Бесплатный фрагмент - Дар внушения

Татьяна Герцик
Дар внушения
Рассказ

Услышав от незнакомца предложение поехать невесть куда спасать неизвестно кого, любая, берегущая свою репутацию девица опрометью бросилась бы прочь, но только не Леонелла. Уже слишком она была независима в поступках и суждениях, чтоб чего-то бояться. К тому же уверенности ей придавала крепкая деревянная толкушка, купленная ею взамен предыдущей, сломанной накануне маменькой о слишком уж крепкую спину папеньки.

Господин Аттан, небритый и нечесаный, сидел на кухне в своем небольшом домике, по утрешнему времени одетый в потрепанный атласный халат, и привычно ворчал на жену:

— Если б ты была порасторопнее, то и соседи на нас бы не сердились.

Его супруга, еще привлекательная женщина с решительным и умным лицом, давно наряженная в приличное темно-серое платье несколько устаревшего фасона, сердито уставилась на своего бесхарактерного мужа.

— Я была бы порасторопнее? Да я и так каждый день кручусь, как застрявшая за подкладкой медная монета в твоем дырявом кошеле! Это ты сидишь дома и не соизволишь добыть для семьи хотя бы грош! Если бы не старшие сыновья, нам сейчас нечего было бы есть!

Глава семейства поежился. Он побаивался свою энергичную женушку и уже пожалел, что завел этот бесперспективный разговор. И какая муха укусила его спозаранку? И хотя времени уже было вполне достаточно, но для господина Аттана после посещения любимого кабака это была несусветная рань. Ему бы еще спать да спать, но он знал, что в его семействе тот, кто не соизволит подняться к завтраку, должен будет терпеть до обеда.

— И если ты мне еще раз скажешь, что в тебе течет голубая кровь маркизов Шараттан, и потому работать для тебя зазорно, я просто побью тебя скалкой! — никак не могла угомониться госпожа Эдени, возмущенная тем, что муженек опять прогулял заработанные сыновьями деньги.

Тот выставил вперед руки в протестующем жесте.

— Но, милая Эдени, мой дед и в самом деле был сыном тогдашнего маркиза! И он его признал, недаром я ношу гордую фамилию Аттан!

— Бастардом он был, только и всего! — спустила его на грешную землю любящая справедливость женушка. — На твоем месте я б об этом и говорить-то постеснялась. Вот если б маркиз своего незаконного сыночка достойно обеспечил, тогда и поминали б его добрым словом. А то ведь ничегошеньки не дал, кроме урезанной бастардной фамилии! Твой дед был воспитан своей матерью как обычный простолюдин! И хорошо еще, что у нее были деньги, чтоб не помереть с голодухи!

Господин Аттан насупился.

— Да какие это деньги! Слезы одни!

— Ну, твоему деду и отцу на жизнь хватало. Потому что они работали, в отличие от тебя, хотя в их жилах благородной-то крови текло куда больше, чем в твоих.

— Это потому, что у них не было восьми детей, как у меня! — господин Аттан любил посочувствовать собственной обижаемой всеми персоне. — Их жены не рожали так часто, как ты… — и тут по свирепому выражению лица супруги понял, что сказал это зря.

— Так, значит, в том, что мы живем бедно, виновата я, потому что родила тебе слишком много детей! — тихий голос госпожи Эдени привел ее мужа в состояние, близкое к панике, и не напрасно, потому что в руках разгневанной женщины невесть откуда появилась весьма внушительная скалка.

Наученный многолетним и весьма болезненным опытом глава многочисленного семейства попытался скрыться с места возможного избиения, но госпожа Эдени была куда проворнее и уже через мгновение по спине провинившегося супруга весело гуляла скалка. А если учесть, что рука у возмущенной женушки была весьма тяжела, то никого не удивил болезненный вопль, пронесшийся по всему дому.

И в это же время громко и настойчиво зазвонил дверной колокольчик. Господин Аттан сразу замолчал, приободрившись. Ведь не станет его супружница вымещать на нем злость при гостях?

