Бесплатный фрагмент - Черный список

Пролог

Утро первого сентября 2001 года выдалось ярким и солнечным. Солнце сверкало на ярко-голубом, будто свежевымытом небе. Радуясь теплу, вовсю пели птицы. Прошедший ночью дождик прибил пыль, а выгоревшая за лето трава, радуясь влаге, даже заново позеленела и прихорошилась. Ветерок покачивал в разные стороны головки цветов на клумбах. Все казалось будто специально принаряженным, разукрашенным и сказочным, таким чудесным, что даже школьники средней образовательной школы номер двадцать три радовались жизни, вместо того, чтобы грустить о прошедшем лете.

Пестрый круговорот детей и взрослых на школьном стадионе не замирал ни на секунду. Девятилетние второклассники, забыв о субординации, висели на любимом классном руководителе, пятиклассники изо всех сил делали вид, что они взрослые и пытались чинно стоять в отведенном им месте, но общее незапланированное веселье было так заразительно, что даже одиннадцатые классы, звонко хохотали и размахивали разноцветными воздушными шарами. Вот-вот должна была начаться официальная часть мероприятия, которая задерживалась почти на пятнадцать минут по причине отсутствия одной из участниц праздника.

— Если она не появится через пять минут, я лишу ее премии! — грозно сдвинув очки на кончик носа, тихо возвестила строгая завуч.

— Если она не придет, мой номер будет сорван! — бушевала музработник Кораблева.

— Вот скука будет, если она не придет, — дружно вздохнула мужская половина одиннадцатого «А» класса.

— Мы так по ней соскучились, — шмыгнув носами, пробубнил второй «Б».

— Простите, извините! — в толпе мелькнули рыжие волосы. — Я очень-очень извиняюсь.

Пострадавший от рыжего вихря родитель вежливо отступил в сторону. Девушка сдвинула на лоб кепку и, еще раз извинившись, помчалась дальше. Она была так молода, что он сперва, принял ее за выпускницу старших классов, но когда голубая куртка и кепка замелькали среди преподавателей, в его голову закралось смутное предположение, что эта хулиганка-учительница.

— Пришла! — коллективный вздох облегчения, который испустили все, ну или почти все, присутствующие мог бы поднять в воздух дирижабль. Дальше праздник катился по накатанной колее — цветы, наставления, пожелания. Отзвучали последние аккорды школьного марша, и детский поток, разбавленный учителями и родителями, устремился в ворота школы.

******

Она была совсем неправильной учительницей, наверное, поэтому ее так любили дети. Даже предмет, который она пришла преподавать вместо старичка-маразматика, из внеклассного внезапно превратился в самый посещаемый в школе. На уроки шахмат для второклассников заглядывали не только старшеклассники, но и старшие братья — дяди — разведенные папы учеников. Школа издавна считалась элитарной. Здесь обучались дети обеспеченных родителей, и пожелай, учительница легко могла составить прекрасную партию. Примерно через месяц после ее появления в педколлективе был даже учрежден некий тотализатор. Ставки принимал физрук, который и сам был бы не прочь выставить свою кандидатуру в число претендентов на руку и сердце новенькой. Не делал он этого по причине не соответствия материальному уровню прочих претендентов, а также наличия законной супруги. Неожиданно для всех, джек-пот сорвала уборщица Клавдия Михайловна. Она оказалась единственной, кто поставил оставшиеся от пенсии сто рублей на учительницу против депутата Воронцова. Наученные горьким опытом коллеги впредь наблюдали за личной жизнью девушки, не отваживаясь при этом рисковать финансами. Делали они правильно, потому как и спустя год, учительница оставалась свободной, как ветер, и недоступной, как горная вершина Тибета. Единственной особью мужского пола, к которой она питала нежную привязанность, был ее девятилетний ученик — Роман Шеффер. Его мать погибла в авиакатастрофе, когда ребенку было три года. Роман ее почти не помнил. Отец, не вынеся потери жены, как с головой ушел в бизнес, так и забыл из него вернуться. Родительское участие в делах сына у данного субъекта сводилось к появлению в школе на первое сентября и на двадцать пятое мая. Даже дневник Роману подписывал и на родительские собрания приходил друг семьи, по имени Владимир. Кем он приходился мальчику, учительница понять так и не сумела, хотя старалась изо всех сил. Девушка, со своей стороны, как могла, пыталась заполнить пустоту в жизни ребенка. Хотя понимала, как мало может ему дать. Она сама росла с отчимом, и не понаслышке знала, что такое понимать, что все могло бы быть по-другому. Понимать, что изменить ничего нельзя. Можно только смириться.

Глава 1

Сия история началась в тысяча девятьсот сорок четвертом году, когда князь Отто фон Гуттенберг, ярый противник идей национализма был невинно убиен, а его супруга Мари, не став дожидаться, когда невинно убиют ее, сама покончила с собой. Однако дамой она была странной и непредсказуемой, поэтому несколько близких друзей не особенно удивились, когда через два года Мари фон Гуттенберг воскресла в Калифорнии, где в роскоши и горе провела следующие двадцать пять лет. В Германию Мари собралась только, когда пострадавшим от фашистского режима, стали возвращать утраченную собственность и выплачивать компенсации. На момент, когда княгиня снова ступила на родную землю, у нее имелись двое взрослых детей — сын Пауль и дочь Лира. Сын был резко против возвращения на родину. Однако разумных аргументов, достаточных, чтобы отговорить мать, привести не смог. Примерно через пару месяцев после возвращения в отчий дом, Пауль, словно убедившись в своих подозрениях, вдрызг разругался с Мари и умчался на все четыре стороны. Уговорить Лиру уехать вместе с ним, Пауль не смог. Сестра была погружена в отношения с любимым мужчиной и ничего не желала слышать. Непонятно чего или кого так боялся Пауль, но вместо относительно свободных европейских стран и совершенно свободных Соединенных штатов, его занесло в отгороженный от всего мира Советский Союз. Более того, в первое время, нестесненный в средствах, Пауль сумел сойтись с нужными людьми, которые помогли получить новые документы и стать советским гражданином. О матери и сестре он больше не вспоминал и вестей о себе не подавал. Через три года Павел Голубев, он же Пауль фон Гуттенберг, встретил очаровательную девушку по имени Эвелина, на которой вскоре женился и произвел на свет двух очаровательных дочерей. Первую, как ни брыкалась супруга, он нарек Хеленой, в честь прабабушки, вторую Лирой, в честь сестры. Вплоть до перестройки они прожили душа в душу, однако, когда стена, отгораживающая советскую землю от прогнившего Запада пала, на пороге их благополучного дома, возник призрак из прошлого. Княгиня фон Гуттенберг со слезами на глазах обнимала найденного сына, глухим голосом рассказывала о смерти Лиры, и на коленях умоляла вернуться домой. Пауль почти сказал «да», но внезапно возмутилась супруга. Эвелина, потерявшая в войну всю свою семью, не желала и слышать о переезде в ненавистную страну. Сколько Пауль не пытался объяснить жене, что его отец был убит, как раз потому, что никогда не был сторонником фашизма, Эвелина оставалась непреклонной. Она возненавидела не только лгавшего ей все годы супруга, но и старшую дочь, вставшую на сторону отца. На развод ушло чуть более месяца. С Паулем оставалась девятнадцатилетняя Хелена. Несовершеннолетнюю Лиру вывезти без согласия матери было проблематично.

— Я не прощаюсь, доченька, — шепнул дочери Пауль. — Мы обязательно увидимся, обещаю.

Выставив мужа, Эвелина, не осознавая того, поступила ровно так же, как и ее супруг, убегая из Германии. Лира Павловна Голубева исчезла с лица земли. В полученном паспорте, черным по белому стояло Анжелика Юрьевна Орловская, а в свидетельстве о рождении, вместо имени отца появился жирный прочерк.

И жизнь шла своим чередом, пока младшей внучкой не заинтересовалась зловредная Мари. Спрятаться от всесильной госпожи фон Гуттенберг невозможно было даже на Луне. Наплевав на мнение сына, княгиня во всеуслышание заявила, что рабоче-крестьянская невестка может делать что хочет, но внучка, в которой течет кровь фон Гуттенбергов, должна иметь то, что ей положено по праву. Кровопролитная война, которую вели Эвелина и Мари, продолжалась уже шесть лет. Княгиня почти безвылазно сидела в добротной усадьбе в Подмосковье и старательно пилила внучку, объясняя какое будущее ей уготовано, Эвелина демонстративно пила валокордин на кухне двухкомнатной «хрущевки» в Ясенево и умоляла дочь не поддаваться влиянию Запада. Масла в огонь подливала и приехавшая навестить мать и сестру Хелена. Она, как и бабка, считала, что с матерью младшенькой ничего не светит.

