Бесплатный фрагмент - Чужая невеста

Чужая невеста

Нападение

С попутчиками, извинившись, что не располагает средствами, Данила добрался до Каменск-Шахтинска. Ему второй раз повезло, правда они выкурили оставшиеся сигареты. Ну хоть так.

Городок, с почти стотысячным населением, расположенный на возвышенном правом берегу реки Северский Донец, пребывал в вечернем полусонном состоянии. Здесь совсем не чувствовалось войны. Желто-белое здание железнодорожного вокзала, украшенное по карнизу лепниной, голубело железной кровлей и венчалось круглой ротондой со шпилем и пятиконечной звездой. Строили его военнопленные немцы и делали на совесть.

Гулкий зал встретил Данилу прохладой и запахами кофе. Но кофе он не мог себе позволить. В животе неприятно бурчало, «в госпитале наверно обед» — посетила невеселая мысль. Он взял билет на поезд Владикавказ-Петербург, идущий через Москву, который ожидали в половине пятого утра.

Бросив вещмешок на сиденье, Данила постарался вздремнуть. Аккуратный сводчатый потолок был красив торжественен и похож на дворец бракосочетания. Сон не шел в голову.

Промучившись пару часов, Данила решился пройтись по перрону, вдоль железнодорожных путей. Ничего не предвещало беды. Кругом было много цветов, но на путях грязно. За оградой — вдоль путей следования, в лучах фонарей — проглядывалась некошеная трава и кособокие дощатые строения похожие на коммерческие ларьки начала девяностых.

Данила, перебросив лямки вещмешка на другое плечо, пинал бычки сигарет и поглядывал: не попадется ли что-нибудь приличное. Среди рельсов — окурков было в достатке, но его смущали вагонные туалеты. Хотя на станциях проводники их должны были закрывать! Но так было далеко не всегда! В конце концов, удача улыбнулась ему: он отыскал длинный «бычок», не побывавший под дождем, отломил фильтр и с наслаждением затянулся. По привычке спрятал его в ладонь и улыбнулся. Это осталось в другом мире. Красный огонек, что они боялись показать на позициях, здесь никого не интересовал. Не было снайперов, не было войны.

Незаметно, он почти дошел до края платформы. Здесь господствовал мрак; поочередно мигающие красные фонари предупреждали о неведомой опасности. Далекие гудки тревожно сотрясали пропитанный шпалами воздух и только его шаги, мерно и четко печатали ритм. Глядя в темноту ночи, Данила вдруг ощутил неуверенность и беспокойство. Он еще не осознал это, как почувствовал легкий шорох, дуновение ветра за спиной. Человеку надо несколько мгновений, может долю секунды, чтобы среагировать. Даниле этих мгновений не хватило. Что-то тяжелое и резкое опустилось на голову, брызнули искры из глаз, качнулись вокзальные постройки и разом потухли фонари. Тело потеряло опору, он упал ничком и потерял сознание.

Сколько он лежал — Данила не мог определить. Очевидно, не мало, но беспокойное зыбкое состояние небытия наконец нарушилось. Кто-то, в оранжевом жилете, тормошил его. Сознание возвращалось медленно и неуверенно.

— Парень! Очнись! — заботливо и тревожно ворковала пожилая женщина. — Живой?! Ну слава богу! У тебя вся голова разбита! — с ужасом известила она. — Кровищи то натекло! Кровищи!!! Кто тебя так?!

Слабость сковала все органы и даже язык. Он что-то хотел ответить этой женщине, но не смог. Только несвязное мычание исходило из его рта. Вокзал с фонарями опять уплыл в темноту, и это было благом, потому что саднящая рана приутихла.

— На Декабристов, на Декабристов 4 везите. — Слышалось сквозь пелену тумана.

Чьи-то сильные руки положили его на носилки.

Очнулся он на больничной койке. Серое застиранное белье пахло хлоркой, а продавленная панцирная сетка неприятно изгибала тело, от чего затекла спина. Палата была большая, солнечная, но много коек пустовало. Увидев, что он пришел в себя, молоденькая медсестра дала ему воды, протерла тампоном вспотевший лоб, переложила удобней голову и позвонила кому-то по телефону.

Спустя полчаса явился хмурый недовольный капитан с нервным лицом. Он вытащил, приготовленный заранее паспорт Данилы, блокнот и начал задавать вопросы: кто, откуда, куда, что случилось, приметы нападавших. Голос у него был скучный, и невыразительный. Капитан явно тяготился своим занятием. При этом он не смотрел на его туго перебинтованную голову, а таращился на молоденькую санитарку, мывшую на стремянке окно. Санитарка была не бог весть что, но молоденькая.

— Что вам там медом намазано? — бросал он отрывисто и раздраженно. — Белоруссия дороже чем Северный флот нам обходится, а тут еще вы! Нам что некуда в стране деньги потратить. Ездите! Мотаетесь! Не сидится вам дома!! Хоть что-то можно было запомнить?!

— Я не видел нападавших, но мне показалось что их было двое.

— Показалось?! — наконец, с сожалением отводя глаза от девушки, промолвил капитан. — Ну жив и на том спасибо! Аккуратные сволочи!

Он торопливо уложил в карман блокнот и буркнув неопределенное: «Достали!» Ушел не прощаясь.

«Сам ты такой!» — подумал Данила, — приняв его заявление на свой счет и стал прислушиваться к себе. Спутанность сознания, шум в ушах, слабость и легкое головокружение одолевали его, но никто не интересовался его здоровьем. О нем напрочь забыли. Только на следующий день, после укола, он окончательно пришел в себя и в первый раз за два дня поел манную кашу на воде. Он ел ее не потому, что хотел. Он уже ненавидел эти каши, но это было процессом выздоровления, — этапом, ступенькой, — которую нужно было преодолеть. День показался нескончаемо длинным и противным. К вечеру ему сменили повязки, сводили на рентген, а утром «врачиха» преклонного возраста, просматривая снимки равнодушно холодно спросила:

— Шум в ушах, боль при движении глаз в стороны есть?

— Да.

— «Concussione»! — непонятно буркнула она.

— Что?

— Сотрясение мозга!

— Теперь понял, — с трудом выдавил он.

— Постельный режим, полноценный сон и отдых, отсутствие каких-либо физических и психических нагрузок и никаких волнений в течение месяца, — сухо скороговоркой вынесла она свой вердикт.

— Маритэтта Омаровна! У меня еще ранение головы? — неуверенно обратился он к ней.

— Да вижу — не слепая еще! — она вновь прислонила фотографии черепа к пыльному окну. — Кошмар!!! Оттуда?!!

— Осколок снаряда! — уныло подтвердил Данила.

— Это не к нам. Кто будет этим заниматься в железнодорожной больнице? На вас фондов нет.

— Ну хоть что-то! Болит, голова совсем худо!

— Я вам русским языком говорю! — резко оборвала она его. — Вы хоть понимаете как устроена медицина на местах? Это налоги, взносы, пожертвования. Те предприятия, которые отчисляют в фонд обязательного медицинского страхования, те с нас и требуют! И мы обязаны им предоставить минимальные услуги. А вы кто? Где ваши деньги? С какой стати мы должны находить на вас средства, медикаменты?! Откуда их брать?! Тратить свое время. Предлагаете отбирать последнее у рабочих? О чем вы раньше думали? Тетенька! Доктор лечите! Ну у вас мозгов нет! А ваши родители? Кто вас туда погнал?

— Я по призыву!

— По какому призыву?! Не надо глупости сочинять! Вот кто посылал, тот пусть и лечит, — скучающе безразличным тоном проворчала она и тут же ушла, небрежно бросив снимки на прикроватную тумбочку.

Данила с неприязнью посмотрел ей в след и прошипел:

— Карга старая!! А такой миленький и славный городок показался вначале!

Он медленно перевернулся на другой бок, уложил поудобней голову и вдруг увидел, что за ним издалека внимательно наблюдает парень с аналогично замотанной бинтами головой. Данила сделал подобие улыбки и поздоровался глазами. Парень просветлел лицом, подошел и сел на пустую кровать.

— Юра! — подал он руку.

— Данила!

— Лежи. Лежи, — приветливо остановил его новый знакомый. — Брат по несчастью? — поинтересовался он.

— То есть? — уточнил Данила.

— Тебя тоже на вокзале огрели? — усмехнулся Юра.

Данила виновато смутился:

— Так неожиданно. Подкрались сзади.

— Я слышал, как тебя капитан доставал. Меня он тоже допрашивал. Да толку то. Твари! И меня и тебя, и наверно десяток до нас приложили, а они все ищут. Козлы продажные! Хотели бы — давно нашли!! Наверно в доле! Как в таком городке не знать кто этим промышляет?

— Чем промышляет?

— Ну оружием!! — развел он руками. — Чем еще! У тебя много взяли?! — спросил он, переходя на шепот и оглядываясь.

— Я же сказал капитану, что у меня с собой было. … Ничего такого.

— Да это все так говорят! — еще ниже нагнулся Юра. — Кто же захочет на себя статью вешать. А реально?

Глаза его стали заговорщицкие, а лицо доверительное.

— Я с госпиталя, — сумрачно заявил Данила. — Да и к чему мне это?

— Что совсем ничего? — не поверил Юра. — Без балды?

— Там же три раза шмонали. Как пронесешь?

— Так ты через таможню?! — наконец засмеялся он. — Это они лоханулись! Зазря пострадал.

— Как зазря?! — возмутился Данила. — Одни документы оставили. Ни телефона, ни денег, подчистую! Телефон увели, а я и номеров не помню.

— Ну деньги и аппарат — это дело наживное, — неопределенно заключил его новый знакомый. — Куда путь держишь?

— В Новосибирск планировал, через Москву.

— У-у-х! — присвистнул он. — Далеко собрался. А я с Воронежа. Ну да может что-нибудь придумаем. Лечись. Я, когда врач придет, попрошу к тебе переселиться. Ты не против?

— Давай! Вдвоем веселее.

Общая беда сблизила их. Данила подробно рассказал о своих злоключениях на фронте.

— Побросало тебя! Первый шаг он самый главный! — одобрительно поддержал его выбор новый знакомый.

Данила промолчал. У Юры была богатая биография: бригада «Кальмиус», подразделение «Восток», «Оплот», «Спарта» и говорил он увлеченно:

Данила старался не вступать споры. Слабость не оставляла его, а сосед все-таки отвлекал его от боли и тяжелых воспоминаний.

— Надо держаться вместе и быстрей линять с этого проклятого городка, — подытоживая неожиданно предложил Юра.

— Пожалуй! — согласился Данила. — Мы здесь, судя по всему, никому не нужны.

— К бабке не ходить! — горячился Юра. — Надеяться, что бандитов найдут и что-то вернут — дело тухлое. Вот я готов уехать в любое время!

Но Данила чувствовал, что удар по темени добавил ему проблем. Головные боли и тошнота напоминали о себе, а цитрамон почти не помогал.

— Спокойно! — как-то заявил Юра. — Есть средство!

Действительно, он умудрился достать Мигрениум — небольшие таблеточки в скромной упаковке — и Данила почувствовал облегчение. Капитан обещал помочь восстановить билеты, выдать справку, но что делать с этой справкой в Москве: без связи с домом, без денег, без еды, — оставалось непонятным. Очевидно, он хотел их просто отправить с глаз долой и соглашаться на это не хотелось.

Его новый знакомый успокоил, что не все потеряно. Оказывается, у него осталась в ботинке, под стелькой, часть денег, что бандиты не нашли.

— Их немного, но есть предложение. Ты поможешь мне, а я тебе. Все срастется — купим тебе мобилу, билеты, еще и на подарки останется, — торжественно провозгласил Юра и лицо его стало важным и значительным.

— А что за идея? — заинтересовался Данила и недоверчивая улыбка тронула его губы.

— Понимаешь! Тут такое дело! — издалека начал Юра. — Одно кидалово случилось в прошлом году. Я на войну уехал, а маманька решила на полгода дом сдать. Ну не великие филки, а все же копеечка. Она у меня инвалид детства, вторая группа. Дом не квартира — топить углем мало желающих, но нашлись армяне, двое мужиков. Не молоденькие, ответственные показались. Тем более бабки за полгода вперед внесли. Она обрадовалась, договор не заключали, разбежались. Мать не совсем его бросила, раз месяц поглядывала из окна автобуса. Все нормально, стоит домик. Ну время вышло, пошла, а там никого, правда ключи под ковриком. Открыла, а там мать честная! Дышать нечем!

— Что случилось?! — удивился Данила.

— Реально! Не вру! Они оказывается и не жили в нем, а обжигали радиодетали, что скупали на радиорынке. Кустарный аффинаж, золото выплавляли. Потолок, стены, пол — серые, а местами черные как сажа! Все намертво въелось. Химия такая — час невозможно находится.

— Ничего себе! — не выдержал Данила, представив эту картину.

— Ну мать в слезы! Сперва пыталась их искать, потом отскребать, белить, да без толку. Был дом — и нет. Ни продать — кому он нужен — ни новый построить. Осталась без крыши над головой. Тут я приехал, пошел на радиорынок, а их нет уже. На Родину уехали. Но это, как я узнал, исполнители, а руководил ими их главный басмач Саркис. Упырь местный. Я пытался наехать, так они меня вшестером «отметелили» и гуляй Вася.

— А к ментам не обращался?

— Смеешься! А где доказательства. Тех уже и след простыл. Саркис ментам в глаза рассмеётся и скажет, что о таких вообще не слышал.

— Н-да! — участливо вздохнул Данила. — И какие у тебя мысли?

— Я думал, на фронте время было, и у меня созрел план как выйти из положения, но нужна твоя помощь. Ничего особого не надо делать. Можно сыграть на жадности этих басмачей.

Его новый знакомый вкратце поведал детали плана и выжидающе уставился на Данилу.

— Ну как?!

— Даже не знаю, — смущенно улыбнулся Данила, ошарашенный неожиданным предложением.

— Выручай дружище, святое дело! И тебе доведись такое! Как бы ты поступил? Спустил на тормозах?

— Сразу не могу сказать, — еще сильней засмущался Данила. — Я в Новосибирск собирался. Ничего такого не планировал.

— Сам посуди! Мать есть мать, — горячился Юра. — А этих черных надо наказывать. Совсем обнаглели! На нашей земле ведут себя как хозяева!

— Не без этого, — неуверенно возражал Данила, — да здоровья у меня, сам видишь. Волноваться мне врач запретила и не она одна. Профессор предупреждал, что могу упасть в самый неподходящий момент.

— Я тебе хлопоты компенсирую, — взволнованно дожимал его Юра. — Уедешь с бабками, новой мобилой, а то ведь со справкой и с голодухи, не доедешь до Новосибирска.

— Заманчиво, — уклончиво отвечал Данила, внутренне склоняясь подыскать предлог чтобы отказать.

Ему не очень хотелось ввязываться в сомнительные проекты его нового друга. Если бы еще был здоров! А так неизвестно на чем там все держится!

Но события стали развиваться стремительно и совершенно по-другому сценарию. В очередной приход Мариэтты Омаровны, Данила обмолвился, что от все же не доброволец, а по призыву.

— Это как? — не поверила она.

— Был на той стороне.

Лечащий врач сразу напряглась, лицо ее закаменело. Она ушла ничего не сказав, но спустя час, пришла медсестра и предложила Даниле переселиться в коридор, на жесткий топчан.

— Как в коридор! — немало удивился Данила. — Зачем в коридор? Тут же полно свободных мест?!

Сестра была неумолима и смотрела на него холодно.

— Я не знаю, — не стала распространяться она. — Распоряжение начальства. У них и спрашивайте. Я вам помогу. Вставайте.

Пришлось подчиниться. Процедура не заняла много времени. Но лежать в коридоре было неуютно. Постоянно снующие больные, медперсонал начали напрягать. Многие смотрели на него с недоумением и о чем-то перешептывались.

— Да пошли вы все! — тихо шептал Данила, натягивая на голову одеяло. — Не видели больных в коридорах. В Старобешевском госпитале все коридоры уставлены и ничего.

Но тут он лежал один, и явно неспроста.

Пришел по проведовать Юра, сел на край кровати и долго смотрел на него с отчуждением. В глазах его читалось непонимание.

— Чего пялишься?! — не выдержал Данила.

