Бесплатный фрагмент - Цветение ИРИСа

«Книга произвела хорошее впечатление, эксперт дал достаточно высокую оценку… можно поискать более узкоспециализированное издательство, которое издает литературу для специалистов в сфере образования»

издательство «Ресурс»

«Клуб имеет достаточно узкую платформу — деятельностные образовательные практики… Опыт не транслируем, каким бы хорошим он ни был и как бы замечательно не был описан».

издательство «Авторский клуб»

««Мне нравится! Но наши читатели этого не купят. Людей, просто для себя размышляющих о судьбах педагогики и образования, не так много…»

издательство «Генезис»

«Редкий случай педагогически честной книжки».

Александр Лобок

Предисловие

Что значит один учебный год в долгой пестрой жизни, наполненной педагогической практикой? Очередная веха в череде интересных и многофункциональных спирально развивающихся процессов, которые на каждом этапе подпитываются книгами, учебными программами, семинарами, лекциями… Год, случившийся благодаря знакомствам и общению с потрясающими личностями — трансляторами шедевров мировой педагогики и создателями собственных педагогических систем: Львом Виноградовым, Андреем Русаковым, Еленой Хилтунен, Еленой Семеновной Кузьминой, Славой Жилиным, Александром Лобком, Рустамом Курбатовым, Владимиром Погодиным, Ольгой Соболевой, Женей Кабаковым… С мастерами психотерапии Юлией Зотовой, Арманом Бекеновым, Ириной Млодик… С коллегами, профессиональными детоведами, во многом как будто хромосомно повторяющими Макаренко, Корчака, Монтессори…

…С детьми я начала плодотворно общаться, будучи еще подростком. С тех пор, как это ни странно, многочисленные «педобразования» и «психфаки» не убили во мне желание обращаться через детей к собственному детству как к эквиваленту любви и творчества. Почему же спустя десятилетия с начала «карьеры», без видимого прорыва в финансовом или социальном положении, не в самом начале, но и не в сильном расцвете нового проекта я испытываю непреодолимое желание описать именно этот год, рассказать о времени становления «нового ИРИСа?

ИРИС — это маленькая альтернативная школа семейного типа, идея которой выросла из моих многолетних музыкальных занятий в школе и детском саду, руководства монтессори-группами и воспитательской практикой в них, из собственного детского клуба, психологических сессий и музыкальных семинаров, обучения, тренингов, супервизий, обычного домашнего «няньства». Выросла и осуществилась — в основном благодаря многодетному родительству — в тот момент, когда первенец вырос из формата садика и «началки», а малышня готовилась ступить на тернистый путь школярства.

Помню, как недовольны были мои родители, когда я в отрочестве свернула с чисто музыкального пути на стезю музыкальной педагогики, предпочтя теоретическому отделению «ипполитовки» хоть и музыкальный, но педколледж. Но вариантов, по-моему, у меня не было: детоведение и детолюбие решало всё… Разве что вообще решила бы не ходить «в музыку»: настояла бы на геологоразведочном или литературном институте, чем сдаваться без боя, поверив в то, что «музыка — лучшая профессия для девочки». И что нельзя «выбрасывать» годы упражнений и такую замечательную музыкальность. Что надо ее непременно развивать и куда-нибудь пристраивать. Думаю, и в литературе, и в геологии я, вне всякого сомнения, нашла бы «детскую нишу». Сейчас развлекаюсь писательством, а также коллекционированием самоцветов и минералов, применяя камушки в работе и как счетный материал, и для сортировки и моделирования, и как проективную методику… Музыка тоже имеет для меня прикладное значение: в школе играю детям на гитаре, мы с удовольствием поем с ними в течение дня, да и с коллегами во время педсоветов — о, наши педсоветы достойны отдельной главы! — а иногда и с родителями на разных встречах и праздниках. Можно сказать, что я использую музыку как инструмент общения и открытия всяких невербальных каналов коммуникации. По правде говоря, мне порой тоже жаль разные «музыкальные пальцы» и «абсолютные слухи» своих учеников, особенно когда это касается моих собственных детей! Приходится много работать над принятием мысли, что каждый из них выбирает свой путь, свое удовольствие, и влиять на них надо бережно и осторожно, чтобы не спугнуть ростки желания.

Впрочем, о музыке я собираюсь подробнее написать в одной из глав. А сейчас вознамерилась объяснить — хотя бы самой себе! — зачем мне обязательно нужно «запаковать», заархивировать весь предыдущий и, главное, прошлогодний опыт. Поймала себя на досадной мысли: в свое время я так и не написала свою программу музыкального преподавания, хотя материалов и опыта предостаточно, времени — тоже: я даже оставила практику работы с дошколятами, думая, что это временно, специально взяв тайм-аут якобы для «сбора камней». С тех пор так и лежит на антресолях пакет с разрозненными листочками, тетрадями, партитурами, дневниками… А тут — на тебе: больше заняться нечем, срочно надо политераторствовать! В наполненной, изменчивой жизни каждого творческого практика всегда есть несколько «пенсионных задумок»: дел, отложенных «на потом». А вот эта почему-то не терпит отлагательства. Ох, прет из меня писатель, а у методиста, похоже, затор… Может быть, описав всё то, о чем обычно рассказываю гостям, друзьям, коллегам, родителям наших детей, я немного очищу свой мозг для тишины: ощущаю себя очень болтливой, на вопросы о школе могу отвечать бесконечно. В последнее время меня нередко просят дать консультацию по открытию собственного образовательного проекта семейного типа. Такие «отформатированные» беседы «выжимают» гораздо меньше, чем размышления вслух. Иногда я чувствую истощение от долгих наполненных философских бесед. Возможно, поэтому хочу «выписаться», «покормить» своего писателя. Так «давайте съедим пчелу», как переводит биттловский призыв «let it be» мой коллега, лингвист Костя.

Let!

ИРИС в кризисе трех лет: «я сам»

«Вот пример по-настоящему живой школы, где в совсем небольших пространствах спрятаны целые миры. И где образование не формальное, но по-настоящему качественное. И не потому, что его „дают“, а потому что дети учатся делать его сами. И потому что учителя здесь умеют учиться и развиваться. И потому что родители здесь умеют думать и готовы осваивать самое трудное педагогическое искусство — искусство вслушиваться в своих детей».

Александр Лобок об ИРИСе

Что такое ИРИС?

Аббревиатура «Игра, Развитие, Интерес, Сотрудничество» (последнее слово пришло на смену неопознанному «свобода», на почве которого оказалось столько разночтений и треволнений, что ну ее, свободу эту, на откуп философам!) — или прекрасный искренний цветок с трепетными развернутыми лепестками, прямым мощным стеблем и определенным образом расположенными — не на поверхности, но и не на губительной для них глубине — корнями?

Для меня ИРИС — это так много, что одной метафоры не хватит для описания. Это и цветок со спящей внутри полевкой (фото, облетевшее интернет и периодически подкидываемое мне впервые открывшими его друзьями). И теплый уютный трамвайчик на стальных рельсах, в котором можно согреться и обсушиться во время дождя, да еще и доехать до нужной станции. И маленький смелый кораблик, штурмующий реки и моря, заходящий в каждую гавань, где его ожидают пассажиры… Кто-то сказал, что у меня роман со школой. Что у меня за диагноз: клиническая картина трудоголизма или счастливое сочетание работа/хобби? Невроз, ловушка собственности — или процесс порождения реальности? Воистину, ИРИС — это так много!.. И на протяжении года меня не покидало ощущение, что всё происходящее сейчас — «штучный товар». Этого не было вчера — и не будет завтра; было по-другому — и будет иначе. Такой год — сокровище, богатство, которое хочется огранить, поставить на полочку и полировать время от времени. Вот я и захотела написать об этом, зафиксировать, уложить. Кто знает, может, ИРИС когда-нибудь преобразуется во что-то совсем другое? Или трансформация постигнет меня саму, как это происходит на протяжении всей жизни? Возможно, эта книжка о моем цветочке будет единственным свидетельством его существования. А может, я еще несколько раз с внутренним «вау!» при разборе материалов буду садиться летом за свое литературное архивирование. В любом случае, этот год стоит того, чтобы я о нем еще раз подумала и рассказала.

На долю моей маленькой школы за короткое время ее существования выпало множество переходных периодов. Наверное, это правильно: такому живому организму и следует находиться в непрерывном движении. Однако часто энергозатраты были настолько велики, что терялось удовольствие от процесса. Порой, отдаваясь штормам и шквальным порывам, я так хотела немножко ровности, текучести, пресловутой стабильности!

И вот показалось — и до сих пор кажется, несмотря на всякие трудности и неизбежные ограничения, — что кораблик наш поплыл как-то… хорошо. С чем это связано? С людьми, которые стали приходить к нам, проявляя полное доверие и потрясающую включенность? «Концептуальным умиротворением» во мне как зачинателе? Поддержкой любимых друзей, любимых коллег, любимой семьи? Съемом «своего» — то есть именно для себя, свободного от внешних помех, — помещения? Несомненно, все эти факторы сложились в одно большое хорошо моих внутренних процессов. А для школы важно, чтобы люди, которые ее делают, были именно «ее» людьми, работали из точки «мне здесь хорошо, я пришел с удовольствием, которым готов поделиться с вами».

Раз уж мне посчастливилось разложить свое ощущение чудесного года на формирующие его взаимопроникающие составляющие, опишу каждую из них.

Итак, помещение. Начну с него как наиболее материального аспекта, хотя это, безусловно, следствие остальных факторов: поддержки людей и обретения уверенности в благотворности дела. На протяжении трех с половиной лет ИРИС занимал часть государственного досугового центра, соседствуя с многочисленными параллельными процессами, а иногда и включаясь в них. Сейчас я понимаю, что это было время выхаживания нового ИРИСа, настоящей маленькой школы, период, необходимый для пестования и укоренения, для выживания в достаточно располагающих для этого условиях. Я с теплотой вспоминаю сотрудничество с этим центром, благодарна его директору и сотрудникам: они дали мне своего рода укрытие, защиту, требуя взамен выполнения посильных действий. Наши финансовые отношения регулировались общепринятыми государственными нормами (клубными и кружковыми), а «политическая» составляющая — планы, графики, отчеты, участие в районных и городских мероприятиях — хоть и давила, но была необходимым оброком, так сказать, данью системе.

Иногда я слышу от участников различных форумов семейного образования и родителей, которые приезжают познакомиться или проконсультироваться, оборот речи «этого никто не отменял». К примеру, «требования системы никто не отменял», «ФГОСы никто не отменял», «экзамены никто не отменял», «законы никто не отменял»… Похоже, я начинаю производить на людей впечатление записного маргинала, пытающегося «отменить» требования, законы и другие необходимые штуки. Это так странно!.. Себе самой я кажусь кондовым компульсивным перфекционистом, ориентирующимся именно на установленные правила. Однако ориентироваться не значит следовать стандартному алгоритму. Как именно обходиться с правилами, каждый вполне может решить сам, а в законах (которые, безусловно, никто не отменял) ничего не упоминается о процессах, происходящих при следовании им в каждом частном случае.

Итак, в то пространство нас дружелюбно пустили в статусе семейного клуба, порой укоряя за то, что прийти-то мы пришли, но вписаться в него что-то не торопимся. И даже как будто пытаемся создать собственное, что неправомерно и вообще странно на общей территории. Говорю это без иронии: спустя время легче понять причины наших постоянных — не судьбоносных, но подтачивающих работу — разногласий. Поцарапанный нашей ребятней шкафчик, пятно на ковре, беготня в коридоре, шум, не на то место убранная швабра и многое другое творческо-беспорядочное безобразие… Недовольство со стороны администратора и дирекции было легко объяснимо. Наши собственные неудобства тоже из года в год ощущались всё больше: чужие люди создавали ощущение «проходного двора», расстановка мебели была нам неудобна, две из трех наших комнат мы делили с руководителями других студий. Каждое лето я готовилась к мысли, что надо пересадить свой цветочек из горшка на клумбу, зрела, зондировала почву, рассматривала варианты. Из наблюдений и опыта приходила к пониманию, что «не потяну». Ведь я уже имела дело с коммерческой арендой: четыре года просуществовал детский центр «Зеркальце», который я закрыла в очередном июне, устав от летних долгов и груза ответственности. В то время тяготы бизнеса разделить со мной мог только муж, о коллегии единомышленников — такой, какая сформировалась в ИРИСе некоторое время назад, — я тогда даже не мечтала. Вот в «Монтесолнышках», садике, открытом 14 лет назад и процветающем ныне, мы до недавнего времени работали в партнерстве с подругой. Думаю, именно этот замечательный тандем и позволил «Монтесолнышкам» состояться и преодолеть тяжелые кризисы.

В общем, всё говорило о том, что пересаживаться, становиться на другие рельсы, выходить в свободное плавание моему метафорическому сокровищу рановато: люди, концепции, процессы менялись, меня трясло и штормило, постепенно выводя на ровный путь. За эти годы ИРИС успел поработать в формате стандартной частной школы с одним учителем «началки», после чего я познакомилась с двумя коллегами, одержимыми идеями свободного образования, и следующий год закончился «распочкованием» школы: девочки ушли открывать свою, забрав с собой большинство детей и родителей. Одни впоследствии вернулись ко мне, потом ушли еще куда-то, другие счастливо продолжают учиться в новой школе. Я не сразу оправилась от этого удара, но продолжила свой путь: познакомилась с новыми педагогами, в ИРИС пришли новые дети, новые родители. Тот тяжёлый опыт мне удалось принять и пережить с помощью параллельного процесса: как раз в то время я начала углубленно учиться психологии и открыла для себя мир личной терапии. Теперь я не только «трижды мама», «трижды музыкант» и «трижды педагог» — что бы это «хвастовство» ни значило, — но и «трижды психолог». И уверена, что именно психотерапия позволяет мне меняться. С одной стороны, я обретаю пластичность, с другой — оттачиваю мировоззрение. Эти изменения серьезно улучшают качество моей жизни, а точнее, качество моей работы в жизни.