— Портит себе жизнь! — патетично возвещала Мари.

— Ну что тебе делать в твоей школе!? — вторила Хелена. — Все к твоим ногам кладут, только бери!

Младшая сестричка, которая явно пошла в бабушку, непредсказуемо пожимала идеальными плечами, щурила хитрые зеленые глаза и убегала из шикарного дома в свою «хрущевку». Так они и жили вплоть до того ясного солнечного утра первого сентября, когда колесо судьбы внезапно пришло в движение.

*****

Он не понравился ей сразу, как только она его увидела. Когда узнала лучше, Анжелика его практически возненавидела. Точнее выразиться невозможно, именно возненавидела. Девушка любила сына почти с той же страстью, с какой терпеть не могла отца. Масла в огонь подливали робкие заверения мальчика:

«Мой папа хороший. Просто он несчастный».

«Хорош несчастный!» со злостью думала Анжи, из окна второго этажа, наблюдая, как «несчастный» обнимается с высокой блондинистой дамой в насквозь просвечивающемся платьице. Дама, крепко держа кавалера за руку, несколько раз отрицательно покачала головой. Потом указала на часы, тряхнула идеально уложенными локонами и топнула ногой, обутой в золотистую босоножку. Тактика была правильной. Папаша, очевидно, сдавал свои позиции, успокаивающе похлопывая барышню по спинке.

«С сыном бы ты так нянчился, сволочь!» Анжелика с силой захлопнула ни в чем неповинное окно и отвернулась. «Глаза б мои не смотрели!»

— Энжи, ты чего? — обеспокоено осведомилась возникшая в дверях класса Хелена. Сестра бросила взгляд ей за спину. — Что-то случилось?

— Роман, — пояснила Анжи и сняла сумку со спинки стула. — Меня очень беспокоит судьба мальчика.

— Делать тебе нечего, — вздохнула Хелена. — Пусть о судьбе мальчика родители пекутся.

— Он так печется, что мне кактус ему на голову сбросить хочется, — сквозь зубы прошипела Анжелика. — Сегодня первое сентября. Ромка сказал мне, что папа обещал целый день провести с ним. А вместо этого, что?

— Что? — без энтузиазма спросила сестра.

— Вместо этого, папа в школьном дворе тискает какую-то мадам. Выходи, — младшенькая легко подтолкнула Хелену в спину.

— По-моему, ты слишком близко к сердцу принимаешь страдания ребенка, — Лен пожала плечами. — Впрочем, ты еще молода. В этом возрасте максимализм — обычное дело.

— Не нуди, дорогая, — Анжи два раза повернула ключ в замке, — а то становишься похожей на маму.

— Тебе привет от папы. Он звонил мне, — осторожно проинформировала сестрица. — Мы ждем тебя в гости на Рождество..

— Я подумаю.

— Папа очень по тебе скучает, — Хелена взяла сестру под руку. — Я понимаю, ты не хочешь предавать маму, но..

— Здесь не время и не место вести разговоры о папе, маме и бабушке, — Анжелика освободилась.

— Поедем, перекусим? — моментально предложила Хелли. — Уверена, ты не откажешься от хорошей порции мороженого?

Анжи невольно улыбнулась. Это было одно из самых дорогих воспоминаний ее детства. Отец иногда тайком от мамы, которая считала младшую дочь очень болезненным ребенком, приносил большой пломбир, и они втроем ели под одеялом. Мороженое было таким холодным, что ломило за ушами, и восхитительно вкусным. Ощущение того, что они объединены какой-то, пусть и маленькой, тайной создавало непередаваемую атмосферу на этих посиделках. Потом отец и Лен уехали, и Анжи больше не ела мороженого. Никогда. Хотя мать и баловала ее, как могла, и Анжелика получила бы все, что хотела, стоило только попросить, но мороженое было связано с тем временем, когда они были настоящей семьей. Поэтому она для себя решила, что есть его ни с кем, кроме папы или сестры больше не будет.

— Ну как, согласна? — Лен тронула ее за руку.

— Согласна, — с деланной неохотой кивнула Анжелика. — Давай купим мороженое в ведерке, поедем к бабушке и залезем под одеяло.

Глава 2

— Папа, ты же обещал! — худенький мальчик сжал кулаки в карманах брюк и, из-под сведенных на переносице, темных бровей посмотрел на отца. — Ты мне обещал! — дрогнувшим голосом повторил он. — Сегодня мой день. Почему ты опять уходишь?

Мужчина присел на корточки перед ребенком и попытался заглянуть в глаза.

— Я помню, что обещал, Роман, но…

— Опять «но»! — Роман не дал отцу закончить. — Ты всегда найдешь тысячу причин, чтобы бросить меня! Я тебе не нужен! — мальчик сорвался с места и бросился к школе.

— Роман, вернись! — ошеломленный мужчина бросился следом и замер, словно натолкнувшись на стену, услышав крик сына.

— Ненавижу тебя!

Роман, размазывая по щекам все-таки хлынувшие слезы, взбежал по лестнице на второй этаж и дернул на себя ручку двери знакомого кабинета.

— Анжелика Юрьевна, откройте, пожалуйста! Анжелика Юрьевна!

— Ты чего шумишь? — на плечо мальчика опустилась рука охранника Василия Егоровича Шумского. — Не шуми, пацан. Ушла твоя учительница. Минут десять, как ушла.

— Как ушла? — Роман снова почувствовал себя преданным. — А куда?

— Она мне не отчитывается, — усмехнулся Василий Егорович. — С девушкой ушла, с сестрой. Так что, до завтра уж не вернется. Иди домой, Роман.

— Все бросили! — Ромка вытер нос кулаком и бросился к черному ходу.

— Стой! Куда! — охранник хотел было догнать и выпроводить мальчика через парадное, но потом передумал. Какая разница, главное, что ушел. А какой ушел, так это не его дело, пусть родители смотрят. И Василий снова вернулся на пост, к разложенному кроссворду. Чтобы выиграть миллион, ему оставалось ответить на последний вопрос: какая птица, из пяти букв, царствует в курятнике, яиц не несет, но из них выводится?

*****

— Самое безалаберное существо на свете, это моя младшая сестра! — Хелена остановила машину недалеко от школы. — Ну как ты умудрилась забыть в кабинете ключи от квартиры?

— Случайно. Не волнуйся, я быстро, — пообещала Анжи. — Подождешь в машине?

— Нет уж. Я с тобой, — Хелена вылезла из «Фольксвагена» и пикнула брелком сигнализации. — Чтобы ты еще чего-нибудь не оставила. Думаешь, я не понимаю, зачем мы сюда вернулись?

— Лен, хватит! — Анжелика дернула плечом. — Я просто хочу удостовериться, что с мальчиком все в порядке.

— Анжи, скажи, обязательно было заставлять меня восемь раз объезжать вокруг квартала, перетряхивать вещи и твердить, что у тебя странное чувство, будто чего-то не хватает, чтобы на девятом круге вспомнить про специально брошенные в стол ключи? — сощурилась Хелена. — Я думала, у тебя хватит совести ограничиться тремя. Я все-таки надеюсь, что это не твой ребенок?

— С ума сошла?! — младшая сестра от неожиданности замерла на месте. — По-твоему, я его в четырнадцать лет родила?!

— С тобой и не такое возможно, — философски заметила Хелли, полезла в сумочку за влажными салфетками и была буквально сбита с ног вылетевшим из-за поворота ребенком. — Твою мать! — выругалась Хелена.

— Извините, — мальчик, не глядя по сторонам, начал собирать рассыпавшиеся из сумки вещи.

— Ромка, ты что тут делаешь? — во встрепанном, зареванном мальчугане Анжи с трудом узнала своего всегда аккуратно одетого и собранного любимца.

— Анжелика Юрьевна! — Ромка уронил собранные вещи обратно на асфальт и бросился к любимой учительнице. — Я вас искал, а вы ушли….

Анжи обнимала ребенка и успокаивающе гладила по голове. Тихо ругаясь себе под нос на двух языках, Хелена собрала вывалянные в пыли вещи, и подошла к сестре.

— Энжи, нам пора ехать. Давай отвезем мальчика к родителям….

— Я не поеду! — срывающимся голосом воскликнул Ромка. — Я к нему больше не поеду!

— Ром, успокойся, никуда ты не поедешь, — Анжелика продолжала прижимать ребенка к себе. — Я тебе обещаю.

