Бесплатный фрагмент - Детераль

Детераль

Уставший старик едва перебирал ногами, опираясь на скрюченный походный посох, сжимая его побелевшими от напряжения руками. Внимательно глядя под ноги, он аккуратно переступал с камня на камень, поднимаясь все выше по горной дороге. Вытерев грязным рукавом мантии пот со лба, он взглянул из-под густых седых бровей на силуэт города на горной вершине, к которому и вела крутая каменистая тропа. Переводя дыхание и дух, он с отчаяньем оценивал предстоящий подъем — деваться, впрочем, было некуда, и, поудобней перехватив посох, он ощутил удобную опору и продолжил неуверенные шаги.

Солнце клонилось к горизонту, и гору начал обдувать холодный вечерний ветер, успевший вытянуть из престарелого путника все оставшееся тепло, несмотря на то, что пришелся он на самый конец пути и толком не тронул старика. Воистину проклятое место, духовная тяжесть которого ощущалась даже в этом пресловутом ветре. Да и сам воздух здесь пах тоской. Ни за что в жизни старик не согласился бы сюда отправиться, ни за какие блага и богатства. Единственное, что заставило его прийти, это святой долг — миссия, возложенная на него самой богиней Фелензией, хранительницей мира и его непосредственной повелительницей. И вот он здесь, перед вратами скверного города Детераль. И хотя он знал, что его околобожественный статус гарантирует ему безопасное путешествие, сам путь дался измученному телу с огромным трудом — впрочем, он повторил бы его еще десяток раз, лишь бы оттянуть момент нежелательного прибытия. Нервно тряхнув головой, он попытался отогнать неприятные мысли, все-таки долг есть долг.

Осторожно приблизившись к ветхим деревянным створкам, выполнявшим функцию защиты чисто формально, едва ли выдержавшим сколько-либо сильный удар, он осмотрел ворота, пытаясь понять, как ему попасть внутрь. В ответ на его мысли ворота содрогнулись, выпуская в воздух скоп пыли и щепок, и, издав противный протяжный скрип, начали медленно отворяться невидимой силой, словно заметив перед собой внезапного гостя, открывая вид на пустынную городскую площадь. Не находя в себе решительности шагнуть, старик буквально подался вперед, покачнувшись, но инстинктивно двинулся дальше, за ворота, и оказался внутри города.

Абсолютная тишина вокруг нарушилась внезапным всполохом крыльев: заметив приближение человека, вороны, копошащиеся в гнилой листве, разбросанной в пересохшем фонтане, с недовольным карканьем поднялись в воздух и пронеслись пугающе близко к голове потревожившего их старика. Испуганно пригнувшись, он проследил за полетом птиц, мысленно воздав молитву Фелензии. Медленно двигаясь по площади, путник невольно морщился от неожиданно громких звуков собственных шаркающих шагов.

Город выглядел давно заброшенным: слезшая с домов известь оголила старый потрескавшийся кирпич стен, под которыми валялись сгнившие деревяшки от ставен и украшений; по земле был разбросан ветхий мусор и осколки горшков и кувшинов; дорогу загораживали разломанные телеги. Тем не менее следов разрушений не было, в большинстве своем постройки и улицы сохраняли целостность. Подняв голову, старик обратил внимание на главную достопримечательность: на противоположном краю города, практически на грани скалистого обрыва, росло невероятных размеров дерево, заботливо склонившееся над городом, заменяя своей кроной небо. Вот только большая часть дерева была обугленной, пепельной и иссохшей, в последнем издыхании она держалась за здоровую часть, в которой, впрочем, тоже едва теплилась жизнь. Некогда очевидно богатые на листву ветви выглядели ободранными, голыми, а то немногое, что осталось, изредка осыпало город листопадом.

Всматриваясь в пожухшего древесного титана, старик не заметил, что буквально в нескольких шагах от него стоял неизвестно откуда взявшийся человек, наблюдая за ним в терпеливом молчании.

— Красивое, правда? — раздался его нежный, пропитанный грустью голос.

