Четыре истории о жизни
Любовь это…
Эпиграф
Любовь — это самое загадочное и многогранное чувство, которое может испытывать человек. Она может быть нежной и трепетной, страстной и всепоглощающей, дружеской и заботливой. А может быть…
В конечном итоге, любовь — это то, что делает нашу жизнь более яркой, насыщенной и значимой. Это то, что помогает нам преодолевать трудности и достигать новых вершин.
Часть 1
Быть прокурором, или Хук справа
Глава 1 Злой прокурор
Варька плелась домой, словно на казнь. Что ждало её там? Тяжёлое дыхание перегара, крики и привычная боль? Семнадцать лет — и ни единого ответа: зачем мать терпит этого тирана? Любовь ли это, или просто безысходность? Варя знала, что многие живут одни, но мать словно боялась остаться без своего креста. Ноги сами несли её окольными тропами, подальше от дома, от того ада, где она вынуждена жить с родителями. Отец пил не каждый день, но каждый раз, когда это случалось, в нём просыпался зверь, оставляя на коже матери и Вари багровые отметины своей ярости. — И почему я должна терпеть такие издевательства? Я могу понять, что ты не любишь себя, позволяешь так с собой обращаться, но меня-то ты за что не любишь? — она хмурилась, задавала матери вопросы, а та только вздыхала и утверждала, что надо терпеть. Что такая у них судьба, и что люди подумают, если она сама семью разрушит. — Какой смысл в такой семье? — не удержалась Варя и выскочила из комнаты. Что толку говорить с человеком, если тебя никто не слышит. Подъезд встретил Варя запахом хлорки. «Теть Зина опять засыпала лужу, которую Васька напрудил», — подумала она, с отвращением зажала нос. Окончив свои безрадостные размышления, Варя нажала кнопку звонка. Дверь почти сразу открыла мать. — Ключи опять забыла? — Не забыла, просто лень рыться в сумке. Он дома? — прошептала Варя. — Нет, пока нет. Варя, может, бодягой синяк помажешь? Завтра хоть вид приличный будет. — Не хочу бодягой, хочу, чтобы ты от него ушла! — Варвара, — только и смогла выдавить из себя мать, и её глаза наполнились слезами. — Мама, неужели ты не понимаешь, что дальше будет только хуже? — Варя впилась взглядом в лицо матери, но Ирина Викторовна отвела глаза, словно боясь увидеть правду. — Иди ешь, — перевела она разговор. ***
Вчера отец вернулся домой пьяным. По глубокой продольной складке на его лбу Варвара поняла: нужно бежать. Удар, еще удар. Тяжелый мужской кулак обрушивался на её хрупкое тело. Варвара пыталась защититься: — За что?… — Чтобы тройки не носила, — выплевывал он слова в такт ударам. — Какие тройки? Посмотри дневник, прежде чем руки распускать, — она попыталась вырваться из комнаты. — Я твой отец, и мне лучше знать, как тебя воспитывать, — кричал он, замахиваясь снова. — Меня тоже так отец воспитывал. — Видимо, было за что? — огрызнулась Варя и, увернувшись от занесенной руки, выскользнула из комнаты. Рука просвистела в опасной близости над её головой. Схватив туфли, она выбежала в подъезд, обулась на ходу и позвонила в дверь к соседке на первом этаже. — Тётя Поля, здравствуйте, пустите? — робко спросила Варя. — Опять этот изверг напился? Проходи, Варенька, бедные вы, бедные. Максимка-то что, не может ему, окаянному, сдачи дать? — спросила старушка, и так зная ответ. — Не может. Скоро этот ад закончится, в институт уеду учиться, — ответила Варя. — И мать одну с этим извергом оставишь? — Она взрослая, сама разберется. Звонок в дверь. На пороге появилась мать. — Ну, пойдемте, дорогие, чаю попьем, да и укладываться будем, вечереет уже, — распорядилась сердобольная соседка. Отец никогда не бил по лицу, чтобы не оставлять следов. Но разве спрячешься от цепких, полных сочувствия девичьих глаз в школьной раздевалке? Подруги, конечно, обсуждали, сочувствовали однокласснице, но молчали. Что могли сделать школьницы против такой взрослой и страшной несправедливости, против детского насилия?
*** — Пошли, урок уже закончился, ну ты чего зависла? — позвал её Макс.
— Домой идти не хочется, — нехотя встала из-за парты Варя, как будто та могла её защитить.
— Дома вчера ночевала?
— Нет, у соседки. Вчера хоть кулаком бил, а прошлый раз бросил в меня ножницы так, что они воткнулись в спинку стула. Сама удивляюсь, как живая осталась. Наконец-то, я уеду подальше от «родного дома». Стану прокурором и буду сажать этих тварей, которые детей и жён своих избивают, — размечталась Варвара.
— Ну ты даёшь, подруга, ты могла и после девятого сбежать из дома и в правовой колледж поступить.
— Нет, не могла, в прокуратуру только после высшего очного юридического берут, я узнавала. Я буду честным прокурором и буду стоять на защите прав тех, кто не может за себя постоять в силу своего возраста или менталитета.
— Очень пафосно, но я тебе верю, ты добьёшься своего, ты всегда своего добиваешься, — согласился Макс.
Дорога домой часто превращалась в её личный зал суда. Снова и снова Варя прокручивала в голове воображаемые процессы. Она слышала собственный стальной голос, зачитывающий обвинение, ощущала приятную тяжесть папки с делом в руках и видела лица преступников — бледные, растерянные под её пронзительным взглядом. Каждая деталь, от скрипа прокурорского кресла до последнего, сокрушительного довода, была пугающе реальной. Варя резко остановилась посреди тротуара. — Какое-то наваждение, — прошептала она, тряхнув головой, словно это могло вытряхнуть из неё чужую, незнакомую личность. — Давай сюда сумку, — потянулся Макс к руке подруги.
— Знаешь, мне вчера ночью приснилось, что отца посадили в тюрьму, и каково было моё разочарование, когда эта картина рассеялась с первыми лучами солнца, а я проснулась в своей комнате, — жаловалась она Максу, протягивая сумку с учебниками. Она сжала кулачки, ухоженные ногти впились в ладони до боли.
Макс, её друг и одноклассник, был воплощением доброты и заботы. Но в нём не было и тени бойца. Варя это прекрасно понимала и не ждала от него решительных действий. Более того, она сама осознанно выбрала этого тихого «заучку». Для неё главным критерием была безопасность, а он, с его мягкими чертами, карими глазами в обрамлении густых ресниц, не нёс в себе ни капли угрозы. Он был симпатичный, надёжный, предсказуемый. В этом и заключался трагический парадокс её выбора: тот, кто был её защитой от жестокого мира, был абсолютно бессилен перед главной угрозой — её собственным отцом. Мама одобрила выбор дочери.
— Он у тебя спокойный, — сказала она, когда Макс ушёл домой. Накануне они вместе готовились к экзаменам. Отец был трезв и расположен к благодушному общению с семьёй, он развалился в кресле и поглядывал то на дочь, то на жену.
— Он может и умный, но больно уж рохля, — констатировал отец. У вас ведь в классе учится Мишка Левин, хороший парень, я его отца знаю. Ещё он боксом занимается, присмотрись к нему, — посоветовал отец.
— У нас уже есть один кухонный боксёр, — пробубнила себе под нос Варя, да и сама она устала быть боксёрской грушей. Разговаривать с отцом было бесполезно. Он всегда чувствовал свою правоту, но особенно ужасало то, что он чувствовал свою безнаказанность. В выходные приехала тётя Лена, мамина сестра, и когда Варвара с ней поделилась своими соображениями, она ответила:
— Не все спортсмены распускают руки, и не все тихие парни не испытывают агрессию. Наоборот, когда мужчина в своей силе уверен, он девочек не обижает. Только трусы поднимают руку на слабых, потому что боятся сильных. Так они самоутверждаются.
— Выходит, что мой отец — трус? — недоверчиво спросила Варя.
— Ему страшно, он боится, что всё выйдет из-под его контроля.
— И поэтому он нас бьет?
— Выходит, что так, — утвердительно кивнула тётка.
— Тётя Лена, объясни маме, что нельзя так жить и терпеть такое унижение. Разве это любовь? — умоляюще просила племянница.
Тётка заметила:
— Варенька, любовь — это наши эмоции, а отношения в паре несут ещё и экономический аспект.
— Не надо мне лекцию читать, кругом одни психологи, — обиделась Варя тёткиному тону.
— Варя, ты родилась в начале девяностых, это было страшное время, врачам месяцами не платили зарплаты. А вы жили очень прилично и не голодали, как некоторые. И одежду покупали не с китайского поезда Пекин — Москва. А сейчас, куда вы с мамой пойдёте жить, на улицу? Отец о вас заботится, как умеет. Думаешь, легко будет жить вам вдвоём на нищую зарплату терапевта? — возразила тётя нетерпеливой племяннице.
— А терять уважение к себе из-за экономического аспекта стоит? — закричала Варя.
— Думаю, не стоит, но это личный выбор каждого, девочка. Тебе придётся принять выбор матери и простить её за эту слабость, — парировала тётка.
— Пусть терпит, я — почему должна терпеть? — не сдавалась Варвара.
— Варя, я думаю, твой отец болен, скорее всего, у него психологическая травма, — пыталась вразумить Варю тётка.
— И поэтому психологическую травму надо наносить мне? Я даже защититься от него не могу, я могу только убежать и то не всегда, — Варя смотрела на тётку в упор.
Мать тихо всхлипнула и вышла из комнаты, не в силах слушать их перебранку.
*** — Варь, надо бы физику перед экзаменом повторить, пошли, у меня позанимаемся, — предложил Макс. Варя согласно кивнула.
— Здравствуйте, тётя Оксана, — поздоровалась девушка с мамой друга.
— Привет, Борька, — кивнула Варя пацану, усевшемуся за кухонным столом.