Никогда не откликалось во мне слово «работа». Не знаю, что это. Да, я работаю! Постоянно, даже во сне. «Идти на работу» — ну можно же и не идти… Работать, как сейчас, дома в неглиже за компьютером, в постели, на бревнышке в лесу, в самолете… Социальное понятие «работа» не ложится в смыслы моего мира. ИРИС — моя работа? Да… Нет… И я затрудняюсь ответить на вопрос «Где ты работаешь?». «Я ИП»? «У меня дело»? «Я руковожу социальным проектом»? Это разве ответ на вопрос «где»?.. «Я работаю в школе» — эту фразу сопровождают видения прямых юбок, цепких взглядов, просторных коридоров, то шумных, то пустых, постоянно меняющихся кабинетов с рядами парт, какой-то чужой масштабности… Я пока камерная и вообще — другая. Часто мне грустно. Когда коллега сказала мне как работодателю — я же и коллега, и руководитель, и гендиректор, и друг в одном лице, — что уходит из ИРИСа, потому что… — дальше следовал рассказ об усталости, личных обстоятельствах, желании что-то изменить в жизни, — я поймала себя на мысли, что мне некому так сказать! Я могу всё бросить, отказаться от дела, но нет у меня нанимателя, от которого можно уйти. Как-то… смутно грустно.

От ИРИСа в период его становления образовалось несколько учебных сообществ. К примеру, одна креативная мама устала возить к нам детей через всю Москву и почувствовала в себе ресурс организовать уроки на своей территории. Маленькие проекты и сообщества ответвляются от ИРИСа и сейчас: «наши» мамы, то есть и те, что продолжают водить детей к нам, и те, что выбрали другие варианты (если поиграть со смыслом понятия «бытие», можно увидеть, что «бывшие» — в настоящем: всё, что было — есть всегда, поэтому все, кто к нам приходил когда-либо, остались «нашими»), объединяют детей во временные или постоянные проекты, лагеря, клубы, организуют занятия в библиотеках, экскурсии и экспедиции. Это здорово!

Как-то вынесло меня стремительным течением из пространства к людям, которые, конечно, это пространство и определяют. Это процесс симбиотический: кто-то придумал пространство, кто-то его осваивает с чьей-то помощью, и эта самая помощь может трансформировать пространство в любую сторону. То есть ко мне, «запустившей» школу, присоединяются и те, кто эту школу со мной делает, и те, для кого она подходит. Я в любом случае могу говорить только о своих ощущениях: в прошлом году что-то зрело, готовилось, трепетало — и вот случилось. Возможно, штат и клиентура ИРИСа прошли калибровку. Но я думаю иначе: люди приходят в нашу жизнь не просто так, каждый — в большей или меньшей степени! — другому учитель. Со мной не только в этом году сотрудничали «правильные» люди, на каждом этапе пути я встречала замечательных взрослых и уникальных детей. Но именно в этой команде, с этими людьми, в этом коллективе я чувствую себя так, как будто пазл наконец сложился. Конечно, пазл наш волшебный: постоянно меняется. Поэтому и люди-детальки в нем волшебно-изменчивые: чем более странные, интересные и неопознанные, тем более ресурсные для укладывания в капризные пазы. Такой вот системный подход в подвижном живом организме.

Системный подход, желание задуматься о теории систем — это, по-видимому, ступенька к пониманию в первую очередь собственного организма. Подумать только, как великолепно устроена клетка, сколько клеток соединяется в ткани, сколько тканей — в органы, сколько функций в каждом из них и как они слепляются в единый живой организм, оставаясь каждый для своей функции и в своих границах! Если бы в обществе образовалась какая-нибудь анатомическая конфессия, я бы, возможно, стала ее последователем. Хотя подозреваю, что каждая религия как-то так — системно! — и устроена.

В тот период, когда я почувствовала эту «сложенность» (и слаженность), появился ресурс: один из «наших» пап предложил ссуду на съем помещения. Кого тут благодарить в его лице: судьбу, коллег, себя? Бога?… И вот о Боге: эта семья, как и еще одна в нашей школе, — последователи буддизма. Вообще у нас получилась мультикультурная школа. Мы — другие, мы можем и хотим знакомиться друг с другом (заметила, что слова «друг» и «другой» имеют один корень), мы наблюдаем «сходство разных». Для выражения миссии ИРИСа мы выбрали слоган «Учимся вместе». Он подразумевает и такой феномен, как «сходство разных». Именно это кажется мне формирующим принципом любого жизнеспособного, от племени до семьи, сообщества. Сходство как похожесть: у нас по-разному сформулированные, но по сути одни и те же ценности. Сходство как схождение: готовность к встрече и диалогу.

Представьте, что все мы ищем единомышленников или, как говорит вслед за ван Зайчиком один мой «педагогический друг» (они такие, мои друзья: либо «педагогические», либо «психологические», либо успешно совмещают эти ипостаси), единочаятелей, а находим других. Их мы никак не можем назвать ни единомышленниками, ибо мысли и идеи у каждого из нас свои, ни единочаятелями, потому как цели у нас разнятся… И, встретившись, получаем такой фейерверк искристой энергии, что сомнений нет ни в ценности этой встречи, ни в уместности продолжения совместного пути. Неважно, временно или навсегда. Мы точно осознаём, что разные, и притягиваемся именно благодаря этому. Причем притяжение может быть болезненным: проживание встречи с «другим» — это про любовь, по словам психологов и философов, которым я бесконечно доверяю. А любовь, когда она по-настоящему, — это увлекательный непростой труд.

Помещение нашлось не сразу. Лето было крайне напряженным: мы не понимали своих перспектив вплоть до конца августа. Надо сказать, что весь мой предыдущий учебный год прошел в рефлексии и чтении, учебе и личной терапии, посещении и ведении психотерапевтических групп и личных консультаций, философско-педагогических беседах, семинарах, встречах с людьми, уровень профессионализма которых не может не восхищать. Всё это стало базой для осознания и формулирования моих ценностей, мировоззрения, профессиональной и личной позиции. Было бы лишним говорить о связи внутреннего мироощущения с явлениями и событиями в жизни. Эта непреложная истина в моем случае подтвердилась опытом: возникновение, формулировка и последующая трансляция ясной миссии и концепции открыла возможности к такой сказочной реальности, какой явился этот год. Говорю это с расчетом на множество последующих чудесных периодов. Ведь мой касатик — растение многолетнее!

…И вот всё сложилось: люди, пространство… Это удивительно! Посмотрев в ту сторону, каждый раз содрогаюсь: как возможно было отгрохать переезд, ремонт, обустройство и подготовку к 1 сентября ровно за неделю? Это был какой-то подвиг, марш-бросок, нереальный вызов общепринятому порядку вещей. Мы с коллегами с удовольствием вили свое гнездо с помощью родных, друзей и «наших» родителей. Я напевала хвастливую песенку, придуманную в то же время: «Iris is great, Iris is cool, this is a place in place of school…» Обсуждали вечерами, как всё будет. Набрасывали распорядки и идеи. Тогда же придумали новый формат обучения, новую систему планирования каждого дня. Разбирали пособия, мыли, стучали, вкручивали, клеили. Multipurpose, multicultural community дало старт таким же мультипроцессам в новом ИРИСе: тогда же я договорилась о мастер-классах, студиях, занятиях во второй половине дня с творческой педагогической элитой: архитектура, керамика, рукоделие, йога, живопись, «Мультистудия». Также организовалась группа детей для занятий верховой ездой и уходом за лошадьми в эколого-биологическом центре неподалеку от школы.

Материальная база была создана родителями: спонсорство уже выше упомянутого папы, предоплата еще нескольких родителей, финансовые или иные вложения в ремонт и обустройство. Старт был в этом плане довольно рискованным: весной мы расстались с учениками средней школы, кто-то переехал, и бюджет был явно недостаточным для начала «своего дела». Временами я чувствовала себя авантюристкой, которая берет на себя слишком большую ответственность. Много размышляя на эту тему, утешалась поддержкой коллег, которые верили в успех предприятия. В конце ноября я с горечью объявила им, что вложения иссякнут к декабрю. Поступлений не предвиделось… Это был ужасный момент: я пыталась понять, что меня ждет и какие шаги можно предпринять. Отказаться от помещения, перевезя школу домой, а семью — на съемную квартиру, от людей — работать самой, пока не распогодится — или от всего предприятия. Реакция друзей меня впечатлила: все согласились «поголодать» ради школы и детей. Такие люди работают со мной! Такие… Люди. В итоге наши родители согласились на еще несколько предоплат, и мне удавалось держать зарплаты на одном уровне почти — за исключением пары месяцев «урезания» — весь год.

Да! Год прошел под знаком финансового выживания и с мыслями о том, «как бы подняться». Таков был его фон наряду с воодушевлением, ощущением уюта, комфорта и насыщенности каждого дня. Рожденное дитя с трудом, но выкормили.

Если бы я писала эту фразу через несколько лет, она не вызывала бы недоумения, а сейчас, открыв свои таблицы с расчетом кэш-фло на грядущий сентябрь, вижу минус, обусловленный летним «провалом», и удивляюсь: откуда такая уверенность, что финансовые проблемы в прошлом? Ох, извечная надежда… Но в этот раз — еще и четкое осознание того, куда идти и что делать по этому поводу: финансовые тренинги, психотерапия и бизнес-консультации, надеюсь (опять эта надежда! как же без нее!), потихоньку отыскивают среди рук многофункциональной Гуаньинь ту парочку, что принадлежит гендиректору. Вторая причина того, что стреляться еще рано, — статистика. Если раньше мы начинали год с бо́льшими, нежели приобретения, потерями, в этот раз энергообмен состоялся вполне: практически все остаются на корабле, и нужно лишь дождаться нужного кворума новичков.

ИРИС переживает свой трехлетний кризис «я сам» природосообразно: капризничает, сепарируется и шумит, не забывая при этом генерировать и продолжать созидаться.

Концептуальное

Как я уже сказала, кристаллизация работает сама по себе! Не то что бы я не слышала о правильном целеполагании, внутренней уверенности, четкой позиции, при наличии которой у человека всё получается больше, лучше, легче. Однако в сонме практик, упражнений и тренингов многие хорошие вещи без подпитывания новым опытом замылились, превратились в банальные прописные истины, не вызывающие отклика и осевшие интроектами на дно аквариума моей психики. Сентенции и советы по типу «люди приходят на твое уверенное спокойствие» меня немного подбешивали: как я могу излучать «уверенное спокойствие», когда у меня нет людей и я тревожусь от того, что они как-то мало приходят? Понятно, что излучая тревогу и жажду, я притягиваю тревожных и жаждущих! А представьте, чего можно жаждать в тревожном состоянии: только «не-знаю-чего», ибо тревога застилает реальные конкретные цели, побуждая человека опираться на иллюзорное будущее. Пресловутого «здесь и сейчас» для людей в тревожном состоянии не существует: им кажется, что «сейчас здесь» так плохо, что остается только дожидаться просветления в будущем. В то время как осознание, возвращение — то состояние, которое я называю «прийти в себя», — позволяет увидеть что-то не с позиции плохо/хорошо, а по-настоящему, в реальности. И вот когда всё более или менее оформилось, написалось, улеглось в душе, то и дело стали приходить подтверждения и доказательства легитимности того, что мы делаем. Наблюдая за внутренними процессами своей школы, читая статьи, изучая общую школьную проблематику, я теперь часто ловлю себя на мысли: «Ах, вот для чего мы делаем ИРИС!…Еще и для этого!» Выходит, главное условие жизни — уверенное спокойствие в необходимости этой самой уникальной жизни. Как и для ИРИСа — уверенность в его уникальности.

Первые шаги

Описывая когда-то в «Живом журнале» свои мечты, я не заботилась о том, дано ли им осуществиться:

«…В этот самый миг я создаю свою школу, изобретаю велосипед нового образца. Строю лестницы. Оформляю стены и классы. Снимаю фильмы. Пишу сценарии. И совершенно неважно, утопия это или реальность. Это есть, живет во мне, а значит, и в мире, дает любовь и внутренний комфорт. Соответственно, имеет все шансы развиваться. Имеет потребность к развитию. Транслирует жизненность».

Концептуально мой утопический проект был школой старого образца с преобразованными форматами: я предлагала что-то упразднить, а что-то внедрить, ориентируясь на школу. Впрочем, чем характерна школа, если не форматом? Содержанием, единым с формой и включающим ее в себя?

«…К понятиям дети-индиго, дети-кристаллы и дети-орхидеи добавим понятие дети-ирисы».

Дети-ирисы играют, расцветают, исследуют, созидают. Взрослые-ирисы ищут, рационализируют, интересуются, сотрудничают. Их можно назвать Воздействующими Хранителями (теорию о Воздействующем Хранителе можно посмотреть в разделе «Статьи»).

Что же ищут взрослые-ирисы (Воздействующие Хранители)?

· точку утомляемости ребенка

· рычаг воздействия на центр пробуждения интереса

· признаки психологической готовности ребенка к тому или иному ЗУНу (знанию, умению, навыку) и, что важнее, к действию или осознанию явления, рефлексии

· индивидуальные методы обучения, помогающие ассоциации и образы.

Предлагаю упразднить:

· Вынужденное сидение на одном месте во время урока

Дети против своей природы запихиваются в замкнутые пространства классов, в узкий промежуток между партами, на 35–45 минут, во время которых происходит фронтальная пытка знаниями.

· Необходимость вчитываться в сухие страницы учебников

Живя в мире визуальных монстров, тотального экшена и немыслимого количества наглядных образов, мы можем позволить себе дать детям мир во всех его проявлениях во время образовательного процесса вместо того, чтобы расшифровывать неудобоваримые формулировки.

· Груз интроекций

Огромный объем непереваренной информации засоряет, а не развивает.

· Конкуренцию (баллы, тесты, оценки, соревнования)

Борьба за власть, средства, которыми достигается победа, стремление быть лучшим вызывают неврозы, тревоги, навязывают сомнительные ценности, смещают акценты и воспитывают людей, желающих (и вполне способных) разрушать, а не созидать.

