Бесплатный фрагмент - Детектив на изоляции

Посвящается моей лучшей подруге Наде и моим родителям.

Огромная благодарность Наталье Христич, которая подарила Инге Макаровой в моем романе свои прекрасные стихи о человеческих взаимоотношениях.

«… Для кого-то веет ветер свежий,

Для кого-то нежится закат…

Мы не знаем — мы повсюду те же:

Слышим лишь ключей постылый скрежет

Да шаги тяжёлые солдат…»

/А. А. Ахматова. «Реквием». 1938—1940 гг./

«Еще одна жертва коронавируса. На третьей неделе самоизоляции жена убила мужа утюгом» (анекдот весны-2020)

Все персонажи и события романа являются вымышленными. Любое сходство с реальными лицами или событиями является случайным. Родильный дом имени N на Васильевском острове также придуман автором.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. АПРЕЛЬ-2020

*

— Мне кажется, что у нас эпидемия не коронавируса, а тотального размягчения мозгов, если ВОТ ЭТО считается «шутками недели по итогам рейтингов интернета»! — Наташа Навицкая раздраженно отбросила газету так, что издание перелетело через весь журнальный столик и шлепнулось на ковер в гостиной. — Или пользователей интернета считают идиотами, для которых и такое сойдет!

Виктор Уланов промолчал, видя, что жена взвинчена, и любая попытка поспорить или просто возразить ей обернется очередным скандалом. Конечно, авторы подборки юмора в пятничном выпуске вовсе не ставили целью обидеть читателей, подбирая тематические шутки в интернете. Но Наташа очень тяжело переносит самоизоляцию, особенно — после того, как «нерабочую неделю» продлили еще на столько же и нет гарантии, что этим ограничатся. Атмосфера в их восьмикомнатной квартире на набережной Фонтанки у Измайловского моста почти всегда была накаленной.

Уланов хорошо понимал Наташу: необходимость сидеть дома, неведомая опасность, о которой неустанно вещали интернет, телевизор, радио и газеты, и полная неопределенность — никто не мог точно сказать, как долго это продлится и что будет дальше — угнетали многих. И немудрено, что люди становятся нервными и готовы взорваться из-за каждого пустяка.

Энергичная деятельная Наташа привыкла всегда быть в движении, находиться в гуще событий, заниматься делом, валиться с ног от усталости — и чувствовать себя счастливой. Отдых она предпочитала подвижный, на грани экстрима. Даже прошлой осенью, зависнув с Ефимом в Джамете из-за многодневного шторма и закрытого на время технических работ моста, она ухитрилась раскрыть убийство в пансионате и помочь им с Беллой выиграть запутанный и почти тупиковый процесс в Севастополе.

А сейчас стала недоступной прогулка даже на Аничков мост или в Юсуповский сад, виднеющийся за рекой с балкона.

Сначала речь шла всего об одной неделе затворничества, потом этот срок продлили — и по слухам, это могло растянуться еще надолго. Это напомнило Наташе, как ей регулярно продлевали срок предварительного ареста. Это ожидание и неопределенность изматывали сильнее тягот неволи в московской «Бастилии», как называли в народе СИЗО в Печатниках. Наташа оказалась там в 2014 году по ложному обвинению и провела под стражей почти полтора года…

Уланов регулярно общался по скайпу с коллегами, и Ефим с нервозным смешком рассказывал, что Белла «вся извелась, как на иголках, энергия бьет ключом, а девать некуда». Уланов хорошо понимал Ефима. Он хорошо знал молодую жену босса. Бабушка Беллы до замужества была таборной цыганкой и даже среди товарок выделялась бурным темпераментом, и ее побаивались даже самые забубенные натуры. Внучка получила в наследство не только яркую красоту бабушки, но и ее неистовый нрав. На прениях, войдя в раж, Белла так сверкала глазами и метала молнии, что тушевались даже самые матерые, закаленные в судебных баталиях судьи и прокуроры. И можно было вообразить, какое испытание для неуемной Беллы — необходимость сидеть дома. Да и Ефима флегматиком не назовешь. «Удивительно, как их дом на Кутузовской набережной еще цел», — думал Уланов, представляя себе ошалевших от ничегонеделанья Когана и Измайлову.

Ефим и Белла расписались еще в январе, но Белла оставила себе девичью фамилию, которой очень гордилась, подчеркивая, что, скорее всего, относится «к тем самым Измайловым!» — это она произносила, царственно вскинув свою красивую точеную голову с пышной копной черных кудрей.

Наташа тоже в браке не меняла фамилию потому, что фамилия «Навицкая» уже стала известной многим читателям и поклонникам серии книг «Армейский детектив».

— Интересно, они что, сами не понимают, что от подобного юмора нормальных людей с души воротит? — гневно продолжала Наташа, меряя шагами гостиную. — От анекдотиков про последствия самоизоляции — бэби-бум к Новому году и очереди за маткапиталом после новогодних праздников или от этого, — она подобрала газету и показала мужу.

Томная девица в кокетливом фартучке на голое тело, ажурных чулках и маске призывно смотрела в объектив: «Нарушим дистанцию, милый?». Небритый лохматый парень, раскрыв рот и свесив руку с дивана, сладко спал с пультом от телевизора под измятой подушкой. Надпись под фото гласила: «2019 год — лентяй, пофигист. 2020 год — сознательный гражданин».

— Если это юмор, то рассмеяться я забыла! — Наташа снова отбросила газету в угол.

Выплеснув свое раздражение, она отошла к арочному окну, оперлась руками о широкий подоконник и какое-то время тоскливо разглядывала обезлюдевшую набережную, реку без единого речного трамвайчика и припозднившуюся в этом году поземку.

— Согласен, юмор в этот раз невысокого пошиба, — поднялся с кресла Уланов, — но стоит ли из-за него так сердиться?

— Витя, в каждой шутке ведь — только ДОЛЯ шутки, — буркнула Наташа, не оборачиваясь. — И в этих анекдотах и картиночках люди предстают безвольными примитивными существами, у которых остались лишь основные инстинкты: пожрать, поспать, потр… ся. Да, есть и такие. И они рады самоизоляции: не нужно тратить время на работу, культурную жизнь и саморазвитие — можно давить подушку, шарахаться по дому в линялых трениках и с немытой головой и изредка переваливаться от дивана к холодильнику и обратно. А, ну и еще время от времени — лениво спариваться в промежутке между очередным приемом пищи и телепередачей. Животное существование какое-то! Если кого-то подобные шутки забавляют, то для меня они оскорбительны. Это только животным достаточно еды, сна и регулярных сношений для счастья, а у хомо сапиенс шкала ценностей гораздо больше, и она не меняется в зависимости от обстоятельств!

— После такой гневной филиппики я не рискну даже заглянуть в твою спальню вечером, — попытался разрядить атмосферу шуткой Уланов, — а то ты и меня причислишь к разряду примитивных.

Наташа с кислым видом посмотрела на него:

— Похоже, на исходе второй недели изоляции поглупел даже ты. Не верится, что когда-то ты выигрывал «золото» на брэйн-рингах.

Уланов безнадежно покачал головой:

— Наташа, в чем ты упрекаешь меня? Думаешь, мне легко сидеть дома?..

— Заюзанный пропагандистский прием комсомольских шишек, — Наташа сбросила домашние туфли и забралась с ногами на широкий подоконник высокого окна. — «В Гондурасе негров линчуют, а ты не хочешь идти на субботник?!». От того, что «всем тяжело», мне ни хрена не легче!

— Я лучше помолчу, — начал раздражаться Уланов, — что ни скажу, все не так.

— Да, лучше помолчи, — кивнула Наташа. — Кстати, ты мне недавно приводил в пример Болдинскую осень Пушкина… Но он мог гулять, ходить в лес, на реку, а не сидел безвылазно в четырех стенах! Если бы он тоже не имел возможности выйти из дома и видел только дохлых мух в оконных рамах, то много бы он написал?

Она вскочила с подоконника и снова заходила туда-сюда.

— За что мы только платим домработнице? Зачем только нанимали мойщиков окон? Чем они смотрели на результаты своего труда, если пропустили здоровенную муху?! Теперь она валяется кверху брюхом, а я должна созерцать эту пакость! Никто ничего не видит; всем все пофиг! Скоро и мыться перестанут, завалятся набок, будут храпеть и пускать слюни на грязный наперник, прерываясь только на прием пищи, просмотр телешоу и чтение вот такого «юмора недели»! Конечно, такой образ жизни можно вести и в хлеву…

— У тебя опять зависла книга? — догадался Уланов.

— А откуда у меня возьмется вдохновение?! От грязных окон, что ли? От того, что я сижу, как зверь в клетке?

— Я сам развинчу окно и выброшу эту муху, чтобы ты успокоилась, — вздохнул Уланов. — А потом можем погулять…

— Строго в стометровой зоне? Как в тюремном прогулочном дворике, разве что без неба в клеточку? Не хочу! Достало! — Наташа сделала несколько дыхательных упражнений, чтобы успокоиться. — Извини, Витя. Я сегодня не лучший собеседник. Пойду лучше в кабинет, попробую поработать.

В ее кабинете снова царил кавардак. Стоило Наташе забыть запереть дверь, как туда тут же прошмыгивал трехлетний Витя-младший и, пока няня отыскивала питомца, успевал набедокурить. Вот и сегодня в тетради с черновиком нового романа красовались разноцветные каракули маркером, успевшим уже просочиться на все страницы, на весь разворот нарисована какая-то рожа и размазан шоколадный крем. Рукопись была безнадежно испорчена.

Стоя над изуродованной тетрадью, Наташа занималась аутотренингом: «Он же не со зла, а просто хочет напомнить о себе… Он не понимает, что это плохо и еще не умеет поступать назло… Нет, я вовсе не хочу нашлепать его и поставить в угол. Хотя меня моя мама строго отучивала от такого поведения, и я быстро поняла, что нельзя хозяйничать с чужими вещами… Я не хочу орать благим матом на няню за то, что она плохо следит за ребенком, а то у нее тоже лопнет терпение, и она может, чего доброго, попросить расчет, и тогда о книгах мне придется забыть до самого конца изоляции… Нет, мне вовсе не сложно восстановить по памяти 48 тетрадных листов текста… Я вовсе не задолбалась сидеть дома. Меня вовсе не бесят шуточки про демографический взрыв через 9 месяцев и картинки с полуголыми девицами в масках и опухшими от безделья „сознательными гражданами“… Я совершенно не считаю, что Витя-старший за 11 дней самоизоляции мозги растерял… Я довольна жизнью… … твою мать, да у меня счастья полные штаны!» — слёзы все-таки закапали на страницу, размывая остатки рукописного текста, избежавшего попадания маркера и шоколадного крема. Наташа попыталась их сдержать, но это привело к обратному эффекту.

— Младшенький опять напроказил? — вошел следом Уланов. — Вот разбойник, — нахмурился он, взглянув на тетрадь. — Проснется после дневного сна, поговорю с ним, как мужчина с мужчиной, — он обнял Наташу и погладил по голове.

— Няня объясняет, что это у него от дефицита общения с родителями, — шмыгнула носом Наташа, — и он старается привлечь наше внимание. Ну а я и рада бы проводить с ним больше времени, — она вытерла слезы, чувствуя, что вместе с ними вышел и весь гнев, — но наверное, как мать, я не очень хороша. И как жена — тоже. Вот солдат из меня — хороший…

— А мне другой жены и не нужно.

— Да уж, — поддела Наташа.

— Стал бы я иначе ради тебя нырять в июньскую Оккервиль!

— Ну, вы, адвокаты, ради победы на процессе не только в холодную реку за свидетелем — и в огонь полезете, это у вас вопрос профессионального самолюбия, — подхватила его шутливый тон Наташа.

— И Младшенький безобразничает в твоем кабинете именно потому, что ему тоже не нужна никакая другая мама, кроме тебя, Таша.

— Вот что делает с людьми изоляция, — сказала Наташа, когда они вышли на балкон в гостиной и закурили, — вот почему меня и не забавляют эти шутки на тему прироста рождаемости после карантикулов. На самом деле многие пары, оказавшись наедине 24 на 7, вместо нежности и страсти начинают ссориться, раздражаться и ждут не дождутся, когда можно будет выйти из дома и вернуться к прежней жизни. Ты вообрази, сколько заявлений о разводе посыплется, когда ограничения снимут!..

— М-да, — Уланов вспомнил вчерашний разговор с университетским другом. — Я накануне с Генкой Князевым разговаривал. Когда они с Полиной поженились, то казалось, что друг без друга они жить не смогут. А вчера он Полю на чем свет стоит костерил. Фима жалуется: Белка от скуки ударилась в кулинарию, каждый день пекла то пиццу, то фоккачу, то готовила пасту, за 10 дней набрала три кило… Так когда Фима сказал, что у нее стала классная фигура, визг поднялся такой, что чуть окна не вылетели.

— Зная Фиму, могу вообразить, в какой форме был сделан комплимент, — усмехнулась Наташа, — а для Беллы каждый набранный килограмм — злейший враг. Немудрено, что она не обрадовалась, а обозлилась. Но Белла и Фима могут орать и топать ногами даже без повода, просто так, для разрядки. У них это обычное дело. А вот у Инги дела совсем плохи, — Навицкая погасила окурок в пепельнице на высокой витой ножке. — Утром она позвонила мне и попросила помочь с поиском адвоката по бракоразводным делам. Сказала: «Этот режим изоляции — как лакмусовая бумажка. Просто поражает, сколько дряни из человека вылезло!». А когда я потом позвонила Антону, он сказал об Инге примерно то же самое и добавил, что, если они раньше не поубивают друг друга, то точно разведутся.

— Теперь понятно, почему тебя так разозлила подборка юмора в газете, — догадался Уланов.

— Да.

Инга и Антон Макаровы были друзьями Наташи и Уланова. Инга, обозреватель светской хроники еженедельника «Даззлинг», очень часто приходила на литературные мероприятия — презентации, автограф-сессии и пресс-конференции с авторами. Антон был врачом-гинекологом. Именно он принимал роды у Наташи три года назад. Макаровы всегда производили впечатление прекрасной дружной пары. А сейчас между ними были даже не снега Килиманджаро, как в песне группы «Сплин», а какая-то бездонная страшная черная пропасть. Судя по интонациям, супруги уже были выжаты до предела и с трудом выносили общество друг друга.

Если бы можно было побывать у них, поговорить, узнать, из-за чего начался разлад — может, это спасло бы их брак от крушения. Но карантин продлили, ограничения и контроль за их соблюдением ужесточили, и Наташа, общаясь с друзьями, чувствовала, как между ними нарастает отчуждение, а она ничем не может им помочь на расстоянии.

Поэтому сегодня днем, когда после разговора с Ингой ей позвонила еще одна приятельница из творческой тусовки — Катя, Наташа довольно резко оборвала ее. Катерина, радостно чирикая, вовсю расписывала ей, как использует свободное время для кухонных экспериментов и сколько, оказывается, блюд можно приготовить из самого обычного кускуса, и слушать ее после гнетущих разговоров с Ингой и Антоном и чувства собственного бессилия перед бедой в семье друзей было тяжело. А сегодня Наташа вспылила, прочитав на странице юмора очередную подборку анекдотов про бэби-бум через 9 месяцев, сексуальные эксперименты на изоляции и образец для подражания — «сознательного гражданина-2020»…

— Я, конечно, могу поискать им специалиста по семейным делам, — Уланов тоже погасил окурок в пепельнице, — мне несложно, всего-то пара звонков. Но ты, наверное, надеешься, что у них все наладится?