— Здравствуй, Варенька. Максим, идите мыть руки и кушать. Я сейчас суп разогрею, — скомандовала Оксана Владимировна.
— Привет, Варька, — кивнул парень в ответ.
Оксана Владимировна стала собирать на стол.
— Борь, я смотрю, ты яйца доел? — похвалила мать.
— Не, я только мясо съел, там на сковородке со вчера оставалось, пришёл с тренировки голодный, так жрать хотелось, — отрекался сын.
— Так я и говорю, яйца бычьи вчера пожарила, Максим их есть отказался, — улыбнулась мать.
Борька скорчил недовольную физиономию, а Макс с Варей расхохотались.
— А ты знаешь, я хожу в секцию по бегу, спринт называется, — похвастался младший брат Макса, переводя тему.
— Знаю, я тоже им занимаюсь, — ответила Варвара.
— Странно, я тебя ни разу не видел на занятиях, — удивился пацан.
— У меня домашнее обучение, — усмехнулась Варя.
— Да? Хм… — недоверчиво протянул Борька.
— Боря, это был сарказм, — пояснил Максим брату.
— А что такое сарказм? — не успокаивался мелкий.
— Это низшая форма остроумия, — вступила в диалог Оксана Владимировна, накрывая на стол.
— Да ну вас, — ничего не понял малой.
— Я тебе потом объясню, — пообещал старший брат.
— М-м-м, вкуснотища, — закатила Варя глаза от наслаждения.
— Мамка у нас вкусно готовит, — согласился Борька. — А ты, Варька, умеешь готовить? — Не так вкусно, как Оксана Владимировна, — созналась Варя.
После ужина занимались физикой. Варя предложила Оксане Владимировне помощь, но та отказалась.
— Идите уже, занимайтесь, я сама посуду помою, — улыбнулась женщина.
***
Время к выпускным экзаменам подкралось незаметно. Начались ЕГЭ.
Она снова и снова перечитывала строчки с результатами экзаменов, но видела не оценки, а мили, километры, целую жизнь, которая теперь вставала между ней и отцом. Дыхание перехватило от чувств, слезы сами проступили от радости. Вот уже мама сшила платье дочке для выпускного бала. Варе натерпелось его примерить.
— Какое красивое, с длинной, пышной юбкой, все как я хотела — просто отпад, мамочка, спасибо, — крутилась перед зеркалом выпускница.
— Макс, ты за мной к пяти зайдёшь? — спросила она.
— Окей, — подтвердил Макс, любуясь на свою подружку.
— Пап, меня Макс проводит, вы ложитесь спать, мы, скорее всего, до утра гулять будем, — предупредила дочь.
Отец, не надеясь на Макса, сказал, что сам её встретит:
— Позвони мне, как домой соберёшься.
“ Если не напьёшься», — подумала Варька.
***
Провожая подругу домой, Макс спросил:
— Варь, а тебе не страшно маму одну с отцом оставлять?
— Мне её жалко, конечно, — ответила подруга, — но это ведь и её выбор. Она могла давно развестись, но не захотела оставаться одна. Аспект у неё, видишь ли, экономический.
— Это ты о чём? — удивился Макс.
— Да так, — не стала вдаваться в подробности Варя.
— Но ведь это Петербург, — засомневался Максим. — Домой сможешь ездить только на каникулы. Варвара горько усмехнулась. — Знаешь, Макс, я бы и на каникулы не возвращалась. Найду подработку и останусь. Не хочу его видеть, никогда. У Ольки Сергиенко отчим, и тот, кажется, любит её больше, чем мой родной отец. Я для него — как подкидыш. Максим отвёл взгляд.
— А я… я бы ездил, — тихо сказал он, словно самому себе. — Маме и так с мелким тяжело, он же ураган. Хоть бы помогал.
После бала… После бала…
Варя провернула ключ в замке и прислушалась. Тихонечко зашла в прихожую, сбросила туфли. Отложила клатч, зашла в комнату.
«Отца нет. Интересно, где он? Отлично. Хотя, может, зря радуюсь, лопает где-нибудь, мой выпускной отмечает. Ох, не нравится мне всё это», — задумалась девушка.
Мама не спала, зашла в комнату к дочери:
— Странно, он ведь тебя ушёл встречать. И на сотовый не отвечает.
Варя пожала плечами и решила лечь спать. Что толку сидеть в темной комнате и ждать. Ждать чего? Когда можно будет выскочить на улицу? На всякий случай переоделась в спортивный костюм. Она давно перестала спать в одной ночнушке. Еще когда маленькая с мамой выбегала в подъезд, в прихожей всегда наготове были шлепки, чтобы можно было быстро всунуть ноги и побежать. Надеюсь, этот спринт скоро закончится для меня, а для мамы. Зачем ей это? Глаза закрылись, усталость взяла свое. Варвара уснула.
Проснулась, выглянула в окно — уже день, побрела в ванную. Результаты ЕГЭ уже отправлены в институт, проходной балл она прошла, даже попала на бюджет. С отцом договорилась, что он на первое время даст денег, а дальше она найдёт подработку. Хотя, папаша, конечно, не жадничал и в деньгах не отказывал.
Умывшись, девушка решила попить кофе, зашла на кухню и удивилась. Мама сидела за столом заплаканная и, похоже, даже не ложилась.
— Что-то случилось? — заволновалась дочь.
— Отец твой не вернулся, непонятно, где его носит, — потирая опухшие от слез глаза, сказала мать.
— Ну и ладно, может, у кого из друзей пил и уснул, — предположила Варя. — Проспится, может, и руки не будет распускать.
Внезапный звонок в дверь заставил обоих подскочить.
— Вот и закончились спокойное время, — выдохнула Варя. — Жди неприятностей. И приготовилась к худшему. Но, как оказалось позже, «ад на сегодня откладывался», что-то пошло не так.
В прихожую вошел высокий мужчина с пронзительным взглядом и тонкими, как нитка, поджатыми губами. Такие жесткие губы не предвещали ничего доброго. Он был одет в серую полицейскую форму, форма была ему подстать. Полицейский позвал мать и сообщил, что её благоверный находится в травматологии.
— Супер? — улыбка сама расползлась по лицу Вари, хотя ситуация выходила деструктивная. Странно, но в этот момент мужчина почему-то стал чуточку симпатичнее. Варвара прислушалась.
— Что случилось? — спросила мать.
— Он нарвался ночью на пьяных подростков, — начал повествование мужчина. — Вы же знаете, сейчас ни один выпускной без алкоголя не обходится.
Выяснилось, что поздно ночью, или, лучше сказать, ранним утром, он пошёл встречать дочь после выпускного бала, но по дороге встретил нетрезвых выпускников. Те тихо, мирно курили в сторонке.
— Эй, молодёжь, вы что себе позволяете, кто вам разрешил курить, салаги? — я вас спрашиваю? — Вы сначала вырастите, молокососы, не успели школу закончить, уже по подворотням курите. Сегодня курите, а завтра воровать пойдёте, — шпана малолетняя, — наехал на них, теряющий контроль Михаил Андреевич.
— Вали отсюда, мужик, пока тебе не помогли, — огрызнулись парни.
Какого черта эти сопляки себе позволяют? Он им слово, а они его куда подальше. Желваки заходили на скулах. Дома за такое давно бы в стену впечатал. Привычка к безнаказанности, помноженная на алкогольную отвагу, шептала на ухо: «А ты им покажи. Научи уважению». Ну конечно, он им покажет. Раз слова не доходят — дойдёт через кулаки. Это единственно верный метод воспитания. Вон, Варька какая выросла? Шёлковая. Потому что знала — слово отца закон. И эти щенки сейчас узнают. — Бей его, Миха, — это же Варькин отец, — крикнул Серега.
— На, урод, получай, — добавил Мишка, — будешь Варьку бить, добавим ещё.
Ребята оказались не промах, и дали отпор самонадеянному мужику. Хук справа в челюсть, а затем и в солнышко, согнули пополам назойливого мужика, посмевшего прочитать нотацию молодым и вечно пьяным. Михаил Андреевич, скорчившись от боли, лежал на сухом и прохладном асфальте, не в силах произнести ни звука. В голове крутилась злость на парней и на свое бессилие. И только свет фонарей был свидетелем его фиаско.
Ребята оставили его, хрипящего, на асфальте и двинулись дальше, смывая адреналин пивом. Но их триумф был недолгим: за углом показались синие проблесковые маячки патрульной машины. В отделении история быстро прояснилась. Да, несовершеннолетние. Да, выпивали. Но агрессором был взрослый мужчина, который теперь сидел в коридоре больницы, держась за горло и не в силах вымолвить ни слова. Парни отделались протоколом за распитие и оставление избитого мужика в опасности. И никто бы не узнал маленькую, страшную деталь. Но один из полицейских был отцом их одноклассницы. Он отвел Мишку Левина в сторону. — Левин, это не самооборона, это месть. За Варьку, да?
Мишка не ответил. Он просто смотрел на свои сбитые костяшки. И этого было достаточно. Обиженный отец семейства, после того как первые членораздельные звуки смог произносить, собрался в полицию подавать заявление на драчунов.
На что Варя резонно заметила:
— А что, ты только нас можешь бить безнаказанно? А с мальчиками справиться не мог? Я бы не советовала тебе позориться, да и парням не стоит жизнь статьёй портить. А вообще пошли, — я и сама на тебя хотела заявление написать, что ты меня избиваешь. Или лучше в органы опеки? Что посоветуешь?
— И как ты докажешь? — хотел усмехнуться отец, но синяк на скуле напомнил о себе болью.
— Соседей попрошу быть свидетелями, — не моргнув глазом, ответила дочь.
“ Побои прошли, в больницу зря не сходила. Стоило бы позаботиться о доказательствах. А ещё собираюсь в прокуроры». Варвара ругала себя за недогадливость, почесывая черную макушку.
— Я твой отец, ты не посмеешь писать заявление против меня, — начал Михаил Андреевич.