Предлагаю внедрить:

· Движение, различные виды передислокации во время урока

В отличие от обычных физминуток и пауз это должны быть смены видов деятельности, работа в кругу, а не фронтом, подгрупповая работа, игры и тренинги с возможностью менять положение тела.

· Возможность выбора занятия

Многокомнатная среда, наполненная развивающим оборудованием и «населенная» учителями-кураторами (коучами, тренерами), и каждый из них — «носитель своего предмета», по выражению Л. В. Виноградова. Мы можем предложить детям два-три ежедневных общих (достаточно обширных и насыщенных) занятия в расписании, остальное время может быть посвящено подгрупповой и индивидуальной работе.

· Обязательное психологическое сопровождение и тренинги общения, сотрудничества, личностного/духовного роста, формирование способностей к самообучению

Коммуникация и социализация — два из важнейших условий определения человека в обществе. Десятиминутная перемена — это не самый эффективный способ этому научиться. Для этого необходим специальный блок в образовательной среде. Кроме того, применяя некоторые открытия в области работы мозга, специальные техники, мы можем помочь нашим детям усваивать больше информации без ущерба для их здоровья (к примеру, эйдетика развивает память и образное мышление, практика йоги помогает сбалансировать все системы организма и помогает жить в гармонии с собой, образовательная кинестетика помогает согласовать функции моторных центров и т.д.).

· Большой спектр занятий художественно-эстетических направлений: танец, музыка, театр, живопись, интеграция этих областей с другими (историей, литературой, математикой, философией, естествознанием)

Формируя воображение, мы создаем предпосылки для развития всех видов мышления, включая научный и диалектический. Проживая предмет в воображении, дети познают его. Мы учимся с помощью театральных постановок, просмотра кинофильмов, музицирования, рисования.

· Богатую опытную среду

Пусть дети учатся сенсорно. Химия, физика, естественные науки — всё это требует множества экспериментальных действий. Оборудование должно быть обширно и доступно детям под руководством знающего специалиста.

· Людей, настроенных и умеющих не научать, а наблюдать, помогать и направлять. Обеспечить этим людям также психологическую и методическую поддержку и возможность саморазвития на тренингах, стажировках и курсах

· Систему самооценивания

«Единственная полезная и осмысленная мерка — это рост и изменения самого ребенка. Если тесты и использовать для оценки, то они должны помогать каждому конкретному ребенку найти подходящие пути своего развития, определить, в каких областях ему нужна помощь, в чем его слабые и сильные стороны. Важно то, что ребенок узнает о самом себе. Если начать применять какие-то методы самооценивания, то в результате удастся снизить у учеников тревожность и напряжение, а это поможет им более спокойно и стойко сносить объективные оценки, которые в конечном итоге очень желательно свести к измерению того, насколько ученик предрасположен к той или иной области и дисциплине, в чем ему нужна помощь, в чем его таланты».

Эда Ле Шан

· Элемент игры во всех областях и видах деятельности — независимо от возраста ребенка

Мы все находимся в огромной игротеке, являясь попеременно персонажами разных ситуаций, историй, постановок, но детей учим быть «серьезными». А как говорил Янковский-Мюнхгаузен, «все глупости мира делаются именно с этим выражением лица». Перевоплощаясь в рыцарей, сеньоров и вассалов, выстраиваясь в ряды молекул и сочиняя сказки про магнитные поля, приплясывая и напевая, мы идем глубже: мы учимся жить, мы живем.

Такой концепцией — по сути, не концепцией, а неким ее эскизом, — я привлекла внимание нескольких страждущих мам второклашек, нашла учителя и договорилась о помещении. Все данные вполне соответствовали моему тогдашнему уровню ясности того, куда я иду и что делаю. Точнее — откуда ухожу и что для этого собираюсь делать. Метод от противного — свобода от… — может быть первым шагом, но базировать свою миссию только на нем недальновидно. Обязательно надо понять, для чего высвободился ресурс, обрести так называемую свободу к…

Бесхребетная гибкость против костной упертости

Перебирая материалы того разнообразного, интересного и тягостного года, когда в ИРИСе работали будущие организаторы собственной школы, я опять попадаю в переживание сопротивления и процессов, унизительных для обеих сторон: с моей — давление, с их — под моим давлением, понятное дело! — грубость и полное отторжение опыта «старшего товарища» в моем лице. Сейчас я думаю, что большую роль в разрыве сыграли не мировоззренческие разногласия. Хотя слово «свобода» я до сих пор стараюсь не употреблять: слишком много кривых дискуссий «ни о чем» удалось выстроить нам, жонглируя этим понятием. Полагаю, что мой колючий несгибаемый стержень «верховной ответственности», моя страсть к организации, ясной структуре, а также постоянное ожидание неких ярких процессов, которые бедняжки не могли инициировать, измочалили их в то время донельзя. Словно гаммельнскому крысолову, им удалось, совершив своего рода подвиг, увести детей и родителей из-под гнета моих границ — в другие. Полагаю, что у девчонок за эти годы многое изменилось — так же, как и у меня. Слышала, свободолюбцы даже вернулись к классно-урочной системе. Возможно, сегодня, на базе приобретенного опыта, наши взгляды в достаточной степени сблизились.

В то время от меня требовали концепции, я пыжилась и старалась, выписывая ее, но труд мой не был принят. Это объяснимо: слишком явно там звучали укоры. Концепция с акцентом — сплошной невроз, на ней школу не построишь. Привожу здесь сей крикливый документ.

«Школа ИРИС — организация, в которой взрослые обеспечивают детям возможность интересно и комфортно учиться.

Каждое слово здесь значимо. Во-первых, «организация». «Напиток — это жидкость в стакане, иначе эта жидкость — просто лужа» (психолог А. Арчагов). Дальше — взрослые, альфа-фигуры, ответ на все нужды и так далее. Потом — «учиться». «Комфортно» и «интересно» — это содержание и наполнение. Даже множественное число в слове «детям» знаково: показывает важность коллектива. В терминах мессии Дональда Шимоды из романа Ричарда Баха — обеспечение жизни двумя главными составляющими: обучением и развлечением. Зачастую — в одном флаконе.

Наша цель: «заразить» детей своим интересом к разнообразным развивающим и обучающим процессам (можно сказать, поддерживать интерес к жизни), организуя увлекательные мастерские, наполненные содержанием, проводимые в комфортном темпе и формате, с оправданной сменой видов деятельности (можно сказать, показывая многогранность жизни).

Наши роли в разные моменты: фасилитатор, проводник, аниматор, родитель, эксперт, друг.

Наши навыки:

1. Эмпатия

2. Слушание

3. Подача

4. Селективное внимание

5. Поддержка

6. Самораскрытие

7. Мобилизация

8. Влияние (интервенция, но не в военном смысле, а понимаемая как способность воздействовать)

9. Принятие

10. Рефлексия

11. Наблюдение

12. Включенность

13. Толерантность

14. Осознавание

15. Внимательное поведение

Наш подход: гуманистический («Я здесь для тебя»).

Наши техники: как гуманистические (активное слушание, я-сообщения), так и когнитивные, телесно-ориентированные, парадоксальные, нарративные — любые, но при условии, что они применяются всё с той же позиции гуманизма.

Я тогда «училась на психолога» и бряцала терминами почем зря, пытаясь придать себе вес, как мамочка в глазах своих непокорных подростков. Открыв свою школу, девочки выработали собственную концепцию, которую я в кулуарах разбила в пух и прах, написав замечания об отсутствии плодородной среды в вакууме, рисках игнорирования ФГОСов, полного отказа от схоластики и абсолютного неприятия запретов, о муссировании темы «свободы» и проч. Перечитываю их текст сегодня — внутренне со многим соглашаюсь. Не зря некоторые родители, переходящие несколько раз от меня к ним и обратно, намекали мне перед окончательным разрывом на нашу нынешнюю идентичность. А в то время мне было не до выяснения концепций: отогрев отплакавшую потерю друзей и учителей дочку, прожив эти потери сама, я подняла школу заново и продолжила работать. Через полгода ко мне вернулись некоторые дети, через полтора — ушли разными дорогами, которые порой продолжают пересекаться с моей. Надо сказать, что эти пересечения полезны для обеих сторон!

Обретение хребта и тренировка пластичности

Становлением так называемой «авторской позиции» я обязана двум влияющим величинам: поддерживающей и критикующей. Последняя для меня до недавнего времени была страшно травматогенной и вследствие этого практически не давала ресурса. Однако в определенный момент поддерживающей составляющей стало ощутимо больше. Сначала — внешней, а потом и внутренней. Ведь одного признания извне порой недостаточно: таким самоедам, как я, нужна смелость поместить его внутрь, поверив в свои силы и возможности. Поддержка помогла мне отделить свое от чужого, нужное от неуместного, ценное от шелухи. Тогда же, год назад, я сгенерировала некий рефлексивный «срез на сегодня», который привожу здесь.

«Учитель XXI века не учит, а поддерживает, помогает, направляет, но он всё равно старший и может позволить себе быть другом ребенка, а не конвоиром или проповедником».

(коллега в беседе)

«Фасилитатор — учитель, работающий в парадигме личностно ориентированной педагогики и руководствующийся следующими установками в работе с детьми: открытость собственным мыслям, чувствам, переживаниям; поощрение, доверие как выражение внутренней личностной уверенности учителя в возможностях и способностях учащихся; „эмпатическое понимание“ (видение поведения учащегося, его реакций, действий, навыков). Понятие введено К. Роджерсом».

(из интернет-словарей)

Вот вспомнилось…

Мы с коллегой много лет занимались садиком.

А потом я с ее помощью открыла школьный клуб.

И получилась у нас… школа-сад.

Это необычный формат, но он полностью соответствует запросу детей, приходящих в ИРИС: они хотят играть (включая шестиклашек!), общаться, пить, есть и спать, то есть удовлетворять свои базовые потребности, к коим с пятого класса относится начало протоэротических увлечений. Почему так получается? — то есть почему они приходят в ИРИС «догоняться», «компенсироваться», а не осваивать науки и искусства — вопрос сложный. Можно, конечно, рубить с плеча: мол, дети «недоиграны», «недотроганы», «недослышаны»… недолюблены. Такой вариант вызывает сопротивление всего моего организма. Видимо, потому, что прежде чем принять, смириться, мы обычно сильно злимся. Это естественный процесс знакомства с реальностью. В период этой самой «предварительной злости» и сопротивления я говорю себе, что наши дети не просто «не сироты» — они растут в действительно заботливых семьях с по-настоящему заботливыми, можно сказать, детоцентрированными родителями… Взять хотя бы моих детей. Разве я не всё делаю для того, чтобы они могли и хотели осваивать обычную, не какую-нибудь там лицейскую, а минимальную школьную программу? Ведь другие могут! А мои, такие умные, способные, талантливые, при любом удобном случае уползают повозиться на ковре с друзьями… В этом месте пробую отделить свою заботу от гиперопеки, любовь — от требовательности, участие — от тревоги и… что остается? Вижу ли я вообще своего ребенка в важных для него процессах? Вот мне почему-то кажется, что ничего хорошего он не делает — а может, я не туда смотрю?.. Эта глубокая психологическая детско-родительская — и вообще системно-семейная — тема еще впереди. А про школу-детский сад могу сказать так.

В нашем садике «Монтесолнышки» учат каждого индивидуально, «по-Монтессори»: скорее не «учат», а помогают учиться самому. А развлекают всех вместе. И всё идет как надо: дети играют, развиваются, познают, исследуют, движутся вперед, каждый — по собственному уникальному маршруту.

А в школе вдруг «обнаруживается» программа. Индивидуальный темп и потребности перестают вести и питать желание и интерес ребенка, потому что мы, учителя и родители, тормозим продвижение по естественному пути своими требованиями, тре-вогами, тре-волнениями.

Получается, что создав замечательную школу-сад, мы запаковываем ее в плотную драпировку своей тревоги. А сколько отрезов, любезно предоставленных родителями своих учеников, мы использовали для упрочения этой бронированной тюремной робы!

Итак, срез на сегодня.

Дети обожают школу. Приходят в нее с удовольствием, многие не любят выходные, скучают, мечтают вернуться в ИРИС. В то же время детей раздражают взрослые, учителя и родители, нудящие о необходимости и обязанности учиться, предрекающие ужасы в стиле «помрешь под забором», «станешь дворником» и «останешься дурачком». Интересно то, что мы и правда верим, что наш ребенок — «дурачок»! Это удивительно: тот, кто пишет короткие рассказы и забавно рифмует, достойно острит в компании, рукодельничает, размышляет о причинах и связях явлений, побеждает сонмы орков в онлайн-игре, успевая общаться с виртуальными приятелями или противниками из разных стран на английском языке, много ругается и даже дерется, а потом мирится и играет с недавним обидчиком, ежечасно прорабатывая через конфликт важные социальные задачи — «дурачок», потому что именно сейчас, когда «надо», не хочет тратить львиную долю своей жизни на табличное умножение, деление с остатком и познание многообразия окружающего мира через невнятные картинки и поучительные тексты в учебнике. Дурачок и неумеха: рассказы пишет корявым почерком, неаккуратно, с ошибками… Стыдно, страшно, досадно — весь джентльменский (и дамский) набор чувств обуревает нас каждый раз, когда мы пихаем ребенка в «удивительный мир учения», подталкивая каждый день, не спрашивая, чему ему самому хочется учиться. Ну, а в школе «подпихнутого» дитятю подхватывают такие же требовательные, не допускающие вариативности учителя с заготовленными прописями и выстраданными (супер-мега-интересными!) поурочными планами.

