Бесплатный фрагмент - Демократия и обед

Ад есть ад

Какой испытательный срок! Определяйте сразу: ад или рай. Чего мурыжить! На земле выбирать требовали и здесь заставляете! Почему, говорите, я могу выбирать? Смирно вёл себя? Но я же зарплату пропивал? Ах, не всегда. Тогда понятно. Ну ладно, что предлагаете?

Ад или рай?

Конечно, рай! Ой, стоп! А вдруг там плохо, что это я так сразу! Вдруг в раю вовсе не так, как о нём писали и говорили. Вы хоть покажите, что это такое!

И это — рай? Ну нет! Темните ребята! Где же тут рай? Пивной я не увидел, а мне надо срочно похмелиться. Я вчера так нарезался, что даже не заметил, как сюда попал. Без пивной рай не принимаю. Ну, если только где можно, так сказать, нелегально достать. Тоже нет? Тогда не пойдёт.

А что в аду? Пивная есть! Ура! И ресторан! Ну вы даёте! Какой разговор: ад — единогласно!

Нет, нет — не передумаю! Это каким же идиотом надо быть, чтобы передумать! Никаких если!

Да здравствует ад!

Кружку пива, пожалуйста! Как нет? А вывеска? Я понимаю, что здесь ад, но не до такой же степени! А вчера пиво было? Только позавчера? А, значит, бывает! Я подожду. Чёрт с ним, пойдёт и позавчерашнее. Похуже пил!

Пока схожу в ресторан.

Вот это, я понимаю, столики! Бокалы! А запах из кухни! А официанты! Прелесть!

Мне, пожалуйста, бутылочку шампанского, бутылочку водочки и что-нибудь закусить!

Наливаем! Почему не льётся! Официант, что это за фокусы? Как то есть — только к утру? А сейчас? Только смотреть? И сколько смотреть? Пока в обморок не упаду? А зачем? Как — сам выбирал? Ах, да. А если уйду? Закрыто до утра? А зачем? Ах, да — сам выбирал. А потом нальёте? После обморока?

Ну, ладно, хоть так. Я согласен. Как зря? Вы же нальёте! Как не выпьешь? Из бокала не льётся? А зачем? Ах, да — сам выбирал. Что, опять до обморока?

А завтра? Тоже самое? А когда кончится? Что значит — «никогда»?

А в пивной? Там же, сказали, что пиво бывает? Как это –«всегда позавчера»? Ведь позавчера вчера было завтра, а сегодня — послезавтра. Послезавтра позавчера означает сегодня. Что на послезавтра пива не готовят что ли? И готовят только позавчера?

Ну вы даёте! Что это за шутки? Ах, да, это же ад! Сам выбирал. Ну и влип! По полной!

Граждане, не пейте много! А ещё лучше — совсем не пейте! И запомните: ад есть ад! Жалко, что вы не слышите. Эх, граждане!

Альтруист

Он гордился тем, что всегда понимает обстановку. Он радовался повышению зарплаты начальникам, судьям и прокурорам, потому что он надеялся (и это ему обещали), что после этого начальниками будут становиться только умные и добрые, а судьями и прокурорами — только честные и неподкупные. Он ждал улучшения работы всех ветвей власти, несмотря на их разделение.

Он не возмущался, что начальство, даже самое маленькое, имеет персональные машины, содержание которых обходится дороже чем, если бы все они ездили на такси. Он считал: это помогает принятию эффективных управленческих решений, а значит, идёт на пользу ему лично.

Он с пониманием принимал повышение тарифов на газ, воду, тепло и электроэнергию. Он был уверен (а ему так и говорили) — это необходимо для улучшения работы коммунальных служб, а также для повышения благосостояния шахтёров, кочегаров, газовиков и электриков. Он заранее радовался за них.

Он не осуждал инфляцию, потому что где-то прочитал: у неё есть положительные стороны. И не сомневался в том, что именно этой стороной она повернётся в его сторону.

Он никогда не чертыхался при отключении воды, света и тепла, несмотря на продолжительность и неожиданность. В этом он видел проявление заботы о нём.

Он первым выходил на объявленные начальством субботники, хотя и знал: из средства воспитания коммунистической морали при социализме они превратились в дармовой труд при капитализме, но был убеждён: кому-то от этих субботников станет лучше.

Он думал обо всех. Он хотел, чтобы всем было хорошо. О нём самом не думал никто, но он об этом не догадывался.

Антитеррористические меры

Проверяющий. Так, покажите план антитеррористических мероприятий! Рассказывайте, что выполнено.

Директор. Это у нас налажено. Например, везде есть плакаты. Вот, пожалуйста. Видите? Ещё мы через каждые полчаса оповещаем, чтобы никто чужих вещей не брал, а сразу вызывал дежурного. Он всегда их проверяет сам. Пока обошлось.

