Бесплатный фрагмент - Цветок зла

Грустная песня первой любви

Ангелы бывают разными, как и люди. У этого, прилетавшего, когда ему вздумается и внезапно исчезавшего, был саксофон. И как он играл. Божественно. Разве по-другому может играть ангел?

И маленькая девочка, с детства слышавшая эту восхитительную музыку, счастливо улыбалась во сне. Она верила, что и сегодня обязательно услышит его.

Она почти ничего не ведала о мире, но знала, как прекрасны ангелы и как восхитительна может быть музыка. И она парила вместе со своим ангелом в том мире, куда не было дороги другим, потому что в небеса по разноцветной радуге могут подниматься только ангелы и маленькие дети. Они гуляли там, среди звезд, открывали разные удивительные миры, а утром она рассказывала о том, что видела, хотя ребенок не может передать словами всех тех великолепных красот, но в зеленоватых глазах ее отражался тот мир.

Мама тревожилась за своего ребенка, сама она никогда в детстве не видела ангелов, не слышал такой музыки или успела забыть о том, как это бывало когда-то. И ангел, видя, что он доставляет столько хлопот взрослым, стал потихоньку отдаляться. В мире было столько восхитительных детей, которым тоже нужна была его музыка, но чтобы его девочка не особенно переживала, он порой навещал ее. Она ждала его все время. И тогда она прислушивалась, как только возникали звуки саксофона где-то очень далеко, она забывала обо всем и стремилась туда, откуда они доносились. Если поблизости были взрослые, он не показывался сам, чтобы не тревожить их, и только музыка парила в пространстве.

Однажды на рассвете, когда все еще спали, девочка тихо подошла к распахнутому окну и увидела его снова.

— Ты вернулся? Я так долго тебя ждала…

Но, едва показавшись, он снова исчез.

— Она снова видит ангелов, — услышала она голос мамы за спиной.

— Но послушай, какая музыка, там вероятно и на самом деле ангел играет, — постарался отвлечь ее от грустных размышлений отец.

— Если бы ты интересовался соседями, то узнал бы, — говорила мама, что к нам переехала интересная семья, там такой талантливый мальчик, о нем еще узнает весь мир, и мы будем гордиться тем, что жили с ними рядом.

Даша не хотела верить маминым словам. Она никогда не видела того мальчика, не слышала, как он играет. У нее был ангел с саксофоном, и она знала, что он обязательно вернется, как только родители немного успокоятся, и зазвучит эта музыка, великолепная, восхитительная, божественная музыка.

№№№№№

Переполненный концертный зал рукоплескал знаменитому саксофонисту. Он только что исполнил для них «Грустную песню первой любви».

И когда музыкант вернулся к реальности и, наконец, взглянул в зрительный зал, он увидел женщину с грустными глазами. Он не мог знать многих вещей: того, например, что когда-то очень давно, целую вечность назад, они жили в одном доме в новом микрорайоне. В этом городе она прожила всю жизнь, а он покинул его еще в юности и потом только изредка возвращался сюда на несколько дней, утомленный красотами мира. Он не знал, что она спешила на все его концерты, для того, чтобы на мгновение вернуться в детство и услышать ту музыку, которую дарил ей когда-то ее ангел. Иногда ей казалось, что эта та самая музыка, иногда она совсем не узнавала ее. Тот, кто для нее играл теперь, был только человеком, хотя и безумно талантливым музыкантом. И хотя он был профессионалом, но ведь у него было порой плохое настроение, усталость, свои проблемы. И в такие минуты она даже радовалась, и верила, что вернется ангел, что она не обманулась в детстве. Но сегодня, когда она услышала «Песню первой любви», которую знала от первой до последней ноты всю жизнь, хотя и не знала тогда, как она называется, она поняла вдруг, что ее ангел не вернется больше никогда.

Аплодисменты не смолкали, ему несли цветы, сколько же было цветов. Ему говорили какие-то слова, каждому хотелось прикоснуться к его тонким пальцам, унизанным перстнями — руки музыканта- всегда чудо. И только она ни за что не согласилась бы приблизиться к нему, потому что тогда исчезнет последняя иллюзия.

Грустная женщина возвращалась в свой уютный дом. Она торопливо шла пешком по окутанным тьмой улицам. И вдруг где-то высоко в небе зазвучала музыка. Та самая, как когда — то в детстве. Ангел решил появиться снова, чтобы она перестала рыдать и улыбнулась. У него как всегда было очень много дел, и дети ждали его появления, но он решил еще раз сыграть для нее «Грустную песню первой любви»

Сын любимого мужчины

Не улетай, так пусто на земле

Среди угрюмых и забытых истин,

Пусть вновь поэт проснется на заре,

И песнями и откровеньем писем

Он нас опять пленит и вдохновит,

А в небесах лишь ангелы танцуют.

Не улетай, ведь мир так деловит,

Он не живет, он только существует.

Когда душа пуста и так темна,

Когда весна не радует беспечно,

Поэзия прекрасная нужна,

Она одна нам дарит чело-вечность.

Рано или поздно наступает время собирать камни.

Хорошо, если оно наступает не слишком поздно.

Все началось с того, что в тот день ничего не писалось. Это само по себе было странным происшествием для Леры. Ее как раз упрекали за то, что она была слишком плодовитым автором.

Ни дня без строчки и какое-то количество страниц романа, если не только что сочиняемого то выбиваемого в комп из старой рукописи — это всегда пожалуйста, тут ничего не получалось.

Текст буксовал, как автомобиль за окном. И она понимала, что бесполезно пытаться сейчас его вытащить из паутины скуки, переходящей в уныние.

Так не пишутся романы, о стихах и говорить нечего.

Когда погас монитор, она услышала звонок. Сначала даже подумала, что это произошло из-за того, что выключился комп.

Но нет, просто к ней кто-то пришел.

Этот кто-то ее любимый программист Олег, парень бесподобный во всех отношениях. И даже не потому что он знал ее романы лучше, чем она сама, и вносил в ткань повествования столько неповторимых образов, он сам был неповторим, уникален.

Общение для этих двоих было настоящим даром. В мире, где мужчина и женщина встречаются для секса на ходу, за несколько минут, чтобы бежать снова в разные стороны и даже имя партнера вспомнить с трудом, два эти занятые человека могли беседовать целыми вечерами, когда творчество никак не проступало, и она даже не пыталась насиловать себя.

Вот и на этот раз он пришел как раз вовремя.

Они отправились в старое кафе.

Кафе и на самом деле было старым. Там когда-то они обмывали университетские дипломы, а Олег ходил еще в первый или уже во второй класс в те времена, там она и встретила своего первого мужчину.

И совсем как у поэта:

Все давно сожжено и рассказано,

Только первая снится любовь.

Вот и сегодня Эльдар не могла ей не присниться, потому что сидели они в том же самом кафе, и что совсем удивительно — тот столик у стены был свободен.

Когда она к нему устремилась, Олег понял, что это тот самый столик.

— А не пригласить ли нам сюда этого загадочного полковника, — спросил он, — мне так хочется взглянуть на героя твоего романа. Представляешь, как здорово бы это было.

Лера вздрогнула и произнесла:

— Это невозможно, его похоронили 5 ноября, несколько дней не дожил до своего праздника.

— Прости, я был в командировке, не знал.

— Я тоже узнала позднее, брат не стал мне в тот момент говорить. Как-то заработалась, не слушала новости. Иногда вот за это я и ненавижу творчество, даже взглянуть в последний раз на единственного мужчину, которого любила всегда, я не могла. Но может это и к лучшему. Не представляю его похороны, и не хочу представлять.

Они замолчали, пили потом за то, чтобы на самом высоком небе оказался полковник, который был так похож на короля Сиама в знаменитом фильме. Правда она никогда себя не ощущала той странной учительницей, которой довелось с ним танцевать.

— Остается только фильм, — говорила Лера, — но это другой фильм, хотя когда я его посмотрела, мне показалось, что это наша история, только из другой жизни. Странно, с той поры я начала верить в то, что мы еще жили, и будем жить в этом мире. Может быть, следующую, где-нибудь в Аргентине мы, наконец, проживем вместе и умрем в один день.

Олег вдруг уселся к роялю, в старом кафе зазвучала «Лунная соната».

Как же вдохновенно он играл в тот вечер. И ей даже казалось, что она здесь танцевала с королем.

А ведь и на самом деле, как он танцевал, этот таинственный полковник…

И как давно это было, целую вечность назад.

№№№№№№№№

Но домой они вернулись рано, только что началась программа «Время», Олег попрощался, видя, что Лере хочется побыть одной.

Он просто подумал, что в те времена только что пошел в школу, а она уже любила своего короля и была в его объятьях. А потом ему не было места в той части ее жизни.

Теперь уже она услышала телефонный звонок:

— Здравствуйте, Лера, это Аскаров. Эльдар Аскаев..

Она отстранила трубку от уха, словно мог произойти взрыв.

— Кто вы? — едва произнесла она, словно и на самом деле лишилась дара речи.

Сегодня, звонок оттуда.

А что если и на самом деле теперь уже можно выйти в контакт с тем светом.

Она опустилась в кресло, там что-то говорили, но не тот, кто звонил, просто ясно было, что он стоит в людном месте, может быть на пороге рая.

— Я вас слушаю.

— Мне хотелось бы встретиться, сейчас.

Сто лет прошло. Но разве не так говорил Эльдар?

— Да, конечно, — произнесла она и нажала на кнопку — разговор окончен.

Кто так мог над ней издеваться? В каком времени и пространстве она находиться? Как бы она была счастлива, если бы это было реальностью.

Как странно все это было сознавать. Она была уверена в том, что пройдет какое-то время 5—10 минут, и раздастся звонок в дверь. Эл никогда не говорил о том, чего не будет. Он всегда был предельно точен, если сказал, что придет, то можно в том не сомневаться, его ничто не остановит. Если бы он был на этом свете.

Кажется, в тот миг звонок и прозвучал.

— Не открывайте дверь незнакомцам, особенно, когда близиться полночь, — подумала она, открывая дверь.

— Таким молодым я его не видела, — промелькнуло в сознании Леры, она молча пригласила парня войти.

Спрашивать, кто он такой, требовать документы не имело смысла.

— Меня тоже зовут Эльдар, — говорил он, и только это тоже вырвало ее из мистики и вернуло к реальности.

Все очень просто, это его младший сын, ему должно быть лет 20, может чуть больше.

И хотя главное было понятно, но как откуда он узнал, почему сегодня.

Наверное, этому тоже есть объяснение, только Лера его не находила.

И тогда, чтобы совсем уж все прояснить, он улыбнулся таинственно:

— Я сидел в кафе за соседним столиком. Там хорошо было слышно ваш разговор, я понял, что это вы и мой отец, а потом попросил телефон у вашего спутника, он не хотел давать, но, наверное, ему тоже известна эта история.

— Да, конечно… — растерянно произнесла она, приглашая его сесть в кресло напротив.

Все оказалось обычно для оперативника, который, вероятно, был на задании без формы, удалось выяснить попутно что-то из того, что не касалось его работы. И вот они уже сидят здесь, рядом.

— Я не верю в случайности, — говорила Лера, — наверное, так должен был сложиться пасьянс, чтобы все это случилось.

Но это было целую вечность назад, тогда еще он не был женат, — словно бы оправдываясь, говорила она, — это произошло позднее.

— Почему вы оправдываетесь? ведь все, что было — удивительно. Мне казалось, когда я смотрел на отца, что все мы его недостаточно любили. Он сам этого не замечал, у него ведь кроме работы ничего не было. Он и сгорел на ней, до пятидесяти не дожив, но когда вы начали говорить о нем, я был так потрясен….

Теперь эти двое сидели молча.

Лера чувствовала, что между мистикой, с которой она связывала все последние события, и реальностью всегда есть какое — то расстояние.

Все, что происходило с ней и Эльдаром даже после его ухода, можно объяснить как-то с точки зрения реальности. Но когда это происходит, то открываются еще какие-то удивительные грани, которые ей снова кажутся необъяснимыми. Как и то, что она снова вернулась в юность и перед ней сидит тот, кто сгорал от страсти, и заставил ее парить не только в минуты их сумасшедшей близости, но и потом, почти всю оставшуюся жизнь.

Парень смущенно простился и исчез, словно его и не было. Только после этого она вспомнила, что не предложила ему даже чашку кофе.

Хотя может и хорошо, что не предложила.

Все, что было до сих пор красиво и волнующе, а то, что могло стать продолжением — ужасно. Нет, нет, и нет.

Дед всегда ее хвалил за то, что она может остановиться вовремя.

Она медленно подошла к старинному зеркалу, взглянула на взрослую женщину на той стороне стекла, и решила, что она может остановиться вовремя.

Но там отражалась любимая картина « Разбитые мечты». Клоун в красном с полу потушенным фонарем тяжело опустился в проем стены, кажется он никогда, не сдвинется с места. Гениальный художник отразил и ее душу тоже. Она сразу поняла, как только взглянула на картину, что моделью для живописца была ее собственная душа.

И вдруг ей показалось, что шут на миг снял маску и улыбнулся.

Что это?

№№№№№№№

Лера знала, что тот осенний вечер она не забудет никогда.

В обычной суматохе прошло несколько дней, она написала главу о встрече со взрослым сыном своего любимого мужчины, когда Эльдар снова появился на пороге с желтыми розами и шампанским.

— Не прогоните, я читал рассказ, мне хотелось бы побыть немного с вами, думаю, отец был бы рад.

Что она могла сказать после этих слов?

Золотистые листья кружились за распахнутым окном. Шампанское странно кружило голову.

Она видела Эльдара, молодого и великолепного. Ей тогда казалось, что таких не бывает, вот и теперь, она переживала те же чувства, таких мужчин не может быть в реальности. Ее только на миг покажут ей и снова заберут навсегда. Но ведь когда ты хоть одно мгновение был рядом с ним, другого уже и не нужно.

Тот же блеск в совершенно темных глазах, которые не улыбались, даже когда он сам улыбался. Об этом она и сказала сыну.

— Я не помню, как он улыбался, голос помню, глаза, губы, но не улыбку, как странно.

Парень улыбнулся, у него была великолепная улыбка.

— Говорят, мы с ним похожи, как две капли воды, бабушка твердит, когда прихожу к ней, то чувству, что она видит не меня, а его, и с ним говорит, вспоминает детство в деревне. Я там почти никогда не был. Это странно, пережить детство собственного отца, но иногда мне кажется, что я там был.

Звонок в дверь заставил вздрогнуть обоих, на пороге стояла незнакомая женщина. Хотя Лера точно знала, кто она такая.

Они молча смотрели друг на друга. А когда за ее спиной появился Эльдар, Гульнара просто передернулась.

— Мама, почему ты здесь? — спросил парень.

— Я тебя хочу спросить, почему ты здесь? Ты все-таки разыскал ее? Как я этого боялась.

Снова мистика или реальность.

Но нет, конечно. Он приехал на машине, и мать увидела его машину, когда возвращалась домой.

Но как она могла понять, у кого в огромном доме он находится? Вот в чем вопрос.

— Мне хотелось верить, что ты пошел в любую другую квартиру в этом проклятом доме, — в ярости говорила она, — но я убедилась в обратном.

Он попытался оттеснить ее в коридор и увести, но она не уходила, и Лера остановила его.

— Не надо, Эльдар, проходите, — глухо произнесла она.

Женщина стояла в прихожей, плотнее прижимаясь к стене спиной, и странно смотрела на нее.

Не в силах этого выдержать, парень взял сигареты и вышел на лестничную площадку.

— Ты увела моего мужа, он никогда не был моим, хотя я родила ему трех сыновей, ты и сына моего забрать хочешь.

Она не спрашивала, она была уверена в том, что это так и есть.

И столько гнева и боли было в ее глазах, что же ей на это ответить. Отрицать все — глупо, она не поверит, подтвердить, не правда. Да и зачем причинять еще большую боль этой красивой женщине. Все эти годы она была его женой, хорошей женой, и подарила трех сыновей…

Но могла ли подумать Лера когда-то о том, что ей будет судьбой уготовлено два таких свидания?

Хотя ей, вероятно, надо пережить и это.

— Я просто любила его всю жизнь и люблю, — только и смогла сказать она.

А что тут еще такого придумать, почему она должна оправдываться.

— А сыну вашему ничего не грозит. Хотя мне приятно его видеть, но не больше того.

— Тебе приятно его видеть, а о мальчике ты подумала, он всегда во всем хотел быть похожим на своего отца. Он все время упрекал меня за то, что я любила его недостаточно, но как я могла его любить, если мне там просто не было места.

На пороге стоял Эльдар:

— Мама, нам уже пора, эта женщина ни в чем не виновата.

— Она виновата во всем, — очень тихо произнесла Гульнара.

Вероятно, и мать и сын были оба правы, или правда где-то посередине между двумя их утверждениями?

Она поднялась и все-таки бросила в ответ:

— Он погиб из-за тебя, и я пришла, чтобы сказать тебе это. Но я не отдам тебе сына, и не надейся.

— Мама, меня никто никуда не собирается забирать, с чего ты взяла, — тихо говорил он, когда они спускались по лестнице вниз.

Дверь гулко хлопнула.

Лера закрыла глаза.

Дивная музыка звучала где-то рядом. Английская учительница, оказавшись в чужом мире, танцевала свой прощальный танец с королем Сиама, мальчик смотрел на них, и ему хотелось быть на месте отца. Он знал, что пройдет много лет, и они встретятся в старом кафе, и он пригласит ее на танец, который видел в детстве, а может только во сне.

№№№№№№№

И снова старое кафе, только на этот раз столик был заказан заранее.

Лера согласилась туда прийти, как она могла ему отказать? Олег сидел за роялем, музыканты уже считали его своим. Юноша пригласил ее на вальс. Как же он классно танцевал. Да, конечно, ему во всем хотелось быть похожим на отца.

— На той поляне была перевернутая лодка, мужчина и женщина, сгоравшие от страсти и такой солнечный день, — шепнул он, склонившись к ней.- А с неба в воду упала птица, совсем рядом, сорока, она была ранена, и ее пришлось забрать с собой.

— Откуда тебе это известно?

— Не знаю, сегодня мне снился сон.

Музыка окутывала их туманом.

Они не видели женщину, нерешительно застывшую в дверях старого кафе.

Разбуди меня на рассвете,

Я запуталась в мире снов,

Пусть подхватит холодный ветер

Этот мир так легок и нов.

Только в мороке старых истин

Все душа томилась, ждала.

Не хватило мне слов и писем,

Я тобой так долго жила.

И зачем пространство пустое,

И деревьев голых возня,

Это осень стала весною,

А весна не мила для меня,

Сны печальный, порой ужасны,

Только знаю, что это сны,

Разбуди меня, будет праздник

Нашей встречи, любви весны.

Почему-то пустое место

Не заполнить тобой опять,

Горько плачет твоя невеста,

Ей женой не хочется стать.

Я ее теперь понимаю,

Как тогда не могла понять,

Гулкий голос: — Я улетаю,

Проводи же в небо меня

Цветок зла

Они мчались по проспекту в тот момент, когда Анна получили СМСку.

Ее любимый художник, давно ставший знаменитым, просил заскочить к нему.

Он никогда не тревожил ее напрасно, они были в двух шагах от мастерской, и Анна уговорила мужа и брата заехать за ней через часок на обратном пути.

Им пришлось согласиться, легче отпустить ее, чем объяснять, почему ты не хочешь этого делать, тем более, если речь шла об этом художнике.

— Она летит к нему на крыльях, — проворчал Сергей, но он не ревновал, как можно ревновать к такому типу?

№№№№№№№№

Этот цветок был великолепен.

На полотне любимого художника он благоухал. И сам художник, огромный, ироничный и словоохотливый гений, смотрел на нее, не скрывая своего восхищения, и внимательно следил за ней.

Он знал, что Аннушка долгие годы восхищалась его полотнами, и не просто восхищалась, она так тонко и точно оценивала то, что он делал, что он просто не мог отпустить ее от себя.

Вот и нынче, что это было? Почему она так долго и заворожено смотрела на этот рисунок.

Этот цветок ему приснился. Он пробудился после веселой пирушки, сначала даже не понимая, что заставило его не только подняться, но и тянуться за кистями и красками, и рисовать почти во сне и бреду.

А потом Олег понял, что он рисовал свой сон, который забудется, как и многое из того, что он посмел забыть, раздарить друзьям, когда они страдали от тоски, и никогда ничего не просил взамен.

Но на этот раз он чувствовал, что должен запечатлеть иллюзию сна, вопреки всему, даже если умрет через минуту от усталости или истощения чувств и сил. Впрочем, последнее ему вряд ли грозило.

