Бесплатный фрагмент - Цифра

Шашкова Екатерина
ЦИФРА

«Цифра» — это антиутопия о том, во что могла бы превратиться наша страна после пандемии, если бы что-то пошло не так, и управление перешло бы к системе искусственного интеллекта — Цифре. Главный герой по имени Анлаф оказался вне системы и вел тихую жизнь в российских лесах, пока маленькая девочка не изменила его жизнь. Теперь ему придется вместе с ней вернуться в Москву, что может разрушить его привычный быт, лишить свободы, а может и жизни. «Цифра» — история для любителей «Книги Илая» и «Метро».

2022
Дизайн обложки — Дмитрий Лис

Многое понимаешь лишь тогда, когда меняется образ жизни

С. Слободчиков «Человек инфу»

ЛИАЗ

Сосновый бор будто притаился. Так всегда бывает в последние минуты перед рассветом. Солнце ещё не показалось, но его лучи уже пробиваются из-за` горизонта, смазывая краски мира, обесцвечивая всё вокруг. В этой серой дымке многовековые сосны тихо поскрипывали на ветру. Заросли папоротника у их корней покачивались, раскидистые листья цеплялись друг за друга, выполняли несколько совместных па и снова разделялись в поисках нового партнера для танца. Сотни тысяч сухих иголок, покрывавших землю, перешёптывались о чем-то незначительном и, всё же, важном. Весь мир, казалось, замер в ожидании начала нового дня.

В этот предрассветный час на обочине старой лесной дороги остановился старый громоздкий 677-ой ЛиАЗ. В далеком 1967 году, когда он сошел с конвейера, он был большим достижением советской техники и дизайна. Именно этому экземпляру посчастливилось тогда получить броскую красную расцветку. Долгие годы он возил ленинградских школьников на экскурсии в Москву. Очень смутно, но он все ещё помнит, как младшие классы распевали весёлые песенки, чтобы скоротать время в пути. Славное было время! В начале перестройки его заменили на Ikarus-256. ЛиАЗ же был сослан в провинцию служить на городском маршруте. Там при профилактическом ремонте его зачем-то перекрасили в грязно-оранжевый цвет. В таком виде он отработал до самого конца тысячелетия. После чего сдал свою дорогу немцам (на маршрут вместо отечественных автобусов вывели их немецких товарищей). И всё же он оказался удачливее своих списанных собратьев. Вместо пресса или свалки его отправили в местный музей советского автопрома, где его отреставрировали и отремонтировали. На городские праздники в компании 965-ым «Запорожцем» и 150-ым ЗИСом выезжал торжественно постоять на одной из городских площадей. В такие дни эти ветераны отечественных дорог снова чувствовали себя нужными: детишки и их родители обступали их со всех сторон, фотографировали, залезали в салоны, кузов и даже на крыши, смеялись, шумели и веселились.

Но даже эти редкие радостные деньки закончились. В «кризис восьмого» владелец музея обанкротился. Он законсервировал все машины в надежде вернуться, как только наладятся дела. Но дела так и не наладились. За «кризисом восьмого» пришел «кризис 12-го», потом «кризис 17-го», а когда в 20-ом случилась эпидемия ковида с её многолетними локдаунами, а в 26-ом наступила Цифра, город опустел. Тех, кого признали «пригодными» — здоровыми, способными работать и заводить детей — отправили в крупные города. «Непригодных» отослали в резервацию за Уралом. Никто из простых граждан точно не знает, где именно она находится и что в ней происходит. А благодаря гаджетам ни у кого не возникает даже тени интереса узнать.

В этом бессрочном ожидании Анлаф и нашёл ангар музея. Благо, стены и крыша оказались крепкими и надёжно защитили машины от жестоких сил природы. Сначала путешественник хотел забрать ЗИС за хорошую проходимость и вместительный кузов. Но, немного поразмыслив, всё-таки выбрал ЛиАЗ. Из него удобнее было сделать дом на колёсах. К тому же детские воспоминания о поездках на таком же автобусе в школу осветили его теплым ореолом ностальгии. Анлаф снял железо с остальных экспонатов музея, нашел в подсобке инструмент и заколотил почти все окна. При помощи фанерных выставочных стендов организовал в задней части салона багажное отделение, а в передней — спальное место и ящички для хранения вещей. Сам автобус он перекрасил в землисто-зелёный цвет. Так Анлаф из пешехода стал водителем и домовладельцем в одном лице. Да, теперь спрятаться от поисковых коптеров будет гораздо сложнее, зато жить станет значительно легче. Анлаф кочевал пешком уже много лет и ужасно устал ходить. К тому же возраст уже начал брать своё.

Так старенький ЛиАЗ-677 получил брутальный вид, нового друга и имя. Не марка, не номер, а настоящее имя. Черной краской Анлаф вывел на его боку слово «Talo». Тало — так финны называют дом. По крайней мере, те финны, с которыми он познакомился как-то в отпуске ещё до эпидемии.

Тем ветренным августовским утром Тало стоял на обочине старой лесной дороги, уставший после ночного перегона. Анлаф сидел на ступенях и разминал затёкшие руки и ноги. Поездка выдалась сложная. Притушенные ради незаметности фары давали мало света, а выбранный маршрут оказался давно заброшенным. Это, конечно, к лучшему. Заброшенные дороги немноголюдны, а коптеры их проверяют редко. Но на всякий случай лучше всё же перед отбоем накинуть на автобус маскировочную сетку. Жаль, что времени развести костёр и позавтракать нет — совсем скоро будет светло. Тяжело вздохнув, Анлаф поднялся и принялся за важные дела: замести следы съезда Тало с основной дороги, осмотреть округу на предмет нор и берлог, спрятать автобус под сеткой, ветками и листьями. Потом он аккуратно забрался в свой передвижной дом, разулся, снял плащ и лег в постель.

Измотанный ночной борьбой с дорогой, уснул он быстро. Анлаф спал долго и проснулся ближе к вечеру. Ему снилось детство. Последнее время это случалось всё чаще. Возможно, так мозг пытался наладить баланс приятных и неприятных впечатлений за день, а может быть виной тому ужасная тоска по привычному, понятному и безопасному миру. И хотя детство Анлафа пришлось на лихие для страны годы, оно всё же было менее гнетущим, чем настоящее.

Тогда Анлафа звали просто Лёшкой, в 97-ом он пошел в школу. У него было всего около дюжины друзей-мальчишек и пара подруг. Зато это были настоящие друзья, а не тысячи подписчиков или фоловеров. Вместе они лазали по замороженным стройкам, брошенным заводам и малонаселённым окраинам. Было до жути интересно собирать стеклянные шарики и железные буквы Ш. Потом также все дружно получали нагоняи от своих родителей, которые в панике искали их по всему городу. Ведь тогда не появились ещё даже кнопочные мобильные телефоны. Чтобы позвать друга гулять приходилось звонить ему по стационарному проводному телефону, с замиранием сердца ждать, кто же возьмет трубку и дрожащим голосом лепетать: «Тёть Маш, а Саня дома?». А если и такого телефона дома не было, то приходилось идти к нему домой, заходить в подъезд, который тогда ещё не запирался, и стучать в дверь. И лепетать: «А Саня дома?» — уже лично тёть Маше, открывшей дверь. Анлафу снилась школа. Чёрная доска в меловых разводах, жёсткие стулья, крашенные деревянные полы. Он снова стоял перед всем классом и читал доклад. Ему нравилось делать доклады. Он мог часами просиживать в школьной библиотеке над энциклопедиями, переписывать оттуда важную и интересную информацию, срисовывать картинки. Особой его гордостью был доклад про кровеносную систему человека — схема движения крови по телу вышла очень точной, совсем как в книжке. Ему тогда за этот доклад поставили сразу две пятёрки. Анлаф любил библиотеки и чтение. Для него стало большой личной трагедией закрытие реальных библиотек в пользу виртуальных. В его автодоме хранилось достаточно большое литературное собрание. Мало какие найденные книги он не забирал себе, разве что бульварные детективы да смазливые (слезливые) женские романы.