— Я смотрю на вещи реально, Витя, — Наташа плотнее запахнула ветровку, — и вижу, что они уже дошли до точки невозврата. Все мосты к примирению у Макаровых сожжены… И что-то у меня недобрые предчувствия.

*

Вечером снова вспыхнул скандал из-за того, что маленький Витя наотрез отказывался ложиться спать. Он с воплями и хохотом носился по квартире, а за ним безуспешно гонялась няня. По батареям уже заколотили обозленные соседи. Даже в дореволюционном доме с толстыми стенами были слышны топот и звонкий голосок гиперактивного мальчика. Уланов присоединился к няне, но и ему не удавалось убедить сынишку лечь спать.

Наташа уже два часа сидела в кабинете над чистой тетрадью и в конце концов не выдержала. Она выскочила в коридор и тут же споткнулась о радиоуправляемую машинку. Поднявшись с пола и потерев саднящее колено, Наташа чертыхнулась и пнула машинку так, что она разбилась о стену.

— Я могу хотя бы вечером спокойно поработать? — спросила она, входя в гостиную. Ее никто не услышал. Мальчик прыгал по дивану, распевая «Мы едем, едем, едем», а рядом метались отец и няня, урезонивая шалопая.

Наташа прибавила громкости:

— В конце концов, мои книги дают 70% семейного дохода, и ради этого можно создать мне нормальные условия для работы? И почему надо всю квартиру превращать в детскую площадку? Если я наткнусь еще на одну игрушку в коридоре, то выброшу все к лешему!

Умом она с ужасом понимала, что говорит жестокие вещи и несправедливо обижает близких, но остановиться не могла. Переписывание текста из испорченной тетради по памяти, ноющая над бровью тупая боль и ставшие тесными брюки наслоились на капризы тоскующего на изоляции Вити-младшего, и гнев захлестывал Наташу.

Она крупным шагом подошла к дивану и схватила мальчика, испуганно притихшего при виде рассерженной мамы. Наташа отнесла его в детскую, уложила в кроватку, подняла створку и сурово сказала:

— Закрывай глаза и спи. И прекрати шуметь, пока я не рассердилась еще больше!

Наташа хлопнула рукой по выключателю и вышла из детской, не обращая внимания на тихое похныкивание за спиной.

— Сделайте что-нибудь, чтобы он ложился вовремя, а не носился полночи по квартире, — велела она пришедшей следом няне. — В этом доме права есть не только у ребенка, но и у нас. И выведите его завтра на площадку. Она всего в десяти метрах от дома, на разрешенной территории. Пусть там разрядит свою гиперактивность, может, тогда вечером не будет на ушах стоять.

Послушав, как няня воркует над питомцем и поет ему колыбельную, Наташа выдохнула и прижалась лбом к косяку. Опять она сорвалась. Мальчик просто хочет внимания, об этом ей говорят и няня, и муж. А вместо этого снова получил отповедь. И опять не она, а няня баюкает мальчика перед сном. «Что я за мать!».

Уланов ждал ее в гостиной.

— Ну как, тебе уже легче? — спросил он. — Ты обращаешься с Младшеньким, как с солдатом. А он все-таки еще не солдат…

— Но и не кисейная барышня, — снова вспылила Наташа. — Много толку от вашего кудахтанья и увещеваний? Он нарочно ходит колесом, чтобы все вокруг него плясали. А он, в конце концов, мальчик, и его надо приучать к дисциплине. Ты хочешь, чтобы твой сын вырос мужчиной или капризной бабой? А я не хочу, чтобы мой сын рос какой-то долбаной Мальвиной! Да, пока он не солдат, но будет. А С твоим воспитанием он и в армии будет падать на плац, колотить ногами и орать, когда ему прикажут бежать марш-бросок или дежурить на кухне.

— Значит, я неправильно воспитываю сына? — тихо спросил Уланов, усаживаясь в кресло. — По-твоему, я не хочу, чтобы он вырос достойным человеком? Наташа, ведь пандемия и карантин — не навсегда, и когда все это закончится, тебе будет стыдно за эти слова. Это ведь раздражение в тебе кричит.

— Иногда мне кажется, что это никогда не кончится, — призналась Наташа. — Приходится мириться с ограничениями, с тем, что все наши планы на весну обрушились, с тем, что книга в четырех стенах еле движется, а редактор требует рукопись в срок. А тут еще и Витя-младший стал совершенно неуправляемым. Нет, — горько покачала головой Навицкая, — моей маме нужно дать орден «За мужество» за то, что она без всяких нянек и модульных детских садов вырастила троих детей. И, если Катя и Оля были потише, то я задавала жару с тех пор, как начала ходить. Как только маме хватало терпения? А я и с одним не могу сладить. Извини, Витя. Просто я как будто снова в тюрьме оказалась с этими запретами и продлениями срока. Не лучшие воспоминания.

— Да, понимаю, — Уланов отлично помнил, как они с Ефимом и Игорем защищали Наташу от ложного обвинения в особо тяжком преступлении и полтора года не могли убедить суд в очевидном: Навицкую подставили. Только чудо помогло им вывести на чистую воду настоящего преступника, бывшего возлюбленного Наташи, который готов был пожертвовать ею ради своей карьеры в большом бизнесе… В этом им помогла Белла, эксцентричная кронштадтская учительница по прозвищу «Авадакедавра». После того, как изобличенный преступник отправился на скамью подсудимых, а с Наташи сняли все обвинения, Ефим предложил Белле перейти на службу в его адвокатскую контору «КУН». Два года назад Измайлова получила второе высшее образование, юридическое, и уже выиграла несколько процессов. А в ноябре у него и Наташи будет первый юбилей свадьбы, пять лет. Вот только с чем они подойдут к этой дате? Уланов знал, что не все супружеские пары выдерживают испытание изоляцией в полном отрыве от прежней жизни. И не хотел, чтобы и они с Натой пополнили эту статистику. И Наташа тоже этого не хочет. Но как спасти отношения?

Зазвонил Наташин телефон.

— Наташ, ты не могла бы позвонить Макаровым? — забыв поздороваться, затарахтела Белла. — Там у них я не понимаю, что. Звоню Инге — телефон отключен. Набираю Антона — отвечает какой-то незнакомый голос и говорит, что Тошка не может подойти. Потом какие-то помехи пошли, сигнал пропал. Что за дурацкая связь! Сидим по домам, как зэки, да еще и со связью траблы!

— А на домашний телефон ты позвонить не можешь?

— Неееееа, — протянула Белла. — У меня в мобильном нет номера их стационарки, а наш аппарат… Мммммм… Он не работает. Разбился, — решила быть честной Измайлова.

— Опять в Ефима запустила? — догадалась Наташа.

— Да ну, — буркнула подруга, — уткнулся с утра в телик, смотрит какие-то шоу про бракоразводные суды и установление отцовства. Я его пять раз просила выйти в магазин за овощами для минестроне, а он — ноль внимания.

— Перешла на супы? — Наташа вспомнила Витин рассказ о том, как Белла увлеклась итальянской кулинарией.

— Ага, а то на выпечке к концу карантина так разожремся, что из квартиры выйти не сможем, в двери застрянем! Фима заодно бы и размялся. Как кашалот уже! А он меня игнорит, а потом говорит: сама сходи! Я и говорю: а есть суп я тоже сама буду? Сам же первым обедать прибежишь. А надо так: кто работает, тот и ест. А он: отстань! Прикинь, нормально? Ну я в него трубкой и засветила, — рассмеялась Белла.

— Попала? — тоже развеселилась Наташа.

— Попала в стену. Как Фима подскочит! Мамма мия! Как будто я ему кипятка в штаны плеснула. Как завопит: с ума сошла, у меня там такие телефоны были в памяти забиты! А я: надо было в книжку продублировать! И когда я прошу, подняться и сходить в магазин! — Белла фыркнула. — Один плюс: пока мы друг на друга орали, время обеда прошло. А потом разошлись по комнатам, бойкотировали друг друга — и пропустили время ужина! И даже не вспомнили — так завелись, что на адреналине и есть не хотелось.

Коган владел такой же огромной квартирой с эркером, как у Наташи и Уланова. Там было достаточно места, чтобы разойтись по разным углам и переживать обиду после очередной семейной бури.

— Может, новую диету запатентуем, — хихикала Белла, — завтракаем, потом орем друг на друга, потом дуемся. Глядишь, и не разжиреем за карантикулы! О! Может, послать в газету рецептик — «Как вернуться в форму после самоизоляции»?

Ссоры Беллы и Ефима были для них чем-то вроде фитнесса, и через 2—3 часа Измайлова и Коган сами над собой смеялись и мирились. И Наташа завидовала им.

По домашнему телефону Макаровых ей ответил слегка раздраженный мужской голос:

— Капитан Гарин, Н отделение! Слушаю!

— Я, наверное, ошиблась номером? — спросила Наташа.

— А кому вы звоните?

— Макаровым. Антону или Инге, — в душу Наташи уже закралась тревога.

— Назовитесь, — потребовал капитан. — Кем приходитесь хозяевам квартиры?

— Что-то случилось?

— Отвечайте, пожалуйста, на вопрос.

В трубке доносились голоса и возня. Кто-то сказал: «Посмотрите, что это там?». Ему ответили: «Осторожно, не сдвигай!». Откуда-то издалека доносились всхлипывания.

— Навицкая, Наталья Викторовна, — назвалась она. — Я подруга Инги и Антона. Но что все же…

— Новицкая? — в трубке зашуршала бумага. — Викторовна? Год рождения, адрес проживания?

— Навицкая. Наталья Викторовна. 1982 года рождения. Набережная реки Фонтанки, дом…, квартира… Но в чем все же…

Что-то зашелестело и упало. Кто-то выругался. На него шикнули. Кто-то сказал: «Все, можно увозить».

— Я к вам подъеду завтра утром, — сказал капитан, — нужно задать вам несколько вопросов. Когда вам будет удобно?

— Да когда угодно, — вздохнула Наташа, — сейчас всегда удобно.

— Хорошо. К десяти будет нормально?

— Да.

— Витя, можешь пошарить в своей базе в сводке происшествий по городу? — спросила Наташа, закончив разговор по телефону. — У Макаровых в квартире полиция. И они что-то собираются увозить. Завтра к нам зайдет полицейский, чтобы о чем-то меня расспросить, но так и не сказал, что у них случилось.

Уланов прошел в свой кабинет, сел за компьютер.

Пока он искал нужную страницу, Наташа достала телефон и попыталась позвонить Инге.

Но издевательски-вежливый, «секретутный», как говорила Белла, голос женщины-робота упорно талдычил ей, что аппарат выключен; находится вне зоны доступа; данный вид связи недоступен для абонента; абонент не отвечает, И так далее.

— Да ну тебя, дура электронная, — буркнула Наташа.

— Господи, — ахнул Уланов, отпрянув от экрана. — Не может быть…

— Что такое? — встревожилась Наташа.

— Тут пишут, что Антона сегодня днем нашли убитым в собственной квартире.

— О, Боже! — Наташа заглянула через плечо Виктора.

Да, адрес совпадал. Потерпевшему были нанесены побои в область лица и рук и пять ножевых ранений. До выяснения обстоятельств только что была задержана жена потерпевшего.

— Вот почему ее телефон не отвечает, — пробормотала Наташа. — Не могу поверить. Слушай, я же с ними обоими только сегодня утром разговаривала.

Уланов уже набирал номер.

— Фима любой пропуск достанет, — сказал он, — пусть съездит в отделение, чтобы Ингу не допрашивали без адвоката. А то под таким стрессом человек и в убийстве Джона Кеннеди сознается… Фима, привет. Это мне неймется. Послушай, ты ведь знаешь Макаровых? Ну да, ее и мужа… Боюсь, что с ним знакомиться уже не доведется. В сводке по нашей базе пишут, что Антон убит. Ножом, пять ударов. А Ингу задержали. Это точно, что ё-твоё. Я знаю, у тебя пропуск есть… Не мог бы ты съездить на Ваську… Да это не мне нужно, а ей. Ингу сейчас оперы будут трясти. Да, и я о том же. До утра они ждать не будут… Сразу после задержания могут и в неурочное время допрашивать… Кто кашалот? Я уверен, что она пошутила. Ты вовсе не похож на кашалота… Передам! Спасибо, Фима!

— Ефим уже садится в машину, — сообщил Уланов, закончив разговор. — Он все выяснит и позвонит нам. Или заедет.

— Пусть заезжает, — предложила Наташа.

— Да, понимаю. Дефицит общения… Только, — принужденно улыбнулся Уланов, — не угощай его пышками. А то он до сих пор переживает, что Белла сгоряча обозвала его кашалотом.

— Пышек в доме уже нет, — ответила Наташа, — я подвергла их остракизму с сегодняшнего дня, когда с трудом застегнула любимые джинсы. А то сама к концу изоляции превращусь в бегемота.

— Ты не похожа на бегемота, — Уланов вышел за женой на балкон.

Наташа пригладила короткие русые волосы и тоскливо обвела взглядом пустующую набережную. Как ей не хватало прогулок, поездок и купаний возле Крепости! И неизвестно, надолго ли это. Морально очень тяжело, да еще и собственное тело предает ее — пояс джинсов впивается в талию, рубашки угрожающе потрескивают на груди и расходятся на животе. Не расплылась, конечно. Сказываются годы жестких тренировок и закалки в ВДВ. Но форму терять начала.

— Витя, у меня дурные предчувствия, — сказала Наташа, закуривая. — Подождем вестей от Фимы.

— Подождем, — Виктор набросил на плечи Наташи ветровку.

Апрельские вечера становились все светлее. Приближались белые ночи. Какими они будут в этом году? Обычно летом центр города не спит круглыми сутками. По набережной гуляют туристы и теснятся машины. По реке тихо скользят речные трамвайчики — все в огнях, с веселыми оживленными пассажирами… Будет ли это лето нормальным? Или все как сейчас: пустота и печаль и страх, как в блокаду, но уже не перед немецкими бомбардировщиками, а перед чем-то невидимым, но, если верить официальным сводкам, не менее пугающим, чем налеты «мессеров» и «фокке-вульфов»?..

Наташа щелкнула зажигалкой. «Опять то же самое? Еще одно лето у Питера украдут?» — закралась в душу тревога. И обида за волшебные серебристо-розовые ночи, которые могут пройти над затихшим в страхе городом. Только патрульные будут равнодушно топать своими тяжелыми ботинками по граниту. А им не нужны тихая магическая красота белой ночи, затихшее зеркало реки и алая полоса на горизонте. Для них это работа, и смотреть они будут не на силуэты домов в розовом небе, а выслеживать нарушителя режима самоизоляции. И слушать будут не хрустальную тишину или такую же хрустальную мелодию, а улавливать, не доносятся ли откуда-то голоса гуляющих…

— Слышим лишь ключей постылый скрежет да шаги тяжелые солдат, — негромко сказала она, — вот так, из-за какой-то мелкой дряни весь мир посадили под замок. Киношники наивные люди, Витя. Они стараются впечатлить зрителя какой-нибудь Годзиллой, Чужим, Королевой Мегагирус, лишь бы побольше, да морда пострашнее, да пасть зубастая. А попробовали бы они снять фильм о монстре, которого невооруженным глазом не видно — а ужаса нагнал на всех…

— Кассу не сделает, — ответил Уланов, — зрители за свои деньги, потраченные на билеты и попкорн, хотят видеть именно зубастых, клыкастых и огромных.