Вот и тут, он пригласил ее, а разыскал именно потому, что смотрел на полотно утром, и сам никак не мог понять, что сотворил, почему в незамысловатом рисунке была такая сила и такая власть над реальностью. Это непонятно даже для самого творца.

Он с самого начала для себя решил, что никому цветок не покажет, может быть только самым близким, тем, кто и на самом деле все понимает, очень хорошо его знает и ценит.

Анюта, появившаяся в мастерской первой, удивила его. Она слишком долго смотрела на рисунок, и казалась грустной и задумчивой, при ее-то веселом нраве и желании говорить с ним часами.

Олег боялся ее о чем-то спрашивать. Ожидание длилось. Она молчала.

Наконец она повернулась и показалась ему такой же бледной, как и цветок на полотне.

— И что же ты скажешь, моя дорогая.

Он обнял ее и ждал, теперь они смотрели в одну сторону, на цветок, на иллюзию, на странный сон.

— Я не знаю, — призналась она, — он меня пугает, я вижу, как бы это точнее сказать, иное пространство и время. У тебя никогда не было такого грустного творения — поляна, веселая девушка, отделившись от своих подруг, сейчас сорвет его и…

— И ты подумала про Аида и Персефону, — обреченно спросил он, и незаметно повернул ее от рисунка в другую сторону.

Его поразила ее догадка, хотя она прекрасно знала мифы и любила творить иллюзии, но на этот раз было что-то совсем иное, странное, невероятное.

Он долго смотрел в ее глаза, надеясь отыскать в глубине темных зрачков ответ на свой вопрос.

Персефона наклонилась перед цветком, заворожившим ее, и сорвала его. И в то же самое мгновение, рассекая воздух, черные кони появились перед ней, и грозный мрачный незнакомец пронесся мимо и подхватил девушку на руки. Чувство полета, еще мгновение и она оказалась во тьме, в его объятьях, и не могла больше вырваться из мрака. Она помнила о том, что ничего нельзя есть в подземном мире и все-таки прикоснулась к гранату и проглотила одно его зернышко, так участь ее была решена.

№№№№№№№№№

Участь ее была решена.

Анна и художник еще смотрели друг на друга, каждый на свой лад повторял старую легенду, из которой вырвался в сон, а потом и на полотно ее любимого художника цветок зла. В тот момент и затрезвонил ее сотовый. Она вздрогнула и взяла в руки трубку.

Одно слово «Авария!» отпечаталось в СМС-ке, а потом брат рассказывал, что на перекрестке в них врезался КАМАЗ, ее муж мертв, остальные в больнице.

Это случилось через пять минут на повороте, после того, когда они высадили ее около мастерской художника. Прежде, чем она рванулась туда, в жестокий мир людей, Аннушка еще раз взглянула на удивительный рисунок. Она не знала, что думать, пока она вообще не могла ни о чем думать, но каким же таинственным и странным он казался этот цветок зла, цветок смерти. Художник остался в мастерской, она не позволила ему довезти ее на своей машине до больницы.

Он стоял и смотрел, как она убегала, и надеялся, что все скверное уже случилось, ей больше ничего не грозит.

— Случайность это или я спас ее, она была в той самой машине, и если бы я не позвал ее…

Но лучше не думать о любимых людях и о том, что могло с ними быть в сослагательном наклонении. Он точно усвоил это теперь. Бледный цветок, который сорвала Персефона, и погрузилась во тьму, оставался на его полотке, он не посмел спрятать его, и все время оглядывался на цветок зла, который той странной ночью после веселой пирушки ему приснился и оказался на полотне.

Спасите наши души. Последнее свидание в Старом Кафе

Ванечке с любовью

Мне не стало хватать его только сейчас,

Когда он не вернулся из боя.

В. Высоцкий

Горячая точка. Закат. Сообщение о захваченном в доме, в котором старики и дети. И те, кто меньше всего думал о стариках и детях, у них были какие-то свои высшие соображения о мести, справедливости, власти, собственной персоне, обо всем, что позволяло им расправляться со стариками, детьми и всеми, кто стоял на пути.

Парни шагнули к этому дому, но отодвинув их, сам майор пошел первым.

Он всегда и везде был первым, да и как могло быть по-другому?

Тогда и раздались выстрелы, град пуль. Озверевший захватчик мазал, но половина все-таки попала в майора, ранило еще кого-то, его смертельно.

Но перед смертью он успел спросить, не пострадали ли заложники.

Заложники не пострадали, они молча стояли перед ним. Да и что тут можно было сказать.

Мне не стало хватать его только сейчас,

Когда он не вернулся из боя.

Да что там — не стало хватать — мир опустел. Но мы, как и спасенные им, продолжали жить в этом пустом мире.

№№№№№№№№№

Наполним музыкой сердца….- пел ее любимый бард, может быть самую главную в ее жизни песню, когда самолет оторвался от земли, набрал высоту.

Алина словно бы вернулась в дни своей юности.

Наполним музыкой сердца…

А что еще им оставалось тогда, и музыка была прекрасная, и стихи проникновенные, но что и когда в их жизни пошло не так. Хотя в небе об этом лучше не думать, а думать надо о доме, о близких, о том, что любимо и дорого.

Двое мужчин — ее самых близких мужчин заключили пари о том, что в первый раз на дюжину лет в этот вечер 22 июня Алина не пойдет в Старое кафе.

Просто потому что она была в столице в это время, а там какие-то презентации, конференции и другие важнейшие дела.

— Думаешь, у нее есть более важные дела, чем майор и годовщина его гибели? — спрашивал Олег.

Андрей пожал плечами:

— Может, и нет, но твоя мать достаточно трезвомыслящий человек, чтобы из-за этого не бросать все. Ты же знаешь, как она боится летать на самолетах.

№№№№№№№№

— Мы на роли предателей, трусов, иуд,

В детских играх своих назначали врагов, — пел тот, кто перевернул все ее жизнь. Он всегда добавлял сил, даже когда они были на исходе, стоило только услышать голос, эти неповторимые интонации, мощь этих стихов, и усталость исчезала.

— Мы на роли героев вводили себя.

Алина посмотрела на землю — ее совсем не было видно, но тревога прошла. Он, как любимый мим из другого стихотворения, украл все печали и оставил себе

Слишком много он взвалил на плечи

Нашего, и сломана спина.

Но почему сегодня она все время переключалась на какие-то трагические и страшные строки.

Нет, надо что-то другое срочно вспомнить.

Внизу не встретишь, как не тянись,

За всю свою счастливую жизнь,

Десятой доли таких красот и чудес…

Но и эти строки куда-то в сторону ее уводили.

Алина закрыла глаза и заснула. Ей снился майор. Он упрекал ее за что-то. Он пытался ей что-то сказать или показать, но она не слышала, не видела того, на кого он указывал. Она смотрела по сторонам на шумной площади, менялись люди, но она не понимала, что он хочет.

В тревоге проснулась, вспомнив, что они все еще на страшной высоте остаются.

№№№№№№№№

Олег промолчал. Когда на его Сотовом загорелся дисплей, он повернул его к отцу.

— «Белый аист» за тобой, я не хочу чего-то более дорогого, этого достаточно.

Тот только пожал плечами. Они помчались в аэропорт. А ведь и сам Андрей чувствовал, что это может случиться, вот и машину он не поставил в гараж, хотя дел больше не было в этот вечер..

По дороге они молчали. Да и что говорить. Это был явно не их день. Интересно, как она смогла от всего там отвертеться, и купить билет на самолет, хотя последнее не так сложно нынче. И снова лететь сюда, для того, чтобы весь вечер просидеть в одиночестве в Старом кафе.

Не могло быть и речи о том, что с ней пойдет кто-то из них.

Они когда-то рвались составить компанию, объясняя, что при живом любящем муже и взрослом сыне просто неприлично оставаться одной в кафе.

Но все напрасно. Она ничего не хотела слушать.

А все потому, что когда-то в юности, однажды они столкнулись в том самом кафе, курсант милиции и вчерашняя школьница, отмечавшая там с подругами свое восемнадцатилетние.

Потом, когда она завалила экзамены на юридический из-за своей первой и неземной любви, она пошла работать в милицию, ни о чем другом отец и слушать не хотел.

Лейтенант оказался в соседнем кабинете. Так они и встретились во второй раз и проработали рядом дружно и весело несколько лет. Она довольно поздно пошла на филологический уже не желая становиться юристом, он стал командиром отряда особого назначение или быстрого реагирования, их по -разному в разное время называли.

Тяжело заболела любимая бабушка, тогда Алина уехала к ней, перевелась учиться в столицу да там и проводила большую часть времени. А майор все чаще был в горячих точках, он все время рвался туда.

Он оставался в своих командировках, пока в такой же вот летний день не привезли его тело в цинковом гробу.

Для него горячая точка оказалась и последним местом службы, он пошел первым в заминированный дом, где были старики и дети, и погиб там первым.

Остальные остались живы, все живы, майор успел об этом узнать, прежде, чем уйти в мир воинов и богов с вечными их праздниками и пирами.

Об этом рае для воинов у викингов, а он был из этой породы, редкой и прекрасной, постоянно ему говорила Алина, и сетовала на то, что из-за этого им в вечности не быть вместе — это страшнее, чем разлучиться на земле.

Впрочем, тогда она была уже замужем, и у нее был сын, которого она назвала его именем.

№№№№№№№№

Алина обняла Олега, прильнула к мужу, пытаясь понять, что же его так волнует сейчас.

— Не говори, что вы меня не ждали, даже не подозревали, что я могу заявиться, — предупредила она.

Но настрой было грустным и у нее и у мужчин. Она рвалась не к ним, когда боролась с обстоятельствами и страхами.

Они не спрашивали, она ничего не сказала, когда накинула бирюзовый костюм, поправила косметику и улизнула из дома.

Что тут говорить.

В Старом кафе на набережной звучала дивная музыка.

Кафе казалось самым маленьким и незаметным среди современной помпезности кабаков, выросших повсюду, как грибы после дождя. Но та публика была так пуста и чванлива, она дико устала от них в столице, и радовалась, что здесь только видит их через стекло и даже голоса не слышит. Сюда бы они и по приговору суда не заглянули, вот и славно.

Столик у стены. Она договорилась еще в самолете с администратором, что его в этот вечер не станут занимать.

Теперь он был свободен.

Алина улыбнулась, когда вспомнила, как сын намекнул, что очень хочет посидеть с ней в старом кафе.

— Сейчас дамам моего возраста модно быть с молодыми парнями, представляешь, что желтая пресса написала бы в столице, но даже ради такого случая, ради пиара не могу и не хочу. В другой раз обязательно, или тебя интересует только этот день и старое кафе? А с матушкой в свой клуб слабо пойти?

— Да не слабо, — как — то не очень внятно заявил Олег. Но она невольно рассмеялась, представив себя там с ними со всеми. Какая пропасть все-таки пролегла. Хотя ведь и они тоже наполняли музыкой сердца….

Алина рассмеялась, в первый раз за этот день. В первый и последний. Она и на самом деле очень боялась перелетов, три часа пытки в воздухе, при ее перепадах давления. Но когда и что могло ее остановить, если очень хотелось или было необходимо.

Но на этот раз Алина чувствовала и еще что-то, связанное не только с майором, будущее в прошедшем, эта фраза еще в столице не давала ей покоя.

Хотя в старом кафе все было как обычно — этот уголок из ее прошлого никак не вписывался в ту столичную реальность, из которой она выпала несколько часов назад.

Алина подумала о том, что Олег, вероятно, где-то поблизости ждет ее, и даже пожалела, что не позвала его с собой. Но нет, она не могла нарушить традиции.

И вдруг, словно в ответ на ее мысли кто-то плюхнулся рядом на немного оставленный стул.

Вероятно, ее возмущению не было предела, парень-администратор направился к ним, помня, что она просила его, чтобы никто не садился, даже если не будет мест.

Но когда она взглянула на парня, то так и осталась с открытым ртом. Говорил администратор, то ли извиняясь, то ли объясняя ей что-то. Но она жестом попросила его не волноваться.

— Вит, что ты тут делаешь? — спросила она наконец.

Он не слышал ее, не реагировал на собственное имя, словно бы он был глух, хотя глухой человек смотрит на губы, и пытается понять, что вы ему говорите. Конечно, если он вменяем, если не ушел в свои мысли, а то и иллюзии.

Эти широко открытые глаза, все еще красивые и совершенно пустые, взгляд выше головы. Для него мира этого не существовало, его не было тут, только, как же он дошел до кафе и до столика. Упал, как снег на голову, так говорят о подобном явлении. Только упал, кажется в прямом, а не переносном смысле.

Она не боялась, что он станет разговаривать, как пьяный Мармеладов в кабаке и расскажет ей всю свою историю. Нет, скорее всего, он не скажет ни слова, но как он дошел до такого состояния? Красавец в белой одежде, на которой никогда не было ни пятнышка.

Впрочем, к одежде и нынче трудно придраться, а все остальное.

Если бы она не была с ним знакома несколько лет, то наверное, ничего бы и не поняла. Но они давно общались, сталкивались, с ним дружила дочь ее подруги, и подруга возмущалась страшно. Тогда собственно она и решила с ним поговорить, случайно столкнувшись на набережной. Он был совсем один в тот вечер, хотя такое при его общительности и круге знакомых даже трудно представить.

Он на самом деле оказался немного замкнутым и одиноким. Хотя был обычным парнем двадцати с небольшим лет, почти ровесник — ее сына.

А вот сейчас ей показалось, что майор где-то выхватил и толкнул его сюда. Не об этом ли он просил ее накануне в странном сне?

Но сил у Вита хватило только на то, чтобы добраться до стула.

Он не слышал даже музыку, хотя у него был абсолютный слух, он смотрел куда-то, и казалось, что на противоположной стене показывали самый захватывающий фильм.

Но там ничего не было, только в его воображении, вероятно, что-то происходило, иллюзии не отпускали ни на минуту.

Когда он немного очнулся, то пристально посмотрел на нее, словно пытался понять и вспомнить, где они встречались. Но память не выдавала ему никой информации. И все-таки он сказал что-то медленно, словно вспоминая перевод иностранных слов. Так она говорила даже не на английском и польском, а на испанском, который почти не знала.

Алина слышала, что они разбежались с Оксаной, но чего не случается у молодых, только теперь поняла, почему это случилось. И он остался совсем один.

№№№№№№№

Вечер оборвался на этот раз неожиданно. Алина успела подумать, что майор защитил стариков и детей, а она нет, и, кажется теперь уже поздно.

Если он не скулил, не ныл,

Если хмур был и зол, но шел,

А когда ты упал со скал

Он стонал, но держал, — предательски звучала песня, от которой рядом с парнем в первый раз ей стало неуютно.

И самый уж горький вопрос из другой песни:

Ты бы пошел с ним в разведку,

Нет или да?

Но вопрос не к Виту, а к ней самой относился в первую очередь. И ответ не был утешительным, увы..

Она вспомнила, в свое оправдание, как в прошлый раз Вит говорил:

— У каждого своя жизнь, оставьте нас в покое. Это вас не касается.

И она подчинилась без всяких слов. Хотя глупо было бы вмешиваться дальше, но кто-то ей хотел показать, что из этого вышло.

И на самом деле, не было никакой явной опасности, никто не минировал, ни стрелял, не захватывал заложников? Тогда она была уверена в этом, теперь начала сомневаться.

Он все-таки вышел вместе с ней из кафе. Шел словно пьяный, но никаким вином, водкой, пивом от него не пахло вовсе.

Олег сразу же шагнул к ним. Он видел, как Вит заходил в кафе и не сомневался, что теперь и она его увидит таким.

Несколько раз, сталкиваясь внезапно то в одном клубе, то в другом, приходилось ему дотаскивать парня до дома. Кто-то стал спрашивать, не принимает ли он дозу и сам. Но может быть, радуясь тому, что с ним такого не может быть, Олег упорно доставлял его в дом на набережной.

Вот и на этот раз, они прошлись пешком до того самого дома. Олег попросил мать подождать его на лавочке и поднялся вместе с ним на пятый этаж.

— Ты оставил его одного? — спросила Алина, растерянно. Она никак не могла понять, что же делать.

— Ему давно никто не нужен, никто и ничто, не грузись, мам, поезд ушел.

— Да я никогда не грузилась особенно, знаешь. Может и хорошо, что майор не дожил до этих дней? Он так переживал за них за всех.

— У каждого своя жизнь. Его никто не заставлял это делать. Он видел тех, кто были до него. Они Кастанеды начитались, решили, что магами станут, летать начнут, а летят в сторону кладбища быстрее всех. Их больше нет, хотя они не дотянули и до тридцати, он всегда оставался с ними, а не с нами. Но он не ребенок, не глупый пацан — это стиль жизни…

Она слушала сына, радовалась тому, что он говорил, а не тупо молчал, был рядом. Но глаза того другого., пустые и безучастные, забудутся ли они когда-то?

Мы всегда были так сентиментальны порой, наполняли музыкой сердца, рыдали о прошлом, а когда настоящее отстранилось и уходило в другое измерение, — это вроде нас не касается.

Я пою — и значит, я люблю,

Я люблю, и значит — я живу…

Олег прав, с ним теперь уже поздно что-то делать, но немного раньше, когда он только решил уйти в иллюзии, ведь можно было вырвать его оттуда или это сразу было не реально?

№№№№№№№

Спасите наши души, мы стонем от удушья,

Спасите наши души, придите к нам…

Наш стон все глуше, глуше…

Алина шагнула на набережную, когда раздался страшный грохот, визг старушек, какие-то истошные крики, лай собаки, переходящий в вой. Тишина нарушилась мгновенно.

Олег резко затормозил на машине своей, но Алина бросилась от него в другую сторону.

Еще до того, когда она это увидела, она поняла, что он шагнул из окна пятого этажа, не понимая, что творит. Решил, что сможет полететь или просто разом захотел избавиться от иллюзий?

Олег сначала не понял, почему она туда, к дому побежала. Но по суете старух и крикам догадался, что там что-то такое произошло.

Окно его комнаты было открыто.

Он видел, когда привел его, что там никого не было. Комната была пуста.

Резко зазвонил телефон. Отец спрашивал, где они так долго гуляют.

— Она прилетела, чтобы увидеть это? — говорил по телефону отцу Олег, — черт знает, что творится.

Скорая помощь уехала почти сразу, спасать было некого.

Но почему? Что такое творится в мире иллюзий, и в реальности, которая и ей порой казалась иллюзией.

Лунный свет упал на тело парня, до которого она так и не смогла докричаться. Машина за ним приехала довольно быстро. Они молча отправились домой. В первый раз за все время ее мирный город, утопавший в тополином пухе, показался ей горячей точкой, хотя их и грабили, никого не брали в заложники, никому не угрожали. Она просто провела июньский вечер в старом кафе и возвращалась домой.

Будет в старом кафе снова музыка дивная таять,

Это строчки стихов нам напомнят сомненья и чувства.

И какие-то пары кружатся, над прозой взлетая,

Эта юность и радость тебя в этот мир не отпустят.

Будет в старом кафе эта женщина плакать устало,

А веселый майор опоздает на целую жизнь.

Он лежит в Кандагаре, но ждать ли его перестала,

Снова танго стихает, и радостный вальс нас кружит.

И сюда заглянул на минутку отчаянный парень.

Усмехнулся, кому-то махнул и растаял во мгле,

Снова в старом кафе и себе и тебе благодарен-

Тот угрюмый чиновник коньяк проглотил в тишине.

Было все, только было ли, это мужчине не ясно,

И забытая юность несется в объятья, шутя,

Звездопад за окном, понимаем –реальность прекрасна.

За окном тишина, только плачет во мраке дитя.

Тихой  музыки бред и речей и страстей переливы,

Этот свет или мрак, нам сегодня с тобой все равно.

И какой-то юнец, то угрюмый, то снова счастливый,

Затерялся в тиши, пьет, забывшись во мраке, вино.

Ну а нам танцевать надоест в этот вечер едва ли.

Мы беспечно легки, словно не было прожитых лет,

И в объятиях музыки снова про все забывали,

Задыхаясь от счастья, как бабочки, снова на свет

Мы порхали, смеясь, и любили и песни и грезы,

Хриплый голос певицы, дыхание осени вновь.

И мой спутник сегодня печальный и слишком серьезный…

Нас окутала нежностью эта беспечная ночь.

Р. С. Строчки любимых песен принадлежат перу В. Высоцкого, Ю. Визбора

Снежная роза медвежонка Остапа

Осенние сказки. Светлой памяти Алеши Черепанова

Та осень выдалась теплой.