Анлаф проснулся около пяти вечера. Вылезать из кровати не хотелось. Сон не принёс отдыха, лишь разочарование давно канувшего в Лету прошлого. Нет теперь уже того Лёшки, есть только Анлаф. Он лежал под тёплым пледом и оглядывал свой дом. В комнате царил полумрак. Свет снаружи практический не пробивался сквозь маскировку и множество заколоченных окон. На рабочем столе среди множества разных микросхем, проводов, разъёмов и деталей стоял паяльный аппарат. Давно пора было навести там порядок и разложить всё по ящикам, а то при сильной тряске вся эта мелочь сваливается на пол. Под столом спрятались маленький бензиновый генератор и сумка-холодильник. Хладоэлемент в ней был давным-давно утерян, но сам ящик не пострадал. Крышка закрывалась очень плотно, так что еда там хранилась всё же немного дольше, чем на полке. Рядом с рабочим столом стоял узкий шкаф со всем подряд: запчастями, одеждой, аптечкой и бытовыми мелочами. Он служил разделителем рабочей и обеденной зоны. На обеденном столе расположился ящик с разномастными ложками, вилками и ножами, найденными во время бесконечного скитания по стране. Тут же стоял походный чугунный котелок. Для экономии бензина Анлаф готовил только на огне. Хотя иногда ел консервы, собранные по опустевшим супермаркетам, просто так, холодными, ложкой из банки. Хорошо, что в свое время в них заливали столько консервантов. До сих пор съедобны. Иногда Анлаф охотился на мелкую дичь типа кроликов или сусликов, одичавших кур или коз. Охотился гораздо реже средневекового жителя, но намного чаще своих современников. И в отличие от последних, добыча путешественника не была голограммой или роботом. Ее можно было запросто приготовить и съесть.

Над столом висел закрытый ящик. В нём хранились тарелки и кружки, а также сухие припасы вроде круп, сахара, соли, специй, сухарей, чая, кофе и сладостей. Только воспоминание о недавно найденном мешке кексов заставило Анлафа всё-таки вылезти из-под пледа и приступить к активной жизнедеятельности. Кексы были совсем сухие, это уже скорее были сухари со вкусом кекса и вязкой сладкой начинкой. Чтобы не сломать зубы приходилось размачивать кексы в чае или кофе, но всё равно они были очень вкусными. Ради них Анлаф собрался и вышел из автобуса, прихватив котелок.

Выход из автодома после стоянки — это целый ритуал, требующий последовательности и точности, отработка которого оставила Анлафу несколько шрамов. Сперва он отрывал двери и пару минут стоял неподвижно на лестнице, внимательно прислушиваясь к каждому шороху. Прежде чем выбираться из-под маскировочной сетки, нужно было выяснить, нет ли снаружи чего-то опасного: лесных зверей, одичавших собак, военных или коптера. Тихое монотонное жужжание последнего он боялся услышать больше всего. От зверей и людей можно отбиться или убежать, а эта железная птица подлетает максимально бесшумно и неотвратимо всё замечает, считывает ландшафт, машины, лица. Бежать или прятаться от него практически бесполезно. Ему оттуда сверху видно всё и всех. Он моментально отправляет сведения в командный пункт социального надзора. А значит из ближайшего отделения полиции уже мчатся спасать тебя от эпид-террор угрозы, тащить в город, ставить тебе qr-код и выдавать гаджет, который станет твоим поводырем по цифровой экосистеме и пастырем для тебя — овечки неразумной. Анлаф стоял на лестнице и вслушивался в окружающий мир. Не обнаружив ничего подозрительного, он несколько раз громко постучал половником о котелок. Так он распугивал зверей, решивших поспать у автобуса. И снова прислушался. Новых звуков не появилось. Тогда он спустился с лестницы на землю, покрытую сухими иголками и мелкими листиками, и закрыл за собой двери. Выбраться из-под маскировочной сетки было довольно трудно, но без нее никак нельзя. С недовольным кряхтением он наконец-таки вылез на воздух и глубоко вздохнул. После душного и тёмного автодома свет слепил глаза, а от внезапного переизбытка кислорода чуть было не закружилась голова. Стало легко, настроение улучшалось. Нужно было разжечь костёр, найти и вскипятить воду для чая. Осмотревшись, Анлаф заметил небольшой островок из осин и ив чуть дальше по старой дороге. Это верный знак того, что поблизости большое скопление влажной земли. Оказалось, там располагался довольно глубокий овраг. Мужчина спустился туда и начал копать рыхлую землю. Он вырыл яму с полметра глубиной и сел рядом ждать. Постепенно она наполнялась мутными грунтовыми водами. Когда влаги скопилось достаточно, чтобы было удобно зачерпывать половником, Анлаф собрал её в котелок и выбрался из оврага. Из кармана он достал белый пластиковый цилиндр — кассета от кувшинного фильтра для воды. Усевшись поудобнее на край маскировочной сетки, он установил перед собой котелок, занес над ним фильтр и минут десять половником раз за разом процеживал через него воду. Вокруг было тихо. Только сосны скрипели на ветру. День выдался не слишком жарким. Сидя на земле в футболке и джинсах, Анлаф даже немного замёрз. Он наслаждался тишиной и спокойствием, которые дарил лес. Совсем рядом с ним пробежала мышь. У неё были свои неотложные дела. Возможно, она искала корм или бежала домой к семейству. Вокруг копошились разные жучки и муравьишки: кто-то таскал былинки, кто-то просто куда-то шёл, некоторые даже затеяли драку. А над их головами высились многовековые стволы сосен. У тех, что помоложе, кора была тонкая, серовато-зеленая, плотная. Чем старше дерево, тем толще его кора. Она уже темно-бурая, толстая, изрытая трещинами. Она хорошо подходит, чтобы весной пускать её кусочки по ручьям талого снега, ведь в многочисленных порах, ямках и рытвинах задерживается воздух. Ветки у старых сосен начинаются выше, чем у молодых. Стройные стволы, словно колонны древнего храма, поддерживали небесный свод. Тот день выдался довольно облачным. Сероватые тучки бежали по небу, гонимые почти осенним августовским ветром. Их огромные полупрозрачные тени ходили по земле, словно призраки кораблей, перепутавших сушу и море. Метрах в пятнадцати от Анлафа из-за деревьев показалась лисица. Она вприпрыжку шла в сторону автодома исследовать новый холм, образованный им. Когда она увидела человека, то сразу же замерла, потянула воздух носом. Человек тоже не двигался, не хотел пугать зверька. Медленно, опасливо она приблизилась к Анлафу, остановивших буквально в паре шагов от него, принюхалась, посмотрела в глаза и рванула обратно в лес.

Анлаф хмыкнул, поглядел в котелок и признал воду достаточно чистой. Поднявшись, он потряс затекшей ногой и пошёл собирать хворост для костра. Сухой подлесок горел хорошо. На двух крупных рогатинах и перекладине он повесил котелок. Пока вода закипала, он делал упражнения: приседал, отжимался, побегал вокруг автобуса. Вечному страннику стоит держать себя в форме. Когда вода в котелке забурлила, он снял его с огня, засыпал костёр землёй и перелил чистую часть воды во флягу. Вышло как раз на чашку чая. Вылив мутный осадок на кострище, он кое-как залез обратно в автобус.

