Бесплатный фрагмент - Дело о стеклянной двери и другие невозможные преступления

Дело о манекене-убийце

Не все бывает тем, чем кажется с виду.

Мандрейк — герой комиксов, колдун

1

Тридцать градусов по Цельсию. Ну и жара! Это ж сколько по Кельвину?!

Инспектор Филькин ворочался в своей постели, когда раздался звонок на его горячий телефон.

Филькин нащупал рукой трубку и поднес ее к губам:

— Да, слушаю!

— Филькин, быстро одевайся! — раздался в трубке сердитый голос шефа. — Сейчас за тобой приедут. Убит писатель Король в своем доме. Нам позвонил его сосед.

— А, черт! — грубо выразился инспектор. — Хорошо. Все равно не спится из-за этой чертовой жары. Можно даже не одеваться по такой погоде.

— Ну, форму натяни хоть, не позорься.

— А трусы надевать? — шутя спросил Филькин.

— На голову себе. — Шеф положил трубку.

Спустя пятнадцать минут подъехала полицейская машина, и Филькин, прихватив пистолет и удостоверение, двинул на место преступления.

Вскоре он очутился у шикарного загородного особняка, который окружали довольно мирные на вид саженцы тополей, не чета Тополям-М.

Филькин вошел в дом вместе со своим напарником — сержантом Перцевым, усатым щеголем и бабником. Дверь им открыл слуга, почтенного вида старик-кореец в оранжевом, как верблюд из песни, кимоно. От прихожей он провел их по коридору к месту происшествия. В прихожей и коридоре стояло много картин в стиле ню. На них были изображены обнаженные девушки с персиками, абрикосами и урюками. Огненная брюнетка с одной из картин сидела за столом в неглиже, держа в руках сочный «пэрсик» — как сказал бы любой грузинский поэт с любого базара.

— Что здесь произошло? — попытался заговорить со слугой-корейцем сержант Перцев.

Слуга ничего не ответил, потупив взгляд.

— Он не говорит по-русски, — сделал вывод вслух инспектор Филькин.

— Ему отрезали язык на его родине, в Северной Корее, за критику Вождя товарища Ким Чен Ына. — Это сказал вышедший навстречу полицейским мужчина высокого роста, с грустным взглядом карих глаз.

— Это вы вызвали полицию? — спросил у незнакомца сержант.

— Да, — подтвердил мужчина, — я сосед Короля, я гостил у него сегодня. Моя фамилия Буков, — представился он.

— Моя фамилия Филькин, а это сержант Перцев, — представился инспектор и представил сержанта. — Что случилось, господин Буков?

— Не знаю. Ужас какой-то! — округлил глаза Буков. — Вместе с дочерью мы нашли бездыханное тело Кондратия в его же комнате. Вся его грудь была в крови. Похоже на выстрел.

— А где находится его комната? — спросил инспектор.

— Вот она. — И Буков указал на прочную дубовую дверь вблизи от инспектора и сержанта.

Перцев надел перчатки и дернул за ручку двери, чтобы открыть ее.

— Дверь заперта! — удивленно произнес сержант.

— Именно! — подтвердил Буков. — Дверь заперта на задвижку, и мы не стали ее отпирать, чтобы никак не помешать полиции. Попасть в комнату к Кондратию можно лишь через соседнюю комнату его дочери. У них смежные комнаты, дверь между ними есть, но ее нельзя запереть. Именно Анна первой нашла тело отца.

— Пройдемте туда! — двинулся вперед инспектор.

Все четверо, включая слугу, вошли в комнату дочери. Она лежала на постели, напротив открытой двери в комнату отца и рыдала, упершись лицом в подушку. У ее ног противно скулил белый пудель. При появлении людей, она медленно встала, но затем резко бросилась Букову на шею и разревелась.

— Ну не плачь так! — попытался ее успокоить Буков. — Полиция приехала, сейчас разберется.

Полицейские прошли мимо дочери, прямо в комнату покойника. Перед ними предстало неприятное зрелище: посреди комнаты, богато уставленной, с антикварным столиком, креслами и книжным шкафом, прямо на полу ногами к вошедшим лежал благообразный седой господин, на котором из одежды были лишь трусы. Вся грудь его была в свежей, как январский фреш, крови. Под ним кто-то постелил одеяло, которое также испачкалось кровью.

Сержант Перцев наклонился к покойнику:

— Выстрел. Прямо в сердце, — озабоченно сказал он.

— Сержант, взгляните налево, — попросил инспектор, сам смотревший туда.

Сержант взглянул и обомлел.

В паре метров от трупа на полу сидел, прислоненный к стене, манекен, который представлял собой голую женщину во всех подробностях и довольно красивую, белокурую с маленьким носиком. Но самое ужасное заключалось в том, что в руке у манекена находился миниатюрный дамский пистолет с серебряной рукоятью и глушителем.

— Вот это да! — поразился сержант. — Манекен пристрелил человека.

— Что делал голый манекен в комнате писателя? — вслух спросил инспектор, подойдя вплотную к огромной кукле и прикоснувшись к ней. — Очень плотный материал, — заметил он про себя.

— Она была необходима ему для вдохновения, — ответил вошедший в комнату Буков. — Король был писателем, а писателю нужна муза. И нет ничего лучше голой, вечно немой женщины для этого. Так он сам это объяснял.

— Похоже, покойник любил окружать себя бессловесными. То немой слуга, да еще к тому же кореец, то манекен в роли музы, — с легкой ухмылкой заметил Филькин.

— Так может манекен того, пристрелил писателя за домогательство? — спросил сержант, но затем, увидев грозное лицо инспектора, добавил. — Может это самоубийство? Писатель выстрелил в себя, а затем вложил пистолет в руку манекену.

— Исключено! — вмиг отрезал инспектор. — Манекен в паре метров от писателя, а тот, наверняка, умер после выстрела мгновенно. Хотя медик приедет — уточнит.

Инспектор внимательно взглянул в лицо манекену:

— Знакомое лицо какое-то!

— Возможно, — предположил сержант, — этот манекен делали как копию какой-нибудь актрисы, но я никогда не видел этого лица. На Мерлин Монро похожа, но не очень.

— Вы не знаете, — обратился инспектор к Букову, — как давно этот манекен в кабинете у писателя?

— Не знаю, — развел руками Буков. — Уже много лет. Когда мы познакомились, он был уже у него.

— А разве манекен обычно полулежал, прислоненный к стене? — задумчиво спросил инспектор.

— Нет, кажется, обычно он стоял.

— А кто постелил под покойником одеяло?

— Не знаю, — отрицательно покачал головой Буков, — но точно не я.

Вскоре приехали медик, баллистик и фотограф. Пока фотограф делал снимки, баллистик осматривал орудие преступления, а доктор вертелся около трупа, инспектор подошел к книжному шкафу и принялся вынимать оттуда книги авторства покойного, читая их названия:

— «Любовник леди Мюсли», «Синий дурман», «Снеговик-убийца», «Не сыпь мне сахар в чай», «Кий». — И такими книгами был завален весь шкаф. Более ста томов. — Да, автор был богат на выдумку.

Филькин открыл одну из книг и прочел начало: «Черный, как нефть марки Brent, негр слепил белого, как его зубы, снеговика».

— Графомания, — скривился инспектор и поставил книгу с черно-белой обложкой в аккуратный ряд.

Затем инспектор подошел к двери и подергал задвижку. Она была плотно задвинута, и ее никак нельзя было отодвинуть снаружи, только изнутри. В весьма широкой замочной скважине, какие встречаются в старых дверях, не было ключа. Филькин взглянул вниз: дверь не дотягивала до пола всего пары-тройки сантиметров. Филькин просунул свой нос в эту щель, как заправская ищейка.

Затем инспектор внимательно осмотрел окно, также запертое изнутри на шпингалетную задвижку. Филькин покрутился у стола с бумагами, осмотрел ноутбук, но ничего подозрительного не заметил.

— Мгновенная смерть чуть более часа назад от выстрела в сердце, — обратился к инспектору доктор Фил, как его называли, сокращенно от имени «Филипп».

— Спасибо, док! — поблагодарил инспектор.

Затем подошел баллистик, от которого несло порохом и серой, как будто он только что побывал в аду вместо писателя.

— Ну что же, — деловито начал баллистик, — выстрел был сделан на уровне сердца, перпендикулярно, под небольшим углом с правой стороны от покойного. Но странно, что в пистолете не хватает двух патронов, а выстрел был сделан лишь один: пуля осталась у покойного в теле, а гильза от патрона нашлась рядом. Теперь о пистолете, это старая модель под названием «Колибри», стреляет мелкими трехмиллиметровыми пулями.

— Спасибо, балл! — поблагодарил и его инспектор.

Из смежной комнаты пришел сержант Перцев, поглаживая свои пышные усы:

— Ну что, инспектор? Пошли, допросим дочку! — предложил он.

— Пошли! — согласился инспектор.

Они вошли в смежную комнату. Дочь убитого все так же, не переставая, плакала. Ее глаза уже раскраснелись от частого вытирания слез. Насколько можно судить, она не была красотулей, но являлась вполне милой девушкой примерно лет двадцати.

Подле нее сидел утомленный и как будто надломленный Буков.

— Буков, выйдите, пожалуйста, — приказал инспектор, — нам надо допросить госпожу Король.

Буков медленно встал и вышел.

— Итак, — начал допрос инспектор, — госпожа Король, расскажите мне все по порядку, как это произошло?