Тихо и ясно было в заповедном лесу.

Даже когда в середине октября духи стали собираться в Пекло, еще светило ласковое солнышко. Можно было погреться и покружиться вместе с паучками, упорно плетущими свои паутинки.

Это была первая осень в жизни медвежонка Остапа, родившегося прошлой зимой, уже пережившего и половину зимы, и весну и жаркое веселое лето. Вот теперь он с волнением встречал золотистую осень.

Берегиня Анфиса очень не хотела расставаться с медвежонком Остапом и решила что-то оставить ему на память о себе и о теплых деньках.

А что можно было подарить медвежонку? Конечно, самый красивый цветок.

Анфиса поколдовала немножко. И на лесной поляне, в самом ее центре, перед озером, где любили беседовать в летние лунные ночь Леший с Водяным, появилась красавица роза.

Она была такой бардовой, бархатной и красивой, что глаз не оторвать. Сама Берегиня невольно залюбовалась своим творением, вороненок чуть с ветки не свалился, так на розу засмотрелся.

Первым из лесных духов розу заметил черт Стас — он вообще был поэтом и романтиком, а тут такая красавица роза, да поздней осенью.

Черт долго тер глаза кулаками, решив, что роза ему приснилась.

Но она гордо сияла перед Поэтом, слегка раскинув своим нежные лепестки.

Сверху удивленно свистнул Соловей Разбойник, без него ничего в лесу не обходилось. Но черт его тут же остановил:

— Чего рассвистелся, ты мне тут розу убьешь, она такая нежная и хрупкая.

— Да ты не черт, а какой-то хлюпик, везде тебе розы мерещатся, да еще в такую пору, поэт одним словом, — стал надсмехаться над ним Разбойник.

Соловей спрятался в кроне дуба и со своей ветки пока еще не мог видеть розы, и решил, что черт просто фантазирует, а может, простудился, заболел и бредит.

Но когда появилась Анфиса вместе с ведьмой Ажбетой, и направились к ним, он понял, что роза может и быть на самом деле, уж если они тут оказались, то наколдовать могут не только цветок, пусть и самый красивый, а что угодно, ведь они настоящие чародейки.

Соловей спрыгнул на землю, подошел к черту и тоже стал разглядывать великолепный цветок.

— Наверное, он и правда очень красивый, — услышала эта парочка голос Ажбеты, — раз не только Стас, но и Соловей присмирел и цветок разглядывает.

А потом Ажбета увидела розу, отодвинув Соловья в сторону, он что-то заворчал про себя, — она готова была подпрыгнуть от радости — таких цветков здесь в лесу Ажбета никогда не видела.

Но даже когда она говорила, лепестки розы так дрожали, так что попрыгать, поднимая ветер, а то и бурю, ведьма не решилась, не могла же она в один миг погубить такое чудо.

Ведьма стала просить берегиню, чтобы та научила ее творить такие цветки.

— Вот на следующее лето и займемся, а сейчас не время. Просто этот один родился для медвежонка, чтобы ему не было так тоскливо без нас в зимние холода.

Сначала ведьма обрадовалась, но скоро слезы появились у нее на глазах.

— Но ведь Остап очень огорчится, когда его цветок от холода погибнет, роза уже сейчас дрожит, а разве переживет она такие лютые морозы, которые тут зимой бывают?

— Но это случится не нынче, а пока он успеет полюбоваться своей розой и запомнит ее такой.

Берегиня не сказала им о маленькой тайне своей розы, пусть это будет ее сюрпризом, и для Ажбеты и для медвежонка Остапа.

Роза только казалась нежной и хрупкой, на самом деле она была очень стойким и сильным цветком, и еще неизвестно, на что такой цветок окажется способным, хотя зимы и на самом деле были лютыми. Иногда, когда Кащей разбушуется, птицы замерзают на лету и падают заледеневшие в снег.

Так ведь это птицы, а не чародейский цветок.

Хотя с Кащеем и морозами, которые он с собой приносит, не поспоришь, но еще неизвестно, кто и кого одолеет в эту зиму.

№№№№№№№№

Медвежонок Остап появился чуть позднее, черт Стас сбегал за ним, ему очень хотелось, чтобы медведь скорее увидел подарок Анфисы. Можно было представить, как Остап обрадуется.

Соловей был прав в одном, Стас был совсем необычным чертом, ему очень нравилось смотреть на то, как радуются другие, и он готов был защищать тех, кого обижали — не черт, а поэт одним словом.

Но даже он не мог представить себе радости медвежонка. Еще бы — у него появилась своя роза — живая и такая красивая.

Только Соловей не мог ни кинуть ложку дегтя в бочку с медом, такая у него была сложная и противоречивая натура.

— Ты не радуйся особенно, — говорил задумчиво Соловей, — не так долго ею любоваться придется. Вот заявится Кащей, а я уже слышал, как его волк –буран выл, и ничего от твоей розы не останется, с Кащеем шутки плохи и не таких он губил, глазом не моргнув.

— Это мы еще посмотрим, — заявил медвежонок.

Он готов был со всем миром за свою розу сражаться.

— Смотри, не смотри, а уж если медведь — буран ему подчинился, и как собачонка у него на поводке ходит, то ты и твоя роза перед ним бессильны.

И сколько не останавливала ведьма Ажбета Соловья, он не унимался:

— А я что не правду говорю, это вы медведя утешаете да обманываете, никто ему правды кроме меня и не скажет, пусть он знает, что может случиться. Лучше моя горькая правда, чем ваша сладкая ложь.

До самого вечера медвежонок оставался около своей розы, он аккуратно подрезал всю траву, заставил чертей принести самый красивый мох и укутал им всю землю рядом с розой, да и все вокруг нее было особенное, уютное, ухоженное.

Роза только поворачивала свой бутон и гордо смотрела вокруг.

Наверное, никто не решился бы причинить ей никакого вреда, видя, как медвежонок старается все для нее сделать.

Если только Змей Горыныч захочет их навестить, да неудачно на цветок приземлится. Но на этот случай на ветке соседнего дерева всегда оставался ворон, и он бы предупредил Змея, что сюда ему отпускаться запрещено. Змей добрый, он капризничать не станет.

Медвежонок все для своей розы предусмотрел, только вот с Кащеем трудно было договориться.

А вьюга уже завывала где-то в Пекле, готовая вырваться наружу и заморозить весь мир.

Медвежонок с тревогой смотрел в ту сторону, откуда раздавался жуткий вой. Он думал, думал, но ничего не мог придумать для того, чтобы спасти свою розу.

Ежик в то время уже мирно спал в своей норе и видел красивые разноцветные сны. И только Остап не смыкал глаз. Как он мог бросить свою розу совсем без защиты. Он устал немного, но хлопоты были приятные.

— Не бойся, я тебя не оставлю, мы будем вместе, — уговаривал он розу.

Но она ничего и не боялась, хотя кокетливо усмехалась и притворно дрожала от холода. Ей нравилось то, что медвежонок так о ней заботится, да и кому не понравится ласка и забота.

№№№№№№№№

И вот наступил тот день, когда Кащей порвал цепи и вырвался из Пекла на землю. И таким холодом дохнул он в ярости на заповедный лес, что все голые ветки деревьев и еловые лапы покрылись белым инеем, задрожали от холода, протяжно и жалобно завыли волки, перекликаясь друг с другом.

Медвежонок бросился к своей розе.

Только Кащей опередил его, он уже бежал по той поляне, где росла роза к избушке Яги.

Так повелось с самого начала творения, что навещал он сначала свою любимую тетушку, а уж потом отправлялся в чистом поле погулять, да на весь остальной мир взглянуть.

И уже белым бело было там, где проходил Кащей, но что за черт — на поляне около озера что-то алело. Как когда-то черт Стас, Кащей не поверил своим глазам, осторожно приблизился к цветку. Он был подслеповат и не особенно хорошо видел, особенно то, что было рядом с ним. Кащей мог бы и наступить на розу, но пронзительно закричал ворон — наверное, охранник, и он не стал этого делать.

Ссориться с Ягой и котом Баюном в самом начале зимы Кащею не хотелось.

Но он смотрел на розу с разных сторон, то так наклонив голову, то этак, но она даже и не дрогнула перед ним.

В тот момент медвежонок прибежал по снегу к своему цветку и закрыл розу от грозного старика.

— Ты чего, медведь, совсем страх потерял? — спрашивал Кащей.

Он видел, что Медведь Буран подчиняется и верно ему служит, а этот был какой — то мелкий, но такой наглый.

— Отойди от моей розы, не дыши на нее, — топнул лапой медвежонок, он и правда, ничего не боялся.

— Так она еще и твоя, — задумчиво говорил Кащей, соображая хорошо ли это или плохо, то, что розу не Яге, а медведю подарили.

Но он догадался, что это все равно может неприятностей прибавить, Яга наверняка будет защищать медвежонка, если Кащей что-то натворит, и все шишки на его голову посыплются.

Кстати, одна уже упала, как только он об этом подумал. Это ворон, чтобы помочь медведю и отогнать Кащея от розы клюнул ближайшую из шишек на елке, и она полетела в макушку Кащея.

Тот почесал скрюченными пальцами ушибленное место, махнул рукой, и решил, что сначала надо Ягу навестить, а потом уже с этой розой разбираться, там он и решит, морозить ее или не морозить.

У старика было много времени в запасе, все он успеет сделать, а Яга может и обидеться, из-за того, что он с каким-то медведем и розой возится, а про нее и думать не думает.

Так Остап и ворон пока защитили розу. Но медвежонок понимал, что Кащей вернется назад. Простит ли он им такой отпор? Старик злопамятен и грозен порой так, что весь мир ледяным становится, а как он спасет хрупкий цветок?

Остап нашел шишку, которой ворон пульнул в старика, покрутил ее в лапах и сказал ему:

— Ты осторожнее с Кащеем, он злой и память у него хорошая, заморозит.

— Это мы еще посмотрим, кто и кого, — гордо отвечал ворон.

Он не первую зиму с Кащеем проводит, знает, что тот плохо видит. Для него все вороны черны и одинаковы, он если и захочет, то не отыщет своего обидчика.

— Нас много, — говорил ворон, — это роза у тебя одна — единственная, она всегда на виду, ее так легко в белом поле отыскать.

Ворон был прав, медвежонок всегда гордился тем, что роза была только одна, а сейчас очень об этом пожалел. Если бы роз, как и воронов оказалось много, то Кащей мог и не найти его розу, она бы сохранилась, а так уж точно он с ней расправится.

Роза слышала мысли медвежонка, и такая обида в ней вспыхнула, что она только еще выше подняла свой бутон.

Тогда медвежонок и заметил, что на лепестках ее появились темные пятнышки и белый иней.

Он своим дыханием растопил снег, который успел подарить его розе коварный Кащей. И она стала прежней — словно бы никакого мороза и не было вокруг. Только потемнела немного, но жила и боролась отважно.

№№№№№№№№

Яга встретила своего старого друга не особенно радостно. Она все видела и все знала, а потому и спросила удивленно:

— И чего ты к медведю пристаешь, делать больше нечего?

— А чего он с тем цветком возится, мне угрожать вздумал, маленький, а какой противный зверь у вас тут завелся.

— А тебе цветка не хватает. Весь мир захватил, а цветок у тебя на дороге стоит не обойти, не объехать? — упрекала Кащея Яга.

— Могу, конечно, обойти, — ворчал Кащей, только непорядок это, когда роза на снегу остается, нечего ей делать в моем мире.

— Помещала, значит, — отозвался кот Баюн, — да ты совсем черствый сделался, если маленькая роза у тебя как кость в горле.

Если упреки от Яги Кащей еще и мог вытерпеть, то наглость кота, хоть и ученого — да ни за что на свете.

— А ты чего там мяукаешь, Рыжий, смотри у меня, а то быстро снова в сугроб превратишься.

Кот думал, что Кащей забыл о том, как в прошлую зиму его помощник Зюзя, — этот злой старикашка обратил его в снежного кота. И если бы не храбрый черт Стас, с которым мы уже познакомились с вами в начала, то трудно даже представить, что было бы с бедным котом, сколько бы ему под снегом томиться пришлось.

Но Кащей уже решил сменить гнев на милость, — медведь, кот и Яга — это уже могучая сила, если они объединяться, то забот у него прибавится.

— Да чего раскудахтались, не нужен мне ваш медведь и цветок не нужен, я вам своего медведя да еще волка в придачу подарить могу.

— Раздарился, — усмехнулась Яга, — а сам совсем один остаться готов?

— И останусь, что мне привыкать что ли? — храбрился Кащей.

Но было видно, что одному Кащею оставаться совсем не хочется, это он так только просто сказал, чтобы поворчать и позлить их немного.

№№№№№№№№№

Зима в том году была не такая лютая как обычно. Это заметили все, кто оставался в заповедном лесу и всем остальном мире.

Кащей старался обходить заповедный лес стороной — зачем ему было собирать неприятности на свою голову. Роза почти не замерзла, потому что Медвежонок Остап все время согревал ее своим теплом и никогда не забывал навестить и посмотреть, как она себя чувствует.

Только в самом конце зимы, когда Ярила проснулся и уже собирался возвращаться, Кащей вспомнил о розе и медвежонке, и снова заглянул в заповедный лес.

— Хоть бы она не замерзла, — подумал он, — а то от Яги вместо горячего блина с медом подучишь тумака хорошего.

Кащей проголодался, и очень он любил блины, которыми всех своих гостей Яги потчевала.

На то место, где наткнулся он на розу, Старик смотрел с опаской. Но она по -прежнему гордо стояла среди снега, только потемнела немного, больше не казалась такой алой, но ведь это уже не так страшно, главное, что цела и невредима.

Медвежонок сидел рядом (птицы его предупредили о приближении Кащея) и готов был прикрыть цветок своей теплой шкурой.

Усмехнулся Кащей, да и прошел их стороной.

А когда он совсем исчез, то появилась Жива — светлая и прекрасная богиня Весны и Жизни.

— Я слышала о твоей розе, — говорила она, — пришла на нее полюбоваться.

Она подхватила медвежонка, видя, что он сильно озяб, и они с Остапом стали кружиться в танце.

Как же весело было вокруг, вороны слетелись, чтобы на них посмотреть, волки со всех сторон сбежались, и роза гордо красовалась в самом центе поляны.

Даже кот Баюн по сугробам к ним добрался, хотя чуть не утонул в одном из них. Но так ему хотелось взглянуть на богиню и медвежонка, что жизнью он готов был рискнуть, а дома не усидел.

Потом Яга говорила, что это был последний день зимы.

— Мы победили, — радостно шептал Остап. — Наша роза выстояла, нам больше ничего не страшно.

№№№№№№№№№

Ярила — бог весны и страсти, еще с небес видел этот снежный цветок, который не тронул даже Кащей. А когда спустился на землю, он сразу же к нему отправился — надо было взглянуть на него.

Роза была прекрасна.

Только Ярила решил, что он всю поляну такими цветами украсит. Ведь и медвежонок хотел, чтобы цветов было много.

Когда медвежонок как обычно пошел к своей розе, то растерялся даже, сколько же там было цветов.

Потом он возмутился, только на первый взгляд это было красиво, а ему хотелось добраться как всегда до своей розы.

Хорошо, что она оказалась с самого краю, и не нужно было топтать другие цветки.

Он легко дошел до нее, и удивился. Рядом со свежими, благоухающими цветами Ярилы, она казалась немного уставшей, не такой яркой. И что удивительного, те цветы только народились, а она зиму перезимовала. Но для медвежонка Остапа его снежная роза была одной-единственной, никакой другой розы ему не было нужно.

Напрасно старались обратить на себя внимания юные красавицы, он смотрел только на свою розу и шел к ней.

Ярила немного обиделся на медведя. Какой он странный, ведь бог страсти подарил ему самые красивые цветы, почему же он даже спасибо не сказал, не оценил его подарок, а все к той невзрачной и старой розе рвется?

— Что же такое особенное есть в твоей розе, чего нет в моих, — обиженно спросил юный красавец.

— Они прекрасны, — говорил Остап, — кто же спорит, — но с этой розой мы столько всего пережили вместе, она выстояла, от нее даже Кащей отступился. Черт Стас говорит, что вместе мы пуд соли съели, вот и вся разница. Твоими розами пусть любуются берегини, а у меня есть моя — единственная.

— Ну может ты и прав, только ты все-таки странный какой-то, — не унимался Ярила.

Но он постарался забыть про упрямого медвежонка, Берегини окружили его со всех сторон и благодарили за чудесные цветы.

Тогда Ярила и подумал, что если бы не медвежонок, он бы не догадался сделать им такой подарок. Наверное, медведь все-таки прав, надо быть добрее и внимательнее и к этому миру и ко всем его обитателям.

А с небес уже летела пленительная музыка. Это к ним спускался бог любви Лель, и всем стало понятно, что весна в разгаре, надо жить, любить и радоваться жизни.

Только дивную сказку о снежной розе кот Баюн рассказывал даже в летнюю жару. Под музыку Леля она звучала особенно красиво.

Так и до нас дошла

Снежная роза.

Она цвела упорно до мороза,

Страх потеряв, чего еще бояться?

Прекрасная, изысканная роза

Морозу продолжала улыбаться.

Когда Кащей пронесся над полями,

От древней дикой лютости зверея,

Над белыми, холодными снегами

Вдруг роза заалела, для Кащея.

Сначала он виденью не поверил,

Умерил пыл, спустился к ней поближе,

И боль, и ярость вдруг в душе Кащея

Обнажена: — Люблю и ненавижу…

Коснулись пальцы скрюченные розы,

Глаза его бесцветные слезились,

И тихо побелела от мороза,

И лепестки от холода скрутились.

— Вот так весь мир, — хрипел Кащей устало, —

Меня завидев, умирал внезапно.

Но роза и жила и трепетала

В каком — то сне и пламенном азарте.

Чудовище становится добрее,

И схлынули ужасные морозы,

Когда в тумане, где поля белеют,

Вдруг поступает пламенная роза.

Зачем она опять пылать готова?

Чтоб усмирить жестокого Кащея?

Но он дохнет, и заморозит снова.

И все-таки она в снегах алеет.

И мечется опять в бескрайнем поле

Старик усталый, ветер обгоняя.

Что стало с ним? Тоска, найти он хочет,

Цветок прекрасный, пусть тот засияет.

Прекрасная, изысканная роза

Кащею продолжала улыбаться,

Она цвела спокойно и в морозы,

Она умела с холодом сражаться…

Женщина русского адмирала

Алел закат, ветер распахнул плохо прикрытое окно. Алина невольно подпрыгнула на широкой постели. Замерла на миг. Огромное алое солнце выплывало из тумана.

Какая красотища, только и тревога витала где-то рядом. Почти мгновенно алое солнце начало желтеть. Если бы она пробудилась чуть позднее, то не увидела бы всей этой красоты.

Но что это? Знак или случайность? Кто мог ее разбудить в пустой квартире? А потом она вспомнила сон. Странный и удивительный сон. Она стояла на берегу моря, и прямо на нее двигался огромный корабль. Страшный корабль-призрак. Она читала о таких в старых мифах.

Он врезался в песок и замер перед ней. Ей показалось, что кто-то зовет ее туда. Но в тот момент она и проснулась, чтобы увидеть алое солнце и встретить новый день.

Ей показалось, что должно произойти нечто необычное после такого сна и такого рассвета. Но день был обычным — суматоха, звонки, рукописи, экран монитора.

Она даже забыла врубить свет, когда стало темнеть, и все сидела перед экраном монитора, читала и читала то, что было написано.

— А не прогуляться ли нам, — услышала Алина хрипловатый голос за спиной. Это могло удивить и испугать любую, но она решила, что ей и на самом деле надо отправиться на прогулку.

Сборы были недолги. Хлопнула входная дверь, и она вырвалась из квартиры на простор.

Лунная соната звучала из какого-то окна. Какие чистые и печальные звуки музыки…. Как все-таки прекрасен этот странный мир.

Любинский был залит разноцветными огнями. Она порадовалась тому, что так долго тут не была и двинулась дальше к берегу реки, к причалу. Уж если гулять, то по набережной.

— Вот и я о том же, — услышала она уже знакомый голос, — если ты заметила, сегодня день исполнения желаний.

— Самых, самых? — поинтересовалась Алина.

— Любых, — выпалил ее таинственный спутник.

Она успела только подумать о том, чего бы хотела, и уже услышала:

— Ничего невозможно нет, здесь не Питер конечно, и век не тот. но если уж я обещал, то исполню.

Тогда Алина поняла, что он читает ее мысли, или делает вид, что умеет это делать. Ну что же, если ей не надо долго объяснять, в чем состоит ее желание — это даже лучше. Вдруг не сбудется, тогда и жалеть нечего, его вроде бы и не было.

