Бесплатный фрагмент - Деджа

ГЛАВА 1 ЖИЗНЬ ЗА СМЕРТЬ

Королева Ма́йя стояла у себя в спальне, глядя в окно и напевая для своего округлого животика одну из старинных колыбельных, какие обычно поют детям перед сном. Услышала она её давным-давно, в детстве, ещё от своей матери. В ней не было слов, но мелодия звучала так мягко и успокаивающе, что смысл каждый додумывал сам. Она знала много песен, самых разных народов, но именно эта, на эльфийский лад, сразу запала ей в душу. Закончив петь, Ма́йя укуталась в плед потеплее и обняла руками живот. Она ощутила, как кто-то подошёл сзади, но не успела ничего сделать. Объятия были сильные, но нежные, и она издала удивлённый вздох. Со спины послышался мужской смешок, после чего к ней наклонилось знакомое лицо.

— Лааайт! — недовольно протянула королева, обращаясь к мужу. Он решил её испугать, хотя раньше не делал этого. Все его знали как серьёзного воина, неспособного на проявление крайних чувств и эмоций. Но после свадьбы Ма́йе удалось пробудить в нём некоторые из них.

— Опять поёшь своему малышу эту песню? — уткнувшись ей в шею, пробубнил Ла́йт. Его лицо стало серьёзным.

— Да. Только не моему, а нашему, — она повернулась, — я чувствую, что это будет дочь.

— Прямо чувствуешь? — на его суровом лице появилась лёгкая улыбка, и он заправил её волосы за ухо. — Может всё-таки сын?

— Нет, Лайт. Интуиция редко меня подводит. Я знаю, что ты хочешь наследника, — она посмотрела на него с долей сожаления, — но не в этот раз. Это ведь наш первый ребёнок, я ещё подарю тебе сына.

Король слегка нахмурил брови, но спорить не стал.

— Кстати, — протянула Ма́йя, подняв на него взгляд, — я хочу назвать девочку Де́джей.

— Де́джей? Ты уже придумала имя?

— Да. А что? Тебе не нравится? — королева обвила руки вокруг шеи мужа, и плед мягко соскользнул с её плеч на пол.

— Какое угодно, лишь бы не Брунхи́льда. Так звали мою противную тётку, — Лайт хмыкнул, вспомнив вредный голос старой родственницы, которая всегда искала к чему придраться.

Ма́йя предчувствовала скорые роды и хотела, чтобы ребёнок родился днём. Однако схватки, которые начались сразу после полудня, продолжались до самого заката. С наступлением сумерек король Лайт приказал зажечь свечи в коридоре и вокруг комнаты, где находилась его жена, а также в башне напротив, чтобы было светло, как днём. Слуги стояли с факелами вдоль стен по периметру внутреннего двора, но королева настолько обессилела, что в короткие промежутки между болезненными приступами откидывалась на подушку, дрожа всем телом, и, закатив глаза, тяжело дышала, с ужасом ожидая очередного спазма. Весь мир перестал существовать и сжался в этот момент до одной маленькой точки, которая находилась внизу живота. В пелене полуобморочного состояния, она не видела ни света факелов за окном, ни десятки свечей на стенах в комнате, не чувствовала запаха воска и масел, которые держали наготове служанки — всё это заслоняла тяжёлая, глубокая боль, разрывавшая её тело изнутри, лишь изредка отпуская на короткое время, чтобы потом наброситься с новой силой. Поэтому она не заметила резкий порыв ветра, неожиданно налетевший на за́мок и задувший половину свечей и факелов. Слуги во дворе засуетились, стали зажигать их друг у друга заново, в комнате быстро поставили новые свечи, и только старая повитуха, гладившая живот королевы и обрызгивавшая пол вокруг кровати особым настоем собранных в полнолуние трав, остановилась, подошла к окну и, нахмурившись, покачала головой — небо смотрело на неё мрачными тенями замерших туч, и в их неподвижном молчании таилось зловещее предзнаменование.

Лайт уже не ходил по коридору широкими шагами, как днём, а лишь напряжённо стоял у дверей, откуда доносились громкие стоны жены, и прислушивался, ожидая услышать крик ребёнка. Он не обращал внимания на уставших служанок у стены, на тишину, постепенно заполнившую главную башню, и тучи, которые закрыли луну и угрожающе нависли над его за́мком. Впервые за долгие годы он чувствовал неподдельное волнение в душе. Сердце отчаянно стучало в груди, вызывая дрожь и трепет во всём теле. Разум отказывался верить в то, что причиной была беременность Ма́йи и предстоящие роды. В своей жизни Лайт повидал немало страшных событий, в некоторых он вёл себя жестоко, в других — благородно. Войны и походы всегда были полны ужасов человеческого страдания и не способствовали соблюдению приличий, свойственных дворцовой жизни. Это был его первенец, и рожала королева Ма́йя, самая красивая женщина во всех королевствах, с которыми у него был заключён мир. Даже обольстительный король Дарк признавался ей в симпатии, но она никому не ответила согласием, настойчиво добиваясь Лайта. Да, это звучало странно, и он сам ловил себя на мысли, что очарован красотой Майи, но не испытывает к ней тех чувств, которые разрывали его сердце в Землях Колдунов или Королевстве Гор, когда он сходил с ума по простым девушкам и совершал безрассудные поступки, чтобы добиться их искренней взаимности, без проявления насилия и жестокости по отношению к жителям тех земель.

Но теперь всё перевернулось с ног на голову: при одной мысли о Ма́йе его сердце начинало бешено колотиться в груди, и этот стук гулко отдавался в висках, превращая каждый удар в сотрясение мозга. Теперь там появилось новое чувство, — безумное и неудержимое, — которое он не испытывал к ней целых пять лет после свадьбы, пока она не забеременела. Лайту казалось, что появление новой жизни перевернуло его душу изнутри, выплеснув коварный напиток сладострастия в море безразличного равнодушия, и превратило его из сурового мужчины в обезумевшего от любви юношу. Ма́йя как-то призналась, что причиной её настойчивости, которая в итоге привела к их свадьбе, было его безразличие. Лайт оставался равнодушен к её улыбкам и хорошему расположению, доброте и настойчивому вниманию, жестоко высмеивая романтические попытки других претендентов на сердце Майи добиться её благосклонности. Это настолько задевало её самолюбие, что сначала она сама убедила себя в своём чувстве к нему, а затем уже по-настоящему влюбилась. Но всё это было в прошлом. И теперь король Лайт любил её так, как никого в жизни, и не мог дождаться, когда страдания Майи прекратятся, и он сможет взять на руки их ребёнка.

Сильный порыв ветра отвлёк Лайта на мгновение. Он остановился посреди узкого коридора и с удивлением оглянулся по сторонам, не понимая, откуда тот мог появиться. Прятавшаяся до этого темнота вырвалась из углов и закоулков, заполнив пустые лестницы и переходы, и в замке повеяло холодом. Высокие стены главного зала угрожающе нависли над длинным столом, и люстра с потухшими свечами, превратившись в огромный чёрный шар, темнела над ним, как жерло колодца, ведущее в бездну пугающей неизвестности. Ему были видны тени слуг, замерших у стен с протянутыми руками, дым потухших факелов, застывший светлыми волнистыми струями у них над головами, и слабые точки тех свечей, которые чудом не задуло сильным порывом ветра в дальних углах у входных дверей. Но они тоже не шевелились, как будто пламя застыло, превратившись в маленькие карамельные леденцы на палочке.

Король Лайт моргнул несколько раз, стараясь избавиться от наваждения, и покачал головой, но странная тишина всё ещё окутывала погрузившуюся во мрак башню.

— Эй, зажгите факелы! Быстрее! — крикнул он в темноту, но никто ему не ответил, только тени в конце коридора сгустились сильнее, и оттуда повеяло сыростью подземелья. На секунду ему показалось, что он видел, как чья-то тень промелькнула в проёме коридора. Появилось странное чувство, будто кто-то подглядывал за ним, решив поиграть в прятки. Лайт долго всматривался в густую темноту коридора. Казалось, что он стоял так несколько минут, а то и часов. Помимо мрака, коридор окутал сильный холод, и Лайт заметил, что его дыхание превращается в морозный пар, как будто вдруг наступила зима. Наверное, он просто устал, вот и мерещились всякие странности. Но, едва стоило расслабиться, как со спины на его плечо неожиданно опустилась чья-то рука. Лайт резко повернул голову и увидел перед собой два ярко-зелёных глаза.

— Тссс… — Тень прижала палец к губам. После этого свет в его глазах померк, и наступила темнота.

Старые резные двери с королевским гербом нарушили тишину надсадным скрипом древних петель, пропуская внутрь закутанную в покрывало мрака фигуру. Половина свечей в комнате всё ещё горела. Рядом с ними неподвижно стояли служанки, застыв в тех позах, в которых застигла их сила страшного колдовства, принесённая неожиданным порывом ветра. Одетая в мантию незнакомка замерла и слегка откинула капюшон. Затем вытянула губы и тихо подула на стены. Все свечи разом потухли, но дым так и не успел оторваться от накренившихся фитилей, прилипнув к ним маленькими светлыми пятнышками разлитого на пол молока.

— Мне больно! — раздался со стороны кровати страдальческий голос Ма́йи.

— Тише, тише. Сейчас станет легче, — прошептала выплывшая из мрака тень.

— Больно! Ой…! Как же больно! — королева уже не могла сдерживаться и закричала. Это заставило незнакомку остановиться. Но потом она всё же приблизилась к кровати и наклонилась к ней, пристально глядя в лицо. Ма́йя скрипела зубами, закинув голову назад и прогнувшись в спине от боли.