Дочь покойного Анна устремила свой взгляд на инспектора:

— Вечером мы поели, как обычно, — подавленно заговорила она, — потом разошлись по комнатам. У отца горел свет, как я заметила, взглянув под дверь. Он работал как обычно. Потом он выключил свет и лег спать. Минут через десять раздался шум от падения чего-то тяжелого. Я вскочила с постели и пошла поглядеть, что произошло. И там увидела, о ужас, моего отец мертвым! Я, должно быть, вскрикнула, и тут примчался наш сосед Буков, гостивший в этот день у нас. Он и вызвал полицию; я была не в состоянии…

— Понимаю, — мягко произнес инспектор, — а вы сразу заметили пистолет в руке у манекена?

— Нет, потом. — Она сделала короткий жест. — Мне его показал Буков. Но я сразу узнала свой пистолет.

— Вот как! — удивленно воскликнул инспектор. — Так это ваш пистолет?

— Да, мой «Колибри», — уверенно ответила Анна. — Он хранился у меня в тумбочке. — И Анна указала на тумбочку подле ее постели. — Но, инспектор, глушитель на пистолете не мой.

— Интересно, а когда вы видели свой пистолет в последний раз?

— Пистолет с глушителем мне сейчас показали, а до этого я его видела примерно неделю назад.

— А глушитель?

— Повторяю, инспектор, глушитель не мой! Я его в первый раз вижу.

Инспектор обратил внимание на пару тонких перчаток, лежавших на тумбочке.

— Это что за перчатки? Зачем они вам? — грозно спросил Филькин.

— Понимаете, инспектор, по ночам у меня мерзнут руки и ноги. Сплю я в носках, а на руки перед сном надеваю перчатки.

— Получается и сегодня ночью вы были в перчатках?

— Да, была, но уже сняла их.

— А когда вы в последний раз до случившегося видели манекен, он в каком положении находился?

— Он обычно стоит около стены, таким я его и видела.

— И вы слышали шум только от одного падения, перед тем как прибежать к отцу?

— Да, мне так показалось.

— А могло ли так случиться, что ваш отец и манекен упали одновременно?

— Вероятно, да.

— А что за одеяло было под вашим отцом? — динамично допрашивал инспектор.

— Не знаю. Это одеяло, которым он обычно укрывался в постели. Что оно делало на полу, я понятия не имею.

— Что вы сами думаете по поводу случившегося? — поинтересовался инспектор, внимательно глядя Анне в лицо.

— Вы знаете, об этом страшно говорить, но я думаю, что моего отца убил манекен, — заявила Анна в некотором смущении. — А что мне еще остается думать?! Знаете, она меня всегда пугала. Однажды, когда я убирала комнату отца, мне показалось, что она движется и наблюдает за мной.

Сержант присвистнул от таких слов, а инспектор, как ни в чем не бывало, продолжал допрос:

— Манекен мне кого-то напоминает. Вы не знаете, случайно, чья это копия?

— Не знаю, но она немного похожа на мою покойную мать.

— Ваша мать давно умерла?

— Лет пять назад, она упала с лошади.

Филькин встал и обратился к Перцеву:

— Сержант, останьтесь с госпожой Король здесь.

Сержант кивнул, а инспектор направился в комнату Букова, которая располагалась прямо напротив комнаты писателя.

Буков сидел на диване, как будто чего-то дожидаясь.

— Так-с, — сухо произнес инспектор, — теперь вы, Буков. Рассказывайте все по порядку.

— Ну, я лежал, дремал, — начал Буков. — И вдруг, услышал как вскрикнула Анна. Я метнулся к ней в комнату, ее в комнате не было, а дверь в комнату отца была открыта. Я забежал туда и увидел ее рыдавшую над отцом. Он был мертв. Потом я взглянул налево в сторону манекена и обомлел. У него в руке был пистолет. У меня из-под ног будто почва ушла, когда я все это увидел, — и во взгляде Букова засквозил страх.

— Как давно вы знали Короля?

— Года три, — в задумчивости ответил Буков. — Понимаете, Кондратий Король — это его псевдоним. Настоящее его имя Иннокентий Печенюшкин, но он не любил распространяться об этом.

— Почему?

— Не знаю, вероятно, стеснялся своей фамилии.

— Понятно, — сухо улыбнулся инспектор. — А кто мог его убить?

— Не знаю, черт возьми! Этот чертов манекен! — и Буков бросил на инспектора строгий взгляд. — Аня невиновна, в этом я уверен. Вы же не подозреваете ее?

— Подозреваю, но скажите лучше, у вас тут дом неподалеку?

— Да, — недовольно ответил Буков. Его расстроило подозрение инспектора. — У меня поместье, примыкающее к этому особняку.

— Возвращайтесь к себе в поместье, — приказал инспектор, — а завтра я вас навещу.

Буков промолчал, только кивнул.

— Да и еще… — Инспектор встал. — Откуда у писателя такой шикарный особняк?

— Хорошие гонорары, насколько я понимаю. Вы разве не читали Короля?

— Да вот прочел, — с печалью произнес инспектор. — Ладно, до завтра. Будьте у себя в усадьбе, никуда не уходите.

— Хорошо, — пробормотал Буков.

Филькин вышел и вернулся в комнату дочери.

Он подозвал сержанта и шепотом спросил его, глядя на Анну и ее белого пуделька:

— Ну, что думаешь?

— Думаю, надо арестовывать дочь. Только она могла убить. Только из ее комнаты можно было попасть в комнату писателя. Она убила, а затем собиралась завернуть тело в одеяло и спрятать его где-то, но не выдержала и вскрикнула. На шум прибежал сосед. И осталось лишь ей: все валить на манекен.

— Согласен, в кандалы ее! — прогремел инспектор.

— Будет сделано, — с легкой улыбкой произнес сержант.

2

На следующий день с раннего утра Филькин был в делах. Он съездил в издательство, занимавшееся произведениями Короля. Его принял солидный на вид директор издательства. Ему было около пятидесяти, он курил кубинскую сигару, развалившись в кресле.

— Расскажите мне, неужели у Короля были такие гонорары, что он смог отгрохать себе такой крутой особняк?

— Наши гонорары — секрет фирмы, но раз дело касается убийства, — издатель мгновенно посерьезнел, — то так и быть, вам скажу. Не было никаких гонораров! Король платил нам за издание своих книг. Нам платил из своих денег, понимаете?! Издательский бизнес — в наше время убыточный бизнес. Разве что только у Дарьи Песцовой большие гонорары, на которые она содержит негров у себя в подвале на Рублевке. И кормит своих мопсов.

— А откуда он брал деньги на публикацию около сотни своих книг? — спросил инспектор, не обращая внимания на саркастичные замечания издателя, не касавшиеся его дела.

— Не знаю, — развел пухлыми ручонками издатель. — Ограбил банк, наверное.

Издатель сладко усмехнулся, как будто мысль об ограблении банка доставляла ему огромное удовольствие. Филькину в голову тоже забрела эта мысль, но лишь вызвала какие-то смутные воспоминания.

После допроса в издательстве инспектор вернулся в полицейский участок и стал поднимать старые дела. Дела были тяжелые, и ему в этом деле помогал сержант Перцев. Особенно интересовали Филькина в старых делах фотографии и фотороботы.

Просматривая одно из дел, Филькин наткнулся на фотографию ужасного пьяницы из деревни Жухлое, зарезавшего собственную жену. В другом деле был фоторобот робота СПГС-01, который убил своего изобретателя профессора Сальмонелова ударом стальной руки. В наказание робот благополучно заржавел в сырой одиночной камере.

Следующим шло дело об ограблении ювелирного магазина. Раскрыв первые же страницы, Филькин хлопнул себя по лбу:

— Черт! Смотри, Перцев, где я видел манекен. — И он указал на фоторобот похищенного вместе с драгоценностями манекена, сделанный со слов продавщицы.

— Похож, черт возьми! Наш манекен! — обрадовался сержант.

— Я же вел это дело лет восемь назад, — сказал инспектор. — Тогда ограбили ювелирку, вынесли манекен с кольцами, браслетами и ожерельем на нем и подменили его пьяной вдрызг натурщицей в дешевой бижутерии.

— Необходимо вызвать продавщицу, провести опознание манекена.

— Займись этим, Перцев! — приказал Филькин. — В деле есть все адреса, свяжись с ней, пусть явится на опознание.

Инспектор встал и закурил, прохаживаясь по комнате:

— Теперь понятно откуда писатель брал деньги для своей макулатуры. Он ограбил ювелирный, взял себе псевдоним и ушел на дно, в литературу. А манекен оставил себе на память о славных денечках.

В полдень пришла продавщица, по показаниям которой делали тот самый фоторобот несколько лет назад. Ей предложили на опознание собственно сам похищенный манекен и двух натурщиц из художественного училища, замерших на время опознания словно кариатиды. Она безошибочно опознала манекен и попросила вернуть его в магазин.

— Забирайте, — махнул рукой инспектор.

После обеда он поехал в особняк писателя. Погода стояла летняя, жаркая. Проходя по дорожке к особняку, он заметил пуделька писательской дочери. Эта собачка напомнила ему о мопсах Дарьи Песцовой, о которых так разорялся издатель. Белый пуделек рылся в земле рядом с домом, как это обычно делают собаки. И без хозяйской заботы собачка рисковала изменить свой окрас на черный.

В доме был лишь слуга-кореец. Завидев Филькина, он странно замахал руками, указывая пальцем в разные стороны. Филькин развел руками в знак непонимания. Кореец явно ему что-то показывал, тыча указательным пальцем во все стороны.

— В доме, — догадался Филькин. — Что-то в доме.

Тогда кореец кивнул и замахал руками, словно привидение, запутавшееся в простыни.

— Привидение, приведение в доме! — воскликнул Филькин.

Кореец закивал, а Филькин насторожился: «Привидение, немой кореец, манекен-убийца — чертовщина какая-то». И хоть ему стало чуть страшновато, он все же заглянул в комнату покойного, еще раз все внимательно осмотрел ее и, ничего не обнаружив, направился в соседское поместье.