— А я твоя дочь, — возразила Варя, — ты же посмел на меня поднять руку?
После ссоры с дочерью он немного поостыл и на некоторое время притих.
За хлопотами и сборами незаметно наступил август.
— Тебя проводить? — спросил отец, косясь на тяжелый Варькин чемодан.
— Он на колесиках, сама дотащу, если что, Макс поможет, — возразила Варя. — И я хотела тебе сказать: если ты причинишь вред маме, я тебя посажу.
— Институт сначала закончи, — усмехнулся отец, — прокурор недоделанный.
Варя уехала в Санкт-Петербург на учебу.
***
В поезде, под мерный стук колёс, Максим смотрел на Варвару, и уголки его губ невольно поднимались в улыбке. Он помнил, как впервые увидел ее в школе — дерзкую, с горящими глазами. «И она выбрала меня…» — эта мысль до сих пор казалась невероятной. Даже на каникулах он не хотел расставаться с Варенькой. Парень сидел, размышляя, как после окончания института сделает ей предложение. — Макс, ты чему улыбаешься, задумал что? — спросила Варя, слегка наклонив голову. — Давай чаю попьём, я пирожков в дорогу прихватила. Сходи за стаканами и кипятком к проводнице, пожалуйста. Максим послушно пошёл в другой конец вагона. Скользнув взглядом по отражению в окне, он заметил, как две девушки переглянулись и улыбнулись ему вслед. Смутившись, он ускорил шаг. — Максим, тебе девушки комплимент сделали, ты что засмущался, хоть бы спасибо сказал, — улыбнулась Варвара, когда он вернулся. — А ты что, совсем не ревнуешь? — шёпотом спросил, покрасневший от смущения парень. — Ревнуешь — значит, не доверяешь, — рассмеялась Варвара. — Я тебе доверяю. Она достала из пакета пирожки и коробочку с чаем, ловко разложила еду на столике и опустила чайные пакетики в стаканы, которые стояли в красивых резных подстаканниках. Чай был горячим, обжигал пальцы сквозь стекло. Варя подула на него и посмотрела в окно. За ним мелькали поля, словно лоскутное одеяло, и вдалеке виднелись силуэты деревень. Первый учебный год прошёл удивительно спокойно. Общежитие стало новой гаванью, где не было места страху возвращения и не было нужды прятаться в чужих квартирах. Чай остыл, и она отхлебнула первый глоток. — Вкусно? — повернулась она к нему. — Конечно. — Я знаю, что ты любишь с мясом. Макс кивнул. Вот уже родной вокзал. Интересно, её кто-то встретит? Макс проводил её до остановки, посадил в автобус, помог с чемоданами. Звать его с собой Варя не стала, во-первых, у него своя ноша не легче, во-вторых, парню не терпится увидеть родных. — Пока, Макс, завтра увидимся, — попрощалась Варя. — Пока. — Остановка «Техникум», — объявляет автоинформатор. Толпа едущих с вокзала выносит Варю плотной лавиной. На остановке её встречает мама: — Давай помогу. — Отец где? — На работе. Я боялась, что ты не приедешь, — говорит мать. — Он тебя обижал? — Нет. Правда, нет, сама удивляюсь. Варя вдруг вспомнила разговор недельной давности. — Всё хорошо, доченька, ты не волнуйся, — бодрый голос матери в трубке звучал так фальшиво, что у Вари свело скулы. Она молча смотрела в окно общежития, на далёкие огни большого города. «Хорошо» — это слово в их семье давно потеряло настоящий смысл. Память услужливо подсунула картинку из прошлого: ледяной, до боли в ступнях, линолеум в коридоре, торопливый шёпот мамы: «Тише, тише…», и как они, хватая на лету тёплые сапоги, выскочили в морозную ночь. А потом — запах чужого дома, корвалола и стыда, густого, как кисель, в маленькой кухне у соседки. И всё же, за эти каникулы что-то изменилось. В этом хрупком перемирии, которое Варя мысленно окрестила «периодом затишья», появились новые правила. Отец по-прежнему возвращался поздно. Слышно было, как он долго возится с замком, потом тяжело, всем телом, наваливается на дверь. По коридору плыл густой запах спирта и табака. Но вместо привычных криков и грохота, раздавались лишь тяжёлые, шаркающие шаги в сторону спальни и глухой стук — упал на кровать. И тишина. — Что это с ним? — спросила Варя у матери однажды вечером, когда они мыли посуду. Мать, не поворачиваясь, пожала плечами. Её спина казалась напряжённой. — Устаёт, наверное. Возраст, — в её голосе прозвучала такая отчаянная надежда, что Варе стало не по себе. — Может, и правда, к старости ума набирается…
Варя ничего не ответила, лишь сильнее сжала в руке мокрую губку. Она чувствовала, как по спине пробегает холодок необъяснимой тревоги. Она ещё не догадывалась, какой страшной ценой будет куплено это внезапное «прозрение» отца.
***
Каникулы закончились быстро за домашней суетой, пришло время возвращаться на учебу. Отец не был жадным — это качество он презирал и в себе, и в других. Поэтому каждое первое число на Варину карту без напоминаний поступала сумма, позволявшая не думать о подработках. Она была благодарна, но тратила с умом, словно боясь нарушить негласный договор. Отец, начальник департамента с солидным окладом, предлагал снять ей квартиру, подальше от общежитской суеты. «Зачем тебе этот балаган?» — недоумевал он во время редких звонков. Но Варя отказалась. Ей был нужен именно этот «балаган»: ночные разговоры на кухне, одолженная до стипендии пары сотенных, вечная суета и ощущение причастности к чему-то большому и немного хаотичному. Сидеть одной в безупречно чистой съёмной квартире казалось ей худшей версией взрослой жизни. ***
Уголовное право, начавшееся на втором курсе, оказалось минным полем. Каждое дело, которое Варя изучала, взрывалось внутри осколками чужой боли. Она старалась держаться, выстраивать профессиональную дистанцию, но раз за разом проваливалась в ледяную воду чужих трагедий. Особенно когда речь заходила о насилии в семье. Она листала материалы очередного дела. Сухие строки протокола казались неуместными, кощунственными рядом с фотографиями избитых детей и женщин с потухшими глазами. «– Почему не обращались ранее?» «– Он обещал, что это в последний раз». «– Что изменилось сегодня?» «– Он на ребёнка руку поднял. Сын в хирургии… переломы рёбер…»
Варя резко закрыла папку. В горле стоял ком. Почему? Почему нужно ждать, пока сломают рёбра твоему сыну? Она вспомнила, как сама, будучи маленькой, пряталась под столом от отцовского гнева, и как мать потом шептала: «Тише, тише, он больше не будет». Но он был. Снова и снова. Но одно дело потрясло её до основания. Оно было о подростках. Школьники, доведшие одноклассницу до самоубийства. Причина — ревность. Новая девушка бывшего парня «попросила» своего ухажёра «вразумить» соперницу. Тот, обкуренный, вместе с друзьями…
Варя читала и не могла дышать. Строчки расплывались. «…совершили насильственные действия сексуального характера… произвели видеофиксацию… разместили в социальной сети…» Они сами собрали на себя улики, эти чудовища. А девочка… Девочка шагнула из окна. Тошнота подкатила к горлу. Варя вскочила, опрокинув стул, и выбежала из аудитории в пустой коридор. Слёзы текли по щекам, смешиваясь с яростью. — Их убивать надо, — прошептала она, вцепившись пальцами в холодный подоконник. — Почему отменили смертную казнь. *** — Встать, суд идет… — Варя, проснись, — Нина трясла её за плечо. Варя с трудом открыла глаза. В комнате было ещё полутемно, но испуганные глаза подруги уже смотрели на неё. — Ты стонала во сне. — Кошмар приснился, — пробормотала Варя, протирая глаза. В общежитии девчонки быстро сдружились. Комнаты на троих, вечная очередь на кухню и в душ, запахи еды, перемешанные с ароматами чужих кухонь — всё это стало их новым домом. Только тот, кто жил в общаге, поймёт, каково это. Анна Рихтер, их третья соседка, приехала из Орла. Амбициозная, целеустремлённая, она мечтала стать судьёй и почти всё время проводила за учебниками. Именно учёба и сблизила их — времени на вечеринки почти не оставалось. Вечером к ним заглянули Вика и Ирина из соседней комнаты. — Привет! Я из дома клубничного варенья привезла, давайте чай пить, — предложила Ирина. — Я поставлю чайник, — откликнулась Нина и вышла на кухню. — Варь, — начала Вика, — мы вчера с Сашкой на дискотеку ходили. Ксюха опять смеялась, что я в бабушкиных джинсах. Сашка тоже ржал. Может, мне Ксюху проучить? — Я бы на твоём месте задумалась о Сашке, — спокойно ответила Варя. — Если он тебя не уважает, зачем он тебе? — Если бы не Ксюха, он бы не смеялся, — упрямо возразила Вика. — Не будет Ксюхи — найдётся кто-то другой, — пожала плечами Варя. — А мне Толик Ганин нравится, — вдруг сказала Ирина. — Кому он не нравится? — усмехнулась Вика. — Ты же с Сашкой встречаешься, — удивилась Ирина. — И что? Красивого парня нельзя оценить? Он что, твоя собственность? — Красивый, но только и всего, — вмешалась Варя. — Мне не нравится, как он относится к другим. Если ты не из богатой семьи, для него ты никто. — Почему он не может позволить себе пренебрежение? Вы ведь тоже не со всеми одинаково, — парировала Ирина. Варя сжала губы. После того, что ей пришлось пережить дома, она иначе смотрела на людей: — Я бы не стала с таким встречаться. И вам не советую. — Ты у нас уже как психолог, — улыбнулась Нина. Нина доверяла Варе. Когда-то Варя помогла ей разобраться с Толиком Ганиным, который пытался манипулировать ею, используя деньги и подарки. Но Нина не была наивной — она вовремя поняла, что за красивыми жестами скрывается желание подчинить. Однажды вечером, когда Варя возвращалась со свидания с Максом, Толик подкараулил её у подъезда. — Послушай, не лезь в наши отношения с Ниной, иначе пожалеешь, — прошипел он. — Нина сама всё видит, — спокойно ответила Варя. — Если бы не ты, мы бы сейчас были на море, — зло бросил Толик. — Она видит твоё нутро, — не отступала Варя. — Ах ты… — он замахнулся. Варя отступила, но не испугалась. В этот раз она не собиралась быть жертвой. В этот момент появился Макс. Он быстро оценил ситуацию и одним ударом охладил пыл мажора. Толик, матерясь, сел в свой Bentley и уехал, а Макс повёл Варю в подъезд. — Пошли. Ну и однокурсники у тебя. Через месяц Толик уже не блистал на своей машине — Bentley перекочевал к другому студенту. Варя и Нина только переглянулись: всё стало ясно. — Похоже, ты была предметом спора, — кивнула Варя в сторону Моисеева, на пальце которого болтался чужой брелок от машины. Перед парой к Варе и Нине подошли Вика и Ирина. — Привет, Варя, видели, Ганин машину в споре проиграл. Кстати, мы тут твоего Решетникова видели — с какой-то девицей в обнимку шёл, — с притворной заботой поделились однокурсницы перескакивая с одной новости на другую. — Видно, у вас времени много, раз за чужими парнями следите, — спокойно ответила Варя, отворачиваясь. — Сами, наверное, к нему клеились, а он вас отшил, — добавила Нина. — Не переживай, я Максу доверяю, — улыбнулась Варя подруге. Она не спешила связывать себя браком, наслаждаясь конфетно-букетным периодом. Макс и Варя уважали личные границы друг друга: пока он был на тренировке, она ходила с подругами в кино. Иногда собирались все вместе, обсуждали однокурсников и преподавателей — студенческие годы, они такие, беззаботные и шумные. За маму Варя больше не волновалась: отец неожиданно перестал срываться на ней, и тревога ушла. Она пока не знала — если злость не выплеснуть, она накапливается и однажды может прорваться наружу. Но это уже другая история. Время летело незаметно, и вот уже впереди замаячил долгожданный диплом — для кого-то синие корочки, для кого-то красные. К концу пятого курса Макс не находил себе места. — Нина, а вдруг она не согласится?