— Энжи, не вздумай, — Хелена сжала губы и положила руку ей на плечо. — То, что ты сейчас делаешь, называется противоправными действиями…

— Ты хочешь, чтобы я отвезла ребенка к отцу, а тот снова довел его до истерики? — злобно поинтересовалась сестра. — Мне все равно, как это называется. Он поедет со мной.

— Лира, опомнись! — трагическим шепотом воззвала голосу разума Хелена. — Тебя привлекут к ответственности. Бабушка этого не переживет….

— Не беспокойся, Хелли, я обязательно позвоню этому воспитателю и сообщу, что его сын в безопасности.

— Анжелика Юрьевна, не звоните, пожалуйста, — Роман поднял на Анжелику умоляющие глаза. — Папа приедет, и меня заберут. Я не хочу.

— Почему? Он тебя обидел? — Хелена непонимающе смотрела на них. В ее благополучной европейской голове не укладывалось, как это ребенок может не хотеть возвращаться к родителям.

— Он меня не любит. Он никогда не находит на меня времени. Он всегда нарушает свое слово, — тихо говорил мальчик. — Он сегодня опять меня бросил.

Анжи стиснула зубы, мысленно желая господину Шефферу всех благ.

— Перестань, Ромка, — она заглянула в потухшие зеленовато-голубые глаза. — Если хочешь, поедем ко мне в гости. Моя мама печет потрясающие эклеры с заварным кремом. Тебе понравится.

— Зато ваш «папа» просто обожает незваных гостей, — буркнула Хелена. — Куда ты денешь Орловского, Анжелика?

— Орловский уехал на вахту в Сочи, — пояснила Анжи, — на три недели. Территория свободна. Ну что, герой, надумал?

— А я точно вас не стесню? — Ромка шмыгнул носом и с надеждой посмотрел на нее.

— Точно, — Анжи улыбнулась.

Мальчик бросил настороженный взгляд на Хелли и радостно кивнул.

— Не забудь позвонить его родителям, — напомнила сестре Хелена. — Насколько я понимаю, мороженое и визит к бабушке откладываются?

— Извини, — та виновато кивнула. — Как-нибудь в другой раз.

Хелена, покачав головой, наблюдала, как парочка удаляется по направлению к метро. Младшая сестричка одной рукой обнимала своего ученика за плечи, и активно жестикулировала другой, что-то рассказывая. Ребенок влюблено смотрел на свою учительницу и радостно кивал.

Хелена села в машину и завела мотор. Ее внимание привлекли двое мужчин быстрым шагом, идущие к дороге от школы.

— Извините, — блондин склонился открытому окну машины — вы здесь давно?

— А в чем дело? — Хелена выгнула бровь.

— Мы ищем мальчика лет девяти, в синих брюках и белой рубашке. На голове черная кепка. Вы не видели? — глядя на его обеспокоенное лицо, Хелена вспомнила заплаканные грустные глаза мальчика, разозленную сестру, крепко обнимающую ребенка, бросила быстрый взгляд на напряженно ожидавшего на тротуаре шатена и с вежливой улыбкой ответила:

— Нет

Глава 3

Проводив взглядом машину, блондин, которого звали Владимир Андреевич Белостоцкий, вернулся на тротуар и покачал головой:

— Говорит, что не видела.

— Черт знает что, — тяжело вздохнул шатен, по имени Курт Шеффер, и предупреждающе поднял руку. — И не говори, что ты меня об этом предупреждал.

— Я молчу, — скромно отозвался Влад. — Тем более говорить тебе, какой ты болван, бессмысленно. Ромка от этого не появится.

— Да, я — болван, — со злостью кивнул Шеффер. — Везде и во всем, что не касается антиквариата, я, к сожалению, полный кретин. Не понимаю своего сына, и жену свою я никогда не понимал. Они меня тоже. Так что, оставим эту тему. Вместо того чтобы читать мне лекции о воспитании ребенка, лучше подумай, где его искать.

— Почему я?

— Ты с ним проводишь больше времени. Ну?

— Не знаю, — Влад оставил язвительный тон и пожал плечами. — Обиженный ребенок может пойти куда угодно. Нет, все-таки ты ненормальный. Как ты мог позволить ему убежать?! И как ты сейчас можешь оставаться таким спокойным? Не понимаю, — перезвон телефона во внутреннем кармане пиджака вызвал устойчивое желание выбросить мобильный в ближайшую урну. — Какого черта? Кому там неймется… … да, слушаю? — по мере того как Влад слушал, его лицо постепенно прояснялось. — Да, я все понимаю… конечно. Спасибо огромное, Анжелика Юрьевна.

— Кто это?

Белостоцкий сунул мобильный в карман и, широко улыбнувшись, треснул друга ладонью по спине.

— Радуйся, папаша, нашлась твоя потеря. Теперь уже я болван. Сразу не смог догадаться, к кому наш Ромка плакаться пойдет.

— Где он? — радости на лице Курта так и не появилось. Все то же напряженное ожидание.

— У своей любимой учительницы. Это она, кстати, звонила, — по дороге к машине рассказывал Владимир. — Милая девушка. Хорошенькая, как картинка, всегда вежливая, и дети ее любят. Она просила меня одного приехать, — уже у машины резко закончил он. — Тебя Роман видеть не хочет, и я его, в принципе, понимаю. Если хватит терпения в машине усидеть, пока я с девушкой побеседую, поехали. Нет, лучше останься. Потому что, если мальчишка и от нее убежит, мы его никогда не найдем. Извини, Курт.

— Ладно, потом позвонишь, — как всегда принимая неверное решение, Шеффер отступил в сторону. — Будет даже лучше, если он некоторое время поживет у тебя.

— Дурак ты, Шеффер, — поворачивая ключ в замке, бросил Белостоцкий. «БМВ» рванулось с места и вскоре исчезло из виду.

Курт, сунув руки в карманы, медленно направился на автостоянку перед школой, где оставил свой «Вольво». То, ради чего пришлось отменить долгожданный отдых с сыном, потеряло всякий смысл. Встречаться с посредником не было ни желания, ни возможности. В ушах до сих пор стоял крик мальчика «Я тебя ненавижу». Он не хотел себе признаваться, что сам создал все условия, чтобы единственный ребенок произнес роковые слова. Чтобы сын был счастлив, где угодно, только не рядом с ним. Он отдавал всего себя работе, обеспечивая сыну достойное будущее, и не знал, как мальчик проводит свое настоящее. За все шесть лет после смерти Кристины, отец и сын провели вместе от силы полгода. Жена, пока была жива, обвиняла его в том же, в чем сейчас обвинял сын. Ей нужен был муж, которого можно было по вечерам демонстрировать обществу, чтобы вместе отдыхать на курортах с громкими названиями, чтобы не чувствовать себя ущербной в сравнении с многочисленными подругами. Ненависть, которую Шеффер питал к светской мишуре, за год совместной жизни превратила супругов в смертельных врагов. Он не желал играть роль светского льва, терпеть не мог подстраиваться под кого бы то ни было, и не имел привычки деликатничать с неприятными ему субъектами, в число которых, с некоторых пор, попала и супруга. Пару раз испытав на себе приступ гнева мужа, Кристина из члена группы открытого противостояния перешла к роли запуганной жертвы. Примерно за полгода все члены столичного бомонда узнали все подробности не сложившейся семейной жизни несчастной женщины и ее переживаний за брошенного отцом ребёнка. Последней каплей, переполнившей чашу терпения Курта, стал отказ от родительских прав, который издевательски предложила ему подписать Кристина.

— Твой сын тебе не нужен, — улыбаясь, сообщила она — Я нашла человека, который готов на мне жениться и воспитывать моего мальчика. Тебе осталось только поставить подпись.