Вздрогнув от неожиданности, старик обернулся на голос. Внешность незнакомца резко выделялась на фоне окружающей разрухи. Чистое, безупречное красное пальто, что в наше темное время нечасто встретишь и в столице, не говоря уже о подобном месте. Белоснежные узкие брюки, роскошные туфли, все украшено красивой вышивкой. Черные длинные волосы были чисты и ухожены, обрамляя аккуратное молодое лицо — это выдавало в нем благородного человека, вот только был один нюанс. Правая половина его головы была иссушена, а из пустой глазницы прорастала гибкая ветвь, оплетающая висок и часть челюсти, — на ней даже можно было заметить пробивающиеся ростки розовых и красных цветов. Еще одной характерной особенностью были кандалы на запястьях, оборванные цепи которых также покрылись растительностью и крохотными цветами.

— Не уверен, — пробормотал старик, недоверчиво оглядывая собеседника, — на меня оно навевает скорее тревогу.

Безразлично пожав плечами, мужчина бросил беглый взгляд на дерево, после чего вновь обратился к путнику:

— Я уже и не помню, приходил ли в этот город кто-то по своей воле. Чем обязаны?

— Здесь есть жители? Много вас?

— Достаточно, — все так же безразлично отвечал незнакомец. — Хотите поселиться?

Подсознательно испугавшись такого предложения, старик строго нахмурил брови, пытаясь понять неуместную шутку. Прижав к себе посох, он заговорил более официальным тоном:

— Я королевский скриптор Биларгий, прибыл сюда по повелению самой Фелензии. Согласно решению ее суда, Детераль обязана выполнять роль тюрьмы, и, насколько нам известно, она уже должна была стать пристанищем для… некоторых грешников. К слову, вы один из них?

— Я? Скажем, я что-то вроде начальника этой тюрьмы, как вы ее назвали.

— Замечательно. Я здесь для того, чтобы все тщательно задокументировать.

— То есть вы проделали такой путь, чтобы просто послушать истории о заплутавших бедолагах? — с насмешкой спросил «начальник».

— Гм… — Биларгий явно не обрадовался подобной оценке своей деятельности, но внешне постарался оставаться беспристрастным. — Да, верно.

— Что ж, тогда добро пожаловать в Детераль, город грешников, — он с хлопком соединил ладони, брякнув цепями кандалов. — Вас ожидают несколько замечательных историй и одна заключительная. Надеюсь, вы не против, если я сам выберу их порядок?

— Как пожелаете, — не очень разделяя энтузиазм собеседника, согласился скриптор. — Как я могу к вам обращаться?

— Называйте меня Энс, — уже развернувшись, отозвался мужчина, уходя вглубь мрачного города.

Обернувшись на ворота, сквозь щели которых еще виднелись последние крохи света, Биларгий попросил у Фелензии сил и терпения, после чего неохотно двинулся вслед за Энсом.

                                    * * *

Пробираясь по узким улочкам города, Энс то и дело оглядывался на идущего следом гостя, ведя непринужденную беседу.

— Вот скажите, Биларгий, вы упомянули о том, что наказание нашему городу было вынесено судом, да? А кто это совершил?

Тяжелый протяжный вздох старика мог бы свидетельствовать, что он не слишком хочет ввязываться в этот разговор. Тем не менее спустя некоторое время он решил ответить:

— Очевидно, это совершила Фелензия.

— Оно само собой разумеется, — согласился «начальник», — я имею в виду кто был исполнителем? Кто вынес приговор?

Биларгий неожиданно задумался. Разумеется, подобного рода задание должно было достаться кому-то высокопоставленному, но королевский судья этим не занимался, об этом скриптор точно бы знал. Верховный судья также не покидал пределы столицы на длительное время. Его заинтересованность в разговоре резко возросла.

— Признаться, я об этом не задумывался и не знаю ответа на этот вопрос. Наверняка какой-то выдающийся судья из столицы.

— Да, наверняка… — уклончиво пробормотал Энс. — А не слишком ли ответственное задание для человека, чьего имени вы даже не знаете? В смысле ваша должность подразумевает, что знаете вы очень много, но как это так ускользнуло из вашего внимания?

— Будем считать, что вы меня заинтриговали. Вы сами знаете ответ на свой вопрос?

— Представьте, что у Фелензии есть личный судья, который стоит выше привычной вам системы. Безмерно талантливый, а потому решающий… особые вопросы.

— Минуя меня? — недоверчиво поинтересовался скриптор.

— Настолько особые вопросы, что им не стоит оставлять след на бумаге, а лучше бы и в истории.

— И вы хотите сказать, что он… — начал Биларгий, но Энс его грубо перебил:

— Наш первый рассказчик!