В этой «страховой тюрьме», где каждый взрослый — одновременно конвоир и контролер, дети приобретают навыки изворачиваться, лгать другим или соответствовать требованиям взрослых, угадывая их чувства и предавая себя. Маленькая ласковая тюрьма с лояльными правилами и гуманными — насколько может оставаться гуманным человек именно в этой роли — конвоирами-контролерами ничуть не благотворнее большой, массовой, «сетевой» тюрьмы. Возможно, ребенку здесь даже сложнее: в большой может казаться безопаснее вследствие того, что есть некая данность, обусловленность, всеобщая договоренность, аксиоматичность. Жизнь под девизом «по-другому нельзя никак», безо всяких запасных аэродромов. Путь, хоть где-то в глубине и вызывает смутные вопросы, проторен, ясен, однозначен: тюремный режим свят, тюремные правила приняты всеми, включая кукловодов-судей — нас, родителей.

И вот мы отказались от такой тоталитарной ясности. Это революционное решение, зачастую недодуманное, недопринятое и посему влекущее за собой усиление собственного конвоя и контроля. Мы увели детей в некое как будто послабление. В другую тюрьму: маленькую, обуюченную и необычную, но — тюрьму. Про садик даже не думали — с чего бы! Мы уверены, что дети из садика выросли, нам так сказали нейрофизиологи, психологи и другие ученые люди: вид деятельности меняется, мотивация просыпается, и проч., и проч., и проч. Да мы и сами видим, насколько ребенку интересно познавать, узнавать, спрашивать, исследовать. До поступления в тюрьму — видим. Потом — перестаем замечать, а ребенок перестает успевать всем этим интересоваться в завале прописей и примеров. Спохватываемся. Забираем в послабление. Бывает, вообще избегаем тюрьмы и с самого начала даем это самое послабление. И вот мы сталкиваемся с тем, что «заключенные» в этих диффузных рамках пускаются во все тяжкие! Что происходит дальше?

Родитель в сердцах заявляет ребенку: «Не ценишь — вернем!» А в случае, если тот ни дня не посещал массовую школу: «Не видел ты настоящей дисциплины, готовься!» Так же, в сердцах, он заявляет учителям: «Да что вы за конвоиры такие, что за контролеры несостоятельные!»

Один учитель, совершенно точно осознавая в этот момент, что сделал всё возможное, чтобы «подвести коня к водопою» — поилки в тюрьме установлены в каждой камере! — может начать сомневаться в качестве воды, то есть в собственной профессиональной компетенции. Другой — тихо ненавидеть родителя, который «довел» ребенка до такого состояния сопротивления естественной потребности пить. Третий грустно улыбнется и… пригласит всех почаевничать, а потом выйти и подышать свежим воздухом.

…Вот и беспомощность, и злость пережиты и приняты, стайка взрослых обходит периметр. В какой-то момент они замечают, что забор как-то истлел, покосился, а кое-где даже обвалился. Оглядываясь в страхе, что заключенные сбегут, они вдруг понимают, что те давно уже знают об эфемерности забора, почему-то все-таки предпочитая оставаться внутри, изобретая и оттачивая всё новые способы обходить тюремные правила. Родители пугаются, видя состояние забора, предлагают помощь в починке, вот уже тащат кто молоток, кто гвозди, кто новые доски… И тут учителя, переглядываясь, задают себе вопрос: а уместен ли здесь забор? Ведь они не были ни инициаторами его постройки, ни архитекторами, ни строителями. И роль конвоиров и контролеров так сильно натирает в нежных местах…

Следующий после проживания страха шаг прост: договориться со всеми сторонами и… снести забор. Сорвать с себя нашивки конвоиров, кинуть их на груду развалин вместе с судейскими мантиями — не пожалеть! — и устроить огромный прекрасный костер с плясками.

Ведь мы создали сад, а не тюрьму.

Я помню.

Чуда не произошло: своими метафорами и семинарами я не смогла преодолеть родительских заблуждений. Но, по крайней мере, мы все здорово «раскачались» для того, чтобы принять каждый свою ответственность за себя и собственного ребенка… даже попытавшись отдать ее дальше по этапу! Открытие и трансляция собственной философии не ведет к тому, что идущие рядом примут ее беспрекословно. Поэтому ничего неожиданного не произошло. Но было грустно…

Есть!

Ну, хорошо. Мы снесли забор. Те, кто не выдержал непривычного ландшафта, нашли другой или ушли в поля: зачем им остатки тюрьмы? С остальными мы двинулись возделывать наш сад на новой плодородной почве.

Всю весну, лето и часть осени я с помощью коллег и «педагогических друзей» разрабатывала описание того, что мы делаем. Теперь это не было отвлеченной концепцией: к тому времени у нас всё уже работало. Те из нас, кто не участвовал в обсуждении, принимали рождавшиеся формулировки как приемлемые для себя, а кто-то писал сам. Так была создана та самая спокойная, уверенная база, на которой сейчас растет наш цветочек, привлекая тех, кто ищет именно его.

ИРИС — не школа.

ИРИС — ЭТО ВУЗ!

Играть, Развивать, Интересоваться, Сотрудничать Экологично, Терапевтично, Осознанно… Вместе Учиться — Здорово!

(«Здорово» — это еще и про здоровье. Не просто «здоровьесберегающие», а еще и «оздоравливающие» технологии).

Миссия ИРИСа — «УЧИМСЯ ВМЕСТЕ»

Как?

Дети учатся вместе со взрослыми в процессе беседы, моделирования (плоскостного и объемного, а также ситуаций, сцен и историй в виде творческих постановок), конструирования, рисования, дискуссии, игры, прогулки, «мозгового штурма», экспериментирования. Цепочка познания: воображение как врожденный инструмент — исследование как метод — искусство как продукт сознания. Учимся творчески.

Чему?

Дети и взрослые находятся в процессе познания мира в его многочисленных проявлениях: биологических, психологических, географических, математических, языковых и т. д. Мы знакомимся с явлениями жизни через разные виды наук и искусств, в то же время генерируя собственные идеи. Учимся творчеству.

Тактики, стратегии, организация

• В отличие от традиционных школ мы более свободны в своей деятельности, инициируем творческие процессы, которые приводят к осознанному выбору ребенка учиться тому, что его действительно увлекает. А ведь именно такой выбор приводит к успешной реализации любых поставленных человеком целей. Идя по естественной траектории, мы в то же время ориентируемся на федеральные требования, приобретаем навыки работы с тестами, создаем условия для успешного прохождения аттестаций по заявленным государственными структурами стандартам.

• Отойдя от школьной рутины и избавившись от необходимости тратить время на планы и отчеты, мы получили возможность фиксировать результаты работы с детьми на каждом этапе с помощью живой беседы друг с другом и с родителями, исследовательских дневников, листов наблюдений, писем, конспектов собраний, форумов на страничках ИРИСа в соцсетях.

• У нас безотметочная система, баллы дети получают раз в полгода за аттестации в школе, к которой относятся в качестве заочников. Более тесный формат, обучение и общение то в маленьких группах, то в совмещенных — в зависимости от видов деятельности. Дома заниматься мы предлагаем не ежедневно, в индивидуальном ключе, задания посильные, необходимые для продуктивной работы с материалом.

• Дети получают навыки самообразования, самомотивации, самопрезентации, самоосознавания, которые становятся основой дальнейшего становления личности. Мы стараемся поддерживать природный интерес к учению с помощью организации занятий.

• Для успешного образования очень важна вера в ребенка. Мы стараемся поддерживать его уверенность в себе: учение не будет тяжелым, если ребенок будет учиться без страха. Доверительная атмосфера позволяет детям свободно, без опасений общаться и учиться.

• Мы вместе заботимся о проявлениях человечности, гуманного, созидательного отношения к миру и друг другу, взаимопомощи, взаимовыручки, уделяя большое внимание эмоциональному аспекту и этической составляющей образования.

• Режим дня у нас комфортный (учимся с 10:30), по договоренности с учеником и родителями при условии «подпитки» работой дома — свободное посещение, есть возможность оставлять ребенка на полный день или приводить несколько раз в неделю.

• В школе работают люди, способные наблюдать за детьми в разных их проявлениях и выстраивать свою образовательную стратегию с учетом обработки своих наблюдений. Взрослые, обладающие высоким уровнем эмпатии и рефлексии, живущие счастливой полной жизнью, богатой впечатлениями, «работают собой», делясь ценностями с детьми. В расписании вместо названия предметов — имена педагогов, каждый из которых выбирает форму и наполнение своего занятия, ориентируясь на детские потребности, а варианты предметной деятельности с этим педагогом обозначаются в примечаниях ниже. Лингвисты, литераторы, филологи, аналитики, историки, психологи, музыканты включают друг друга и детей в поле своих занятий и увлечений.

Взаимный интерес старших и младших, взрослых и детей

Мы придерживаемся концепции разновозрастного сообщества, подразумевающей взаимодействие детей и взрослых разных возрастов и статусов: учителей, студентов, старшеклассников, родителей, малышей. И дети, и взрослые учатся в формате совместных дискуссионных, языковых, терапевтических групп. Приветствуется участие родителей в обучении детей.

Мы комплексно подходим к проблемам в обучении с пониманием того, что чисто учебных проблем не бывает: в ситуациях, требующих повышенного внимания, ведется терапевтическая работа с родителями, коллегами, детьми. Учебные задачи решаются на базе психологической поддержки в той мере, в какой родители, как наиболее влияющие на ребенка люди, идут на сотрудничество.

Мы поддерживаем личностно-ориентированное обучение, подразумевающее как индивидуальные задания, так и свободу выбора заданий и объектов исследований. Также мы учитываем особенности восприятия, время концентрации внимания и другие важные характеристики детей. У нас принято относиться к ученику не как к объекту обучения, а как к субъекту познания, творческой деятельности. Мы применяем методы, способствующие личностному контакту: диалог, рефлексия, дискуссия.

Нам близки пять принципов диалогического подхода:

— Восприятие целостного. Человек — это не только несколько его «симптомов»: «ученик», «хулиган», «лентяй», «друг», «м», «ж» и т. д. Так же и с образованием, которое заключается не только в «чтении», «грамоте», «счете», «тестах». Важно учиться дополнять картинку до целого.

— Присутствие. Для здорового контакта нужна «включенность» в собеседника и ситуацию.

— Присоединение. Всё, что относится к разным видам эмпатии, помогает понять и почувствовать людей и пространство.

— Прослеживание. Наблюдение и анализ феноменологии ребенка — от позы до тона речи — для более качественных личных и учебных взаимоотношений.

— Принятие. Очень истрепанное, но необходимое и даже ключевое понятие во всей истории обучения, учения, жизни внутри законов природы и общества. Это относится и к ребенку, и друг к другу, и мироустройству в общем. Кто-то называет это «приятием», кто-то — «смирением», кто-то — «осознанностью», кто-то — «безусловной любовью», «так-есть», «безоценочностью». Только приняв (другое, неизученное, человека, явление, а в первую очередь — себя) как есть, мы можем сначала понять, и только потом — при желании и возможности — влиять.

А вот что услышал из моих рассказов на экскурсии по школе несравненный А. М. Лобок. Таких красивых слов я не сказала ни разу, правда! Мне вообще в тот день хотелось жаловаться и ныть, что я и пыталась делать… А он вот так услышал мою болтовню:

ИРИС — это школа педагогической интуиции.

ИРИС — школа пересечений разных педагогических дорог.

ИРИС — школа-оркестр.

ИРИС — школа включенного тьюторства.

ИРИС — школа, в которой педагог ценен тем, что он не равен самому себе, а постоянно «куда-то» изменяется.

ИРИС — школа, направленная на формирование у детей образовательной ответственности и взрослости.

ИРИС — школа, в которой и дети, и взрослые постоянно изобретают и трансформируют само образовательное пространство.

ИРИС — школа психологической защищенности.

ИРИС — школа, в которой формируется способность строить и удерживать психологические границы.

ИРИС — школа способности слышать и понимать другого.

Ну, как тут не расцветать?! Похоже, без вариантов!

Отношенческое

Сколько лет школе ИРИС, столько и школ. Или немножко больше. Отношения — мой жизненный приоритет, отраженный в формуле «мы здесь не одни, и это неспроста». Наверное, он в большой степени определяет направленность нашего сообщества.

Коллеги

2012/2013 год. Первые тестовые полгодика с семью детьми работали в общей сложности семь человек. Была одна «основная» учительница, а другие шестеро приходили на отдельные занятия: математический кружок, игра в «Денежный поток», рукоделие, психологические тренинги и прочие радости. Я выступала в роли руководителя, координатора, генератора и воплотителя некоторых идей. Со всеми девчонками и «дружищем Бобом» («вершителем» Робертом Туйкиным) мы отлично общались. Расстались доброжелательно и с благодарностью.

2013/2014 год. На следующий год в школе тоже работали семь человек, но уже других. Теперь было двое «основных», пятеро «приходящих»: две или даже три математики, биология, география, продленка. Я уже упоминала об опыте этого года как о крайне сложном в плане взаимодействия.

2014/2015 год. Двое «основных» ушли, и очередной год стал рекордным по количеству взрослых: десять человек! Ресурс, который остался после ухода предыдущих девчонок, — упор на предметность, разделение работы педагогов по областям с самого начала обучения, а не с пятого класса, как это бывает в школе, — прижился, и в ИРИС приходили учителя английского, математики, русского языка, естествознания, руководитель литературного клуба, историк, биолог, психолог, куратор «началки» и продленки, а я вела музыкальные занятия. Двое ребят оставались в школе большее количество времени, занимаясь и уроками, и воспитанием-выгулом-выпасыванием. Год был разноцветным, как и вся эта компания, и люди иногда менялись: к примеру, в середине года из ИРИСа ушла девушка, преподававшая окружающий мир, и появился человек, имеющий большой личный и преподавательский опыт в семейном образовании. Сейчас это одна из пяти основных фигур в ИРИСе. Тогда же пришли еще трое наших «сегодняшних» коллег.

