Валерия V. Миллер — писатель-расследователь, работающий на стыке истории, политики и документальной журналистики. Её книги исследуют не просто события, а то, как власть управляет правдой и переписывает прошлое. Миллер выстраивает хронологию, выявляет несостыковки, анализирует события. Книга основана на источниках: показаниях свидетелей, стенограммах, отчётах, переписки и материалах расследований, которые со временем стали противоречить сами себе.
«Любая власть боится не скандала, она боится ясности. Меня интересует не версия, а механизм: кто что скрыл, кто что сказал, кто подписал, кто молчал. История убийства Джона Ф. Кеннеди — это не один выстрел. Это множество звеньев одной цепи соединённых ложью, страхом и властью. Каждый протокол, каждая заметка в газете, каждая утраченная деталь — часть одного сценария, который десятилетиями выдавали за хаос. Но в архивах всегда остаются следы, которые можно прочитать. Я восстанавливаю последовательность событий, из которой убрали правду. Когда я писала книгу „Убить Мэрилин“ я увидела, что за личной трагедией всегда стоит система. В этой книге (Чисто американское убийство: Джон Ф. Кеннеди) я поняла другое: иногда система уничтожает не ради мести, а ради сохранения формы. И каждый кто нарушает её замкнутый круг, становится угрозой существованию самой конструкции. Система защищает себя не законом а страхом. В тот момент когда президент США осмелился думать как человек, а не как механизм власти — система вынесла ему смертный приговор. Убийство Кеннеди — это не ошибка, а ритуал.» — Валерия V. Миллер.
Глава 1: «22 ноября 1963 года. Даллас. Техас.»
«Когда убивают лидера на глазах у миллионов, это не преступление — это демонстрация власти.»
22 ноября 1963 года. Даллас. Техас. Толпы людей с плакатами, улыбками и ожиданием. Америка встречает своего президента — Джона Фицджеральда Кеннеди.
12:30. — Кортеж сворачивает на Dealey Plaza. Лимузин с открытым верхом катится по Элм-стрит. На заднем сиденье — Джон и Жаклин. Она — в розовом костюме Chanel, он — в тёмном костюме, улыбающийся и приветствующий толпу. И вдруг — хлопок.
«Я подумала, что лопнуло колесо…» — вспоминала позже Мэри Мурман, сделавшая знаменитую фотографию за секунду до выстрела.
Президент дёргается и хватается за горло. Затем ещё один выстрел. Его тело наклоняется вперёд. Жаклин в ужасе.
«Я увидела, как его глаза стали стеклянными. Его лицо превратилось в маску боли», — вспоминала позже Жаклин.
«Я повернулась к Джеку и сказала: „Господин президент, вы не можете сказать, что Даллас вас не любит.“ Через секунду раздался выстрел. Он поднял руки к горлу, и я поняла — его убивают». — Нелли Коннэлли, жена губернатора Техаса (сидела в той же машине).
«Мы услышали звук, как будто кто-то хлопнул петардой. А потом — крик. Я выглянул и увидел, как президент повалился на бок. Это было похоже на ад». — Билли Лавлейди, сотрудник Texas School Book Depository.
И затем третий выстрел. Самый страшный. Пуля разрывает голову президента.
«Я видел, как кусок его головы отлетел в воздух. Это было похоже на взрыв арбуза», — говорил мотоциклист из эскорта Бобби Харгрэйвс.
Кровь, мозг, осколки кости — всё это падает на багажник лимузина. Жаклин, в шоке, она ползёт по багажнику движущегося лимузина.
«Она ползла по багажнику, пыталась собрать его мозг своими руками. Я закричал: „Мэм, вернитесь!“, но она словно не слышала. Она всё ползла по машине, и я прыгнул на багажник, прикрыл её своим телом. Но было уже слишком поздно — мы не могли изменить то что уже случилось», — вспоминал агент Секретной службы Клинт Хилл.
«Я видел её. Розовый костюм превратился в алую массу. Руки дрожали, глаза — стеклянные, бледность лица — ужасная. Это был кошмар, живой кошмар, который невозможно забыть». — Журналист А. Запрудер. (снимал кадры на плёнку)
«Толпа кричала, машины сигналили, а она ползла на багажник. Президент уже был мёртв, а она — как тень, будто пыталась вернуть его к жизни. В своей жизни я никогда не видел ничего более страшного». — Билли Лавлейди, стоявший в здании Texas School Book Depository.
«Свет, шум, кровь. Она на багажнике, руки в крови, тело мужа рядом. Ни одна женщина в обычной жизни не могла бы двигаться так. Только шок, только отчаяние, только абсолютная невозможность повернуть время назад». — писала журналистка Мэри Макгратори.
«Лимузин мчался, словно пронзая сам ад. Это было не просто горе. Это было зрелище абсолютного ужаса. Живой кошмар на глазах у всей страны», — писал Уильям Манчестер в The Death of a President.
«Толпа была в полном ужасе. Люди валились, кто на колени, кто просто падал на землю. Крики сливались в один оглушающий гул — казалось, весь город охватила истерика» — вспоминал журналист Билли Лавлейди.
«Некоторые женщины плакали, мужчины кричали, дети стали визжать. Люди метались из стороны в сторону, не понимая, что делать. Ни одна логика здесь не работала» — писала позже Мэри Макгратори, журналистка, стоявшая на аэродроме.
«Толпа была как живое море паники. Некоторые стояли, парализованные ужасом. Другие делали бессмысленные движения руками, закрывали лицо, падали или пытались убежать. Это был кошмар наяву. Всё смешалось в хаос, который невозможно описать одним словом» — вспоминал журналист Абрахам Запрудер, (снимал кадры на киноплёнку).
«Это был зрелищный ужас. Каждый делал что-то без смысла, каждый был в панике. Никто не мог думать, никто не мог дышать спокойно. Это был настоящий апокалипсис на улице» — добавляла Мэри Макгратори.
12:34 PM — Лимузин сворачивает с главной улицы на дорогу к Parkland Memorial Hospital. Толпа, потерявшая контроль, рвётся следом, кто-то бросается бежать за машиной, пытаясь дотянуться до тела, падая и спотыкаясь на асфальте. Журналисты и очевидцы описывали это как живой кошмар на глазах всей страны.
«Я видел мужчину, который бросился за лимузином, споткнулся и почти упал под колёса. Это было безумие», — вспоминал агент Клинт Хилл.
12:36 PM — Лимузин подъехал к входу приемного отделения. Врачи уже ждут, но атмосфера невыносимая: шум сирен, запах крови и паника. Каждая секунда растягивается в вечность. Тело Джона Кеннеди выносят из лимузина на операционный стол. Медики немедленно начинают реанимацию.
«Он был уже мёртв, но мы делали всё, что могли. Это была лишь формальность, мы все это понимали», — вспоминал доктор Джеймс Хьюи.
«Мы сразу поняли: это конец. Его мозг был разорван. Но мы всё равно пытались. Мы устанавливали дыхательную трубку, мы делали массаж сердца. Мы боролись, хотя знали — он уже мёртв», — говорил доктор Кемп Кларк.
«В его горле было отверстие от пули. Мы пытались ввести трубку, но кровь залила всё. Его сердце билось ещё несколько секунд. Потом оно остановилось», — вспоминал доктор Малколм Перри, хирург Parkland Hospital.
«Миссис Кеннеди сидела молча в углу, её лицо было бледным. Она держала в руках кусок ткани — и я поняла, что в ней часть головы её мужа. Это было невыносимо», — медсестра Дорис Нельсон.
«Видеть её там, в этом залитом кровью костюме, было невозможно. Это был кошмар», — писал журналист Абрахам Запрудер.
12:40 PM — Врачи констатируют смерть президента. В больнице — хаос.
13:00. PM — Официальное время смерти.
Жаклин отказалась переодеться, позже она скажет: «Я не могла переодеться. Хотела, чтобы люди видели, что произошло. Это был факт, который нельзя было скрывать»
«Она не переодевалась. Кровь была на руках и на костюме. Она не пыталась спрятать этот ужас», — писала журналистка Мэри Макгратори.
«Я видел её в том костюме весь день. Внешне она была спокойна, она не плакала но глаза были пустыми. Это выглядело как свидетельство того, что случилось», — вспоминал фотокорреспондент Абрахам Запрудер.
Тело президента быстро помещают в гроб и готовят к транспортировке. Самолёт Air Force One, стоявший на базе в Далласе, готов к вылету в Вашингтон, конечный пункт — военная база Эндрюс, штат Мэриленд, чтобы доставить тело Кеннеди в Вашингтон. В салоне — ограниченный круг людей: Жаклин Кеннеди, Линдон Джонсон, ближайшие помощники и офицеры Секретной службы. Журналисты и сторонние лица доступа не имеют. Линдон Джонсон приносит присягу президента США на борту Air Force One, всего через два часа. В нескольких метрах от него лежит мёртвый президент, который ещё недавно был лидером нации. Каждое слово присяги — юридическая необходимость.
«Невозможно было смотреть спокойно. Новый президент приносит присягу, а тело Кеннеди лежит в гробу рядом. Это был момент абсолютного сюриализма и ужаса», — вспоминал офицер Секретной службы, находившийся в салоне.
«Абсолютно бесчеловечно. Все присутствующие чувствовали это: смерть и власть на минимальном расстоянии друг от друга», — вспоминал фотокорреспондент, фиксировавший обстановку до взлёта.
«Это выглядело как драма античных времён. В соседней комнате, за тонкой перегородкой, лежал мёртвый президент. И в этот момент его преемник, с рукой на Библии, произносил слова клятвы. В воздухе стоял запах крови и формальдегида — смерть и власть соединились в одну точку» — Мэри Макгратори, обозревательница Washington Star.
«Для тех, кто был на борту, казалось, что самолёт превратился в храм и морг одновременно. Там, в узком проходе, Библия и окровавленное тело были разделены всего несколькими метрами» — Уильям Мэнчестер, автор книги The Death of a President
Линдон Джонсон в автобиографии The Vantage Point (1971):
«Я принёс присягу на том же борту, где лежал мёртвый Джон Кеннеди. Ничто не может быть более странным и ужасным. С одной стороны — смерть, с другой — власть. И это было моё первое ощущение, что Америка стала другой страной за один день. Если бы я не принял присягу мгновенно, если бы хаос получил шанс, мы могли потерять всё. Я помню каждый взгляд, каждую секунду… этот день оставил шрам на моей душе».
Роберт МакНил, репортёр NBC: «Все понимали необходимость присяги. Но для нас, журналистов, эта спешка была пугающей.»
«Даже смерть президента не остановила машину власти. Она продолжала работать — мгновенно, холодно, без паузы», — писал позже журналист Уильям Манчестер.
В день, когда пули разорвали воздух над Далласом, Линдон Бэйнс Джонсон был всего лишь вице-президентом, человеком, чья политическая карьера катилась прямо в пропасть. Для него это был не торжественный момент, а спасение: компромат Эстеса и Бэйкера, который мог отправить его за решётку, вдруг обнуляется и он оказывается на троне. К осени 1963 года всё рушилось. Скандал с его человеком Бобби Бэйкером грозил разоблачением коррупционной сети. История с техасским фермером Билли Соллом Эстесом тянула Джонсона к суду.
Билли Солл Эстес. Родом из Техаса, талантливый, но крайне авантюрный предприниматель. В начале 1960-х он развернул мошенническую схему с правительственными кредитами и удобрениями. Фактически он создавал фиктивные сделки и прокручивал миллионы долларов, обогащаясь за счёт государства. Его дела были тесно связаны с покровителями из Вашингтона — и одним из них был Линдон Джонсона. Эстес получал кредиты под покупку огромных партий удобрений и оборудования. Часть этих сделок была фиктивной, а оборудование «гуляло» по документам, принося миллионы прибыли. Взамен Эстес щедро делился деньгами с политическими патронами. Его называли «кошельком Джонсона». Но в 1962 году мошенничество вскрывается и начинается федеральное расследование. Всплывают фамилии чиновников и политиков, которые получали «откаты» от схемы Эстеса. Среди них упоминается и Джонсон.