До сих пор Шеффер удивлялся, как ему удалось сдержаться и не убить жену на месте. То же ледяное спокойствие он сохранял и на начавшемся бракоразводном процессе. Лучшему адвокату столицы, своему старому другу Владимиру Белостоцкому он поставил единственное условие. Добиться лишения Кристины всяких прав на сына. Кристина же была преисполнена решимости отстоять большую часть состояния супруга и отдавать Романа, как будущий источник возможных доходов, не собиралась. Кровопролитное сражение могло бы продолжаться не один год, если бы Кристина внезапно не погибла в авиакатастрофе. Злые языки поговаривали, что билет на тот свет жене обеспечил, так и не успевший стать бывшим, муж. Особенно усердствовал кандидат на руку и сердце Тины — Василий Лебединский. Однако никаких улик, указывающих на виновность Шеффера, найдено не было. Установили, что небольшой частный самолет потерпел аварию по вине пилота, не справившегося с управлением, дело закрыли и отправили в архив. Для Курта последующие годы слились в бесконечное чередование дней и ночей. Все свое время он проводил в поисках позабытых или потерянных шедевров, которые можно было выгодно перепродать. Советы поскорее жениться он пропускал мимо ушей. Он категорически не умел общаться с людьми, и жил по своим правилам. Женщины появлялись и исчезали. Их притягивали деньги, а отталкивало пренебрежение, с которым он относился к каждой кандидатке в его супруги и матери его сына. Единственной особью женского пола, с которой Шеффер относительно мирился, была мать Кристины, бабушка Романа — женщина, совершенно не похожая на свою дочь. Смерть Кристины Полина Львовна переживала тяжело, но вместе с тем трижды в день благословляла небо, что внук живет в доме отца, и дочери не удалось принести в его жизнь больше горя, чем она уже внесла. Последние несколько лет Полина Львовна оставалась единственным связующим звеном между отдалявшимися отцом и сыном.

— Ты бы почаще бывал с ним, Костя, — осторожно советовала женщина, которая так и не смогла привыкнуть к немецкому имени зятя, и переиначившая его на свой лад в Константина. — Он сложный мальчик, очень чувствительный. Не дай Бог, беда приключится. Что тогда делать будем?

Теперь Шеффер ломал голову, как сказать Полине, что беда случилась, и винить, кроме себя ему некого. Впервые в жизни он поймал себя на желании разогнать машину и направить ее в бетонную стену. Он сам сделал все, чтобы потерять доверие сына. Теперь нужно было сделать все, чтобы его вернуть. Любым способом.

*****

Женскую фигурку, сидящую на лавочке, Влад заметил издали. Ему не раз приходилось иметь дело с учительницей Романа. Дамой она была вежливой и абсолютно неконфликтной. Оставалось надеяться, что ей удалось вправить ребенку мозги, и встреча не закончится новой истерикой Романа. Заметив, выбравшегося из машины, Белостоцкого девушка поднялась на ноги и легкой походкой двинулась навстречу.

— Спасибо, что так быстро приехали. — Улыбка была похожа на солнечный зайчик. — Я бы не хотела оставлять Ромку одного надолго. Моя мама, когда желает знать правду, способна вытянуть жилы из любого.

— Ну, во-первых, здравствуйте, Анжелика, — начал Владимир.

— Здравствуйте, — она кивнула.

— А во-вторых, скажите, насколько все серьезно?

— Кажется, по телефону я вам все объяснила, — Анжи отступила на шаг назад. — Ребенок не хочет возвращаться к отцу, который ему постоянно лжет. Я его не осуждаю. От вас мне были нужны только его вещи. Точка.

— Но вы-то должны понимать всю абсурдность этой ситуации? Я надеялся, что вы попытаетесь его переубедить, а вы вместо этого потакаете капризам Романа…

— Это не каприз, — перебила девушка. — Речь идет о его будущем. Можете делать, что угодно, ребенок останется здесь. Хотите, будем решать вопрос с органами опеки, куда я, как взволнованный преподаватель, просто обязана буду обратиться. Пока Роман сам не решит вернуться домой ни вы, ни господин Шеффер его не получите. Можете обращаться в полицию, в суд, хоть к Господу Богу, мне абсолютно все равно. Пока ваш клиент не докажет, что он собирается быть отцом своему ребенку, мальчика я не отдам. А судя по всему, этому не суждено случиться, в принципе.

— Вы несправедливы.

— Возможно. Если бы речь шла только о вашем клиенте, я бы даже не позвонила, — злобно добавила Анжи. — Но вы и бабушка Романа такого отношения не заслуживаете. Вы, по крайней мере, беспокоитесь о судьбе мальчика.

Владимир покачал головой и, похлопав по карманам пиджака, вытащил пачку сигарет.

— Вы так любите Романа? — вопрос был задан нормальным человеческим тоном.

— Очень, — девушка улыбнулась. — Я вообще люблю детей. Мне нравится учить их думать, поэтому и решила стать преподавателем. А Роман, не знаю… Мне самой странно, то как быстро и сильно я к нему привязалась… В общем, за ребенка, не беспокойтесь. В школу Роман будет ездить со мной, жить в комнате моего отчима, пока тот в командировке. Думаю, девятилетний ребенок меня не объест.

Влад смотрел на учительницу так, словно видел впервые. Причуда судьбы. Чужая женщина, сама не далеко ушедшая от ребенка, полюбила Романа сильнее, чем родная мать… Сейчас Владимиру было понятно, почему Ромка был так сильно привязан к своей учительнице. С ней ему было спокойно. Она на словах и в делах была одинаковой. Говорила, что любит его и доказывала это своими поступками. Владимир ни секунды не сомневался, что эта девушка, не колеблясь, загрызла бы и Шеффера, посмей он силой забирать сына. Вот только откуда такая уверенность в себе у этой юной особы?

— Хорошо, — вынырнул он из раздумий, — давайте поступим так. Роман может оставаться у вас, но вы должны уговорить его раз в неделю навещать бабушку. Полина Львовна любит внука и будет о нем беспокоиться. Курт дома бывает только по ночам. Шансов встретиться у вас никаких. И еще, у меня к вам просьба, Анжелика… — Белостоцкий собрался с мыслями, — попробуйте уговорить мальчика дать отцу шанс… Вы его не совершенно знаете, и Роман не знает, поэтому и судите слишком строго. Он действительно любит сына…

— Жаль, что забывает это показывать, — язвительно заметила Анжи.

— Он просто не умеет это показывать, — Влад смял так и незажженную сигарету. — Пожалуйста, попробуйте.

— Хорошо, — неохотно согласилась она. — Но положительный результат не гарантирую.

— Спасибо. Если начнутся финансовые трудности, незамедлительно обращайтесь ко мне, — перешел Владимир на деловой тон. — Вещи Романа привезу вам завтра. До свидания, Анжелика.

Глава 4

Проводив Белостоцкого, Анжелика направилась к своему подъезду. По инерции согласилась с выходившей соседкой, как им не повезло, что лифт опять сломался, а мастера не дозовешься. Потом, погруженная в свои мысли, также по инерции вызвала этот самый лифт, который почему-то приехал.

Итак, Роман оставался с ней. Это Анжелику радовало. Мальчик стал для нее настоящей отдушиной, в то время, когда она была почти полностью лишена возможности общаться с сестрой и отцом, и разрывалась между матерью и бабкой. Он, сам того не понимая, спас ее от самой себя. Занимаясь его проблемами, Анжи просто не успевала думать о своих.

Вместе с тем, она не могла не понимать, что Роман любит отца и нуждается в нем. Анжелика искренне хотела, чтобы в семье Шефферов все наладилось, но очень хорошо понимала, что для этого мало ее желания, мало желания Романа, мало добрых намерений Владимира. Нужно было, чтобы вечно занятый господин Шеффер вдруг решил стать другим человеком. Но в чудеса Анжи не верила. Люди не меняются. Можно притворяться перед другими и перед самим собой, пока не надоест или не устанешь. Девушка не могла предугадать, насколько хватит его сил играть заботливого отца и чем все закончится, когда его терпение лопнет? Заслуживает ли Роман такого? В конце концов, она сама могла обеспечить ему не худшее будущее, чем его отец. Разумеется, если бы перебралась жить во Франкфурт.

— Мама, я пришла! — захлопнув за собой дверь квартиры, громко возвестила Анжи. — Ты все еще мучаешь вопросами безвинного ребенка?

— Нет, — Эвелина с половником в руке выглянула из кухни. — Ребенок съел суп и смотрит мультики. Ты голодная?

— Наверное, — сунув туфли в обувную полку, Анжи двинулась на кухню. Мимоходом стащив из плетеной вазочки яблоко, она пристроилась на широком подоконнике.

— Руки хоть помой, — мать проворно выхватила у нее вожделенный фрукт. — Вылитый папа!

— А что, папа тоже таскал грязными руками немытые яблоки? — не удержалась от шпильки Анжи, вытирая руки полотенцем. Эвелина легко стукнула дочку половником по лбу и указала на стул.

— Садись, язва. Сначала суп и котлеты, а уже потом яблоки. Кстати, есть еще пирожки с абрикосами.

— Мама, я тебя обожаю, — Анжелика шлепнулась на стул. — А Ромка ел все, или только пирожки с абрикосами?

— Я его уговорила на котлеты, — Эвелина налила себе чашку кофе и вытащила из духовки аппетитно пахнущую выпечку. — Дочка, объясни мне старой, глупой женщине, как к тебе попал этот ребенок?