Проверяющий. А как дежурный узнает, что это взрывчатка?

Директор. Вы шутите? Она же или тикает, или на бомбу похожа.

Вот ещё пункт мы выполнили: «Установить кнопку сигнализации». Установили. Если появится террорист, дежурный нажмёт кнопку, и через пять минут тут появится наряд милиции.

Проверяющий. Хорошо. А как дежурный узнает, что это террорист?

Директор. Вы шутите? Он же взорвёт что-нибудь и обязательно будет слышно. Не хочется о плохом. Может быть баньку организовать?

Проверяющий. Логично. Согласен. Смотрим следующий пункт: «Установить заграждение для проезда автомашин к зданию». Это что? Это те полуметровые колышки со шлагбаумом, которые перед площадью? Так ведь шлагбаум у вас всегда открыт!

Директор. Так это днём. И к тому же дежурный наблюдает, чья машина проехала. Если своя — проезжай, если террористы, то он выйдет и проверит документы. Если что — кати назад!

Проверяющий. Но у вас колышки легко сбить любой машиной. И потом, как дежурный узнает террористов?

Директор. Вы шутите? Номера машин будут кавказские, люди — бородатые и все с автоматами. Разве можно ошибиться? А у нас есть дубовые веники. Пойдет?

Проверяющий. Логично. Согласен. Но у вас заграждение только с одной стороны, а с другой можно проехать свободно.

Директор. Вы шутите? Террористы же не местные, поэтому ночью не разглядят, а днём, хоть и видно, но туда ехать гораздо дальше. Что ж они — дураки что ли? А как насчет пивка после баньки?

Проверяющий. Логично. Согласен. Есть, конечно, недочёты. Но в целом пойдёт. Молодцы! Дубовые, говорите?

Берегите природу!

В детском саду из клумбы кто-то вырвал большой красивый цветок и бросил на дорожку. Воспитательница собрала ребятишек и стала рассказывать им, что цветы рвать нельзя, что это чей-то труд, и вообще, природу надо любить. Потом в журнале она написала: проведена беседа на тему «Берегите природу!»

Ромочка Станков (а это он сорвал цветок) воспитательницу не слушал. Он в это время ботинком пытался засыпать муравья, чтобы посмотреть, как тот будет выбираться из кучи песка.

В школьном саду перед кустом сирени с обломанными ветками преподаватель биологии платочком вытирала слёзы. Чтобы такое не повторилось в будущем, на педагогическом совете решили провести классные часы на тему: «Берегите природу!»

В 8-м «а» классе, где учился Рома Станков, подаривший школьную сирень знакомым девчонкам, классный час прошёл без него. Он в это время в подвале соседнего дома угощал своего приятеля пивом, купленным на сдачу, которую не отдал своим родителям.

В передаче «Берегите природу!» на государственном канале телевидения шла речь о плачевном состоянии российских лесов. Журналист с цифрами и фактами доказывал, что незаконные порубки, не только губят отечественный лес, но и лишают животных привычной среды обитания. На экране, выжимая слезы телезрителей, голодные медвежата жалобно звали медведицу.

Роман Станков (он же «Станок») передачу не смотрел. Он в это время командовал погрузкой не совсем законно спиленного им леса. В промежутках между командами перед его глазами иногда возникала картина сегодняшнего торжества в его не одноэтажном доме — торжества по случаю рождения его наследника. Сына назвали тоже Романом.

Люди! Берегите природу!

Будни пресс-центра

Звонок телефона заставил вздрогнуть начальника пресс-центра УВД Александра Ивановича Зеленкина. Он зашёл в комнату оперативников узнать, есть ли какие новости. И тут на столе зазвонил телефон. Ему бы не брать трубку, но сработала привычка.

— Полковник Михайлов. С кем говорю? — спросил голос из трубки.

— Майор Зеленкин, — произнес Александр Иванович. Обычно он мужчинам представлялся по званию, а женщинам по должности. Должность в глазах собеседника создавала образ интеллигента, а звание — мужественного человека.

— Так, майор, бери свою группу и быстро на Болотную, 87. Там наш старый знакомый — Батон. Задержите его. На всю операцию даю два часа.

Зеленкин знал этого решительного, немного грубоватого полковника из областного управления — его побаивалось всё местное начальство и даже оперативники.

— Есть, — четко произнес он в уже пикающую трубку, и… запаниковал: «Он же подумал, что я руководитель опергруппы! Как же я задержу уголовника, у меня даже пистолета нет! Всё — это конец! Меня уволят! Где же взять пистолет?»

Зеленкин засуетился, стал искать в столах. Нашёл оставленные кем-то наручники и сунул их в карман. Мысли мелькали одна за другой и беспорядочно двигали всеми частями его тела.