Там в полумраке он заварил себе чай в любимой кружке. У неё был маленький скол на ободке, но это не портило её. Главное в ней было то, что когда-то давно, ещё до Цифры, её Анлафу (тогда ещё Алексею, обычному московскому менеджеру) подарила жена Дина. Кружка простенькая, без рисунка, внутри чёрная, а снаружи белая. Хотя уже пожелтела немного от времени. Она напоминала ему о жене, о её оптимизме, её простой житейской мудрости и доброте. Её не стало во время эпидемии. Как раз накануне у неё нашли рак. Опухоль была небольшая, доброкачественная, но врачей пугало, как быстро она росла. Дину поставили в очередь «срочников» — таких же горемык, которые не могли ждать долго. Она была уже вторая или третья, но страну закрыли на Локдаун. Задуманный, как краткосрочная экстренная мера, в итоге он растянулся на долгих два года. Больницы не работали, лечили только ковидных, и она так и не дождалась операции. Анлаф не смог её даже похоронить, как подобает. «Во избежание ухудшения санитарной обстановки» всех умерших отправляли на кремацию. Анлаф получил только небольшую безликую пластиковую коробку с прахом жены. Закапывая эту коробочку голыми руками рядом с могилой ее матери в тот же вечер, он понял, что больше так жить не может. Он собрал походный рюкзак. Взял тёплую одежду, немного еды, аптечку, спички, спальный мешок, сухое горючее, термос, перочинный нож и некоторые другие нужные в дороге мелочи. Он оставил дома смартфон, планшет и прочую технику, но взял ту подарочную кружку. Бережно завернул её в толстую махровую кофту. Он закрыл в квартире все вентили, выключил «пакетники», законопатил окна. И ушёл из города ночью. Так было проще проскользнуть незамеченным мимо санитарных кордонов. Он долго шёл, сам не зная куда. Несколько дней. Шёл мимо пустеющих деревень по забытым дорогам. Спал в спальнике прямо на обочине. Ему повезло, стоял жаркий сухой июль. Но в том его состоянии он бы не заметил, даже если бы пошёл снег. Таких сбежавших от Цифры «нормальные» городские жители прозвали отщепенцами. Вскоре эту кличку подхватили и СМИ, и блогеры. Так это слово стало для таких, как Анлаф, практически официальным названием.

В кружке плавал чайный пакетик, над водой вился пар. Анлаф пилил туповатым ножом засохшие кексы на небольшие дольки, так было легче размочить их. Надо добраться до ближайшей «заброшки» (так он для себя называл города, оставленные жителями во время эпидемии). Нужны продукты, одежда, кое-что из мелких бытовых предметов. Неплохо было бы найти оружие. Но в первую очередь — шампунь. Когда жизнь состоит из бесконечного похода, гигиена едва ли не важнее, чем еда. Хотя сейчас даже найти чистый водоём, чтобы умыться, становится всё сложнее. Переполненные мегаполисы сбрасывают в реки тонны промышленных, бытовых и медицинских отходов. Это была одна из причин, по которой Анлаф старался держаться подальше от больших городов. Ещё его ужасно злила оставшаяся после эпидемии «традиция» носить респираторы. Никто уже точно не помнил, зачем: чтобы не заразиться или чтобы не заражать, но все их носили. Пёстрые, однотонные, с фирменными логотипами и текстовыми посланиями, но чаще всего одноразовые, так называемые «санитарные», из тонкого нетканого материала. Дышать в них было сложно, лицо потело, но все упорно их носили. В эпидемию их во всеуслышание объявили лучшим средством от ковида. Но в народе их в итоге шили из тонких пористых тканей, одноразовые респираторы носили месяцами, опускали под нос или на подбородок, чтобы легче было дышать, разве что на лоб не задирали. Так что даже если от них и была какая-либо польза, такое обращение сводило её на нет. Были и те, кто отказывался носить респираторы. Таких звали «безреспир». Особенно впечатлительные пугались таких и держались подальше, особо агрессивные кидались с кулаками. А когда Цифра научилась распознавать лица, она списывала со счетов «безреспиров» кругленькие суммы в качестве штрафа. После, когда стали выдавать Гаджеты, при выходе за порог квартиры система направляла в мозг выходящего непреодолимое желание надеть респиратор, основанное на внушённой мысли «вдруг встречу вирус». Люди уже почти не узнавали друг друга при случайных встречах, особенно зимой, в толстой куртке, шапке, шарфе, да ещё и с наполовину закрытым лицом. Старые связи терялись, друзья становились просто знакомыми, а знакомые — незнакомцами. Личная жизнь ушла в сеть, где все делились каждым своим шагом, каждой мыслью, общались «на безопасном расстоянии» друг от друга, а заодно и от потенциальных заражённых и террористов. Но Анлаф ушёл из города ещё до гаджетов. Он слышал о них от тех, кто бежал от Цифры позже.

