(Неужели, если из любви убрать секс, то ничего не останется?)
пьеса
В пьесе использованы сонеты Шекспира
в переводе Гербель Н. В. (1827—1883).
Действующие лица:
Генри
Джулия
Марта
Директор театра
Он
Она
Действие происходит в Лондоне в 1920 году.
АКТ 1
Тёмная сцена. По громкой связи на зрительный зал звучат команды технического ведущего спектакля. Помимо его голоса, в темноте, слышны шаги людей и шум перетаскиваемого реквизита.
Тех. ведущий: Первому составу приготовиться. Даю второй звонок. Осветителям приготовить первую световую программу. Через две минуты даю третий звонок.
Сцена постепенно освещается неярким светом. Последние приготовления к началу спектакля — техники, костюмеры.
Тех. ведущий: Даю третий звонок.
Звучит звонок.
Тех. ведущий: Начинаем спектакль. Пошла фонограмма.
Начало фонограммы, освещается сцена.
Сцена представляет собой обратную сторону «сцены». В беспорядке расставлены детали декораций других спектаклей, реквизит, мебель.
За белым полупрозрачным задником начинается действие «спектакля». Мы же наблюдаем только силуэты актеров, звуки, музыку, которая в течение всего спектакля становится то громче, то тише.
«Сцена». Звучит увертюра «спектакля». Лирическая музыка, Они толи встречают восход, толи провожают закат. Выходят Он и Она. Шум моря и музыка мешают нам расслышать, о чем они говорят.
Потомства от существ прекрасных все хотят,
Чтоб в мире красота цвела — не умирала:
Пусть зрелая краса от времени увяла —
Ее ростки о ней нам память сохранят.
Но ты, чей гордый взор никто не привлекает,
А светлый пламень сам свой пыл в себе питает,
Там голод сея, где избыток должен быть —
Ты сам свой злейший враг, готовый все сгубить.
Ты, лучший из людей, природы украшенье,
И вестник молодой пленительной весны,
Замкнувшись, сам в себе хоронишь счастья сны.
И сеешь вкруг себя одно опустошенье.
Ты пожалей хоть мир — упасть ему не дай
И, как земля, даров его не пожирай. (Шекспир)
АКТ 2
Приглушаются звуки «спектакля», освещается сцена (не полностью).
Крадучись, мимо разбросанного хлама, проходит Генри, достает бутылку виски; делает несколько глотков из горлышка. Затем умиротворенно прячет бутылку обратно, садится на стул, раскрывает газету и, накрыв ею голову, засыпает.
С противоположной стороны сцены выходят Директор и Джулия.
Джулия: Боже, как здесь темно.
Директор: Аккуратнее, мадам. Он должен быть где-то здесь. Обычно во время премьеры он всегда за кулисами с газетой и бутылкой виски.
Джулия: Узнаю маленькие слабости большого гения.
Директор (шепотом): Вот он. На стульчике.
Джулия: Спасибо вам, дальше я сама…
Директор уходит. Сцена освещается полностью. Джулия тихо подходит к Генри и призадумывается, как его разбудить. Рядом она обнаруживает бутылку, открывает ее и делает несколько глотков. Генри проснулся.
Генри: Какого черта? Почему обязательно из горла? Вот стакан.
Джулия: Привычка.
Генри: Дурная привычка.
Он выхватил бутылку из рук Джулии; протер рукавом горлышко.
Джулия: Спасибо. Мой любимый сорт виски.
Генри: Не стоит благодарности… или, быть может, еще?
Джулия: (улыбаясь) Быть может, попозже.
Генри, раздраженный, садиться в кресло, берет газету и делает вид, что читает.
Джулия с любопытством осматривает сцену, прохаживаясь среди реквизита.
Джулия: И что пишут?
Генри: Прошу вас говорить потише, как никак, идет спектакль.
Джулия подходит к Генри.
Джулия: Так, что пишет «Таймс»?
Генри: (раздраженно протягивает газету) Если интересует — прочтите.
Джулия берет газету; перелистывает несколько страниц.
Джулия: Ого! Как пишет «Таймс»! Премьера нового спектакля великого драматурга… ой-ой… сколько же заплатили этому писаке? Новое слово в драматургии… прекрасный актерский состав… сам маэстро присутствовал на всех репетициях… боже мой! Какой слог!
Генри: (раздражается еще больше) Если можно, читайте про себя!
Джулия: Но в «Таймс» про меня ничего не пишут.