Он забежал в свой кабинет. Сунул в нагрудный карман несколько листков писчей бумаги. «Сделаю кляп в рот Батону, — подумал Зеленкин. — Может, я его уговорю сдаться, ведь все завидуют тому, как я умею красиво говорить? А если не получится? Тогда позову его, и, когда он будет выходить, дам ему подножку», — успокаивал себя Александр Иванович.

Сделав круг по кабинету, он вытащил из урны шпагат от недавно распечатанной пачки брошюрок. Это были очередные методические рекомендации по организации работы пресс-центра, присланные из областного Управления по связям с общественностью. Забыв про наручники, которые были в кармане, подумал: шпагат пригодится, чтобы связать Батона.

«Но один я не справлюсь! Кого-то надо взять с собой!» — подумал Зеленкин. Но взять было некого. Его заместитель капитан Регина Павловна Милкина в настоящее время загорала в Эмиратах. Лейтенант Васильев — на курсах повышения квалификации. Водитель Петров отпросился в аэропорт — встречать тёщу.

«Может, позвать друга?» — мелькнуло в голове Зеленкина. Это был его однокурсник по филологическому факультету, а ныне руководитель пресс-центра городской администрации. «Нет, он сейчас где-нибудь в библиотеке сидит над диссертацией по Гоголю. Да и к тому же нельзя подставлять человека, — подсказала милицейская совесть Александра Ивановича. — Пойду сам, будь, что будет!»

«Сначала надо подумать, как я его буду брать, — размышлял он. — Так, сначала я вхожу и кричу: „Руки вверх!“, потом быстро надеваю наручники. Стоп, а как это делается?»

Он достал наручники и, вспоминая кадры недавнего телесериала, пристегнул наручники к трубе отопительной батареи, а потом, накинув на свою руку, сжал наручники. Они щелкнули. Александр Иванович попытался их снять — не получилось — наручники надежно приковали его к центральному отоплению.

Пытаясь вспомнить все варианты освобождения от наручников, которые он видел в полицейских телесериалах, Зеленкин извивался около трубы, но сделать ничего не смог.

Прошло полтора часа. Майор перестал трепыхаться, им овладело уныние.

Стук в дверь, заставил его вздрогнуть. Дверь открылась, и Александр Иванович увидел… лицо Батона.

— Можно, войти? Начальник, я прошу оформить мне явку с повинной!

— Сними с меня наручники, оформим.

Батон, взяв со стола скрепку и тут же открыл наручники.

Через некоторое время на Доске почета управления внутренних дел красовался портрет Александра Ивановича Зеленкина со сверкающей медалью на кителе.

Великий негодяй

(пародия на речи об артистах)

Его отличала огромная работоспособность. Он сыграл около двухсот отрицательных героев. А как он вживался в роль!

Его роли стали его натурой. Просто любо-дорого было смотреть, как он материл сослуживцев, как он подличал, когда писал доносы на своих друзей! Он ненавидел свою жену, бил своих детей. Он спал со всеми артистками подряд, а потом всем рассказывал об этом. Это почерк гения! Я уж не говорю про выпитые литры спиртного, про ночные оргии в гостиницах мира, про разбитые носы горничных, официантов и водителей такси. Жизнь как песня, жизнь как роль, жизнь как вечный поиск её смысла!

Сколько артистов своего амплуа он воспитал! Но как бы они ни пытались, несмотря на все старания, у них не получалось играть подобные роли с таким блеском, как у него. Непревзойдённый мастер отрицательного персонажа, он так и останется в нашей памяти подонком из подонков, негодяем из негодяев, для которого нет ничего святого. Вот что такое подлинный талант!

В поликлинике

Следующий!

Так, бахилы есть? Есть. Где брали? Ну, надо было в нашей аптеке. Талончик на очередь есть? Есть. Сами понимаете: иначе у меня зарплаты не будет.

На что жалуемся? Горло болит? И почему? Бронхит, говорите? Так и запишем: диагноз — бронхит. Пойдём дальше: чем лечите? Митронидозол? Ооо! Так, пишем рецепт: митронидозол. Ещё вот это лекарство рекомендую. Очень хорошее. Никто ещё не жаловался. Так, как же оно называется? Ага, пишем. Обязательно купить его в нашей аптеке!

Через неделю жду. Не забудьте талончик на очередь!

Следующий!

Так, бахилы есть? Есть. Где брали? Надо было в нашей аптеке. Талончик на очередь есть? Есть. Вы же понимаете: иначе без зарплаты останусь.

Что болит? Ребра? Ударились? Больно говорите? Так, пишем: ушиб.