«Если расследование дойдёт до конца, оно может похоронить карьеру вице-президента» — пишут газеты.
Позже сам Эстес утверждал, что Джонсон не просто знал о его махинациях, но и был их бенефициаром. В 1984 году, уже после отсидки, он дал сенсационное интервью, где прямо сказал:
«Линдон знал обо всём. Он получал свою долю. Он был в самой середине».
Более того, Эстес утверждал, что по приказу Джонсона были устранены все свидетели, которые могли дать показания против него. В 1963 году дело Эстеса грозило вырваться наружу и напрямую связать Джонсона с коррупцией и убийствами свидетелей. Роберт Кеннеди, будучи генеральным прокурором, был готов довести расследование до конца. Если бы Кеннеди остался жив, Джонсон почти наверняка был бы политически уничтожен — и, скорее всего предстал бы перед судом.
Эвелин Линкольн, секретарь президента, записала слова Джона: «На следующих выборах со мной будет другой вице-президент. Линдона больше тут не будет».
Эти слова прозвучали за три дня до выстрелов. Три дня до его конца — или его триумфа. Кеннеди собирались убрать его из списка кандидатов на переизбрание.
Еще в 1960 году Кеннеди не хотел Джонсона рядом но, Джонсон вошёл в команду, как хищник в дом. В его руках файлы с компроматом на семью Кеннеди: от мафиозных связей старика Джо до сексуальных похождений Джона и Роберта. Партия настояла, доноры нажали, а Джонсон стоял в стороне и молча ждал, пока дверь откроется. Так он оказался рядом с президентом, которого, по словам Роберта, он «ненавидел и презирал». Существует свидетельство любовницы Линдона Джонсона, Мадлен Браун, которая утверждала, что в вечер накануне убийства президента Кеннеди, во время закрытой встречи в Далласе, Джонсон сказал ей следующее:
«Послезавтра эти сукины дети, братья Кеннеди, уже не смогут издеваться надо мной. Этот ублюдок-мафиози Джон Кеннеди уже никогда не сможет меня оскорбить».
Когда дым рассеялся, именно Джонсон взял под контроль расследование. Он настоял на создании Комиссии Уоррена и сам расставил фигуры. Итог был предрешён: «одинокий стрелок», «никакого заговора».
«У Джонсона был мотив. Была возможность. И он обладал властью, чтобы замести следы. В логике расследования — он первый подозреваемый» — написал Филип Нельсон.
«Если бы Кеннеди выиграли второй срок, Джонсон оказался бы либо в тюрьме, либо в забвении». — Журналист «Life»
«Каждый, кто хоть немного знал атмосферу 1963 года, понимал: у Джонсона был мотив. Но в Америке было невозможно поднять этот вопрос вслух». — Писала позже журналистка Доротея Фурстнер.
«Он знал, что его политическая жизнь на волоске. Внезапная смерть президента была для него спасением». — Анонимно помощник Джонсона.
У Джонсона был мощнейший мотив — сохранить карьеру и обрести власть. Но именно потому, что он мгновенно стал президентом, его официально не могли подозревать: любое обвинение разрушало бы систему. В американской истории слишком часто повторяется правило: «Чем выше твой пост — тем меньше вероятность, что тебя назовут подозреваемым».
В этот же день, всего через полтора часа полиция задерживает Ли Харви Освальда — странного, замкнутого юношу, который стал официальным подозреваемым в убийстве.
По данным Комиссии Уоррена, спустя три минуты после выстрелов Освальд вышел из здания Texas School Book Depository. Он был спокоен, не бежал, что позже сбивало свидетелей с толку. Один из работников здания, охранник, видел, как он спокойно проходил мимо. Дальше следы ведут к автобусу, который он вскоре покинул — движение было слишком медленным. Он пересел в такси, сказал водителю отвезти его в Оук-Клиф — район, где снимал комнату. Комиссия отмечает:
1:04 он выходит из машины, немного задерживается в своей комнате, всего на пару минут. Домохозяйка слышит, как он что-то торопливо надевает и вскоре молча уходит.
1:15 патрульный Дж. Д. Типпит останавливает его на улице 10th и Patton.
«Я видела, как молодой человек наклонился к машине полицейского. Потом прозвучали выстрелы. Он стрелял снова и снова, пока тот не упал» — позже заявляет свидетельница Хелен Маркхэм.
Таксист Уильям Скоггинс слышит, как бегущий мужчина бросил: «Poor damn cop» — «Бедный чёртов коп».
Пули и гильзы на месте, как утверждает следствие совпадают с револьвером, который позже легко находят при аресте. Смерть Типпита становится спусковым крючком охоты на Освальда: убийство полицейского в разгар хаоса — слишком громкое событие, чтобы его не заметили. Через несколько минут мужчина заходит в обувной магазин Hardy’s Shoe Store.
Управляющий Джонни Брюэр сразу отмечает его странность: «Он выглядел встревоженным, прятался в дверях, оглядывался, словно от кого-то убегал».
Управляющий Брюэр следит за ним до кинотеатра Texas Theatre. Мужчина не покупает билет и входит без билета, чем сразу привлекает внимание кассиршы. Кассирша Джули Постал не разбираясь звонит в полицию: «У нас тут подозрительный. Зашёл, не заплатив». Этот звонок и становится решающим.
1:50 полицейские оцепили театр. Брюэр указывает на Освальда, сидевшего в зале. Когда к нему подходит офицер Макдональд, происходит то, что потом зафиксируют в протоколе:
«Он сказал: Well, it’s all over now — „Ну вот, теперь всё кончено“».
В тот же миг Освальд бьёт офицера кулаком и пытается достать пистолет. Оружие вдруг выстреливает но, осечка, которая и спасает полицейского. Коллеги скручивают этого мужчину. Журналисты, прибывают на место, фиксируют каждую деталь. Фотограф Джим МакКаммон делает редкий снимок — молодого мужчину с синяком на лице, выводят из театра.
7:10, ему предъявляют обвинение в убийстве офицера Типпита. А в ночь на 23 ноября, в 1:00 — в убийстве президента.
«Полиция утверждает, что они поймали не просто убийцу полицейского. В руках у них человек, которого подозревают в самом громком преступлении века». — Пишет газета Dallas Times Herald.
Но через два дня он уже лежал на полу подстреленный Джеком Руби. На глазах у телекамер и у всей страны. Слишком красиво, слишком вовремя, слишком чисто. «Режиссер» нажал «стоп» ровно в тот момент, когда правда могла вырваться наружу.
Глава 2: «Звонок девушки из клуба»
«Иногда история начинается не от выстрела, а от телефонного звонка.»
— из записей Джима Гаррисона, архив Нового Орлеана
Карен Карлин (Karen «Little Lyn» Carlin) 22-летняя танцовщица из клуба Carousel Club в Далласе, была одной из десятков девушек, работавших на Джека Руби — эмоционального, вспыльчивого владельца кабаре, тесно связанного с полицией, журналистами и теневой стороной города. Руби держал клуб в духе дешёвого американского декаданса: красные лампы, пыльные занавесы, девчонки в перьях, виски, сигаретный дым и офицеры полиции за соседними столами. Там пересекались все — от ночных репортёров до людей, которых лучше не спрашивать, откуда у них деньги. Карен была одной из самых молодых. Она жила бедно, иногда буквально просила у Руби взаймы на еду и оплату квартиры. Он помогал, но не из жалости — для него все девушки были частью его маленькой империи, где он чувствовал себя «шефом».
Утро 24 ноября 1963 года. Это было воскресенье, всего два дня после убийства Джона Кеннеди. Америка кипела. Карен рано проснулась. Денег не было вообще. Она вспомнила, что Руби обещал занять ей 25 долларов до следующей недели. Она сняла трубку и набрала его номер.
«Я позвонила Джеку около десяти. Сказала, что у нас нет еды. Он сказал: „Хорошо, я отправлю перевод“. И всё».
— из показаний Карен Карлин, Комиссия Уоррена, том XV.
Всё, что произошло дальше, кажется невероятным совпадением — или идеальным сценарием.
10:19 — Карен звонит Руби.
11:17 — Руби входит в офис Western Union на углу Main Street, заполняет квитанцию и отправляет перевод Карен. Служащая, Мэри Лу Вильсон, позже показала чек с подписью «Jack L. Ruby».
11:21 — Руби выходит из офиса, поворачивает за угол… и входит в подвал полицейского управления Далласа, где как раз в это мгновение журналисты выстраиваются вдоль стены — ждут перевод Освальда. Через четыре минуты после перевода денег, в прямом эфире, Руби выхватывает револьвер и стреляет Освальду в живот.
Выстрел — 11:21:40.
Перевод Western Union — 11:17.
Разница — 4 минуты.
Даже в рамках официального расследования Комиссии Уоррена, многие юристы и следователи не могли объяснить, как человек случайно оказался в подвале полиции именно в ту минуту, когда переводили Освальда. Джим Гаррисон, прокурор Нового Орлеана, позже скажет:
«Если бы Карен не позвонила, Руби бы не поехал в Western Union. Если бы он не поехал — не оказался бы в том коридоре. А значит, Освальд бы жил и, возможно, заговорил.»
После ареста Руби, Карен Карлин вызвали для допроса. Она настаивала:
«Я просто хотела двадцать пять долларов. У меня не было еды. Я не знала, что он собирается сделать.»
Следователи заметили, что она позвонила ровно в момент, когда Руби уже был одет и находился рядом с клубом. Он не сказал ей, что поедет лично — но всё же поехал, вместо того чтобы поручить перевод администратору. Никто не видел, как он проходил мимо охраны в полицейский подвал — хотя вход туда обычно был закрыт. Гаррисон и ряд независимых журналистов (в частности, Penn Jones и Harold Weisberg) предположили, что звонок Карен был «триггером» — элементом заранее составленного плана. Её могли попросить позвонить в определённое время, чтобы втянуть Руби в движение по нужному маршруту — через Western Union к полицейскому участку. Не требовалось прямого приказа: достаточно было нажать одну кнопку в цепи.
Её показания для комиссии были короткими и противоречивыми. Позже сообщалось, что она изменила имя и уехала из Техаса. Некоторые исследователи писали, что она жила под защитой полиции; другие — что её запугали. Никаких официальных интервью после 1964 года она больше не давала. Но если предположить, что Руби не действовал спонтанно, то телефонный звонок Карен становится механизмом активации. Руби, возможно, получил негласный сигнал: «Пора». Он знал, где будет Освальд. Он знал, как пройти в подвал. К тому же ни один нормальный человек не берёт с собой заряженный револьвер, чтобы отправить 25 долларов голодной танцовщице. Но 24 ноября 1963 года, утром Джек Руби вышел из своего дома, взяв с собой револьвер Colt Cobra калибра 38. Его официальное объяснение, данное следствию, звучало абсурдно просто:
«Я всегда носил оружие с собой. Это была привычка.»
Но Гаррисон и независимые следователи отметили, что:
Руби ехал не в клуб, не на работу, а в отделение Western Union, где оружие ему никак не могло понадобиться. В то утро он выглядел собранным, но нервным — свидетели видели, что он несколько раз заходил в свой клуб, слушал радио, проверял газету, а потом вышел. Револьвер был полностью заряжен, с патронами «Special», а не обычными тренировочными, которыми Руби пользовался для самообороны. Это наводило на мысль, что он заранее знал, что может понадобиться оружие. Прокурор Джим Гаррисон, в ходе своего расследования в конце 1960-х, писал в записках:
«Версия, будто он случайно оказался там с оружием, звучит как сказка для детей. Он пришёл в полицейское здание, где дежурили десятки вооружённых офицеров, и чудом прошёл без проверки. Это не совпадение. Это сценарий.»