— А жизнь зафигачила сюжет пострашнее всех мегагирусов…

*

Зазвонил телефон Уланова.

— Был в отделении, — сообщил Коган, — стою сейчас на Трезини, — щелкнула зажигалка. — Уфф! Кажется, дрянь дело, дети мои. Могу подброситься, поделиться подробностями.

— Приезжай, — ответил Уланов, — а то моя жена по тебе истосковалась, ночь не спит.

— Учись, салага, — усмехнулся Коган, глава и владелец адвокатской конторы «КУНИ», где кроме него и Уланова работали еще Игорь Никольский и Белла. — Вот как надо — чтобы женщины тебя бессонными ночами ждали! Это тебе не на брэйн-рингах призы сшибать!

— Добрый вечер, — донеслось в трубке, — полиция, сержант Петров. У вас есть пропуск?

— Доброй ночи, сержант, — в трубке зашелестели бумаги, — вот мой пропуск, по которому я могу перемещаться по всему городу и весям. Преступники, знаете ли, и в карантикулы не дремлют, и режим изоляции им не указ, так что адвокатам всегда работа есть.

— Почему вы без маски?

— Потому, что дырка для сигареты в ней не предусмотрена, а другим способом я курить не отваживаюсь. Неловко, знаете ли, штаны спускать на улице.

— Спасибо, проезжайте, здоровья вам, — и, уже в отдалении, взрыв хохота: — Ну, блин, приколист!

Представив себе попытку покурить так, как живописал Ефим, Уланов не сдержал смех. Коган недовольно проворчал:

— Вот же, и по ночам гайкают! А ты чего смеешься? Ладно, так я выезжаю, — хлопнула дверца машины.

Уланов спустился в старинном, но прекрасно работающем и добротном лифте в парадное, чтобы дождаться Когана во дворе. Иначе звонок домофона мог разбудить Младшенького, а его потом и до утра не угомонить.

С набережной во двор малым ходом вполз черный джип «Майбах», на котором Ефим предпочитал ездить по городу. Аккуратно запарковав машину, Коган вышел — крупный мужчина с царственной осанкой, седеющий брюнет с тонкими усиками, орлиным носом и яркими черными глазами — «лоер №1», «адвокат без проигрыша», возглавляющий к тому же рейтинг самых привлекательных мужчин-юристов Петербурга.

— Плохо дело, Витя, — сказал он в лифте, — я, конечно, готов за него взяться, но не знаю, каковы у нас шансы…

*

— Да, дети мои, — произнес Ефим, когда они втроем уселись в гостиной и Наташа принесла чай, — похоже, дело у нас — полная опа. Даже я не смогу добиться чистого оправдательного приговора. Разве что докажу состояние аффекта и отсутствие изначального преступного умысла.

— Фима, не тяни кота за я…, говори по существу, — нетерпеливо перебила его Наташа, разливая чай по чашкам.

— В общем, — побарабанил пальцами по столу Коган, — сегодня в 16.04 Инга Макарова позвонила в «скорую» и сообщила, что ее муж ранен и лежит на полу в прихожей без признаков жизни. Приехавшие медики обнаружили, что их помощь клиенту уже не нужна, и вызвали полицию. Макарова поведала оперативникам, что выносила мусор и задержалась во дворе на несколько минут, чтобы выкурить сигарету. Вернувшись, она увидела мужа лежащим в прихожей в луже крови, а рядом валялся нож из набора, висящего на стене в кухне. Полицейские осмотрели место происшествия и опросили соседей. Оказывается, Макаровы в последнее время жили отнюдь не мирно, а напротив, регулярно ссорились и иногда так, что чуть до драки не доходило. Одна соседка даже слышала, как Антон обещал отправить супругу в психушку, а Инга отвечала, что или посадит его, или подушкой во сне придавит. Другая рассказывает, что видела, как где-то около 16 часов Инга с безумным видом вылетела из квартиры с мусорным мешком в руках. Мешок был плохо затянут, и оттуда выглядывал рукав блузки. Проверили контейнеры, но, к сожалению, увидели только зад уезжающего мусоровоза… Другие соседи тоже говорят, что слышали ссоры между Макаровыми и взаимные угрозы физической расправой. На ноже оказалось множество пальцевых отпечатков Инги, как и на скалке, которую нашли под ботиночницей.

— А скалка-то причем? — спросил Уланов.

— На лице, плечах и руках убитого оказались следы свежих ударов… М-да. С учетом этого Ингу задержали до выяснения обстоятельств.

Наташа и Уланов потрясенно молчали.

— Теперь они будут трое суток носом землю рыть, чтобы доказать убийство на почве бытовой ссоры и поскорее сбагрить дело в суд. Инга в полном шоке, рыдает, двух слов связать не может, путается в показаниях. Следак, конечно, вцепился в нее, как бультерьер. Мне пришлось припугнуть его мерами воздействия за нарушение правил работы с подследственным, чтобы Макарову хотя бы в час ночи отпустили в камеру поспать.

— Фима, — сказала Наташа, — ты сейчас все равно ничем не занят. Если я тебя найму защищать Ингу, ты возьмешься за это дело? Я не могу поверить в то, что она убила Антона.

Коган потер переносицу.

— Да… Без договора о найме не обойтись, — сказал он. — Я бы и по дружбе твою просьбу выполнил — свои люди, сочтемся, как говорил классик. Но следак четко дал мне понять, что без официального разрешения на работу по делу Макаровой он мне и чихнуть не даст. Я на всякий случай захватил бланк договора… И Белку подключу покопаться в обстоятельствах. Пусть лучше поработает Каменской, чем вертеть свои бесконечные пиццы, а потом орать и пинать весы в ванной, набрав полкило. Сделаю ей пропуск и пусть займется адвокатским расследованием.

— Фима, — азартно подскочила Наташа, — а помощь независимого волонтера вам нужна? Одна голова хорошо, а две — лучше! Сделаешь пропуск и мне?

— Да, в Джамете ты лихо вычислила убийцу за три дня, — кивнул Ефим, — но…

— Я не могу сидеть сложа руки в стороне, когда речь идет о моих друзьях. Я места себе не найду. А Витя знает, какой я становлюсь язвой, когда не нахожу себе места.

— Ага, — выразительно закатил глаза Уланов. И они с Коганом понимающе переглянулись. Ефим сочувственно кивнул помощнику и открыл кейс:

— Ладно. Вот договор о найме адвоката. А вот — о привлечении независимого помощника-эксперта для расследования и поиска доказательств защиты. Без них пропуск не выдадут. Заполняй документы, Наташа, и завтра, то есть уже сегодня, я приступлю к делу и добуду вам пропуска.

— Фима, я тебя обожаю, — на радостях Наташа поцеловала Когана в щеку.

— Кхэммммм! — пошевелился Уланов. «Однако, Фима!».

— Эммммм, — развел руками Ефим. «А я-то что?»

— Витя, а ты — лучший муж, — Наташа поцеловала и Уланова и взяла ручку.

— Если нужна помощь, я тоже готов, — сказал Уланов, пока Наташа спешно заполняла бланки.

— Понадобится. Кстати, ох и соседи у них. Особенно — та, которая видела Ингу на площадке… Прямо гоголевская Дама, приятная во всех отношениях! А есть еще молодая мамочка, которая требует, чтобы все парадное по струночке ходило и даже воду в туалете не спускало, когда ее чадо изволит почивать. А уж дедок с биноклем — это вообще атас! — Ефим подавился хохотом.

— Ты уже и домой к ним съездил?

— Да, провел, так сказать, разведку.

— Вот, — Наташа протянула Ефиму заполненные документы. Коган расписался под обоими и шлепнул печать.

— Отлично, — он потер руки, — теперь мы официально работаем друг на друга. Пойду, Белке дам бланк заполнить, чтобы не терять времени.

— А насчет кашалота она пошутила, — сказала Наташа, провожая Ефима, — ты на него действительно не похож.

— Мда, вылитый Антиной, — ухмыльнулся Ефим, обматывая шею белоснежным кашне, — ты поосторожнее, а то мне Витька морду отполирует или картель пришлет, да не в плане бизнеса, а на Черную Речку. Меня же потом Белка прибьет.

— На Черной Речке уже не постреляешь, — успокоила его Наташа, — там Военно-морская академия под боком, вас сразу скрутят и носом в землю положат. А потом мы с Беллой вам устроим. Мы сейчас — Женщины на грани нервного срыва, так что с нами шутки плохи.

«Любопытная соседка; молодая мать; сосед с биноклем… Надо будет с ними побеседовать, Фима не зря выделил в своем рассказе именно их, — сделала себе заметку Наташа. — Как только получу пропуск, прощупаю их».

— Ты снова прежняя, — сказал Уланов, когда жена вернулась в гостиную, — глаза блестят, румянец на лице… Снова в родной среде?

— Да. Похоже, мне для идеального самочувствия всегда надо быть в деле. Такая вот чокнутая жена тебе досталась.

— А мне никакая другая и не нужна.

*

Чувствуя себя неловко за вчерашнюю гневную вспышку, утром Наташа сама накормила Витю-младшего завтраком, рассказывая ему сказку о лисе, зайце и ледяной избушке. После завтрака она вывела сынишку на детскую площадку.

Сейчас там было пусто, хотя обычно царило оживление. Мальчик чувствовал себя полноправным хозяином довольно большой игровой территории. Когда Наташа хотела помочь ему взобраться на горку или покрутиться на карусели, Витя категорично заявлял: «Сам! Я сам! Я музцина!».

Наташа сидела на скамейке, перелистывая сборник любимых японских кроссвордов с анекдотами и интересными историями из жизни. Выпуск был еще февральский, «мирный», без анекдотов и публикаций о пандемии и самоизоляции. Этой информацией сейчас пестрели все издания, и Наташа словно вернулась на пару месяцев в прошлое — такое, оказывается, прекрасное и совсем недавнее, всего пару месяцев назад…

Витя оседлал один конец доски:

— Мама! Садись!

— Если мама сядет, ты катапультируешься на крышу, — ответила Наташа, — у нас разные весовые категории, Младшенький.

Но все же она встала и подошла к сынишке, чтобы покачать второй конец доски рукой.

Во двор деловитой походкой вошел высокий молодой человек в полицейской форме и синей аптечной маске и зашагал к их парадному. Наташа посмотрела на часы: без двух минут десять. Наверное, это и есть капитан Гарин. Он обещал зайти именно в это время.

— Витя, покатайся пока на чем-нибудь другом, — сказала она. — Мне нужно поговорить с дядей по важному делу.

— Я пойду в лабиинт, — решительно сказал Витя. — Сам!

Наташа вспомнила рассказы мамы. Навицкая-старшая нередко слышала от едва начавшей ходить Наташеньки именно это слово. «Чуть ли не первое, которое ты выучила, — улыбалась она, — не «мама», а «сама».

Наташа догнала полицейского:

— Доброе утро. Капитан Гарин?

— Доброе утро. А вы, — он бегло взглянул на файлы с документами в папке, которую держал в руках, — Наталья Викторовна?

— Если вы не против, поговорим здесь? — Наташа указала на скамейку у площадки. — Я гуляю с ребенком, нужно за ним присматривать.

Теперь Гарин узнал ее. Накануне он купил в ларьке у остановки «Ужас лиговских «колодцев», ее новую книгу. На фото Навицкая была в элегантном темно-синем костюме, с легким макияжем и красиво уложенными волосами. Сейчас она стояла перед ним в джинсах и куртке, без косметики, а короткие русые волосы взъерошил легкий ветерок. Но он сразу узнал яркие серо-голубые глаза и красивые крупные черты лица писательницы. Навицкая оказалась среднего роста, ему по плечо, довольно крепкая и выглядела моложе, чем на фото.

Они сели на скамейку, и Гарин спросил:

— Вы давно знаете Макарова Антона Валентиновича и Макарову Ингу Михайловну?

— Несколько лет. Сначала я познакомилась с Ингой. Она пришла на презентацию моего первого романа, чтобы взять интервью. А три года назад в родильном доме я встретила ее мужа. Антон был моим врачом, — Наташа привстала, ища глазами в лабиринте ярко-красную куртку Вити-младшего. Мальчик уже добежал до фигурки Красной Шапочки и помахал матери рукой. — С тех пор мы дружим семьями.

— Конечно, вы уже знаете, что произошло вчера, — произнес капитан. — Два часа назад в отделение явился адвокат, которого вы наняли для защиты Инги Михайловны.

«Ай да Фима! Ушел от нас около трех часов ночи, еще собирался подсунуть Белле договор о проведении адвокатского расследования, и в восемь уже как штык в отделении! Вот это оперативность!»

— Раз вы знали Макаровых долгое время и дружески общались с ними, — продолжал Гарин, удобно умостив папку на коленях, — я попросил бы вас рассказать, какое впечатление они производили; как пара и по отдельности.

Витя добежал до центра лабиринта. Там возвышался Теремок. Только Медведь вопреки тексту сказки не давил домик, а выглядывал из окна вместе с другими зверушками.

— Мама! Я досол! Мама! Смот'и! — подпрыгнул мальчик.

— Молодец! Я не сомневалась, что для тебя это пара пустяков, — откликнулась Наташа.

— Вы с ребенком разговариваете, как со взрослым, — заметил капитан.

— Да, приучаю его к правильной речи. Не люблю все эти бессмысленные «муси-пуси-утютюси».

— Мама! Я буду на голке кататься!

— Только съезжай правильно, — напутствовала Наташа. — Помнишь, как я тебя учила? — и снова обратилась к капитану.

— Мне казалось, — обратилась она к капитану, — что Макаровы — неплохая пара… были, по крайней мере. По крайней мере, именно такое впечатление они производили.

— Вы не против? — Гарин включил диктофон.

— Не против. Так вот, они ладили между собой, хотя по характеру были разными людьми. Антон — весельчак, балагур, душа компании. Любитель дружеских розыгрышей. Он был очень изобретателен, любит… любил организовывать праздники, — говорить об Антоне в прошедшем времени было так непривычно, что Наташа каждый раз спотыкалась. — Каждый раз он придумывал какой-нибудь оригинальный сценарий, целую постановку, и получались не стандартный Новый год или день рождения, а всегда что-то новое, неповторимое… Инга — она другая: серьезная, деловитая, острая на язык; профессия накладывает отпечаток. Светский хроникер и литературный критик должен уметь не только хвалебные материалы писать, но и полемичные и уметь за себя постоять в конкурентной борьбе. Среди журналистов существует азартное соперничество, каждый старается превзойти коллег. Инга же всегда стремится быть лучшей. Поэтому мы с ней нашли общий язык, благодаря нашему комплексу отличницы…

— Что за комплекс? — уточнил Гарин.