Чем лечили? Ничем не помогает? Не может быть! Зелёнкой мазали? Мазали. Йодом мазали? Что, тоже не помогает? И к бабке ходили, и не помогло? Надо же, я как-то ходил — помогло. Да, тут, видно, особый случай.

Интересно, а чем ещё мажут? Не знаете. Ну ладно. Ах да, вспомнил! Тут мне один больной два тюбика оставил. Говорит: очень помогают. Вот я их вам и выпишу. Так, пишем: хан-дро-ксид. Второй: фастум-гель. Вы ими сразу двумя и натирайте — через четыре часа (так вроде), а через неделю мне скажете, какой из них лечит лучше. И не забудьте талончик на очередь взять.

Да, чуть не забыл, ещё одно лекарство выпишу. Очень хорошее. Никто не жаловался. Так, пишем. Вот склероз! Как его там? Ага, пишем.

И прошу вас, обязательно в нашей аптеке покупайте.

Заведующая аптекой? Ну да, жена. А что? Это очень удобно. Утром на работу — вместе, в обед в столовую — вместе, вечером с работы — вместе. Удобно. Н-да…

Следующий!

Все по закону

Господин судья! Ваша честь! Здесь какое-то недоразумение. Как это — «незаконное увольнение»? Как это — «восстановить на работе»? Я уже приняла на это место дочку… Ну, вы знаете — кого. Вы же понимаете, что её уволить уже нельзя! А у Петровой было два выговора, поэтому я её и уволила, тут всё по закону. Первый выговор ей был за отказ участвовать в литературном конкурсе, посвященному десятилетию нашей организации. А что, я что ли за неё должна была писать стихи? Второй приказ был за нарушение формы одежды. Всем как сказали, так они и пришли. А она сказала, что ей это не идёт! Всем идёт, а ей, видишь ли, нет! Что оставалось делать — у нас же корпоративная культура! Без этого нельзя. Это же сейчас везде!

Один приказ устарел? Но тут, ваша честь, была уважительная причина. Этот приказ от 4 марта приходился на пятницу, а в следующем году 4 марта — суббота, поэтому пришлось приказ издавать 6 марта. Но это же — случайность, подумаешь — два дня! Главное суть — Петрова виновата.

И ещё: я не понимаю, почему это — «возместить моральный ущерб»? Разве я её обижала? Да никогда в жизни! Я очень вежливая. Это вы зря меня упрекаете. Вот, например, у нас мужчины-учредители не любят полных женщин. Объявили, что к нам едет один из них. А у нас работала Васильева — такая полная. И что мне было делать? Вы думаете, я её ругала. Нет. Я же понимаю, что ей до пенсии всего два года, что главное — не полнота человека, а качество его работы. Я её похвалила и очень вежливо попросила уволиться. Не думаю, что она обиделась. Она бы мне сказала.

А когда другой работник — Николаев — отказался участвовать в спартакиаде, начал говорить про права человека, я его тоже не ругала. Просто объявила реорганизацию и сократила его должность. Причем, как и положено по закону, предложила ему новую работу. Но он уволился — не устраивала новая зарплата. Всё прошло без криков. И с Петровой у нас никогда скандалов не было.

А вы говорите: надо быть повежливее. Я всё делаю, чтобы в коллективе вежливость была. Мы даже собрание проводили на эту тему. Я там так и сказала, что надо друг с другом обращаться вежливо, чтобы никакой критики в коллективе не было. Всем, кому что не нравится, лучше критиковать после увольнения, чтобы не нервировать коллектив.

Когда Петрова устраивалась, я сразу почувствовала, что с ней будут хлопоты. Я спрашиваю, где она раньше работала. И знаете, что она ответила? Сказала, что ещё не работала. Это же наглость — нигде не работать и сразу к нам! А ведь у нас зарплата приличная. Но что мне тогда было делать, если в этом отделе из пяти уволились трое? И вы знаете, все написали, что увольняются по собственному желанию! У меня работать некому, а они — по собственному желанию!

Вы поймите, если каждый будет поступать по собственному желанию, тогда зачем я!

Ваша честь! Господин судья! Случай с Петровой — это последний раз. Я так делать больше не буду. Это я гарантирую. Я обещаю — больше увольнять за нарушение дисциплины не понадобится. Зачем друг другу нервы портить. Сейчас, когда кого-нибудь принимаю на работу, я сразу прошу (заметьте — прошу, а не требую) написать заявление на увольнение. И раз уж они так любят — по собственному желанию. Дату они не ставят, когда надо, я сама поставлю.

Так что не волнуйтесь, все будет тихо и мирно!

Гороскопы не лгут!