Служанка неспешно поплелась открывать дверь. В этом доме ей платили слишком мало, чтобы спешить. В прихожей появилась сухопарая и высокомерная госпожа Тучирра, почтенная вдова торговца шерстью и тканями, оставившего ее вполне обеспеченной женщиной.

Брезгливо окинув появившихся перед ней растрепанных хозяев, она демонстративно оправила безупречно чистое траурное платье и гадко произнесла:

— Ну что, добились? Сегодня на рынке на моих глазах вашу старшую дочь усадила в карету без гербов и увезла невесть куда пара молодчиков самого подозрительного вида! Я всегда говорила, что ваша семейка недостойна проживать в нашем благородном квартале! У нас тут шлюх нет! И я буду не я, если не добьюсь вашего отсюда с позором выселения! И дом мы у вас отнимем! Получите остаточную стоимость, и хватит с вас!

Она развернулась и гордо вышла, спеша разнести новость по всем окрестным домам, оставив хозяев пораженно смотреть ей вслед.

Господин Аттан не нашел ничего лучшего, чем сказать потрясенной жене:

— Я всегда предупреждал тебя, что не дело посылать молодую незамужнюю девушку одну ранним утром на рынок!

На самом же деле он утверждал, что с дочерью ничего не сделается, если она прогуляется утречком до рынка без служанки, у которой и без того в доме дел полно, но об этом он предпочел не помнить, изображая заботливого отца. Госпожа Эдени заскрипела зубами, перехватив скалку поудобнее, но никаких воспитательных мер предпринять не успела.

— Значит, без завтрака сегодня остались, да? — лениво уточнила Джудия, почесывая курносый веснушчатый нос. Она ничуть не тревожилась за молодую госпожу, непробиваемо уверенная, что беспокоиться нужно за тех, кто вздумал по глупости увезти Леонеллу. — Жаль, теперь так задешево продукты будет уже не купить. Это ей все продавали за бесценок, чего она не попросит, мне или госпоже Эдени такого не удастся.

Перспектива остаться без завтрака расстроила отца семейства куда сильнее, чем похищение дочери.

— Неужто Леонелла не могла оставить корзину с покупками кому-нибудь из знакомых? — вопросил он небеса.

Не сдержавшись, госпожа Эдени снова от души врезала супругу по плечу, отчего у того из самой глубины оскорбленной души вырвался возмущенный крик. Из своей комнаты появились старшие сыновья — Петер и Линк. Оба статные, высокие и красивые, они несли в себе аристократические черты рода маркизов Шаттаран, чего напрочь не наблюдалось в их отце.

— Что опять случилось, мама? — недовольно спросил старший. — Ваши вопли слышны по всей улице

— Приходила госпожа Тучирра, сказала, что Леонеллу неизвестные похитили прямо посреди рынка. — У матери прервался голос.

Сыновья побледнели.

— Она сообщила об этом в городскую стражу? — Петер рванул на себе ворот рубахи, чуть его не порвав.

— Она ничего об этом не сказала! — госпожа Эдени была вынуждена присесть на стул от сильного прилива крови к голове. — Думаю, этого она ни за что не стала бы делать. Помогать нам? Да кто мы такие?

Парни направились к дверям.

— Нужно срочно подать жалобу в стражу. И порасспросить всех, кто был в это время на рынке.

Мать соскочила.

— Вы же совершенно голодные! Быстро на кухню! Там осталось вчерашнее мясо и хлеб. Перекусите, тогда и пойдете. Все равно времени прошло уже слишком много, чтобы что-то можно было сделать по горячим следам.

Переглянувшись, сыновья пошли на кухню. Они в самом деле слишком сильно хотели есть. В двадцать лет Линка и двадцать два Петера есть хочется всегда, особенно при таком интенсивном образе жизни, который они вели последние годы, пытаясь заменить непутевого отца в торговом деле и выбраться из наделанных им долгов.

Перекусив, они отправились на розыски сестры, а господин Аттан, с горечью взирая на пустые тарелки, грустно вопросил, изо всех сил жалея себя:

— Почему ты ничего не сказала мне о хлебе и мясе, жена?