Генри: Я имел в виду, читайте не вслух!
Джулия: Простите! Просто очень забавно…
Генри: И что может быть забавного в газетах, кроме прогноза погоды?
Джулия: Остроумно. (Кладет газету на реквизит) А весь этот хлам, простите, остатки декораций, от спектакля «Утонченный странник»?
Генри: Да, от него. Почил на лаврах… только месяц продержался на сцене, и…
Джулия: Здесь такая атмосфера, как на чердаке старого дома. Столько мебели и, столько вещей, с которыми были связаны чьи-то судьбы, жизни, страсти… я в детстве любила забраться на чердак и примерять старые бабушкины туфли, шляпки, бусы из фальшивого жемчуга, какие-то проеденные молью страусовые перья…
Генри с интересом рассматривает Джулию, открывает бутылку и протягивает Джулии.
Джулия: Благодарю. (Делает глоток) К тому времени бабушка вышла замуж в очередной толи пятый, толи шестой раз, уехала в Лиссабон. А я среди хлама и мусора нашла перевязанные розовой тесемочкой любовные письма, написанные ей каким-то воздыхателем. Мне тогда было 14, я читала «Пармскую обитель», и тут эти письма! Я прочитала два из них. По-девичьии разревелась… Я помню, скрыла их от мамы, и передала бабушке. Она долго смеялась со мной, перечитывая их.
Генри: Вы были романтичной…
Джулия: (громко) Ну, нет!
За сценой — первые реплики «спектакля». Генри всплеснул руками, призывая Джулию говорить тише. Она замолчала.
АКТ 3
«Сцена»; Он и Она.
Она: Меня это совершенно не раздражает… и потом, новый год не такой уж великий праздник.
Он: И все же нужно прогуляться на Savigny platz.
Она: Чтобы смешаться с толпой, и снова остаться только вдвоем…
Он: Совершенно не обязательно. А то…
Она: Ну, ну! Говори! Даже интересно услышать! Я не достаточно наслушалась твоих упреков!
Она нервно прохаживается из стороны в сторону. Он молчит, это еще больше раздражает ее.
Она: Так и будешь продолжать молчать?
Он: Давай не будем портить друг другу праздник.
Она: Не будем! Не будем!
Она схватила со стола тарелку и швырнула ее на пол. Вместе с грохотом разбившегося фарфора громко заиграла музыка. Он включил патефон. «Сцена» затемняется.
АКТ 4
Сцена.
Джулия иронично посмотрела на Генри.
Джулия: Интересная пьеса. Ты ее смотрел?
Генри: Некоторым образом — да. Если вы пришли на премьеру — то несколько заблудились. Здесь выход не в зал, а на сцену.
Джулия: А реплика, которая сейчас прозвучит, мне знакома. Если мне не изменяет память, дама должна скорбно произнести «Нет! Уж лучше уйти в монастырь, чем оставаться с этим неудачником…", и после этого зазвучит клавесин.
На «сцене» звучит клавесин; Она произносит процитированные Джулией слова.
Генри: Вы читали пьесу?
Джулия: Нет. Была в такой же ситуации, звучала эта же музыка. А сама -говорила эти слова…
Генри: Отель «Авангард»? Берлин? 20 лет назад?
Джулия: Да. Да это было 20 лет назад. Я тогда носила сумасшедшую прическу, курила папиросы и любила одного негодяя.
Генри: И крепко ругалась матом. Неужели — Джулия?
Джулия: В этой пьесе меня зовут Мартой. Можешь теперь называть Мартой.
Генри: Ты почти не изменилась…
Джулия: Теперь курю сигареты, отрастила волосы и по-прежнему крепко выражаюсь.
Генри: Твое коронное выражение — «Раскудрит твою на лево!»
Джулия: В твоей предыдущей пьесе его произносила проститутка из борделя.
Генри: «Раскудрит твою на лево!» Фантастическая фраза, как она украсила спектакль. Ну, за нас! За наше совместное творчество! Надеюсь, ты не будешь претендовать на авторство, и на часть гонораров?
Джулия скривилась в улыбке и тут же сменила ее на серьезное выражение лица.
Генри берет стоящую на полу бутылку, открывает и протягивает Джулии. Она делает большой глоток и вытирает губы рукавом.
Джулия: За тебя! За лучшие годы, за молодость!