С этими словами он указал на здание, к которому они подошли. Массивное, высокое, полное грубых углов и лишенное каких-либо украшений, — строгость и невзрачность этой постройки настолько преобладали в ее архитектуре, что, наоборот, даже выделяло здание среди остальных. В подтверждение безумных слов Энса над входом висело уже пожухшее и местами порванное знамя характерного серого цвета с отчетливо виднеющимся общепринятым символом судейства Фелензии — скованными терновой ветвью крыльями. Даже маленький шанс на правдивость его слов нагонял на Биларгия тревогу. Он понимал серьезность своей миссии, но для королевского скриптора и не существовало неважных дел — и текущее он не выделял среди остальных. До этого момента.

От размышлений его оторвал звук открывающейся двери. Энс дождался его внимания, после сделал приглашающий жест рукой. Внутри они сразу же оказались в просторном слабоосвещенном зале. Большую его часть занимали скамьи, обращенные к дальней части зала, где на некотором возвышении находился большой тяжелый стол, за которым высилась статуя Фелензии. Помещение больше походило на зал собора, нежели здания суда, впрочем, судейство Фелензии тоже во многом скорее религиозный обряд, чем бюрократический. Здесь было предсказуемо безлюдно, за исключением одинокого человека, сидящего за столом перед статуей. Пожилой мужчина был одет в скромную серую мантию, лишенную хоть каких-либо украшений; ее фасон подчеркивал внешнюю и внутреннюю строгость обладателя. Он был обложен кипами бумаг, внимательно вчитываясь в содержимое то одного листа, то другого, будто в судейском храме кипела жизнь и он завален работой.

— Господин судья, у нас гости из столицы, — окликнул его Энс, проходя мимо скамеек.

Добравшись до первого ряда, прямо перед столом, Энс уселся на скамью, приглашая Биларгия поступить так же.

— Позвольте представить вам Виктора Гордеца — человека, с чьей легкой руки была наказана Детераль. Его безупречно исполненный приговор настолько сильный, что он сам не смог его избежать, такая вот ирония.

— Да, мне действительно есть чем гордиться, — раздался сухой голос судьи, однако в тихих словах бурлило столько скрытой власти, что кожа Биларгия покрылась мурашками. Последний раз он ощущал что-то подобное, когда сама Фелензия благословляла его на службу.

— Здравствуйте, Виктор, — скриптор поспешил взять себя в руки, — именем Фелензии я должен записать вашу историю становления грешником, из-за чего вы были заключены в городе Детераль.

Сложив бумаги в аккуратную стопку, Виктор отодвинул их в сторону и соединил руки в замок.

— Это ваше святое право. Думаю, я могу уделить время для столь занимательной истории, — судья направил взгляд в сторону высокого окна, погружаясь в воспоминания. — Все началось с одного непримечательного поручения…

Горделивый Виктор

Самоходная карета, не запряженная ни одной лошадью, чудесным образом двигалась по дороге. Когда ты — олицетворение воли богини, твоим подчиненным необязательно обладать душой или разумом, чтобы исполнять приказы. Тем более зачастую компания других людей только нервировала Виктора, и даже столь долгий, выматывающий путь он предпочел провести в одиночестве. Уже давно в круг его общения входили в основном родственники богини, так что люди с их низменными проблемами точно оставались вне его интересов. Любопытно, какими в общении будут те, к кому он сейчас направлялся с особой миссией, — одна из многочисленных затерянных цивилизаций, порожденных Фелензией, с которой ее любимцам — людям — довелось повстречаться. Но, в отличие от всех предыдущих случаев, в этот раз без внимания Виктора не обойтись, ведь новоявленные пришельцы имеют врожденный талант к такой удивительной способности, как судейство богини, а значит, и налаживать с ними контакт придется кому-то соответствующему. Признаться, Виктор и сам был заинтересован в этой встрече, что немудрено — целая раса судей. С ними эта благородная профессия заиграет новыми красками. Впрочем, загадывать было рано.

