Бесплатный фрагмент - Дендра

Захлопнув дверцу маршрутки, Марина остановилась. Ветер, похоже, ждал этого момента, и, шутки ради, выдохнул ей в лицо изрядную порцию холода. Марина закашлялась; мгновенно вернулась дрожь, которую полчаса назад она еле смогла унять, устроившись на самом заднем сиденье и незаметно прижавшись к даме в роскошной натуральной шубе — от меха исходило живительное тепло. Сапоги, лишь условно называемые «зимними», не грели, поэтому шаги получались неуклюжими, а пальцы ног ныли, будто сдавленные тисками; колени же и вовсе потеряли чувствительность. Марина подумала, что если в них сейчас втыкать иголки, то кровь не появится, так как давно замерзла и превратилась в багровую кашицу.

Громада дома, в котором они с Оксанкой снимали квартиру, возвышалась совсем рядом, в каких-нибудь пятидесяти метрах. Марина собралась с духом и побежала, низко наклонив голову. Из глаз выкатились две слезинки, которые она смахнула заиндевевшей перчаткой, и пока не подступили следующие, успела юркнуть в подъезд. Поднялась туда, где с советских времен висели почтовые ящики, и стянув перчатки, блаженно опустила руки на батарею, показавшуюся ей огненной. Прижавшись к ней еще и коленками, она решила, что может простоять тут вечность, наблюдая через окно, как люди, подняв воротники и нахлобучив шапки, еще только спешат к спасительному теплу.

Однако очень скоро Марина поняла, что в подъезде не так уж и комфортно. Сделав над собой усилие, она оторвалась от батареи, быстро взбежала на четвертый этаж. Открыла дверь и изнутри вывалилась волна сухого теплого воздуха — настолько сухого, что в первый момент Марина даже не смогла глубоко вздохнуть. Правда, это выглядело такой мелочью, по сравнению с тем, что можно было раздеться, а дрожь, продолжавшая сотрясать тело, сделалась вдруг приятной — вроде, мороз постепенно уходил из нее.

Кухня светилась загадочным голубым светом. Это означало, что Оксана предусмотрительно зажгла все четыре конфорки. В ванной шумела вода и в щель под дверью пробивалась тонкая полоска света. Марина представила, как тоже залезет в горячую ванну и будет лежать там долго-долго, пока последняя «мурашка» не покинет тело, а кожа не сделается розовой и бархатистой. Пока же она сбросила одежду, пропитанную холодом, облачившись в огромный пушистый свитер, и, самое главное, мечту всего дня — шерстяные носки.

…Все-таки вовремя мать передала пуховое одеяло! — подумала она радостно, — а Оксанка пусть и дальше выпендривается со своим верблюжьим пледом — может, там, где их делают, нет таких морозов или топят там лучше… Поставив чайник, Марина уселась у плиты и достала сигарету. Теперь она чувствовала себя настолько уютно, что даже ванна перестала быть вожделенной.

Шум воды прекратился и что-то звякнуло о стеклянную полку. Всяких баночек у Оксаны было такое множество, что поначалу Марина никак не могла их запомнить и прежде чем взять что-то, обязательно читала инструкцию. Смешное было время!.. Впрочем, Марина до сих пор считала, что крема должны делиться на три категории — как написано на этикетках: «для рук», «для тела» и «для ног», а остальное, либо от избытка денег, либо для форса.

По большому счету, и того, и другого у Оксаны хватало. Она имела обеспеченных родителей и приехала учиться сюда, потому что их, местный университет, якобы, «полный отстой». Марина, правда, подозревала, что дело в другом — скорее всего, ей надоело бдительное родительское око и захотелось веселой самостоятельности. Хотя это ведь не важно — главное, что они встретились и еще тогда (бог знает, когда!..) решили снять одну квартиру на двоих.

Щелкнула задвижка и из-за двери высунулась мокрая Оксанкина голова.

— Кайф!.. — произнесла она вместо приветствия, — ты будешь?

— Не, я потом.

Голова исчезла, и через минуту ласково зажужжал фен.

Марина выросла в так называемом ПГТ — поселке городского типа, и первые месяцы абсолютно не ориентировалась в прелестях городской жизни, но Оксана никогда не демонстрировала своего превосходства, хотя там было, что демонстрировать. Похоже, ей даже нравилось чувствовать себя эдакой заботливой покровительницей, а в благодарность, Марина перестала нагружать ее хозяйственными проблемами, к которым та была совершенно не приспособлена.

Вообще, по прошествии трех лет, прожитых вместе, перемещаясь по разным квартирам, они так сдружились, что с трудом представляли, как расстанутся после окончания учебы. По крайней мере, к старшей сестре Марина относилась с меньшей теплотой, чем к подруге.

— Я — всё, — Оксана выплыла из ванной в длинном халате, такая медлительно томная…

— Оденься. Это после ванны кажется, что тут жарко, — затушив сигарету, Марина выключила чайник, из которого валил пар, пушистый, как кошачий хвост.

— Не ломай кайф, — Оксана сморщила носик, — дай побыть нормальной женщиной, а не российской, которая кладет шпалы в оранжевом жилете.

— Я ж о себе забочусь, глупая, а не о тебе. За лекарствами-то кому придется бегать? — Марина встала, чтоб налить чаю, но Оксана схватила ее сзади, чуть оторвав от пола.

— Как я люблю тебя, Мари! Ты у меня заботливая, прям, как моя бабушка!..

— Силенок-то не хватает, — засмеялась Марина.

Оксана была высокой, но худой, скорее, напоминая подростка. Такие девочки сейчас в моде, поэтому кавалеры у нее возникали в таких количествах, и менялись с такой скоростью, что Марина не успевала привыкать к ним и их автомобилям (подходя к подъезду, она вечно путалась, кто гостит у них на этот раз). Зато потом, оставаясь одни, они подолгу смеялись, рассматривая красивые подарки, и вместе решали, стоит ли Оксане продолжать знакомство.

Марина не считала себя вправе оценивать жизненные принципы подруги — возвращаясь из дома после выходных и обнаружив, например, пустую пачку от презервативов, она просто выбрасывала ее, не говоря ни слова. А еще она не обижалась, когда Оксана без предупреждения не приходила ночевать — это означало, что на очередной тусовке ей встретился «мужчина ее мечты». Правда, мечта рассеивалась вместе с мужчиной в течение нескольких недель…

У самой Марины все происходило по-другому. Нельзя сказать, чтоб она являлась однолюбом, как мать, но в ее характере присутствовала определенная основательность, выражавшаяся формулой — все должно произойти, только если всерьез и надолго. Поэтому, начав встречаться с кем-то, она долго анализировала отношения; представляла, какими они будут лет через двадцать, и, в конечном итоге, либо сама разочаровывалась в перспективах, либо партнеру надоедало ждать реальных действий, и он просто уходил. Последнее случалось гораздо чаще, и тогда наваливалась хандра, нашептывавшая по ночам, что она дура и неудачница, а впереди у нее простирается лишь черная необитаемая пустыня.

В такие дни, требовавшие душевной реабилитации, на выручку приходила все та же Оксана, утаскивавшая ее в бар, где совмещала потягивание коктейлей с воспитательными беседами, типа «все мужчины подлецы и их можно только использовать». При такой постановке вопроса незаметно оказывалось, что жизнь продолжается, и вовсе не обязательно страдать и, в конце концов, умереть старой девой. Тогда Марина клялась самыми страшными клятвами, что если произойдет чудо и ей вновь суждено влюбится, то не будет никаких далеко идущих планов — она станет просто радоваться жизни, заглядывая в ее самые потаенные уголки!.. Правда, в «уголках» всё, как правило, сводилось к тому, чего она, в силу воспитания, никак не решалась себе позволить, но именно от нее требовали.

— Есть мы будем? — спросила Оксана, — а то я чипсы купила.

— Вообще-то я к весне худеть собираюсь…

— О, блин! Старая пластинка! Это я слышу каждый год, — Оксана расхохоталась, — Мари, зачем? Посмотри, какая у тебя аппетитная задница. Все машины на улице останавливаются.

— Но может же быть у меня голубая мечта?

— Глупая у тебя мечта, — Оксана разорвала пачку так, что чипсы посыпались на стол, — каждый должен использовать то, что ему дано. Рост у тебя нормальный. Талия… ну, не осиная… Зато какие волосы! Если б у меня были такие, я б сроду не стриглась!..

— Я и не собираюсь стричься. Я хочу убрать чуть-чуть здесь и здесь…

— Ладно, мечтательница ты наша, — Оксана аппетитно захрустела чипсами, — у тебя завтра на вечер какие планы?

— Никаких. Реферат собиралась писать, а что? Есть тема? — Марина хитро прищурила глаз. Она любила, когда Оксана брала ее на «бесперспективные» свидания, где предполагалось только посидеть, вкусно поесть и выпить чего-нибудь такого, что сами они никогда не купят.

— Понимаешь, я тут с кентом познакомилась. Завтра собираемся в кабак, а потом даже не знаю, куда. Ну, чтоб, типа, пообщаться…

— Он что, женат?

— Говорит, что нет, — Оксана пожала плечами, — денег, куча. Участок купил, но дом начнет строить только весной, а пока живет с предками. Мужику тридцать лет!..

— Не, Оксан, было б лето, я понимаю, а в такой мороз по улицам шляться? Я пас. В кино не хочу; на кафешку денег нет.

— Я ж просто спросила, — Оксана демонстративно вздохнула, и обе замолчали, ища каждая свой выход из положения.

Марина подумала об Антоне, с которым встречалась уже целый год, но он вряд ли предложил бы что-нибудь подходящее. С ним надо все планировать наперед — он же такой правильный!.. Вечерами сидит за компьютером, помогая отцу в бизнесе.

Возможно, серьезный подход к жизни объединял их гораздо больше, чем чувства, о которых они страстно шептались, в холод прячась по подъездам, а летом выползая на залитые солнцем скамейки. Марина старалась не задумываться об этом — ее вполне устраивало, что ниточка тянется и тянется, и пока не рвется.

— Слушай! — глаза Оксаны азартно заблестели.

Марина хорошо знала этот блеск и эти интонации. В такие моменты Оксана могла остановить машину и запросто крикнуть незнакомым парням: — Все клёво! Поехали кататься!..

И, как ни странно, до сих пор все ее выходки заканчивались благополучно.

— А чего б не открыть вторую комнату? Тогда никому никуда не надо уходить. И на будущее — ты, например, можешь смотреть телевизор, а я заниматься или наоборот. Как идея?

Принципиальных возражений идея встретить и не могла, но привычка все делать по правилам заставила Марину задуматься. Дело в том, что хозяева сдавали лишь одну комнату, а вторую перед отъездом опечатали, стащив туда все наиболее ценное. Правда, ключ, на всякий случай, оставили — он висел на гвоздике, давно притягивая хищные Оксанкины взгляды.

— Нигерия — это ж не твоя деревуха, — продолжала она, — оттуда спонтанно не прикатишь, а официально торчать им там еще год. Мы ж ничего с их добром не сделаем.

— А как мы ее обратно запечатаем? Они ж бумажку повесили с подписью.

— Ты видела ту подпись? — Оксана вскочила, готовая немедленно продемонстрировать контрольную ленточку, — «А» с хвостиком. Мы что, такую фигню не нарисуем?..

— А вдруг там секрет какой? Ну, знаешь, как в детективах — волосок под бумажкой….

— Нет там никакого волоска!.. Нашла шпионов! — видя, что Марина почти сдалась, Оксана отступила, давая ей время самой принять верное решение, — ладно, — она скомкала опустевший пакет из-под чипсов, — до завтра время у нас есть. Ты учить что-нибудь собираешься, а то кино начинается. Может, поглядим?

Они переместились в комнату. Плюхнувшись на диван, Марина включила телевизор, но смотрела, в основном, на Оксану, сбросившую халат и оставшуюся в одних трусиках, похожих на два тоненьких белых шнурочка.

…Какая все-таки у нее фигура!.. Я, может, и «аппетитная», но она-то красивая!..

По экрану заметались тени и гнусавый голос произнес:

— Стивен Кинг представляет…

— Опять кошмарики, — залезая в постель, Оксана скривила губы, — ненавижу!..

— Боишься, что ли?

— Скажешь тоже!.. Неинтересно. Весь фильм гоняются за каким-нибудь «исчадием ада», но все равно ведь знаешь, что «наши» победят. Рассуди сама — как монстры могут победить, если их на свете не бывает?

— Но все равно это лучше, чем сериалы. Там, вот, точно заранее знаешь, чем кончится — кому надо, сойдутся; кому надо, разведутся, а все плохие перевоспитаются.

— Зато там по-человечески! А здесь?.. Ни с того, ни с сего вылезло чудище, пожрало прилично народа и убралось обратно…

— А прикинь!.. — Марина резко повернулась на бок, — открываем мы завтра ту комнату, а там… — она сделала страшное лицо, — фигня, в которую демонов заточили сто лет назад, а?

— Да ну тебя!..

— А что? Хозяева все время по «недоразвитым» странам мотаются. Привезли в качестве сувенира, а демоны только и ждут, кто б их на волю выпустил. В кино так часто бывает.

— Я сама видела — там, кроме мебели, книжек и посуды ничего нет.

— А вдруг не видела? Вдруг она такая малюсенькая штучка — лежит себе где-нибудь в вазочке… Вазочки ж там есть? — Марина рассмеялась, видя, как изменилось Оксанино лицо, — шучу я. Ты, прям, как ребенок. Тебе, точно, только сериалы смотреть.

За разговорами начало фильма они пропустили и поэтому не смогли понять, от кого так стремительно удирает население небольшого американского городка.

— Может, выключим? — предложила Оксана, — мне завтра к первой паре. Семинар опять же.

Марина щелкнула пультом. Стало темно и тихо, только оранжевая луна висела над окном в ясном морозном воздухе.

— Полнолу-уние… У-у… — зловеще прошептала Марина, вытягиваясь под теплым одеялом.

— Да кончай ты! Давай спать, — Оксана отвернулась к стене, и кровать при этом скрипнула.

Объясняя Марине свое отношение к «ужастикам», Оксана говорила чистую правду, но, видимо, человеческий мозг устроен слишком несовершенно. Какая б абсурдная информация не попадала в него, он начинает ее анализировать и нельзя ему приказать: — Стоп! Типа, об этом думать не надо, потому что это чушь и глупость; его можно только попытаться отвлечь чем-то более приятным.

Оксана закрыла глаза, поджала ноги и, вроде, пригревшись; представила красивую черную машину, на которой сегодня подъезжал Максим.

…Все-таки странный он. Иметь столько бабок и не иметь своего угла… Когда он там построит свой бассейн и зимний сад?.. Купил бы пока хату — ее ж потом продать можно, и еще наварить на этом. Ни фига люди не понимают!.. В одной комнате мы б с ним жили, в другой — Мари… Она у нас будет этой… не градоначальницей… не губернатором… домоуправительницей, короче… Кстати, квартиру можно будет ей потом и оставить… Нет, а как я без нее?.. Мы ее и туда с собой возьмем. И заживем!.. А то все норовят командовать бедными девушками — то я разрешаю, а это не разрешаю; почему ты так на него посмотрела?.. А, вот, захотелось, и посмотрела… — в преддверии сна Оксана глубоко вздохнула, — может, это судьба… Он богатый и добрый, а я буду… — перед глазами возникли переливающиеся шары и в свете прожекторов кружилась полуобнаженная красавица в кругу восторженно-изумленных поклонников, — Максиму будет приятно… Мужики всегда млеют, если их жены круче всех…

Это стало последней мыслью, а следующая появилась резко, когда прозвенел будильник.