(из переписки в интернете)

Иван Данилович пишет:

Уважаемый Ван Пьер Сидорбах! Я постоянно читаю Ваши прогнозы и хочу сказать, что, как математик, не могу с Вами согласиться. Вот Вы, ссылаясь на долгосрочный прогноз лаборатории рентгеновской астрономии Солнца ФИАН, назвали неблагоприятными днями 17, 22 и 26 число. И это в декабре, когда самые короткие дни (особенно 22 декабря) и большую часть дня россиян от солнечного излучения заслоняет земляной вал толщиной в 13 тысяч километров! Это, как Вы знаете, диаметр Земли. В то же время в июне Вы дали прогноз тоже на три неблагоприятных дня. Но в июне на нашей территории самые длинные дни и короткие ночи, и в сравнении с декабрём все дни июня должны быть неблагоприятными. Поэтому мне непонятны основания Ваших прогнозов.

Ван Пьер Сидорбах отвечает:

Уважаемый Иван Данилович! Ценю Ваши математические способности. Но Вы не учитываете одно обстоятельство. Астрологи — не астрономы. Это люди с особым чувственным аппаратом, который воспринимает неизвестную науке информацию. Я сам не знаю, как это происходит, но я чувствую эти неблагоприятные дни на себе. К тому же читательская почта постоянно подтверждает мои прогнозы. Наука, как Вам известно, не всесильна. Всегда есть место, для сомнений и открытий!

Иван Данилович пишет:

Уважаемый Ван Пьер Сидорбах! Я согласен с тем, что Вы сказали по поводу науки. Но только в отношении естествознания. Но есть же ещё и статистика. Её законы неумолимы. Вот Вы написали в своем гороскопе: «Так как Юпитер находится в зоне созвездия „Дракона“, козерогов ждет неожиданная прибыль и удачное решение финансовых проблем». Но этого не может быть! Давайте посчитаем! Население Земли семь миллиардов. Максимально, сколько человек может прожить, это 120 лет. Возьмём среднюю продолжительность жизни в 70 лет (на самом деле она намного меньше). В этом случае каждый год умирает 100 миллионов человек. В году 365 дней. Значит ежедневно умирает примерно 274 тысячи человек. Делим на 12 знаков зодиака, получаем — почти 23 тысячи. То есть 23 тысячи козерогов умирает каждый день! Это же 1900 за каждый час, 30 человек в минуту. А Вы им пишите, что их ждет «неожиданная прибыль и удачное решение финансовых проблем»! Это же насмешка над умершими. Да Вы, батенька, шарлатан, который пользуется тем, что мертвые не могут написать опровержение. Вы хорошо устроились — никто из них даже не пикнет в Ваш адрес!

Ван Пьер Сидорбах отвечает:

Уважаемый Иван Данилович! Я ещё не давал Вам повода переходить на оскорбления. Поэтому не надо таких слов, как «шарлатан». Я, конечно, мог бы Вам возразить практическими данными, но воспользуюсь Вашей же логикой. Как математику она Вам будет понятнее. Итак, за тот день, на который приходится прогноз козерогам, что их «ждет неожиданная прибыль и удачное решение финансовых проблем» по Вашим подсчетам их должно умереть 23 тысячи. Общее же число козерогов составляет одну двенадцатую от шести миллиардов, то есть 500 миллионов. Таким образом, от числа живущих количество умерших козерогов составляет лишь 0,0046 процента. А это, Вам, как математику, известно, входит в статистическую погрешность. Я не могу же давать прогнозы на такие мизерные доли. В этом случае будет ошибка по отношению к остальным козерогам. Я на это пойти не могу!

Иван Данилович пишет:

Хорошо, я согласен с Вашими математическими доводами, но есть же ещё и правда жизни! Вот, например, однажды Вы для овнов (я — овен) написали, что их ждёт удача. Мой коллега тоже овен, тоже математик, и тоже, как и я, имеет тёщу. Она у него умерла, а у меня нет! Получается, что у кого-то из нас Ваш прогноз не сработал! Тут уж — закон исключения третьего. Повезло или не повезло (как хотите) ему или мне — третьего не дано! А Ваше предсказание удачи предполагало, что удача ждёт нас обоих, так как прогноз касался всех овнов. Что скажите на это?

Ван Пьер Сидорбах отвечает:

Уважаемый Иван Данилович! Я не могу решать Ваши семейные проблемы. Моё дело дать прогноз. А в них я не ошибаюсь. Очевидно, не всё у Вас одинаково с Вашим коллегой. Возможно, у Вас разные жилищные условия, разные жены, разные отношения с тёщами. Например, Вы часто ходите к тёще на блины, она угощает Вас настойкой и сидит, когда надо, с Вашими детьми. Вы желаете ей долгих лет жизни. А у Вашего коллеги, наоборот, тёща жила с ним в одной квартире. Судя по тому, что он, в отличие от Вас, мне не пишет, значит, он всё время занят, и ему приходится не сладко. А теперь сами ответьте на вопрос: была ли в этот день удача овнам? Так что, читайте гороскопы, — они не лгут!