2015/2016 год. В прошлом году нас было восемь, тоже без приоритетов, каждый отвечал за свою область: английский язык, естествознание, русский для малышей и для среднешкольников, математика, литература, куратор «началки». Я вела коллективные и групповые музыкальные занятия, а также, увлекшись летом темой, преподавала курс мифологии. Мне нравилось работать с большим количеством людей, хотя это требовало сложной координации в том, что касалось графиков, расписаний, дислокации: у нас было три изолированных комнаты и одна проходная, которую мы отделяли от кухонного уголка занавеской, однако работать в ней всё равно было крайне неудобно.

2016/2017 год. Наконец произошла прямо-таки кристаллизация: в моем лексиконе появилось слово «коллегиальность», и пятеро нас — друзей, соратников, коллег и сотрудников — создали совершенно новый, интересный во всех отношениях формат школы на новом месте. Временно отпала необходимость организовывать широкомасштабные мероприятия в отношении средней школы, и какие-то вещи притормозились. К примеру, мне очень понравился короткий опыт совместной детско-взрослой группы изучения испанского языка, в этом году мне такого формата не хватало. Также отодвинулись мифы, коллективные музыкальные занятия. Мы ни разу не воспользовались звукозаписывающей аппаратурой. Однако этот год был богат на такое количество новых насыщенных процессов, что всё это не воспринималось как обеднение, как-то даже не вспоминалось на протяжении многих месяцев.

Расскажу о вкладе каждого из нас.

Лариса — мое неожиданное открытие. Многие годы она была для меня только приятной и какой-то спокойно-деликатной «мамой дошкольницы» из «Монтесолнышек». В какой-то момент неожиданно проявилась как креативная активная личность: взяла и предложила нам с подругой-соучредителем интересный творческий проект, развернувшийся в новое течение! С тех пор каждый год в саду — тематический; прошлый с подачи Ларисы был посвящен погружению в профессии, «Город Мастеров», этот — путешествиям по разным странам. Я время от времени видела, что она читает мои посты, интересуется «нешкольным» форматом образования. И однажды, придя в гости в ИРИС поговорить о дочке, будущей первокласснице, Лариса осторожно поинтересовалась, всё ли у нас в порядке с математикой. Так я узнала, что она профессионал в этой области. В тот момент я как раз думала начать поиски учителя, и всё получилось чудесно.

Сначала Лариса совмещала две работы, приходя к нам пару раз в неделю на несколько часов, теперь она ушла из офиса, привела к нам дочку и находится в ИРИСе большую часть недели. Преподает математику; ассистирует на словесности, читает с детьми, ставит спектакли; проводит разнообразные студии — от геометрии до оригами-моделирования и программирования; организует ежемесячные выезды, следит за хозяйством; ездит на фестивали, педагогические семинары, участвует в вебинарах — как только ее на всё хватает!.. Ее дочь Светочка хоть и первоклашка, но на индивидуальных занятиях математикой помогает подругам-второклашкам: в ее интересах, чтобы они быстрее освободились и пошли с ней играть. Девочки добродушно ворчат: конечно, Света умная, у нее же мама — учитель математики! Моя третьеклассница Маруся активно дружит с ней «в реале» и виртуально.

Ну вот, начала о взрослых — опять перешла к детям… Вечно они «перебивают»…

Лариса — сокровище в нашем деле. Я шучу, что она очень удачно «пересидела в офисе» (до ИРИСа работала аналитиком в серьезной компании), и теперь ее нереализованная энергия двигает горы!

Костя, молодой спортсмен, увлекающийся скоростным спуском на велосипеде и лыжах, лингвист, педагог…

(«…и просто красавец!» — меня часто посещает мысль о том, что один из ресурсов ИРИСа — визуальная эстетика людей, его создающих! Ну, без ложной скромности… по секрету…)

…и музыкант, занимается с ребятами английским, а со старшими — и французским языком, проводит спортивные студии, прогулки, в прошлом году увлек ребят велопоходами, памп-треками, соревнованиями — думаю, нас еще ждет повторение этого веселья! — и организует разговорные клубы. Еще одна его ценность в том, что он очень рано встает! Это так важно для нас, ленивых «сов»: каждое утро Костя встречает детей в ИРИСе, а когда он уезжает на свои двухнедельные соревнования, мы очень страдаем, спихивая друг на друга ответственность просыпаться раньше. На кругах мы иногда поем с детьми, и Костя подыгрывает на гитаре. Мечтаю услышать, как он играет на кларнете и саксофоне… Эх, где бы взять инструменты?

За эти годы мальчик незаметно вырос. Когда-то он явно ощущал себя больше в позиции исполнителя, неопытного вчерашнего студента, не претендующего на участие в «законодательных» обсуждениях: практически не высказывался на педсоветах, при первой возможности убегая на встречу с друзьями или на тренировку. А на педагогических семинарах, на которые мы его иной раз затаскивали, возмутительным образом «сидел» в телефоне или заслонялся он публики ноутбуком, в котором явно не конспектировал лекцию! Как хорошо, что когда-то я оставила мамские попытки «воспитать из него профессионала», позволив идти своим путем в своем темпе! Слыша теперь его педагогические афоризмы и наблюдая, как легко и ловко он взаимодействует с ребятней любого возраста, я испытываю огромное удовольствие. Дети бегут к нему на занятие, порой чирикают на английском без всяких излюбленных мною песенок. Он говорит, что терпеть не может разных «трех свинок» и сценки, предпочитает «давать детям базу». Наблюдая за тем, с какой театральностью, интонационной и двигательной выразительностью он эту базу «дает», я внутренне аплодирую.

Егор по образованию педагог, историк. По «стажу» — «адепт» семейного образования, папа четырех детей, учитель «семейников». В свое время ему посчастливилось преподавать не только историю и обществознание, но и биологию, физику, математику, литературу, как и многим, выбравшим эту сферу. Он включает детей и взрослых в поле своего просветительства, отвечает за День естествознания, заботится о текущих процессах, мудро «разруливая» детские конфликты, ползает с детьми по карте, крутит глобус, плавит металлы, строит конструкции и клеит машины из костяшек домино, режет картон, моделируя различные орудия… Мальчишки постоянно его дергают, тянут в свои занятия, идеи и проекты. Еще он задает сложные, интересные вопросы и загадывает всякие «ботанические» загадки, и в конце года оказалось, что многие дети могут отличить дерево по стволу, что мне, к примеру, недоступно. Во время дачного «антилагеря» прошлым летом мой младшенький просыпался с вопросом: «А Егор здесь?» — и страшно огорчался, если я отрицательно качала головой. «Как же я узнаю, что это за гриб (цветочек, листочек, ящерка)?..» Дети походя разглагольствуют на серьезные темы, употребляя какие-нибудь «взрослые» понятия, спрашиваю: «Откуда ты знаешь?» — «Егор сказал».

Оля… как она сама выражается, «пришла пересидеть — и осталась». До этого она работала воспитателем, по образованию — психолог, по статусу — многодетная мама. Пришла не только «пересидеть», а еще и за развитием! Получила такое, какого не ожидала. И на протяжении этих лет меняла свои взгляды и оттачивала мировоззрение. Думаю, это была нелегкая работа! Параллельно Оля работает ассистентом одного доверенного доктора и в следующем году решила отдохнуть от ИРИСа, пообещав иногда приходить и проводить свои неподражаемые студии рукоделия, домоводства, мыловарения, гадания на воске — чего только она не придумывает для детей! Оля тоже всё это время посещала семинары, фестивали, читала книжки, дискутировала на педсоветах и всячески искала пути, методы, способы обучения детей. Именно она принесла в ИРИС метафорические «сказочные» карты, которые дети выпрашивают в каждый свободный момент, хотя бы на пять минуточек, отстаивая право распоряжаться игрой, назначать правила, в конце концов, просто быть ответственным за колоду. И именно она учредила практику работы перьями и чернилами, которая так нравится детям: даже тех, кто писать совсем не любит, привлекает этот процесс.

Оля считает, что она — «просто так»: недооценивает себя, и мне каждый раз досадно видеть, как она отмахивается от фактов, говорящих о ее «крутости». Мы общаемся и в школьном формате, и вне него, обсуждая детей, собак, хозяйство, музицируя — ей очень хочется научиться играть на пианино и гитаре, и я ей в этом немного помогаю. В рабочих отношениях я часто злюсь на нее…

(вообще-то — на каждого по разным причинам: порой я выступаю как тревожная и раздражительная, требовательная и сварливая, в общем, крайне неприятная особа!)

…оттого, что она кажется мне «закрытой»: всё готовит, осуществляет идеи сама, редко делится, делегирует, обсуждает.

Я была бы рада получить от судьбы возможность еще когда-нибудь встретиться и поработать в нашей «пятерке». Это было… плотно! Грядет передышка разреженностью, а потом, возможно… Ну, даже если «больше уже никогда», как поется в финале «Обыкновенного чуда», — опыт этот останется с нами! И думаю, мы не раз встретимся «за рюмкой чая».

Каждый из этих людей в прошедшем учебном году дебютировал на сцене, и, надо сказать, с большим успехом. Это было вкусно, естественно, весело и по-настоящему!

В школе, кроме нас, есть еще взрослые. Немало значимых замечательных людей, в поле которых находятся наши дети — и мы. К примеру, с нами работает Катя, филолог, воспитатель в наших «Монтесолнышках». Она который год совмещает работу с дошколятами и «ирисятами»: преподавала русский язык, литературу, а в этом году, когда некий узурпатор взял эти функции на себя, приезжала «нянчить» наших ребят на продленку. Было бы неправильно лишить их возможности с ней общаться, ведь с раннего детства прикипели к ней: доброй, честной, умной, открытой и полностью отдающей себя общению с детьми и уходу за ними. Пример Кати — показатель выстраивания педагогической деятельности на контакте. По-моему, для ребят никогда не был на первом месте контент ее преподавания: они с удовольствием посещали любые ее занятия. В ее случае «традиционный русский» можно было не заменять «русским по Соболевой», со всем уважением к методике Ольги Леонидовны: Катя успешно «работала собой» благодаря своей заинтересованности и увлеченности.

Творческая студия ArtGayka — это сотрудничество с волшебной Галей-архитектором. В ее «зеленой комнате» утром мы «творим» абы что, а по вечерам дети творят под ее руководством целые миры. Молчу о бережном и терпеливом подходе к детям, искристых идеях, душевности, теплоте и талантах… Молчу же, молчу! — иначе увлекусь надолго. Скажу только, что такого ласкового голоса, как у Гали, я не слышала никогда. Мой аудиальный канал всякий раз при общении с ней наполняется воздухом и светом. Даже если «ирисенок» не посещает студию Гали, он находится в поле ее волшебства и тончайшей эстетики.

Находка этого года — Оксана, рачительная хозяйка на нашей кухне, кормилица, усмиритель и утешитель. С голодными детьми, как говорит наш богатый опыт, работать практически невозможно! В тот день, когда ощущение кризиса накрыло меня с головой — наступал финансовый голод, мне нечем было платить следующую зарплату, — я думала: если коллеги откажутся сотрудничать, я смогу вытянуть этот год одна, главное — чтобы была Оксана! Смешные мысли… Но они меня в самом деле посещали. (Надо же, весь абзац получился про голод — как в прямом, так и в переносном смысле. Питаться — важно!)

В ИРИСе царит атмосфера творчества: сотрудничество с Сашей-художником, Юлей-керамистом, Дашей-мультипликатором, Леной-вокалисткой, Леной-йогиней, Олей-рукодельницей, Таней-игротехником (по воскресеньям у нас проходят игры по Егору Бахотскому) очень ценно для меня. На каникулах у нас проходит День творчества: ребята проводят мастер-классы нон-стоп. Юля, к примеру, много всего умеет, она увлекает детей не только керамикой, но и разными другими творческими активностями: они делают свечки, рисуют на воде… Этот «школьный» день как-то утешает детей, которым каникулы временно обрывают связь с ИРИСом.

Забавно, что в конце года Катину надпись на доске «Ура, каникулы!» они трансформировали в «мура…», добавив несколько «фу» и грустных смайликов. Как и в прошлом году, никак не могли выдавить из себя «заказные» улыбки на фоне тортика с таким же названием… Но я отвлеклась.

Как мы общаемся? Как уже было сказано, плотно! Болтаем на педсоветах и дружеских посиделках (иногда не зная, чем отличается одно от другого), страшно ругаемся, рефлексируя и споря о частностях, принципах, ситуациях, размышляем в общем чате несколько раз в неделю… Если один из нас по каким-то причинам давно не заходил в WhatsApp, его может испугать уведомление о 320 непрочитанных сообщениях. Ушли в прошлое созывы на встречи и долгие логистические прикидки о том, где и когда можно собрать многочисленных участников проекта. Одного из нас «тянет поговорить» — и вот уже сама собой накрыта пятничная «поляна» на маленькой кухне, в которую время от времени забегают перехватить чего-нибудь вкусненького обожающие оставаться «на педсовет» дети. Катающиеся по столу и полу ручки, закапанные чаем и обкрошенные печеньем листы с набросками, постепенно вырисовывающиеся картины планов и перспектив — это времяпрепровождение столь привлекательно для таких сумасшедших, как мы, что каждый раз кто-то из нас ахает, взглянув на часы. В этом году нам было нелегко выстраивать ровные отношения: формат нового учебного взаимодействия, при котором в течение недели менялись роли «главного педагога» и ассистента, заставлял хорошо прорабатывать коммуникативные навыки. Часто возникала тема границ и корректности взаимоотношений как неизбежное следствие плотного контакта очень разных людей, которые и друзья, и коллеги, и во многом — законодатели. Мне было сложно разделять роли друга, родителя, руководителя, гендиректора, коллеги, психолога, администратора… Этому я училась в конце года с бизнес-консультантом, надеюсь продолжить сессии в сентябре.

В любом случае, работа в нашей «основательной» пятерке в этом году стала моим приобретением, сокровищем и ресурсом. Одна из нас уходит — надеюсь, не навсегда: по опыту, в ИРИС часто возвращаются.