Гаррисон выдвинул гипотезу: Руби получил приказ или намёк устранить Освальда, чтобы тот не начал говорить. По одной версии, Освальд собирался раскрыть, что был внедрён в группу антикастровцев, связанных с ЦРУ, и что его использовали как прикрытие. Если бы он начал говорить — «вся операция рухнула бы». Поэтому, по мнению Гаррисона, Руби был посредником, а звонок Карен Карлин — триггером, чтобы тот оказался в нужное время и в нужном месте, с оружием при себе. Гаррисон предполагал, что звонок Карен не был спонтанным, а инсценирован. Кто-то попросил её позвонить в это конкретное утро, возможно, через третьих лиц. Руби понял этот звонок как условный сигнал — что «время пришло». Чтобы всё выглядело бытовым, он действительно поехал отправить ей деньги — чтобы было официальное прикрытие. Он знал, что Освальда будут переводить именно в этот момент. Эта информация не была секретной для журналистов и полицейских — график перевода знали «свои». Руби был из «своих»: он кормил полицейских бесплатными обедами, заходил в участок без пропуска. В ту минуту он мог спуститься в подвал без вопросов — все считали его «своим парнем». На момент ареста у него в кармане не было кобуры — оружие было вынуто заранее. Он не взял с собой собаку Шебу, — (любимую спутницу Джека Руби, которую он обычно не оставлял дома), хотя собирался якобы ненадолго. Все, кто знал Руби, говорили, что он сходил с ума по своей собаке. Он возил её с собой в ресторан, в клуб, даже на репетиции танцовщиц. Соседи рассказывали, что Руби разговаривал с ней как с человеком, кормил только лучшим мясом и, если нужно было куда-то ехать, обязательно брал с собой. Журналист Хью Эйнсворт, один из немногих, кто видел Руби в обычной жизни, писал:
«Он был параноиком и жёстким человеком, но трогательно мягким с собакой. Казалось что Шеба — это всё, что у него было.»
Но 24 ноября 1963 года всё изменилось. В то утро, когда он якобы просто поехал перевести 25 долларов Карен Карлин, Руби оставил Шебу дома, запертую без корма и воды. Это — резкое несоответствие его обычному поведению. Соседка, Мэри Лу Уильямс, позже показала, что он всегда брал собаку, даже если выходил «на 10 минут». А в тот день — не взял. Он также оставил включённое радио, открытую газету и ключи на столе — как человек, который не рассчитывал вернуться. Если верить официальному рассказу, Руби спонтанно поехал перевести деньги танцовщице, случайно оказался в участке, случайно встретил Освальда, и в порыве «патриотизма» выстрелил. Но тогда почему он оставил собаку, хотя обычно брал её даже когда выходил за сигаретами, почему взял заряженное оружие без кобуры и поехал именно в то время, когда «свои» знали, что Освальда переводят? Руби знал что не вернётся. В показаниях его друзей и коллег (в материалах Комиссии Уоррена, том XX) есть прямая цитата:
«Он говорил, что Шеба — его семья. Он не оставил бы её ни на час. Разве что… если бы думал, что это конец.»
А через несколько месяцев после ареста, когда Руби уже сидел в тюрьме, он просил привезти собаку к нему, он очень хотел её увидеть но когда ему отказали, он долго плакал — так рассказывал его тюремный капеллан, отец Элиот.
Джим Гаррисон видел в этом символическую, но очень важную деталь:
«Оставленная собака — это не бытовая мелочь. Это психологический маркер. Человек, который уходит, зная, что не вернётся.»
Он оставил деньги и ключи на столе, что выглядело как человек, идущий не на обычное поручение, а на нечто окончательное. Когда его задержали после выстрела, он не сопротивлялся и произнёс:
«Я избавил миссис Кеннеди от суда.»
Но Гаррисон видел в этих словах отвлекающую фразу, предназначенную для камеры. Он писал:
«Он сыграл роль патриотического мстителя, чтобы никто не спросил, кто его туда послал.»
Гаррисон и его команда находили связи Руби с антиисламской и антикастровской сетью на юге США. С людьми из мафии, особенно из Чикаго и Нового Орлеана, с офицерами полиции Далласа, которые «прикрывали» его клуб. Один из агентов ФБР, упомянутых в материалах Гаррисона, говорил неофициально:
«Руби был мальчиком на побегушках. Его использовали много лет. Когда пришло время, ему просто сказали — „пора“.»
Карен, по версии Гаррисона, могла быть невольным участником, «кнопкой». Её звонок был триггером в цепочке, чтобы создать алиби и запустить Руби в движение. Если бы её вызвали в суд присяжных с правом перекрёстного допроса, её слова могли пролить свет на то, кто стоял за этим звонком. Но ей не позволили выступить публично. Она дала короткие показания Комиссии Уоррена (без журналистов), после чего исчезла из поля зрения. В некоторых отчётах упоминалось, что она боялась за жизнь и просила не упоминать её имени в СМИ.
В своей книге On the Trail of the Assassins Гаррисон писал:
«Руби не убил из патриотизма. Он убил, потому что Освальд собирался говорить. А звонок от девушки из клуба стал последней строкой в сценарии.»
Он видел в этом сцену управляемого хаоса: один звонок — одна поездка — четыре минуты — один выстрел. И конец истории.
После выстрела Руби начал терять контроль. В тюрьме он постоянно говорил, что «мне всё это подстроили», а перед смертью от рака (1967) заявил журналистам:
«Правда никогда не выйдет наружу. Они меня убьют, как убили его.»
Телефон Карен стал идеальной приманкой. Он дал повод, прикрытие, и временную привязку. Для внешнего наблюдателя — это просто случайный звонок от бедной девушки. Для тех, кто писал сценарий, — сигнал активации. Смерть Освальда оборвала единственную нить, ведущую к истине об убийстве Кеннеди. А всё началось с звонка молодой женщины из дешёвого стрип-клуба.
«Иногда история начинается не от выстрела, а от телефонного звонка.»
— из записей Джима Гаррисона, архив Нового Орлеана
Когда Джим Гаррисон начал разбирать последние часы жизни Ли Харви Освальда, он выяснил что Карен Карлин, настоящее имя Карен Беннетт, была не просто танцовщицей, а одной из тех женщин, которые в клубе Руби использовались не только для шоу, но и для «наблюдения» и передачи информации. В досье Гаррисона фигурирует версия, что ЦРУ использовало заведения вроде клуба «Карусель» как прикрытие — там можно было завербовать проституток и танцовщиц для наблюдения за клиентами, в том числе полицейскими, военными, эмигрантами из Кубы. В отчётах фигурировали имена девушек, связанных с кубинским подпольем, а Руби часто появлялся на вечеринках в компаниях людей, имевших прямое отношение к операциям ЦРУ в Новом Орлеане и Майами. Карлин знала слишком много — кто из кубинцев заходил в клуб, кто платил наличными, какие разговоры велись о «патриотических миссиях против Кастро». Гаррисон реконструировал события по минутам.
10:00 утра — Карлин звонит Руби, просит денег.
10:15–10:20 — Руби выходит из дома, с оружием, оставив собаку.
11:15 — он уже в полицейском подвале.
11:21 — Освальд застрелен.
По мнению Гаррисона, звонок Карлин был не просьбой о деньгах, а кодированным сигналом. Возможно, кто-то из связных Руби использовал Карлин как инструмент, чтобы вызвать его в нужное место в нужное время.
«Если вы хотите заставить кого-то действовать, вы используете привычные связи. Никто не пойдёт убивать по приказу незнакомца. Но если сигнал исходит от человека, которому вы привыкли помогать, вы не задаёте вопросов». — Гаррисон.
Сначала она говорила, что звонила около 9:00, потом — что около 10:30. Иногда утверждала, что «не помнит, кто предложил ей позвонить». В материалах расследования Гаррисон отмечал, что Руби часто ездил в Новый Орлеан, где в то же время действовали агенты и контрразведчики, работавшие на ЦРУ по кубинскому направлению. Там же Освальд вёл свои странные «акции» в поддержку Кастро, хотя многие считали его двойным агентом. По версии Гаррисона, Руби и Освальд могли быть звеньями одной операции, а Карлин — лишь «случайным» каналом передачи сигнала. Гаррисон позже писал:
«Руби был не сутенёром, а связным. Его клуб был каналом коммуникации, в котором женщины играли роль курьеров».
После убийства Освальда несколько танцовщиц из клуба «Карусель» исчезли. Беверли Оливер, известная как «Леди в белом», утверждала, что видела Руби и Освальда вместе за несколько недель до убийства Кеннеди. Позже она исчезла и вновь появилась только в 70-х, когда рассказала об этом на телевидении. Кэти Браун, кассирша клуба, погибла в автомобильной аварии через месяц после ареста Руби. Нэнси Гэмбл, одна из близких подруг Карен Карлин, переехала в Хьюстон и больше никогда не давала интервью. Для Гаррисона всё это выглядело как зачистка свидетелей — аккуратная, последовательная и без следов.
В архивах ЦРУ, рассекреченных в 90-х, действительно упоминалось использование стриптиз-клубов и проституток для сбора информации о настроениях в полиции и среди кубинских эмигрантов. Подобные операции велись под кодовыми именами вроде «Проект „Полночь“» и «Операция „Тик-Так“», где женщины выполняли роль «собеседниц» для пьяных офицеров и агентов. Гаррисон предполагал, что клуб «Карусель» был частью именно такой структуры. Девушки вроде Карен Карлин могли передавать информацию через Руби, который поддерживал связи и с полицией, и с кубинскими эмигрантами, и с людьми из ФБР.
«Руби был человеком, который знал всех, кто что-то знал. Это идеальная фигура для тех, кто хочет управлять потоком слухов»,
— говорил Гаррисон.
После убийства Кеннеди Руби не уехал, хотя мог. Он оставался в клубе, нервничал, звонил кому-то, пил кофе, и всё время спрашивал: «Где Карен?». Некоторые свидетельницы, включая барменшу Джорджию Смит, утверждали, что Руби также получил странный телефонный звонок ночью, перед убийством Освальда, после которого резко успокоился. Гаррисон отмечал, что этот звонок не был зарегистрирован в полицейских протоколах. Он подозревал, что речь шла о передаче последнего сигнала — не к действию, а к ликвидации. Когда Гаррисон запросил список всех работниц клуба «Карусель», оказалось, что часть документов исчезла. Те, что остались, выглядели фальшиво — имена не совпадали с налоговыми отчётами. Например, Карен Карлин фигурировала под псевдонимом «Little Lynn», но в списке зарплат за ноябрь 1963 года её имя было зачёркнуто. Это было сделано уже после ареста Руби. Для Гаррисона это было ключевым моментом: кто-то редактировал документы клуба задним числом, чтобы удалить имена женщин, имевших отношение к событиям 22–24 ноября.
Когда Карен позже допрашивали представители комиссии Уоррена, она выглядела подавленной и повторяла одну и ту же фразу:
«Я просто звонила ему, потому что у меня не было денег».
Но Гаррисон понимал — в таких делах нет «просто».
После ареста Руби клуб «Карусель» закрыли. Девушек допросили, но большинство их показаний не попало в окончательный отчёт комиссии. Некоторые материалы были засекречены на десятилетия. Когда Гаррисон просил их рассекретить, ему отказали. Тогда он произнёс фразу, ставшую символом его расследования:
«В Далласе убили не только президента. Там убили правду».
Но за два дня до того, как выстрелы прозвучали в Далласе, одна женщина утверждала, что слышала разговор о предстоящем убийстве президента. Для Джима Гаррисона и многих исследователей дела Кеннеди она стала символом того, что правда была рядом, но её намеренно игнорировали.