СУЗДАЛЬ

Остатки чая в чашке уже остыли, на поверхности плавали крошки кексов, путник готовился к вылазке. Он склонился над картой, разложенной на крышке мотора под лобовым стеклом. Какие названия он встречал? Куда поворачивал? Мимо скольких деревень проехал? За годы странствий он научился запоминать дорогу даже в полной темноте. Он вёл пальцем по провинциальной дороге. Здесь он видел табличку «р. Рпень». Если ехать вдоль неё на север до Каменки, а там взять восточнее, упрёшься в Суздаль. Хороший вариант: бросили его давно, дорога мимо него не самая популярная, более широкая Р-132 вообще огибает его стороной, много частных домов, маленьких кафе и магазинчиков, а значит много и подвалов с заготовками, запасами и прочим. Лишь бы одичавшие собаки не бегали. Вокруг, конечно, поля. Но если ехать быстро и напролом, может удастся затемно добраться до города и найти укрытие для Тало. Как только стемнело, Анлаф снял маскировочную сетку, засыпал следы костра, закрепил в доме особенно шаткие конструкции и завёл автобус. Старичок недовольно звякнул мотором и зарычал. В полумраке его подбрасывало на каждой кочке и яме давно неезженых дорог. Автодом вырулил на дорогу. У самого моста через Рпень он уверенно повернул на север и вдоль неё рванул по полям. Ночь уже вступила в свои права. Тьма вокруг казалась вязкой и холодной. Света притушенных фар едва хватало на то, чтобы осветить перед автобусом метра три, не больше. Из-под колес летела мягкая земля. В который раз Анлаф убеждался в правильности давнего решения переделать подвеску и привод. Теперь старичку ни горы, ни овраги нипочём. Вдруг перед Тало замаячил кусок жидкого неба — это гладь водоема, отражавшая звезды. «Цибеевское водохранилище, — понял Анлаф, — теперь направо». И резко развернул автобус. Полпути за плечами. Он подъехал к городу, когда уже начало светать. Тёмные очертания полуразрушенных домишек проступили на фоне серого неба. Жителей давно увезли отсюда, и город опустел. Когда-то тут приходилось по одной церкви и по три-четыре туриста на душу коренного населения, город полнился гулом голосов, народной музыкой, здесь даже снимали кино, а сейчас — только остовы домов, колонны печей и руины древних храмов. До Цифры за ним присматривала ЮНЕСКО, она же создала виртуальную экскурсию по достопримечательностям Суздаля, а сам Суздаль осиротел. Локдаун и противоэпидные ограничения извели туризм. Да и зачем современному человеку отрываться от стула, ехать за тридевять земель, чтобы увидеть то, что он может посмотреть онлайн? Но в ту секунду это было последнее, о чём думал Анлаф. Прежде всего нужно было успеть спрятать Тало до того, как окончательно рассветёт. Иначе залётный коптер может его засечь. Автобус, бодро подскочив, пересёк асфальтированную дорогу, проехал мимо небольших заводей, и Анлаф увидел несколько ангаров с припаркованными радом ржавыми грузовиками в одном из изгибов Каменки. «Если не получится загнать внутрь, оставлю на улице, как будто он тут так и стоял», — решил он. Но один из ангаров оказался открытым. Анлаф загнал автодом туда и остановился. Несколько минут он сидел неподвижно, прислушиваясь и присматриваясь, но движения, вроде бы, не заметил. Он перелез в салон и принялся расставлять по местам всё, что свалилось за время бешеной гонки, потом открыл дверь и вышел. Наконец-то можно было потянуться, размять затёкшие мышцы, сделать несколько упражнений. После чего он вернулся в автобус за плащом и рюкзаком, закрыл дверь и аккуратно выглянул из ангара. Вокруг царила тишина. Только ветер утробно завывал среди останков домов. Вооружившись куском арматуры, Анлаф отправился изучать местность. Ангары оказались мастерскими сельскохозяйственного колледжа, судя по тому, что гласила выгоревшая табличка над КПП. За ним начиналась узкая улочка, бегущая прямо по берегу реки. Недалеко виднелся полу прогнивший мостик. За рекой стояло длинное одноэтажное здание с колоннами и покатой крышей, некогда крашеной в зелёный. «Это, скорее всего, гостиный двор или торговые ряды, — подумал Анлаф. — Там должны быть какие-нибудь магазинчики. Может найду еду или что-нибудь полезное». В ста метрах от колледжа ожидаемо находилась церковь. Вернее, то, что от нее осталось. Из-под белой краски язвами проглядывал красный кирпич, крыша давно провалилась, хотя арки крыльца ещё устояли. Заходить внутрь не хотелось, за годы странствий Анлаф видел сотни таких руин, потому прошёл мимо. Они навевали на него тоску. Большинству людей нужна вера, чтобы оправдывать свои неудачи ниспосланным испытанием или происками нечистой силы. Вера тоже изменчива и разнообразна. Постоянен лишь один общий и вполне осязаемый бог — деньги. Ради них лились реки крови и потоки лжи, ради них рушили и строили, ради них перекроили самосознание человека. И ради них пришла Цифра. Старые храмы стали не нужны, ведь молиться и совершать пожертвования можно и нужно онлайн из дома. Всё ради эпидпрофилактики, естественно. Чтобы добраться до гостиного двора, нужно было перебраться на другой берег реки. Деревянный мост достаточно сильно пострадал от стихий и времени, многих досок недоставало, а оставшиеся доверия не внушали. Но выбора не было. Нужно было как можно скорее затариться, плотно поесть и отправиться спать. Ночные перегоны сильно сбивали ритм сна и бодрствования, но деваться было некуда. Анлаф зевнул, мотнул головой, отгоняя сонливость, и ступил на мост. Зеленовато-бурая вода, покрытая ряской, медленно двигалась под ним. В это время года купаться неприятно: водоросли разрастаются, превращая плаванье в борьбу с оплетающими под водой ноги «щупальцами». Да и нырять в одежде и единственных целых ботинках отщепенцу не хотелось. Осторожно, словно в танце на тонком льду, Анлаф переставлял ноги с доски на доску и плавно переносил вес, напряженно прислушиваясь к скрипу дерева. На середине моста одна из досок со звонким «хрясь» проломилась под ним, пришлось неуклюже прыгнуть на другую, которая застонала, но устояла. Обломки булькнули, и течение увлекло их за собой. Выругавшись, Анлаф продолжил путь. На его голос из-за руин церкви выбежала свора собак. Анлаф ускорился, насколько мог. Они громко лаяли, рычали, но на мост не совались. Видимо, в воду им тоже не хотелось. Пометавшись с минуту у моста, они двинулись куда-то дальше по берегу. Путник же, наконец оказавшись на противоположном берегу, трусцой направился к гостиному двору. Появилось гнетущее чувство, что кто-то за ним наблюдает, и это были явно не собаки. Их лай всё ещё доносился откуда-то из-за спины. «Другую переправу ищут, — понял Анлаф. — Надо спрятаться в торговых рядах». Забежав в здание, он запер дверь, используя какую-то балку как засов, и начал ждать. Действительно, свора подбежала к двери, собаки лаяли, рычали, скреблись в дверь, но внутрь всё-таки не пробились. Ещё несколько минут они бесцельно бегали по Торговой площади. Анлаф помнил ее ещё по фильму «Женитьба Бальзаминова». В голове неизбежно всплыли кадры пританцовывающего на площади Георгия Вицина. В детстве этот фильм так впечатлил четырехлетнего Лёшеньку, что маме пришлось клеить из картона цилиндр. Мальчик носил его целыми днями, даже строгой воспитательнице удалось убедить его расставаться со своей шляпой только на время тихого часа. На прогулке цилиндр надевался поверх теплой шапки и частенько слетал при попытке изобразить Михайло Дмитриевича, скачущего по площади. Теперь эта площадь почти полностью заросла травой. Брусчатка лишь в нескольких местах торчала, как проплешина, из-под зелёного ковра. Собаки некоторое время растеряно-выжидающе бегали по ней, перегавкивались, но в итоге собрались и убежали куда-то в сторону Кремля. Анлаф выдохнул и начал осматриваться. Ему повезло закрыться в каком-то ресторанчике. В полумраке зала он насчитал с десяток небольших столов со стульями. Он пошёл искать кладовые или холодильники. В подвальном помещении, освещая себе путь фонариком, он наткнулся на пустые полки. Кто-то здесь явно уже побывал. Это насторожило отщепенца. Если в заброшке что-то менялось после эвакуации, ничего хорошего это не сулило. Анлаф поднялся обратно, тихо разбаррикадировал дверь и вышел. Постоял в дверях, прислушиваясь. Сделал несколько шагов в сторону церкви на площади и замер. Он был готов поклясться, что на колокольне мелькнула тень. Кто-то явно крупнее птицы спрятался между окнами. Анлаф задрал голову и ждал. Спешить ему было некуда, он был готов ждать хоть час, но тот, кто сидел наверху, вновь выглянул из-за стены.

«Я тебя вижу!» — крикнул Анлаф. Он вдруг понял, что уже несколько лет ни с кем не разговаривал. С того самого времени, как уехал от Геры. «Свяжусь с ним, как только смогу», — решил он.

— Оружие есть? — спросил человек на колокольне.

— Только палка, — соврал Анлаф. Огнестрельного оружия у него, конечно же, не было. Зато имелось несколько ножей: по одному за поясом и в каждом ботинке.

— Спускаюсь!

Анлаф напрягся. Он боялся возвращения собак, но их вроде бы не было слышно. К тому же знакомства в новой реальности могут быть опасны. Никогда не знаешь, кто перед тобой и на что он готов пойти ради ресурсов? Сжав покрепче арматуру, Анлаф слушал спешно спускающиеся шаги, и уже через минуту перед ним предстал сухой старичок. Непонятно, сколько ему было лет, но явно больше 80. Землистое морщинистое лицо с глубоко посаженными выцветшими глазами выражало испуг и удивление. Одет он был в серые лохмотья. Что вместе со сгорбленностью и поджатыми к груди тонкими кистями придавали ему схожесть с крысой.

— Ты чего здесь? — спросил старик. Он выглядел таким жалким, что Анлаф невольно убрал прут. Такого, если что, достаточно толкнуть посильнее, он и развалится.

— Еду ищу, — просто ответил путник. — Голодный я, отец. Меня Анлаф зовут.

— А я Семён Андреевич. — старик пожал протянутую руку путника.

Анлаф поразился, как такой тощий старикан с трясущимися руками может выживать в такой глуши. Семён Андреевич предложил отщепенцу пообедать вместе. По его словам, гости у него бывали часто. Раз в неделю так точно. Навигаторы почему-то плутают в этой местности, а водители всё чаще доверяют автопилоту слишком сильно и в пути совсем не следят за дорогой, бывает даже, что спят за рулём. Заблудившиеся машинки привозят бедолаг к Васильевскому собору и отказываются ехать куда-либо дальше. Какая-то ошибка на онлайн-картах.

— Я, когда мотор-то твой услышал, я полез посмотреть, кто приехал, — рассказывал старик. — Да и не сразу тебя и увидел. Только когда собаки залаяли. Смотрю, ты бежишь. Ну, думаю, раз молча бежит, на помощь не зовёт, пусть бежит, куда там ему надо. А ты шасть — и в кафешке спрятался. Они уж тебя искали-искали, да не нашли. Смешные они, несмышлёные.

— А ты сам-то собак не боишься? — Анлаф удивился.

— А чего мне их бояться? Они мне не враги. Я иногда их даже кормлю, когда что вкусненькое подворачивается.