— Даня ты что совсем с дуба рухнул?! — повертел он у виска.

— Ничего я не рухнул! — недовольно буркнул Данила.

— Точно! С башкой у тебя не все в порядке! Ты зачем Омаровне трепанул про свою службу там?!

— И что?! — не сдавался Данила. — Если это правда!

— Какая правда?! Кому нужна твоя правда?! — напирал на него Юра. — Олух царя небесного!

— Да и хрен с ней с Омаровной. Буду здесь лежать! Подумаешь удивила карга старая. Что я не привык в поле ночевать?!

— Да коридор — это фигня! Я уже не про то! — понизил он голос. — Она же сейчас, девки говорят, докладную на тебя строчит.

— Куда? — недоуменно вытаращил глаза Данила.

— В органы! — еще тише добавил он и оглянулся по сторонам. — Типа пусть тебя проверят по полной в ФСБ.

— А что меня проверять, я ни от кого не скрываюсь, — вяло отмахнулся Данила. — Рассказал все как было.

— А все почему? Язык! Враг твой! Помалкивал бы в тряпочку, правдолюбец хренов!

Парни долго смотрели друг на друга как петухи и вдруг Юра сменил гнев на милость, широко улыбнулся, снимая напряжение:

— Ладно! Это пока Омаровна допишет седьмой вариант, пока его отошлют, пока там сообразят, что к чему, у нас есть немного времени. Давай так! Дуй в кабинет к главврачу. Ее сегодня нет. Там Зинка. Вот тебе шоколадка. Попроси ее выдать на пару часов твой паспорт. Скажешь: симку купить надо. Домой звонить, типа деньги кончились. Ну или соври еще чего-нибудь. Как возьмешь, собирай манатки и дуем на вокзал.

— А ты?

— Не парься? Мне давно намекают, что я тут задержался. Я заранее все получил. Тебя ждал.

— Ладно! Спасибо! — повертел Данила в руках плитку «Бабаевского с фундуком». — Пойду попробую!

— Ни пуха ни пера!

— К черту!

Операция по изъятию паспорта прошла без сучка и задоринки и уже спустя полчаса, молодые люди, двигаясь по Кирова, свернули на Придорожный переулок и торопливо вышли к железнодорожным кассам.

— Только не долечились?! — тяжело вздыхал Данила. — Бьет в голову от быстрой ходьбы!

— Ну там тебя скорее в гроб бы вогнали коновалы, — подтрунивал Юра.

— И то правда.

Ростовский поезд подошел без опозданий. Настроение у них было приподнятое. Данила неотрывно смотрел в окно. Синяя форма станционных рабочих. Желтые флажки, белые железнодорожные домики, разъезды, семафоры, холмы, перелески, закрытые шлагбаумы, изгибающийся хвост вагонов, низкое утреннее солнце, водонапорные башни из красного кирпича. Это была Россия.

Операция возмездие

Воронеж встретил их шумным гомоном таксистских зазывал. Юра щедро угощал его сигаретами, был очень улыбчив.

— Одет ты для города, конечно, не фонтан! — делая узкие глаза, критично отмечал он. — А что не взял, что получше? Там же на рынке в Аквилоне были на выбор: и «Горки», и «Цифры» и «Охота»?

Сам он был в форме с иголочки: хорошее сукно, все подогнано в размер, наглажено.

— Я же с госпиталя. На что хватило.

— Ну да! Ну да! — торопливо соглашался Юра. — Это поправимо.

— Да я не парюсь.

— Разберемся. Ну поехали, сеструха уже ждет. Это не далеко. Вон и наш автобус.

Данила вертел головой. На Степана Разина в окнах мелькнул Петровский сквер со скульптурой Петра I, выполненный из розового павловского гранита с 5-ю корабельными орудиями, и полукруглое управление Юго-восточной железной дороги с башней в стиле ампир. Доехали быстро.

Сестра, Лида, оказалась очень немногословной девушкой, приятной внешности. Бледное лицо ее было обрамлено красивыми темно русыми волосами, уложенными в тугой узел на затылке, а маленькие морщинки на лбу, у края рта, делали ее чуть старше своих лет. К этому прибавлялся взгляд печальных голубых глаз. Она практически не применяла косметику, не делала маникюр и жила какой-то своей жизнью. Домик, в котором Лида обитала — был неказистый, и девушка жила в нем одна. Это Даниле показалось странным. За этим скрывалась какая-то тайна.

— Уж лучше, в ее положении, снять дешевую комнату, чем прозябать здесь на отшибе, совсем одной?! — поделился он своими мыслями с Юрой.

— Да-а-а-а! — вяло махнул он рукой. — Неудачно сходила замуж!

Данила больше не стал расспрашивать. Сестра собрала скромный обед, где превалировала картошка и солонина с погреба. Юра достал трёхлитровую банку домашнего слабого вина.

— Собственное! Чистый виноград. Вот эти пяточки его давили, перед тем как уехали на фронт.

— Ноги то хоть мыл? — поинтересовался Данила.

— А зачем. Самый смак в этом!! — зассмеялся он. — … Да! Шучу. Шучу.

Вино оказалось отменным, заходило легко и градусы в нем присутствовали. Юра был в ударе, Лида — видать давно не пила — тоже захмелела. На лице у нее появилась долгожданная улыбка. Девушка сняла какой-то груз, что давил нее и лицо ее стало очень милым, добродушным.

— Можно я буду звать вас Данечка?! — неожиданно заявила она и глаза ее заблестели.

— Отчего нельзя. И давайте не «выкать», — согласился Данила и улыбнулся в ответ.

— Тогда еще бокал за нас! — с вызовом бросила она и в глазах ее появились задорные огоньки.

— Лида! — пригрозил ей пальцем брат.

— Чего! — немного расхлябано ответила она ему.

— Ничего!

— Ох! Хо-хо! — дерзко поморщилась она и поднесла полный бокал, и свои спелые малиновые губы к лицу Данилы. Данила засмущался, оглянулся на Юру, и вызвал у нее смех.

— Все, больше этому столику не наливаем! — ревниво возмутился Юра. — Иди! Иди спать! У нас тут мужской разговор.

Девушка, сделав губы трубочкой, показала ему язык. Юра в ответ шутливо вытащил кулак.

— Стоеросовый солдафон ты братик! — с брезгливым выражением заявила она. — Только и умеешь!

— Иди. Иди!

Она не стала больше пикироваться и покачивая бедрами, ушла что-то напевая, но перед тем, как скрылась, обожгла Данилу многозначительным взглядом.

— Да! Дура! Не обращай внимания! — вслед ей, беззлобно, бросил брат.

Данила растянул бокал вина на весь вечер. Он и так ходил по краю, опустошая стандарты обезболивающих. Юра не настаивал и между делом уточнял некоторые детали плана. К его осуществлению они решили приступить с завтрашнего дня.

Когда в банке вина осталось уже меньше половины, Юра вдруг резко встал и завращал глазами.

— Баста! Друган. Я норму знаю! Давай покурим и спать.

— Идет! — беззлобно усмехнулся Данила, наблюдая за изрядно захмелевшим Юрой.

Данила проводил Юру и прошел в свою комнату. Там он с наслаждением вытянулся на чистой постели.

— Класс! — невольно прошептали его губы.

Лицо его озарила довольная улыбка. Сон не шел. В чужом доме все чудились какие-то шорохи, шумы, завывания ветра. Тихо поскрипывала ставни.

Спустя минут пятнадцать, когда все уснули, вдруг чуть слышно отворилась дверь и заскрипели половицы. Данила в недоумении скосил глаза. Лунный свет высветил крадущуюся бледную фигуру. Легкая белая тень, как приведение из детских сказок, метнулась к нему, и Данила вдруг почувствовал у себя на груди теплую ладошку, а потом горячие нетерпеливые губы. Он хотел что-то сказать, но девушка прошипела:

— Т-ссс!

И жестом приказала ему молчать. Ее распущенные шатром волосы были над ним, щекотали лоб, нос, щеки, а губы не оставляли его ни на секунду. Данила притянул ее к себе, но она указала рукой на пол. Это было логично, койка отчаянно скрипела.

Желтая яркая Луна любопытно заглядывала из-за занавески. Четкие полосы, квадраты, резко чертили пространство комнаты, старый комод, белые фарфоровые слоники на нем, настенный коврик с оленями, мечущуюся фигуру девушки в легком одеянии.

Ее распущенные волосы густым веером метнулись на фоне проема окна. Глаза горели и жгли даже сквозь полусумрак комнаты. Голое тело не могла скрыть тонкая ночная рубашка. Ее как будто и не было. В этом воздушном ситце билось, пульсирующее как ртуть, естество, змея в мешке, кобра! Он чувствовал упругую грудь нерожавшей женщины, страсть, поглотившую ее, нетерпеливые ласки и даже какое-то остервенение затравленной несправедливостью души. Девушка изгибалась, кусалась, стонала и как будто выплескивала что-то нерастраченное, глубоко скрытое, тайное, что давно ждало выхода. Это был вихрь, вулкан, катастрофа — перед которыми нельзя было устоять.

Данила впервые полностью забыл про свои болячки, но полугодичное отсутствие женщины, сыграло злую шутку. Все было так спонтанно и быстро, что вызвало у нее разочарование, которое она не смогла скрыть. Но она поняла. Это была не слабость, а физиология. Девушка даже тихонько засмеялась лежа у него на руке.

— Чего? — спросил Данила, пребывая в сильном смущении.

— Да так! — обронила она шепотом. — Это ничего. Так и должно было быть мальчик солдатик. Не проспи только всё на свете. Ведь ничего не было!

— Ничего?

— Тебе показалось, — прыснула она. — Всяко бывает.

— Да понял уже, — продолжая смущаться бросил Данила.

Легкий прощальный поцелуй, как прикосновение крыльев бабочки и она так же быстро исчезла, как и появилась.

— Н-да! — злясь на себя промолвил Данила. — Но что тут поделаешь! Надо будет попробовать реабилитироваться!

Юра проснулся с первыми лучами, поплескался в железной бочке на улице, попил рассола из банки, где еще плавали помидоры и прошел в коридор.

— Опаньки! — шепотом промолвил он и скривился.

С зеркала на него смотрела опухшая физиономия. На ум ему пришли незамысловатые стишки:

«Вот проснусь я утром,

Посмотрю на рожу —

Больше пить не буду,

Но и меньше тоже…»

Стараясь не шуметь, он пожарил яичницу, и только потом прошел в спальню, разбудил Данилу.

— Есть будешь? Я тут на скорую.

— Сейчас умоюсь, — встряхнул головой Данила, слегка потягиваясь.

На его лице застыла довольная улыбка. Он вспомнил подробности прошедшей ночи.

— Хорошо спалось? Чего такой довольный?! — подозрительно уставился на него Юра.

— Отлично! — убрал он улыбку.

— Верку будить не будем, — заботливо произнес он. — Ты ее извини! Что-то она вчера «разбушлатилась». Хорошо я ее вовремя отправил спать.

— Да нормально все! — вытаскивая зубную щетку из рюкзака и стараясь не встретиться с ним взглядом, пробурчал Данила.

— Вообще она монашка, не знаю что с ней делать — вечерами дома сидит, все выходные тоже. Я говорю: «Сходи куда-нибудь! Сними черный балахон, что одеть нечего. Посмотри на себя: бледная как тень. Развеешься!» А вот ни фига! Сидит как приклеенная.

— С детства такая? — недоверчиво поинтересовался Данила.

— Да нет! — вяло скривился он. — Как замуж вышла.

— Она замужем? — слегка поперхнулся от неожиданности Данила.

— Да-аа! — обреченно махнул рукой Юра. — Муж год как пропал. Да уже больше.

— Как пропал?!

— Уехал за машиной во Владик и сгинул!

— Ничего себе! — поджал губы Данила.

— Крупная сумма при нем была, — неохотно процедил Юра. — Наверно засветился. Это дело такое.

— Не нашли?

— А где искать — расстояние десять тысяч километров?! Ни тела, ни следов. Очевидно, закопали. Считается без вести пропавший, а надо три года ждать. Вот и жена не жена, и не вдова по закону, а родители его в соседнем доме живут. Домик-то этот они им брали. Заходят иногда. Ну так не часто.

— Н-да! — тяжело вздохнул Данила и вспомнил ее отзывчивое нерастраченное тело, комок бешеной энергии. Ему многое стало понятно.

Позавтракав, ребята прихватили пакет с КМ-ками и отправились на радиорынок. Данилу предварительно переодели. Его было не узнать. Летная куртка с регланами, брюки с отворотами. Вся одежда давно вышла из моды. Неудивительно. Все было с чердака. На голову водрузили кепку с большим козырьком, в которой наверно вывелось не одно поколение мышей, а на нос темные очки. Облачившись во все приготовленное ему Юрой, они долго смеялись.

— Чеченский террорист Радуев!

— Ну не меньше! — согласился Данила.

— Но искусство требует жертв!

— Согласен.

Ранний автобус был наполнен рабочим людом. Лица у людей были хмурые, уставшие уже с утра. Ехать пришлось порядочно и стоя, но оставшийся путь пешком не занял много времени. Свернули с Народной на Крылова — вдали показались контейнеры. Юра проводил его до входа, а потом незаметно ретировался.

— Там уж сам разберешься! Все как договаривались.

— Добро.

Армяне сновали между рядов торгующих и старались не привлекать внимания. На деле они активно скупали детали у населения. Все приобретаемое передавалось Саркису, который верховодил сообществом. Когда собиралась приличная партия, он отзванивался в Вильнюс и оттуда выезжал оптовик. В Прибалтике процветали полуподпольные заводики по переработке керамических конденсаторов (КМ-ок) и местные правительства смотрели на это сквозь пальцы. Судьба наследства СССР их не волновала.

Бизнес на КМ-ках, приносил диаспоре даже больше прибыли, чем выплавка золота из радиодеталей. Конденсаторы содержали платину и палладий, а последний был в большом дефиците, так как шел на катализаторы для автомобилей.

Юра, по дороге, поведал не только об этом.

— В ментовке у Саркиса завязки, — сообщил он. — Лягавые вряд ли впрягутся за русского, если у армянина больше денег. Там националистическое братство не играет роли. Только толщина кошелька. Тем более, нужных свидетелей из диаспоры всегда вагон. После стычки, его от силы час-два держат, потом отпускают, а составленные протоколы теряются.

Жестокий, горбоносый и не терпящий возражений армянин, обладал недюжинной силой. Он демонстративно ходил зимой без шапки и участвовал во всех разборках, защищая, как петух куриц, скупщиков от наездов «синяков» и нечистоплотных сдатчиков.

Это был крепкий орешек, подобраться к которому, было непростой задачей. Ведь необходимо было не просто наказать, а получить с него крупную сумму, достаточную для постройки дома. При всем этом не проколоться, не подставиться и не оставить следов для последующих поисков.

Обладая недюжинной силой, Саркис, тем не менее, был очень осторожен. Опасность чувствовал, как зверь. Перестраховывался. Не доверял даже ближайшим соратникам, с которыми провел на рынке не один год. Это был серьезный, опытный противник которого с кондачка было не взять.

В задуманной операции, решающим фактором была информация, и Юра нашел к кому обратиться. О привычках Саркиса, ему поведал держатель забегаловки и игровых автоматов, усатый Сан-Саныч. Армяне постоянно толклись в его заведении, и за эти годы он неплохо изучил их язык. Если он не всегда мог изъясняться, то прекрасно понимал, о чем они говорили. Не смотря на проведенные вместе годы, была у него застарелая обида, о которой он не любил распространяться. А при упоминании Саркиса, он менялся в лице и замолкал. Но Юра нашел к нему подход и план у него в голове созрел еще до отъезда.

Солнце взошло уже высоко. Покупателей было мало, зато продавцов в изобилии. Железные открытые киоски были наполнены: антеннами, кабелями, динамиками, колонками. Бухты проводов соседствовали с слаботочной электрикой и кассами с мелочевкой. Продавцы играли в шахматы, нарды, курочили блоки радиоаппаратуры, очищали от грязи и ржавчины бесценные образцы советского радиопрома и бесцельно слонялись в проходах.