Роуз Шерами (настоящее имя — Мелба Кристин Янгблад) родилась в 1929 году. Её жизнь была сложной и драматичной: зависимость от наркотиков, работа в проституции, постоянные проблемы с законом. Она жила на грани общества и криминала. Несмотря на это, именно её голос стал одной из первых тревожных нот в деле об убийстве Кеннеди. Шерами заявляла, что за два дня до убийства президента Джона Кеннеди её подвезли двое мужчин. Во время поездки она слышала их разговор, в котором обсуждался план убийства президента. Они называли детали, дату, и даже место, где всё должно произойти. По словам Шерами, она пыталась предупредить полицию и общественность, но её слова были проигнорированы. Она утверждала, что после того, как случайно услышала опасную информацию, один из мужчин пригрозил ей и буквально выбросил её на обочину дороги. Гаррисон в своих материалах писал, что история Роуз Шерами была проигнорирована не случайно. По его версии, это было частью системы: убрать свидетеля, который мог пролить свет на заговор. Её репутация проститутки и наркоманки стала удобным предлогом для дискредитации её свидетельства. Полиция не восприняла её серьёзно, и дело затерялось в бюрократической системе. Не смотря на то что её слова не вошли в официальные отчёты Комиссии Уоррена, Джим Гаррисон включил её показания в своё расследование, считая их одним из важнейших звеньев в цепи заговора.
Гаррисон писал:
«Роуз Шерами услышала то, что мы не должны были услышать. Её выбросили не только из машины, но и из истории».
Глава 3: «Вторая смерть в прямом эфире»
«Я был частью спектакля, о котором я не знал… Мне сказали, что я должен убрать его, и я это сделал».
Утро 24 ноября 1963 года вошло в историю телевидения как день, когда Америка увидела второе убийство за 48 часов. В подвале городского управления полиции Далласа, переполненном репортёрами, камерами и охраной, Ли Харви Освальда ведут к машине, чтобы перевезти в окружную тюрьму. В этот момент из толпы вырывается коренастый мужчина с револьвером «Кольт Кобра». Это Джек Руби, владелец ночного клуба, связанный с полусветом Далласа. Он стреляет в Освальда с очень близкого расстояния, практически в упор. Камеры фиксируют, как Освальд, согнувшись падает и кричит: «О, нет…» Через два часа Ли Харви Освальд мёртв.
Как Руби объяснил свой поступок? Просто и бессмысленно:
«Я не выдержал, когда услышал, что Жаклин Кеннеди придётся приезжать на суд над Освальдом, и хотел избавить её от таких сильных страданий. Я действовал «на эмоциях».
Эту версию с радостью поддержит суд и следствие. Но многие вещи так и останутся неясными. Доступ в подвал. Как человек «с улицы» смог беспрепятственно проникнуть в охраняемое здание, с оружием, подойти к Освальду на такое близкое расстояние в момент, когда вся Америка следила за процессом?
Руби был знаком с людьми, которые могли иметь прямой интерес в устранении Освальда, если тот действительно был частью большего заговора. В тюрьме Руби неоднократно даёт понять, что «не всё так просто». В одном из разговоров с адвокатами он говорит:
«Люди наверху знали, что я сделаю это. Я был только их пешкой».
Журналисты осознают что смерть Ли Харви Освальда лишила Америку единственного подозреваемого, единственного человека, который мог хоть что-то сказать. Для многих это выглядит как «второе убийство» — но уже не президента, а правды.
Газеты писали:
«Народ никогда не узнает, что знал и мог сказать Освальд».
Телезрители видят как подозреваемого убивают на их глазах, и это больше похоже не на правосудие, а на чистку свидетелей. Джек Руби приговорён к смертной казни, вскоре он оказывается в тюрьме округа Даллас. Там он начинает вести себя странно: жаловался на преследование, говорит, что «всё это часть большого заговора» и что его просто использовали. В беседах с адвокатами Руби повторяет:
«Я был частью спектакля, о котором я не знал… Мне сказали, что я должен убрать его, и я это сделал».
В интервью журналу Esquire он скажет загадочную фразу:
«Мир никогда не узнает правды о том, что произошло с нашим президентом. А мои уста будут закрыты навсегда».
Вскоре они действительно будут закрыты навсегда но пока, пока Руби продолжает намекать что за убийством стоят «люди наверху» — спецслужбы, чиновники, возможно мафия. Он продолжает повторять журналистам и посетителям:
«Если бы я рассказал всё, никто бы мне не поверил. И меня бы уже давно не было. Они сказали, что я должен убрать Освальда. Но я не знал всей игры, я просто не знал…»
Странное поведение и эмоциональные всплески, частые вспышки гнева и слёз, необъяснимые эпизоды паники. Он требует встречи с журналистами, но потом вдруг отказывается говорить с ними. Он начинает придумывать версии событий, он смешивает правду и фантазию, иногда уверяет, что «кто-то наблюдает за ним через стены».
Адвокаты писали в отчётах:
«Руби явно подвержен психологическому давлению. Он будто знает что-то опасное но боится, что его слова станут смертельными для него.»
Руби несколько раз умоляет перевести его из Далласа в Вашингтон, заявляя, что только там он сможет рассказать «всю правду» Конгрессу и чувствовать себя в безопасности.
Из стенограммы комиссии Уоррена, 7 июня 1964 года:
«Я хотел бы, чтобы вы увезли меня в Вашингтон, потому что там я смогу всё рассказать. Здесь я не могу. Всё, что я говорю здесь, не имеет смысла. Моя жизнь в опасности. Если вы увезёте меня, я скажу правду».
«Вы здесь ничего не понимаете. Я нахожусь в Далласе, и они могут сделать со мной всё, что угодно. Если вы меня не заберёте, вы никогда не узнаете всей правды».
«Народ никогда не узнает настоящей правды о том, что произошло с нашим президентом. Моя жизнь уже не имеет значения. Но если вы увезёте меня, вы спасёте страну».
Руби утверждает что в Далласе он под угрозой: «здесь всё схвачено» и его либо убьют, либо не дадут говорить, он твердит что только в Вашингтоне у него появится возможность раскрыть заговор. Он намекает, что за убийством Кеннеди стоят другие люди и что Освальд, и его собственный выстрел — это часть большой комбинации. Но комиссия Уоррена и власти не воспринимают его заявления всерьёз. Его заявления расценивают как паранойю или манипуляцию. К тому же перевод в Вашингтон выглядел бы признанием, что его слова о «заговоре» имеют вес.
Озвучена формальная причина:
«Вы уже находитесь под стражей в Техасе, суд приговорил Вас там, и для перевода нет правовой основы.»
В итоге Руби так и остаётся в Далласе. В 1966 году у Руби внезапно обнаруживают агрессивный рак лёгких, который быстро даёт метастазы в мозг. Врачи отмечают, что болезнь развилась «аномально стремительно». Наряду с болезнью Руби стал часто жаловаться на головные боли и потерю памяти, хотя до тюрьмы таких симптомов у него не наблюдалось. Журналисты и адвокаты замечают, что он иногда кажется «не в себе». Многие корреспонденты считают, что поведение Руби объясняется страхом. Некоторые журналисты утверждают, что Руби получает письма, визиты, намёки — которые заставляют его вести себя осторожно или театрально. Сторонние наблюдатели называют его «символом всей игры за кулисами». Но уже 3 января 1967 года он умирает в тюремной больнице, так и не раскрыв информации.
Его смерть не была единственной. К Руби в тюрьму приходили репортёры, они интересовались, записывали, задавали вопросы. Одной из них была Дороти Килгаллен — известная нью-йоркская журналистка, светская обозревательница и телеведущая. Она имела связи в политических и артистических кругах, умела добывать информацию, до которой другие не дотягивались. В 1964 году Килгаллен взяла эксклюзивное интервью у Руби в тюрьме. После выхода от него она сказала друзьям:
«Теперь я знаю, кто убил президента и почему».
Она работала над книгой о деле Кеннеди и говорила, что у неё есть документы, способные «легко разрушить официальную версию».
Вечером 7 ноября 1965 года после того как Килгаллен участвовала в записи своего успешного телешоу «Какая у меня реплика?», она посетила ресторан и после возвращения домой она была бодрая и весёлая но на следующее утро её находят мёртвой. Она сидела в кресле, аккуратный макияж, очки которые она никогда не носила а рядом лежала открытая книга которую она не читала. Официальная версия — «передозировка алкоголя и барбитуратов». Но близкие утверждали: у неё не было склонности к самоубийству. К тому же позже обнаружится что заметки по делу Кеннеди исчезли бесследно. Её смерть была официально признана случайной передозировкой алкоголя и барбитуратов. Килгаллен активно расследовала убийство Кеннеди и утверждала, что знает, кто стоит за этим преступлением. Некоторые источники утверждают, что после интервью которое она взяла у Руби она находилась под постоянным наблюдением ФБР. Исследователь Марк Шоу в своей книге утверждает, что Килгаллен была убита, и её смерть была инсценирована как передозировка. Он полагает, что её расследования могли привести к её смерти, и что она могла быть отравлена кем-то, кто был заинтересован в прекращении её работы. Несмотря на многочисленные просьбы, власти Нью-Йорка отказались пересматривать дело Килгаллен, рассматривая её смерть как случайную передозировку. Однако её смерть продолжает вызывать вопросы и обсуждения среди исследователей и общественности.
Глава 4: «Проект MK-Ultra, Чарльз Мэнсон и „Спящий агент“»
«ЦРУ ломало людей, как слесарь ломает замок — без жалости, без сострадания, ради чистой власти.» — Журналист Сеймур Херш, о тайных экспериментах MKUltra.
В середине XX века ЦРУ запустило одну из самых мрачных программ в истории разведки — MKUltra. Она не имела аналогов по своей бесчеловечности: десятки, сотни людей становились подопытными, не зная, что над ними проводятся эксперименты, и в большинстве случаев они не давали своего согласия. Цель программы была проста и страшна — найти способы полного контроля над сознанием человека. Документы, рассекреченные в 1970-х годах, показали, что MKUltra включала широкий спектр методов. Программа включала применение психотропных веществ (ЛСД, мескалин, псилоцибин), гипноз, сенсорную депривацию, психологические манипуляции и другие эксперименты на грани науки и пытки. Цель — создание «спящих агентов». МКUltra практиковалась на заключённых, психически больных людях, солдатах, бездомных, студентах и обычных граждан. ЛСД и другие психоделики вводили в напитки или еду даже сотрудникам ЦРУ. Эксперименты проводились в университетах, клиниках и тюрьмах. Людям не сообщали, что они участвуют в исследовании. Документы ЦРУ (частично рассекреченные в 1977 году после расследования Сената США) подтверждают, что сотни людей стали жертвами этих методов. Целью ЦРУ было тестирование методов контроля сознания для возможного использования в шпионаже, допросах и психологической войне. Но практика показала, что проект вышел за пределы морали и права, превратив обычных людей в объекты исследований, часто с трагическим исходом. ЦРУ организовало бордели в Сан-Франциско и Нью-Йорке, где через проституток испытуемые получали ЛСД в напитках или еде. Их поведение записывалось на скрытые камеры. Многие испытывали сильнейшие психотические реакции. В 1950–60-х годах на нескольких военных базах США проводились тесты ЛСД и других психотропных веществ. Солдаты часто не знали, что участвуют в эксперименте. После тестов фиксировались случаи серьёзных психических нарушений. Многие солдаты покончили с собой. Подробности этих случаев остаются засекреченными, но они упоминаются в документах ЦРУ и в материалах сенатских слушаний по MKUltra. Существуют свидетельства, что в рамках секретных экспериментов исчезали люди: сотрудники, участвовавшие в тестах, гражданские лица, приглашённые под видом обычных медицинских исследований, заключённые, пациенты психиатрический больниц и бездомные. Официально их судьба не установлена. По версии исследователей, многие из них могли быть ликвидированы, чтобы сохранить тайну программы.