Марина тоже проснулась от этого противного звука, но вставать не хотелось, тем более, в этом не было никакой необходимости. Занятия у нее начинались со второй пары, и приоткрыв глаз, она наблюдала, как сонная Оксана вылезла из постели и поплелась в ванную. Зашумела вода, потом вспыхнул свет на кухне. Марина перевела взгляд на темное окно, покрытое седым узором, которого не было вчера.

…Интересно, что это значит? Потеплело там или еще больше похолодало? Мы ж когда-то проходили по физике… — она снова закрыла глаза, потому что можно было еще целый час нежиться в тепле и ни о чем не думать.

Но ни о чем не думать не получалось. Сначала она вспомнила о реферате, который неплохо бы начать писать, но как это сделать, если Оксана придет с кентом? …Вообще, сессия скоро — пора б и готовиться… Хоть вопросы б узнать и конспекты найти за последний месяц… Нет, со следующего семестра надо ходить на лекции — если экзамены завалю, мать таких чертей вставит!..

Вода перестала шуметь, зато на кухне загремела посуда.

…Так что ж делать с этим Оксанкиным мужиком? Если они посидят, пообжимаются, то я им не помеха, а если сразу в постель?.. Почему это надо делать, именно, сегодня? Откуда такая внезапная любовь?..

— Оксан! — крикнула она. Тут же послышались шаги, и появилась Оксана с кусочком сыра в одной руке и чашкой кофе в другой, — я все про сегодняшний вечер. Ты с ним сразу трахнуться собираешься или как?

— Я пока не собираюсь, — она сделала ударение на слове «я», — а он — не знаю.

— Тогда в чем проблема? Я у вас тамадой поработаю.

— Понимаешь, — Оксана присела на край кровати, — он весь какой-то… Короче, ему надо обстановку создать, чтоб он не свинтил раньше времени, а то ищи ветра в поле. У меня ж насчет него серьезно… тем более, там такие бабки!..

— Ладно, — Марина вздохнула, — вы когда планируете?

— Он меня забирает с занятий, и мы двигаем в кабак, так что часов в десять.

— В десять?!.. И ты думаешь, он не останется ночевать?

— Мари, я ж тебе говорю, он какой-то… домашний, что ли… Может и сорваться, если мама, к примеру, ждет. А, может, и останется, — она дожевала сыр, облизнула пальцы, эротично высовывая язычок и рассмеялась, — Мари, может, это моя судьба? Знала б ты, какой он лапочка… — Оксана встала.

— Каким бы лапочкой он ни был, по морозу шляться я все равно не пойду, — Марина мечтательно уставилась в потолок, — вот, если твой лапочка денег даст, чтоб мы с Антоном сходили куда-нибудь… Опять же если Антон не будет занят, в чем я крайне сомневаюсь.

— Мари, но мы ж, кажется, договорились насчет второй комнаты, — напомнила Оксана, глядя на часы, — у меня еще минут пятнадцать есть. Пошли, глянем, что там.

Марина представила, что придется вылезать из теплой постели неизвестно зачем…

— А я не хочу, — ответила она капризно, — мне и здесь хорошо. Это тебе надо, вот и иди.

— Ну и пожалуйста, — Оксана отнесла чашку, на обратном пути прихватив ключ.

— А там, в вазочке лежит дьявольская штучка! — крикнула Марина ей вслед.

— Иди ты на фиг!..

Солнечные лучи бессильно тыкались в плотный слой инея на стекле, отчего все окно казалось усыпанным россыпью драгоценных камней. Комната наполнилась тусклым матовым светом, а «бриллианты» сверкали, словно обозначая дверь, ведущую в сказку. Сразу и телевизор, и стол, и не заправленная Оксанина постель стали лишними — Марина представила, какое фантастическое сияние разливается за чудесной дверью…

— А она сама отклеилась! — голос Оксаны нарушил процесс восторженного созерцания.

— Кто?

— Бумажка! Она держалась на соплях! Я только тронула…

Марина услышала щелчок замка. Любопытство оказалось сильнее остальных соблазнов, и она вскочила, пытаясь попасть в тапки босыми ногами.

— Тю-ю!.. — донесся из коридора разочарованный голос, — мне казалось, она больше.

Тоже заглянув в комнату, при свете пыльной люстры Марина увидела полированный шкаф и сервант, укрытый пестрой тряпкой, поверх которой стояли две вазочки, похожие на амфоры. В углу возвышалась пирамида из стульев, а остальное пространство занимали высокие коробки с броскими надписями: «Kent», «Marlboro» и «Winston».

— Ну, они курят!.. — заметила Оксана восхищенно.

— Может, они вообще не курят. В таких коробках барахло из-за «бугра» возят.

— А ты откуда знаешь?

— Антон рассказывал. У него предки в Польше работали. Говорит, в купе они становятся прямо в размер.

— Да?.. — Оксана почесала щеку, — я думала, все будет прикольней. Хотя если коробки составить друг на друга, то раскладушку можно втиснуть. Надо только взять ее в общаге.

— Оксан, но спать здесь будешь ты. Тут пыли на два пальца, — Марина провела рукой по ближайшей коробке, — сначала генеральную уборку надо сделать, только, вот, когда?

— Не знаю…

— Поэтому, думаю, сегодня ваш «тет-а-тет» отменяется. Не могу ж я сидеть в этом чулане?

— Почему?

— Хотя бы потому, что сразу начну чихать от пыли и, по любому, сломаю вам весь кайф!

— Знаешь, что?.. А давай так — у тебя ж еще времени навалом. Ты прибери тут… ну, чтоб не чихать, а мы за раскладушкой заедем. Мари, миленькая… — скорчив жалобную гримасу, Оксана сложила руки на груди, — ну, пожалуйста… Иван-Царевич, я тебе тоже еще пригожусь…

— Ладно уж, — Марина засмеялась, — только из любви к тебе.

— Мари, я тебя обожаю! — Оксана чмокнула ее в щеку, но взглянув на часы, всплеснула руками, — ой, мамочки! Опаздываю!

Марина не успела выдавить зубную пасту, как входная дверь уже захлопнулась.

…Глупейшая идея, — подумала она, — если он такой стеснительный, ему реально нужна отдельная хата… Хотя в том, что мы открыли комнату, тоже есть плюс. Например, на стульях сидеть будет гораздо удобнее, чем на табуретках…

Марина с детства привыкла заниматься уборкой; особенно памятными для нее остались кануны Пасхи, когда они с матерью обязательно белили потолки, а потом «вылизывали» весь дом, включая сени и чулан. …Если б еще, как здесь, была горячая вода!.. А посмотрела б мать, как убирает Оксанка — разгонит мусор по углам, сотрет пыль на видных местах — ох, она б ей вставила!..

Взобравшись на стул, Марина, как смогла, протерла люстру и перешла к серванту, где ее ждало жуткое разочарование, в виде синих печатей на донышках «антикварных» амфор — «ЗАО Керама». Атмосфера романтической тайны сразу улетучилась, и уборка пошла в «штатном режиме».

Под воздействием мокрой тряпки скотч на одной из коробок отклеился. Марина осторожно отогнула картонку и увидела книги, уложенные плотными рядами. …Неужто во всех так?! — ужаснулась она, — это ж невозможно прочесть и за всю жизнь!.. Хотя прочесть-то, ладно — я ж не подниму их! А как тогда засунуть сюда раскладушку?..

Чтоб не надрываться, она принялась пихать неподъемные коробки ногой и вдруг одна поддалась, с легкостью отъехав в сторону. Марина аккуратно отклеила скотч и запустив руку под лежавшую сверху тряпку, вытащила черную маску с искаженным ртом и пустыми глазницами. В первый момент, со страха, она чуть не выронила ее, но потом испуг прошел — маска была похожа на африканские, которые показывали по телевизору, а хозяева квартиры и ездили, в основном, в Африку.

Марина поставила маску на сервант и отошла, пытаясь представить негра в набедренной повязке с кольцом в носу и пасущееся неподалеку бесчисленное стадо зебр. Картинка получилась настолько яркой, что Марина подумала: …Где я, и где та Африка, а, вот, поди ж! Эту штуку мы оба держали в руках. На ней остались следы его рук и моих… Наверное, не мысли и не идеи, а, именно, вещи делают мир единым!.. Теперь я понимаю коллекционеров; тоже буду что-нибудь собирать, когда появятся лишние деньги, — погладила маску, чувствуя пальцами гладкое сухое дерево, — у них же нет станков — как они ее так отполировали?.. Может, тысячи рук гладили ее?..

В детстве у Марины тоже была маска, только в виде лисьей мордочки, и сделанная из папье-маше; к ней еще прилагался костюм с рыжей бахромой на проволочном хвосте. Жаль, что ей так и не довелось никуда сходить в такой красоте — перед самым праздником «лиса» решила поохотиться в настоящем курятнике на настоящих кур и нечаянно зацепилась за гвоздь.

Мать не оценила перевоплощений дочери и сходу объявила, что к вещам надо относиться бережно, а посему поход на новогодний утренник отменяется. Правда, это был не самый плохой вариант наказания — гораздо хуже дело обстояло, например, с уроками математики. Остальные учителя, зная, что девочку сильно ругают за плохие отметки, старались всегда натягивать ей четверки, и только стерва-математичка упорно лепила трояки с парами. Даже сейчас Марина не понимала, чем не угодила этой крашеной блондинке с тонкими губами, а тогда просто ненавидела ее. После школы ведь подружки сразу отправлялись гулять, а у нее мать сначала проверяла дневник, и, если там оказывалась даже тройка, ставила ее в угол, заставляла одной рукой спустить трусы, а другой держать задранную юбку, и стегала хворостиной, оставляя на голой попе долго нывшие потом, ярко красные дорожки; при этом она приговаривала: — Я тебя заставлю учиться!.. И ведь действительно-таки заставила — математику Марина учила не на «пять», а на «семь»! Только тогда математичка наконец стала ставить четверки, и мать перестала ее сечь, но Марина не расслаблялась до самого выпускного вечера, так как понимала — стоит сорваться, и она, уже взрослая девица, окажется в том же углу, со всем вытекающим отсюда продолжением…

Впрочем, все эти воспоминания давно перестали волновать Марину настолько, чтоб вызвать стыд или обиду — они просто остались неприятной частью канувшего в Лету «поселкового» отрезка жизни, а теперь у нее совсем другая жизнь.

Марина остановилась перед зеркалом, приставив себе огромную черную голову, но та сразу сделала ее похожей на уродливого злобного карлика; такой облик ей не понравился, и она вернулась в комнату; окинув ее свежим взглядом, решила: …Как был склад барахла, так и остался; и ничего тут по нормальному не сделаешь… не, я спать здесь не буду. Пусть Оксанка со своим бой-френдом сюда идут!.. Блин, вот почему мне, в лучшем случае, предлагают переспать, а с ней носятся, как с принцессой. Наверное, в этом и есть разница между «красивой» и «аппетитной», — она обратилась к маске, которую продолжала держать в руке, — вот скажи, где Оксанка таких находит? Меня б кто хоть просто пригласил в кафешку, подарил что-нибудь классное… — посмотрела на часы, — блин, времени-то! Опоздаю на «пару», труба. Крыса-Лариса всех отмечает…

Положив глупую деревянную игрушку, она принялась быстро одеваться.

*

— Милый, может, ты сегодня никуда не пойдешь? Смотри, какой мороз, — Лена прижалась к мужчине, лежавшему рядом, — мы б могли весь день валяться в постели. Помнишь, как в Болгарии? А вечером поехали б куда-нибудь ужинать, а?

Миша поднял руку — темным силуэтом выделяясь на фоне потолка, она казалась вялой и почти безжизненной. Рассвет еще только пробивался в окна и, если б стрелки на часах не светились тусклыми зеленоватыми линиями, невозможно было б определить, что уже половина восьмого. Другой рукой Миша ласково гладил Ленину спину — вверх-вниз, вверх-вниз… Ладонь, словно притягивалась к гладкой упругой коже, и чтоб оторваться от нее, требовалось физическое (а, главное, психологическое) усилие. Возможно какая-то благостная энергия перетекала в него через этот контакт, и он забывался; сознание расслаблялось, отключаясь от всех проблем… Действительно, в Болгарии им было хорошо. Несебр — славный городишко, и море славное, хотя разве дело только в этом?..

Миша тогда, как раз развёлся с женой, сбросив наконец-то маску двуличности, и мог в открытую дарить нежность и заботу не двум, а одному-единственному человеку. Они с Леной купили первые попавшиеся «горящие» путевки и уехали подальше от тягостной атмосферы раздела имущества, а бывшей жене он просто вручил ключи и объявил: — Что успеешь вывезти, твое. Что не успеешь — будет продано вместе с квартирой, потому что жить я в ней не собираюсь.

Когда они с Леной вернулись, их встретили голые стены с вырванными багетами. Удивительно, как уцелела сантехника — она ведь тоже была фирменной, дорогой… Сейчас они вспоминали все это, как кошмарный сон.

Мишина рука добралась до того места, где талия переходила в бедро и поползла обратно; поднялась к груди, великоватой для Лениной комплекции, но упругой и правильной. Он очень любил зарыться лицом в теплую ложбинку…

— Ленка, я не могу оторваться, — прошептал он, и рука с часами безвольно упала на одеяло.

— И не надо, — Лена засмеялась, — мне тоже хорошо с тобой. Хотя прежний муж говорил, что у меня тонкие ноги, грудь похожа на вымя и, вообще, я ничего не понимаю в любви.

— Он — дурак, — Миша вздохнул, — мало ли, что он говорил? Зачем он нам нужен?

— Нам никто не нужен, — Лена уткнулась холодным носом в его шею, — а я люблю лежать, вот так, и сопеть…

— Ленка, сейчас я опоздаю на переговоры.

— Значит, все-таки уходишь? — она подняла голову.

— А на что мы с тобой будем жить, если я перестану заниматься делами? — Миша погладил ее волосы, укладывая голову на прежнее место. Он знал, что долго не может смотреть ей в глаза, чтоб не начать целовать, ласкать… Чем все это заканчивалось, оба прекрасно знали, но сегодня его ждали важные люди с серьезным контрактом.

— А если я, как мышка, буду питаться сухой корочкой и глотком воды, ты никуда не пойдешь?

— А мышки хотят собственную машинку?.. А съездить куда-нибудь на Рождество?

— Хотят…

— Значит, надо вставать, — Миша бережно передвинул Лену на свободную часть постели и резко встал, пока она не успела схватить его за руку.

— Тебе завтрак сделать? — Лена потянулась; носик ее сморщился, рисуя на лице смешную гримасу.

— А ты умеешь? — в Мишином голосе не было издевки, хотя поначалу его раздражало, что единственным известным ей блюдом являлась яичница. Потом, правда, он привык и решил, что остальные ее таланты полностью компенсируют кулинарные.

— Умею. И ты даже знаешь, что именно.

— Знаю. Но тогда я скоро начну кукарекать, — он набросил халат и пошел в ванную.