Походив по рядам и отшив особо ретивых продавцов, Данила, нашел похожего по описанию армянина, стоявшего поодаль. Он, казалось, не принимал участия в торговле, но изредка к нему подходили соплеменники с вопросами. Он отвечал коротко, гортанно и вновь возвращался к своему занятию: вскидывал голову и переключался на просмотр полупустых рядов и редких покупателей. Взгляд его был цепкий внимательный и оставлял неуютное чувство. Понаблюдав минут пять, Данила заметил, как возрастной армянин поднес к нему пакет, содержимое которого они долго изучали. Закончив осмотр, он бросил на весы содержимое и одобрительно похлопал того по плечу.

«Это он! Без сомнений!» — определился Данила и неторопливой походкой направился в его сторону.

— Послушай друг! Подскажи, — сделав простодушное лицо, обратился к нему Данила. — Тут мне говорили, детали берут?

— А что ест? — бросил армянин, почти не проявив интереса.

— Да так. … кое-что, — вяло пробормотал, Данила и улыбнулся, — Пока прицениваюсь, — он при этом многозначительно перекладывал пакет из руки в руку.

Зоркий ястребиный взгляд армянина, отметил все перемещения пакета.

— Если хорош товар возьмем! — гаркнул Саркис, как отрезал.

В его голосе звучали нотки превосходства и глядел он на Данилу с нескрываемым презрением. Он как бы нисходил до разговора с ним.

— К кому обратиться, что бы нормальную цену дали? — не унимался Данила, широко открывая глаза и оглядываясь по сторонам.

Он старательно продолжал играть роль несведущего сдатчика.

— Больше мой цен, тебе никто на этот базар не даст, — гордо, по-петушиному вскидывая голову, обронил Саркис и взял долгую паузу, отворачиваясь в противоположную сторону. Но стоило Даниле сделать шаг к краю тротуара, как он моментально сменил гнев на милость.

— Русский! Что ты менжуешься, как девочка: покажу, не покажу?! Отвечаю! Все равно твое мешок мне принесут, только бабла потеряешь!

Данила между делом поглядывал, изучал остановку вокруг. Соплеменники заметили поклевку, насторожились, но держались на почтительном расстоянии. Никто не смел подойти к старшему, пока он вел торг.

— Ну хорошо, — примирительно заулыбался Данила, изображая радушие, — здесь смотреть будем?

— Зачэм здесь?! Товар хороший?! Вон за контейнэры шагай, там столик ест!

Данила последовал за ним, раскрыл пакет, позволил ему зацепить из мешка горсть конденсаторов. Его волосатые руки действовали смело по-хозяйски. Саркис раскусил несколько штук хромированными бокорезами, внимательно посмотрел на хрупкий серый излом.

— Э-э-э!!! Хороший товар! — звонко прищелкнул он губами и хищно, по ястребиному, сверкнул глазами. — Что хочешь?!

— Что дашь? — пряча хитрую улыбку, спросил Данила.

— Тридцать за грамм!

— Ско-ль-ко? Сколько? — сделал Данила удивленное лицо, убирая пакет за спину.

— Тридцать пять! — тут же, не моргнув глазом, поправился Саркис, провожая уплывающую добычу.

— Нет! С такой цены даже торговаться не буду, — с вызовом и обидой бросил Данила.

— Ладно, сорок, — брезгливо процедил армянин и откинул голову назад, как бы ставя окончательную точку в споре.

— Пять-десят! — по слогам отчеканил Данила, следя за его реакцией.

— Иди!!! — Задохнулся от возмущения Саркис и это у него получилось очень искренне. — Ищи! … Никто такой цен не даст!

— Сорок восемь?!

— Это все, что ест? — взвесил он мешок на ладони после долгой паузы.

— Да почему, — лукаво улыбнулся Данила. — У меня много.

— Сколько много? — безапелляционно выпалил Саркис, глядя на него с недоверием.

— Увидишь!

— Сорок пять с половиной! Мамой клянусь! Хороший цена! — вдруг объявил он новую цену.

— Сорок шесть с половиной — принесу еще 3 кг, — возвращая себе в руки пакет, бросил Данила.

— Когда?

— Завтра, в это же время.

— Хорошо Русский! — нервно стрельнул он взглядом, как бы делая большое одолжение. — Ни к кому нэ ходи! Сразу ко мне!!

Он медленно на электронных весах взвесил товар, рассчитался и проводил его долгим немигающим взглядом, от которого становилось не по себе.

На следующий день, согласно уговору, Данила принес новый увесистый пакет. Ручки пакета выдавали тяжесть содержимого. Это не ускользнуло от глаз Саркиса. Он заметил его издалека и делал подобие улыбки, если он вообще умел улыбаться. В россыпь конденсаторов предварительно были подсыпаны Н-30. Они содержали не палладий, а платину. Но Данила, согласно уговору, сделал вид, что не догадывается о более высокой их стоимости.

— Вах! Вах! — цокал языком Саркис, перебирая конденсаторы как спелое зерно и взвешивая. — Давай дорогой, все давай. Гдэ брал?

— Тебе все сразу расскажи! — раззадоривал его Данила.

— Нэхороший!! Скрытный какой! Вы русский все такие! — сокрушался Саркис и это выходило у него очень искренне.

— Да с севера, радиостанции всю зиму «дербанили» с другом, — выдал Данила давно заготовленную фразу. — На лыжах по побережью, далеко ходили. Вот теперь надо продать.

— Много еще? — чуть отстраняясь, чтобы глянуть ему в лицо, спросил Саркис.

Его желто-коричневые глаза напряженно замерли, веки чуть прикрылись.

— Да полно. Только я на Калужскую поеду, там больше дают.

— Вах!! Что ты говоришь! — в горячности ударил он себя в грудь. — Я тебэ как брат! Я тебя знай! Ты меня знай!

— И что! — усмехнулся его горячности Данила.

— Там жулики, у них весы погоду показывают!! — он оглянулся, приблизил лицо и доверительно спросил в полголоса, как будто их могли подслушать. — Сколько оны тебэ пообещали?!

— Сорок семь!!

— Дав-а-аай! Давай дарогой. Ты ж как брат! Я тоже дам сорок семь!!!

— У тебя денег не хватит. Там почти двадцать килограммов.

— Вах!! У меня не хватит?! Кто тебэ сказал!!

Русский?! Наберу. Если хочешь баксами по курсу? Идет?!

Данила нерешительно потер нос, безразлично пожал плечами.

— Идет?! — решительно повторил и рубанул воздух руками Саркис, оглушая его басом.

— Ну что с тобой делать! — как бы превозмогая себя, согласился Данила и лицо его при этом стало очень недовольным.

— Хороший цен! Ты что! От себя отрываю!

— Ладно. Договорились!

— Тогда завтра, также в десят, — безапелляционно продолжил Саркис. — На рынок не ходы. Вон там, у киоска встрэтымся.

Данила сморщил лоб, кивнул головой и уточнил:

— Только без обмана?

— Кто обманыват!?! Я обманываю! Кто тебэ сказал?! Покажи! Я ему при тебэ башку оторву!!!

Он продемонстрировал огромные волосатые ручищи, покрытые красноватыми волосками. Как будто отвинчивает голову цыплёнку.

Данила в душе улыбнулся. Все чувства играли на лице Саркиса. Его несло от предвкушения крупной сделки. Он уже что-то считал в уме. Он готов был пылинки сдувать с такого жирного сдатчика.

Юра встретил его в саду у дома. Он нервно курил, мерил тротуарные дорожки.

— Что ты тут отсвечиваешь? — весело усмехнулся Данила. — Переживаешь?

— Не сидится! — тяжело вздохнул Юра. — Как все прошло?

— Да нормально, на крючке Саркис.

— Не сорвется?

— Да ну! Заглотил по самые жабры. На своих рычит как тигр, чтобы даже на пушечный выстрел не приближались. На меня наверно своему богу молится. Проводил до самого выхода.

— С эскортом? Это хорошо! — согласился Юра, бросая недокуренную сигарету. — Ну или завтра, или никогда! Завтра решится!

— Да успоко-о-о-ойся!! Я тебе говорю! — копируя интонации Славика и Димона воскликнул Данила, расплываясь в улыбке.

— Ага! Будешь тут спокоен! — не принял его игривый тон Юра. — Даже мандраж маленько.

— Все нормально! Клиент созрел. Отвечаю!

— Как я этих черных ненавижу!! — непроизвольно сжимая кулаки выдавил из себя Юра. — Понаехали твари!

— Армяне же православные?

— А по мне фиолетово! — горячился Юра. — Все они одним миром мазаны. Пока мы там за правду бьемся, они тут наших опускают ниже плинтуса.

— Русским тоже копейка, — возразил Данила.

— Ага! А им рубль! Этот Саркис тогда… так рожу воротил, будто я пустое место. Этих хитрозадых если на чистую воду не вывести, они наших совсем загнобят!

— Ну это лирика! Ты подарок на завтра приготовил, зарядил? — меняя тему спросил Данила.

— Вон! — махнул он головой. — Тележка и мешок.

Данила приподнял плотный сверток, хорошо укрепленный на двухколесной тележке электрическим кабелем.

— Увесистый! Что там?

— Да обычный кафель, молотком разбил. Тоже керамика, только без платины и палладия, — улыбнулся он, отходя от переживаний. — Для надежности Верка в два мешка зашила, чтобы не сразу можно было открыть.

— Пойдет! Расслабься! … Отквитаемся за твою маманьку. Не долго ждать.

— Ты ничего не забыл? Я начинаю, по сигналу, когда ты весы поднимаешь?

— Сколько уж можно?! Говорили уже!! — возмутился Данила. — Заметано!

— Да я так! — смутился он.

Днем Юра поехал купить необходимый для дела велосипед и еще по каким-то делам. Спустя буквально несколько секунд, Лида, мягко ступая, прошла к двери, накинула кованый крючок и проводила брата взглядом по улице до соседнего дома.

Торопливо глянув в зеркало и поправив волосы, она вернулась на кухню и присела к столу. Данила наблюдал за ней все это время и улыбался

— Что смотришь? — показала она язык и тоже улыбнулась.

— А что нельзя! — сделав простодушное лицо промолвил он. — Ты чего удумала?

— Будешь? — предложила она Даниле, — доставая из-под стола банку с вином.

— Ну если только чуть-чуть. Ты же знаешь все про меня!

— Как скажете!

Она, налила ему половинку и почти до краев бокал себе; нарезала на дольки большое яблоко, отделила кисточку винограда и стала пить мелкими глотками без тостов чуть жмуря глаза.

— Не скромничай! — пододвинула она ему бокал.

Лида сидела свободно. Он смотрел на ее ноги, открытые без колготок и очень белые, смотрел на высокий подъем ступней, узкие лодыжки. Она сидела спиной к окну, тень стола скрывала небрежно распахнутый разрез легкого платья. Лида заметила его взгляд. Легкая блуждающая улыбка коснулась ее губ, но она не сменила позы. В тени начала ног белели белые плавки.

— Але! Я здесь! — постаралась Лида привлечь внимание к своему лицу. — Почему не пьешь?

— Сейчас! — вздохнул Данила, не отводя взгляд от ее ног и почувствовал томление внизу живота. В мужском организме сердце — не единственный орган, которому не прикажешь.

— Опаздываешь! — произнесла девушка и осушила сразу полбокала.

Лида читала его взгляд, направленный на ноги и между ними, и улыбалась, но не открытой улыбкой, а грустной и чуть печальной.

— Что, брат ни о чем не спрашивал, не догадался? — спросил Данила рассеяно.

— Да это он тебя мог спросить! Я же тебя дура покусала!

— Я не видел!

— Покусала бешеная.

Она допила бокал, налила еще один и казалось, что она это делает по принуждению.

— Не много? — слегка удивился Данила, встречаясь с ней глазами.

— Вино хорошее, а не тюкает, — заключила Лида, не вытирая губ.

— Не дошло еще, — предположил Данила и взял ее за ладошку.

— У нас есть наверно пару часов.

— Понятно!

— И хотелось бы чтобы ты был хороший! — заявила она без улыбки, как будто речь шла о чем-то обыденном.

— Да ладно ты! — смутился Данила, вспоминая свой солдатский забег.

Лида запустила ему руку под рубашку. Рука была теплая.

Он опустился на пол, поцеловал ее колени и вдруг почувствовал горячие капли у себя на затылке.

Это было так неожиданно.

— Ты что? — повернул он к ней лицо.

— Извини! Не обращай внимания.

Она смахнула локтем остатки слез и быстро допила второй бокал.

— Ты сегодня мой!

— Да!

— А остальное не важно. Иди ко мне. Я уже не плачу. Правда.

Он раздевал ее бережно, успевал все рассмотреть, а она была вялая инертная и смотрела в окно.

— Что с тобой?!

— Это плохо что мы с тобой.

— Ты думаешь о нем?

— Я ни о чем не думаю, — сухо промолвила она. — Просто год.

— Что?

— Год, это уже большой срок?

— Наверно.

— Год и два месяца! А так бы я никогда, — она положила руки между ног. — Думаю, что никогда. Тебе брат все рассказал?

— Ну так. Да. В целом.

— Ты меня осуждаешь?

— Чепуха. О чем ты. Да и кто я такой?

— Ну в общем? — усмехнулась она.

— Конечно нет, — искренне уверил Данила ее.

— А почему по закону три года ждать?

— Ну это когда просто потеряшки, — задумчиво протянул Данила. — Мало ли что. Бывает.

— Иногда я думаю, что он жив. Но он не жив, я знаю точно! — заявила она жестко. — И его родители меня не осудят!

— Пойдем в другую комнату, — предложил Данила, чтобы закончить этот неприятный разговор.

— Да! Возьми, пожалуйста мою одежду. Подожди еще бокальчик.

— Не стоит.

Данила мешал пройти ей к столу увлекая в комнату.

— Ну подожди, подожди. Сейчас, — сопротивлялась она.

Она выпила еще пол бокала и глаза ее наконец слегка затуманились.

— О! Я забылась! А ты постарался. Я, оказывается, лохушка уже совсем голая! — удивилась она и легкий румянец запоздало проступил на ее щеках. — Я в таком виде даже перед мужем стеснялась появляться.

Худенькая, белая, без грамма загара, с далеко отстоящими коричневыми пятнами вздернутых сосков, она шла и грудь ее качалась в такт шагов и все у нее было не женское, а девчоночье, непорочно естественное и не растраченное. Даниле хотелось целовать ее в грустные глаза, длинные ресницы, опущенные в пол, в повисшие безжизненно руки, узкие ладошки лодочкой, что она как провинившаяся школьница прижимала к бедрам.

— Иди не бойся! — еле слышно пробормотал он.

— Я боюсь? — удивилась она.

— Ты покраснела.

— Фигня! — выпалила она.

— Я же вижу!

— После того что было? — усомнилась Лида.

— Да?! — вспомнив, улыбнулся Данила. — Ничего же не было?

— Тогда это будет в первый раз. Убирай свои бесстыжие глаза. Будешь законную так рассматривать, — сузила она глаза как кошка.

— И тебя! — с вызовом промолвил Данила.

— Нет.

— Нет в смысле да?! — перевернул он.

— Да! — тряхнула она головой.

Это было лучше любого полета и чего угодно другого. То, что нельзя купить за деньги даже если у тебя их много. Это было соединение двух тел, двух сердец. Мужского и женского начала. Высшая точка наслаждения. Но Лида не оттаяла, она просто забылась. А Данила лежал без чувств и боялся, что наступит возмездие. В голове у него упрямо стучали молоточки, но боли не было. Ему было просто необыкновенно хорошо.

Лида смотрела в потолок и о чем-то думала.

— О чем ты думаешь? — тихо размеренно спросил Данила.

— Да так, о вас. Это так далеко. Я не могу это представить. Расскажи, как там было? — утопила она пальцы в его голове. — С Юры слова не вытянешь.

— Да что рассказывать! Врать не хочется, а правду кто же захочет слушать.

— Я хочу! — с вызовом бросила Лида.

— Не сейчас.

— Ну пожалуйста! — капризно настаивала она.

— Это же не кино. Убивают просто, умирают тоже без громких слов. Предают. Кричат, плачут; иногда сходят с ума. Зачастую голодные, неделями не моются. Курят до тошноты или сидят с опухшими ушами. Ходят под себя от близких разрывов. Пьют. Обчищают дома. Занимаются онанизмом под одеялом. Бывают бросают раненых, не успевают хоронить убитых. Молятся, когда уже поздно. И беспрерывный, непрекращающийся мат.