— Желание выполнить свою работу лучше всех и все в своей жизни держать под таким же строгим контролем. Антон из-за этого часто пошучивал над Ингой, называл ее «дочкой Ипполита», по аналогии с «Иронией судьбы»…

— А как Инга Михайловна относилась к этим шуткам?

— Нормально. Она понимала юмор и знала, что муж не ставит целью обидеть ее.

— Общались ли вы с Макаровыми в последнее время?

— Да, по телефону или скайпу. Антон продолжал работать — родильные дома ведь не закрылись. А вот Инга оказалась не у дел. Все культурные мероприятия отменены, театры и кинотеатры закрыты, авторы сидят по домам, и читателям сейчас не до рецензий.

Наташа некстати вспомнила Катю, которая накануне взахлеб расписывала ей все прелести кускуса по-испански. До пандемии Катя с завидной регулярностью выдавала на-гора десять любовно-исторических романов в год. Красивый, но немного высокопарный язык; воспевание утонченности, благородства, чувства долга и верности клятве; чистая любовь и жертвенный патриотизм… Удивительно было, как при таком рабочем графике Катя не пропускает ни одной тусовки для литераторов и окололитературной публики. А сейчас она радуется свободному времени и бойко тарахтит о кулинарных экспериментах, стирке, уборке и забавных выходках своих питомцев — мопса, двух йоркширских терьеров и кошки. «Кстати, Катя тоже дружила с Макаровыми. Надо бы и с ней пообщаться. Только как бы отбиться от ее кухонных изысков? — Наташа ощутила, как при одной мысли о еде пояс джинсов протестующе сжал ее талию. — Она же непременно захочет, чтобы я оценила ее мастер-шеф. А я бы охотнее съела Беллину пиццу, чем кашу в каком бы то ни было виде. В детском саду меня так обкормили манкой, что я до сих пор к кашам отношусь прохладно…»

Наташа рассказала капитану о том, как накануне созванивалась с Ингой, и та попросила помочь с поиском адвоката, специализирующегося на семейных делах, особенно — бракоразводных процессах. Гарин призадумался перед тем, как задать ей следующий вопрос.

А Наташу снова осенило. Ведь Инга не кричала в сердцах или в шутку, как многие женщины в пылу ссоры: «Все, развод и девичья фамилия, уйду в монастырь, в мужской!». Она на полном серьезе просила, чтобы Уланов помог ей найти специалиста по разводам. Значит, решение о разрыве с Антоном было обдумано и принято. «Если она твердо решила развестись, то зачем было сначала просить подыскать юриста, а через несколько часов хватать скалку и нож? Это не в духе Инги. Она не какая-нибудь спонтанная особа, у которой семь пятниц на неделе. Наоборот, она — человек прагматичный и последовательный и к поспешным действиям не склонна. Инга ничего не бросает на полпути и если решила разводиться, то направила бы все действия именно на это. Поэтому Антон шутя и прозвал ее „Ипполитовной“ — за то, что Инга не любит сворачивать с выбранного пути. Я не представляю, что должно было случиться, чтобы довести Ингу до исступления. Это Белла регулярно топает ногами и бросает в Ефима все, что подвернется, или я могу заорать и проломить кулаком столешницу. А Ингу я ни разу не помню даже повышающей голос!».

Она изложила это Гарину и заключила:

— Инга хотела развестись с мужем. Не знаю, что ее к этому подтолкнуло, но в эти дни у них совершенно испортились отношения. И если Инга искала адвоката по бракоразводным делам, зачем ей было убивать Антона?..

— С этим мы сейчас и разбираемся, — ответил капитан Гарин и подвинул ей несколько листов, заполненных поспешным рукописным текстом. — Прочтите, правильно ли я записал, и подпишитесь.

*

Дома Наташа сдала наигравшегося и довольного Витю-младшего с рук на руки няне. Та повела воспитанника в ванную, мыть руки, и торжественно объявила, что принесла новую книжку загадок и, если Витя будет хорошо себя вести и слушаться, они до самого обеда будут разгадывать загадки. Наташа тоже долго и энергично намыливала руки во второй ванной комнате. Вытираясь, она с неудовольствием заметила, что запястья снова покраснели и шелушатся — последствия частого мытья.

Выйдя, она увидела на вешалке пальто Ефима и обрадованно поспешила в гостиную.

Ефим и Уланов пили кофе и беседовали. Судя по всему, речь шла как раз о новом деле «КУНИ». С порога Наташа услышала обрывок фразы Ефима: «Следователь борзеет, хочет раскрываемость повысить» и ответ Вити-старшего: «Похоже, в некоторых случаях презумпцию невиновности выводят за скобки».

— Ничего, я это исправлю! — воинственно выкрикнул Коган, вскинув длинное курабье, как метательный дротик. — Я теперь этих утырков под лавку загоню. Видел бы ты, как у Углова рожа вытянулась, когда я с договором о найме пришел! Наслышан обо мне, ж… дыр, понимает: со мной не разрезвишься на приволье, обвинение наспех белыми нитками не сляпаешь! Привет, Наташа, — он поднялся при виде хозяйки квартиры, — а я тебе пропуск принес.

— Углов — это следователь? — уточнила Наташа.

— Да, — Коган подал ей новый пропуск. — Тот еще фрукт… Ничего, я и не таких крабом ставил! И свидание с подзащитной выбью, хоть по видеосвязи, хоть через стекло. И пусть они свои бредни насчет карантина и заботы о нашем здоровье запихнут себе… — адвокат выдержал многозначительную паузу, — … в портмоне!

— Никиту Михалкова плагиатишь, — Наташа налила себе вторую с утра чашку кофе и тоже взяла печенье. — «Статский советник» и мне нравится… Так тебе не дали пообщаться с Ингой?

— Мотивировали это тем, что или я могу занести с улицы заразу в КПЗ, или Инга может наградить меня чем-нибудь, подхваченным в камере, — фыркнул Ефим, — в общем, как Джонсон и Джонсон, которые заботятся о нас и о нашем здоровье… Помните этот слоган лет двадцать пять назад? Из каждого утюга его дудели. Видали фрукт?! С первого дня начинают совать мне палки в колеса! Ну, ладно, посмотрим, кто кого!

В коридоре простучали маленькие ножки, и в гостиную вбежал маленький Витя. Увидев Когана, он деловито ухватился за брючину адвоката, вскарабкался к нему на колени, цапнул со стола конфету и продекламировал:

— Без лук, без топоенка постлоена избенка — это сьто?

— Ну-у, это сложный вопрос, — протянул Ефим, — ты меня озадачил… Наверное, это трамвай, да?

— Никакой не тламвай! — покатился от смеха Витя и чуть не подавился засунутой в рот конфетой. — Это гнездо! Птицьки деают гнездо! — увидев в дверях няню, мальчик прихватил еще и медовый пряник и слез с колен Ефима. — Ну, я посёл. Мы книзку цитаем.

— Приятного досуга, — сказал Коган.

— А тебе разрешили пряник взять? — спросила у воспитанника няня.

— Разрешили, — ответила за сынишку Наташа.

Няня увела Витю-младшего в детскую.

— Скайпа у них нет, — горячился Коган, — и комнаты свиданий со стеклом, блин, тоже не предусмотрено. И в предвариловке мне с Ингой переговорить не дадут; под этот драный карантин все что угодно на раз спишется. Ладно, это не на года, я им еще по закону припомню, как процессуальные нормы нарушать, пусть не думают, что я скушаю и утрусь!

— Фима, лучше расскажи, что ты узнал по делу, — Наташа с сомнением посмотрела на вазочку с конфетами, но все-таки не удержалась и развернула «Мишку косолапого».

— В общем, сейчас опрашивают соседей Макаровых, — шумно вздохнул Ефим и захрустел вторым курабье, — начали с одной очаровательнейшей особы, которая уже забросала участкового жалобами на шумных соседей. Она, знаете ли, два месяца назад стала матерью. И с тех пор, как произошло сие историческое событие, требует соблюдать тишину и после 22 часов, и с 9 до 12, и с 13 до 15, и с 17 до 19 часов — ребенок, знаете ли, в это время изволит почивать, и ему мешает даже упавшая этажом выше булавка, не говоря уже о шагах на лестнице, кашле или дверном звонке. О ремонтах, видимо, соседям придется забыть, пока ее отроковица не отправится в первый класс. О праздниках — видимо, тоже. Не исключено, что и в Новый год мадам потребует, чтобы все парадное сыграло отбой в 22 часа или шло праздновать в ресторан…

— Если они к тому времени уже откроются, — меланхолично сказал Уланов.

— Откроются или нет, это ей до лампочки… Так вот, при малейшем шуме мадам гневно стучит в стену или по батарее, звонит в дверь со скандалом и строчит гневные спичи на форумах и в домовом чате, не всегда стесняясь в характеристиках для тех, кто беспокоит сон ее юницы. Парочка рэперов из 35-й квартиры послала ее хорошенько разок, и прелестная особа больше к ним не лезет. Теперь она отыгрывается на тех, кто в неурочное время дерзнул включить телевизор чуть громче комариного писка или воду в туалете спустил. Она поведала оперативникам, что всю неделю Макаровы бурно ссорились почти каждый день, кричали друг на друга и на призывы соблюдать тишину не реагировали. По ее словам, однажды Инга «хамским визгом», цитирую свидетельницу дословно, заявила, что по государственному закону каждый имеет право в своем доме разговаривать, смотреть телевизор, принимать душ и делать ремонт с 8 до 22 часов. А вот соседка не имеет никакого права «строить» все парадное, как пахан на зоне, по прихоти «своей левой пятки». После этого милые дамы разругались до стадии полного бойкота. Далее соседка заявила, будто слышала, как Антон накануне гибели кричал жене: «Я тебя в дурку запихну, у меня там дружбан по универу работает, любой диагноз тебе быстро сварганит», а она отвечала: «Да я тебя раньше в Новые Кресты отправлю или подушкой придушу, ни один мусор не подкопается». И соседка сочла своим гражданским долгом поведать об этом сотрудникам правопорядка, желая оказать им посильное содействие и проявить сознательность и честность… тьфу! Пойдемте, покурим, а то пока я читал показания этой «сознательной гражданки», такое чувство появилось — словно в душу помойку вывалили!

На балконе Наташа сказала:

— Я тебя понимаю, Фима. Тоже не терплю людей, которые любую подлость, жестокость или равнодушие прикрывают гражданским долгом или официальными правилами. В тридцатые годы такие, поругавшись с соседом по коммуналке, писали на него донос и гордились, когда того уводили: «Я выполнил гражданский долг! В чем я неправ?».

— А потом еще подавали на расширение жилплощади и занимали опустевшую комнату, — добавил Уланов.

— Или парни, которые не уступают место в транспорте: «Я заплатил и имею право ехать с комфортом! Я купил это место и хочу сидеть именно на нем! Нет такого закона, чтобы уступать! В чем я неправ?!»

— «Мастерица толковать указы», — процитировал фонвизинского «Недоросля» Коган.

— Да уж, — поморщилась Наташа. — Вылитая госпожа Простакова, которая потрясает у всех перед носом официальными бумагами, оправдывающими ее хамство, наплевательство и эгоизм… И таких сейчас немало.

— На очереди еще тетушка, которую Инга, якобы, чуть не сбила с ног, выбегая из квартиры с мусорным мешком, — продолжал Ефим. — Я уже поймал ее, хм, на неискренности. Она утверждает, будто просто шла по лестнице, поднимаясь к себе на этаж. Ее квартира находится аккурат над апартаментами Макаровых. Но я из интереса поднялся в парадное твоих друзей и прошелся по этажам. Так вот, там такая планировка, что, открывая дверь квартиры, невозможно задеть человека, идущего по лестнице. Ступеньки находятся весьма далеко от квартирных дверей. Инга же не сорвала дверь с петель так, что она пролетела пять метров и ударила почтенную фрау, верно? Чует моя чуйка, что уважаемая донья банально подслушивала под дверью, услышав с лестницы отголоски соседского скандала. Видимо, в воскресной программе телепередач не оказалось ее любимых историй о том, «как простого Хуана полюбила Мари» и досточтимая пани от скуки решила найти замену «бразильянским страстям» в реальной жизни.

— Фима, про Мари и Хуанов сейчас, наверное, никто не смотрит, — улыбнулась Наташа, — у нас теперь и своего «мыла» хватает, такого же густого и пенистого…

— Наташа! — заржал Коган. — Я знаю, что тебе не нравятся эти сентиментальные саги, но материться-то зачем?! В общем, — сказал он, отсмеявшись, — соседка едва успела отпрыгнуть, когда дверь макаровской квартиры внезапно распахнулась. Следующий, кто рвется дать показания — это пожилой, хм, джентльмен из парадного напротив.

Дом на Среднем проспекте Васильевского острова, где жили Антон и Инга, был построен в форме буквы «П», и окна Макаровых смотрели как раз во внутренний двор и на третье крыло «буквы».

— Так вот, у этого господина есть хобби: осматривать окрестности, в особенности — соседские окна в морской бинокль Б7х50. Нет, ну он меня удивил, — развел руками Коган, — не только не стыдится своего хобби, а еще и со вкусом о нем рассказывает. Не боится, что ему потом соседи по шее надают? Я бы точно надавал.

— Старших нужно уважать, Фима, — упрекнула его Наташа.

— А что? — возразил адвокат. — Если он на тридцать лет старше меня, это дает ему право чужие окна в бинокль разглядывать? Уважение надо еще заслужить, в том числе — достойным поведением. Право на неприкосновенность жилища и частной жизни еще никто не отменял, и в законе нет пометок о том, что люди почтенного возраста имеют право подглядывать за соседями, кто какие трусы носит и чем дома занимается!

На набережную вышла небольшая компания: соседи Наташи и Уланова из второй квартиры на их площадке; их двое детей; молодая пара, живущая этажом ниже и три девушки из соседнего парадного. В центре группы степенно выступала холеная ярко-рыжая колли.

— Выгуливать животных не запрещено, — вполголоса комментировал Ефим, — и я не в первый раз вижу, что какого-нибудь шпица выгуливают чуть ли не всем парадным. И тут не прикопаешься. И почему я собаку не завел!..

— Купи ошейник и поводок и выгуливай Беллиного кота, — посоветовала Наташа. — Мэйн-кун вполне сойдет по размерам за спаниеля, например… Хотя ты сейчас по делу и без выгула животного набегаешься.

— Белка мне этот поводок намотает на сокровенные места за такое издевательство над бедным котиком, — хмыкнул Ефим, — хотя я даже ни разу тапком не нахлопал по заднице этого Бармалея, когда он в очередной раз рвет мои газеты, опрокидывает чай на документы и загоняет пульт от телевизора под диван…

— Надо же было додуматься так назвать кота, — заметила Наташа. — Вот и получай теперь то, что сам накликал. Помнишь: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет». Ты думал, что кот по имени Бармалей будет вести себя образцово-показательно?

— Кто же думал, что мой прикол так обернется, — обезоруживающе развел руками Коган. — Итак, дети мои, задницей чую — мало нам не покажется!

Они вернулись в гостиную, чтобы обсудить дальнейшие действия.

После ухода Ефима Наташа с удовольствием надела на шею новенький пропуск и погладила его блестящую поверхность. Вот он, ее ключ к свободе. И жаль, что его не было накануне… Может, если бы она могла прийти после полудня на Васильевский остров, трагедию удалось бы предотвратить?..