Издали дом Букова выглядел проще, чем дом писателя, но деревьев и кустарников на его участке было гораздо больше, и выглядели они старее и ухоженнее. Приблизившись к дому, Филькин подумал, что его фасаду и светлым колоннам выходить бы на Средиземное море, а он чахнет в этом медвежьем краю.

Перекинув свое внимание с дома на окружавшие его деревья, инспектор неожиданно заметил двух обнаженных девиц, страстно прижимавшихся к березам. В мочках их ушей виднелись березовые сережки, и это было единственное их украшение, кроме данного им природой.

— Простите, — обратился к ним немного смущенный Филькин. — Я ищу хозяина этого поместья, господина Букова.

Одна из бесстыжих девиц белозубо рассмеялась, а другая, отлипнув от дерева, как ни в чем не бывало, ответила:

— Он сейчас на болоте, принимает грязевую ванну. Давайте я вас проведу к нему!

И пошла обнаженная по травке, указывая путь-дорогу Филькину.

— Разве тут есть болота? — спросил по дороге инспектор, краем глаза осматривая нагую красотку.

— А как же?! — опешила девица. — Вы разве не слыхали о знаменитой Гринписской трясине?!

— Разве она поблизости?

— Да, недалеко тут.

Девица шла впереди инспектора и улыбалась ему своими загорелыми ягодицами. Период смущения у инспектора уже прошел, и он хищно разглядывал наивную, как молодая береза, девицу.

Вскоре они оказались на берегу болота, заросшего во многих местах у берега гривой камыша. Увидев их еще издали, Буков помахал им своей черной, от болотной грязи, рукой. Он обмазался грязью с головы до пят и сидел на берегу, свесив над болотцем ноги. Обнаженная девица, невольная спутница инспектора, подошла к Букову, наклонилась и поцеловала его грязного, как ни в чем не бывало.

— Не смущайтесь, инспектор, — заметив его смущение, промолвил Буков. — У меня тут в поместье своеобразный эзотерический санаторий. Мы здесь питаемся энергией земли. Я принимаю грязевые ванны, девушки ходят голые без обуви, пятками принимая энергию земли.

— А деревья для чего они обнимают? — спросил с легкой улыбкой Филькин.

— Березки? — уточнил Буков.

— Да.

— Березки — это тоже энергия земли русской. Вот они ею и питаются.

— Береза — матушка наша, — быстро вставила девица с грязными губами.

— А чем вы занимаетесь в свободное от духовных практик время? — спросил у Букова инспектор.

— Я работаю в Гринписе на важном посту: смотрящим по тайге.

— Хорошо живет Гринпис! — опешил инспектор.

— Не жалуюсь, на морскую капусту с кольраби хватает.

— А что вы делали вчера у писателя? — спросил инспектор, внимательно глядя на сидящего. — Просто гостили?

— Нет, — отрицательно мотнул головой Буков, — в последнее время у него ухудшилось здоровье, и я его поил травками, лечил его. И вот — все насмарку!

Буков резко встал.

— Побежали со мной! — предложил он и дал деру.

Инспектор быстрым шагом пошел вслед за ним, а вот нагая девица направилась в сторону усадьбы, где ее ждала такая же.

Добежав до чистого голубого озерца, Буков бросился прямо с обрыва в воду. Озерцо на миг почернело.

Когда довольный, как слон в Ганге, Буков вылез из воды, подоспевший инспектор спросил его:

— Скажите, а в каком настроении вчера был Король?

— Вы знаете, — задумчиво произнес Буков, — я не хотел вчера говорить, но он был в плохом настроении. Кажется, они с Аней поругались.

— По какой причине они, как вы утверждаете, поругались?

— Этого я, извините, не знаю, — напрягся хозяин усадьбы. — Что ж, пошли ко мне, попьем горячего чаю?

— В другой раз, извините, — отказался инспектор. — Работа ждет.

В камере, где сидела Анна, было сыровато, но светло и птички пели за решеткой. Инспектор вошел туда, одетый в клетчатый пиджак и шляпу охотника за оленями. Анна встретила его плачущей, лежа на кушетке.

— Соберитесь, Анна! — с явным неудовольствием произнес Филькин. — От ваших ответов на мои вопросы зависит ваша судьба! Кроме вас, соседа и слуги в доме никого не было, а значит убийца среди вас. Скажите, вы знаете что-то об ограблении ювелирного магазина, имевшем место восемь лет назад?

— Понятия не имею, — сквозь слезы ответила Анна.

— Тогда вместе с украшениями вынесли и манекен.

Анна напряженно взглянула на инспектора.

— Да, Анна! — кивнул инспектор. — Вы верно все понимаете. Манекен из вашего дома — это тот самый манекен из ювелирного магазина. Ваш отец стоял за ограблением магазина — вот откуда деньги на особняк и книги. Я был в его издательстве, никаких гонораров от них он не получал, наоборот доплачивал им.

— Этого не может быть! — воскликнула пораженная Анна.

— Но это так, — спокойно ответил инспектор. — Идем дальше. В день смерти вы ругались с отцом. По какой причине?

— Так, мелочь, — отмахнулась Анна. — Он запрещал мне смотреть мультики, поскольку считал меня уже взрослой.

— Глупости, Анна! — громко проговорил инспектор. — Ладно, раз вы не хотите говорить, то я скажу. Сегодня я заметил, как ваша собачка рылась в земле. В один из дней она также рылась в земле и откопала какую-то драгоценность из остатков похищенного, ведь так забавно спрятать похищенные драгоценности, закопав их прямо перед своим домом. Вы заметили, что собачка откопала драгоценности и забрали их, никому ничего не сказав. Но вас кто-то видел, Анна?

— Боже, откуда вы знаете?! — воскликнула огорошенная девушка. — Он не видел, но он сажал в тот день саженцы у нас на участке, наш сосед Буков.

— Итак, — продолжил инспектор, — вы аккуратно выровняли все после собачки, но ваш отец спустя какое-то время пошел проверить тайник и не нашел там своих драгоценностей. Он догадался, что ваша собачка откопала их, а поскольку вы обычно гуляете вместе с собачкой, он понял, что драгоценности забрали вы и потребовал вернуть их в день своей смерти.

— Боже, да! Это так! — заломила руки Анна. — Но я его не убивала, поймите вы!

— Драгоценности нужно будет вернуть, — вскользь заметил Филькин. — А теперь самое главное, в пистолете не хватает двух патронов, однако ваш отец был убит только одним. Где еще один патрон?

— Понятия не имею. В нем должен был быть полный магазин, я из него не стреляла.

— Вы уверены? — строго спросил инспектор.

— Да.

— Это хорошо, — мягко произнес инспектор и улыбнулся. — Это дает нам некоторый призрачный, как призрак из вашего дома, шанс.

— Кто вам рассказал про призрак? — с удивлением спросила Анна.

— Слуга. Но не рассказал, а показал.

Чтобы как-то утешить горевавшую дочь писателя Филькин погладил ее по головке.

— Что ж, не плачьте, — мягко произнес он. — У меня такое ощущение, хотя я толком еще ничего не знаю, но, мне кажется, вскоре все должно разрешиться благополучно для вас и неблагополучно для кого-то другого.

3

— Не хватает одного патрона, — сказал Филькин сержанту, когда они пили утренний кофе.

— Мы обыскали весь дом: ни второй гильзы, ни второй пули, — ответил Перцев.

— Зачем преступнику понадобилось делать два выстрела?

— А вы уверены, что их было два? — переспросил сержант. — Второй пули нет нигде в комнате.

— Вы все там осмотрели?

— А как вы думаете?! Конечно, все. Пуля наделала бы шороху. Как там сосед, кстати? — поинтересовался сержант.

— Был я у него вчера, — криво усмехнулся инспектор. — Он грязью болотной обмазывается, деревья сажает и земле поклоняется.

— И он таким же образом лечил и писателя? — спросил удивленный Перцев.

В ответ Филькин поперхнулся кофе, а затем ударил себя по лбу со словами:

— Какой я дурак! — И, отвечая на вопрос сержанта, сказал. — Нет, писателя он по-другому лечил: травкой. С его слов.

Затем Филькин резво встал, не допив свой кофе:

— Сержант, мне срочно нужно в ювелирный. Ждите меня тут.

Когда инспектор вошел в магазин, кроме продавщицы там никого не было. Он прямиком направился к ней с одним лишь вопросом:

— Где тот манекен, что вы вчера забрали?

Продавщица указала на манекен, стоявший подле одной из витрин. Манекен уже успели одеть в длинное фиолетовое платье. Инспектор подошел и нагло вздернул подол платья искусственной красотке, а затем заглянул ей прямо промеж ног. Инспектор лишний раз убедился в том, что это был очень подробный манекен.

Продавщица, глядя на это действо, обомлела.

Инспектор запустил манекену в промежность свою руку и стал ковырять ею под легким вечерним платьем.

— Это уже слишком! — возмутилась продавщица.

— Я ее забираю, — невозмутимо произнес Филькин, повернувшись к продавщице. — Вернем позже, намного позже.

Еще никогда Филькин не был так счастлив, как в то время, когда он, держа манекен, нес его в участок. Никакое свидание, никакая прогулка под луной с барышней из плоти и крови не доставляла ему такое удовольствие.

Днем в комнате писателя инспектор собрал всех действующих лиц этой трагедии: немого северокорейца, соседа Букова, дочь писателя, приведенную под конвоем в наручниках, и манекен похожий на Мерлин Монро. Помимо инспектора, сержанта Перцева и конвоя в комнате находилось еще двое полицейских. Анна, съежившись, сидела в кресле, Буков грустно глядел на нее, а кореец невозмутимо стоял.