Анлаф мотнул головой. В ней возникла какая-то неуловимая ассоциация или старая мелодия. Неужели никто из гостей не доложил о нём территориальному контролю? Или возрастному? Хотя, если он помогает потерявшимся на дороге, возможно, они в качестве благодарности помалкивают о нём.

Семен Андреевич привёл Анлафа в двухэтажный домик. Судя по просторному холлу со стойкой, раньше это была гостиница. Заметив заинтересованный взгляд отщепенца, старик рассказал, что раньше это была успешная маленькая гостиница. Но Локдаун задушил ее. Во время эвакуации (тогда ещё полный сил отельер) и несколько его друзей смогли спрятаться в подвальных помещениях и переждать ее.

— Потом, конечно, нелегко пришлось. Особенно, когда все померли. Раньше-то с едой попроще было, а потом всё хуже. Вот в итоге я один остался и ем от пуза, только когда приезжает кто. А так одни консервы да макароны. На огород у меня уже сил нет.

— Да я и консервам с макаронами рад буду. У меня тебе, правда, и предложить-то нечего взамен, — Анлаф чувствовал жалость к этому бумажному старичку. Но тот заверил его, что компания — лучшее, чем путник может ему отплатить. Позвякивая посудой, дед разжарил вчерашние макароны и поставил чайник. Анлаф с удовольствием опустошил свою тарелку и сгреб в рюкзак несколько банок тушенки и маринованных овощей, которые дал ему старик. А потом за кружкой чая охотно слушал его истории. Правда, чай по кружкам разливать пришлось гостю, так как тремор у старика был ужасный. Семен Андреевич предложил Анлафу отправиться наверх поспать. На что путник, сам не зная, почему, согласился. Старик был к нему по-отечески добр, не хотелось обидеть его недоверчивостью. Они зашли в один из бывших номеров, и путник ахнул: чисто, сухо, двуспальная кровать, подушки, одеяло. Свежее, разве что не отглаженное постельное белье.

— Ты, отец, даёшь! — восхитился Анлаф, подбирая, фигурально выражаясь, челюсть с пола.

— Какой-никакой отель же, сынок, — засмущался Семён Андреевич. — Я ж столько лет людей обслуживал, с уборщика до директора дослужился. У меня даже вода есть, помоешься?

В порыве радости Анлаф обнял его. На глазах старика проступили слёзы. С возрастом люди становятся плаксивее, но сейчас это не раздражало отщепенца. Кто бы что ни говорил, а общение с другими людьми важно для любого человека.

— Будь, как дома, я к твоим услугам, — сказал Семён Андреевич на прощание и закрыл за собой дверь.

Путник некоторое время стоял посреди комнаты, вслушивался в удаляющиеся шаркающие шаги старика и не верил своей удаче. Наконец-то он принял душ, а не мылся в реке. А как сладко и безмятежно спалось на огромной мягкой постели! Матрас, конечно, немного пах старыми тряпками. Но разве же это такая уж большая проблема? Анлаф, конечно, спрятал под подушку нож, но опасаться ему было нечего: старичок с трясущимися ручками вряд ли представлял угрозу. Впервые за несколько лет отщепенец спал в настоящей постели. После скамейки в ЛиАЗе кровать казалась бескрайней, мягчайшей и самой удобной на свете. Анлаф уснул, едва коснувшись головой подушки, и спал, что называется, без задних ног, не слыша ничего вокруг. Его не тревожили никакие кошмары или ностальгические картины. Во сне он пересматривал «Женитьбу Бальзаминова»: Вицин плясал на площади, его мама пыталась вспомнить, какой же Китай-город правильный, а Мордюкова пила чай с блюдца, точь-в-точь как кустодиевская купчиха за чаем. Из сладких оков советского кинематографа Анлафа вырвал холодный приказ «Встать!». Спросонья потирая глаза, Анлаф увидел перед собой Семёна Андреевича, целящегося в него из ружья.

— Встать, я сказал! — в голосе старика звучала сталь. Больше он не сутулился, всем своим видом выражая уверенность и силу. — Не смотри, что руки трясутся. Дроби всё равно наешься.

На улице раздавался лай и рычание собак вперемешку с воем. Анлаф поднял руки. Достать бы нож, но есть риск не успеть.

— Семён Андреевич, вы чего? Что я вам такого сделал? — абсолютно искренне не понимал отщепенец. Ещё несколько часов назад они пили вместе чай и мило беседовали, а сейчас старик тычет в него ружьём.

— Давай шагай на выход! — Рявкнул дед. — Слышишь, за тобой пришли мои голодные друзья. Да и я уже недели две мяса не ел.

Анлаф послушно двинулся на выход из номера. Когда к нему пришло осознание, что имел в виду старик, по спине пробежали мурашки, а на лбу выступил холодный пот. Сейчас его застрелят, разделают, как поросёнка, пустят на гуляш и корм псам. Вот, значит, чем таким «вкусненьким» старик подкармливал собак. Многое Анлаф видел за годы скитаний по стране, но с каннибализмом сталкивался впервые. Поедание человека человеком было для него настолько нереальным, что, казалось, это всё страшный сон. Но вот он, Семён Андреевич, ведет сонного отщепенца во двор. Нужно было немедленно что-то предпринять, иначе пойдёшь в рагу. У лестницы со второго этажа Анлаф резко развернулся и, вцепившись в ствол, вздернул дуло вверх. Прогремел выстрел, металл в его руках раскалился, но выпускать ружье из рук было нельзя. Собаки на улице замолчали. Круто развернувшись на 180 градусов, Анлаф увлёк старика за собой. Тот потерял равновесие, кубарем скатился с лестницы и замер в неестественной позе у её подножия. Анлаф всё ещё держал ружьё в руке. Он спустился и пошевелил тело старика прикладом. Старик не отреагировал. Похоже, во время падения он сломал шею. Первым делом путник запер входную дверь. Затем Анлаф вернулся в свой номер, собрал вещи, не забыл и про нож под подушкой, и выглянул в окно. Собаки всё ещё кружили рядом с домом. Темнело. Путник решил дождаться утра. Или хотя бы момента, когда собаки разойдутся. Не теряя времени, он отправился с фонариком осматривать отель. Нашлись довольно большие запасы продуктов. У всех, конечно же, вышли сроки годности, но вакуумная упаковка и тонны консервантов творят чудеса. Анлаф набрал столько еды, сколько влезло в рюкзак. Меньше вылазок — меньше шансов встретить вот таких товарищей. Также в доме он прихватил кое-какой инструмент, бритву, несколько кусков мыла. Ещё он нашел для себя почти неношеные ботинки, свитер, джинсы и несколько футболок. Все это лежало, разложенное по чемоданам, в одном из номеров. Если старик привечал так всех своих гостей, то, скорее всего, это были их вещи. Стемнело. Анлаф выглянул в окно. «Интересно, — подумал он, — куда старик девал машины?» Двор слабо освещался установленным на улице факелом. Собаки разошлись. Но далеко ли они ушли, сказать было трудно. За пределами круга рыжего света начиналась кромешная тьма. Вязкая, плотная, бархатистая. Нет, сейчас уйти не получится, снаружи слишком опасно. Анлаф вернулся к телу старика. Да, определенно мёртв. Потому ничего другого не оставалось, кроме как снова отправиться спать. Неизвестно, сколько сил завтра потребуется. Да и хотя бы небольшое количество бытового комфорта упускать нельзя.