Та раздраженно фыркнула. Мясо и хлеб стояли на столе перед супругом, лишь прикрытые вышитой холщовой салфеткой. Но если он не удосужился под нее заглянуть, значит, не голоден. Господин Аттан хотел было продолжить жалобы, но вовремя вспомнил о столь не любимой им скалке, все так же находящейся в руках жены, и благоразумно замолчал.

На кухню вбежали младшие дети — девочки пятнадцати и десяти лет, и мальчишки тринадцати, семи и пяти лет. Они растерянно остановились перед пустым столом.

— А что, завтрака сегодня не будет? — разочарованно протянула Адели, старшая из всех. — Леонелла все еще не вернулась с рынка?

— Вашу сестру подло похитили! Вместе с купленными ею продуктами! — обвиняющим тоном заявил отец, будто в этом была исключительно их вина. — Она не удосужилась их нам передать хоть с кем-нибудь, хотя на рынке в это время полно знакомых! Оставила нас всех голодом! Невероятная, невероятнейшая безответственность!

— Похитили? — восхищенно выдохнула Адели, из всей патетической речи отца услышавшая только это слово. В свои пятнадцать она безоглядно верила в нежные чувства, взаимную любовь, мужскую порядочность и женское счастье. — А я и не знала, что кто-то в нее так влюблен! Как хорошо! Скоро будет свадьба!

— Дура! — компетентно заверил ее младший брат. С высоты своих тринадцати он прекрасно понимал, что свадьбой в такой ситуации и не пахнет. — Когда хотят, чтоб все было как у людей, не увозят девиц невесть куда, а к родителям идут свататься. Радуйся, если ее выпустят живой, после того, как попользуются на славу…

— Говард! — одновременно выдохнули шокированные мать с отцом. — Думай, что говоришь!

— Тут и думать нечего. — Говард уже знал всю неприглядную изнанку жизни. — Если это делишки маркиза Шараттан, владетеля нашей земли, то так оно и будет. Сколькими уже девицами он попользовался? Причем безнаказанно?

История семьи, да и носившиеся вокруг сплетни об отнюдь не безгрешном образе жизни старого прощелыги заставили родителей сконфуженно замолчать. «А ведь это мой троюродный брат» — чуть было не ляпнул господин Аттан, но глядя на затянутое черными тучами чело жены, от разговоров благоразумно воздержался. И тут же решил, что на сегодня предел благоразумных решений им достигнут.

— Пойду-ка я переоденусь, а то у меня такое чувство, что скоро мне придется в эту неприятную историю вмешаться лично! — величественно произнес он, вынул свое дряблое тело из ласковых объятий мягкого кресла и пошел в спальню.

Домочадцы проводили его отнюдь не ласковыми взорами.

— Вмешается он, как же! Опять в лавку пойдет, пользуясь тем, что сыновей там нет, возьмет денег в кассе да в кабак завалится с дружками! — с неистовой злостью прошипела госпожа Эдени. — Как же я его ненавижу!

Дети молча уткнулись носами в пол. Обычно мать не позволяла себе подобные высказывания в присутствии малышни, и чувствовали они себя сконфуженно. Через некоторое время со второго этажа спустился господин Аттан в шерстяном темно-зеленом кафтане, обшитом серебряным галуном. Смотрелся он очень представительно, и госпожа Аттан даже вспомнила то время, когда увидела его впервые и без памяти влюбилась.

Но это воспоминание ее не смягчило. Наоборот, посетовав про себя, какой же наивной дурой она была, напомнила беспечному муженьку:

— Госпожа Тучирра пообещала выгнать нас из торгового квартала за недостойное поведение и лишить нашего дома. Так что ты напрасно идешь дразнить гусей.

Но перспектива беззаботно посидеть с собутыльниками в любимом кабаке прельщала господина Аттана куда больше мифических угроз грозной соседки.

— Я эту гусыню вовсе не боюсь. Дом принадлежит мне по закону, так что какое она право имеет мне угрожать?

Он проговорил это с независимым видом, но все, даже самые маленькие, знали, что пустой угрозой это не было — только в прошлом месяце из квартала была выгнана семья мастеровых, посмевших купить дом в неподобающем для них месте, а дом пошел с молотка за гроши. И купил его тот, кто это все и затеял — купец первой гильдии Дрос.