— Н-да! — тяжело вздохнула она и посмотрела с сожалением. — И что совсем нет героев?

— Почему? Есть. На каждой войне есть герои и с обеих сторон. И подвиги у них достойные. Но это малая доля. А так: работа, пот, кровь, страдания и ожидание смерти.

— Извини! — промолвила она тихо и взяла его за ладонь.

— Да что там! — тяжело выдохнул Данила.

— А ты бы мог на мне жениться? — сжала она его ладонь и поднесла к губам.

— Тебе было хорошо? — после долгой паузы промолвил он.

— Не то слово! — она поцеловала его пальцы и добавила. — В этот раз да!

Данила убрал руку и поцеловал ее в глаза.

— Ты бы мог на мне жениться? — опять спросила она, скользя ладошкой у него на груди в волосах. — Не сейчас потом?

— Тогда бы я тебя сильно жалел.

— Это ты сейчас меня жалеешь. Я просто спросила. Мне никто не нужен. Пока не нужен. Я еще буду ждать его.

Юра вернулся, когда длинные тени уже заскользили по огороду, а солнце зацепилось за верхушки деревьев.

Сели ужинать. Вечер был так себе, еда не впечатляла. Юра, как всегда, паниковал, нагнетал обстановку, а Данила думал о Лиде. Так они и говорили на разных языках. Данила осознавал, что эта близость была нужна девушке. Но это не было любовью или даже предтечей. Они просто оказались одинокими и очень близко. Так близко что это неизбежно привело к тому, результату, который напрашивался сам собой. И Данила чувствовал, что напряжение всех физических и душевных сил не вывело его из хрупкого равновесия и радовался этому. Но это было обманчиво.

На следующее утро, после завтрака у Данилы застучало в висках, наступила резкая головная боль, пожалуй, самая сильная за все время. Ко всему прочему стал слезиться левый глаз.

— Ты что друг?! — заботливо и с тревогой осведомился Юра, подавая салфетку. — Не пугай меня так! Все на карту поставлено!

Данила вымученно улыбнулся:

— Да справлюсь! Это наверно от волнения! Врачи же говорили. А что Лида не встает?

— Ты пил Мигрениум с утра? — заботливо заглядывал он ему в глаза.

— Обязательно.

— Выпей еще, — увещевал он. — Не дай бог тебе скопытиться в самый ответственный момент!

— Ну давай. По две я еще не пробовал. А то голова какая-то не своя и левый глаз, как будто что-то мешает.

— И слезы еще вытри, — участливо скривился Юра. — Очень больно?

— Уже терпимо. Не обращай внимания.

— Что ты еще спрашивал? — попросил напомнить он.

— Да ничего, — усмехнулся Данила. — Уже ничего.

Радиорынок встретил их обычным гомоном. Они остановились поодаль. Юра побежал разведать обстановку, сделать последние приготовления.

— Все отлично! –запыхался он. — Машина стоит. Предки сидят, Саркис как петух бегает, ждет не дождется тебя.

Данила взял тележку, бросил прощальный взгляд на Юру и неторопливо направился на встречу.

Саркис и правда был в возбужденном состоянии. Увидев Данилу, обрадовался, как родному человеку.

— Вах! Вах! Уже опаздывать! Сколько ждать?! Проходи дорогой! Проходи! Вот сюда! Чтобы нам никто нэ помэшал.

Машина Саркиса, как и ожидалось, была за контейнерами, вне поля зрения. На раскладном столике, кроме электронных весов и калькулятора, ничего не было. Данила зашел первый и с обратной стороны стола, чтобы армянин расположился к машине спиной. Это удалось. Армянин ничего не заподозрил.

— Ну давай показывай? — нетерпеливо бросил Саркис, дергая пышной шевелюрой.

— Так ты что — налегке? — недоверчиво проговорил Данила, взглядом ощупывая его фигуру. — Деньги не маленькие! Покажи их вначале?

— Вах! Ты что Русский! — громко возмутился Саркис. — Я тут десят лэт стою! Меня все знают!

Данила продолжал недоверчиво смотреть на него и молчал.

— Мамой клянус! — еще громче крикнул он. — Будут деньги! Отвечаю!

— Понятно! — недобро нахмурившись процедил Данила. — А с весами все в порядке?

Данила высоко поднял весы и перевернул их обратной стороной. Саркис от неожиданности оторопел.

— А это что за тумблер? — возмутился Данила, — отгибая изоленту, прикрывавшую тайное отверстие.

— Какой такой тумблэр?!!! — взвился Саркис. — Что ты мэлешь!

— Твои весы?! Вот этот! — поднес Данила корпус ближе к его глазам.

— Нэ знаю! — сбавил накал Саркис и скривился как от зубной боли. — Только сейчас увидэл. Клянусь!

— Жульничаешь?! — обличал его Данила и смотрел с негодованием.

— Клянусь, брат не хотэл!

За контейнерами показалось облако серого дыма. Оно росло и расширялось.

Данила резко и зло оттолкнул весы от себя и взялся за телегу. Саркис растерялся, взлохматил пятерней волосы.

— Это не мой весы Русский! — после паузы, наконец, сдавленно выдавил Саркис. — Прости! Давай другие возьмем!!

Сзади его, за контейнерами послышались крики, хлопки дверей. Данила ярко представил, что там происходит. Дымовая шашка, брошенная под автомобиль, создала полную иллюзию пожара. Вся машина окуталась дымом и родители Саркиса, не выдержав кинулись в разные стороны. Это и нужно было Юре, скрывшему свое лицо под балаклавой. В непроницаемом дыму, вырвать сумку из рук растерянной и испуганной женщины, не должно было составить большого труда.

Саркис, привлеченный шумом, наконец обернулся. Лицо его вытянулось в недоумении, но его замешательство длилось не больше секунды, пока не раздался женский истошный крик.

— Русский! Стой сдэс! Стой не уходи!!! — крикнул он во все горло и стремглав, нагнув голову как бык, кинулся между контейнеров в сторону «пожара».

Данила, не теряя времени, быстрым шагом устремился в противоположную сторону. За последним контейнером, он оставил тележку и сел на предупредительно оставленный здесь велосипед.

Данила ехал спокойно и уверенно. Он не ждал погони и ее не было. Чтобы осознать, понять, что произошло, нужно было время. И его было достаточно. Вскоре старые дворы поглотили велосипедиста.

Жизнь среди домов шла своим обычным порядком: играли дети, на лавочках грелись старушки, голуби клевали остатки засохшего хлеба. На него никто не обратил внимания. Подъехав к стене Алексеево-Акатовского женского монастыря, он еще раз оглянулся. Тихо.

Сняв макияж, оставив летную куртку и велосипед у одной из мусорок, он он пройдя до остановки, вернулся обычным маршрутом на автобусе. Юра уже нетерпеливо поджидал его и призывно издалека махал рукой. Лицо его светилось от счастья.

— Ден! Ну ты орел! — радостно кричал он.

Не выдержав, он побежал на встречу.

— Мы сделали их!!! — не сдерживал эмоции Юра. — Все получилось!!! Все получилось!!!

Они обнялись как будто долго не виделись, но на душе у Данилы скребли кошки. Он вспоминал истошный крик пожилой женщины. Это не давало ему покоя.

— По гроб жизни тебе буду обязан дружище! Ты друг мне или не друг?! — в избытке чувств восклицал Юра, высоко вздымая руки. — Мы их сделали!!!

— Сколько взял? — спросил Данила без энтузиазма. — На дом хватит?!

— Да еще не считал еще! Нормалек. Отбабахаем новенький! Пусть живет! Главное справедливость восторжествовала!

— Ну поздравляю коли так! — со вздохом, промолвил Данила.

— Ты как не рад? — удивился Юра.

— Да почему? — слегка слукавил Данила. — Рад за тебя и твою маманьку.

— Как обещал! — он похлопал по оттопыренному карману, — что откладывать в долгий ящик. Сейчас закажу такси, сгоняем: билеты, телефон тебе купим, ну и коньячка, закусочки, шашлык-машлык. Плохо выпить тебе как следует нельзя! Ну помаленьку все равно тяпнем. Такой повод!

Данила смущенно улыбнулся:

— Давай!

Вечером они опять сели втроем. Стол ломился от обилия колбас, пастромы, буженины, рыбы ценных сортов. Очевидно, в этом доме это было впервые. По краям возвышались салаты из кулинарии и прочей снеди. Двухкилограммовый торт не влез и стоял на окне. Лида оттаяла, морщинки у нее разгладились, и она стала разговорчивей, особенно когда в литровой бутылке «Старого Кенигсберга» осталось менее четверти.

— Мальчики я молилась за вас! — щебетала она. — Так опасно, но вы молодцы.

— А ты не верила! — укорял ее Юра и пытался хмуриться.

Она жала плечами и виновато вздыхала.

— Главное получилось!

— Но должно же нам хоть раз в жизни повезти! — пьяно улыбаясь восклицал Юра и смотрел на нее влюбленными глазами.

Когда Лида вышла подогреть шашлык, он переключился на Данилу:

— Да мы же один народ! Что вы, в самом деле? Мы вас любим. Должна существовать одна страна! И это обязано быть у вас и у нас в головах!

Даниле от чего-то стало холодно и неуютно, есть расхотелось. Такой полупьяный спич он не принимал. Но Юре казалось, что он говорит добрые слова и не унимался. Это напрягало.

Наконец Лида принесла источающее аромат мясо.

— Горяченькое!

Юра подкинулся, потянулся за коньяком отыскивая глазами его бокал.

— Нет! Мне уже хватит! — взмолился Данила, отметая его намерения. — Не порти хороший напиток.

— Убери руки. Немного на донышке? — упорно настаивал он, — неуверенно целясь горлышком бутылки.

— Уже пять донышек! … Перебор! Наверно полбокала выпил, — возражал Данила. — С утра забыл что было?! Достаточно, правда.

— Эх! Сестра скромничает! Ты не пьешь! Мне одному приходится отдуваться! — храбрился он и смеялся одними глазами. — Люблю я вас! Всех люблю! Жаль на завтра билеты взяли! Погостил бы еще?! Может сдадим?!

— Поеду! — улыбнулся Данила. — Итак задержался! А ты закусывай! Давай, а то тоже после сотрясения.

— Не переживай! Фигня все! На мне как на собаке. Сейчас у нас с Лидуськой все наладится! Правда сеструха?! — пьяно ухмылялся он. — Лидка! Ты меня после сегодняшнего фейерверка уважаешь?

— Да кто же тебя не уважает?! — говорила девушка, любовно глядя на него. — Ты правда ешь, а то тебя развозит.

— Да я знаешь, как пить могу?! Что там литряк на троих?! Семечки! Я вам говорю!

— Так ты его один и глушишь! — увещевала она, отставляя остатки бутылки на самый край стола.

— Ш-а-алишь! — мутным взглядом проводил он недопитый коньяк. — А у меня праздник! Имею право! Ты вспомни, когда отец мать зашиб, как нам тяжело было. Одни остались. Никто толком не помог, одни советы от теток. Ни рубля не дали. Сколько у нас этих праздников было?! На пальцах сосчитать!! То-то!

Сестра быстро скользнула взглядом по лицу гостя, а физиономия Данилы вытянулась от неожиданности. Он удивленно уставился на Юру:

— Не понял? — бросил он коротко и нахмурился.

— Что ты не понял? — обернулся Юра к нему всем корпусом с вилкой в руках. Он еще продолжал улыбаться.

— Матери нет, а кому мы на дом зашибали? — помрачнел лицом Данила.

— Ой у меня там чайник! — побагровев лицом, вспорхнула со своего места Лида, а ее брат надолго замолк, собираясь с мыслями. Он даже как будто разом протрезвел.

— Гм-м! Да! В общем так вышло дружище! — растягивал он слова. — Извини! Ну вот так! Сироты мы с сестрой. Отец мать того… и сам в петлю залез, очевидно, со страху, поняв, что натворил.

Юра стал усиленно тереть лоб, но взгляд от стола не отводил.

— Мы уже восемь лет как одни. Вот я и загорелся идеей: сколько можно по чужим углам мыкаться. Пан или пропал! А тут ты! Тебя мне сам бог послал. Не со зла обманывал. Боялся, что ты откажешься. Но случай с паленым домом был, правда не с нами. Использовал, каюсь. Где-то так!

Данила встал и молча вышел на крыльцо. Холодный воздух приятно холодил разгоряченное лицо.

«Пока злишься на человека, испытываешь чувство досады, раздражения — это еще не конец. Все бывает. Потом все перемелется, войдет в норму. Даже когда обвиняешь, бросаешь обидные слова или получаешь их сам, можно стерпеть. Но бывает друг, товарищ или того, кто назывался таким или которого ты принимал как брата, родного человека, сделает что-то такое, что он исчезает из твоей жизни. Превращается в пустое место. Голый ноль. Ты смотришь, а его нет. Нет совсем. Он перестает существовать для тебя, даже незнакомый прохожий имеет больший вес. Он твой друг, а исчезает как вид из окна поезда, ты даже никогда не поедешь по этому пути и даже случайно глазком не увидишь, то, что было тебе дорого. Дорого недавно, но не теперь! Все переменилось. Воронежа больше нет, друга больше нет, добрых воспоминаний тоже. То есть все разрушилось и превратилось в прах. Потому что тебя обманули! Провели! Использовали! И не важно, прав ли, по сути, твой друг или не прав. Имел ли он на это веские основания или нет. Для тебя он больше не существует. И это уже данность. Аксиома, не требующая доказательств.

Соседние чернеющие дома казались безжизненными. Ни в одном из них не горел свет, не теплилась жизнь. Тусклые звезды светили холодно и безучастно. Легкий ветерок качал ветки кустов и было очень тихо.

Скрипнула аккуратно дверь, вышел Юра. Встал в сторонке. Долго молчал, наконец выпалил:

— Ну соврал! Подлец! Думал уедешь и концы в воду! А видишь, как получилось! Не надо было столько пить. Ну давай я тебе половину отдам! Мне не жалко!

— Ничего не надо! — твердо отрезал Данила. — Не денег же ради. Мать твою жалел. А как рассказывал красиво?!

— Гм-м! Да-а-а! — протянул он и ломая спички закурил, глядя в сторону.

— Поеду я, не буду ждать утра, — выдал Данила созревшее решение.

— Куда же ты ночью? — не мало удивился Юра.

— На вокзале переночую! — мрачно заявил Данила.

— Оставайся друг, — понурив голову попросил он. — Извини.

— Решил уже, — сухо обрезал Данила.

— Может хочешь, чтобы я деньги этому петуху отдал с его диаспорой? Это справедливо будет?

— Ничего я не хочу, — холодно процедил Данила.

— Эти КМ-ки, если хочешь знать, в свободной продаже никогда и не были. Все ворованное с заводов, военных частей. Сколько техники разукомплектовали, в негодность привели из-за этого, а они на вершине этого синдиката. Все сливки им! По ним давно тюрьма плачет.

— Да что ты как на митинге, — усмехнулся Данила. — Поеду я.

— Сильно обиделся?!

— Живи как знаешь! — без холодка, без эмоций, бросил он. — Это твоя жизнь.

— Ну возьми хоть на дорожку… полтишок сверху?!

— Лишнее это.

— Оденешься как человек. Где врачам занесешь, … на таблетки останется?

— Я все сказал.

— Ну и вали! Три извилины! Но имей ввиду, — грозно добавил он, — ляпнешь, где… меня никто не видел, я от всего откажусь, сам на себя статью накатаешь.

— Не переживай! — усмехнулся Данила. — Не ляпну.

Данила неспешной походкой пошел к калитке. Неожиданно увидел быструю тень, отделившуюся от дома. Его на выходе догнала Лида. Они шли по улице молча. Девушка куталась в теплый серый платок из ангорской шерсти.

— Вот уезжаю я! — выдохнул останавливаясь Данила.

— А бог троицу любит, — потянулась она к нему губами.

Поцелуй был томный тягучий и очень горячий.

— Так получилось Лида!