Дети

Основная беда проектов-«трамваев» — непостоянство «пассажиров». Бывало, что начинали мы с одними детьми, а в январе обнаруживали себя совсем в другом составе: кто-то вышел, кто-то заскочил на ходу. Меняются дети, меняется их количество. Мы тренируем способность перестраиваться не только под ситуацию, состояние здоровья, настроение, погоду, но и под изменчивый состав участников.

2012/2013 год. Начинали мы с несколькими второклашками и затесавшимся к ним, но вскоре «отвалившимся» третьеклассником: учитель не мог работать с разными возрастами. Приходили еще люди «на пробу», так как никто особо не понимал, что им предстоит. Приходили отдыхать от школы, присоединялись на каникулах, искали инклюзии… С последним у меня сложности: по опыту, ребята, требующие к себе непрерывного внимания, нуждаются в профессиональном тьюторе.

Взаимодействовали мы с ребятами комфортно, небольшое количество и одновозрастной формат упрощали дело, время от времени я приглашала Роберта Туйкина «вершить» тренинг, и процессы проходили без каких-либо дисциплинарных усилий. В то время я больше времени посвящала садику, и общение с «ирисятами» у меня было не очень плотное. Дети попали из большого класса в класс маленький, к доброй, творческой, традиционной учительнице, и все изменения принимали на ура.

2013/2014 год. Количественный прорыв: от четырнадцати до двадцати детей, от подготовишек до третьего класса. Постоянных детей было меньше, человек десять, но из-за приходящих на пару раз в неделю малышей создавалось ощущение переполненности.

Думаю, предложение коллеги в следующем году пригласить отдельного куратора для маленьких надо во что бы то ни стало попытаться осуществить, иначе нас ждет такой же бедлам.

В том году я иногда проводила круги, помогала детям учиться в качестве ассистента основных педагогов, что было непросто: девочки не признавали «принудительных отношений», и «помощь» превращалась в пытку. Дети разлетались, разбегались, ныли и протестовали против каких бы то ни было попыток развернуть их в сторону математики или письма. Мне часто намекали на то, что дети общаются со мной как с человеком, которому хотят угодить. То есть опасаются и лукавят. До сих пор не принимаю этого укора, ведь такого рода мотивация к обучению тоже уместна на каком-то этапе учения: замороченное школой и не успевшее «расшколиться» дитя работает «ради мамы» или «ради учительницы». В сегодняшнем ИРИСе я тоже часто замечаю отношение к себе как к «директору школы»: шухер, Лена услышит! Иногда грустно, но понятно: есть границы, в которые ребенок пускать меня не готов, и он имеет право их сохранять. Я тоже не особо жажду слышать всякие «плохие слова», которые они порой обхихикивают в своих многочисленных укрытиях, так что меня всё устраивает.

Оказывается, не только дошколятам надо «ныкаться»: понавешенных мною занавесов, отгораживающих маленькие интимные пространства для уединения, недостаточно, и дети строят еще. Что ж я такое с ними делаю, мегера авторитарная? Прячутся и прячутся! И обнимаются со мной не всегда. И глаза загораются при виде меня не перманентно, а раз в день… Этого так мало! Ах, как хочется признания! Чтобы тебя облизывали, как ты их, были благодарны и за «втюхивания», и за «реверансы», и за «пляски с бубнами»… Но нет, это вам не тотально благодарные дошколята, они уже выходят потихоньку из поля взрослых и строят-перестраивают свои дружеские и гендерные связки.

Летом, как уже говорилось, многие дети и родители ушли за учителями строить свою школу.

2014/2015 год. К оставшейся четверке прибавились новички. Практически каждый месяц происходила рокировка: кто-то уходил, кто-то возвращался, кого-то из родителей я сама просила пересмотреть намерения и выбрать более подходящий ребенку вариант. Всего в ИРИС приходили от 12 до 16 детей ежемесячно. О моих ощущениях от того года можно прочесть в разделе «Статьи» («Рефлексия-2014/2015»). Кратко: меня мучило чувство, что в ИРИСе перебор эмоционально незрелых, легковозбудимых, импульсивных и нервных детей на единицу пространства. В маленьком помещении каждый человек — уже величина, а если это человек с высокой амплитудой чего-либо (голоса, движений) — пиши пропало: учебный процесс тихо скрипит в хвосте психотерапевтического. Мы расставались с детьми не потому, что они нам не нравятся. Мы честно признавались, что в формате ИРИСа у них учиться не получается. А если так, тогда на что родители тратят свои ресурсы? Лучше бы поискать что-то более продуктивное. Предполагаю, что дело именно в количестве «бурных» детей. От нашего теперешнего активного мальчишки мои прошлые оппоненты отказались не потому, что не умеют «с такими» работать, а потому, что у них, по моим сведениям, каждый первоклассник в то время сильно «проявлялся».

2015/2016 год. Достаточно ровный состав, 17–18 детей. Двое ушли, трое пришли в течение года. Это был момент четкого деления ИРИСа на две ступени: «началка» и средняя школа. Со всеми интересными подробностями. Тогда я вела дневники, которые поместила здесь в одноименный раздел. Средняя школа была очень сложной: ребята с яркими проявлениями труднопереносимых чувств, свойственных личности и возрасту, отсутствие у нескольких детей желания учиться, заражавшее время от времени остальных, родительские тревоги, отражавшиеся на поведении детей, невозможность учебного контекста без психотерапевтического — всё это требовало специального внимания. Мы проводили занятия дискуссионного клуба, отдельно девичьи и мальчишеские, выполняли психологические упражнения, я приглашала детей по желанию на «личные уроки» — терапевтические сеансы, мы много беседовали с родителями, состоялся семинар о потребностях. Однако родителям хотелось «учебы, а не психологии». Они намекали на то, что учителям не удается заинтересовать детей. Что у нас нет достаточного для образовательной мотивации авторитета. Понимание того, что корень проблемы глубже, так и не пришло, и в конце года средняя школа, к сожалению, развалилась. Кто-то не помышлял уходить, но остался в меньшинстве. Трое ребят ушли в традиционную школу (встречаемся время от времени, у них всё в целом хорошо), двое — в семейную, имеющую опыт работы со старшеклассниками, надеясь, что в таком проверенном формате дети начнут активно учиться (суждено ли было этой надежде оправдаться… но это уже не моя история!), а кто-то остался дома, приходя в этом году в ИРИС на занятия в малой группе или индивидуально.

Ребята младшего звена остались с нами, перейдя в сентябре в новое пространство. Они очень скучают по старшим и ужасно рады, когда кто-то из них приходит в школу в гости или на занятия. Наши подростки их опекали, развлекали, поддерживали, хотя иной раз, конечно, бывали и обиды. Старшим, стремительно входящим в пубертат, нужна была автономия и признание. Они капризничали, отвоевывая у младших — и у взрослых! — свое пространство: закрывали дверь в класс, буквально оккупировав его. Проявляли недовольство тем, что у нас «всё заточено под малышей»: те первыми получали обед, и голодные подростки просто скрежетали зубами. Одна из пятиклассниц при расставании в мае грустила: «Ни в одной школе такого нет, чтобы с младшими можно было играть и общаться». Другие выражали свои тревоги и грусть сердитыми выпадами в сторону друг друга (у них весь год время от времени происходили стычки на «протоэротической» или «лидерской» почве): «Единственное, что меня радует — что я больше не увижу Васю!», а Вася возвращал удар: «А меня-то как это радует!» Я скучаю по тому составу, радуюсь, встречая или узнавая от кого-нибудь новости. Контакт у нас был прекрасным, отношения — доверительными, хотя всё это отравляло противостояние взрослых. Показательны некоторые фразы детей, брошенные в непосредственном общении или записанные на практике свободных текстов:

— Я не верю, что родители могут услышать, что нужно ребенку.

— Иногда я пытаюсь о чем-то думать, но мне кажется, что у меня отнимают эти мысли.

— Я должна сама написать всё… ну, помогииииии! (в самом начале аттестации родительская установка на самостоятельность и «чистый результат» терпела крах).

— Как ты себе это представляешь: позвонить маме и спросить, можно ли уйти домой, потому что я не хочу учиться?! Ты серьезно? (если ребенок хотел домой, предпочитал говорить родителям, что сделал всё, что необходимо, и ему больше нечем заняться).

Взаимодействие с детьми так связано с описанным далее взаимодействием с родителями! Если у нас нет взаимопонимания с последними, дети, доверяя и родителям, и нам, как будто находятся между двух огней, ощущая от этого большое внутреннее напряжение. Поэтому мы, несмотря на боль и грусть, были довольны таким родительским решением: где бы ребенок ни находился, для сохранности его психики очень важно, чтобы у родителей не было противостояния со средой, в которой тот учится.

А вот восклицание одной из тревожившихся больше других мам, показывающее наше недопонимание:

— Да что вы всё о детях! А наш, родительский запрос как же?..

В те дни и завершилось наше совместное путешествие.

2016/2017 год. Он только что закончился… вроде. Сейчас — середина июня, а ощущения окончания нет. Чат время от времени оживает, дети ходят друг к другу в гости, скоро поедут на карьер по рекомендации одной из наших творческих активных мам. По ее же совету недавно съездили на мероприятие, устроенное организацией «Лиза Алерт». Моя дочь собирается на дачу к подруге. В нашем дачном «антилагере» побывало много ребят и родителей, и народ спрашивает, когда повтор. Некоторые планируют привозить ребят на несколько дней в городской лагерь ИРИСа потому, что те соскучились по школе. Лето обещает быть насыщенным! Один из признаков «семейной школы» — такое вот «внешкольное» общение. Посещение гостей, совместные походы и поездки сохраняют и поддерживают общую питательную атмосферу школы. Приглашения в гости служат и «пилюлей» для вхождения в среду: новички или даже «старожилы», которые в какой-то момент испытывают сложности в коллективе, приходят друг к другу домой — и связи налаживаются. После «гостевания» ребенок начинает как будто чувствовать дом внутри школы. Дети сами зовут друг друга в гости. Очень трогательно в конце года подружились пятиклассник и первоклассник, которые были знакомы вот уже два года и всё это время если не ссорились, то мало обращали друг на друга внимание. Младший «рос на глазах», бряцая терминами, заимствованными у крайне эрудированного старшего товарища, старший пищал и восполнялся детством, уходя во временный регресс, который мне видится очень целительным в плане прохождения недопрожитого в свое время периода «сюсю-мусюканья». Десятилетняя дочь дружит с ровесницей, семилеткой, шестиклассницей… С последней и я немножко дружу в свободное от учительства время. Детство — оно… общее!

Интересно, что дети скучают и друг по другу, и по ИРИСу как пространству. Самым «сопротивляющимся» не нужно учить подлежащее и сказуемое, решать примеры, писать диктанты. Для них главное — проводить время в школе. И наше «академическое» влияние они воспринимают как неизбежное зло.

Мы плодотворно общаемся с детьми на кругах, за обедом, на индивидуальных и общих занятиях, при разборе конфликтов, на прогулках. Им важно оставаться какое-то время вообще без воздействия и вмешательства взрослых, и мы даем детям возможность оставаться одним с условием соблюдения безопасности: к примеру, не заходить без взрослых на кухню и не забывать правило бережного обращения друг с другом. Показательны «блоки безделья», «дни самоуправления», часы «продленки». Дети, насытившись общением между собой, то и дело «дергают» кого-то из нас, увлекая в игру, занятие, прося помощи в подготовке собственной студии, проекта, требуя перекуса или чаепития, разговора или чтения вслух. А в некоторые периоды они абсолютно не нуждаются в участии взрослых. Вот и балансируем между влиянием и здоровой сепарацией. Я часто сомневаюсь, задаю себе сложные вопросы «про любовь», про свою нужность, пользу и вред инициируемых нами процессов. Проекции ли, тревожность, склонность к чрезмерной рефлексии — overthinking… Думаю, по большому счету всё у нас получается!

Родители

«Люди приходят на спокойную уверенность». «Дети любят веселых и спокойных взрослых». Мои друзья, знатоки в области человеческих отношений, не раз повторяли мне в разных вариантах эту истину, которую по-простому сформулировал остеровский попугай: «Главное — поверить в себя». Да! Вера в себя сродни энергосберегающей лампочке: «внутренняя тишина» — ресурс для любых свершений. Мне далеко до полной тишины, но ее гораздо больше, чем раньше. Доказательством этому во внешнем поле служит то, что в ИРИС сейчас приходят, по ощущениям, именно те люди, которым нужен именно он.

Сейчас, когда четче проявились ценности ИРИСа, я стала замечать некоторую проблему в восприятии обращающихся ко мне людей, которым по тем или иным причинам наше пространство не подходит. После беседы, состоящей из вопросов, откровений, рассуждений и не содержащей никаких выводов и рекомендаций, они жалуются, что им «отказали», что их «развернули», отдавая свою ответственность за решение мне. Уходят подумать — и не возвращаются, предпочтя жаловаться. Один из свежих примеров: в наш летний городской лагерь одна мама хочет привести трехлетку. Я описываю условия: «…На сегодня ко мне записались дети от пяти до десяти лет. Не будет ли такой возрастной разрыв стрессом для ребенка, подходящий ли это для него формат? Давайте подумаем. В любом случае приглашаю вас на пробные дни!» — и мама, откланявшись, сообщает общим знакомым, что в ИРИСе ей «отказали по возрасту».

Проще с тем, кто явно «не наш». Такому родителю на требование: «Расскажите, что есть в вашей школе такого эксклюзивного и расчудесного и какие у вас гениальные „олимпиадные“ дети и профессиональные педагоги, чтобы мы уж точно поняли, что нам к вам надо!» — я прямо отвечаю: «Похоже, вам к нам не надо!» Наши дети не гениальные, и это хорошо. Каждый из них уникален. Как и каждый из нас. Как и сама школа. Это данность, которая не оценивается в баллах. На один из строго требовательных вопросов «Есть ли у этого вашего педагога харизма?» коллега, развеселившись, ответила: «О, если она измеряется длиной бороды — то еще какая!»

Еще один из пунктов родительского «анкетирования» — вопрос-индикатор: «Есть ли у вас педагогическое образование?»