Карета сильно покачнулась и начала медленно останавливаться, свидетельствуя о том, что назначенный путь завершен. Повесив через плечо дорожную сумку, безо всякой моральной подготовки Виктор сразу покинул карету и невольно сморщился. Открывшийся ему вид с непривычки ослепил мужчину: таким белым ему показался город, в который он прибыл. Все здания, все украшения, вымощенная дорога — все было сделано из тесаного камня, отделанного белым мрамором. Поморгав, давая глазам привыкнуть, он сумел разглядеть человека, стоящего возле его кареты. Очень легкая синяя туника едва закрывала белоснежное, будто высеченное скульптором тело. Признаться, поначалу Виктор даже принял его за статую, пока эта самая «статуя» не поприветствовала его.

— Рад нашей долгожданной встрече! Меня зовут Максимус, добро пожаловать в наш полис!

Вместо привычной речи, он просто открыл рот, и черная пустота внутри озарилась синим светом, оттуда и доносился голос. Что интересно, глазницы также были пусты, и в них тоже виднелся этот свет.

— Виктор, — кратко бросил судья, — слуга и помощник Фелензии, всеобщей богини.

— Мы называем ее Предтечей.

— Здорово, — безэмоционально ответил он, — между собой — как будет угодно, но у нее все-таки есть имя.

Пустые проемы глаз безжизненно уставились на человека, и не было понятно, думает он или вообще сломался. Наконец, сначала в глазах, а затем и в открывшемся рту появился свет.

— Конечно, Фелензия, я запомню. Давайте я провожу вас к сенаторам для дальнейшего обсуждения вашего визита.

Кивнув, Виктор сразу пошел вперед по улице, будто знал дорогу, но не слишком быстро, давая возможность Максимусу догнать и исполнить роль проводника.

Местная архитектура действительно впечатляла, но, на вкус Виктора, тут было слишком много колонн. И белого цвета — как он только не пачкался? Еще, наблюдая скопление местных жителей, можно было заметить, что на их головах вместо волос красовались различные барельефы как яркое выражение индивидуальности. У кого-то наросты или же слепки формировали целые венцы, но чаще это были просто рельефы. Наблюдая за горожанами, Виктор обратил внимание на двух детей, по поведению которых можно было сделать вывод, что они во что-то играют, вот только где-то в глубинах разума он ощущал отголоски очень знакомой ему энергии.

— Максимус, — окликнул он проводника и остановился, уставившись на детей.

— Что такое?

— Чем это они занимаются? — судья указал на объекты своего интереса пальцем и долго не спешил его опускать.

— Они просто играют…

— Я и так вижу, что они играют. Что это за игра? — слегка раздраженно огрызнулся мужчина.

— Это называется преторский щелбан. Легкие, веселые просьбы к Предтече, — несмотря на сложность распознавания эмоций у этой расы, в голосе Максимуса можно было расслышать недоумение.

— Вы используете волю Фелензии… для развлечений?

— Ну да, в той или иной степени этот дар используется во всех сферах нашей культуры. Что-то не так?

— Ты вел меня в сенат, так? — вместо ответа задумчиво произнес Виктор.

— Верно.

— И там будет кто-то из ваших лидеров?

— Разумеется, консул Гиперион.

— Отлично, тогда поспешим к нему, — так же резко, как остановился, Виктор направился дальше по дороге, вынуждая проводника снова его обгонять.

Спустя некоторое время они добрались до высокого здания в форме круга, обставленного многочисленными колоннами, где их добродушно встречали различные чиновники. Рассыпаясь в приветствиях, они провели гостя внутрь. В богато украшенном зале находился еще один представитель сената, чей рост был значительно выше остальных, а пластины на голове формировали роскошную тиару. Белые тога, накидка, плащ, шарф и прочие, пусть и легкие, но столь многочисленные одежды делали его фигуру грузной и массивной. Заприметив Виктора, он приветственно развел руки.

— Как я рад видеть столь дорогого гостя в нашем полисе! Уверен, этот день станет началом долгой и великой дружбы! Меня зовут Гиперион, я буду ответственен за взаимоотношения наших народов.

— Да, я тоже очень рад знакомству, — с нескрываемым пренебрежением ответил Виктор. — К слову о взаимоотношениях. Сразу хочу спросить, понимаете ли вы, что люди, и я в частности, представляют божественное королевство, что может накладывать некоторые правила и обязательства на другие народы. Например, на ваш.

— Да… да, конечно, понимаю, — в легкой растерянности произнес консул, — уверен, наши народы могут многому научиться друг у друга.