Генри: За твои лучшие годы, которые ты отдала мне. Кажется, так ты сказала при разводе…
Джулия: Не помню, но вполне возможно. У тебя слишком цепкая память. Мне даже не нужно писать мемуары — вся моя совместная с тобой жизнь — в твоих пьесах. Я по-прежнему осталась востребованной Музой?
Генри: Скорее, такой бурный период жизни, что многим хватит на несколько воплощений.
Джулия: Смешно, но в первых твоих пьесах, сразу после нашего развода, ты меня делал, синим чулком, чуть ли не монстром. А прошло 5 — 7 лет, и твое сердце оттаяло. Я уже была известной поэтессой, миллионершей, почти Флориенц Найтингейл. И вот теперь, там, за занавесом, я — Благочестивая Марта…
Генри: Бог ты мой! Джулия!
Генри в некотором замешательстве, обдумывает, стоит ли обнять Джулию.
Джулия: И как ты поживаешь в своем монастыре?
Генри: Скорее — в вертепе. Борюсь со зрительскими симпатиями.
Джулия: И что сие означает?
Генри: Они пытаются воспитывать меня, я же пытаюсь им навязывать свои мысли.
Джулия: С каким счетом идет матч?
Генри: Пока ничья. Один — один. Чаще бываю один на один с самим собой.
Джулия: Неужели такое бывает? У тебя всегда с собой подружка? Еще со времен нашей совместной жизни.
Генри: Ты говоришь о себе?
Джулия: Твоя подружка бутылка, да кружка.
Генри: О! Еще — «фляжка».
Джулия: Несмотря ни на что ты прекрасно сохранился…
Генри: Стоп! Просьба без нотаций.
Джулия: Хотела сделать тебе «комплиман».
Генри: С присущим сарказмом?
Джулия: Хорошо, сменим тему разговора. О чем поговорим?
Генри: О тебе.
Джулия: Это скучно и примитивно.
Генри: Расскажи, быть может, напишу новую пьесу. Что-то вроде «Генри и Джулия. 20 лет спустя».
Джулия: (кокетливо) Всему свое время.
Генри: Какая ты теперь, Джулия?
АКТ 5
На «сцене» продолжается действие.
За гранитным парапетом показалась ледяная глыба. Серые металлические волны медленно несли по своей поверхности отражения луны и отражения двухгодичной давности.
Она: Ты перестаешь оставаться самим собой.
Он: И в чем это выражается?
Она: Ты по-настоящему стал врать не только другим, но и себе.
Он: До этого я по-настоящему врал только другим?
Она: При чем искусно…
Он: Теперь стал врать и себе…
Она: Я этого не говорила.
Он: Наверное, я сделал только одну, но главную ошибку…
Она: Ты стал искренним с собой. Это так? Я угадала?
Машина стояла около самой воды, только несколько шагов отделяли колеса от такого знакомого парапета. Рядом отражались очертания рекламной тумбы, в которой отражались Они. Снова появилась льдина, и медленно потекла…
Легкие сизые клубы сигаретного дыма взметнулись вверх.
Она: Я так и думала. Я говорила тебе по телефону перед встречей. Это не оно.
Он: Не оно — что?
Она: Только то, что ты предполагал.
Он: То есть, ты предполагала, то же, что предполагал — я?
Она: А разве это — не так?
В ответ он посмотрел на воду и тихо ускользавшую ледяную пластину.
Он: Сегодня, действительно начинается весна…
Она: Насколько я помню, я предупреждала о том, что в данный момент очень сильно тороплюсь…
Он: И — что?
Она: Как обычно — ничто… По сравнению с ситуацией внутри меня. Надеюсь — это устраивает.
Он: Больше, чем ты хотела.
Она: Теперь — я могу быть свободна?
Он: Как обычно.
Снова клубы сигаретного дыма пересеклись и разлетелись в сторону такой же сизой воды.
Он: В прошлый раз — если я действительно помню, это было 4 года назад, там же, за сфинксами, так же вечером происходило все тоже самое, с точность до наоборот…
Она: И.
Он: Если я сейчас пойду покурить. Это будет нормально…
Она: Кури — здесь.
Он: Лучше — виски.
Она: Все, как обычно — виски и виски. А, что еще кроме виски?
Он: Теперь. И.
Проплывавшая мимо льдина растворилась во тьме и на ее смену приплыла восьмиугольная пластина с красным багряным лоскутом ткани.
Когда, друг, над тобой зим сорок пролетят,
Изрыв твою красу, как ниву плуг нещадный,
И юности твоей убор, такой нарядный,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.