Мне есть что ответить. Я могу даже молча махнуть на свой «иконостас» с немалым количеством психолого-педагогических листочков с разноцветными печатями (один из которых «иностранный», а еще один — с курсовой по Гордону Ньюфелду) Но… Вспоминаю, что рассказывал Александр Михайлович Лобок о своей школе вероятностного обучения: «… затаскивал ученых, научных деятелей, ярких личностей разных специальностей, чтобы разговаривали с детьми по-взрослому». Так было и у Александра Наумовича Тубельского. Зачем объяснять человеку, уверенному в первичности «педагогического статуса» при работе с детьми, то, что ему не близко? Мой ответ про дипломы: «Не у всех в ИРИСе есть педагогическое образование, но каждый из нас — за редким исключением — сам родитель, а главное — это все образованные, интересные и интересующиеся люди».

Раньше я «работала в интересах клиента», переживая из-за каждого недовольства, кидаясь осуществлять всякую предложенную родителями идею, которая казалась мне мало-мальски полезной, делала это из точки неудовлетворения собой, зачастую требуя от себя подвига, преодоления. Теперь, благодаря уверенности в том, что процессы, запущенные и запускаемые нами в школе, благотворны сами по себе, без вливаний, уколов и раздуваний, я не вижу необходимости, как говорится, ложиться костьми. И результаты такой расслабленности, как ни странно, мне нравятся: всё порой как-то само инициируется, организовывается и происходит. ИРИС — это родители, коллеги и сами дети, и мои вложения — только часть общего процесса. Иногда они существенны, порой вообще минимальны, и это не влияет на качество, что меня очень радует. Я понемногу излечиваюсь от «фантазма всемогущества»: становится понятно, как важно, запустив процесс, предоставить ему развиваться естественным образом. Единственная рекомендация родителям, требующим «чего-то эдакого», — сделать честный выбор: идти в то, что у нас есть, со всеми откровенно обозначенными условиями, или отказаться и найти ребенку более подходящий, на взгляд мамы, вариант.

Многие предприятия гордятся своими трофеями, вывешивая грамоты, расставляя в витринах кубки, создавая фотогалерею посетивших их знаменитостей. У меня тоже «трофейное» мышление: я коллекционирую жизненные и профессиональные приобретения. Особенно ценно для меня знакомство и общение с необычными личностями. В разное время в ИРИС приводили своих детей такие интересные люди! Среди них — создатель «Мягкой школы», глашатай современного альтернативного образования, организатор потрясающих семейных лагерей, руководитель Тибетского культурного центра, представитель Далай-ламы в Москве, хозяйка эксклюзивного кафе здорового питания, представитель «Посольства дельфинов»… «Славянофилы», кришнаиты, буддисты, православные, эзотерики, последователи «живой этики», поклонники трансерфинга, соционики, концепции родовых поместий… Психологи, мастера рукоделия, целители, адвокаты, аудиторы, журналисты, инженеры, аналитики, художники, остеопаты, университетские преподаватели, классические и эстрадные концертирующие музыканты, предприниматели…

Недавно мы с двумя коллегами подумали над тем, какие же все-таки люди к нам приходят, попробовали обозначить критерии пресловутой целевой аудитории. Вот к чему мы пришли: наши родители отличаются в первую очередь тем, что отошли от «государственного патернализма» в родительских вопросах, практикуют гуманизм, признают ценность культуры, творчества и исследования, настроены на сотрудничество, партнерство, горизонтальные связи, понимание других людей и себя, саморазвитие. Им свойственны творческое мышление, склонность к рефлексии, некоторая неформальность, нешаблонность — то, что называется осознанностью, авторством собственной жизни.

Я еще немножко обдумываю часть про «горизонтальные связи». Для меня это понятие неоднозначно, как и «свобода». Если нет иерархии, ранжирования, нет возможности опереться на ответственного, то это становится чрезмерной нагрузкой на всех «равных» в организации. Поэтому вертикальная связь как основа не отменяется. В конце концов, взрослый в любом случае находится в своей взрослой позиции «над», обладая большим опытом и являясь ответом на потребности ребенка. Почему бы тогда мне не нести главную ответственность за всё придуманное мною, осуществляемое вместе с коллегами и другими родителями, каждым по своим силам, как старшему партнеру или директору? Избегая рангов, мы рискуем попасть в когорту «зашедшихся в гуманизме» (мне очень понравилось такое определение Ирины Млодик о некотором типе людей). Но это мои мысли, они еще недооформлены. Может, именно поэтому наша ЦА такая разномастная и пестрая? А вдруг наш скрытый приоритет — пестрота и разнообразие?.. Когда-нибудь станет видно. Внутри процесса понять пока сложно.

Один из «трофеев» школы семейного типа — то, что мы даем друг другу в плане саморазвития. С помощью одной мамы я осуществила свою мечту: научилась вязать крючком игрушечки. Шестиклашка научила меня плести дочке косу под названием «рыбий хвост». Папа-гитарист подыграл мне песенку, которую у меня исполнить не получалось. Мама-вокалистка преподает в ИРИСе кружок вокала. Мамы-рукодельницы то и дело устраивают кружки и мастер-классы. Я провожу психологические встречи и консультации. Коллега организует встречи английского разговорного клуба, помогая мне и другим желающим преодолеть языковой барьер. Хозяйка собственного кафе просвещает нас в теме здорового питания. Мы открываем для себя увлекательное времяпрепровождение, такое, как, например, городское ориентирование, поездки на производство, экспедиции… Люди делятся ценностями, которые от этого распространяются: мы пережили и, надеюсь, не в последний раз, «заражения вирусами увлечения» минералогией, культурологией, психологией, танцами, историей, коллективными «спевками»… И это только часть приобретаемого нами на протяжении всего процесса опыта. Мне так нравится! В ИРИСе есть кого послушать, у кого поучиться, с кем спеть, поболтать, посмеяться, погрустить, иногда — «пропустить бокал» в выходной… Раньше я обращалась на ты только к тем, кого знаю много лет, а теперь даже с новичками как-то незаметно и быстро мы забываем об официальности. Думаю, это говорит о доверии, если не о близости взглядов. В терапевтических группах ведь все на ты, а наше сообщество сродни психотерапевтическому альянсу: близко к дружбе, дальше от чисто рабочих отношений. И было бы странно искусственно держать дистанцию в то время, как дети обращаются к нам по имени, и кто на ты, кто на вы — выбирают сами. Зачастую чем ребёнок старше, тем больше он чувствует необходимость дистанции в обращении. Естественный процесс.

Реализаторское

«Для проекта ИРИС наступил знаменательный момент: автономия. Наш кораблик пустился в свободное плавание. У нас есть дети от шести до двенадцати лет и классный коллектив взрослых. У нас теперь есть свое пространство, свои обеды, свои занятия и свои студии. Мы помогаем друг другу, детям и родителям в поле образования и психологии. Мы учимся с детьми в формате малых групп и школы-парка. У нас есть счастливое соседство с творческими лабораториями. Да!
Отдали швартовы — пусть их!»

Так я написала в начале сентября. Свое, свое, свое — как это оказалось важно! А я и не предполагала… Восхищаюсь своей адаптивностью, право. Теперь мне кажется, что никакого ИРИСа не было до сего года. То есть был — но как будто непроявленный. Насыщенное, разное прошлое каким-то образом затмил яркий свет настоящего. Оглядываясь назад, я не вздрагиваю из-за финансовых трудностей, связанных со съемом помещения: даже их грандиозность не может перебить впечатление от потока сверкающего жизнетворчества, уюта и тепла. А значит, игра стоит свеч!

Среда

Среду создают люди, которые владеют пространством. Значимость среды — не как антуража в смысле внешнего окружения, а как наполнения помещения — важна не сама по себе, а в качестве нашего отражения. «Средовой» ли это подход, влияние моей многолетней работы в мире материалов, созданных Великой Марией, невротическая тяга к перенасыщенной смысловой нагрузке — наше помещение устроено так, что в нем нет шансов «уцелеть». Здесь людям хочется находиться. И дело не в уюте и чистоте. Только мы с коллегами знаем, сколько мусора приходится выгребать каждый день после детского активного творческого «пользования», сколько его остается до очередной «авральной» генеральной уборки! Секрет в том, что оно, пространство это, как домашний робот, оснащено большим количеством так называемых «развивающих материалов», привлекающих внимание и не отпускающих людей от себя. Я то и дело вижу какого-нибудь папу, проводившего ребенка на архитектурную студию и прилипшего к гречухинскому полигону, или рисующего слово на стене суффиксов, или измеряющего ладошку на плакате «Ладошкомер», или роющегося в библиотеке… Дети походя крутят глобус, бесконечно бренчат на клавишах, рисуют на магнитных досках (педагоги давно не удивляются, что фломастеры так быстро портятся; каждый покупает себе парочку запасных и прячет в тайном месте) … Смотрят книги — мы ведь возмущенно запретили использовать их как строительный материал (был у них и такой период), так что же остается? Неистово строят из матов палатки и замки, из картона — оружие или домики… Даже детальки домино приспособили для конструирования своей «арты». Посетив ИРИС, А. М. Лобок посоветовал мне создать проект, который он сам назвал «инвентаризация пространства». Загоревшись идеей, я несколько месяцев работала с веб-дизайнером, создавая галереи со всплывающими на фото общего плана окнами подробностей и комментариями к ним. Времени на полноценное сопровождение этой классной штуковины я найти не смогла, что получилось — представлено на нашем сайте с курьезным названием iriscool.ru (It’s cool — it’s not a school).

Кстати, про сайт: виртуальная среда для родителей тоже стала богаче. К группе во «ВКонтакте», в которой мы помещали видео, аудиоматериалы и фотографии, сайту и «Живому журналу» с его дневниковым форматом, добавилась группа на FB, страница там же, ссылки на «Яндекс. Диск» и YouTube. Но активнее всего работает чат в WhatsApp: каких только флешмобов не запускают родители! Веселые комментарии к фото, предложения разных мероприятий и помощи, объединения по интересам: чат о здоровом питании, спортивном ориентировании, праздновании дней рождения… Кому надеть шапку, кого проводить до троллейбуса, почему не открывают дверь (ох уж эти опоздавшие, хорошо, что научились в итоге стучать в окна занятым людям!). Живое общение нон-стоп на протяжении года немножко пугало моего мужа. Когда я пыталась укорять его в равнодушии к тому, что происходит с его детьми в ИРИСе, он отшатывался с восклицанием: «Да у вас там миллионы сообщений, когда мне в этом разбираться?»

Желание и возможность сделать так, как хочется, позволили каждому из нас создать для себя удобные условия для работы. По крайней мере, самым пробивным, сумевшим отвоевать себе у коллег место в пространстве: кто для карты, кто для парты, кто для плакатика, полки с пособиями, играми… В моем случае — «каменицы», как говорят дети (я приспособила юнгианскую песочницу под излюбленные камни). Наконец-то мы смогли осуществить цветные мечты: «обложили» детей книгами, энциклопедиями, плакатами, играми и пособиями Жени Кац, Александра Лобка, Владимира Погодина, Бориса Гречухина, Ольги Соболевой, Татьяны Рик, Марии Монтессори, Карла Орфа… И даже — апофеоз! — начертили под дверью транспортир, «как в интернете». Правда, не хватило размаха двери до развернутого угла… Додумаем!

Как грело весь год неизменное «У вас хорошо!», услышанное от каждого гостя… Даже когда этот дом пустует, он дышит жизнью, которую принял в себя. Одна гостья, выбиравшая школу для своего ребенка, в итоге укоренившись в другом месте, как-то упомянула в сети, что ИРИС — «это прямо дом-дом»: дескать, ребенку нужно в свет выходить, а мы такие вот… домашние. Что это, как не отражение моей собственной камерности, любви к уединению с книгой, музыкой или тетрадью? Как хорошо, что есть неутомимая коллега, поднимающая народ на экскурсии, фестивали, семинары и другие тусовки. Это тоже часть нашей среды. Мы и в Битцевском лесопарке, и на катке — ИРИС. Дом-дом.

Home Sweet Home.

Сome, as you are…

Устройство дня

В августе мы придумали формат, по которому работали весь год с небольшими изменениями. Давно интересуясь «пронилловской» — вслед за опытом Саммерхилла — концепцией школы-парка Милослава Балабана, видя вокруг приверженцев школы свободного выбора, слушая «отчет» и впечатления коллеги, побывавшей на семинаре Ольги Леонтьевой, мы решили ввести практику студий как дополнительный формат, во второй части дня. У Тубельского в «Самоопределении» «парковый» эксперимент проводился с детьми постарше. «Саммерхилльскую» свободу выбора ребятам, не имеющим опыта в коллективном учении — то есть не знающих, из чего именно выбирать, — предоставлять, на мой взгляд, рановато. Выбору необходимо созреть, вырасти, оформиться на базе прожитого опыта ученичества. Еще одно осторожное соображение уберегло нас от полного перехода на парк-формат: он был уместным и благотворным в традиционном английском пансионе и большой государственной российской школе, то есть в изначально «рамочной» системе, у нас же — минимум границ внешних и ежеминутная отработка внутренних, что уже само по себе огромная нагрузка на организацию. И мы пошли путем встраивания, внедрения практики, как говорится, «на пробу» и для разнообразия. А для спокойствия авторитарных гиперконтролеров вроде меня первый блок занятий отдали… абсолютной монархии одного из взрослых над коллегами и детьми. Причем над детьми — чисто формально, а вот над коллегами — по-настоящему, чтобы дети видели, как могут сотрудничать взрослые люди в главенствующей и подчиненной позиции. Такой вот «финт ушами» получился. И, надо сказать, в нашем случае это отлично работало, часто самым интересным образом: дети обращались к «рулевому» с просьбами учесть их пожелания, он благосклонно соглашался с их выбором или аргументировано отказывал, предлагая отсрочить «заказанное», к примеру — взять ребенка в группу изучения английского не сейчас, а через некоторое время, после того, как позанимается русским с одним ассистентом или почитает с другим.