— Безусловно, — все так же сухо продолжил судья, — и я заранее хотел бы потребовать, чтобы вы пресекли занятия преторским щелбаном и прочие еретические практики среди своих граждан.

Среди сенаторов пронесся удивленный и недовольный шепот. Консул же молча стоял в раздумьях, сложив руки вместе. Наконец, он снова заговорил тем же дружелюбным голосом, в котором, впрочем, появились нотки волнения:

— Совсем скоро мы сможем обсудить любые вопросы и, я уверен, придем к взаимопониманию и все решим.

— Если вы не расслышали, это не просьба, — уже сурово произнес Виктор.

— При всем уважении попрошу вас не спешить вторгаться в нашу культуру.

— Что ж, если вы настаиваете…

Сложив руки за спиной, Виктор опустил голову, что могло быть расценено как согласие с собеседником. Но неожиданно за его спиной вспыхнули огненные крылья, свидетельствующие о том, что он взывает к силе богини.

— Перед ликом Фелензии я беру на себя право судить и выносить приговор. Причина — ересь. Наказание — запрет на использование практики божественного судейства в быту и для развлечения.

После его слов крылья за спиной сплелись терновыми ветвями, закрепляя приговор и приводя его в исполнение волей богини. Божественный огонь потух, но вспыхнул новый — общественный — сенаторы возмущенно обсуждали произошедшее. Консул сделал шаг назад, шокированно выставляя руки перед собой, но, несмотря на произошедшее, пытался сохранять дипломатический тон.

— Господин Виктор, при всем уважении вы переходите границы. Раз уж нас объединяет дар исполнять волю Предтечи, давайте решим все разногласия в суде, во взвешенном и разумном диалоге.

— Отличная идея, — беззаботно ответил судья.

— Замечательно. Тогда не будем дальше омрачать нашу встречу, мы назначим в ближайшие дни заседание и…

— Нет, я не хочу ждать, давайте сейчас.

— Да что он себе позволяет?! — раздался голос одного из сенаторов, но жест консула заставил его замолчать.

— Хорошо. Хорошо, вы правы, давайте сразу разберемся со всеми разногласиями, чтобы они не досаждали нам в будущем. Надеюсь, вы не будете против, если вашим оппонентом буду я?

— Зачем мелочиться? — удивился Виктор. — Противопоставляйте весь сенат разом.

— Боюсь, сейчас не время для шуток, — заметно нервничая, говорил консул.

— Я не шучу…

В зале повисла тишина. Минуту назад желанный гость теперь морально возвышался над остальными, источая угрозу, которую почти физически могли ощутить сенаторы на своей мраморной коже.

— Тогда пройдем в храм Предтечи, — донесся еле слышный голос Гипериона.

Они прибыли в просторный круглый зал, ступенчатые сиденья которого заняли сенаторы, а Виктор с Гиперионом расположились в центре, на некоем подобии сцены. Беззаботно прогуливаясь вдоль нее со сложенными за спиной руками, Виктор дал отмашку оппоненту, чтобы тот начинал.

— Мы собрались здесь под взором Предтечи…

Гиперион начал очень длительную вступительную речь, содержащую в себе много излишних формальностей, из-за чего заскучавший Виктор едва не упустил момент, когда внимание сместилось на него.

— …покусился на древние устои и импульсивно вынес приговор. Данной молитвой я прошу Предтечу наполнить мои слова силой, а говорю я: наказание нашего народа будет считаться недействительным, и впредь Виктор будет принимать решения касательно нас только во время обсуждения в Совете. Важность моих слов поддержат другие…

— Это наша культура, и нам ей распоряжаться…

— Не вам нас судить…

— Если бы Предтеча была против, она бы не позволила это изначально…

С разных сторон зала доносились голоса в поддержку Гипериона, наполняя помещение мягким синим светом, окружившим сцену, неся в себе мистическую силу судейства и наполняя прошение консула весом. Когда, казалось, все выступили в свою защиту, Гиперион поднял руку и указал на Виктора:

— Тем самым моя молитва вступает в исполнение!

Невидимая молния сорвалась в человека, обрушив на него столь же неосязаемую накопившуюся мощь. Но он даже не шелохнулся, продолжая скучающе наблюдать за собравшимися. По ощущениям тоже ничего не изменилось, а значит, их коллективная молитва просто не подействовала.

— Нет, не впечатляет, — произнес Виктор.

