Бесплатный фрагмент - Деньги за красоту

Кристин Эванс
Деньги за красоту

Глава 1: Бриллиантовый фасад

Звон будильника не нарушил утреннюю тишину апартаментов в «Престижном квартале». Он был подобен нежному переливу хрустальных колокольчиков — специально подобранный звук, который не вырывал из объятий сна грубо, а ласково приглашал в новый день. Алиса Морозова протянула руку из-под идеально отутюженного белоснежного белья, ее пальцы с безупречным маникюром цвета бургунди коснулись экрана смартфона. Тишина вновь воцарилась в просторной спальне, где царил строгий, выдержанный в бежево-серых тонах порядок.

Она не открывала глаза сразу, позволяя себе еще несколько драгоценных мгновений между сном и явью. Сегодняшний день был особенным. День презентации. День, который мог стать для нее новой ступенью на пути к вершине, о которой она мечтала. Или обернуться провалом, отбросившим ее на несколько шагов назад. Мысль о провале заставила ее сердце учащенно забиться, и она с нежностью погладила шелковистую наволочку, как бы успокаивая саму себя. Нет, провала не будет. Не может быть. Она сделала все возможное и невозможное, чтобы все прошло идеально.

Она открыла глаза. Высокие потолки, панорамные окна, с которых уже кто-то из прислуги бесшумно снял ночные шторы, впуская в комнату мягкий свет московского утра. Пыль танцевала в солнечных лучах, словно миллионы микроскопических бриллиантов. Этот вид, эта роскошь тишины и пространства стоили того, чтобы ради них просыпаться. Стоили тех сумм, которые уходили на аренду, на дизайнера, на каждую деталь интерьера.

С привычным, почти ритуальным движением Алиса потянулась к прикроватному столику из матового стекла, где рядом с заряжавшимися часами Apple Watch лежал ее ежедневник — кожаный, цвета слоновой кости, с золоченым обрезом. Она провела пальцами по тисненой монограмме «А.М.», испытывая легкое головокружение от осознания того, что жизнь, которую она ведет, — это не сон, а реальность. Ее реальность.

Дорога в ванную комнату, больше похожую на будуар кинозвезды золотой эры Голливуда, была выстелена мягким ковром, ворс которого тонул под bare ногами. Мрамор, хром и зеркала — все блестело и сверкало стерильной, бездушной чистотой. Алиса включила воду, и мощные струи хлынули из скрытого потолочного душа. Она стояла под ними, закрыв глаза, позволяя воде смыть остатки сна, смыть ночную тревогу. Вода была идеальной температуры — еще одна мелочь, за которую она ежемесячно переплачивала, настраивая систему «умный дом».

Завернувшись в плюшевый халат от La Perla, она приступила к главному утреннему таинству — созданию себя. Это был многоступенчатый ритуал, от которого нельзя было отступать ни на йоту. Сначала — сыворотки. Флакончики из матового стекла, похожие на алхимические сосуды, выстроились в строгом порядке на полке. Одни — против пигментации, другие — для сияния, третьи — для упругости. Она наносила их похлопывающими, вбивающими движениями, как учила ее косметолог Марина Львовна, чей прием стоил как хороший ужин в ресторане.

Пока сыворотки впитывались, Алиса принялась за кофе. Не просто растворимый, а свежемолотый, из зерен, которые ей привозили прямиком из Италии. Аромат свежесваренного эспрессо смешался с тонкими нотами ее парфюма — цветочно-древесный аромат Tom Ford, который она обожала. Она сделала первый глоток, стоя у окна и глядя на просыпающийся город внизу. Мир суетился, спешил, нервничал в пробках. А она стояла здесь, наверху, в своей крепости из стекла и бетона, наблюдая за этим сверху вниз. Чувство превосходства было сладким, как сахар на дне кофейной чашки.

Затем настал черед макияжа. Это была не просто рутина, а искусство. Тональный крем Armani, растушеванный до состояния второй кожи, хайлайтер от Charlotte Tilbury, ложащийся на скулы тонкой позолотой, тени для век с мерцанием, которое меняло цвет в зависимости от освещения. Каждое движение кисти было отточенным, уверенным. Она не красилась, она создавала броню. Броню безупречности, неуязвимости, успеха. В этом мире, где она вращалась, лицо было визитной карточкой, а ее визитная карточка должна была быть безупречной.

Внезапно на экране телефона, лежавшего рядом с косметикой, всплыло уведомление от банка. «Напоминание о платеже по кредитной карте». Сердце Алисы на мгновение замерло, а затем забилось чаще. Она быстро провела по уведомлению в сторону, чтобы оно исчезло. Не сейчас. Сегодня нельзя ни о чем таком думать. Сегодня только презентация. Только успех. Она глубоко вдохнула, взяла кисть для румян и аккуратно нанесла на яблочки щек легкий розовый оттенок, вернувший лицу живость.

Одежда была выбрана с вечера и уже висела на специальной вешалке на дверце гардеробной. Костюм — строгий, но с изюминкой. Брюки со стрелками от Max Mara и шелковая блуза с тонким, почти невидимым рисунком от Brunello Cucinelli. Туфли-лодочки на высоченном, но удобном каблуке — ее тайное оружие, добавлявшее ей десять сантиметров роста и невероятной уверенности в себе. Она одевалась медленно, наслаждаясь тактильными ощущениями: шелк скользил по коже, шерсть тончайшей выделки идеально сидела по фигуре. Одежда была ее второй бронёй.

Раздался звонок. Алиса взглянула на умную панель у входной двери — на экране была улыбающаяся физиономия Кати, ее лучшей подруги и коллеги по несчастью в мире гламурного PR.

— Впусти! — голос Кати звучал бодро. — Я с кофеином и моральной поддержкой!

Алиса улыбнулась и нажала кнопку домофона. Через минуту в квартире появилась Катя — вихрь энергии в ярком пальто и с двумя стаканчиками кофе из ближайшей сетевой кофейни, что было немыслимым мезальянсом на фоне итальянского эспрессо.

— Ну, показывайся! — с порода потребовала Катя, оценивающе осматривая Алису с ног до головы. — О да! Богиня! Максим сегодня просто рухнет к твоим ногам. И клиенты тоже.

Алиса покрутилась перед большим зеркалом в прихожей.

— Не уверена насчет Максима, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал легко. — А клиенты должны подписать контракт. Это главное.

— Главное — это произвести впечатление, — парировала Катя, протягивая ей стаканчик. — А ты его производишь. Всегда. Я вообще не понимаю, как ты всё успеваешь. Работа, ты всегда выглядишь на миллион, эта квартира… У меня вчера был аврал, я даже маскирующий крем под глаза забыла нанести, была похожа на панду-алкоголичку.

Алиса приняла кофе с благодарностью, хотя внутри всё сжалось. Она знала, какую цену платила за этот «миллион». Цену, измеряющуюся не только в часах у косметолога, но и в долгах. В долгах, которые росли как снежный ком.