День нового спорта

Господа! Мы собрались, чтобы отметить День Спорта. На сцене — гениальные спортсмены нашего столетия. Это живые легенды нашего нового спорта. Вот перед вами: Лев Ходил, Макс Плясал, Стас Катал, Вика Падалка. Остальных мы представим позже.

Мы помним, как впервые (покажите, пожалуйста, ролик) наш Лёвушка вышел на каток. Вот видите: он на коньках. Этот, уже ненужный в данном виде спорта снаряд, для нас стал символом отсталости, символом вчерашнего дня! А вот кадры первого выступления Лёвы на чемпионате мира по фигурному катанию на льду на ботинках без коньков.

Это было гениальное решение — упростить технические элементы спорта и усилить его интеллектуальную часть. Главным стало не то, что спортсмен делает, а что он при этом думает. И мы видим, как на наших глазах гуманистические идеи завоёвывают новые области действительности, как рудименты прошлого: сила, скорость, точность, выносливость, отступают под напором смелого и нового в спорте! Это только некоторые представители старшего поколения не могут вписаться в новую жизнь. Они по традиции считают, что, если не умеешь рисовать, то не станешь художником, нет голоса и слуха — певцом, нет чувства такта — танцором, а если дурак, то не станешь философом. Наше поколение отвергает эти представления!

Итак, на сцене наша прославленная пара: неоднократные чемпионы по фигурным танцам на льду стадиона на санях. Сани катит Макс. Его напарница, к сожалению, сидит в зале. Жестокие правила этого спорта подорвали её здоровье. Это сегодня и сани стали повыше, и подушки потолще. А тогда нужно было крепкое здоровье. Поприветствуем наших ветеранов!

А вот и наш пионер в деле борьбы с главным бичом всех спортсменов — допингом. Он первым догадался в бобслее спускать с горы сани без спортсменов. Просто и гениально: у кого сани первыми придут — тот и победитель. Применение допинга — бессмысленно, а травмы — исключены. Спасибо тебе, Стас, от всех саночников!

А сейчас мы встречаем многократную чемпионку по гимнастике Вику Падалку. Она впервые в упражнениях на турнике главным элементом сделала именно падение. Сколько поколений спортсменов боялось случайно упасть! А теперь бояться не надо. Наоборот: кто сильнее шмякнулся, тот и победитель. Вика, мы поздравляем тебя! Зал, аплодисменты!

И, наконец, как мы и обещали, перед вами наша команда по баскетболу. К сожалению, не мы придумали новые правила игры, но надо отдать должное нашей команде, которая впервые завоевала олимпийское золото! Долго наши спортсмены шли к этой победе. Трудно было отучиться бегать и бросать в кольцо. Долгое время не удавалось нашим ребятам, сидя на площадке на матах, закатывать мяч в нарисованный круг под кольцом. Нередко не выдерживали нервы, и кто-нибудь вскакивал и пулял мяч в кольцо, получая за это фол. Но теперь дела наладились. Мяч, не отрываясь от пола, ласковыми движениями рук наших баскетболистов легко закатывается в нарисованный круг. Благо, противник не мешает — у него свой мяч и свой круг. Ура нашим спортсменам!

Объявляется музыкальная пауза. Вас приветствует победитель конкурса современной песни Квас Кричал. Согласитесь, в его фамилии ещё есть отголоски старого искусства, но мы родителей не выбираем. Сам же он исполнит песню в современной манере. То есть прошепчет три слова — современную интерпретацию знаменитого романса на стихи Пушкина.

Итак, праздник продолжается! Аплодисменты певцу!

Примечание автора: Один внимательный читатель заметил: тут же написано не про спорт. Всё может быть.

Детские сны

1980-й год — Ванечка, что тебе сегодня приснилось?

— Белочка. Я ей орешки дал. К ней зайчик пришёл, грибочков принёс. Мама, ты купишь мне конфеток для белочки? Я ей сегодня ночью подарю.

— Куплю, обязательно куплю. И конфетки, и орешки. И ещё книжку с картинками.

2000-й год

— Коленька, что ты плачешь?

— Страшный дядька приснился, с хвостом и рогами. Он черепашку-ниньзю убил пять раз. Он деньги у меня просил. Мама ты дашь мне денег? Он же опять ночью придёт и будет говорить, что убьёт меня.

— Не бойся сынок. Я тебе и денег дам, и прогоню этого дядю. Это ты мультфильмов плохих насмотрелся.

2020-й год

— Саша, Саша, перестань стрелять! Открой дверь! Это я — твоя мама! Положи ружьё под кровать! Включи свет! Это я — твоя мама! Узнал меня? Не стреляй!