— Сбудется, сбудется, — подтвердил Тарас, — так она его назвала, сама не зная почему, может быть, он мысленно подсказал ей это имя. Удивляться ничему особенно не приходилось.

Они, не сговариваясь, поднялись по высокой лестнице, как еще могло такое желание исполниться, и оказались в полумраке знаменитого ресторана.

Сколько раз днем она проходила мимо этой лестницы и даже не представляла себе, что вот так неожиданно может там оказаться. Зачем? Что там можно было делать? Но жизнь удивительна и непредсказуема.

Нет, в заведениях попроще она бывала, конечно, в молодости, да и позднее, но этот выстроен был не для среднего класса. Да и бывали там, по ее разумению, существа из иного мира. Они никогда не передвигались по проспекту, не могли просто встретиться на шумной улице. Они откуда-то неожиданно появлялись и в назначенный час растворялись в пустоте. Они не были ей особенно интересны, и это надо было признать.

№№№№№№№№

Огромный многоцветный зал проглотил бы без труда и более опытного посетителя.

Алина растерялась.. Это было таким чужим и шумным местом, что лучше отстраниться и обойти стороной. Но если ты тут оказался, то надо хоть что-то делать и куда-то двигаться?

Ее спутник чувствовал себя здесь как дома. Как ни странно она в первый раз смогла разглядеть его лысую голову, каким бы он еще мог быть интересно, пытливые, темные глаза, дорогой костюм. Но что самое удивительное, и ее джинсы и свитер исчезли, она была в каком-то замысловатом наряде. Фея исполнила ее первое желание. Да так незаметно, что можно было диву даваться, но она не успела. Снова его голос. Он помнил пока, что она не умела читать его мысли, ей нужно было обо всем говорить вслух.

— Прошу, пани, здесь шумновато, и поэту не особенно понравится, хотя он привычен к подобным заведениям. И все-таки тогда масштабы были поскромнее.

Тарас подтвердил, что он знает точно, о каком желании идет речь.

Ничего не оставалось, как только двинуться туда, к столику у стены, на который он указывал небрежным жестом.

Представив себе, сколько здесь все может стоить, Алина решила, что она ничего не станет заказывать и есть. Ведь они здесь не для того.

Она не видела усмешки Тараса, он на шаг отстал от нее, и улыбался, когда понял, о чем она думает.

Как странно устроен мир, когда сбывается самое заветное желание, человек думает о такой мелочи, как деньги. Вот и всегда так.

Конечно, ради исполнения желания она готова была на многое, но что-то совсем уж необычное приходилось переживать.

Невольно Алина взглянула в зеркало, решила, что она там не отразиться вовсе. Но нет, все нормально, бледная, как призрак, немного заторможенная, загруженная, как говорил ее молодой друг, но на себя похожа вполне.

Она не успела и рта открыть и посмотреть не сидевшего как-то сбоку Тараса, надо же знать, с кем ты сюда явилась, как перед ней опустился бокал с черной розой. « Я прислал тебе черную розу в бокале золотого как небо Аи» — готова была прочитать она, но снова не успела. Она в последнее время как-то медленно думала, или все просто происходило слишком быстро?

Было отчего вздрогнуть.

— И этот влюблен, — прошептал Тарас, что еще интересно он мог сказать? Но у него это лучше получалось, он все успевал вовремя.

№№№№№№№

Расстрел был на берегу реки. Во мраке они двигались медленно, запинались, страшно ругались матом. Адмирал шел молча и прямо. Он не слышал этих пьяных, перепуганных героев. Их и палачами — то не назовешь, так себе, тупые безграмотные мальчишки, дорвавшиеся до власти. Но эти лоб расшибут, а в живых его не оставят, хотя наверняка они даже стрелять не умеют.

Нет, он слышал шум моря, хотя перед ними была только река, да и то ее не было видно, но море, могучее, бескрайнее, должно было вырвать его и забрать навсегда.

Не может же он умереть просто так, дожидаясь, пока этот, с дрожащими руками не промажет, наконец, убьет его. Что за бред и пошлость. Такое не могло присниться в самом дурном сне. Но вот кажется, становилось реальностью. Нет, не может быть.

Они суетились, перепирались, готовы были подраться. И это его последние минуты жизни?

Время остановилось. И вдруг страшный рев какого-то громадного чудовища остановил и оглушил всех, и горе-палачей, и видевшего виды адмирала. Но что это могло быть. Как вообще можно что-то разглядеть.

Почему замертво падали на песок эти людишки?

Какие-то невиданные руки подхватили его и подбросили вверх.

Наверное, сны о корабле призраке снились всем капитанам во все времена во всех странах. Какого-то они вот так же забирали навсегда, в последний миг вырвав из мира людей.

Адмирал ничего не боялся, ему нечего было терять, потому он улыбнулся, когда оказался на палубе этого жуткого корабля, впрочем, этого в тот час он еще не мог увидеть — было слишком темно.

А когда увидел, они были уже далеко от того проклятого берега, где должен был состояться его расстрел. Непонятно только жив он или мертв. Только какая теперь разница? Расстрел отменили по независящим от живых причинам.

Адмирал оставался в своей стихии, никаких красных, никаких пыток, никакой войны — море, корабль, наводящий ужас на всех, матросы — тени и бесконечность вселенной.

№№№№№№№

Черная роза была так близко. Она казалась такой страшной и таинственной. Хотя может ли быть цветок страшным? Алина пыталась понять это. Но человек в каком-то старинном костюме уже садился напротив нее за столик.

— Меня все еще хотят видеть и слышать? — очень тихо спросил он.

— Да вот и угораздило так прославиться, что и через сто лет все такой же фанатизм, — заявил Тарас.

Он только потом понял, что последнее слово вряд ли понятно поэту. Но объяснять не стал. Они уже смотрели друг на друга, и пытались о чем-то говорить.

Хотя сделать это было вовсе не так просто. Его отвлеченные и странные фразы тонули в шуме, в который провалилось и сознание Алины. Она не особенно понимала, о чем должна говорить, но главное, она никак не могла понять то, что говорит он, терялась, не зная, что и как ответить.

Если бы она о чем-то еще смогла подумать, то поняла бы, что нужно бояться своих желаний, ведь они могут исполниться, даже самые фантастические.

Только какое-то странное ощущение тяжести и неловкости. А ведь она верила, что беседовать может с любым. И словно бы за какой-то помощью потянулась она к Тарасу. Но тот сделал вид, что не собирается подслушивать их беседу, и рассматривал какую-то даму перед окном.

На самом деле до той странной дамы ему не было дела, он видел совсем другое, и надо сказать, что приближавшаяся опасность испугала даже его. Хорошо, что все остальные о ней еще и не подозревали.

№№№№№№

Когда Адмирал перестал радоваться спасению и понял, насколько он устал скитаться по морям, преследуя живых людей, он решил узнать, есть ли выход из этой безвыходной ситуации.

Ведь выход всегда должен быть. Тогда он узнал от своего капитана, что по старинному обычаю, те, кто хочет приобщиться к миру живых, такое редко, но случается, они могут спуститься на берег, и попытаться найти невинную и прекрасную девушку, которая полюбит их, и тогда, эта любовь и спасает несчастного скитальца. Ему не нужно будет возвращаться на свой проклятый корабль. В тот самый день, а это вообще был день исполнения желаний, и истек срок, и мог адмирал спуститься на берег, чтобы встретить девушку и остаться.

Желание это было так велико, что всем сердцем он рвался туда, считал часы и минуты до того момента, когда можно ступить на землю и наконец вернуться к людям.

Огромное здание ресторана, в граде, где он когда — то бывал, поразило его своими размерами и пышностью. Но оно было рядом, и он направился туда, не особенно раздумывая. Он точно знал, где может найти свое освобождение.

№№№№№№

Откуда возникла уверенность, что любимую он может встретить там, Адмирал не ведал, просто пошел и все. Остановился в центре зала, огляделся вокруг. Конечно, это был другой мир, но разве люди особенно изменились? Да нет, они были прежними.

— Анна, — вырвалось у него, когда он подошел к столику у стены, и та, сидевшая напротив сначала подняла глаза, а потом поднялась и сама к нему навстречу.

Ее глаза становились все больше и печальнее. Двое мужчин, бывших вместе с ней, один из которых Незнакомцу кому-то напоминал, словно был из его, а не из этого времени, затерялись в тумане.

— Анна, — повторял он, — я пришел к тебе, ты можешь спасти меня от страшного плена, я устал скитаться, — очень тихо говорил он.

Его могла слышать только она и тот, кто умел читать мысли. Но что Тарасу было слушать, он обо всем знал заранее, ему интересно было другое, поэта или адмирала выберет Алина

Девушка оторопела еще больше. Она понимала и знала, кто перед ней стоит, у нее кружилась голова оттого, что он узнал в ней свою возлюбленную. История этой любви была уникальная, о ней писали книги и ставили фильмы. Но могла ли она его обмануть и выдать себя за другую. Она повернулась на миг к Тарасу. И произошло то же самое, что и в подземном мире у Аида, когда Орфей бросился туда за своей возлюбленной — как только он оглянулся, Эвридика исчезла.

Как только она посмотрела на Тараса, Адмирал исчез, словно минуту назад он не стоял рядом с ней, не называл ее Анной, так тихо, ласково и нежно. Она поднялась и пошла из зала, забыв о поэте, о Тарасе, обо всем, что было в этом мире. Она поспешно спустилась вниз по высоким ступенькам и вышла на набережную, в надежде, что еще успеет догнать его, в последний миг заскочить на уходящий корабль.

Но там больше никого не было. Только вдали покачивался черный, словно провал в пустоту парусник, увозивший ее адмирала.

Тарас снова встал рядом на причале.

— Не переживай, у тебя много дел, надо роман дописать, твой парень скучает, а это все только иллюзии и призраки.

Алина молчала. Ослепительно алое солнце опускалось в мутную воду.

Ослепительно алое солнце опускалось в мутную воду.

Корабль-призрак для лунного ангела

Явился ангел — лунный мальчик,

Такой прозрачный и красивый,

— Прости, не мог с тобой иначе,

Но ты хотела быть счастливой.

Луна медленно плыла над головой.

— Где я? — удивленно спросила Алина.

Ее звездный плащ переливался в лунном свете, а тело казалось таким стройным и юным, словно и ей досталась баночка с мазью от Азазелло.

Нет, она определенно ей досталась. Какое же сладостное ощущение юности, силы и неотразимой красоты. Она и забыла, как это бывает.

Ангел с внешностью ее любимого красавца-китайца, который был хорош и в роли короля Сиама, и в образе наемного убийцы, стоял перед нею и загадочно улыбался, так улыбаться мог только ангел.

Он приблизился, коснулся смуглой ладонью ее щеки. Она прильнула к ладони, но ничего не почувствовала. Совсем ничего.

На том (этом) свете нет никаких ощущений. Память мгновенно напомнила ей о самом главном.

— Конечно, он ангел, они бесплотны, они ничего не чувствуют, — пронеслось в голове Алины.

— Ответ не верный, — раздался рядом противный голос. Хотя ангел молчал, его прекрасные губы были плотно сжаты.

Зато он протянул ей руку, и она доверчиво вложила в нее ладошку.

Алина не умела ходить по воде, но это было не море, а небо.

Они рядом пошли по облакам к белой глыбе — небесному перекрестному камню.

У нее все еще был выбор? Она так и не успела выяснить на земле, есть ли выбор на том свете.

— Выбор есть всегда, — повторил тот же скрипучий голос.

Алина оглянулась, не сомневаясь в том, что никого там не увидит, только одна пустота зияла рядом. Облако-камень и на самом деле был похож на глыбу мрамора, лежавшую около ее ног, она казалась твердой и устойчивой, другие облака оплывали ее со всех сторон. Она склонилась, чтобы получше разглядеть то, что там было начертано.

— Налево пойдешь, прошлое вернешь, — прочитала Алина и замерла на месте.

И сразу материализовался Евгений — ее первый муж, любивший ее всегда, значительно сильнее, чем надо было. И уж точно сильнее, чем она его, но есть ли у нее время для того, чтобы размышлять о своем прошлом.

Конечно, кто же еще мог вернуть их общее прошлое. Да и она потом, когда они расстались, много раз убеждалась в том, что куда бы ни шла, с кем бы ни была, все дороги приводили назад, к нему. И он всегда откликался на зов, даже когда она его не звала, он все равно неизменно откликался. Спокойствию и выдержке этого парня можно было позавидовать, но она не смогла бы остаться с ним до конца даже земной жизни, уж не говоря о вечности. Не потому ли неизменно убегала от него, недолго размышляя, не оглядываясь.

Может быть, надо было оглянуться, чтобы потерять его навсегда.

Но она боялась превратиться в соляной столб, потому и не оглядывалась.

№№№№№№№№№

— Направо пойдешь — настоящее встретишь, — между тем уже читала Алина.

Сергей, конечно, еще вчера на том свете, где бурлила жизнь (она уже запуталась, где был тот свет, а где не тот). Он был ее настоящим — этот богатырь спокойный и рассудительный. Они случайно столкнулся в каком-то учреждении, куда она ворвалась внезапно, а он там работал, вот и отправились они домой вместе.

Хотя попали совсем не домой, а в старое кафе, домой она попала в тот вечер в полночь, и только черный кот Барс презрительно фыркнул.

— Все мужики на одно лицо, а всем говоришь, что ты любишь высоких и худых, если этот худой, тогда какой же толстый.

Да так всегда получалось, она любила худых, а попадались богатыри.

Он был страстен и нежен, и уверен, что она если не единственная, то последняя его любовь…

Но это он так считал.

Ведь у каждой женщины есть прошлое, настоящее и вечное. И как редко все три составляющие совпадают.

У Алины не совпало ничего, и это были три мужчины, а не один.

К вопросу о вечном, как вы, наверное, уже догадались, третий вариант выбора был такой:

— Прямой пойдешь — вечную любовь найдешь.

Вот тебе и дороги, вот тебе и выбор, а где обычное, сказочное: коня потеряешь, кошелек потеряешь, жизнь потеряешь. А в итоге, куда бы ни пошел, все равно героем станешь.

Нет, сказки ей нравились значительно больше, чем этот странный сон с лунным ангелом.

Алина убедила себя в том, что это было все-таки сон, странный, необычный, но сон, и когда она проснется (если проснется), там все будет так, как всегда.

Придет Сергей, позвонит Женя, а третий, вероятно, после этого сна и двадцатилетней разлуки он появится снова.

Ведь еще при первой встрече она сказала ему, что они созданы друг для друга, а он не поверил, а если поверил — испугался, ему хотелось стать академиком, а не любимым и любящим мужчиной. Потому он женился на то, которую любил меньше всех и был уверен, что расчет его правильный.

Алина не стала спорить, она просто подумала о том, что ни чужая женщина, ни звездная карьера не смогут разлучить влюбленных.

Но она его отпустила, не сомневаясь в том, что он вернется.

И накануне именно так все и случилось.

Снова заговор, теперь уже воплотившийся белый бесенок, совсем такой, как у нее в любимых сказках был.

— Ты столько раз мой портрет писала, ведь знала, что я тебе ту могу пригодиться, от твоего Лунного ангела не много толку, немой он, как и все его братья лунные, это мы должны были научиться с людьми разговаривать, а им этого не требовалось..

Чертенок поковырял немного копытом облако, проделав в нем приличную дыру, и продолжал:

— Те, кто нас гонят, открещиваются, боятся, как огня, только с такими парнями (он кивнул на лунного ангела) тут и остаются. А им что в лоб, что по лбу все одно.

— Ты бы с ним осторожнее, он такой красивый и такой печальный, — заступилась за ангела Алина.

— Да он от меня и не такое слышал, — снова возник чертенок, — только никогда ничего не отвечал — нем, как рыба.

— А почему?

— А почем я знаю, века молчит, наверное, ему так положено. А тебе надо дорогу выбирать, заболтались мы с тобою, а Ангела баснями не кормят.

— А ты мне поможешь? — вкрадчиво спросила Алина.

— Не уполномочен, — торжественно и гордо заявил черт.

Алина приуныла, он помаялся немного и, решив сменить гнев на милость, прибавил:

— Ну, так, слегка. Но выбор ты все одно сделаешь сама, чтобы потом на чертей не пенять.

— Но подскажи, кого из них мне нужно выбрать, я никогда этого не решу.

— Да что тут сказать. Они все одинаково и хороши и плохи. Дама ты у нас свободная, но на этом свете, — он ткнул пальцем в облако, у каждой души должен быть верный и преданный спутник, бой-френд, любовник, как хочешь, так и называй. Мужья и жены тут ждут тех, с кем на земле обручились, тебе ждать особенно некого, потому и надо выбрать спутника для вечности раз и навсегда, и никаких отговорок больше не пройдет.

Алина оторопела, про вечность она как-то не задумывалась, все казалось игрой, сном, и хотя не хотелось просыпаться, но ведь рано или поздно это случится.

— Это что, за первого встречного меня отдаешь, — пыталась заморочить черту голову она, помня все сказки.

— Зачем же за первого, ты их там, — он указал пальцем на землю, уже встречала, сама выбирала на какой-то срок, так что не морочь мне голову, и на жалость не дави, не выйдет, голубушка. Одного из трех и выбирай, и весь сказ.

— А ты значит уклоняешься?

— А ключи от квартиры, где женихи ждут тебе не принести? –передразнил ее бес. Думай сама, я передохну, а то совсем с тобой замаялся.

Вот и помощничек. Белый улегся на облако и тал размахивать нагой с белым копытом, закинув одну ногу на другую.

Алина стала снова медленно и внимательно читать надписи.

Прошло еще какое-то время.

Евгений любил ее всегда — это ее не такое уж страшное прошлое, он был надежным и терпеливым, что для нее не маловажно.

Но дальше она подумать не успела, взглянув пристальнее на Лунного ангела:

— Эльдар! — только и прошептала она, и как только сразу не заметила этого, просто мысли о красавце китайце сбили ее с толку.

Но она гнала от себя эти коварные воспоминания.

— Настоящее, — метнулась Алина в другую сторону.

— Я тебя обожаю, — читала она СМС-ку от Сержа.

Сколько он тогда наделал шуму этими своими ухаживаниями и признаниями. Страсть, которой она никогда не боялась, он не успел разлюбить ее, и с ним тоже будет в вечности не так плохо, с ним невозможно поругаться, а это, наверное, самое главное.

Но червячок сомнения подсказывал, что она плохо его знала, и в вечности он может оказаться не таким прекрасным, а это все-таки вечность.

Хотя, Евгений она знала хорошо, и это тоже ее пугало. Нет, пожалуй, вечная любовь на то и вечная, чтобы оставаться с ней, забыв о том, что было в этой жизни на этот раз.

Высок, голубоглаз и белокур, творческий парень, с которым у них так много общего, что становится даже страшно. Она не настаивала тогда, потому что сама хотела развиваться, чего-то добиться, понимая, что он сотворит с ней, превратив всю ее жизнь в кладбище идей, но это там, а тут ведь все по-другому.

Черт из-под закрытых век внимательно следил за ней, не спускал закрытых глаз. Он немного злился, понимая, что не может проникнуть в ее мысли и понять, о чем она думает.

— Прошлое — настоящее — грядущее, — повторяла Алина.

Наверное, время истекло — три всадника — черный, красный и белый неслись к ней навстречу.

Она призналась себе, наконец, в том, что ей нужны были все три.

— Я никогда не оставлял тебя, — услышала она знакомый, родной голос черного.

— Я никогда тебя не оставлю, — говорил красный.

— Я бы не смог оставить тебя, если бы и захотел, — вторил им белый всадник.

Первая фраза немного смутила Алину, вторая немного испугала, третья — встревожила.

Это был последний миг перед выбором.

Все замерли, там, где они оставались. Она с какой — то невероятной решимостью метнулась к Ангелу.

Бросилась она к нему так резко и неловко, что ангел тут же рухнул на облако, где и стоял.

Алина сначала показалось, что она убила его.

Такой сон приснился ей недавно, она кого-то убила в своей квартире, а потом не знала куда бежать и что делать, и сжималась от ужаса.

На этот раз она не думала о побеге, потому что на небесах это было бесполезно.

Вот она и остановилась около прекрасного тела юноши.

Три всадника приближались к ней, словно женихи Пенелопы. Они требовали от нее решения.

Рядом с ней стоял черт. Она не видела его и даже не пыталась понять, что же он думает обо всем этом.

Алина все вспомнила в один миг.