*

Вечером Наташа позвонила родственникам в Севастополь. «Целую неделю не общались, — укорила она себя, — что-то я совсем распустилась!».

— У нас то же самое, — сказал троюродный брат Наташи Гена, владелец сети кофеен, — самоизоляцию снова продлили, то ли на неделю, то ли до мая. Конечно, трудно и непривычно. Мои кафе перешли на режим работы на вынос и доставку заказов на дом. Алисины бутики и СПА закрыты на карантин, а парфюмерные магазины работают: они попали в категорию «товары первой необходимости». Мыться, бриться и стирать одежду люди будут в любое время. Лэтти готовит спецвыпуск альманаха о карантине; общается с авторами онлайн и по телефону и принимает рукописи на мэйл. Жанна учится на удаленке, готовится к выпускным экзаменам. Их, скорее всего, перенесут, но наша отличница расслабляться не собирается. Игнатий все так же ведет домашнее хозяйство твердой рукой. Мы, в общем-то, не страдаем: даже спуск к морю есть, и на машине передвигаться разрешается. Но город почти обезлюдел, Наташа, и транспорт пустыми окнами светит даже в «часы пик», а прохожие — все в масках и друг от друга шарахаются.

Сестра Гены, Алиса, владела несколькими бутиками, салоном красоты и сетью парфюмерных магазинов. Их младшая сестра Жанна, дочь дяди Вилибалда от второго брака, заканчивала школу. По поводу выбора вуза мнения в семье разделились. Гена и Алиса считали, что Жанне лучше выбрать крымский университет — неподалеку от родного города. Сама Жанна и ее мать Лэтти — владелица и главный редактор литературного альманаха — настаивали на Университете Профсоюзов в Петербурге. 36-летняя красавица-блондинка Лэтти часто бывала в гостях у Наташи, и Петербург ее очаровал. Особенно сильное впечатление на молодую женщину произвели бутики Пассажа и Гостиного двора. Поэтому Лэтти и поддержала желание дочери учиться в знаменитом Университете — тогда можно было бы часто навещать Жанну, а заодно — отводить душу в бутиках. «Записки шопоголика — это обо мне, — смеялась Лэтти, перебирая покупки. А Жанна после рассказов Беллы об Университете Запесоцкого, где Измайлова получила второе высшее образование, не хотела слышать ни о каком другом вузе. Мать и дочь образовали крепкий форпост, ратуя за Северную столицу. «Тут прекрасная учебная база, — говорила Жанна, демонстрируя буклеты, — вы посмотрите, какой преподавательский состав!» «Прекрасные условия для иногородних студентов, — вторила ей Лэтти, — в такой кампус я со спокойной душой отпущу ребенка!». «Пять лет в Питере! Повышение культурного уровня! Музей под открытым небом!» — в унисон твердили обе.

— Жанна и Лэтти немного приуныли, — продолжал Гена, — все театры и клубы закрыты, мероприятия отменены. Но главное, что мы все здоровы. Да и в городе больных мало. Но береженого Бог бережет…

— А не бережёного — конвой, — невесело пошутила Наташа, и они коротко усмехнулись.

Потом Наташа позвонила в Черноречье маме и узнала, что там тоже все здоровы и в селе все спокойно, вот только в магазине недавно раскупили все муку, крупы и сахар, а в аптеке — все маски.

— Я стала шить маски, чтобы скоротать время с пользой, — сказала мама, — из дома выхожу редко, только в магазин. А маски сдаю в аптеку по 10 рублей… В городе женщины тоже шьют, но просят рублей по 20—30. А были по полтора рубля. Твой любимый «ветеран» все еще ездит, и дядя Вася при нем — на боевом посту.

«Ветераном» Наташа называла старенький, но еще добротный и бойкий автобус, неустанно снующий в Черноречье и обратно с бессменным водителем — усатым весельчаком Василием Ивановичем.

— Похоже, кто-то за время пандемии сколотит себе состояние на крупе, туалетке и масках, — заметила Наташа, — вот так, ситуация, как лакмусовая бумажка, показала подлинную сущность каждого человека. Одни стараются поддерживать друг друга и помогать нуждающимся, а другие из всего извлекают выгоду.

— А волонтеры какие молодцы, — сказала мама, — приносят продукты и лекарства одиноким или беспомощным людям и никаких денег за это не берут, даже от чаевых отказываются. Славные ребята! Мне тоже предлагали помощь, да спасибо, я пока сама обхожусь.

Навицкой-старшей в марте исполнилось 82 года.

— Твое поколение — просто уникум, — с уважением сказала Наташа, — недавно в новостях прошел сюжет о женщине твоих лет, ветеране блокады. Она записалась в волонтеры, водит микроавтобус и на нем развозит продукты.

— А я, видно, пропустила этот выпуск, — вздохнула мама, — ничего, попрошу Катю или Олю, они мне в интернете найдут. Нас жизнь хорошо закалила, Наточка. Да и ваше поколение тоже — молодцы. Вот Катя и Оля, пока их театр на карантине, тоже пошли в волонтеры, сказали: чем дома бока наращивать, лучше будем людям помогать.

Младшие сестры Наташи, двойняшки Катя и Оля, работали в городском театре — гримершей и костюмершей.

— А что у тебя? — спросила мама. — Книгу пишешь?

— Да, но пока не очень хорошо продвигаюсь. А так — все здоровы. Витя-младший шкодничает. У старшего на носу прения сторон, он использует свободные дни, чтобы хорошо подготовиться и разгромить обвинение. Ну а Ефим нашел себе новое дело и подрядил нас с Беллой для независимого адвокатского расследования.

О том, что дело касается Макаровых и об убийстве Антона Наташа решила пока не говорить маме. Навицкая-старшая была знакома с этой парой и очень уважала Антона после того, как он принимал роды у Наташи. Ингу мама недолюбливала, считая слишком амбициозной и высокомерной.

— Фима сделал нам пропуска, — продолжала Наташа, — и с завтрашнего дня мы приступаем к работе.

— Ох, Наточка, — вздохнула мама, — так я и знала, что долго ты дома не усидишь, все ищешь себе дело. Вот как в Джамете в прошлом году…

— Но какой результат, — возразила Наташа, — мы вернули украденный артефакт в музей и сняли обвинения с профессора Светлова… Да еще сосватали его с Алисой! Я не зря старалась.

— Ты, конечно, молодец! — согласилась мама. — Но все же будь сейчас осторожна. Вирус ведь спрашивать не будет, есть ли у тебя пропуск или нет…

— Конечно, я всегда осторожна, — заверила Наташа, — маски, перчатки, санитайзер… — она рассмеялась. — Удобно для криминальных элементов и хулиганов: надел маску, очки, капюшон, и родная мать не узнает! Перчатки напялил — и никаких отпечатков пальцев! Занавесился таким образом, и хулигань — не хочу! Ни одна видеокамера лицо не зафиксирует!

Мама тоже посмеялась и заметила, что Наташа может это обыграть в одном из своих детективов: «Нет худа без добра, Наточка, вот тебе и сюжет!». А разговаривая по скайпу с сестрами, Наташа вспомнила свои слова о маскировке «хулигань — не хочу». «На ноже и скалке были только отпечатки пальцев Инги… Это может значить либо то, что убийство все-таки совершила она, либо то, что преступник был в перчатках. Надо указать на это Фиме. Пусть потребует исследовать оба орудия преступления на предмет наличия микрочастиц кожи, резины или целлофана. Если это будет целлофан — то следует подозревать женщину, которая красит волосы. В каждую упаковку с краской вкладывают пару одноразовых перчаток. Инга краской не пользуется: у нее аллергия на все красители для волос. Даже от хны или басмы глаза слезятся и щеки пятнами покрываются. А во-вторых, ей это и незачем. У Инги от природы чудесный платиновый оттенок, о котором многие женщины только мечтают. Такой никакими суперкрасками не получишь. Если резина — это сложно. Сейчас резиновые перчатки носят многие: врачи, полицейские, продавцы, волонтеры и простые граждане, остерегающиеся вируса. Если шерсть или кожа — тоже сложно. Погода держится холодная, и теплые перчатки тоже в ходу!»

Наташа позвонила Когану.

— Вижу, ты уже активно работаешь по делу, — похвалил ее адвокат, — спасибо, Ната! Обязательно потребую. Но чует моя чуйка, это окажется резина, и придется нам подозревать пол-Питера!

*

Нетерпение и сыщицкий азарт разбудили Наташу по армейской привычке в шесть часов утра. За окном было темно, низко нависли тучи, над тротуаром и мостовой вилась белым шлейфом поземка. Фонтанка в свете фонарей почернела и рябила на ветру. «Зимой только что теплового удара не было, а в апреле задуло с севера», — подумала Наташа, выходя из ванной комнаты. Поглядывая в окно, она достала утепленные джинсы, длинный толстый свитер и водолазку. Она была очень плотной и немного тесной в груди, но высокий воротник надежно защищал шею от холода и ветра.

Чтобы застегнуть джинсы, пришлось с силой вдохнуть и задержать дыхание. «Ничего, займусь расследованием, побегаю по городу, быстро вернусь в прежнюю форму!» — подумала Наташа, выходя из комнаты.

На этот раз она благополучно миновала очередной автомобильчик посреди коридора у камина, аккуратно подобрала и откатила к стене, чтобы никто не наступил и не сломал. «Витя-маленький очень любит эту пожарную машинку и очень расстроился бы, если бы ее раздавили…»

Пока грелась в микроволновой печи Наташина любимая «Четыре сыра», Навицкая отправила СМС Белле. Ответ пришел моментально: «Привет! Я тоже завтракаю. Давай в восемь у Гостинки, ОК?» «ОК», — ответила Наташа и посмотрела на часы. Прекрасно, она как раз успеет дойти пешком, если пойдет по Садовой. А потом они спустятся на «зеленую ветку» и отправятся на «Василеостровскую»…

Наташа приколола пропуск к длинному черному пуховику, надела маску и бросила в сумку бактерицидный гель для рук, влажные салфетки и на всякий случай — две пары резиновых перчаток.

Когда она вышла на набережную, ветер сразу бросил ей в лицо пригоршню колючей снежной трухи, но маска снаружи была непромокаемой. Наташа проявила творческую фантазию и заказала себе дюжину масок с принтами в виде морд дикого кота-манула с остроумными надписями. Сейчас ее маска скалила зубы: «Задолбали!!!». «А что, вполне в духе времени и нетривиально, — сказал накануне Уланов. — Только почему все твои маски такие агрессивные и ругаются, как извозчики?» «У верблюда два горба потому, что жизнь — борьба, — отшутилась Наташа, — и манулов принято изображать суровыми и брутальными, с крутым нравом. Да и меня на самом деле задолбала эта ситуевина: пандемия, карантин, разговоры о кускусе и анекдоты о приросте рождаемости к Новому году!» «То есть для тебя это способ выразить свое отношение к сложившимся обстоятельствам?» «Можешь так думать».

Наташа поспешила к мосту, на ходу натягивая теплые перчатки. «Может и лучше, что так холодно, — думала она, — кто его знает, что по вкусу этому вирусу — раз он пришел к нам с юга, вдруг на морозе сразу кони двинет? А то не знаю, на сколько времени у народа хватит терпения сидеть по домам и ждать, пока скажут «можно». У нас терпение товар дефицитный, — Наташа плотнее надвинула капюшон поверх шапки, чтобы не срывало ветром, — вот и преступникам спокойно не сидится, и Фима хлопочет по делу Инги, и мы с Беллой бежим ему на подмогу… Вот недавно опять говорили, что лучше из дому выходить только по необходимости. Но каждый понимает это по-своему. У кого-то необходимость — это пакет гречки и булка хлеба. А у меня подруга попала в беду, и для меня первая необходимость — помочь ей. Я не верю в то, что Инга убила мужа. Но как доказать это следствию и суду? Вот я и спешу найти доказательства Ингиной невиновности. И для меня это веская причина, — Наташа вышла на Сенную площадь.

Обычно в это время площадь была многолюдной: к метро спешили люди, шумела студенческая молодежь, толкались школьники… Сейчас у «Садовой-Сенной-Спасской» было пусто и тоскливо. Только двое в масках вошли в метро. Сонный здоровяк-полицейский посмотрел на Наташу, увидел у нее на груди пропуск, задержал взгляд на «манульной» маске и снова скучливо прислонился к служебной машине.

Наташа словно заново открывала для себя город после двухнедельного затворничества, вдыхала полной грудью холодный влажный воздух, жадно смотрела на дома, дорожные указатели и вывески, которые раньше не замечала, как примелькавшиеся.

Много закрытых магазинов. Одни жалюзи украшает табличка «Закрыто на время карантина», на других — аршинные буквы «Аренда». Почти нет прохожих.

Садовая тоже опустела — или, может, было еще слишком рано. В основном на ней сейчас жили люди, прибывшие из южных стран бывшего СССР, улица изобиловала их магазинами, кафе и лотками с шавермой и хачапури. Наташа чуть не облизнулась под маской, подумав о горячем пирожке с обжигающим сыром… Вот бы купить и слопать хачапури в нарушение всех предосторожностей! Но все было закрыто; никто не прохаживался у лотка, никто не раскочегаривал мини-пекарню и не зазывал, белозубо улыбаясь: «Падхады, красавыца! Палчики аближэш! Только что из печка!».

Наташа бодро пересекла Садовую, встретив только трех человек, и вышла к Гостиному двору.

*

Белла стояла под козырьком со стороны Невского проспекта, подпрыгивая от холода и нетерпения и глубоко засунув руки в карманы полупальто. В верхней одежде высокая долговязая Измайлова выглядела как обычно. Не верилось, что она набрала целых три килограмма. Пышная копна черных кудрей закрывала всю спину и была стянута на затылке «махрушкой, алой, со стразами. Никакие заколки не могли сдержать эту лавину волос. Даже самые крупные и крепкие ломались. «Вот наградил же Бог, — вздыхала Белла, выбрасывая очередные «крокодильчики», — и стильные аксессуары не нацепишь. Хожу, как девчушка, с резиночками!». В теплое время года ее выручали широкие ободки для волос, но под шапкой их носить было неудобно, и большую часть года Белле приходилось стягивать волосы «махрушками». Маска тоже была алая, под цвет резинки для волос, шапки и шарфа. Измайлова любила яркие краски.

— Доброе утро, полиция, ваш пропуск покажите! — гаркнула Наташа, подкравшись к Белле со спины.

Измайлова подскочила, обернулась и расхохоталась:

— Навицкая! Иди ты лесом! Напугала!

На башне пробило восемь раз.