ВЫСОТА

Утром Анлаф, не обнаружив за окном собак, тихо открыл дверь и вышел. Всю дорогу до автобуса он фактически бежал. В тот момент ни патруль, ни коптер, ни, наверное, даже танк, не смог бы его остановить. Кажется, и мост он преодолел бегом, так ему хотелось покинуть этот городишко. Успокоился он, только когда закрыл за собой дверь Тало. Мрак автобуса, его привычная обстановка, внушали чувство безопасности. Уже без спешки Анлаф переоделся, разложил находки по положенным им местам и вновь склонился над картами. Теперь куда? К Гере. Однозначно. После такого приключения не хочется ничего, кроме как увидеть друга. За день до него не успеть. Чтобы нечаянно не выдать место его проживания, придётся оставить автодом и километров десять пройти пешком по лесу. «Волоколамка и Разварня — отличный крестик, чтобы не потерять автобус» — решил путешественник. Тогда в два дня: сперва до Сергиева Посада, там привал, потом до Степаньково. С наступлением сумерек Тало, позвякивая бутылочками в моторе, потихоньку выдвинулся в сторону шоссе. Его колеса вязли в грязи после вечернего дождя. Вырулив на дорогу, автобус двинулся веселее. В кромешной тьме мимо проплывали города и сёла, пустые глазницы окон тускло поблёскивали, отражая свет притушенных фар. Тало потряхивало на рытвинах дороги, но всё же это было лучше, чем нестись через поле. Въезжали в город уже на рассвете. Многоэтажки и храмы прорезали своими силуэтами гладь неба, пыльный асфальт шуршал под колёсами. Ехать было легко и даже приятно. Заросшие палисадники у домов зелёным одеялом окутывали полуразрушенные многоэтажки. Чем выше здание, тем раньше оно разрушается. А вот старенькие «хрущёвки», отстоявшие больше полувека, живы, хотя и не очень здравствуют. Пустые оконные проёмы и выбитые двери рассказывали о мародёрах, обшаривавших заброшенные города. Частые эпид-патрули первое время старались их отлавливать, но, когда «пригодное» Подмосковье согнали в Москву, а непригодных москвичей и жителей области окончательно выслали в неизвестные дали, ни воришек, ни их ловцов в Посаде не осталось. Тало медленно двигался по улицам в поисках тихого двора для привала. Вскоре такой нашёлся. На пересечении улиц Юности и Ясной стояла длинная девятиэтажка, двор которой превратился уже в небольшой лесок. Ветви деревьев склонялись над дорожкой, образуя практически тоннель. Там автодом отлично спрятался, а его хозяин отправился в само здание на разведку. В одной из квартир Анлаф развел костер, сварил себе гречи и с наслаждением ее съел. После чего обследовал ближайшие дворы и слил уже загустевший бензин. В одной из обветшалых пятиэтажек он обнаружил сокровищницу — библиотеку. И пусть это был лишь маленький закуток с книгами, Анлаф потерялся в нем на несколько часов. Он трепетно стирал пыль с корешков книг, желая узнать, что же под их обложками прячутся за произведения. В основном здесь была классическая русская литература. Почему-то особенно много было Достоевского. От этого у Анлафа свело скулы. Он поморщился и ушёл в противоположный угол: «Современная литература» — гласила надпись на стеллаже. Там он нашел «Черновик» Сергея Лукьяненко. «Тоже мне, современная, — подумал отщепенец, — уж почти 35 лет, как вышла». Он уселся прямо на пол, облокотившись на один из стеллажей, включил фонарик и зачитался: «Бывают дни, когда всё не ладится. Нога с кровати опускается не в тапочек, а на спину любимой собаки, с перепугу цапающей тебя за щиколотку, кофе льется мимо чашки…» Даже прошуршавший над городом коптер не нарушил этой идиллии. Впрочем, коптер тоже не заметил прячущегося в глубине библиотеки человека. Книги были островком счастья в этом бескрайнем океане скрытности, страха и бесконечной дороги. Как говорил один писатель: «Даже в аду люди смотрят на небо и ищут высоты». Чтение уносило его в далёкие миры, где не было Цифры, не было Гаджетов и эпид-контроля, было глотком свежего воздуха. Он мог отказаться от обеда, но ни за что не отказался бы от хорошей книги. Когда на город опустилась ночь и последние лучи уходящего солнца скрылись за горизонтом, Анлаф нехотя оторвался от книги, засунул её в рюкзак и пошел обратно в автобус. Нужно двигаться дальше. Кружок света от фонаря бегал перед ним, выхватывая из кромешной тьмы провалы окон брошенных домов, ямы на дорожках, ржавые качели на детских площадках, истлевший домашний скарб неизвестно кем непонятно зачем выброшенный на улицу. Осколки чужих жизней уже поросли травой, многие предметы уже не узнать: может это был стул, а может — рама велосипеда? Анлаф погрузился в раздумья. Прошлое всё явственнее становилось прошлым, а будущее у отщепенцев отсутствовало. Какая может быть пенсия у того, кто отделился от общества, не подчиняется его законам и правилам, а юридически так вообще считается погибшим? Потому оставалось только настоящее: дороги, леса, реки, поля и пустые города. В перенаселенные города-крепости просто так не попадешь, да и что ему там делать? Лет через пять после своего ухода, устав от бесцельных скитаний, он пытался вернуться к урбанистической жизни, но город встретил его кордонами, многочисленными КПП, эпид-контролем и безликими гражданами в респираторах. Сотни камер следили за жителями из-за каждого угла, с каждого столба. Первые беспилотные автомобили неуклюже перемещались по улицам, создавая бесконечные пробки. Над головами сновали бесчисленные коптеры. Одни записывали лица людей, другие следили за соблюдением мер по профилактике заболеваемости и разгоняли не по правилам близко стоящих людей, третьи доставляли еду и товары, четвёртые громко и радостно вещали рекламу, увязываясь за потенциальными покупателями. Стоял жуткий шум, хотя улицы были по большей части пустынны. Даже новогодние каникулы не могли выгнать перепуганных агитацией людей на улицы. Дети сидели по домам, пялясь в экраны планшетов. Взрослые были заняты тем же. Общение тогда уже ушло в сети. Многие дедушки и бабушки освоили видеозвонки, а настойчивые волонтёры приучали к ним тех, кому не хватало усидчивости научиться самим. Цифра тогда ещё только набирала силу. Людям было ещё немного странно разговаривать с предметами, чтобы заставить их работать. И немного страшно, когда те отвечали. По городу сновали патрульные, которые имели полное право в рамках эпид-контроля заставить любого сдать им кровь на анализ прямо на улице. Если результаты не устраивали проверяющих, виновного прохожего грузили в ближайший медмобиль, который тут же увозил его в больницу. Каждую минуту специальные динамики вещали: «Пользуйтесь респираторами и перчатками. За несоблюдение карантинного режима будет наложен штраф». Страна уже почти пять лет боролась с ковидом, и света в конце тоннеля видно не было. Основной причиной такой задержки объявили недобросовестное отношение граждан к противоэпидемиологическим мерам. Онлайн люди поддерживали друг друга и мотивировали продолжать сражение с коварным вирусом, а в реальном мире стали бояться и ненавидеть друг друга. Анлаф тогда не дошёл даже до своего дома и сбежал обратно в лес, так не устроила его новая реальность. Потому той августовской ночью он шёл один по темному Сергиеву Посаду, и свет его фонарика вздымал ил времени с остатков прошлого, вписывая их в его личное настоящее. Осень уже стояла на пороге. Воздух был холодным и влажным, а северный ветер пронизывал легкий плащ отщепенца. Под ногами тихо хрустел песок. Его мерное шуршание иногда разбавлял скрип камней. Вдруг за спиной раздался странный топот. Будто ребёнок бежал по дороге. Анлаф замер. К топоту добавилось фырканье и кряхтение. Путник резко развернулся, пытаясь выхватить лучом света своего преследователя. Но никого не увидел. В голове разом всплыли все увиденные фильмы ужасов о зомби, жутких призраках и кровожадных лесных тварях. В такие моменты в кино обязательно кто-то страшный выпрыгивал из темноты. На минуту наступила тишина, после чего возня возобновилась. Анлаф осветил полотно догори и придорожные заросли травы в тот момент, когда оттуда, настороженно потягивая воздух, вышел ёжик. Он важно прошагал мимо человека, сделал вид, что вообще его не замечает, и потопал дальше по своим ежиным делам. Анлаф разразился громким смехом. Зверёк от неожиданности подпрыгнул и дал дёру. Этот малыш из непуганого поколения лесных зверей, которые уже отвыкли от присутствия «инопланетян» в своей гармоничном, выстроенном по строгим законам природы мире. «Побежит, небось, рассказывать своей ежихе и ежатам, какое чудище встретил на своей тропе!» — подумал Анлаф, и двинулся дальше. Автобус в этой темноте нашёл только со второй попытки. Не с той стороны дома искал. Пришлось даже подкачать свой динамо-фонарик. Дома он привычным движением установил его в пустую консервную банку, направив луч на потолок. Выкрашенный белой краской свод отразил свет и бледным сиянием распределил его по всему автобусу. В этом полумраке Анлаф разобрал рюкзак и переложил «Черновик» под подушку. Так он поступал со всеми книгами, которые были в процессе прочтения. Остальные же хранились в одном из ящиков под скамьей-кроватью. Ещё раз внимательно изучив карту, Анлаф двинулся в путь. Дорога по ночным трассам Подмосковья заняла несколько часов. Чтобы не слишком приближаться к Московской агломерации пришлось выбрать маршрут в обход, через Дмитров и Клин. Когда Лаврово осталось позади, Анлаф заметил справа автомобиль, движущийся ему наперерез. Причем двигался он ровно по центру дороги, там, где ещё десяток лет назад располагалось барьерное ограждение; потом, правда, его сняли, оно создавало помехи движению беспилотных электрокаров-доставщиков. Видимо, машина шла на автопилоте. Чем был занят водитель — неизвестно, но явно не следил за дорогой. Анлаф был рад, что в свое время во избежание пробок А-108 подняли над М-11, в утренней дымке, скорее всего, автобус не попадёт (или, по крайней мере, нечётко) в камеру авто регистратора машины. К тому же автопилот соображает медленно, особенно, если рядом незарегистрированный в Цифре автомобиль: может подрезать, боднуть или даже врезаться, ведь авто без регистрации на его карте просто не отображаются, а значит и не существуют. Скорость машины была относительно небольшой, около 80 километров в час, но траектория движения ровно по середине трассы насторожила Анлафа. Ещё мгновение и раздался ожидаемый хлопок и скрежет металла. Это автопилот на полном ходу встретился с опорой моста. Анлаф чертыхнулся и, сделав петлю по развязке, подъехал к месту аварии. Нос авто сложился гармошкой и обнял опорный столб. Зрелище жуткое. Анлаф притормозил у обочины, намотал на лицо первую попавшуюся тряпку, выскочил из своего автобуса и побежал осматривать груду железа. Водителю точно не выжить, но у пассажиров был шанс. Поэтому мужчина метнулся к задней двери и открыл ее. На сидении в автокресле сидела девочка лет десяти с разбитой головой. Она была без сознания. Кислотно-желтое платье было забрызгано кровью, а ноги плотно зажаты передним сидением. В руке она сжимала смартфон, из которого женский голос истошно звал Софию, а на экране горела надпись «мама». От нижней части корпуса к запястью девочки тянулась тонкая, полупрозрачная нить. Она светилась голубым, точно молния, и слабо пульсировала. Анлаф понял, что это и есть тот самый Гаджет. Он поднял с дороги небольшой обломок и оттолкнул им аппарат из рук девочки. Тот свалился под сидение, нить замигала и исчезла. Анлаф невольно вспомнил заголовок в газете, который видел ещё до эпидемии: «Команда ученых и инженеров из Австралии и США продемонстрировали принципиально новый подход подключения мозга к компьютеру». Теперь для соединения разума с машиной не нужно было сверлить череп и втыкать в мозг электроды, достаточно было держать в руке смартфон со специальным чипом внутри, который принимал команды и посылал сигналы, используя кровоток человека. То есть сосуды служили своеобразными проводами. Видимо, в эти обязательные для всех гаджеты была встроена подобная технология. По крайней мере, путник решил, что только что видел ее в работе. Анлаф запретил себе даже смотреть в сторону водителя: двигатель от удара вмяло в салон, от человека за рулем, скорее всего, мало что осталось. Он отстегнул девочку из автокресла и принялся осторожно высвобождать ее ноги. Благо, их лишь немного прижало водительским креслом. Синяки, конечно, останутся, но кости определенно целы. Он вытащил ее из машины, уложил на спину прямо на дороге и принялся ее осматривать. Из раны на голове сочилась кровь, но, кажется, череп не поврежден, руки-ноги на месте, от ремня безопасности, удержавшем ее в кресле, остались небольшие ссадины на ключицах, но в общем не сильно пострадала. Анлаф осторожно, словно хрустальную куклу, поднял девочку на руки и отнес в автобус. Там он уложил ее на свою кровать прямо в обуви поверх покрывала, подоткнул одеяло так, чтобы она не свалилась на повороте и лихорадочно начал соображать, что же делать. Гаджеты девочки и водителя уже точно послали сигналы бедствия и ближайший дорожный патруль уже мчится сюда. Отщепенцев они жалуют даже меньше, чем эпид-контроль, могут просто застрелить на месте. Но и бросить ребенка в беде Анлаф не мог, ещё не известно, какие люди и когда именно приедут на вызов и как будут обращаться с девочкой. Анлаф решительно закрыл дверь автобуса и двинулся в путь. Он решил, что постарается добраться до Степаньково незамеченным, а там они спрячутся в каком-нибудь домишке. Он вернулся на А-108 и прибавил газу. Они едва проехали Лесной, когда девочка начала приходить в себя и похныкивать. Ехать было ещё минут пятнадцать. Анлаф нажал на педаль до упора. Тало недовольно звякнул мотором, но ускорился. Но всё же пришлось остановиться в лесу на берегу какой-то речки. Убедившись, что автобус надёжно укрыт кронами, Анлаф подошёл к почти очнувшейся девочке, сел на пол рядом с кроватью и стал ждать.