Горящий ночной клуб, толпу, давку. Она была в центре этой толпы, задыхалась, кажется, уже и не дышала, и понимала, что никуда не сможет оттуда выбраться.

Майор милиции, как две капли воды похожий на короля Сиама подхватил ее, вырвал из толпы и понес над головой, как папа, когда-то в детстве любил носить на параде маленькую девочку, посадив ее себе на плечи.

Как это ему удалось, наверное, даже бес не смог бы понять, а она и подавно.

Он положил ее на какую-то лавку и бросился назад. Она же очнулась и дышала холодным ночным воздухом, и каким чистым, каким спасительным он ей казался в тот страшный миг.

Нет, она так и не могла поверить, что осталась жива в том кошмаре, где погибли сотни людей. Потом она искала его везде, но так и не нашла. Он не сумел уцелеть в этом аду, когда обвалилась крыша, и придавила всех, кто еще пытался спастись.

Тогда, узнав о гибели короля, Алина отказалась от своего прошлого и настоящего, резко раз и навсегда отказалась.

— Мне нужен он, тот, кто спас меня. Если нет его, то никакой другой не нужен.

Сейчас она просто повторила те слова.

Черт подошел к ним и заявил:

— Ну что же ты победил, безумный капитан.

— Кто? Как ты его назвал? — удивленно спросила Алина.

— Не мне рассказывать тебе историю о корабле-призраке, о безумном капитане, обреченном на скитания, потому что он нарушил все мыслимые и немыслимые морские законы. В тот день он спустился за борт своего корабля, ступил на сушу в последний раз, чтобы найти невинную девушку, которая сможет спасти его, подарив ему свою первую и вечную любовь. История стара, как мир.

— И что дальше? — стала пытать Алина беса.

— Дальше он увидел пожар, и вместо того, чтобы искать ту самую девицу, начал вас спасать, безумец, что с него возьмешь, я его предупреждал, что какие бы он подвиги не совершал, больше его не пустят на землю, участь его решена, но разве кто и когда меня слушался?

Тогда все мы вернулись на его корабль, не солоно хлебавши, и должны были там до конца оставаться.

— Но небеса, как он сюда попал?

— Да один лунный ангел, узнав эту странную историю, взял и поменялся с ними местами. Он теперь на том корабле и парится. Странный такой ангел оказался, все говорил, что никто его не любит, никому он тут не нужен, а капитан хороший парень и если не на земле, то на небесах он может встретить ту, которая его спасет и избавит от проклятия.

Алина удивленно смотрела на беса:

— Тогда камень, всадники зачем?

— Но как бы ты его узнала и спасла, ведь тебе надо было все вспомнить.

Прошлое, настоящее и будущее — это не так мало, на этот раз не там, так здесь ты его все-таки смогла спасти.

— На этот раз? — переспросила Алина, — а разве была попытка прежде?

Но в тот момент тело вздрогнуло, и ангел поднялся.

— Не всегда все сразу получается, но влюбленных невозможно разлучить, — только и произнес на прощание белый всадник, остальные промолчали.

Три всадника, каждый из которых был дорог Алине на земле, здесь оказались отвергнутыми.

Это стало для каждого из них страшным разочарованием. Кто же не считает себя единственным и неповторимым и достойным любви и счастья?

Но каковы женщины. Можно ли остаться в вечности с тем, кто однажды спас тебя, но был рядом только несколько мгновений, а свидания при луне, годы жизни, совместное творчество — все это отвергнуто в один миг?

В каждом из них в тот миг ожил Сальери. Они не могли понять и никогда не поймут вдохновенного Моцарта.

Но этого никто от них и не требует.

Они бы отпустили его без всякого сожаления, если бы вместе с ним не уходила их любимая женщина. Если бы она осталась с одним из них, то остальным пришлось бы смириться, таков был договор между ними с самого начала. Но безумный капитал ворвался в их мир и перепутал все карты.

— Она вернется, — говорил черный.

— Она вернется не скоро, — возражал красный

— Она не вернется никогда, глухо произнес белый всадник.

Тьма упала на мир. Нет, это был не конец света. Просто на земле наступила обычная ночь — это была ночь страсти для влюбленных, и ночь, дарившая отдых всем остальным. Всадники растаяли вдали

Явился ангел — лунный мальчик,

Такой прозрачный и красивый.

— Прости, не мог с тобой иначе,

Но ты хотела быть счастливой.

И я попробую исправить

Тот мир, в котором ты жила.

Легко не будет, и лукавить

Не стану, как твори дела.

— Мои дела, да так, мой мальчик,

То густо, а то пусто вновь.

Там детство — разноцветный мячик,

А здесь уж умерла любовь.

— Она умрет теперь едва ли, —

Сказал он, крылья распрямив,

И мы пошли, и мы взлетали

Уже оставив этот мир.

— Пошли, — сказал он ночью лунной

У самой бездны на краю, —

Ты станешь радостной и юной.

— И жизнь я снова полюблю?

— Конечно, если три мужчины

Там попросили за тебя,

Какою стать должна ты сильной,

Все страсти, муки все пройдя.

— Но кто они? — я вопрошала.

— Один — любовник вечный твой,

Второй — отец — начал начало,

А третий, впрочем, бог с тобой.

Я говорить не полномочен,

Его сама ты угадай.

Пошли, и этой звездной ночью

Ты им долги свои отдай.

И я пошла за ним спокойно,

Как будто на прогулку в лес.

И оглянувшись вдаль невольно,

Я видела сверканье звезд.

Четыре прадеда смотрели

На нас с незримой высоты,

Была тогда я в самом деле

Юна, и нежность красоты

Он подарил мне на мгновенье,

Конечно, радостный полет

Опять подарит вдохновенье

И мой любимый подает

Мне руку: — Как же ты прекрасна,

Хотя, наверно, как всегда,

Будь осторожна, здесь опасно.

— Но ты ведь был со мной всегда.

Теперь меня ты не оставишь.

— Не мне сегодня выбирать?

— Не любишь больше и лукавишь?

— Соперник есть и проиграть

Я чувствую, что мне придется,

— Ты лучше так не говори.

Он обнимает и смеется,

Мой мир вдруг страстью озарив.

А папа смотрит удивленно:

Конечно, он меня узнал,

Но в этой девочке влюбленной

Не видит он страстей оскал.

Такой меня любил когда-то

И к деду гордо приводил.

Спасибо, Ангел, я крылата,

И мне лететь хватило сил.

Но там, за снежной пеленою,

Кто третий, я спросить хочу.

И снова в вечность дверь открою,

Стою пред ними и молчу.

Король Сиама, как знакомо

Красавца дерзкое лицо.

И в бездну грез уже влекома,

Не вспомню больше ни за что,

Как тень незримая спасала

Меня из ада и огня,

Когда там пламя бушевало,

Ведь он же вытащил меня.

В тот день погиб в огне полковник —

Твердили новости с утра,

Но нет, я ничего не помню,

Что правда там, а что игра?

— Ты просто помнить не хотела, —

Мне папа строго говорит.

Холодный снег, лишенный тела

Его вовек не ощутит.

— Он спас меня, — я повторяю.

И проступает все ясней,

Та бездна света и печали.

И я прильну к нему скорей,

Так вот откуда память это,

И дюжина в подарок лет,

Мы говорили до рассвета,

Был ал и яростен рассвет.

Мой выбор сделан, ангел лунный,

Со мной прекрасный капитан,

И в этой страсти многострунной

Он так изверился, устал.

Мой выбор сделан, и спасая

Себя от скуки и тоски

Я слышала, как там звучали

Мои забытые стихи,

И где-то за чертой у края

Тот Лунный ангел машет нам.

— Почто меня мой друг оставил?

Корабль несется по волнам.

И где-то в мутном лунном свете

Легенды старые живут.

И нам их снова на рассвете

Все ангелы в тиши поют…

Язычница или дорога домой

Они случайно оказались в доме этой 100 летней старухи. Ехали в дальнюю деревню, чтобы подготовить материал о происшествии. Сергей не понимал только одного, почему вечно спокойная и невозмутимая Анна так волнуется. Сколько в их жизни было таких командировок в горячие точки местного масштаба. И вдруг, такие волнения, странно. Но в тот день было слишком много странного.

Шефа только происшествия и интересовали. И вдруг дом на окраине, другой мир, и дочка Ажбеты Карловны и сама давно старуха, показала ее паспорт, ей в этот день исполнилось ровно 100 лет. Но была она совершенно спокойна, и о прошлом помнила не меньше, а может и больше, чем 40 летняя Анна. Оператор торопился и странно нервничал, а она так хотела еще побыть здесь.

— Оставайтесь до вечера, приедет Володя, и заберет вас, — говорила дочь, имени и отчества которой она так и не запомнила.

О том, что он точно приедет, возвестил телефонный звонок по мобильнику. Как странно было его видеть здесь, в этой избушке. И Анна осталась.

Оператор Сергей посмотрел на нее, словно она объелась мухоморов, о которых они недавно говорили, и поспешно уехал. Он никак не мог и не собирался задерживаться, и без того, и мама, и жена и теща обрушатся с тех сторон и обвинят его черт знает в чем. Эти три грозные дамы уверены, что если он без них отправился куда-то пусть и с 40 летней вертихвосткой, то это может кончиться только одним единственным способом, машина съезжает с трассы, и пошло и поехало.

— Да и съезжать не надо, и останавливаться, — твердила теща.

Вероятно, она знала способ, как не съезжая с трассы и не останавливаясь, да еще за рулем оставаясь, проделать это. Но сколько он не пытал ее, своими секретами не делилась. Иногда ему хотелось, ворвавшись домой к этим трем женщинам, закричать:

— Я сделал это, то, чего вы так долго ждали, совершилось.

Но он останавливался все время, потому что представлял себе, а вернее, даже и представить не мог, что могло потом случиться.

Анна была свободным человеком, и ему даже показалось, что она хотела ему продемонстрировать, что такое свобода и непредсказуемость.

На самом деле ничего она ему демонстрировать не собиралась, хотя и считала его размазней, который не может быть хозяином в бабьем царстве, где рядом с ним все время мама, жена, теща.

Да ей хотя бы одну из трех рядом поселить. Но она тем от него и отличалась, что никого с собой рядом селить не хотела.

Но он торопился, и последнее, что видел, сочувствие на ее все еще красивом и спокойном лице. Вот и попробуй, угадай, кому повезло в этом мире.

На самом деле Анна очень часто видела эту деревню во сне, и не случайно, здесь была могила ее деда. Она не стала говорить о том Сергею, хотя и сама не знала почему. Боялась привести его на могилу, где все заросло и сравнялось с землей, так, что ничего не найти. Он умер через несколько лет после ее появления в мире, и последние три десятка лет она ни разу здесь не была. И когда ее оператор уехал, она объяснила все старухе и отправилась на кладбище, обещав скоро вернуться.

— Она и на самом деле его внучка? — спросила старуха у дочки своей, и ничего больше не сказала.

— А зачем такое придумывать? — ответила та, но сама дивилась тому, какие вещи происходят в день ее 100 летия. Она любила Николая и так и не могла его забыть, хотя не на что было ей рассчитывать вовсе. Да и он не помышлял изменять своей жене.

Анна оказалась на деревенском кладбище, и порадовалась тому, что здесь сложно заблудиться. Со дня смерти отца двадцать лет прошло и 38 со дня его смерти, и только теперь она оказалась здесь. Каково же было ее удивление, когда она не только могилу нашла, но та была такой ухоженной и такой уютной, словно они похоронили его год назад и все время сюда приходили и приезжали.

На кладбище она была одна. Потому можно было и не скрывать своих чувств.

Ей показалось, что он стоит рядом и улыбается. Анна разрыдалась. С фотографии, которую она никогда прежде не видела, и дома у них ее не было, смотрел на нее молодой ее дед. Он был ровесником ее — уж точно не старше.

Какой странной может быть такая встреча. И она не могла найти слов для того, чтобы объяснить, почему она так долго шла к нему.

Нет, она общалась с ним, уверенная, что без связи с душами предков они слишком слабы в этом мире — она оставалась язычницей, и только эту веру и признавала. Но разве не к курганам приходили язычники, чтобы убедиться в том, что мертвые видят живых, что могут с ними разговаривать, делиться каким-то важными воспоминаниями, советовать что-то. Они приглашали их на свои праздники, и всегда чувствовали их присутствие.

До заката провела она на кладбище, пока человек среднего роста в модном джинсовом костюме не появился на старом кладбище. Седые волосы, борода усы, ей показалось, что по аллее идет ее дед. Но не было жутко, в глубине души она хотела, чтобы это было так.

— Бабушка Ажбета волноваться начала, а меня зовут Володя, — говорил он.

Но когда она отвлеклась от своих мыслей, в которые погрузилась слишком глубоко, и наконец, посмотрела внимательнее на этого человека, она поняла, что они знакомы, вернее не то, чтобы были хорошо знакомы, но о нем снимали сюжет, потом она еще пару раз встречала его на каких-то мероприятиях. Он был классным музыкантом, и хорошим поэтом.

— Это вы? — удивленно спросил он первым.

— Это я, — отвечала Анна

И показалось ей, что они были знакомы всегда.

— Это Ваш дед?

— Да, это мой дед.

Но она испугалась расспросов почему-то, а он и не спрашивал.

— Моя бабушка любила его всю жизнь.

То же самое она могла сказать и о своей бабушке, которая умерла, когда она была уже взрослой и видела, как часто слезы появлялись на глазах, когда она его вспоминала.

Но как же все это странно. Она с музыкантом стояла здесь и говорила о любви, которая длилась при его жизни и много лет после смерти оставалась в сердцах двух женщин.

Лицо Анны окаменело, она подумала о том, что ее никто никогда так не любил и вероятно этого уже не будет.

Музыкант улыбался.

Она поспешила уйти от могилы. Молча шагала она рядом с ним, потому что почувствовала, что задерживает всех, и этого человека в том числе.

Он шел и улыбался, все еще не веря, что, вырвавшись к своим родственникам в такой знаменательный день, он встретит ее тут, в забытой богом деревне.

За столом шумели гости, вся деревня отмечала столетие бабушки Ажбеты, и они уселись среди всей этой шумной и веселящейся толпу.

Володя перепутал стаканы с припасенной газировкой (он был за рулем) и спокойно выпил самогон, еще не понимая до конца, что произошло. И заметил путаницу слишком поздно. Возможно это Анна, чтобы не пить самогон, что-то поменяла, но он с ужасом взглянул на нее после тоста. Она не сразу поняла, что так его испугало, а потом к собственному ужасу догадалась — они не смогут уехать этим вечером. Сначала она замерла, а потом решила, что гулять, так гулять. А кто сказал, что ее что-то там, в городе, интересное ждет, тем более что завтра выходной.

Это было настоящим безумием, но ей показалось, что старуха усмехнулась, глядя на нее с другой стороны стола.

Если бы кто-то из подруг рассказал ей, что такое может случиться, она никогда не поверила бы, и сказала, что все это фантазии, бредовые сны и иллюзии, в которых не может быть никакой логики. Но она даже не задумывалась о том, почему собственно в жизни должна была быть какая-то логика? Она просто перенеслась в другой мир, и судьбой управляют ее предки — это нормально, так и должно быть у людей, просто они больно далеко от этого ушли, но разве иногда не стоит вернуться назад.

Когда Анна поднялась из-за стола, Володя был рядом, он извинялся из-за того, что подвел ее.

— Вы можете искупить свою вину, — вдруг произнесла она, — если прогуляетесь со мной.

Он с радостью согласился. И пока еще не было особенно темно, они пошли в другой конец деревни на соседнюю улицу. Она и не думала, что вспомнит то место, где был дом деда, но нашла его сразу. И что самое удивительное, он был цел и невредим. Она сразу узнала его. Там жили другие люди, скорее всего дачники. Но женщина со дня рождения бабушки уже возвращалась сюда.

— Я слышала от бабки Ажбеты эту историю, — говорила она, — Вы хотите здесь остаться?

Она распахнула дверь.

— Я пойду к дочке, старуха просила меня позволить вам тут переночевать. Мы ни в чем не можем ей отказать.

Как удивительно все просто всегда было в наших деревнях. Но разве это не настоящее чудо — фантастика.

Хотела ли этого Анна. Сколько чувств в душе ее возникло, она даже порог переступить боялась, потому что знала, что Домовой там остался, и неизвестно как он воспримет ее вторжение.

— Но как? — спросила она улыбавшуюся женщину

— Да там нечего воровать особенно, ведь вы ничего не украдете.

С этими словами и ушла, махнув им на прощание рукой.

Анна оглянулась на Володю, и хотела признаться, что очень боится, но еще больше хочет провести ночь в доме деда. Она была здесь и проводила много времени и после его смерти, пока бабушка не уехала к ним в город, а потом ни разу не появлялась, хотя этот дом так часто ей снился. И дед улыбался в ее снах.

Ее спутник уже о чем-то говорил с женщиной, а потом вернулся к ней.

И вдруг странная сила втолкнула ее туда. Она вошла в сенцы, на кухню, и прошла по комнатам. Там стояли чужие вещи, но это был его дом. Почти ничего не изменилось. Может ли быть такое? Могла ли она тут прожить всю свою жизнь, и какой бы была эта жизнь? Странно даже представить себе.

Но когда Володя уселся рядом на скамейку около печке, ей на миг показалось, что она просто вернулась в свой мир, из которого ушла когда-то. Тогда казалось, что навсегда.

И вдруг она вспомнила тот сеновал, который строил ее отец. Она сама тем летом видела это удивительное строительство. Он один возводил его и так быстро, что все приходили смотреть, как же здорово это у него получалось.

И она захотела прикоснуться к тем бревнам. Они потемнели, но это была та постройка. И отец стоял и улыбался, каким же молодым и сильным он был тогда, а она такой счастливой и веселой. И сейчас там было сено. И запахи, самые удивительные в мире вспомнились сразу и заставили ее душу трепетать от восторга.

Силы оставили Анну, и вдруг, когда они вошли туда, и она просто рухнула на это сено, началась страшная гроза. Ливень был невероятный, хотя в кромешной тьме они не могли заметить ее приближения, просто звезды исчезли на бескрайнем небе, пока они из дома шли сюда. Но столько было потрясений, что и этого она не заметила.

Потоки воды шуршали по крыше и проникали в сарай. Но как же прекрасно, как невероятно все это было. Она вздрогнула, когда почувствовала его руки, его дыхание, его близость. Реальность ли все это было, или только самые невероятные фантазии. Ни о чем уже думать она не могла и не хотела. Она понимала, что второй такой ночи просто не может быть в ее жизни. Мужчина был чужим, но лучшим в мире. Она с самого начала проявлявшая странное легкомыслие уже не могла остановиться.

Страсть оказалась сильнее всего, даже грозы, которая не утихала там за стенами, Молния осветила его лицо. Она с ужасом подумала о том, что это дом ее деда. И почему она была так грешна и так свободна именно здесь?

Она и на самом деле была свободна от любых обязательств, но он? Она не знала этого, и знать в тот миг не хотела.

Страсти, чувства, настроения на миг совпали. И они были счастливы.

Когда Музыкант вырвался из города и понимал, что он не сможет не поехать на день рождение своей бабушки, что бы ни случилось, и как бы он не был занят, он представить себе не мог, что такое может быть. Он редко там бывал, и никогда ни в какие похождения не пускался. Просто побыв недолго в родной деревне, и всегда имея при себе бесцветный газированный напиток, он был трезв, потому что сотню километров надо было вести машину. Даже если он и подвозил каких-то девиц, то и мысли не возникало ни о чем таком. Он беседовал, радовался тому, что можно поговорить о том, о сем, и вежливо прощался.

Когда старуха сказала ему, что у них гостья, внучка Николая, и отправила его на кладбище, и тогда он ни о чем не думал, девушку надо было проводить домой к ним, потому что жутковато на закате одной на кладбище оставаться. Но он не мог знать, что там не девушка, а та, с которой они были немного знакомы, журналистка. В городе судьба несколько раз случайно их сталкивало. Но с кем он только не сталкивался и не был знаком.

А потом, когда он это выяснил, он уже ничего не знал и ни в чем не был уверен. Но он подозревал, что в таких глухих деревнях, человек уже не принадлежит себе и ничем не может управлять. Там по-прежнему живут духи и души предков, жизнь течет по-другому. И прекрасные, неведомые боги, пробуждают невероятные желания и страсти.

Когда во мраке он обнимал это гибкое тело, и желание только нарастало, он прекрасно понимал, что в пределах бетонного города с ним такого просто не могло никогда случиться. А здесь было, и более того, он не только не чувствовал греха, и не считал себя в чем-то виноватым, а может быть впервые за многие годы был счастлив, совершенно счастлив.