Среди множества жертв этой программы особое место занимает имя Фрэнка Олсона. Его смерть стала символом того, как далеко спецслужбы были готовы зайти в своих экспериментах. Фрэнк Олсон был учёным-микробиологом, работающим на ЦРУ в рамках секретных исследований. Его специализация включала биологическое оружие и изучение влияния психотропных веществ на человека. Олсон обладал высоким уровнем допуска и был вовлечён в проекты, которые даже большинство сотрудников ЦРУ не знали. Его работа включала изучение методов контроля поведения, что и привело его к программе MKUltra. В ноябре 1953 года Олсон был приглашён на «корпоративную встречу» ЦРУ в одном из загородных комплексов. На этой встрече ему, как и другим участникам, был тайно введён ЛСД. Документы свидетельствуют: цель — наблюдать за реакцией участников в естественных условиях. Для Олсона этот опыт оказался шоком. Он почувствовал резкое изменение восприятия, потерю контроля, нарастающую тревогу. После этого его психическое состояние начало стремительно ухудшаться. Он испытывал глубокую депрессию, паранойю и ощущение, что за ним следят. Через несколько дней после инцидента Олсон оказался в Нью-Йорке. Он был размещён в гостинице Statler Hotel. Утром 28 ноября 1953 года Олсон выпал из окна 13-го этажа и погиб. Официальная версия — самоубийство. Но позже появились доказательства, которые заставили усомниться: друзья и коллеги утверждали, что Олсон никогда не проявлял склонности к самоубийству, его семья заявляла, что он был в подавленном, но не отчаянном состоянии. В 1975 году Комиссия ЦРУ признала, что Олсон участвовал в опытах по MKUltra, и что введение ЛСД могло повлиять негативно на его психику. Документы показывают, что ЦРУ намеренно изменило детали его смерти и проводило внутреннее расследование. Многие считают, что Олсон мог быть убит, чтобы предотвратить раскрытие секретов программы MKUltra. Случай Олсона стал одним из самых знаковых в истории MKUltra. Он иллюстрирует страшную логику программы: человек — не субъект, а объект. Эксперимент важнее жизни а сознание — поле для манипуляций. Олсон стал жертвой не только эксперимента, но и безразличия системы, которая считала его расходным материалом.
До проекта MKUltra уже существовал проект Bluebird. Bluebird — это кодовое название программы ЦРУ, запущенной в начале 1950-х годов (официально 1950 год), с целью изучения методов воздействия на психику человека. Цель была та же — создание технологий, позволяющих контролировать поведение человека, получать признания и сведения от субъектов без их ведома. Превращать человека в «спящего агента» или управляемого исполнителя. Проект так же был засекречен, и о нём стало известно только в 1970-х годах, после утечек и расследований. Bluebird включал в себя широкий спектр практик, многие из которых впоследствии стали основой MKUltra. Целью было создание «идеального агента» — человека, который мог бы выполнять приказы без сознательного осознания и против собственной воли. В середине 1950-х проект Bluebird был преобразован в Artichoke — программу с более широким спектром исследований и жестким бюджетом. Artichoke стала более агрессивной и включала изучение влияние психотропных веществ на военных. Проводились эксперименты с допросами, «промывания мозгов» и создания «зомби». Bluebird/Artichoke показывают, что эксперименты по контролю сознания у ЦРУ существовали задолго до MKUltra.
MKUltra официально существовал до начала 1970-х, многие детали до сих пор засекречены. Проект охватывал сотни экспериментов, финансировавшихся через прикрытые организации и университеты, что делало расследование почти невозможным. Для ЦРУ это была часть холодной войны — поиск технологий, которые позволили бы контролировать поведение противников и обеспечивать стратегическое преимущество. В контексте убийства Кеннеди MKUltra порождает очень опасные вопросы: могли ли спецслужбы создать «агента-убийцу»? Мог ли Джек Руби быть «запрограммирован» на выполнение определённого действия? И мог ли звонок Карен Карлин служить триггером, активирующим скрытую установку?
Когда мы говорим об убийстве Ли Харви Освальда, Джек Руби всегда стоит особняком. Его поступок — убийство самого убийцы президента в прямом эфире — до сих пор остаётся загадкой. Он был человеком с криминальным прошлым, но его действия казались слишком спонтанными, слишком искусственно спровоцированными, чтобы быть просто импульсом.
Джек Руби — владелец ночного клуба в Далласе, человек, погружённый в мир подпольных развлечений, знакомый с криминальным миром и с полицией. Он умел обращаться с оружием, был решительным, но его поступок в полицейском участке выглядел как шаг «без подготовки». Официально мотивом называлась месть за президента, но многие исследователи считают — мотив мог быть искусственно вложен. Программа MKUltra, как мы уже знаем, включала методы гипноза и психотропного воздействия. Одной из её задач было создание «спящих агентов» — людей, которые действовали бы по заранее заложенной установке, активируемой определённым сигналом. Руби мог быть таким агентом. Это объяснило бы его необычную решимость и отсутствие логичной подготовки к убийству Освальда. Сторонники теорий заговора предполагают, что звонок от Карен мог быть триггером для Руби — стимулом, активирующим заложенную установку. В условиях MKUltra это возможно. В документах программы есть описания случаев, когда определённое слово, фраза или сигнал приводили к выполнению действий человеком, который в обычном состоянии на это бы не решился. Руби был арестован и признан виновным в убийстве Освальда. Но остаются вопросы: почему его действия выглядели так резко и нелогично? Если верить теории MKUltra — ответ прост: он не контролировал своё поведение. Он был «зомби» с заложенной установкой, а звонок Карен Карлин мог быть тем самым ключом, который её активировал.
«Руби — это вопрос, на который нет ответа. Но вопрос этот сам по себе опасен», — писал Гаррисон.
Он убил Ли Харви Освальда в прямом эфире, но мотивация его поступка до сих пор остаётся загадкой. Многие исследователи называют его поведение странным, непоследовательным и противоречивым. И в этом контексте версия о том, что Руби мог быть объектом психологического эксперимента, приобретает пугающий смысл. После убийства Освальда, Руби действительно вел себя так, как будто находился в состоянии эмоционального и психического шока. Свидетели отмечали: внезапную вспышку агрессии, сменяющуюся плаксивостью. Паранойю и чувство тревоги, глубокую депрессию. Руби просил о встрече со своей собакой в камере, и когда ему отказали — он расплакался. Казалось, для него это было важнее всего на свете. Это странно для человека, который совершил осознанное убийство в прямом эфире, зная что назад дороги не будет. Руби шёл на рискованное, спонтанное действие, которое моментально лишило его всего. Такое поведение совпадает с описаниями людей, прошедших психотропную обработку. Если Руби действительно был объектом такого эксперимента, его поступок мог быть результатом внешней установки — как если бы его сознание было «переключено» на выполнение задания. После ареста Руби менялся. Он перестал быть уверенным, жёстким человеком, каким он был раньше. Его поведение стало тревожным и неуверенным. Его бессвязные заявления, слёзы, паранойя, агрессия в отношениях с окружающими. Это похоже на состояние человека, который вдруг осознал, что потерял контроль над своей жизнью. Но если учитывать возможности MKUltra — это не обязательно осознание. Это может быть «дезактивация» установки. Триггер, который привёл его к убийству, сработал, и после этого он оказался в состоянии глубокого психологического кризиса.
Есть косвенные признаки того, что Руби мог быть под влиянием психотропных препаратов: странная внезапность действий, эмоциональная нестабильность, отсутствие чёткой подготовки и мотивации. В рамках MKUltra такие эффекты описаны многократно. Жертва получает задание, выполняет его, а потом испытывает глубокий кризис, потерю смысла, депрессию. Это полностью совпадает с тем, что наблюдали у Руби.
Руби не был обычным человеком, который сам решился на убийство Освальда. Его поведение указывает на то что за его действиями мог стоять более глубокий и мрачный сценарий. Возможно Руби был лишь пешкой в эксперименте MKUltra — человеком, чьё сознание было изменено извне, лишённым возможности осознать, что он делает. Если это правда, то убийство Кеннеди — не просто политический заговор, а результат применения технологий контроля сознания. И Джек Руби в этой истории — не убийца, а жертва. Если предположить, что Джек Руби был жертвой психологического эксперимента, то возникает один ключевой вопрос: что именно могло активировать его скрытую установку? Среди возможных кандидатов — звонок Карен Карлин, который стал знаковым эпизодом в истории убийства Ли Харви Освальда. Проект MKUltra имел реальное применение. Это значит, что к моменту убийства Кеннеди технологии, описанные в этих проектах, уже были разработаны и могли быть использованы в операциях. Джек Руби мог оказаться под влиянием подобных технологий, что объясняет его странное поведение и необъяснимый мотив убийства Освальда. Если допустить, что Руби действительно был объектом программы контроля сознания, то звонок Карен мог стать триггером и активировать скрытую установку. Вызвать эмоциональное состояние, необходимое для выполнения задания и «запустить» его к убийству Освальда. Это объясняло бы, почему действия Руби были столь внезапными и кажущимися спонтанными. Если звонок Карен Карлин действительно был триггером, то убийство Освальда перестаёт быть просто делом личной мести или случайного импульса. Оно превращается в тщательно спланированную операцию с участием ЦРУ.
Роджер Смит (Roger Smith) — сотрудник Департамента условно-досрочного надзора Калифорнии, выпускник психологии UCLA. В 1965–1970 годах он курировал ряд программ по «реабилитации» заключённых, получавших финансирование через Национальный институт психического здоровья (NIMH) и частные фонды, связанные с ЦРУ. Согласно внутренним протоколам UCLA, Смит был назначен куратором исследовательского проекта, формально названного «Behavioral Adaptation Studies». Фактически эти проекты включали наблюдение за людьми, находящимися на свободе после тюремного заключения, и анализ их поведения в новых социальных условиях. В документах есть упоминания о том, что Смит получал указания от группы, в которую входили представители UCLA, Министерства обороны США и, вероятно, ЦРУ. Эти указания касались выбора «испытуемых» для наблюдения, методологии сбора данных, форм отчетности, которые никогда не публиковались. В 1967 году Роджер Смит становится куратором Чарльза Мэнсона после его условно-досрочного освобождения из тюрьмы Термэйл. Мэнсон был известен как преступник с длинным досье. До 1967 года он находился в тюрьмах Калифорнии за разные преступления: кражи, мошенничество, незаконное проникновение. По стандартной практике система надзора в Калифорнии обычно требовала строгого контроля и документирования поведения освобожденных заключённых. Но с Мэнсоном произошло нечто необычное: несмотря на нарушения условий освобождения и многочисленные правонарушения, его регулярно отпускают, что указывает на некий покровительственный контроль. По данным архивов Департамента условно-досрочного надзора, решения о продлении свободы принимались с участием Роджера Смита, который делал письменные рекомендации, и эти рекомендации всегда удовлетворялись.
В своей книге «ХАОС: Чарльз Мэнсон, ЦРУ и тайная история шестидесятых» (2019) Том О'Нил выдвигает и документально подкрепляет серьёзную гипотезу о связи Мэнсона, его «Семьи» и программы MKUltra — через конкретных врачей, учреждения и документы. Том О’Нил не утверждает прямо, что Мэнсон был официальным участником программы MKUltra, но он показывает цепочку фактов и персонажей, указывающих, что он находился под наблюдением психиатров и наркологов, связанных с проектом. Женщины из его «Семьи» участвуют в экспериментах с психоактивными веществами, в частности ЛСД, иногда под контролем врачей. Том приводит множество фактов, что в клинике «Haight-Ashbury Free Medical Clinic» (бесплатная клиника на Хейт-Эшбери (San Francisco), основанная доктором Дэвидом Смитом) проводились исследования влияния ЛСД и других психоделиков на «уязвимые группы» — хиппи, бездомных, девушек, зависимых от Мэнсона. Врачи этой клиники имели связи с учёными, ранее работавшими в рамках MKUltra или в смежных субпроектах по изучению контроля сознания. Мэнсон часто приводил туда своих девушек, где им «помогали» врачи — и после этого их поведение становилось всё более нестабильным. О’Нил приводит свидетельства очевидцев (в том числе бывших участниц «Семьи»), что Мэнсон регулировал дозы, заставляя девушек принимать больше, чем он сам, использовал техники вербовки, внушения и деперсонализации, схожие с психиатрическими экспериментами. Моделировал среду, где участники теряли чувство времени, реальности и воли — классическая структура экспериментов MKUltra. О’Нил цитирует реальные отчёты ФБР, ЦРУ и тюремных ведомств, где видно, что Мэнсон был под наблюдением психиатров, связанных с исследовательскими институтами, фигурирующими в документах MKUltra, его освобождения из тюрьмы часто происходили по указанию «высших инстанций», несмотря на многочисленные нарушения.