— Да ладно, прекрати, — отмахнулась она, делая глоток слишком сладкого капучино. — Просто дисциплина.

— Дисциплина, говоришь? — Катя закатила глаза. — Дорогая, это не дисциплина, это дар свыше. Или твой кредитный лимит просто побольше моего? — она фыркнула, произнося это как шутку.

Сердце Алисы ушло в пятки. Она заставила себя рассмеяться, но звук получился каким-то неестественным, фальшивым.

— Кать, ну что ты! — выдохнула она, отводя взгляд к своим идеальным туфлям. — Просто… приходится расставлять приоритеты. На чем-то экономить, чтобы позволить себе что-то другое.

Она произнесла эту заученную фразу, которую часто повторяла сама себе, оправдывая очередную безумную трату. Но сегодня, услышав ее вслух от себя самой, она почувствовала привкус горечи. Экономить? Она экономила на еде, заказывая дошираки под прикрытием «диеты», чтобы через день позволить себе процедуру за сто тысяч. Она экономила на такси, пробираясь в час пик в метро в своем Brunello Cucinelli, чтобы выплатить очередной взнос по кредитной карте.

— Ну, твои приоритеты явно на высоте, — беззаботно заключила Катя, не заметив её замешательства. — Ладно, побежали? Нельзя заставлять будущих партнеров ждать. Особенно таких капризных, как эти.

Алиса кивнула, накидывая пальто — лаконичное, струящееся, цвета беж. Она бросила последний взгляд на свое отражение. Идеальный макияж. Идеальная прическа. Идеальная одежда. Со стороны — картинка абсолютного успеха. И только она одна видела крошечную трещину в этом бриллиантовом фасаде. Трещину, в которую уже просачивался холодный ветер страха.

Она взяла свою сумку — лаковую, жесткую, безупречной формы — и выпрямила плечи.

— Поехали, — сказала она, и ее голос вновь зазвучал уверенно и твердо. Она была Алисой Морозовой. Она справится. С презентацией. С клиентами. С долгами. С жизнью.

Она запирала дверь своей прекрасной, дорогой, золотой клетки, на мгновение задумавшись о том, что ключ от нее находится не у нее в кармане, а в руках у банковских менеджеров. Но мысль эта была мимолетной, как вспышка света на поверхности идеально отполированного алмаза. Сегодня не день для страхов. Сегодня день для побед.

Глава 2: Игра на повышение

Конференц-зал на двадцать восьмом этаже бизнес-центра «Серебряный город» был образцом безупречного, но бездушного вкуса. Гигантская панорама Москвы за стеклянной стеной служила единственным украшением, подчеркивая статус тех, кто мог позволить себе диктовать условия с такой высоты. Воздух был прохладен и напоен едва уловимыми нотами цитрусового ароматизатора, маскирующего запах страха и амбиций. За длинным столом из полированного черного дерева сидели те, от кого зависело очень многое.

Алиса стояла у флипчарта, чувствуя на себе тяжесть их взглядов. Но это не был давящий груз — это было топливо. Каждый взгляд, полный скепсиса, интереса или простой усталости, она превращала в энергию, которая заставляла ее голос звучать еще увереннее, а улыбку — еще лучезарнее. Она не просто представляла новый медиаплан для люксового швейцарского бренда часов. Она продавала им мечту. Мечту о том, как их продукция, благодаря ее усилиям, будет сиять на запястьях кинозвезд, мелькать в кадрах самых рейтинговых сериалов и становиться предметом вожделения каждого, кто считает себя частью мира роскоши.

Ее пальцы, украшенные единственным, но безупречным кольцом с бриллиантом-солитером, уверенно водили по воздуху, иллюстрируя ключевые моменты презентации. Она говорила о охватах, о вовлеченности, о правильной аудитории, но на самом деле она говорила на универсальном языке успеха и красоты. Она сама была живым подтверждением концепции — воплощением того идеала, к которому должен был стремиться их потребитель.

— Мы не просто размещаем рекламу, — ее голос, низкий и бархатистый, заполнял комнату, не нуждаясь в микрофоне. — Мы создаем историю. Историю, в которую захочется поверить. Историю, частью которой захочется стать.

Она закончила. На секунду в зале повисла тишина. Алиса замерла, улыбка застыла на ее идеально накрашенных губах. А потом раздались аплодисменты. Не бурные, не восторженные — это были сдержанные, одобрительные хлопки людей, которые редко чем-то впечатляются по-настоящему. Но это была победа. Самый главный человек за столом, седовласый швейцарец с лицом, как у высеченной из горной породы глыбы, кивнул, и на его губах дрогнуло нечто, отдаленно напоминающее улыбку.

— Очень убедительно, фрау Морозова, — произнес он на ломаном, но вполне понятном английском. — Очень… страстно.

В этот момент ее взгляд поймал взгляд Максима Орлова. Он сидел во главе стола, откинувшись на спинку кресла, и смотрел на нее с нескрываемым интересом. Не как начальник на удачливую сотрудницу. А как мужчина на женщину, которая только что продемонстрировала не только профессиональный ум, но и невероятную, почти хищную грацию. В его глазах читалось одобрение, смешанное с любопытством и тем самым особым блеском, который появляется, когда встречаешь что-то, что хочешь заполучить.

Эйфория ударила в голову, как бокал шампанского, выпитый натощак. Она сделала это. Она покорила их. Все эти ночи без сна, бесконечные правки, тревога, которая грызла ее изнутри все утро, — все это окупилось в один миг. Она чувствовала себя на вершине мира. Сияющей. Непобедимой.

Последовали рукопожатия, обмен визитками, обещания связаться на следующей неделе. Комната постепенно пустела. Алиса собирала свои материалы, стараясь, чтобы руки не дрожали от переизбытка эмоций.

— Морозова.

Она обернулась. Максим стоял рядом, его дорогой парфюм — смесь сандала и чего-то бодрящего, мятного — смешивался с ароматом ее духов, создавая странно гармоничный букет.

— Блестяще, — сказал он просто, глядя на нее прямо, без улыбки, но с той самой пронзительной интенсивностью, от которой у нее перехватило дыхание. — Я знал, что не ошибся в выборе.

— Спасибо, Максим Игоревич, — она кивнула, стараясь сохранить профессиональную дистанцию, хотя внутри все ликовало и кричало от восторга.

— Максим, — поправил он мягко. — После такой работы вы заслужили право называть меня по имени. Вы свободны сегодня вечером?

Вопрос прозвучал так естественно, так непринужденно, что у Алисы не сразу нашлась ответная реакция. Сердце застучало где-то в горле.

— В смысле? — выдавила она, чувствуя, как глупо это звучит.