Инспектор Филькин, почесывая нос, начал свою речь:

— Как только я занялся этим делом, мне сразу бросилось в глаза то, что все улики указывали на дочь писателя Анну. Начнем с того, что комната заперта изнутри: окно и дверь заперты на задвижку. Пистолет и гильза найдены в комнате: пистолет в руках у манекена, гильза рядом с телом покойного. Пистолет, прошу заметить, принадлежит дочери, и она это не отрицает. Не заперта была лишь межкомнатная дверь, которую невозможно запереть и, таким образом, попасть в комнату к писателю можно было лишь из комнаты его дочери. Как оказалось, у дочери был и мотив: ее собачка раскопала сокровища Короля. Дочь забрала сокровища себе, а отец потребовал их вернуть. На этой почве в день убийства у них произошла ссора.

— Я не виновата! — горестно промолвила Анна.

Инспектор, не обращая внимания на ее слова, продолжал:

— Две вещи меня с самого начала смутили: одеяло на полу и то, что недоставало одного патрона в пистолете. Еще смутил глушитель, который, по словам Анны, не принадлежал ей. То есть три загадки. И самая большая загадка — это запертая комната. Ну, то есть она не запертая, но если убила не Анна, то выходит, что запертая. Всякую мистику о манекене-убийце и призраке я тут же отбросил, хотя немой Чан и говорил мне о нем.

Инспектор закурил:

— Теперь перехожу к сути дела. Мне известно совершенно точно, кто убийца и как он это сделал! Началось все так: убийца подслушал ссору отца и дочери, и решил подставить дочь, хотя убийство он замыслил ранее, когда увидел, как Анна достает сокровища из тайника. Для начала он похитил пистолет из ее тумбочки. Но этого было мало. Необходим был механизм обмана следствия, и преступник его придумал. Только задайтесь одним вопросом: в каком положении находилась жертва в момент убийства? И все тут же прояснится! Мы думали, что Король стоял, поскольку Анна через дверь слышала звук падающего тела. Но это не так! Упал манекен. А писатель не падал, поскольку он лежал все это время на полу на одеяле. Почему он лежал на полу? Потому что в последнее время писатель чувствовал себя неважно и по чьему-то совету, чтобы напитаться энергией земли и выздороветь, улегся спать на пол. Прямо по фэншую — китайскому эзотерическому учению: головой на север, лицом на восток. Он лежал на левом боку лицом к двери, и убийце не составило труда просунуть пистолет в щель под дверью и выстрелить писателю прямо в сердце. От выстрела писатель потерял баланс и лег на спину, в то положение, в котором мы его нашли. Однако мы посчитали, что он упал после выстрела, а он лишь повернулся с бока на спину. Затем убийца через ту же щель под дверью подбросил использованный патрон в комнату. А после, что самое интересное, дабы сымитировать падение тела, убийца направил тонкое дуло пистолета «Колибри» в широкую замочную скважину этой старинной двери и выстрелил стоящему манекену между ног. Манекен упал, это услышала Анна и решила, что упал ее отец, хотя на самом деле упал манекен, который убийца специально расположил так, чтобы попасть куда надо. Не зря Анне казалось, что манекен двигается; убийца его переставлял, ища идеальное расположение, чтобы скрыть второй выстрел. Пуля так и осталась у манекена между ног, туда, разумеется, по причине природной стеснительности никто не заглядывал. А я заглянул и обнаружил ее там!

Тут инспектор достал из кармана и показал всем маленькую пулю в пакетике и указал на манекен, стоявший также невозмутимо, как и кореец-слуга.

— Потом убийца прошел вслед за Анной в комнату к убитому, и пока Анна пыталась оживить мертвого отца, не обращая ни на что внимания, убийца попытался оживить мертвый манекен, вложив в его руку пистолет и показав руку с пистолетом несчастной дочери.

Филькин сделал театральную паузу и указал жестом:

— Убийца — вы, господин Буков!

Буков закрыл свое лицо руками.

— Да, убийца вы, Буков, и если от первого выстрела, который оказался роковым, следов не осталось, поскольку щель под дверью достаточно широка, то замочная скважина не так широка и на ней остались микроскопические следы от второго выстрела.

Анна в замешательстве глядела на Букова, сержант Перцев открыл рот от удивления, а слуга-кореец был все также нем и невозмутим, словно манекен.

— Один вопрос: почему? — спросил Филькин у убийцы.

Поначалу Буков не двигался, но затем открыл свое лицо:

— Вы видели, сколько книг написал этот горе-писака и издал за свой счет, — заговорил он подавленным голосом, — это ж сколько деревьев зарублено!

— Убил графомана — спас дерево? — криво усмехнувшись, спросил Филькин.

— В его случае я спас целый лес. Русский лес. Березки родимые спас от вырубки. А то, что вы сказали про фэншуй — это неправда, фэншуй — это исконно русское учение: мох растет с севера, птицы летят на юг, спать надо головой на север, лицом на запад. Печенюшкину я соврал, что спать надо лицом на восток, чтобы мне было проще его прикончить.

— Вы изверг, Буков! — закричала Анна. — Вы за родные березки готовы убить человека.

— Это патриотизм, детка! — ответил Буков и зло ухмыльнулся.

Когда убийцу увели, а Анна рыдала в плечо сержанту, Филькин взглянул в окно на мирные саженцы тополей, которые при определенном поливе могли вырасти в Тополи-М.

«Это что же получается, те две березовые девушки остались без присмотра, — подумал инспектор, — надо бы их навестить».

И он вышел из комнаты с кедровым звоном в штанах, предоставляя Анну заботам сержанта.

Дело об ускакавшем зайчике

— Дурак твой Пелевин, — беззлобно припечатала Китти. — Так долго и тонко описывать чувства молодого человека к некоей Нике, чтобы в финале оказалось, что Ника — это его собака, обыкновенная сука.

— Это постмодернизм, Китти, — возразил полноватый Сергей.

— Попрошу в моем доме не выражаться, — запротестовала Малинка.

— Ты имеешь в виду суку или постмодернизм? — вмешался Перцев.

— И то, и другое.

— Сучий постмодернизм, — не удержался Шура.

— Это про Донцову? — включился в разговор Никанор. И, увидев непонимающие взгляды, добавил. — Ну, женский иронический детектив — сучий постмодернизм.

— А! — поняла Китти. — Это сущий постмодернизм, — поправила она Никанора.

— Вообще, — начал Сергей, — «Ника» чем-то похожа на иронический детектив, вся загадка разрешается в конце. А ты, Китти, занимаешься спойлерством, рассказала все, а ведь этот рассказ еще не все читали.

Тут все запротестовали — читали, мол, знаем.

— Рассказ старый, собаки столько не живут, — заметил Никанор.

Компания из шестерых приятелей встречала Новый год по китайскому календарю. Наступал год огненной обезьяны. Этот год обещал массу пародий, фарса и прочего обезьянничанья. Писатели, пишущие в жанре постмодернизм, могли рассчитывать на финансовые успехи в этом году. Также рекомендовалось носить стринги, поскольку это привлекало покровительство краснопопой макаки.

В компании, встречавшей Новый год, было четверо парней: Сергей, Шура, Никанор и сержант Перцев, и две девушки: Малинка и Китти. Малинка была хозяйкой дома, где происходила эта вечеринка. Домик являлся дачей ее обеспеченных родителей из, как сказали бы американцы, upper middle class. Родители уехали зимой в тропики Козерога и оставили дачу своей юной дочери.

Малинка была сущей снегуркой с ногами от ушей, тонкой талией и будто игрушечным носиком.

Ее подруга Китти была не такой эффектной: низенькой, с носом-бататом, но брала своим неординарным умом. Она помнила всех Нобелевских лауреатов по литературе, хотя ни разу их не читала. Еще она прочла один из плохоньких детективов под названием «Убийца из морга» и посчитала его величайшим из романов.

Шура был длинноволосым блондином, в которого были влюблены и Малинка и Китти. Он был худой как флюгер и менял свое мнение тоже как флюгер.

Сергей был полноватым, бородатым и обожал хард-рок.

Никанор был сущий денди, с прилизанными черными волосами и тонкими, как весенний лед, губами.

Для молоденького с пышными усами сержанта Перцева это была родная компания, с которой он тусил не раз. В другой ситуации он никуда не поехал бы: в начале месяца на работе завал, словно огромный сугроб. Но раз инспектор Филькин позволил себе отпуск с туристической поездкой в тропики Рака, то почему бы и ему не развлечься в приятной компании.

А компания была действительно приятной: девушки оделись по случаю в цветочные платья. Малинка была одета в красное платье — бутон тюльпана. Китти выглядела словно ромашка, и белые лепестки из ткани не особо скрывали ее прямых, хоть и невысоких ножек. Парни оделись в старинную разноцветную военную форму: Шура был одет в зеленый кафтан гренадера, Сергей в красный кафтан артиллериста, Никанор в васильковый драгунский колет, а сержант Перцев в желтый ментик гусара. На их груди крепились различные ордена и медали юмористического содержания. Среди них были медали: «За взятие замков из песка» (отсылка к одной из песен Джимми Хендрикса), «За взятие Замка Кафки», «За оборону мира», «Орден Чужого первой степени» и пр.

Веселая компания курила очень крепкий табак и дурачилась. Сержант рассказывал разные случаи из практики его и инспектора Филькина, выдавая озарения инспектора за свои гениальные догадки. Китти поправляла то свою прическу, то изящную лодочку на ноге. Малинка достала из шкафа старую виниловую пластинку и вскоре все услышали теплый ламповый звук, издаваемый раритетным проигрывателем. Из динамиков раздался сладостный битловский вокал. Но Сергей при этом скривился. Он сказал Малинке, когда та уселась напротив, разливая очень крепкий чай крепким гостям:

— Beatles — это музыка для девочек из среднего класса. Rolling Stones рулит! — И сделал «козу».

— Beatles круче, — возразила Малинка.

— Роллинги — это настоящий рок, а битлы для соплячек! — упорствовал Сергей.

— Beatles форева! — воскликнула Малинка.

Тогда Сергей затянулся очень крепким табаком и пустил струю дыма в лицо хозяйке. Малинка покраснела, как платье-тюльпан на ней.

— Козел, — прошептала она.

— Ну-ну, прекращай пулять снаряды, артиллерист! — обратился к Сергею сержант Перцев.

Сергей встал из-за стола и, демонстративно сорвав с себя медали и погоны, положил их на стол и вышел на улицу. Шура сделал недоуменное лицо, а Китти нервно поправила лодочку на ноге.

На улице было морозно и по-новогоднему чудесно, снежок покрыл все собой. Сергей прогуливался около входной двери и обратил внимание на заячьи следы в Малинкином огороде. Дальше огорода, огражденного невысоким забором с небольшими прорехами, высился лес, из которого и прибегали зайчики и ежики. Сергей подышал морозным воздухом, успокоился и вернулся в дом.

А там тем временем сержант резал белый сливочный торт, покрытый легким кокосовым снежком, а Малинка что-то горячо рассказывала. Сергей прислушался. Она говорила о том, что прочла наконец-таки Кастанеду.

— Кастаньету? — перебила Малинку Китти.

— Нет, Кастанеду Карлоса. Это писатель, а кастаньеты — это музыкальный инструмент. И в этой книге, которую я прочла, Кастанеда пишет о том, что каждый может найти у себя в доме место подпитки духовной энергией, но когда он найдет это место и займет его, то ему могут померещиться демоны — двойники известных ему людей. Они будут требовать сдвинуться с места, но их не надо слушать. Они могут сказать, что в доме пожар, однако сдвигаться с места ни в коем случае нельзя. Таков путь Силы и мудрости! И, знаете что?! Я нашла такое место в своем доме. В соседней комнате. Пойдемте, покажу.

Все встали и двинулись за Малинкой. Они вошли в полутемную комнату поменьше той, в которой находились до этого. У задней стены ее стояло огромное зеркало, в котором отразились почти все, у боковой стены располагался диванчик и ближе к задней стене — кресло, у ближней стены стоял закрытый платяной шкаф. В комнате было лишь одно, но довольно широкое окно на улицу, откуда светила луна.

Огромное зеркало запечатлело для вечности эту веселую компанию, которой никогда больше не суждено было собраться.

— Секретное место моей Силы я вам не буду показывать. Этого делать нельзя. А сейчас я займу это место и вы должны будете покинуть комнату, но для начала мне хотелось бы помириться с Сергеем, поскольку моя Сила может ему навредить. Выпьем на брудершафт, Сережа?

— Выпьем, — согласился Сергей то ли от испуга, то ли из вежливости.

Малинка ушла на кухню колдовать над шампанским. Вскоре она принесла два бокала шипучего напитка и дала один из бокалов Сергею. Они выпили на брудершафт и чмокнули друг друга в щечки.

— А сейчас я уйду в комнату, закрою дверь и вы ко мне не должны входить.

— Хорошо, — согласился за всех Шура. — Я пойду, покурю. После очень крепкого табака хочется обычного.

— А я пойду на кухню, поговорю с мамой, — сказала Китти.

Никанор улегся на диван, а сержант с Сергеем присели рядом. После табака всех охватила волшебная дрема.

В доме играла музыка, было так спокойно, но, не прошло и пяти минут, как за дверью раздался крик. Кричала Малинка:

— Шура! А-ах! Убивают!

Мужчины вскочили с дивана и подбежали к двери. Первым подбежал Сергей, рванул дверь. Она не открылась.

— Там крючок изнутри, — пролепетал он. — Эта дура заперлась.

Жалобные вопли не прекращались. Тогда Сергей, сержант и Никанор, что есть силы, ударили по двери — и та, наконец, распахнулась.

В полутьме глазам сержанта предстало жуткое зрелище: длинные тонкие ноги, туловище в красном платье и склоненная, словно надломленный камыш, шея.

А главное — ярко блеснувший нож, вонзенный прямо в живот.

Бестрепетно глядевший на трупы полицейский почувствовал, что теряет сознание, когда увидел мертвое тело близкого себе человека. Потом раздался тихий стон, больше похожий на вздох:

— Ох! — и сознание к нему вернулось, как после кошмара.

Сергей подскочил к Малинке. Девушка, боком навалившись на подлокотник, полулежала в кресле, губы открыты в изумлении, глаза широко распахнуты. Сергей вытащил нож из раны.

— Не трожь нож! — воскликнул сержант, но было поздно.

Сергей, держа нож в руке, воскликнул:

— Ужас! — и упал на пол у ног Малинки.

Он прошептал:

— Куда ускакал зайчик? — и затих.

Сержант мгновенно взглянул в окно, в окне виднелся испуганный Шура. Затем сержант бросился сначала к Малинке. Она еще дышала. Тогда он проверил Сергея. Тот был мертв. Сердечный приступ от ужаса.

В комнате уже рыдала прибежавшая последней Китти, которую пытался успокоить Никанор. Сержант вызвал скорую помощь и полицию. Когда он снова склонился над пострадавшей, она уже оказалась мертва.

— Они оба мертвы! — констатировал сержант.

Китти вскрикнула и разрыдалась, а Никанор, удерживая ее в своих объятиях, тоже расплакался. Это так не шло к его военной форме.

Сержант наклонился и посмотрел под диваном, затем открыл шкаф — никого.

Тем временем в комнату ворвался Шура, весь растрепанный и кафтан в снегу.

— Что случилось? — спросил он.

— Она выкрикнула твое имя перед смертью. Ты был в комнате? — спросил его сержант.

— Нет, конечно, — глупо улыбнулся Шура. — Я курил за домом, потом услышал крики, и, пока подбежал к окну, было уже поздно. Вскоре и вы ворвались в комнату, в которой меня не было.

— А почему ты решил прибежать на крики к окну, а не забежать в дом?

— Ну, мне показалось, так будет ближе, — промямлил Шура.

— Сомневаюсь, — сказал сержант. — Пойдем, покажешь, где ты находился, когда услышал крик, и осмотрим место под окном.

Сержант и Шура вышли из дома, нахлобучив шапки и повязав шарфы, а Никанор и Китти ушли в кухню.

— Ну, показывай, — обратился сержант к Шуре. — Где стоял, когда Малинка заорала?

— Немного дальше от двери у орешника. — Он указал на высокий орешник близ дома. — Услышал крик. Пока обогнул дом, пока добежал. Может кто-то и был в комнате, но ушел через окно раньше, чем я прибыл.

— Сомнительно, — заметил сержант. — Пойдем, посмотрим, что там под окном.

Под окном оказалось натоптано, и на подоконнике снег оказался сметен, от натоптанного места под окном шли мелкие заячьи следы, скрывавшиеся за теплицей. Сержант прошел немного, чтобы увидеть, где обрываются заячьи следы. Он зашел за теплицу и увидел, что следы закачиваются у самого забора.

— Это все демон! — прошептал Шура в испуге, когда сержант к нему вернулся.

— Какой еще к черту демон? — рассердился сержант.

— Ну, демон, про него Малинка говорила. Он оборотился знакомым ей человеком, то есть мной, а затем, сделав свое грязное дело, превратился в зайчика и ускакал в лес.

— М-да, — скривил губы сержант, — табачок-то чересчур крепкий.

Шура развел руками.

«Интересно, — мелькнуло в голове у сержанта, — мог ли некий субъект, назовем его мистер Х, к подошве ботинок прикрепить некий имитатор заячьих лапок и проскакать так до леса?»

Сержант пригладил свои пышные усы и взглянул в сторону черневшего невдалеке леса.

«Как все же не хватает инспектора! — подумал он. — Филькин бы это дело в раз раскусил, как заяц каштан. Чего-то я не учитываю, чего-то важного! Я как зайчик скачу от одного факта к другому, от одного кадра к другому, а где-то прячется двадцать пятый кадр, где-то прячется человек с ружьем и он уже взвел курок и готов пальнуть в зайчика».

— Ты знаешь, какие слова Серый произнес перед смертью? Он спросил: «куда ускакал зайчик?»

— Вот видишь, Перчик! — обрадовался Шура. — Он что-то увидел, выходит.

— А ты ничего не видел, того же зайчика, например?

— Нет, — отрицательно мотнул головой Шура, — белый заяц на фоне снега не очень заметен. К тому же здесь теплица и кусты. Я мог не заметить.

— Раз есть теплица, значит должны быть и закрутки, как думаешь?

— Думаю, предки Малинки делают закрутки. Старики, что с них взять!

Сержант подошел к окну и дернул его за раму. Окно довольно легко открылось, и оба собеседника увидели, как в комнате лежали неподвижно два трупа: Малинка и Сергей. Сержант поспешил закрыть окно.

— Как думаешь, мог зайчик лапкой открыть это окно?

— Откуда мне знать! — возмутился Шура. — Если это был демон, он мог сделать все что угодно.

— Ладно, пошли в дом, подозреваемый.

— Почему это я подозреваемый? — запротестовал патлатый блондин. — Ну, скажи, Перчик, зачем мне ее убивать? Ради чего?

— Понятия не имею, — спокойно ответил сержант. — Но она назвала твое имя перед смертью.

Обойдя стену, они вошли в дом. Стали разуваться, как вдруг, разувшись и повесив свой желтый шарф, который сержант носил в тон гусарскому ментику, он заметил на вешалке парик с длинными белыми волосами.

— Это что такое? — спросил он Шуру, указывая на парик.