Эта квартира ему нравилась больше прежней даже не из-за размеров и отделки, выполненной с учетом необузданных Лениных фантазий — просто ему казалось, что сама атмосфера в ней какая-то располагающая к тому, чтоб жить долго и счастливо.

Несмотря на третий этаж, Лене показалось, что кто-то постучал в окно. Она повернула голову. Голые ветви сковал мороз, превратив деревья в уродливые статуи, а просветлевшее небо казалось мертвым, потому что солнце пряталось за соседним домом, упорно не желая светить в их окно. Две продрогшие синички кружились перед самым стеклом, тычась в него клювами и прося приюта.

— Миш! — крикнула Лена.

— Что? — на ходу застегивая рубашку, он заглянул в комнату.

— А ты не мог бы сделать кормушку для птиц?

— Обалдела?.. — Миша уважал фантазии любимой женщины, но не до такой же степени?!..

— Значит, не мог, — Лена вздохнула и указала пальцем в окно, — видишь, бедные птички мерзнут и голодают. Смотри, как они стучатся к нам.

— Лен, хватит глупости говорить, я и так опаздываю.

…Почему нельзя вечно пребывать в сказке? — Лена снова вздохнула, и даже тягостней, чем прежде, — наверное, я глупая… но почему-то ведь Мишка терпит меня. Значит, кому-то нужны и такие дурочки…

Она опустила ноги на мягкий теплый пол и встала. Пеньюар валялся на стуле, но она проследовала на кухню нагишом, увидела стоявшую перед Мишей уже пустую тарелку с крошками хлеба и бокал из-под чая.

— Ленка, кончай так ходить.

— Да?.. А почему? — она довольно засмеялась.

— А вдруг кто-то увидит в окно и придет, пока меня нет?

— Кроме синичек, никто не увидит, а им это неинтересно. Ты денег оставил? Я хочу в солярий сходить, а потом по магазинам поболтаться. Подарок тебе посмотрю к Новому году.

— Оставил. Даже в твой кошелек положил.

— Спасибо, — она коснулась губами его шеи, — вечером у тебя никаких переговоров нет?

— Нет. Думаю, часов в семь буду.

— Я жду тебя, — она отстранилась и пошла в спальню, где остался пеньюар — когда Миша уходил, оставаться голой становилось совсем неинтересно.

*

— Антон, ты в университет собираешься? Восемь уже! — мать спешила на работу, поэтому говорила громко, а не как всегда, ласково тормоша сына за плечо.

— Угу, — Антон, попытался вспомнить, какие у него сегодня лекции и стоит ли туда идти.

— Не слышу!

— Собираюсь! — он, наконец, открыл глаза, — мне сегодня к половине двенадцатого!

— Все равно вставай! Отец просил что-то найти ему в Интернете! Он там написал; и еще сходи в магазин! Список и деньги на столе!

— Ладно!

…Хорошо, что, когда отец учился, Интернета еще не было, — Антон зевнул, — зато теперь я самый незаменимый человек в семье. Без меня весь бизнес загнется…

Входная дверь хлопнула, и только после этого Антон вылез из постели. Выйдя на кухню, мельком взглянул на листок, исписанный неразборчивым почерком, свойственным врачам.

…Молоко, сахар, сыр… Короче, ничего выдающегося…

Умылся, выпил чай с бутербродом и вернувшись в свою комнату, сразу включил компьютер. На экране появилась девица, подмигивавшая правым глазом. У нее были стройные ноги, загорелое тело и купальник чисто символически прикрывал самые интригующие места (Антон долго выбирал заставку, пока наконец не остановился на этой). Он послал девице воздушный поцелуй, и прогоняя ее с экрана, щелкнул «мышью».

За компьютером Антон мог сидеть часами. Отец с матерью умилялись его рвению, считая, что таким образом он «грызет гранит науки», а он просто строил свой собственный мир; причем, строил его, аж в четырнадцатом веке….

Это была его любимая игра, в которой сначала тебе двадцать пять лет, и ты являешься простолюдином в маленьком немецком городке Любек. Потом ты находишь клад с определенной суммой денег, и дальше можно строить жизнь по своему усмотрению — можно эти деньги весело пропить; можно заняться торговлей или политикой; можно положить в банк, жениться, завести детей, став добропорядочным бюргером. А жизнь твоя будет проходить день за днем, в соответствии с календарем в углу экрана. Антону всегда было интересно, как выглядит окончание игры, ведь когда-нибудь он заработает все деньги, подчинит себе весь мир, и что тогда?..

Играл он уже пять месяцев и позавчера ему исполнилось тридцать три года. Он успел стать мэром Любека и к тому же его самым богатым гражданином; понастроил в городе всяких производств, возвел новую крепостную стену, расширил церковь до размеров собора; его корабли бороздили Балтику, успешно торгуя с другими городами Ганзы, а каждое утро он начинал с того, что наугад останавливал курсор на любом из снующих по улицам жителей Любека и неизменно получал ответ, что все в городе довольны жизнью и уверены в своем мэре.

Это была интересная и насыщенная жизнь, в которой он являлся полным хозяином, а вот его реальное существование представляло собой полную противоположность — университет, дом, десяток приятелей, с которыми можно выпить пива и иногда напиться водки, да еще Маринка (с ней он встречался год, но дальше поцелуев дело так и не продвинулось).

Нельзя сказать, что Антон был влюблен в нее — просто она показалась ему самым подходящим вариантом по совокупности внешности и запросов. К тому же, поначалу его забавляло, как после своего ПГТ она чуть ли не боготворила город со всеми его прелестями и недостатками; уже потом он пришел к выводу, что общаться им скучно, и, вообще, они слишком разные, но ломать отношения, не добившись главного, выглядело постыдным поражением — как это в наше-то время год таскаться с подругой, да так и не трахнуть ее?..

Короче, в его реальной жизни существовало лишь одно, по истине, светлое пятно — двоюродный брат, Максим, который будучи старше Антона на семь лет ездил на новенькой «Ауди», ужинал исключительно в ресторанах, а недавно купил участок и собирался за лето построить дом с бассейном и зимним садом. И это все притом, что ни в каком институте он никогда не учился, а изначально торчал возле Сбербанка, меняя валюту. Сейчас он трансформировался из «барыги» в «предпринимателя», открыв два собственных обменных пункта со всеми официальными разрешениями и лицензиями.

Антон никогда не мог понять, как Максим зарабатывает деньги, если, и покупает, и продает доллары дешевле, чем в самом банке, но спрашивать не имело смысла — брат только улыбался и пожимал плечами. Однако факт оставался фактом — «Ауди» и участок являлись вполне натуральными, а не такими, как кварталы домов, предприятия и эскадры кораблей в Любеке.

На экране замелькали голые груди, задницы и огромные члены, ежедневно прилетающие на e-mail в количествах, значительно превышавших деловую информацию. Антон бы, может, и посмотрел эти картинки, но чтоб сайт раскрылся, требовалось указать номер своей кредитки. У него ее никогда не было, так как бюджет формировался из стипендии и фиксированной прибавки, которую отец установил ему за работу. Один раз Антон попросил брата открыть ему какой-нибудь порносайт (так, хохмы ради), но тот рассмеялся и сказал, что за эти деньги лучше подгонит настоящих «телок».

…Susen, Tiffoni, Anna, Lola…. Сколько же вас здесь?.. Антон ожесточенно щелкал «мышью», сбрасывая порнуху в «корзину», пока ему не надоело это бессмысленное занятие, ведь завтра все вернется вновь в еще большем объеме. Но все-таки, как ни крути, картинки оказывали свое действие, наводя на определенные мысли, и он потянулся к телефону.

— Алло, Макс? Привет. Слушай, ты с Оксаной-то вчера встречался?.. Ладно, подъеду. Пока, — Антон положил трубку и вздохнул. …Значит, в Любек я сегодня не попаду… и в магазин, наверное, тоже. Хотя ведь можно просто не ходить на лекции и тогда все успею…

Выключив компьютер, Антон стал быстро одеваться.

До центра города он добрался быстро, а когда вышел из маршрутки, показалось, что здесь значительно холоднее. Наверное, пока он быстрым шагом двигался к остановке, его еще согревало домашнее тепло, но в железной коробке оно постепенно рассеялось вместе с паром, шедшим изо рта, и теперь Антон в полной мере поверил прогнозу, обещавшему минус двадцать семь. Торопливо юркнул в здание бывшего универмага, где еще с начала перестройки окопались всякие мелкие конторки, работавшие с ценными бумагами. Тогда это были ваучеры, а теперь акции, векселя и еще что-то, в чем Антон совершенно не разбирался, хотя и учился в экономико-правовом университете.

Сам Максим давно уже не стоял на улице, хватая за рукав прохожих и заговорщически шепча: — Доллары, марки менять будем?.. Он даже не сидел в конторе; по мнению Антона, он, вообще, лишь тратил неизвестно откуда берущиеся деньги.

Вот и сейчас Максим пристроился на широких перилах лестницы в окружении «менял» и что-то весело рассказывал, бурно жестикулируя. Слушатели курили и дружно смеялись, поэтому создавалось впечатление, что здесь вовсе не рабочее место, а клуб, в котором люди собрались отдохнуть. Антон остановился в сторонке, чтоб не прерывать рассказчика, но тот сам заметил его.

— Ладно, мужики, — Максим встал, — тут ко мне любимый брательник пожаловал.

Головы повернулись, и Антон кивнул всем сразу, потому что персонально руки ему никто не протянул.

— Пошли, — Максим обнял его за плечи.

Они спустились вниз и быстро залезли в машину.

— Ну, и морозище, — Максим включил печку, — ничего, эта «ласточка» мгновенно нагревается, — достал сигарету, — короче, познакомился я с той Оксаной, но теперь объясни мне, чего ты конкретно хочешь, а то я вчера, как «бедная овечка» что-то там блеял… Я ж не понимаю задачи. Это твоя девочка или ты мне ее подогнал? Мне не надо — у меня такого добра полгорода.

— Понимаешь, Макс… — Антон запнулся — придуманный план вдруг показался ему смешным и по-детски неуклюжим, — в общем, их две подруги. Они и квартиру снимают вместе еще с первого курса….

— Твоя, которая вторая, если я правильно понимаю? — уточнил Максим.

— Вроде того. Только и не моя еще. Вести мне ее некуда, а сосаться в подъездах надоело. У меня дома она всего боится — говорит, родители могут прийти.

— Это не аргумент для нормальной телки.

— Да она из какой-то дыры приехала! У них там, похоже, законы домостроевские… а на их хате все время эта Оксана торчит; я и хочу, чтоб ты увел ее куда-нибудь с ночевкой. Ну, сам понимаешь, чтоб Маринка точно знала, что она не вернется…

— Теперь более-менее понимаю, — открыв окно, Максим выбросил сигарету.

В машине было уже так жарко, что он не стал поднимать стекло обратно, и теплый воздух клубами полез на улицу, пытаясь обогреть остальной город.

— В принципе, я не против. Дура она, конечно, набитая, твоя Оксана, но «под низ» пройдет — ноги длинные и мордочка ничего. Мы с ней договорились, что сегодня я ее заберу после занятий, но тут проблемка — на вечер у меня образовалась важная встреча, так что ничего не получится. Хотя, может, оно и к лучшему. Я вчера выглядел таким милейшим существом, что просто нельзя не влюбиться. Поэтому пусть девочка денек помучается, а завтра приеду с букетом и бутылкой шампанского. Много времени, чтоб обломать ее не потребуется — максимум неделя, устраивает?

— Вполне.

— А теперь извини, Антош, мне надо в одно место отъехать.

— Конечно! Я перезвоню, — Антон вылез из машины и не оглядываясь, пошел к остановке. …Молоко, сыр, сахар… И к себе в Любек… Пошли они на фиг, эти лекции…

*

— Остановите, блин! — воскликнула Марина, — я ж просила!..

— Громче надо просить, — недовольно отозвался водитель, пытаясь затормозить.

На обледенелой дороге маршрутку занесло, и она уткнулась в снежный гребень у самого тротуара, перегородив половину и без того неширокой улицы.

— Другой раз провезу до конечной!.. Если нормально разговаривать не умеешь… Кукла!..

Марине не хотелось вступать в бессмысленную перепалку. Она выпрыгнула из салона, сильно хлопнув дверью. Представила, какими словами обозвал ее за это водитель, но подумала заносчиво: …Нечего музыку врубать, если со слухом проблемы…

А, в принципе, сегодняшний день можно было считать удачным, хотя бы потому, что удалось сдать зачет, к которому она еще не начинала готовиться и боялась больше всего. Сдать совершенно фантастически — она просто пересказала случайно услышанное по телевизору мнение какого-то видного экономиста и неожиданно получила «автомат». Как сказала Крыса-Лариса «за оригинальность суждений», хотя Марина так и не поняла, что же выдала такого оригинального.

…Наверное, просто сегодня мой день и очень жаль, что он уже заканчивается… Блин, еще также повезло б с Оксанкиным бой-френдом! Чтоб он не поперся к нам по такому морозу!.. Ледяной порыв ветра обжег щеки. …Домой… Скорее домой!..

Марина поглубже натянула шапку и не глядя, шагнула на ледяное зеркало дороги. Почти одновременно, слева раздался звук, похожий на вой электрички. Испуганно повернувшись, она увидела вдалеке фары. …Вижу-вижу. Ты б, козел, еще от перекрестка сигналил!..

Она сделала несколько торопливых шагов; вдруг правая нога поехала в сторону, и Марина все телом шлёпнулась на лёд. Все произошло неожиданно; она не успела ничего понять и только видела, что фары быстро приближаются и похожи они на злые, чуть раскосые глаза. Автомобиль катился прямо на нее — несмотря на слепящий свет, она уже различала высокий бампер и белый прямоугольник номерного знака. Может быть, еще оставалось время проползти вперед пару метров, но на встречной вспыхнула целая вереница фар. К тому же ужас перед тем, что должно неминуемо случиться, не только парализовал мышцы, но и сознание. Оно заклинило, словно в механизм вогнали железный прут, раскрошив все шестеренки.

…Как все глупо… Как все глупо… Двигаться дальше мысль отказывалась. Охвативший Марину ужас был не таким, как перед столом с экзаменационными билетами и даже не таким, как в детстве, когда мать входила с розгой и раскрытым дневником. Этот ужас был всеобъемлющим и состоял из осознания одного-единственного факта — такой целенькой, такой живой она ощущает себя последний раз, а через секунду от нее останется куча размазанного по асфальту мяса. Обрывки воспоминаний обезумевшей толпой тут же ринулись в сознание, и сразу стало жаль всего — абсолютно всего, что все происходило в этой уже заканчивающейся жизни.

Марина зажмурилась, выставив руки, пытаясь заслониться от неизбежного; мысли разом исчезли, будто уже наступила смерть… и тут, возникшая чернота разверзлась от беззвучного удара молнии, выхватив мрачный пейзаж с могучими деревьями. Сорвавшись с неба, огненная стрела ушла в глубь леса; тяжелые кроны же при этом даже не шелохнулись.

— Ты хотела!.. — прозвучал странный голос, совсем не похожий на тот, каким обычно представляют глас божий. Это было нечто другое, вошедшее в нее, как укол в вену, и мгновенно распространившееся по всему организму; в этот момент смертоносная железная громадина ткнулась в ее ладони. Марине показалось, что сердце остановилось, однако через несколько секунд она снова ощутила его неровные толчки. Почему-то вспомнился сосед, дядя Слава, по утрам, пока она собиралась в школу, запускавший свой старенький трактор.