— Тебе надо это выпить, — прошептала женская фигура и протянула руку к пиале. Вода внутри изменила свой цвет, но в темноте этого не было видно. Поднеся её к губам королевы, незнакомка прошептала заклинание и положила вторую руку ей на живот. Но приступы и стоны не прекратились. Голова Майи отчаянно дёргалась на подушке, грозя зацепить пиалу. Тогда незнакомка взяла её за подбородок и быстро влила воду в рот. Королева закашлялась, часть жидкости расплескалась у неё по лицу и плечам, но что-то всё-таки попало внутрь. Через несколько мгновений дрожь прошла, и она обмякла, отпустив одеяло и тяжело дыша. Её взгляд приобрёл осмысленное выражение, глаза расширились, но потом прищурились и губы искривились в презрительной улыбке.

— Это ты… Сие́рра… — прошептала она слабым голосом. — Я знала, что ты придёшь.

— Ты права, — коротко ответила прячущаяся во мраке тень. — Это я.

— Это всё из-за Лайта, да? Ты ревнуешь? Или ты пришла сюда сделать то же, что и они с Или́фией? — с трудом произнесла Ма́йя. Или́фия была королевой дальних земель, бесследно пропавшая несколько лет назад. Ма́йя знала, что Сие́рра пришла не случайно.

— Он тебя не любит. Ты околдовала его. Теперь всё кончится.

— Вот как… Жаль, что я не догадалась раньше, — губы королевы тронула слабая улыбка. Она тяжело вздохнула и положила руки на живот. Боль возвращалась. — Значит, это была ты… Ты хотела влюбить его в себя. Я бы на тебя не подумала… Ты была такая тихая. Но ведь он из другого, благородного рода! У вас бы ничего не вышло. Зачем тебе это?

— Замолчи! Он мог бы полюбить меня!

— Нет, ты использовала магию, чтобы разделить нас. Я догадывалась, но не верила. Твои заклинания потеряли силу девять месяцев назад. Ребёнок уничтожил их. Я бы сама не смогла. Это великая сила. Тебе с ней не справиться. Лайт сразу изменился. И мы любили друг друга по-настоящему всё это время. Ты зря сюда пришла.

— Я убью тебя! И твоего ребёнка. Прямо сейчас!

— Уходи! — Ма́йя приподняла голову. — Лучше уходи. Тебе будет только хуже. Ты не знаешь самого главного… Что это за вкус? — она замерла и сжала губы. — Это вкус белладонны, аврана и веха. Ты решила меня отравить? — с лёгким удивлением неожиданного откровения пробормотала она.

— Да. Ты уже выпила. И умрёшь. Твой ребёнок тоже, — мрак вокруг неё был наполнен шипением злости.

— Нет, не умрёт. Ты всегда была глупой. Род лесов нельзя отравить ядом трав и животных.

— Тогда я сделаю это сама, — чёрная тень метнулась к подушке, и две руки сомкнулись на шее королевы Майи. Тяжёлое хриплое дыхание сменились прерывистыми вздохами, которые неожиданно прервал раздавшийся за окном гром и последовавший сразу за ним крик ребёнка. Колдунья прекратила душить свою жертву и резко повернулась к младенцу. Но Ма́йя вытянула руки вперёд и еле слышно произнесла страшное заклинание, в конце которого отчётливо прозвучали два слова — «…жизнь за смерть». Потеряв последние силы, она безжизненно упала на кровать. Из её ладоней вырвался яркий свет, который разлился по всей комнате, откинув склонившуюся над ребёнком женщину к дальней стене. В этот момент сразу же зажглись все свечи, люди зашевелились и пришли в себя, и старая повитуха, со страхом отшатнувшись от окна, заорала на растерянно оглядывавшихся служанок. Успев воспользоваться мимолётным смятением других, Сие́рра выбралась через окно, оставшись незамеченной.

— Воду сюда! Быстрее! Неси настой ромашки! Бегом, тряпки давай! Держи пуповину, давай нож! — все сразу засуетились, забегали, крича и подгоняя друг друга, а когда всё было закончено, старуха сказала одной из служанок у стены: — Ну что стоишь, как истукан? Возьми, давай, я руки помою. Пусть кричит, держи крепко!

В этот момент в комнату вихрем ворвался король Лайт. Все испуганно расступились, уступая ему дорогу, а он, радостно улыбаясь, взял у повитухи ребёнка и уткнулся носом в толстую тряпку.

— У тебя родилась девочка, — тихо произнесла старуха.

— Это хорошо, — проворковал он. — Мы назовём её Де́джа. Милая Де́джа. Ма́йя, ты как? — он повернулся в сторону в сторону кровати, но его жена лежала в пугающе-неподвижной позе, закинув голову назад и глядя застывшим взглядом в потолок. В комнате повисла пугающая тишина, но тут королева пошевелилась, и её взгляд приобрёл осмысленное выражение. Она посмотрела на мужа:

— Лайт… Нельзя опускать меня в землю. Не хорони меня так. Если тело коснётся земли, его уже не вернуть, — её голос становился всё тише. — Сохрани его в в воздухе. Сохрани… И тогда, быть может… — на этом её речь оборвались, и глаза закрылись.

ГЛАВА 2 ВАЖНЫЙ РАЗГОВОР

Медленно растекаясь над землёй вслед за восходящим солнцем, жаркий июньский день постепенно обволакивал город сладкой, дурманящей патокой горячего воздуха и тяжёлыми ароматами диких луговых трав. Дворцовые художники сонливо смотрели на свои мольберты из-под широких бархатных шляп, не в силах противостоять медовому благоуханию цветущих трав, пьянящему дурману духоты и приятному чувству умиротворения, которое окутывало их разум подобно туману на полях перед наступлением сумрачного вечера. Поэтому они лениво откладывали в сторону кисти и садились на землю, наслаждаясь приятным видом улиц и домов, освещённых ярким солнцем.

В городе царило весёлое настроение. Горожане радовались теплу и солнцу, повсюду слышались радостные голоса, и из переулков доносился детский смех, чего не бывало здесь ни зимой, ни осенью. На каждом углу под навесом продавали холодную воду и сладкие напитки на мёде и фруктах. Продавцы, пытаясь спастись от внезапно обрушившейся на город жары, поначалу пили воду, но к полудню отчаялись и сдались, оплыв на деревянных табуретах, как амбарные свечки, и лишь некоторые из них устало протягивали напитки одиноким горожанам. Даже состоятельные дамы, которые так ценили мнение общества и всегда строго следили за своими нарядами, надевали в это время года более лёгкие и даже «легкомысленные» платья, давая ветру возможность пощекотать их лодыжки. В этот день жизнь всех людей была полна приятных надежд на призрачное благополучие, предвкушение скорого открытия ярмарки на базарной площади и чего-то ещё, неожиданно нового и приятного.

Однако король Лайт ничего не замечал. Раньше об этом ему напоминала жена, но после тяжёлых родов она умерла, и с тех пор время для сильного владыки этих земель навеки остановилось и продолжало стоять, как наглухо закрытые ворота. Иногда ему самому казалось, что жизни и времени больше нет, и осталось только бесцельное существование.

Единственной радостью была дочь, которую безвременно почившая королева успела родить и о которой сам король так долго мечтал, когда они жили совсем другой жизнью. Никто не знал, что мудрый и сильный Лайт втайне надеялся на рождение сына, хоть и говорил своей жене об обратном. Поэтому появление на свет дочери и неожиданная смерть жены подкосили его здоровье, он впал в уныние и через три года, окончательно разбитый своим горем, тихо отошёл в мир иной под притворные вздохи придворных и искренние слёзы любивших его слуг. Однако до этого он всё-таки успел сделать одно важное дело, которое на долгие годы обеспечило его королевству мир и спокойствие. Предчувствуя скорый конец и понимая, что жадные соседи захотят воспользоваться его смертью, Лайт навестил своего старого друга, короля Дарка, владыку Диких Земель, где, по преданию, когда-то обитали страшные драконы. Оба правителя быстро поняли друг друга.

Беседку, где они сидели, окружали пышные кусты белой и фиолетовой сирени. «Её любимые…» — подумал Лайт. Грубые большие пальцы сорвали маленький цветок, и на землю посыпались крошечные лепестки, покрывая сапоги светлыми пятнами, как будто это была шёлковая ткань, прячущая женское тело на роскошной кровати перед сном. Он думал о том, что не смог уберечь свою любимую жену и теперь даже сирень выпадает у него из рук…

— Поразительно. На моей памяти нет ни одного дня, когда бы сирень цвела таким пышным цветом! Что за буйство природы! Какие большие цветы. А запах! Ах, какой дурман… — протянул король Дарк.

— Да, верно… Ты, должно быть, уже догадываешься, зачем я захотел с тобой увидеться, — произнёс Лайт, подняв на него полный грусти взгляд.

— Не имею понятия. А разве для того, чтобы старые друзья увиделись, нужна причина?

Увидев жест короля, к беседке подошёл один из слуг, одетый, несмотря на жару, по всем правилам придворного этикета. В руках он держал серебряный поднос с запотевшим графином. Внутри был прохладный жасминовый напиток с большими кусками льда, которые напоминали бриллианты, переливающиеся тонкими гранями в лучах солнца. По матовому стеклу скатывались вниз большие капли воды, приятно радуя глаз и маня прохладой. Налив два бокала, слуга поставил графин на стол, с почтением поклонился и быстро отошёл назад. С сожалением покачав головой, как бы вторя своим невысказанным мыслям, король Лайт горько усмехнулся и взял свой бокал.

— Ты уже знаешь, что Ма́йя… не перенесла роды. Она оставила после себя девочку, будущую наследницу престола, — начал он хриплым голосом.

— Да, это страшная потеря… Прими мои искренние соболезнования. Ма́йя была чудесной женщиной, — скорбно произнёс старый друг. Они долго вспоминали прошлое и их частые встречи. Лайт с неподдельной радостью слушал его рассказы и поддакивал в тех местах, когда от него это требовалось.