— Не знаю, надо у Китти спросить. Пошли, спросим.

— Подожди! — остудил его пыл сержант. — Вопросы здесь задаю я.

Когда они вошли в кухню, Китти и Никанор, этот щеголь и денди, страстно целовались. Увидев вошедших, они отпрянули друг от друга, а сержант сразу взял быка за рога.

— Дозвонилась? — спросил он у Китти.

— Куда? — удивилась она.

— Как куда? Ты ушла на кухню говорить с мамой, когда Малинка заперлась у себя в комнате.

— А-а! Нет, не дозвонилась. Помехи на линии из-за снегопада.

— А мобильный?

— Разрядился. — И Китти указала на свой мобильник, стоящий на зарядке.

— А это что? — И тут сержант достал из-за спины длинный белый парик, который он нашел на вешалке.

— Это Малинкин, — невозмутимо ответила Китти.

— Странно, я раньше его не видел, и на вешалке его, кажется, не было.

— Ну, не знаю. А в чем дело? — нервно спросила Китти. — Что за допрос?

— Да, что за допрос? — вмешался Никанор, крутой как яйца.

— А дело в том, что Малинка перед смертью произнесла имя — Шура.

— А причем тут я? С Шуры и спрос.

— Да, — присоединился к Китти Никанор.

— Шура говорит, что это демон, про которого говорила Малинка, обратился в него, убил ее, а затем превратился в зайчика и ускакал в лес. Кстати, от окна Малинкиной комнаты и далее идут заячьи следы.

— И ты веришь в этот бред сивого зайца?

— Я верю своим ушам. И если Малинка произнесла имя Шуры, то она могла что-то перепутать в полутемной комнате, из-за того, что кто-то надел этот парик. И этот кто-то не мог быть мной или Сергеем — мы находились на диване, как и Никанор. Шура был на улице. А ты была одна в кухне. Интересно, есть ли с кухни тайный ход в комнату Малинки?

— Ты с ума сошел! — возмутилась Китти. — Какие к лешему тайные ходы, мы что в старинном замке? Это обыкновенная дача.

— Именно, — согласился сержант, — и летом здесь растут овощи, которые закатывают на зиму.

После этих слов сержант внимательно провел глазами по полу. Его внимание привлекли две выделявшиеся на общем фоне половые доски. Он поднял их, прислонил к стене. Под полом оказалась лесенка, по которой сержант спустился в погреб.

Вся компания обомлела.

— Эй, сержант, каково там? — спросил, наклонившийся к входу в подвал, Шура, патлы которого закрывали свет, лившийся из кухни.

— Сырой, затхлый воздух; банки, закрутки кругом. Отойди со света, пожалуйста.

Шура немедленно отпрянул, и сержант услыхал удивленные восклицания, доносившиеся сверху.

Сержант прошел как можно ближе по направлению к Малинкиной комнате. Прямо под ее комнатой стояла бочка. Сержант проверил бочку на прочность, затем, убедившись, что она прочная, забрался на нее, встал, достав до потолка. Рукой он нащупал широкую доску, которую с силой приподнял и отодвинул. Затем уцепившись руками за края, поднялся и вылез из подвала в комнате Малинки.

В комнате недвижимо лежали двое в красном: Сергей в красном кафтане артиллериста восемнадцатого века и дитя-цветок, покойная Малинка, в платье-тюльпане, красная как ягода-малина.

«Красный — цвет опасности, цвет революции, цвет смерти!» — мелькнуло в голове у сержанта.

Из комнаты с трупами сержант вернулся в кухню, но другим путем с помощью тайного хода, который, как оказалось, существует.

— Тайный ход из кухни действительно существует! — горделиво произнес сержант. — А это значит, что дела твои Китти печальны.

— Я не убивала ее, — отчаянно произнесла Китти. — Я не знала ни о каком тайном ходе. Я боюсь темноты и вообще у меня клаустрофобия! — закричала Китти.

— Успокойся, милая, — попытался успокоить ее Никанор, этот полевой василек, этот нашатырь и пустырник в одном лице.

— У тебя истерика, Китти, — спокойно произнес сержант. — Приедет полиция и во всем разберется, а я свое дело выполнил. Надеюсь, что неплохо. Во всяком случае, знамя гусар я не уронил.

— Тоже мне гусар! Женщину обвиняет. Желтый попугай ты, — обозвала Китти сержанта, — а не гусар.

Сержант вышел из кухни и уселся в главной комнате, дожидаться полицию. К нему присоединился Шура, а Никанор остался с Китти в кухне.

Спустя несколько минут Китти и Никанор вошли в комнату.

— Прости за грубость, — начала Китти, обратившись к сержанту, — но ты должен понять, что я не виновата.

Она набрала воздуха в грудь и продолжила:

— Мне кажется, я знаю, как это могло произойти. Малинка и Сергей просто решили нас разыграть, отсюда эта глупая ссора на тему музыки. Малинка закрылась у себя в комнате и стала кричать всякую глупость, что ее убивают, хотя на самом деле ничего там не происходило, никто ее пальцем не трогал, потому что никого в комнате не было кроме нее. Она просто прислонила нож к животу, а Сергей, первым добравшийся до нее, пырнул ее резко ножом и она умерла. Он не выдержал этого и тоже умер.

— А если бы он не первый добрался до нее, то что бы было? — удивился такой оригинальной версии сержант.

— Что бы было?! А ничего! Малинка бы посмеялась, как ловко она нас разыграла. И еще она назвала имя Шуры, поскольку он сам сказал, что идет на улицу, а она хотела нас, тех, кто остался в доме, реально напугать.

Сержант погладил свои роскошные усы и помассировал виски.

— Что ж, это возможно, — вынужденно согласился он, — Сначала у меня была версия, что виновен Шура, но он придумал отмазку с демоном-зайчиком, который убил и ускакал в лес. Потом у меня была версия с париком, что ты надела парик и по тайному ходу пробралась в комнату к Малинке. Но и ты придумала отмазку, мол, Малинка была жива, а ее убил первый появившийся в комнате, то есть Сергей. Кажется, что уже ухватил зайчика за ушки, а он прыг-скок и в лес. Только вас прихватишь, а вы уже придумали отмазку, и это у вас неплохо получается. И как мне с вами работать?! Нет, нужно срочно принять крепкого табаку под язык.

Сержант закурил и неловко пустил струю дыма Шуре в лицо.

— Прости, Шура!

— Ничего страшного. Don’t worry.

Сержант стал вспоминать, что предшествовало ужасному событию, трагические результаты которого лежали в соседней комнате. Ссора, глупая ссора, секретное место Силы, примирение, брудершафт, убийство, смерть.

Вся компания уселась за столом, только Никанор ушел на кухню за кофе.

— А что, у Сергея было плохо с сердцем? — спросил сержант то ли Китти, то ли Шуру.

— Да нет, вроде, — ответил Шура, — хотя он был полноват, да и табак, который мы курили сегодня необычайно крепок.

— Странно, что это так на него подействовало. Я имею в виду, он не был особо близок с Малинкой.

— Кто их знает! — вмешалась Китти. — Этот секрет, если он был, они унесли с собой.

— Да-а, — протянул сержант и потянулся к новой пачке сигарет, на которой крупными буквами было напечатано: «Табак — это яд!»

— Черт! — воскликнул сержант. — Как же так?!

— Что такое? — встрепенулись остальные.

— Теперь мне все понятно, — промолвил сержант, но это нужно еще доказать. — Ты случайно не знаешь, где у Малинки аптечка? — спросил он у Китти.

— Случайно я ее видела на кухне, в верхнем левом шкафу.

— Отлично! — Сержант прошествовал в кухню. Открыл шкаф, достал аптечку, и в аптечке оказалось три пузырька. Один с ярко-зеленой жидкостью, другой с темно-коричневой, а третий с голубоватой.

Никанор сделал кофе, и все уселись за столом, а сержант принес аптечку с тремя пузырьками и положил ее на стол рядом с собой.

— Итак, я могу объяснить случившееся! — с нескрываемой радостью произнес он.

Все с большущим любопытством смотрели на сержанта.

— Вы помните, что Малинка пила с Сергеем на брудершафт?

— Да.

— И она ушла в кухню налить шампанского.

— Да.

— Вот тогда-то она и подлила яд Сергею в бокал. Вот поглядите! — Сержант показал три пузырька. — В одном пузырьке ярко-зеленая жидкость — это бриллиантовая зеленая или зеленка, в другом темно-коричневая жидкость — это йод, а в третьем пузырьке — голубоватая жидкость — это психоделический яд отложенного действия на базе пантерных мухоморов. Именно его Малинка подлила в бокал Сергею. Затем заперлась у себя в комнате и принялась кричать, чтобы нас напугать. Сергей возбудился, кровь прилила к его голове, он с нами выбивал дверь, он первый увидел девушку с ножом в животе. Он был шокирован и яд подействовал. Сердечный приступ. Никто ничего не подумал об отравлении.

— Но ведь Малинка убила саму себя! — воскликнула Китти.

— Она не собиралась убивать себя, только поранить, — спокойно ответил сержант, — но не рассчитала силу или «Силу», — сержант сделал ударение на «с», — как она любила говорить, и убила себя.

— А если она просто поранила бы себя, а Сергей умер бы, как она бы это объяснила? — спросил прилизанный Никанор.

— Думаю, она настаивала бы на нападении на нее демона и слабом сердце Сергея. Корила бы себя для виду. В любом случае химический анализ на этот яд подтвердит его наличие в теле Сергея. Именно этот психоделический яд так на него подействовал, что перед смертью он задал абсолютно бредовый вопрос: «куда ускакал зайчик?», который явился плодом его предсмертной галлюцинации. Хотя, возможно, он имел в виду солнечный зайчик. В таком случае фраза: «куда ускакал зайчик?», могла иметь такое значение: «куда ушли солнечные дни?». Но я не нарколог, я только учусь.

— А каков ее мотив? Зачем Малинке было убивать Сергея? — спросил Шура, поправляя свои длинные волосы.

Сержант слегка придвинулся к нему и ответил:

— Она любила Beatles, он любил Rolling Stones. Это вечная история.

Дело о тутовом шелкопряде

В тех или иных областях старой России домового представляли по-разному. Например, крестьянин из Новгородской губернии рассказывал, что услышал при пожаре крик и увидел мужчину среднего роста в синем балахоне и красном кушаке, который бегал и кричал: «Ой, погиб я теперь, не найти мне лучше этого дома».

Юрий Пернатьев «Домовые, русалки и другие загадочные существа»

1

— Отец, ты хотел меня видеть? — спросил вошедший в комнату толстый Бохай.

Мастер Вейж спокойно сидел в своем кресле-качалке из ротанга. Кресло не двигалось, хотя обычно мастер любил качаться. Но он делал это, когда был спокоен. Как ни парадоксально, когда он нервничал, он всячески сдерживал свои движения, сохраняя баланс энергий и сил.

— Я позвал тебя, мой сын, чтобы рассказать тебе древнюю китайскую сказку. Выслушай меня, сядь. — И отец указал движением руки в зеленом рукаве кимоно на кресло напротив.

— Отец, — продолжал стоять толстый, как матрешка, Бохай, — я вышел из того возраста, когда слушают сказки. Я уже не хайцзы-ребенок.

— Сядь, — тихо настаивал отец, — и выслушай меня хоть раз в жизни.

Бохай нехотя уселся. Его гофуку как будто треснуло от напряжения.

— Я готов тебя выслушать, отец. Надеюсь, ты не станешь пересказывать мне «Речные заводи» или «Троецарствие».

— Нет, сын мой. Хотя, у нас во владениях есть некое подобие троецарствия — я, ты и твой брат.

— Царь у нас только ты, отец. А мы так, очищенные мандарины без денег и земли.

— Не начинай, Бохай, свою старую песню на заунывный мотив бамбуковой сяо.

— Надеюсь, твоя сказка, отец, будет на мотив веселой ди, а не заунывной сяо.

— Моей сказке будет аккомпанировать цитра гуцинь. Так слушай ее!

«На Севере, у подножья горы Павлин, разместилась небольшая деревенька под названием Хвост Павлина. В этой деревне жил старик Кун Сань-шань с двумя сыновьями. Старший — Кун Син — был бездельником, дружил с чиновниками-казнокрадами и взяточниками. А младший сын — Кун Цин — был честным и трудолюбивым парнем.

Однажды Кун Син проигрался в карты и, чтобы вернуть долг, потребовал у отца денег. Отец отказал. Тогда Кун Син позвал своих друзей-чиновников и забрал себе все имущество, а отца и младшего брата выгнал из дому.

Уходя, отец вспомнил о своей любимой картине, на которой были изображены павлин и курочка. Он вернулся и долго смотрел на нее. Кун Син сорвал картину со стены, бросил перед отцом и сказал:

— Возьми это старье.

Младший брат Кун Цин поднял картину, бережно свернул и понес, как большое сокровище.

Вышли они за ворота и побрели по дороге. Увидели заброшенную кумирню, в ней и поселились.

Кун Цин подмел пол, принес травы и сделал постель отцу. В другой половине кумирни постелил для себя. Старинную картину повесил над своей постелью и долго любовался павлином и белой курочкой.

На второй день Кун Цин поднялся с рассветом, пошел на гору, нарубил дров, продал их и купил рису.

Лишившись хозяйства и крова, отец Кун Цина от горя заболел. С каждым днем ему становилось все хуже и хуже. Нужны были лекарства, но где взять деньги?

Однажды глубокой ночью, когда Кун Цин был с больным отцом, маленькая комнатка, где находилась его постель, вся засияла. Вбежав туда, юноша увидел живого павлина, рядом с ним стояла белая курочка. Кун Цин посмотрел на картину: павлина и курочки на ней не было, на стене висел пустой сверток бумаги.

Кун Цин повернул голову и увидел перед собой вместо павлина девушку. Она была такой невиданной красоты, что юноша сразу же влюбился в нее.

— Кун Цин, — сказала девушка, — я знаю, вам живется трудно и у вас нет денег, чтобы купить лекарство. Я хочу помочь вам.

Девушка достала из кармана платья рис и разбросала перед белой курицей. Курица склевала зерна и снесла золотое яйцо.

Девушка-павлин подняла яйцо и подала Кун Цину.

— Продай это яйцо и купи отцу лекарство. У тебя еще останутся деньги, и ты сможешь купить кое-что. Запомни: покупай только самое необходимое, без чего трудно обойтись.

Пораженный Кун Цин не мог вымолвить ни слова.

Девушка сказала еще:

— Утром после наступления Нового года возьми с собой белые и желтые шелковые нитки и приходи на гору Павлин.

Свет померк, и девушки не стало. На картине снова появился летящий павлин, а с земли, подняв голову, смотрела на него белая курица.

Кун Цин рассказал обо всем отцу и положил перед ним золотое яйцо.

— Куплю лекарство, и ты быстро выздоровеешь.

— От твоих слов мне уже стало немного легче, — сказал отец.

Кун Цин купил лекарство. На остальные деньги приобрел топор, мотыгу, плуг, два му земли возле кумирни и начал ее обрабатывать. Отец выздоровел и тоже взялся за работу. Осенью, когда пришла пора снимать урожай, явился бездельник Кун Син со своими дружками и захватил половину урожая. Имущество отца и брата он успел проиграть в карты.

Наступила зима. Подошел и Новый год. Кун Цин взял желтые и белые шелковые нитки и тихо вышел из дому.

Перед рассветом он поднялся на вершину горы Павлин. Тотчас же с неба опустился к его ногам павлин и превратился в девушку, которую Кун Цин видел в кумирне.

— Ты принес шелковые нитки? — спросила девушка.

— Вот они, возьми.

Девушка села на камень и из шелковых ниток начала делать деньги. Желтые нитки превращались в золотые монеты, белые — в серебряные. Девушка-павлин собрала все монеты и подала Кун Цину. Юноша не сводил с нее глаз.

— Я дала тебе золотое яйцо, много денег, что ты еще хочешь? — спросила девушка.

— Ты можешь стать моей женой?

— Да, — кивнула девушка, покраснела и отвернулась.

Кун Цин взял девушку за руку, и они спустились с горы.

Кун Цин купил в соседней деревне землю, построил фанзу. Стали они жить и трудиться втроем.

Однажды, когда Кун Цин с отцом отдыхали возле фанзы, к ним подошел нищий. Он еле держался на ногах.

— Почтенные, дайте мне чашку риса, я голоден.

Кун Цин не поверил своим глазам.

— Это же мой брат! — закричал он.

Кун Син тоже узнал брата и отца. Ему стало стыдно, он повернулся, побежал через деревню и с высокого обрыва бросился в реку».

Стороннему наблюдателю вполне могло показаться, что, когда лилась речь старого Вейжа, ему аккомпанировала цитра гуцинь. Так она была звучна и подобна пению соловья. Но толстому Бохаю речь отца не показалась ни звучной, ни приятной его слуху.

— Не понимаю, отец, к чему ты рассказал эту сказку? Эта сказка подобна шуму Желтой реки, от которой нас отделяют тысячи километров. Она не имеет к нам никакого отношения.

— Я рассказал эту сказку к тому, что ты дружишь с взяточником Фроловым, который обирает меня, подтачивая подобно кроту тутовое дерево моего бизнеса.

— Я лишь играю с ним в русский бильярд и рулетку, слава Дракону, не русскую, и поддерживаю с ним приятельские отношения. Или ты хочешь, чтобы он нас разорил? Не гневи русского императора и его наместников, отец! Чти власть!

— Ты учишь меня чтить власть? — поразился отец. — Яйцо учит соловья пению?!

— Я не учу тебя пению, отец! — резко возразил Бохай. — Я учу тебя летать, а не бороться с ветром, как делаешь ты.

— Ладно, я вижу, что ты ничего не понял, — развел руками отец. — Послушай тогда другую сказку. Может быть, со второго раза до тебя дойдет.

«Жили два брата. Жили дружно, помогали друг другу. Но когда они поженились, мир и согласие покинули дом.

Жена старшего брата за пять лет родила четырех детей, а у младшей невестки ни одного не было. Младший брат стал думать: «Нас двое, а у старшего брата шестеро, а заработанное делим на всех едоков поровну. Это невыгодно. Надо разделиться».

Он спрятал самое ценное имущество и сказал брату:

— Давай разделимся.

Старшему брату хоть и не хотелось, но пришлось делиться. Остался он в полуразрушенной фанзе, а младший получил семь даней риса да лучшую землю и переселился в деревню.

Раньше старший брат, возвращаясь с работы, весело разговаривал с детьми. А теперь, увидев детей, он вздыхал, и фанза казалась ему неуютной и душной. «Мы двое с братом работали, и семья не голодала, а что будет теперь?» — думал старший брат.

Однажды вышел он из дому. Шел, шел и незаметно оказался на берегу моря. Споткнувшись о камень, он наклонился и увидел мелкую монету. На одной стороне ее было написано: «Монета для разделения воды в море».

«Мне бы кусок золота, а не это», — подумал брат и бросил монету в море.

Вода в море сразу разделилась, появилась широкая дорога, и старший брат пошел по этой дороге.

Посредине моря стоял высокий хрустальный дворец. У ворот дворца старшего брата встретили чудовища на двух ногах с головами рыб, раков, черепах. На почетном месте он увидел дракона.