— В прямом, — он улыбнулся, и его лицо, обычно строгое и сосредоточенное, преобразилось, став моложе и доступнее. — Есть один закрытый ужин. Неформальный. Собираются интересные люди из индустрии. Будет полезно. И, надеюсь, приятно. Я бы хотел, чтобы вы составили мне компанию.

Это был не приказ. Это было предложение. Приглашение в свой круг. В тот самый круг, в который она так отчаянно стремилась. Это было больше, чем признание ее профессиональных качеств. Это было признание ее как личности. Как равной.

Мысль о том, чтобы провести вечер с Максимом один на один, в нерабочей обстановке, вызывала у нее приступ одновременно паники и жгучего любопытства. Он был объектом тайных вздохов половины сотрудниц агентства — успешный, видный, холостой и с репутацией человека, который не разменивается по мелочам.

— Я… — она запнулась, чувствуя, как заливается краской. — Да, конечно. Буду рада.

— Отлично, — его взгляд скользнул по ее деловому костюму, задержался на лице. — Дресс-код… неформальный шик. Думаю, вы знаете, что это значит. Заеду за вами в восемь.

Он кивнул и вышел из зала, оставив ее одну с бушующими эмоциями и внезапно нахлынувшей тревогой.

Неформальный шик.

Три простых слова, которые обрушились на нее как снежная лавина. Ее гардероб, столь идеально подобранный для работы в агентстве, для встреч с клиентами, для создания образа строгой и успешной деловой женщины, не содержал ничего подходящего для «неформального шика» на закрытом ужине с боссом и «интересными людьми». Ее лучшее вечернее платье было куплено два сезона назад и уже безнадежно устарело. Надеть его — значит опозориться, выставиться на посмешище перед теми, чье мнение для нее сейчас значило всё.

Паника, холодная и липкая, начала подбираться к горлу. Она быстро вышла из конференц-зала, почти бегом направилась к лифту, стараясь ни с кем не встречаться глазами. Войдя в пустую кабинку, она прислонилась к зеркальной стене, чувствуя, как дрожат колени.

«Восемь вечера. У меня есть меньше четырех часов», — пронеслось в голове.

Она вытащила телефон. Палец сам потянулся к иконке модного мульти-брендового бутика в центре, того самого, где одевались все, кого она видела в соцсетях у Максима. Она пролистала раздел «Новинки». Платья. Были идеальные. Шелк, атлас, кружево. Каждое — произведение искусства. И каждое — с ценником, от которого слезились глаза.

Еще одна мысль, быстрая, как удар кинжала: ее кредитные карты. Она почти физически ощутила их в своем кошельке, почувствовала их предельно напряженный, исчерпанный до дна лимит. СМС от банка, которое она проигнорировала утром, всплыло в памяти с пугающей четкостью.

Но что было альтернативой? Прийти в чем-то старом? Опозориться перед Максимом? Упустить свой шанс? Нет. Это было невозможно. Это было бы профессиональным и социальным самоубийством.

«Это инвестиция», — сказала она себе твердо, выходя из лифта в холл и направляясь к выходу. — Это не просто платье. Это вложение в мое будущее. В мою карьеру. В новые связи.

Мысль звучала убедительно. Практически. Она вложила в нее всю свою волю, всю свою веру в то, что эта покупка станет переломным моментом, после которого все наладится. Контракт со швейцарцами будет подписан, ее ждет повышение и бонусы, а значит, она легко закроет этот долг. Легко.

Она поймала такси и назвала адрес бутика. Всю дорогу она смотрела в окно, но не видела улиц. Она видела себя в новом платье. Видела восхищенный взгляд Максима. Видела, как кивают ей в знак уважения важные гости. Она строила воздушные замки, чтобы заглушить голос трезвого рассудка, который шептал что-то о безрассудстве, о долговой яме, о том, что один вечер не стоит таких жертв.

Бутик встретил ее торжественной, почти церковной тишиной. Воздух пахло кожей, дорогими духами и деньгами. Очень большими деньгами. Консультант в идеально сидящем черном платье подошла к ней с безошибочно угаданной смесью почтительности и снисходительности.

— Мне нужно платье. Для неформального вечера. Чтобы произвести впечатление, — выдохнула Алиса, чувствуя себя школьницей на первом свидании.

— Конечно, я совершенно вас понимаю, — голос консультантки был медовым. — Позвольте мне кое-что предложить.

Она принесла три платья. Алиса примерила первое — слишком кричащее. Второе — слишком простое. И тогда она увидела его. Третье. Вишневого цвета, из плотного шелка, с драпировкой на одном плече и открытой спиной. Оно было одновременно скромным и невероятно соблазнительным. Оно сидело на ней так, будто было сшито именно для нее, подчеркивая каждую линию, каждую изгиб.

Она вышла из примерочной и посмотрела на себя в зеркало. И замерла. Это была не она. Это была та женщина, которой она всегда хотела быть. Уверенная, роскошная, недосягаемая. Женщина, которая без слов говорит о своем статусе и вкусе. Женщина, с которой такой мужчина, как Максим Орлов, не стыдно появиться где угодно.

— Это именно оно, — прошептала консультант. — Вы выглядите потрясающе.

Алиса медленно повернулась перед зеркалом. Ее пальцы дрожали, когда она потянулась за биркой, спрятанной в боковом шве. Цифры, которые она увидела, заставили ее кровь похолодеть. Это была не одна ее зарплата. Это были три. Три ее зарплаты. За один кусок ткани.

Горло сжалось. В ушах зазвенело. Она посмотрела на свое отражение — на женщину в вишневом шелке, которая смотрела на нее с вызовом и надеждой.

«Инвестиция, — повторила она про себя, как мантру. — Это инвестиция в меня. В мое будущее. Оно того стоит. Оно должно того стоить».

— Я беру его, — сказала она голосом, который ей не принадлежал. Она достала из кошелька кредитную карту. Та самая, с которой утром пришло напоминание. Рука не дрогнула, когда она протягивала ее консультанту. Та приняла карту с профессиональной улыбкой.

Ожидание, пока оформляют покупку, показалось вечностью. Алиса стояла, глядя на витрину, но не видя выставленных на ней туфель. Она видела цифры на экране банковского терминала. Она мысленно молилась, чтобы карта не отказала, не опозорила ее в самый последний момент.

Раздался щелчок. Чек медленно выполз из терминала. Консультант протянула ей фирменную сумку с платьем, упакованным в тончайшую папиросную бумагу.

— Приятного вечера! Вы будете самой прекрасной, — прозвучало где-то далеко.

Алиса взяла сумку. Тяжелая, глянцевая, она висела на ее руке как кандалы. Она вышла на улицу, где уже зажигались вечерние огни. Эйфория от успешной презентации полностью угасла, ее сменила странная, леденящая пустота. Она сделала это. Она купила себе пропуск в тот мир. Заплатила за него самую высокую цену, какую только могла себе позволить. И какую не могла.