— Ты что, с ума сошёл? Она тебя любит, — рассмеялась Нина. — Кольцо купил? Цветы не забудь!
Собравшись с духом, Макс сделал Варе предложение. — Варя, я твой навеки, — пошутила она, принимая кольцо. — Давай распишемся до защиты, чтобы диплом был уже на новую фамилию. — Макс, ты сам кольцо выбирал? — удивилась Варя, примеряя украшение. — Нет, — смутился он, — Нина помогала. — Вот ведь подруга, и мне ничего не сказала. — Варь, меня после защиты приглашают работать программистом в «Карвиль», — поделился Макс. — После испытательного срока обещают триста тысяч. Он хотел быть достойным Вариной семьи, даже если с тестем у него не будет близких отношений. Молодая пара начала искать квартиру в Петербурге. До защиты диплома оставалось совсем немного, когда Варе позвонила мама — рыдая, она едва могла говорить. ***
Ирина Викторовна, мама Вареньки, была скромной, домашней женщиной. Она всегда выглядела стильно, неизменно ухаживала за собой и с теплотой заботилась о семье. После рождения дочери больше не решилась на второго ребёнка — слишком хорошо запомнила вспышки ярости мужа. В доме царили её заботливые руки, но не её слово. Ирина Викторовна верила: мужчина должен быть хозяином, а женщина — хранительницей очага. Муж действительно был хозяином, но только до тех пор, пока не выпивал. Тогда он превращался в чужого, злого человека, и дом наполнялся страхом. Она привыкла терпеть. Казалось, что такова её судьба, и изменить ничего нельзя. «Не повезло, как говорится», — думала она, оправдывая и себя, и мужа. Разводиться не входило в её правила, и Варенька вместе с ней училась жить в тени отцовской агрессии, пока не уехала из дома. Перемены в муже Ирина Викторовна заметила после того случая, когда одноклассники Вареньки «поставили его на место». Тогда Михаил Андреевич надолго притих. Дочь пригрозила заявлением в органы опеки, и это его напугало. Но страх не утихомирил гнев — он лишь затаился, копился, как снежный ком. Михаил Андреевич не мог простить дочери дерзости. Мысль о том, что она осмелилась перечить, не давала ему покоя. Он ждал момента, чтобы вернуть себе власть. В один из тёплых июньских вечеров, когда по парку разносился аромат липы, Михаил Андреевич решил, что пора напомнить, кто в доме главный. «Надо проучить их. Пусть знают, с кем имеет дело. Меня должны уважать, как уважали моего отца. Они получат урок, который не забудут», — мысли роились в его голове, а виски сдавливала тупая боль. ***
Цветочный узор легко ложился под умелыми пальцами Ирины Викторовны. Она так увлеклась вышивкой, что не сразу заметила, как в квартиру вошёл муж — и только по тяжёлым шагам почувствовала неладное. Выскочить она не успела. Муж, сжав кулаки, с яростью толкнул её на пол. — Что, Вареньки нет рядом? Некому заступиться? — прошипел он, и в его голосе звучала злобная насмешка. — Да и зятёк твой, будущий, рохля — что он мне сделает?
Удары сыпались один за другим. Боль пронзала тело, крик вырвался сам собой, эхом разнёсся по квартире. Стены не смогли сдержать этот крик — соседи вызвали полицию. Звонок в дверь заставил мужчину остановиться. Он бросился к дверному глазку — за дверью стояли полицейские, настойчиво жали на звонок. Бежать было некуда. После угрозы выломать дверь он сдался. Полиция вызвала скорую. Женщину увезли в больницу — обширные гематомы, подозрение на внутреннее кровотечение. На носилках она казалась совсем безжизненной, рука бессильно свисала вниз. Соседка, увидев, в каком состоянии вынесли Ирину Викторовну, только ахнула: — Господи, кто бы мог подумать… Такой приличный человек, начальник. А вот, поди ж ты, тюрьма по нему плачет…
После операции врач позвонил дочери. Варя была на консультации, телефон был отключён. Позже, когда мама пришла в себя, она сама позвонила дочери и, сквозь слёзы, рассказала о случившемся. На следующий день у Вари был экзамен, а вечером — билет на самолёт. Она договорилась с деканом защитить дипломную работу позже и вылетела домой, твёрдо решив добиться справедливости. Варя приехала ночью. Квартира встретила её тишиной и темнотой. Было пусто и холодно. Хотелось закричать — как она могла не заметить беды? Она ведь изучала поведение преступников, но больнее всего было оттого, что преступником оказался её отец. Утром стало известно: отца задержали. Следователь уже звонил, назначил встречу в больнице. Варя позвонила врачу, узнала, когда можно навестить маму, и, собрав всё необходимое, поехала в больницу. В груди жгла обида, слёзы подступали к глазам. В автобусе рядом сидела пожилая женщина, которая тихо спросила: — Случилось что, милая?
Варя с трудом сдержала слёзы. Чужая старушка сочувствует, а её отец — нет. В больнице, накинув халат, она подошла к палате и увидела следователя — тот стоял у двери, опустив голову. — Здравствуйте, Варвара, меня зовут Олег Сергеевич, я вам звонил, — представился мужчина в форме. — Здравствуйте. Я сначала к маме, — коротко бросила Варя, уже собираясь войти в палату. — Только хотел предупредить: ваша мама отказалась писать заявление на вашего отца, — сказал полицейский. — Что? — Варя не поверила. — Она с ума сошла?
В палате Варя застыла на пороге. Мама лежала, почти не двигаясь, лицо и тело покрыты синяками. — Я его убью, — прошипела Варя сквозь зубы. — Варя, не надо, — едва слышно ответила мама, заметив слёзы дочери. — Не стоит из-за него губить свою жизнь. Соседки по палате насторожились, но тут вошёл следователь и попросил всех выйти. Пациентки нехотя покинули палату, бросая любопытные взгляды. — Почему ты отказалась? — Варя с трудом сдерживала злость. — Я сама напишу заявление, он должен ответить. — Простите, Варвара, — вмешался следователь, — но вы не пострадали, и не являетесь опекуном. Ваше заявление не примут. Варя знала это, но не могла смириться. — Ты не понимаешь? — прошептала мама, преодолевая боль. — Если заведут дело, это может навредить твоей карьере. Ты ведь хотела стать прокурором. Поверь, таких, как он, много. Кто, если не ты, сможет их остановить? — Не такой ценой, — ответила Варя. — Я не прощаю его, — сказала мама. — Я подаю на развод. Варя не смогла убедить маму подать заявление. Дело так и не было заведено. Отец остался безнаказанным. ***
Очнулся Михаил Андреевич на скамейке и обезьяннике, голова раскалывалась.
«Черт, что сейчас будет, на работе наверняка узнают, что я жену избил», — подумал он. «Может сказать, что она мне изменяла, нужно как-то оправдаться».
Чувства раскаяния даже не промелькнуло в мыслях Михаила Андреевича, только страх, все узнают, что он псих. И это его больше всего пугало.
Позже Ирина согласилась не писать на него заявление, если они мирно разведутся. И он согласился. ***
Ирина Викторовна провела в больнице целый месяц. За это время Варвара успела вернуться в университет, защитить диплом и переехать к Максу, который уже нашёл для них уютную квартиру. Обсудив всё с мужем, они решили забрать Ирину Викторовну к себе — впереди был мамин развод, и Варя не хотела оставлять её одну. Праздник по случаю свадьбы молодожёны отложили на пару месяцев. Развод оказался тяжёлым: отец Варвары, пользуясь своими связями, превратил бракоразводный процесс в формальность и сумел отсудить большую часть имущества. Квартиру он продавать не стал, но согласился выплатить бывшей жене половину её стоимости. Так Ирина Викторовна, оставив прошлое позади, стала петербурженкой. На скромное торжество приехали свекровь и деверь. Борис, брат Макса, с гордостью рассказал, что поступил в военное училище. Матери сблизились, обсуждая, как помочь молодым устроить быт. После свадьбы Макс взял ипотеку, прошёл испытательный срок и стал основным кормильцем семьи. Трёхкомнатная квартира на южной окраине города устроила всех. Декан университета помог Варе получить место помощника прокурора в Петербурге. Она с головой ушла в работу, строя новую жизнь. Постепенно Ирина Викторовна оправилась от пережитого. Жизнь входила в новое русло, но до внуков было ещё далеко — молодая пара решила сначала встать на ноги, что не слишком радовало тёщу. Прошёл год, и Варя, поддавшись маминым уговорам и доводам в пользу материнства, решилась на перемены. Ещё через год в семье появилась Сонечка — здоровая, улыбчивая девочка, названная в честь бабушки Макса. После декретного отпуска Варе предложили место прокурора в Пушкинской районной прокуратуре. Она согласилась: ждать аналогичную должность в Петербурге было бы слишком долго и неоправданно. Пришлось купить машину и ежедневно тратить часы на дорогу, но Варя не жаловалась — мечта сбылась. Пять лет учёбы на юрфаке и два года упорной работы помощником прокурора привели её к цели. Семейная жизнь текла спокойно, в атмосфере доверия и заботы. Для Вари самой большой ценностью стало то, что теперь она не боялась возвращаться домой. *** — Дочка, а ты можешь отпроситься на пару часиков пораньше? Всё-таки Сонечке семь лет, и к ней девочки на день рожденья приедут, — просила по телефону мама. — Хорошо, в пять обещаю быть, — не успела Варя положить телефон на стол, как он разразился Бейонсой. Отвечать на незнакомый номер не особо хотелось, но мало ли что. — Да, — холодно ответила теперь уже строгая прокурор Варвара Михайловна. — Вас беспокоит онкологическое отделение города Энска. У вашего отца выявлен рак желудка второй степени. Шансы пятьдесят на пятьдесят. — Вы ошиблись, это не мой отец, у меня нет отца, — нервно сообщила Варя, собираясь отключиться. — Вообще-то, пациент дал этот номер и сказал, что вы его дочь. Но можете поговорить с ним сами, — и врач отдал трубку больному. — Привет, дочка, мне нужна твоя помощь. Или, может, мне твоему начальству позвонить? Я тебя растил и содержал, и ты обязана обо мне заботиться. — Конечно, папа, я буду о тебе заботиться так же, как ты о нас когда-то, — зло улыбнулась в трубку доченька. — Наконец-то настало время возмездия. В ответ раздалось нервное покашливание. С домашними Варвара решила поговорить после праздника. День рожденья Сонечки прошёл весело, но мама заметила чуть печальный взгляд дочери. — Не хочешь поделиться? — спросила Ирина Викторовна. — Позже, — ответила Варя, улыбаясь. Ирина Викторовна не оценила её натянутую улыбку, но решила подождать, когда дочка сама всё расскажет. Новость оглушила всех, даже спокойного Макса. — Что планируешь? — спросил он. Мама как будто онемела, сидела, тупо уставившись в одну точку. — Возьму отпуск и поеду, вы не лишите меня возможности воздать ему по заслугам, — заулыбалась она. — Что ты планируешь делать? — нахмурился муж. — Всё в рамках закона, не переживай, — успокоила его жена. Работа заставила стать Варю более жёсткой, она больше не плакала, как когда-то в институте над делами пострадавших. Она часто разбирала подобные дела и видела без прикрас, что творили насильники и кухонные боксёры со своими близкими. Приехав после выписки к отцу домой, она увидела полный бардак. Некогда ухоженная и уютная квартира походила на пристанище деградирующей личности. «Да, без мамы ты оказался ноль без палочки», — подумала Варя. Отец попросил приготовить ему еду, Варя сходила на кухню и сварила манную кашку на воде, без сахара и не забыв, как следует посолить. — Варя, это есть невозможно, свари мне пельмени, раз уж готовить так и не научилась, плохо тебя мать воспитала, — разразился гневной тирадой отец. Со злости он швырнул чашку на пол, каша разлетелась по комнате липкими лепёшками. — Я не стану это жрать, — психовал он. — Мне врач сказал, что после операции тебя нужно кормить кашками, папочка, — улыбнулась Варя. — Если ты будешь так ко мне относиться, ты не получишь эту квартиру в наследство после моей смерти. — Посмотрим, — опять улыбнулась дочка. Холод пробежал по спине Михаила Андреевича от слов дочери, он поёжился и накинул на себя плед. Утром отец шатался по квартире из угла в угол, ища лекарства. — Варя, мне врач обезболивающие выписал, где они? — спросил, загибающийся от боли, отец. — Не знаю, — опять улыбнулась Варя. — Это не смешно, мне больно. Их дают только по рецепту, где они, я спрашиваю? — заорал он. Варя стояла в проёме его комнаты, и улыбка не сходила с её лица. — Злая ты, — пробурчал он, выдохшись. — Так есть в кого, — ответила Варя. — А ты вспомни ту боль, которую причинял нам, и каково нам было без обезболивающих. — Я тебя воспитывал. Я что, плохо тебя воспитал? Может, я плохо о вас заботился? Я всё делал для семьи, — отец посмотрел дочери в глаза в надежде, что она поймёт его. — А словами воспитывать не пробовал? К тому же ты бил нас, когда напивался. Или ты мог воспитывать только в пьяном состоянии? Когда был трезвым, ты вёл себя иначе, — спорила дочь. — Меня самого так воспитывал отец. — Может, было за что: за двойки и за то, что ты бил детей на улице. Нам тётя Валя всё про тебя рассказала, — не сдавалась Варя. — Я не умел по-другому, — сознался отец. — Если ты осознавал, что псих, почему не шёл в больницу? Мама бы тебе помогла, и никакой записи бы нигде не было. Почему ты не попросил у неё помощи? — спросила дочь. — Я не псих, — разозлился отец. — Не хочешь передо мной и мамой извиниться за причинённую тобой боль? — глядя в глаза, спросила дочь. Отец вздохнул, пронёсшись взглядом по комнате, прежде чем осесть на стул. В его голосе сквозила усталость: — Иногда мне кажется, что никто в этом доме меня не понимает. Никто не ценит того, что я делаю. Отчаяние тихими слезинками выступило на щеках отца. Больное тело некогда здорового и сильного мужчины вздрагивало от рыданий. Звонок телефона отвлёк Варвару от созерцания греющей душу мести. — Да, мам, всё хорошо, о папочке забочусь, кашки варю. Сейчас вот прибираться буду. Варя нашла моющие средства и уборочный инвентарь и стала мыть комнаты, убирать размазанную по полу невкусную кашу, а то ей тоже тут жить придётся. Сама она обосновалась в своей старой комнате. Отец понял посыл дочери, решил, что долго он на такой заботе не протянет, и предложил составить договор с соцзащитой. Вечером пришла полноватая дама с выжженными добела волосами, оглядела сверкающую чистотой квартиру и заключила договор с Михаилом Андреевичем, где говорилось, что она будет покупать ему продукты и прибираться раз в неделю. И ещё за отдельную плату они с отцом договорились о готовке. Даму всё устроило, деньги у отца водились, он заплатил задаток, и соцзащитница ушла. Договорились, что с завтрашнего дня она приступит к своим обязанностям. Варя с чистой совестью любящей доченьки на третий день отпуска вернулась домой, передав отца из рук в руки. Три вопрошающих пары глаз уставились на рано вернувшуюся Варвару. Сонечка поинтересовалась, какие мамочка привезла подарки из командировки. Так ей папа сказал. Муж и мать спросили, как она так всё быстро устроила. Варвара рассказала о своём путешествии и чуткой заботе о любимом родителе. Макс усмехнулся, мол, что посеешь, то и пожнёшь. Мама горько вздохнула, вспоминая свою прежнюю жизнь, которая разделилась теперь на до и после. — Он про меня спрашивал? — спросила мать. — Нет, а вы ведь жизнь вместе прожили. — Тебе его не жалко?
— Нет, он сам сделал нас чужими, разве нет?
Осуждающих реплик в свой адрес она так и не дождалась. Жизнь, в общем, продолжала течь своим чередом. Отец больше не звонил. ***
Через два года вся семья явилась в родной город на похороны своего отца, деда, бывшего мужа. Похоронами занималась старшая сестра отца, тётя Валя. Она была старше его на десять лет. Немощная и больная, она не смогла заботиться о своём непутёвом братце. Как-то вечером Михаил приехал в гости к сестре, благо жили они в одной области. И с пьяных глаз начал сетовать на свою судьбу. — Эта тварь бросила меня, предала, понимаешь. И ещё дочь против меня настроила, — жаловался брат. — Не говори ерунды, Миша, Ирина долго терпела твою жестокость. И скажи спасибо, что она не поддалась на уговоры Вареньки и не посадила тебя. — Да у меня такие знакомства, кто бы меня посадил, да я… — хвастался пьяный братец. — Хватит! — прикрикнула сестра. — Знаю я всё, что ты натворил. Своими руками чуть жену не убил, изверг. — Умираю я, Валя, плохо мне и тошнит с кровью, больно очень, потому и пью горькую. — Так в больницу иди, а не лопай, окаянный. Валентина понимала Ирину, жалела её и не осуждала за развод. Иногда она звонила бывшей снохе, чтобы рассказать о семейных новостях, но их общение не выходило за рамки вежливой заботы. После смерти мужа Валентина осталась одна и всё чаще проводила время в больнице, чем в пустом доме, где когда-то царила жизнь. Погода в ноябре стояла холодная, сильный ветер поторапливал скорбящих. Проведя весь православный ритуал, родственники поехали в столовую на поминки, организованные тёткой. Отец, как и обещал дочери, ничего ей не оставил, о чём и огласил нотариус в своём кабинете, куда была приглашена вся родня умершего. Квартиру он завещал сестре, однако тётка удивила всех. — Василий Семёнович, — обратилась она к нотариусу, — а могу я отказаться от наследства в пользу дочери умершего? — Конечно, — согласился нотариус, — только надо составить заявление. — Так чего откладывать, давай составляй. И ещё, старая я уже и одинокая, и кроме Вареньки, никаких родственников у меня не осталось, так что вот ещё хочу завещание заверить, чтобы и моя квартира после моей смерти Вареньке досталась, а она бы меня похоронила. — Иринушка, проследи уж, пожалуйста, чтобы всё как надо было сделано, — обратилась старушка к снохе. Ирина Викторовна молча кивнула в знак согласия, похоже, для неё услышанное не было новостью. Варя сидела, не понимая, что происходит. Опомнившись, новоиспечённая наследница начала отказываться. — Пойми, тётя Валя, не нужна мне эта квартира, слишком много плохих воспоминаний о ней у меня осталось. И потом, вам бы самой не мешало переехать в область, всё-таки медучреждения в областном городе лучше оснащены, чем ваша районная больница, подумайте ещё. — Нет, дорогая, привыкла я жить у себя в доме, да и соседи все меня знают, если что, присмотрят. Каждая дорожка и каждый дом мне знаком, а уж сколько на роду написано, дольше этого не задержусь, — пошла в отказ тётка. — А что квартиру ты не любишь, так это зря, ты ведь не на квартиру обижена, а на человека, который горе тебе принёс. Папаша твой, конечно, бешеный был. Жить ты в квартире этой всё равно не будешь, так что продавай. И считай, что её я тебе оставила, а не отец твой, непутёвый, если тебе так легче будет. Через полгода Варе опять пришлось возвращаться в родной город, вступать в наследство. Решила прилететь на самолёте и не затягивать с юридическими процедурами. Сначала Варвара хотела оставить квартиру Борьке, брату мужа, который уже вырос и стал военным, красивым, здоровенным, прямо как в песне. Но, заехав к свекрови в гости, выяснила, что тот уехал по распределению далеко на восток нашей необъятной родины. Служить Борису довелось на берегах Японского моря. — Надо же, — удивилась Варя, — даже Максиму не позвонил и ничего не сказал. — Да он только вчера улетел, на день разминулись, — заверила свекровь, — а Максиму хотел позвонить и рассказать, как устроится. Так что ещё не поздно, скоро Макс всё сам узнает. Пришлось Варваре срочно искать риелтора и заниматься продажей квартиры. Костя Брагин, молодой юркий риелтор, показался нашей прокурорше профессионалом, и они ударив по рукам, заверили доверенность на продажу недвижимости. Договорившись о цене с Костей, Варя с чувством выполненного долга отправилась домой.
***
Не успела Варвара выйти на работу, как ей передали новое дело. Рано утром у дверей прокурорского кабинета ждал следователь Пушкинского РОВД. — Доброе утро, Варвара Михайловна. Как съездили, разобрались с наследством? — поинтересовался Вердман. — И всё-то вы знаете, Андрей Алексеевич. Нет, только риелтора наняла, — ответила Варя. Разговаривать с малознакомым человеком о смерти отца и наследстве не хотелось. — Давайте по делу, что с доказательствами? — спросила прокурор у следователя, просматривая документы по делу. — Проблем с ними не будет в суде? — Доказательства железные, — заверил следователь. — Не сомневайтесь, Варвара Михайловна. Он знал, как относится Варвара Михайловна к домашнему насилию: почти всегда виновные получали максимальный срок по предъявленной статье. И даже прошения родственников преступников и попытки задобрить жёсткого прокурора пресекались на корню. Более того, слухи о том, что за взятку злая прокурорша может запросто привлечь по закону к ответственности, были правдивы. — Что там, рассказывай, — Варвара Михайловна предложила следователю присесть. — Там муж убил жену и спрятал труп в подполье, — ввёл в курс дела следователь. — Убитая в частном доме жила? — уточнила Варвара. — На окраине Пушкина, — рассказывал следователь. — Мужчина тридцати восьми лет, работает в автосервисе, по свидетельству соседей жену бил неоднократно, она часто ходила с синяками. Убитая подавала ранее в МФЦ заявление на развод, причину указала — частые побои от мужа, но сразу пару не развели, а передали дело в суд, так как в семье несовершеннолетние дети. Одному пять, а второму восемь лет. Муж напился, разозлился, избил жену и запер в подполье, чтобы не сбежала. Детей предварительно отвёл к своей матери, чтобы они не видели, как он мать бьёт. Они и сейчас у бабушки находятся. — Значит, действовал умышленно, не на эмоциях, — отметила для себя прокурор. — В общем, она там, в подполье, и умерла. Крики с улицы слышали соседи, вызвали полицию, но наши ребята в подпол не заглянули и её сразу не нашли, а он наврал, что она сбежала. Может, если бы сразу медицинскую помощь оказали, и женщина выжила, то дети бы сиротами не остались. А так, поздно нашли её, уже мёртвую. Мужа задержали, он чистосердечно признался во всём, когда протрезвел. За голову схватился оттого, что наворотил. Так что, можете смело начинать уголовное судопроизводство. — Ясно, ну раз умышленное, пятнадцати лет смело можно заявить. Спасибо за разъяснения, Андрей Алексеевич, буду готовить документы в суд. Жаль, что отменили смертную казнь. — До свидания, Варвара Михайловна, — попрощался следователь и вышел, плотно закрыв за собой дверь. ***
В суде Варвара закончила свою речь так: — Я считаю, что убийство произошло не в состоянии аффекта, а было спланировано заранее на основании хладнокровного и взвешенного решения подсудимого. У меня всё. — Заслушав последнее слово подсудимого, суд удаляется в совещательную комнату для постановления приговора, — объявила судья. Варвара решила подышать свежим воздухом, вышла в коридор и подошла к открытому окну. — Что же ты делаешь, за что пятнадцать лет? Дети и так без матери остались, зачем ещё и отца их лишать, — причитала пожилая женщина. — Уж лучше вообще без отца, чем с таким. Чему он их научит, как своих жён убивать? — возмутилась Варя. — Старая я совсем, и внуков мне не отдадут, мальчиков в детдом сдадут, они, по сути, без отца и вырастут. Какими они после детдома будут? А так бы выросли, и сами бы потом взрослые судили, прощать отца или нет. Он к мальчикам хорошо относился. А теперь он для них чужой будет, — возразила бабка. — Кто же тебя родил такую злую?
Суд вынес максимальный срок, в зале охнула и упала без чувств пожилая женщина. Вызвали скорую. Когда женщину выносили на носилках, Варя почувствовала укол совести: «Неужели я перегнула палку?»
Дорога домой заставила отвлечься от тяжелых раздумий. Варю дома встретила мама. — На тебе лица нет. Что-то случилось на работе? — спросила она. — Суд сегодня был, за убийство пятнадцать лет подсудимому дали, — отговорилась Варя, ей не хотелось вдаваться в подробности. Ирина Викторовна и так долго отходила от травмы, а тут, можно сказать, такое. — Меня сегодня мать подсудимого злой назвала, — хотя я ее внуков от убийцы, можно сказать, оградила на целых пятнадцать лет. — Что же людям мирно не живётся, — посетовала Ирина Викторовна. — А что нашему отцу мирно не жилось, мам? Есть такие люди, не хотят жить мирно, — ответила Варвара, — А потом других обвиняют.
***
Продажа наследуемой квартиры затянулась на неопределённое время, и, хотя Варя цену за отчую квартиру не загнула, как-то этот вопрос не спешил разрешиться. Репутация у квартиры была не особо привлекательная: соседи ещё не забыли, как из неё полуживую хозяйку выносили на носилках, и не стеснялись рассказывать эту историю желающим послушать. Позвонила Косте Брагину, но тот на звонок не ответил. Прослушав новомодную мелодию с минуту, Варя решила перезвонить позже.
***
Звонок дежурного разбудил Олега Сергеевича рано утром. Мерное шуршание шин автомобиля звучало колыбельной. Дорога, вместо того чтобы взбодрить невыспавшегося следователя, убаюкивала его. Сделав музыку погромче, чтобы окончательно проснуться, следователь спешил к месту происшествия, хотел увидеть всё своими глазами. Судмедэксперт и криминалист уже должны быть на месте. «Как бы не пропустить съезд на грунтовку», — думал следователь. — Привет, что интересного? — спросил он, подходя к судмедэксперту. — Пострадавший скорее жив, чем мёртв, — ответил тот. — Скорая увезла недавно, но он без сознания и в тяжёлом состоянии. Опросить не удалось, — вклинился оперативник. — Будем ждать, когда придёт в себя. — Характер раны? — обратился он к нему. — Предположительно ножевое, рядом с печенью лезвие прошло, повезло парню, может, выкарабкается, крови, правда, много потерял, — откровенничал судмедэксперт. — Что он здесь делал, интересно, есть предположения? — Олег задал вопрос оперативнику. — Здесь рядом деревня Подгорица, похоже, он побывал там и ехал обратно, судя по направлению протекторов шин. Его нашёл местный житель, который шёл этой дорогой к остановке общественного транспорта, — рассказывал оперативник. — Где этот абориген? — спросил Олег Сергеевич. — Это он стоит на обочине дороги? Как его зовут?
Оперативник кивнул. — Доброе утро, Иннокентий Павлович. Я следователь, Олег Сергеевич. Расскажите, что вы видели? — подошёл Кунейкин. — Так, я уже всё вашим рассказал, больше добавить нечего. — Я ещё раз хочу услышать ваш рассказ. — Я шёл на автобус, он в пять тридцать приезжает на остановку, вот, значит, я заранее и вышел, чтобы не опоздать. Иду. Смотрю, машина стоит, дверца водителя открыта, а там сидит мужик весь в крови, я и вызвал скорую помощь по мобильному, а они вам, значит, позвонили, Иннокентий Павлович был растерян. — А меня не отпустили, велели вас ждать. Так я на автобус опоздал, может, уже можно идти, а то мне в город надо? — Что вы так рано в городе делать будете? — поинтересовался следователь. — Охранником работаю в музыкальном колледже, ещё и на работу опоздал, вы уж скажите там, чтобы мне прогул не поставили. — Конечно, скажем, продиктуйте телефон вашего начальника, я позвоню и всё объясню. Следователь уточнил, все ли данные свидетеля записал себе оперативник, и отпустил неудачливого мужика на автобус. Серёга поехал искать следы преступления в деревню, а криминалист получил задание пробить последние телефонные звонки. Телефон пострадавшего нашли на полу в машине. — Ну что там, выяснили, кому последнему звонил наш пострадавший? — вернувшись в отдел, Олег задал вопрос криминалисту. — Выяснили, Олег Сергеевич, только не он звонил, а ему несколько раз звонила некая Варвара Михайловна Решетникова. — Дай мне её номер, я сам позвоню, — попросил Олег. — Я её знаю, встречались раньше по одному делу. Которое завершилось, не успев начаться. — Хорошо, вот держите, — протянул записку криминалист. Оперативник ехал в деревню, любуясь природой. Сосны вдоль дороги становились всё выше, образуя коридор. «А воздух какой, красотища, что людям мирно не живётся», — ехал и размышлял про себя Сергей Верещагин. — Здрасте, — поздоровался парень со старушкой, вышедшей к калитке полюбопытничать. «Вот ты-то мне и нужна, старая, — усмехнулся Сергей про себя, — Наверно, всё про всех знаешь, мимо такой и мышь не проскочит». — Ну, здравствуй, милок, чего ищешь? — лукаво улыбнулась бабулька.
*** — Олег Сергеевич, я ещё выяснил, что сам пострадавший пару дней назад звонил нотариусу, — делился информацией криминалист. — Серёгу Верещагина к нотариусу пошлём, — ответил следователь. — Уже, — ответил довольный своей расторопностью Лёва Березкин. — Отлично, молодцы, оперативно работаете.
*** — Как съездил в деревню, что выяснил? — спросил Олег Сергеевич Верещагина. — Да, местная бабулька узнала пострадавшего по фото, сказала, что он приезжал рано утром к Витьке Веселкову, тот городскому свою хибару показывал, якобы продать её собрался, а потом всё чин по чину: городской домой уехал, а Витька следом на велосипеде через лес попёр. Заходил я к Витьке, у него закрыто, замок амбарный на дверях висит. Вечером все вместе собрались в кабинете следователя на мозговой штурм. — Ну что мы имеем? — начал следователь. — Был я у нотариуса, он сказал, что Брагин вчера, во второй половине дня, заверял сделку купли-продажи по квартире Решетниковой Варвары Михайловны, действовал он по доверенности. Костя получил на руки большую сумму наличности, нотариус подтвердил, — отчитывался оперативник. — Всё верно, я звонил Варваре Михайловне, она подтвердила, что дала доверенность на продажу квартиры Константину Брагину, — согласился следователь. — Вчера вечером с кучей денег он выезжает от нотариуса, а сегодня утром его находят с предположительно ножевым ранением, — перечислял факты следователь. — Но денег при нём не обнаружено, — ответил криминалист. — И что, сложно было в банк заехать, обязательно такую сумму наличности с собой таскать? Он что, первый день в риелторах ходит? — не успокаивался криминалист. — Значит, ограбление. — Похоже на то, только доказательств нет. Оружие, которым нанесли раны потерпевшему, до сих пор не обнаружено, пальчиков левых на машине нет. Подозреваемого нет, тупик, — подытожил криминалист. — Со стороны водительского сидения на ручке дверцы пальчики только Брагина, значит, дверцу сам открывал, и куда он посреди грунтовой дороги собрался идти? В кустики приспичило? Получается, он открыл дверцу, собирался выйти из машины, и ему кто-то нанёс удар. Ещё и время раннее, примерно часа четыре-пять утра, когда было совершено нападение на Брагина. Эта халупа такая крутая, что нужно было в такую рань ехать её смотреть к Веселкову? — Пока что целая картина не вырисовывается, — констатировал следователь. — Надо узнать, кто был рядом с кабинетом нотариуса, кто из посторонних мог слышать о том, что риелтору передадут крупную сумму налички, — предложил Серёга. — Покупатели тоже могли поделиться со знакомыми радостной новостью о покупке жилья, — предположил криминалист. — Просто поделиться новостью о покупке квартиры и рассказать, где и когда будут переданы наличные средства — разные вещи, и вряд ли покупатели такие наивные, что будут так подробно рассказывать посторонним людям подобную информацию, — возразил следователь Кунейкин. — А не посторонним? Может, кто-то свой был в курсе, — предположил криминалист. — Всё, давайте по домам, поздно уже, жрать охота, и спать, и так сегодня ни свет ни заря встал, завтра на свежую голову подумаем, — закруглил собрание следователь. — Утром, Серёга, постарайся с Веселковым встретиться, выясни, о чём они с риелтором договорились, а потом съезди к нотариусу, узнай, кто в коридоре в очереди стоял, может, кто что видел. Я утром встречаюсь с Варварой Михайловной, она поздно вечером прилетает в наш город, и мы поговорим с новыми владельцами квартиры, сделка-то прошла успешно. Они не виноваты в том, что Костя деньги профукал, — раздал поручения Олег Сергеевич. — Пошли, Сергеич, поужинаем, пельменная на Карла Маркса ещё открыта, — предложил криминалист. — А тебя, Лёва, что жена дома не кормит, или провинился? — удивился Кунейкин. — Да она в командировке, я уже неделю как холостым хожу, — пошутил криминалист. — Ага, пошли, поедим, как в рекламе: «и пусть весь мир подождёт», — довольный своей шутке улыбнулся Олег Сергеевич. В пельменной мужики сделали заказ и огляделись по сторонам. Справа за столиком сидели непрезентабельного вида два опойка и обсуждали новость, что Витька Веселков собирается продавать старую халупу. — Ну, продаст он её, а где жить-то собирается? — спросил один мужик. — Дом этот в деревне ему от бабки достался, а Витьку-алкаша жена туда выгнала. Если он хату продаст, может, рассчитывает, что его жена обратно с деньгами пустит, — предположил второй. — Дорого такую хибару никто не купит, а с копейками он Любке на хрен не нужен. Любка баба злая до денег, видел я её однажды, — возразил первый. — Ну, не скажи, места там шикарные, лес, речка рядом, и от города всего час на автобусе. — Там богатые бизнесмены и чинуши начали себе коттеджи ставить, видел я их, был не так давно у Веселкова, скоро там новая «Рублёвка» настроится, вот увидишь, — настаивал второй. — Мужики, привет, слышали новый анекдот? — подсел к маргиналам бородатый мужик. — Валяй, рассказывай, — пригласили его собутыльники. — Почему ты постоянно пьёшь как конь? А что мне делать, если у меня жена выглядит как лошадь, а в отношения с ней вступать как-то нужно. Троица заржала, а полицейские переглянулись. — Слышал? — спросил криминалист. — Ага, но это лишь подтверждает слова бабки, что Виктор Веселков собрался продавать свой дом, а Брагин к нему приезжал его смотреть, только вот почему так рано, — шептал следователь. Через минуту им принесли заказ, и пока пельмени не остыли, оголодавшие и уставшие полицейские стали ужинать. Сытый и довольный Олег Сергеевич подъезжал к дому. Апартаменты в сталинке с высокими потолками и большим метражом достались следователю от деда, который преподавал уголовное право в местном филиале юридической академии. А ещё Олегу доставалось от дедушки за плохо выученное уголовное право. Родители паренька часто уезжали в командировки, они были геологами. И поскольку фактически Олег большую часть жизни прожил у деда, именно тот пытался привить внуку уважение к кодексу. Раз уж сын не пошёл по его стопам, то пусть внук внемлет голосу разума. И к поступлению в академию будущий страж закона знал весь Уголовный кодекс как «Отче наш». Правда, дед рассчитывал, что внук пойдёт по его стопам и станет в будущем профессором. Но внуку было скучно заниматься наукой, и он подался в поля. Сквозь сон следователь услышал телефонный звонок, мельком глянул на часы — было пять утра. — Чёрт, что ещё могло случиться, какая-то неправильная традиция нарисовалась — будить меня рано утром. Снова звонил дежурный. — Олег Сергеевич, на Брагина в больнице была совершена попытка нападения. Там дежуривший ночью полицейский заметил, как к нему в палату входил врач — не тот, кто обычно к нему ходит, — и решил проверить, всё ли хорошо. В результате полицейский застал лжеврача за преступлением, он видел, как тот пытался что-то пострадавшему вколоть. Но бандит шустрый оказался, напал на нашего сотрудника, вырубил его и скрылся. Медсестра хирургического отделения услышала шум в палате реанимации и сразу позвонила нам. Как выяснилось на месте, полицейскому оказана первая помощь, он сейчас в больнице с сотрясением, но он в сознании и помнит лицо напавшего на него человека. — Лёва, привет, просыпайся, на нашего Брагина напали и на полицейского тоже, который за ним присматривал. Бери планшет с программой для фоторобота и дуй составлять изображение нападавшего. И ещё надо бы узнать, что Брагину пытались вколоть, там шприц у нашего сотрудника заберёшь, и не затягивай с анализом, может, через него удастся выйти на след нападавшего. — Олег, имей совесть, второй день с ранья поднимаешь, — бурчал Лёва. — Это не я, это бандиты не дремлют, Лёва, — подбодрил его Кунейкин. «Зашевелились, — подумал следователь. — Ещё и Серёгу будить придётся рано. Ладно, на пенсии отоспятся ребята». — Привет, Серёга, извини, что рано, надо срочно Веселкова спасать, на Брагина нападение было совершено сегодня утром. Да жив он, точнее, в коме. Его врачи после операции в искусственную кому ввели. Нет, в себя не пришёл. Думаю, и Вите тоже достанется, мне кажется, он что-то видел, потому и рванул так лихо из деревни. Съезди в деревню, и если он появился, привези его сюда. На пару дней у себя закроем, глядишь, человеку жизнь спасём. — Понял, Олег Сергеевич, сейчас, выезжаю, — отрапортовал Верещагин. Ехать в больницу Кунейкину не было смысла, там уже вовсю командовал Лёва, и он стал готовиться к встрече с Варварой и покупателями её квартиры. Встречу назначили на восемь утра в родном отделе. — Здравствуйте, Варвара Михайловна, вот мы и снова встретились, — поздоровался следователь с женщиной. — Здравствуйте, да что-то у нас с вами, Олег Сергеевич, поводы для встреч каждый раз не очень приятные, — отозвалась Варя. — В гостинице остановились?