В полной тишине он снова прошелся вдоль сцены, оглядывая трибуны, после чего развел руками:

— Думаю, на этом ваши потуги можно закончить, и впредь вы будете знать свое место.

После этих слов зал озарился синим светом и взорвался криками. Гиперион поднял руки, пытаясь всех успокоить, но массовая истерика не останавливалась, а лишь сильнее разрасталась.

— Проваливай из нашего полиса, нам не нужны такие друзья! Самодовольный тиран! Мы соберем лучших судей, если понадобится, мы соберем всех жителей, но твое самоуправство не останется безнаказанным. Мы отправимся к самой Предтече, мы добьемся справедливости! — ревел зал, а просьбы консула успокоиться тонули в этом крике.

Поначалу Виктор сдвинул брови и грозно смотрел на рассвирепевшую толпу, но по мере пополнения проклятий в свой адрес в его глазах просыпался азарт. И, когда консул подошел к нему, чтобы увести из зала, тот смог заметить, что Виктор что-то тихо шепчет, взирая на сенат. После неожиданного хлопка в ладоши за спиной великого судьи вновь загорелись огненные крылья, но в этот раз не двое, а четверо, а размером они были столь велики, что заполонили собой весь зал, ослепляя и обдавая жаром всех собравшихся. Вместе с тем по стенам, колоннам и скамьям начали расползаться бесконечные терновые ветви, оплетая не только крылья, но и все вокруг. В этот момент раздался эхом громогласный голос Виктора, в котором слышалось некое одержимое веселье:

— Жалкая, никчемная раса, возомнившая себе чем-то большим, чем мусор под ногами Фелензии. Молитесь богине и верите, что ей на вас не плевать. Соберите хоть сотню таких судов, и это ничего не изменит, потому что Я — воля богини, а вы — лишь взбунтовавшееся стадо. Вы — ошибка богини. А знаете, что делают с ошибками? — Виктор выдержал многозначительную паузу. — Их исправляют. Перед ликом Фелензии я беру на себя право судить и выносить приговор. Причина — ересь. Наказание… я придаю забвению всю вашу цивилизацию. Кроме, пожалуй, тебя, Максимус. Вы же так хотели меня наказать? Твое наказание — вечно оттачивать свое мастерство в попытках оспорить этот приговор, а я посмеюсь.

Разомкнув ладони, Виктор спровоцировал невидимую волну, которая мигом разлетелась вокруг. Синий свет мгновенно потух, и все присутствующие начали тут же разваливаться, будто полые мраморные оболочки, оставляя на трибунах груду бездушных останков. Сначала в храме, а затем и во всем городе — лишь один оставшийся Максимус с ужасом наблюдал закат своего народа. Раздался треск, посыпались камни, свидетельствующие о начале разрушения храма, как и остального города. Но Виктор не обращал на это никакого внимания, осматривая последствия своего решения. И улыбался.

                                    * * *

Старательно вычерчивая символы в своей толстой походной книге, Биларгий то и дело тяжело вздыхал. В особо циничных моментах истории его лицо краснело, когда он старательно пытался отбросить эмоции, продолжая делать свою работу. Наконец, отложив перо в сторону, он устало протер глаза.

— Все в порядке, достопочтенный скриптор? — раздался над ухом голос Энса, который бесцеремонно заглядывал в написанный текст.

— Да просто… сложно поверить в эту историю, хотя я понимаю ее подлинность. Хроника Фелензии не терпит лжи, она просто не примет фальшивый текст.

— Сложно поверить? — переспросил Виктор. — Ты слышал, Максимус? Хочешь подтвердить?

Из тени, падающей от статуи богини, вышла на свет находящаяся там все это время фигура. К удивлению Биларгия, это действительно был тот самый Максимус, прямо как судья его и описывал, вот только вместо синей туники на нем были обычные холщевые обноски. Безжизненные прорези глаз двумя черными точками взирали на скриптора, но не было произнесено ни слова.

— Кажется, не хочет, — сделал вывод Виктор.

— Они действительно существуют. Странно, что я ничего не слышал об этом.

— Теперь услышали, просто с запозданием, — деловито произнес Энс, — главное, что справедливость летописи восторжествовала, пусть и не вовремя. Но время — не так однозначно, и об этом нам поведает уже наша следующая рассказчица.

