Слеза с небес стекает по стеклу
По окнам тупо бьет морзянкой дождь,
И на душе так муторно и скверно.
О боже мой, подохну я наверно,
Иль не заметил, как подох уже.
Слеза с небес стекает по стеклу,
За каплей капля — жизни след убитой.
Лежу в гробу забвением омытый
И Богу мысленно пою хвалу.
За то, что Саваоф к себе принял,
Хотя б на время слякотной погоды.
Я слишком часто, братцы, умирал
Ночами бесконечными, как годы.
Вот и сейчас глаза сомкнул свои…
Сад райский зашумел над головою.
Как же покойно, Господи, с тобою,
Жаль, что не верю в посулы твои.
А было б славно, коли верил я.
Хотя б на йоту или медный грошик.
Я знаю, Боже, то, что ты хороший.
Хороший… но не для меня.
Вот и спрятался дом под пуховою белой накидкой
Вот и спрятался дом
Под пуховою белой накидкой,
Растворился в безмолвно-холодной
Ночи декабря.
Кокон мёртвой луны
Миру скалится жуткой улыбкой,
Зыбкий свет уронив,
Жемчугами по снегу соря.
Тишина растеклась киселём,
Заползла во все щели;
Треск свечи раскачал
Полусонную тень на стене.
За окном тихо стонут
Продрогшие чёрные ели,
Будто плачут у гроба
Чужие старухи по мне.
Ночь закрыла глаза,
Надавила на них пятаками,
И сложила крестом
Кисти рук на груди невзначай.
Я приду в сновиденьях,
Коснусь тебя нежно губами,
Только ты обо мне в суете
Длинных дней вспоминай.
В черном блеске крысиных жемчужин
А ты знаешь, как мечутся крысы,
Когда плещется в трюме вода?
Когда Бог задвигает кулисы
И искрят в темноте провода?
Треск, на дьявольский хохот похожий,
Предвещает мученье и смерть
Любопытным безумцам,
За гроши пожелавшим на волны смотреть
С высоты титанической глыбы,
Распоровшей винтом океан.
Только льды и голодные рыбы
Приготовили хитрый капкан;
Сжали челюсти, зубы вонзили…
Наливается кровью луна…
Коченеют безумцы от мысли —
Хапнуть горя придется сполна!
А ты знаешь, как выглядит ужас
В одуревших от страха глазах,
В черном блеске крысиных жемчужин
И опухших до боли мозгах?
Отчего ты так странно моргнула?
Ты ни разу не видела смерть?
Жизнь так лихо тебя обманула
И сценарий успела стереть?
Тот, что Кем-то написан был раньше,
До того, как отец твой и мать
Захотели однажды зачем-то
Тебе сказочный мир показать.
Подарить волшебство, не подумав,
Что когда-то придется платить
В карнавале агонии жуткой
Обрывая незримую нить.
А ты знаешь, нырни-ка поглубже,
Полной грудью вдохни океан!
Так быстрее, поверь мне, так лучше,
Чем ладонями бить по волнам.
Ты не бойся, не все так ужасно:
Вечность лучше, чем жизни тупик.
Если силы остались — прекрасно!
Темноте подари хриплый крик.
Пусть услышит Хозяин на небе,
Что готовить пора колыбель —
Лицемерно скорбя, смерть лелеет,
Пополняя прислуги артель.
Вот и все! Над тобою сомкнулась
Ледяная кромешная мгла.
Ангел ветром трубит, возвещая,
Что надежда спастись умерла.
До весны чуть дальше, чем до неба
В морозы ты пытаешься согреться
Дыханием озябших батарей.
Под шалью маятником бьется сердце,
Надеясь дотянуть до теплых дней.
Но до весны чуть дальше, чем до неба;
Чуть дальше, чем отмерено судьбой.
Да будет так! И былью станет небыль —
Твоя душа запросится домой.
Весна придет, взорвется малахитом
И гамом прилетевших с юга птиц.
Смахнет крылом застывший, белый иней
С твоих навеки сомкнутых ресниц.
Ты ничего на это не ответишь,
Продолжишь бессловесно дальний путь
В тот мир, откуда сам Господь не сможет
Обратно никого уже вернуть.
Однажды по паркету, в майский вечер,
Дробь отстучат устало каблуки,
У твоего портрета вспыхнут свечи,
Коснется мертвых клавиш тень руки.
Покойный воздух дрогнет от восторга,
Услышав полюбившийся мотив.
Вспорхнет с зеркал внезапная тревога,
Луне холодной отблеск подарив.
Пробьют часы; ночную мглу разгонит
Горячий веер солнечных лучей.
Умолкнет фортепьяно; звук утонет
В водовороте хаотичных дней.
Тоска иглу вонзит привычно в сердце,
Все глубже погружаясь не спеша,
А я все жду, когда же скрипнет дверца
В тот мир, где дышит вечностью душа.
Рвутся извилины нитью гнилою
Душно от мысли, что всё уже в прошлом.
С неба доносится запах тоски.
Думая часто о буднично-пошлом,
Плёнкой греха затянуло мозги.
Рвутся извилины нитью гнилою,
Тонут надежды в креплёном вине.
Радости нет, счастья нет и покоя…
Жизнь, для чего до сих пор снишься мне?
Как поломать этот сон и проснуться,
И позабыть то, что было вчера?
К точке отсчёта обратно вернуться,
Чтобы с нуля повторилась игра.
Моим друзьям, утопшим в стакане
Ко мне заходят старые друзья
С бутылками различного калибра,
А иногда с фанфуриками «Шипра»,
Желая сдвинуть рамки бытия.
Вкус истины познав, идём на дно,
Глубины подсознанья измеряя.
В стакане топит нас судьба лихая,
И на поверхность всплыть не суждено.
Мы — корабли, зарывшиеся в грунт
Тяжёлого и липкого похмелья.
Воскреснув ненадолго поутру,
Вливаем в трюмы колдовское зелье.
А завтра будет то же, что вчера —
Зеркальному подобно отражению:
Пропитанные дымом вечера,
И ночи в липких кандалах забвенья.
Белый ад под чёрным небом
Чёрный лес сапожной щёткой
Вдоль заснеженных полей.
Бьёт копытами чечётку
Тройка вороных коней.
Бубенцы звенят тревожно,
Словно чувствуя беду.
В стылом небе осторожно
Зажигает ночь звезду.
Степь-ловушка ставит сети,
Водит хоровод из вьюг.
По лицу стегает ветер
Плетью вырванной из рук.
Мчит стеклянная позёмка
Рваной рысью по пятам
И шипит не очень громко:
«Мне отмщенье, Аз воздам!»
За спиной на крыльях смерти
Волчья стая месит снег.
Кони фыркают, как черти,
Ускоряя жизни бег.
Я помню тремор твои рук
Я помню тремор твоих рук,
Меня частенько обнимавших.
Ведь я был самый лучший друг,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.