— Нет, у свекрови. — Тут такое дело, квартиру вашу Брагин продал, я проверил, все документы имеют законную силу, только вот деньги у Брагина украли, и он сам находится в больнице в коме, так что с ним сможем поговорить, когда он придёт в себя. Пока такой возможности нет. — Я поняла. В дверь постучали, и в кабинет вошла немолодая пара. — Знакомьтесь, это Шустов Павел Владимирович с супругой Галиной Петровной. — Доброе утро, — поздоровались вошедшие. — Доброе, — сухо ответила Варвара. А про себя подумала: какое уж оно доброе. Да и квартира проклята, как будто мстит она за отца, было предчувствие, что обязательно должно было что-то случиться. Наверное, сверху там смотрит на меня его дух и ухмыляется. Хотя почему сверху? На небесах вроде рай, а рай он не заслужил. Значит, в геенне огненной варится и меня костерит на чём свет стоит. — Вот документы на квартиру, мы их изъяли у нотариуса, чтобы проверить законность сделки, всё чисто, можете заезжать в квартиру, — передал он документы Шустову. — Спасибо, надо же, как нехорошо получилось, деньги мы Константину отдали все полностью, как в договоре указано, вот расписка, — предъявил Павел Владимирович. — У меня был комплект ключей свой, вот передаю его вам. Ещё был один комплект у Кости, — ответила Варя. — Да, он нам его уже отдал, — подтвердил Шустов. — Вроде бы все вопросы решили? — спросила Варвара. — Я могу идти? — Конечно, Варвара Михайловна. Вы сколько пробудете в нашем городе? — уточнил следователь. — Неделю, не больше, — ответила Варвара и протянула талон для отметки. — А вас, Павел Владимирович, я попрошу остаться, — по-бормановски сообщил следователь, протянувшему талон-уведомление Шустову. — У меня к вам будет несколько вопросов. Скажите, кто был рядом с вами в коридоре, пока вы ждали своей очереди к нотариусу?
— Там была ещё одна семья, я так понял, муж с женой и их риелтор, — подумав, ответил Шустов. — Они были за нами в очереди к нотариусу, и всё. — Сами мы не местные, никого ещё здесь не знаем. Вот, вышли на пенсию и переехали в ваш город из Воркуты, у вас климат приятнее. А Костя — очень хороший риелтор, он нам никаких махинаций не предлагал, всё сразу у нотариуса заверил и денег с нас никаких дополнительно не просил, — рассказывал Павел. — Я вспомнила, там ещё мужик такой непрезентабельный заходил, с риелтором той пары разговаривал, но недолго, и Паша его не видел, он как раз покурить вышел, — очнулась Галина Петровна. — Спасибо большое, — поблагодарил Шустовых следователь, подписывая протокол опроса и талон. «Пока жду Серёгу, легче самому к нотариусу съездить», — думал Олег, выходя на крыльцо отдела. Он завёл свою ласточку, быстро свернул на главную улицу и через десять минут был у нотариуса. — Доброе утро, Василий Семёнович, — зашёл Олег Сергеевич. — А, это опять вы, всех клиентов скоро своими допросами мне распугаете, — ворчал недовольно нотариус. — Что на этот раз? — Мне нужны данные на людей, которые заключали сделку сразу после Шустовых, — попросил Олег. Нотариус решил не ставить палки в колёса следствия, не стал просить постановление на изъятие данных и выдал информацию, разумно рассудив: быстрее найдут бандитов — быстрее от него, честного нотариуса, отстанут. Олег, довольный, что так быстро получил данные, отзвонился Серёге, чтобы не гонять его к нотариусу по второму кругу, и договорился встретиться с ним в отделе. Не успела закрыться за следователем дверь его кабинета, как следом влетел взмыленный Березкин. — Ну что? — спросил следователь. — Чем порадуешь?
На стол легли две бумажки: фоторобот составил, ещё забрал только что из лаборатории результат анализа препарата из шприца. Надо же, нападавший, похоже, совсем лох — шприц с собой не прихватил, — удивился криминалист. — Он его уронил, подбирать некогда было, на шум уже медсестра отреагировала и стала в полицию звонить, вот он и убежал, — поделился информацией Олег. — Давай не тяни, так что там с этим препаратом? — торопил Лёву следователь. — Это препарат, провоцирующий остановку работы сердечной мышцы. — Что по фотороботу, по нашей базе проходит? — уточнил Олег Сергеевич. — Нет, — заверил Лёва. — Надо показать его нотариусу и Шустовым, вдруг узнают. — Привет, — зашёл Сергей, — Веселкова не нашёл, там всё осталось как было. Замок нетронутый на дверях до сих пор висит. — Надеюсь, Витя жив и его труп не всплывёт где-нибудь в обозримом будущем, надоело вставать в пять утра, — резюмировал Олег Сергеевич. — Лев, а этот препарат для остановки сердца где можно достать? — спросил Олег. — В аптеке по рецепту, — ответил всезнающий Березкин. — Серёг, встреться с Шустовыми, покажи им фоторобот, может, узнают его? И нотариусу тоже покажи, — дал задание следователь. — А чё мы всё за свидетелями хвостами бегаем, давай вызывай их повесткой сюда, — возмутился криминалист. — Так быстрее, Лёва, мне нужен результат, и вообще, это квартира прокурора питерского, не хотелось бы ударить в грязь лицом. — О-о-о-о, ну ясно, — протянул Лёва. — Давайте на обед сходим, — предложил Верещагин. — А то ещё весь день впереди, а я как встал в пять утра, так и не ел ещё, только кружку кофе на голодный желудок хлопнул. — На пенсии отдохнём, и кофе на голодный желудок не рекомендую, — скопировал интонацию следователя Березкин. — До неё ещё дожить надо, Лёва, — возразил Сергей. — Что, опять в пельменную? — спросил Олег Сергеевич. — Нет, давайте в нашу сходим, — предложил Сергей. Местная столовая при отделе встретила наших героев ароматом щей и пахнущей ванилью свежей выпечкой. Серёга шумно сглотнул, чтобы не подавиться слюной, и встал в очередь. — Хочешь анекдот? — спросил Лев. — Давай, — согласился Олег Сергеевич, надо же как-то время в очереди коротать. — Подхожу я к поварихе Любочке.
А она мне: — Будешь вчерашние щи?
Я ей: — Давай.
А она мне: — Так приходи завтра. Олег улыбнулся, а Серёга заявил: — Бородатый анекдот. — Так расскажи не бородатый, — предложил Лев. — И расскажу, — согласился Верещагин:
— Рядовой Петров, почистить ведро картофеля!
— В наш космический век в армии уже давно должна быть машина для чистки картофеля.
— Конечно, и вы представляете её последнюю модель!
Парни смеялись, очередь заканчивалась, настало время выбора. — Так, что тут у нас. О, куриный супчик с лапшой, давайте, котлетку с пюрешечкой, компот и пару булочек, — облизывался голодный Березкин. С набитыми едой подносами они пошли к свободному столику. — Что же ты, Лёва, вчерашних щей не взял? — улыбался Олег. — Так они сегодняшние, вот завтра будут вчерашними, он и возьмёт, — хохотал Сергей. Наевшись, довольные, они втроём ввалились в свой кабинет, сразу захотелось спать — встали все рано утром. Лёва навалился на локти на своём столе, и уже через минуту раздалось мерное сопение. — Ну, хоть не храпит, — посмеялся Сергей. — А тебя что, в сон не клонит? — удивился Олег Сергеевич, зевая. — Я жаворонок, мне легко рано вставать, правда, и спать рано ложусь. Как приезжаю с работы, сразу на кровать валюсь, — сознался Верещагин. Отдохнув полчаса в отделе, прихватив фоторобот, Серёга поехал на встречу с Шустовыми и с нотариусом.
Следователь стал пробивать данные по полученной информации от Василия Семёновича.
Лёву решили пока не будить — пусть часик вздремнёт, добрее будет. Через час отзвонился Сергей: и Шустовы, и нотариус узнали в фотороботе риелтора второй пары. Данные на него уже были у следователя. Нотариус расписал всё подробно: и как зовут парня, и в каком агентстве он работает. Следователь позвонил в агентство недвижимости «Этажи», уточнил, работает ли у них Семёнов Матвей Валерьевич. Выяснил, что буквально вчера он уволился и получил расчёт. — И где его искать? Вряд ли он дома их ждёт. Но на всякий случай вызвал группу быстрого реагирования и отправил их на адрес подозреваемого. А заодно объявил план «Перехват» по данным, зарегистрированной на него машины. — Сергеич, я тут заглянул к жене Веселкова, к Любе. Так вот, он заходил к ней день назад, оставил ей документы на дом, а сам укатил к двоюродному брату в Орлов. В общем, адрес брата я записал. Надо или местным коллегам позвонить, чтобы проверили, или кому-то из нас в командировку ехать.
Глава 2 Прощение
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.