Девушка была выпивши и расслаблена и льнула к нему всем телом, и он понимал, что она очень ждала его сегодня. Готовилась. И он думал об этом непрестанно. Он считал часы. И она считала. И все было бы у них ночью прекрасно и замечательно! Пожалуй, особенно замечательно. Они бы нашли, что-то новое необычное. Потратили себя так, что зашли бы минус. Нащупали дно удовольствий, а может оседлали вершину. И все что случилось за столом, было большой нелепицей и ему так не хотелось уезжать в эту сырую прохладную ночь. Но сделать он ничего был не силах, и она понимала, что он не может и не просила, а только слезы изредка катились из ее глаз. Он не видел этого, только ощущал это по мокрым щекам и заложенному носу и легкому всхлипыванию.

— Он, конечно, догадается, — уткнувшись к нему шепнула Лида.

— Брат?

— Ага! Да и пускай! — всхлипнула она чуть сильней. — Что с того!

— Наверное!

— Я не могла не проводить! Ты только не забывай меня! — чуть слышно промолвила она и голос у нее дрогнул, сломался.

— И ты меня!

Он прижал ее крепче и не видел ее лица, только ощущал ее горячее взволнованное дыхание.

— Я нет! — шепнула она и это прозвучало торжественно.

— И я нет!

Он нашел и поцеловал ее в дрожащие влажные от слез ресницы.

— Кораблики! — произнесла Лида отрешенно и это было странно.

— Какие кораблики? — переспросил он.

— Прощание Славянки! У меня всегда так! Когда навсегда!

Темная ночь в доли секунды поглотила кутающуюся фигуру девушки. Стало невыносимо жалко ее, себя и весь этот несуразный бестолковый мир.

Путь до вокзала занял больше пяти часов. Окна не светились. Стук армейских ботинок эхом отдавался от стен. Скучные старые здания разбавил мрачный и величественный дом Гарденина построенный больше 300 лет назад. От его желтых облупленных стен пахло привидениями и призраками. Не вовремя вспомнилось как Лида рассказывала что есть предание о привидении-женщине, которое связано с бывшим имением царского генерала Звегинцева. По легенде, оно ходит с отрубленной головой, носит ее в руке и охраняет фамильные генеральские сокровища.

Легко вдохнулось только когда Данила вышел к Драматическому театру и Казанской церкви. Тут уж до вокзала было рукой подать.

Схватка с мошенниками

Ночевка на жестких вокзальных сиденьях, после военных передряг, не показалась чем-то особенным, но волнения, воспоминания и обиды, не давали полностью расслабиться. Только в поезде он вдруг почувствовал, как ему тяжело, но эта была не физическая боль. Колесные пары стучали о стыки как незримый метроном.

Данила смотрел в окно. Поезд поторапливался, очевидно, нагонял время. Шумно, как бешенный поток, пролетали встречные составы. И вновь: леса, березы, околки, сосновые рощи, телеграфные столбы, … а вдали убранные поля, черные куски пашни, далекие трактора, окруженные стаями птиц. Проехали Усмань, Липецк, Елец. Казалось, Данила уже был здесь. А может, и не уезжал никогда. Он, несмотря ни на что, ехал в другую жизнь. Ехал, стремился и верил, хотя его там наверно никто не ждал.

Наконец, отойдя от окна, он решил поосновательней устроиться в плацкарте. Народу было не много. Напротив, сидела девочка лет девяти и водила пальцем по айпаду. Она ехала с отцом, интеллигентного вида лысоватым человеком, профессорской внешности. Не успел поезд покинуть пределы города, как они распаковали из фольги, красиво приготовленную домашнюю курицу. Тушка была обильно приправлена чесноком, истекала коричневым маринадом, а желто-золотистая корочка светилась на солнце. Запах в купе стоял соответствующий. В животе противно до боли забурлило, и Данила, перешел на свободную торцевую сторону. Там он забрался на вторую полку и решил слегка вздремнуть, когда услышал добродушно воркующий голос нового пассажира. Могучего телосложения толстяк, зашел в купе, и небрежно закинул наверх сумку, с багажно-аэрофлотской биркой. Пассажир, поймав его взгляд, почтительно поклонился военному. Данила ответил подобной любезностью.

— Отдыхайте, отдыхайте! Я вам не помешаю, — промолвил грузный и чопорный господин. Спустя пять минут он освоился и ласково подмигнул девочке:

— Любишь фокусы?

Девочка заулыбалась в предвосхищении чуда. Толстяк достал колоду почти новых карт, неуклюже роняя, с трудом собрал их с пола, сдувая невидимые пылинки.

— Вот раззява! Сейчас! Сейчас! Может быть получится. Надо только вспомнить. Тебя как звать?

— Лена.

— Сколько тебе лет?

— Скоро 12 будет, … а пока девять.

Толстяк, от неожиданности, безудержно засмеялся. Достал платок, вытер глаза и опять засмеялся.

«Хороший мужик, добрый! — подумал Данила. — Таких сразу видно! Повезло с попутчиками!».

— Вот! Бери Леночка, любую карту из колоды и засовывай обратно. Куда угодно. Можешь даже потасовать. Вот так. А теперь! … Але оп!!! — он звонко щелкнул пальцами вытаскивая одну из них, — Она?

— Нет!!! — недоуменно вытянулось лицо у девочки.

— А вот так!! — он, как бы из-за ее уха, достал новую карту.

Девочка счастливо засияла и захлопала в ладошки:

— Она! Она! А как вы сделали?! Расскажите пожалуйста!

— О-оо! дорогая! Фокус никогда нельзя раскрывать! Ведь это же волшебство! Тайна за семью печатями.

Толстяк хитро улыбнулся, подал руку ее отцу и представился:

— Николай Петрович. Врач. Гм-м! Ну, по женским болезням. Можно просто Николай. На столик он положил золотую дорогую зажигалку. Она сияла как начищенный рубль и завораживала своим блеском.

— Владимир Владимирович! — слегка поклонился, одной головой, отец девочки.

— О! Владимир Владимирович! Ну, просто наш президент и внешность у вас соответствующая. Я бы отдал за вас свой голос, — расплылся в щедрой улыбке гинеколог. — Честно. Вы к себе располагаете!

Они перекинулись несколькими фразами о политике, и толстяк предложил, раз уже достали карты, скоротать время за ними.

Играли в простого дурака. Отец девочки непременно выигрывал, врач сокрушался, что сегодня не его день, но ему обязательно повезет в любви. Спустя минут пятнадцать, попросился в кампанию еще один, болезненного вида пассажир. Он случайно проходил мимо и заинтересовался, а потом еще и длинный очкарик, так как мест, с его слов, пока в вагоне-ресторане не было. Надо было переждать.

Сыграв три-четыре кона в дурачка, врач предложил кампании перекинуться по копеечке в очко.

— Не для денег: счета ради, для хохмы?! — широко улыбнулся он и обвел всех добродушными глазами.

Попутчики дружно пожали плечами, и дружно согласились. Убить время в дороге, на пустяшный интерес казалось разумным. Постепенно ставки росли, а отцу девочки везло как по заказу. И видно было, что неожиданные удачи радовали его, в нем просыпался азарт игрока. Владимир Владимирович слегка раскраснелся, стал говорить громко, смеялся, сгребая очередной выигрыш, оглядывался на дочку и весело озорно подмигивал. Леночка тоже разделяла оптимизм отца, улыбалась в ответ и шептала что-то ему на ухо.

Скоро на столе появились и довольно крупные суммы. Но успех Владимиру Владимировичу продолжал сопутствовать. Он весь подобрался, еще сильней порозовел и постоянно протирал лысину платком. Очкарик, напротив, занервничал:

— Ребята! Прекращайте! — сокрушался он и делал кислую физиономию. — Я так и без обеда останусь! Дайте отыграться!

Толстяк слегка похохатывал и подзадоривал его, оглядывая всю кампанию:

— Ну, дорогуша, разве вам не знакома пословица: «Ужин отдай врагу!» Это я вам как врач, компетентно заявляю — здоровее будете!

— Совесть то имейте! — взмолился он. — Хоть на булочку с чаем оставьте!

— У меня не получается похудеть, а вам мы поможем. Еще благодарить нас будете.

— Раздеваете. Придется заначку доставать, — хлопал он себя по карманам. — Черт с ним обедом!!

И очкарику вдруг стало везти, да еще как везти!! Тут уже, в шутливой форме, начал возмущаться врач:

— И зачем я вас дорогуша останавливал?! Дурак старый! Шли бы вы спокойно в свой ресторан! Идите уже. Идите, прошу вас!

— Нет. Уж извините!! — радостно сгребал очередной выигрыш очкарик. — А то без штанов решили меня оставить! Это я рискнул и дождался. Мне эти денежки, ой как нужны!

— Ну, батенька, совсем у вас совести нет! Карта вам так и прет, — фальшиво улыбаясь балагурил толстяк, внимательно смотря за игрой. — А везение по кругу всегда идет, значит, сейчас Владимир Владимирович начнет выигрывать.

— Что-то сбилось у меня, — смущенно пролепетал отец девочки и побагровел как будто поймали его за чем-то неприличным.

— Верю!! Безнадежно надеюсь и верю! — как лиса, успокаивал его врач. — И вы не останетесь в накладе. Карты — вещь такая! Переменчивая! То ни гроша, а то алтын!

Но тому карта упорно не шла. Как обрезало. Болезненный, проигрывал и выигрывал молча. Как-то скучно бросал карты и прятал голову в свитер. Казалось, денег у него было не меряно, и результат его мало интересовал.

Данила совсем расхотел спать и увлекся игрой. Интрига в купе уже приобретала драматичный характер. Каждая ставка, каждый выигрыш или проигрыш вызывали у участников бурю эмоций. Уже все было по серьезному. Ставки росли. Накал увеличивался. Данила поправил повыше вещмешок. Так удобней было наблюдать за происходящим внизу. Данила видел карты врача и Владимира Владимировича. Толстяк светил их не более секунды и тут-же сдвигал. Очевидно, ему хватало времени сориентироваться. Резался он уверенно, карты бросал размашисто и много смеялся вне зависимости от результата. Отец девочки напротив держал свои карты открыто, даже бесшабашно, а клал их неуверенно и все время смотрел на остальных игроков, как бы пытаясь предугадать, что у них заготовлено на его ход. Но от этого дела его не улучшались. Только изредка ему удавалось сорвать банк. Тогда он торопливо смахивал пот со лба и тяжело вздыхал.

Лена начала дергать отца за руку, что-то шептала ему на ухо, но он отмахивался от нее как от надоедливой мухи. Наконец, очевидно проиграв все деньги, которые были при себе, он страдальчески скривившись полез в чемодан, «располовинил» сумму, отложенную на про запас и снова нахмурив брови, включился в игру. К сожалению, это ему не помогло. Он сильно нервничал. Толстяк меж тем легонько одобряюще хлопал его по плечу:

— Владимир Владимирович! Какая незадача! Не знаю как кто, а я мысленно с вами! В моем расположении вы можете быть уверены на все сто процентов.

Минут через десять Владимир Владимирович полез за остатком. Девочка заплакала. Отец зашипел на нее, но потом погладил по головке и поцеловал в лоб. Игроки чуть заметно переглядывались, ждали его, не торопили. Врач тоже был в крупном пролете и рассказывал про замечательные случаи из жизни, когда ему несказанно везло, когда удача совсем, казалось бы, отвернулась от него.

Отец девочки стал играть осторожней, задумывался, часто пасовал и это не очень нравилось остальным участникам, но прямо об этом никто не говорил.

Неожиданно Данила отметил необычную особенность: доктор, сдавая карты, обязательно проносит их над зажигалкой по малому кругу. Такой размах! Незначительная странность интеллигентного человека? Сменив положение, Данила подтянулся и обнаружил, что в сияющей поверхности относительно неплохо читались контуры карт. Сверху это было хорошо видно. То есть гинеколог мог запоминать карты, которые шли к его соперникам. И тут же Данила увидел еще более примечательный фокус: как врач ловко, едва заметным движением, спрятал в рукав туза. Это произошло почти мгновенно, когда очкарик о чем-то спросил отца девочки и тот отвлекся на секунду.

— Ох, и гинеколог!!! Да очевидно и не только он! — прошептал он чуть слышно сквозь зубы. — Филигранная работа!

«Но что я могу?! — Пронеслось у него в голове у него. — Призвать их совести бесполезно. Махровые сволочи! Их трое, я один. Владимир Владимирович видимо не помощник! Если что, поддержки ждать неоткуда. Эх! Если бы не голова! Можно было бы рискнуть, вспомнить уроки рукопашного боя! Когда-то он умел! Навыки остались!»

Данила свесил ноги, но спрыгнуть не решался. «Сиди! Сиди!» — говорил голос разума. Меж тем какая-то непреодолимая волна душила его и он, понимая, что сильно рискует, спрыгнул на пол, оказавшись у играющей кампании за спиной.

— Ты что служивый? Подключиться хочешь?! — широко и обезоруживающе улыбнулся врач, но от взгляда Данилы не ускользнула легкая тревога в уголках его глаз. Обстановка в купе переставала оставаться благодушной. Тучи стали сгущаться. Напряжение повисло в воздухе.

— Ну-ка папаша руку сюда! — жестко бросил Данила гинекологу, и не дожидаясь пока он, среагирует, ловко перехватил ее у локтя. — А это что?!!

Спрятанный туз переворачиваясь верх-тормашками, как подбитый самолет, полетел на пол.

— Ничего себе!!! — сделал удивленные глаза, гинеколог, ища поддержку у компаньонов. — Вот удивительно! Как он там оказался?! Ничего не понял! Бывает же!

— Стоп игра. Все деньги на стол!!! — стиснув зубы, промолвил Данила, чувствуя, как его распирает от злости и заносит.

«Что ты творишь?! — неумолимо шептал внутренний голос, предостерегая об опасности. — Остановись сейчас же! Ты наполовину калека!» Но когда начало уже было положено, что-то менять не предоставлялось возможности. Нужно было идти до конца.

Наступила немая пауза. Все замерли! После секунды замешательства, когда все смотрели на него, кампания картежников переглянулась.

— Это всех касается, — грубо, не сбавляя оборотов, добавил Данила, как бы кидаясь в пропасть с головой. Откуда что взялось — он бы и сам не объяснил. Его переполняла злость к этим пройдохам и его тон не предвещал ничего хорошего. Он вновь обвел их взглядом. Молчание затянулось. Все были растеряны и особенно Владимир Владимирович. В глазах его читались недоумение и страх. Он до сих пор, очевидно, не полностью осознал произошедшее и искал поддержки в этом недоразумении. Но театр кончился. Актерам нужно было начать снимать маски, что они и не преминули сделать.

— Чуйка сработала?! — еле сдерживаясь, бросил карты болезненный. — Продолжал бы давить ливер!

— Баклан! Лаве не пахнет!! — агрессивно привстал очкарик. — Ну, пошпиляли. Ты что вскипишнулся?!

Дальше пошло по нарастающей. Сомнений не было — мошенники открыли свое истинное нутро.

— Типа он нас зачалил! — многозначительно кивая подельникам, угрожающе процедил врач. Былая интеллигентность мгновенно слетела с гинеколога. — Тебя фраер сюда никто не звал, хиляй отсюда, а с карасем мы сами «добазаримся», это наш пассажир.

Ощутив, как у него за спиной расставляются подельники липового врача, Данила не стал ждать и мгновенно провел толстяку удар в солнечное сплетение. Удар согнул его. Но боковым зрением, он заметил летящий ему в ухо кулак очкарика. Бедную его голову тряхнуло как следует, но удар был, на счастье, не точный.

Не теряя секунды, Данила развернулся и сколько было силы «звезданул» в челюсть очкарику. Тот отлетел, стукнулся затылком о противоположную полку, и сполз на пол, зажимая разбитые губы. Болезненный — видя такой расклад — предупредительно закрылся руками, не собираясь участвовать в потасовке.

— Я пас! Я пас!! — заверещал он жалобно и противно.

«Да! — подумал Данила, — навыки рукопашного боя не прошли даром. Конечно, после болезни я не в той форме, но кое-что осталось. Теперь бы только не скопытиться раньше времени! Голова! Послужи мне эти пять минут без сбоев! Прошу тебя! Я буду дальше стараться тебя не тревожить! Обещаю! — говорил он мысленно. — Сделай одолжение!»