— Клевая маска! — Белла залюбовалась Наташиным манулом. — А ты вовремя. Точность — вежливость королей! А я даже раньше прискакала. Шла мимо Летнего сада — там та-акой замок, слона пришибить можно! Моя любимая итальянская кафешка закрыта, только кофе на вынос продает и заказы на дом доставляет. Мне вот интересно, как они суп или пасту горячим довезут по такой погоде? Все сто раз остынет! Возле Спаса та-акой вид! Черное небо, свинцовая вода, а храм на этом фоне словно светится, еще ярче кажется, и купол золотится. Жаль, я фотик не взяла! Может и хорошо, что туда пока не пускают. Мало того, что туристы прутся туда как попало: в шортах, в шапках, женщины накрашенные, жвачки жуют, галдят, селфи с иконами делают! Так в позапрошлом году я вообще в шоке была: у Спаса фан-зону открыли, болельщики безумные там орали, девицы вокруг шастали, туалетов понаставили, вонизм стоял — как в подворотне… Мрак мрачнейший, я все думала: места другого, что ли, не нашли для своего «фифа-фан-фэста»? Обязательно надо у храма было? На канале сейчас только парочка рыбаков сидит, но что они там выудят, я не знаю, рыба, небось, спит еще. Разве что рваный башмак вытянут, канал почистят! Экскурсбюро ни одно не работает. Интересно, а где тут кофе дают? Замерзла, как цуцик!

Наташа стояла, оглушенная этим потоком слов. Она понимала Беллу, которая еще больше истосковалась на карантине и тоже заново знакомится с давно исхоженными и любимыми местами.

— Лестрейндж, притормози, а то горло застудишь, — взмолилась наконец Наташа. — Сейчас нельзя хрипеть и кашлять. Тут же в Боткинскую или Ленэкспо заберут. И доказывай потом две недели, что у тебя не вирус, а просто болтун напал на морозе… Да только никто слушать не будет.

— Боже упаси, — Белла поднесла ладонь ко рту. — Молчу.

— А кофе можно выпить, например, вот здесь, — Наташа увидела фургончик-кофейню, возле которой прохаживался тепло одетый, «замаскированный» продавец.

— Фиме тоже придется притормозить со своим пафосом, — хихикнула Белла, пока обрадованный парень варил им двойной эспрессо, — «Коринтия», «Вольф» и тэ дэ закрыты, пусть пьет что есть!

Выпив по стаканчику вкусного доппио с корицей, Наташа и Белла отошли в сторону Садовой и закурили, спустив маски на шею. Из-за туч выглянул первый луч солнца, за ним — еще один. Небо прояснялось.

— Сначала опросим соседей, о которых говорил Фима, — сказала Наташа. — Молодую мамочку я беру на себя. На тебя она будет больше цыкать, чем отвечать, и диалога не получится…

— И вовсе я не ору! — возмутилась Белла. Из проезжающего мимо троллейбуса на нее уставился удивленный водитель. — У меня голос такой, — уже потише заключила она.

— Тебе я доверяю соседку, которую Инга, якобы, чуть не пришибла дверью. С пенсионером, любителем подглядывать в бинокль, мы побеседуем вместе. К одной из нас он может начать кадриться, и получится фаршированный цирк: или ты в него запустишь его любимыми окулярами, или я вмажу по-десантному…

— И сколько ты мне еще этот разбитый телефон будешь напоминать? — надулась Белла.

Подруги спустились в метро и увидели, что станция «Гостиный двор» тоже пуста.

В вагоне они оказались только вдвоем. В соседнем ехал лишь один пассажир. Поезд помчал их на Васильевский остров, где жили Макаровы и работал Антон.

*

«На ловца и зверь бежит, — подумала Наташа, увидев на площадке у почтовых ящиков в нужном ей парадном стройную девушку в розовом тренировочном костюме. Воинственно сопя, жиличка приклеивала на стену заламинированный лист формата А4 с крупным текстом шрифтом «Ариал Блэк»: «Уважаемые соседи! Имейте совесть! У меня маленький ребенок. Прошу соблюдать тишину с 12 до 16 часов и после 21 часа. Ваши ремонты, музыка и топот на лестнице уже задолбали!»

— Доброе утро, — сказала Наташа. — Вы, наверное, Серова Антонина Никитична?

— Доброе утро, — настороженно ответила Серова, судя по внешнему виду, еще не доросшая до отчества. — А что? Вы кто?

— Я независимый эксперт, который помогает адвокатскому расследованию по делу об убийстве в вашем парадном, — Наташа показала ей новенькую «ксиву», которую достал для нее Ефим. Серова внимательно изучила документ и посмотрела на Наташу уже с любопытством:

— Ух ты! — она заправила за ухо волнистую белокурую прядку. — Вы как этот, ну, Шерлок Холмс? Читали книжку? Он там подросток, расследует дела с Ирэн Адлер, и у них вроде любовь. Супер книжка!

«Похоже, о Шерлоке Холмсе она знает только из современных фанфиков и даже не открывала Конан Дойля…»

— Да, вроде того.

— Я Серова… Но меня уже опрашивала полиция. И следователь приходил.

— Я знаю. Но нужно кое-что уточнить.

— А что уточнять? — Антонина подняла на нос кокетливую розовую, в тон костюму, маску. — Убийцу уже арестовали, я видела, как ее уводили в наручниках. Жесть! Нет, ну я знала, что она фифа на понтах, но чтобы такое?

— А что, другие соседи тоже не проявляют сознательность? — кивнула на свежее объявление Наташа.

— Тоже борзые, — закатила умело подкрашенные (это утром-то, на изоляции! — отметила Наташа) глаза Серова, — конченые совсем! По лестнице топают, как слоны, музыку дебильную слушают, дети их все время по лестнице бегают и орут, мячик кидают. Прошу их по-нормальному: у меня ребенку два месяца, ей режим надо соблюдать. Нет, видно, хотят, чтобы по-плохому, — угрожающе засопела юная мать. — Одна дура глухая телик врубает на все парадное, меня уже тошнит от ее любимого Малахова! Коляску на площадке ставлю — пинают и орут, что мешает. Когда в парадное заезжаю, помочь никто не хочет. Машинами своими газуют — видят, что я мимо с ребенком иду, и нарочно газуют! Уроды, блин, а эта была хуже всех, — Серова даже побледнела, вспомнив прошлые обиды. — Является домой за полночь, дверью шваркает, а потом мне претензии предъявляет: ей мой ребенок уснуть не дает. Потому и не дает, что она, дура, малую разбудила! У самой детей нет, вот и не понимает ни фига. Ладно, небось в камере ее жизни научат…

— Кто? Инга Макарова? — уточнила Наташа.

— Ну. И что у нее за работа, с которой ночью приходят? — скривилась Антонина. — Старовата она уже клиентов обслуживать!

Наташа, которая была на три года старше Инги, только усмехнулась. Серова смутилась:

— Ну, я не в том смысле… Но вообще, надо же людей понимать и уважать. А она такая надменная и плевать на всех хотела. И до чего дошла — мужа убила! Ужас, правда?

— Макарова пока только подозреваемая, — напомнила Наташа, — человек считается виновным только после того, как вступит в законную силу судебный приговор…

Она вспомнила, как несколько лет назад ее тоже вот так в первые же дни заклеймили в прессе и интернете такие же серовы, недалекие, но любящие судить и осуждать и убежденные, что они всегда все лучше знают и «раз арестовали, значит, виновата»…

Антонина, не подозревая о ходе ее мыслей, ответила:

— А что? Раз арестовали, значит, было, за что. Я вот хожу, и меня не арестовывают. И вас не арестовывают. И дядю Федю, дворника, тоже. Просто так не посадят!

Видя, что Антонина не видит разницы между арестом преступника и задержанием подозреваемого, Наташа решила не устраивать ей ликбез, а сказала:

— Вы говорили, будто слышали ссору между соседями незадолго до убийства. Не могли бы вы припомнить детали?

По словам Антонины, она накормила дочь и уложила спать. И тут из-за стены раздались возбужденные голоса соседей. Молодая мать прикрыла дверь детской, чтобы шум не побеспокоил Ясю, боясь, что соседи разбудят малышку и ее придется долго убаюкивать. Ссора была дольше, чем обычно. Инга выговаривала мужу из-за какой-то глупой шутки, которые ей давно надоели, и твердила, что муж нарочно старается ее унизить и выставить на посмешище.. Антон отшучивался, сглаживал острые углы, но потом потерял терпение и начал кричать в ответ. Ему тоже надоело то, что жена, временно лишенная своей привычной жизни и светских мероприятий, превратилась в настоящую фурию и совершенно перестала понимать юмор. Была бы она поумнее — не воспринимала бы шутки как попытки ее унизить. Вот у него на работе никто не обижается и даже главврач смеется над его розыгрышами…

Тут Инга завопила, что лучше бы главврач искала себе нового мужа среди свободных мужчин, а не смеялась над шутками чужих мужей и что она еще найдет управу на эту стареющую нимфоманку. Антон ответил, что Инга совсем спятила, ее злит вынужденное затворничество, вот она и не знает, какой еще бред выдумать. А врачи сейчас — как бойцы на передовой, на смене не могут ни поесть, ни попить, ни отлучиться в туалет, и, если он находит возможность немного разрядить напряжение и рассмешить коллег, они ему за это благодарны, И только Инга находит в этом повод для дурацкой ревности… Потом он попенял жене: «Раньше ты все время козыряла, что зарабатываешь больше меня, а пандемия все по местам расставила; сразу стало ясно, кто важнее для общества: врач, спасающий жизни, или богемные «детективописчицы» и отирающиеся вокруг них репортеры и рецензенты. Да и Инга, по словам Антона, в последнее время «снизила планку» и не столько обсуждала достоинства и недостатки новых произведений, сколько уделяла внимание нарядам литераторов и стоимости аксессуаров для их животных… «Кстати, — язвительно добавил он, — ты, интеллектуальная моя, все над Донцовой с ее мопсами подхихикиваешь свысока, а сама говорила, что в вашей тусовке чуть ли не все с ними рассекают. Вот так, сами над ней насмешничаете, а сами обезьянничаете! Вот ваше творческое сообщество во всей красе: зависть, лицемерие и подражательство!». Инга в ответ вспылила и заявила, что жизнь спасают эпидемиологи, кардиологи и онкологи, а беременность и роды — не болезнь, кошки два раза в год котятся без всякой акушерской помощи, и раньше крестьянки в поле рожали без всяких процедур и контрактов на роды. И вообще она видела, как в роддоме, где работает муж, пациентки в муниципальном отделении не могут по необходимости никого дозваться потому, что персонал отирается в ВИП-крыле, обхаживая платных пациенток. «Только что пятки им языком не чистите!». И, если покопать, то кое-кого из коллег Антона во главе с любительницей юмора, главврачом, можно прямо с работы в Колпино везти. «А жаль, что Кресты закрылись — там им и место было бы, без всяких европейских условий!». Тут Антон заорал, что жена совсем спятила и что он ее на пряжку отправит — там работает его университетский друг, который поможет по старой дружбе. Инга еще громче заорала в ответ, что раньше она его сама подушкой придушит. Потом оглушительно грохнула дверь. Возмущенная Антонина метнулась, было, следом, чтобы высказать все, что думает, обнаглевшим соседям, но тут проснулась и заплакала Яся, и мать поспешила к ребенку…

— Ну вот, — Антонина встряхнула неумело окрашенными кудряшками, — и вся история. Что скажете?

— Ясно, — Наташа надеялась, что диктофон в кармане пуховика записал весь рассказ Антонины. — Кстати, я мопса не держу.

— А вы что, писательница? — удивилась Антонина. — А говорили, что эксперт.

— Да, я пишу детективы и помогаю следователям и адвокатам в трудных расследованиях… Отчасти там и черпаю вдохновение для своих романов.

— Круто, — с легкой завистью посмотрела на нее Антонина. — Я, правда, редко детективы читаю. Больше нравится что-нибудь историческое, про любовь, рыцарей… Сейчас рыцарей не осталось, вокруг одни уроды, так хоть книгу почитаю…

Наташа не стала разочаровывать молодую женщину рассказом о том, что в Средние века жизнь была суровой, и с женщинами тогда особо не церемонились. Слабый пол не имел практически никаких прав и «прекрасные рыцари» запросто могли затащить «даму» за волосы в кусты или забросить в седло, а уж с крестьянками и подавно не церемонились… «Пусть тешится иллюзиями. Зачем ее огорчать?».

— Хотя и детективы есть неплохие, — продолжала Антонина, — а о чем вы обычно пишете?

— О Питере, о наших днях. О Кате Савской.

— «Детектив из ВДВ»? — оживилась Серова. — Ух ты! Классно. Мне так понравился фильм по одной книге: Катя приезжает в пансионат на море, там одного чела убили, а она расследует, а убийца к ней клеится. Такой обаяшка, — мечтательно сказала юная мать. — На ТВЦ показывали, перед карантином… Забыла, как называется. Про шторм как-то.

Наташа была согласна с тем, что «Штормовое предупреждение» экранизировали удачно. Вот только роль преступника играл актер, давно ставший питерским секс-символом и завоевал едва ли не больше симпатий, чем главные герои.

— А вы были на съемках? — с интересом спросила Антонина. — Донцова всегда ходит на съемки фильмов по ее книгам…

— Была, — ответила Наташа. — Кстати, роман написан на основе реальных событий.

— Круто, — восхитилась Тоня. — То есть вы сначала в реале раскрываете преступление, а потом пишете?

— Иногда и так бывает.

— Сорян, — Тоня прислушалась к звукам в парадном, — Яся проснулась. Пора ее кормить. Приятно было познакомиться, — сказала она, исчезая за дверью квартиры.

Наташа проводила ее взглядом и увидела темные корни на затылке. Значит, Серова красится в блондинку и, судя по тому, что затылок прокрашен хуже, делает это самостоятельно. Впрочем, сейчас в таком положении оказались все. Парикмахерские и салоны закрыты. «А вот это удачная шутка, — подумала Наташа, — когда закончится карантин, мы увидим кое-что страшнее коронавируса из-за того, что все салоны красоты и СПА закрыты… Хотя, я вообще не хожу на процедуры и неплохо выгляжу…»

Она вышла во двор и стала ждать Беллу.

*

Белла сгоряча проигнорировала лифт и быстро об этом пожалела. За две недели самоизоляции она успела отвыкнуть от физической активности и на площадке восьмого этажа остановилась, чтобы отдышаться. Сердце гулко стучало о ребра, а злосчастные три килограмма словно превратились в тридцать и давили всей тяжестью. «Никуда не годится, все, с завтрашнего дня тренируюсь на беговой дорожке! Бабушка в 75 лет пешком в Лавру ходила от Адмиралтейства, прадедушка до 90 лет верхом скакал, а я пробежалась по ступенькам и уже язык вывалила!»

Квартира Макаровых была опечатана полицией. На просторной площадке она дальше всех отстояла от лестницы. И это ставило под сомнение слова любопытной соседки с верхнего этажа о том, что Инга едва не ударила ее дверью, когда она просто шла мимо. И еще одно озадачивало в ее показаниях. Свидетельница с восьмого этажа была дородной дамой 69 лет и страдала астмой. И трудно было представить себе, чтобы она поднималась к себе на этаж пешком. «Да она бы и полпути не одолела», — подумала Белла, чувствуя, как тонкая майка под свитером облепила тело.

Она позвонила в дверь квартиры, находящейся над бывшим жильем Макаровых.

Ей ответили не сразу.

— Кто? — недовольный женский голос.

— Адвокатская контора КУНИ, — бойко ответила Белла, — отдел расследований!

Глазок потемнел. Хозяйка квартиры внимательно рассматривала гостью.

— Что еще за отдел? — спросила она.

— Адвокат задержанной Инги Макаровой собирает доказательства защиты, — пояснила Белла, — и для этого держит помощников-экспертов для проведения расследований.

— Документ ваш покажите. Откройте. Ближе поднесите. Да не так близко! Левее! Выше чуть-чуть! Подождите, я позвоню, проверю!

Пока хозяйка звонила и выспрашивала о посетительнице, Белла успела пересчитать все завитушки перил, вспомнить все известные ей ругательства на цыганском языке, которыми часто грешила бабушка, и прикинуть, какое Непростительное заклятие она применила бы к сверхосторожной соседке Инги. Может, Круциатус? Или хватит и Империо?..

— Ноги вытирайте получше, — строго сказала, открывая дверь, крупная рыжеволосая женщина в маске и перчатках. Сквозь тонкую резину просвечивал коричневый лак на коротко остриженных ногтях. — Разувайтесь на коврике, а то занесете в дом уличную грязь… Пальто тоже снимайте, вешайте вот сюда. Бахилы наденьте.

Она взяла с полочки баллон и щедро окатила пальто и ботинки Беллы какой-то жидкостью с едким больничным ароматом.

«Надеюсь, меня она не будет поливать этой отравой?» — поежилась Измайлова.

— Проходите в ванную руки мыть. Вот мыло, в белой бутылочке, бактерицидное, намыливайте хорошенько, минуту.

Мыло тоже крепко пахло больничной дезинфекцией, и Белла даже посочувствовала вирусам: «От этого, наверное, они загибаются в страшных мучениях!».

Хозяйка провела ее на кухню. Двери комнат были плотно закрыты. За первой кто-то заливисто храпел. За второй орал телевизор. Какой-то парень возмущался тем, что властная мать разрушает его счастье и ломает жизнь, а женщина с командирским голосом доказывала, что ему не нужна эта оборванка-детдомовка из провинции. Потом фальшивые голоса бодро завопили о достоинствах нового биойогурта…

Рыжеволосая дама смерила Беллу взглядом:

— И что тут расследовать?.. Ее сразу и арестовали. Грех-то какой на душу взяла, человека жизни лишила. Я, можно сказать, на месте преступления ее поймала. Выбегает чисто ведьма на помеле, взъерошенная, глаза безумные, пакетом мотыляет, а из пакета рукав висит…

— Какой рукав? — спросила Белла.

— От блузки, что дома носила. К почтовым ящикам в ней ходила. Бежевая такая, в клеточку, хорошая кофта, а на груди собачка вышита, эта, ну, мордастенькая, как у Донцовой… Тьфу, что за память: что в Олимпиаду-80 было, помню, а простое слово забыла…

— Мопс? — спросила Белла.

— Да, точно. Спасибо! Он самый, мопс. Выскакивает — в куртке мужниной, синей, он в ней поутру вокруг дома бегал, в руках пакет мусорный, а в нем блузочка эта, с собачкой. Я думала, небось порвала вещь, или прожгла, вот и выкидывает, а потом полиция приехала, я и сообразила… Ой, Господи, даже испугалась, — зашептала женщина, — это ж она мужа убила и кофту кровью замарала, вот и бежала, как безумная… Я так и сказала тем ребятам, полицейским, они к мусорке, а контейнеры уже пустые. Вот скажите, а? То обзвонишься по всем телефонам, пока мусорщик приедет, стоит помойка полная, воняет, а тут нате: увезли!

Белла терпеливо слушала соседку Макаровых, включив диктофон в кармане брюк и изнывала от желания ответить на ее сентенции насчет «много воли нынешним дали» и «раньше баба свое место знала, и семья была семьей». Она здесь не для того, чтобы дискутировать о равноправии полов. Нужно опросить свидетелей и попытаться найти хоть что-то в защиту Инги.

— Вот раньше муж был глава семьи, — вещала Евгения Михайловна, — а женщина домом занималась, и порядок был. А сейчас «домохозяйка» — чуть ли не ругательство, все деловыми хотят быть, все бегом да галопом, все некогда… Скоро и детей рожать разучатся. Может, — назидательно подняла она палец, — вирус этот нам в наказание послан, за то, что неправильно живем. Вот научимся жить как должно, он и уйдет. И нет худа без добра: посидят люди дома — глядишь, и детки к зиме пойдут…

«Хорошо, что Наташка к ней не пошла. Для нее это — самая бесячая тема, — хихикнула про себя Белла. — Навицкая бы уже возмутилась: почему женщин считают только репродукционными автоматами, а не личностями с правом выбора?»

— Вот про это фильм был хороший, старый еще, с Гундаревой, вот там все как должно быть…

«Вот села на любимого конька!».

— А сейчас что? Тебя, говорит, посажу, главврача посажу… Вы, говорит, жулики и так далее… Люди полезное дело делают, детям на свет появиться помогают, а она вон что говорит! Небось муж не стерпел да пощечину ей дал, а она нет бы осознать да повиниться, что глупости несла, за нож схватилась! Поедет теперь в Сибирь, будет время подумать… Вы так своему адвокату скажите: пусть не расследует, а надоумит ее на суде в ноги пасть да покаяться слезно, все снисхождение выйдет. А будет ее выгораживать, ее грех на него и ляжет!

«Ага… Уже бегу к Фиме! То-то он бы смеялся…»

— Ну и пролеты у вас, — заметила Белла, когда хозяйка остановилась, чтобы налить себе воды. — Пока дошла, дыхалка обрывается.

— А что же вы пешком пошли? — удивилась Евгения Михайловна. — Лифты, что ли, не работают? Или заняты, а подождать терпения не хватило? Я вот сроду на этакую верхотуру пешком не полезу, мне и на три этажа подняться -0 уже испытание. Правда, вы молоденькая будете, вам-то легче…

— А как вышло вчера, что вы проходили пешком мимо квартиры Макаровых и слышали их ссору? — спросила Белла. — И как вышло, что Инга задела вас дверью?..

«Интересно, как она выкрутится… Сама же только что сказала, что пешком на свой восьмой этаж не поднимается. Такая правильная особа, моралистка, учит всех, „как должно“, а сама подслушивает под чужими дверями! Поздравляю вас, гражданка соврамши, как говорил классик!»

— А я кнопку не ту в лифте нажала, — не моргнув глазом выкрутилась дама. — Семерку вместо восьмерки. Кнопки-то обтерлись, цифр не видно, а поменять — не дождешься. Только деньги за коммуналку исправно берут. А остальное — как хочешь, так и делай. Даже лампочки в парадное сами покупаем. Так вот, вышла я на седьмом и от лифта услышала голоса. А потом Инга на меня как выскочит… Всех, говорит, посажу. А потом и подавно вон что вышло…

Спускаясь в лифте, Белла осмотрела кнопки. Да, краска слегка потускнела и кое-где начала обтираться. Но цифры были выдавлены на поверхности кнопок, и перепутать семерку и восьмерку было сложно.

Увидев во дворе Наташу, Белла обрадованно поспешила к ней:

— Фух! Ну ты мне и нашла свидетельницу! Я в отпаде.

— А я пообщалась с поклонницей любовных романов о Средних веках и моих детективов, — усмехнулась Наташа. — И еще она любит фанфики о Шерлоке Холмсе и Ирэн Адлер… Чем это от тебя пахнет, Лестрейндж?

— Эта фрекен Бок чуть не утопила меня в дезинфекции, — Белла понюхала лацкан своего пальто. — Оуу! И правда, запашок. Пошли, покурим, может, хоть немного перебью.

*

Отойдя на положенные 10 метров от детской площадки, девушки сели на скамейку и закурили. Правда, площадка пустовала, но Наташа и Белла, как жены адвокатов, все равно решили не нарушать правила. Белла с наслаждением затягивалась, пытаясь отделаться от прилипчивого запаха дезинфекции, которой щедро облила ее Евгения Михайловна.

— Пока у нас нет ничего полезного для дела, — суммировала Наташа полученную информацию, — то, что соседка подслушивала под дверьми и стесняется в этом признаться, роли не играет. А моя свидетельница больше занята своим ребенком и мало внимания обращает на все остальное и еще воюет с соседями, которые без должного уважения относятся к Ясе. Ходят, понимаешь, смотрят телевизор, сморкаются, когда Яся хочет спать… В одном их показания совпадают. Обе свидетельницы слышали, как незадолго до убийства Антон и Инга крепко повздорили, и Инга что-то говорила о махинациях в роддоме, где работает Антон… то есть работал. А он в ответ обещал отправить ее в сумасшедший дом. Кстати, Белла, красит ли волосы твоя собеседница?

— Ой! — расхохоталась Белла. — Тициан отдыхает! Это же Заводной апельсин какой-то! У нее в ванной целый шкафчик забит упаковками хны… Я пока мыла руки, все в деталях рассмотрела. Хотя ей бы уже не помешало сменить оттенок на что-то более спокойное, интеллигентное от «Лонды» или «Палетт»…

— И Серова красит волосы, — задумчиво сказала Наташа, — в блондинку, и ей не помешало бы получше промазывать затылок и использовать антижелтин… У нее волосы не очень хорошо прокрасились, а на затылке полно темных корней. Да! Две женщины, и обе красят волосы.

— И что из этого?

Наташа рассказала Белле о своих догадках насчет резиновых или целлофановых перчаток и поиска микрочастиц на ноже и скалке.

— Если резина, — заключила она, — нам придется проверять весь город и область. А если целлофан — то убийца может оказаться женщиной, которая красит волосы в домашних условиях.

— Сейчас все красятся дома, больше-то негде, — ответила Белла. — Слушай, Ната, я бы проверила главврача из роддома, неспроста Инга о ней упоминала в таком контексте…

— Ингу задевало то, что Антон, якобы, уделял слишком много внимания начальнице. Я же тебе говорила: по словам Серовой, Инга назвала главврача «престарелой нимфоманкой»…

— Но не за это же она хотела упечь дамочку в Новые Кресты! — настаивала Белла. — Как говорит Фима, чует моя чуйка, что-то тут неладно!

— И родильный дом тоже проверим, — согласилась Наташа, зная, что «чуйке» Измайловой можно доверять. От бабушки-гадалки Белла унаследовала способность «интуичить» и это очень пригодилось ей на новой работе…

Запищал телефон Беллы.

— Алло? Привет, Фима. Мое ничего просто прекрасно, а твое как? Да, она рядом. Ага, знаю. Понятно. Угу, передам… И тебе не болеть!

— Фима говорит, — сообщила Белла, убрав телефон, — что результаты экспертизы только что скинули ему на почту. И как он так быстро достает любую информацию? Мне бы так уметь…

— Научишься еще. И что там?

— Латекс, обработанный антисептиком! — торжествующе сообщила Белла. — Голубой латекс. А ты заметила, что в медучреждениях сейчас все аксессуары именно голубого цвета, или мятного?

Наташа кивнула:

— Да, я помню, как лежала в родильном доме, и там использовали костюмы, шапочки, бахилы и перчатки голубого цвета. И перчатки как раз — латексные. Резиновые носит только техперсонал…

Наташа задумалась.

— Антонина пересказала мне разговор Инги и Антона в подробностях — видно, тоже любительница на досуге погреть уши. И я поняла, что Инга не только уязвлена ревностью, но и боится, что муж влипнет в какой-нибудь криминал…

Она решительно поднялась:

— А сейчас у нас на очереди не в меру любопытный пенсионер, любитель морских биноклей и чужих окон! Как думаешь, он сейчас дома? Хотя, по-моему, в такое время все дома…

— Или не все дома, — хихикнула Белла, указывая на булочную на первом этаже. У дверей пламенела рыжая прическа Евгении Михайловны. Соседка беседовала с кряжистым седоусым мужчиной, указывая только что купленным батоном в сторону Наташи и Беллы. Мужчина с интересом рассматривал девушек, потом натянул кепку на обширную лысину, поправил пышные усы, подобрал объёмистый животик и потрусил к скамейке.

— На ловца и зверь бежит, — сказала Наташа, — ты посмотри, как спешит исполнить свой гражданский долг, — она невольно вспомнила вчерашний разговор с Ефимом о таких «сознательных гражданах». «Надо будет еще Кате позвонить. Она тоже дружит с Ингой и может знать, из-за чего у Макаровых в эти две недели так непоправимо разладились отношения… Только пусть не угощает меня своим кускусом! Терпеть не могу каши ни в каком виде…»

*

Усач торжественно отрекомендовался отставным капитан-лейтенантом пассажирского флота Владленом Викентьевичем Дремовым и охотно согласился ответить на вопросы симпатичных «дознавательниц». При этом он с любопытством обшарил их глазами с ног до головы. При виде Наташиной пышной груди усач даже присвистнул; почмокал губами, рассмотрев длинные ноги Беллы. Потом тщательно расправил плечи, желая показать, что и он еще недурен. «Тот еще ходок, — догадалась Наташа, — могу поспорить, что и чин свой он преувеличивает, желая произвести впечатление на нас… Не могу себе представить офицера, подглядывающего в чужие окна. Хотя… — она вспомнила, как в первые годы в армии ей приходилось отбиваться от настойчивых домогательств, — и среди служивых всякие бывают. Придурки везде попадаются».

Дремов, не смущаясь, поведал, что бинокль ему подарили бывшие товарищи по службе, провожая на пенсию. И прекрасная флотская оптика помогает ему скрашивать «грустные будни на гражданке и долгие часы вынужденного затворничества», и он с удовольствием «обводит взором окрестности». Белла осмотрелась и хихикнула про себя. Лоджия Дремова выходила во двор, и с нее Васильевский остров не увидишь. Зато обзор соседских окон — идеальный. «Окрестности он озирает. Ага. И много интересного насмотрел?»

— Пару раз вышло так, — вещал Дремов, не догадываясь о ходе мыслей Беллы, — я случайно наблюдал за той молодой парой… Видит е ли, их окна как раз напротив моих, и я невольно стал свидетелем зрелища, не предназначенного для посторонних глаз. Я так и думал, что ничем хорошим сие не завершится…

— Что именно вы видели? — уточнила Наташа.

— Простите, позвольте еще раз уточнить, кто уполномочил вас на проведение расследования?

— Адвокат задержанной Инги Макаровой, — терпеливо пояснила Навицкая. — Ему, как и следователю, нужна четкая картина произошедшего. Для этого он и задействует помощников-дознавателей… Следователи и оперативные работники не всегда охотно делятся информацией с адвокатами, и защитникам приходится полагаться только на свои силы. Так что мы официально уполномочены.

— Трудно же придется вашему адвокату, — покачал головой Дремов, потирая пухлые ладошки, — я все видел, как на ладони!

«То есть как в вашем бинокле», — про себя огрызнулась Белла.

— К мадам этой ухарь похаживал, — торжествующе сообщил Владлен Викентьевич. — Бывало, что муж на работу отбудет, а этот красавец на машине подкатывает, лицо кепкой прикроет и таким макаром фур-фур в парадное! До карантина часто бывал, я все думал: ишь, и не боятся, что муж некстати вернется и такую картину в духе Рембрандта увидит; охота гулять, так номер бы в гостинице сняли, где на час пускают. А сейчас перестал — видать, сидит, кавалер, дома, и гостинички эти тоже закрыты, — злорадно заключил пенсионер.