Она поймала такси и, забираясь внутрь, судорожно сжала ручку сумки. Платье внутри казалось живым, пульсирующим от той цены, что была за него заплачена. Оно было уже не просто тканью. Оно было символом. Символом ее мечты и ее безумия. Ее надежд и ее страха.

«Все будет хорошо, — убеждала она себя, глядя на мелькающие огни. — Просто нужно пережить этот вечер. Произвести впечатление. А там… а там видно будет».

Но где-то в глубине души, под слоями самообмана и отчаяния, уже шевелился крошечный, холодный червячок сомнения. А что, если эта инвестиция не окупится? Что если единственное, что она получит за эти безумные деньги, — это всего лишь один вечер в красивом платье?

Глава 3: Первая трещина

Лимузин был таким же черным и бесшумным, как ночь за тонированными стеклами. Алиса сидела на мягком кожаном сиденье, стараясь дышать ровно и не думать о том, сколько стоит каждая минута этой поездки. Вишневое шелковое платье лежало на ее коленях изящной тяжелой складкой, и каждый раз, когда пальцы непроизвольно касались гладкой ткани, ее сердце сжималось от приступа паники, которую она яростно глушила.

«Инвестиция, — снова и снова твердила она про себя, глядя на мелькающие огни ночной Москвы. — Это того стоит».

Максим сидел напротив, откинувшись в кресле. Он был расслаблен, его длинные пальцы лениво обхватывали бокал с коньяком, который он налил себе из встроенного в интерьер мини-бара. Он не сводил с нее глаз, и его взгляд, тяжелый и оценивающий, заставлял Алису чувствовать себя одновременно и драгоценностью, и объектом тщательного изучения на предмет изъянов.

— Вы не нервничаете? — спросил он наконец, и его голос, низкий и бархатистый, заполнил пространство салона, заглушая даже тихий гул мотора.

— Немного, — призналась она, решив, что наигранная уверенность будет выглядеть фальшиво. — Все лица будут незнакомыми.

— Пустые лица, — он махнул рукой, и золотые часы на запястье блеснули в мягкой подсветке. — Люди, которые важны ровно до тех пор, пока могут быть полезны. Как и мы для них. Главное — не показывать своего пиетета. Они это чувствуют, как акулы кровь в воде.

Его цинизм слегка ошеломил ее, но в то же время и притягивал. Он говорил о мире, в который она так отчаянно рвалась, с холодной, почти хирургической точностью, без всякого романтического флера. Это была игра, и он знал все правила.

— А как нужно себя вести? — спросила Алиса, ловя себя на том, что ловит каждое его слово.

— Так, как ведете себя сейчас, — он улыбнулся, и в уголках его глаз собрались лучики морщинок. — Естественно. Умно. Красиво. Этого достаточно. И помните, вы там со мной.

Эти слова — «вы там со мной» — прозвучали как заклинание, как охранная грамота. Они согрели ее изнутри, придав уверенности. Она откинулась на спинку кресла, позволив себе наконец расслабиться. Может, он прав? Может, это всего лишь игра, и ее новое платье и его внимание — всего лишь ее козыри?

Машина бесшумно остановилась у невзрачной двери в одном из арбатских переулков. Никакой вывески, только камера над входом и темное стекло. Максим вышел первым, помог ей выйти, его рука на несколько секунд задержалась на ее локте, и это простое прикосновение заставило ее кожу вспыхнуть.

Дверь открыл невозмутимый швейцар, и они шагнули в другой мир. Тихий, погруженный в полумрак, где пахло старым деревом, дорогими сигарами и ароматом экзотических цветов. Звуки джаза, живого, негромкого, текли из глубины заведения, обволакивая гостей, как шелковый шарф. Здесь не было золота и кричащей роскоши — здесь была подлинная, старая деньги, не нуждающаяся в демонстрации.

Максим положил руку ей на спину, легким, почти невесомым касанием направляя ее за метрдотелем. Его ладонь казалась раскаленной через тонкий шелк платья. Алиса шла, высоко держа голову, чувствуя, как на нее смотрят. Не все, но многие. Узнавали его. И с интересом вглядывались в нее — новую, незнакомую.

Ужин прошел как в прекрасном, немного сюрреалистичном сне. Стол на двоих в уединенной нише с бархатными банкетками. Изумительная еда, которую подавали крошечными, изысканными порциями, — больше для наслаждения видом и ароматом, чем для утоления голода. Дорогое вино, которое текло по стеклу бокала густыми рубиновыми слезами.

И главное — Максим. Он был очарователен. Не как начальник, а как собеседник. Он рассказывал забавные истории из мира бизнеса, щедро сыпал именами, которые она знала только из глянцевых журналов, тонко и ненавязчиво удостоил комплимента ее. Он спрашивал ее мнение и действительно слушал ответы. Он смеялся ее шуткам, и его смех был искренним и заразительным.

Алиса ловила себя на том, что забывает о цене платья, о кредитах, о нависших долгах. Она забывала обо всем, кроме сияния его глаз при свете свечи, кроме звука его голоса, кроме чувства полной, абсолютной принадлежности этому моменту, этому месту, этому человеку. Она чувствовала себя Золушкой на балу. Не той, что из сказки, а той, что сама проложила себе путь во дворец, и теперь принц смотрел на нее не с снисхождением, а с восхищением и уважением.

Он говорил о своих путешествиях, о том, как чуть не разбился на вертолете над Альпами, о своей коллекции современного искусства. Его мир был таким же ярким и головокружительным, как ее мечты. И в этот вечер она дышала воздухом этого мира полной грудью.

— Я рад, что вы согласились составить мне компанию, Алиса, — сказал он, когда подали кофе. Его пальцы лежали рядом с ее рукой на столе, всего в сантиметре, и она чувствовала исходящее от них тепло. — Вы… не такая, как все.

— А какие «все»? — рискнула она спросить, пряча улыбку в бокале с эспрессо.

— Предсказуемые. Скучные. Говорящие заученными фразами из бизнес-тетрадок, — он отхлебнул коньяк. — В вас есть огонь. Та самая страсть, которую я видел сегодня на презентации. Она чувствуется.

Ее сердце запрыгало от восторга и чего-то еще, трепетного и пугающего. Она чувствовала, как границы между профессиональным и личным стираются с каждой секундой, с каждой минутой, проведенной в его обществе. Это было опасно. И безумно притягательно.

Он предложил подвезти ее, но она, поймав себя на грани полной потери самоконтроля, вежливо отказалась, сославшись на то, что ей по пути, что она вызовет такси. Он не стал настаивать, лишь кивнул с той же загадочной полуулыбкой, проводил ее до машины, помог сесть и захлопнул дверь. Через стекло он помахал ей рукой, и его фигура в свете уличного фонаря показалась ей воплощением всего, к чему она так стремилась — силы, успеха, недосягаемой красоты жизни.