СОФИЯ

Вскоре девочка отрыла глаза. Несколько секунд она непонимающе вращала глазами, а когда увидела мужчину, закричала и попыталась подняться. Но всё тело болело, и она смогла лишь отодвинуться к стенке автобуса.

— Ты кто? — взвизгнула она. — Где деда?

— Не здесь, — грустно ответил мужчина.

Девочка смотрела на него, выпучив глаза некоторое время, потом стала также удивленно рассматривать внутреннее «убранство» автобуса. Почти всё в нём было незнакомым, непонятным и даже страшным. Кругом темнота и тишина. Но страшнее всего был человек, сидящий рядом: бородатый, седеющий чужой дядька в старой футболке. Он внушал ужас. «Такой запросто мог побить деду и похитить меня» — думала она. Как раз про таких рассказывал тьютор курса по безопасности. По инструкции полагалось нажать экстренную кнопку на Гаджете, но его не было в наручном чехле. Паника всё нарастала, а незнакомец сидел рядом и смотрел на неё.

— Меня Анлаф зовут, — спокойным голосом сказал он. — Не бойся меня. Вы попали в аварию, я хочу тебе помочь. Как твоё имя?

— София, — дрожащим голосом ответила девочка.

— Значит, Сонечка. Красивое имя.

— Нет, я — София! — она капризно скривила носик. — У тебя странное имя.

— Я его сам себе придумал. Скандинавское, переводится как «наследник предков». — Анлаф немного растерялся. Ещё никто не интересовался смыслом его псевдонима.

— А по-моему — странное, — заявила она безапелляционно.

«Ещё намучаюсь с тобой, София!» — подумал Анлаф, а вслух сказал:

— Пусть будет по-твоему. Мне надо обработать рану у тебя на лбу перекисью, чтобы микробы не завелись, и перебинтовать.

— Ты скачал ДД? — строго спросила София.

Анлаф не понял, о чем она говорит. Он потянулся к ней с ватой, смоченной в перекиси, но девочка оттолкнула его руку и повторила вопрос раз пять подряд. Анлаф начал сердиться:

— Что ещё за ДД?