— Да, думаю, мы можем двигаться дальше, — согласился скриптор, затем обратился к судье: — Не уверен, что был рад познакомиться. Хорошего дня.

Молча кивнув, Виктор вернулся к изучению бумаг на столе, а его гости покинули зал суда.

Энс сразу же направился дальше по улице, но скриптор в нерешительности обернулся на покинутое здание.

— Что-то не так? Забыли что-то спросить у Виктора? — Энс резко развернулся и внезапно оказался рядом с Биларгием, с любопытством пытаясь проследить его взгляд.

— Хочу кое-что спросить, но не у него, а у вас. Виктор оказался первым в вашем списке, чтобы показать, как мало мне, в сущности, известно, и чтобы я отказался от своих предрассудков на этом задании?

— Что? Нет, конечно. Просто он отлично демонстрирует, как Детераль перемалывает даже самые крепкие судьбы. Да и к тому же какие у вас предрассудки, вы самый непредвзятый член свиты Фелензии, поверьте мне, — с усмешкой произнес Энс. — Не унывайте, Биларгий. Впереди много интересного.

Развернувшись вновь, мужчина пошел прочь, символически раскинув руки, словно приветствуя свой город. А скриптору не оставалось ничего, кроме как последовать за ним.

После недолгого пути они покинули плотно застроенную домами улицу и вышли к просторному городскому парку. Несмотря на теплую погоду, весь парк был сильно заснежен, как заблудившийся посреди лета кусочек зимы. Повеяло морозным холодом, что вынудило легко одетого старика поежиться, закутываясь в слабо спасающую мантию. Опасения, что именно туда и лежал их путь, подтвердились, когда его проводник без сомнений и промедления углубился в снег, оставляя за собой протоптанную узкую тропинку. «Ну, хотя бы идти вторым будет легче», — попытался успокоить себя старик, окунаясь в непогоду. Не успел он согреться после горного ветра, как попал в погодную аномалию — этот город воистину проклят. За своими мыслями Биларгий не заметил, как они уже добрались до центра парка, где их ожидала следующая рассказчица. На скамейке, под ярко горящим фонарем, лежала девушка, смотря в небо и лениво покачивая свисающей ногой. На ней были разнообразные обтягивающие пестрые одежды, как у какого-нибудь шута, о чем особенно говорили разноцветные узоры и полосы на тканях, слишком броские для повседневности. Конечно же, эту догадку подтверждал и шутовской колпак, висевший на углу спинки. Сама девушка была молодая, неестественно бледная, а ее светлые волосы растрепались и намокли из-за мокрого снега на них. На незваных прохожих она не обратила никакого внимания, даже когда Энс похлопал над ней в ладоши.

— Ну же, Честер, не выставляй наш славный город в дурном свете, к тебе пришли.

— Кто? — безразлично и очень тихо спросила девушка.

— Столичный гость, многоуважаемый скриптор Биларгий. Он хочет послушать, почему ты попала в Детераль.

— Если она не готова, мы можем прийти позже или сместить ее в очереди, — вмешался старик.

— И снова пробираться через эти сугробы? Ну нет уж, тем более я выбрал именно такой порядок, — с капризными нотками возмутился Энс. — Вставай, девчонка, удели нам немного времени.

— Немного времени? — заинтересованно переспросила она. — Что для тебя немного времени?

— О, я знал, что тебя это расшевелит, — самодовольно усмехнулся мужчина. — Давай, помоги нам, а я потом помогу тебе поболтать сама знаешь с кем. Согласна?

Во взгляде девушки появился внезапный интерес. Тяжело вздохнув, она кивнула и села, кивнув головой скриптору на место рядом с собой.

— Только начни с самого начала, а то летопись получится не слишком полной.

— Как скажешь, — она откинулась на спинку скамьи и запрокинула голову, смотря в заснеженное небо. — Начнем с того, что я не Честер, а Элизабет, принцесса Элинийи. Наше королевство находилось далеко на севере отсюда…

Честер, одинокая и трусливая

— Принцесса, — в покои девочки зашел ее личный слуга Джейдан. — Элизабет, где вы?

— Я здесь… жду, когда меня отведут на урок, как мне и велено, — откликнулась она из-за стола. — Почему ты так задержался?

— Гм-м, возникли-и… скажем, некоторые проблемы. Ваш учитель сильно заболел и не сможет провести урок. Опять.

— Опять. Он просто меня избегает.