— Чтоб мне в твоем возрасте выглядеть такой же старой, — фыркнула Анжи.

— Не подлизывайся, — мать откусила кусок пирожка. — Рассказывай.

— Да, там и говорить нечего, — девушка махнула зажатой в руке ложкой.– Роман ходит ко мне на факультатив. У его отца сейчас на работе проблемы, присмотреть за мальчиком некому. Мне за это предложили неплохие деньги. Что плохого?

— Ничего, — Эвелина хитро улыбнулась, — кроме того, что ты мне врешь, Анжи. Думаешь, я поверю, что мальчика из обеспеченной семьи отпустили пожить в нашу с тобой квартиру? Логичнее было пригласить тебя пожить в дом, на время, как ты выразилась «проблем на работе». Вторая попытка.

— Мам, — Анжелика отодвинула тарелку в сторону, — ребенка мне действительно отдали, с рук на руки. Ничего криминального. Честное слово.

— Почему именно тебе? У него, что кроме учительницы по шахматам, нет других родственников? — Эвелина нацелилась на третий пирожок.

— У Романа нет близких людей, мама. Его воспитывает бабка по материнской линии, а вместо отца у него кредитная карточка, — пояснила Анжи, — с пин-кодом и защитной пленкой.

— А мать?

— Мать умерла, давно. Он ее почти не помнит. Ну чем нам помешает девятилетний мальчик? Пусть хоть немного поживет в нормальной семье.

— Ты сделала грубую ошибку, Анжи, — мать покачала головой. — Мальчик к тебе привяжется настолько, что не захочет возвращаться домой. Он не твой. У него есть своя семья. Тебе стоит задуматься над тем, как сделать так, чтобы ему было комфортно там, а не здесь.

— Это сложнее, чем кажется, мам. И потом, — виновато призналась девушка, — я к нему настолько привыкла, что не знаю, что в таком случае буду делать.

— Может тебе стоит выйти замуж? — поразмыслив, предложила Эвелина. — Я в твоем возрасте уже родила Хелену.

— Не получится. — Анжи придвинула к себе котлеты под соусом. — На брак с кавалерами, которые польстятся на Анжелику Орловскую, бабушка не даст своего родительского благословения. А от тех, которых предлагает она, мне что-то не хорошо.

— Мари пытается выдать тебя замуж? — мать фыркнула в чашку с кофе.

— Не только меня, Хелли тоже. Она, вроде как, на смотрины прилетела…. Может быть, вам стоит встретиться? — помедлив, осторожно спросила Анжелика. Эвелина сжала губы и промолчала.

— Извините, — они обернулись. Роман робко прижался к косяку. — Анжелика Юрьевна, можно я с вами посижу? Мультики закончились.

— Заходи, что ты мнешься, — прежде чем дочь успела кивнуть, Эвелина выдвинула третью табуретку. — Сказано же, чувствуй себя как дома. Садись, садись.

— Спасибо, — Ромка устроился на стуле. — А папа уже приезжал? — с запинкой осведомился мальчик.

— Приезжал друг твоего отца, господин Белостоцкий.

— Ему опять некогда, — с горечью констатировал Роман.

— Нет, он очень хотел приехать, но я попросила этого не делать, — объяснила Анжелика.

— Дядя Володя разрешил мне остаться?

— Разрешил, но попросил тебя обязательно навестить бабушку в воскресенье. Ты не против?

— Нет, — Ромка покачал головой. — Бабушка хорошая. Она меня любит.

— А отец тебя не любит? — Эвелина приподняла брови. — Странно.

— Наверное, любит… — Роман замялся. — Просто я ему больше не верю.

— Так, — видя, что разговор сворачивает в ненужное русло, Анжелика залпом допила чай. — Прекратили беседу, и пошли учить уроки на завтра. Не поверю, чтобы Аделаида Григорьевна ничего не задала.

Эвелина проводила дочь и Романа взглядом и взяла телефон. Трубку сняли после первого же гудка.

— Здравствуй, — бесцветным голосом произнесла она. — Нужно поговорить.

Глава 5

Послеполуденное солнце било в глаза, но встать и задернуть штору, он не мог.. В последнее время у него хватало сил только на то, чтобы дышать.

Он даже не знал своего имени, не помнил, где родился, ничего не знал о своих близких. Единственной вещью из прошлой жизни была старая Библия, которую он всегда держал под подушкой. Часто мужчине снились длинные цветные сны, и, просыпаясь, он смаковал детали, которые не давали никакой информации о прошлом, но были приятны его сердцу. Он знал, что любит..любил, ту женщину, что приходила в его исковерканную память. Реальностью была палата в пансионате для престарелых, которую он делил с тремя другими постояльцами.

— Ну, как вы себя чувствуете, Петр Сергеевич?

Как всегда имя не вызвало никакой реакции. Оно было чужим, но другого у него не было. Мужчина выдавил из себя слабую улыбку.

— Хорошо, Лидочка, спасибо.

Лидия Говоркова тяжело вздохнула и, задернув штору, присела на стул, рядом с постелью.

— Петр Сергеевич, может вам нужно что-нибудь?

— Покой, только покой.

— Помрете вы со своим покоем, Петр Сергеевич! — Лидия приложила кулаком по своему кожаному портфелю. — Вы ведь мужчина хоть куда. Молодым сто очков дадите. Разве можно так?

На девушку посмотрели запавшие темные глаза.

— Я стар, Лидочка, очень стар.

— Зря вы так, — она покачала головой. — Нельзя себя хоронить. Хотите, погулять съездим?

— Не нужно, деточка, — старик снова отвернулся, — ничего не нужно, родная. Иди.

— До свидания, Петр Сергеевич, — Лида мысленно выругалась и покинула палату.

— Ну как? — осведомилась, ожидающая в коридоре, заведующая пансионатом Тамара Ларионова.

— Никак, — Говоркова вытащила сигарету. — Пошли, покурим?

— Не откажусь, — Тамара кивнула. — Жаль дедушку. Совсем ничего, да?

— Работаем, — Лида жадно затянулась. — Вот мерзость. Все хочу бросить, а никак. Если бы он попытался вспомнить….хоть какую-нибудь мелочь — настоящую фамилию… город… Хоть что-нибудь… а так, все равно, что иголку в стоге сена.

— Жалко его, — повторила Тамара и грустно оглянулась на дверь в палату Волкова.

Уютный коридор, застланный зеленым ковром, вдоль стен, которого стояли живые цветы в кованых подставках, больше походил на коридор дома отдыха, чем государственного дома престарелых. Пять лет назад, когда молодой врач Тамара Ларионова пришла в это учреждение, здесь все было совсем по-другому. Тащили все, что попадало под руку, и врачи, и медсестры, и обслуживающий персонал. Тамара свою профессию выбирала по велению сердца. Ей хотелось сделать мир лучше, а бардак, царивший в интернате, возмутил ее до потери сознания. Ларионова засучила рукава и принялась за дело. Девушка и сама легко завязывала знакомства, и ее родители имели тысячу друзей и миллион знакомых в самых нужных местах. Примерно за полтора года Тамара умудрилась добиться невозможного — стабильно ворующий персонал сменился добросовестными ответственными людьми, директор после продолжительной беседы с дядей Ларионовой, который служил в ОБЭПе, сам подал заявление об уходе. На счет дома инвалидов стали поступать пожертвования от спонсоров. Кто-то искал налоговых льгот, кто-то желал получить признание от одобрявшего заботу о пожилых людях электората. Тамаре были безразличны их мотивы, главное появилось финансирование. Она старалась для своих дедушек и бабушек.

Пациент Петр Сергеевич Волков поступил три месяца назад. Старика, прижимавшего к груди Библию, привела одна из сиделок. Он жил в подвале в ее подъезде. Пока мог, выходил на улицу, искал в мусорных контейнерах съестное. Потом, когда оставили силы, он просто сел на лавочку и ждал конца. История Волкова состояла из имени, фамилии, которые он своими не признавал, и списка интернатов, где он прежде находился на излечении, пока последний не расформировали, а его не выписали в никуда. С самой первой встречи с Петром Сергеевичем, Тамару не оставляло странное ощущение, что она прежде видела это лицо. Рассудив, что в интернате хорошо, но дома все-таки лучше, Тамара попыталась разыскать его родственников. Однако все ее усилия оказались тщетными. Признав, что самой решить эту проблему не удастся, Ларионова обратилась за помощью к подругам — Лидии Говорковой и Анжелике Орловской. Первая работала на телевидении в передаче «Жди меня», а вторая, хоть и не могла похвастаться хорошими связями, обожала разгадывать сложные головоломки. Лидия честно делала все возможное, чтобы узнать, кем был несчастный, страдающий амнезией старик, но безуспешно. Не могла ничем похвастаться и Тамара. Как врач она понимала, что Волков вряд ли когда-нибудь назовет свое настоящее имя, или скажет, откуда он родом. Анжелика же, начеркав на листке бумаги ей одной понятный ребус, начала обсуждать с Петром Сергеевичем Ветхий и Новый Завет. Потом заметила, что весьма странно, что человек, который постоянно держит рядом с собой Библию, совершенно не осведомлен о ее содержании.