Такси тронулось. Волшебство стало рассеиваться вместе с образом Максима, остававшегося на тротуаре. Салон машины пах старыми сиденьями и чужой жизнью. Восторг и эйфория постепенно уступали место привычной тревоге, которая лишь на время была загнана в глухой угол, но не побеждена.

Она прислонилась головой к прохладному стеклу, закрыла глаза, пытаясь удержать в себе ощущение счастья, легкости, принадлежности. Она перебирала в памяти моменты вечера: его взгляды, его смех, его комплименты. Она видела свое отражение в темном стекле — уставшее, но сияющее, с размазанной помадой и блестящими глазами. Она была счастлива. По-настоящему счастлива.

Машина подъехала к ее дому. Она расплатилась наличными, которые нашла на дне сумки, и вышла. Ночь была тихой и прохладной. Ее апартаменты, обычно такие желанные, сегодня казались чужими и пустыми. Золотая клетка. Впервые эта метафора пришла ей в голову с такой пугающей четкостью.

Она медленно поднялась на лифте, чувствуя, как усталость наваливается на нее всей своей тяжестью. В прихожей она сбросила туфли, поставила сумку с драгоценным платьем на кресло и, не включая света, прошла в гостиную, плюхнулась на диван.

Тишина. Только тикают где-то часы и стучит в висках кровь. Она достала телефон, чтобы проверить время. Экран осветил ее лицо в темноте. И тут же, как по какому-то злому наитию, на ярком экране всплыло уведомление.

Не от мессенджера. Не от соцсети.

От банковского приложения.

«Напоминание: внесите минимальный платеж по кредитной карте **** 5648 до 25.05. Во избежание блокировки карты и начисления штрафов».

Сердце ее остановилось. А потом рванулось с места, забилось с такой бешеной силой, что перехватило дыхание. Сладкое опьянение вечера, теплота вина, сияние глаз Максима — все это испарилось в одно мгновение, как будто его и не было. Остался только холодный, бездушный текст на экране и леденящий ужас, поползший по жилам.

Она ткнула в уведомление пальцем, который вдруг стал ватным и непослушным. Открылось приложение. Яркие, кричащие цифры предстали перед ее глазами. Баланс. Кредитный лимит. Минимальный платеж. Сумма, которую нужно внести, была астрономической. Неподъемной. Она смотрела на цифры, не в силах осознать их, не в силах поверить, что это все — ее долг. Ее астрономический, чудовищный долг.

Платье. Вишневое шелковое платье. Оно лежало в сумке всего в нескольких метрах от нее, и ей вдруг почудилось, что оно излучает зловещее, ядовитое свечение. Цена этого вечера. Цена его восхищенных взглядов. Цена ее минутного счастья. Она была измерена в этих цифрах на экране. И она была неподъемной.

По телу прошел озноб. Руки задрожали так, что она едва не уронила телефон. В ушах зазвенело. Дыхание стало частым и поверхностным. Это была не просто тревога. Это была паника. Настоящая, животная паника, сжимающая горло и заставляющая сердце выпрыгивать из груди.

Она отшвырнула телефон на диван, как будто он был раскаленным углем. Ей стало душно. Она вскочила, подбежала к окну, распахнула его и высунулась наружу, жадно глотая холодный ночной воздух. Но он не помогал. Ощущение ловушки, туго затянутой петли было таким реальным, что она почувствовала физическое давление на шее.

«Успокойся, — приказала она себе, сжимая виски пальцами. — Успокойся. Все решаемо. Ты справишься».

Но голос в голове звучал слабо и неубедительно, тону в громком, навязчивом стуке сердца.

Она отошла от окна, прошлась по комнате, пытаясь совладать с нарастающей волной ужаса. Она подошла к креслу, заглянула в сумку. Шелк платья тускло блестел в темноте. Она потянулась, коснулась его. Ткань, которая несколько часов назад казалась ей воплощением роскоши и успеха, теперь ощущалась как саван. Саван для ее финансовой свободы, для ее спокойствия, для ее будущего.

Она резко отдернула руку, словно обожглась.

Мысли метались, как пойманные в мышеловку зверьки. Зарплата. Когда она? Через две недели. И ее не хватит даже на половину платежа. Можно взять еще один кредит? Но чтобы рефинансировать старый, нужна справка о доходах, а ее официальная зарплата была мизерной, все остальное — бонусы, которые нигде не фиксировались. Продать что-то? Но что? Телефон? Ноутбук? Они были нужны для работы. Одежду? Ту, что куплена в кредит? Суммы будут смехотворными.

Тупик. Абсолютный, беспросветный тупик.

Она снова схватила телефон, с безумной надеждой стала листать выписки по всем своим картам. Пять кредитных карт. Три из них были практически исчерпаны. На двух еще оставались жалкие остатки. Она складывала минимальные платежи, проценты, штрафы за просрочку. Цифры складывались в чудовищную сумму, которую она физически не могла выплатить в ближайшие месяцы, даже если бы полностью отказалась от еды и коммунальных услуг.

Слезы выступили на глазах. Горячие, горькие, беспомощные. Они катились по щекам, оставляя на коже дорожки с разрушенным макияжем. Она не пыталась их смахнуть. Она сидела на полу в своей роскошной гостиной, в платье за несколько сотен тысяч рублей, и рыдала, как потерянный ребенок. Она рыдала от страха, от стыда, от осознания собственной глупости и безрассудства.

Вечер с Максимом, который еще час назад казался ей началом чего-то прекрасного, теперь виделся лишь прологом к краху. Какой может быть роман, какая карьера, какая жизнь, когда за каждым ее шагом, за каждой ее улыбкой, за каждым ее новым платьем стоит этот дамоклов меч долгов?

Она представила его лицо. Его уверенную, спокойную улыбку. Его взгляд, полный восхищения. Что было бы, узнай он правду? Узнай, что его умная, красивая, страстная сотрудница на самом деле — нищая, заложившая себе всю будущее ради видимости успеха? Восхищение мгновенно сменилось бы брезгливым презрением. Он бы отвернулся. Он бы вычеркнул ее из своего мира так же легко, как выкидывают прочитанную газету.

Мысль об этом была невыносимой.

Нет. Нет. Он не должен узнать. Никто не должен узнать.

Она стиснула зубы, сжала кулаки, заставила себя перестать плакать. Слезы ничего не решат. Нужно было думать. Действовать. Искать выход.

Она поднялась с пола, налила себе стакан воды дрожащими руками и выпила его залпом. Холодная жидкость немного прояснила сознание.

«Завтра, — сказала она себе с той же железной решимостью, с какой покупала платье. — Завтра с утра займусь этим. Позвоню в банк. Попрошу реструктуризацию. Что-нибудь придумаю. Все будет хорошо. Сегодня… сегодня просто не думай об этом».