— Нет, что вы, — неуверенно проговорил слуга, — просто у него слабое здоровье, а заменить его некому. Придется это потерпеть.

— Да, разумеется, Джейдан, — прекрасно понимая истинную причину, грустно ответила девочка.

Она протянула ему руку, чтобы слуга отвел ее к родителям, как это обычно бывает в таких случаях, но Джейдан, слегка испугавшись, отпрянул от ее руки.

— Элизабет, мы же уже тысячу раз обсуждали, никогда не давайте никому руки, они слишком холодные.

— Прости, Джейдан, — все так же грустно отвечала она.

Встав из-за стола, поправив платье и выпрямив спину, Элизабет гордо пошла вслед за слугой. Двигаясь по коридорам замка, они привычно почти никого не встретили, ведь, заприметив их издали, прислуга предпочитала идти другим путем, а те, кто не мог, прижимались к стенам и пропускали принцессу, сразу ускоряя шаг за ее спиной. Девочка давно привыкла к такому поведению и старалась не обращать внимания, каждый раз при этом сосредотачиваясь на спине Джейдана, выискивая на одежде пятна, нитки и прочие несовершенства, позволяя себе фантазировать, где он мог их получить и как провел день.

Потом они придут к ее правящим родителям. Папа очень не любит такие моменты, он холодно поприветствует дочь, в очередной раз отчитает Джейдана, позлится на трусливого учителя и пригласит Элизабет на ее личный стул, недалеко от трона. Мама быстро их покинет, отправившись к себе, а отец будет заниматься королевскими делами — ее самый нелюбимый момент, когда к нему приходят разные советники и жители королевства. Они каждый раз смотрят на девочку, как вороны на пугало, того и глядишь, закаркают. Папа будет это игнорировать — в королевстве это вообще главное развлечение — делать вид, что никто ничего не замечает. А потом наконец-то она может быть свободна.

Одно из любимых развлечений принцессы — прогулка по саду, ее любимое занятие после нудного дня. Выбегая на улицу, она полной грудью вдохнула прохладный воздух. Приближается зима, приятное для нее время умиротворения и спокойствия, когда на холод от ее тела не обращают внимания, и можно часто любоваться красивым снегопадом. Элизабет часто замечала, что когда идет снег, мир будто замирает. Скорей бы.

Неожиданно кто-то за спиной девочки закрыл ей глаза руками.

— Никогда не угадаешь кто, — раздался театрально веселый голос, отчего лицо принцессы тут же расцвело улыбкой.

— Честер! — радостно воскликнула Элизабет.

— Да, это я!

Девушка в костюме шута ловко сделала колесо, оказываясь впереди. Сделав вид, что она крадет у девочки нос, нелепо попыталась убежать, но тут же с кувырком упала на землю, позволяя себя догнать.

— Все-все, сдаюсь, — сидя на земле, раскинув ноги, она уперлась между ними локтями, подпирая подбородок. — Почему моя принцесса так грустила?

— Мои уроки опять отменили, говорят, учитель заболел. Но я не верю.

— Почему же? Люди иногда болеют.

— Мой учитель, как и остальные, считает, что я проклята, поэтому избегает встречи, — грустно произнесла девочка.

— Пф, те, кто так говорит, не умнее шута! — наигранно грозно выпалила Честер. — Да и вообще они просто завидуют тебе, ведь ты принцесса.

— Но мама с папой тоже так думают.

— Они просто делают вид. Хотят оставаться грозными, чтобы их лучше слушались.

— Когда я стану королевой, мне тоже нужно будет казаться грозной? — поинтересовалась девочка.

— Когда ты станешь королевой, сможешь править как тебе заблагорассудится, — Честер важно подняла палец, нравоучительно продолжив: — Но только на благо Элинийи.

— А ты будешь мне помогать?

— Конечно! Будь уверена, стоит немного потерпеть, и все наладится, это же и шуту понятно.

Улыбнувшись, Элизабет бросилась к Честер и обняла ее, а та, на мгновение забыв о роли, прижала девочку к себе, как собственного ребенка. Но тут же весело вскочила, потянув ее за собой.

— Пойдем поиграем в прятки в саду. Чур, ты водишь.

До вечерних процедур оставалось совсем немного времени, а дальше снова учеба и унылые лица, но это все потом, а сейчас они планировали только веселиться.