Том О’Нил в книге Chaos отмечает:
«Мэнсон стал исключением из правил. Он не просто выходил на свободу — он выходил на свободу под контролем людей, которые явно интересовались им не как преступником, а как объектом наблюдения.»
«Я нашёл служебные записки, из которых следовало, что кто-то его защищал — или изучал.»
Свидетельства, собранные журналистами в конце 1970-х, показывают, что Роджер Смит видел в Мэнсоне особый интерес: возможность наблюдать процесс формирования «групповой динамики» и подчинения лидеру. Документы, рассекреченные в 1977 году, показывают, что клиника была одновременно центром наблюдения, где фиксировали реакции подопечных на психоактивные вещества. Внутренние записи клиники содержат упоминания: «наблюдение за изменением поведения в условиях изменённого сознания, сбор данных о социальной интеграции». Роджер Смит организовал систематические визиты Мэнсона и его девушек — Сьюзан Аткинс, Патрисии Кренвинкель, Лесли Ван Хаутен, Мэри Браннер — в клинику. Врачебные записи фиксировали: физиологические данные (пульс, давление, эмоциональное состояние), сведения о применении психотропных веществ, описания поведения в социальной группе. По показаниям свидетелей, эти визиты не были случайными. Они были частью методического наблюдения и документирования того, как психотропные препараты и изоляция создают состояние подчинения лидеру.
Из книги Тома О’Нила «CHAOS: Charles Manson, the CIA, and the Secret History of the Sixties» (2019)
«Dr. David Smith founded the Haight-Ashbury Free Medical Clinic in 1967. It was one of the first places in San Francisco where addicts and street kids could get treatment without being arrested. But what was less known is that Smith and his colleagues were conducting behavioral studies funded by the NIMH and linked to earlier MK-Ultra projects on LSD.»
(«Доктор Дэвид Смит основал бесплатную клинику Хейт-Эшбери в 1967 году. Это было одно из первых мест в Сан-Франциско, где наркоманы и уличные подростки могли получить лечение, не опасаясь ареста. Но менее известно, что Смит и его коллеги проводили поведенческие исследования, финансируемые Национальным институтом психического здоровья (NIMH) и связанные с ранними проектами MKUltra, посвящёнными ЛСД.»)
Он далее уточняет, что финансирование NIMH было прикрытием ЦРУ, использовавшим институт как канал для оплаты экспериментов над гражданскими лицами.
«Manson brought his girls to the clinic frequently. They thought they were getting help; in reality, they were being watched, dosed, and recorded. Manson, according to several witnesses, rarely took LSD himself. He’d pretend to swallow, then observe his followers tripping.»
(«Мэнсон часто приводил своих девушек в эту клинику. Они думали, что получают помощь; на деле за ними наблюдали, дозировали препараты и вели записи. По словам нескольких свидетелей, сам Мэнсон редко принимал ЛСД. Он делал вид, что проглатывает таблетку, а затем наблюдал за своими последователями, когда те „отправлялись в путешествие“.»)
Том также приводит свидетельства Сэнди Гуд и Дайаны Лейк — они говорили, что Мэнсон «loved to control the trip» («любил управлять трипом»).
«He’d control every variable: the lighting, the music, the dosage, and the language. Then he’d guide their experiences, programming them, breaking them down. It was textbook MK-Ultra conditioning.»
(«Он контролировал каждую деталь: свет, музыку, дозу и даже слова. Затем направлял их переживания, программируя их, ломая личность. Это была классическая схема программирования в стиле MKUltra.»)
Том О’Нил подробно описывает профессора Дж. Уэстона («Jolly» West) — психиатра, реально участвовавшего в MKUltra и встречавшегося с Мэнсоном вскоре после убийств. Что примечательно, после убийства Ли Харви Освальда, Руби уже будучи в тюрьме требовал чтобы его лечил и наблюдал именно Луис Джоллион Уэст.
«Louis Jolyon West — «Jolly’ to his friends — was a psychiatrist with deep ties to MK-Ultra. He’d once killed an elephant with LSD in a CIA-funded experiment. In 1969, just after the Tate-LaBianca murders, he shows up in Haight-Ashbury, offering to evaluate Manson.»
(«Луис Джоллион Уэст — „Джолли“ для друзей — психиатр с глубокими связями с MKUltra. Когда-то он убил слона с помощью ЛСД в эксперименте, финансируемом ЦРУ. В 1969 году, сразу после убийств Тейт-ЛаБьянка, он появляется в Хейт-Эшбери и предлагает оценить психическое состояние Мэнсона.»)
Уэст ранее участвовал в Subproject 43 MKUltra (документально подтверждено ЦРУ). Он также работал в UCLA Neuropsychiatric Institute, где проводились исследования «social control through drugs».
Луис Джоллион Уэст (Louis Jolyon West, 1924–1999) — фигура одновременно выдающаяся и крайне спорная. Он был психиатром, профессором Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (UCLA), консультантом ВВС США, ЦРУ и ФБР. Но его имя часто связывают не с наукой, а с самыми тёмными экспериментами холодной войны — программой MKUltra, контролем сознания и насильственными психиатрическими практиками. Родился он в Чикаго в 1924 году, сын эмигрантов из России. Получил медицинское образование в Университете Миннесоты. Служил в ВВС, где занимался «психиатрией военных травм». После войны участвовал в ряде проектов, финансируемых ЦРУ и Министерством обороны США. Был деканом медицинского факультета UCLA и директором Центра по изучению насилия. На первый взгляд — типичный академический путь. Но его настоящая деятельность вызывала всё больше вопросов. Уэст фигурирует в документах как один из исследователей в рамках программы MKUltra — проекта ЦРУ по изучению контроля сознания через наркотики, гипноз, изоляцию и электрошок. Он курировал эксперименты с ЛСД, проводил допросы с применением психоактивных веществ, участвовал в так называемых behavior modification studies («исследованиях изменения поведения»). В некоторых рассекреченных материалах ЦРУ упоминается «Jolly West» как консультант, проводивший эксперименты на людях и животных. Его лаборатория в Лексингтоне (Кентукки) проводила опыты над заключёнными-наркоманами, часто без их полного информированного согласия. Один из самых мрачных эпизодов — эксперимент 1962 года, когда Уэст ввёл слону по имени Туско дозу ЛСД в 297 миллиграммов — примерно в 3000 раз больше человеческой дозы. Животное начало биться в конвульсиях и умерло через несколько часов. Официально эксперимент был «попыткой изучить психоз у животных». На деле — это выглядело как варварская демонстрация воздействия психоделиков. В 1970-х Уэст предложил создать в Лос-Анджелесе центр для изучения и предотвращения насилия, который фактически представлял собой лабораторию для контроля над поведением. Он хотел использовать мозговые импланты, медикаменты и психиатрические методы, чтобы «исправлять агрессивных людей». Общественность назвала это «проектом Орвелла», а сенаторы обвинили его в намерении превратить университет в инструмент слежки и подавления. Консультировал по делу Патти Херст, «перепрограммированной» террористкой SLA. Во всех случаях его участие сопровождалось обвинениями в психиатрических манипуляциях, а не лечении.
Том цитирует документы из Bureau of Prisons и Federal Probation Office, подтверждающие, что Мэнсон имел «unusual leniency» («необычную мягкость обращения») — что совпадает с образом «подопытного».
«If you overlay Manson’s world with the map of MK-Ultra activities, you’ll see the same names, the same labs, the same psychiatrists. It’s not a conspiracy theory — it’s a convergence.»
(«Если наложить мир Мэнсона на карту деятельности MK-Ultra, вы увидите те же имена, те же лаборатории, тех же психиатров. Это не теория заговора — это совпадение закономерностей.»)
Был ли Мэнсон завербован? Возможно. Мэнсон имел необычно мягкое обращение со стороны пробации и полиции. Его выпускали при явных нарушениях. Он был в тесном контакте с людьми и учреждениями, связанными с исследованиями ЦРУ (Смит, Уэст, NIMH). Он использовал техники психологического контроля, схожие с теми, что отрабатывались в проектах по контролю сознания. Летом 1967 года Чарльз Мэнсон всё больше концентрировал вокруг себя группу молодых женщин — его будущую «Семью». По данным расследования Тома О’Нила, Роджер Смит уже видел в этом «социальный феномен» — уникальную возможность для наблюдения. В отчётах по надзору упоминается, что одна из задач заключалась в «мониторинге формирования культа и изучении механизма внушения в замкнутой группе». Документы клиники Haight-Ashbury фиксируют:
«Пациенты проявляют признаки устойчивой зависимости от лидера, особенно после курсов применения психоделиков. Требуется дальнейшее наблюдение в условиях социальной изоляции.»
Осень 1968 года. Мэнсон и его «Семья» полностью уходят в изоляцию на Spahn Ranch. Ранчо становится закрытой территорией, где контроль со стороны внешнего мира минимален. Для наблюдателей это — идеальная «полевая лаборатория»: группа живёт в условиях полного подчинения лидеру, отрезана от внешней информации, а контакт с внешним миром проходит через посредников. Внутренние записи Haight-Ashbury фиксируют:
«Создана среда, где можно наблюдать механизм перехода от индивидуальной воли к коллективной зависимости. Требуется продолжение наблюдений.»
Массовое убийство 8—9 августа 1969. Следствие и прокуратура (под руководством Винсента Буглиози) на процессе заявляют: Мэнсон не был на месте убийств, но дал «духовное распоряжение» («Helter Skelter»). Убийства — это его собственная идея, чтобы спровоцировать расовую войну. Девушки и парни («Семья») были «зомбированы» им и убивали по его указанию.
По этой версии, никаких внешних заказчиков не было, всё — инициативы Мэнсона и его «Семьи». Но мотив «Helter Skelter» выглядит надуманным, да и сам Мэнсон долго не говорил о нём, это озвучили уже после. Некоторые полицейские материалы исчезли или были засекречены. Мэнсон и его окружение были под наблюдением ФБР, шерифа, наркоконтроля и даже психиатров, но никто не остановил их — будто «покровительственная тень» мешала это сделать. Убийства выглядели как наркотические или криминальные разборки, (один из убитых в доме Тейт имел отношение к наркотрафику, был посредником) а не как «ритуал ради Helter Skelter». Возможно Мэнсон был инструментом: его «Семья» — удобный инструмент для устранения кого-то, все действия «Семьи» потом можно списать на «сектанта-психопата». Факт того, что их не задержали сразу (несмотря на очевидные улики), и что следствие строилось странно, до сих пор используют как аргумент, что Мэнсон и «Семья» могли быть чьим-то инструментом. Документов об официальном заказе или доказательств связи с ЦРУ нет — только цепочка совпадений, «покровительство» и среда, где действовали структуры, связанные с MKUltra. После убийств, общество резко отвернулось от всей субкультуры и ассоциировавшегося с хиппи. Это совпало с интересами ФБР и ЦРУ, которые в то время проводили операции COINTELPRO (против радикалов, антивоенных движений и активистов).
Цитата О’Нила:
«When you pull the thread of Helter Skelter, it unravels into something much darker — not madness, but manipulation.»
(«Когда тянешь за нить «Helter Skelter’, она расплетается во что-то гораздо более тёмное — не безумие, а очевидную манипуляцию.»)