— Да, мама, заходи!

— Саша, что тебе приснилось?

— Какие-то монстры напали на наш дом и ко мне в комнату лезли. Я стреляю, а они всё равно лезут! Ты мне купи две гранаты и три обоймы патронов. Я их всех поубиваю!

— Конечно, куплю, Сашенька. Ты не бойся их! Если что, зови меня или папу.

20… год

— Миша, проснись, мне страшно! Наш сын с гранатомётом ночью по дому ходит. Глаза бешеные, в одежде какого-то зверя. Ты дверь хорошо закрыл. Секретный код давно менял? А то он откроет. О, Господи, дай прожить эту ночь! Господи!

Давайте познакомимся!

— Хорошо, я согласна!

— Простите, с чем?

— Как с чем? С вашим предложением выйти за вас замуж.

— Но я не предлагал!

— Ну, это вам только кажется.

— Но я вас даже не знаю!

— Да?

— Ну, если не считать, что мы на одной остановке садимся на один и тот же автобус. Но это же ничего не значит. Мы же с вами даже ни разу не разговаривали!

— Вот тут вы ошибаетесь! Я же помню, когда мы первый раз встретились (я тогда первый раз поехала на этом автобусе), то вы на меня взглянули и отвернулись и стали смотреть в окно. То есть вы сказали, что я вам безразлична.

— Ну вот!

— Так это был наш первый разговор. Я действительно была не в форме, а у вас тогда с женой были хорошие отношения.

— Ну конечно!

— Но потом вы стали смотреть на меня на долю мгновения дольше, чем смотрят незнакомые пассажиры. Это означает, что мой внешний вид вам понравился больше, чем вид соседей по автобусу.

— Но мало ли что!

— Да, но через месяц вы меня пропустили в автобус перед собой.

— Так это же просто из вежливости!

— Конечно, но тем самым получился диалог — вы предложили пройти вперёд, а я согласилась.

— Но разве это повод для сегодняшнего предложения?

— А вы вспомните, как ещё через месяц вы стали смотреть не в левую сторону, куда обычно смотрели до этого, а в правую, где обычно сидела я.

— Но я же смотрел не на вас, а на то, что было за окном!

— Я понимаю. Но, тем не менее, это уже хотя и молчаливое, но согласие заговорить со мной, если я заговорю с вами.

— Но я же не заговорил!

— Да, но вскоре на остановке вы стали пропускать в автобус не только меня, но и всех передо мной. А это уже жертва с вашей стороны. Обычно так поступают начинающие влюблённые.

— Да? Но я же этого не знал.

— А это дело не меняет — важен сам факт. Но это ещё не всё! Вы не помните, как во время дождя вы держали зонтик так, чтобы и я могла войти в автобус, не намочившись? А это уже дружба, переходящая в привязанность!

— Но у меня и в мыслях такого не было!

— Да, тогда вы ещё думали о том, как помириться с женой. Я вас понимала и из женской солидарности делала вид, что вы мне безразличны. Но потом вы с женой стали жить врозь, и мне стало вас жалко. А для женщины — это уже любовь.

— Но как вы догадались, я же никому ничего не говорил?

— Да, да. Но ваш внешний вид об этом просто кричал: галстук не по центру, прическа сбита. А когда вы окончательно развелись с женой, мне стало ясно: я без вас уже жить не смогу.

— Да, понятно. Но разве я делал вам предложение?

— А как же! Сегодня, когда мы вошли в автобус, вы встали и распахнули пальто. И не ссылайтесь на то, что вам стало жарко. При расстоянии между нами в один метр это означало не только приглашение, но и предложение близости. Сами понимаете, что в этом случае у меня было два варианта: либо отказать, либо согласиться. Для первого у меня не было причины, и я согласилась. Простите, что тут у вас?

— Это цветы для вас, я вчера купил. Прошу вас! И ещё — если на следующей остановке сойти, там ЗАГС. Можно подать заявление, а на такси мы ещё успеем на работу. Я уже подсчитал.

— Так давайте познакомимся!

Демократия и обед

— Мышка, почему при виде кошки ты прячешься в норку, а не укусишь её, ведь она столько твоих сородичей загубила? Где же твое свободолюбие? Не готова ты ещё к демократии!

— Заяц, почему не можешь прямо сказать лисе всё, что ты о ней думаешь, а всё куда-то убегаешь, петляешь, кружишь по лесу? Что, у нас нет свободы слова, что ли? Где твоя принципиальность?

— А ты, лиса, почему не критикуешь льва? Вместо того, чтобы тереться об его ноги, надо было смело сказать, что животных есть нельзя! Тоже к демократии не готова!

— Так как же он будет жить, если перестанет их есть?