…О чем это я? Важно, что я жива и даже не чувствую боли!.. Открыв глаза, Марина увидела блестящую решетку и собственные руки, судорожно вцепившиеся в нее. Двигатель молчал, но машина скользила по инерции, постепенно затягивается Марину под днище. …Значит, я еще не умерла… значит, мне уготована более изощренная пытка — сейчас это самодовольное чудовище медленно, с хрустом перемелет все мои косточки!..

Страх вернулся троекратно, но пока она жива, надо было что-то делать. Марина попыталась подтянуться, как это делают в кино «славные американские парни», вспрыгивая потом на капот, но руки оказались слишком слабенькими для такого трюка. К тому же, они будто срослись с металлическими трубами кенгурятника, превратив ее в единое целое с чудовищем, а это говорило о том, что дальнейшее сопротивление бесполезно.

Она расслабилась, сосредоточив оставшиеся силы в пальцах и исчезла под темным брюхом монстра, лишь запрокинутая голова с распущенными волосами, торчала перед бампером фантастическим форкопом. Марина закрыла глаза, чтоб не видеть, обо что ее расплющит, превратив в кровавое месиво…

Но это «что-то» все не появлялось, и она стала привыкать к своему новому положению. …Возможно, я и не умру, если машина не встретит никакого препятствия… Скорее бы она остановилась, иначе у меня отвалятся руки или разожмутся пальцы, — она уже и так не чувствовала их, — и тогда…

Навстречу пронеслась машина, плюнув из-под колес ледяной крошкой. Наверное, она была не первой, но Марина только сейчас почувствовала, как ледяные брызги больно кольнули щеку.

…Главное, беречь глаза… Она плотнее сжала веки и услышала (нет, почувствовала!), как правое колесо заскрежетало по насту; еще несколько бесконечных секунд, и движение прекратилось. Наверное, Марина не поверила, что все закончилось, потому что самым страшным оказалось разжать руки; казалось, стоит это сделать — двигатель взревет и уж тогда от нее, точно, останется мокрое место! Но глаза она все же открыла и увидела над собой черное небо в блестящих дырочках звезд; потом резко хлопнула дверь.

— С вами все в порядке?..

В поле зрения попала голова с перевернутым испуганным лицом. Марина видела ее, слышала голос, и поэтому попыталась улыбнуться.

— Я живая…

— Слава богу, — водитель наклонился.

Только когда он попытался оторвать от металла ее пальцы, Марина поняла, что руки все-таки принадлежат ей, а не являются рычагом автомобиля. Плетьми они упали на землю и пошевелить ими не было никакой возможности.

— Вылезайте, девушка, — водитель под мышки поднял Марину; поставил на ноги, но тело ее ныло и совершенно не желало слушаться. Если б водитель не держал за плечи, она б снова рухнула на лед.

— Переломов нет?

— Не знаю, — Марина, заново учась двигаться, неуверенно покрутила головой, чуть присела, согнув колени, — вроде, стою…

— Все равно надо показать вас врачу.

Марина отрицательно качнула головой.

— Не надо… Господи, как я перепугалась….

Водитель смотрел на нее удивленно. Наверное, он думал, что сейчас его потащат в милицию или в травмпункт, чтоб зафиксировать синяки и ушибы.

— Девушка, я ж вам сигналил, — сказал он виновато, — и скорость у меня была — шестьдесят, а перехода в этом месте нет.

— Разве в этом дело? Я жива, понимаете? Я сама поскользнулась… — Марина, наконец поверившая в счастливый конец, готова была простить за этот подарок всех и вся.

Со стороны могло показаться, что двое ненормальных влюбленных обнимаются посреди дороги, позабыв обо всем на свете. Лица их находились совсем близко и Марине ничего не оставалось, как смотреть в глаза «киллера», покушавшегося на ее жизнь, но она не видела их — перед мысленным взором продолжал стоять злобный взгляд раскосых фар и блестящая металлическая решетка.

— Мне надо домой, — сказала Марина.

— Я подвезу вас.

— А мой дом, вон, — она кивнула на «свечку» по другую сторону улицы, и освободившись от поддержки, повернулась.

— Ой, девушка! — воскликнул водитель, — у вас сзади дубленка порвалась!..

— Да? — Марина автоматически завела руку за спину и нащупала болтавшийся клок кожи.

Раз жизнь продолжалась, значит, ей придется в чем-то доходить эту зиму, а кроме дубленки, у нее не было ничего. Теперь дыра, в которую пролезла рука, стала не меньшей трагедией, чем пять минут назад готовые разжаться пальцы.

— Девушка, не расстраивайтесь, — водитель взял ее за руку, снова поворачивая к себе лицом, — хотите, я куплю вам новую?

— Правда? — Марина обалдело посмотрела на него.

— Конечно. Сколько она стоит? Тысяч двадцать?

— Не знаю. Ей почти три года.

— Тем более, пора менять, — водитель улыбнулся. Видимо, он совсем успокоился, поняв, что никаких последствий наезда не будет, — давайте завтра встретимся и закроем этот вопрос.

— Вы серьезно?

— Абсолютно. Сами выберете то, что вам хочется. Меня зовут Михаил, а вас?

— Марина.

— Редкое имя в наше время.

— А у нас в посёлке люди консервативные.

Михаил не стал уточнять, в каком именно поселке; да и следующий вопрос задал чисто механически.

— А здесь вы чем занимаетесь?

— Учусь. Послушайте, Михаил, мне ужасно холодно.

— Господи, — он смутился, — садитесь в машину. Я вас прямо до дверей довезу.

Из нескольких фраз, вроде, сложился разговор. Марина подумала, что никакой он не убийца и лицо у него довольно симпатичное, а глаза немного растерянные, но добрые. Еще она подумала, неужели ему самому не холодно на таком морозе без головного убора.

Она подошла к страшной машине и робко потрогала черный бок.

— Он хороший, — Михаил остановился рядом, — его зовут «Боевой Конь Орлик».

— Что значит, «его зовут»? — не поняла Марина.

— Ну, сказать — это «Форд-Экспедишн» все равно, что сказать — это человек, например. А имя-то у него должно быть? Вот, друзья и прозвали. Не знаю, почему.

Марина подумала, что ни у одного ее знакомого не было автомобиля, носившего собственное имя, и еще, что ей совершенно не хочется работать тамадой; тем более, неизвестно, что представляет из себя Оксанин бой-френд — может, урод какой-нибудь…

Михаил распахнул дверцу.

— Я в таких никогда не ездила, — заметила Марина, — прям, как танк!..

— Если вы ездили в танке, то здесь гораздо удобнее, — Михаил помог девушке забраться внутрь и сам, быстро обойдя машину, уселся за руль.

— Такой уж если наедет… — продолжила мысль Марина, но Михаил перебил ее:

— А вдруг судьба решила так оригинально нас познакомить?

— Да? — Марина удивленно повернула голову, — хорошенький способ, нечего сказать, — и неожиданно в памяти всплыло, непонятно откуда взявшееся: — Ты хотела… Что это был за странный лес? Может, я заглянула по ту сторону реальности, как бывает при клинической смерти, если верить книгам Моуди? А где тогда светлый тоннель? Или тот мрачный лес — это ад?.. Но за что?.. Я же не делала ничего ужасного…

— Не думай ты об этом, — слова Михаила настолько четко вписались в ход мыслей, что Марина даже вздрогнула, — хорошо, что хорошо кончается.

— Я не об этом. Просто… — Марине показалось неуместным рассказывать постороннему свои глупые мысли.

— Ты спешишь? — спросил Михаил, меняя тему, — или посидим, чтоб снять стресс?

— А как же вы поедете выпивши?

— Потихоньку. В такой мороз все менты дома сидят. Где здесь можно приземлиться?

— Прямо и направо. Там есть кафе «Лагуна».

— Хорошее название, теплое, — Михаил завел двигатель.

*

В «Лагуне» Марина расслабилась окончательно, и трагическое происшествие потеряло остроту и драматизм, превратившись в некий каскадерский трюк, который и должен был обязательно закончиться хорошо. …А разве у кого-то возникали сомнения?.. А Миша очень приятный и симпатичный… (По мере того, как бутылка пустела, он становился все приятнее и симпатичнее).

В конце концов, появился фруктовый десерт и кофе со сливками. Правда, в голове к этому времени все уже путалось, сваливая информацию в одну бессмысленную, не разгребаемую кучу. Единственное, что сумела вычленить Марина и от чего сильно расстроилась, это когда Миша сказал, что у него есть женщина, которую он любит и живет с ней больше года.

…Жалко, — подумала она, — а получилась бы такая классная романтическая история!.. Выходит, он просто наехал на меня… Стало обидно, ведь сказка исчезла, так и начавшись.

— Больше ничего не будем заказывать? — спросил Миша, сбивая ее с мысли.

— Нет, — Марина прикурила, — я уже совсем хорошая…

— Тогда поедем домой?

— Поедем… только у меня дома подружка…

— Я не это имел в виду, — Миша смутился.

— Я тоже… — Марина покраснела, пытаясь спрятать взгляд. …И как я могла ляпнуть такое?.. Господи, я ж бывала и более пьяной!.. А если б он сказал, тогда поехали ко мне?.. Это после наезда у меня башню снесло…

Но Миша ничего не сказал. Они поднялись и подошли к одноногой вешалке, притаившейся в углу зала. Огромная, в полспины дыра на дубленке мгновенно портила настроение.

— Не расстраивайся, завтра куплю тебе новую, — Миша ненавязчиво обнял девушку.

— Не обманешь? — Марина улыбнулась с пьяным кокетством.

— Позвони, тогда не обману, — Миша протянул визитку.

— «Учредитель», — прочитала Марина, — это ты учреждаешь, а другие работают? Клёво…

— Примерно, так.

— Клёво, — повторила она, — я позвоню. Ты не думай, не забуду — ходить же в чем-то надо.

— Я и не думаю. Честно говоря, я чувствую себя неловко за всю эту историю…

— Мы же с тобой уже решили — так хотела судьба, да? — Марина взяла его под руку.

*

«Боевой конь Орлик» осторожно спустился с тротуара и набирая ход, «загарцевал» в направлении Марининого дома.

— Смотри, не задави еще кого-нибудь, а то «Лагуна» через час закрывается. …Боже, что я несу?.. Сейчас он меня высадит и не будет никакой дубленки…

— Ох, ты и язва, — Миша усмехнулся.

Дальше они ехали молча, да и сама дорога, занявшая не более десяти минут, не располагала к возобновлению беседы, но зато алкоголю этого времени вполне хватило, чтоб завоевать Маринино сознание. Миша уже остановился у подъезда, но она не спешила покидать машину.

— Целоваться будем? Ну, как это… на прощанье… — спросила она неожиданно.

— А надо?

— Не хочешь, не надо. Но завтра я позвоню, — Марина тяжело вывалилась в темноту, держа в руке шапку и пакет, которые они подобрали на дороге.

Неуверенно держась за перила, поднялась по лестнице; сумела открыть дверь, включила свет. Знакомая обстановка более-менее привела мысли в порядок. Марина взглянула на вешалку, где висела только короткая Оксанина шубка и ее осенняя куртка.

— Оксан! — она привалилась к стене, — а где твой… этот?..

Появившись из комнаты, Оксана удивленно остановилась.

— Этот не пришел, а ты откуда такая счастливая?

— Ой, не поверишь! Меня машина сбила!..

— Спиртовоз, похоже, — чувствовалось, что настроение у Оксаны не самое радужное — обычно ее не пробрасывали, а, тем более, те, кого она сама хотела заполучить.

— Не, не спиртовоз… — Марина стащила дубленку, и не сумев повесить ее с трех раз, бросила в угол, — все равно завтра будет новая… — расстегнула один сапог и выпрямилась, — помоги, а? — неловко смахнула волосы с раскрасневшегося лица, — я ж тебя всегда выручаю…

Пока Оксана, присев на корточки, занималась сапогами, Марина счастливо улыбалась.

— Не спиртовоз, а «Форд Экспедишн» по имени Орлик — боевой конь… здоровый, как сарай…

— Чего, правда? — Оксана поставила сапоги на место.

— Глянь сюда. Он тащил меня по льду, наверное, с полкилометра, — Марина ногой расправила остатки дубленки, — а я висела на бампере, как груша. Прикинь, да?..

Она нетвердо направилась в кухню и плюхнулась на стул, принесенный из хозяйской комнаты; достала пачку «Vogue».

— На крутые перешла, — Оксана внимательно наблюдала, как неловко пальцы подруги извлекают сигарету, — слушай, а я такая же с гулянок прихожу?

— Ты приходишь хуже, — Марина махнула рукой, закрывая неинтересную тему, — а бабок у него похоже!.. Он потом повез меня в «Лагуну». Напоил, накормил, домой привез, а завтра мы едем покупать новую дубленку.

— А у меня облом, — Оксана вздохнула, — прикинь, двадцать минут просидела в вестибюле, как дура, а он не пришел… — по выражению лица подруги она поняла, что той совершенно не интересны ее проблемы, — иди спать.

— Пойду. Я даже умываться не буду.

Постель Марина разобрала сама, и разделась сама, и легла тоже. Казалось только, что весь мир кружится, не находя точку опоры — кружится дом, комната, постель, и ритм всей системы передавался ей, уничтожая человеческую сущность, превращая ее в частичку огромного трепещущего нечто, имеющего весьма размытые границы. Даже черный джип Орлик не преследовал ее, будучи не в состоянии разорвать ощущение мерного, однообразного вращения, хотя она так боялась, что он сделается ее постоянным ночным кошмаром.

Марина чувствовала, что надо повернуться на бок. Может, тогда это состояние, близкое к невесомости, прекратится, но незримые нити удерживали ее в прежнем положении, заставляя кружиться, кружиться, кружиться…

Постепенно окружающая рябь стала принимать очертания. То, что выглядело дрожащими бурыми пятнами, начало вдруг зеленеть, и получился лес, только наблюдаемый с какого-то необычного ракурса — вроде, она стояла не на земле, и даже не сидела на дереве, а находилась среди листьев и дрожала вместе с ними, не имея возможности изменить точку обзора.

— Ты хотела!.. — раскатилось где-то в поднебесье, и от этого голоса Марина очнулась, снова ощутив себя лежащим на постели человеческим существом.

Вокруг стояла ночь; на соседней кровати сопела Оксана, и еще ужасно хотелось пить. Марина встала и осторожно прошла на кухню. Вода показалась настолько сладкой, что она тут же выпила вторую чашку. Взглянула на часы и обнаружив, что еще три ночи, легла снова. Только сон ушел, и даже голова чуть просветлела, хотя в теле ощущалась слабость, а в ушах продолжал звучать голос, от которого она и проснулась.

…Чего я хотела? Вообще, какие у меня желания?.. Когда в сознании возникло само слово «желания», казалось, что их очень много, а когда дело дошло до конкретики, Марина растерялась.