Потом Дрос пришел свататься к Леонелле, но та ответила ему, что терпеть не может подлецов. Он ушел несолоно хлебавши, но пообещал отомстить. Отец выговорил дочери за отказ столь перспективному жениху, но та насмешливо указала, что не желает быть какой-то жалкой купчихой, ведь в ней течет кровь аристократов самого высокого свойства!

Поняв, что она высмеивает его самого, господин Аттан свирепо пообещал, что при таком отношении к женихам она останется старой девой, ведь ей уже восемнадцать! Но непокорную дочь это вовсе не напугало, и она пообещала подумать о смене девического положения на замужний только в том случае, если к ней посватается не менее чем кронпринц.

После этого разгневанный отец не разговаривал со старшей дочерью целый день, пока следующим утром она не вернулась с покупками с рынка.

Когда выяснилось, что она и не подумала купить его любимые шпикачки с чесноком, да и вообще заявила, что пора уже начинать на чем-то экономить, отец, осознавший, что экономить будут на нем, точнее, на его пристрастиях, стремительно сменил гнев на милость. Согласившись, что купец первой гильдии Дрос был вовсе не лучшим вариантом для его дочери, и что непременно появятся другие женихи, поперспективнее, стоит лишь немного подождать, в награду получил-таки на следующее утро свои любимые шпикачки.

2

Прибежавшие в городскую ратушу Петер с Линком горячо убеждали начальника городской стражи начать поиски похищенной сестры. Тот уже слышал об этом темном деле и, как опытный интриган, не хотел в него ввязываться. Не помогли даже попытки подкупа, которым он сопротивлялся с достойным лучшего применения упорством.

— Все это очень странно. Сами посудите — к девушке подходит закутанный с ног до головы мужчина и говорит ей пару слов. И после этого она сама садится в карету и уезжает неведомо куда. Так что я уверен, дело было добровольное, полюбовное. И городской страже в него вмешиваться не резон.

То, что это далеко не первый случай и маркиз Шараттан всем известен своим пристрастием к молоденьким девицам, он добавлять не стал. Его это не касается, не то быстро окажется в отставке, а ему еще семью кормить надо.

Нахмуренный Петер, поняв, что ничего тут не добиться, потянул брата за рукав на рынок. Там их хорошо знали, и пара торговок, продававших с самого утра, рассказали им кое-что новенькое:

— Тут не одну девицу сегодня увезли, их двое было. Сначала вышла краля с вуалькой на голове, вся из себя расфуфыренная, но с корзинкой в руках, все как положено. Вот ее-то подхватили первой. Тоже карета без гербов, чья, непонятно. Но она влетела в нее сама, довольная такая, даже корзинку на землю бросила, ее потом мальчишки уволокли. А что? Хорошая корзинка, новенькая. Ежели хозяйке не нужна, так чего добру-то зря пропадать?

— Вы эту девицу раньше не видали? — Петер спросил это, ни на что не надеясь. Но, к его удивлению, торговка, поманив его пальцем, велела нагнуться пониже и, обдав несвежим дыханием, заявила: — Видала, как не видать. Это дочь нашего маркиза Шараттан.

Питер изумленно отшатнулся, не поверив.

— Это точно?

— Да! — железно заверила его посмеивающаяся баба. — Я ее пару раз видала. Такую не забудешь. Вертлявая, как коза голодная. И вуалька-то немного скрывает. Ежели ее кто видал, узнает зараз. Да и мужик, прежде чем ее в карету-то усадить, вуальку-то поднимал, я ее и разглядела.

Отойдя к брату, Петер пересказал ему услышанное. Тот в свою очередь доложил версию торговцев о сестре:

— С ней в самом деле перекинулся парой слов какой-то мужик в черном. Но он это сделал до того, как к ней подъехала карета. И с ней он не поехал. Но то, что она не сопротивлялась — правда.

— Во что она ввязалась, интересно? — пожал плечами Петер. — Надеюсь, ничего плохого с ней не случилось, но то, что ее репутация погублена, это уже не изменить.