Старуха, засыпая, спросила о внуке и о ней.

— Они пошли в тот дом, — ответила ее дочь

Она больше ничего не сказала. Но о чем она могла вспоминать и думать в те минуты.

— Горемычный, но у него будет хоть эта ночь.

Дочь не расслышала ее слов, уставшая, она уже давно спала. Сколько суеты было в этот день.

В этом доме однажды мы укрылись от мира,

Это был день влюбленных, и гроза бушевала,

Мне казалось тогда, что другого любила,

А с тобой я общаться любила сначала.

Только в день этот странный все стало иначе,

Откровенье стихов, и немая улыбка,

И мелодия дивная «Лунной сонаты»,

Все казалось, что это оплошность, ошибка.

В полумраке, в кольце этой музыки рядом

Мы стояли и ждали чего-то напрасно.

Только пристальный взгляд, даже слов нам не надо,

И все было и ясно, и странно опасно.

Вдруг мне бес подсказал: « Он женатый мужчина».

— Ну, спасибо, мой друг, я об этом забыла,

Догорал день влюбленных, и дождик лавиной,

Этих рук колдовство и сближения сила.

Как я вырвалась вдруг и самой непонятно.

Но не стоит лукавить, все тогда и случилось.

И утихла гроза, мы вернулись обратно,

Ни о чем  не жалея, не надеясь на милость.

Анна пробудилась на рассвете. Он спал, обнимая ее. Как удивительно пахло сеном. И ей не хотелось шевелиться.

Еще немного, и они сядут в машину, и отправятся в город, и займутся делами. И все будет по-прежнему. Сергей потребует, чтобы она рассказала ему, все, что с ней случилось после того, как он уехал.

Все так и будет. Не надо быть ясновидящим, чтобы угадать это. Анна не была ясновидящей. Она не могла знать о том, что Сергей ее ни о чем уже не спросит. Потому что на той самой трассе случилась такая авария (он очень торопился к своим женщинам), что там никто бы не смог выжить.

И чудом оказалась даже не ночь страсти, хотя такой не было в ее жизни больше, а то, что ее дедушка сумел как-то удержать ее в своем мире, она знала, точно, что « наши мертвые нас не оставят в беде».

Но она только что проснулась в объятиях самого прекрасного в мире, хотя и чужого мужчины и пока еще ничего этого знать не могла.

Женщин обижать нельзя

Однажды в конце весны в огромном граде произошло странное событие.

Правда, для большинства граждан оно прошло незамеченным, но сотни курьеров разнесли по важным офисам заказные письма, на которых были указаны фамилии конкретных парней.

Сами по себе эти заказные письма были совершенно неожиданными и даже очень странными. Но совсем уж удились те серьезные парни, когда раскрыли конверты.

Некоторые из них проверили, нет ли там порошка какого или пакетика с наркотой, чтобы так глупо не вляпаться, не лишиться своего места заветного, за которое столько было заплачено и в прямом и в переносном смысле.

Но нет, ничего такого там не было. Лежал листок, на котором было напечатано только одно предложение:

ЖЕНЩИН ОБИЖАТЬ НЕЛЬЗЯ ЛЮБИТЬ.

Вот именно так, без знака препинания.

Ниже предлагалось поставить запятую, и кто-то намекал на то, что всем, поставившим запятую правильно, будет вручен билет в Сочи.

Ну что можно делать с такими посланиями, на письма счастья и обмана вечного смахивающими?

Да выбросить их в корзину и забыть.

Странно только, что они были заказными, а не обычным спамом, присланным по электронной почте. Кто-то за это платил, да еще и курьерам тоже. Но каких только чудаков нет в этом мире.

Чаще всего серьезные мужи их выбрасывали, но еще одна удивительная вещь происходила, помимо своей воли, прежде, чем бумажку странную выбросить, каждый из них все-таки запятую ставил в нужном на его взгляд месте.

Так, даже сами не знали почему, бабах, и уже проверяя свою грамотность или еще что, они ее на определенное место и ставили, а потом выбрасывали бумажку с чистой совестью и забывали.

Когда некоторые из них с тем же посыльным получали в конвертах билеты на самолет в Сочи, настало время уже по-настоящему удивиться. И хотя они были людьми не бедными и сами могли бы себе такое позволить, но кто же откажется от бесплатного сыра, особенно если мышеловку не разглядеть пока. Да и кто о мышеловке думает, когда тебе что-то дарят. Дареному коню в зубы не смотрят. Только вот за что такие подарки не детишкам из детдома, а состоятельным парням? Если много думать, голова быстрее заболит.

Правда самые подозрительные из них проверяли те билеты, настоящие ли они, не фальшивка –шутка какого-нибудь обиженного программиста.

Когда убеждались, что не шутка, билеты подлинные, на их имя купленные в агентстве, решали, чем черт не шутит, и собирались в дорогу.

Правда, это был тот случай, когда послушного судьба ведет, а упрямого тащит, но тащить никого не пришлось. Эти парни оказались на диво послушными.

В день вылета чуть раньше или позднее они все собрались в аэропорту.

№№№№№№№

И какой черт вам сказал, что после того, когда что-то не особенно хорошее совершил, то тебе той же монетой отплатят.

Чушь это все, вот хотя бы Геннадий Лапин отвоевал на своем редакторском посту со всеми графоманами, которых развелось море, а теперь в Сочи летит — отдохнуть.

Наградили его за тяжкий труд путевкой — творческим отпуском, надо же и свое гениально творение доработать, не все чужими заниматься. А что это значит?

А значит, не зря трудился, раз наградили и оценили. Работа, конечно неблагодарная, страшная работа, но не в учителя же идти. Лучше графоманов читать, да свои оценки им раздавать. Дети они народ страшный, кнопок натолкают на каждом шагу, в туалете запрут, крысу дохлую притащат и тоже засунут на тот самый стул, если с размаху сел, то ужас тихий потом. Нет, дети это не графоманы, с ними так просто не разделаться.

Правда, говорят, что женщин обижать не рекомендуется, но кто такую чушь вам поведал, если речь о творчестве идет. Да и вообще, они все вон то с веслом, то с серпом, то с молотом, только и остается уворачиваться.

А почему серпы и молоты и весла все исключительно ему достаются, этого Геннадий никак понять не мог. Не жаловали его женщины, но им же хуже, они не могут знать, что в его лице теряют.

Правда, не стоит жаловаться на судьбу, вот Сочи уже замаячил где-то на горизонте.

А там девицы серпы и молоты дома забыли, поэтессы скрывают свои таланты и рукописи тоже с собой не везут, можно и о другом подумать.

Хотя в пылу работы, когда сгораешь на своем месте рабочем, как-то забывается вся премудрость камасутры. Она вообще кажется чем-то далеким и совершенно ненужным для дела, а то еще какую графоманку пропустишь ненароком, заглядевшись на ее большой объем не только рукописи. Нет, пусть этим султаны со своими Шехерезадами занимаются, хотя та тоже вроде его сказками своими усмиряла. Сколько она их за тысячу ночей сочинила, бедный шах или кто он там был, слушать ему не переслушать эту графоманку.

Вот так, куда не посмотришь, сплошь только одни литераторы и были и жили, и нечего больше делать — только сказки сочинять.

№№№№№№№

Уже угнездившись в кресле самолета, Геннадий вспомнил про неприятную стычку с одной из самых злобных фурий. И надо же, как тесен мир, угораздило ее в тот самый день, на том самом самолете лететь. А тут она его и разглядела в очереди. Да и не заменить такого солидного парня трудно было. Он отвернулся, хотя настроение испортилось, вдруг у нее и место рядом окажется, чем черт не шутит. Вот тебе и подарок. Но печалился Гена напрасно, она своему молчаливому спутнику такую истерику закатила, ногами топала, кричала, что никуда не полетит если тут всякие Латунские рядом.

Парень ей объяснял, что он не проверял всего списка пассажиров, в голову ему такое не пришло даже. В очереди уже оглядываться стали. Но она решительной походкой к кассам направилась, чтобы билет сдать.

— Прости, дружище, — на ходу бросил парень, — я ее такой не видел.

— Так вот увидел, чего ты за ней плетешься, — начал заводиться Геннадий, ему хотелось и парню парочку дельных советов дать.

Но тот его особенно слушать не стал. Геннадий замолчал, немного опасался, что еще кто-то с ним лететь откажется. Но нет, все на месте стояли.

Только сейчас он заметил, что в очереди были исключительно парни и мужчины, больше ни одной девицы и дамы. Это показалось ему странным, но чего только на свете не бывает. А если такие дамы, как эта, так лучше пусть их вообще не будет, спокойнее лететь. Все бабы дуры, а на самолете и корабле они к беде.

Парни все были деловыми и серьезными, словно они не на отдых, а на съезд какой партии летели. Но это только на три часа или сколько там им в небесах висеть, а потом все будет замечательно.

Немного озадачило его то, что и бортпроводниками были молодые парни. Что за чертовщина такая, что у них там женщины перевелись что ли? Хотя по большому счету, какая разница, но хотелось бы взглянуть краем глаза на изгиб женской фигурки.

Да ладно, терпеть недолго осталось. А там будет столько этих изгибов — смотреть замучаешься.

№№№№№№№№

Тарас заглянул в салон самолета.

Все как обычно. Спокойно и тихо.

«Как хорошо без женщин одному, сидеть и пить крутой шотландский виски» — распевал он низким голосом и страшно фальшивил.

— Рад, доволен, — услышал он голос Захара.

— А на кой черт ты Алину подсунул в этот самолет, — сразу же набросился на товарища своего Тарас.

— Да так, шутка программиста, мы бы конечно с борта ее удалили, даже если бы она Латунского не заметила, нечего ей там делать.

— Шутки твои становятся идиотскими.

— Зато у тебя крутые шутки.

Теперь Захар выглянул в салон.

— Нормальные парни, спокойные, прикид у них классный. Я понимаю, что месть, закуска, которую в холодном виде подают, я понимаю, что за Алину свою ты любого на лоскутки порвешь, но зачем так сурово?

— Да это еще мало. Каждый из них получил листовку, где предлагалось в предложении поставить запятую:

Женщин обижать нельзя любить, они сделали свой выбор и очень радовались, когда получили награду.

— Но это же очень жестоко, — не унимался Захар, кажется, ему по-настоящему было жаль этих бедняг, хотя Тарас не помнил, чтобы его друг когда-то и кого — то жалел.

— А экипаж, первый пилот, по-моему, славный парень.

— Славный, даже очень, только он больную жену один раз за полгода в больнице навестил, а остальное время развлекался.

— Он ей изменял?

— С женщинами он ей не изменял, — тяжело вздохнул Тарас.

Про остальных членов этого экипажа Захар спрашивать не стал, он уже и сам приблизительно знал ответы на свои вопросы.

— Ну что же тебе виднее, — он подхватил напитки и понес их по салону, пристально вглядываясь в лица своих пассажиров.

№№№№№№№

Геннадий достал рукопись романа века, своего романа, конечно. Чужой он никогда бы так не назвал, да и кто мог сравниться с ним. Почему –то подумал о том, что рукописи не горят — странная ассоциация.

Полистал ее немного, убедился в том, что все еще лучше, чем ему казалось издалека, когда он вольно или невольно сравнивал свое и чужое.

Парень с напитком перед ним склонился, заглянул в текст.

— Рукопись придется спасать мне, хотя она и не стоит того, но такая не сгорит, — произнес он.

Мурашки побежали по спине писателя.

Но если проводник вам говорит такое, то, что же делать остается.

Не особенно приятно знать, что ты оказался на Летучем Голландце — Господи, откуда эти образы.

Конечно, это так его назвала та истеричка, которая отказалась с ними лететь, и у нее какой-то стих там был в стиле Гумилева « как смерть, бледны его товарищи, у всех одна и та же дума, так трупы смотрят на пожарища, невыразимо и угрюмо»

Помнится, он и тогда эти строки вспомнил и что-то ядовитое твердил ей о том, что женщине так писать нельзя, что место ее у плиты и коляски, а не литературой заниматься, и в таком же духе.

Странно, почему здесь, сейчас он думает обо всем этом, что за чертовщина такая.

А все этот сумасшедший парень, или совесть ему не дает покоя.

Но почему собственно его должна мучить совесть, если сражается он за литературу. Священная война с графоманами — даже его подружка верная сказала, что это цинично звучит, но зато точно.

И в этом самом месте самолет тряхануло так, что он едва не вывалился из кресла.

Потом еще и еще. Дальше — пустота.

№№№№№№№№

Говорят, что кто-то на морском берегу видел, как в море на приличном расстоянии валился самолет.

А какой-то сумасшедший утверждал, что два каких-то темных типа, отделившись от него, парили в воздухе без всяких парашютов.

Правда, они куда-то пропали, как только приземлились.

Но чего только люди не придумают, особенно, когда жара такая страшная.

Новости молчали, словно ничего такого не случилось. А может, и не было никакого самолета.

Только на пустынном берегу немного взъерошенные Захар с Тарасом раскидывали листы какой-то рукописи, кто дальше забросит.

— Такая точно не сгорит, но пусть они попробуют собрать и восстановить ее — не выйдет.

На последнем листе того гениального труда было только одно предложение.

ЖЕНЩИН ОБИЖАТЬ, НЕЛЬЗЯ ЛЮБИТЬ

Тарас повертел листок, показал его Захару и спросил:

— И ты хотел, чтобы после этого я оставил его в живых?

— Мало чего бы я хотел, когда это ты с другими считался? — задиристо спросил тот.

— Да ты не бес, а хуже человека уже стал, чистоплюй.

Он поднялся и пошел по берегу. Захар бросился догонять своего боевого товарища. А может он и прав? Кто его знаетНет, это жестоко, из-за одной запятой, которую не в том месте поставил, остается только КАЗНИТЬ, НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ.

Жестоко, но в этом что-то есть определенно

Убивший дракона

(МОЙ БЛОК)

Тайна поэта всегда непостижима. Говорят в детстве того, кого назовут скоро влюбленные женщины, а влюблены были все, кто видел и слышал его, и яростные мужчины, любившие этих женщин, влюбленных в него, они все так и назовут его Снежным королем.

Он часто вспоминал о том, что именно сказка о снежной королеве — повелительнице метелей, околдовала, заворожила в самом начале его душу.

Сон смешивался с реальностью, невозможно было разобрать, где то, а где другое, и только снежная королева неизменно врывалась к нему в метельные Петербургские зимы, а летом и осенью, он томился и ждал ее прихода. Весна вообще казалась самым унылым и печальным временем для Поэта, потому что до свидания с ней была еще целая вечность.

А потом, когда он сложил слово «вечность» из льдинок, и готов был погибнуть в пору своей юности, в последний момент он вдруг опомнился, вырвался из ее объятий и убил в себе эту холодную, эту снежную страсть.

Ему удалось уничтожить своего дракона, обольстительного и великолепного, хотя он уже тогда прекрасно понимал, что убивший Дракона, сам становится Драконом.

Сознавать это было и жутко и весело, а если природа тебе подарила уникальную внешность самого прекрасного из принцев и великий поэтический дар, что же остается, как не расправить плечи и не стать первым.

И в такую же метельную зиму Снежный король стал первым поэтом. Это признали сразу и все. Глупо и бесполезно было спорить и профессорам — филологам, и юнцам, мнившим себя богами и гениями, они услышали его:

Дыша духами и туманами,

Она садилась у окна,

И пахли древними поверьями

Ее волнистые шелка

И отступились, и отступили. Они много кричали и много пили, а он видел в то самое время иные пространства и миры и смог передать их красоту и великолепие. Сначала они думали, что он человек, пока не разглядели не только божественное тело, но и божественную улыбку. Между ними появился Ангел, потому он и победил Дракона — Снежную королеву. Разве смертному это по силам?

Он не только видел иные миры, он научился показывать их в своих стихах, а еще там была музыка, не земная, не та, которая звучала в гостиной профессорского дома, и даже не гениальный Пианист, его отец, создавал и дарил ее — они почти не виделись и не общались и были странно далеки. Она приходила к нему и ко всем нам из тех миров, куда не дотянуться простому смертному.

Потому и любили женщины, и были заворожены, покорены и готовы идти на край света, только он не звал ни Анну, ни Наталью, ни Валентину. Он знал, что не смогут они одолеть земное притяжение, что гибель грозит им. Покорял пространства и миры поэт всегда в гордом одиночестве, и оказывался вдруг там, «где кажется земля звездою, землею кажется звезда». От такого полета в любой мир могло разорваться на мелкие кусочки сердце. А когда он появлялся среди них, такой отрешенный и далекий, они не могли отпустить его так просто, не замечали остальных. И отрицавший любую религию, он невольно возвращал их к язычеству, к тем колдунам и ворожеям, которые владели умами и душами людскими. Распятый и замученный Бог не мог быть для него той путеводной звездой, за которой он бы устремился, и в начале была Королева метелей, стихия страсти, а не покорности и слепой веры в то, что убогие и сирые достигнут блаженства. Он никогда не смел даже мечтать о том, чтобы стать немощным и убогим. И бунт, порожденный в душе Дракона, толкал к жуткой пропасти и его самого, и всех, кто видел и слышал его, и через много лет после его ухода, что уж говорить о том времени, когда он одиноко бродил по земле, укутанной метелями.

И тогда произошло невероятное, те из Прекрасных Дам, которые приблизились на страшно близкое расстояние, не желая оставаться идолами для поклонения, они постарались оживить его, привязать к себе, сделать мужем.

Романы рассыпались в прах, один за другим, все их усилия были напрасными, но они снова и снова брались за дело.

И Дракон какое-то время был рядом, казался послушным, а потом вырывался на свободу и поднимался высоко в небо.

Что же делать, если обманула,

Та мечта, как всякая мечта, —

Напишет он той, которую звали Любовью, и которую единственный раз он повел под венец и выделял среди остальных. Но кроме слов прощения ничего не осталось и для нее:

Милая, безбожная, пустая,

Незабвенная, прости меня.

Тот, кто в самом начале любил Снежную королеву, не сможет быть покорным мужем не для одной из женщин. Но они тоже считали себя королевами, играли королев, но никогда не были ими, потому оставались только засохшие розы и разочарования.

Побежденная королева отступила тогда, но она унесла с собой и его душу, хотя даже сам Дракон долго не знал, не чувствовал этого, и пытался доказать всему миру, что он такой же как им все, только пишет гениальные стихи. Всей трагедией своей дальнейшей жизни он доказал, что нельзя писать гениальные стихи, слышать музыку иных миров, и оставаться таким, как все.

А карнавал продолжался, они переодевались снова и снова, маски скрывали их лица, и это на какой-то срок было для него спасением, он мог оставаться среди них, чувствовать себя живым, переживать какие-т о страсти и страдания. Хотя когда маски были сорваны, появились пронзительные строки «Песни ада», он навсегда оставался в аду, и в реальности прошелся по всем его девяти кругам.

И только Снежному королю, в отличие от юного несносного гусара, удавалось свое одиночество нести достойно в этом мире, не обвиняя всех и каждого в собственных провалах и неудачах. Просто он был рожден королем и рыцарем, и никогда об этом не забывал.

Мистика окружала его повсюду, но был особенный символ, перебравшийся из самых страшных видений безумного Эдгара — черный ворон, которого оставляет Повелитель Тьмы тому, с кем заключена была сделка. Оставляет он его как напоминание о совершенном. Этот странный ворон на любой его вопрос, на любой порыв произносил одно только слово: «Никогда». Он понимал, что именно так все и будет.

Ни жизни, ни любви, ни бессмертия, ничего в его реальности не было реально. Так и любовь, и страсть, и жизнь сама превращается в странную игру с судьбой, словно он мог в один прекрасный момент все изменить, если сделать еще один шаг. Но шаг делался, а вместо странного и прекрасного света была снова метель и кромешная тьма.

А когда он видел своего Ангела, тот спрашивал его:

— У тебя есть стихи, разве этого недостаточно?

И вечный противник его отвечал на тот же безмолвный вопрос:

— Пред гением судьбы пора смириться, сер

Ему не суждено было стать Фаустом, или Донжуаном, или Гамлетом, все они были слишком земными и, в сущности, ничтожными созданиями. А он никогда ни у кого, ни о чем не просил. Боги не просят, и ангелы не просят. Это к ним обращаются с молитвами и мольбами. И обращались, все время, на каждом шагу. Первая поэтесса, влюбленная в него с первого до последнего мгновения своей жизни оставалась богомолкой, и та, которая никому не подчинялась, и не решилась приблизиться, молилась:

Плачьте о мертвом ангеле, — призывала она, и рыдала вся страна, все, кто мог в те августовские дни понять, кем для них был тот, который ушел, едва переступив свой сорокалетний рубеж.