— Деньги!?! — сурово повторил Данила, не узнавая своего голоса, и жестом показал на стол.

Чуть отдышавшись, «гинеколог» разогнулся и совершенно неожиданно из кармана вместо денег извлек пистолет. Руки фокусника сработали профессионально, но реакция Данилы была мгновенной. Без замаха, снизу, ребром ладони, он ударил наотмашь. Пистолет отлетел к стене и упал под стол. А липовый врач пожалел об этом поступке, получив сразу три удара по корпусу. Глаза у него выкатились как у рыбы, лицо побагровело, тело скрутило, а дыхание перехватило так, что казалось, он собрался в мир иной.

На шум стали заглядывать любопытствующие, но сразу отворачивались, делая вид, что их это не касается. От греха подальше, кинулась по проходу тетка с туесками и пакетами.

— Ай что творится! — разнесся ее истошный вопль.

Только спустя полминуты, Данила собрал всю кампанию у стола. Они понуро выкладывали трясущимися руками содержимое карманов.

— Ну, спалились, — жалобно цедил униженный и раздавленный «гинеколог», — что нам тальянку ломать, а немного филок, ксивы оставь. Не по понятиям так наказывать.

Очкарик с треснувшими очками, прикрывал разбитые губы и казалось мало что соображал. Одного удара ему хватило с лихвой.

Но Данила почувствовал, как изображение катал начинает раздваиваться. Тупая резкая боль захлестнула лобные доли. «Стоять! — приказал он сам себе. — Только не показывать виду! Еще пару минут! Надо выдержать! Любой ценой!!» Но голова плохо слушалась, состояние резко продолжало ухудшаться. Данила, превозмогая боль, взялся за полированную ручку, чтобы удержать равновесие.

— Ладно, — сбавил он обороты, — документы, сотовые, забирайте. И на первой станции шуруйте из поезда. И что бы я видел!! Не увижу — найду. Не обижайтесь!

Картежники послушно закивали головами и гуськом, поддерживая друг друга, направились к выходу из вагона. Счастье было в том, что они не обернулись. Он стоял зажавшись из последних сил.

Проводив их взглядом до выхода, Данила, наконец, перехватился другой рукой за стенку и тяжело сполз на пол. Взгляд его остекленел. Глаз предательски слезился. Сквозь пелену он отметил, как отец девочки стоял, скрестив руки, и прижимал дочь, чтобы она не видела происходящего. Девочка всхлипывала, но так тихо, что можно было об этом догадаться только по сотрясающимся плечикам.

Владимир Владимирович, наконец, спохватился увидев, что Данила осел на пол. Он понял, что его спаситель тоже нуждается в помощи.

— Что с вами молодой человек?! На вас лица нет. Это они? — он внимательно обшаривал глазами его тело. — Что они с вами сделали? Я даже не заметил.

— Это голова! — с трудом прошептал Данила. — Возьмите в нагрудном кармане таблетки, … одну… положите мне в рот и что-нибудь запить.

— Сейчас! Сейчас! Бог ты мой! Вот пожалуйста! — его трясущиеся руки подали лекарство и воды. — Откуда это у вас?

— Оттуда. Ранение.

Он захотел поднять и усадить Данилу на сиденье.

— Нет. Не сейчас. Пошевелиться боюсь. Жуткая боль! Плющит! Должно пройти.

Спустя минут пять, Данила нашел силы самостоятельно сесть на сидение, а через десять пришел в себя, и даже смог разговаривать:

— Леночка, — с лаской в голосе промолвил Данила, и вымученно улыбнулся, — плохие дяди уже ушли. Не плачь. Ты сильно испугалась?

Девочка, сильней прижималась к отцу, обхватывая его руками.

— Все нормально! — Отец успокаивал ее, гладил по головке. — Все уже позади дорогая! Все. Все. Успокаивайся. Они получили по заслугам. Ты же у меня умная девочка?!

Данила поискал глазами под столом пистолет. Владимир Владимирович проследил за его взглядом и предупредительно достал его.

— Спасибо! — улыбнулся Данила краешками спекшихся губ.

Это был Макаров. Вороненая сталь тускло мерцала. Железо привычно холодило руки.

— Папа! Я в туалет хочу, — неожиданно взмолилась дочь.

— Пойдем дорогая.

Когда они вернулись, Данила копался с оружием. Девочка укоризненно следила за ним, глазки ее круглились, и она держалась на расстоянии. Наконец, она что-то стала шептать, говорить в полголоса на ухо отцу, а он кивал головой и во всем соглашался.

— Может, ты приляжешь поспишь? — обратился он к ней.

— Нет. А чьи это деньги? — вдруг спросила она.

Отец пожал плечами.

— Да! — спохватился Данила, добродушно улыбаясь. — Это же ваши, забирайте, смелее!

Отец отставил девочку, осторожно подошел к столику, недоверчиво оглянулся.

— Нет! Тут много! — заявил он и аккуратно стал раскладывать купюры по номиналу и быстро увлекся. Данила исподлобья изредка бросал на него взгляды.

— Вот! Это мое, а это ваше! — отец девочки торжественно поднес ему увесистую пачку. В ней было, на вскидку, тысяч сто пятьдесят-двести.

— Вы так считаете? Зачем? — отводя его руку, пробормотал Данила, — а впрочем, постойте, я не знаю, что там будет с моей головой, но есть один человек, которому они точно пригодятся. Беру. Простите, в моем положении грех отказываться.

— И это правильно. Вы заслужили. Серьезно вас зацепило, я смотрю, — протянул Владимир Владимирович, — и лучше эти деньги использовать на праведные цели.

Данила решительно взял протянутую пачку и небрежно бросил в вещмешок. Девочка, наблюдавшая эту сцену, сморщила лобик.

— Вас правда хотели убить плохие дяди? — протянула она писклявым голосом и частично спряталась за ногу отца.

— Да нет дяди просто не разобрались, — мягко улыбнулся Данила.

Он взял со столика золотом горевшую зажигалку и вручил ей.

— Это тебе егоза!

— Мне-е-ее? — удивилась девочка. — Зачем?

Данила нагнулся к ней и прошептал:

— С помощью этой штуки они как в зеркало смотрели и обманывали вас. Значит это ваш трофей. На память, чтобы папа больше не играл.

Вряд ли девочка догадывалась что значит слово «трофей», но она согласно покачала головой, быстро, почти мгновенно, взяла зажигалку и спрятала ее за спину.

— Гмм-м! Лена! — недовольно поджал губы отец.

— Все нормально! — улыбнулся Данила и похлопал его по плечу.

— Это вещь золотая! 585 проба! — нагнувшись к нему и морща лоб, прошептал Владимир Владимирович. — Достаточно, что вы и так спасли наши деньги. Как хотите, мы не можем ее принять. Леночка! Давай сюда!

— Вы уже рассмотрели? Ничего! Ничего! — улыбнулся Данила, — на здоровье!

Владимир Владимирович смущенно развел руками. Ему, судя по всему, было очень неловко. Поезд заскрипел на повороте. Вынырнули дачные домики, пошла нарезка огородов. После свистка, суматошно замельтешил в окнах встречный товарняк. И вновь стало тихо.

— Спасибо вам. Век живи, век учись, — промолвил отец девочки, после долгой паузы. — Так незаметно они меня втянули. Ведь я кандидат наук. К докторской приступил. Никогда себя глупым не считал. А вот как мальчишка попался.

— Профессионалы. Не отчаивайтесь! — улыбнулся Данила.

— Первые выигрыши были как наркотик: отключили сознание напрочь. Великое и неистребимое чувство халявы, как по нотам разложили. Препарировали. Неужели мы русские никогда от этого не избавимся!?! Ведь хороший народ. Почему мы так любим халяву?

Данила промолчал. Тут нечего было добавить к сказанному.

— А вы оттуда? Много слышал об этом, — он показал на его голову со шрамом, — но только из телевизора.

— Да! Но эта форма по случаю перепала! — уточнил Данила, — но побывать там пришлось и тоже досталось.

— Да! Дела. Пришлось. Понимаю! Это дело такое.

— Там на той стороне ранили, тяжело, практически был безнадежный, а увезли в российский госпиталь, — продолжил Данила.

— Ну починили?

— Немного. Долечиваться надо. Воевал против России, теперь еду к вам лечиться! Парадокс! Вся жизнь кувырком. Сам русский. Мать, отец, брат. Я здесь, они там. Я еще не сделал окончательного выбора, — вздохнул он.

— Выбор — это всегда сложно! Он может и убить, и воскресить. Кстати, у меня был такой случай. Как-то довелось испытать предательство близкого человека. Было непросто в это поверить, понять. Переполняло горе, было желание поквитаться, приходили мысли о самоубийстве, рот произносил черные ругательства. Не удавалось уснуть, я не мог нормально питаться, контактировать с коллегами, трудиться. Результат — запредельное давление, дали знать о себе хронические болезни. Я чувствовал себя на грани помешательства и понимал, что долго не протяну. Что делать?! Вот он выбор!

И решил: верный способ — не делать источника моих бед несчастным, а самому стать счастливым. Рассчитаться с врагами можно одним путем — жить полной жизнью и счастливо. Нам нужно общество, где нет ненависти к ближнему!

— Спасибо за откровенность! Но думаю, нужно служить правде. Я еще на полпути. Может мне не суждено дойти до конца, но в начало я не вернусь.

— Да! Все же на счет зажигалки… — Владимир Владимирович попытался заглянуть Даниле в глаза, — Ваше дело молодое. Курите?! А кто я вам? Случайный попутчик?!

— Моя жизнь сейчас простая, а оборваться может в одно мгновение. Этой железке там нет места. Как корове седло. … Хоть дочке вашей будет подарок на свадьбу. Не успеете оглянуться, а уже невеста на выданье.

Владимир Владимирович смущенно улыбнулся.

— Я вам московский адрес, телефон оставлю. На всякий случай. Не стесняйтесь если что. Будем хранить ваш подарок. Правда, Леночка?

Леночка торопливо замотала головенкой. Зажигалку девочка давно и надежно держала за спиной.

В Москву поезд прибыл в половине девятого вечера. Отец с дочкой вышли на перрон. Данила помог вынести чемоданы. Отец был сильно взволнован.

— Я бываю занудным. Извините. Но остаток дороги возвращался к нашему разговору. Жизнь действительно вещь тяжелая. Но в ней нужно видеть светлое даже когда встречаются мошенники. Мне показалось, что вы несколько надломленный человек. Надо быть очень сильным, если ожесточишься — пропадешь. Не заметишь, как трясина затащит в болото. Только сильный может выкарабкаться. Вы сильный!

— Да нормальный! — смутился Данила от его похвалы.

— Не спорьте, у вас все впереди, — напутствовал он.

Данила улыбнулся, потрепал девочку по светлой головке.

— Прощай моя королевна!

— Да! Я имя ваше не спросил? — спохватился отец девочки.

— Данила меня зовут.

— Ну вот, нормальные люди в начале знакомятся, а мы в конце.

Они крепко пожали руки. Просто попутчики, которые еще недавно не подозревали о существовании друг друга. Данила пошел быстрым шагом не оглядываясь, но все же оглянулся. Девочка махала ему рукой.

Москва. Полицейский беспредел

Киевский вокзал остался за спиной. В Москве у Данилы было неотложное дело. Он купил карточку таксофона и решил позвонить Полине. Если бы он знал, как этот звонок изменит его жизнь и жизнь этой девушки, он бы серьезно задумался — надо ли это делать! Три попытки были безуспешны. Он отчаялся, как вдруг на том конце послышалось долгожданное:

— Алло!

— Здравствуйте Полина, — обрадовался Данила. — Наконец я дозвонился!

— Добрый вечер, кто это?

— Меня зовут Данила! Я приехал с Украины.

— Откуда у вас мой телефон?! Я не знаю никакого Данилу! Вы ошиблись молодой человек!

— Я только сегодня приехал с фронта и сейчас нахожусь в Москве. Я проездом. Хотел бы передать вам тетрадку Саши, ну и кое-что на словах.

Установилась долгая мучительная пауза. Данила слышал только дыхание девушки.

— Или нам не стоит встречаться?! — с вызовом заявил он, готовый оборвать разговор.

— Вы из этих?! — с трудом выдавила из себя девушка и голос у нее стал брезгливо противным.

— Да из этих, которые по призыву. Воевал на той стороне. Вы ко мне обращались. Помните?

— Не думала, что вы позвоните, — глухо и медленно проговорила девушка, подбирая слова и пребывая в смятении.

— Мне было бы проще избавиться от нее, — с безразличием в голосе произнес он, — но подумалось стихи, … да и память… все-таки дорого для вас.

— Ну-уу, хо-о-ро-шо! — произнесла она, мучительно растягивая слова и до сих пор пребывая в неуверенности.

— Тогда где и когда? Правда я в Москве впервые.

— Где вы? — сухо поинтересовалась она.

— На Киевском.

— Я не далеко. Там есть кафе «Гурман». Там встретимся.

— Думаю, найду.

— Уж постарайтесь, — холодно процедила она.

— Я буду в защитной форме, — добавил Данила, но девушка уже оборвала разговор.

Легкий сумрак окутал улицу, когда он вошел в здание. В ланч-кафе было просторно. Данила занял столик рядом с массивным столбом из светлого кирпича, чтобы видеть входящих. На черном глянцевом потолке светили маленькие, но яркие лампы. Это создавало приятную атмосферу вечера и уюта. Полина не опоздала.

Девушка была одета в белоснежную блузку с черной шнуровой оторочкой воротника, вправленную в юбку-карандаш. Черные пуговички-кнопки бежали сверху вниз, ломаясь на крутых возвышенностях груди. Вошла она нервным раскачивающимся шагом и смотрела по сторонам чуть рассеяно и небрежно. Когда у худенькой девушки высокая полновесная грудь это всегда смотрится эффектно и несколько неожиданно. Приятно было видеть, как она идет и как на груди расходится волнами материал и с трудом сдерживается маленькими пуговками. В руках Полина держала приталенный пиджачок, и легкую сумочку на длинном ремешке. Строгая одежда делала ее фигуру чрезвычайно сексуальной, но без вульгарности и налета распущенности.

Не скрывая отчуждения, она присела за столик и заказала воды без газа. Данила до ее прихода попросил принести две чашечки кофе.

— Ну! — нетерпеливо буркнула она, никак не поприветствовав молодого человека. Полина старалась не смотреть на него и была напряжена. Ледяной холодок, очевидно в любую секунду мог закончиться очень печально. Но пока ей приходилось терпеть его общество. «Строгая и одновременно милая! — подумалось ему. — А что ты хотел увидеть?!»

— Вот! — вздохнул Данила прямо рассматривая ее и как бы еще раз оценивая.

Он неторопливо, даже специально копаясь, достал и положил на край стола, изрядно потрепанную, со смутно проглядывающими рыжими пятнами, тетрадь. Она гляделась инородным предметом среди блеска огней, натертой посуды и изысканного буклета меню. Да и сам он в полевой пятнистой форме сильно контрастировал среди хороших нарядов публики и приподнятого настроения, что царило вокруг. Реакция девушки на его присутствие только дополнила общее ощущение неустроенности и скованности, и он уже засомневался, что сделал правильно, когда предложил эту встречу.

Полина, не откладывая, бережно открыла тетрадь и углубилась в чтение. Она, казалось, полностью забыла о его существовании. Губы ее шевелились и что-то проговаривали, лицо светилось и хмурилось. Парень невольно наблюдал за ней, бросая короткие взгляды.

Девушка была хороша и знала об этом. Темно-каштановые шелковистые волосы, были подстрижены длинно и ровно и чуть не достигали узких плеч. Они темными полумесяцами обрамляли ее задумчивое лицо; а стоило девушки наклониться, они как крылья птицы устремлялись вперед, закрывали нежную шею и тонкую золотую цепочку с кулончиком в виде сердца. Карие глаза у Полины были постоянно прикрыты длинными ресницами. Она избегала смотреть прямо и откровенно, была строга и очень сдержана не только в словах, но и движениях. В ней была тонкость, стиль и хрупкость одновременно. Ее можно было принять за коренную москвичку или жительницу Санкт-Петербурга из очень приличной семьи.

— Вы тоже читали? — наконец проронила она, с трудом отрываясь от тетрадки и бросая мимолетный уничтожающий взгляд в его сторону.

— Да! — признался Данила после паузы. — Хотя чужие письма, … дневники… Я понимаю! Но там другое.

— Бывает и другое?! — ядовито усмехнулась она.

— Разведка собирает все бумаги, документы, и там нет сантиментов по этому поводу. По-настоящему я должен был сдать ее в органы и там бы она осела навечно.

— И что вас остановило? — также холодно спросила она, чеканя каждое слово.

— Не знаю! — вздохнул он. — Наверно содержимое.

— Интересно?! — поджала она губы и меря его презрительным взглядом.

— Я подумал это важно для вас, — ровно и спокойно продолжил Данила, встречаясь с ней глазами.

— Допустим. Но что вам до меня, вы видите меня впервые, — промолвила она, все еще с металлом в голосе.

— Да ладно вам! — натянуто улыбнулся Данила. — Привез и привез. Оказия вышла. Так бы наверно не встретились!

— Это по честному, — оценила она. — И все же?!

— Что?

— Вам понравилось? — спросила она чуть теплее и немного оттаивая.

— Я не очень силен в этом, — замялся Данила, смотря на ее тонкие строгие морщинки у губ и ловя ее быстрый испытывающий взгляд из-под длинных ресниц.

— Говорите, как есть, свои ощущения! Не юлите! — настаивала она, опять ожесточаясь и требуя однозначного ответа.

— Но я же здесь! — обрезал он ее пыл.

Установилась долгая пауза. Она смотрела на него, он на нее. Пока Данила собирался с мыслями чтобы что-то добавить, на ее лице вдруг показались непрошенные слезы.

— Вот еще! — обронил Данила примирительно и жалостливо. — Что вы в самом деле! Так держались и расплакались.

— Я не верю. До конца не верю, — она заревела сильней и плечи у нее затряслись от всхлипываний, а глаза и нос покраснели.

Из-за фасада строгой и эффектной девушки вдруг выглянула маленькая девочка, которую посетила большая беда. И от этого она вдруг стала ближе и родней. Ее горячие слезы капали на салфетку и исчезали, а тушь размазывалась по щекам. Даниле вдруг так захотелось пожалеть ее успокоить, но для этого нужно было найти слова, которых он не знал. Он вообще ничего не знал про эту девушку, которую лишил наверно самого дорогого, что у нее было.

Волнение и напряжение момента передалось и ему. Данила почувствовал, как застучало в висках, а спустя несколько секунд его накрыла горячая волна. Изображение поплыло, стало раздваиваться, а при перемещении объектов оставляло за собой шлейф. Появились уже две Полины и обе были ранимы и чарующе прекрасны. И обе безутешно плакали, страдали. Данила попытался справиться с приступом, словесно настраивая себя, но это ему не удавалось. Он крепко вцепился в край стола, так что побелели руки. Ножки стола сместившись, предательски взвизгнули. Подошла официантка с озабоченным видом.

— У вас все нормально?!

— Нет. В смысле да-да! — остановила ее жестом Полина.

— Я могу вам чем-то помочь?!

— Вы не беспокойтесь, мы скоро уйдем! — торопливо смахивая слезы, бросила Полина.

Официантка, пожав плечами, недовольно удалилась.

— Саша был такой!! … В общем такой!!! … — она не нашла слов для продолжения, слезы душили ее. — И вот его нет!! Это невозможно. Его не могли убить. Понимаете?!

Данила молча кивнул головой, отводя глаза к окну. Окно раздвоились и снова сошлось, оставляя хвосты-волокуши за огнями уличных фонарей.

— Кто-то другой, но не он. Он же был не солдафон, а совсем другой. Он должен был жить. Должен! Вы понимаете. Хотя что вы можете понять!

Данила молчал, борясь с собой. «Это очень правильно, что я не сознался, кто его убил! — кусая губы подумал он. — Иначе бы это было бы невыносимо!». Наконец девушка почувствовала неладное, обратив внимание на его руки.

— Что с вами?!! — спросила она с недоверием в глазах.

— Не обращайте внимания. Это пройдет, — ответил Данила. — Так бывает.

— У вас зрачки расширены?

— Надо подождать. Извините.

— Вам больно? Нет, правда! Я же вижу!

— Да не вовремя все! Я потерплю, — попытался убедить ее Данила и сделал неудачную попытку улыбнуться.

— Это оттуда?

— Да осколок в голове, наверно не все вытащили, — выдавил он через боль.

— Почему?

— Полевые условия, как смогли.

— Вот это на лбу?! — спросила она и посмотрела внимательно, приближаясь близко, так что ее: лицо, глаза, губы — оказались очень близко, а тонкий аромат миндаля и лаванды достиг его носа.

— Да. Можете потрогать. Там мягко, нет лобной кости. Вообще.

Но на это Полина не решилась, и преодолев секундную слабость, торопливо отстранилась. При этом девушка сильно смутилась и опустила взгляд.

— Извините!

Установилась неловкая пауза. В кафе тихо звучала музыка Трофима, «Город Сочи»:

«Вот ведь как бывает в жизни подчас,

Наша встреча караулила нас.

Я заметил твой смеющийся взгляд

И влюбился, как пацан, в первый раз…»

Музыка была из другого мира, там, где царили: морской прибой, шашлыки и коньячок, шальной ветер и мимолетная любовь без обязательств.

Только через пару минут, Данила обрел способность говорить и поинтересовался с трудом овладевая собой:

— Извините, это не все. Вы не могли бы мне дать адрес Зинаиды Николаевны, мне ей надо кое-что переслать.

— От Саши?!

— Не совсем, — замялся он. — Но ей это не помешает.

— Это не очень удобно! — девушка сделала страдальческое лицо. — Ну то есть вы понимаете?!

— А что делать?! — задумался Данила. — В общем я понял. Ну хорошо. Раз выхода нет, тогда может сами передадите.

Данила стараясь держать голову в одном положении, медленно, очень медленно, достал пакет.

— И что там если не секрет? — недоверчиво протянула Полина скашивая глаза на неопрятный, видавший виды, полиэтиленовый мешок.

— Ну так! — через силу смущенно улыбнулся Данила.

— И все-же! — продолжая сомневаться, заметила она. — Вы хотите меня подставить?

— Да бросьте вы! Отдайте и все.

— Хм-мм! — Девушка недоверчиво взяла пакет, и с вызовом посмотрела на Данилу. — Вы чужие письма, дневники читаете, а мне нельзя узнать, что там?!

Данила молча взял у нее из рук пакет, достал продолговатый сверток и положил его на стол.

Она слегка согнула содержимое, завернутое в газету.

— Деньги? — вопросительно посмотрела она на него.

— Типа того, — усмехнулся Данила.

— Ой! Не знаю, — сделала она отрицательный жест, отдаляя пакет.

— Вы не торопитесь решать за нее! — кисло улыбнулся Данила.

— Сколько там?

Данила пожал плечами:

— Точно не знаю, не считал, … тысяч 150 наверно или больше.

— 150 тысяч?! — глаза Полины вспыхнули радостным блеском, но она тут же взяла себя в руки и усмехнулась. — Неужели! Это если только пятитысячными?!

— Ну посмотрите сами! — обиженно промолвил Данила и отвернулся к окну.

Девушка частично развернула содержимое, провела по нему перламутровыми ноготками. Пятитысячные купюры превалировали.

— Странно! — озадаченно вымолвила она.

— Что странно? — хмуро спросил Данила, не отворачиваясь от окна.

— Вы что миллионер? Это же больше четырех тысяч долларов!

— Так получилось. Это грязные деньги, — успокоил он ее.

— Инте-ере-есно?! — недоверчиво поджала она губы.

Данила вкратце рассказал историю, которая приключилась с ним в поезде. Девушка задумалась, и как-то по-новому посмотрела на него. Кончики пальцев у нее нервно застучали по краю стола.

— Н-да! — вымолвила она. — Деньги есть деньги! Тут я с вами соглашусь!

Девушка помолчала. Взгляд ее немного потеплел, напряжение в лице спало и стало видно, что она хочет продолжить беседу, но холодок все-же на дне сохранялся.

— Вы говорите вас призвали? — как бы из вежливости поинтересовалась она.

— Да. Отловили на работе, вручили повестку.

— И служили вы поваром? — щуря недоверчиво глаза, чуть язвительно предположила она.

— Почему поваром, — пожал плечами Данила, — на машине ездил.

— Ну или на машине, — согласилась она. — Когда сюда приезжают, наверно все ангелы божьи. А кто воюет неизвестно, — поддела она его, ощущая свое превосходство.

— Зачем вы так! Я не ангел. Призвали, служил. И не только. Перед этим на гражданке митинги защищал!

— Он кого?!

— От русских, хотя сам русский!

— Ничего себе? — задохнулась от возмущения она.

— Да. За свободу! — решительно подтвердил Данила, выдерживая ее уничтожающий взгляд.

— Дела?! — ехидно добавила она.

Данила промолчал, поджав губы, стараясь не отвечать колкостью на ее выпад.

— Откровенно! — наконец вздохнула девушка, — нечего сказать!

— Как есть! — обиженно буркнул Данила, уставившись на полировку стола.

— И что вам за это? — с блуждающей полуулыбкой спросила Полина, чуть поигрывая ногой.

— Ничего. Вот голову прострелили. А могли и убить.

— Н-да! — она допила воду, и помолчала. — Как мы далеки от этого. Не думала, что меня коснется. И все же. Один вопрос не дает мне покоя, — девушка встретилась с ним глазами. — Как погиб Саша? Такое ощущение, что Вы не все рассказываете.

— По досадной нелепости, — не выдерживая ее взгляд, буркнул Данила, — я же в прошлый раз говорил.

— Я тогда была не в «адеквате».

Данила еще раз, тщательно подбирая слова и фильтруя изложение, поведал обо всем, что случилось в тот день. Он говорил все как было, но умалчивал о главном.

Она вновь зашмыгала, заплакала, нос у нее покраснел. Они долго молчали. Полина была где-то далеко. Данила не торопил ее, прислушивался к своей голове. Боль растеклась, стала тупой и на нее уже можно было не обращать внимания.

— Вы меня простите за резкость вначале, — напомнила девушка еще изредка всхлипывая. — Может вы и нормальный. Просто все так навалилось, соединилось. Ну вы понимаете?!

— Да что там! — махнул рукой Данила.

— Значит вы проездом?

— Мне в Новосибирск надо. … Там лечиться или хотя бы диагносцироваться.

— Часто такое случается, как сегодня? — она показала на его голову.

— Бывает. Не даю ей покоя, — усмехнулся он и задумчиво перевернул пустую чашку в блюдце. — Врачи вот волноваться запретили, а не получается!

— Вы очень бледный! — с нотками сострадания пролепетала она.

— Да нет. Мне уже лучше, — уверенно возразил Данила. — Таблетки помогают! … Посижу и пойду.

— А что за таблетки?

— Обезболивающие! — грустно протянул он. — Какие еще?!

— Но это же не лечение?! — с состраданием покачала она головой.

— Пока так! — невесело усмехнулся Данила и аккуратно провел рукой по волосам в области лба.

— Может деньги вам самому бы понадобились? — неуверенно предположила Полина.

— Не знаю! Я же не инвалид. И вообще…

— А где вы остановились? — поинтересовалась она, пытаясь встретиться с ним взглядом.

— Да-а-а! Разве это проблема, — отводя глаза, выдавил он.

— И все же? — настаивала она, внимательно следя за его лицом.

— Ну приглашали меня давешние попутчики, с картами, которые, да неудобно. На вокзале крайняк, можно, мы же там ко всему привыкли. Фронт.

— Так! Так! Так! — девушка забарабанила по столу тонкими пальчиками с фиолетовым маникюром и внимательно сверлила его глазами. Она смотрела на него и как бы мимо. — Я снимаю квартиру недалеко, на Сетуньевском. Но ко мне неудобно. Можно на дачу дядиной мамы вас поместить, там на электричке минут сорок будете добираться. В Москве это не расстояние. Вы же ненадолго?

— Пару-тройку дней за глаза! — смущенно улыбнулся Данила. — Раз уж так случилось, хотел Москву посмотреть. Столько о ней слышал и никогда не бывал.

— Так, сейчас я позвоню, дядю предупрежу!

Девушка торопливо порылась в сумочке.

— Ой! Телефон на работе забыла, — озадаченно доложила она. — Ну не возвращаться же? Потом сообщу!

— Вам точно это надо? — усомнился Данила.

— Оставьте, это мои проблемы.

— Да зря вы беспокоитесь!

— Дядя у меня прелесть! Можно сказать во мне души не чает, а ключи от дачи у меня в машине. Они там почти не бывают. У них теперь загородный дом. Хоромы, одним словом.

— Пожалуй в моем положении не стоит отказываться, — смущенно кивнул головой Данила и по-доброму улыбнулся впервые за вечер.

Все-таки Полина была нормальная. Это было видно сразу. Просто груз прошлого сильно давил на нее. Но завалы постепенно исчезали. За беседой молодые люди и не заметили, как прошло время. Когда они покинули кафе Москва уже успела погрузиться в ночь. Серебристая Тойота Королла плавно свернула на Большую Дорогомиловскую, а потом на Кутузовский проспект.

— Ваша машина? — спросил Данила, украдкой поглядывая на девушку.

Ее волосы коротко обрезанные, крылом закрывали часть лица, а челка лезла в глаза; она машинально поправляла прическу и внимательно следила за дорогой. Ему нравилось смотреть на ее сосредоточенное лицо, на нежный овал, упрямый подбородок и как вспыхивают ее зрачки в свете встречных машин. Но он старался не смотреть на плотно натянутую в белых напряженных складках грудь девушки, которая далеко выдавалась вперед, хотя она как раз и завораживала взгляд. Казалось, черные пуговки скоро не выдержат этого соперничества с телом девушки.

— Да. Взяла в кредит. Пока не сыпется, — не оборачиваясь бросила она.

— Вижу освоились в Москве? — улыбнулся он. — Нравится?

— Не совсем, — проговорила она.

Девушка была поглощена дорожной обстановкой, и Данила решил не дергать ее понапрасну.

Динамики приемника рвались струнами Аквариума:

«Песни нелюбимых.

Песни выброшенных прочь.

Похороненных без имени.

Замурованных в ночь.

…

У нас хорошая школа —

Прикуривать от горящих змей;

Вырвать самому себе сердце,

Стать ещё злей…

Машина миновала Московскую кольцевую, они свернули и движение сразу упало, а после еще одного поворота, машин на дороге почти не осталось, как и фонарей. Темная ночь плотно обступила со всех сторон, только узкий пучок света, от их фар, неутомимо скользил впереди.

— Что-то вы замолчали? — нарушила паузу Полина, не отрывая взгляд от дороги.

Ночной полусумрак в машине, отсутствие транспорта и то, что кругом был лес, изменили настроение. Полина казалась уже не такая чужая и строгая и ее голос не звучал так холодно как раньше. В нем появилось больше доброты и участия.

— Да не знаю, что говорить, — растерялся Данила.

— Выходит вы плохой кавалер? — бросила обвинение девушка и по голосу Данила понял, что она улыбается.

— Да есть такое, — с трудом разжал он губы в ответной улыбке, — да и какой с меня кавалер?!

— Как ваша голова? — спросила Полина, впервые за всю дорогу, кидая короткий взгляд на него.

— Да с переменным успехом, — вздохнул он. — Не отпускает. Накатывает.

— Не хотите устроиться на заднее сиденье? — участливо предложила она. — Можно даже прилечь?

— Думаете это будет удобно? — засомневался Данила.

— Легко! Нам еще минут двадцать ехать!

Девушка, не откладывая, притормозила у обочины.

— Подлокотник спрячьте в спинку и ложитесь, — посоветовала она.

Вещмешок опять пригодился Даниле. Приемник, сбиваясь с волны, уже давно предательски шипел, девушка поискала, нашла незабвенный «Плот» Юрия Лозы:

«На маленьком плоту

Сквозь бури, дождь и грозы,

Взяв только сны и грёзы

И детскую мечту,

Я тихо уплыву,

Лишь в дом проникнет полночь,

Чтоб рифмами наполнить

Мир, в котором я живу…»

— Старая песня, а я ее так люблю, — оглянулась назад Полина.