Она подошла к сумке, достала платье и повесила его в гардеробную, на самую дальнюю вешалку, стараясь не смотреть на него. Потом она смыла макияж, смотря на свое заплаканное, распухшее лицо в зеркало. От сияющей, счастливой женщины не осталось и следа. Только испуганные глаза и следы разрушенной иллюзии.

Она легла в постель и легла на спину, уставившись в темноту потолка. За окном начинал светать. Где-то пели птицы. Где-то начинался новый день. А она лежала и чувствовала, как по полу ее шикарной спальни, за которую она не могла заплатить, уже поползли первые, невидимые трещины. Трещины, грозящие поглотить ее целиком. И самое страшное было в том, что она сама стала их архитектором.

Глава 4: Воронка долга

Утро пришло не как облегчение, а как приговор. Первые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь щели между шторами, казались Алисе безжалостными прожекторами, высвечивающими всю неприглядную правду ее существования. Она не спала. Всю ночь в голове крутились одни и те же цифры, складываясь в чудовищные уравнения без решения. Глаза горели, веки были тяжелыми, как свинец, а в висках отдавалось мерзкой, навязчивой пульсацией.

Она поднялась с постели, и первым делом ее взгляд упал на дверь гардеробной. Туда, где висело то самое вишневое платье. Теперь оно висело не как трофей, а как вещественное доказательство ее преступления против самой себя. Доказательство безумия и безрассудства.

Сегодня не было времени на многочасовой ритуал красоты. Сегодня был день войны. Войны с самой собой и с безликой финансовой системой, которая, казалось, уже запустила свои щупальца, чтобы задушить ее.

Она надела простые джинсы и свитер — одежду, в которой чувствовала себя не уязвимой, а, наоборот, защищенной, спрятанной от оценивающих взглядов мира. Макияж она наносила на автомате, просто чтобы скрыть следы бессонной ночи и заплаканные глаза. Сегодня ее лицо было не оружием, а щитом.

Чашка кофе не принесла ни бодрости, ни ясности мысли. Горьковатая жидкость обжигала губы, но не могла прогнать холод, поселившийся глубоко внутри. Руки все еще дрожали, когда она взяла телефон и ноутбук.

План был прост и от того казался еще более невыполнимым: обзвонить все банки. Умолять, просить, клянчить о реструктуризации, о кредитных каникулах, о чем угодно, что дало бы ей глоток воздуха. Хотя бы один.

Она села за свой идеальный стеклянный стол, включила ноутбук. Экран загорелся, ослепляя ее. Она открыла файл с аккуратными таблицами своих долгов, которые вела с маниакальной педантичностью, словно составляя отчет для самого строгого начальника. Этим начальником была она сама.

Первый звонок. Крупный федеральный банк. Мелодия ожидания была веселой и беззаботной, режущей слух своим несоответствием тому, что творилось у нее на душе.

— Служба поддержки, менеджер Анна, здравствуйте! Чем я могу вам помочь? — голос был нарочито бодрым, до зубной боли отточенным.

Алиса сглотнула комок в горле, заставив свой голос звучать ровно и деловито.

— Здравствуйте. Меня зовут Алиса Морозова. У меня карта вашего банка, номер заканчивается на 5648. Я хотела бы обсудить возможность реструктуризации долга. В настоящее время испытываю временные финансовые трудности.

На другом конце провода послышался стук клавиш.

— Понимаю вас, Алиса. Сейчас посмотрю вашу историю… — пауза затянулась. Алиса сжала телефон так, что костяшки пальцев побелели. Она слышала, как где-то на улице проехала машина с громкой музыкой — звук другой, нормальной жизни. — Вижу ваши платежи. Да, долг значительный. А что у вас за трудности? Смена работы? Болезнь?

Вопрос повис в воздухе. Что она могла ответить? «Я тратила, как сумасшедшая, на косметологов, платья и походы в рестораны, пытаясь казаться той, кем не являюсь»?

— Снизился доход, — выдавила она. — Неожиданные расходы.

— Понимаю, — повторила менеджер, и в ее голосе не было ни капли понимания. — К сожалению, программа реструктуризации у нас предусмотрена для клиентов, находящихся в действительно сложных жизненных ситуациях. Потеря кормильца, инвалидность… Снижение дохода, к сожалению, не является достаточным основанием. Вы можете попробовать оформить заявку на новый кредит, чтобы погасить текущий?

Алиса сжала веки. Новый кредит. Еще один. Чтобы закопать себя еще глубже.

— Но у меня… у меня уже несколько кредитов. В других банках. Я не уверена, что одобрят.

— Ну, попробуйте! — жизнерадостно предложила девушка. — У нас сейчас как раз отличное предложение по процентной ставке для новых клиентов! Или можете обратиться в микрофинансовую организацию, у них требования к заемщикам проще.

Микрофинансовая организация. Проценты, под которые за год можно было бы купить небольшую машину. Ловушка, из которой не выбираются.

— Спасибо, я подумаю, — механически произнесла Алиса и положила трубку.

Первая битва была проиграна. Ощущение беспомощности стало еще острее.

Она набрала номер второго банка. Потом третьего. История повторялась с пугающим однообразием. Вежливые, отстраненные голоса. Одинаковые вопросы. Одинаковые отказы. Предложения взять новый кредит, оформить новую карту с лимитом побольше, чтобы закрыть старые долги. Цирк, в котором она была и клоуном, и публикой, вынужденная смеяться над собственными страданиями.

После четвертого звонка она откинулась на спинку стула, закрыв лицо руками. Воздуха не хватало. Комната, такая просторная и светлая, вдруг стала давить на нее стенами. Эти стены, эта мебель, этот вид из окна — все это было куплено в кредит. Вся ее красивая жизнь была ненастоящей, картонной декорацией, которую в любой момент мог сдуть первый же серьезный ветер.

Она подошла к окну, распахнула его. Холодный осенний воздух ворвался в комнату, заставляя ее вздрогнуть. Внизу кипела жизнь. Люди спешили на работу, смеялись, целовались на прощание. Они не знали, что на двадцать восьмом этаже в роскошных апартаментах молодая женщина стоит на краю финансовой пропасти и пытается найти в себе силы не шагнуть в нее.

Она должна была увидеть все своими глазами. Увидеть весь ужас целиком. Принять его. Только тогда, возможно, нашлось бы решение.

Она села обратно за стол, открыла все свои банковские приложения, все электронные кабинеты, распечатала все выписки, которые копились месяцами. Она взяла калькулятор и блокнот — дорогой, кожаный, с золоченым обрезом, подарок от клиента. Иронично использовать его для таких расчетов.

И начался подсчет. Долгая, мучительная, унизительная процедура.

Она выписывала каждую сумму. Каждый платеж за косметолога. Каждый чек из ресторана. Каждый заказ из интернет-бутика. Каждую процедуру, которая должна была сделать ее красивее, увереннее, ближе к тому идеалу, который она себе навязала.