Они молились, но в жизни его не было любви, и он расставался с ними безжалостно.

— Ты уйдешь, — говорил ему бес, но и через много лет после ухода, каждая девица, которая хоть что-то смыслит в поэзии, будет мечтать о том, чтобы провести с тобой ночь.

— Это должно меня радовать?

— Как хочешь, но так будет, никто из предшественников не мог и мечтать о таком.

А он меньше всего мечтал о ночах с женщинами — ночь предназначена, для старинного дела — поэзии, после того, как лихо прокатишься на рысаках с самой обаятельной, и возникнет признание:

Нет, я не первую ласкаю,

И в четкой строгости свой,

Уже в покорность не играю,

И царств не требую у ней.

Они были, конечно, но они растворялись в той самой метели, оставляя след на страницах его творений, но не заснеженной душе.

— Почему все так? — спрашивал он у того, кто должен был знать ответы на все вопросы.

— А ты не забыл, что сделал два дела когда-то, убил дракона и сложил из льдинок слово «вечность». Он не забыл этого, хотя и хотел забыть. Но как это сделать, если потом этому и была посвящена вся оставшаяся жизнь, и не было, и не могло быть никакой другой.

— Я не умру никогда? — спрашивал Поэт.

— Я не сказал этого, но останутся стихи, и страсть, и любовь, да- да, тот, кто не умел любить так смог рассказать об этом чувстве, что даже старый бес прослезился, и захотел понять, что это такое.

Он понимал и любил юмор, но на этот раз даже и не улыбнулся, потому что все было так важно, так серьезно, как никогда прежде не бывало.

И бес решил, что пока не стоит шутить, он сделает это потом, когда его настроение станет другим.

А потом он показал ему Париж, который выплыл из старинного зеркала.

— Что это?

— Париж, тебя там нет, не ищи, тебя там уже не будет к этому времени.

— Но зачем ты мне показываешь этот мир?

Они приблизились к какой-то скамейке, прекрасная девушка, читала томик его стихов, по щекам ее текли слезы.

— Разве это не бессмертие, не то, о чем я тебе говорил? — удивленно спросил он.

Лицо поэта оставалось совершенно неподвижным, он ничего не ответил. О нем говорили незнакомый адмирал, и слишком хорошо знавший его поэт, вернувшийся с войны.

— Ему ничего не надо было делать, чтобы остаться в литературе и в жизни и после ухода, все мои женщины были влюблены в него.

Там была только одна неувязка. На зеркальной поверхности все еще оставался Париж тридцатых, а может и сороковых годов, но там никак не могли оказаться те, кто был расстрелян. Один из них в том же месяце, когда умер сам Король, а второй чуть позднее. Но это было только грядущее, потому бес и не заботился особенно о правдоподобии, а поэт просто не мог еще знать, как это будет.

Он мог пофантазировать, и потом, ему так хотелось сохранить им всем жизнь. Конечно, он не был от них в восторге, но точно знал, что те, кто придут им на смену будут просто страшны и никчемны, да такими, что у него от ярости аж зубы сводило.

— Она и на самом деле была влюблена в меня, — очень тихо говорил он.

— А в кого еще она могла влюбиться, одна беда, она никогда не была актрисой, но и им повезло немногим больше.

Он умел утешить даже того, который в утешениях его и не нуждался особенно.

— Скажи, ты знал, что душа моя заморожена навсегда?

— Всякое могло случиться, — неопределенно заметил бес.- Но так лучше, проще, меньше мороки.

— Я видел во сне нынче именно их, — вдруг вспомнил он о видении- об адмирале и поэте.

— И что же ты видел? — поинтересовался бес.

Он знал этот сон, но никак не мог понять, скажет ли он ему об этом или нет.

— Я видел реку и расстрел, стену и расстрел. Скажи, что это не правда, что этого не может быть.

— В этом мире все может быть, — перебил его бес.

Он был уверен в том, что поэт нарушит свое золотое правило и попросит его о чем-то. Но и на этот раз он промолчал. Бес облегченно вздохнул — хорошо, что он оставался собой, таких мало в этом мире, таких почти нет, да и бессилен он прекратить катастрофу.

Он чувствовал в ту ночь, что задыхается и растворяется в метели. Но ни досады, ни жалости не было в душе, на этот раз он воспринял метель, как благо, как освобождение от страшных мук. И тогда появилась снова та, которую он победил и отверг в начале, она обняла, подхватила и закружила его. Она точно знала, что так будет, когда оставляла его на время на земле среди людей.

— Ты вернулся, ты не мог не вернуться, разве мой великолепный мир сравнится с тем, другим. Все остается в силе, ведь ты сложил из льдинок слово «Вечность».

Лицо в старинном зеркале

И Знания умножили печали.

Ты их простишь, а мне простить едва ли,

Я стала ведьмой в этом мире, милый,

И пусть потом ко мне придут печали,

За них молиться? Отпустить их с миром?

О, не проси, я не смогу исполнить,

Не будет сна им и покоя здесь.

В полумраке зазвучала «Лунная соната».

Невидимый музыкант подавал какой-то знак или просто грустил в такую лунную ночь.

Но бывают ли совпадения и случайности в мире, где рядом с вами живет Тарас? Хотя живет, это громко сказано, он появляется и исчезает точно в срок — так вернее.

Алина сидела перед круглым старинным зеркалом — единственное бабушкино наследство, таившее в себе какие-то знаки.

Она до появления Тараса догадывалась о том, что должно случиться нечто, потом поняла, что это так и есть.

Сколько историй, связанных с этим зеркалом, он успел рассказать.

В миг, когда начинала звучать музыка она просто бросала все дела и садилась к зеркалу.

Кто-то рассказывал, что очень страшно гадать с помощью зеркал, надо осторожно к этому относиться. Нельзя приносить в дом старинные зеркала, слишком тяжелая у них энергетика. Слушая такие мудрые советы, из упрямства Алина всегда поступала наоборот.

И вот звуки музыки.

Она села в кресла и вгляделась. Вовсе не на себя любимую, собственная внешность в такие минуты ее интересовала меньше всего, как бы странно это не звучало по отношению к женщине.

Но там и на самом деле отражались вещи значительно более важные, чем твои умные глаза и насмешливые губы, даже если они сейчас и не так хороши, и надо что-то срочно сделать с гримом

Лицо незнакомого парня. Совершенно незнакомого, что само по себе было уже странно.

Даже когда она встречала незнакомых людей, то была уверена, что они уже встречались, просто она никак не могла вспомнить, когда и где. Особенно трудно с именами и местом прежней встречи определиться. И вдруг неожиданность — этого парня она видела впервые — реально, как говорил Тарас.

— Случайно, — прибавила бы она, если бы он не стоял у нее за спиной и не дышал в плечо.

— И что ты хочешь показать? — спросила Алина

— Красивый парень, главное грустный.

Что-то странное было в голосе беса.

Она усмехнулась, когда вспомнила, как появился Азазелло, и Маргарита решила, что тот хочет сначала ее арестовать, а потом отправить на ночь к своему хозяину.

Тот, помнится, ответил, что с Воландом согласились бы провести ночку все женщины в мире, но этого не будет.

Алина безбожно перевирала текст, но заботила ее не точность цитирования любимого писателя.

— Ты не ровняй меня с этим рыжим, кажется я значительно симпатичнее, — твердил Тарас, оглядывая себя в реальности, в зеркале — то он как обычно не отражался.

— Ночи страсти, надеюсь, не будет, он слишком юн, — решила она хоть что-то выяснить. Сравнивать себя с Рыжим Тарас мог сколько угодно долго, это его любимый конек, потом будет Коровьев, еще кто-то.

Даже бесы в любом случае любят говорить исключительно о себе любимых.

— Ночь страсти? — удивленно спросил он, нехотя отключившись от размышлений о собственной персоне.

— Она может быть и возможна теоретически. Парень очень молод и очень хорош, и с ориентацией у него все в порядке, кажется, только разве ты не видишь, что он занят совсем другим, и так занят, что тут уж не до сексу, — тяжело вздохнул Тарас, словно бы он на самом деле переживал за незнакомца.

— А не хочешь ли ты сказать, — встрепенулась Алина, — наконец начиная думать в том направлении, из-за которого все: и зеркало и музыка были поставлены тем вечером во главу угла.

— Уже теплее, — про себя прошептал Тарас и куда-то исчез.

Алина попробовала сфотографировать лицо в зеркале, вовсе не уверенная в успехе. Но когда из принтера появился лист с четким портретом во всю ширину белого листа, она застыла перед изображением незнакомца, еще раз убеждаясь, какие чудеса способна творить современная техника, если ею Тарас управляет.

Но кто он и где найти этого парня, и зачем его искать?

— Сколько вопросов, — услышала она голос беса, — и не на один из них я тебе не отвечу.

Алина как обычно начала злиться. Она была страшно упряма и могла молчать часами и днями, даже свои мысли от него закрыть. Когда-то он сам на свою голову научил ее как это делать. Теперь вот и пожинал Тарас плоды того учения.

Сам же он долго молчать не мог, особенно когда к ней приближался, даже когда отдалялся. Ему вообще нравилось разговаривать, он находил в этом особенную радость. А со своей любимой сказочницей особенно. Она это тоже знала прекрасно, потому и устраивала пытку молчанием.

В общем, они стоили друг друга наверняка, что тут сказать.

Но и сдаваться так просто Тарас не собирался, он только произнес в знак примирения.

— Я часть той силы, которая вечно хочет зла, и вечно совершает БЛАГО — он выделил именно последнее слово и даже копытом при этом топнул.

— Исчерпывающий ответ, главное очень новый, — ядовито заметила Алина.

— Какой есть, лучше классика все одно не скажешь, тем более что это так и есть. Ненавижу слово добро, но на этот раз придется творить его, даю тебе хвост на отсечение.

При этом Тарас покрутил хвостом, чтобы еще раз убедиться и показать, что никто ему его еще не оторвал.

Алина поняла, что его можно резать на куски, но ничего больше она от него не добьется.

Она сделала еще несколько копий портрета парня из зеркала на всякий случай, чтобы не затерялись все и не пропали, разложила их пор разным папкам и стала думать о том, где его искать.

Влад, конечно, ей помогут парни, которые знают все и всех в этом большом городе.

Еще минуту назад она идти никуда не собиралась, а тут уже натягивала джинсы и футболку и была готова к бою.

— Для своих 105 лет ты еще очень ничего выглядишь, — услышала она голос Тараса.

— Но мазь мне не помешала бы та самая, хотя это не по твоей части, тебе слабо.

— Мне не слабо, — уже обиделся бес, — ядовитым быть мне полагается, но я никак не могу тебя переплюнуть. А твой Азазелло отдыхает, если я возьмусь за дело, — говорил в это время Тарас.

Но Алина уже исчезла, захлопнув дверь, он еще на миг остался в комнате, а потом бросился за ней.

Железная дверь для Тараса никогда не была преградой, но какой же она стала невнимательной к своему любимому бесу. Конечно, молодой красивый парень. Хотя если бы она знала, что ее там ждет, то пыл бы свой поубавила. Но Алина ничего не знала и бежала прямо в объятия кошмара.

№№№№№№№№№

Странно оказаться в ночном клубе днем. Жалкое это зрелище, но и на это Алина особенно не обращала внимания на внешнюю обстановку.

Правда, еще больше удивиться и вздрогнуть ее заставила то, что вместо неотразимого Влада всегда в белых, да что там, белоснежных одеждах, с голливудской улыбкой и непритворной радостью на лице, даже когда они встречались после бессонной ночи на его работе. Алина представить себе не могла работу ночью в этом гаме и шуме и с этими посетителями. Но Влад держался мужественно.

Так вот вместо любимца своего она увидела того самого грустного парня, портрет которого хотела предъявить для опознания всем, кто там будет.

— Это вы? — как — то подавленно произнес он, и отстранился, словно она была той самой старухой с косой или темной Мореной, приходившей для того, чтобы сообщить, что человек не доживет до заката этого дня, или только до заката и доживет.

Странно, что она о том подумала, без Тараса тут не обошлось, но откуда такие помыслы.

— Это я, — отвечала Алина, — только не помню, чтобы мы где-то встречались, тем паче знакомились.

Эти слова странно подействовали на Дена, а именно так его звали. Это и Алину заставило удивиться. Почему собственно она должна знать всех парней в миллионном городе, и как это может задеть и обидеть его. Хотя откуда он ее знает — наверное, этот вопрос был самым главным.

Почему- то в голове мелькнул сюжет с сыном, который внезапно потерялся еще при рождении — сюжет из тех самых мыльных опер. Теперь они неожиданно встретились, и она его не узнала.

Шутка Тараса, он любил так порой издеваться над людьми, при том, что на первый взгляд это казалось таким достоверным, что она сама готова была поверить в черт знает что, но тут отвлекало что-то совсем другое.

Груз, который был на плечах у парня почти реален. Да и видно, что он из очень благополучной семьи, дурацкие истории тут никак не проходили.

Но в это время Влад собственной персоной и появился.

Он тряхнул безукоризненной стрижкой перед нею.

— Чем обязан, Алина, я думал о тебе сегодня утром, да совсем недавно.

— Я тоже дорогой, но…

— У меня, что уже соперники появились, откуда ты тут взялся? — обратился он к Дену.

— Сам не знаю, — пробормотал тот, — ноги сюда привели.

— Но не было ли у вас какого-то страстного романа, какие-то странные вы оба, — наконец стал серьезным и Влад.

— Мы видим друг друга в первый раз, и я не понимаю, откуда этот мальчик меня знает. У меня конечно, склероз, но его я бы точно запомнила.

— Алина, Алина, ну не смеши меня, ты, конечно, плевала всегда на спорт, но уж Дена можно было запомнить.

— На спорт, — настало время удивиться Алине, и тогда она все поняла, сразу в один миг, словно бы с полотна сдернули покрывало, и там показалась полная картина.

— Нет, нет, только не это, — простонала она.

— Что с ней? — спросил у Дена Влад, — за все эти годы я ее никогда такой не видел.

Он молчал, сжимая тонкий стакан так, что тот треснул в руках, и потекла вода и кровь.

— Проклятие, — прохрипел Ден, — чертова баба, она никогда меня не оставит в покое, никогда, я не смогу сделать шагу, чтобы она не появилась, ее сам черт ко мне все время толкает.

— Ты о чем, — начал сердиться Влад, — она говорит, что вы в первый раз встретились.

— В первый, но никогда и нигде мне не будет покоя, наверное, она клятву на его могиле дала, ведьма. Я это еще тогда почувствовал.

Влад хотел схватить его за рукав куртки, но Ден резко вырвался и бросился бежать.

— Что это с ним? — спросил Влад у пустого зала, там некому было ответить, а сам он ничего не понимал.

№№№№№№№№

Тарас догнал Алину.

— Ну чего ты, хочешь, я его под машину толкну, и дело с концом.

— Нет, не смей этого делать.

— Хочешь он будет твои стихи находить везде, это пытка еще пострашнее машины

— По-моему ты так и делал все это время, откуда еще меня ему знать.

— А разве ты не этого хотела? — удивился Тарас.

— Этого.

— Я исполняю только твои самые крутые желания. Только чего ты заводишься.

— Я не хотела знать его в лицо.

— Значит, только Тарас мучайся, глядя на этого типа, а ты будешь с Владом целоваться и всем улыбаться.

— Перестань скулить.

— Уже перестал, а как насчет стакана крема?

— Какого крема? — удивилась Алина, о креме Азазелло она думала меньше всего.

— Помниться ты о ночи с ним думала, — напомнил ей Тарас, — а для этого точно крем понадобится.

Наверное, она бы пнула его, если бы он вовремя не отскочил в сторону прямо под летящую машину.

Человек был бы давно мертв после такого полета. Но Тарас отряхнулся и направился к ней.

— Вот на какие жертвы из-за тебя иду, чуть хвост не оторвало.

Он снова потрогал хвост.

Но Алина присела на лавку, закрыла лицо руками и зарыдала.

— Ты чего, — легонько пнул ее копытом Тарас, — хвост мой жалко что ли, так он на месте, а если бы и отпал новый вырастит.

Она не отвечала.

— А смотри, кто к нам идет, самый красивый парень в городе. А зареванная ты просто чудовище, такую и в ад не возьмут. Он протягивал ей влажные салфетки, они упали на землю.

Влад подошел к ним.

— Она не реагирует ни на мой хвост, ни на свою красоту, — говорил ему Тарас, приняв облик такого невысокого паренька, случайно тут оказавшегося.

Влад не удивился тому, что тот его знает, его знал весь город.

Он присел на корточки перед Алиной.

— Солнышко мое, ну перестань, я только сейчас понял, что произошло, и что же нам делать, мы никогда ни в какой милиции не докажем, что он к этому причастен.

— И что ты предлагаешь? — вместо Алины бесцеремонно вмешался в их беседу Тарас.

— Да пусть он живет, как сможет. Ему и так не позавидуешь.

— Гуманист чертов, — отозвался Тарас.

Алина все еще молчала, глядя в темные бездонные глаза Влада.

— Нет, — произнесла она, — нет, вы все можете его простить, я поступлю по — другому.

— Я с тобой в огонь и воду, — с готовностью заявил Тарас, — исполню все, что прикажешь.

— Я сама, без тебя, все меня оставьте, я сделаю это сама, ни бес, ни ангел мне не нужны.

Они остались стоять рядом, когда она пошла по аллее мимо молодых елочек.

От запаха хвои кружилась голова. Как бы хорошо было тут назначить свидания и остаться с любимым человеком.

Мир прекрасен, жаль, что она не могла этого видеть и чувствовать, пока жив этот парень, а он будет жить долго, она все сделает для того, чтобы превратить его жизнь в ад.

Но никакого ада не достаточно, чтобы он понял, что натворил, чтобы вернуть того, кого он безжалостно убил.

— Так ты настоящий бес? — спросил Влад.

Тарас принял свое истинное обличие.

— А симпатичный, — усмехнулся Влад, и коснулся его небольших рожек своими музыкальными пальцами.

— Да и ты ничего, хотя для ангела не очень. Но что делать, какие времена, какие нравы, такие ангелы и бесы. Я эту кашу заварил, но не думал, что все так повернется, пошли расхлебывать и разруливать. Мы же не можем допустить, чтобы она свою жизнь загубила.

— Не можем, я ее слишком люблю для этого, — говорил Влад.

— А я что говорю, влюбленный ангел — комедия и только, но ты мне нравишься, сживемся, сработаемся.

И они бросились догонять Алину.

Замуж за первого встречного

Вечер по гороскопу обещал быть боевым, так и случилось.

Когда Тарас встретился с Захаром, и они заглянули в дневник Леры, то рыдали непритворными, настоящими слезами.

Но, понимая, что слезами делу не особенно поможешь, быстро успокоились и снова переглянулись:

— Ты мне доказывал, что она с ним счастлива.

— Я ошибся, — честно признался Тарас.

— И давно ты узнал, что ошибся?

— Как узнал, так и начал суетиться. Тебя вот приволок, когда понял, что одному не справиться.

— Но ты не заметил, что из веселой, почти гениальной и неотразимой, наша Лера превратилась в тень этого странного философа. У нее нет больше своих слов, она ничего не пишет. Ни одной сказки за последний год.

— Если бы не заметил, то ты здесь бы не стоял.

— А тебе не кажется, что мы после драки кулаками машем?

— Мне не кажется.

Захар выпучил глаза.

— А мне кажется, что и ты такой же стал, какая писательница, такой и бес. Но ты брось придуряться, — во взгляде его появилось что-то угрожающее, он готов был пнуть своего друга копытом ниже пояса, но сдержался.

— Да я еще и не собирался.

— Что делать будем?

— Я не пошел бы с тобой в разведку, да выбор невелик, другие еще хуже и тупее тебя.

Тарас аж подпрыгнул, ему показалось, что его обругали и очень сильно, но делать ему все равно нечего было, сам виноват, и слезы лью, и охаю.

Грустная в итоге получилась песенка.

— Но он ведь хвалил ее, говорил, что она самая талантливая, -пытался оправдаться Тарас.

— Ладно, она, а ты такой простачок, и никогда раньше не видел, что пока мужику что-то надо, он что угодно сделает и скажет, а вот потом, охотник чертов, когда добьется своего, то и запоет совсем по-другому.

— Слыхал, только этот не такой казался.

— Да все они, сказочники одинаковы.

— Ты брось Макса — то, давай лучше о ней позаботимся.

— А разве ты уже не позаботился, только что делать дальше не особенно понятно.