— Да и всей нашей семьи заодно, — расстроено добавил брат. — О чем только думала? Так что нам делать?

— Не знаю. Единственное, что мы можем — ждать. Стражники нам помогать не хотят. Они уверены, что это развлекается маркиз Шараттан.

— Маркиз? То есть он сам куда-то отправил свою дочь?

— Или вместо нее уехала Леонелла. Вот только куда?

Ломая головы, братья пошли в свою лавку, где узнали от приказчика, что приходил господин Аттан и забрал всю сегодняшнюю выручку.

— Сколько? — Петер с силой сжал кулаки, преодолевая неистовое желание разыскать папашу и от души врезать ему в скулу.

— Сто монет.

Братья переглянулись и, одновременно развернувшись на каблуках, вышли из лавки. Веселого и всем довольного отца с собутыльниками они нашли в третьем по счету кабаке. Ни говоря ни слова, выволокли его наружу, обшарили карманы, забрали оставшиеся пятьдесят монет. Его попытки позвать на помощь пресекли жестко.

Пообещали еще и дома поговорить с ним по-мужски и только тогда отпустили. Питер отправился закупать товар на приморские склады, а Линк вернулся в лавку на помощь приказчику.

Донельзя раздосадованный господин Аттан, понимая, что в кабаке ему делать больше нечего, поплелся домой, где принялся жаловаться жене на грубость и непочтительность родных сыновей. Но сочувствия от нее не дождался.

За день до этих неприятных событий…

Его величество король Таннерии, сидя в будуаре своей любимой супруги и попивая чай вместе со всей своей семьей, изволил гневаться, что для правителя любого уровня считал недопустимым, ведь гнев застилает разум. Но в узком кругу своих близких он порой позволял себе такую слабость.

— Они над нами откровенно издеваются! На все наши предложения следует одно: мы подумаем и сообщим вам о нашем решении! И сидят на нашей шее уже месяц! Не желая уезжать! Да еще развлекать их нужно, чтоб не заскучали!

Оба сына, и кронпринц Эдвард, и младший принц Говард энергично закивали в знак согласия. В самом деле, посольство Горнии, соседней страны с юго-востока, приехавшее к ним почти месяц назад, явно загостилось. Видимо, возглавлявшему его принцу Аугуру понравилось гостеприимство таннерийцев.

Это было бы ерундой, если бы спорные вопросы, решить которые и прибыло посольство, были хоть как-то утрясены. Но королю то и дело поступали донесения, что горнийцы по-прежнему, невзирая на отправленное посольство, нагло орудуют на юго-востоке Таннерии, нападая на мирных граждан и грабя торговые караваны.

По сути, между двумя странами шла затяжная необъявленная война. Не далее как вчера король был вынужден отправить к границе с Горнией очередной отряд королевских стражников, тем самым ослабляя другие границы государства.

Король порой даже жалел, что Таннерия — чересчур большое государство с протяженной границей, проходящей и морем, и сушей. И, как в любой стране, вынужденной жить в ожидании открытой войны, недовольный народ, платя довольно высокие налоги, был убежден, что при другой власти ему жилось бы куда лучше.

Нет, его величество никогда не жалел, что он король и не мечтал пожить где-нибудь в тихом спокойном месте, но желания у него все же были:

— Эх, если б у нас был хоть один человек с даром убеждения! Чтоб объяснять народу, что хорошо, а что плохо!

— Ты имеешь в виду одного из предков маркиза Шараттан? — королева сочувствующе улыбнулась усталому мужу. — Я всегда считала это мифом.

— Когда маркиза помогала моему прадеду Арниссию, дела у него были превосходны. Договоры подписывались исключительно в пользу Таннерии, это исторический факт, и даже когда воинственная Горния вздумала пойти на нас войной, переговоры закончились огромной с ее стороны контрибуцией, хотя это ее войска стояли на нашей земле, а не наоборот. Жаль, что Арниссий не оставил маркизу в семье. Возможно, кто-то из ее потомков и унаследовал бы такой полезный для страны дар…

— А что случилось, почему ее не оставили в семье? — Говард слышал об этой истории, но по причине молодости пропустил мимо ушей.