Цифры росли. Сначала они были относительно небольшими. Потом — больше. Потом — астрономическими. Она складывала их, ее пальцы дрожали, сбиваясь с клавиш калькулятора. Она стирала, считала заново. Результат не менялся.

Она прибавила проценты. Годовые, ежемесячные, штрафные. Цифры на дисплее калькулятора превратились в нечто абсурдное, нереальное. Она всматривалась в них, не веря своим глазам. Это не мог быть ее долг. Это был долг небольшой компании. Не одной хрупкой девушки.

Затем она взяла листок с расчетом своих доходов. Ее официальная зарплата. Ее бонусы, которые были нерегулярными и которые она всегда сразу же тратила. Она разделила общую сумму долга на свою среднемесячную чистую прибыль.

Результат заставил ее кровь похолодеть.

Даже если бы она вообще перестала есть, пить, платить за квартиру и коммунальные услуги, ей потребовалось бы более трех лет, чтобы просто погасить основную сумму долга. Три года! И это без учета процентов, которые продолжали бы капать все это время.

А если учесть проценты… Она сделала еще один расчет. Ее глаза наполнились слезами, которые она яростно смахнула. Цифры на бумаге расплывались.

Получалась вечность. Вечность кабалы. Вечность жизни от зарплаты до зарплаты, когда каждый рубль будет уходить на погашение долгов, наросших за ее наивную веру в то, что она может купить себе счастье и принадлежность к миру сильных и красивых.

Она отодвинула от себя калькулятор и бумаги. Руки ее тряслись так, что она не могла удержать ручку. В горле стоял ком. Она подняла глаза и увидела свое отражение в темном экране монитора. Бледное, испуганное лицо с огромными глазами. Лицо банкрота. Лицо человека, который проиграл.

И тут ее взгляд упал на вазу с цветами, которые она купила себе в прошлые выходные, чтобы поднять настроение. На журнал о моде, лежащий на кофейном столике. На баночку крема за пять тысяч рублей, стоящую на полке в ванной. Мелочи. Ничтожные траты в общей картине. Но именно из этих мелочей, как из сотен ручейков, и сложилась та бурная, сокрушительная река, что грозила теперь унести ее с собой.

Она поняла всю глубину своей ловушки. Она не просто потратила много денег. Она купила себе образ жизни, который не могла поддерживать. И теперь, чтобы расплатиться, ей пришлось бы от этого образа жизни отказаться. Признать свое поражение. Сдать всю свою красивую, блестящую атрибутику и вернуться туда, откуда она начала — в мир скромных зарплат, ограниченных возможностей и вечной экономии.

Но хуже всего было то, что даже этот путь возврата был для нее теперь закрыт. Долг был слишком велик. Даже продав все, что у нее было, даже переселившись в самую дешевую комнату на окраине, она не смогла бы выбраться из этой ямы за год или два. Это были годы. Годы жизни, отданные за мгновения иллюзорного счастья, за восхищенные взгляды чужих людей, за право посидеть за одним столом с такими, как Максим Орлов.

Унижение охватило ее с новой силой. Она была не жертвой обстоятельств. Она была дурочкой. Претенциозной, наивной дурочкой, которая возомнила себя принцессой и теперь расплачивалась за свою дерзость.

Она собрала все бумаги, все распечатки, скомкала их с силой, на какую была способна, и швырнула в мусорное ведро. Но это ничего не меняло. Цифры уже выжглись у нее в мозгу. Они сидели внутри, как раковая опухоль, медленно отравляя все вокруг.

Она подошла к гардеробной и распахнула дверь. Ряды одежды, обуви, сумок — все это было не ее. Это было имущество банков. Купленное в кредит, за который она теперь должна была расплачиваться всю оставшуюся жизнь.

Она провела рукой по шелковому платью — тому самому, вишневому. Ткань была холодной и скользкой, как змеиная кожа. Она сорвала его с вешалки, сжала в руках, пытаясь вызвать в себе хотя бы тень вчерашнего восторга, того ощущения всемогущества и красоты. Но чувствовала только пустоту и леденящий ужас.

Она опустилась на пол гардеробной, зарывшись лицом в мягкий, безразличный шелк. И наконец позволила себе то, чего не позволяла всю ночь и все утро. Она зарыдала. Тихо, безнадежно, по-взрослому. Не от страха перед звонками коллекторов или судебными приставами. А от осознания полного, тотального краха. Краха ее мечты. Ее веры в себя. Ее будущего.

Она сидела на полу своей роскошной гардеробной, окруженная немыми свидетелями своего падения — туфлями, сумками, платьями, — и плакала о той Алисе, которой она была раньше. О той Алисе, которая еще не знала, что цена за вход в мир грез оказывается неподъемной, и расплачиваться за нее приходится собственной душой.

Она плакала, а за окном светило солнце, и город жил своей жизнью, совершенно не интересуясь ее маленькой, никому не нужной трагедией.

Глава 5: Искусство быть другой

Три дня. Семьдесят два часа. Четыре тысячи триста двадцать минут.

Именно столько времени прошло с того утра, когда Алиса увидела цифры, вынесшие ей приговор. Семьдесят два часа она существовала в подвешенном состоянии, между отчаянием и онемением. Она ходила на работу, отвечала на письма, даже провела пару планерок, но все это происходило сквозь толстое, звуконепроницаемое стекло шока. Она была автоматом, запрограммированным на имитацию жизни.

Каждый звонок на рабочий телефон заставлял ее вздрагивать, ожидая услышать на другом конце провода не клиента, а вежливый голос из службы безопасности банка. Каждый раз, проходя мимо офиса Максима, она ускоряла шаг, боясь встретиться с ним взглядом и увидеть в его глазах разоблачение. Она была преступницей, ожидающей ареста, и ее тюрьмой был ее собственный страх.

Но мир, казалось, и не думал рушиться. Контракт со швейцарцами был подписан. В офисе царило приподнятое настроение. Коллеги поздравляли ее с успехом, и она давила из себя улыбку, чувствуя, как ее лицо изображает радость, которую она больше не могла ощущать. Ее успех стал горькой пилюлей, подслащенной чужими восторгами.

И вот, в четверг, когда она пыталась сосредоточиться на составлении отчета, на ее рабочий телефон по внутренней линии загорелась лампочка. Сердце упало. Секретарь.

— Алиса, Максим Игоревич просит вас зайти к нему.

Голос секретаря был нейтральным, но Алисе почудилась в нем зловещая нотка. Всё. Это всё. Кто-то что-то узнал. Может, отдел кадров получил запрос из банка. Может, он видел, как она в обед сидела в парке с бутербродом, а не в ресторане, как обычно. Глупо, иррационально, но паника не знает логики.

Она поднялась с кресла, ноги были ватными. Дорога до кабинета Максима показалась долгой, как путь на эшафот. Она поправила пиджак, провела рукой по волосам — автоматические жесты, призванные вернуть хоть каплю уверенности.