Но долго им переругиваться не пришлось, на пороге появился Макс.

— Сейчас или никогда, — в один голос заявили бесы.

№№№№№№

Как Лера оказалась в объятьях этого парня с пронзительными глазами, откуда он вообще взялся, когда на пороге стоял ее Макс, понять она так и не смогла, зато хорошо почувствовала, что можно испытывать, когда тебя с любовником муж застал, а его никуда не спрятать.

Это надо будет для романа оставить все ощущения, но пока придется объясниться.

Только, что за чертовщина, он так обнимал и целовал ее, у него были такие руки, что даже грядущая катастрофа не особенно волновала.

А после того, когда у них все закончится, пусть и конец света наступает, она больше ни о чем таком жалеть не станет.

Но Макс страшно побледнел. А невидимые бесы стояли с двух сторон, готовы его под руки подхватить.

— Он молод и очень красив, — говорил Тарас.

— Да, если она не может объятий разжать даже сейчас, наверное, парень неотразим, сам бы попробовал, да мужиков не люблю, они одноклеточные и пустые. Вот женщины — совсем другое дело.

Они еще и издевались, словно ему недостаточно было того, что он видел и слышал.

Макс попятился, наткнулся на что-то, наступил Захару на хвост, отчего тот страшный визг поднял и бросился прочь.

Может быть, испугавшись этого пронзительного визга, исчез и тот, который Леру так страстно обнимал.

Хотя теперь даже она сомневалась в том, что принц этот залетный был. Его просто не могло существовать, зато бес дал о себе знать, а это значило.

Она опустилась на палас и, скрестив ноги, уселась неподвижно.

Бесы стояли рядом, переминаясь с одного копыта на другое.

Надо было что-то сказать, утешить, оправдаться, но языки их не поворачивались при этом.

Она заговорила первая:

— Я знаю, что вы здесь. Скажите, зачем вы это сделали?

— Тебе долго и коротко объяснять? — поинтересовался Захар, он не собирался быть особенно тактичным.

— Давай коротко, — согласилась Лера.

Он поднес небольшое старинное зеркало к ее лицу.

— Тогда посмотри внимательно, во что ты превратилась, ты сама-то себя узнаешь? А я нет? Но это полбеды, главное, что он с твоим творчеством сделать, там даже наших рожек, ножек и хвостов не осталось.

— Ты полегче на поворотах, — посоветовал Тарас, ему было страшно жаль Леру.

— Да там вообще ничего не осталось, — еще больше раскипятился Захар, — и ты этого хотела, ты об этом мечтала, чтобы даже не секретарем сделаться, а вообще черт знает чем, если тебя такое и устраивает, то меня не устраивает. Я хочу, чтобы мне вернули прежнюю роль, и я стал героем сказок, твоих сказок, а не того, что ты помогаешь ему творить.

Даже Тарас отошел от него немного в сторону.

Он заметил, как дрожали руки Леры.

А потом она зарыдала, да как, так и по покойнику никто никогда не рыдал, наверное.

Они сели с двух сторон от нее, переглядываясь, и теперь молчали.

— Вот, — добился, я же тебе говорил, что осторожнее надо.

— А ты долго осторожничал, еще бы немного и спасать было бы некого.

— А ты себя или ее спасаешь? — не выдержал тот.

— И себя, и ее, и тебя, как будто тебе не понравилось быть тем бесом каких только она умеет рисовать, да в меня после этого русалка влюбилась по уши, а теперь разлюбила, кажется, потому что не только мы на героев действуем, но и они на нас тоже.

Неожиданно Лера замолчала и прислушалась.

— Ты и правда хочешь, чтобы о тебе и всех остальных писала я? — обратилась она к Захару.

— А до тебя только теперь это дошло, интересно, зачем я здесь, посмотреть, как ты рыдаешь о своем тюремщике? Нет, конечно, я решил стать твоей Музой, ну Музом, как там они у вас называются, и не отступлю ни на один шаг.

В глазах его появилась такая решимость, что Лера поняла, спорить с ним бесполезно.

И она впервые свободная и беззаботная уселась за комп почти счастливая.

Бесы посмотрели на дело рук и копыт своих, и отошли в сторону.

— Хорошо, одну половину дела ты сделал, хотя и грубо, но сойдет, а дальше что? — поинтересовался Тарас, готовый признать свое поражение.

— А дальше нам надо ее срочно выдать замуж, чтобы этот тип не передумал и не вернулся, он же быстро поймет, что потерял.

— За первого встречного? — переспросил Тарас.

— Конечно, за первого, только надо позаботиться, чтобы этот первый встречный не мешал ей и нам работать хорошенько, и опять же симпатичен ей был.

— И кто он будет?

— Он будет первым встречным.

— Это я понял, только Гермес, Аполлон, Арес или Дионис, вот что меня волнует.

— Это уже четыре встречных.

— Да, конечно, в итоге останется один, только кто из них самый подходящий?

Они задумались надолго, потом Тарас начал размышлять вслух:

— Аполлон — это еще раз на те самые грабли наступить, помнишь, как он с бедным сатиром расправился, Арес тоже воевать горазд, а любить с трудом, если он вообще понимает, что это такое, Гермес конечно не дурен, и его так часто не бывает дома, что он и мешать почти не будет, только.

— Ты хочешь сказать, что у нас остался Дионис, странный выбор.

— Выходит, что так, этому парню там не особенно везло, ему то девицы распутные доставались, то эта дурочка Ариадна, которой, как и всем, только Тезея и подавай, даже когда он тебя вероломно бросил и бежит от тебя, тут поневоле запьешь, а ведь ему и нужна только свобода и немного любви.

Тарас недоверчиво посмотрел на Захара. Что это тот в Диониса вцепился, нет, если уж кого-то делать первым встречным, то именно Гермеса.

№№№№№№

Так ничего конкретно с первым встречным бесы и не решили и тогда все на откуп судьбе и решили отдать.

— Тащи своего Гермеса на набережную, а я за Дионисом, пока наш Макс не опомнился и не вернулся, а там пусть сама выбирает, надо же и ей что-то оставить, не все мы за нее делать станем.

Когда вырубили неожиданно свет, и комп оказался бесполезной коробкой, Лера поднялась из-за стола. Она решила немного пройтись по набережной, подышать свежим воздухом перед сном.

Как все-таки приятно себя чувствовать свободной, выяснить, что и после всего, что было, ты все еще можешь писать.

Она удивилась, когда заметила, что бесов нет рядом.

А потом вспомнила ту сцену с незнакомым парнем, в тот момент, когда ее жизнь рухнула, или началась сначала, это, как сказать и с какой стороны посмотреть.

И странно закружилась голова, она почувствовала, что теряет равновесие. И кто-то сбоку большой и сильный, подхватил ее.

Лера улыбнулась, пробормотала что-то, выглянула в глаза. Чужие, холодные презрительные глаза, хотя губы его улыбались.

Нет, она никогда не смогла быть с ним, хотя, кто сказал, что она вообще должна быть с ним, он просто в нужное время в нужном месте оказался. Да и вообще, захочет ли она с самим Аполлоном быть после того, когда было такое пережито.

Они поравнялись в это время с парнем, стоявшим, словно вкопанный, посреди дороги.

Немного дальше, повернувшись к нему спиной, стояла девушка.

На лицах обоих была такая ярость и грусть одновременно, что и в полумраке можно было содрогнуться.

— Ему досталась Ариадна, — шепнул ее спутник насмешливо.

Лера взглянула на него. Она понимала, о чем он говорил.

— Дионис? — переспросила она, не может быть, он не может быть таким?

— Каким? — удивленно спросил он, — вы знакомы были прежде.

— Нет, но Дионис, бог веселья.

— Расхожее заблуждение, — отрезал незнакомец, — а кто мог знать, что было на самом деле.

Но она уже приблизилась к нему, посмотрела еще раз в его наполненные грустью глаза.

— Дионис не может быть таким грустным, — говорила она, коснувшись его щеки.

Она повернулась к спутнику, но там никого не было, куда же мог деться на таком открытом месте. Хотя, какая разница куда, сегодня день такой, когда мужчины появлялись и исчезали незаметно. Странное, какое-то время оказалось.

— Значит, Дионис будет первым встречным, — услышала она голос Тарас за спиной, — но ты сама выбрала, нечего потом на чертей спирать.

— А тот, второй, кто это был, такой холодный и надменный.

— Какая разница, кто, он был не твоим и все.

Ничего не ответила на это Лера, она просто пошла рядом с ним, они говорили о музыке, о живописи, о ночном клубе, который больше на ад похож.

— Я не могу там оставаться, это чудовищно, уведи меня оттуда, — попросил он.

И Лера улыбнулась в ответ.

— Прямо в загс, — спросила она.

— А чего тянуть — то, — отозвался из-за спины Захар, которому очень хотелось сказку про себя новую прочитать.

Она поняла, что бес чего-то боится, может быть, возвращения Макса.

Только в отличие от него, она точно знала, что к нему никогда не вернется, как бы все с Дионисом не сложилось.

Они расписались на рассвете, всю ночь просидев на крыльце нового Дома Бракосочетания.

Говорили обо всем на свете, и поняли, что не смогут расстаться.

— Я всегда говорил, — победно усмехнулся Захар, — что замуж надо только за первого встречного выходить, а ты общие интересы, лучше узнать друг друга.

Тарас промолчал.

Да и что было сказать? Случайность. Но бывают ли в мире случайности.

— А если бы первый встречный маньяком оказался? — спросил он.

— Он не был бы первым встречным, мы — то с тобой на что, служба дни и ночи, покой нам только снился, а маньяк для милиционера первым встречным оказаться должен, если ты ушами хлопать не будешь. И то правда.

Если немного помочь встретиться влюбленным, да и всем остальным с тем, с кем надо, то хуже от этого никому не будет — это точно, а именно такими помощниками бесы и были у нас и навсегда останутся. Таково их предназначение в этом мире.

И когда они не ленятся, хорошо исполняют свое дело, то все у нас и получается, ну, а если не случается, то прозевали, проспали, а может, так и надо было? Кто его знает, на самом деле.

Ясно только одно, в решающий момент у нас с вами первый встречный именно тот, какого мы и заслужили, так чаще всего бывает, хотя, конечно, нет правил без исключений, и это тоже верно

Это последняя ночь

Милые тени, забытые лица,

Кто это там, в зазеркалье томится.

С кем мне еще до утра оставаться.

Снятся любимые, и расставаться

Так не хотела с тобой я, мой милый,

Только мне зеркало правду явило.

В прихожей пронзительно затрещал звонок.

Старуха, жившая когда-то по соседству, но 33 года назад переехавшая в другой район, неожиданно ввалилась в мой дом.

Я ее не сразу узнала, только когда она представилась, я поняла, кто она такая, хотя внешности ее так и не могла вспомнить.

В тот момент я почему-то взглянула в зеркало и убедилась в том, что она там не отразилась.

Страх, переходящий в ужас, охватил душу.

Но, скорее всего это были только мои фантазии.

На самом деле она была живой, слишком живой для своих 90 лет.

Глядя на нее, я поняла, почему великий испанец так боялся стариков и смерти.

Я снова представила ту ночь и момент расстрела. Что он должен был переживать тогда.

Я не боялась смерти. Слишком боялась в детстве, а потом все прошло. Она перестала для меня что-то значить.

И когда Полина, а она потребовала, чтобы я ее называла так, по имени, заговорила, она заговорила о смерти.

Странный это был разговор, она перечисляла всех своих родственников, о которых я естественно не имела никакого понятия, и рассказывала, как они умирали. Рассказывала ярко и живописно. Она умела рассказывать.

Так бывает, случайно в автобусе, в очереди к врачу, какая-нибудь старуха вот так и делает — начинает рассказывать о том, как умирали близкие. Ей надо об этом рассказать всему миру.

Я погрузилась в свои размышления, не в силах прервать ее монолог.

Очнулась на том месте, где она повторила:

— Сережа в последний момент вспоминал тебя.

Осталось только сожалеть о том, что я прослушала начала рассказа о Сереже, может быть, там было какое-то объяснение, когда они от нас уезжали, мне было года 3 или чуть больше, кого же мог вспоминать ее Сережа.

Но старуха была в здравом уме и твердой памяти.

Видя мою растерянность, она достала из сумки фотографию и протянула мне. Вероятно, ей не хотелось прослыть сумасшедшей. А может быть, так важен был сам факт того, что Сережа вспоминал меня перед смертью. Словно она обещала ему, что обязательно мне расскажет о том, как это было.

Прежде, чем взглянуть на фотографию, я во второй раз взглянула в зеркало. Хотя сейчас она и не могла там отразиться, она сидела в кресле так, что в зеркало ее никак нельзя было увидеть. И все-таки эта пустота — мистика, да и только.

И тогда я все-таки взглянула на фото.

По моему лицу Полина поняла, что я узнала ее сына.

Да, я сразу узнала этого мужчину.

Весна, проселочная дорога, я не стала ждать автобуса и отправилась пару остановок пешком.

Не садилась ни в одну попутную машину. Просто и шла и шла, пока он не затормозил.

Почему я села к нему в машину, трудно сказать, но у него были такие красивые глаза. Представить себе, что мы жили по соседству, я никак не могла, тогда это мне даже не пришло в голову. Откуда он о том узнал, рассказал матери, я не знаю.

Я говорила ему о ссоре с мужем, о том, что меня всегда и все предавали, и я больше никогда не выйду замуж ни за кого.

Он вдруг остановился перед полем, усыпанным одуванчиками, это был желтый ковер из только что распустившихся цветов.

— Смотри, как прекрасен мир, — только и сказал он, — и все наладится, ну к чему такие мрачные мысли?

А потом мы стояли и смотрели на это поле. Долго. Одуванчики чуть покачивались на ветру. Миллион маленьких солнышек перед глазами. Он подарил их мне- такой странный букет цветов… Все золото мира было у моих ног, кажется, мы оба тогда об этом подумали.

И все, сели в машину и поехали дальше. Он только сказал о том, что жену его убили в подъезде их дома, но он не хочет оставаться один.

Мы молча попрощались в центре города. Кажется, я даже не поблагодарила его за то, что он меня подвез.

Об этом я и рассказывала Полине, а потом не выдержала и спросила:

— Но как он узнал меня, как ты вычислила, что я это я?

— Мы видели тебя однажды, в центре города, он так побледнел и вцепился в руль, что сомнений никаких не осталось, хотя я не стала его расспрашивать о том, что между вами случилось. После смерти Ирины в его жизни три года не было ни одной женщины, мне казалось, что он всегда любил только ее…

И видя, что она мало что объяснила, она прибавила:

— Ты была со своим отцом, а уж его узнать мне не составляло труда.

Как просто объясняются некоторые таинственные совпадения.

Никакой мистики, она просто узнала моего отца, с которым долго работала в одном управлении.

— Но почему?

Старуха не дала мне договорить и резко перебила:

— Потому что в тот день мы ехали из больницы, и диагноз был страшным. Он запретил мне к тебе приближаться, вот и вся история. Потом, когда он терял сознание, он говорил про желтые цветы и Маргариту. Мне казалось, что это имя героини романа. Я хотела так думать, и все-таки решила выяснить, были ли желтые цветы, что вообще было?

Старуха ушла. С монитора на меня теперь смотрел Сергей. Я успела отсканировать его фото, уж не знаю зачем.

Все валилось из рук в тот день. От вдохновения не осталось следа. Редактор звонил и то мягко и ласково, то грубо и нервно напоминал о том, что если статья не появится через час, то он задушит меня своими руками.

Это не испугало. Я давно перестала бояться смерти. Но вдруг подумала, что если это случится, то кого в последний момент вспомню я? Кого позову с собой, если поверить в то, что там бессмертие, мы будем свободны и счастливы, то вовсе не хочется, чтобы это был кто-то из тех, с кем сталкивала меня жизнь.

А что если в последнюю ночь возникнет образ мужчины, с которым случайно на несколько минут столкнула судьба, чтобы потом навсегда расстаться. И ничего не было, ну кроме поля одуванчиков и нескольких фраз о том, как прекрасен этот мир?

И вдруг в вечности захочется оказаться именно с ним, а не с тем, кто любил тебя, или тем, кого любила ты? Странно, но так, наверное, бывает. Я подошла к зеркалу и там пока еще отразилась усталая растерянная женщина. Хотя не особенно верила в то, что это и есть реальность. Надо дописать статью и пожить еще немного, а вдруг….

Милые тени, забытые лица,

Кто это там, в зазеркалье томится.

С кем мне еще до утра оставаться.

Снятся любимые, и расставаться

Так не хотела с тобой я, мой милый,

Только мне зеркало правду явило.

Что же осталось, от той беззаботной

Девы, заваленной вечно работой,

Как же жестоко она поступила.

Нынче мне зеркало принца явило.

Только во времени мы не совпали,

Вот он и мечется там, в зазеркалье.

Я не могу его вырвать оттуда,

Даже пытаться, не бойся, не буду.

Там, где бессмертье, бессильна Марена,

Вот и остался он тем, вдохновенным

Мальчиком, снова любить его, Боже,

Зеркало, словно морозом по коже.

Но почему беспощадное время

В бездну бросает, и больше не верю,

Что в пустоте моих дней и скитаний,

Он оставался в печали страданий.

В полночи снова я стала другою,

И оставалась кому-то Любовью.

Только не с ним жили мы и старели,

Где-то русалки нам песни отпели,

И догорели костры и в тумане,

Зеркало снова спокойно обманет.

И не останется больше надежды,

Листья срывая, как будто одежды,

Осень над зеркалом кружится в танце.

И не скажу ему нынче: — Останься.

Пусть он уходит, костры отгорели.

Тени в том мире уже не старели,

Мы же любили и жили сгорая,

В шаге от бездны, в шаге от рая.

Игра не стоит свеч

Не снимайте маску, этот грим,

Он спасает от яростной напасти,

Мы еще напишем, устоим,

Мы сыграем яростные страсти.

И потом, во мраке у огня

Рукопись последнюю закроем.

Как он странно смотрит на меня,

Вроде бы тогда нас было двое.

Вот и попрощались навсегда,

Что нам откровения и ласки.

Не снимайте маски, господа.

Нам уютней в этой странной маске.

Когда на город сбросила свои одежды теплая летняя ночь, Феликс выглянул из-за прикрытой двери и воровато огляделся по сторонам.

Он только что обошел свои владения, свои сокровища, и остался доволен тем, что открылось его хитроватому взору. Автоматы сверкали всеми цветами радуги, а в полутемном зале казались то чудовищами, то настоящими произведениями искусства. Они всегда были для него живыми созданиями, у каждого из которых была своя жизнь, своя жадная и коварная натура, и какая-то странная таинственная душа. Он с ними в пустоте зала, когда оставался один, разговаривал, холя и лелея каждого из своих любимцев.

Он так гордился ими, словно сам их и сотворил, хотя и в этом была доза и доля правды, а кому еще пришло бы в голову сотворить такое чудо — расчудесное, и тем, кто требовал не только хлеба, но и зрелищ, бросить такую забаву.

Он вспомнил тот день, когда пришел в этот обшарпанный ларек, а тогда он таким и был, в первый раз, и предложил какую-то баснословную цену за то, чтобы выкупить его у бывшего владельца. Он не торговался, чем удивил этого тучного дядьку, который, торгуя своими сосисками, уже и не надеялся его кому-то сбагрить и за значительно меньшую цену. Вероятно, потом он назвал эту сделку удачей, но даже и предположить не мог какое чудо можно сотворить здесь, в этом самом месте.

Нет, он точно представить не мог, что из его сосисочной получиться может, а потом кусал себе локти, сожалея о том, что не догадался о такой простой вещи сам. Хотя, для того, чтобы устроить подобное, нужны были особенные таланты.

А Феликс сделал, сотворил все по самому высшему классу и заслуженно гордился творением. Чтобы не говорили тетки и мужики, как бы его не проклинали, ему до этого не было в сущности никакого дела, а свое собственное он знал лучше всех, потому и взлетел вверх в считанные дни, да и могло ли быть иначе.

— Игровые автоматы, — задумчиво повторял он, оглядывая это чудо техники, которое люди, вероятно, называют прогрессом, а он всегда считал только милой забавой, из нее можно извлечь немалую прибыль.

Но если кто-то из них считает, что ему нужны деньги, которых у него всегда куры не клевали, то они глубоко заблуждаются, как заблуждались всегда. Ему не надо никаких денег. Тем более что тратить он их никуда не собирался, а все, что хотел, мог получить и без всяких денег, пойти и взять, любую вещь, и те самые деньги, на которые многие из них молятся, только пустые это все хлопоты.