София закатила глаза:

— ДД. Домашний Доктор. Приложение такое. Его скачивают, чтобы знать, как людей лечить. Оно дорогое. Мама, когда его открывает, потом долго ворчит, что дорого.

— Ничего я не скачивал, — удивился путник, — я, как в школе выучил, так и умею лечить. Не как настоящий врач, конечно, но кровь остановить могу. Не дёргайся.

Пока София, уставившись на Анлафа, непонимающе хлопала глазами, он протёр рану ваткой. Оказалось, ничего серьёзного. Просто царапина. Перемотать, чтобы грязь не попала, и всё. Девочка никак не могла осознать, как это — уметь лечить? Как уметь ходить она знала, знала и как уметь есть, бегать, петь или танцевать. Но как можно выучить компетенцию? Об этом она и спросила Анлафа, пока тот возился с бинтом вокруг её головы. Мужчина не нашёл ответа. Поэтому просто пожал плечами и сказал:

— Всё. Пока не снимай, пожалуйста. Как себя чувствуешь? Ничего не болит?

София поёрзала, проверяя, что и где у нее болит, пожаловалась на ноги и плечи. Анлаф объяснил, откуда у неё синяки на лодыжках и ссадины на ключицах. Это её немного успокоило.

— Поняла, — деловито сказала она. — Тогда сейчас скачаю себе брал, и всё пройдет. Дай мне мой гаджет.

— Я не знаю, где он, — приврал Анлаф. Хотя, если дорожный патруль уже побывал на месте аварии, то этот гаджет действительно может быть неизвестно где. — Тебе отдохнуть надо, полежать. Я дам тебе обезболивающее.

Он полез в шкаф за аптечкой, как вдруг София разревелась. Крупные слёзы катились по щекам, она громко хныкала и причитала: «Нельзя без гаджета! Мама будет ругать! И папа будет ругать! Штраф будет! Без гаджета нельзя!». Анлаф испугался такой внезапной перемене, но постарался не подавать виду. Он спокойно набрал в чашку питьевой воды, достал таблетку и протянул всё это девочке. Минут пять, а то и все десять ему пришлось ждать, чтобы она успокоилась. София взяла чашку с таблеткой и вопросительно посмотрела на него.

— Пей.

Она сделала глоток воды и снова упёрлась в отщепенца взглядом.

— Ты не умеешь, понятно, — вздохнул Анлаф и принялся учить ее пить таблетки. Девочка ворчала, отплёвывалась, но в итоге справилась с горьким лекарством и улеглась.

— У тебя странная машина, — сказала она.

— Это не просто машина. Это мой дом.

София подняла брови:

— Твой дом?! — удивлённо взвизгнула она. — Кто тебе разрешил тут жить?

— А я никого не спрашивал. Просто нашёл, обустроился и начал жить, — усмехнулся Анлаф.

— Вот так просто? А на ДомЛинк как регистрировалсяяя? — Для девочки всё в этом высоком дядьке было непонятным.

— А зачем? Кто бы они ни был в твоём ДомЛинке — это моя жизнь, пусть и вот такая несуразная, но моя, и никому командовать ею не позволю.

София замолчала и долго о чём-то думала. Она никогда не задумывалась, кто и как может и должен регулировать её жизнь. Мама с папой установили ей определённые правила, но это же мама и папа. Им можно. А кто ещё ей указывал? В детской головке раньше никогда не возникало мысли, что она вольна поступать, как самой хочется. Она — ребенок новой реальности, совсем не такой, в которой жил Анлаф и его поколение до эпидемии. София родилась и всю свою недолгую пока что жизнь прожила в Цифре. Когда ей исполнилось 6, ей, как и положено, купили гаджет. Она стала частью Цифры. Теперь ей нужно было скачивать курсы по разным предметам: естественной математике, родному языку, родной литературе и другим, — внимательно слушать тьютора и в конце курса сдавать тест. Правда, курсы можно выбирать самому. Обязательными были только «Пользование Цифрой» и «Управление гаджетом». А ещё шёпотом на ушко, чтобы никто не узнал, что она ломает ребёнка, но мама смогла настоять на математике, чтении и правописании. Остальное София выбрала сама: немножко литературы (только раздел сказок), немножко рисования, пения, гончарное дело. Она училась только четвёртый год из восьми обязательных лет образования, у неё ещё было время скачать физику или химию. Если, конечно, появится желание.

Гаджет, получается, приказывает ей. Он пищит, когда надо проснуться, следит за уровнем кислорода в крови и иногда посылает сигнал-желание идти гулять; за уровнем энергии и заставляет что-нибудь съесть; за теплообменом и напоминает, что нужно одеться потеплее; за здоровьем, за настроением, за местоположением… «Да он за каждым шагом следит!» — Вдруг осознала София. Впервые с шести лет она ощутила странное чувство — лёгкость мысли. Гаджет был так далеко от неё, что не мог подсунуть ей рекламу обезболивающего мода или доставку еды, а ведь она была такая голодная! Приложение «Регулятор настроения» тоже не доставало до неё и не могло успокоить бурю разных эмоций в её душе. Она не понимала этого чувства до конца, но знала — с ней что-то не так, как всегда. Было страшно, непонятно и любопытно. А ногам и ключицам ещё и больно. Хотя уже и не так сильно.

— А где мы сейчас? И где деда? — наконец снова заговорила она.

— Мы в лесу, на берегу реки, рядом с городом Истра. Дедушка твой, — Анлаф тяжело вздохнул, подумал секунду, — его в больницу забрали. А мне велели отвезти тебя домой. Где ты живёшь?

— В Москве. Ты — отщепенец, да? Ну в городе не живёшь, да? Мне про таких рассказывал тьютор по «пользованию Цифрой». Только он говорил, что вы все болеете, что все злые и бездомные. И что всех грабите.

— Ага! — усмехнулся Анлаф.

«Он бегает по Африке и кушает детей. Гадкий, нехороший, жадный Бармалей!» — процитировал он и тут же прочувствовал всю глубину разрыва своего детства и жизни этой маленькой девочки. София вздрогнула, вжалась в угол кровати и выпучила глаза.

— Да шучу я! — поспешил оправдаться отщепенец. Девочка с недоверием, но все же выпрямилась. Лежать ей надоело. Потому она спустила ноги с края скамьи, служившей Анлафу кроватью. Она задавала ему множество вопросов о его жизни, о путешествиях, о довирусном мире, да обо всём на свете. Анлаф поражался, как много элементарных вещей не знает эта девочка. Например, она слабо представляет, какие есть страны за пределами её родины; может назвать лишь десяток птиц и животных; никогда не слышала о круговороте воды в природе и о сотнях других вещей, которые Анлаф узнал ещё в первом классе, а то и в детском саду. Они проговорили до самой ночи. Анлаф постелил девочке чистое постельное на своей кровати и определил её там на ночёвку, а сам бросил на пол несколько старых одеял и устроился на них. Он включил фонарик, достал из-под подушки «Черновик» и собрался уже пожелать ей спокойной ночи, как она, увидев книгу, радостно захлопала в ладоши: «Я знала, где-то ты прячешь свой гаджет!».

— Это не гаджет. Это книга.

— Ого, выглядит прямо как в Литресе! Там рядом с названием элбуки всегда какая-нибудь такая картинка нарисована, сбоку с полосочками.

— Элбуки — это электронные книги?

— Ну да-а-а, — нетерпеливо протянула девочка. — Ты прям, как моя бабушка, длинными словами всё время говоришь.

Анлаф вдруг подумал, что ведь действительно ей в дедушки годится.

— Это обычная книга, не электронная. Как же тебе объяснить. Бумажная.

— Как тарелка для кэмпинга?

— Нет. Хотя… Если сильно обобщать… Да, как тарелка. Мы это звали «походная» или «для пикника».

— И в чём краш? Элбуки же экологичнее.

— Знаешь, когда человек придумывал бумажные книги, борьба за экологию ещё не была так популярна. В таких книгах есть кусочек души каждого человека, кто её написал, и кто её издал, выпустил… Ну сделал, в общем.