— Да… Мне повезло с ней. Она была такой… Наверное, единственной, — выдавил из себя Лайт, и после этого над столом повисло долгое молчание, но затем он продолжил, — жаль, что я не всегда это ценил. Но исполнил её последнее желание, похоронив в воздухе. Чтобы тело не предалось тлену. Если это имеет смысл, — прошептал он, после чего снова воцарилось молчание, которое, на этот раз, решил прервать Дарк, сменив тему:

— Ты уже успел дать имя принцессе?

— Да. Ма́йя хотела назвать малышку Де́джей. Она всегда мечтала о девочке. Ещё во время беременности постоянно твердила мне, что непременно родится принцесса, — от нежных воспоминаний на его лице появилась грустная улыбка. — У тебя ведь тоже есть дети.

— Да, — подтвердил Дарк, пригубив из стакана прозрачный розовый напиток, — двое сыновей. Старший, смышлёный мальчик — Люциа́н, и тихоня — Амду́сциас.

— Точно, точно. Ты знаешь, я всегда думал, что нашим народам надо объединиться раз и навсегда. Чтобы никогда даже тени намёка не было на какой-то разлад или ссору.

— Я не понимаю! На что ты намекаешь? — Дарк с удивлением поднял брови.

— Я… — Лайт с трудом подыскивал слова, но он собрался с силами и продолжил, — я долго об этом думал и решил предложить тебе обвенчать мою дочь и твоего старшего сына. На будущее, чтобы потом не было поздно. Я боюсь, что не протяну долго, — сказав это, он немного расслабился и поднял взгляд на своего собеседника, который от его слов нахмурился и замолчал.

— Почему ты решил именно сейчас завести разговор об этом? — наконец спросил Дарк. — Твоя дочь ещё так мала. Ей ведь нет и двух недель от роду.

— Когда, как не сейчас, Дарк? Ты же знаешь, друг мой, что времена меняются. Люди не вечные. Тем более, я. Как бы не было поздно, — сделав небольшую паузу, он пожевал губами и продолжил. — К тому же, это могло бы решить многовековой конфликт между королевствами. Если помнишь, наши деды воевали, отцы тоже постоянно ссорились, и только мы нашли общий язык. Я бы не хотел, чтобы если со мной что-то случится, всё снова вернулось обратно.

— Тут ты прав, — согласился Дарк, потирая гладкий подбородок. Его имя подходило ему как нельзя лучше. Внешне он напоминал статного эльфа: тонок, мрачен и серьёзен как сама ночь, но происходил он из другого рода. Это был сильный и чистокровный демон. В разговоре он всегда был спокоен, как будто заранее знал, чем всё закончится. Дарк был умный и расчётливый правитель, мудро сделавший ставку на спокойное процветание и торговлю и добившийся больших успехов благодаря терпению и осторожности. Тех, кто знал его, пугала его решительность и то, как он спокойно принимал, порой, самые суровые решения. Придворным презрение их короля к страху и боли внушало полный ужас. Однако его сыновей это не касалось, в частности четырёхлетнего Люциа́на, который был его любимцем. Ведь эти его действия служили одной цели — вырастить достойных сыновей, мудрых и опытных, а для этого надо было запастись терпением в десять раз больше, чем раньше. Люциа́н и Амду́сциас, его дети, были пока ещё слишком малы, чтобы судить об их будущих способностях. Этот разговор положил начало следующей истории в отношениях двух королевств — Ветлиа́ны и Даллэ́и.

По взаимному договору, Де́джа в день совершеннолетия должна была стать женой Люциа́на, старшего сына короля Дарка. Давать обещания всегда легче, чем исполнять, тем более, когда выполнять их придётся другим и в далёком будущем. Поэтому две копии договоров, скреплённые на бумаге в присутствии звездочётов и придворных писарей, были благополучно спрятаны в тайных подземных хранилищах обоих государств и на долгое время преданы забвению.

Надо сказать, что люди в этих королевствах иногда рождались со странными отклонениями и способностями, на которые никто, честно говоря, не обращал внимания до тех пор, пока они не начинали всем мешать или, наоборот, помогать. Многие семьи и роды жили обособленной жизнью, стараясь не родниться с чужаками, простыми людьми или теми, с кем старые традиции их предков прямо запрещали им смешивать свою кровь. Власть древних преданий была настолько сильна в таких общинах, что те, кто вёл свой род от гордых грифо́нов, не признавали родство с наследниками драконов, а носители знака черепах старались не общаться с жителями глубоких лесов, считавших себя потомками змей и варанов. Полукровки встречались крайне редко. Но самыми опасными и страшными всегда считались наследники драконов. Они рождались с шишковидными рогами на голове и пугающими большими глазами с растянутыми, как у кошки, зрачками. Давным-давно, в древние времена, их сначала старались оберегать и оставляли в живых, надеясь, что, повзрослев, эти странные создания станут помогать своим спасителям, защищая их от опасных врагов. Но так продолжалось недолго. Наследники драконов никогда не отличались терпением и постоянством, вырастая эксцентричными и непредсказуемыми в своём поведении. Они не могли победить свою вторую натуру, страшную сущность зверя — более древнюю и более могущественную, чем человеческая душа. Вырастая, эти создания превращались в настоящих демонов и уже не могли сдерживать свой гнев и ярость. Вырываясь на волю, их звериное существо требовало разрушений и смерти. Они сжигали всех и всё на своём пути, пока вокруг не оставалось ничего кроме выжженной земли, после чего снова превращались в людей — одиноких и несчастных. Но пожалеть их уже было некому. Поэтому при рождении младенцев с небольшими роговыми шишками за ушами сразу забирали у матерей и увозили к реке, где беспощадно топили, как котят. Такие дети рождались всё реже и реже, и ко времени правления короля Лайта о них уже стали постепенно забывать. Оставались только полные страхов легенды, в которых родители прятали своих несчастных детей в тайных убежищах и горах, но те рано или поздно превращались в драконов и убивали своих спасителей.

Говорили, что драконы всё же остались, но жили очень далеко, в тех землях за горизонтом, куда никто не отваживался пойти, но даже если бы пошёл, то всё равно не смог бы дойти — так далеко находились эти места. Детей с самого раннего детства учили, что при виде огромных страшных коряг с шипами, почему-то носивших название деревьев, которые уже много лет не ощущали прелести дождя и были тёмно-пепельного цвета, — стоило развернуться и идти в другом направлении, так как они росли только в одном единственном месте, и чем чаще они встречались, тем гуще был мрак «мёртвых» деревьев, ведущих в тёмную неизвестность, которую никто так и не осмелился изучить. И чем дольше человек думал о ней, тем страшнее она ему казалась. По легендам, это место было настоящим адом на земле. В мёртвом лесу всегда царила полная тишина, и единственный звук, который изредка доносился оттуда, люди называли шёпотом смерти. Ходили слухи, что много лет назад, ещё задолго до рождения короля Лайта, там не было леса и на плодородных землях раскинулось огромное королевство, в котором правила молодая и красивая королева. Она была невероятно добра ко всем, кто её окружал. Во дворце всегда был слышен смех и царило радостное настроение, а в главном зале замка, где она каждый месяц устраивала балы, часто слышался стук её каблуков. Немудрено, что в юную королеву были влюблены все кавалеры не только её двора, но и близлежащих королевств. Среди них был принц, который никак не осмеливался сделать ей предложение, потому что боялся отказа — ведь юная правительница никому не отвечала взаимностью. Однако в один прекрасный день жители королевства услышали радостную новость о том, что она выходит замуж. Но за кого! За бедного пастуха, который каким-то образом умудрился покорить её сердце.

День свадьбы обещал стать самым счастливым днём в её жизни. Однако этому не суждено было произойти. В конце бракосочетания, когда влюблённые стояли под величественными сводами церемониального зала и уже должны были обменяться клятвами верности, за стенами дворца вдруг поднялся сильный ветер и на город упала чёрная, как ночь, тень. Единственное, что они успели увидеть, была огромная пасть дракона, из которой раздался дикий, леденящий кровь рёв. За ним последовала яркая вспышка, и всё вокруг опалил испепеляющий огонь.

Дракон не пощадил никого, уничтожив всех жителей королевства и их дома. Когда безумие прошло, и он обрёл человеческий облик, жизнь его не стала лучше и долгожданное спокойствие не вернулось в истерзанную муками душу. Он страдал не из-за того, что убил любимую девушку, а из-за того, что она предпочла другого. Причём какого-то жалкого пастуха!

Что было дальше, никто не знал. Легенды на этом обрывались, и каждый додумывал свой конец сам. Однако этих земель боялись больше всего на свете, и, естественно, самые страшные истории рассказывали именно о них. И в душе каждый верил, что дракон всё ещё жив…

ГЛАВА 3 ПРОГУЛКА В ЛЕСУ

Дворцовая жизнь была довольно скучной и однообразной для пока ещё маленькой Де́джи. Однако ей иногда удавалось сбежать за стены замка, чтобы поиграть с уличными мальчишками, которые уже хорошо её знали. В тот день шестилетней принцессе не суждено было покинуть пределы замка, но она не была обречена страдать от скуки до самого вечера. К её отцу приехали какие-то давние знакомые из другого королевства: король, его жена и сопровождавший их герцог. К счастью для Де́джи, они приехали не одни, а с детьми. У короля Дэ’Сэ́ль была только одна дочь — Вилья́н. Они с Де́джей никогда не ладили, но на этот раз, от скуки она согласилась играть и с ней. У графа было две дочери-близняшки — Мирабе́ль и Бели́нда. По вредности они не уступали Вилья́н, и Де́джа явно не вписывалась в их компанию. Но в тот день она готова была смириться с этим.

За окном выпал снег, и там неожиданно возник такой сказочно-чудесный мир, столько пленительной красоты, что невозможно было усидеть в комнате. Девочек сразу потянуло на улицу, чтобы поиграть со снегом под необъятным молочно-белым куполом неба. Де́джа обожала это время года. Иногда ей удавалось убегать на главную площадь города, где всегда кипела жизнь. Там всё представало перед ней в абсолютно другом свете. Но зима была трудным временем года для горожан. И вот сейчас, Де́джа была в предвкушении, когда их наконец выпустят на улицу. Но в сам город девочкам идти не разрешили, а лишь погулять со служанкой с другой стороны замка, возле леса. Служанка укуталась в тёплый плащ, накинув сверху длинный плед. Устав гулять, она нашла высокую сосну, под которой была целая гора сухих иголок и не было снега. Присев на них, старая служанка вскоре согрелась и незаметно для себя заснула. Девочки увлеклись игрой и постепенно удалились от того места, где спала беззаботная Бе́тси.

— Люблю мрачный лес, как в страшных сказках сестёр Уи́лкинс! — воскликнула Бели́нда.

— А мне больше нравится белый снег и яркое солнце! — упрямо возразила Де́джа.

— Странно. В снеге и солнце нет ничего загадочного. Куда лучше грязь и слякоть. В них больше тайны. И там могут жить чудовища, — Мирабе́ль подошла к кустам.

Девочки отошли в сторону и стали что-то живо обсуждать, изредка бросая на неё косые взгляды. Де́джа увидела перед собой большой старый дуб и вспомнила О́уэна. Королевский садовник рассказывал, что все деревья и растения умеют говорить, надо только научиться их слышать. Де́дже не нравилось, когда он заставлял её подолгу стоять, обнимая дерево и прислушиваться к его молчанию. Поначалу это казалось ей бессмысленным. Это был лишь один из многочисленных уроков О́уэна. Он хотел научить Де́джу прислушиваться к чувствам природы как к своим. Но для этого надо было обладать терпением, которого, к сожалению, у неё ещё не было. Тем не менее Де́джа была обязана О́уэну многими хорошими качествами своего характера. Королевский садовник совсем по-другому относился к птицам, животным, растениям и природе. И вот теперь Де́джа стояла у этого огромного дуба, размышляя, о чём тот может говорить с ней. Сняв зимние варежки, она прижалась к нему всем телом и прислушалась. Вскоре ей показалось, что она слышит тихий стук сердца. Это дерево доверяло ей свои чувства. Где-то вверху, над головой, послышалось хлопанье крыльев, и на одну из веток сел ворон. Де́джа слышала, как он недовольно чистит свои перья. Из дальнего конца леса доносилось тихое сопение медведя в берлоге. Кому-то это могло показаться невероятным, но только не ей.

— Ой, смотрите, птичка! — донёсся до неё голос Вилья́н.

Де́джа повернула голову в их сторону. Под кустом сморо́дки, покрытой льдом и снегом, лежал серый комочек перьев. Наклонившись, Де́джа развела ветки в стороны, и замёрзшие ягоды оттаяли от тепла её рук. Под ними появились зелёные листочки, как будто кустарник поверил в наступление весны.

— Не трогай её! — воскликнула Вилья́н. — Зачем она тебе? Она же мёртвая.

— Я оживлю её, и она будет жить у меня в саду до наступления лета! — упрямо ответила Де́джа. Девочки захихикали и стали перешёптываться.

— Сердоле́йка даже петь не умеет, как золотые птицы у меня в саду, –пренебрежительно заметила Вилья́н.

Де́джа сжала в ладонях птичку и поднесла её к губам. Тёплое дыхание коснулось замёрзших перьев, мягкой волной разлилось по маленькому тельцу, наполнило остывшее сердце горячим порывом страсти, и, вздрогнув, сердоле́йка ожила. Её подружки не заметили этого, а Де́джа, тем временем, спрятала птичку за пазуху и почувствовала, что ей самой стало холодно. В этот момент послышался испуганный голос служанки. Старушка отчаянно искала потерявшихся детей где-то совсем рядом.

ГЛАВА 4 ЗА ВСЁ НАДО ПЛАТИТЬ

Тем временем Де́джа росла и брала от жизни всё, что могла. Она была непоседливым и любопытным ребёнком, постоянно совала свой нос куда не надо, за что ей часто доставалось от служанок и нянек, и любила тайком выбираться из дворца на городские улицы. Там она с восторгом носилась по грязи и пыли с такими же детьми. Ей приходилось нелегко. Но опыт словесных перепалок с грубыми простолюдинами, а также частых потасовок и драк со сверстниками, не проходил для неё даром. Де́джа взрослела быстрее обычных детей и отличалась от них серьёзностью и самостоятельностью.

Во дворце каждый день у неё начинался с занятий, где ей приходилось учиться «мудрости» у седовласых учителей и звездочётов, но, дождавшись полудня, она сразу же мчалась на другие уроки — фехтования и верховой езды, борьбы и метания ножей, плавания и прыжков по веткам деревьев, которые нравились ей гораздо больше. Она не грезила красивыми платьями и украшениями, предпочитая объезжать города своего королевства в поисках интересных мест и людей, и втайне мечтала о невероятных приключениях, может быть, даже сражениях с чудовищами, или драконами, хотя за последние сто лет их не видели ни в одном королевстве.

После того, как в семь лет Де́джа пережила самую страшную трагедию в своей жизни, — смерть отца, — в её сердце навечно поселился холод одиночества. Не видя в окружении придворных и даже в двоюродном брате той силы и поддержки, которые она получала от своего отца, Де́джа постепенно замкнулась и стала вести себя так, как считала нужным, изредка всё же прислушиваясь к советам придворных мудрецов, которые напоминали ей о том, что теперь она была полноправной королевой.

К четырнадцати годам Де́джа уже превратилась в стройную, сильную девушку с пышными волосами тёмно-вишнёвого цвета, вполне самостоятельную, решительную и довольно рассудительную. Волосы иногда доставляли ей некоторое неудобство, потому что были слишком длинными и упрямо вились, не подчиняясь гребешкам и расчёскам служанок. Когда не надо было никуда ехать, она предпочитала носить их распущенными. Ей часто говорили о невероятном сходстве с матерью, которую она никогда не видела. На стене в замке висел её портрет, однако слова служанок рисовали прежнюю королеву намного более красивой и привлекательной. Де́джа представляла себе мать сильной и храброй женщиной, но в то же время нежной и очень чуткой. Если бы она была жива, то могла бы научить её многому. Однако характер Де́джа унаследовала от отца — властный, решительный и бескомпромиссный. Благодаря этому она была невероятно привлекательной. И сочетание уверенности в себе с яркими чертами лица оставляло в мужских сердцах неизгладимый след, заставляя впоследствии с сожалением вспоминать о её неприступности. Взгляд этих решительных карих глаз надолго западал им в душу, вызывая желание видеть их снова и снова. По мере взросления, упрямые губы сжимались всё плотнее, редко радуя окружающих искренней улыбкой. Хмуря брови в борьбе с сомнениями и проблемами юности, Де́джа старалась быть не хуже своих учителей и талантливых сверстников. Источник физической силы её хрупкого тела заключался в глубине горячего сердца. Всё это часто смущало остальных подданных, относившихся к ней с чрезмерной заботой и покровительством. Де́дже было оскорбительно слушать нотации о том, что она слабая девушка и нуждается в защите. К тому же, все, как один, твердили, что строптивое поведение будущей королевы подаёт дурной пример остальным подданным. Однако Де́джа всегда спорила с ними и давала отпор, когда кто-то пытался защитить её — для неё подобная опека была неприемлема. Конечно, всё это проявлялось в резких выражениях и горячих спорах.

— Ми́я! — послышался крик из спальни королевы. Де́джа стояла в ночной рубашке перед своей кроватью, скрестив руки на груди. В следующее мгновение запыхавшаяся служанка уже была возле неё.

— Да, Ваше величество?

— Почему на моей кровати лежит платье? Я же велела приготовить рубашку с жилетом и штаны, — Де́джа потрогала зелёную шёлковую ткань.

— Но королева, я подумала…

— Ты подумала? — возмутилась Де́джа. Служанка вздрогнула и испуганно опустила голову.

— Да, я подумала, что вы почти не носите платья. А это совсем не надевали, хотя оно красивое.

— Ты считаешь, что лучше меня знаешь, что мне носить? — юная королева нахмурила брови. — Если мне понадобится твой ценный совет, я спрошу тебя. А теперь принеси мне мои штаны и рубашку с жилетом. Иначе предложу О́уэну превратить тебя в куст кизила.

Де́джа не раз объезжала земли своего королевства на чёрном мустанге по имени Кро́ули, который слушался только её. Чтобы не привлекать к себе внимания, она надевала старый плащ отца. Однажды юная королева заехала в небольшой прибрежный городок. Здесь, на самой окраине возвышалась стена какой-то древней постройки. Не решившись оставить своего мустанга одного, она подошла к стражнику у стены.

— Эй, ты! — весьма резко окрикнула его она. На вид ему было не больше двадцати пяти лет. Она не подумала, что от простой девушки такое обращение звучит довольно грубо, — Не хочешь подзаработать? — удивление на лице стражника сменилось раздражением.

— Шла бы ты отсюда, девчонка, в куклы играть. Раз родители не научили тебя уважать старших, а тем более слуг королевы. — Другие быстро научат, — пренебрежительно ответил он.

— Я дам тебе два си́льверна, — бросила она в ответ, с таким видом, как будто не заметила его тона. Достав шёлковый мешочек, Де́джа выудила из него тонкими длинными пальцами две серебряные монеты. Несмотря на свой юный возраст, она знала цену деньгам. На дне оставались ещё несколько ла́йтенов, которые считались самой дорогой монетой в королевстве. Они были названы в честь её отца. За два си́льверна стражник мог хорошо отобедать в любой таверне города. Прежде чем он успел ответить, Де́джа продолжила: — Мне нужно, чтобы кто-то последил за моим конём, пока меня не будет. Это недолго, максимум до заката.

— Два си́льверна? — стражник нахмурился, разглядывая девчонку с недоверием, но ничего особенного не заметил. Пожалуй, кроме того, что она слишком хорошо выглядела для подобного места: чистая одежда и плащ странного покроя — такой не шили для бедных людей; на её гладкой коже не было ни шрамов, ни следов от болезней и волосы не висели грязными космами. Но самым странным было то, что от неё не воняло потом и рыбой, как от всех других бедняков в этом городе. — Откуда у тебя такие деньги? Украла? Прикончила свою богатую госпожу и забрала её вещи, да? Знаю я таких. Проваливай отсюда, пока я добрый!

Де́джа нахмурилась, услышав его слова, но вместо ответа достала ещё один си́льверн.

— Три си́льверна. Присмотришь за конём до заката, потом заберу, — хрупкая рука протянула три монеты серебряного цвета. Страж уже хотел прогнать её, как вдруг резко поменял своё мнение, увидев за её спиной красивого мустанга. Помолчав какое-то время, он усмехнулся и кивнул головой.

— Значит, три? Что ж, давай деньги и ступай, куда тебе там надо, — быстро спрятав монеты, он взял мустанга за поводья.

— Осторожнее. Он у меня с характером, — бросила Де́джа на ходу, направляясь в сторону ворот. Первым делом, ей хотелось посетить рынок. Так как недалеко от этого места находилось море, ей казалось, что на прилавках должно быть много свежей рыбы, о которой рассказывали чудеса у неё в замке, но которую просто невозможно было довезти отсюда до столицы Ве́тлина.

Обходя лужи и грязь, Де́джа старалась не привлекать к себе внимания. Она с любопытством присматривалась к низким приземистым зданиям, и безликим прохожим в грязных рубашках и штанах, и суетливым служанкам, спешившим с корзинками в сторону рынка. Ей всё было интересно. Однако Де́джа была не похожа на них, потому что надела зелёную блузу из льна, заправив её в чёрные облегающие брюки. На этот раз из украшений Де́джа не надела ничего, кроме королевского перстня. Ей нравилось, что он был маленьким и красивым: алый камень переливался на солнце, и был обрамлён в аккуратную оправу из золота. С двух сторон на нём был выгравирован герб её королевства.

Голоса торговцев и запах рыбы становились всё сильнее, значит, до рынка оставалось уже совсем немного. Торговые ряды ломились от товаров, и не только от рыбы, хотя она занимала больше всего места. Людей тоже было много — все кричали, шумели и торговались.

— Ух ты! — тихо прошептала Де́джа, увидев большую рыбу с тонким длинным носом, напоминавшим зазубренный кинжал. Дальше располагались ряды с другими рыбами, круглыми и овальными, толстыми и тонкими, пучеглазыми и безглазыми, с чешуёй или гладкой кожей. Восхищённо глядя на них, Де́джа переходила от одного лотка к другому, пока не дошла до фруктового ряда. Там, не думая, она взяла с краю один персик и продолжила свой путь. Через несколько мгновений за спиной раздался громкий окрик, и чья-то цепкая рука схватила её за запястье.

— Воришка! — крикнул торговец. От неожиданности Де́джа выронила персик. Высокий худой купец, с синей кожей жителя морских земель, оскалил щербатые зубы и наклонился к ней, выкатив из орбит круглые, как у лежавшей на соседнем прилавке рыбы, глаза. — Думала, я не замечу? За всё надо платить! — он дёрнул её на себя и сжал руку ещё сильнее.

— Отпусти, я не воровка! — пытаясь выдернуть руку, воскликнула она. — Я заплачу!

— Конечно, заплатишь. Своей рукой, — он грубо прижал её кисть к столу и схватил страшный ржавый тесак. Все вокруг стали оборачиваться и показывать пальцем, потому что неожиданно появилась возможность посмотреть на кровавое представление. Лезвие поднялось над рукой Де́джи, и внутри у неё всё сжалось.

— Стой! — послышался резкий окрик, и занесённый тесак перехватила другая рука. — Не порти девчонке жизнь из-за персика.

— Ты кто такой? Она это заслужила. Она украла мой персик! Закон есть закон! Вору надо отрубить руку!

— Ты уже проучил её. Больше никто не тронет твои персики.

Де́джа ещё не успела прийти в себя и поэтому просто стояла, не в силах оторвать взгляд от ужасного ржавого лезвия.

— Почему ты защищаешь её?! — воскликнул торговец, продолжая держать её руку мёртвой хваткой.

— Посмотри, — он кивнул в её сторону, и купец неохотно перевёл взгляд, — это не простая нищенка. Она не хотела украсть твой персик. Разве ты не видишь, что от неё не несёт тухлой рыбой и гнилью, у неё чистые волосы. Посмотри на лицо, — незнакомец откинул капюшон с головы Де́джи, — на нём нет язв и грязи.

«Обсуждают меня как осла на продажу», — подумала Де́джа, придя, наконец, в себя. Но вслух ничего не сказала.

— Это послужит ей уроком. Будет думать, что делает, — мужчина сунул торговцу монету. На неё можно было купить целый ящик персиков.

— Ладно, — неохотно согласился тот, оценив монету. Его костлявые пальцы разжались, отпустив Де́джу. На запястье остались широкие красные полосы. — Но чтобы больше я тебя здесь не видел! В следующий раз отрублю обе руки.

Де́джа раздражённо отдёрнула руку и поспешила отойти в сторону. Зеваки неохотно стали расходиться по рынку. Странный спаситель вот-вот должен был скрыться за поворотом. Она догнала его, чтобы поблагодарить.

— Постой! — она поравнялась с ним и пошла рядом. — Почему ты помог мне? — теперь она могла лучше разглядеть его лицо, но оно всё равно не было ей знакомым.

— Просто захотел помочь, — незнакомец шёл, засунув руки в карманы длинного плаща. –Когда я увидел твой перстень, то сразу всё понял. Ты знаешь, у меня есть дочь. И она тоже очень любопытная. Так вот, я искренне надеюсь, что когда-нибудь, когда меня не будет рядом с ней, кто-то тоже поможет ей в трудной ситуации, — мужчина уже хотел уйти, но Де́джа успела схватить его за руку. Она быстро достала из мешочка лайтен и вложила ему в ладонь.

— Это тебе от моего отца! — и, не дождавшись ответа, она поспешила раствориться в толпе.

После недолгой прогулки, когда сердце перестало так колотиться, а тревога начала отступать, Де́джа почувствовала, что сильно голодна. Но на рынок возвращаться не хотелось. Поэтому она решила найти место с булками и выпечкой. К счастью, ей быстро удалось найти лоток на углу, где маленький лысый пекарь продавал свои пирожки. Он не выглядел шикарно, и выбор там был не так велик, как в королевской пекарне, но Де́джа взяла себе две булочки с яблоком и изюмом. Сев в стороне на ступеньку у дома, она с удовольствием впилась зубами в сладкую хрустящую корочку. Но спокойно поесть так и не удалось. Со стороны за ней наблюдал какой-то мальчик. Увидев, что она его заметила, он осторожно приблизился.

— Я видел, как тот купец на рынке чуть не оттяпал тебе руку, — сказал он.

— Мог бы и помочь! — Де́джа хмыкнула и подняла голову. Перед ней стоял мальчик примерно её возраста. Худой как кузнечик. Он был бедно одет, с грязными немытыми волосами, которые когда-то были светлыми.

— Чтобы он и мне руку отрезал? Я же не виноват, что ты воровать не умеешь, — он обошёл её.

— Тогда чего ты хочешь? — Де́джа опять откусила от булки, из которой ещё шёл горячий пар.

— Ты кто? — с удивлением спросил он, потрогав край её плаща. — Такие носят только знатные люди.

— Это неважно, — Де́джа одёрнула свой плащ и насупилась.

— Меня зовут Рие́н, — он сел рядом с ней. — Если хочешь, научу тебя воровать, чтобы никто не заметил. Но только если отдашь вторую булку.

— Нет, мне не надо, чтобы ты меня учил. Я не воровка, — Де́джа повернулась к нему и протянула второй пирожок с яблоком. — Держи. Просто так.

Рие́н с радостью принял булку и впился в неё зубами так, будто не ел уже несколько дней. Хотя, возможно, так и было.

— Зови меня Дре́я, — Де́джа решила не называть своего настоящего имени.

— Тебе сколько лет? Мне пятнадцать, — Рие́н облизал повидло с пальцев.

— Почти четырнадцать, — Де́джа уже доела и наблюдала за своим собеседником. Ей совсем не хотелось продолжать разговор.

— У нас есть свой главарь — Лире́тта. Ей семнадцать. Она нас всему научила. Хочешь, познакомлю вас? Может она и согласится взять тебя в нашу банду, — Рие́н доел и вытер руки о штаны. — Пойдём.

— Разве у вас нет родителей? — снова проснулось в Де́дже любопытство.

— Родителей… — он глубоко вздохнул. — Есть. Но денег нет.

Де́джа запахнула свой плащ и пошла за ним. Рие́н вёл её за собой какими-то дворами и улочками. Было видно, что он знал это место как свои пять пальцев. Де́джа ловко пролезла за ним через дыру в заборе, и они оказались в каком-то дворе. Здесь было грязно и мерзко, как и на рынке. Никто не вешал своё бельё на улице и не оставлял открытыми окна, как у неё в столице. Глядя на всё это, Де́джа думала, почему люди живут так бедно. Посреди двора она увидела кучку ребят. Они сидели в кругу и бурно что-то обсуждали, то и дело смеясь. Рие́н подбежал и что-то шепнул на ухо высокой девчонке. Де́джа всё это время стояла в стороне и молча наблюдала. Вдруг все активно зашевелились и обратили на неё внимание. Де́джа медленно подошла и заметила, что они играли в какую-то игру. На земле был начерчен круг, рядом лежали деревянные таблички.

— Вот это да, Рие́н, кого ты нам привел? Это твоя подружка? — радостно воскликнул один из мальчишек.

— Да, Рие́н, ты чего? Хочешь Лире́тту заменить? — подхватил другой.

— Вы знаете, что Лире́тту нельзя заменить, — Рие́н усмехнулся и подошёл к Де́дже. — А её я нашёл рядом с рынком. Мужик чуть не отсёк ей руку за персик.

— Значит, она ничего не умеет, — Лире́тта поднялась с земли и окинула Де́джу оценивающим взглядом. — Так какой от неё толк? Зачем ты её привёл?

— Она мне пирожок дала. К тому же, ты сама говорила, что тебе нужны ещё помощники.

— Да, нужны. Но не такие бестолковые, — Лире́тта скрестила руки на груди. На её лице читалось недоверие.

— Я не нежная девочка, — Де́джа нахмурилась. Она не знала, зачем зашла так далеко. Но теперь уже было поздно поворачивать назад. — Я умею драться не хуже любого мальчишки, и с мечом тоже. Но я никогда не ворую.

— Ну конечно, — Лире́тта подошла и стала щупать ткань её плаща — По тебе видно. Ты очень хорошо одета. Доченька какого-нибудь купца? Ты не знаешь уличной жизни.

— Знаю, — Де́джа одёрнула свой плащ, — может даже получше тебя.

— Правда? Давай посмотрим, как ты умеешь играть в наши игры.

Лире́тта объяснила Де́дже правила и дала сделать пару попыток, после чего добавила:

— Но просто так играть скучно. Проиграешь — получишь по полной.

Де́джа сжала деревянную фишку в руке. Все закивали, тихо хихикая. Она уже не могла отступить и погрузилась в игру. Так как опыт у неё действительно имелся, она быстро разобралась и стала выигрывать.

— Неплохо, — Лире́тта недовольно усмехнулась и села напротив неё. — Теперь давай со мной.

Они обе взяли по фишке и начали игру. Де́джа старалась изо всех сил, но ей не везло. И тут она заметила, что Лире́тта жульничает, зажав лишнюю фишку в кулак.

— Эй! Так нечестно! — Де́джа вскочила на ноги и покраснела. — Ты жульничаешь! У тебя лишняя фишка! — воскликнула она.

— Что? — возмутилась Лире́тта, — Ты проиграла! — Глава банды встала и посмотрела на мальчишек. — Вы все знаете, что это значит. Хватайте её!

— Проиграла! — закричали они вместе.

Лицо Де́джи покраснело от негодования. Но впереди её ожидало что-то ужасное. Мальчишки окружили её и, подхватив на руки, куда-то понесли.

— Что? Что вы делаете?! — она попыталась вырваться, но их было больше.

Они рассмеялись, будто это было частью затеянной игры.

— Постойте! Это я заберу, — Лире́тта сорвала плащ Де́джи и укуталась в него. — Какой классный!

— Прекратите немедленно! Вы за это заплатите! — Де́джа уже не знала, что сказать, но её не отпускали.

Всей толпой они направились к небольшому сараю. До Де́джи донеслось громкое хрюканье, а через мгновение она оказалась в огромной луже, в окружении мохнатых свиней. Она попыталась встать, но мальчишки толкнули её обратно в грязь. Так продолжалось много раз, пока, обессилев, она не расплакалась, с отчаянием сжав кулаки. Их дерзкий смех раздражал больше, чем хрюканье свиней.

— Без обид, — Лире́тта рассмеялась и встала напротив Де́джи. — Ты же новенькая. Считай, это было твоим посвящением. А это — твой вклад, — она подняла руку, в которой держала мешочек с деньгами Де́джи.

— Ну-ка отдай! — неистово закричала Де́джа. — Иначе ты пожалеешь.

— Правда, что ли? — С насмешкой спросила Лире́тта. — Тогда докажи это…

С трудом добравшись до ворот, она поняла, что вряд ли сможет сюда вернуться, если об этом узнает её двоюродный брат Со́мерсет. Где-то рядом должен был ждать её стражник с мустангом.

— Я вернулась. А где мой Кро́ули?

— Кто? — наигранно переспросил стражник.

— Я же оставила тебе своего коня, чтобы ты последил за ним до заката! И ещё дала три си́льверна. Ты что, забыл?

— Ну-ка иди отсюда, пока жива, — он махнул в её сторону копьём. Стражник сразу понял, что такого коня можно было продать за большие деньги, и поспешил спрятать его подальше от любопытных глаз.

Опешив от такой наглости, Де́джа потеряла дар речи. Как он смел такое говорить! И как ей теперь добираться домой? Вот кому надо было отрубить руку. Он украл у неё не просто коня, а лучшего друга. Теперь она была уверена, что даже Со́мерсет не остановит её и она вернётся сюда, чтобы отомстить за обиду. Возвращение домой оказалось долгим и утомительным. Оно заняло несколько дней. Де́джа ещё никогда не ходила пешком так много. В замке в это время случился переполох. По возвращению, она выслушала тысячу нравоучений от брата и придворных. Тем же вечером Де́джа приказала найти мустанга любой ценой, а сама стала готовиться к следующей поездке на окраину, но на этот раз как королева, в сопровождении охраны и слуг. Со́мерсет был недоволен подобными похождениями двоюродной сестры, но возражать не стал. Кро́ули нашли спустя ещё несколько дней, у перекупщиков. Со времён последнего приезда короля Лайта небольшой город на окраине королевства не видел такого количества придворных. Когда по её приказу на площадь привели Лире́тту, юная бунтарка сразу же назвала имена других мальчишек. Вскоре их приволокли стражники. Обезумевшие от горя родители, предчувствуя страшное наказание, упали перед Де́джей на колени и молили о пощаде.

— Ваше величество, простите наших неразумных детей! Они ещё малы и глупы, не лишайте их жизни! — мать одного из ребят дала своему сыну подзатыльник, и тот сразу же упал на колени. — Ну-ка, проси прощения у королевы, негодник!

— Я не собираюсь никого убивать, — с пренебрежением возразила Де́джа. Она сидела на роскошной лошади кремового цвета, сжимая поводья. После Кро́ули ей было непривычно сидеть на другой лошади. — Но наказания им не избежать. Лире́тта, — юная королева обратилась к главарю их банды, — я ведь предупреждала. Стражники! Возьмите всех их и засуньте в ту же самую лужу, в свинарнике!

Слуги забрали детей у родителей и повели за дома. Спустя пару минут раздался крик мальчиков и визг испуганных свиней. Де́джа наклонилась и что-то шепнула одному из слуг. Выслушав приказ, он и ещё несколько стражников направились в сторону рынка. Вскоре они привели торговца с синей кожей. На этот раз его лицо выражало совсем другие чувства. Он то и дело испуганно спрашивал, куда его ведут, и что он сделал. Увидев Де́джу, торговец замолчал. Стражники поставили его на колени.

— Выпороть. При всех! На этом всё, — Де́джа развернула коня и поехала в сторону ворот.

Но напоследок она ещё хотела найти того наглого стражника, который украл её мустанга. На прежнем месте его не оказалось. После недолгих поисков, слуги Де́джи обнаружили его в одном из местных пабов. Он уже спустил приличную сумму денег на выпивку и азартные игры. Попытки привести его в чувство оказались тщетными. Де́джа отдала приказ уволить его и никогда не принимать на королевскую службу. Ему на шею одели табличку пьяницы, которую он должен был носить в течение недели. После этого, с чувством выполненного долга, Де́джа отправилась в столицу.

ГЛАВА 5 ВСТРЕЧИ С БРАТЬЯМИ

Что касается двух сыновей короля Дарка, — Люциа́на и Амду́сциаса, — то они были рождены от разных матерей и приходились друг другу сводными братьями. Люциа́н рос спокойным и вежливым мальчиком, никогда не срывался и не грубил окружающим. Единственным исключением была Де́джа, которая при встрече все время пыталась задеть его обидным высказыванием или насмешкой, чтобы вывести из состояния спокойного самообладания. Люциа́н с детства избегал общения с людьми и привык жить в своём внутреннем мире грёз и героических подвигов, которые дарили ему книги и рассказы его единственной сиделки. Старая служанка обещала Или́фии, матери Люциа́на, что вырастит малыша во что бы то ни стало. Она знала о замкнутости и отрешённости этого ребёнка, но искренне жалела и верила в чудо. По вечерам женщина часто рассказывала ему о бесстрашных героях, в одиночку сражавшихся с драконами, наивно надеясь на то, что таким образом воспитает в мальчике твёрдость духа, решительность и храбрость. Борясь с противоречивыми чувствами, Люциа́н тогда ещё не знал, что причина его странного, «раздвоенного» состояния и неоднозначного отношения к людям кроется в его происхождении. Это проявлялось во всём, но благодаря скрытности и уединённости Люциа́на, редко становилось известно большому количеству людей. Он был настолько силён, что в игре нечаянно причинял другим детям боль, просто взяв за руку или несильно толкнув. Одному он сломал кисть, а другой отлетел на несколько шагов в сторону и от увечья его спас оказавшийся за спиной куст жимолости. Из-за этого Люциа́н рано перестал общаться со сверстниками и предпочитал проводить время в одиночестве, в саду, за чашкой чая и с интересной книгой. Подрастая, юноша стал превращаться в сурового и неприступного демона: на красивом, немного вытянутом лице ярко выделялись необычные голубые глаза дымчатого оттенка, с растянутым зрачком как у кошки; густые и чёрные, как глубокая ночь, волосы ниспадали на плечи, напоминая волны бушующего моря; скрывая ещё одну особенность его внешности — под их густыми прядями прятались заострённые, как у эльфов, уши; язык, как у отца, был разделён на две части, поэтому никто не обращал на это внимание, а тонкие, вытянутые в линию губы с чувственным изломом посередине говорили о романтичной, легко ранимой душе, в которую он старался никого не пускать. Поэтому неудивительно, что постоянные нападки Де́джи, которая во время коротких встреч в детстве не оставляла его в покое, приводили его в бешенство, но Люциа́н старался не отвечать ей в том же духе.

Младший брат Люциа́на, Амду́сциас, родился от фурии дьявольского рода из дальних земель. У него были чёрные волосы, как у брата и отца, но цвет глаз передался от матери — насыщенный красный, с бордовым оттенком, как две банки с кровью, зловещий и пугающий. Бледная кожа напоминала белый лист бумаги, а на голове, вокруг ушей, завивались два красивых рога. Как и Люциа́н, Амду́сциас тоже никогда не видел свою мать. Однако он с самого рождения был очень спокойным и не доставлял никому особых хлопот, обожая играть с животными, для которых эти игры всегда заканчивались плохо, потому что маленькому принцу нравилось причинять им боль, дёргая за хвосты и уши, тыча палками и забрасывая камнями. Происходило это обычно в дальних уголках замка, поэтому чаще всего рядом никого не было. Амду́сциас тоже любил проводить время в одиночестве. Его привлекали другие занятия, что, в принципе, придворных совсем не огорчало. Так как король Дарк был постоянно занят государственными делами и редко уделял сыновьям время, они росли сами по себе и почти не общались. Люциа́на, как старшего брата, совсем не интересовали забавы младшего с животными. Амду́сциас был этому только рад и, прячась под стенами замка, разговаривал вслух сам с собой или окружающими его предметами, из-за чего слуги стали думать, что у него развивается тихое помешательство, и начали избегать встреч с хитро смеющимся сыном короля, что-то бубнившим себе под нос, как старый бродяга.

Вполне понятно, что принцесса Де́джа, в отличие от братьев, жила совсем другой жизнью и, как следствие, обладала другим характером. Став подростком, она перестала участвовать в придворных церемониях, и выполняла только одну формальность — раз в месяц встречалась с принцами соседнего королевства, как завещал её отец. Это была единственная просьба, поэтому она не нарушала её. Де́дже было известно о его желании укрепить связи с соседним королевством и в дань уважения к нему юная королева каждый месяц уныло отправлялась на встречи с Люциа́ном и Амду́сциасом, хотя те тоже не горели желанием видеть её в своём замке. Люциа́н делал вид, что не замечает юную королеву, старался игнорировать её шутки и вопросы, холодно отвечая на приветствие и сразу же исчезая в саду, что поначалу немало раздражало Де́джу. Люциа́н знал, что несносная девчонка найдёт способ разговорить его и вывести из себя, поэтому он каждый раз старался оттянуть этот момент, прячась за маской безразличия и небрежности. Амду́сциас почти не участвовал в их беседах и спорах, предпочитая гулять в саду и ловить там жучков и бабочек, с упоением отрывая им потом крылья и ноги.

Обычно, чтобы отправиться на субботнюю встречу с братьями, Де́дже приходилось вставать очень рано, так как путь был не близкий. Она не могла ездить туда без сопровождения, в качестве которого всегда выступал её двоюродный брат. При дворе короля было много советников по разным вопросам. После смерти Лайта они все стали помогать Де́дже. Но самым влиятельным из них был её двоюродный брат Со́мерсет. Он был старше её на шесть лет и, к тому же, остался единственным живым родственником. Де́джа доверяла ему и относилась как к близкому человеку, делясь с ним всеми своими детскими, а потом и подростковыми секретами. Однако Со́мерсет не ценил этого, скрывая свое истинное отношение под маской терпеливой улыбки и смирения. Он не любил сестру, считая её чересчур ветреной. Ему казалось, что она не по праву занимает место наследницы престола. И если бы не воля случая, то на троне мог бы уже сидеть он, а не она. Затаив зависть и обиду, которые становились с каждым днём всё сильнее, Со́мерсет продолжал играть роль любящего брата и верного советника, тщательно скрывая свои чувства глубоко в душе.

В тот день Де́джа выспалась, в отличие от Со́мерсета, который сидел напротив и дремал, кутаясь в свой тёмно-синий плащ. Погода за окном особенно располагала к этому: небо было мрачное, затянуто тучами и они надвигались со стороны королевства братьев.

— Кажется, будет дождь, — пробубнила Де́джа, после чего добавила уже громче, — Со́мерсет, может быть, пока не поздно, остановим карету и поедем в таверну «Белый лев»? Противные служанки говорят, что девушкам там не место. Может, расскажешь, почему? Я вот хочу узнать, — она продолжала говорить сама с собой, потому что Со́мерсет сидел с закрытыми глазами и молчал. Его голова покачивалась в такт карете. — Со́мерсет, почему ты не отвечаешь? Может ты хочешь в булочную? Люциа́н будет рад, если я не приеду. Зачем мне вообще ездить к нему каждый месяц, если мы оба ненавидим это? Он бы по мне даже за полгода не соскучился, — Со́мерсет продолжал молчать. — Знаешь, что? Ты — противный вонючий жук. Со́мерсет навозник, — хихикнула она, но глаза брата медленно открылась, и он смотрел на неё холодным, серьёзным взглядом.

— Ты не дашь мне поспать, да? — Со́мерсет отчаянно вздохнул, будто так происходило каждый раз. Он пропустил последний комментарий Де́джи мимо ушей. — Ты сама знаешь, что мы должны там быть. Твой отец так хотел, — перед тем как она успела ответить, он продолжил: — Вот станешь совершеннолетней, делай, что хочешь. — Он укутался в плащ потеплее и перевёл взгляд на окно.

— Ха-ха, как смешно, Со́мерсет. Ну ты и шутник. Я ведь должна выйти замуж, когда Люциа́н станет совершеннолетним. Это случится через несколько месяцев, а мне по-прежнему всего четырнадцать, — она недовольно скрестила руки на груди.

— Ну потерпишь ещё четыре года и разведёшься… — усмехнулся Со́мерсет.

— Тебе везёт. Тебя никому не пообещали.

— Хах, да. Хоть в чём-то мне повезло, — Со́мерсет облокотился о стенку и снова стал клевать носом.

Больше они ни о чём не говорили, доехав остаток пути молча. Погода стремительно ухудшалась. По приезду Де́джа увидела, что король Дарк и Люциа́н уже ждали её на ступенях, чтобы встретить. Но второго брата она там не видела. «Наверняка, опять чудит что-то», — подумалось ей. Выходя из кареты, она неожиданно для себя подарила им одну из самых очаровательных улыбок — скромную и нежную.

— Здравствуйте, Ваше Темнейшество, — поклонилась принцесса.

Она всегда называла так короля Дарка потому, что в их королевстве всегда было довольно мрачно и часто шли дожди. И Дарк всегда ходил в чём-нибудь чёрном, как тень. Впрочем, подобное обращение ему даже нравилось. Он вежливо поцеловал ей руку.

— Наша юная королева вернулась. Мне казалось, я видел тебя только вчера, а прошёл уже месяц.

— Да, мне тоже так показалось, — она отвела взгляд со вздохом.

Но, кажется, король не заметил иронии в её словах. Люциа́н молча стоял рядом, прямой и натянутый, как струна. «Какой воспитанный», — хмыкнула про себя юная королева. В каждом его движении всегда читались гордость и неприступность. «Из него бы вышел неплохой слуга, а не принц», — продолжала думать она. Он всегда вёл себя так, будто делал одолжение своим присутствием. Но все эти черты только раздражали Де́джу. Даже слепой бы увидел, что пара из них никакая.

— Люциа́н, — она сделала лёгкий кивок в его сторону. Из вежливости надо было поздороваться и с ним.

Словно отвлёкшись от чего-то важного, принц посмотрел на неё и молча кивнул в ответ. В этот момент подошёл Со́мерсет, и король провёл их в замок, после чего пожелал приятного дня и ушёл, сказав, что у него ещё много дел. Не успела Де́джа опомниться, как Со́мерсет тоже исчез. Обычно, хоть он и сопровождал её на эти встречи, но проводить их втроём не намеревался. Поэтому он просто гулял по замку и осматривал окрестности. Что ж, она снова осталась одна с Люциа́ном.

— Что будем делать? — даже не ожидая ответа, она отвернулась и пошла в комнату, где они были вынуждены проводить один день в месяц. Люциа́н читал и пил чай, а Де́джа умирала от скуки.

Тем временем, Со́мерсет гулял по просторам замка. В королевстве Даллэ́я, где всё время над головой висело унылое небо, — любой, даже самый красочный дом выглядел зловеще. Мрачная, готическая архитектура замка только усиливала это впечатление. Во всех комнатах были уникальные, разные окна. Их украшали орнаменты с красивыми рисунками, которые представляли собой целые истории.

Там был один коридор, который Де́джа не любила больше всего. Он вёл в другую часть замка, из которой можно было попасть в красивый сад. Его тёмные стены, где-то высоко над головой, перетекали в нервю́рные своды. Несмотря на то, что днём этот коридор выглядел довольно привлекательно, с наступлением темноты он становился одним из самых пугающих мест в замке, потому что там никогда не вешали факелы. Лунный свет проникал внутрь сквозь огромные окна, равномерно освещая пол и стены бледным, матовым светом. С другой стороны окон находился огромный дворцовый сад. В королевстве Дарка Делага́рди, жителей трудно было чем-то испугать, особенно слуг, которые ходили по этому коридору сотни раз в день. К тому же, в замке были места и пострашнее. Например, верхние этажи… Но сколько бы они не приезжали туда, Со́мерсет никогда не обращал на это внимания. Его больше интересовали дворцовые сплетни и симпатичные служанки. Особенно та, которая прислуживала Амду́сциасу. Ей разрешалось подниматься на все этажи замка, чтобы убираться в комнатах.