После ареста Руби требовал только одного: чтобы его лечил доктор Уэст. Это было странно: откуда ночной клубный воротила из Далласа знал университетского психиатра из Калифорнии? Но в марте 1964 года Уэст действительно прибыл в тюрьму Далласа. Его допустили к Руби наедине. Через час после сеанса Руби кричал, что «всё вокруг тает», что «воздух живой» и что он «чувствует людей из телевизора». Позже он заявлял, что «вокруг все евреи» и «мозги у него под контролем». По данным расследования комиссии Фрэнка Черча, Уэст применил к Руби «психотропную инъекцию, предположительно ЛСД или его производное», чтобы «оценить состояние и внушаемость». То есть, по сути, продолжил эксперименты MKUltra уже на ключевом свидетеле по делу убийства президента. На что Уэст заявил, что у Руби «острая паранойя», но другие врачи это не подтвердили. Позже исследователи утверждали, что Уэст воздействовал на Руби через медикаменты или гипноз, чтобы сделать его показания недействительными. После инцидента с Руби, доктор Уэст покинул военные структуры и возглавил кафедру психиатрии в UCLA. На вид — безупречная карьера. Но как мы уже знаем, через несколько лет тот же доктор Уэст появляется уже в Сан-Франциско — в психиатрическом центре Хейт-Ашбери, в самом эпицентре контркультурной революции. Там он ведёт лабораторию по исследованию ЛСД, куда странным образом часто попадают молодые люди, бывшие заключённые, уличные девушки — и среди них… девушки из «Семьи» Чарльза Мэнсона. Совпадение? Едва ли. Когда в 1977 году Конгресс США начал расследование программы MKUltra, имя Луиса Джоллиона Уэста появилось в 14 разных досье. Он отрицал всё, заявив:
«Я всегда действовал ради науки и человечества».
Но в архивах остались письма, где он благодарит ЦРУ за «поддержку исследований по изучению социальных последствий использования психоактивных веществ».
Мэнсон умер в тюрьме. Руби — в камере, жалуясь, что «мозги горят». Оба — разные ветви одной программы. Оба — продукты доктора Уэста. И когда сегодня говорят о Мэнсоне, о Джеке Руби, о ЛСД и ЦРУ — это кажется теорией заговора. Но стоит сопоставить даты, документы и имена — становится ясно: это не безумие, а системная работа. MKUltra не создавала монстров — она тестировала послушание. Доктор Уэст доказал, что человек может быть превращён в орудие. А Мэнсон и Руби — лишь два имени в длинном списке тех, кто стал доказательством этой гипотезы.
«Не бойтесь монстров, которых создаёт правительство. Бойтесь тех, кто называет это экспериментом», — (из интервью бывшего агента ЦРУ, 1978).
В частных записях, найденных после его смерти, Уэст писал уже откровеннее. Один из документов датирован 1968 годом и хранится в архиве UCLA под кодом LW-23b:
«Человек не свободен, если можно вызывать у него нужное чувство нажатием на кнопку или уколом. Но именно это делает его управляемым. Демократия невозможна без контроля».
Это не просто слова учёного — это кредо архитектора MKUltra. Он верил, что хаос 60-х годов, протесты, наркотики, культура хиппи — всё это может быть оружием. Его задачей было превратить социальное движение в управляемый эксперимент. Есть и другая деталь. После убийств Мэнсона Уэст консультировал полицию Лос-Анджелеса. Именно он советовал не называть Мэнсона «продуктом экспериментов», чтобы «избежать паники и недоверия к науке». В те же годы он стал постоянным гостем киностудий — его приглашали консультировать сценарии о гипнозе, убийствах и массовой истерии.
Однажды он сказал продюсеру MGM:
«Люди любят истории об одержимости, потому что не знают, насколько это реально».
Его приглашали на ток-шоу, где он рассуждал о «опасности культов». Ирония в том, что он сам помогал их создавать. В 1974 году Уэст направил в Министерство обороны документ под названием «Психиатрия как инструмент национальной безопасности». Там содержалось тревожное заключение:
«Массы нуждаются в эмоциональных стимуляторах, чтобы подчиняться. Телевидение, наркотики, страх и культ — эффективные инструменты. Мы стоим на пороге новой эры — психологического управления цивилизацией.»
Отчёт попал в руки комиссии Конгресса лишь через 20 лет, после его смерти. Ни один из пунктов так и не был опровергнут.
Мир запомнил Мэнсона как убийцу, Руби — как фанатика, Освальда — как стрелка. Но за каждым из них стоял человек, который считал человеческий разум просто лабораторией. Доктор Уэст не нажимал курок, не писал манифестов и не стоял у алтарей культов. Он создавал условия.
«Когда ты научился ломать волю одного человека — ты можешь управлять миллионами. Нужно только подобрать правильный триггер»,
— Луис Джоллион Уэст, неопубликованная лекция для ФБР, 1971 год.
И если верить архивам, эти триггеры давно найдены. Один и тот же психиатр связан с главными фигурантами двух крупнейших американских трагедий — убийства Кеннеди и убийств в доме Тейт. В обоих случаях на поверхности — безумие, но за ним — контроль и обработка сознания. Уэст был не просто врачом. Он был оператором системы, которая тестировала, насколько далеко можно зайти в управлении человеческим поведением. А Руби и девушки Мэнсона — лишь разные стадии одного и того же эксперимента.
Глава 5: «Пешка в чужой игре»
Ли Харви Освальд появился на свет 18 октября 1939 года в Новом Орлеане, в семье, где с самого начала царил хаос. Его отец умер за два месяца до рождения сына, мать — Маргарет — была жесткой и холодной женщиной, не способной дать ни любви, ни стабильности. Одинокая мать после смерти мужа слабо контактировала с детьми эмоционально. По воспоминаниям соседей, она редко проявляла ласку или внимание к Ли:
«Она никогда не обнимала своих детей, не хвалила их. Казалось, для неё они были скорее обязанностью, чем радостью»
— свидетель соседства, архивные интервью.
Дети воспитывались строго, с акцентом на дисциплину и послушание, что для Ли, чувствительного и замкнутого ребёнка это воспринималось как холодность. Маргарет постоянно меняла место жительства и работу, стремясь обеспечить семью, но при этом требовала от Ли и братьев самостоятельности с раннего возраста. Психологи, анализировавшие её воспитание, отмечали:
«Её стиль был авторитарным, дистанцированным. Она контролировала поведение сына, но эмоционально от него отстранялась»
— заключение доктора Хартогса, 1953 г.
Ли с юных лет ощущал себя «одиноким», а требования матери воспринимал как давление, что усиливало его замкнутость. Биографы и психологи считают, что именно холодность и строгость матери формировали у Ли чувство отчуждения, неспособность доверять людям и желание действовать независимо. Эта черта позже сыграет ключевую роль в его жизни. Подросток обратится к радикальным идеям и будет искать собственные пути решения конфликтов с миром.
«Маргарет была женщиной эмоционально отстранённой. Её дети росли в тени дисциплины и нехватки тепла»
— Р. Сикорски, «Oswald’s Tale».
В школьных записях Освальда: «замкнутый, склонен к фантазиям, проявляет агрессию при малейших конфликтах».
12 лет. Он направлен на психиатрическое обследование в Youth House в Нью-Йорке после жалоб соседей на угрозы ножом. Заключение звучало как предвестие будущей катастрофы:
«Эмоционально незрелый, склонен к изоляции и уходу в собственный мир. Возможно, латентная психопатия».
13 лет. Он направлен в Дом для трудных подростков в Нью-Йорке. Психолог доктор Хартогс составляет заключение, в котором отмечает:
«13-летний мальчик с хорошими умственными способностями, но с хроническими прогулами, что привело его в Дом для трудных подростков. Не выявлено неврологических нарушений или психозов. Диагноз: нарушение личности с шизоидными чертами и пассивно-агрессивными тенденциями». National Archives
Доктор Хартогс настоятельно рекомендует, чтобы Освальд прошел лечение в детской консультационной клинике, а его мать получила психотерапевтическую помощь. Он часто избегает контактов с одноклассниками и преподавателями.
«Он не хотел иметь друзей и не любил разговаривать с людьми». National Archives
Учителя описывают его как замкнутого, не склонного к общению. Освальд растёт в нестабильной семейной обстановке. Его мать, Маргарет, часто меняет место жительства и место работы, что обостряет нестабильность его жизни.
«Мать и сын имели схожий взгляд на мир; оба ощущали себя жертвами, изолированными и окруженными людьми и государственными учреждениями, которые не понимали их особое место в мире». History News Network
15 лет. Освальд начинает интересоваться социализмом. В своем дневнике он пишет:
«Я искал ключ к своему окружению, и тогда я обнаружил социалистическую литературу».
В морской пехоте его сослуживцы вспоминали странное увлечение марксизмом и холодную отстранённость. Один сослуживец позже говорил:
«Он всегда был один. Читал „Манифест“ Маркса и молчал. Когда стрелял на учениях, было чувство, что он стреляет не в мишень, а во что-то внутри себя».
19 лет. Освальд дезертирует в СССР. После увольнения из Корпуса морской пехоты США в сентябре 1959 года, Ли Харви Освальд решает покинуть страну. Он отправляется в Европу, а затем в Советский Союз, где намеревается остаться на постоянное место жительства. 16 октября 1959 года Освальд прибывает в Москву. Он сразу же подаёт заявление о предоставлении советского гражданства. В интервью с представителями советских властей он заявляет, что является коммунистом и желает жить в Советском Союзе. Но 21 октября 1959 года Освальду сообщают об отказе в предоставлении гражданства. В ответ он совершает попытку самоубийства, порезав себе запястье. Советские власти помещают его в больницу, где он проходит психиатрическое обследование. После лечения Освальд отправляется в Минск, где устраивается работать слесарем на завод «Горизонт», производящий телевизоры и радиотехнику. Ему предоставляют квартиру и ежемесячную денежную помощь.
В своём дневнике он пишет:
«Советская система лучше, чем Америка. Здесь люди ценят труд и равенство. Я хочу быть частью этого мира, а не мира, который меня отверг.»
«Освальд был устроен на работу, ему предоставили квартиру, несмотря на то, что он официально не был гражданином. Это стандартная практика для иностранцев, которые хотели интегрировать.»
— архив КГБ Минск 1960.
«Он был наблюдаем и, конечно, идеальный объект для тестирования лояльности. Но факта подписанное вербовки нет.»
— Джеймс Уилсон, биограф Освальда.
1961 год, март. 19 лет, Ли Харви Освальд знакомится с Мариной Прусаковой, студенткой фармацевтического факультета из Ленинграда, на танцах в Минске. Через шесть недель, 30 апреля 1961 года, они женятся. Их брак регистрируется в доме её дяди, который работал в советской контрразведке. Это интересный факт.
В интервью Радио Свобода, Инесса Яхель, знакомая семьи, вспоминала:
«Освальд говорил о Кеннеди всегда очень положительно»
RadioFreeEurope/RadioLiberty
Это свидетельствует о том, что в период их знакомства и раннего брака Освальд не высказывал негативных мнений о президенте США. В одном из писем родителям в 1961 году, Освальд пишет:
«Я живу здесь, но не чувствую себя дома. Люди приветливы, но жизнь контролируется со всех сторон. Иногда мне кажется, что я просто игрушка в руках системы».
— Ли Харви Освальд, письмо родителям, Минск, ноябрь 1961 г.
В письме к друзьям он описывает семью и работу:
«Марина хорошая девушка, она заботится обо мне, но мы живём под постоянным наблюдением. Работа на заводе скучна, но стабильна. Я думаю о будущем, о том, куда мне двигаться дальше».
— Ли Харви Освальд, Минск, декабрь 1961 г.
В июне 1962 года, после длительных бюрократических процедур, Освальд и Марина с дочерью покинули Советский Союз и прибыли в США, где их жизнь продолжалась под пристальным вниманием прессы и властей.
В январе 1963 года Освальд пишет другу:
«Возвращение в Америку — странное чувство. С одной стороны, свобода, с другой — ощущение, что все знают, кто я, и наблюдают за каждым шагом».
— Ли Харви Освальд, письмо другу, 1963 г.
Он также упоминает жизнь с Мариной:
«Марина и дочь — моя семья, но я чувствую себя чужим везде. Кажется, что моя жизнь была сценарной, как фильм, в котором я не знаю своей роли».
— Ли Харви Освальд, личные заметки, 1963 г.
