Бесплатный фрагмент - Что ты узнал значенье тайных слов…

Когда-нибудь я разберу, что написал я в жизни длинной…

«Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть…».

Экклезиаст

Когда я написал своё тысячное стихотворение, я получил рецензию: «…у Пушкина их было 700…». Я не знал, сколько их было у Пушкина (да и может ли кто-нибудь сказать точно?), но я ответил, что он отвлекался на пиры с друзьями и стрельбу с врагами, а в таких условиях счёт может прерваться. Внезапно.

Я не отвлекался на пиры с друзьями и стрельбу с врагами (может быть, и зря — кто сейчас может сказать?), поэтому в какой-то момент я вдруг понял, что пришло «время собирать камни».

Ведь кто, кроме самого автора, сможет выбрать то, что ему хотелось бы, чтобы осталось?

Поэтому я сел и стал разбирать то, что я писал в течение лет… Много оказалось… много. Мне трудно было отбирать — что войдёт, и главное — что оставить. Мои стихи, как дети, плакали и хватали за руки: «Возьми нас, не оставляй, ведь ты помнишь, как ты нас писал, ведь помнишь?!.» Мне было трудно. Я долго составлял этот сборник. Я много раз возвращался… но наконец я поставил точку. «Время разбрасывать камни, и время собирать камни»… Ну вот и всё.

Когда-нибудь я разберу,

Что написал я в жизни длинной.

И где-то брови подниму,

А где-то ухмыльнусь игриво…

Захлопну я свою тетрадь,

В камине пепел поседелый.

Эх, жизнь моя. Не сдвинуть вспять,

Как мир с оси той проржавелой.

Автор. Сан-Диего, 2019 г.

Зачем приходим в этот мир?

Зачем приходим в этот мир?

Зачем среди галактик многих,

Среди бесчисленных светил

Лишь солнце для одних нас всходит?

Зачем нам вечная луна —

Душе ль больной напоминанья?

Зачем душа для нас дана —

Для дум, для взлётов, для страданья?

Зачем нам первые шаги?

Последний хрип, а между ними

Зачем нам поле, блеск реки?

Зачем дано нам наше имя?

Оставим что после себя?

Могильный холмик неприметный?

Иль, может, чья-то там рука

Загнёт в тетради лист тот, где ты

Писал при свете ночника —

Слезами, мыслями согретый,

И убегала вдаль строка —

Стихами… что уже не спеты.

И безымянная тетрадь —

Без оглавленья, без названий —

Не даст кому-то ночью спать,

Будя тоску воспоминаний…

Иль сгинет всё в крученье лет,

И всё, о чём страдал, болел ли, —

Всё в дым уйдёт в один момент,

Когда рукой без сожалений

Твои листы, где ты кричал

Ночами с болью и слезами,

В бездонный бросят всё очаг,

Чтоб превратить в золу с углями.

И всё окажется равно:

Страдал ли, думал ли, стремился

Иль только ел, и пил вино,

И в пыль конечну превратился…

(«Герой не нашего времени». Глава 3)

Он был поэт — хоть безызвестный

Он был поэт — хоть безызвестный,

Бессребреник, что хил плечом.

И с дамами неинтересный —

Не мог понять он что почём.

Какую всё имеет цену —

Любовь, и верность, и обет.

Он сдуру верил, что пределов

Любовь не знает, что их нет

Для двух сердец соединённых —

Пусть между ними города.

И серебра звон отдалённый

Не слышал сердцем он тогда.

Он пел любовь, разлуку, грёзы,

И даль, и вечность, звёздный ход,

И детский смех, и девы слёзы,

И трубы, что ведут в поход.

И краски мастерской небесной,

Крученье яростных миров.

И случай — этот бессловесный

Суровый царь самих богов…

И кто над строчками смеялся,

С досадой пожимал плечом,

А кто-то, может, устремлялся

За ним в дорогу и потом,

Сидя у тёплого камина

И руки грея у огня,

Как будто помнил мечты линии

За занавескою дождя.

Поэт лишь тот, кто пишет кровью

Поэт лишь тот, кто пишет кровью,

И рвутся струны на душе,

Кто разгоняется невольно,

Зависнув в смертном вираже.

Из-под пера не слёзы брызжут,

Бросая кляксы на листы, —

Там тени призраков всё ищут

Забытые в веках сады,

В столетней паутине замки,

Пропавших бригов паруса.

Поэт лишь тот, кто в старой рамке

Портретов слышит голоса

Тех душ, что нет уже на свете,

Их жизней, чаяний, надежд.

Поэт лишь тот, кто на рассвете

Пыль звёзд стряхнул в карман одежд,

Кто вышел, распахнув рубаху,

Подняв лицо семи ветрам…

Вон возвели его на плаху —

Поэт, чтоб принял высший дар.

********

Душа кричит не в стенах замка

На троне в бархатном венце,

Душа кричит, когда бьют палкой

Её. И шрамы на лице.

Бродяги, нищие поэты,

Певцы бездомных эполет,

В трактирах пели что сонеты,

Смогли в веках оставить след

Остановите землю, я сойду!

Остановите землю, я сойду!

Я опоздал. Намного. Лет на …надцать.

Я знаю — я билетов не найду

В закрытой кассе, чтоб домой в семь-двадцать;

Чтобы успеть, чтоб лампа на столе,

Луны лицо в темнеющем окне…

Остановите землю, я сойду!

Тоскливо мне в вагоне окаянном;

Я, может, сам пешком назад дойду

До полустанка в поле безымянном.

Остановите, я хочу сойти.

Я потерялся где-то на пути.

Остановите хоть секунд на пять —

Вон там, на повороте, чтоб мог спрыгнуть.

Я всё хотел и всё не мог понять…

Я всё хотел и всё не мог привыкнуть…

В вагоне — холод, в окнах — ветра вой.

Остановите, я хочу домой…

Чтоб свет свечи и лампа на столе.

Её глаза в далёкой синеве.

Остановите землю, я сойду.

Эх, если б знать — куда же я приду.

Парус тревожный направлю туда, Где у мечты берега

Что бы ни пела нам наша судьба,

Как ни летели б года —

Будет мечта на земле лишь одна,

Страны ль, века, города…

В небе мне светит ночная звезда,

С лунной дорожкой волна.

Парус тревожный направлю туда,

Где у мечты берега.

Буря закроет вдали горизонт,

Камни подводные скал.

Компас, что в сердце, в дорогу ведёт —

Чтоб я в пути не пропал.

Где бы ни шли там снега и дожди,

Как ни мела бы метель —

Где же тот край, ты мне подскажи,

Где не спускается тень.

Ты в том краю меня подожди,

Где не спускается тень.

Упал осенний лист. Беззвучно, словно время

Упал осенний лист. Беззвучно, словно время.

Тяжёлую ладонь на Землю положил.

И передал ей душ все вздохи и волненья,

Что в воздухе собрал, покуда там кружил.

Упал осенний лист. Накрывши эту землю.

Под тяжестью времён сошла с орбиты ось.

И закружился вихрь прозрачных привидений,

И смял кору земли, черпнув сомнений горсть.

Слезами, что в сердцах, наполнил океаны.

И вздохами в ночах вдохнул ей горы ввысь.

Ладонью подтолкнул в глубины мирозданий

И на прощанье ей зажёг огнями мысль.

Летит осенний лист. Сквозь воздух и сквозь время.

В прозрачной тишине душ слушает он стон.

И крутит этот шар — то медленней, быстрее,

На тот край иль другой кладя свою ладонь.

Упал осенний лист. Собравши все тревоги,

Укрывши всю печаль, накрыв ковром поля.

Осенний жёлтый лист — путь в воздухе недолгий.

И в темноту времён летит вперёд земля.

Упал осенний лист…

Я б позвал друзей на день рожденья

Я б позвал друзей на день рожденья,

Только знаю — не придёт никто.

Разлучала нас судьба на время,

Только, видно, времечко ушло.

Время не стоит, оно несётся,

Только в дверь — оно уж за порог.

В глубине несрытого колодца

Годы капают водой в песок.

Холодна вода да в сыру землю,

Что нашёл и что я потерял?

Не вернуть — теперь уж не сумею —

Розу ту, с чем под окном стоял.

Может, шанс тогда судьба давала,

Может, раз светили мне огни.

Может быть, у дальнего причала

Перепутал где-то корабли.

Может быть, с душой своей больною

Опоздал я на ночной вокзал

И застыл пред каменной стеною

Там, где поезд меня столько ждал…

Холодна вода да в сыру землю.

Годы — как сквозь пальцы да в песок.

Думал, что найду я, что сумею.

Только не успел я, видно, в срок.

Моя первая скрипка

Прости меня, мой инструмент,

Ты сослужил свою мне службу,

Взяв на себя в теченье лет,

Не споря мелочно, ненужно,

Не возмущаясь, не шипя,

Не дребезжа струной неясно —

Ты предоставил мне себя

Для упражнений ненапрасных…

Пускай не пела мне струна

Надрывной нотой над обрывом;

Не уносила пусть волна

Волшебной силою незримой;

Пусть неуверенный смычок

Бродил по струнам без порядка,

Пусть нот истерзанный клочок

Хранила первая тетрадка,

Ты был со мной, мой инструмент,

В теченье первых трудных лет…

И вот теперь пришёл твой час.

Теперь — в углу и сняты струны.

Другого грифа другой бас

Гремит финалами ноктюрнов,

Другая дека, другой гриф

Мне наполняют звуком стены,

А ты, покинутый, затих

Без упражнений неумелых.

Ты создан был для одного —

Чтобы терпеть мои терзанья,

Чтоб я запомнил с ноты «до»

Все положенья и названья;

Ты знал, что не тебе звенеть,

Дрожа бемолями у края,

И не тебе дано пропеть

Концерт старинного изданья…

Ты предоставил мне себя

Для упражнений самых первых,

Теперь в углу пылишься зря

В звучанье струн самозабвенных

Другого, кто сменил тебя…

Мой инструмент… прости меня…

О, как убийственно мы любим

О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепости страстей

Мы то всего вернее губим,

Что сердцу нашему милей!

Ф. Тютчев

Любви убийственной жестокость!

Давно ли жизнь отдать за миг

Готов, забыв приличья, робость,

Не обращая на других

Ни взгляд, ни мысли, ни вниманья;

В плену убийственных страстей

Готов идти на истязанья,

Чтобы приблизить поскорей

Минуты сладкие свиданья…

Давно ли? Но судьбы исход

Как колокол в набат. И вот

Вручаешь молча палачам

Кинжал кривой, чтоб по ночам

Тот, с кем шептались в тишине,

Горел на медленном огне…

Вино божественной любви…

О, как убийственно сильны,

Горды, презрительны, жестоки

Мы к тем, к кому мы, одиноки,

Стремились мыслями во сне,

Давали клятвы при луне…

О, как убийственно мы любим…

Любви на жертвенном огне

Мы, торопясь, того погубим,

Кто всех дороже на земле…

Как мне писать стихи? Какое ремесло?

Как мне писать стихи?

Какое ремесло?

Я слышал, что для рифм

Полезно окончанье

И вроде бы слогов

Чтоб нужное число

Меж строчками легло

В таблицу-расписанье?

Ну это так, азы,

Здесь нужен мастер-класс,

Чтоб мистику сорвать

С таинственного знанья.

И в полночь, в час грозы,

Под блеск свечи как раз

Готов я рассказать,

Как звёзд поймать сиянье.

Итак, вот мой секрет:

Гармонию призвав,

Мелодию души

Клади скорей на строчки —

Размеры при ключе,

Количество октав

И ноты второпях —

Быстрее и короче.

Оркестром дирижёр,

Взмахнув своей рукой,

Под скрипок сладкий стон

Командуешь с пюпитра,

И трубы под конец

Дают сигнал — отбой.

И кровоточит вновь

Со старых фресок митра.

Ну вот, теперь и всё.

Теперь я всё сказал.

Ничто не утаил.

Почти. Одну лишь малость…

Как объяснить ещё?..

Здесь нужно, чтоб душа

Одна в тоске миров

Когда-то потерялась…

Перед Полтавой была Нарва

Перед Полтавой была Нарва,

Перед Берлином — Сталинград.

Неспешно, медленно, упрямо,

Опаздывая невпопад,

Зеваем, ждём, затылок чешем

С надеждой робкой — «нас поймут»;

И закрываем брешь за брешью,

И верим — дальше не пойдут.

А те — на коннице да с гиком,

Готовя тщательно войну;

А после — триста лет под игом,

Чтобы пожизненно — в плену.

Судьба такая — бестолково,

До крайней отойдя черты,

Но будет поле Куликово

И сталинградские котлы.

И снова… спать. Моя держава.

Видать, судьбы такой расклад,

Что для Полтавы нужна Нарва,

А для Берлина — Сталинград.

Старость астронома

Ты старым стал, дружок,

Когда истёр ты тапки

Домашних сытых дней

Сильней, чем сапоги;

Когда в углу стола

В когда-то срочной папке

Забытые дела

Не вспомнят дрожь руки;

Когда покрыла пыль

Тяжёлые приборы,

Что звёзд ловили свет

В безлунии ночей,

И самолёта киль

Не разорвёт по новой

Пространство плотных лет,

Где ход времен видней.

Ты старый стал, дружок,

Когда светила в небе

Не выгонят тебя

Из тёплых одеял.

И сонный пёс с утра

Не выпрыгнет в разбеге

И лишь хвостом вильнёт:

«Хозяин, я проспал».

Ты старый стал, дружок,

Когда в халате утром

Зеваешь за столом,

Мешая ложкой чай.

Забытые в углу

Стоят в строю рекрутном

Приборы под чехлом

С табличкой «Не скучай».

Не ворчи ты, пёс лохматый, Знаю, потерпи

Не ворчи ты, пёс лохматый,

Знаю, потерпи.

Мне ведь тоже непонятно,

Что там впереди.

Что смотреть в закат тревожно,

Солнце в облаках,

Это, в общем-то, несложно —

Что ж вселяет страх?

Что ж загривок мощно вздыбил,

Показал клыки?

Дождь морзянкой в крышу выбил

Строчки от руки.

Не понять небесный почерк,

Сложно разобрать.

То ль зачёркнуто, то ль прочерк,

Дальше — не видать.

Дальше — хмуро, и в тумане

Белы облака.

Да дыра в моём кармане

От того брелка,

Где ключей гремела связка

К дверцам за холстом.

Не ворчи ты, пёс, ведь сказка

Кончилась потом…

Карандашом записанная мысль

Клочки бумаги… это так немодно,

Несовременно и не комильфо.

Как мысль вписать — изящно, благородно

В обрывки втиснуть, словно в ложе то?

Ведь я же не Прокруст, хоть мысль и странник,

К тому же не всегда мне их найти —

Клочки бумаги, чтобы мысль-изгнанник

Могла бы отдохнуть часок с пути?

Решенье есть! Чтоб на столе рабочем

Карандашом размашисто писать!

Вот где простор! А если среди ночи

Не хватит места, нет, не разобрать

От хлама и бумаги старой мятой,

Той, где и слов уже не угадать, —

Не нужно время тратить, нужно срочно

Для мысли, что стучится, место дать!

Итак, рукою со стола сметаешь…

Куда? На пол! А впрочем, всё равно…

Потом при свете дня ты прочитаешь

То слово, что в потёмках под окном

Записывал, склонившись при звезде,

Карандашом на письменном столе…

Но вот и утро. Кофе ароматы.

Сквозь окна улиц гулкий шум повис.

Глядишь на стол… небрежны, непонятны

Обрывки букв наискосок и вниз.

Что? Где? Откуда? Не живут так люди!

Уже паук под лампою навис;

И вот стирается, чтоб место дать посуде,

Карандашом записанная мысль…

Четверостишия по Э. Хемингуэю

«Все люди делятся на две категории:

Те, с которыми легко

И легко без них,

И те, с которыми сложно,

но невозможно без них».

Есть с кем легко, приятно говорить,

Встречаться и звонить по телефону,

И, трубку положив, тотчас забыть,

Поулыбавшись глазками другому.

А вспомнить что? Стандартных слов набор?

Глаза за плёнкой? Может, с перстнем руки?

Есть те, с кем встретиться приятно и легко,

Чтобы забыть — без боли и без муки.

И есть немного тех, с кем тяжело.

С кем трудно, сложно, плачешь с кем ночами;

Кому бы в сердце острое копьё

Вонзила бы не раз в глухом молчанье,

Кого отчаянно б и навсегда забыть,

Чью память вычеркнуть, да за семью дверями…

Есть те — немного их, с кем лучше и не жить…

Но жизнь без них — уж лучше на закланье…

*************

«На свете так много женщин,

С кем можно спать,

И так мало женщин,

С кем можно разговаривать».

Ну что же, вот постель,

Подушки, одеяло,

Стоит бокал вина,

И свечи в тишине.

Но почему же так

Пронзительно молчала

Одна сама с собой

Душа наедине?

*************

«Что мешает писателю?

Выпивка, женщины,

Деньги и честолюбие…

А также их отсутствие».

Что мешает вдруг сесть

И шедевр написать?

Чтоб осталось в веках,

Как сикстинские фрески?

Чтобы вздохи, и охи,

И тихое «Ах»,

И портреты на стенах,

Где блики не резки?

Может, денег мешок?

Может, женщин каприз?

Может, след на столе

От пролитых бокалов?

Или, может, мечты,

Где над глыбой навис,

Раз проснувшись однажды,

Один среди равных?

Посмотрел я вокруг —

Ни мешков, ни вина,

Женский след, если был,

То давно запылился;

И лишь гложет одна

Неизбывна вина —

Что ж дурной я такой,

Что на свет уродился?

Как много пройденных дорог…

Так мало пройдено дорог,

Так много сделано ошибок.

С. Есенин

Как много пройденных дорог,

Как много сделанных ошибок.

Как мало, что на свете смог,

Дождей как много без улыбок.

Как часто не находим мы

Слова простые, те, что нужно.

Как поздно понимаем мы —

Что в этом мире всё же нужно.

Что главное. А что — пустяк,

Что позабыть и с чем смириться,

За что, подняв с копьём свой стяг,

С мечом ты выйдешь в поле биться.

Куда дороги уведут

От камня — влево или вправо.

И почему не нужен жгут,

Когда горит на сердце рана.

Как много пройденных дорог.

А может статься, слишком мало.

Твоей судьбы тяжёлый рок

Напустит белого тумана,

Запорошит твои глаза,

Зальёт горячим воском уши.

Ты видишь эти образа?

Ты слышишь — плачут чьи-то души?

Гордец, красавец и герой.

А сзади — только мёртво поле.

А впереди — холодный зной

Дорог, не пройденных тобою.

Дождик у моря

Дождик у моря…

Рубаху сниму я,

Лицо вверх подставлю

Космическим струям.

Слёзы ль небесные,

Брызги ль фонтана.

Жизнь как над бездной —

Всё-то нам мало.

В пропасть взглянуть

У черты мы боимся,

Хоть как-нибудь

За травинку вцепиться.

Сделать ли шаг,

Руки раскинуть —

В небе душа,

Крылья незримы.

Капли ль дождя,

Волны ль морские —

Лишь миг один

Нам быть между ними

Звезда твоей весны

Металась ли душа

Подраненною птицей,

Кричала ли в тоске

Во мраке без конца

Иль тихо, не спеша, —

Ни капли не пролиться,

Сопела в сладком сне,

Размазав грим с лица;

Искала ли ответ,

Взгляд уперевши в стену,

Шептала ли вопрос,

Глотая пыль времён,

Иль стороной прошла,

Закрывши неумело

Глаза своей рукой

Под громкий крик ворон…

Такие, видно, мы,

Видать, так нагадали —

Средь осени дождей

Храним свои костры.

А где-то вдалеке

Немыслимо сияла

Одна в тоскливой мгле

Звезда твоей весны…

Скупой рыцарь

Я в темноте у сундука сижу.

Дрожат в тяжёлых канделябрах свечи.

Закрыты ставни. Полночь молча жду,

Чтоб прошептать дозволенные речи.

И повернутся с скрежетом ключи,

Падёт замок заржавленный тяжёлый,

И в паутине вытащу в тиши

Завёрнут в чёрный бархат ящик, полный

Моих сокровищ — тех, что я копил,

По крохам собирал в своём подвале.

Я помню все их. Я не позабыл

Ни самый мелкий грошик, что часами

Я так упорно, бережно искал,

Чтоб в ящик положить однажды смог бы;

Ни целый слиток, тот, что я достал,

Призвав на помощь ум, без чувств холодный.

Я помню всё.

                  Но вот уж полночь бьёт.

Сейчас покров таинственный падёт,

И положу на стол перед собой

Свой труд, писал что слабою рукой.

Свой труд, завещанный… не знаю, от кого.

Там — крики мысли. Больше — ничего.

Нам не дано предугадать, Как наше слово отзовётся

Нам не дано предугадать,

Как наше слово отзовётся.

И нам сочувствие даётся,

Как нам даётся благодать.

Ф. Тютчев

Нам не дано предугадать,

Как наше слово отзовётся —

Когда и где та нить порвётся,

Никто не сможет предсказать.

Нам не дано никак узнать,

Как шаг потом наш обернётся —

И эта ноша, что придётся

Потом нести, что с плеч не снять.

Нам не дано тот миг узнать,

Когда настигнут те обиды, —

Любимых ранил ядовито,

Чтобы гордыню мог унять.

Нам не дано предугадать,

Как смех наш после обернётся

Над падшим, ближним, чем вернётся —

Не можем это мы узнать…

И не дано нам предсказать,

Как наша жизнь вдруг повернётся —

На дне глубокого колодца

С высот в потёмках чтоб блуждать.

Единственная жизнь Была тебе дана

Подушек мягкий пух,

Удобные постели,

По кругу ход часов —

Никчёмные дела.

И молнией сквозь мозг,

Дождём в лицо осенним —

Как бой колоколов,

Как лавой вверх со дна:

Свечи оплывший воск,

Растаявшей в метели, —

Единственная жизнь

Была тебе дана…

Разговор с Апостолом Петром

— Как ты посмел

                     В ворота постучаться?

Что за спиной твоею в рюкзаке?

Что взял с собою, с чем не смог расстаться,

Хоть обещал, что будешь налегке?

Ну, а с такой поклажей —

                     Легче в ушко

Пройти верблюду нитью сквозь иглу —

Как ты посмел стучать?

                     Как выстрел пушки

Мой сон прервал

                     В полуденном саду.

Кто ты такой? Откуда?

                     В Книге Судеб

Нет записей на этот день и час.

Не утомляй меня, и лучше будет,

Чтоб лифт в подвал ты б вызвал в этот раз.

Вот он подходит. Вот открылись двери.

Ну, заходи да и прощай теперь.

Как ты посмел? Я не могу поверить,

Как громко ты стучался в эту дверь!

И он сказал, с дороги утомленный,

Сняв груз с плеча, нещадно что давил:

— Я нёс проклятье, жребию покорный,

Не понимая, чем я заслужил.

Жестокий гнёт давил на слабы плечи,

Давил на шею — голову к земле,

Чтобы не смог, чтоб крикнул: «Не сумею!»,

Чтобы отдал огонь, что жжёт во мне;

Чтоб заморозил льдом свою я душу,

Чтоб сладко ел, удобно, мягко спал;

Чтобы молчал — бесчувственный, послушный,

А я… ночами мыслями летал.

Ты, стражник у ворот, тугой животик,

Куда убрал забытых два крыла?

Ведь сам когда-то замирал на взлёте,

От строчки оттолкнувшись у окна,

Ведь сам, бывало, жёг глаголом души,

Ведь сам — босые пятки по камням…

Ведь сам когда-то

                     С посохом пастушьим…

Ты думаешь, что груз я свой отдам?

Вот ты стоишь, гремишь теперь ключами,

Ворчишь, что потревожил сон дневной…

Эх, стражник, стражник… Знаешь, между нами…

Не нужен рай мне. Я пойду домой…

Зари блистательной огонь

Работа, дом, опять работа,

Машина, пробка, опоздать

Боишься,

               Словно злобный кто-то

Плетями гонит, не унять.

И вдруг в дороге до рассвета,

Когда вокруг ещё темно,

Когда ни капельки от света,

Как будто в пропасть и на дно

С камнями острыми спустился,

И только фары сквозь туман,

Из воздуха в ночи родился

Звук торжествующих фанфар.

И ищешь в темноте бумагу,

И пишешь ноты — си-бемоль…

И вдруг с востока видишь знаки —

Зари блистательной огонь…

Убить дракона

Убить дракона… Да ведь он бессмертный!

Да как бессмертный? Вон, лежит в пыли.

И меч поднял в крови густой победный

Вверх к небесам, что к славе привели.

Ну а теперь — свобода от тирана!

Теперь сам воздух — пьяный, как вино;

И рыцаря рука указ писала,

Чтоб вольность не посмел отнять никто.

А кто посмеет… и налились кровью

Вдруг почерневшей в ярости глаза,

И сжал кулак, пронзивши острой болью,

Чтоб молнией ударила гроза.

И когти вдруг стальные заострились

В ладонях рук, покрывшись чешуёй,

И вниз с клыков отравлены скатились

Слюны смертельной брызги, и огнём

Он выдохнул, спаливши деревеньку:

«Эй вы, холопы, кто вы предо мной?»

И хвост стучал — несильно, помаленьку…

И крылья тенью в полдень над толпой…

«Я дал вам вольности. Не слышу восхвалений!

Не вижу подношений и даров!

И в летописях будет, что мой гений

Принёс свободу в этот край рабов!»

И сгорбленный дрожащий архиварис

В подвалах переписывал тома.

Убить дракона… гуннов мёртвых ярость

По жилам ядом бешеным текла.

Отравленный, в дракона превратиться,

Покрывши сердце толстой чешуёй,

И ждать другого, чтоб, упав, вонзиться

В грудь без защиты мёртвою слюной…

Снег. В воздухе снег

Снег. В воздухе снег.

Кружатся белые точки.

Не могут решиться

На землю спуститься,

Растаять без сил в одиночку.

За небо вцепиться —

И может случиться,

Что чудо свершится —

И миг, и желанья, и жизнь повторится…

Лёд. Коркою лёд.

Тонкий прозрачный хрусталик.

Словно бы кто-то никак не поймёт —

То ли назад, то ли всё же вперёд,

Где-то забыв свой фонарик…

Ведь без пути

Ничего не найти,

Как головой ни крути.

Снег. В воздухе снег.

Меряет времени бег…

Март, 2018 г.

В одном мгновенье видеть вечность

В одном мгновенье видеть вечность,

Огромный мир — в зерне песка,

В единой горсти — бесконечность,

И небо — в чашечке цветка.

Уильям Блейк. Перевод Маршака

В одной слезе — вселенной горе,

В одном вопросе — перст судьбы.

В последней строчке — след, где двое

С одной дороги вдруг сошли.

В последнем взгляде — список целый

Грехов, что мир подмять готов,

В последнем жесте — что не сделал

И не нашёл достойных слов.

В одной улыбке — блеск созвездий,

Что видишь с дальних берегов,

И в поцелуе — вкус бессмертий,

Что поднимает до богов.

В биенье сердца — запах крови,

В последнем вздохе — целый путь.

В огне свечи — опять те двое.

А в жизни — шёпот: «Не забудь»…

Старик

— Старик… Кому ты в мире нужен,

Лишь пёс, виляет что хвостом?

Сидеть, хрипеть — всегда простужен —

Беззубым неприятным ртом?

Когда-то был ты в блеске силы

И мир лежал перед тобой…

Ну а теперь — в углу застыли

Часы с забытою весной.

Кому ты нужен?.. Всё, что должен,

Ты в этой жизни совершил,

И сожаленье ночью гложет:

Зачем до старости дожил?

— Ну да, старик. Да, я по жизни

Свои дороги исходил;

В круг опускался страшный нижний

И мыслью над землёй парил.

Тоску отчайнья, гимн надежды,

Восторг полёта, блеск зари…

И зимний след метельный снежный,

И скалы на краю земли

Я испытал в своих скитаньях…

Ты прав, закат передо мной.

Но за все звёзды мирозданья

Не поменяюсь я с тобой…

У всех свой путь. Я сердцем помню

И встречи, и прощанья миг.

И на скале один над морем

Глядел за горизонт старик…

Мне страшно, что не ведаю испуга

Проходят годы жизненного круга,

Спокойней кровь — бледнее, холодней.

Всё меньше тех, кого бы звал как друга.

Да знал ли я, по-честному, друзей?

Всё меньше ложь раскалывает душу —

Пророков нет в отечестве моём.

Всё меньше страха — всё равно ведь струшу.

Я знаю — струшу как-то будним днём.

Уйдёт душа трусливо, мелко в пятки,

Когда труба с востока прогремит,

Так что ж пытаться выиграть нам в схватке,

В той, что начнётся с возгласа «убит!».

Мне страшно, что волков голодных стая

Не вызывает страха убежать;

Мне страшно, что ключи — да, те, от рая,

Мне всё равно в руках уж не держать.

Мне страшно, что скучны без мысли лица —

В зрачках лишь отражения монет;

Мне страшно, не смогу что я напиться,

Найдя источник после стольких лет.

Мне страшно, что не ведаю испуга,

Вдруг вспомнив шарф, забытый у дверей…

И что моя давнишняя подруга

Довольна в непогрешности своей…

Белое платье, Белые крылья

Белое платье,

Белые крылья,

Белый венец,

И звезда нам светила;

Шёпот с небес,

Дуновение ветра,

Зимы и лета

Бегут незаметно.

Белый теряет

Свой блеск потихоньку.

Всё тяжелей

Подниматься на горку —

Там, где под солнцем

Блестел белый снег,

Там, где скрижали,

Где времени бег.

Нам теперь здесь,

Где пониже, удобно.

Белое платье?..

Нет, это не модно…

Толедский граф и гранд испанский, И дюк двенадцати колен

Толедский граф и гранд испанский,

И дюк двенадцати колен,

Красавицы томленья страстной —

Портреты в рамах старых стен

Суровых замков в будто спящих

Испании крутых холмах —

В доспехах, в факелах блестящих,

Со свитками в своих руках.

И словно время отступило

Назад на шаг или на два.

И занавес нам приоткрыло,

И тихо вышло со двора…

*****

Потрет Марии, донны славной,

Любимицы судьбы самой,

Художник низкий, безымянный

Писал дрожащею рукой.

Художник. В красках вечно пальцы.

Камзол потёртый. Стан кривой.

И герцогиня, в ком двенадцать

Славнейших предков чередой,

Позировать ему согласна

И хочет музе услужить.

Малюй, художник, чтоб прекрасны

Черты фигуры восхвалить.

Чтобы во времени далёком

Остался лик прекрасный мой

И линии с нескромным оком

В высоком замке за стеной —

Там, где двенадцать дюков грозных,

Кто правил градом и страной,

Наместники у непокорных,

Поставленные королём,

Живут в рожденье благородном

В старинном замке родовом.

И пишет он, мешает краски,

И холст таинственный дрожит.

И будто бы из дивной сказки

Красавица на нём лежит…

Ну что ж, неплохо. За портреты —

За два — тебе я заплачу.

И в мастерской у постамента

Художник молча жёг свечу…

Пройдут века. И дюк, и донна

Мария Сильва Альварес —

Уйдут все, времени покорны,

Рассыпав прах земных принцесс.

И ночью в замке призрак старый,

Как будто с факелом один,

Художник, время попирая,

В тиши таинственной творил.

Сикстинская капелла

И больше нет идей…

А завтра герцог грозный

Прибудет со двором

Оценивать мой труд,

И в ночь среди теней

Помощник осторожный,

Дрожа, бежит тайком,

Чтоб не попасть под кнут.

Ему его спина

Дороже. Что ж, понятно.

А мне ни головы,

Ни чести не сносить.

Когда зайдёт луна,

С рассветом герцог знатный

Прибудет средь толпы,

Чтоб фрески оценить…

Когда зайдёт луна…

Ну а сейчас восстала

Она в свой полный блеск

Над тёмною стеной,

И вдруг — с небес искра;

Она мне показала

Тот образ и тот жест,

Что мучил разум мой…

Помощник мой сбежал.

Да к чёрту! Сам мешаю

Я краски при свечах

Поспешною рукой;

Под куполом, дрожа,

В бессмертье прославляю,

С отчаянья восстав,

Сикстинский облик мой!

Он начертал в последнем крике

Он завершил свой труд и имя

Рукой усталой подписал.

Как будто мыслями своими

Он камень в гору поднимал.

Как будто бы добавил лепту

В какой-то строящийся храм,

Как будто слышал голос где-то

В дали туманной — «Аз воздам».

Катил он камень вверх. Срывался.

И падал в пропасть с высоты.

Как будто в прах он разбивался,

Чуть дотянувшись до звезды,

Как будто бы в отчайнье чёрном,

И споря с Небом и Землёй,

Он рвался духом непокорным,

Борясь с изменчивой Судьбой.

И вот, достигнувши вершины,

Где мощно мыслью вверх взлетел,

Рукой усталой своё имя

Вписал в пергамент гордых дел.

И на обложке своей книги

Так, чтоб осталась в тьме времён,

Он начертал в последнем крике

Ту формулу, что вывел он.

То ли дождь, то ли снег, То ли времени бег

То ли дождь, то ли снег,

То ли времени бег —

То ль по крыше стучит,

То ли в окна глядит.

А в камине — дрова

Разгорятся едва,

И нет времени ждать,

Чтобы угли мешать.

И уж с запахом хлеб,

Календарь стражем лет,

И промокший твой пёс

К пламю тянет свой нос —

Что — пустяк, что — всерьёз

Он решает вопрос.

Что — пустяк, что — всерьёз?

Запах хлеба, свет звёзд,

Их увидишь ль едва,

Когда с неба — зима.

То ли дождь, то ли снег,

В окна — времени бег,

А в камине — дрова…

Значит, будет весна!

*****

То ли снег, то ли дождь —

Не поймёшь…

Кто знает, как жить, — скажите!

Кто знает, как жить, —

               Скажите!

Кивните хотя бы слегка

Иль руку свою протяните

Туда, где белы облака!

Не нужно в огне на скрижалях

Под пунктами тексты писать,

Чтоб их, в одеяниях рваных,

Софистам потом разбирать.

Под книгами ломятся полки

Морями пролитых чернил,

Ночами, надевши ермолки,

Ответьте — хотя бы один!

Хотя б на один вопрос просто,

Умом чтобы смог я понять —

Как жить? И ещё. Где ж тот остров,

Где мне суждено умирать?..

Кто знает — ответьте, скажите —

Хотя бы движением глаз,

Хотя бы слегка намекните,

Пускай не пойму я сейчас;

Пускай, как-нибудь оглянувшись

И вспомнив кивок головой,

Пойму всё же жизни я сущность,

Когда-то забытую мной…

Скажите… в ответ лишь молчанье,

За мраком времён — тишина.

Такое, видать, испытанье

Нам жизнь, усмехаясь, дала…

Есть время, чтоб любить И чтобы ненавидеть

Время бросать камни, и время собирать;

Время раздирать, и время сшивать;

Время любить, и время ненавидеть.

Экклезиаст

Есть время, чтоб любить

И чтобы ненавидеть,

Чтобы в ночах не спать

И чтобы презирать;

И время, чтоб сплетать

Раздёрганные нити,

Когда от ран с земли,

Ты думал, не восстать.

Есть время, чтоб уйти,

Задувши разом свечи,

Есть время для тоски,

Что горше моря слёз;

И время, чтоб найти

Средь всех звёзд бесконечных

Одну, что даст ответ

На главный твой вопрос…

Там, далеко, Где луна высоко

Там, далеко,

Где луна высоко,

Где скала в облаках,

Где рассветы в снегах,

Подожди ты меня

Там, где пламя огня,

Где сосна, где ручьи —

Подожди, подожди.

Там, на тропе,

Где луна в серебре,

Где дорожка в волне,

Где прибой на земле,

Там, на этой земле,

Где мой след в тишине,

Где седая волна

Край земли обняла,

Подожди там меня —

Где закаты у дня,

Где лишь миг, где лишь вздох,

Где не знать нам дорог.

Где сырая роса,

Звёзд слышны голоса,

Где ветра, где дожди —

Подожди, подожди…

Они на площадях восстали

Они на площадях восстали,

За справедливость жгли костры

И только после осознали,

Что государство у черты.

Что их сердцами освящали

Вполне конкретный звон монет

И что судьбу свою украли,

Крича на улицах куплет.

Под соблазнительные речи —

За всё святое против тьмы;

Ну а потом… тушите свечи,

Став жертвой шулерской игры.

Что ты отдашь за запах хлеба

Что ты отдашь за запах хлеба,

За скрип ступеньки поутру

И через дверь полоску света,

Что разрезает полутьму?

Что ты отдашь за шёпот сказки,

За тени рук на потолке

И за с верёвочкой салазки

В снегу в сугробе во дворе?

Что ты отдашь за голос мамы,

Что будит зимним ясным днём,

За дом за тот, где ты желанный

Всегда?..

            И без раздумья тихо: «Всё».

Старенький скрипач Свою пакует скрипку

Там старенький скрипач

Свою пакует скрипку —

Потрёпанный футляр,

Заезженный смычок.

Он помнил дни удач,

Когда в волненье хриплом

Пред ним склонялся зал

С букетами у ног.

Он помнил эти дни,

Когда взлетали руки,

Дрожала на краю

Обрыва си-бемоль;

И где-то там, в раю,

Земные эти звуки

Просили у Судьбы

Сменить кому-то роль.

Ну а теперь старик

Свою пакует скрипку,

Собрал с земли в ладонь

Смешную горсть монет.

И на короткий миг

Увидел я улыбку —

Дней, где горел огонь

От славы прошлых лет.

Созвездие Пса

Я — волк. Голодный. Выгнали из стаи

За то, что на луну ночами выл.

И спать мешал им. И ещё считали,

Что олениху зря я не убил.

Живи как волк, коль зверь ты в волчьей стае!

Хвостом вилять? Тоскуешь при луне?

Изгнанием однажды наказали

Зубами в бок в дождливом октябре.

И я пошёл. Среди тайги, лесами,

Холодный ветер раны студит мне.

Не выжить в осень одному, без стаи,

Хоть десять раз ты воешь при луне…

И вдруг увидел — средь лесов дождливых

Огонь мерцает, запахи тепла.

И ослабевший сделал торопливо

К пещере тёмной смелых два шага.

Теперь в другой, среди двуногих стае.

Я им охотник, страж, их верный друг.

И час пришёл — созвездие назвали

Тем именем, кого кормили с рук.

Шахерезада в последнюю ночь

О, светлый царь! Даруй мне взгляд времён!

Я пред тобою прах земли целую,

Семи небес я заклинала сон,

Как в полдень жаркий у фонтана струи.

О, сердце звёзд! Средь темноты ночей,

Забыв наложниц, жён, когда-то близких,

Шептания дозволенных речей

Усладой лились на диванах низких.

О, лик луны! Вот пред тобою я —

От первых звёзд до утренней молитвы

Волнующих сказаний вязь моя

Тебя несла сквозь чудеса и битвы,

Ступив из ткани сказочных шелков,

Что мягче пуха белых облаков…

О, мой халиф, отец моих детей!

Любовь мою, прошу я, пожалей!

Месть Онегина

Онегин (Мужчина средних лет, стоит у стены, глядя в пол. На балу у Лариных веселятся и танцуют Ленский, Татьяна и Ольга):

— Так всё же ты привёл меня

В тот дом, что я забыть стремился,

И пепел давнего огня

На душу снегом опустился…

Что знаешь ты в свои года —

Как разум с чувствами воюет.

И должен ты молчать, когда

Кровь в сердце бедном негодует.

И отворачиваешь взгляд,

И капли пота как измена…

Что знаешь ты, когда горят

Глаза всем пламенем вселенной?

Но должен хмурить бледный лоб,

И с дрожью в голосе средь кашля

Любовь ты отвергаешь, чтоб

Не разбивать любимой счастья…

Когда ты знаешь, что ты — стар,

Она же в жизнь лишь только входит…

Когда против себя восстал,

Ты знаешь, кто в ночах приходит?!

Остаться телом жить, когда

Душой день каждый умираешь

И воскрешенья никогда

Ты в жизни больше не узнаешь?..

Был у тебя когда-то друг… —

Немного странный, может, добрый,

Но умер он средь тяжких мук;

Теперь, бездушный и холодный,

Перед тобой лишь призрак мой —

Без сердца, совести и чести…

Привёл меня ты к ним домой…

Чтоб жертвой стать жестокой мести…

Та дама вам почти жена?

Посмотрим, как она верна…

Я мёртв давно, мне всё равно.

Любить лишь раз разрешено.

Татьяна Ларина. Другое прочтение. 6–10

6.

В ночи заснеженное поле,

Луна как ведьмино лицо.

Верхом, верхом — слилось в круг новый

Разорванных судеб кольцо.

Плащ за спиной по ветру вьётся,

Как два крыла, несут что ввысь,

И на виске трепещет, бьётся

Морозом скованная мысль.

Его невеста молодая

Своим же песням неверна —

Другой привлёк её вниманье,

Случайный гость её мечтанья

Легко смог лестью усыпить.

Другой сумел её пленить

Так, что забыла дни и ночи,

И трепет губ, и жар сердец,

Забыла, как глядела в очи,

Ждала, встречала, как венец

Готовилась принять счастливый —

Забыто всё в час суетливый.

7.

Дорожка в поле серебрится,

Ночь по-предательски молчит,

И в лунном воздухе искрится

Пыль снежная из-под копыт.

Домой, за стол. Чернила брызжут,

Перо летает по листам,

И руки в возбужденье ищут

Ключ, что обычно запирал

Тот ящик, бархатом обитый,

Где пистолет блестел, увитый

Узорами старинных дней,

Чтоб руку чувствовал мощней.

8.

Письмо ушло по почте сонной,

Ответа наш Евгений ждёт.

Лицом к лицу в снегах холодных

Соперников судьба сведёт.

Встав в поле, плащ в снег белый бросив,

Пока готовится барьер,

Один в космическом морозе

Ты отвлекаешься от дел —

Изменной низости лукавства,

Кокетства, смеха и жеманства.

Та дама, что почти жена,

Тебе теперь уже смешна.

И лишь один теперь предел —

Противник, что тебя задел.

Рукой взведя курок тяжёлый,

Сощуря глаз, скрививши рот,

Пьянея ненавистью тёмной —

Кто в сердце рану нанесёт,

Поднявши руку для удара?

Смертельных пистолетов пара,

Две пули — больше ничего —

Вдруг разрешат судьбу его.

Кому упасть, кому остаться?

Кому с кровавой раной жить?

И можно ль жизнью наслаждаться,

Когда не можешь ты любить?

9.

Письмо ушло, но нет ответа.

Евгений пишет — ничего.

И, оскорблённый, на край света

Герой рассказа моего

Отправился, чтоб жить в унынье

Вдали от прежней суеты.

Его понять вполне могли мы,

Приняв однажды от судьбы

Удар нежданный и жестокий

Красотки бойкой волоокой.

10.

Давно прошли событья эти.

В столицах в блеске и балах

Татьяна с генералом этим

Танцует с искрами в глазах.

С улыбкою бокал с шампанским

К алмазным зубкам поднесёт

И судиёй в беседах дамских —

Как надо жить — совет даёт.

А что Евгений? Как сложился

Героя путь его земной?

Покинул свет, уединился,

Наливку кушал сам с собой,

В глухих краях он с сердцем рваным

В ночах в тетрадках всё писал

И день, когда письмо Татьяны

Увидел, горько проклинал.

Бойся тех, кто знает, Как жить

Бойся тех, кто знает,

                    Как жить,

Бойся тех, кто знает,

                    Как надо.

Тех, кто пальчиком сверху —

                    Казнить,

А другому, напротив, —

                    Награда.

Бойся тех, кто надменно

                    Судить

Не боится, кто меру наметит;

Бойся тех, кто знает,

                    Любить

Как единственно нужно на свете…

Достиг ты дней хороших…

Достиг ты дней хороших —

Удобный тёплый дом;

Так что же в полночь гложет

Старуха за углом?

Из пыльных фолиантов,

Где записи судьбы,

Как будто бы куранты

Во тьме ночной слышны,

Как будто с гобеленов,

В проёмах что висят,

С седла склонившись, в белом

Вниз рыцари глядят.

Дрожат значки на копьях,

Блестит с гербами щит…

И звёзды, звёзды в окнах,

И выход… приоткрыт.

И ты один на свете —

Как, впрочем, и всегда.

И только в чёрном эти

Под маскою года.

И только стукнет ночью

Калитка в темноте,

И тени, как нарочно,

Дрожат в пустом окне.

И шёпот давний тихий,

И после — звук шагов…

Но это только блики

Давно забытых слов,

Когда перед камином,

Где пепел лишь седой,

Взмахнёт рукой незримо

Судьба над головой…

Три вопроса

Тебя позвали, чтобы три вопроса

Придумал ты и в книгу записал,

Чтобы величьем мысли ты вознёсся,

Собрав всю мудрость, что Создатель дал.

Ты выбран был из всех учёных царства,

Из мудрецов, философов, певцов,

Из звездочётов, что средь постоянства

Небесных сфер всё ищут дым костров,

Что сотворили как-то эту землю,

Однажды свет пролив из темноты;

Чтоб средь тоски и мрака слово «Верю»

Когда-то сам шепнул в надежде ты…

Тебя позвали… Только три вопроса,

Три слова, фразы, только три листа,

Где напряженье рвущегося троса,

Где мощь из пушки с выстрелом ядра…

Ну что, берёшься? Попроси, что хочешь,

Хоть царство это, от казны ключи —

За три вопроса, три бессонных ночи,

За мудрость, за огарок от свечи…

Берёшься? И взглянул устало

Старик седой на в мантии царя:

«За три вопроса царство — слишком мало.

За мудрость ж плату попросить нельзя».

Конец или начало — Где черта?

Конец или начало —

                 Где черта

И капля где

                 Последняя упала?

И знает кто,

                 Когда вструбит труба,

Как от тоски

                 Душа вдруг закричала?

Конец пути.

                 Там, где за всё платить —

За сделки все, фальшивы оправданья;

И рядом нет

                 Тех, кто готов простить

В ночах за совершённые деянья…

Конец пути. А дальше — вниз иль вверх;

Как перекрёсток с красным светофором.

И часовой — спокойно, без помех —

Листает книгу с равнодушным взором.

Конец пути. Что дальше — кто бы знал,

Кто вспомнит всех, плели что жизни нити?

В безвестье мрака только воссиял

Немногим свет началом их событий.

Совесть осудит, душа оправдает

Совесть осудит, душа оправдает,

Если ей скажут — такое бывает.

Если заставят или прикажут,

Или укажут — всё на продажу,

Совесть осудит, искус оправдает —

Жизнь коротка. Это каждый ведь знает.

С кем проходили раньше дороги —

Пыль за порогом. Вытрите ноги.

Совесть затихнет. Встанет в сторонку.

Ссориться с сердцем тоже нет толку.

Сердце калёное. Иль ледяное.

Лучше подвинуться — как неживое.

Совесть молчит. Душа в сторону смотрит.

Сердце спокойно — оно только орган.

Можно убрать его, вырезать прямо.

Вместо — мотор с батареей на раме.

Знать бы, душа где и совесть теплится, —

Было б удобней со всем согласиться,

Кого ли предать ли, неправду сказать ли,

И чтобы не думать — как оправдать бы.

Есть ещё чем заниматься науке…

Очень смущают ведь трубные звуки —

Те, что когда-то всё нам напомнят, —

Даже про то, что скрываем упорно.

То, что убрать мы хотели б от света,

После трубы всё предъявят к ответу.

Совесть осудит, душа оправдает —

Нет, господа, в мире так не бывает.

Всем нам воздастся за всё понемногу.

Каждый наш шаг направляет дорогу.

Бойся, бойся девятого сына

Бойся, бойся девятого сына —

Не меня, что упал на краю,

И не тех восьмерых, что скосила

Вражья сабля в изменном бою.

Бойся младшего сына, меньшого,

На коне что ещё не сидит,

На пороге у дома пустого

В пыль дороги что молча глядит.

Бойся младшего сына, кто слёзы

Помнит матери, плач по ночам,

Кто зимою дрожал не с мороза,

А от льда, сердце глыбой сковал.

Бойся младшего, что, молчаливый,

Рот в усмешке однажды сведёт.

И тогда в книге Судеб незримой

Лист последний рука повернёт…

Награды малые, большие…

Награды, малые ль, большие ль,

Улыбки ль царственных похвал,

А может, приговоры злые

И заточения подвал —

С кем споришь ты, земной владыка?

С писцом, где кляксы на листах,

Иль в дерзновении великом

Встать в ряд один на небесах

Замыслил с Автором?.. Поэту ж

Оставь чернила в декабре —

Ведь он, бродя с свечой по свету,

Лишь задержался на земле

На миг, когда-то в безвременье

Напутав страны и дворцы.

А жизнь его как дуновенье,

Чем дышат на перо писцы.

И цифра два…

Есть цифра «три»:

                Три карты, три богини.

Есть цифра «семь»:

                 Дорог семь, что нас ждёт.

И цифра «два»,

                 Жестокая где сила

Напополам безжалостно нас рвёт.

Сплелись в клубке два яростных начала —

Инь или Янь; Вот в белом — нимб с копьём;

И в чёрном снизу… слева или справа

Во тьме в плаще кинжалом молча бьём.

Сцепились вместе. Горло рвут зубами:

Две половины. Два самих же «я».

И в полночь, когда звёзды воссияли,

Восстать ли Каином, судьбу свою кляня?

Убив в себе вторую половину,

Проклятье Авеля безмолвное принять…

На берегу. На кромке. У обрыва

Придётся нам однажды выбирать…

А если Авеля убили, То кто остался на земле?

А если Авеля убили,

То кто остался на земле?

Какую ношу мы взвалили,

Что до сих пор не по себе,

Что не вздохнуть, не разогнуться,

Глаза на звёзды не поднять?

Ведь если б Авель смог вернуться,

Что б нам пришлось ему сказать?

Пусть лучше будет убиенный —

Так проще и удобней всем…

И лишь ночами неизменный

Вопрос терзает нас: «Зачем?»

Благодарю тебя, Земля

Благодарю тебя, Земля,

Что мне приют дала на время.

Из вихря вечного огня

На полустанке неумело,

Несмело, робко, впопыхах

Сошёл я раз перед рассветом

Из тьмы, блуждающей в веках,

Лишь на мгновенье в теле этом…

Быть может, многие мира

Я посетил уже в дороге;

И жизнь, была что мне дана

Со склада в общей суматохе —

«Бери, бери, и так сойдёт,

Какая запись в родословной?

Ну да, немножечко натрёт,

Тоскою, может быть, невольной

Душа наполнится твоя,

Вернёшь потом — с закатом дня»…

Быть может, мой конечный пункт

Ещё в билете не назначен;

Быть может, мой ещё маршрут

С десяток раз переиначен.

Быть может, в папку подошьют

Дела без всякого разбора

И в пыль галактики сошлют —

Без покаянья и надзора…

Ну а пока благодарю,

Земля, тебя за дом над бездной.

Встаёт закатная звезда —

Незавершающейся песней…

Чёрная метка

Чёрная метка,

                 Зажатый кулак.

В деле пометка.

— За что?

— Да вот так.

— Ладно, чего ж теперь…

                 Где подписать?

Да, и вопрос ещё…

                 Что с собой брать?

— Что с собой брать?

                 Погоди, не спеши…

Тени, что ночью

                 Идут от души,

Тени событий,

                Твоих давних дел…

Не говори,

                 Что не знал, не хотел…

Тени обманов,

                 Слов с угла рта,

Тех, что хотел так

                 Забыть ты с утра,

Тех, что нашёл,

                 Чем себя оправдать,

Что не хотел никогда вспоминать…

— Хватит!.. Не надо!..

Когда?

— В бой часов.

Чёрная метка,

                 Тяжёлый засов.

Вход приоткрыт,

                 Шаг остался один…

Чёрная метка…

                 Взглянуть нету сил…

Пусть неудачник плачет, кляня свою судьбу

Пусть неудачник плачет,

Кляня свою судьбу.

Ария Германа из

«Пиковой дамы»

Пусть неудачник плачет,

Кляня свою судьбу;

О чём ещё судачить

С фортуной на краю?

Не так легли три карты,

И джокером валет…

Ты думал — выйдешь грандом,

Судьба сказала: «Нет!»

Ты думал — в треуголке

И с лентой ордена…

Но только шёпот колкий

Да смех из-за угла.

Другой ступает гордо —

Заслуженно иль нет;

Легли три карты ровно,

Заряжен пистолет.

Тяжёлая там пуля,

Взведён стальной курок…

Так что же взвыли бури

И глухо воет волк?

Труба гремит под дверью,

Рука даёт конверт;

Ты думал: «Нет, не верю!»,

А оказалось — нет.

Пусть неудачник плачет,

Кляня свою судьбу.

Взблагодарим удачу

У жизни на краю…

Евгению Евтушенко. Белые снеги

Идут белые снеги.

Евгений Евтушенко

Идут белые снеги,

А в России — поэт;

Оторваться в разбеге

От земли — и уж нет.

Строчки каплями плачут

Звуком с крыши дождя;

Это значит — в удачу

Ты не верил. А зря.

Идут белые снеги,

А Россия жива.

На конях печенеги,

И спасёшься ль едва.

Ты не верил в удачу,

Подожди, подожди.

Что же всё-таки значат

Эти в осень дожди?

Идут белые снеги

Острой кромкою лет.

О спокойном ночлеге

Помечтать б, да сил нет.

Мысли строчками льются,

Наступает заря.

Звездой в небе проснуться…

Значит, было не зря…

А за шторами плотными — вечер

А за шторами плотными — вечер,

А точнее, глубокая ночь.

Городскими огнями расцвечен

Снег кружится, стараясь помочь

Для зимы расстелить покрывало,

Выткать в воздухе белую шаль.

Чай горячий… Да разве так мало?

Разве время ушедшее жаль?

В городских фонарях снег искрится,

Через шторы смеётся в окно;

Нет, не надо. Сегодня не спится,

Вон и пёс здесь со мной заодно.

Придавил собой старые тапки,

Греет ноги шерстистый мне бок…

Скоро мне уходить спозаранку,

Ты налей ещё чаю глоток…

Легко, — и он взмахнул рукой

Легко! — и он взмахнул рукой.

И глухо стукнуло забрало,

И вдалеке хрипел дракон,

Кому часов осталось мало.

А может… ну его к чертям?

Зачем же крови столько литься?

Зачем за взгляд один лишь дам

На край земли с тенями биться

Спешит на бешеном коне

С мечом тяжёлым на ремне?..

Зачем с ядром на пушку влез,

А после, рухнувши в болото,

Себя весь в тине, словно бес,

Тащил на берег для чего-то?

Из грязи выползти в траву,

Упасть, раскинув шире руки…

Здесь не драконы в старину,

Развлечь чтоб барышню от скуки…

И выйдя с корабля на бал,

Где люстры, блеск и звуки скрипок,

Сощуря бровь, один стоял

Среди волнующих улыбок…

Бюргер и революция

I.

Нет, в революцью бюргер не пойдёт.

Ведь есть диван

                 И ватно одеяло.

И он давно

                 Уже не идиотъ —

На площадях стоять, где места мало

От нищей, дурно пахнущей толпы,

От санкюлотов

                 В рваных телогрейках,

Неровен час, накличешь так беды.

К кому идти?

                 Кто меряет в копейках

Чужую жизнь?

                 Ах, Господи, прости!

Куда нас мысли

                 Могут завести…

Нет, гражданам почтенным при делах

Не место там, на буйных площадях…

И не пошёл. А ночью — грохот в дверь.

Никто не встанет за него теперь…

II.

Нет, в революцью бюргер не пойдёт.

Флажком махать? Стрелять на баррикадах?

Я лучше оплачу вам круглый счёт,

Просить не буду вспомнить о наградах.

Я — ваш, я — с вами. Мы ведь заодно!

Ну да, не мёрз в тифозных я окопах,

За что же так меня?!

— Берёшь кайло —

И марш пахать на земляных работах…

III.

На баррикады бюргер не пойдёт.

Он степень доктора получит, где престижней,

И будет ждать, когда придёт черёд,

Чтобы с врагом сразиться в битве книжной.

Чтоб раскатать противника во прах,

Чтобы статьи на улицах читали,

Чтобы блистать неудержно в листах

Газеты, издаётся что в подвале…

На баррикады — это для толпы.

Стрелять с винтовкой — это как-то пошло.

Ведь он — Вершитель Мира и Судьбы,

С ним надо мягко, нежно, осторожно.

Пускай другие за идею мрут,

Друг друга режут, кровью опьянёны,

А он теоретический свой труд

Допишет тихо,

                 Мыслью утомлённый.

В гостях у дьявола

Ну что ж, садитесь, коли уж пришли.

Я — здесь, на ложе. Нет ведь возражений?

В календаре, где вашим цветом дни,

Сегодня нет тоски и сожалений.

Так что сейчас не будем о делах,

Не бойтесь, вы — мой гость, и свиты тоже…

А что же так бокал дрожит в руках

И пот испариной на помертвевшей коже?

Я видел многих. Кто-то мне в лицо

Смеялся дерзко, прикоснувшись к шпаге,

А кто сжимал старинных дней кольцо

Как амулет для силы и отваги…

Всё бесполезно. Когда бой часов

Подвинет стрелки к линии, где вечность,

Растают в дым и хитрость мудрецов,

И блеск металла, чем не купишь честность;

И будут только в книге дел слова,

Записанные в ночь, пока вы спали…

Ну а сейчас глотните-ка вина,

Пока бокал в руках не расплескали…

Продажа. Цена высока

Продажа. Цена высока

«Цена высока!» — гул подвальный

Затих.

               «Ну, чем будешь платить?»

И бросил на стол окаянный

Кошель, шита золотом нить.

А в нём — шекелей давит горка,

Ладонь ощущает тепло.

И хрипло спросил вдруг негромко

В ответ: «Да не всё ли равно?»

«Берёшь?» — и глаза потускнели,

Мороз по спине — ночь темна.

И вспомнил: когда-то хотели…

И громко: «Трактирщик! Вина!»

Когда гроза гремит в ночи И ветер воет, дождь стучится

Когда гроза гремит в ночи

И ветер воет, дождь стучится,

Когда дрожит огонь свечи

И духи, духи чёрной птицей

Вдруг выступают из углов,

Закрытых ржавыми замками,

И фурий хор в сто голосов

Страницы с смехом раскрывали,

И вдруг открылись сквозь туман

Тогда неведомые дали,

И под судебный барабан

Какой-то свиток там читали.

И приговор там был иль нет,

Иль просто список всех деяний,

И не найдёшь нигде ответ

В тех книгах старых без названий.

И после будешь говорить

Слова ненужные, пустые,

Смеяться, весело шутить,

И лишь на сердце вечный иней.

И лишь на сердце, как зима,

Как тень с раскрытыми крылами, —

Глаза и руки навсегда

Того, кого так продавали.

Мы узнаём — кто с нами были В простой момент

Мы узнаём — кто с нами были

В простой момент. В короткий час

Спасли ли нас, иль погубили,

Не сомневаясь как-то раз.

Когда ты ждал, открыв забрало,

А получил под спину нож.

Когда ты думал — это мало,

Но расплатиться не пришлось.

Мы узнаём — кто с нами были

С последним хрипом: «И ты, Брут!»

Кому-то верили, любили,

А оказалось — не придут.

А оказалось — им не нужно,

А оказалось — всё обман,

Мы узнаём, с кем жили дружно,

Когда рассеется туман.

Когда красивая причёска

С когда-то преданным лицом,

И вдруг окажется, что жёстко.

Из-за угла. В ночи. Свинцом.

И ничего уже не сделать,

И по-другому уж не быть.

Мы узнаём — кому нам верить,

Когда судьбу уж не сменить.

Когда ничто не поменяешь,

Когда обрушен небосвод,

И бесконечно повторяешь:

«За что?», зажав рукою рот.

Мы узнаём, кто с нами были,

Когда остались мы одни.

И те, кого всегда любили,

Пропали в сумрачной дали,

И смотрят, гордые деяньем,

Холёный искривляя рот…

Мы узнаём под истязаньем —

Кого судьба нам вдруг пошлёт.

Тебя продадут

Тебя продадут —

                 Что б тебе ни шептали:

Что жизнь без тебя

                 Невозможна ни дня.

Тебя продадут —

                 За кусок слаще к чаю

И чтобы получше, удобней родня.

Тебя продадут —

                 Как петух трижды крикнет —

Не важно, что вместе

                 Пройти довелось.

Старуха-судьба

                 Головою поникнет.

Тебя продадут.

                 Просто так повелось.

Ведь так повелось

                 Здесь, на третьей планете,

Где бури и грозы,

                 Темны облака.

Ты думал — нашёл своё счастье на свете?

Тебя продадут —

                 Там, где злая река.

Тебя продадут

                 Не тогда, как светили

Все звёзды на небе

                 И вальсов был гром.

Тебя продадут,

                 Когда осенью иней

Вдруг схватит морозом

                 Твой старенький дом.

Тебя продадут —

                 Не сегодня, не завтра,

А там, где граница,

                 Где твой Рубикон.

И счастлив лишь тот,

                 Кто успел из театра

Уйти, умерев,

                 Не узнав эту боль.

************

Один ты на этой жестокой планете —

Рожденье, могила, меж ними — года.

И только мохнатый твой пёс тебя встретит,

И знаешь ты — он не продаст никогда.

Уж лучше на кресте, Копьём пробитый в рёбра

Уж лучше на кресте,

                 Копьём пробитый в рёбра,

Чем тихо в стороне

                 Считать монеты подло.

Уж лучше пред толпой

                 Умыться страшной раной,

Чем в зеркале кривой

                 Взгляд отводить лукавый.

И лучше уж упасть,

                 Чтобы потом подняться,

Чем жизнь свою украсть

                 И в этом не сознаться.

********************************************

Я за всё когда-нибудь отвечу

Я за всё когда-нибудь отвечу —

Что сказал, что сделал на бегу.

Перед судиёй, вступая в вечность,

Разве ж утаить я что смогу?

Выйду я, сложив свои ладони,

Во семи признаюсь я грехах.

Авва, отче! Той душевной боли,

Что мне дал, нет больше в облаках.

Ты собрал в мешок все слёзы эти,

Стоны, вздохи, боль душевных мук,

Чтобы положить мне на рассвете

У порога будущих разлук.

И теперь в грехах тебе признаюсь —

Жил как мог, как думал, как умел.

Может быть, когда-то потеряюсь

В пустоте, уйдя в другой предел,

Может, мои мысли, мои думы

Разметает ветер в облаках…

Авва, отче! Пред тобой, понурый,

Отчитаюсь я в своих делах.

Не листай ты книгу среди ночи,

Всё скажу — ничто не утаю.

Как же тяжела мне, Авва, отче,

Ноша, с чем стою я на краю…

Когда-то ты уйдёшь. И что же будет?

Когда-то ты уйдёшь. И что же будет?

Завоет в голос кто, зажавши рот?

И, стиснув зубы, взгляд приклеив в угол,

Быть может, кто-то, не дыша, замрёт?

Когда-то ты уйдёшь. Один. В дорогу,

В которую когда-нибудь уходят все.

И что останется на этом месте сбоку,

Где ты ещё вчера вот так сидел?

Теперь в пути. Оглянешься назад ли?

Или не сможешь — ведь другой расклад.

И вспоминать, что делал, будешь вряд ли —

О чём грустить, коль нет пути назад?

О том, что, может, шанс дала судьбина,

Но пропустил, профукал, проморгал?

О той, кого тогда ты под рябиной

Так робко и несмело целовал?

О том, что мог бы написать поэму

Или хотя бы, может, пару строк.

О том, что мог бы жизни теорему

Ты доказать, но провалил урок.

В руке тетрадка. Список там обычный:

Вот дерево, вот дом (а может, два).

Вот дети (поимённо перечисли).

Теперь закрой и посмотри сюда.

Стоишь один с собою. Миг у бездны.

Замри и превратись в один лишь слух —

Там, сзади… Воет по тебе из трезвых

Ну хоть одна из всех твоих подруг?

По-бабьи, в голос, как солдатки выли,

Когда кормилец в вечность уходил,

Кого они всей жизнью так любили…

Иль проклял кто тебя… И не простил?

Из списка кто-то хоть молчит, застывши?

Не в силах в руки те тетради взять,

В которые писал, быть может, мысли,

Когда, душой больной, не мог ты спать?

Послушай. Не спеша. Что торопиться?

Что слышишь там, внизу (или вверху)?

Теперь взгляни — когда сумел проститься —

Ответь нам… И сказал он: «Не могу!»

******

Я помню, как по мне невеста выла,

Вцепившись в шею, — кто мог оторвать?

Потом привыкла, видно, и забыла.

Одни мы в жизни. Что уж горевать.

Лунная дорожка

Когда-нибудь, свободный от оков,

Я выйду на дорожку, что незримо

Вдруг от луны спустилась в глубь веков,

Жизнь разделив — где призрачно, где — мнимо.

И в книге, что написана давно,

Но до поры была пока забыта,

Когда-нибудь старинное перо

Закончит строчку — дело, мол, закрыто…

И я пойду по лунной пыли вдаль,

Без лодки по волне, что серебрилась.

А там — луна. Как призрачный фонарь,

Над океаном тихо опустилась.

Когда-то с берега я сам её видал —

Тропу нехожену, что мне недостижима.

А кто-то босоногий тихо встал,

Чтоб путь пройти, до время мне незримый.

Когда-нибудь мелькнёт, как давний сон,

Тот лес в снегу. И мы. И эти ели…

И жизнь моя — как тихий дальний звон

Колоколов, что под луною пели.

А Дураку у нас везёт

А Дураку у нас везёт —

Там и полцарства, и царевна,

И понимающий народ,

Тебя что любит непременно.

Ну а не хочешь во дворце —

Садись на печь, что вездеходом,

И к вечеру в пути конце

Там справят баньку мимоходом,

Накормят ужином за так,

Хозяйку старую спровадишь,

Ну а потом — ведь ты Дурак,

Девицу красную привадишь.

И всяк готов тебе служить —

То щука прям в ведро сигает,

То волк из чащи уж бежит,

Глазами с проблеском мигает.

То скатерть чудная, то лук,

Ну а к нему — калёны стрелы.

То утка, то медведю друг,

Хоть и дурак ты неумелый,

Жена-лягушка. Эх, чудак,

По-честному сказать — кто знает,

Зачем он шкуру сжёг, Дурак?

Да на Руси что не бывает?

Эх, хорошо быть Дураком.

Садись в чужие вон салазки.

Да только полным дураком

Родился я, чтоб верить в сказки.

И аз воздам тот долг, что думать больно

Моё отмщение, и азм за все воздам.

Земные страсти — слёзы в облацеях.

Записано всё в книгах по делам

Одним пером — для жертв и для злодеев.

Вернётся всё. В какой-то нужный срок.

Хоть не боишься. Хоть живёшь без страха.

И не свербит углями мысль в висок

И не присохнет к сердцу вдруг рубаха.

Холодным потом не покроет грудь,

Среди пирушки вдруг бокал не дрогнет…

Моё отмщение придёт когда-нибудь

В момент один, когда никто не вспомнит.

И встанут те, кого ты обманул,

Кого ты предал, — тихо ночью тёмной.

Моё отмщение за тех, кто не вернул,

И аз воздам тот долг, что думать больно.

Быть может, строчкою на грани мирозданья

Меня гнетут

                 Ушедших дней событья.

Мой тёмный дух —

                 Он рядом, он со мной.

Оборванные нервы, словно нитью,

Мне вяжут призраки за пыльною стеной.

И тот закат,

                 И тот прибой о камни,

И та скала

               УНависла над волной,

Быть может, строчкою на грани мирозданья

Оставлю след свой грешный я земной —

И шёпот листьев

                 Осенью дождливой,

И запах трав

                 В полях, что мы прошли, —

Быть может, вдруг услышит раз с повинной

Другой герой

                 На краешке земли.

Делай, что должен, Пусть будет, что будет

Делай, что должен,

Пусть будет, что будет.

Может, в разлуке

Невеста забудет,

Выйдет ли замуж

Она за другого,

Бросив со злом

Обидное слово, —

Делай, что должен,

Что сердце знает.

Может быть, кто-то

Сидит, выбирает —

Где слаще корка

И мягче подстилка,

Где-то полнее

Набита копилка.

Где-то дорога

Коврами покрыта,

Где-то звезда,

Что из детства… забыта.

Делай, что должен,

Пусть неумело —

Жизнь только раз ведь

Дают между делом.

Жизни не учат —

Вот вам экзамен;

Вот пересдача,

А дальше — без правил.

Нет указаний —

Где — так, по-другому —

Сердцем найдёшь лишь

Дорогу ты к дому —

Будет ли лёгкой,

Иль поле с камнями.

Что нам даётся? —

Не мы выбираем.

Делай, что должен,

Что совесть скажет.

Кто-то узлами

Нити завяжет,

Кто — разорвёт,

Кто — кинжалом разрубит…

Делай, что должен.

И будет — что будет.

Поставил он точку…

Поставил он точку. Названье

Труду своей жизни он дал.

А дальше?.. Обеды, собранья,

Долги, что платить по счетам.

Халат по утрам — драны локти,

В углу в паутине — паук.

Ты точку поставил. Извольте

На землю спуститься, мой друг.

В сундук, там, где хлам, сбросьте перья,

А крылья снесите в подвал,

Сощурясь, добавьте варенья,

Когда зашумит самовар.

Под опись, где код инвентарный,

Сдавайте чернила, перо,

И блеск от свечи несказанный

Светил одиноко в окно.

На стуле устало скучаешь,

Ну можно: «Ай… сын» раз сказать.

Ты труд написал. И не знаешь,

Забыл — как ночами летать.

Настало её время. Под луной…

Настало её время. Под луной

Горит костёр и волки глухо воют,

И в темноте над Лысою горой

В прозрачной дымке призраки приходят.

И перед ней в полночный тёмный час

Представит каждый беды и обиды;

Печали призрак, ярость ль в блеске глаз,

Или души кровавых шрамов виды,

Те, что под слоем пепла давних лет

Всё с той же болью просят дать ответ.

И, выслушав все жалобы в ночи,

Проклятья, шёпот, с прерываньем вздохи,

Когда последний призрак замолчит

В час темноты под полночью глубокой,

Настанет её время. И рукой

Очертит круг, замкнув посередине.

И призраки, утешившись, уйдут,

Покорные могуществу богини.

Дракон. С обрыва, с высокого камня — И вниз. И несётся земля

С обрыва, с высокого камня —

И вниз. И несётся земля.

И кто и когда — я не знаю,

И хвост или клюв у меня.

И ветер в лицо, рвутся перья.

И вот уж парю в вышине.

Я прыгнул в мильонов лет время,

За воздух держась, как во сне

Внизу вижу тёмные склоны —

Меня там когда-то найдут,

Где, сбросив земные оковы,

Шагнул с края с клёкотом тут.

Меня откопают — в каменьях,

Раздавленным толщей веков.

И первые крылья — в музеях,

И запах победы — для снов.

Для тех, кто во снах, крылья в руки,

И с края, с обрыва — вперёд,

Я дал свои гены. И муки

Познанья, прыжок что несёт.

Они, кому отдал, взлетая,

Стремленье к дерзаньям, к мечтам,

Несут кровь дракона, и знал я,

Что дух им я свой передам.

Я прыгнул. Шагнул. И воспрянул.

И так улетел от других —

От тех, что в болотах жевали

Траву юрских дней молодых.

Толцыте и отверзется, Ищите и обрящете

Толцыте и отверзется,

Ищите и обрящете.

Пока мир этот вертится,

Пока душою страждете.

Пока в сердцах сомнения

И в памяти — терзания;

Что в мире этом временно?

Чему не знать названия?

Где собирать каменья нам?

И что потом разбрасывать?

И будешь что уверенно

Перед свечой рассказывать?

Потом за всё отмерится,

И ноша — тяжела ли вам?

Толкущему отверзется,

Воздастся по деяниям.

Строка поэта

У них у всех своя судьба.

Кому — при жизни шум признаний,

Кому — далёкая звезда

Светила на могильный камень.

Кому — тиснённые тома

Библиотечных пыльных полок,

Других — забыты имена,

Засыпаны дождём иголок,

Как в парке старая тропа

Ведёт неведомо куда…

И лишь осталась без времён,

Без имени и без названья

Строка поэта, что рождён,

Чтоб записать звезды шептанье…

Кто помнит в бездне лет…

Диктуешь ночью мне стихи,

Но прерываешь в середине,

Как камень в прорубь у реки,

Чтобы забылось моё имя.

Ну что же, я готов принять —

Твоя цена, цена горений.

Прошу лишь, не позволь отнять

Дары скитаний и сомнений.

Ты прав. Кто помнит в бездне лет

Тех писарей — в чернилах пальцы?

Слова, вплетённые в рассвет,

С палитры брошены багрянцем…

Оставь тот дар, что Ты мне дал,

К чему, да и за чем мне гнаться?

С той высоты, что Ты позвал,

Оставь мне право ошибаться.

Тоска непройденных дорог И несвершившихся ошибок

Им овладело беспокойство,

Охота к перемене мест

(Весьма мучительное свойство,

Не многих добровольный крест).

А. Пушкин. Евгений Онегин

Опять огонь в больной душе,

Опять на карту взгляд бросаю

И на забытом стеллаже

Я книги странствий расставляю.

Тоска непройденных дорог

И несвершившихся ошибок,

Тоска, что побороть не смог,

Что слышу в тихом пенье скрипок,

Что вижу в мшистом камне скал,

В кровавом зареве заката, —

Ведь это я штурвал держал

Под рваным парусом когда-то.

Ведь я — кто подставлял плечо,

Ведь я прокладывал дороги.

В больной душе жгут горячо

Воспоминанья дней далёких.

Мне бы просто уйти, ничего не сказав

Мне бы просто уйти, ничего не сказав,

За спиною закрытые двери.

Много в поле дорог, пахнет сено в стогах,

На пригорке за речкою ели.

Мне бы просто уйти — гаснет где-то заря,

За кормой зажигается факел.

Эй, бродяга, бери всё, что есть у меня,

Что в суме ты найдёшь там, чертяка.

Пыль от дальних дорог, звёздной капли глоток

Да ветра, что в дырявом кармане.

Погоди, не кривись ты ещё хоть чуток —

Три аккорда я знаю к гитаре.

Только, слышишь, — гитару тебе не отдам.

Извини, да зачем тебе это?

Я на запад пойду по заветным местам —

Там, где звёзды на небе и лето.

Всё отдал я тебе, что имел, накопил,

Пару книжек любимых оставил.

Эх, бродяга, когда-то шикарно я жил —

Целым миром я сказочным правил.

Видишь ты города, башни белых дворцов,

Распускаются цветом там вишни?

Нет, не видишь. Да ладно. Я в мыслях зато

Уберёг мир, что дал мне Всевышний.

И теперь мне бы просто уйти в никуда,

Повернуться к рассветам спиною.

Там, за речкой, бушует в ненастье гроза —

Та гроза, что осталась с тобою.

Когда любимые уходят в ночь

Когда любимые уходят навсегда

Когда любимые уходят в ночь —

Уходят навсегда, мосты горели.

Не спрашивайте: чем тебе помочь?

К чему слова, когда на сердце тени.

Когда ты знаешь — рухнуло всё вмиг,

Бесповоротно, не вернёшь обратно.

Когда любимый голос вдруг затих —

Так грубо, так внезапно, беспощадно…

Они ушли. А ты остался жить.

Зачем? Скажите мне — на самом деле.

В песках пустынных хриплый голос: «Пить»,

Чтобы в ответ лишь миражи блестели.

И, уперев взгляд в белый солнца диск,

Так чтобы луч испепелил всю душу,

Ты видишь — искривился, как мениск.

Мениск судьбы, слова где — «Не нарушу».

Ты видишь, как двоих след на земле

Вдруг затерялся, разрываясь болью.

Когда ушли они, что уж в золе

Искать того, кто был вчера тобою?

Что вспоминать, что думать, что гадать —

За что такая на тебя судьбина?

И лишь одно ты смог тогда узнать —

На жизнь и смерть они были любимы.

Что ты узнал значенье тайных слов —

Тех, что молчат, не тех, что произносят.

И что за знанье заплатил ты до основ

Той платой, что повторно уж не спросят.

Когда любимые уходят навсегда,

Скажите мне — при чём же здесь судьба?

Привыкнуть, что никто не позвонит

Привыкнуть, что никто не позвонит,

Что пеплом занесло угли седые;

Не на войне когда-то был убит,

Не разобрав в разрывах позывные,

Не принял в море свой последний бой

Твой крейсер, чтоб погибнуть, но не сдаться,

И не писал слабеющей рукой

На камне кровью, чтоб в сердцах остаться…

Ты просто потихоньку был забыт

Раз осенью в тоскливую минуту.

Привыкнуть, что никто не позвонит,

Как к паутине, что в углах повсюду…

Когда ты, может, вспомнишь обо мне

Когда ты, может, вспомнишь обо мне,

Когда кольцо носить не станет силы,

Когда в закатной неба синеве

Почудятся глаза твоих любимых,

Когда поймёшь — где правда, а где ложь,

Когда судьбы отмерятся проклятья,

Когда страницу ты перевернёшь,

Чтобы найти ту, где ты в белом платье,

Когда старуха хладною рукой

Сожмёт до крика сердце безразлично

И тени вдруг предстанут пред тобой —

Две тени — и бесплотны, и безличны,

Я рассмеюсь в долине мёртвых снов —

Меня-то ты теперь уж не обманешь —

Под звук трубы и шёпот голосов

Внесу я то, что отрицать не станешь…

Расстаться навсегда. Навечно…

Расстаться навсегда. Навечно.

Узнать значенье этих слов.

Мы ходим, думаем беспечно,

Торопим маятник часов.

Мы не боимся опозданья —

Всегда есть следующий рейс.

И вдруг врывается в сознанье:

Навечно. Навсегда. Вот здесь,

Вот здесь, сейчас, вот так, внезапно,

Без объяснения причин,

Навечно, просто, безвозвратно —

С чем остаёшься ты один.

И не вернуть, не повернуться,

Рукою даже не махнуть…

Навечно. Как тараном бьются

Слова, что больше не шепнуть.

Кроме любви твоей, Мне нету моря

«Кроме любви твоей,

Мне нету моря…

Мне нету солнца».

В. Маяковский

Кроме любви твоей,

                    Мне нету моря,

Мне нету солнца,

                    Мне нету песни.

Разве забуду я

                    Волны прибоя,

Память всё бьётся —

                    Зачем мы не вместе.

Разве забуду

                    Дрожание звёздное,

В лунной тропинке

                    Трепещущим скерцо,

Только любовь твоя,

                    Мне непокорная,

Тихие скрипки

                    Струною на сердце.

Кроме любви твоей,

                   Мне нету света,

Вишен в цвету,

                   Нету зорь в конце мая,

А в остальном —

                    Вот, живу как-то, где-то:

Как — незаметно,

                    Где — сам не знаю…

В окна кружит, бьётся снег Проводов любви

А он думал — поздний снег,

Проводы зимы.

А в окне ложился след,

Уходя, любви.

Поздний зимний снегопад,

Лёгкая метель —

Словно струны наугад

Болью от потерь.

Кружит в вальсе невпопад,

Окна все в снегу,

Уходящий нежный взгляд,

Слов не разберу —

То ль последнее «прости»,

То ли мне укор…

Это ж снег в конце пути

Ветром из-за гор…

Это ж просто снегопад,

Поздний марта снег…

А в окне горит закат

Уходящих лет.

Это только поздний след

Памятью зимы.

В окна кружит, бьётся снег

Проводов любви.

В окна кружит грустный снег

Проводов любви…

20.03.2018 г.

Любимые одни. Других не будет. А остальное, в общем, всё равно

Кого мы любим — тех мы не прощаем.

Но почему? Вопрос повис во мгле.

Не с ними ли по самому по краю

Идти хотели вместе на земле?

Не им ли сердце в бедах открывали,

Не им ли мы шептали на заре,

Не им ли мы так смело обещали —

И что бы ни случилось на земле,

На небе, в море, в бурю, в ветер лютый,

Мы будем с ними, вместе, до конца.

Не их ли провожать мы вышли утром,

В рубашке мёрзнув у того крыльца?

Не с ними ль жизнь прожить до самой кромки?

Не их ли ждать, не им ль стелить постель?

Ведь любим их — о ком ещё так громко

Зимою в окна нам кричит метель.

К кому на света край в простой мотель мы

Поедем без раздумий, без забот,

С кем за руки держась на край последний,

А там — за край, пусть чёрт нас заберёт…

За что же мы любимых не прощаем?

Они — частица нашей же души.

Сквозь времена, столетия мы ждали,

Просили ангела — ты в книгу запиши,

Что очень надо встретиться нам срочно

Вот в этой жизни. Уж устали ждать…

За что же не прощаем мы, нарочно

Захлопывая старую тетрадь?..

…Кто бросил, предал. Кто сбежал в разлуке,

Кто выбрал белый с маслом мягкий хлеб.

Забыть кто смог любви волшебной звуки

Небесных флейт, поломанных в момент…

            **********

Любимых мы… прощаем. Всё, что было,

И все слова, и боль больной души.

И эти с злостью порванные крылья,

Что в пыль затоптаны, когда они ушли.

И ждём, и верим — ведь они любили,

Любовь одна. На что её сменять?

В дворцах ли, хижинах, избушках ль на Памире,

Гадалка ли что может нагадать —

Как звёзды лягут, как судьба рассудит,

Далёкий ль путь, бубновый ли король.

Любовь — одна. Так было, так и будет —

Пусть шут с бубенчиками пляшет свою роль,

Пусть маскою улыбка, в доме стены

Увешаны портретами других…

Любовь одна. На сердце рвутся вены,

И голос слышен — тот, что не затих.

И снова дождик, зонтик, эти руки,

И снова — в осень старое пальто.

Любимые — одни. Других не будет.

А остальное, в общем, всё равно.

И пусть столетья мимо пронесутся.

И двое встретятся случайно под луной

И вдруг узнают — вскрикнут, вдруг проснутся…

Разбужены любовью неземной…

Наши души — заблудшие странники

Наши души — заблудшие странники

В суматошном кручении дней.

По полям, по колючим кустарникам

Пятки босые в кровь — побольней.

Солнце жарит, дождями их мочит,

Ветер осенью — в дырах тряпьё.

Может, кров где найдут на полночи,

Может, на день приютит их кто…

В одиночку бредут, иль попутчик,

Может, рядом случайный какой.

Может, тёплый весенний им лучик

Где тропу осветит над рекой,

Может, где разошлись их дороги,

И идут, спотыкаясь, вперёд.

Боли эти, надежды, тревоги —

Всего только тропы поворот.

Заплутались в пространстве, в веках ли,

Перепутали, где и когда.

Всё, что знают они, — путь начальный,

А в конец не идут поезда…

Кто сказал, что забыть всё легко?

«Кто сказал, что забыть легко?»

Е. Петрова. Аргентинское танго

Кто сказал, что забыть всё легко?

Ничего и ничто не забыто.

Эта дверь и с балконом окно,

Как и в полночь ту, так же открыта.

Эти звёзды и эта луна,

Тот прибой на песок — жизнь на кромке,

Ты, быть может, обманешь меня,

Но забудешь ли вздох свой негромкий?

Не забыть — ни легко, тяжело,

Память — стражник, палач неустанный.

Видишь угли? То пеплом легло

То, что было тогда между нами.

Так о чем же ты хочешь забыть,

И над чем же тогда посмеяться?

Океанской волною не смыть

То, с чем нам на земле здесь остаться.

Ты прости, что настала Тоскливая серая осень

Ты прости, что настала

                 Тоскливая серая осень,

Впереди — снегопады,

                 И вьюги, и ветер, и снег.

Ты прости — получилось

                 Не так, как нам было бы надо,

Ты прости, что прощенья

                 Прошу и прощаю… за всех.

Ты прости, что не сделал,

                 Что мог и, конечно, не мог что,

Ты прости — не сказал

                 То, что жить без тебя не смогу.

Ты прости, что не знал,

                 Что в дождливую серую осень

Штормом смоет наш след —

                 Наш с тобой на пустом берегу…

Ты прости, если сможешь, —

                 Себя я простить не сумею.

Ты прости — ведь прощала,

                 Меня ты прощала всегда.

Ты прости, что не я,

                 Что не я, кто с тобой через время

Пронесёт то, что нам —

                 Нам с тобою, дарила судьба…

Ты прости нас за жизнь,

                 Нашу жизнь, — не случилась, не вышла.

Ты прости за любовь,

                 Что пылала огнями в сердцах.

Ты прости, что теперь

                 По далёкой оставшейся крыше

Осень серой рукой

                 Проливает дождинки в слезах.

Прости.

Любовь — как нож с размаху в сердце

Любовь — как нож с размаху в сердце

«Любовь выскочила перед нами,

как из-под земли выскакивает

убийца в переулке, и поразила нас

обоих! Так поражает молния, так

поражает финский нож!»

М. Булгаков. Мастер и Маргарита

Любовь — как нож с размаху в сердце.

Без ультиматумов, послов,

Без протокола — как одеться,

Без лент, без звёзд, без сюртуков.

Министры, канцлеры, обеды,

Переговоры, толмачи…

Нет! Не бывает! Просто нету.

Есть только в сердце нож в ночи.

А после… в узком переулке

С душой холодной ассасин,

Кинжал иль тетивы звук гулкий —

И вот остался ты один.

Любовь — как нож. Сначала — в сердце.

И после — ржавый — со спины.

И никуда теперь не деться,

Оставшись жить осуждены.

Who is Ms Right? Я книги старые листал…

Я книги старые листал в терзаниях смущённых

Среди темнеющих зеркал, в портретах запылённых,

Где фолиантов толстых стук, где свитки, где папирус, —

Хотел найти с дрожаньем рук я тайных знаний вирус:

Кто та, одна, кто лишь твоя, кто лишь тебе даётся,

Кто та, на вечны времена судьба с кем вместе вьётся?

Как распознать, где знак, где тест, решенье где к задаче?

И как узнать из дальних мест — о ком душа заплачет?

Я книги умные листал, при свечке морщил брови,

Я в темноте ночи не спал, душою был я болен.

И, отодвинув манускрипт и распахнувши ставни,

Я понял истину просту, что стоит тайны давней:

Твоя судьба, твоя жена на вечности вселенной —

Любви писала что слова, прибой не смыл что пенный,

Тепло с кем в холоде зимы, прохладно в полдень знойный,

За кем по ниточке судьбы пойдёшь, клубку покорный,

За кем плывёшь ты за моря, за дальние пространства,

И за кого, жизнь не щадя, ты покоряешь ханства,

Кого боишься потерять — всем сердцем, жизнью, кожей,

Кого тебе не забывать, пока живой ты всё же.

Чьи тапки так же у двери, чей ключ висит у входа,

Чей голос вспомнишь до зари, до солнца, до восхода.

С чьим именем сойдёшь в закат, свою черту преступишь…

Да что сказать… Поймёшь ты, брат. Поймёшь. Когда полюбишь.

Коснусь губами рук, склонюсь в немом поклоне

Коснусь губами рук,

Склонюсь в немом поклоне.

Наплечники — долой,

На шлеме — бел плюмаж.

И молча в этот круг

Вступлю и на балконе

Я вижу, над толпой

Её смеётся паж.

Приятно и легко

Они ведут беседу.

А здесь в клубах пыли

Лишь звон мечей стоял.

Они там, высоко, —

Паж празднует победу

И свежие цветы

Ей под ноги бросал.

Наверх я взгляд поднял —

Она цветы держала,

Блестит бокал с вином,

И как стрела прошла —

Я в этот миг узнал,

Что хочет эта дама,

Но с вражеским мечом

Меня судьба нашла.

Коснусь губами рук.

Без силы на коленях.

То ль рана от меча,

То ль сердца горький стон.

И уходящи вдруг

Мне вспомнились те тени,

Накидка на плечах

Да колокольный звон.

Наверх я взгляд поднял —

Бокал держала мило,

Среди своих подруг —

Весёлое лицо.

Я крест нательный сжал

С оставшеюся силой —

В руке у пажа вдруг

Узнал своё кольцо.

Циничный критик:

Ну и зачем тогда

С соперником ты бился,

Зачем смотрел наверх

И на луну вздыхал?

Никто из вас двоих

Ей даже и не снился.

Там паж был для утех —

Вино что наливал.

Когда сила любви превзойдёт к силе страсть

Когда сила любви превзойдёт к силе страсть,

Когда всё станет просто не важно —

Как бумажный солдатик, готов ты пропасть,

Своей саблей взмахнувши отважно.

Когда грозы и дождь для тебя нипочём,

Нипочём расстоянья, дороги,

Когда видишь себя на земле трубачом,

Что отбой протрубил для тревоги,

Когда смело в поход ты собрался один,

Чтобы в плен взять наследного принца,

Когда слушал тебя, замолчав, паладин,

Позабыв от волненья родиться,

Когда ты оседлал раскалённо ядро,

Когда вытащил крепкой рукою

За косу сам себя и коня своего,

Чтоб к любимой явиться героем, —

Вот тогда ты любил, вот тогда ты дерзал,

Жил по полной, не в четверть накала.

И к любимой тогда под балкон прискакал,

Только… Ей оказалось всё мало.

Когда-нибудь ты вспомнишь обо мне — зимой холодной

Когда-нибудь ты вспомнишь обо мне —

Зимой холодной у потухшей печки.

Когда-нибудь — в каком-то январе,

Где тени пляшут от коптящей свечки,

Нет, не сейчас, конечно, не вчера,

Не завтра, окружённое шампанским.

Тогда, когда тоскливы вечера

Войдут вдруг в дом

                  тяжёлым шагом барским,

Когда вдруг станет пусто и темно,

Метель вдруг взвоет волком за забором, —

Когда-нибудь ты вспомнишь, как давно

Ты торопилась уходить с укором,

Когда ты торопилась разорвать

Тугую нить, натянутую тонко,

Когда-нибудь, когда устанешь ждать.

И осень. На душе. Скребёт. Иголкой.

Прощай, и если навсегда, — пусть будет так

Прощай. И если навсегда,

то навсегда прощай.

Дж. Г. Байрон

Прощай. И если это навсегда —

Пусть будет так.

Перед раскатами грозы,

Перед мерцанием огня

И перед брызгами воды —

Пусть будет так.

Перед разливом тишины,

Под гром скатившейся звезды,

Под треск разломанных сердец,

Под знаком, что пути конец,

Под смех колдуньи, что в кустах,

И воронья крик на ветвях —

Ну, значит, это будет так…

Огонь, и ветер, и вода,

И с неба павшая звезда,

И гром салюта, и гроза,

И снег, и дождь, и брызги льда,

Цветенье роз, осенний лист

И даже утренний каприз,

Вишнёвый парк, цветущий пруд,

Накаты волн и судеб круг —

Всё, что даровано судьбой,

Весь мир, что только нам с тобой,

Что был свидетелем любви…

Ты, уходя, свет погаси.

Не обернёшься, не всплакнёшь

Про мир, сменяла что за грош, —

Мир нашей созданной весной —

Во всей вселенной — твой и мой.

После стольких круженья лет

Другой увидела ты свет

В окне, что ближе на шажок,

Пышней где с выпечкой пирог…

***

Вздохнула фея и ушла,

Колдунья палочку взяла…

И золотые купола

Покрыла чёрная зола.

Прощай… И если навсегда —

То навсегда. То навсегда…

***********************************

Мы ещё не поставили точку

Мы ещё не поставили точку,

И в тетради пустые листы.

Черновик — это всё же не строчка,

Та, которую класть впереди.

В ученической толстой тетради

Перевёрнуты будут листы.

Мы ещё не поставили точку

И листаем конспекты в пути.

Стук колёс или шум на перроне,

Полустанки и сосны в степи —

И в обшарпанном общем вагоне

Кто нам скажет, что ждёт впереди?

Жизнь-кондуктор не дарит отсрочку,

Проверяет билеты в пути.

Мы ещё не поставили точку —

Что-то ждёт нас вон там, впереди…

Мы все уйдём. Уйдём в песок

Мы все уйдём. Уйдём в песок.

В пыль. В камень придорожный.

Последний воздуха глоток

Дверь распахнёт тревожно

В глухие уголки души,

Где пыль и паутина.

Где память старых дел в тиши

Покрыта ржавой тиной.

И выйдут прошлых дней дела,

И встанут эти лица.

И жизнь. Была дана одна.

Та, что не повторится.

И с злостью сказаны слова,

Обманы обещаний.

Мы все уйдём, достигнув дна,

В глубины мирозданий.

И в вихре тёмном в пыль уйдут

И те глаза, и руки.

Зачем живём? Кого найдут

Слова и эти звуки?

И, распадаясь в пыль, в песок,

Зажгут ли электроны

Зарею новой вдруг восток,

Блеснёт ли медь валторны?

Уйдёт ли что в песок времён,

Чтобы в морях мечтаний

Услышал кто-то в шуме волн

Любви cлова признаний?

Что станет частью звёздных сил,

Что — пылью межпланетной,

Чтоб кто-то на земле ловил

Надежды хвост кометный?

Какая часть свершённых дел

Пошлёт вдруг в небо ночью

В межгалактический предел

Лампады свет бессрочный?

А что уйдёт в траву и тлен,

В каменья, пыль и глину;

Гончарных старый мастер дел

Рукою что отринул —

Не нужно это, не пойдёт:

Темна, каменьев много…

Мы все уйдём за поворот,

Как приведёт дорога.

Случайно ль, быстро, долго ль, нет —

Кто знает, как случится.

И что оставим в бездне лет,

Что уж не возвратится.

Оставим слово иль дела,

Простой замшелый камень…

И что же вспомним мы тогда

В обрыве мирозданий?..

Ведь те же атомы и пыль,

Но что оставим мы другим —

Вернёмся блеском ль в небесах,

Иль пылью горькой на зубах…

Встреча с собой

Он в дверь вошёл, он дом смотрел

Хозяйским цепким взглядом —

Хотел понять — всё ль хорошо,

Удобно, всё ли рядом.

Я открывал пред ним шкафы,

Свет зажигал в прихожей,

Я перед ним ходил на «вы»,

Я улыбался кожей.

И, уходя, он поднял взгляд

И посмотрел впервые,

И я узнал его, назад

Как будто время сдвинул —

Всего лишь двадцать лет назад,

Лишь двадцать зим и вёсен,

И снова я — глаза блестят,

Шагнул с ней смело в осень.

И закрутились вдруг пути

Метельною зимою,

Чтоб через двадцать лет прийти

К себе другой тропою.

Чтоб не узнать, смотреть вокруг

Счастливым юным взглядом

И удивляться — что же тут

Глаза с печалью рядом?

Жене со смехом рассказать,

С ребёнком, щурясь в солнце,

Чтоб через двадцать лет опять —

Один, давно потухший взгляд, —

Открыть дверь незнакомцу.

Жизнь твоя скудна

«Жизнь твоя скудна, игемон!»

М. Булгаков. Мастер и Маргарита

— Да, жизнь твоя скудна,

Хоть и в плаще ты белом,

Почтительно тебе

Склонился секретарь.

И перед ним стоял

С лицом разбитым серым

Бродяга… как его?

Философ или враль.

— Да что он там несёт

Опухшими губами?

Ведь истина одна!

Да только… где ключи?

— Скажи, философ, мне,

Но только между нами…

Ведь ты меня простил?

Но только не молчи!..

Когда не сможешь ты уже сказать

Когда не сможешь

                 Ты уже сказать,

Кого не хочешь

                 Рядом с собой видеть,

Ни взглядом, ни рукою указать,

Кто на земле

                 Сумел тебя обидеть —

Никчёмно, равнодушно и легко

Или прикрывшись ложными словами,

Когда уже ты будешь далеко,

Чтоб заниматься мелкими делами,

То соберутся — каждому своё —

Ненужный хор — как близко тебя знали.

И имя беззащитное твоё

Коверкать будут с дрожью голосами…

Да рад бы лбом…

Да рад бы лбом

                 С размаху в стену биться.

Что голова?

                 Вместилище проблем

Да инструмент,

                 Чтобы воды напиться,

Да злой язык,

                 Молчит, как будто нем,

Когда сказать

                 Насмешливое слово;

Ещё глаза,

                 Что смотрят бестолково.

Какой в ней прок мне?

                 Лучше — в стену лбом,

И камни чтобы

                 Собирать потом…

Ну а пробил

                 Иль лоб себе разбил —

Как фишка ляжет,

                 Как Господь решил.

Да только кто бы

                 Мог совет мне дать

И где стена та —

                 Пальцем указать.

Над головой —

                 В прыжке чтоб не достать.

Чтобы над сердцем

                 Глыбой нависать.

Как рыцарь бился — грудью в пламя

Как рыцарь бился — грудью в пламя,

Смешной последний Дон Кихот,

Копьё точнее направляя,

Остановить чтоб крыльев ход…

У мельницы…

                 Так пёс бросался,

Рыча и лая…

                 На фонтан.

А только мокрым оказался,

Да смех зевак наградой стал

Вот так и мы по жизни скучной

Идём, доспехами гремя,

И размышляем — как бы лучше

Узду держали б у коня

В блестящих солнечных доспехах,

С гербами рыцарским щитом…

И лишь зеваки там со смеха

Слова глотают полным ртом.

Твой пёс — он искренен, он храбрый,

Вперёд клыками, дыбом шерсть.

А мы — в мечтах лишь только рады

В седло с подставочки залезть.

Перо, бумага, стол, и лампа…

Перо, бумага, стол, и лампа,

И скатерть, где ленивый кот…

Но не приходит, когда надо,

Строка, что кровь в чернила льёт.

Как выстрел, вскрик, набат последний,

Под куполом колокола —

Отряды рифм в мундирах летних

Осаду празднуют, когда,

В штурвал вцепившись по над бездной

И пальцы сжавши до ногтей,

Услышишь в шуме ветра песню,

Что недоступна для людей.

И, поборов приливов волны,

Канатом лодку привязать,

На берег спрыгнешь — к чёрту сходни!

Лишь строчки дайте записать!

Так Одиссей непобеждённый,

Чтоб песнь русалок услыхать,

У мачты встал, чтоб ветер вольный

Мог сказку странствий рассказать.

Та лампа, абажур зелёный

Та лампа, абажур зелёный —

Чтоб вечерами мог писать,

И несгибаемый суровый

Подпольщик пульс не мог унять.

Там эмиграции и ссылки,

Матросов острые штыки.

«Товарищ Надя» — без улыбки

И без дрожания руки.

И молодая, жар сердечный,

Инесса рядом, блеск в глазах.

А расставались — как навечно,

Как смерти леденящий страх.

Любовь, и жертвы, и победы,

Что изменили ход страны,

И лампа та, с зелёным светом,

Про что совсем забыли мы.

Любовь… скажи мне — что такое?

И как измерить, описать?

Любви ушедшие герои

Уже не смогут рассказать.

Лишь в доме том, где лес сосновый,

Где стол, придвинутый к окну,

Та лампа, абажур зелёный,

Всё так же светит в глубину.

Думы

Прошло сто лет — и что ж осталось

От сильных, гордых сих мужей,

Столь полных волею страстей?

Их поколенье миновалось —

И с ним исчез кровавый след

Усилий, бедствий и побед.

А. Пушкин. Полтава

…И вот пришли другие страсти,