Первое, что пришло на ум, была любовь, но это понятие не принесло с собой определенности; только ощущение чего-то теплого и мягкого, а еще, чтоб кто-то обязательно гладил по голове — то есть, получалось до обидного примитивно. …И во имя этого женщины страдают и мучаются всю жизнь?.. Нет, наверное, любовь другая… Может, как у Оксанки, когда много подарков, дорогие машины, красивые рестораны и полные блеска глаза?.. Но почему все у нее так быстро заканчивается?.. Да и не может у человека каждый месяц возникать новая любовь! Тем более, если б у меня оказалось много денег, всеми этими прелестями я б могла обладать сама… за исключением руки, гладящей по голове… Но руку я б могла тоже выбрать, причем, самую красивую, самую лучшую. Выходит, все упирается в деньги?.. Как прозаично… А вот так!..

Марина вспомнила подруг, уже выскочивших замуж — одна «по залету»; другая, чтоб жить отдельно от родителей; еще две, реально за деньги. У всех любовь фигурировала не как основание для поступка, а в качестве стандартной формулировки, типа, «алло», когда берешь телефонную трубку. …Интересно, это мы такие прагматичные или так было всегда? Наверное, всегда, только всяким писателям неприятно писать об этом, и они выдумывали любовь. Это так красиво, но совсем не жизненно…

Таким образом, выяснилось, что все желания сводятся к одному — деньги… нет, естественно, и здоровье, чтоб успеть ими воспользоваться… а еще надо зацепиться в городе!.. Представляю, если б я в посёлке заявилась домой в таком виде! Ох, мать дала б!.. Марина безмятежно улыбнулась, потому что этого никогда не случится, ибо мать никогда ничего не узнает.

Отделенный непреодолимым космическим расстоянием, в сознании возник ветхий домик, где не было даже канализации; магазинчики, перестроенные из таких же домишек, серые железные киоски и издевательски монументальное здание Сбербанка, как символ того, что у кого-то еще имелись какие-никакие деньги.

…Нет, здесь надо оставаться по любому — вот, самое нормальное желание!.. Но сначала сдать сессию… и чтоб Миша не кинул с дубленкой, потому что эту не восстановит ни одна мастерская… Блин, что ж это был за голос?.. Тогда, кстати, было одно желание — жить. И я выжила, даже ничего не сломала… А вдруг, благодаря аварии, я обрела дар?.. По телеку показывали, что такое случается. Тогда… тогда хочу завтра найти чемодан с баксами!.. Да, завтра и чемодан с баксами!.. — Марина пытаясь сконцентрироваться на этой мысли; замерла, глядя в темный потолок и попыталась представить того, к кому обращается, но кроме огромного седобородого старика, изображаемого на иконах, ничего в голову не лезло, — еще хочу стать, как Оксанка. Причем, не сидеть на диетах, а просто стать и все…

Она устала смотреть в одну точку и решила, что если ее желания кому-то интересно услышать, то он это уже сделал.

*

Миша несколько минут смотрел на дверь подъезда, в котором исчезла его недавняя жертва, потом включил передачу и аккуратно вырулил из двора. Потрясение, которое он испытал в тот момент, когда понял, что не справляется с управлением, и джип накатывается на барахтающееся посреди дороги тело, давно прошло — оно исчезло еще в «Лагуне», когда Марина беззаботно и глупо хохотала, выпив несколько рюмок водки, и долго пытала официантку, относительно состава фруктовых салатов. Тогда он еще подумал, что случившееся напоминает фарс — вроде, никакого наезда и не было, а все произошло по воле изощренного сценариста, наконец-то придумавшего, завязку нового фильма. Ведь в кино это основополагающий момент — знакомство главных героев, а дальнейшие отношения обрисовывать гораздо проще, потому что все радости, беды и прочая атрибутика человеческого бытия тупо берутся из жизни. Но в данном случае творческий ход «сценариста» показался ему глупым и непонятным, ведь, при наличии Лены, ему совершенно не требовались никакие другие женщины.

Продолжая анализировать ситуацию, Миша пришел к выводу, что в Марине ему не нравится вообще ничего — ни фигура, ни манеры, ни лицо… если только роскошные волосы?.. Но это такая мелочь, о которой не стоит и говорить всерьез. Однако каким бы необъяснимым это не казалось, он уже воспринимал ее как добрую знакомую, и с удивлением пришел к выводу, что сильно расстроится, если завтра она не позвонит.

Когда Миша поставил машину, время близилось к полуночи. По темной улице носился злой неугомонный ветер, заглядывая в пустые дворы, да припозднившаяся парочка на остановке притопывала ногами, в ожидании неизвестно какого транспорта. Гараж находился прямо под окнами, выступая из-под земли черными грибками вентиляции, поэтому Миша, не успев по-настоящему замерзнуть, юркнул в подъезд.

За все время он даже не вспомнил, что не позвонил Лене. Эта мысль пришла только сейчас, когда знакомая обстановка вернула его к естественному состоянию. Миша знал, что его не ожидают ни скандалы, ни истерики, но чувствовал себя виноватым, хотя, по большому счету, все могло закончиться гораздо хуже, и эту ночь он мог провести не в «Лагуне», а, например, в КПЗ.

Света в квартире не было, значит, Лена, не дождавшись, легла спать. Миша тихонько открыл дверь на кухню. На фоне окна, освещенного лунным светом, четко вырисовывался силуэт женщины, сидевшей у стола. В первое мгновение Миша чуть не вскрикнул от неожиданности, но потом понял, что это Лена. Она сидела неподвижно и даже не повернула голову на звук шагов.

— Ленка, ты извини, — прошептал он, — я чуть человека не задавил. Пока разобрались…

Реакции не последовало. Миша подошел ближе и увидел, что она совершенно обнаженная, как обычно ходила только в его присутствии. Положил руки ей на плечи и тут же отдернул — тело показалось ужасно холодным, даже после улицы.

— Господи, ты ж вся замерзла! Ты чего сидишь здесь?! — он попытался поднять ее, но тело напоминало заполненный водой воздушный шарик, покорно перекатывающийся под пальцами, — Ленка! Что с тобой?!..

Он встряхнул ее, задев при этом стоявшую на столе кружку, которая с шумом упала и разбилась, но Лена даже не вздрогнула и не произнесла ни слова, хотя это была ее любимая кружка.

— Ленка, милая! Ну, перестань! Блин, не каждый день же сбиваешь людей! Слава богу, обошлось без жертв, но я должен был помочь ей снять стресс! Мы заехали в кафе… — оставив попытки поднять безвольное тело, он взял ее ладони, согревая их поцелуями, но теплее они не становились. Ему даже показалось, что при соприкосновении с дыханием от них поднимается пар.

— Ленка… Да очнись ты! — он развернул ее голову, чтоб заглянуть в лицо, и отшатнулся — зрачки были прозрачными, как тоннели, ведущие в никуда; от этого и выражение лица изменилось, превратившись в мертвенно бледную маску, — я сейчас вызову «скорую»!

Миша бросился в спальню, к телефону. Включил свет.

— Ну, не надо… — послышался сонный голос, — я же сплю… — Лена подняла голову и нехотя открыла глаза, — сколько времени?

— Двенадцать, — Миша оглянулся на открытую дверь кухни, но там никого не было, лишь на полу по-прежнему лежали осколки кружки.

— Что случилось? — Лена испуганно села на постели, натянув одеяло до самой шеи, — на тебе лица нет.

Миша снова вернул взгляд в спальню. Его Ленка как ни в чем ни бывало, откинулась на подушку, такая сонная и совсем домашняя. Он погладил ее по щеке, чтоб убедиться, что это действительно, реальное существо.

— Ой! — вскрикнула она, — ты с ума сошел! Такими холодными ручищами!.. Ложись. Я буду греть тебя, — голос мгновенно сделался ласковым, — ты что так поздно? Мы ж собирались сходить куда-нибудь. Я ждала-ждала…

— Собирались, — Миша кивнул, присаживаясь на край постели, — у меня было маленькое ДТП; пришлось задержаться.

— Ты разбил машину?..

— Нет, с машиной все нормально, — он запустил руки под одеяло и несмотря на то, что они вряд ли успели согреться, Лена больше не возмущалась, а радостно прижалась к нему.

— Ложись скорее. У меня в гнездышке так тепло…

— Сейчас, — он вернулся на кухню, пытаясь обнаружить хоть какой-то след той, второй, «ледяной Лены», но от нее не осталось ничего. Потрогал ногой осколки.

— Я тут кружку твою нечаянно разбил! — крикнул он.

— Когда? Сейчас? — удивилась Лена, — я даже не слышала.

— Похоже, глюки, — Миша вздохнул, абсолютно не веря в собственную гипотезу. …Я же помню холод, исходивший от нее, и эти бездонные нечеловеческие глаза!.. А если не глюки, то, что это могло быть и откуда оно взялось?..

Миша закурил, и когда запах дополз до спальни, появилась Лена, на ходу запахивая халат.

— Я покурю с тобой. Так что у тебя стряслось?

— Девушка переходила дорогу и поскользнулась. Я успел затормозить, но протащил ее на бампере…

— Какой кошмар!.. Она жива?

— Даже переломов нет. Чудеса какие-то. Но испугалась, конечно, здорово. Пришлось напоить ее водкой и отвезти домой.

— Девушка-то хоть ничего?

— Так себе, — Миша пожал плечами, — ты гораздо лучше, — он обнял Лену и крепко прижал к себе. Дым сигареты и обычный спокойный разговор вернули все на свои места, а минутный провал в неизвестность приобрел статус галлюцинации. …Одно непонятно, как Ленка не услышала звук бьющейся кружки? Хотя, какое это имеет значение? Спала крепко…

— Иди, ложись, — Миша потушил сигарету, — я сейчас.

Согревшийся в душе и пахнущий дезодорантом, Миша забрался под одеяло. Лена только и ждала этого момента. Ее язычок тут же начал движение с его шеи, постепенно опускаясь все ниже, но Миша вдруг почувствовал, что привычная прелюдия совершенно не возбуждает, а, скорее, раздражает его. Ему не хотелось, как обычно, прикрыть глаза и отдаться ласкам, отрешившись от дневных проблем — перед ним продолжали светиться два тоннеля, в конце которых не просматривался даже горизонт. …Это бесконечность, — решил он, — вот, как она выглядит, а вовсе не в виде уложенной на бок восьмерки…

— Что-то не так? — Лена подняла голову.

— Все так. Перенервничал с этой аварией. Давай спать.

— Давай, — Лена вздохнула, устраивая голову на его груди, — тебе не тяжело?

— Нет. Ты ж у меня, как пушинка.

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — Миша закрыл глаза. Тоннели приблизились, увеличивая зону обзора. В голове зашумело, будто вокруг шелестели листья. Звук был ровный, убаюкивающий и к тому же, настолько реальный, что воображение невольно нарисовало лес, состоящий из старых кряжистых деревьев… но ощущение бесконечности при этом почему-то не пропало.

*

Антон довольно потянулся, не поднимаясь со стула. Сегодняшний день прошел удачно — ему удалось снять с Любека неприятельскую осаду; правда, при этом погибла значительная часть гарнизона, но бродяг, всегда пополнявших его, в городе оставалось еще предостаточно — не зря мэр он каждый месяц жертвовал деньги в церковную общину на пропитание нищих.

…Один из когов надо отправить в Стокгольм, — решил Антон, — за оружием — там хорошие мастера и отношения с ними давно налажены; после этого придется восстанавливать крепостную стену, но, в первую очередь, надо устроить в городе большой праздник в честь победы — тогда за результаты очередных выборов можно не волноваться. Может, меня даже сделают пожизненным лорд-мэром!.. Кстати, мэром-то быть труднее, чем сидеть на лекциях и слушать про всякие экономические кризисы и тенденции развития…

На улице смеркалось. Значит, скоро вернутся родители и тогда жизненное пространство Антона сократится до одной комнаты. …Блин, — вспомнил он, — надо ж еще придумать какие-нибудь университетские новости. Как же отец достал! Вроде, умный человек, а не может уяснить, что половина из того, чему нас учат никогда не пригодится в жизни, а чтоб сдать сессию, вовсе не обязательно торчать на лекциях. Максим, вон, вообще нигде не учился, а чувствует себя в жизни, как рыба в воде… Интересно, закончилась его деловая встреча? Если закончилась, можно напроситься в гости; выпить пива, глянуть свежую кассетку… Нет, смотреть мы ничего не будем, — Антон зажмурился, чувствуя усталость от многочасового созерцания монитора, — лучше зарулить куда-нибудь — может, познакомимся с подругами…

Без брата Антон редко выходил «в свет», потому что его карманные деньги не давали ощущения свободы, и он чувствовал себя крайне неуютно — постоянно возникало ощущение, что денег обязательно не хватит и его с позором выгонят на улицу, а весь зал будет злорадно смеяться вслед. Когда официантка подавала Марине (другой девушки в данный момент у него не было) меню, Антон замирал, мысленно шепча заклинание: — Салатик и мороженое… салатик и мороженое… А уж если произносилась сакраментальная фраза, начинающаяся словами «я хочу…», душа, вообще, уходила в пятки. И зачем было подвергать себя подобным пыткам, если можно купить в магазине бутылку вина, шоколадку, колбасы для бутербродов, прийти домой и до прихода родителей чувствовать себя спокойно и уверенно?

…Блин, уж кого-кого, а Маринку такой вариант должен утраивать на сто процентов! Какие ей кабаки, — Антон усмехнулся, — если по ее же рассказам, в их гребаной деревне всего два магазина и шесть ларьков?.. Да и за что ее вести куда-то? За то, что дает подержаться за сиськи?.. Дура!.. Но все равно я ее трахну! Только б Макс увел эту бестолковую Оксану. Вроде, не понимает, тварь, что, если я пришел, значит, нам надо уединиться!.. Так нет же — сидит, несет всякую хрень…

От всех этих мыслей появился злобный азарт, требующий немедленного выхода. Антон взял телефон.

— Алло! Макс, это я.

— Привет, — в трубке затрещало; видимо, брат ехал в машине.

— Макс, мне скучно…

— Я двигаюсь домой. Хочешь, через часок подъезжай; подумаем над решением твоих проблем.

— Ага, — Антон положил трубку. Иногда ему казалось неудобным быть таким назойливым, но, с другой стороны, ведь, когда брату требовалось нарисовать в компьютере какую-нибудь «левую» печать, он тоже не отказывался и денег за эту достаточно кропотливую работу не брал никогда.

Как порядочный сын, Антон взял листок и написал: «Я у Максима. Надо посмотреть компьютер его приятеля. Вернусь, скорее всего, поздно. Антон». Положил записку на видное место и быстро переодевшись, выскочил на улицу, пока никто из родителей не вернулся и не придумал ему какое-нибудь более срочное занятие.

Добрался Антон быстро и едва свернув во двор, увидел знакомое «Ауди», стоявшее у подъезда. А, собственно, как могло быть по-другому? Антон не помнил случая, чтоб брат не исполнил что-то в срок; как он объяснял — в его сфере каждая минута опоздания ставит «на счетчик».

Антон нажал кнопку домофона и услышал голос Максима:

— Кто там?

— Это я.

— Кто «я»?

— Ну, кто я? Брат твой!

Когда Антон вышел из лифта, Максим уже ждал его, выглядывая из двери.

— Не пускаешь, да? Пароль — отзыв… — Антон засмеялся, но Максим даже не улыбнулся.

— Антош, знаешь, сколько отморозков бродит по свету?

— Наверное, много, — Антон растерялся.