— Кстати, как там Анжи? Сто лет ее не видела. — Лида стряхнула столбик пепла.

— Вчера звонила, — Тамара улыбнулась. — Довольная, как слон.

— Что же случилось? — Лидия заинтересовано уставилась на подругу.

— Во-первых, — Ларионова начала загибать пальцы, — из Германии прилетела Хелена, во-вторых, в Сочи улетел Орловский, а в-третьих, она-таки отбила Романа у папочки.

— Вот ненормальная! — Лидия от неожиданности выронила сигарету. — Ей что своей смертью умереть не хочется?

— Брось, Лидка, — Тамара аккуратно подобрала бычок и выкинула в урну. — Ты что всерьез приняла сплетни о смерти его первой жены?

— Ты этого субъекта видела? — Говоркова уперла руки в бока.

— Ну, видела. — Тамара пожала плечами. — Очень обаятельный мужчина.

— Очень обаятельный аспид! — перебила Лидия. — Понятия не имеешь, когда цапнет.

— Лида, прекрати, — Ларионова поморщилась, — еще Анжи это скажи.

— И скажу! — воинственно заявила Лидия. — Может, одумается пока не поздно.

— Анжи одумается? — перепросила Тамара. — Это будет интересно.

— Ладно, — Говоркова бросила взгляд на часы. — Мне пора бежать. Попробую еще порыться в архивах по Петру Сергеевичу. Я вот думаю, вдруг он из монастыря какого? — Лидия наморщила лоб. — Не забудь, завтра вечером ужинаем втроем.

— Не забуду.

Подруги поцеловались и распрощались. Тамара вернулась в корпус, а Лида, держа над головой портфель, чтобы защитить прическу от начавшегося дождя помчалась к своей машине.

*****

Чтобы окончательно расставить все точки над i, надо упомянуть еще нескольких героев, сыгравших немалую роль в этой туманной истории. Один жил в те темные, непросвещенные времена, о которых ныне живущие герои нашей истории могли прочитать только в учебниках истории. Этот человек посвятил свою жизнь созданию печатного станка, и по свидетельствам очевидцев, его первым шедевром стала Библия Мазарини. С течением времени, след первопечатной книги был потерян. Звали того смелого печатника Иоганн Гуттенберг. Его учеником, который впоследствии, оставил учителя и даже свидетельствовал в суде против него, был Петер Шеффер, а человеком, отсудившим у Гуттенберга типографию, был ростовщик Иоганн Фуст.

Глава 6

— Утро туманное, утро седое, — пение, доносившееся из гостиной, дико действовало Полине Львовне на нервы. — Нивы печальные, снегом покрытые…

— О Господи, — женщина поправила рукав шифоновой кофты и посмотрела на часы. — Когда же это кончится?

«Это» появилось в их размеренной жизни не так давно. Оно было неправдоподобно красиво, изворотливо и умно. Называлось «это» Марина Павловна Фаустова, и по штатному расписанию проходило, как личный помощник господина Шеффера. В каких целях бывший зять использует своего «помощника» Полина Львовна поняла быстро. Насторожилась женщина, когда Марина стала получать слишком много прав и привилегий. А испугалась по-настоящему, когда утром, спустившись на кухню, чтобы приготовить внуку какао, обнаружила там одетую в домашний халат Марину. Девушка нахально улыбнулась остолбеневшей Полине и продолжила тянуть апельсиновый сок через трубочку. С тех самых пор оккупация, прежде неприкосновенной территории, продолжалась полным ходом. Курт на все вопросы только отмахивался, а Роман обещал, что сбежит из дома, если Марина в нем поселится. И ведь сбежал же!

— Охохонюшки, — протянула Полина и снова посмотрела на медленно ползущие стрелки.

В два часа дня учительница должна привезти внука. Докатились, мальчик живет у чужой женщины, а домой приезжает погостить. Полина Львовна решительно встала и твердым шагом направилась вниз. «Не дело внуку по чужим углам кочевать. Никуда я его не отпущу. Точка»

*****

Выходные подошли так быстро, что Анжи с трудом сумела осознать время и дату своей казни. По стечению обстоятельств, Роман вместе с отцом проживал именно в том коттеджном поселке, где выстроила домик ее драгоценная бабуля. Появиться на территории и не навестить старушку, означало нанести ей душевную травму на всю оставшуюся жизнь. Обдумывая сложившуюся ситуацию, Анжи выбралась из такси, рассчиталась с водителем и вслед за подпрыгивающим мальчиком направилась к дому. Почему-то первым, что ей пришло на ум при взгляде на особняк Курта Шеффера, был замок графа Дракулы.

— Ну как? Вам нравится? — Ромка задрал голову, чтобы заглянуть ей в лицо.

— Очень, — Анжи качала головой, разглядывая бешеную мешанину стилей архитектуры. — А твоему отцу нравится?

— Нет. Просто нас не было в стране, когда дом строился. Папе было некогда следить, — мальчик нажал кнопку звонка. — Но когда он это увидел, сказал, что дом больше похож на замок Дракулы.

— Фантастика, — подобное сходство образов мышления с ненавистным субъектом ввергло Анжи в глубокую грусть и тоску.

— Добрый день, Роман Константинович, — дверь распахнула женщина лет сорока в темном костюме двойке. — Добрый день, — последнее адресовалось Анжи. — Проходите.

— Здравствуйте, — девушка легко подтолкнула мальчика в спину. — Ну, чего ты встал? Заходи.

— Полина Львовна вас давно ждет, — довела до их сведения дама. — Вы опоздали на полчаса.

— Простите, пробки.

— Нужно выезжать заранее. Вы можете подождать в холле. Не думаю, что ваше присутствие требуется в доме, — напоследок заметила женщина и скрылась.

— Не слушайте ее, Анжелика Юрьевна! — Роман схватил Анжи за руку. — Если вас выгонят, я сюда вообще никогда не приду. Пойдемте.

— Ну, пошли, — девушка натянуто улыбнулась. Похоже, здесь человеком может считаться только тот, у кого есть банковский счет в Цюрихе.

— Садитесь сюда, — мальчик притащил ее в гостиную и указал на огромное белое кресло. — А я за бабушкой сбегаю.

— Хорошо, — Анжи кивнула и, воспользовавшись свободной минутой, стала изучать интерьер гостиной. С каждой минутой ей здесь нравилось все больше. Вкус у господина Шеффера определенно присутствовал. Как и возможность украшать свое жилище неплохими предметами антиквариата. Впечатление было испорчено, когда у Анжи перед носом возникло нечто облаченное в ультра модерновое синее мини-платье. Шикарные светлые волосы, завитые в тугие локоны, развевались при каждом шаге длинных ног, обутых в итальянские туфли. Явившаяся барышня отнесла блаженный вид учительницы к высшей форме смущения от сравнения привычной среды обитания и богатства особняка и поинтересовалась:

— Вы, что от обилия впечатлений потеряли голос, милочка?

— Вовсе нет, — Анжи пожала плечами. — Добрый день.

— Добрый, добрый, — та устроилась в кресле напротив. — Собственно, я уже дважды вас приветствовала, но вы так влюбленно смотрели на картину на стене, что меня не заметили.

— Это учительница Романа, Марина Павловна, — в дверях, как тень отца Гамлета возникла уже знакомая дама. — Не понимаю, что она здесь делает. Я ведь сказала вам подождать в холле.

— Анжелика Юрьевна, познакомьтесь, это моя бабушка, Полина Львовна, — оттеснив экономку, в комнату вошел Ромка. Рядом с ним шла женщина лет шестидесяти пяти, одетая в стиле начала двадцатого века. — Илона Матвеевна, вы можете принести нам чаю? — мальчик переключился на экономку.

— Очень приятно, — Анжи поднялась на ноги и улыбнулась бабушке Романа. — Я много о вас слышала.

— Как и я о вас, — Полина Львовна улыбнулась, внимательно разглядывая учительницу, — но признаться, я представляла вас несколько старше.