— А почему вы думаете, что он приезжал именно к Макаровой? — поинтересовалась Белла. -Мало ли кого он посещал. В парадном-то пятьдесят квартир…

— А вы нашу местную совесть спросите, Евгению Михайловну, старшую по дому, она же в аккурат над ними живет, видела несколько раз, как он к Макаровой в дверь звонил. Ишь ты, как в поговорке: муж в дверь, а жена — в Тверь!

— Тоже ничего не доказывает, — недоверчиво сказала Наташа, желая сподвигнуть Дремова на откровенность, — он мог приходить к Инге Макаровой по работе. Она же журналистка и вынуждена часто общаться с людьми…

— По работе? — иронично усмехнулся Дремов. — И что это за работа такая? Как та, про которую объявления на тротуарах пишут, тьфу, смотреть тошно, весь город изгадили, девки бесстыжие. Да по полторы тыщи за услуги ломят, слыхали? Эх, взять бы дрын хороший, да погнать их аж за КАД…

«Похоже, злит его только высокая цена», — подумала Белла и спросила:

— А что? Вы можете опровергнуть наше предположение? И причем тут объявления на тротуарах?

— А при том! — азартно ответил Дремов. — Видел я, какой работой они занимались. Бинокль настраивал, — смущенно пояснил он, — резкость чего-то сбилась. Неделю назад было, я колесико подкручивал, вижу, подкатывает он и в парадное. А потом я резкость проверял, ну и увидел!.. Что они вытворяли! — в голосе Дремова кроме праведного негодования прозвучали и нотки зависти. — Ишь, уже карантин был, а он изловчился как-то прошмыгнуть. А потом, стало быть, гайки закрутили, перестал поезживать. Оно и верно: для того и карантин ввели, чтобы люди дома сидели, а не к чужим женам засвистывали. Дисциплина нужна, без нее никак, — злорадно заключил Дремов.

«У Инги был любовник? — Наташа была огорошена услышанным. — И это началось еще до карантина? Вот тебе и раз. Как мало я знала своих друзей! Это плохо для нашего расследования. Такие показания свидетелей сработают против Инги на суде. Наличие любовника сочтут достаточным мотивом для убийства мужа…»

— И как долго он ездил к Макаровой? — спросила она.

— А с полгода. Осенью зачастил. Наши его проучить хотели, — насупился Дремов, — чтобы аккуратнее экипаж свой ставил. Колесо проколоть или валерьянки на капот налить… А то ставил как хотел: то у магазина приткнет, выйдешь с пакетами, и не обойти, то у детской площадки расклячится, то на газон колесьями вперся — для того, что ли, цветы сажали?.. Или у парадного расшеперится — и хоть по воздуху домой лети, проход перегородит, не протиснуться! Михайловна с ним поговорила, аккуратнее стал парковаться. Тоже думала, что по работе ездит, а я-то знаю, по какому делу он к этой красавишне мотался! Так и полиции поведал…

«Тьфу, — подумала Белла, — если так интересно, что люди делают наедине, купил бы порнодиски, чем в чужие окна пялиться! А Инга-то… Ну, не ожидала я от нее!».

«По-моему, тут больше зависти, чем жажды справедливости; зелен виноград!», — подумала Наташа.

*

Евгению Михайловну они застали на площадке у почтовых ящиков, где пожилая дама увлеченно обсуждала с двумя приятельницами события утреннего «телемыла».

Дремов дал точное описание машины человека, посещавшего квартиру Макаровых в отсутствие Антона, и его словесный портрет: высокий, представительный, хорошо одет, но, выходя из машины, прятал лицо — «небось, дома жена да семеро по лавкам», а в бинокль лицо визитера тоже рассмотреть не вышло: «Там больше зад его голый мелькал!». И девушки решили еще раз побеседовать с любопытной соседкой с восьмого этажа о хозяине алого БМВ-745.

Пенсионерка, «наша совесть, старшая по дому», бывший директор школы — «строго дело вела, у нее не забалуешь» — посмотрела на Беллу не слишком приветливо, а на Наташу — настороженно, и буркнула:

— Ну что еще? Вроде я на все ваши вопросы ответила.

— О человеке в красном БМВ вы не рассказывали, — ответила Наташа.

— А меня не спрашивали, вот я и не говорила, — поджала губы соседка Макаровых, — не имею привычки сплетничать и перемывать чужие кости!

Наташа чуть не расхохоталась под клыкастой маской. Похоже, как раз это было любимым занятием Евгении Михайловны. Конечно, не хотелось давить на немолодую даму и запугивать ее, но выхода не было. Им нужно опередить следователя Углова, который тоже времени терять не будет, чтобы как можно быстрее сплавить дело в суд и свалить вину на Ингу.

— Ну вот, а я хочу спросить вас о нем, — сказала она. — Вы же беседовали с ним, Евгения Михайловна, и, может, видели без кепки или воротника на лице. Поймите, дело серьезное, и помощники-дознаватели адвоката юридически равны в правах с работниками полиции и следователями. И утаивать от них информацию — уголовно наказуемо, — Наташа действовала «на арапа», надеясь, что Евгения Михайловна не окажется слишком продвинутой и не полезет в смартфон, ища ссылку на сайты о правах оперативных и следственных работников и добровольных помощниках-экспертах.

— А я и не утаиваю, — гневно тряхнула кудрями пожилая дама, — а так и скажите вашему адвокату: та еще штучка была ваша Макарова. Я-то думала, по работе к ней человек ходил, а Викентьич-то такое про них рассказал!..

Она добросовестно поведала Белле и Наташе о том, как часто к Инге приходил мужчина лет сорока пяти — «видный такой, высокий, красивый, вроде артист какой-то, не иначе я в театре его видела или в фильме… А, вот: недавно показывали детективный, на ТВЦ: что-то про море. Как же назывался? Там на курорте человека убили, а девушка расследовала, а убийцу такой мужчина красивый играл, даже жалко было, когда именно он преступником оказался»…

— «Штормовое предупреждение»? — спросила Наташа.

— Да, верно! Вот память-то стала, а? Смотрю сейчас со скуки все подряд, вот в голове и путается.

Белла озадаченно наморщила лоб, припоминая.

— Вот, я его номер списала, — Евгения Михайловна достала записную книжку в потертом переплете, — думала, если еще припаркуется как зря, участковому сообщу, через парадное от нас живет участковый, мальчик хороший, добросовестный, к людям внимательный…

Наташа легко запомнила очень простой, явно купленный недешево номер. И вспомнила, что злодея в экранизации ее книги играл петербургский театральный премьер, первый бой-френд Беллы Станислав Вяземский…

— Фигасе… А я и не знала, что Инга со Стасом знакома, — сказала Белла, которую озарило почти одновременно с Наташей.

*

У метро Наташа решила позвонить Кате и договориться о встрече, а потом попросить Уланова пробить по базе красный БМВ-745, на котором приезжал к Инге мужчина, похожий на Станислава Вяземского.

— Ой, Навицкая, ты что, пропуск достала? — обрадованно затрещала Катя. — Не сидится тебе дома! Вирусняка не боишься? А я дома, где же еще. Слушай, что мой Кокоша сегодня учудил…

— Катя, можно к тебе подъехать? — спросила Наташа. — Нужно кое о чем тебя расспросить.

— Приезжай, — охотно согласилась Катя, — я дома одна, маму и малых на дачу в Стрельну отправила, там людей поменьше, я за них спокойнее буду, дети хоть гулять смогут, а то их дома не удержать. Слушай, я такой рецепт списала — кексик, диетический, а вкусный, тарелку проглотить можно. И печется за полчаса.

«Я так и знала, что Катя будет меня угощать. Хорошо, что хоть не кускус!»

— Ты уже знаешь про Ингу?

— Слышала. Вот ужас-то! Ну зачем она это сделала? Конечно, от этой изоляции люди дуреют, но чтобы такое! Лучше бы не бесились, а подумали: когда еще такая лафа выпадет, свободное время, можно же его с пользой провести. Я вот тоже с Васей часто спорю, — хихикнула Катя, — но чтобы убивать?.. Я же с ума не сошла.

Белла тем временем открыла в списке контактов номер телефона Стаса. Конечно, за пять лет Вяземский мог, как это делают многие артисты, сменить сим-карту, но попробовать стоило…

Ей повезло. Почти сразу в трубке раздался знакомый бархатистый баритон:

— Вяземский слушает.

— Ты, Стас, прямо как в своих фильмах про полицейских супергероев, — заметила Белла, — так официально отвечаешь! Из какой это роли?

— Мы знакомы? — подбавил бархата в голос Вяземский.

— Даже очень, — загадочно сказала Белла, — лет пять назад очень даже близко знакомы были.

— Уточните, пожалуйста, — промурлыкал артист.

— Елки-палки! Ездил ко мне в Кронштадт два раза в неделю, а теперь спрашиваешь! Что-то с памятью твоей стало?

— Белла?! — изумился Стас. — Измайлова?

— О! Вспомнил. Сам же говорил, что меня за сто лет не забудешь, а тут напоминать пришлось… Я ведь рекорд поставила. Дольше всех с тобой продержалась.

— Да, помню, — хмыкнул Вяземский, — ну и как живешь, Измайлова? — в его голосе прозвучали нотки горечи и обиды. Такое с ним было впервые: не он дал отставку надоевшей пассии, а женщина бросила его раньше.

— «Как живется вам с другою, —

Проще ведь? — Удар весла! —

Линией береговою

Скоро ль память отошла

Обо мне, плавучем острове

(По небу — не по водам)!

Души, души! — быть вам сестрами,

Не любовницами — вам!», — процитировала Белла. — Да так, живу, хлеб жую. А ты как? Видела твой новый фильм на ТВЦ. Как всегда, великолепно!

— Благодарю. Да неплохо… Было неплохо до изоляции. А сейчас сижу, аки ленивец. Театры закрыты, съемки приостановлены. Только в социальной рекламе и снимаюсь, призываю людей оставаться дома и беречь себя и своих ближних.

«Ленивец… А я думала, ты себя сравнишь с орлом молодым! Ох, время-время, и на тебя действует!».

— Надо общнуться, — загадочно сказала Белла. — Не по телефону. Ты ведь все там же, на «Спортивной»?

— Да, — с надеждой ответил Станислав.

— Супер. Сможешь где-то… Где-то минут через сорок выйти к Собору? Тебе будет удобно?

— Я могу тебя и в апартаменты пригласить, — снова заворковал актер.

«Нет, все-таки он не переменился. Неделю назад к Инге приезжал, а теперь меня в апартаменты зовет. Интересно, знает ли он о том, что случилось с Макаровыми?»

— Ну, не за тем мне муж пропуск достал, чтобы я по апартаментам гайкала, — ответила она. — В сквере у собора пообщаемся и хорош будешь.

Стас несколько секунд обиженно сопел в трубку. Потом ответил:

— Хорошо. Будешь подъезжать, звякни. Я выйду. А о чем разговаривать будем? Чем я вдруг заинтересовал прекрасного во всех отношениях господина Когана?

— Не по телефону, Стас, — ответила Белла, желая посильнее заинтриговать Станислава.

Звякнул Наташин телефон.

— Получил твою СМС-ку, — сказал Уланов, — пробил базу. Вяземский Станислав Аркадьевич, 1974 года рождения, проживает по адресу: проспект Добролюбова, дом №…, квартира №… Это не он ли бывал у Беллы, когда ты у нее пряталась в Кронштадте? — Уланов вспомнил мимолетную встречу с актером возле дома Беллы с окнами на Летний сад Кронштадта. Это было едва ли не самое опасное дело адвокатов из фирмы Ефима. По пятам за беглянкой шли полиция, следователь, некие сотрудники правительственной конторы и настоящий преступник, Аркадий Вальтер. Его вполне устраивало то, что за его преступление собираются судить Наташу, а ее побег поставил под удар все честолюбивые планы бизнесмена… Следователь хотел вернуть Навицкую в СИЗО. Люди из конторы хотели при помощи Наташи прихватить Вальтера, который перед этим не раз ускользал у них из рук… Наташа жаждала восстановить справедливость и спасти свое доброе имя. Белла верила подруге и готова была помогать ей даже с риском для себя. Коган, Уланов и Никольский стремились выиграть процесс, снять с Наташи ложное обвинение и добиться возмездия для подлинного виновника. Разрешилось все за Ледовым дворцом на берегу реки Оккервиль. Виктор до сих пор поеживался, вспоминая, как ему пришлось нырять в ледяную июньскую воду, спасая Вальтера — только бы не утонул, только бы дал нужные показания на суде! Пять лет прошло, а он все помнит, как сейчас.

— Он самый, — ответила Наташа, — а теперь он нам нужен как свидетель. Его машину видели соседи Макаровых. Станислав часто приезжал к Инге в последние полгода, — она закурила, сдвинув маску на шею. — У Инги более гибкий график работы, светские мероприятия часто проводятся именно по вечерам, а днем она пишет свои репортажи и рецензии, и Стас приезжал к ней, пользуясь тем, что Антон ходил на службу каждый день…

— Вот так поворот, — присвистнул Уланов. — Не потому ли она решила развестись?

— Может быть. Но если Инга хотела уйти от Антона к Стасу, это смена шила на мыло. Я на него насмотрелась на съемках «Предупреждения». У него донжуанство в крови, он за всеми ухлестывал, никого из женщин не пропустил.

— Сообщу Фиме. Наверное, он тоже захочет побеседовать с таким свидетелем. Ты где?

— На «Ваське» у метро. Сейчас еду к Кате на Липовую аллею.

*

Услышав о том, что в деле всплыло имя Станислава Вяземского, Ефим гневно запыхтел.

— Вот как! Значит, он бывал у Макаровой и сейчас Белке стрелку забил? Так… Я сейчас на «Ваське», только что от следователя вышел. Пробок сейчас нет, я к ним на Добролюбова быстро подскочу. Не хочу, чтобы моя жена беседовала наедине с этим котярой!

— Фима, они не в квартире и не в кафе будут общаться, а в сквере, — успокоил его Уланов, — так что не беспокойся.

— Все равно не доверяю этим богемным личностям. Сейчас курну и помчусь к Собору.

— А что у тебя?

— Ничего хорошего. Завтра суд будет выбирать Инге меру пресечения, и все идет к тому, что ее переведут в изолятор. Ладно, там хоть видеосвязь есть, смогу общаться с подзащитной, а то тут эти ушлепки, мать их… — с чувством выбранился адвокат. — Волками на меня смотрят, знают, что при рассмотрении дела по существу я их на четвереньки поставлю, вот и пакостят!

*

Закончив разговор, Коган бросил окурок в урну-пепельницу, нажал кнопку на брелоке, и его «Майбах» с энтузиазмом бибикнул в ответ, снимая блокировку. Машина закружила по линиям, пробираясь к Тучкову мосту.

«Не понимаю Бродского, — думал Коган, — чем его так очаровал Васильевский остров? То ли дело Крестовский или Каменный… Канонерский тоже небезынтересен. А как же тут безлюдно. На машине сейчас почти как в метро едешь, нигде не задерживаешься. И тротуары пусты. В такой пасмурный день ретро-стиль линий подошел бы как натура для съемок какого-нибудь киберпанка в жанре антиутопии. Или очередную серию „Терминатора“ можно было бы тут снимать…»