— Не много, а очень много. И они почему-то считают, что если я занимаюсь валютой, то баксы штабелями сложены у меня в тумбочке. Им же, дебилам, даже не приходит в голову, что для этого существуют банки и много чего еще; извилин-то у них две! Ко мне уже пытались влезть, а один раз просто, в наглую вломились в квартиру. На такой случай у меня тут кусок трубы припрятан — против газового пистолета действует безотказно.

— А почему ты настоящую «пушку» не купишь? — Антон закрыл за собой дверь.

— Это ж с ментами надо связываться, а мы не любим друг друга. Знаешь, сколько крови они мне попортили? — Максим вытянул руку, — видишь палец? Это ж они, сволочи, сломали, когда обмен валюты ещё считался преступлением.

Антон подумал, что, наверное, слишком мало знает о работе брата, и ничего в этой жизни не дается просто так — во всем есть, как положительные, так и отрицательные стороны.

— Пиво будешь? — крикнул Максим из кухни.

— Буду, — Антон вошел и привычно уселся в углу.

Хозяин выставил две бутылки «Holsten», разорвал пакетик с орешками и сел напротив.

— Какие еще пожелания? — спросил он весело.

— Не знаю, — как правило, все инициативы исходили от Максима — он являлся держателем денег, имел массу знакомых и, вообще, лучше представлял, где провести время.

— Знаешь, я что-то не хочу больше вылезать на мороз, — Максим отпил пиво прямо из горлышка, — тебе кино поставить?

— Не, надоело.

— Тогда можно позвонить. Тёлку хочешь? Через полчаса прилетят, как мухи на говно. Или ты бредишь только этой… как ее, там, зовут?.. Ну, кого ты собираешься трахнуть.

— Марина. И не брежу я ею вовсе.

— Это правильно. Как только мы влюбляемся, так сразу попадаем в психологическую зависимость, а бабы это очень тонко чувствуют и переходят в наступление; тогда, пиши, пропало. Это, знаешь, как на войне — стоит прорвать фронт в одном месте, вся оборона трещит по швам. Великая наука — тактика, брат…

— Ты-то откуда знаешь про тактику? В армии не служил…

— Я книжки читаю, а там много интересного пишут. Был, например, такой писатель — Оскар Уайльд. Он изрек одну классную фразу по нашей теме: «Мужчина может быть счастлив с любой женщиной при условии, что он ее не любит». Это должно стать твоим жизненным кредо.

— Я что-то не въехал….

— Подрастешь — въедешь. Хотя хочешь, объясню откуда у меня такое отношение к женскому полу?

— Конечно! — Антон давно собирался спросить, как это у Макса всегда все получается с девушками, но боялся, что тот, как всегда, рассмеется и ответит, типа, а хрен его знает.

— Когда-то я был таким, как и все; и думал, как все; и мечтал, как все, — начал Максим, обратив взгляд к окну, — правда, было это еще в школе, классе в девятом. В общем, в то самое время, когда начинаешь замечать, что грудь у девочек оттопыривается не так, как у нас, и ноги не волосатые и мускулистые, а стройные, с круглыми коленками; а уж если удавалось зажать кого-нибудь в углу, да обслюнявить хоть щечку — это ж за счастье!.. — он засмеялся светлым воспоминаниям, — хотя тогда и девки были другими — в седьмом классе они еще не делали аборты, а к гинекологу до десятого их водили мамы…

Ладно, — Максим повернулся к холодильнику, доставая очередные бутылки с пивом, — это преамбула, а дело происходило опять же в ментовке. Тогда я попал туда первый раз, и не как подозреваемый, слава богу, а как свидетель.

У соседей обнесли квартиру, а я случайно видел трех парней, спускавшихся сверху. Они мне были по барабану — я их и не разглядел толком, но, когда менты всех опрашивали, ляпнул сдуру. Повезли меня в «участок», чтоб показания снять, а сами закрыли в комнате и ушли — сейчас, говорят, следователь придет и произведет, блин, «дознание». Это сейчас я знаю все их гнусные штучки, а тогда… пацан, что им скажешь?

Сижу, жду, как умная Маша. Комната, блин, как камера — четыре на три, на потолке лампочка ватт двадцать пять, окон нет, железная дверь; из мебели два стула и стол, которому лет двести… да, а самое противное — тишина; вроде, ты где-то в другом измерении. Жуть, короче, полнейшая. Часы я надеть забыл — так спешил «помочь следствию»; мобил тогда у простого народа вообще не было, так что сколько времени прошло — без понятия; даже не знаю, день на дворе или ночь — окон-то нету. Прикинь, какой удар по неокрепшей юношеской психике?

Менты ж, сволочи, грамотные — обстановка эта так давит, что, если б я что-то реально видел, все б сходу рассказал, только б выпустили. Но ж мне вспоминать-то нечего!

Вот, сижу я — чернильное пятно на полу изучаю, и со скуки придумываю истории, откуда оно, да почему именно в этом месте. Вдруг дверь открывается; я обрадовался — думал за мной, но в комнату вталкивают девку и слышу: — Посиди здесь, пока я за тобой не приду! А мой угол из коридора не просматривается — небось, подумали, что комната пустая. Дверь закрылась. Девка спиной стояла и тоже меня не заметила, а я смотрю на нее — худенькая, маленькая, вся какая-то потерянная; реально, школьница на экзамене. Закрыла лицо ручками и зарыдала. Прикинь мое состояние? Вроде, в какую-то другую жизнь вкинули, а правил игры не объяснили. Ну, думаю, пора себя обозначить. Не плачьте, девушка, говорю; а она сквозь слезы мне про какого-то «любимого» Сашку, про маму, которая уже с ума сходит, потом поворачивается… лицо у нее, блин, интересное было — какое-то заостренное, будто Автор… — Максим ткнул пальцем в потолок, — создавал его мелкими прямыми мазками, без закруглений, без плавных переходов; глаза глубоко посаженные… интересное, короче.

Тут до нее доходит, что я не мент, и все ее жалостные апелляции мимо кассы. Вытерла она слезы, шмыгнула носом и спрашивает: — Ты кто? А я молчу, потому что сам не знаю, кто я — свидетелей, как я думал, не держат столько времени взаперти. Ты вор? — спрашивает. О, думаю, да ты, подруга, ориентируещься, кто тут может сидеть. Нет, говорю, не вор, но они считают, что я видел, как другие крали. Смотрю — у нее усмешечка такая; закладывать, говорит, будешь? И так искренне все получалось, что я решил — не иначе, сама воровка. Представил, как она залезает в мой карман… знаешь, странное чувство — одно дело, когда просто произносишь «вор» или, там, «убийца» — тут ведь представляешь, типа, сам «состав преступления»; другое дело, если смотришь в глаза конкретному человеку — как правило, не вяжутся поступки с внешностью… ну, если, конечно, она не соответствует таблицам Ламброзо… Что, не знаешь, кто это? Ладно, потом как-нибудь расскажу…

Короче, ответил я честно, что никого не помню, а она истолковала по-своему — правильно, говорит, им тоже плохо живется. Тут я совсем офигел; стараюсь, блин, лицо запомнить — думаю, если в автобусе подойдет, чтоб сразу за карман хвататься. И тут она засмеялась… не знаю, как объяснить — не может пойманная ментами воровка так смеяться!

«Крыша» у меня немного покосилась — чему верить?.. А она, дальше больше — я здесь, говорит, ни за что — у меня жених есть, которого я люблю, а, типа, рожа ментовская не верит, что я могу любить, а не только трахаться! Ты-то, говорит, мне веришь?

Я глаза выпучил — ну, во-первых, я ж тогда только одноклассниц по подъездам лапал, а тут так запросто, «трахаться»! Во-вторых, по официальной версии проституции в нашей стране вообще еще не существовало! Как это, блин, советская девушка может спать за деньги? Разве так бывает? Кругом же одна любовь, как в кино!.. Конечно, говорю, верю, что ты любишь Сашку своего и все такое… И тут ее понесло — и какая у нее ужасная жизнь, и жить она так больше не хочет, и Сашка — это свет в окошке, и поженятся они скоро, а мент, сука, забирает ее прямо с улицы и везет сюда — все с дрожью в голосе, с трясущимися руками; если я сопротивляюсь, говорит, он меня избивает. Нагрузила меня по полной программе, и так мне стало жалко ее, беззащитную! Тут руки она поднимает, типа, синяки показать, а синяков-то нет, зато вижу — пальчики тоненькие, ноготки обгрызенные и, главное, чернила на среднем пальце! Точняк, школьница, но тогда, блин, откуда Сашка-жених?..

У меня «крыша» в другую сторону поехала, но такая она искренняя, такая трепетная, блин, что я и тут ей поверил; уже изобретать ситуации начал, типа, любовь с первого класса, родители давно в курсе, и чтоб дети не мучились… тогда тоже можно было через райисполком досрочно пожениться. В общем, общались мы минут двадцать. Я про чувства петь начал, которые не сломить никакими испытаниями; потом поцеловала она меня своими солеными губами, да так целомудренно, что я уже начал прикидывать, как грохнуть того суку–мента.

Мент сержантом оказался; пришел этот злой демон, и увел мою Джульетту. Защитить ее, сам понимаешь, я не мог, что-то объяснять бесполезно — сержанты не любят, когда им что-то объясняют, но про себя думаю — задачу я выполнил: вселил в несчастную девочку уверенность, что настоящая любовь существует и по жизни побеждает все мерзости. Ну, очень я гордился собой!

Потом все-таки пришел мой следак, поговорили, и вышел я, когда совсем стемнело. После «каземата», воздух на улице показался таким вкусным!.. Свернул я в парк; вокруг народ тусуется — ну, нормальный летний вечер. Присел на скамейку, и тут… знаешь, случаются судьбоносные совпадения — они необъяснимы, не прогнозируемы, но зачем-то происходят и сразу все становится с ног на голову.

Короче, в темноте она меня не узнала. Присела рядом и стала предлагать развлечься на хате. А я-то уже выстроил себе красивую сказку о несчастной любви, которая все равно должна победить, а сержанта-садиста непременно посадят за совращение несовершеннолетних.

Вот тут «крыша» у меня и рухнула окончательно и, как оказалось, навсегда — схватил я ее за руку, а у нее шок не меньший — смотрит на меня, как на тень отца Гамлета; и попер у нее «поток сознания». Выяснилось, что никакого Сашки нет; никого она не любит и уже два года занимается проституцией. Потом что-то переклинило — видать, роль разонравилась, и сразу выяснилось, что все-таки некий Сашка имелся, но он совратил ее два года назад и бросил, поэтому ей проще трахаться, вот так, не выясняя имен. Типа, зачем имена, если все потом уходят? А я смотрю на нее и понимаю, что не верю ни одному слову, хотя, в принципе, это-то как раз нормальный бытовой вариант — малолетку совратили и выкинули на помойку с ее детскими чувствами; прыгнуть с десятого этажа силы воли не хватило и она вышла на панель. Все ж реально — миллион таких вариантов (в отличие от школьницы, выходящей замуж и всего прочего), а я не верю! Она только рот открывает, а я уже не верю!

Вот, в тот вечер с Андерсеном и Шарлем Перро было покончено навсегда. Кстати! — Максим вскинул указательный палец, — сержант, в конечном итоге, оказался не насильником–педофилом — он крышевал ее за бабки и даже не трогал ни разу.

— Он сам тебе сказал? — удивился Антон.

— Ага, аж два раза, — Максим засмеялся, — просто сержанты у нас вечные. Я уж давно в бизнесе, а он все еще сержант; ну, навел справки, ради интереса. Так вот, — Максим поставил опустевшую бутылку, — и чего ты хочешь от меня после всего этого?

— Я?.. — удивился Антон, — я ничего.

— Дурачок, я не о тебе конкретно, а об отношении к жизни. Какая, на фиг, любовь? Я теперь только вижу бабу, и сразу перед глазами Ира; ее Ирой, ту сучку звали. Все бабы для меня теперь — Иры. Еще пива хочешь?

— Не, — Антон вылил на язык последние капли, — мать заметит. Она боится, что я сопьюсь.

— Спиваются только ленивые люди, которые ищут повод, чтоб ничего не делать. Оно ж проще всего — сегодня выпить, завтра похмелиться; все, человек, вроде, и занят. А те, у кого есть нормальное дело, никогда не сопьются. Даже если сегодня они пьют, то все равно держат в памяти, что завтра им надо работать, потому что за них этого не сделает никто. Следовательно, пить несколько дней подряд — это непозволительная роскошь.

— Какой ты умный, — произнес Антон с завистью.

— Умный, — Максим довольно кивнул, — кто б спорил? — он посмотрел на часы, — а тебе домой не пора? Ты извини, но ко мне тут очередная «Ира» должна прийти. Любовь у нее возникла, чистая и светлая.

— Конечно! — поспешно поднявшись, Антон стал одеваться.

В маршрутке, глядя в окно, расписанное морозными узорами, он думал о своем отношении к девушкам — во что он верит, а во что, нет, и если Маринка врет, как все остальные, то в чем и как это распознать? И еще, существует ли в его жизни стимул, чтоб не спиться? Можно ли, например, считать таким стимулом заботу о благосостоянии города Любека?..

Однако ни на один из вопросов однозначных ответов так и не нашлось, а потом стало не до философии — его уже ждал отец с массой срочной компьютерной работы.

*

Проснулась Марина поздно, потому что Оксана, ни свет ни заря, умчалась сдавать зачет и не стала ее будить, зная на личном опыте, каково после таких похождений перемещаться куда-либо дальше кухни. Марина долго лежала в тишине, восстанавливая цепочку вчерашних событий, пока наконец не поняла, что, как бы удивительно все это ни было, но оно уже прошло, а то, что ей не в чем выйти на улицу, есть жуткая реальность.

…И где тот Миша со своими обещаниями?.. Надо звонить. Половина десятого самое нормальное время для бизнесмена. А если он еще дрыхнет, то мне плевать! Я ж не сама бросилась ему под колеса…

Марина нашла мобильник, но сколько ни давила на кнопки, дисплей не загорался.

— Конечно! А чего я хотела? — в сердцах, она бросила телефон на кровать, — может, вчера по нему даже проехал кто-нибудь!.. Эх, Миша, не расплатишься ты со мной!..

Подошла к окну, проверяя не исчез ли с соседнего дома старорежимный телефон-автомат. …И какая ж я умная, что жетончик не выбросила!.. Оксанка: — На фиг, он тут валяется?.. А, вот, затем и валяется, — Марина достала из коробки со скрепками маленький безликий кружочек, — ну, с богом!.. Курточка ты моя, всесезонная…

Однако Бог, похоже, отнесся к проблеме равнодушно, потому что встретил ее яростный порыв ветра, и когда Марина все-таки добралась до автомата, зубы у нее стучали безостановочно, а побелевший палец никак не мог повернуть примерзший диск. …А если сейчас он скажет, что ничего не обещал и, вообще, вчера ничего не было? — Марина вдруг поняла весь ужас своего положения, — пьяная дура! Надо было с него хоть расписку взять!.. И что тогда делать?.. К матери ехать?.. Опять же, в чем?..

— Я слушаю, — ответила трубка.

— М-михаил? — Марина старалась, чтоб зубы не особо громко прыгали друг по другу.

— Да. Кто это?

— М-Марина. Пом-м-мните?.. — она зажмурилась и прикусила губу, словно ожидая оплеухи.