Но Данила ей не ответил. У него резко начал слезиться левый глаз. «Я уже не волнуюсь, — мысленно успокаивал он себя. — Все хорошо. Очевидно действие таблетки кончается, — думал он. — Принять бы новую, но здесь даже запить нечем! Надо потерпеть до дачи. Уже скоро»

Шоссе плотнее обступили деревья и на дороге стало еще темнее.

— Вы не спите? Как голова? Километра три осталось, давайте я вам окно приоткрою.

Не успела девушка закончить фразу, как в свете фар показалась фигура полицейского в светоотражающем костюме с жезлом. Он выбежал почти на треть дороги и повелительно показал на обочину. За деревьями пряталась машина с синей полосой.

— Гаишники?! Вот еще новости! — озадаченно пробормотала Полина, послушно притормаживая. — Никогда их здесь не было! Но вы лежите, лежите, — успокоила она его.

Полина, не выходя из машины, приоткрыла окно. С легким козырянием и не торопясь, подошел человек в форме. Лицо его в тени нельзя было разглядеть.

— Здравствуйте! Лейтенант Дьяченко! Предъявите ваше удостоверение, — с плохо скрываемым удовольствием, выпалил остановивший и посветил фонарем через лобовое стекло, пытаясь высмотреть кто еще находится в салоне.

Девушка порылась в сумочке, подала в щель документы.

Страж порядка был сама любезность, и фразы его были отточенные:

— Полина Сергеевна? Как себя чувствуете? Все в порядке?

— Да.

— Одной не страшно ночью путешествовать?

Девушка промолчала.

Лейтенант долго изучал в свете фонарика водительское удостоверение, вертел в руках техпаспорт, а потом неожиданно убрал их за спину и спросил, нагнувшись к самому окну:

— Когда в последний раз алкоголь принимали?

Сотрудник усиленно сопел, вдыхал воздух ноздрями и это казалось смешным.

— Не помню, — вымолвила девушка стараясь говорить ровно и спокойно. — Давно.

— Все так говорят, — безапелляционно заключил лейтенант и махнул рукой в сторону кустов. — Давайте, вон туда, за нашу машину, свою ставьте.

— Зачем? — с тревогой в голосе и внутренне напрягаясь, спросила Полина.

— У нас там технический эксперт в автомобиле. Это не займет много времени. Чистая формальность.

Полина машинально оглянулась на Данилу, ища поддержки, но в темноте салона не встретилась с ним глазами. Пребывая в раздумье, она медленно съехала с дороги, проехала по полю и развернувшись, поставила Тойоту так, что ее отчасти скрыла машина полиции.

— Дальше! Дальше! — командовал лейтенант, который шел следом и махал руками.

Но девушка не поехала в глубь. Ей начинало это не нравиться.

— Я же просил дальше, — с легким раздражением, пробурчал лейтенант, но настаивать больше не стал.

В полицейском автомобиле зажегся мутный салонный свет, и она увидела еще двух стражей порядка, восседавших на передних сидениях. Сотрудники выглядели упитанными и довольными жизнью.

— Ну что же вы?! — с добрыми и даже подобострастными нотками бросил ей лейтенант и изобразил подобие улыбки. — Выходите, пойдемте!

— А покажите свое удостоверение? — недоверчиво возразила Полина, оставаясь в машине.

— Да пожалуйста! — услужливо нагнулся лейтенант, прижимая с внешней стороны к стеклу корочки и освещая их своим фонариком.

Фотография, печать, фамилия — все соответствовало, хотя Полина вряд ли могла отличить подделку от настоящего удостоверения.

Из служебной машины вышел один из его напарников, высокий и прямой мужчина и строго спросил:

— Дьяченко! Что ты к девушке пристал? Проверил — пусть едет!

Он говорил так естественно, и так обыденно, что слова его показались Полине музыкой среди этого нагромождения: темноты, леса, незнакомых мужчин, и страхов, которые начали вкрадываться ей в душу.

— Товарищ капитан, я не против, но устойчивый запах алкоголя из салона! — картинно и подобострастно вытянулся лейтенант и это показалось наигранным.

— Учуял? — усмехнулся капитан, очень внимательно всматриваясь в девушку.

— Так точно! — отчеканил он.

— Ну тогда к сержанту, пусть садится, дует сколько есть мочи, — глухо пробубнил капитан, как бы нехотя соглашаясь.

— Так и я про то! Недоверчивая попалась! Документики ей покажи!

— Показал, поторапливайтесь! Нам еще на 36 пост ехать, только что звонили, — недовольно добавил капитан.

Полина, одергивая полы юбки и утопая каблуками в траве, прошла в соседний автомобиль. Там ее поджидал третий сотрудник с анализатором.

— Усаживайтесь поудобней девушка! — заворковал он, стряхивая невидимые пылинки с кресла. — Сейчас я трубочку достану, все мигом сделаем.

Излишняя любезность сержанта опять не понравилась Полине. Что-то было в этом ненатуральное, постановочное. Казалось, разыгрывался дешевый спектакль, в котором ей отводилась главная роль. Как с первых секунд видишь на экране телевизора дешевый сериальчик, так и здесь актеры сильно переигрывали.

— Вот сюда в трубочку, пожалуйста, полной грудью, — подобострастно улыбаясь предложил сержант.

Она не видела, да и не могла видеть, как в это время, капитан скорым шагом приблизился к ее машине с обратной стороны. Оглянувшись, он аккуратно приоткрыл водительскую дверку, привычно в темноте щелкнул рычажком, открыл багажник, а потом обойдя автомобиль, что-то быстро поместил в дальний его багажника.

Данила, лежа, внимательно прислушивался к происходящему. «Что это было? — пронеслось у него в голове. — Явно что-то готовят!» Не хотелось верить в худшее. Но события развивались стремительно. Казалось, что-то незримое тяжелое накатывалось с неумолимой силой и готово было раздавить железным катком все, что попадется на пути.

— Порядок! — весело и непринужденно бросил капитан лейтенанту. — Сигнализируй сержанту, пусть приступает.

— Да что торопить! Куда она денется! — остановил его лейтенант. — Пусть поворкуют.

— И то правда!

— А хороша телка! Как тростиночка, а буфера как стоят! Ух!!!

— Да!

— А если их освободить — какая картина маслом будет! Репин бы умылся! — и Дьяченко коротко противно хохотнул, ударив себя по животу.

— Да! Подфартило! — довольно согласился капитан, в нетерпении перебирая ногами. — А ты ныл: «Что приехали в такую глухомань? Что приехали?!» Нормально приехали!

— Согласен! Был не прав! Есть у тебя чуйка на баб.

— Всегда меня слушайтесь и будут вам «крали» и рыльце в пушку.

— Молодая только! Неопытная чувствуется, — заметил лейтенант.

— Дурак ты Дьяченко! — гаркнул капитан. — Ни хрена не понимаешь! Таких недотрог ломать самый смак.

— Да хлопотно это все! — с пренебрежением возразил лейтенант. — Слезы развезут по самое не хочу. Больше мороки чем порева.

— Если ты проституток обожаешь, то это на любителя.

— Да лучше бы коммерс жирный попался.

— Это от нас не уйдет, ночь длинная! А субботничек с такой телкой! Да на полную катушку! Ух! Аж в дрожь кидает! — он сделал попытку ущипнуть лейтенанта, но тот вовремя среагировал.

Данила уже обо всем догадался, дело принимало скверный оборот. Надо было действовать, но как? Голова могла подвести в самый неподходящий момент, как уже случилось в поезде. Что делать!? Он достал и осторожно проглотил таблетку. Но на сухую она застряла в горле, и Данила сделал гигантское усилие, чтобы сдержаться от подступившего кашля.

«Так! Держись! — уговаривал он себя. — Так! Так! Может это самая главная минута в твоей жизни! Ты сможешь!» Зажимал он рот. Слезы покатились у него из глаз, но он не пикнул и еле отдышался от приступа кашля. «Вот это да, — пронеслась мысль. — Чуть не спалился!»

Капитан с лейтенантом меж тем отошли к дереву и закурили. По огонькам сигарет можно было судить, что они изредка оборачивались и бросали взгляды на освещенную желтым салонным светом дежурную машину. Они были спокойны.

По дороге проехало пару автомобилей. Бегущие пятна света быстро скрылись вдали и ночь опять сковала непроглядным мраком все вокруг.

Спустя минут пять, из служебной машины вышли Полина и сержант, который оказался коротконогим с объемным животиком и очевидно самым возрастным из троицы.

— Николай Васильевич! Ничего не обнаружил! Пустышка! — крикнул он в темноту капитану, — можете отдавать документы!

— Погоди! Не спеши! — ответил тот. — Проверь еще на всякий случай багажник у барышни.

— Да что там проверять? — наигранно усомнился сержант.

— Проверь. Проверь. И камеру на всякий случай прихвати, чтобы потом лишних разговоров не было.

— Я тороплюсь! Какой багажник! — возмутилась Полина. — Чепуха это!

— И я про тоже! — согласился капитан! — Мы вас надолго не задержим.

Сотрудники дружно включили фонари и взяли камеру.

— Идите вперед! — скомандовал капитан Полине. — Открывайте! Сержант ты снимаешь. Не отставай от девушки!

— Так точно! — радостно отрапортовал он и в голосе его было нетерпение и предвкушение одновременно.

— Господи! — недовольно проронила девушка. — Что вы думайте здесь найти?!

Полина смело открыла багажник. Фонари сотрудников хищно стали рыскать по внутреннему объему.

— Мы производим не обыск, а досмотр, — уточнил капитан, — так что вы сами показывайте содержимое.

— Хорошо, — тяжело и недовольно вздохнула девушка.

— Это что?

— Аптечка.

— А это?

— Продукты, масло, булочки, колбаса.

— Откройте. А это?

— Не знаю! Пакет какой-то! — в недоумении изумилась Полина.

— Это ваш пакет? — строго спросил капитан и голос у него стал звонкий обличающий.

— Впервые вижу! — пребывая в замешательстве пролепетала девушка.

— Откройте его, покажите, что там внутри, — повелительно бросил он.

Девушка раскрыла его. Там что-то белело.

— Ну смелей! Смелей! Вытаскивайте!

Она неуверенно вытащила плотный белый пакет.

— Это не мое! — сжалась она от нехорошего предчувствия. — Я впервые это вижу!!!

— Вы все зафиксировали?! — обратился он коллегам. — Сержант, ты как эксперт, можешь предварительно определить, что там?

Сержант кончиком ножа аккуратно ткнул у шва и попробовал содержимое порошка на язык.

— Героин! — уверенно доложил он и сплюнул.

— Точно?! — усомнился капитан.

— Точнее некуда. Чистый афганский. Тут примерно грамм на сто потянет.

— Ой какая незадача, — деланно удивился Дьяченко. — А ведь и не подумаешь! Такая девочка — паинька, а оказалась наркокурьер!

— Это неправда! Неправда! — срываясь от негодования на крик, бросила Полина. — Это вы все подстроили!

— Тише! Тише! — прервал ее гневную тираду капитан. — Мы не глухие!

— Никакой я не наркокурьер!!! — негодовала Полина.

— Разберемся Полина Сергеевна, садитесь в нашу машину, — скучно без эмоций бросил капитан в повелительном тоне. — Дьяченко, давай, составляй протокол.

— Я не согласна!! Я никогда не принимала и не возила наркотиков, даже не знаю, как они выглядят! — убеждала она служителей порядка.

— Следуйте в автомобиль! — бросил в жестком тоне капитан.

Девушка, дрожа всем телом неуверенно проследовала в дежурную машину.

— Это какая-то чудовищная ошибка! — не унималась она обращаясь к лейтенанту.

— Какая ошибка?! Вы так считаете? А у меня нет сомнений, что в пакете героин! Но это предварительно, будет еще экспертиза.

Девушку потряхивало. Сумбур в ее голове сменялся яростью и негодованием и все подхлестывала паника. Она не знала, как поступить.

— Может и героин или еще какая гадость, но я не имею к этому никакого отношения!

— Но мы же нашли его в вашей машине?! Мы даже ни к чему не прикасались. Все вы, своими ручками. Вы не отрицаете что вы владелица?

— Нет! — взвизгнула на высокой ноте она. — Но это ничего не значит.

— Ну значит все в порядке. У нас есть видеофиксация! Как он там оказался?!

— Не знаю! Вам лучше знать!

— Неужели вы думаете, что это мы все подстроили?

— Да! Так я и думаю.

— Какого вы о нас мнения! — деланно удивился Дьяченко. — Надо же!!

— Хватит ерничать! — в сердцах выпалила Полина.

— Успокойтесь! — остудил ее лейтенант.

— Как тут успокоиться?!

— Если бы хотели подкинуть, то и трех граммов хватило бы за глаза. Это хоть у кого спросите. По сто граммов не подкидывают, — весомо, со знанием дела, заключил он.

— Это бред! Самый настоящий бред!

— Скажу как на духу. Ваше право подписывать протокол или нет, но, собственно, это не имеет значения. Видеофиксация у нас уже есть, ваши пальчики на пакете тоже. Вы знаете, чем это вам грозит?!

— Нет!

— Особо крупная партия это 2,5 грамма всего! Да! Да! А там в сорок раз больше! Лет на двадцать потянет!!!

— Вы что! — задохнулась от возмущения девушка. — С ума сошли!

— Ну если первое задержание, может судья и сжалится, учитывая вашу молодость, … лет пятнадцать-шестнадцать впаяет. И это будет за счастье!

— Нет! Нет! Я не хочу, — сумбурно и быстро заговорила девушка. — Не хочу слышать всю эту бессмыслицу и чепуху!!

— Я понимаю ваше состояние!

— Перестаньте!

— Ну подождите Полина Сергеевна! Ваша истерика ничем не поможет! — останавливал поток ее слов Дьяченко и жадно посматривал в разрез блузки, что открывал начало высокой груди.

— Это произвол! Чушь собачья!

— Конечно! Пусть так! Но кому поверят? Вам или нам? У вас нет шансов. Ни одного.

— Прекратите! Я не верю ни одному вашему слову! Вы специально запугиваете меня.

— Как хотите, но я ничего не могу поделать. Мне капитан приказал составить протокол? Приказал. И я его составлю. Результат вы знаете. Большую и лучшую часть жизни вы проведете в тюрьме. Вам сейчас сколько?

— Двадцать!

— Вот видите! В тридцать пять, может сорок лет выйдете на свободу.

Девушка сжалась в комочек и замолкла.

— Вы меня слышите? Составлять протокол? Или как?

Девушка молчала.

— Полина! — он приблизился ближе и взял ее за подбородок. — Вы меня слышите?! Может у вас есть предложения. Я передам капитану. Пока не составили протокол еще есть возможность отыграть назад.

— Вы денег хотите? — неуверенно спросила девушка, убирая его руку.

— Г-мм! Ну зачем так грубо? Мы работаем. Но мы живые люди.

— Значит денег, — оживилась она.

— Заметьте, вы сами это предложили.

— Да бросьте вы! Сколько? У меня есть своих пять тысяч и двести долларов с собой!

— Это не серьезно, — процедил Дьяченко, подтягивая живот и со сладострастием оглаживая взглядом высокую волнующуюся грудь девушки. — Вы же не правила проезда нарушили голубушка.

— Никакая я вам не голубушка, — отчужденно обрезала Полина.

— За пятнадцать лет, сами считайте! Если червончик за каждый год? это не много? Сто пятьдесят! И это по-божески. Ну или другие варианты, рассматриваются.

Он демонстративно приобнял ее и попытался поправить прядку волос у щеки. Девушка решительно убрала его руки.

— Сто пятьдесят, и вы меня отпустите?! — недоверчиво бросила Полина.

— Все правильно, наших деревянных! А что они у вас есть?! С собой?! — усмехнулся лейтенант, великодушно разводя руками и слегка отстраняясь.

— Есть! Я сейчас принесу, — губы ее дрожали, она вышла и вернулась в Тойоту.

Капитан с сержантом проводили ее недоуменными взглядами, но Дьяченко, приоткрыв дверь крикнул им, что все нормально.

— Ты не спишь? — прошептала Полина.