— Прадед ее унизил, попытавшись сделать фавориткой, вместо того, чтобы взять в жены. Она просто уехала.

— И ее никто не задержал? — Эд был несколько удивлен. — Если уж она была настолько полезна…

— Сын, как бы ты мог задержать человека, владеющего даром убеждения, а? — недовольно спросил король, уязвленный отсутствием у сына сообразительности. — Ей достаточно было приказать, чтоб ее отпустили, и все!

— И что же с ней стало?

— Как что? — пришел черед удивляться королю. — Вышла замуж за маркиза Шараттан, естественно!

Кронпринц потер лоб ладонью, недоумевая.

— Так когда она помогала королю, она еще не была маркизой?

Король понизил голос, будто признавался в чем-то постыдном:

— Нет, в том-то и дело! Она была простолюдинкой! То ли крестьянкой, то ли мещанкой. Поэтому Арниссий и не смог на ней жениться. Думаю, впоследствии он очень сильно об этом пожалел. После ее побега жизнь для него стала сложной. Но он все-таки женился на принцессе из Ислары, брак был династическим, не по любви, но наследников дал и нашей стране и Исларе, когда там после очередной попытки переворота была вырезана вся императорская семья.

Родственники из Ислары время от времени посещали родственников в Таннерии, поэтому эту историю знали все. Более того — принцесса императорского дома Ислары была предназначена в жены младшему принцу Таннерии, и Говард лишь ждал, когда невеста достигнет брачного возраста.

Вообще-то исларийцы планировали породниться со старшим принцем, но тот категорически отказался влезать в династический брак. Эд по природе был слишком свободолюбив, чтоб подчиняться ненужным ему условностям.

Более дисциплинированный младший, прежде чем дать согласие, съездил в Ислару посмотреть на предполагаемую невесту. Прелестная смуглянка семи лет его очаровала, и он обручился, согласившись ждать ее взросления десять лет. Впрочем, в восемнадцать лет обещать это нетрудно, тем более что никто в мужских развлечениях его не ограничивал.

С той поры прошло пять лет. В прошлом году младший принц снова съездил к невесте и убедился в правильности своего решения — Алиссара превращалась в прелестную девушку.

Король был более чем рад дальновидному поступку младшего сына — наследник династии Исларской империи год назад неразумно погиб на охоте и теперь наследницей стала старшая дочь императора, Алиссара. Но поскольку в империи женщина не имела прав, равных с мужчиной, то следующим императором должен был стать ее супруг. Видеть младшего сына повелителем мощной державы и по сути самым надежным союзником Таннерии грело отцовское сердце.

В отличие от почти пристроенного младшего сына старший весьма заботил короля. Нет, он не был гулякой, забиякой или тем неумным дураком, что может пустить на развлечения наследство предков. Но он мог сказать королю «нет», и никакими силами невозможно было изменить уже принятое им решение.

Это упорство, порой переходящее в ослиное упрямство, никак не могло быть свойством мудрого правителя. Впрочем, король надеялся, что до воцарения на престоле сына еще есть время, и Эд поймет, что порой кардинально поменять свое мнение вовсе не признак слабости.

— Да, бесцеремонность принца Горнии очень неприятна, — королева, сморщив носик, постучала тоненьким пальчиком по драгоценному палисандру стола. — Но у нас есть и внутренние враги. Меня все больше беспокоит дочь маркиза Шараттан, взбалмошная Берилла. Она постоянно крутится при дворе, хотя я ее не приглашаю. Увы, повода вышвырнуть ее у меня тоже нет. Она такими глазами смотрит на Эда, что я за него просто боюсь. Мне кажется, эта девица способна на все, — высказала королева свои опасения.

— Меня больше беспокоит ее папаша, — задумчиво добавил король. — Вот уж этот точно сделает все, чтоб увидеть дочурку на троне. Причем и естественной смены власти ждать явно не станет. На редкость противный тип.

— Думаешь, он способен нас отравить? — с дрожью в голосе уточнила королева.

— Ну, зачем же «нас»? — насмешливо подмигнул ей супруг. — Вполне достаточно только меня, и дело будет сделано.