— Конечно, помню. Какой-то голос у тебя….

— Я стою у автомата в тоненькой курточке. Я замёрзла, как собака, но мне больше не в чем выйти, — затараторила Марина, обрадованная уже тем, что ее хотя бы узнали.

— О, господи!.. Ладно, сейчас подъеду. Говори, куда?

— Домой! Куда ж я пойду в таком виде?..

— Тогда минут через сорок. Квартира какая?

Марина назвала номер и сразу повесила трубку, потому что рука отказывались ее держать.

…Дура, перчатки-то могла б надеть, — подумала она, заскакивая в подъезд.

Поскольку по-настоящему горячую воду давали только вечером, самым теплым местом в квартире являлась постель. Марина юркнула в нее и замерла. …Господи, я б уж и от китайского пуховика не отказалась — зиму дохожу как-нибудь… Нет, буду требовать дубленку, и пусть где хочет, там и берет!.. — однако воинственное настроение сменилось более здравой мыслью — это я что, в постели его встречу? Еще подумает черти чего!.. Вскочила и только успела натянуть джинсы и свитер, когда в дверь позвонили.

Марина бросилась открывать, пока «благодетель» не передумал. …Скажет, мол, звонил, но никто не открыл! Кому ж охота деньги тратить?..

— Привет, — Миша улыбался так, будто с самого утра только и мечтал раздаривать дубленки первым встречным, — честно говоря, я не подумал, что тебе вообще нечего надеть.

— Да? Ты думал, у студенток в гардеробе висит по три норковых манто?

— Не думал, конечно… Ладно, поехали.

— Прям, сразу? — Марина растерялась, — дай хоть накраситься. Раздевайся. Чаю хочешь?

— Чаю не хочу.

При дневном свете, да еще не исправленное косметикой лицо, показалось Мише совсем другим — в белесых ресницах и сухих бледных губах проглядывала почти детская непосредственность, а волосы, собранные в два хвостика, делали ее, тем более, похожей на школьницу.

— А зачем тебе краситься? — он пожал плечами, — по-моему, ты и так очень милая.

— Да?.. — Марина чуть не ответила — сама знаю, какая я не накрашенная! Но решила, что это будет слишком грубо и улыбнулась, — ну, не надо мне сказки рассказывать, ладно?

— Ладно, — Миша повесил куртку и остановился, не зная, чем занять себя.

— Ты проходи, а я сейчас, — Марина исчезла в ванной, предоставив гостя самому себе, а когда вышла, увидела, что он внимательно изучает хозяйские вещи.

— Ты извини, — он обернулся, — я тут смотрю, как вы живете.

— Это не наше. Хозяева заперли, когда уезжали, а мы, вот, наглые, открыли.

— Да?.. — Миша стоял перед маской, — классная штука! Знаешь, я чуть-чуть разбираюсь.

— В чем? В масках? — не поняла Марина.

— Не обязательно в масках. Среди прочего бизнеса у меня есть художественный салон, а там отдел всяких экзотических штук. Я не искусствовед, но у меня работает Слава, по прозвищу, Петрович. Вот он, специалист — покупатели от него тащатся.

— И что же это? — заинтересовалась Марина, подходя ближе.

— У него надо спросить. К нам один мужик возит нечто похожее. Он где-то в районе живет, но каждый месяц приезжает. Они с Петровичем как сядут!.. Знаешь, люблю их слушать. Вроде, и ерунда все это, а завораживает. Жутко интересно.

— А откуда они у мужика? — удивилась Марина, — я думала, эта маска из Африки. Наши хозяева — врачи и все время в тех углах ошиваются.

— Может, эта и из Африки, только лицо не негроидное. Больше на наше, славянское смахивает. Можно Петровичу показать, если хочешь, — Миша погладил маску по щеке, — интересная штука… Ладно, если ты готова, поехали.

— Поехали. Знаешь, Миш, наверное, лучше на Центральную «толпу», потому что на Юго-Западной выбора никакого.

— С ума сошла?.. — Миша посмотрел, то ли удивленно, то ли презрительно, — отродясь по «толпам» не ходил. У меня от этого табора ощущение какой-то повальной нищеты и безвкусицы. Ты извини, не хотел обидеть, — добавил он, видя, что Марина, покраснев, опустила глаза.

— Да нет… Шмотки там, конечно… — она вздохнула.

— Ты-то ни в чем не виновата, — Миша положил руку ей на плечо, — женщину должен одевать мужчина. Короче, поехали в «Диамант». Ленка говорила, что это нормальная лавка.

Марина замерла с курткой в руке — такого предложения она даже не могла ожидать. …Пусть везет, куда хочет, — подумала она, — если он мыслит такими категориями, то мне лучше, вообще, заткнуться и не высовываться…

Как Марина садилась в джип, видели лишь два пацана, бегавшие на коньках по укатанному машинами снегу, зато как она выходила, могла лицезреть вся центральная улица города; и, хотя никому не была интересна обычная девушка, вылезающая из обычного, хоть и очень большого джипа, сама она чувствовала себя настоящей «новорусской» дамой. Если б еще не убогая курточка, вносившая жуткий диссонанс!..

В магазин они зашли вместе, прямо, как муж с женой, и остановились посреди зала, оглядывая плотно увешенные шубами толстые никелированные трубы. Одна из них располагалась на уровне глаз, а вторая под самым потолком, поэтому создавалось впечатление, что стен нет вовсе.

Когда элегантная девушка в строгом костюме подошла и предложила свои услуги, Марина растерялась, потому что Миша тут же отошел в сторону. Он, вроде, давал ей полную свободу действий, но при этом не объяснил, на какую сумму можно рассчитывать. Марина хотела тихонько спросить его, но он поднял руку, как Ленин на памятнике перед областной администрацией, указывавший путь в светлое будущее.

Марине ничего не оставалось, как следовать за девушкой, на ходу прикидывая границы собственной наглости. Однако после восьмой примерки оказалось, что сделать это практически невозможно — то, что более-менее подходило под формат ее старой дубленки, сидело совсем не так, как хотелось бы, а то, что нравилось, по Марининым меркам, перекрывало все разумные ценовые пределы. Миша все это время в гордом одиночестве бродил по залу, периодически останавливаясь и безразлично разглядывая шикарные вещи. Марина старалась не обращать внимания на эту демонстрацию скуки, ведь перед ней стояла совершенно конкретная задача, и без покупки она отсюда, по любому, не уйдет — второго такого шанса не будет никогда.

Видя, как Марина бракует очередную дубленку, Миша не выдержал и все-таки подошел.

— Послушай, у меня нет времени торчать здесь целый день, поэтому я принимаю волевое решение. Какой у тебя размер?

— Сорок восьмой.

Он молча повел ее в другой конец зала.

— Я считаю, эта подойдет, — он указал на длинную песцовую шубу, — прикинь.

Марина не успела протянуть руку, а девушка уже сдернула шубу с вешалки и услужливо распахнула ее блестящее нутро.

— Это не кусочки… цельные шкурки… изумительная вещь!.. Носиться будет вечно!.. — затараторила она.

Марина окунулась в мягкий ласковый мех, и мгновенно стало жарко. То ли шуба оказалась настолько теплой, то ли ее бросило в пот от одной мысли, сколько она должна стоить. Повернулась к зеркалу и не узнала себя. К тому же, шикарные распущенные волосы так гармонировали с голубоватым мехом!..

— Нормально? — спросил Миша без всяких эмоций.

Марина только кивнула, вытаращив на него глаза — он что, дурак? Как про такую вещь можно говорить «нормально»?..

— Упакуйте, — голос у Миши был будничным, вроде, покупал он сигареты в ларьке, и это сразило Марину окончательно. Он ведь даже не поинтересовался, сколько стоит это чудо!!..

Пока Миша ходил к кассе, девушка раскинула шубу на прилавке, достала фирменный пакет.

— Не надо, — пролепетала Марина, — я в ней….

— А вы хотели дубленку, да? — девушка улыбнулась, — не расстраивайтесь, это же лучше.

Марина посмотрела так, что девушка покраснела, осознав, какую глупость сморозила.

Всю обратную дорогу Марина молчала, постепенно приходя в себя. Она сидела, опустив голову, и никак не могла поверить, что чудеса делаются так легко и просто. Миша тоже молчал. Он думал, что все свои обязательства выполнил, и больше их ничего не связывает. Но как раз, именно, поэтому появлялся странный неприятный осадок. Он сам не понимал, зачем им встречаться снова, но при мысли, что видит ее в последний раз, внутри что-то тоскливо замирало.

Он искоса посмотрел на спутницу. …Безусловно, в этой шубке она выглядит неплохо, но мне вполне хватает Ленки. Вторая любовница мне ни к чему. Да и времени, при всём желании, на подобные глупости нету…

Джип остановился у подъезда.

— Миш… — Марина никак не могла придумать нужных слов. Просто сказать «спасибо» — смешно. Поцеловать? А вдруг он воспримет это в качестве аванса?.. Нет, вещь, конечно, стоила того, но к расчетам «натурой» Марина не чувствовала себя готовой — все действия, связанные с постелью, продолжали ассоциироваться в ее сознании исключительно с чувствами (до того, что они могут быть не слишком продолжительными она уже дозрела, но совсем без них никак не могла обойтись).

— Все нормально, — Миша положил руку на ее спрятанное в пушистом мехе колено, — визитка есть. Будет трудно, звони.

Марина была так благодарна за эту фразу, избавлявшую ее от мучительных терзаний, что, нарушая собственные правила, она все-таки чмокнула его в щеку; после этого быстро выскочила из машины, подхватив пакет со старой курткой. …Дура! Все дело в шубе, и только в шубе! А это не повод. Он купил ее, потому что порвал старую, и все. И больше ничего нет!..

Поднявшись в квартиру и взглянув на валявшееся в коридоре рваное, облезлое, лоснящееся на рукавах нечто, она чуть не расплакалась, но даже это не являлось достаточным аргументом, чтоб опровергнуть свою последнюю мысль.

На занятия Марина уже не успевала, поэтому решила заняться подготовкой к зачетам, и завтра, в новой шубе (!) попытаться сдать еще что-нибудь.

*

На улице совсем стемнело, когда Марина отложила учебник и взглянула на часы. Раз Оксанки до сих пор не было, значит, ждать ее к ужину было совсем не обязательно. Она пошла ставить воду для макарон, но по дороге заглянула в коридор, чтоб еще раз погладить мягкий, пахнущий непонятной свежестью мех. Она никак не могла привыкнуть, что эта вещь принадлежит ей.

…Если б меня так сбивали каждый день!.. Хотя нет, а то все равно когда-нибудь задавят… Вздохнув, она подумала, что старые сапоги не будут смотреться с такой шубой. …На сапоги-то мать денег даст. Надо только выбрать время, съездить домой… сначала сессию сдать, а то хрен чего она мне даст…

Оксана появилась, когда Марина, поужинав, устраивалась смотреть телевизор.

— Мари, это кто у нас? — крикнула она с порога.

— Никого, — удивлённая, Марина выглянула из комнаты.

— А шуба чья?

Марина увидела в руках у Оксаны букет роз, а за ее спиной приятного молодого человека без головного убора, который приветливо улыбался.

— Моя. А что?

— Класс! Это тебе вчерашний Миша купил?

— Ну да, — ей почему-то не хотелось рассказывать подробности — то ли смущало присутствие постороннего, то ли сама она еще не определилась, как относиться к Мише и ко всему, так неожиданно вторгшемуся в ее жизнь.

— Класс! — Оксана погладила мех, — и сколько такая стоит?

— Не знаю. Он не сказал, а я не спрашивала.

— Порядка трех штук зелени, — молодой человек со знанием дела потрогал рукав, — это не Греция с распродажи.

— Мари, кстати, знакомься, это Максим. Мы сегодня ужинали в «Старом городе». Как там все-таки классно!.. Поставь, пожалуйста, цветы, — она протянула букет.

Пока Марина ходила за вазой, в ее голове возникла одна неприятная мысль: …Интересно, какие у них планы? Раскладушку-то так и не привезли… Но проблема разрешилась сама собой. Дверь хлопнула, и Оксана медленно вошла на кухню. Вздохнула, как показалось Марине, разочарованно.

— Ушел, — она уселась на стул, — помаду облизал, но на большее смелости не хватило. А в кабаке заливал — такой он, типа, крутой!.. Наверное, тебя постеснялся. Смешно… Никогда такого странного мужика не встречала, — видимо, этой фразой она подвела итог своим впечатлениям и переключилась на Марину, заставив ее, то надевать, то снимать шубу; потом примерила сама, покрутилась у зеркала и с сожалением повесила обратно.

— Класс. Что я могу еще сказать? А ты с ним как? Больше встречаться не собираешься?

— Не знаю. Он сказал, будет трудно, звони.

— Трудно… А кому сейчас легко? — она понюхала розы. Их сладковатый аромат чувствовался даже среди сигаретного дыма, — ничего, мы этого Максимку тоже раскрутим. Он теперь знает, какие подарки дарить, — Оксана засмеялась, — ну, а чем еще вы с Мишей занимались?

— Ему безумно понравилась маска, — вспомнила Марина.

— Какая маска?

— А ты не видела? Я когда убирала, нашла. Идем, — с видом хозяйки она вошла в их новые владения и включила свет — черное лицо стояло на прежнем месте.

— Ух, ты! — изумилась Оксана, — страшная-то какая!

— Страшная. Но, скажи, что-то в ней есть.

— А легкая! — Оксана подняла маску, — прикинь, в клуб в такой завалиться!.. — она приставила маску к лицу, — как я тебе?

— Почти, как в жизни…

— Да ну тебя! — она вышла в коридор и подошла к зеркалу, — я — фея ночи… темные силы, придите ко мне… — получилось весьма зловеще, и отстранив маску, Оксана рассмеялась, — класс, Мари. Мне понравилось.

— А Миша владелец магазина, где продаются такие штуки.

— Да? И дорогие они? А то, может, толкнем? Небось, еще привезут. В Африке, поди, ими на каждом углу торгуют, как в Москве матрешками.

— Миша сказал — не факт, что она африканская. Такие и у нас где-то делают.

— Так это и «Nina Ricci» в Польше делают. Что ж с того? — она поставила маску на место, — приснится ночью такая фигня, потом спать не будешь. Пойдем укладываться, а то завтра мне опять к первой паре, — Оксана постучала пальцем по деревянному лбу, — хорошо тебе, чурбан, никаких зачетов не сдавать, а у меня завтра психология.

Марине показалось, что маска взглянула на нее живым осмысленным взглядом, но ощущение это мгновенно рассеялось, когда Оксана выключила свет. Марина несколько секунд подозрительно вглядывалась в темноту комнаты, но ничего не увидев, вернулась на кухню.

*

— Антош, привет, брательник. Не спишь? А то я хотел просветить тебя немножко. Был сейчас у подружек-хохотушек. Ты уверен, что твоя недотрога не дурит тебе голову?

— В смысле? — не понял Антон.

— В том смысле, что некий Миша дарит ей шубы за несколько штук баксов, и она принимает их, как честно заработанное, даже не спрашивая цену. Тебе это не навевает?

Антон молча сглотнул, не найдя слов. Мысль о том, что у Марины может быть тщательно скрываемый богатый любовник, никогда не приходила ему в голову.

— Что ты молчишь? Америку тебе открыл, да?

— Открыл, — промямлил Антон.