— Какая идиллия, — протянула Марина. — Может, вы и бабушку возьмете к себе пожить, Анжелика?

— Марина, почему бы вам не оставить нас одних? — Полина почти не изменилась в лице, только губы слегка побелели.

— Я хотела посмотреть на женщину, которая приютила моего будущего пасынка, — снисходительно пояснила та. — Признаться, я довольна увиденным.

— Я не твой пасынок, — ощетинился Роман. — Этого никогда не будет!

— Зря ты в этом так уверен, Рома, — Марина бросила на Анжи уничижительный взгляд. — Значит, твоя учительница не научила тебя самым элементарным вещам. Впрочем, она и сама не так давно вышла из детского возраста.

— Дело в том, Марина, что предмет, о котором вы говорите, проходят в старших классах, — вежливо вмешалась Анжи. — Биологию в шестом, анатомию в восьмом, а о безопасном сексе мы беседуем только в одиннадцатом. — Марина покраснела и вскочила на ноги. Полина Львовна прикусила губу, сдерживая рвущийся смех, а Ромка, не смущаясь, захохотал в голос, а Анжи спокойно продолжила: — Вам какую лекцию прочитать?

— Марина, эта девушка наша с внуком гостья, — Полина Львовна пресекла новый виток конфликта. — Пока еще ты здесь не хозяйка. Так что, прошу тебя, оставить нас наедине.

— Ну, хорошо! — Марина тряхнула головой и, круто развернувшись, вышла из комнаты.

— Он же обещал, что ее сюда больше не приведет! Опять неправда! — обиженно выпалил Ромка. — Может, поедемте отсюда, Анжелика Юрьевна?

— Не расстраивайся сам и не расстраивай свою бабушку. — Анжи потрепала его по волосам. — Мы только приехали, и не можем сразу уйти. Мы ведь не Марину Павловну пришли навестить.

Все трое снова сели и продолжили светскую беседу.

— Анжелика Юрьевна, мне, право так неудобно, что вы взяли моего внука к себе. — Полина Львовна покачала головой. — У него ведь есть все. А отец…

— Бабушка, ну перестань, — Ромка одной рукой обнял Полину и потерся головой об ее плечо. — У меня теперь все хорошо. Я от Анжелики Юрьевны уезжать совсем не хочу. Ты не волнуйся за меня, а то опять давление высокое будет….-

— Ромочка, внучек, ну нельзя же тебе всю жизнь у чужих людей жить? — Полина гладила внука по голове. — У тебя свой дом есть….

— Анжелика Юрьевна не чужая, — упрямо повторил мальчик. — Она меня любит. Мы каждый вечер в шахматы играем. Она уроки у меня проверяет. И мама у нее хорошая. Я сказал, что чебуреки люблю, так она специально для меня их пожарила…. А здесь Марина эта, и папы никогда нет… Я не хочу назад.

— Ромочка, ну, а я как же? — потеряно спросила женщина.

— А ты тоже уходи отсюда. Давай, ты будешь в своей квартире жить, а я к тебе в гости ездить буду, — уговаривал мальчик. — Будем как семья.

— Семья? — Полина Львовна пыталась улыбнуться, но на глаза наворачивались слезы. — Она тебе как мама, да?

— Нет, — Роман покачал головой. — Анжелика Юрьевна мне давно объяснила, что маму никто не заменит. Ее надо любить и помнить. Соглашайся, бабушка. Тогда у меня будет сразу две бабушки и старшая сестра. А сюда я все равно не вернусь… Ой, папа… — Роман вскочил с дивана и быстро спрятался за кресло, в котором сидела Анжи.

*****

Так близко этого человека Анжи видела впервые. И про себя согласилась с Лидой Говорковой, которая не далее, как вчера вечером, три часа убеждала ее отказаться от Романа, покаяться в содеянном и навсегда развязаться со школой номер 23. Почему-то ей подумалось, что он сейчас раздумывает под каким соусом ее приготовить и какой собаке потом скормить.

— Что здесь происходит?

А голос очень даже ничего, машинально отметила Анжи, прикидывая про себя большой ли наглостью будет, если она останется сидеть в кресле. В конце концов, княжна из них двоих, определенно она. Но и учительница, зарабатывающая гроши, тоже она. Спасла Полина Львовна. Женщина, не мудрствуя лукаво, встала между ней и своим зятем, закрыв тем самым весь обзор, но и защитив от пронизывающего взгляда серебристых глаз.

— Твой сын вместе с Полиной Львовной пригласил на чашку чая свою гувернантку. Просто удивительно, насколько это невоспитанная особа, — пояснила снова появившаяся в комнате Марина. — Не понимаю, как можно было доверить ей ребенка?

— Марина, хватит! Разве у тебя нет своих дел? — Полина сделала шаг вперед. — Костя, разве Владимир ни о чем тебя не предупреждал?

— Анжелика Юрьевна, — Ромка вцепился Анжи в плечо. — Пойдемте отсюда.

— Спокойно, Ромка. Сейчас пойдем, — тихо пообещала она, решительно поднимаясь на ноги. Так как, пытавшаяся прикрыть ее собой, Полина Львовна заканчивалась там, где у Анжи начинался подбородок, девушка снова оказалась лицом к лицу со сверлившим ее недобрым взглядом родителем.

— Я предлагаю заплатить ей за оказанные услуги и попросить удалиться. Если так нужна гувернантка, я могу найти квалифицированный персонал в два счета.

— Марина, прекрати!

Судя по всему, слушать или участвовать в дамской перепалке господин Шеффер не собирался, потому как, бросив сквозь зубы:

— Идите за мной. — и даже не потрудившись проверить, бросилась ли Анжелика выполнять приказ, развернулся на каблуках и вышел.

Поскольку ей тоже было, что высказать данному господину, Анжи направилась следом. Судя по строгости обстановки, комната в которой они оказались, выполняла функцию кабинета. Дверь за ее спиной с грохотом захлопнулась и последовала новая команда:

— Садитесь.

Анжелика послушно села и даже вежливо улыбнулась. Впрочем, старалась зря. С мрачным выражением лица Шеффер оперся о крышку массивного стола из красного дерева и грубо осведомился:

— Ну?

Чуть ли не первый раз в жизни Анжи пожалела о том, что поддалась на провокацию Эвелины и отказывалась от титула и прилагавшихся к нему привилегий. Любопытно, как бы вели себя эти трое граждан, посети она этот дом, как дочь очень хорошо обеспеченного немецкого князя? Озвучивать свои мысли девушка не стала, вместо этого заметила:

— Воспитанные люди вначале говорят «здравствуйте».

В первую секунду Анжи показалось, что синяка под глазом ей ни избежать, но собой Шеффер владел идеально.

— Добрый день. Не подскажете, как долго вы намереваетесь играть этот спектакль? — ледяная вежливость и ни малейшего намека на предшествующую грубость.

— Значит, вот как вы это называете, «спекталь»… Знаете, чем дольше, тем лучше. Все детали уже обсуждались с Владимиром Андреевичем. Мне нужны деньги, вам не нужна обуза. Или я что-то не так поняла? У вас ко мне все?

— Все, — неожиданно легко согласился Курт. — Надеюсь, Влад заплатил вам вперед? Ваши услуги Роману больше не понадобятся.

— А это не вам решать, — Анжи встала. — Вы, кажется, слышали, что он не хочет здесь оставаться.

— Хорошо, — Шеффер согласно кивнул. — Сколько вы хотите, чтобы оставить нас в покое?

— Скажите, вы со всеми так общаетесь? — ей стало противно. — Понимаю, вы привыкли покупать все. Сначала купили себе образ жизни, подобрали женщину, которая ему соответствует, не понравилась — убили, из дешевого благородства подселили никому ненужную тещу, которая теперь работает бесплатной няней для вашего сына. Сына, про которого вы регулярно забывали. Вы очень заботливый отец. Просто слеза прошибает.

— Сколько вам дать, чтобы вы закрыли рот и убрались отсюда? — все с тем же спокойствием осведомился он.

— У вас не хватит, — доверительно сообщила Анжи и взялась за ручку двери.

Курт же смотрел учительницу и не мог определиться, что же ей на самом деле надо в его доме, в его жизни и от его сына. На опытную охотницу за деньгами она не тянула. Небрежная одежда, конский хвост на затылке, минимум косметики. Он до сих пор не мог выбросить из головы, как сын моментально спрятался за ее спину, увидев отца. Шеффера откровенно задело, что в этой пигалице Роман видел защиту от всех неприятностей в его лице. А ее дальнейший монолог и вовсе привел его в состояние тихого бешенства. Безнаказанно позволять посторонней барышне так отзываться о своей семейной жизни, он не собирался. Заметив, что противник нацелился покинуть поле боя, Курт почти безотчетно поймал ускользающую жертву за руку.