Зайдя за угол, Со́мерсет увидел в конце коридора хрупкую фигуру, балансирующую на стуле. Рео́ла… Он сразу узнал её. Ни у кого из прислуги не было такой яркой и привлекательной внешности. Её волосы напоминали цветок фуксии. Они были такого же безумного цвета — насыщенно-фиолетовые пряди контрастировали с ярко-малиновыми, как облако при закате. И в середине томно смотрели глаза цвета бледной сирени. Это была необыкновенная девушка. Она никогда никому не рассказывала о себе, избегая разговоров о прежней жизни, как будто её и не было вовсе. Единственное, что было известно, так это то, что у девушки не было живых родственников: она воспитывалась в монастыре «пурпурных плащей», откуда сбежала несколько лет назад и устроилась работать в замке. Нравы в этом монастыре отличались особой суровостью. Послушницы вели закрытый образ жизни и не общались с незнакомцами. Зная об этом, Со́мерсету хотелось узнать о ней побольше. Он тихо подошёл сзади, наблюдая за тем, как служанка балансирует на стуле, вешая новые шторы.

— Обычно, это работа для двух слуг, — сказал он. От неожиданности Рео́ла вздрогнула и пошатнулась, но в следующую секунду уже оказалась в руках Со́мерсета. Он вовремя успел её подхватить. — Ещё и стул взяла неустойчивый.

— Простите, Ваше высочество, — на её лице отразилось смущение. Она отвела взгляд в сторону. — Все остальные слуги заняты, а шторы надо повесить сейчас.

— Прямо все? — с иронией переспросил он, ставя её на ноги. Рео́ла была ниже почти на голову.

— Да, все. Сегодня работы в замке очень много, — не поднимая глаз, заметила девушка.

Рео́ла снова забралась стул, а Со́мерсет крепко обнял её за колени. На его лице появилась сладострастная улыбка.

— Как прошёл этот месяц? Ты вспоминала обо мне?

— Честно говоря, у меня было так много работы, что я не вспоминала о пустяках, — её пальцы ловко нанизывали кольца на крючки. Рео́ла выглядела уставшей, под глазами были тёмные круги. Видимо, она не высыпалась.

— Неужели так много работы? Ты выглядишь уставшей. Хочешь переехать к нам в королевство? Будешь моей личной служанкой. Сделаю тебя старшей над всеми слугами.

— Правда? И какая я по счёту, кому вы предлагаете эту роль? Фио́нна, Заи́да, Наи́ла, Леоне́лла, Го́рда разве уже отказались?

— Ну что ты! Как я могу! — Со́мерсет рассмеялся. — Поверь мне, ты — первая и единственная, кому я такое предлагаю.

— Вы очень любезны, — девушка продолжала возиться, не отрывая взгляд от шторы. — Здесь мой дом. Семья Делага́рди добра ко мне, и я не собираюсь их предавать.

— Зря ты так. Я тоже добрый господин.

Ответа не последовало. Оттолкнув его руки коленями, она спрыгнула со стула и быстро вышла из комнаты. Однако Со́мерсет считал, что он находится на верном пути, и со стороны Рео́лы это было лёгкое, но наигранное упорство, которое должно было пасть под натиском его более решительных действий.

Тем временем Де́джа пыталась завязать разговор с Люциа́ном. Им уже принесли приборы и чашки, но чай принц всегда наливал сам.

— Какой чай у нас будет сегодня? Абрикосовый, жасминовый, из лепестков роз, цветков лотоса или чистый змеиный яд? — с издёвкой спросила она. В это время Люциа́н с невозмутимым видом наливал в чашку напиток глубокого красного цвета, делая вид, что не слышит её.

— Это фруктовый чай из наи́джи, — соизволил ответить он и перевернул страницу.

— Не может быть! Наиджи растёт только в дремучем лесу у земли драконов! — искренне удивилась Де́джа.

— Да, ты права. Эти плоды именно оттуда, — с таким же наигранно-притворным равнодушием произнёс он.

— Кто же их принёс? Ух ты, какой цвет! — хмыкнула Де́джа, наклонившись к чашке Люциа́на и разглядывая напиток.

— Они хранятся в подвалах нашего замка уже много веков. Наи́джи переводится как «Кровавый плод», — Люциа́н спокойно наблюдал за ней, негодуя в душе. Ему было ясно, что со знанием ботаники дела у неё обстояли плохо.

— Хм-м… Мой учитель ботаники, противный старик Феджи, говорил, что раньше этими плодами кормили вампиров!

Люциа́н промолчал и так красноречиво закатил глаза, что любой другой на месте Де́джи уже давно бы обиделся. Но только не она. У неё был колоссальный опыт общения с дерзкими мальчишками на улицах города, поэтому она была готова к более неприятным беседам. Но в этот день всё происходило иначе.

Де́дже было скучно, и она уже успела проголодаться. Но до обеда оставался ещё час. Тогда она увидела на столе вазу, в которой лежали спелые розовые персики. В голове сразу вспыхнуло воспоминание, как из-за такого же персика ей на рынке чуть не отрубили руку. Немного поколебавшись, она всё же решилась взять один. Когда на ладони осталась одна косточка, руки были уже перепачканы липким соком. Краем глаза Де́джа заметила пренебрежительный взгляд Люциа́на.

— Ну прости, — она взяла салфетку и, надув губы, стала вытирать пальцы, — стыдно за свою будущую жену?

— Нет. Даже представить себе этого не могу! Вместе — никогда, — равнодушно отметил он, переворачивая страницу.

— Разве ты ещё не думал об этом?

— Я много о чём думал…

— Тогда, может, расскажешь, какой должна быть примерная жена? — хмыкнула она. Люциа́н продолжал смотреть в книгу.

— Примерная жена? Откуда я знаю? Надеюсь, что у меня её никогда не будет. Особенно такой!

Де́джа насупилась. Ей снова захотелось вывести из себя этого заносчивого всезнайку. Спустя несколько минут она придумала как это сделать.

— Что ты читаешь? — спросила Де́джа с притворным любопытством, наклонившись к нему и стараясь заглянуть через плечо, что показалось Люциа́ну крайне фамильярным. Но юная королева всегда вела себя беззастенчиво, иногда даже нагло, к чему он, к сожалению, никак не мог привыкнуть.

— Читаю о том, как избавиться от надоедливой невесты за пять простых шагов, — с трудом сдерживаясь, проговорил он, не отрывая взгляд от старой книги с потрёпанными краями и следами чужих пальцев на ветхих страницах. До Люциа́на её успело прочитать немало людей, и, судя по всему, этой книге было уже очень много лет.

— Пфрр… Всё равно не получится! Может, лучше в прятки поиграем? — прыснула смехом Де́джа, посмотрев ему в глаза. Но он сдержался и ничего не ответил, сохранив на лице безразлично-равнодушное выражение. Со стороны могло показаться, что Люциа́н просто не услышал её вопрос.

Время тянулось мучительно долго. Скука только усиливалась из-за хмурых туч и налетевшего ветра, который гонял сухие листья по ступенькам у входа и грозил принести сильный дождь. Судя по всему, им предстояло провести этот вечер вместе, в тягостном молчании, с трудом перенося друг друга. Снаружи, наконец, послышался шум дождя, который сразу превратился в ливень. Де́джа повернула голову — ей показалось, что струи стучат с определённым ритмом, выбивая на крыше и плитах нехитрую мелодию. От духоты и влажного воздуха Люциа́на потянуло в сон. Он стал зевать. Де́джа заёрзала на стуле и скривила лицо — она ненавидела тишину и уныние. Пустое времяпровождение было для неё самой страшной пыткой.

— Ну-ка дай сюда! — воскликнула она, вырвав у него из рук пожелтевшую от времени книгу. — Посмотрим, что тут о невестах пишут! — расхохоталась она и отбежала в сторону.

— Ты ведь даже читать не умеешь! — вспыхнул Люциа́н. Его голубые глаза загорелись внутренним огнём.

— Да ну! Правда, что ли? Это ты у нас один грамотный? — торжествовала Де́джа. Наконец, цель была достигнута. Ей удалось вывести его из себя, и это было радостно. Люциа́н сжал кулаки и сделал шаг вперёд.

— Верни сейчас же! Ты даже не представляешь, что это за книга!

— Конечно, не представляю, — дразнила она, довольно улыбаясь. — А вот ты, похоже, знаешь. И если тебе действительно так нужна эта книга, — попробуй, возьми её!

Де́джа выбежала из комнаты и помчалась по коридору с такой скоростью, что её собственная тень с трудом поспевала за её пятками. Восторг от победы над Люциа́ном распирал грудь, и она не собиралась сдаваться. Лёгкая как ветер, её маленькая фигура проносилась мимо застывших слуг, которые прижимались к серым каменным стенам и терпеливо ждали конца представления, стараясь не мешать играм подростков. Это повторялось каждый месяц, из года в год. То и дело, оглядываясь назад, Де́джа неслась вперёд, и не заметила на своём пути человека. От сильного столкновения оба упали на пол. Это был Амду́сциас, младший брат Люциа́на. Он всегда казался ей чересчур странным.

— Амду́сциас, — хлопая глазами, она снова встала на ноги, — прости, я тебя не заметила.

— Де-е-джа-а, — недовольно ответил он, странно растягивая её имя, — я и забыл, что сегодня твой день. Был занят. Надеюсь, ты меня простишь, — всё таким же странным тоном добавил Амду́сциас.

— Эм, ну, конечно… — юная королева отряхнулась и снова посмотрела за спину.

— Можешь как-нибудь зайти ко мне в комнату. Там я…

— Да, как-нибудь потом, — перебила она, отбежав в сторону, — только не говори Люциа́ну, что ты меня видел!