Постучала. Его голос из-за двери прозвучал привычно собранно.

— Войдите.

Она вошла. Его кабинет, просторный и минималистичный, с панорамным видом на Москву-Сити, всегда действовал на нее подавляюще. Сегодня он казался особенно бездушным.

Максим сидел за своим столом из матового черного дерева. Он не улыбнулся, но его выражение лица было скорее задумчивым, чем суровым.

— Алиса, садитесь.

Она опустилась в кресло для посетителей, сжимая руки на коленях, чтобы скрыть дрожь.

— Вы хотели меня видеть, Максим Игоревич?

— Максим, — поправил он мягко, откладывая в сторону планшет. — Хотел лично поздравить. Швейцарцы подписали контракт. И прислали письмо с благодарностями лично вам. Работа была проделана блестяще.

Он достал из ящика стола конверт из плотной, кремовой бумаги. Не электронное письмо. Настоящее, бумажное, с тисненым логотипом. Знак особого уважения.

— Они ценят не только результат, но и стиль. А вы его продемонстрировали в полной мере.

Алиса взяла конверт. Руки дрожали. Она пробежала глазами по тексту, написанному изысканным курсивом. Слова благодарности, комплименты ее профессионализму и… ее «безупречному чутью на эстетику». Ирония судьбы била точно в цель.

— Спасибо, — прошептала она, чувствуя, как горит лицо. — Я… я просто делала свою работу.

— Вы делали больше, чем просто работу, — он откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди. — Вы создали атмосферу. Это дар. Редкий.

Он помолчал, изучая ее. Его взгляд скользнул по ее лицу, и Алисе показалось, что он видит не просто макияж, а следы бессонных ночей под тональным кремом.

— Кстати, о даре. У меня для вас кое-что есть.

Он снова открыл ящик стола и достал нечто, завернутое в мягкую замшу. Положил на стол перед ней. Алиса замерла. Это была не папка с документами. Это была маленькая, изящная коробочка. Такая, в которой хранят драгоценности.

— Это небольшой бонус. В знак моей личной признательности, — он слегка подтолкнул коробочку к ней. — Откройте.

Пальцы Алисы отказались повиноваться. Они одеревенели, стали чужими. Она смотрела на коробочку, как кролик на удава. Это была ловушка. Должна была быть ловушка.

— Максим, я… я не могу, — выдавила она. — Это слишком.

— Пустяки, — он махнул рукой, но в его глазах читалось любопытство. Ему, видимо, было интересно наблюдать за ее реакцией. — Просто я увидел это и сразу подумал о вас. Открывайте же.

Она сглотнула, с трудом разжала пальцы и дрожащей рукой подняла крышку.

На черном бархате лежали серьги. Не просто серьги. Это были миниатюрные шедевры ювелирного искусства — подвески в виде капель, сотканные из бриллиантов и сапфиров цвета ее вечернего платья. Они играли и переливались в холодном свете люминесцентных ламп, отбрасывая на бархат радужные зайчики. Они должны были стоить… она боялась даже думать, сколько.

У нее перехватило дыхание. Не от восторга. От ужаса. Это был еще один долг. Не денежный, но моральный. Очередная цепь, приковывающая ее к нему, к этому миру, к этой жизни, которую она больше не могла себе позволить.

— Они… они великолепны, — прошептала она, и голос ее сорвался. — Но я не могу их принять. Это слишком щедро.

— Вздор, — он улыбнулся, явно довольный ее реакцией. — Они созданы для вас. Как и то платье. Вы должны носить такие вещи. Они подчеркивают вашу… уникальность.

Его слова резали, как нож. «Должны носить». Кто сказал, что она должна? Он? Общество? Его богатые друзья? И какой ценой?

— Наденьте их, — предложил он, и в его тоне прозвучала легкая настойчивость, не терпящая возражений.

Алиса смотрела на него, потом на серьги. Отказ сейчас будет выглядеть странно, вызовет подозрения. Почему бедная девушка отказывается от дорогого подарка? Потому что она не бедная? Или потому, что она боится обязательств?

Сжав зубы, с ненавистью к себе за свою слабость, она достала одну из сережек. Замочек был крошечным, капризным. Ее пальцы, привыкшие к точным движениям при нанесении макияжа, вдруг стали неуклюжими, не слушались. Она с трудом справилась с застежкой, чувствуя, как холодный металл касается мочки уха. Потом вторую.

Они были невесомыми и в то же время нестерпимо тяжелыми. Каждая капля из бриллиантов и сапфиров тянула ее вниз, в ту самую долговую яму, которую она пыталась забыть.

— Вот видите, — Максим с удовлетворением оценил ее вид. — Идеально. Теперь вы совсем неотразимы.

Он встал, подошел к ней, положил руку на ее плечо. Его прикосновение обожгло ее через тонкую ткань пиджака.

— Алиса, я ценю вас. Не только как профессионала. Вы… выделяетесь. Не теряйте это.

Его комплимент, который еще неделю назад заставил бы ее парить под потолком, теперь звучал как издевательство. «Не теряйте это». А как ей не терять это, если «это» — ее внешний лоск, ее дорогая одежда, ее видимость успеха — покупалось в кредит и вот-вот должно было рухнуть?

Она поднялась, чувствуя, как серьги колышутся, касаясь шеи холодными камнями.

— Спасибо, — снова сказала она, и это было единственное слово, которое она могла выжать из себя. — Я… мне нужно вернуться к работе.

— Конечно, — он кивнул, все еще с той же загадочной улыбкой. — И не забывайте — в субботу тот самый ужин у Бориса. Я заеду за вами в восемь.

Ужин. Еще один. Еще одна возможность надеть дорогое платье, посидеть с «нужными» людьми, поддержать иллюзию. Еще одна трата, которую она не могла позволить. Еще один шаг к пропасти.

— Хорошо, — кивнула она, уже отворачиваясь, чтобы он не увидел слез, которые предательски навернулись на глаза.

Она вышла из кабинета, прошла по коридору, не видя ничего перед собой. Серьги покачивались на ее ушах, и каждое их движение казался ей насмешкой. Она вошла в лифт, и только когда двери сомкнулись, она позволила себе поднять дрожащую руку и дотронуться до одного из холодных камней. Он был идеально огранен, идеально отполирован. Совершенный и бездушный.

В своем кабинете она закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и зажмурилась. Она стояла так несколько минут, пытаясь унять дрожь в коленях. Потом подошла к зеркалу, висевшему на стене.

Женщина, смотревшая на нее из отражения, была прекрасна. Идеальный макияж, уложенные волосы, дорогой деловой костюм. И в ушах — сверкающие капли, стоившие, вероятно, как ее аренда за несколько месяцев. Она выглядела как картинка из глянца. Как воплощение успеха.