В следующем году надо бы глубже вникнуть в прогрессивизм Дьюи: фантазирую, что было бы здорово сделать прогрессивную школу в начальной и части средней ступени, а демократическую — с шестого-седьмого класса. Хотя, возможно, нам и не нужно ярлыков и вывесок, чтобы не вовлекать школу в очередные споры. В ИРИСе в любом случае демократичное устройство, если брать исконное, настоящее определение демократии: власть в нем принадлежит людям, доказавшим свою компетентность. А это могут быть и взрослые, и старшие дети, а в чем-то иногда и ребята помладше.

Итак, наша основная часть дня, не считая кружков и «продленки», — это два блока, разделенных огромной полуторачасовой «переменой», в которую умещается обед, отдых и прогулка. Начинается и заканчивается день кругом: общим сбором, на котором мы планируем и рефлексируем, обсуждаем то, что важно и нам, и детям. Перед вторым блоком дети тоже собираются на круг. Таким образом, мы встречаемся всей школой три раза в день. На первом кругу мы можем петь песни, делиться чувствами, проводить учебные, социальные игры, выполнять кинестетические упражнения для облегчения «думания», а также слушаем ответственного за первый блок педагога, который рассказывает, что и как будет происходить в ближайшие часы. Второй круг — «разделительный»: он позволяет нам «подсобрать» внимание детей после игр и прогулки, выслушать новости и планы, а также объявить каждому свою студию. Третий — рефлексия. Он собирается не всегда: дети спешат на кружки, уборка часто затягивается, да и студия, бывает, длится дольше, ведь надо достичь результата! Часто третий круг превращается в презентацию кем-либо из детей своего проекта, а также показ спектакля, «выросшего» из студии «читалок» или поставленного по собственному сценарию.

Первый блок — «академический». В это время под руководством «хозяина дня» мы «наращиваем» школьные ЗУНы в определенной области: есть дни словесности, математики-информатики, естествознания. Группы бывают разными по составу, возрасту и численности — всё решает «начальник». Он может, если чувствует необходимость, заниматься с одним или двумя детьми, а остальных отдать ассистентам, предоставив задания для индивидуальной работы, порекомендовав тематическую игру или отдав инициативу им. В этом случае ассистенты или сопровождают индивидуальные процессы детей, каждый из которых корпит над своим листочком и при необходимости просит помощи, или работают в группах по своему плану, не противоречащему и даже поддерживающему область дня. К примеру, на словесности они могут читать, ставить спектакль, играть в орфографическую игру, сочинять сказки, писать свободные тексты, письма, редактировать собственные произведения и так далее. Также руководитель дня может построить занятия совершенно иначе: взять всех на обучающую прогулку и раздать задания стихийно образовавшимся или назначенным парам и группам. Но чаще всего мы делим детей на три группы и меняемся с коллегами по кругу. До обеда каждый ребенок успевает поработать с тремя преподавателями. Это можно было бы назвать «три урока»: хоть у нас и не «классно-урочная система», но я не избегаю этого определения в смысле обозначения временного промежутка.

Перемены у нас в этом блоке «плавающие»: когда виды деятельности меняются три раза, то и перемен, или, скорее, смен, — три. Если ребенок сидит с индивидуальным заданием, он сам регулирует свой «рабочий график». Например, он может пойти отдохнуть, поиграть или перекусить в тот момент, когда почувствует усталость, а затем вернуться к заданию. Или доделывает всю работу до конца и «расслабляется» до следующего занятия — а возможно, и до самого обеда, если взрослый сочтет его усилие достаточным на сегодня.

Обед — хорошее время «потрещать» за общим столом на злободневные темы, поделиться впечатлением, задать вопросы, спросить совета. В конце концов, поработать над навыками этикета!

Второй блок — студии. Что получилось хорошо? Вместо того, чтобы учреждать определенные часы и области для вариативных, «необязательных» занятий, как в традиционной школе — ИЗО, физкультура, музыка, технология, — мы проводили студии рукоделия, мыловарения, театра, чтения вслух, моделирования, сказок, проектов, спорта, настольных игр. Они были успешными. А вот те студии, где предлагалось хоть опосредованно включиться в «программу», не особо котировались: дети предпочитали параллельно проводимые «рукоделки», двигательную активность или проекты. «Не шла» игра в «чепуху», где надо писать, «озвучка» (с помощью музыкальных инструментов) осенней поэзии, где надо читать, географические загадки, где надо изучать карту, что-нибудь не сильно развлекательное из математики, где надо считать. Мы, конечно, могли бы «обеднить» свои предложения, убрав творчество и оставив только «академические факультативы». Тогда бы эксперимент был чистым. А поскольку нам, как оказалось, важнее было творческое разнообразие, студии так и остались факультативами.

А для подкрепления «академической» части мы в середине года немного изменили наполнение недели. Оставив два «студийных» блока в неделю, два других сделали полностью «учебными». В такие дни мы могли заниматься и математикой, и языками, и даже историей, но предлагали детям и такие же, как раньше, интересные «факультативные» занятия, только теперь не называли их студиями. Оставили часть добровольности: дети делали выбор, куда именно пойдут. Пропускать весь блок было не рекомендовано: это же учебный день! Очередной «финт ушами», попытка получить себе кворум. Я до этого ныла, что ненавижу студии: вместо необходимых для создания ансамбля или спектакля пяти-семи детей ко мне могут прийти полтора человека, с которыми погоды не сделаешь, каши не сваришь… Или «студиозы» покажут другим результат в виде спектакля или напечатанной сказки, а другие пожалеют, что пропустили. После внедрения «учебных дней» стало легче: я смирилась с тем, что на мою студию может никто не прийти, и сократила усилия по ее подготовке. Спокойно занималась чтением вслух, психологическими играми, сопровождением сочинения сказок, помощью в постановке спектаклей. К концу года несколько театральных проектов под руководством девочки, посещавшей одно время театральную студию, дети сделали вообще без помощи взрослых. Так подтвердилось, что тактика «Запустить — и отпустить!» очень благотворна для всех.

А уж если кто-то не приходил на занятие во втором блоке «учебного» дня, он точно знал, что «пропустил» музыку (увлекательную математику, историю и так далее), и это каким-то образом отличалось от отказа посетить добровольную студию. Как будто такой выбор стал более осознанным: выбрать не музыку, а английский, не историю, а музыку. Не «что приятнее», а что в данный момент больше интересует.

Правила

В предыдущем году в ИРИСе был кодекс, разработанный психологом вместе с детьми. Вот он:

1. У нас необычная школа, но мы пришли учиться.

2. Правило взаимоуважения.

3. Уважай свою и чужую работу.

4. Выполняй задания.

5. Приходи на занятия вовремя и подготовленным.

6. Соблюдай тишину (можно играть в перерывах, только без крика).

7. Есть проблема — скажи!

• Нарушение правила — «объяснительная» (хранится у учителя).

• Пять «объяснительных» — невозможность поехать на ежемесячный квест или экскурсию.

• Больше пяти «объяснительных» — исключение из школы.

До этого, в «демократической школе» моих прежних сотрудниц, до создания кодекса так и не дошло, всё зависло на предложении детей «не говорить плохих слов». И это понятно: придумывать правила с не созревшими до этого малышами в демократических сообществах типа Саммерхилла даже не пытались, составление кодекса было вопросом взрослых детей, младшие могли участвовать, но не были основными генераторами. Вот и наш опыт показал, что не стоит бояться «правил сверху»: покуда именно мы, взрослые, отвечаем за безопасность детей и обладаем бо́льшим опытом, необходимо сформулировать аксиоматические школьные правила — «костяк». И затем дети смогут его дополнять, трансформировать, обсуждать, внося предложения и пожелания. В этом году мы озвучивали и напоминали на кругах правила ИРИСа, и как-то раз один из ребят-«нигилистов» спросил: «Почему это всегда эти взрослые решают, что можно, а чего нельзя?» Наш коллега, профессионально занимающийся спортом, очень здорово ответил. Мол, взрослый уже знает, где опасность, а ребенок еще нет. Или: «Чтобы увидеть опасность, необходимо обладать знаниями и жизненным опытом, пройти много различных ситуаций взаимодействия людей и объектов». К сожалению, я не могу вспомнить дословно этой чудесной сентенции, и сам Костя не смог ее повторить, но суть ясна: взрослый помогает идти в неизвестное, подстраховывая и показывая границы, за которыми кроется опасность. Только он знает, где пропасти и ловушки, потому что уже прошел мимо них — а где-то и споткнулся, потому что в тот момент рядом не оказалось знающего взрослого.

Вычитала недавно в Газета.ру: «Установки „Мальчики не плачут“, „Жаловаться плохо“, принятые в нашем обществе — это ложные принципы, которые только играют на руку агрессору». В комментариях пишут, что вариантов нет, кроме как учить ребенка приемам самообороны. Подумала: хорошо, что все-таки есть. Например, не «отдавать» ребенка. Избежать массовости, быть в сохранности в маленьком сообществе, где эта гидра жестокости не распространится так страшно хотя бы по закону Парето: ей не останется места в процентном преимуществе созидания.
Посетило очередное «ах-вот-зачем!»: вслед за «совиным» режимом и разными прекрасными миссиями ИРИС ценен и работой в этом ключе. Мы боремся с ярлыком «ябеда». Ведь мотив ябедничества — другой, манипулятивный. Как говорит детям коллега, пожаловаться или наябедничать не равно попросить помощи. Он же предложил добавить в прошлогодние правила седьмое, и, как оказалось, самое главное: «Есть проблема — скажи!» Мы убеждаем детей в том, что в случае невозможности решить конфликт цивилизованно необходимо обратиться к кому-то из нас. Иногда даже получается. Чем младше ребенок, тем процесс здоровее. Конечно, чтобы разобраться с импульсивностью и особенностями легковозбудимых детей, требуется время и постоянно прилагаемое усилие со стороны взрослых. Но правило помогает взаимодействовать.

Летом, до открытия нового ИРИСа, во время какого-то тотального поиска во всем — от формулировок концепции и миссии до придумывания материалов и выбора помещения, — мы пригласили детей на дачу, где и родились новые «правила ИРИСа». Мы понимали, что правил должно быть немного, и они должны быть универсальными. По-моему, у нас получилось сформулировать так, что комар носа не подточит: подлинная база общечеловеческих ценностей, которые можно разворачивать вместе с детьми во все стороны.

В течение года «нарушители» порой изумлялись нашей хитрости: вроде всего три правила, а что бы ты ни сделал — какое-нибудь из них нарушил! А чего стоит граффити «дураТСкие правила!», обнаруженное мной на плакатике с их описанием… Бедняга явно зажат в угол! Все наши предложения дополнить или аргументированно отменить какие-то из правил, так сказать, вслух, не нашли отклика в течение года. Напротив, дети часто обращаются к ним при разборе ссор и ради преодоления конфликтов. Учиться в ИРИСе хочется, а быть социально приемлемым, «укрощаться» — совсем нет… Одна девочка возмутилась, прочитав эту «надпись на заборе»: «Не нравится — не приходи!» Ей не понять терзаний мальчишки: ему нравится приходить, ему правила не нравятся! У сопротивленца идет тяжелая внутренняя борьба за совмещение противоречивых желаний: быть с нами и вести себя привычно деструктивно. Так работает замечательно очерченная, на мой взгляд, граница.

Вот как я описала тот «становленческий» дачный опыт:

За городом время идет по-другому: удлиняется. Не тянется, а именно удлиняется, это очень странно: темп жизни замедляется, а дела-события как будто концентрируются. И дети спрашивают: это было вчера или позавчера? Или сегодня? И я затрудняюсь ответить.

Что же удалось осуществить из того, что не планировалось намеренно? Очень многое. Песни пели, костры жгли, в игры «рубились», на качелях и гамаках укатывались, корабли и пушки строили, купались — и по пруду на лодочке, и по озеру на матрасике, и вплавь, — по грибы в мини-поход в лес ходили, резали-клеили-красили, рисовали мелками на земле и стенах… Разговаривали, «разруливали отношения», которых очень много в таком формате, плотных и разных. Здорово, когда есть что «разруливать», когда понимаешь, как это сделать, и получается очень благотворно и продуктивно. Составили «бережный словарь», вовсю обсуждали «правило бережности», «правило отзывчивости», «правило территории». Беседы с детьми перемежались с живой взрослой болтовней на темы детско-родительских отношений. Выдавали «педагогичность» дачи и скромные детали: то вдруг откуда-то выкатится ручка «Лицей Ковчег-XXI», то кепка «МПГУ», то книжка с каким-нибудь «говорящим» названием типа «Учиться с радостью»… То коллеги колдуют с ватманом и картинками — математическими маршрутными картами. Искали клады, копали чеснок, «йожились», дети сами придумывали и устраивали канатный цирк, «страшилочную экскурсию» для взрослых, строили из кирпичей, сидели в палатке и конструировали собственные домики. Я держала в уме свой «подготовленный список» в смешной надежде, что детский креатив в какой-то момент иссякнет (вот он — педнапряг, профдеформация, перекошенные ценности). Вклинить несколько «запланированных» активностей мне, конечно, удалось, и это тоже было достаточно мило. Играли в круговые игры, разгадывали загадки, рефлексировали (да, я люблю «собирать круги», такой у меня пунктик). Увлеклись «настолками»: «Гонки ежиков», «Уно», «Свинтус», «Цветариум», лото-домино-карты, морской бой… В них работали с обидами, злостью и всяческим ярко проявляющимся в этой деятельности напряжением: считается, что игры — развлечение, но никто не видел расслабленного процесса, ведь правда? Он бывает азартным, активным, разряжает его смешное и забавное — тоже с оглядкой, не каждому одинаково весело в одной и той же ситуации. Вообще-то это серьезная работа, друзья. Находкой моей был заранее назначенный ребенком «способ расстраиваться от проигрыша». Если такое уже где-то изобретали, сообщите, пожалуйста, господа психологи, если нет — Нобеля мне! Таких способов напридумывали немало: