Порядка во главе с Магистром Пэком.

Ровно в тот момент, когда часы на городской ратуше пробили семь раз, массивные ворота начали раскрываться. Сначала из проема появилась фигура всадника на белом коне. Он проскакал немного вперед, а затем встал у края дороги.

— Высокая делегация Церкви Всеобщего Порядка! — объявил всадник.

Вслед за ним в город вошли двенадцать мужчин со знаменами, каждое из которых символизировало одного из бывших Магистров. Далее следовала группа вооруженных солдат в красно-белой форме канторийской армии — по-видимому, охрана. А потом появились идущие стройной цепочкой друг за другом крытые повозки, сопровождаемые с двух сторон конным отрядом. Кортеж продолжал свой путь до стен городской ратуши, где его уже встречали градоначальник и прочие местные чиновники. Замыкала же процессию еще одна группа солдат. Присмотревшись к ней повнимательнее, Эдвин с изумлением узнал одного из них.

— Это же Бэк! — не смог сдержать возгласа юноша.

— Чего? — не сразу понял стоявший рядом с ним Йожи — высокий молодой человек с короткими рыжими волосами и лицом, густо усыпанным веснушками.

— Вон тот солдат, — пояснил Эдвин. — Это ведь Бэк, мой брат!

— Слушай, точно, — приглядевшись, согласился Йожи. — Похоже, он неплохо продвинулся по службе, раз ему поручили охранять церковную делегацию.

— Мне надо с ним поговорить, — решил Эдвин.

— Вряд ли сейчас это возможно, — возразил другой его друг, Такур — среднего роста брюнет, явно склонный к излишней полноте, но при этом на удивление чрезвычайно ловкий и подвижный. — Он ведь вроде как при исполнении. Стоит подождать окончания всей официальной церемонии. Может, тогда у него появится свободное время.

— Эй, парни! — привлек внимание друзей Ляпич — нескладный длинноволосый блондин в цветастой одежде. — Надо поторопиться к ратуше, иначе пропустим приветственную речь Магистра.

В итоге успели они как раз вовремя: градоначальник только что закончил произносить никому особо не интересные слова о том, какая это огромная честь для всего Купера — принимать столь высоких гостей, и к специально установленной для сегодняшнего вечера трибуне подошел человек в ослепительно-белой рясе. На вид ему было лет пятьдесят, он носил короткую аккуратно подстриженную черную бороду с проседью, а его небольшие темные глаза пронизывали любого собеседника насквозь, точно пара прекрасно отточенных кинжалов.

— Друзья мои, — начал свою речь Магистр Пэк. — Верные сыны и дочери Всеобщего Порядка, я обращаюсь к вам в это непростое для всех нас время. Уже долгие годы идет война, уносящая жизни наших братьев, отцов и сыновей. Но я уверяю: скоро ей придет конец. Наш враг настолько истощен и столь же отчаян, что предпринял попытку захватить Храм Порядка и вероломно напал на Красный Город. Однако он не учел, что сила Порядка не в Храме. Храм — это лишь символ. Истинное же могущество сокрыто внутри каждого из нас! Сплотившись, вместе мы сумеем дать отпор захватчикам и наставить их на путь истинный! На путь, который ведет к гармонии и процветанию, к равенству и братству, к развитию и прогрессу, к воцарению в мире Всеобщего Порядка!

Радостный возглас разнесся по заполненным людьми городским улицам. А Эдвин подумал про себя: «Равенство — это здорово. Вот только как можно говорить о равенстве, когда не причинивший за всю свою жизнь никому вреда виз вынужден прятаться в закрытом кабинете, лишь бы не попадаться на глаза церковникам?..»

Официальная часть мероприятия продолжилась уже за стенами ратуши, а туда обычным горожанам вход оказался заказан. Но никто не переживал по данному поводу, так как празднование на улице никем не отменялось. Там нашлось место и щедро накрытым столам, и привезенным с востока фейерверкам, и песням, и танцам, и даже небольшому театральному выступлению. Ну и горячительным напиткам — куда уж без них…

Такур решил прочно обосноваться рядом с закусками, Ляпич с переменным успехом пытался охмурить пару симпатичных девушек из театральной труппы, а Эдвин с Йожи стояли рядом с площадкой для танцев и что-то обсуждали.

— Не понимаю, в чем проблема, — говорил Йожи. — Ты же сказал, тебе нравится Янка.

— Дословно я сказал: «она красивая», — поправил Эдвин.

— А какая разница? Ай, не важно! Слушай меня внимательно: сейчас ты подойдешь к ней и пригласишь ее на танец.

— Но я не умею танцевать…

— А кто здесь умеет? Танцы на праздниках придумали не ради эстетического наслаждения, а чтобы можно было свободно пообжиматься с красивыми девчонками и не схлопотать при этом по морде.

— Ну я не знаю…

— О, слышишь песню? Вот-вот прозвучат слова прямо в тему…

И действительно, какой-то бард, исполнявший балладу «О благородном сэре Абергбургштейншильде», как раз дошел до таких строк:

Отринув страх

И прочие сомнения,

С мечом в руках

Наполненный стремлением,

Собрав все силы,

Рыцарь молодой

С осанкой горделивой

Отправился на бой.

— Э-э… — протянул Эдвин. — И что же здесь «в тему»?

— Во-первых, выпрямись, — ответил Йожи. — А во-вторых, оставь все страхи и сомнения, как это сделал сэр Абергбургштейншильд.

— Да я и не боюсь вовсе…

— Вот и отлично! — воскликнул Йожи, буквально подталкивая друга в направлении девушки с разноцветными розочками в длинных светлых волосах.

— П-привет, — неуверенно обратился к ней Эдвин. — Не возражаешь, если я приглашу тебя…

Он не успел договорить, а мы же так и не узнаем, согласилась бы юная особа с ним потанцевать, ибо совершенно неожиданно послышались выстрелы, а затем и крики…

Глава 2. Тени высшего света

Если вы обеспокоены дальнейшей судьбой Эдвина, его друзей и красавицы Янки, то… вам придется немного запастись терпением… Или, как вариант, просто перелистнуть на пару глав вперед — ведь это все-таки книга, и никто вас не накажет за подобное поведение. Разве что Бог Недочитанных Страниц — существо, проживающее в одной из множества вселенных и представляющее собой совершенно безумного вида злого дядьку с длинной палкой, которой он лупит тех, кто пропускает места в книгах, наиболее часто характеризуемые как «страшные», «неинтересные», «сопливые», «заумные», «глупые», «длинные» и так далее. Особо сурово сей субъект поступает с читателями, в чью привычку входит заглядывать сразу в самый конец произведения и, исходя из полученной оттуда информации, принимать решения о том, стоит ли вообще тратить свое драгоценное время на такую ерунду, где в итоге все равно добро побеждает или, наоборот, все основные действующие лица умирают, или — вот еще один пример — убийцей неожиданно оказывается дворецкий. Однако же не стану вас более пугать, ибо вероятность существования Бога Недочитанных Страниц именно в вашей Вселенной ничтожно мала. Хотя я на месте любого читателя не захотел бы лишний раз рисковать…

Но почему же все-таки вам надо потерпеть? Ну… просто рассказчик решил, что настало подходящее время для знакомства с главной героиней (с главным действующим лицом женского пола, если быть точным). Для этого нам придется — ни много ни мало — перенестись на сто пятьдесят пять лет в будущее. На дворе у нас нынче начало осени 260-го года Эры Порядка. Наконец-то спала чудовищная жара, от которой многим (преимущественно зажиточным) жителям Первограда, столицы Кладской Империи, пришлось буквально спасаться бегством, рискуя в противном случае задохнуться в смоге, образовавшемся из выбросов промышленных отходов в сочетании с полным отсутствием даже малюсенького намека на ветер. Меньше всего повезло населению бедных районов (читай — подавляющему большинству), не имевшему возможности отсидеться в своей роскошной загородной усадьбе ввиду отсутствия последней.

Но, как уже было сказано, к началу описываемых здесь событий кризис уже успел миновать. И хорошо, а то бы мне пришлось описывать довольно жуткие вещи, вроде толп задыхающихся прямо на улице людей или сжигания быстро разлагающихся на жаре трупов — в общем, всех тех ужасов, которых не застали жители богатого района Серебряная Роща. На данный район мы и обратим свой взор.

Будучи заложенным в устье сразу двух рек — Быстрой и Стремительной — Первоград нуждался в строительстве большого количества мостов. Первоначально их возвели в количестве семи штук, и в дальнейшем это существенно повлияло на всю структуру города в целом, оказавшегося таким образом поделенным на несколько наиболее крупных районов. Серебряная Роща, например, включала в себя территории между Южным и Юго-западным мостами и — так уж исторически сложилось — всегда считалась местом обитания своеобразной элиты общества, к которой в разное время относились рыцари высшего ранга, чиновники государственного уровня, наследники древних знатных родов и, наконец, представители крупной буржуазии. Последние раздражали многих старожилов Серебряной Рощи, однако противопоставить нуворишам дворяне ничего не могли: по сравнению с огромной (да чего уж там — ОГРОМНОЙ) кучей денег промышленников, имевших в собственности порой по нескольку заводов сразу, заслуги тысячелетней давности далеких предков нынешней аристократии выглядели малость бледновато.

Здесь размещались самые изысканные и высокие (аж до семи этажей!) жилые постройки. Неудивительно, что плоды технического прогресса добрались сюда в первую очередь. Паровые котельные, телеграфные столбы, телефонная связь, радиоприемники и электрическое освещение в кратчайшие сроки стали непременными атрибутами местных домов и улиц. Особо обеспеченные граждане даже могли себе позволить персональные самодвижущиеся экипажи!

Именно в таком экипаже, когда солнце потихоньку начинало удаляться за горизонт, к дому графа Жиро подъехали две дамы: одна — совсем еще молодая, другая — постарше. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы признать во вновь прибывших дочь и мать. Лакей любезно проводил их внутрь, до бального зала. Что сказать, тот зал был воистину прекрасен! Огромное помещение работы самых выдающихся румбийских мастеров, переливающиеся золотом стены, а также расписанные знаменитым трипским художником Анжело потолки в сочетании со свисающими сверху гигантскими люстрами, способными сделать честь любому оперному театру, — все это производило неизгладимое впечатление на гостей.

Наши дамы не являлись исключением, особенно юная красавица, для которой данное мероприятие, да еще в столь шикарном месте, и вовсе стало первым подобным откровением в жизни. Однако еще более сильные эмоции, нежели произведенные внутренним убранством зала, у нее вызвали другие гости. Леди всех возможных возрастов, но при этом одинаково утонченные, одетые в изысканные пышные платья по последнему слову столичной моды, а также высокие красивые галантные джентльмены в строгих смокингах кольцом окружили молодую девушку. Улыбки, поклоны и комплименты сыпались на нее со всех сторон. Конечно, она сама еще с детства мечтала однажды оказаться в центре внимания среди такой замечательной публики и не преминула воспользоваться выпавшей в этот чудесный вечер удачей.

Что? Как звали это прекрасное и очаровательное создание? Хм… да какая разница? Ведь она — не главная героиня (то есть действующее лицо, спасибо за поправку, мой внимательный и последовательный читатель). Да и это не любовный роман о жизни высшего света. Боюсь, в настолько странной истории, как наша, нет места падающим в обморок от любого шороха кисейным барышням. Хотя рассказчик лично ничего не имеет против оных.

«Хаос меня побрал прийти на этот балаган», — обведя взглядом присутствующих на балу людей, подумала стоявшая в стороне от основных событий и на вид слегка утомленная кареглазая девушка с собранными в какую-то неимоверную (неимоверно неудобную) прическу пышными длинными волосами яркого морковного цвета. Как вы, наверно, уже догадались, подобные мысли могли прийти в голову только нашей настоящей главной героине. Не буду далее называть ее действующим лицом, а то она может обидеться и сделать в отношении меня что-нибудь нехорошее — как вариант, разбить мне нос. Несмотря на то, что с виду эта девушка может показаться довольно хрупкой, у нее, тем не менее, достанет сил и целеустремленности, дабы изменить форму лица любому нахалу, возникшему на ее пути.

«Пингвины, — продолжала она свой внутренний монолог. — Они все похожи на пингвинов. На нашем острове эти птицы не водятся, но я видела их на картинках в энциклопедии. И точно, собравшиеся здесь мужчины все как один — вылитые пингвины. С одной стороны, мне нравятся пингвины, они забавные и милые. С другой — если человек, в частности, мужчина (а я практически уверена, что мужчины — тоже люди, по крайней мере, некоторые и иногда) внешне и своим поведением напоминает толстую, неуклюжую, не умеющую летать птицу, это не есть хорошо. Оу-у-у… есть… еда… пища… зачем я об этом вспомнила? Теперь голод снова проснулся. Стоило подкрепиться перед приемом. Ну почему же, почему же здесь нет нормальной еды?! Одни лишь красиво сервированные объедки вместо настоящих закусок. Моему молодому и ежедневно тратящему много энергии организму этого явно недостаточно. Тот, кто отвечает за организацию сегодняшнего бала, явно знаком с правилами этикета, но слыхом не слыхивал о человеческой физиологии и, как следствие, о человеческой потребности в полноценном питании…»

— Алира, почему у тебя столь потерянный вид? — прервала размышления девушки обратившаяся к ней дама.

— Просто задумалась, — ответила Алира.

— О чем же таком важном ты задумалась, что совершенно не обращаешь внимания на происходящее вокруг?

«О еде, — мелькнуло в голове девушки. — И о пингвинах».

— Да так, ни о чем, — вслух ответила она.

— Если ты хочешь добиться успеха в высшем обществе, тебе нужно научиться разговаривать с людьми, — строго сказала дама.

«Ну его к хаосу, это общество! — снова подумала про себя Алира. — Я хочу домой, в свою мастерскую…» Однако ответила она опять не то, что на самом деле было у нее на уме:

— Хорошо, мама. Я постараюсь.

— Твой отец сейчас общается с сэром Певени, генералом кладской армии в отставке. Это прекрасная возможность для тебя заручиться хорошими связями. Хотя генерал больше не на службе, к его мнению все так же внимательно прислушиваются при императорском дворе. Говорят, даже советник Прилус не принимает решений, не посоветовавшись с сэром Певени, а, как тебе известно, советник — это доверенное лицо Императора. Поэтому сэр Певени, в определенной степени, является особой, приближенной к самому Императору.

— Если Император еще жив, — заметила Алира.

— Т-с-с! — шикнула на дочь дама. — Нельзя столь ужасные вещи говорить! Тем более, в таком месте, где тебя может услышать кто угодно.

— Да что тут ужасного? — не унималась Алира. — Ему уже должно быть больше ста шестидесяти лет, за последние семьдесят из которых он ни разу не появлялся на публике. Это определенно вызывает подозрения…

— Не желаю ничего слышать о твоих беспочвенных подозрениях! В приличных кругах им нет места. Все, вопрос закрыт! И ты никогда снова об этом не заговоришь, понятно?

— Хорошо, мама…

— Вот и замечательно! А теперь давай составим компанию твоему отцу. И помни: побольше улыбайся, говори только простые вещи вроде «Я в восхищении», «Премного благодарна», «Какие поразительные истории вы рассказываете», «Таких изысканных комплиментов мне еще не говорили» и далее в том же духе. Главное — обойдись без этого своего зазнайства и непонятно откуда берущегося высокомерия.

— Хорошо мама, — вновь согласилась Алира. К своим шестнадцати с небольшим годам девушка успела твердо усвоить несколько простых уроков. Первое: выходя на улицу, ты всегда должна брать с собой зонт — в таком случае с высокой долей вероятности гарантируется полное отсутствие дождя. Второе: необходимо учить географию, а то извозчик привезет тебя неведомо куда, и выбирайся потом оттуда неизвестно как. И третье: если не хочешь конфликта с матерью, всегда отвечай «хорошо, мама», о чем бы ни шла речь.

Мать взяла дочь под руку, и вместе они направились к противоположной части зала, где о чем-то мило беседовали двое мужчин. Одним из них был высокий и полноватый, с сединой в волосах, но еще не старый лорд, а другим — явно уже пожилой и много повидавший на своем веку джентльмен с тростью.

— О! — заметив приближение двух дам, воскликнул мужчина помоложе. — Сэр Певени, разрешите представить вам мою дорогую супругу леди Аду.

— Рад знакомству! — проговорил старый джентльмен, наклонившись, чтобы поцеловать протянутую ему руку.

— Это честь для меня, сэр Певени! — улыбнувшись, ответила леди Ада.

— А это моя дочь Алира, — продолжил высокий мужчина.

— Отрадно видеть новое лицо, да к тому же столь прекрасное, — сказал сэр Певени, повторив церемонию целования руки, но только уже в отношении младшей из дам.

— Таких изысканных комплиментов мне еще не говорили, — как по учебнику, отчеканила Алира.

— Быть того не может! — по-доброму рассмеявшись, сказал отставной генерал. — Лорд Бэрри, где вы все это время скрывали сие прелестное создание? Должно быть, это ваш первый выход в свет, леди Алира?

— Совершенно верно, сэр Певени, — ответила девушка, еле сдержавшись, чтобы не добавить: «и, надеюсь, последний».

— И каковы ваши впечатления?

— Я в восхищении…

— Дорогая, — обратился к жене лорд Бэрри, — сэр Певени поведал мне массу занятнейших историй.

— И у меня в запасе еще столько же, — заметил пожилой джентльмен. — О чем вы желали бы послушать? Мне за годы службы довелось побывать во многих странах: в Кантории, Румбии, Трипе…

— Мне всегда была интересна та восточная страна, которая сейчас называется Лимоном, — неожиданно выпалила Алира.

— Хм… — промычал отставной генерал. — Я редко вспоминаю о Лимоне, мало кто вообще знает о моей службе там…

— Я тоже не знала, — сказала Алира. — Просто предположила, заметив, что у вас плохо действуют мизинец и безымянный палец на правой руке. Сначала я решила, будто это результат ранения, но потом обратила внимание на едва различимые отметины на вашей шее, которые в сочетании с нарушением двигательной функции пальцев могут свидетельствовать о перенесенной когда-то вами оранжевой лихорадке. Данное заболевание практически не встречается в наших краях, зато относительно распространено в Лимоне. Прибавим сюда то, как вы обращаетесь со своей тростью: со стороны ваша поза напоминает лимонского солдата, держащего катану наготове. Мне попадались подобные изображения в книгах по истории. Таким образом, я делаю вывод, что вы не только провели какое-то время в этой стране, но и еще к тому же успели пройти там нечто вроде курса традиционной лимонской военной подготовки.

Несколько мгновений, показавшихся Алире вечностью, все участники беседы стояли молча, раскрыв рты: кто от удивления (лорд Бэрри и сэр Певени), кто от явного негодования (леди Ада).

«Упс, — подумалось девушке. — Зря, наверно, я все это наговорила. Мама ведь просила обойтись без зазнайства, что, по-хорошему, означало: не демонстрируй свой ум, а притворись обыкновенной смазливой дурочкой и помалкивай, пока к тебе напрямую не обратятся».

— Юная леди, — наконец, произнес сэр Певени, — вы проявили поистине завидную наблюдательность, и все ваши выводы полностью соответствуют действительности, в связи с чем выражаю вам свое восхищение.

«Уф… — мысленно выдохнула Алира. — Вроде обошлось».

— У меня был знакомый врач, — продолжал старик, — который демонстрировал схожие способности. Кажется, соответствующий тип мышления называется дедукцией…

— Индукцией, — поправила Алира и бросила быстрый взгляд в сторону матери. На лице леди Ады читалось примерно следующее: «Алира, дочь моя, на сегодня ты уже исчерпала лимит зазнайства, так что не пора ли тебе заткнуться, дорогая?» Уяснив мамин молчаливый намек, девушка одарила старого генерала самой очаровательной улыбкой, на которую только способен очень уставший и очень голодный человек.

— Приятно было побеседовать, сэр Певени! — сказала леди Ада. — Желаю вам столь же приятно провести остаток вечера.

— И я желаю вам того же, леди Ада, и, разумеется, вам, леди Алира!

Мать вновь подхватила дочь за руку, правда, на сей раз несколько грубовато, и обе дамы покинули общество старого солдата. Лорд Бэрри, тем не менее, пока решил не следовать за супругой, а попросил проходящего мимо официанта принести пару бокалов алоземского вина.

— Во имя Порядка, — прошептала леди Ада на ухо Алире так, чтобы никто больше не услышал, — кто тебя просил про этот несчастный Лимон вспоминать?

— Но ведь сэр Певени действительно там был, — так же негромко возразила девушка.

— Но рассказывать об этом явно не имеет желания. Ох, сколько раз тебе говорить: пока человек сам не захочет с тобой поделиться информацией, ты не должна давать ему понять, что и так все знаешь!

— Но он ведь поделился…

— И как же именно?

— Ну… — задумалась Алира. — Он просто выглядел точь-в-точь как человек, побывавший в Лимоне.

— Кроме тебя, этого никто не заметил. А раз никто этого не заметил, значит, и замечать нечего. Здесь все устроено подобным образом. Все гости должны определенно знать, чего ожидать друг от друга, иначе…

— …нас всех хаос поглотит, что ли? — не выдержав, закончила мысль вместо матери Алира, но тут же осеклась и добавила уже более спокойным, едва заискивающим тоном: — Хорошо, мама. Прости, больше я так делать не буду.

— Надеюсь, — холодно сказала леди Ада.

— А куда мы теперь идем? — попыталась сменить тему Алира.

— Вон к той группе высокопочтенных граждан, — ответила мать, указав на мужчину средних лет в окружении нескольких дам.

Мужчина, по-видимому, рассказывал некую презабавнейшую историю своим слушательницам как раз в тот момент, когда к ним подошли леди Ада вместе с Алирой:

— …на что барон ему отвечает: простите сэр, но я не заказывал баранину!

Реакцией стал сдержанный смех дам, словно говорящий: мы бы просто взорвались от хохота, но, к сожалению, правила приличия не позволяют, поэтому мы скромно похихикаем, приложив ладошки к устам.

— Лорд Флюк, — обратилась леди Ада к мужчине, а затем и к окружавшим его женщинам, — леди Ина, леди Франия, графиня Хлоя, баронесса Глория, рада приветствовать вас в этот удивительный вечер. Разрешите представить вам мою дочь Алиру.

Дамы обменялись реверансами. Алира решила до поры помалкивать, дабы не навлечь на себя неприятности.

— Рад знакомству, леди Алира, — сказал лорд Флюк, наклонившись к руке девушки.

«Если так будет продолжаться, — подумала она, — к концу вечера они дыры протрут на моей перчатке своими поцелуями. Надеюсь, я не вслух это сейчас сказала? Слава Порядку, нет, иначе мама меня бы уже прибила».

— Я только что закончил рассказ о своем пребывании на пограничных землях, — продолжил лорд Флюк.

— Как жаль! — сказала пожилая дама, которую леди Ада назвала графиней Хлоей. — Жаль, что вы не сможете вернуться в те края, пока не закончится война.

— Согласна, — поддержала собеседницу молодая леди Франия. — Сколько можно это терпеть?! Я, к примеру, не могу навестить свою тетушку в Великом Канторе, потому что опасаюсь: а вдруг эти проклятые визы прорвут оборону и устремятся на юг.

— Насколько мне известно, — подхватила баронесса Глория — крупная, как процент по кредиту в Национальном кладском банке, женщина средних лет, — это как раз визы нынче перешли в глухую защиту. Они засели в своем Пограничье, укрывшись плотным магическим барьером.

— На мой взгляд, — решил вставить слово лорд Флюк, — только настоящие дикари и варвары, коими и являются визы, могут при ведении войны полностью полагаться на магию.

Все дамы, за исключением Алиры, закивали в знак согласия, сопровождая сей жест комментариями вроде «несомненно», «бесспорно», «двух мнений и быть не может». Алира же во избежание скандала стиснула зубы и проговорила про себя: «Да как вы смеете называть их дикарями?! Знаете ли вы (хотя это вряд ли), когда возникла первая цивилизация визов? Нет? Так я вам скажу, то есть злобно представлю, будто говорю вам, так как в противном случае меня, скорее всего, объявят сумасшедшей, и пара санитаров под руки выведет отсюда… хм… а это неплохая идея, мне здесь все равно не нравится, но тогда будет нанесен непоправимый ущерб репутации родителей… Ладно, стоп, я собиралась вам, уважаемые дамы и лорд Флюк, телепатически (иначе никак, хотя и это слово вам, невеждам, очевидно, незнакомо) рассказать о зарождении визской цивилизации. Так вот, появилась она около десяти тысяч лет назад. Десяти тысяч! Примерно на пять тысяч лет раньше человеческой! В то время как наши предки пытались разобраться, каким концом палки — тупым или острым — лучше всего тыкать в мамонта, у визов уже сформировалась целая культура: города, наука, искусство… И мамонтов визы, кстати, не истребляли столь рьяно, а потому на острове Дракона еще можно встретить этих симпатичных мохнатых слоников…»

— Леди Алира, а что вы думаете по данному поводу? — прервал ее мысленный поток возмущения лорд Флюк.

— А? Что?.. Кто? Я? — не сразу сориентировалась Алира.

— У вас такое выражение лица, — пояснил Флюк, — словно вы не согласны с тем, что текущая война негативно сказывается на всех нас.

— О нет, что вы! — возразила Алира. — В войне нет ничего хорошего, она всегда приносит страдания и разрушении, а взамен уносит многие жизни…

— Вы правы, дорогая, — согласилась баронесса Глория. — Сколько наших солдат уже погибло там, на севере!

«И визов, — про себя дополнила Алира. — По правде, визов погибло даже больше, чем людей. И за что?..»

— …за то, чтобы донести до непросвещенных учение о Всеобщем Порядке, — как будто отвечая на ее невысказанный вопрос, сказал лорд Флюк. — В конце концов, когда наши войска одержат победу, визам придется отказаться от применения запрещенной магии, и это станет значительным шагом на пути к установлению Порядка во всем мире.

— Справедливо и неминуемо, — констатировала графиня Хлоя. — То же самое произошло с лесовиками на Зеленом острове, которые, между прочим, практически сразу признали наше учение о Порядке.

«Просто у них не было возможности сопротивляться военной мощи людей, — вновь мысленно подметила Алира. — У визов же есть магия, вот они и сражаются до последнего».

— Поскорее бы все закончилось, — вдруг проговорила тоненьким писклявым голоском леди Ина — совсем молоденькая девушка, не старше Алиры. — Из-за этих визов и цвета их кожи голубой сейчас не в моде, а он так подходит к моим глазам…

Дамы вновь закивали, выражая свою поддержку несчастной юной барышне, не имеющей возможности носить платья нравящейся ей расцветки. Алира, в свою очередь, пребывала в состоянии легкого шока. Заметив соответствующие признаки на лице дочери, леди Ада поспешила увести девушку в сторону, подальше от компании «высокопочтенных граждан».

— Мама, куда ты меня привела? — не выдержала Алира.

— А что случилось? — не поняла леди Ада. — На мой взгляд, все прошло неплохо. Ты познакомилась с новыми людьми и держалась достойно, почти все время молчала. Молодец, продолжай в том же духе.

— Но то, что они говорили…

— Это называется светской беседой. Неужели вас в девичьем пансионе ей не обучали? А ведь мы с отцом потратили немало денег на него…

— При чем тут деньги? При чем тут пансион и светские беседы? Они рассуждали о войне, словно о какой-то мелкой неприятности, вроде отломившегося каблука у туфельки или дождя во время прогулки по парку.

— Давай лучше не будем о грустном, — предложила леди Ада. — Мне пришла в голову неплохая мысль. Познакомлю-ка я тебя вон с той милой парой.

— А кто это? — спросила Алира, глядя на низенького мужчину в очках и стройную женщину с румянцем на щеках.

— Профессор Фалек с женой, — ответила леди Ада, — Мне кажется, тебе с ним будет интересно пообщаться. Он является ректором Кладского университета. Чрезвычайно умный человек, а значит, тебе не удастся выставить его дураком. Вот только… пожалуйста, во имя Всеобщего Порядка, не спрашивай у него, почему в университет до сих пор не принимают девушек. Данной темы касаться не стоит ни в коем случае.

— Хорошо, мама, я воздержусь от неудобных вопросов.

Профессор с женой о чем-то оживленно разговаривали. Супруга при этом казалась весьма обеспокоенной.

— Не нервничай, дорогая, — пытался утешить ее профессор.

— Она точно была на мне еще несколько минут назад, — настаивала жена.

— Простите, — обратилась к ним леди Ада, — я хотела представить вам свою дочь Алиру, но вижу, вас что-то беспокоит, и если в моих силах чем-либо вам помочь…

— Премного благодарен, — ответил профессор Фалек. — Дело в том, что у моей дорогой Клариссы пропала брошь.

— Вот как! — воскликнула Алира, внутренне предвкушая захватывающее детективное расследование в духе рассказов о приключениях знаменитого сыщика Верне, написанных почтенным сэром Игнейшусом. Пропавшая брошь — это же классический сюжет. Возможно, она украдена! Если так, то кто же вор? Кто-нибудь из слуг? А вдруг под видом одного из гостей на бал проник некий злоумышленник, скажем, профессиональный карманник или… Ну конечно же! Кража инсценирована с целью получения страховки!..

— В последний раз я ее видела на себе, когда смотрелась в зеркало в дамской комнате, — рассказывала жена профессора. — Потом мы с Фалеком пошли танцевать…

— Простите, — прервала ее Алира, — а под какую музыку вы танцевали?

— Музыканты исполняли «Черепаший вальс» Галапаготти, — вспомнил профессор Фалек.

— И где вы оказались, когда танец закончился? — задала еще один вопрос Алира.

— Где-то здесь, — ответила Кларисса, указав на точку в паре метров от себя. — Я помню, что, раскланиваясь, находилась в этом самом месте.

— Понятно, — что-то прикинув в уме, сказала Алира. — Разрешите оставить вас буквально на минутку.

Мать даже не успела ее остановить, и через ту самую обещанную «минутку» Алира вернулась к профессорской чете с маленькой, но богато инкрустированной драгоценными камнями брошью в руках.

— Думаю, она ваша, — сказала девушка, протягивая украшение Клариссе.

— Я даже не знаю, как вас отблагодарить, дорогая! — радостно воскликнула жена профессора. — Где вы ее нашли?

— На полу, — скромно ответила Алира. — Я решила последовать известному методологическому принципу, известному как «Напильник Вильгельма».

— Не понимаю, каким боком здесь… — проговорил профессор и тут же, догадавшись, о чем речь, добавил: — А! В том плане, что не стоит приумножать сущности…

— Да, именно! — подтвердила Алира. — И самое простое объяснение, как правило, является верным. Вы сказали, что брошь была на вас перед танцами, следовательно, самое простое объяснение: вы обронили ее, вальсируя по залу. Зная ритм «Черепашьего вальса», я просто прошлась по наиболее вероятной траектории вашего движения. Несмотря на маленькие размеры броши, она оказалась довольно увесистой, из-за чего не смогла отлететь далеко. Удивительно, правда, как на нее никто не наступил…

— Вы весьма проницательны, — похвалил девушку профессор.

— Благодарю, — ответила та, про себя же подумав: «Жаль, обошлось без кражи или аферы со страховкой. Так было бы гораздо веселее…»

Размышления девушки прервал отец, лорд Бэрри, подошедший вместе с каким-то незнакомым молодым человеком.

— Алира, — привлек внимание дочери лорд Бэрри. — Я повсюду тебя искал. Ты не сильно занята?

— Нет, отец. Я полностью к твоим услугам.

— Замечательно, ибо я намереваюсь представить тебе этого замечательного человека. Знакомься: сэр Артур Эбенезер Сполдигтон IV. Сэр Артур, это моя дочь Алира.

Молодой человек вблизи оказался не таким уж и молодым: было ему уже далеко за тридцать. Его отличали крепкое телосложение и высокий рост, дополняемые идеальной выправкой, наверняка армейской. Черные глаза сэра Артура источали уверенность, а тонкие брови идеально сочетались со столь же тоненькой темной полоской усов. Уши же казались чересчур оттопыренными на фоне зачесанных за них темных, как безлунная ночь, волос.

— Чрезвычайно рад знакомству! — проговорил прямо-таки источавшим медовую сладость голосом сей крайне привлекательный с точки зрения внешности джентльмен, склонившись, как и прочие мужчины до него, к вяло протянутой Алириной руке.

— И я тоже очень рада, — без особого энтузиазма ответила девушка. Голод и усталость начинали сказываться все сильнее.

«Ладно, хотя бы танцевать не пришлось, — подумала Алира, — а то сейчас бы просто с ног валилась».

— Окажите мне великую честь и разрешите пригласить вас на танец, — предложил сэр Артур.

«Проклятие!» — безмолвно воскликнула девушка, но отказать, по-хорошему, не имела права.

— С удовольствием, — не особо стараясь изобразить воодушевление и исключительно ради приличия согласилась она.

Сэр Артур Эбенезер Сполдингтон IV под руку сопроводил Алиру к самой середине зала. Музыканты принялись исполнять «Вальс вальсов» композитора Бройдена — непревзойденного мастера своего дела, который, по общему признанию публики и критиков, обладал единственным существенным недостатком — неумением придумывать оригинальные названия для собственных произведений. Его перу принадлежат, в частности, такие признанные шедевры, как «Вальс I», «Вальс II», «Вальс III», «Вальс IV»… ну, дальше вы сами догадываетесь. Уже находясь на смертном одре, Бройден закончил свое последнее произведение, однако, будучи в здравом уме, но отнюдь не в трезвой памяти, никак не мог припомнить, какой очередной номер должен был быть присвоен новому вальсу, а потому и назвал его «Вальсом вальсов». Давать произведению название «Последний вальс» композитор, кстати, искренне не желал, так как по натуре являлся неисправимым оптимистом и верил, что все еще обойдется, даже тогда, когда врач уже не мог нащупать у него пульс на запястье…

Но вернемся к Алире и сэру Артуру, которые принялись кружить по залу в такт замечательной музыке. Надо заметить, нежелание девушки танцевать отнюдь не означало ее неумение. Наоборот, она обладала невероятным врожденным чувством ритма, природной пластикой и необходимой грациозностью, а потому ее движения со стороны казались безупречно точными и плавными.

— О чем вы задумались? — спросил сэр Артур во время танца.

«Хм… — проговорила про себя Алира. — Возможно, о том, что вальс придумали взрослые мужчины, дабы иметь возможность беспрепятственно прижиматься к молоденьким девушкам и не получать за это пощечину?»

— Я подумала, какое у вас необычное имя.

— Я принадлежу к одному из древнейших и богатейших родов Клада, — пояснил сэр Артур Эбенезер Сполдингтон IV. — Когда мои далекие предки поселились в этих краях, здесь существовал обычай давать детям как можно больше имен, дабы защитить свои чада от посягательств злых духов. Глупый предрассудок, разумеется, однако со временем он превратился в славную традицию, и на сегодняшний день только члены очень немногих семей во всей Империи могут с гордостью носить более одного имени. Смею надеяться, я удовлетворил ваше любопытство. Есть ли еще что-либо, о чем вы желали бы у меня узнать?

— Мне интересно, — не задумываясь ответила Алира, — ранение вы получили на военной службе?

— Ранение? А как вы узнали?..

— Простите, сэр Артур, просто я заметила, что ваши движения немного скованны… и это явно не от волнения, так как вы производите впечатление очень уверенного в себе человека…

— Сочту за комплимент. И, да, вы совершенно правы: мне довелось воевать на севере. К большому сожалению, именно ранение вынудило меня покинуть службу. Могу поведать вам много интересных историй. Например, о том, как однажды ночью нам показалось, будто бы нас окружили враги, а это оказалась стая карликовых леопардов. Тогда мы неплохо пополнили запас пятнистых шкур…

«Бедные кисы! — мысленно возмутилась Алира. — А он-то, небось, считает себя героем».

— Вас что-то смущает? — спросил сэр Артур, заметив изменившееся выражение лица девушки.

— О, нет, просто… какие поразительные истории вы рассказываете! — нашлась она с ответом.

Наконец-то танец закончился. Сэр Артур галантно поклонился и сказал:

— Леди Алира, я был бы рад как-нибудь принять вас вместе с вашими замечательными родителями в своем родовом замке.

— Благодарю, сэр Артур, — сдержанно ответила девушка. — Мы непременно воспользуемся вашим приглашением.

— Приятного вам вечера и до скорого свидания! — попрощался сэр Артур.

Когда он удалился, рядом с Алирой тут же оказалась мать.

— Ну и как тебе сэр Артур Эбенезер Сполдингтон IV? — спросила леди Ада, уставившись на дочь глазами, отчего-то загоревшимися огнем, рискующим перерасти в настоящий пожар.

— Что значит «как»? — переспросила Алира. — Мы протанцевали вместе всего несколько минут, а этого мало, чтобы составить объективное мнение…

— Но он очень недурен собой, не правда ли? — намекнула мать.

— Не знаю, возможно… Хотя, скорее, мне он показался излишне напыщенным и самоуверенным…

— А ты знаешь, что сэр Артур принадлежит к одному из самых древних кладских родов?

— Уж об этом-то он не преминул рассказать…

— …а также к одному из самых богатых…

— Пожалуй, в пользу этого утверждения говорит наличие у сэра Артура собственного замка, куда, кстати, он нас пригласил…

— Правда?! — обрадовалась леди Ада. — Это хорошо, моя дорогая, это очень хорошо…

— Да в чем дело? — удивилась Алира. — Почему ты так интересуешься этим Артуром Эбенезером… и как там его дальше бы ни звали? И с чем связан твой восторг по поводу приглашения в его замок, на которое я согласилась, между прочим, исключительно из вежливости?

— А как иначе, ведь он — твой будущий жених!

— Чего-о-о?! — несколько громче, нежели того допускают требования этикета, изумилась Алира.

Глава 3. Беззубая акула пера

— О чем вы думаете?

— О чем я думаю? Забавный вопрос!

— Почему же?

— Хм… он вроде бы такой простой, а начинаешь разбираться — и не знаешь, как на него ответить.

— И все-таки, что у вас на уме?

— Ха, тот же самый вопрос, только другими словами! Что же у меня на уме? На самом деле — много всего. Проблема тут в другом. Порой я не уверен, что мысли, которые рождаются в моей голове, являются моими собственными.

— Интересно. А чьи же они, по-вашему?

— Поди разбери… В эпоху информации, с распространением телевидения, коммуникационных сетей, с развитием маркетинговых и рекламных технологий возможности для манипулирования сознанием людей стали практически безграничными. И как тут понять, где твои собственные мысли, оценки и суждения, а где навязанные бесконечной и беспрерывной пропагандой установки и шаблоны? Взять, например, шоу-бизнес. Вы знаете, кто такой Дастин?

— Вы говорите о молодом певце, актере и телеведущем?

— Да, именно. Вот, этот Дастин, он всемирно известен, богат, его лицо можно увидеть везде: на рекламных постерах, по телевизору, в кино, на сцене, в глянцевых журналах, на открытиях матчей по кроссболу, в Комсети. Каждый новый ролик с его участием немедленно зарабатывает миллион просмотров «ВТеме». А недавно Дастин и вовсе «подарил» свои голос и внешность персонажу видеоигры. И меня с некоторых пор мучает вопрос: а действительно ли этот парень настолько хорош, или вся его карьера — это целиком и полностью заслуга маркетологов, сумевших возвысить до небес самого обыкновенного человека?

— А как вы сами считаете?

— В том-то и дело! Я не могу понять. Конечно, у парня есть талант и харизма. Да и шоу-бизнес — штука непростая, уж мне-то нетрудно это представить, и только очень упорный и трудолюбивый человек может достичь в нем настоящего успеха. Однако трудолюбие и талант — далеко не одно и то же. Действительно ли Дастин лучше других? Может, да, а может, нет. Повторюсь, мы перестали отличать собственные суждения от навязанных со стороны. Личное мнение превратилось в миф, о котором все когда-то слышали, но в жизни с ним мало кто по-настоящему сталкивался. Перед тем как пойти на премьеру нового фильма, мы сначала лезем в Комсеть почитать отзывы других пользователей. Спрашивается, зачем?

— Возможно, чтобы решить, стоит ли идти на этот фильм?

— Безусловно. Однако что нам даст заранее проплаченный кинокомпанией положительный отзыв о картине? Или же другая ситуация: некий пользующийся авторитетом блогер встал утром не с той ноги и решил в пух и прах разгромить новый и при этом не столь уж и плохой фильм. Не важно, по какой причине. Ему может не нравиться актер, играющий главную роль, или этот блогер считает все экранизации видеоигр заранее провальными, или по каким-то неведомым соображениям он вбил себе в голову, будто тот или иной сценарист всегда сочиняет полную ерунду и новый фильм точно не станет исключением. В общем, это может быть все что угодно. И вот читает пользователь такой отзыв и думает: не пойду я на этот шлак. Но ладно он только бы за себя решал. Нет, он оставляет свой негативный комментарий о картине, притом не посмотрев ее! Со временем такие комментарии накапливаются, как снежный ком, и заполняют всю Комсеть. Таким образом, субъективное мнение одного человека, подхваченное и растиражированное другими, становится чуть ли не единственно правильной и всеми разделяемой точкой зрения. А как же наше собственное критическое восприятие? С ним-то что стало? И я не говорю о тех случаях, когда мы и так уже приняли решение пойти на фильм, но все равно зачем-то читаем отзывы, рискуя сформировать мнение о нем еще до просмотра, ибо это, в принципе, бессмысленное поведение.

— Я правильно понимаю: вас беспокоит то, что во всем потоке окружающей нас информации как бы теряется ваша индивидуальность?

— Да, происходит нечто типа того. Плюс ко всему, в силу специфики профессии, я чувствую… не знаю… какую-то дополнительную ответственность за происходящее вокруг. Словно являюсь винтиком в гигантском механизме всеобщей пропаганды и, чего греха таить, повсеместного одурманивания населения.

— Так, может быть, в этом-то все и дело?

— Простите, не понял. В чем именно?

— Вам кажется, будто ваша работа с каждым днем все больше утрачивает смысл, ведь вы вынуждены постоянно заниматься тем, что сами же считаете общественно вредным занятием. То есть, по-вашему, вместо поиска решения проблемы вы становитесь частью проблемы. И это на самом деле вас и беспокоит.

— Хм, знаете, возможно… возможно, некая неудовлетворенность от собственной работы действительно присутствует.

— А вы не задумывались о смене занятия, о том, чтобы попробовать силы в каком-нибудь другом деле?

— Уф… я ведь занимаюсь журналистикой уже почти пятнадцать лет…

— Заметьте, я спрашивал не о том, как долго вы ею занимаетесь, а о том, не думали ли вы заняться чем-то другим.

— Думал… и много раз, если совсем уж честно.

— И что же вам мешало оставить нынешнюю профессию?

— Видите ли… нет, не так… скажу по-другому… или вообще зайду издалека. К вам ежедневно приходят десятки людей, да и не только людей. У каждого из них свои проблемы: какие-то реальные, какие-то, вероятно, надуманные. Всех ваших посетителей объединяет одно стремление: быть выслушанными. Я тоже не являюсь исключением. Я, как и все, вываливаю на вас накопившиеся за неделю переживания, жалуюсь на несправедливость всего и вся, на то, как тяжело жить в наше время. Хотя, если задуматься, то так хорошо, как мы живем сейчас, на Земле-Матери не жилось, наверно, никогда. Сегодня мы пребываем в относительном мире и безопасности. Уровень преступности — по крайней мере, согласно официальной статистике — постоянно снижается. Продолжительность жизни, наоборот, увеличивается. Можно в любой момент спокойно отправиться в любую точку мира, даже на Край Земли, или связаться с другом по Комсети, как бы далеко он ни находился. Ассортимент всевозможных товаров неимоверно широк, и есть возможность приобрести практически все что угодно… Да, наше счастье во многом построено на фундаменте из крови, войн и страданий прошлого. Да, мы существуем в мире лжи, но добровольно принимаем и разделяем эту ложь, которая со временем неизбежно становится правдой. Не истиной, разумеется, но правдой. А истина же… а кто вообще знает, какая она, эта истина? Однако мы по-прежнему продолжаем жаловаться. Жалуемся и жалуемся, жалуемся и жалуемся… Мне даже как-то стыдно, что ли… Пришел к вам и завел ту же старую песню, только на новый лад. Ах, какой ужас: нас лишают собственного мнения! Чушь! Мы сами выбрали такой путь. Мы позволяем лишать нас своего мнения, потому что в конечном итоге жить по установленным кем-то другим правилам гораздо проще. А подавляющему большинству только этого и нужно: жить так, чтобы все было просто, понятно и наименее напряжно. Плохо ли это? Не знаю. Ведь всегда найдутся те, кто не желает слепо следовать указаниям со стороны. Подобные личности плохо поддаются любой пропаганде, они все равно будут поступать по-своему, невзирая на то, одобряет их общественное мнение или нет. Почему? Потому, что они хотят чего-то большего — не важно, для себя или для общества в целом. И когда так называемое «старшее поколение», к которому и меня, по всей видимости, необходимо отнести, сетует на отсутствие у молодежи каких-либо четко обозначенных желаний и стремлений, хочется задать два вопроса. Во-первых, почему обязательно всегда нужно всех грести под одну гребенку? Ибо, как я уже сказал, всегда найдутся уникальные, умные и свободомыслящие индивиды, в том числе среди молодых. А во-вторых, вы сами что такого сверхвыдающегося сделали? Чем вы заслужили право попрекать других? Жаловаться просто, а вот взять и восстать против существующей, на ваш взгляд, несправедливости или обычной бытовой глупости значительно сложнее. Я вот сам говорю: «Я недоволен своей работой». И большую часть времени данное утверждение соответствует действительности. Но! Есть исключения. Исключения, когда действительно удается чего-то добиться, когда получается реально изменить, пускай в незначительном масштабе и совсем чуть-чуть, но изменить окружающий мир к лучшему. Помочь оказавшейся на улице многодетной семье получить причитающееся этим людям по закону жилье. Поведать читателям о старом слепом мастере, вырезающем потрясающе красивые фигурки из дерева. Опубликовать материал, раскрывающий коррупционную схему среди сотрудников городской администрации. И многое другое. Поэтому — да, мне часто приходится заниматься всякой ерундой, однако бывают моменты, которые невольно пробуждают внутри меня чувство гордости и, пожалуй, того самого столь необходимого удовлетворения, не позволяющего просто так все бросить и уйти. Иными словами, все мои жалобы — просто очередная чушь. Пустая болтовня уставшего человека. Нет, действительно могло показаться, будто подобные переживания являются серьезной причиной для беспокойства, хотя на самом деле это ерунда.

— Хм… и тем не менее какое-то беспокойство все же имеет место. Помимо всего того, о чем вы сегодня говорили, существуют и другие проблемы. Причем, вероятно, более глубинные.

— Ну не знаю… Вам, пожалуй, виднее со стороны…

— Как давно вы не общались с сыном?

— Ну-у… э-э… мы виделись в День согласия…

— И с тех пор больше ни разу?

— Вроде нет, а что?..

— Просто я подумал… Впрочем, на сегодня достаточно. Тем более, время уже истекло. Пока вы собираетесь, я выпишу вам новый рецепт.

— Что на этот раз?

— В основном — стандартный набор: «Стрессогон», «Нервоукрепин», «Депроподавин», «Психостимулин». Плюс новое лекарство — «Трихлорметилксилометазепан».

— Ага-а-а… Спасибо вам, доктор Пиумд. До свидания.

— До свидания, Нолан, до следующей недели. Если вас не затруднит, пригласите следующего посетителя.

Широкоплечий, да и в целом хорошо сложенный, коротко стриженный, темноволосый, но с проседью на правом виске тридцативосьмилетний мужчина роста чуть выше среднего вышел из приемной психотерапевта, сжимая в руке листок бумаги с перечнем прописанных антидепрессантов. Мужчину, как вы могли обратить внимание, звали Нолан. Навстречу ему выдвинулся мрачного вида худой паренек в черной майке, который, заикаясь, спросил:

— Уж-же м-можно?

— Да, конечно, кивнул Нолан. — Доктор Пиумд готов вас принять.

Сразу, как только за пареньком закрылась дверь, ведущая в кабинет доктора, листок с рецептом оказался скомкан и прицельным броском отправлен в стоявшую в другом конце короткого коридора мусорную корзину.

«Идеальное попадание! — отметил про себя Нолан. — Доктор Пиумд — мужик хороший, особенно для андроида, но его рецепты — чушь полная».

Похоже, настал момент открыть вам страшную-престрашную тайну. Нолан — это главное действующее лицо сего повествования. «Но как же так? — удивитесь вы. — Ведь у нас уже есть одно главное действующее лицо — Эдвин, а еще есть главная героиня — Алира!» Ну… получается, в нашей истории два главных действующих лица мужского пола. На всякий случай. Вдруг с одним из них случится нечто непредвиденное и малоприятное… Есть же, в конце концов, старая поговорка: «одно главное действующее лицо — хорошо, а два — еще лучше, а если к ним добавить главную героиню по имени Алира, то и вовсе прекрасно». Как? В вашей Вселенной нет такой поговорки? А вот в моей — есть. Ха-ха. Посему встречайте Нолана! Впрочем, если вы досюда дочитали — значит, уже успели с ним познакомиться.

Из здания, где располагался кабинет доктора-андроида Пиумда, Нолан вышел на ярко освещенную солнцем оживленную улицу сверхсовременного мегаполиса Люциуса. И хотя дело происходило зимой (а зимы в центральной части острова Дракона бывают весьма суровыми), благодаря технологиям контроля над климатом в этом городе температура воздуха оставалась практически неизменной на протяжении всего года. Взору Нолана открылась привычная для 404-го года Эры Порядка картина с сотнями пешеходов, спешащих каждый по своим делам, на фоне пронзающих небо стеклянных зданий, отливающих мягким голубым светом и вдобавок разукрашенных рекламными экранами, благодаря постоянной смене пестрых картинок многократно усиливающими впечатление никогда не прекращающегося движения внутри Люциуса.

«У меня есть время до пяти часов, — прикинул Нолан, — стоит зайти поесть…»

Достав из внутреннего кармана легкой черной куртки стильные темные очки дополненной реальности с прикрепленной к левой дужке гарнитурой и надев их на себя, он погрузился в еще более насыщенный мир всплывающих отовсюду контекстных надписей, а также всевозможных разноцветных иконок, и зашагал в сторону любимого кафе. Но, как это часто бывает, на отличной идее перекусить, покуда предоставлена такая возможность, поставил крест входящий звонок. В ухе Нолана заиграла стандартная мелодия вызова, а в левом верхнем углу дисплея появилась фотография главного редактора информационного портала «Люциус сегодня» господина Обза.

— Я слушаю, — ответил Нолан.

— Привет, — послышался голос Обза. — Я тебя не сильно отвлекаю?

— Нет, — сказал Нолан, мысленно попрощавшись с мечтами о так и не состоявшемся обеде.

— Знаю, у тебя сегодня выходной, но тут у нас возникло неотложное дело, а поручить его больше некому…

— Понимаю. Что за дело?

— На улице Алокина открывается новое заведение — «Бар Кас». В два слова: «бар» и «кас».

— Дурацкое название, — заметил Нолан.

— Дурацкое не дурацкое, но хозяин заведения — господин Кас — весьма обеспеченный человек…

— То есть он проплатил нам рекламную статью?

— Не будь наивным, Нолан. Ты же знаешь, твоя зарплата выплачивается во многом за счет таких статей.

— Знаю… Ладно. Что конкретно от меня требуется?

— Подъехать туда в течение часа, взять небольшое интервью у владельца, сделать несколько фотографий и прислать до завтра готовую заметку на три тысячи знаков. Адрес: Алокина, 22.

— Хорошо. Все будет сделано в срок.

— Спасибо, Нолан. И… еще раз извини, что так внезапно пришлось тебя привлечь.

— Ничего страшного, господин Обз.

По окончании разговора Нолан побежал к ближайшему скоростному лифту, чтобы подняться на несколько уровней выше, туда, где пролегала улица Алокина. Времени, которого еще совсем недавно казалось предостаточно, теперь оставалось катастрофически мало. Пришлось даже позвонить заказчику и перенести запланированную на пять часов встречу.

Очутившись на нужном уровне, Нолан как можно разборчивее произнес:

— Кими.

— Да, Нолан, — ответил приятный женский голос, доносившийся из гарнитуры ДР-очков.

— Построй оптимальный маршрут до Алокина, 22.

Через пару секунд тот же женский голос уведомил:

— Маршрут построен. Ожидаемое время прибытия при текущей обстановке на дорогах составляет 24 минуты.

Преодолев часть пути на городском автобусе, а часть — на движущейся пешеходной дорожке, заодно срезая углы через многочисленные мелкие переулки везде, где только была возможность, Нолан добрался до «Бара Кас» даже быстрее обозначенного голосовой помощницей срока. Интервью прошло неплохо. Журналист получил все сведения, необходимые для написания небольшой статьи. Пускай ничего особенного или выдающегося в новом заведении и не обнаружилось, но могло быть и хуже. В любом случае он решил отложить написание заметки до вечера, так как сейчас спешил на встречу с гораздо более интересным лично для себя собеседником.

Сначала они договорились встретиться поближе к тому месту, где находилась приемная доктора Пиумда, но затем пришлось внести необходимые изменения, и теперь Нолан ожидал заказчика, сидя в небольшом, но достаточно уютном помещении закусочной, обслуживаемой несколькими лесовиками. Как и все представители своего народа, хозяева заведения были низкорослыми, покрытыми с ног до головы шерстяным покровом гуманоидами и прекрасно готовили шаверму. В отношении последнего утверждения можно возразить, что это, мол, глупый национальный стереотип, но… лесовики и правда готовят лучшую шаверму на всей Земле-Матери, и никуда от этого не деться.

Ожидание, усугублявшееся прослушиванием доносившейся из радиоприемника песни (по крайней мере, так это назвал ди-джей) со словами «Ля-ля-ля, ля-ля-ля, твои ноги, как два тополя», к счастью, длилось недолго. И вот в закусочную зашла женщина в коричневом плаще. Обведя взглядом помещение, она остановила взор на столике, за которым разместился Нолан, что-то изучавший на своем планшете.

— Господин, Нолан, — обратилась к нему женщина.

— Госпожа Катрина, — оторвавшись от планшета, сказал журналист, — присаживайтесь.

— Вам удалось что-нибудь разузнать? — спросила женщина, заняв место напротив Нолана.

— Как я вам и сказал еще при первой встрече, дело непростое. Вероятно, безнадежное…

— Неужели совсем ничего?..

— Этого я не говорил. Хотя перспективы по-прежнему весьма туманны. Произошедший с вашим мужем несчастный случай вполне может оказаться просто обычным стечением обстоятельств. Вы ведь не будете спорить, если я скажу, что довольно много людей в наши дни погибает на дорогах даже с учетом всех этих электронных примочек для безопасного вождения, которыми ныне оборудуют автомобили?

— Наверно… — печально ответила госпожа Катрина.

— По сути, единственная причина, почему я вообще взялся за расследование, — это подозрительный сбой системы уличного видеонаблюдения, случившийся, по невероятному совпадению, именно в тот момент, когда ваш муж попал под машину. А, ну еще, конечно, потому, что вас ко мне прислала моя бывшая коллега.

— И все-таки вы что-то разузнали или нет?

— Вы говорили, ваш муж работал старшим инженером на заводе по производству микросхем. Вроде бы ничего необычного. Тем не менее я навел справки, и обнаружилась любопытная вещь. Вы знали, что этот завод выполняет правительственные заказы?

— Не могу сказать, что знала, Понти редко говорил со мной о работе. Хотя ничего странного в таких заказах, по-моему, нет.

— Согласен. А если речь идет не о правительстве Кладской Республики, или Кантории, или еще какого-нибудь отдельного государства, а о правительстве Конфедерации?

— В таком случае я не понимаю, почему муж не получал более высокую зарплату… — горько усмехнулась госпожа Катрина, однако короткий приступ иронии тут же сменился потоком слез. Нолан подал ей салфетку. Катрина аккуратно протерла уголки глаз и, немного успокоившись, сказала: — Простите…

— Все в порядке, — заверил ее Нолан. — Я понимаю, через какие муки вам приходится проходить.

— Спасибо, господин Нолан! Так что там насчет правительства Конфедерации?

— Схема, которую мне удалось выявить, весьма непростая. Постараюсь вам ее объяснить. Завод вашего мужа находится в собственности у компании «СтанКорп», а она, в свою очередь, является дочерней организацией «Сун Цзы Индастриал». Пока все более или менее понятно. Далее начинаются трудности. Оказывается, примерно пятьдесят пять процентов акций «Сун Цзы Индастриал» на сегодняшний день распределены между несколькими различными компаниями, фактически принадлежащими одному человеку — кладскому бизнесмену по имени Малак. Вряд ли вы о нем слышали, но тут важно другое: этот самый Малак приходится двоюродным братом одному из учредителей финансовой группы «Губерт», вкладывающей деньги в кучу разных проектов. Помимо прочего, «Губерт» инвестировал немалые средства в развитие «Тогор Энтерпрайз». Последняя, как известно, занимается оборонными разработками по заказу правительства Конфедерации. Вот таким образом я и смог обнаружить связь между заводом, где работал ваш муж, и оборонными заказами Конфедерации.

— Я, конечно, не специалист, — с сомнением проговорила госпожа Катрина, — но даже мне все это кажется несколько… притянутым.

— На самом деле в моем распоряжении имеется достоверная информация, свидетельствующая в пользу аффилированности всех названных мною организаций…

— Простите, в пользу чего?

— Короче говоря, у меня есть доказательства того, что все они реально связаны друг с другом. Не могу вдаваться в подробности, так как некоторые из полученных мною сведений относятся либо к коммерческой, либо к государственной тайне…

— А как, в таком случае, вам удалось их заполучить?

— Контакты. В любом расследовании, в том числе и в журналистском, без них не обойтись. По большому счету, зачастую можно обойтись только ими…

— И все равно я не понимаю, каким образом это касается гибели моего мужа?

Нолан, чуть нахмурившись, ответил:

— Признаюсь, я не уверен, есть ли здесь вообще связь. Однако мой знакомый специалист обнаружил интересные записи в архивах «СтанКорп»… и пока мне больше нечего добавить.

— Обнаружил как?

— Способом, не вполне совместимым с действующим законодательством…

— Это опасно?

— Риск минимальный. Вреда пока никому не причинено.

— Понимаю… кажется… И что вы намерены предпринять дальше? Ведь расследование еще не закончено, правильно?

— Да, поиски продолжаются. Сейчас я жду новых сведений. Они должны поступить в ближайшие сутки и, надеюсь, прольют свет на кое-какие моменты. Скорее всего, я смогу дать окончательный ответ по поводу перспектив всего дела через пару-тройку дней.

— Еще раз спасибо вам, господин Нолан! Я, может быть, не до конца поняла, в каком направлении вы ведете расследование, но вы хотя бы пытаетесь что-то сделать в отличие от полиции, и притом не просите ничего взамен.

Нолан в ответ улыбнулся и пояснил:

— Я ведь журналист. А целью журналистики является поиск истины, о чем мои коллеги нынче частенько забывают. По-хорошему, это мне надлежит поблагодарить вас за то, что напомнили мне, зачем нужна моя профессия. Если за гибелью вашего мужа стоит нечто большее, нежели обычное ДТП, то я просто обязан докопаться до самой сути и разоблачить виновных.

Нолан возвращался домой в приподнятом настроении, причем приподнятом настолько, что журналист решил не откладывать дела в долгий ящик и поработать над статьей о новом баре еще в метро. Благо, ехать предстояло через весь город, то есть около часа, сидячих мест в вагоне оказалось предостаточно, а планшет находился под рукой. Поэтому, когда Нолан добрался до своей квартиры, заметка была уже практически готова, и оставалось лишь внести в нее небольшие правки. Закончив работу, он отправил статью редактору, отметив для себя, что она достойна занять место рядом с «шедеврами» от мира новостей вроде таких, как: «Платье актрисы N было признано самым безвкусным на церемонии вручения ежегодной премии «Платиновый дуршлаг», «В Румбии приготовили самой большой сэндвич с верблюжьим мясом» и, конечно же, «На соревнованиях в Кантории поставлен новый мировой рекорд по дальности метания планшета».

«Ну что ж, — констатировал Нолан, — дела сделаны. Теперь остается только ждать новостей. Телек, что ли, пока посмотреть?»

«Телек» представлял собой гигантскую плазменную панель во всю стену единственной в квартире комнаты. Иногда Нолан и сам задумывался о том, насколько нерационально используется и без того ограниченное пространство, находившееся в распоряжении проживавшего там в холостяцком одиночестве журналиста, ведь телевизор он смотрел крайне редко. Особенно в последнее время.

«Поглядим, что тут у нас, — подумал Нолан, взяв пульт, и начал переключать каналы. — Так, новости… я сам — новости, к тому же все равно они обо всем врут… Соревнования по плаванию… они полностью лишились интриги с тех пор, как к участию допустили спортсменов-марси, полжизни проводящих в воде; лучше б кроссбол показали… О, комедийное шоу со „свободным“ микрофоном… пошловато и не очень смешно, хотя, возможно, я просто не в теме… „Любовь побеждает все“ — судя по названию, очередная мыльная опера. Наверняка окажется, что настоящий отец ребенка — вон тот парень, который сейчас лежит в коме, или его брат-близнец, потерявший память… Какая чушь… „Дача-3“ — похоже на реалити-шоу… та же мыльная опера, только с гораздо худшим сценарием и никакущей актерской игрой. Ясное дело, на следующем голосовании выкинут темноволосую девчонку в очках — больно она адекватная; и как ее вообще занесло на столь сомнительный проект?.. „Подводная ловля со звездами“… видать, песни и танцы всем уже приелись. Причем сюда ни одного марси не позвали. Попахивает дискриминацией… А вот, кстати, и песни с танцами! Называется „Выбери своего идола“. Мальчики и девочки выступают на сцене и борются за голоса телезрителей. Что ж, желаю удачи в суровом и порой весьма жестоком мире шоу-бизнеса! Ну-ка, ну-ка… что это? Документальный фильм о Северном восстании… э-э… я помню те события несколько иначе. Хех, врут не меньше обычных новостей… Далее у нас какой-то базар. А, не, просто показывают очередное ток-шоу, где копаются в грязном белье давно вышедшей в тираж звезды. Насколько же у нее все плохо! С другой стороны, если у человека все в порядке и он счастлив, зрителю такой персонаж совершенно не интересен… Ага! Наконец-то наткнулся на нормальный сериал про учителя химии, слепого мстителя и хромого доктора, оказавшихся посреди зомби-апокалипсиса прямо перед наступлением зимы. Жаль только, не видел несколько предыдущих серий, а потому переключаем дальше… Хм, старый фильм о путешествиях во времени… занятно, но не научно. Даже с нашими нынешними технологиями такое невозможно, а тут в кино открыть портал в прошлое удалось какому-то задрипанному чародею. Если бы маги так действительно могли, то визы наверняка победили бы в Войне Порядка и хаоса… Пародийный мультик… и впрямь забавный, только уже заканчивается. И почему этот канал все время хотят закрыть?.. О-па, кулинарная дуэль… что-то мне вдруг есть захотелось. Хотя вроде бы удалось перекусить шавермой в той забегаловке. Стоит посмотреть, не завалялось ли чего в холодильнике…»

Нолан отправился на кухню в поисках пропитания и, проходя мимо входной двери в квартиру, услышал стук.

— Кто там? — спросил журналист.

— Кулер, — послышался ответ из-за двери.

Нолан впустил гостя, оказавшегося несколько неуклюжим молодым человеком огромных размеров со спутанными русыми волосами и недельной щетиной, который, словно какая-нибудь жидкость, сразу заполнял все предоставляемое ему пространство.

— Будешь чай, кофе? — предложил Нолан.

— Ага, чай, — коротко ответил Кулер.

Нолан вновь пошел на кухню, чтобы поставить чайник, и оттуда спросил:

— Как дела? Как работа? Учеба?

— Норм.

— Ты, если не ошибаюсь, на дистанционке учишься?

— Ага.

— Когда заканчиваешь?

— Скоро.

— А где сейчас работаешь?

— То тут, то там.

— Понятно… А платят хорошо?

— Норм.

— Пожалуйста, твой чай. И печенье. Прости, не знаю, сколько оно тут уже лежит и съедобно ли вообще…

— Спсиб, — поблагодарил Кулер, протягивая свою гигантскую лапищу к доверху наполненной темным горячим напитком кружке.

— Тебе удалось что-нибудь разузнать по поводу моего дела?

— Ага.

— И?..

— Сегодня ночью на восточный склад прибывает партия товара. Никаких подробностей не известно, но это точно связано с разработками на заводе «СтанКорп».

— Откуда такая уверенность?

— Взломал их внутреннюю систему. Прочитал служебную переписку. Сложил два и два.

— Есть предположения, какой именно товар они привозят?

— Какие-то комплектующие для микросхем.

— А к чему такая секретность?

— Чтобы никто не узнал.

— Это понятно, но почему необходимо, чтобы никто не узнал?

— Не знаю, они же секретность соблюдают.

Нолан призадумался. Кулер являлся настоящим гением во всем, что касалось компьютеров, но вот в общении с людьми у молодого человека наблюдались определенные трудности. И тем не менее понять его было не так уж и сложно.

— То есть, чтобы узнать, какой именно товар они перевозят, — стал вслух размышлять Нолан, — нужно при этом присутствовать лично?

— Ага.

— И других вариантов или зацепок у нас нет?

— Не-а.

— А если я пойду туда сегодня ночью, то смогу получить информацию, которая прольет свет на все происходящее внутри «СтанКорп», и, может быть, даже на гибель мужа госпожи Катрины?

— Вероятно.

Подробнее разузнав у Кулера о точном месте и времени прибытия груза, Нолан попрощался со своим гостем и начал готовиться к ночной вылазке на склад. Первым делом журналист переоделся в свободную спортивную форму темно-серой расцветки, прихватил с собой очки дополненной реальности, предварительно проверив на них настройки фото- и видеосъемки в условиях минимального освещения, сунул в карман потрепанный временем умнофон, а также вооружился армейским девятимиллиметровым «Флоком».

— Может, у этой старой акулы пера уже и недостает нескольких зубов, — вслух проговорил Нолан, — зато у нее есть пушка… Эх, такая фраза крутая получилась, а рядом никого нет, чтобы ее оценить…

Тут ему пришла в голову идея. Он надел очки и произнес:

— Кими.

— Да, Нолан, — отозвалась голосовая помощница.

— Оцени по десятибалльной шкале крутости фразу: «Может, у этой старой акулы пера уже и недостает нескольких зубов, зато у нее есть пушка».

После недолгих вычислений Кими вынесла вердикт:

— Четыре балла из десяти.

— Что?! — возмутился Нолан. — Быть не может!

— Анализ осуществлен на основе обработки данных всех доступных для ознакомления рейтингов так называемых «крутых» цитат за прошлый и нынешний век, и дана объективная экспертная культурно-филологическая оценка. Прости, Нолан.

— Ничего-ничего, просто ты не жила в восьмидесятые…

Глава 4. Под оккупацией

Уверен, вы уже успели достаточно соскучиться по Эдвину, дабы я смог обрадовать вас известием о своей готовности вернуться к описанию его приключений. Самая большая связанная с ним интрига: жив ли он еще? Спешу заверить: с Эдвином все в порядке. Пока. Разумеется, его несколько расстроило то обстоятельство, что ему не удалось потанцевать с красавицей Янкой, однако с учетом возникшего положения данная проблема представлялась наименее существенной, когда трипские войска заняли Купер. Повсюду можно было видеть солдат в голубых мундирах, украшенных золотым гербовым корабликом — официальным государственным символом Трипа. Как ни странно, обошлось минимальным кровопролитием: ранения получили только несколько городских стражников, пытавшихся сдержать захватчиков, пока канторийские войска выводили церковных делегатов по старым подземным тоннелям, ведущим из здания ратуши в безопасное место к востоку от города. Командующий трипскими солдатами, генерал Родриго, был вне себя из-за провала операции по пленению Магистра Пэка. Тем не менее Купер представлял собой важный стратегический объект, который ни в коем случае не следовало отдавать просто так. А потому трипцы решили здесь основательно засесть. Повсеместно объявили о введении комендантского часа и запрете выходить из дома с наступлением темноты. Всех нарушителей отлавливали патрулировавшие улицы вражеские солдаты, вооруженные шпагами да мушкетами, и сажали в темницу «до выяснения обстоятельств», иными словами — на неопределенный срок, ибо никто на самом деле не спешил что-либо выяснять. Удивительно, но куперцы восприняли сложившуюся ситуацию относительно спокойно. Возможно, этому способствовал огромной опыт нахождения под оккупацией, за столетия выработанный местным населением. Действительно, если твой город располагается у самой границы, ты обязан быть готовым к подобным… неудобствам. За всю историю Купер переходил из рук в руки столько раз, сколько лошадей содержится в личной конюшне канторийского князя. Поясню для тех, кто не в курсе: имеется в виду довольно внушительное число.

Так как наступил вечер, Эдвин находился дома, в своей комнате, и практиковался в магии. Периодически у кончиков его пальцев по щелчку то загорался, то немедленно гас маленький огонек.

«Хоть и не полноценный огненный шар, зато возникает практически мгновенно, — думал юноша. — Минимум концентрации, никаких глупых стишков, а лишь немного воображения. Скоро смогу обходиться и без щелчка пальцами, а потом и за ледяную магию неплохо бы взяться… Еще лет двести, и из меня получится просто-таки всемогущий чародей. Жаль, в моем распоряжении нет столько времени. Но было бы интересно посмотреть на будущее, в котором наверняка найдется место всяким новым изобретениям. Кто знает, возможно, когда-нибудь придумают замену этому треклятому зубному порошку?..»

— Эдвин, — обратилась к нему появившаяся в дверном проеме мама. — Я же просила не упражняться в огненной магии внутри дома. Особенно в комнате, с пола до потолка забитой легковоспламеняющимися книгами.

— Извини, мам. Но из-за комендантского часа мне больше негде этим заниматься.

— Знаю, знаю. А как насчет того, чтобы потренироваться на кухне? Заодно поможешь мне с приготовлением ужина.

— Ну, — пожал плечами Эдвин, — для разведения огня в печи и чтобы вскипятить самовар, моих способностей должно хватить.

— Главное — не подпали занавески, как в тот раз, — усмехнувшись, предупредила мама.

Несмотря на то, что Филии было около сорока лет, выглядела она значительно моложе, а истинный возраст в ней выдавали только едва заметные морщины в уголках глаз и огрубевшая в течение многих лет работы в пекарне кожа рук. Это по-прежнему была очень красивая, стройная женщина, чьи грустные голубые глаза неизменно излучали заботу и доброту. Вполне возможно, очередь из поклонников не выстраивалась к ней исключительно из уважения со стороны горожан к памяти о ее муже Рагнаре.

На Филии в тот вечер был старый серый фартук, надетый поверх светло-розового платья с короткими рукавами. Длинные светлые волосы были заплетены в косу, а тонкую шею украшал подвешенный на темно-синей ленте кулон с опалом посередине, переливающимся как минимум пятью цветами.

— Ты какой-то больно тихий в последние дни, — обратила внимание мама, глядя на то, как сын, устроившийся радом со вскипевшим буквально минуту назад самоваром, уплетает очередной горячий пирожок с капустой. — Не то чтобы ты и раньше был особо разговорчивым, и все же…

Эдвин задумчиво прожевал только что отправленный в рот кусок и только после этого ответил:

— Меня беспокоит Бэк. Я ведь говорил, что видел его в день приезда делегации из Церкви.

— Да, но я, к сожалению, его не застала: было много дел в пекарне. И что же не дает тебе покоя?

— Почему он не предупредил нас, что приезжает в Купер?

— Наверно, он выполнял срочный приказ, и у него просто не хватило времени отправить нам письмо.

— А почему он не объявился после начала всей этой заварушки, устроенной трипцами?

— Думаю, по той же причине — ведь его отряду пришлось немедленно эвакуировать церковников из города.

— А почему?.. — Тут Эдвин слегка замялся. — Вообще-то, у меня закончились вопросы… Но я все еще зол.

— На кого? На Бэка?

— Да! То есть нет… то есть… не знаю…

— Твой брат просто выполняет приказы. Таковы его обязанности на службе. И я уверена, он свяжется с нами при первой же возможности.

— Ну да… И все равно…

— По-моему, ты просто по нему скучаешь, а злишься из-за того, что вам не удалось поговорить, пока он недолго находился в городе.

— Скучаю? Пожалуй… Я скучаю по тому, как мы с ним вместе рыбачили, ходили за грибами, посещали всякие городские представления, собирали монеты, которые торговцы привозили в Купер из самых экзотических стран. Скучаю по тому, как Бэк учил меня ездить верхом на лошади или отбиваться от хулиганов…

— Постой, — взволновавшись, прервала Эдвина мама. — От каких таких хулиганов? Когда это было? Почему я ничего не знаю?

— Э-э… — протянул юноша. — Давно это было. И сейчас я припоминаю, что Бэк тогда просил ничего тебе не говорить… упс…

— А есть еще что-то в подобном духе, о чем мне не стоило сообщать?

— Нет, — тут же ответил Эдвин, рассудив, что матери незачем знать обо всех похождениях ее сыновей, включая забеги по крышам домов, походы в сад господина Леро с последующим выносом оттуда груды персиков без ведома хозяина, уроки по изготовлению рогаток и прочих примитивных, но от того не менее эффективных видов оружия, а также исследование многочисленных и запутанных сетей тоннелей, вырытых для различных нужд под Купером в прежние годы.

— Ясно, — решила не настаивать мама.

— А теперь, — продолжил мысль Эдвин, — когда уже почти год прошел с тех пор, как Бэка призвали — триста шесть дней, девять часов и шестнадцать минут, если быть точным, — я боюсь: а вдруг по возвращении это будет уже не тот Бэк, которого я знал раньше? Вдруг нам вместе уже не будет так же весело? Вдруг у него появятся интересы, которые я не смогу разделить? Что, если у него найдутся дела поважнее, чем возиться со своим младшим братом?..

— Ох, Эдвин… меня-то только заботит, лишь бы он вообще вернулся живым и невредимым с этой проклятой войны…

— Да, мам, прости: я рассуждаю крайне эгоистично…

— И тем не менее я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь. Но, извини за банальность, жизнь никогда не стоит на месте.

— Мне встречалась эта фраза в ста двадцати шести различных книгах…

— Значит, в ней есть смысл, раз столько умных людей ее повторили.

— Не все, кто пишут книги, являются умными… — заметил Эдвин.

— Разве? — удивилась мама. — Это для меня открытие.

— Все авторы, безусловно, являются образованными, однако образование — далеко не единственный признак ума. И уж тем более не все из этих авторов — люди. У визов, например, письменность возникла гораздо раньше…

— В любом случае, — прервала мама едва начавшуюся лекцию об истории письменности, — уверена: среди этих ста двадцати авторов…

— Ста двадцати шести. И не авторов, а книг, многие из которых написаны в соавторстве, что означает…

— Поняла, поняла. Среди всех этих образованных людей (и не только людей) наверняка отыщется немало по-настоящему умных.

— С точки зрения теории вероятностей, твои выводы вполне обоснованы.

— Спасибо! Так вот, повторюсь: жизнь не стоит на месте. Посмотри на ситуацию с точки зрения Бэка. Ведь, когда он вернется, а он обязательно вернется, ты уже тоже не будешь прежним. Начиная от знаний, которых непостижимым для меня образом в твоей удивительной голове с каждым днем становится в разы больше и больше, и заканчивая… всем остальным, что тебя окружает и интересует.

— Ты хочешь сказать: изменимся мы оба? Признаться, от такого заявления мне становится еще тоскливее…

— Погоди, дай мне закончить. Да, вы оба изменитесь. В конце концов, это неотъемлемая часть взросления. Но кое-что останется навсегда. И это самое «кое-что» гораздо важнее всего прочего вместе взятого. Что бы ни произошло, в какую бы даль каждого из вас ни занесла впоследствии судьба, вы по-прежнему будете одной семьей.

Эдвин обдумал мамины слова, отпил немного чая из чашки, после чего решился озвучить вопрос:

— И что это значит? «Вы по-прежнему будете одной семьей». Как это понимать?

— Со временем ты сам разберешься, а пока придется поверить мне на слово.

— Ладно… — неуверенно согласился Эдвин.

— И хотя час уж поздний, — меняя тему, сказала мама, — спать еще не очень-то хочется, а ты давненько уже не пересказывал мне каких-либо интересных историй из книжек.

— Хочешь послушать историю? — удивился Эдвин, причем удивление скорее оказалось приятным. — Хорошо… вот — из недавно прочитанного. Называется «Через тернии». Классическая завязка: «Однажды на дороге повстречались воин, маг и воровка»…

По завершении рассказа о героических похождениях троицы незнакомцев утомившийся Эдвин пошел спать, а мама какое-то время еще оставалась сидеть у медленно остывающей печи на кухне, размышляя о чем-то своем. Да, Филия, пусть и получившая в свое время необходимое начальное образование, за всю жизнь не написала ни одной книги, даже кулинарной (а могла бы!), но при этом она была очень умной женщиной и прекрасно понимала: подобных вечеров, проведенных за столом у самовара в компании младшего сына, скорее всего, осталось не так много, как хотелось бы, ведь жизнь и впрямь не стоит на месте.

На следующее утро Эдвин решил навестить своего учителя господина Уио, с которым они не виделись с того самого дня, когда в город прибыла делегация Церкви, а вслед за ней и трипские оккупанты. Обстановка вокруг оставалась весьма напряженной, и юноша не знал, в каком положении находился господин Уио. Если отношение церковников к визам было известным и легко описывалось словосочетанием «умеренно негативное», то предугадать реакцию трипцев на встречу с высоким синекожим представителем древнейшей цивилизации на улице небольшого провинциального канторийского городка так же просто не получалось. А потому Эдвин искренне обрадовался, застав учителя в прекрасном настроении и добром здравии, перебирающего длинными тонкими руками какие-то старые карты у себя кабинете.

— Привет, Эдвин! — поздоровался господин Уио. — Чем обязан столь раннему визиту?

— Доброе утро! Просто хотел узнать, все ли у вас в порядке.

— Более чем! — возбужденно ответил учитель. — По всему выходит, мне удалось сделать географическое открытие.

— Вот как?! — заинтересовался Эдвин. — Подéлитесь?

— Еще бы! Для чего, в противном случае, нужны бы были научные открытия? Как видишь, у меня здесь разложено несколько карт, составленных в разное время на основании ряда морских исследований. Самая старая датируется 435-м годом до Эры Порядка, самая новая — примерно двухлетней давности. Посмотри внимательнее в районе архипелага Края Земли.

Эдвин взглянул на карты. Изучив их немного, он вынужден был признаться:

— Не могу сказать ничего определенного. Естественно, более старые карты менее точны: это касается и количества островов, и их формы, а также взаимного расположения.

— Безусловно, — согласился господин Уио. — И тем не менее даже на основании неточных или неполных данных иногда удается обнаружить некоторые закономерности. Помнишь (хотя, конечно же, ты-то точно помнишь), когда мы в последний раз виделись, я говорил, что изучаю дневники Ромуальда Впечатлительного. Его исследование архипелага Края Земли с уверенностью можно назвать самым подробным и доскональным. Однако мне бросилось в глаза любопытное противоречие. Как известно, архипелаг состоит из семи относительно больших островов и нескольких десятков островов поменьше. Точное число последних различается в зависимости от того или иного автора. Так, у сэра Вольфганга из Клада значится тридцать шесть малых островов, у канторийского капитана Эрика — тридцать четыре, у Гуландора Румбийского — тридцать пять, и так далее. Ромуальд же насчитал аж тридцать девять. При этом после пристального изучения его заметок мне показалось, будто в нескольких местах он описывает один и тот же остров, но всякий раз указывает другие координаты.

— Один и тот же остров? — переспросил Эдвин. — Вы уверены?

— Процентов на девяносто! Я пришел к данному заключению на основании описания растительности, рельефа и ряда прочих отличительных признаков. Скорее всего, корабль Ромуальда подплывал к острову с различных сторон, поэтому исследователь и не заметил совпадений. Ромуальд был очень хорош в изложении фактов, но детальным анализом полученных сведений себя, как правило, не утруждал.

— А может, он просто ошибся? — предположил Эдвин. — Напутал с координатами…

— Ромуальд Впечатлительный? Сомневаюсь! В подобного рода вопросах он был предельно точен, если не сказать — маниакально точен. Таким образом, суммировав все вышеизложенное, я делаю следующий вывод: помимо семи больших островов, архипелаг Края Земли включает в себя тридцать пять малых островов плюс еще один крохотный дрейфующий островок.

— То есть, раз Ромуальд насчитал всего тридцать девять островов, то получается, вместо четырех из них на самом деле был только один, время от времени меняющий свое расположение. Так?

— Именно! Причем обрати внимание на координаты. Вот, возьми, я специально переписал их из дневников.

— Хм… — промычал Эдвин, взглянув на протянутый учителем листок бумаги с четырьмя столбцами мелко выведенных цифр. — Эти координаты указывают на точки, довольно далеко отстоящие друг от друга. Все острова, даже такие большие, как остров Королей, находятся в постоянном движении, но ни один из известных мне не перемещается в пространстве на столь большие расстояния, да еще со столь значительной скоростью. Сколько Ромуальд пробыл на архипелаге? Пару-тройку лет? И сумел за такое короткое время, пусть даже сам того не осознавая, зафиксировать настолько быстрые изменения в расположении целого острова. Удивительно…

— Так ведь это-то и здорово! — радостно воскликнул господин Уио. — Благодаря Ромуальду и его дотошности перед нами предстало пока еще не объясненное природное явление, которое еще только предстоит надлежащим образом изучить. Для старого ученого вроде меня подобное открытие — настоящий праздник!

— И что вы намерены делать дальше с этим открытием? В каком направлении его разрабатывать?

— Для начала мне необходимо посоветоваться с коллегами. В идеале было бы здорово съездить в Великий Кантор, проведать университетских знакомых и нанести визит в Канторийское географическое общество. К сожалению, сейчас осуществить задуманное не представляется возможным, пока трипские солдаты контролируют все пути из города, включая теперь и подземные переходы, никого не впуская и не выпуская из Купера.

— Как же некстати появились проклятые трипцы! — не сдержался Эдвин. — Сколько нам еще терпеть этих захватчиков, чтоб их хаос побрал!

— Эх… — вздохнул Уио. — Вероятно, недолго.

— Вы, правда, так считаете? Мне тоже хотелось бы в это верить, но канторийские войска что-то не особенно торопятся к нам на помощь.

— Я думаю, вся война скоро закончится. Объединенные войска Порядка близки к победе, а трипцы… трипцы в отчаянии. Их впервые за семь лет с начала конфликта по-настоящему приперли к стенке, потому-то они и предприняли попытку захватить церковников сначала в Румбии, а затем и здесь.

— И хотя вы всегда учили нас не спешить с осуждением других, но в данном случае Трип нельзя оправдать. Церковники — не солдаты, они не вооружены и не могут сами себя защищать. А попытка их захватить является проявлением трусости.

— Как я уже сказал, — напомнил Уио, — трипцы в отчаянии. У них, по большому счету, просто не осталось выбора. Все бывшие союзники отвернулись от них. И хорошо, если бы другие страны просто сохраняли нейтралитет, как Апельсин, но ведь та же Кантория принимает непосредственное участие в боевых действиях. А почему?

— Потому, что мы заключили Вечный мирный договор с Кладом и помогаем установить Всеобщий Порядок? — предположил Эдвин.

— Но позволь напомнить: трипцы в целом не отрицают учение о Порядке.

— Тогда почему они позволяют себе нападать на церковников?

— Отвечу вопросом на вопрос: а Церковь и учение — это одно и то же?

— Ну… — задумался Эдвин. — Церковь занимается распространением учения, но… нет, получается, это не одно и то же…

— Вот видишь! Трипцы, скорее всего, считают точно так же. Они выступают не против учения о Порядке как такового, а против тех, кто монополизировал в своих руках право проповедовать его. Причем между Церковью Порядка и Трипом не существовало каких-либо серьезных разногласий ровно до тех пор, пока Клад не позарился на Трипский порт. Удивительное совпадение, не правда ли? Ты прекрасно знаешь историю, Эдвин. Войны редко ведутся исключительно из-за идеологии. Она может быть лишь поводом. На кону же всегда стоят территории и ресурсы. И как, по-твоему, нынешняя война является исключением или нет?

Эдвин стал перебирать в голове знания о войнах прошлого. Сотни прочитанных книг по истории оставили в его памяти заметный отпечаток, поэтому знаний было много, и его рациональный мозг мог сделать только один вывод:

— Вряд ли…

— И я так думаю, — поддержал предположение учитель. — Запомни, Эдвин: любой вопрос или проблему всегда можно рассмотреть с нескольких точек зрения. Каждый ученый должен об этом помнить и подвергать сомнению абсолютно все, что он слышит, видит или читает. Ничто не является истиной, пока не доказано обратное.

— А только ли ученый должен все всем сомневаться? — уточнил юноша.

— Справедливое замечание! — улыбнулся своим нечеловечески широким ртом Уио. — Сомнение — вообще полезное свойство. В разумных пределах, разумеется.

— Наверно, непросто жить среди обычных людей, которые, ни в чем не сомневаясь, принимают на веру любые слова, исходящие от высокопоставленных или просто уважаемых лиц.

— Почему ты так считаешь? — поинтересовался Уио.

— Когда Магистр Порядка Пэк произносил свою речь перед жителями Купера, горожане внимали каждому слову, а после того как Магистр закончил говорить, его проводили бурными овациями. Все были в полном восторге, и я, признаюсь, тоже. А сейчас представляю, что было бы, если бы кто-то попытался поставить под сомнение услышанное. Толпа из двух тысяч горожан просто разорвала бы такого умника. И от осознания этого мне становится не по себе.

— Хех, — усмехнулся учитель, — умного человека отличает не только способность критически смотреть на вещи, но также и умение определять момент, когда стоит высказаться, или, наоборот, когда уместно сохранить молчание. Однако сие умение доступно лишь мудрейшим из нас. С возрастом я все больше в этом убеждаюсь.

— Мне кажется, вы владеете подобным навыком…

— Не сказать, что в полной мере… И уж тем более, так было не всегда. По молодости мне редко удавалось держать язык за зубами, когда того требовали обстоятельства. Во многом поэтому я оставил Университет Речного Города у себя на родине.

— Вы никогда не рассказывали, что там произошло, — заметил Эдвин.