— Этот вопрос, конечно, интересный. Надо подумать и обсудить. Перерыв на обед!

Дух толерантности

В отделе кто-то пукал. Нет, не громко. Как говорится, не вслух, а про себя. Все чувствовали, подозревали, но явных улик не было. Обычно тот, кому не нравилась атмосфера, вставал и выходил или покурить, или в туалет, или находил какую-либо другую причину. Один из внимательных сотрудников путём логических умозаключений пришёл к выводу, что пукает не один, а как минимум двое. Мало того, он был убеждён: новым начальником у них стал «один из этих».

Однажды в их коллективе появился довольно наглый новичок. Видимо был принят по блату. Этот тип позволял себе пукать «вслух». На возмущение сотрудников произносил речь о правах личности. Все, за исключением одного сотрудника, крутили пальцем у виска. Но тот не прекращал своё дело. Когда двое из тех, кто помоложе, пригрозили намять ему бока, он пожаловался начальству. Тех двоих вызвали «на ковёр» и начальник прочитал им лекцию о толерантности, о необходимости уважать права отдельной личности, о том, что пуканье — это нормальный биологический процесс и т. д. На вопрос, а как быть с правами большинства, начальник заметил: им никто не мешают жить по-своему, а испорченный воздух не несёт никому угрозы, а является лишь объектом вкуса.

Один из сотрудников в знак протеста подал заявление на увольнение. На его место приняли приехавшего откуда-то с Севера специалиста, который каждый день на обед приносил, видимо, приготовленную им самим квашеную рыбу. Запах её был не переносим. Но дух толерантности уже проник в коллектив, и оказался сильнее.

Во время обеда в конторе оставалось только трое.

Уволился ещё один сотрудник, его сменил любитель собак. Он притаскивал своих питомцев в корзине, иногда по два сразу. Они скулили, лаяли, но, главное — в течение всего рабочего дня от них несло псиной.

Процесс обновления коллектива ускорился.

Один из новичков через каждые полчаса под звуки плеера начинал какой-то дикий танец, другой принимался громко молиться своему богу, третий периодически ложился на коврик из гвоздей, на который нередко наступал какой-нибудь зазевавшийся сотрудник. Ещё один всё время сплёвывал на пол. После того, как на него пожаловалась техничка, он принёс справку, что у него нет инфекционных заболеваний. При этом заявил, что плевать на пол — это нормально.

Последние два сотрудника, из числа нормальных, пытались достучаться до сознания начальства своими жалобами, но кончилось тем, что однажды после работы какие-то неизвестные их избили, и они вскоре уволились.

Некогда чистое помещение постепенно превратилось в подобие скотного двора, где каждый, когда ему приспичит, делал то, что считал нужным.

Выступая на очередном семинаре, начальник отдела рассказал о передовых методах управления, используемых им в последние годы. В своем докладе он коснулся и вопросов воспитания. Коллектив отдела единодушно был признан образцом толерантности и демократии.

Судьба сотрудников прежнего состава коллектива неизвестна. Возможно, они где-нибудь борются за права меньшинства нормальных людей.

Его сломала система

(пародия на телепередачу с подобным названием о судьбе одного из художников)

Наш выдающийся художник Леонид умер рано. Это неудивительно — его сломала система. Вы не можете себе даже представить, в какой атмосфере приходилось в то время заниматься живописью. Например, берёт он этюдник и отправляется в какое-либо живописное место, а по дороге видит плакаты с цитатами очередного генсека. Сравните: плакат и природа, буквы и разнотравье. Да, можно подышать воздухом леса, можно понюхать полевые цветы, но душа-то уже отравлена пропагандой. В результате: один день потратил на этюд, а полгода вычеркивай из жизни!

А возьмите краски! Во-первых, дефицит. Разумеется, Леонид выход находил всегда: блат, друзья, смешивал те, что есть и т. д. Но нервы, нервы! Как их восстановить! А тут ещё и качество красок! Сравните европейские краски и наши! Конечно, не в красках дело, и нашими можно рисовать, но когда он думал о тех, недоступных ему красках, в душе оставался незаживающий рубец. Раз подумал, два подумал — вот и предынсультное состояние!

Что касается заказов, то здесь система проявляла заботу, переходящую в жестокость. Во-первых, заказы были постоянные, во-вторых, оплата гарантированная, и, в-третьих — может быть самое главное — никакой конкуренции! Всё это превращало работу художника в рутину, в бессмысленный перевод красок. Тонус не поддерживается, человек слабнет, художник постепенно гибнет и как творец, и как обычный живой организм. Понятно, что в таких условиях Леонид вынужден был употреблять. Как говорится, не без этого. Причём, употреблял он много и даже не только спиртное. Но это уже следствия тех социальных причин, о которых было сказано выше.