— Сегодня первый раз к нам пришел человек, — сказал дракон. — Проходи, будь гостем.

Старший брат знал, что в море живет Бог дождя — дракон, и смело пошел по залам дворца. Ярко сверкали стены и колонны, на полу лежали груды золота, жемчуга, драгоценных камней. «Мне бы хоть немного этого богатства», — подумал старший брат, но ничего не попросил.

Вдруг он увидел животное, похожее на кошку, только больше кошки.

— Бог дождя, что это? — спросил старший брат.

— Это животное «Суждено быть», — ответил дракон.

— Бог дождя, дайте мне «Суждено быть», — попросил старший брат.

— Возьми. Ты не прогадаешь, — сказал Бог дождя. Захватив с собой «Суждено быть», старший брат вышел из хрустального дворца.

На дороге он увидел мелкую монету, поднял ее и спрятал в карман.

Дома дети обрадовались «Суждено быть», играли с ним, кричали ему «кис-кис». Только жена была недовольна.

— Из нашей фанзы от голода убежали все мыши, а ты принес кошку, — говорила она. — Самим есть нечего.

Но старший брат, не слушая, что говорит жена, накормил «Суждено быть» рисом и лег спать.

Рано утром муж и жена увидели возле «Суждено быть» горку золота и очень обрадовались. Стал старший брат обменивать золото на рис, одежду, на все, что было нужно. Построили они себе новую фанзу, и золото у них не переводилось.

Узнал об этом младший брат и не поверил. Однажды братья встретились.

— Как живешь, брат? — спросил младший. Старший брат был честным человеком, он откровенно рассказал, как достал «Суждено быть» из хрустального дворца на дне моря.

— Дай мне монету, — загорелся завистью младший брат. Старший достал из кармана монету и отдал младшему. Зажав в руке монету, младший брат побежал к морю, бросил ее в воду, вода разделилась, и он пошел по дороге к хрустальному дворцу. Встретил его Бог дождя.

— Второй раз к нам человек пожаловал, — сказал дракон. — Проходи, гостем будешь.

— У вас есть животное, похожее на кошку? — не слушая дракона, спросил младший брат.

Бог дождя приказал привести животное.

— Это «Суждено быть»?

— Нет, — ответил Бог дождя. — Это «Сужденному не быть».

«А не все ли равно», — подумал младший брат. Схватил животное и побежал из дворца. На дороге он увидел мелкую монету, поднял ее и бросил подальше. «Я скоро разбогатею, зачем мне эта мелочь?» — подумал младший брат.

Вернувшись, он накормил животное рисом. А ночью не мог уснуть, все ворочался в постели, не терпелось узнать, даст ли ему животное золото. Как только рассвело, побежал смотреть. Но золота не было.

«А что, если животное накормить мясом и рыбой, может, тогда оно даст золото», — подумал младший брат.

Пошел он на базар, купил два цзиня мяса и столько же рыбы. «Сужденному не быть» золота не давал, но поедал все, что ему приносили. Сам небольшой, а ел много.

У младшего брата было накоплено немало денег, но он истратил их на корм «Сужденному не быть». Остался еще рис, а когда и он был съеден, младший брат кормил животное рисовыми отрубями. А потом уже нечем было кормить «Сужденному не быть», и он подох.

«Бог дождя посмеялся надо мной, — подумал младший брат и хотел пойти в хрустальный дворец, да не было у него монеты для разделения воды.

Так ни с чем и остался жадный младший брат».

— И снова, отец, не понимаю о чем ты?

— Все очень просто. Твоему брату суждено быть моим наследником, а тебе не суждено им быть. Ты ленивый и жадный. Твой брат — каратист, и стал им буквально с пеленок, а сейчас у него черный пояс. Ты же из-за своей лени даже сумо не хочешь заняться.

— Я занимаюсь русским бильярдом, отец. Не забывай, мы живем в России и должны чтить местные обычаи.

— И поэтому ты так похож на русскую матрешку? — ухмыльнулся мастер Вейж.

Возмущенный Бохай вскочил с кресла и набросился на отца, но тот, резко качнувшись назад в своей качалке, выпрямил ноги и ударил нападавшего двумя ногами в оплывшие бока. Бохай отлетел в свое кресло, и, придя в себя, покинул комнату отца.

2

Елена Мефодьевна, домоправительница, снова постучала в дверь. Найдя дверь запертой, она завернула за угол и прошла дальше по коридору до комнат братьев. Из комнат доносилась различная, но громкая музыка. Из комнаты Бохая — агрессивная, европейская, из комнаты Бингвена — мелодичная, азиатская.

— Бингвен, Бохай, ваш отец заперся в своей комнате, не откликается и не открывает! — плаксиво, как муэдзин, закричала домоправительница.

Сначала в дверях показался подтянутый Бингвен с флейтой в зубах, затем из своей комнаты вышел Бохай с папиросой во рту.

— Медитирует, наверное, — предположил ленивый Бохай.

Бингвен не стал ничего предполагать, а положил флейту к себе на стол и вышел из комнаты. За ним вперевалку двинулся Бохай, а следом Елена Мефодьевна.

Бингвен подошел к комнате отца, постучал, дернул дверь внутрь и она слегка подалась. Затем Бохай поднажал, помогая брату, и дверь открылась шире, хотя что-то изнутри очень ей мешало. И вскоре, когда все зашли в комнату, стало понятно, что именно мешало. После того как открыли дверь, кресло слегка покачивалось от тяжести трупа с простреленной грудью.

Елена Мефодьевна закричала от ужаса, а Бингвен набросился на брата:

— Это ты убил его, жирный селезень! — Бингвен прыгнул на стену, оттолкнулся от нее и ударил Бохая ногой в лицо. Затем ударил еще раз в лицо с разворота. Бингвен уже изготовился делать фаталити, когда его брат, собрав энергию ци в своем животе, стремительно попер на него, подобно носорогу, и прижал своим пузом к стене, да так, что чуть не сделал из Бингвена отбивную. Это был мощный прием из сумо.

— Немедленно прекратите! — закричала домоправительница.

— Жирный слизняк, — сдавленным голосом произнес Бингвен, державшийся за грудь.

— Вызывайте полицию, Елена Мефодьевна! — приказал Бохай и вышел из комнаты, даже не взглянув лишний раз на отца.

Инспектор Филькин шел домой, когда сзади раздался звук подъезжающей машины. Этот звук нельзя было ни с чем спутать, это был звук старой полицейской колымаги, на которой он и сержант Перцев не раз гонялись за опасными преступниками. Дольше всего (несколько часов) они преследовали одного безногого маньяка, отвратительного как таракан.

Когда за безногим бежал их коллега сержант Буров, еще не было известно, что преступник инвалид. Маньяк завернул за угол, легко, как носки, снял свои ноги. Сержант тоже заскочил за угол, но никого кроме грязного безногого причитавшего нищего там не увидел. Тогда сержант двинул вперед, а маньяк, скинув лохмотья, натянул ноги и быстро побежал, как кениец Хайле Гебреселассие на длинных дистанциях, но тут на свою беду сержант решил вернуться. Он, заметив, маньяка, снова погнался за ним. На этот раз маньяк ждал его за углом наготове, как только ничего не подозревавший сержант завернул за угол, безногий схватил его руками за ноги и потянул к себе. Сержант свалился, стукнувшись затылком об асфальт, и отключился, а затем впал в кому.

После этого сержант Перцев загнал преступника в угол, но тот, подобно крысе, побежал на своих руках за низкой полуметровой кирпичной стеной. Сержант заметил его лишь, когда преступник оказался у своей машины. Он выстрелил, но безногий поднял свое тело вертикально вверх, как это делают обычные люди, ходящие на руках, и пуля прошла между рук преступника. Маньяк сел в свою машину, где его ждали запасные ноги, и нажал на педаль газа. Тут на родной колымаге подъехал инспектор Филькин с шофером Васей, и началась длительная погоня с перестрелками и прочим экшном. В результате безногий стал еще и безруким и был пойман, но затем сбежал из тюрьмы, прихватив новые руки с собой.

Подъехавшая сзади к инспектору машина бибикнула и тот обернулся. Из колымаги вылез сержант Перцев с роскошными, как у кота, усами.

— Поехали, инспектор, — отрывисто произнес Перцев, будто к его заднице подсоединили электрический провод, который давал разряд, когда сержант что-то говорил. — Международное дело.

«Ну, обскакаться!» — подумал инспектор.

— Убит китайский бизнесмен из Гуанчжоу мастер Вейж. Шеф прислал за вами тачку.

Инспектор скорчил недовольную гримасу, нехотя влез в старую колымагу, и она, победно пропердев, двинулась за город.

Мастер Вейж владел огромной плантацией тутовых деревьев, разводил шелкопряда и изготавливал шелк. Помимо этого он сдавал плоды шелковицы на заводы, производившие сок.

Инспектора, когда они подъезжали к дому, уже утомил однообразный вид невысоких деревьев, покрытых мерзкой паутиной, как будто там жили огромные пауки из «Арахнофобии».

Дом же оказался приятным на вид, похожим на буддийскую пагоду. Изящные линии, обрамления из тутового дерева, резные драконы и змеи, пляшущие орангутанги, все это было чертовски красиво, не то что в этом осточертевшем инспектору городе, которого, как в песне, нет. Еще инспектора приятно поразили вившиеся около дома кусты, красный терем, будто из сказки, и круглое каменное строение, назначение которого инспектор не знал.

Полицейские, войдя в дом, встретили в прихожей плачущую женщину, блондинку с, как это ни банально прозвучит, голубыми глазами, но что весьма необычно для русской женщины в красном кимоно. Женщина представилась Еленой Мефодьевной и ввела полицейских в курс дела.