В дневнике он пишет:
«Я одинок. Везде чужой. Никто не понимает, что я чувствую. Даже мои мысли кажутся чужими. Моя жизнь слишком мала, слишком незначительна. Я должен что-то сделать, чтобы быть услышанным.»
США. Когда Освальд вернулся в Америку с женой в 1962 году, вместо того чтобы попасть под жёсткий допрос, он получил достаточно мягкий приём. Его почти не преследовали ни ФБР, ни ЦРУ, хотя сам факт «возвращения перебежчика» должен был вызвать серьезное расследование. Более того, его оставили на свободе, хотя за меньшие вещи людей сажали. Это могло быть связано с тем что он мог одновременно находиться «под крылом» обеих систем — КГБ в СССР и спецслужб США после возвращения. Вопрос в том, кто его в итоге использовал как пешку, а кто — «сжёг», чтобы убрать следы. В СССР его окружает племянница сотрудника органов, в США — слишком мягкая реакция спецслужб. Совпадение? Сухие строки рассекреченных архивов иногда звучат громче любой теории. Вот как ЦРУ в 1960-х формулирует свою позицию. ЦРУ, служебный меморандум:
«Ли Харви Освальд не был связан с ЦРУ в качестве агента или в каком-либо ином качестве».
Формальное отрицание. Но само наличие отдельного 201-файла говорит об обратном — он был объектом пристального внимания.
ФБР, итоговое заключение после 25 000 интервью: «Освальд действовал один».
Фраза, которая больше похожа на приговор, чем на результат расследования.
Советский отчёт из Минска: «Освальд работает на заводе, женат на Марине Прусаковой».
Сухая регистрация, но именно этот брак связывает его с людьми, близкими к КГБ. Обе системы — советская и американская — держали Освальда в поле зрения. Но вопрос, был ли он пешкой или агентом? В этой игре Освальд мог быть одновременно объектом двух разведок. Но кто в итоге использовал его последним? И кто выключил свет, когда партия подошла к концу?
Сентябрь 1963 года. Освальд отправляется в Мексику, где посещает кубинское консульство. Он пытался получить визу для поездки на Кубу, но сталкивается с бюрократическими препятствиями.
«Освальд посетил кубинское консульство в Мехико 27 сентября 1963 года и снова 28 сентября» — из отчёта ЦРУ
В консульстве Освальд заявил, что намерен поехать на Кубу, а затем в Советский Союз. Однако кубинские дипломаты сообщают ему, что для этого ему необходимо получить разрешение от советских властей.
«Освальд заявил, что его конечная цель — Советский Союз, и что он хочет поехать через Кубу» — из отчёта ЦРУ
Несмотря на попытки, Освальд не может получить визу для поездки на Кубу. Это разочаровывает его, и он возвращается в США, не достигнув своей цели.
«Освальд не смог получить визу для поездки на Кубу и вернулся в США» — из отчёта ЦРУ
Некоторые исследователи предполагают, что Освальд мог поддерживать связи с кубинским режимом. Однако доказательства этой теории остаются спорными и недостаточными.
«Некоторые исследователи предполагают, что Освальд мог поддерживать связи с кубинским режимом»
— из статьи The Washington Post
«Мотивы Освальда для поездки на Кубу остаются неясными»
— из статьи The Washington Post
Сан-Франциско — «US Radar». Освальд кратковременно работает в фирме, связанной с электроникой и радиоприборостроением. Однако его пребывание там было недолгим: нестабильность и отсутствие карьерного роста заставляют его искать другие варианты.
«Он пришёл в Америку с мечтой, но оказался человеком без стабильной работы, без друзей, с идеями, которые мало кто понимал»
— исследователь Роберт Эдвардс.
Затем Даллас — Texas School Book Depository. В 1963 год. Освальд устраивается на склад учебников, где выполнял сортировку и упаковку. Коллеги отмечают его замкнутость и скрытность:
«Он был тихим, замкнутым, почти незаметным среди коллег. Никто не мог предположить, что этот скромный складской работник окажется в центре трагедии всей страны»
— историк Майкл О’Брайен.
«Освальд казался обычным работником, но он всегда держался обособленно, не поддерживал дружбы, почти не разговаривал»
— свидетель с Texas School Book Depository.
«Он выполнял работу ровно так, как требовалось, не проявляя инициативы. Но при этом создавал впечатление, что мыслит глубоко и скрытно»
— журналист Джон Марлоу, Washington Post.
Жизнь Ли Харви Освальда в США жёстко ограничена обстоятельствами, которые никак не соответствуют его внутренним потребностям и идеалам. Его низкооплачиваемые работы, социальная изоляция и постоянная нестабильность создают психологический разрыв между тем, кем он является внутри, и тем, кем ему приходится быть в реальности.
Сразу после убийства президента Кеннеди имя Ли Харви Освальда становится синонимом преступления. Газеты кричат о его «одиночном нападении», а полиция спешно утверждает, что стрелок найден. Но чем больше погружаешься в детали, тем отчетливее проявляется тревожная картина: Освальд был слишком слабым, слишком нервным и слишком неподготовленным, чтобы совершить столь точный и кровавый акт. Одно из первых сомнений возникло у очевидцев. Свидетели в районе Далласа утверждают, что видели «другого человека», который садился в машину с винтовкой. Мистер Хьюз, арендатор соседнего дома, делал записи для полиции:
«Я видел его ясно. Он поднял винтовку, аккуратно положил в машину. Освальд? Нет. Ни по фигуре, ни по походке. Слишком высокий, слишком уверенный… Освальд никогда бы так не двигался».
Другой свидетель, сосед Освальда, мистер Картер, вспоминал:
«Ли никогда не был аккуратным с оружием. Однажды он рассыпал патроны прямо на столе, дрожа от нервов. Он не мог бы подготовить винтовку для убийства президента. Я пытался ему помочь, он почти плакал от растерянности».
Коллеги и друзья описывают Освальда как человека, легко поддающегося влиянию и руководству:
«Он был как кукла на нитках. Всегда слушался указаний старших, никогда не проявлял инициативу… Если его использовали, он и не понял бы, что делает», — говорил один из коллег.
Даже сотрудники службы безопасности, которые впоследствии давали интервью журналистам, признавались в сомнениях:
«Мы знали, что Освальд — нервный и непрактичный. Он не мог бы самостоятельно организовать убийство. Кто-то использовал его как прикрытие, как козла отпущения».
Существует версия, что Освальд был частью группировки, но его роль заключалась не в стрельбе, а в создании удобного образа стрелка для общественности. Эта «идеальная жертва» оказалась одиноким, замкнутым и легковозбудимым — человеком, чьи ошибки и нервозность делали его легко управляемым. Один из дневников журналистов из Далласа содержит странную заметку:
«Неважно, кто стрелял. Освальд — идеальная жертва. Нервный, одинокий, легко направляемый. На него можно списать всё, и никто не станет задавать неудобные вопросы».
Невероятно, но даже друзья Освальда вспоминали случаи его полного провала с оружием. Один раз, когда он пытался вставить патроны в винтовку, они рассыпались, и он растерянно собирал их по полу, дрожа от страха и растерянности. Как такой человек мог выстрелить точно в движущуюся цель?
Вопрос о винтовке, из которой было убито сердце американской нации — Джон Кеннеди — остаётся одним из самых спорных в истории расследования. Mannlicher-Carcano M91/38 стал символом версии Комиссии Уоррена, но вместе с тем породил десятки критических анализов и теорий заговора. Ключевой вопрос: мог ли Освальд, человек со средними навыками стрельбы, в одиночку совершить три точных выстрела за 5,6 секунды с этой винтовки, при условиях шумного, хаотичного движения автоколонны в Далласе? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно углубиться в технические и исторические аспекты винтовки, а также оценить реальную подготовку Освальда.
Винтовка Carcano была разработана в Италии в конце XIX века. Модель M91/38 — короткая, облегчённая версия стандартной M91, использовавшая патрон калибра 6,5×52 мм. Она была принята на вооружение итальянской армии в 1891 году и использовалась вплоть до Второй мировой войны. Характерные особенности модели M91/38: длина: около 102 см, масса: 4,3 кг, магазин на 6 патронов, прицел — четырёхкратный оптический. Для стрелка без серьёзной подготовки эта винтовка не считалась оружием высокой точности — её точность значительно снижалась на расстояниях более 100 метров.
Освальд приобрёл винтовку через почтовый заказ под именем «Алек Хиделл». В комплект входил недорогой оптический прицел, производство которого не отличалось качеством. Низкая стабильность прицела приводило к тому что крепление смещалось после каждого выстрела, что требовало перенастройки. Для точной стрельбы, особенно из этой винтовки необходимы регулярные тренировки и хорошая устойчивость положения. На дистанции свыше 200 метров винтовка Carcano теряла значительную точность. В деле Кеннеди расстояние до цели составляло примерно 72 метра, что технически входит в предел возможностей винтовки. Но важным остаётся вопрос: смог ли Освальд правильно навести прицел, учитывая движение лимузина и собственную неопытность.
Mannlicher-Carcano — винтовка с поворотным затвором, требующая усилий и времени на перезарядку. Согласно официальной версии, Освальд сделал три выстрела за 5,6 секунды. Это означает, что он должен был произвести выстрел, перезарядить винтовку, точно прицелиться и сделать следующий выстрел — повторив процесс трижды.
Множество экспериментов, проведённых в рамках независимых расследований, показали, что для неподготовленного стрелка выполнить это невозможно без значительных тренировок. Даже опытные стрелки с хорошими навыками отмечали, что для трёх таких выстрелов требуется как минимум 8–10 секунд. Это добавляет сомнений в версии о том, что Освальд действовал в одиночку.
Ли Харви Освальд имел опыт службы в Корпусе морской пехоты США, где он изучал стрельбу, но его результаты не были выдающимися. В одном из тестов он показал средний уровень точности и не получил высокого разряда. Кроме того, врачи и эксперты, анализировавшие его физическое состояние, указывали на нестабильное здоровье и не самую высокую физическую подготовку. Всё это делает крайне сомнительным сценарий, где он совершает три точных выстрела за короткое время в стрессовых условиях.
Изучение винтовки Mannlicher-Carcano и обстоятельств её использования породило массу вопросов. Эксперты сходятся во мнении, что, хотя технически оружие могло сделать выстрел на дистанцию 72 метров, совокупность факторов — прицел, перезарядка, условия стрельбы и навыки Освальда — делает официальную версию крайне сомнительной.
Доктор Филип Маршалл, эксперт по оружию, писал:
«Версия Комиссии Уоррена о трёх выстрелах за 5,6 секунды с Mannlicher-Carcano требует очень высокой степени подготовки стрелка, которой Освальд, судя по его данным, не обладал.»
После убийства Кеннеди множество независимых стрелков пытались воспроизвести выстрелы из Mannlicher-Carcano M91/38 в условиях, приближённых к дню убийства. Эти эксперименты проводились различными организациями, включая исследовательские группы и журналистов-расследователей. В 1978 году в рамках Комитета по расследованию убийства Кеннеди (HSCA) был проведён тест: опытные стрелки пытались сделать три выстрела за 5,6 секунд с места, аналогичного «завесу» стрелка Освальда в Далласе. Результаты оказались неоднозначными: лишь несколько опытных стрелков смогли выполнить задачу, и то — при предварительной подготовке и тренировке. В большинстве случаев время выстрела превышало 7 секунд, что противоречит официальной версии. Это дало повод сторонникам альтернативных версий утверждать, что возможно существовало несколько стрелков.
Деталь из отчёта HSCA:
«Эксперименты показали, что совершить три точных выстрела за указанное время крайне сложно, даже для подготовленных стрелков.»
Ключевым аргументом в обсуждении является аудиозапись, сделанная полицейским в момент убийства. Анализ звуковых волн показал, что количество выстрелов может превышать официальные три.
Доктор Дональд Кэхилл, специалист по акустике, заявил:
«Анализ звуковых сигналов показывает наличие как минимум четырёх выстрелов, что ставит под сомнение версию о единственном стрелке.»
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.