— А я тебе вчера говорил, что все бабы — твари. Поэтому прикинь, как ты представляешь развитие сюжета и потом скажешь. Помочь готов, но лично мне, они обе на фиг не нужны.

— Ладно, я подумаю, — Антон положил трубку и вновь уселся перед монитором, на экране которого благодарные граждане Любека продолжали восхвалять своего мэра, и только солдаты жаловались на нехватку в городе пива.

…Хрен вам, а не пиво!.. Антон вышел из программы. В Любеке все и так было хорошо, а, вот, что происходит здесь, под самым его носом?.. Показалось — то, о чем он думал до телефонного звонка, мгновенно перестало существовать, а Марина вдруг отдалилась, став чужой, как все другие девчонки на курсе. Еще он подумал, что, по большому счету, никаких чувств к ней не испытывает и никогда не испытывал. Если она сейчас исчезнет, он не станет жалеть; одно плохо — останется пустота, которую нечем заполнить, ведь это в одной жизни он являлся мэром Любека, но другую-то тоже надо чем-то заполнить, кроме лекций и семинаров, которым изначально отводилось место в самом дальнем и темном углу.

Еще осталось разочарование и горечь не оправдавшихся надежд. Это тоже два очень неприятных чувства, смиряться с которыми добровольно не хотелось, но какие аргументы можно привести против того, что Максим видел собственными глазами?

…И все же какие-то привести надо, иначе придется выглядеть полнейшим дураком, — Антон взял сигареты и вышел на лоджию. Он являлся единственным курильщиком в семье, поэтому вынужден был прислушиваться к мнению большинства. Присел на холодный стул и щелкнул зажигалкой. …Странно. Если она спит с другими, то почему не хочет спать со мной? Бережет репутацию? Возможно. Если верить старым фильмам, у колхозников свой менталитет и свои порядки… А есть и второй вариант. Я ж не дарю ей таких подарков? Не дарю. И никогда не подарю, потому что таких денег у меня нет и не будет. Она это прекрасно понимает, так почему б не заработать на стороне?.. И никто ни слухом, ни духом…

Антон замерз. К тому же от сигареты остался лишь желтый, изжеванный фильтр. Вернулся в комнату, но снова отправляться в Любек расхотелось, и он решил спать — возможно ночью придет какая-нибудь умная мысль.

— Кто это звонил? — спросила мать, когда он проходил мимо.

— Макс. Опять что-то у них там с компьютером, — Антон всегда так отвечал, чтоб иметь возможность в любой момент сорваться к брату.

— Какой ему компьютер? — отец оторвался от газеты, — как он был шалопаем, так и остался.

Антон усмехнулся и ничего не сказав, направился в ванную.

*

— Что с тобой? Ты второй день какой-то странный, — Лена сзади обхватила Мишины плечи, прижавшись щекой к его спине, — на тебя авария так подействовала или что-то еще случилось? В конце концов, девочка та жива, здорова и в новой шубе. Что ей еще надо?

— Наверное, ничего, — Миша прикрыл глаза и тут же перед ним возникло бесстрастное лицо «ледяной Лены».

…Это просто игра воображения, — подумал он, — но почему же тогда я не могу так долго выйти из нее?.. Хотя, какая игра? Я не спал, не был слишком пьян и при этом ощущал ее вполне материальный холод… Миша расцепил Ленины пальцы. Ему показалось, что если «ледяная Лена» чуть сожмет объятия, то задушит его безо всякого усилия. …А ведь она сидит где-то внутри Ленки, и неизвестно еще, кто окажется сильнее…

— Миш, ну, что с тобой? — Лена ласково погладила его по голове, — ты скажи, если что-то не так. Я исправлюсь, я ведь люблю тебя, несмотря на то, что иногда кажусь жутко вредной.

— Это пройдет, — Миша крепко прижал ее к себе, — наверное, я устал. Пойдем спать.

— Пойдем, — Лена вздохнула, — я сейчас заплачу, если ты будешь таким.

— Не надо, — он приподнял ее лицо и коснувшись приоткрытых губ, почувствовал, что никакой «ледяной Лены» не существует, по крайней мере, в данный момент…

Проснулся Миша от странного сна, который помнил во всех подробностях. Днем сон, естественно, улетучится, и никаким напряжением памяти не удастся вернуть этот грохот музыки, ощущение духоты и запах потных тел, но лежа с закрытыми глазами, можно было продолжать пребывать в огромном зале, похожим на ночной клуб. Лена сквозь беснующуюся толпу тащила его к сцене, где три обнаженных девицы, извивались вокруг шестов, синхронно задирая ноги, но он почему-то сопротивлялся. Его пугали лица, как маски, менявшие выражение и цвет в мечущихся огнях прожекторов. Вдруг рука Лены ослабла. Миша повернул голову и увидел, как в замершем голубом луче Лена распадается надвое — одна, обнаженная, медленно плыла к сцене, а та, которую он продолжал держать за руку, пристально смотрела на него, распахнув два бесконечных пустых тоннеля.

Получалось, что уходила-то настоящая Лена!.. Вернее, она уже ушла, и теперь страстно целовалась с незнакомым мужчиной. Руки мужчины ползли по ее спине, опускаясь все ниже. Миша хотел броситься и прервать безобразную сцену, но тело налилось холодом, перетекающим через руку Лены, стоявшей рядом…

Миша прекрасно понимал, что это всего лишь сон, поэтому чувство бессилия и безысходности, с которыми он очнулся, давно прошли. Он пытался спокойно осмыслить видение, но оно становилось все более бледным, и вместе с этим затухали эмоции. Он старался запомнить хотя бы канву сна, чтоб на досуге проанализировать, в какой же момент началось раздвоение Лены — этот момент очень важный, ведь не зря говорят, что каждый сон вещий, если только правильно истолковать его.

Миша почувствовал, что нога затекла, и, вообще, лежать стало неудобно. Повернулся на спину и наконец открыл глаза. Окружающая темнота сделалась родной, и ощущение комнаты, где известен каждый сантиметр пространства, вытолкнуло его из призрачного несуществующего мира. Вздохнув, он осторожно погладил Ленино плечо, такое теплое и приятное на ощупь. Она спала, даже не подозревая о том, что творила в его сне.

…Все должно иметь какой-то смысл, — подумал Миша, — любая фантазия, как ни крути, продукт деятельности мозга. Так что ж происходит в моем мозгу?.. Разлюбить человека можно только, если его место займет другой. А никого другого у меня нет, и, тем не менее, я не чувствую того, что чувствовал раньше… Это проделки «ледяной Лены», но откуда она взялась? Что это за субстанция, которую я мог осязать? Или у меня отъезд крыши?.. Хотя и крыша не должна ехать без причины, если это не заложено генетически…

Рассуждения зашли в тупик, и это не просто раздражало — это бесило! Как можно не понимать происходящего в твоей собственной голове? И как тогда пытаться понять остальной мир и существовать в нем? …Скорее бы утро!.. Миша посмотрел на часы и попытался тихонько выскользнуть из постели, но Лена успела поймать его руку. Оказывается, она тоже не спала.

— Куда ты так рано? — прошептала она.

— Не спится. Чего лежать-то? — Миша освободился, разжав ее пальцы один за другим.

— Зря, — Лена вздохнула, — все-таки что-то с тобой произошло. Может, ты влюбился в ту девчонку, которую сбил?

— Не говори глупости, — Миша усмехнулся, представив себя рядом с Мариной таким же ранним утром. Картинка получилась совершенно нелепой — вроде, видел он не себя, а своего двойника, однако чувства протеста или отторжения сцена не вызвала. …Это свойственно мужчине, — решил Миша, — каждая новая женщина в какой-то степени всегда интересна и привлекательна, надо просто контролировать ситуацию…

Лена повернулась на спину, уставившись в потолок. Давно она не просыпалась в такую рань и не чувствовала себя такой бодрой, но абсолютно растерянной и одинокой. Собственно, кроме Миши, в ее жизни не было ничего — ни работы, ни друзей, ни увлечений. Она сама так обрисовала свою принадлежность — быть просто женщиной, дающей душевное тепло. Теперь, когда ее тепло, как оказалось, стало не нужно, жизнь потеряла смысл. Лена не чувствовала себя готовой к тому, чтоб перенести свои старания на кого-то другого — для этого ведь нужно время, да и соответствующий кандидат… такой, как Миша, не требующий стирать носки и готовить борщ, но способный радостно забирать ее любовь и так же радостно отдавать свою взамен. Может быть, такого и можно найти, но пока не возникало самого главного — желания искать.

*

— Миш, похоже, вчера бутылкой пива ты не ограничился.

— С чего ты взял? — обстановка салона сразу вернула чувство одновариантности бытия.

— Бледный — раз; круги под глазами — два… Есть, правда, еще один вариант — женщина попалась слишком темпераментная, — Петрович хитро улыбнулся, и Миша вдруг подумал, что Петрович, ежедневно выплескивавший на обалдевших покупателей потоки всякой мистики, именно тот, кому можно рассказать все. Уж он-то, по крайней мере, не должен посчитать его сумасшедшим.

— Пойдем в кабинет, — он по-братски обнял Петровича, — поведаю тебе одну любопытную историю, а ты выскажешь свое мнение. Свет, присмотри тут! — крикнул Миша второй продавщице, хотя эта просьба выглядела совершенно лишней, поскольку в салоне все равно никого не было.

Приключение на дороге Миша решил опустить, а сразу начал с «ледяной Лены» и разбитой чашки, а закончил сегодняшним сном.

— Слушай, — Петрович скептически посмотрел на шефа, — ты ж умный человек с высшим образованием. Неужели ты веришь в абракадабру, которую я несу тут нашим лохам?

— Не знаю. Мне казалось, что ты-то веришь в это.

— Ну, ты даешь! — Петрович засмеялся, — я прочитал множество дурацких книжек, и поэтому умею красиво объяснять про всякие высшие силы, магические символы и открывающиеся чакры, но такую работу ты сам мне определил. Я мог бы заниматься и чем-нибудь другим. Если помнишь, по образованию, я математик, но уж больно хочется кушать. Как справедливо замечено, человек по натуре халявщик — он всегда хочет много, сразу и, желательно, даром. Поэтому кто-то строит финансовые «пирамиды», кто-то организует лохотроны, кто-то сулит освобождение от армии, поступление в вузы, бесплатные таймшеры, а мы, вот, внушаем, что все это можно получить, не выходя из квартиры, при помощи магических предметов, которые запросто приобретаются в нашем магазине. Это тоже, своего рода, лохотрон.

— Знаешь, я никогда не думал, насколько реально то, что ты тут плетешь — оно как-то никогда меня не касалось…

— Да оно не может никого касаться, потому что это бред! Неужели ты думаешь, что кусок дерева или обожженной глины может, например, вызвать духа? Да и кто он такой, этот дух?

— Ладно, — согласился Миша, — но тогда просто скажи — как ты думаешь, что означает происходящее со мной?

— Понятия не имею. Это, наверное, из области психологии, а эту науку, по крайней мере в наше время, на матфаке не преподавали. Если, конечно, хочешь, я могу изложить тебе, как подобные вещи трактуются в книжках, но не советую принимать это близко к сердцу, а, тем более, анализировать, иначе скоро из хозяина превратишься в нашего клиента — будешь амулеты и обереги всякие скупать.

— Излагай. Это все-таки лучше, чем ничего.

— Как хочешь, — Петрович пожал плечами, — значит, так. Вариантов два. Один современный, облаченный в околонаучную терминологию, а второй, старинный — примитивный, как древняя легенда. Согласно первому, та, с кем ты столкнулся на кухне, является астральным двойником твоей Елены Прекрасной. В обычных ситуациях такой двойник невидим и нематериален, но он существует. Это аксиома, и!.. — он устремил палец вверх, — тут внимание! Довольно тонкий психологический ход — этот двойник как бы выступает связующим звеном между нравственными принципами человека и окружающим миром. В моем понимании, это, типа, совести.

Система «человек — совесть» существует тихо и мирно, пока не происходит нечто, из ряда вон выходящего, но классифицировать подобные аномальные всплески никто не берется. Одни связывают их с физическим состоянием, например, с болью или даже клинической смертью; другие, с моральным, считая достаточным сильное психологическое потрясение, имеющее любую основу, от чувства вины до любовной тоски. В результате, двойник, который начинает чувствовать дискомфорт в привычном месте обитания, разрывает связь с «домом» и обретает самостоятельность, создавая эфирную копию физического тела. В этот период его истинное тело пребывает в состоянии анабиоза и не реагирует ни на какие внешние раздражители. Отсюда и вариант с кружкой. А почему твоя Елена, извини за каламбур, вышла из себя, можешь определить только ты сам.

— Я в тот день сбил человека, и может быть… — начал Миша, но Петрович резко вскинул руку, загораживаясь от него ладонью.

— Стоп! Ты просил рассказать тебе, что пишут в книжках. Я рассказываю, но анализировать ситуацию мы не будем. Иначе б давно по городу бродили тысячи холодных голых двойников и пугали народ, но я ни в одной криминальной сводке не читал об их появлении. Поэтому давай, просто продолжим. По второму, так сказать, классическому варианту, появление двойника могло быть инспирировано магическим ритуалом с использованием соответствующих предметов или заклинаний. Несколько таких предметов я могу предложить тебе в нашем магазине с приложением инструкций по применению. Например, в полнолуние надо смешать кровь годовалого петуха с мочой молодого поросенка; заквасить все это на дерьме, собранном от тринадцати мышей в течение тринадцати дней… ну и так далее.

Вообще, я обладаю очень многими бесценными сведениями, — Петрович похлопал Мишу по плечу, — не забивай себе голову. А что касается снов, зайди в книжный и купи себе сонник. В этом я не специалист, потому что снами мы не торгуем, но уверен — там ты почерпнешь массу столь же полезных знаний.

— Но ведь все-таки что-то же было!..

— Глюки были. Мы слишком плохо знаем человеческую психику, чтоб доподлинно понять происходящие там процессы и связанные с ними ассоциации. Если ты говоришь, что сбил человека, то, может, это сместило что-то в твоем сознании, вылившись в образ некой ледяной дамы, а теперь она снится тебе, перейдя в категорию классических ночных кошмаров. Скажи своей Елене, чтоб получше поработала над тобой и вернула прежние ощущения. Клянусь, все мигом пройдет.

— Ты думаешь?..

— Извините, — в дверь просунулась голова Светы, — там пришли. Хотят иконы сдать.

— Иконы — это интересно, — Петрович поднялся, — икон у нас давно уже нет. Несут черти что! Все почему-то считают, что любая вещь, произведенная больше тридцати лет назад, уже представляет безумную ценность. А я направляю их на свалку. Если хочешь, пойдем, глянем вместе.

Оба вышли из кабинета. Две миловидные женщины с интересом изучали пейзаж на стене, а посреди зала одиноко стоял мужчина в утепленной джинсовой куртке, какие носили лет десять назад.

— Добрый день, — Петрович протянул руку, — и чем вы хотите нас порадовать?

— Иконы есть, штук десять. Я в музей сначала заехал, но там сказали, что они художественной ценности не представляют. Да и с деньгами у них проблемы, как я понял.

— Это для них они ценности не представляют, а у нас все пойдет. Мода — куда денешься!.. Как малиновые пиджаки в свое время. Взглянуть на них можно?