Анжи невольно ахнула.

— Да вы с ума сошли! Мне больно!

— Я вас не отпускал.

— А вы меня и не приглашали! — отрезала девушка. — Я вообще вас не понимаю. Вы не успели появиться в доме, и сразу начали разбираться со мной. Я вам зачем?! Неужели трудно было проявить хоть немного интереса к Роману?! Он ведь к вам ехал. Хоть и никогда в этом не признается, но надеялся, что вы будете его ждать. А вам опять не до него… — Анжи запнулась. Снова никакой реакции. Интересно, ему действительно все равно, или он, как выразился Белостоцкий, просто очень глубоко в себе переживает ситуацию? Треснуть этот сфинкс что ли? Может, оживет?

— Вы хоть знаете, как школьный дневник выглядит?! — предприняла она еще одну попытку. — Или помните, когда в последний раз на родительском собрании появлялись?! Знаете, чем Роман занимается? Что любит есть или пить? Что он мечтает стать художником, а вы, не спрашивая, просто дали команду записать его на бокс. А вы знаете, что все лето Роман почти каждый вечер оставался на внешкольной площадке, только чтобы не возвращаться домой?! Или что полгода назад я едва успела стащить его с крыши?!

— Что? — судя по всему за жизнь сына, этот субъект все-таки переживал, потому как на лице промелькнуло выражение, похожее на отчаяние. — С какой крыши?

— С крыши нашей школы. Четыре этажа плюс чердак, — вежливо пояснила Анжи. — Для ребенка вполне хватило бы. Он чуткий, одаренный мальчик, только вы не нашли времени увидеть это. Хватит врать себе, господин Шеффер. Если для вас существует только бизнес, признайтесь в этом честно. И не ищите конкурентов там, где их нет. Я просто пытаюсь помочь вашему ребенку.

Он потеряно кивнул и отступил назад.

— Всего хорошего.

Анжи внезапно почувствовала себя последней скотиной. Две стороны ее души — Лира и Анжелика продолжали многолетнюю борьбу. Чуткая Лира, которой повезло пожить в полной семье, робко советовала остаться и поискать компромисс, а, обиженная на весь свет, Анжелика, которую так же бросил отец, уверенно подавила ростки сомнений и вышла из кабинета, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Уходим, да? — голос Романа вывел из тягостных раздумий. — Он не против?

— Да, уходим. Всего хорошего, — Анжи машинально попрощалась с Полиной Львовной.

— Простите за этот кошмар. Если бы я знала… — женщина пожала ей руку. — Рома знает адрес городской квартиры. Я перееду в течение недели. Обещаю, такое больше не повторится.

Анжи кивала и думала: «Если я права, то почему мне так паршиво?»

Глава 7

Когда они удалились от гостеприимного дома Шеффера на порядочное расстояние, Анжи осведомилась:

— Ромка, ты не против, если мы на полчаса заглянем в гости к моей старой подруге?

— Нет, — мальчик покачал головой. — А она здесь живет?

— Да. Через три дома от вас.

— Мне бабушка рассказывала, что хозяйку по телевизору показывали, — Роман кивнул.

— По телевизору? — удивилась Анжи. — А что за передача?

— Не знаю. — Роман пожал плечами. — По-моему, это в конце июня было. Помните, вы нам рассказывали про Великую Отечественную Войну? Вот тогда и показывали.

Анжелика помнила, как раз потому, что тема была сложная, и ей здорово досталось за вольную характеристику правых и виноватых от проходившего мимо завуча. Анжи, как внучке чистокровного арийца, казненного своими же, за противостояние фашистам, было трудно признавать всех немцев чудовищами. Скотина-понятие, не имеющее национальности. Интересно, что за интервью брали у Мари, и как это она до сих пор не поделилась сей информацией?

— А откуда вы знаете эту бабушку? — спросил Ромка.

— Я дружу с внучкой этой дамы. Помнишь девушку, которая была со мной в школе?

— Да. Помню. — Роман полез в карман за жвачкой. — Хелена, да?

— Хелена, — подтвердила Анжи. — Не волнуйся, я недолго. Соскучиться не успеешь. Хочешь, побудешь в доме, хочешь, можешь во дворе поиграть. Там есть на что посмотреть.

Она несколько раз нажала на кнопку звонка.

Калитка распахнулась почти сразу, и в проеме появилась двухметровая фигура охранника. Идентифицировав блудную внучку княгини фон Гуттенберг, он расплылся в широкой улыбке:

— Добрый день, фрейлейн Лира.

— Здравствуйте, герр Шварц, — кивнула Анжи.

— Давно вы не заглядывали.– Шварц пропустил их во двор. — Много интересного проходит мимо вас.

— Это я уже поняла, — Анжелика кивнула. — Лучше, скажите, как сегодня обстановка?

— Фрау Мари откровенно скучает. Вчера весь вечер ругала вас. Сегодня утром ругала фрау Эвелину. Фрейлейн Хелена уехала в город к юристу фрау Мари. Будет только к вечеру, — деловито доложил Шварц. — А что за симпатичный молодой человек с вами, фрейлейн?

— Мой ученик. Присмотришь за ним, пока я поговорю с бабушкой?

— Конечно, — Шварц с готовностью кивнул.

— Только он по-немецки не говорит.

— Научим.

— И ничего обо мне не знает, — предупредила девушка.

— Учтем. Не волнуйтесь, фрейлен. Хотите посмотреть коллекцию старинных пистолетов, герр юнген? Или вам больше по душе холодное оружие?

Глаза Романа радостно вспыхнули.

— Спасибо. Да, хочу! Анжелика Юрьевна, можно?

— Конечно, — Анжи улыбнулась. — Теперь я уверена, что ты даже не заметишь моего отсутствия.

Оставив Романа под надежным присмотром, девушка направилась в дом.

— Лира! Какая радость! — домоправительница Мари с улыбкой встретила Анжи в гостиной, крепко обняла, но тут же неодобрительно покачала головой. –Ну почему ты так редко бываешь у нас, негодница? Мы, между прочим, по тебе скучаем… — она пригляделась к девушке. — У тебя такие грустные глаза, детка. Что-то случилось?

— Тетя Герда, — Анжи запнулась, формулируя вопрос. — Скажи, если бы в наш дом пришла абсолютно незнакомая женщина и попросила бы чашку чая. Что бы ты ей ответила?

— Я бы спросила, какой она предпочитает: зеленый или черный. — Герда Генриховна понимающе кивнула.– Значит, Шварц не ошибся.

— Шварц?

— Он видел, как ты с незнакомым мальчиком заходила в один из домов на нашей улице. Не бери в голову, детка. Здесь такой контингент, что встречает и провожает по одежке.

— Я это заметила, — Анжелика поморщилась и вдруг призналась. — Впервые мне захотелось быть Лирой фон Гуттенберг, тетя Герда. Только почему-то от этого не радостно, а противно. Ладно, забыли, — она махнула рукой. — Бабушка у себя? Пойду здороваться.

*****

Мари была в собственном репертуаре. Не успела внучка перешагнуть порог ее комнаты, она, вместо приветствия, осведомилась:

— Что ты потеряла в этом бандитском притоне?!

— Я тоже рада тебя видеть, фрау Мари, — Анжи поцеловала вредную старушку и устроилась в кресле. — Выглядишь потрясающе.

— Не подлизывайся! Там совершенно неподобающее общество! Я знала, что до этого дойдет! Я смирилась с твоей работой в школе. Бедно, но достойно! Но какие у тебя могут быть отношения с этим беспринципным торговцем?

— Бабушка, тебе не говорили, что нехорошо следить за своей внучкой?

— Лира-Ангелика, ты сведешь меня в могилу! — пошла с козырей Мари.

— Да тебя танком не переедешь, — парировала Анжи.

— Нахалка! — бабушка вытащила золотой портсигар. — Закуришь со мной?

— Нет, спасибо. Кстати, а почему ты называешь дом своих соседей бандитским притоном?

— Под покровом ночи можно купить и продать, что угодно, — Мари ласково погладила антикварный будильник, стоявший на каминной полке. — Шварц делал для меня несколько заказов, на товары, которые не купишь законным путем. Ты, наконец, расскажешь, что там делала или ждешь, когда я сдохну от любопытства, мерзавка? — вдруг гаркнула бабушка.

— Если коротко, то я разбивала семью.

— Дождалась! — восьмидесятипятилетняя кокетка затянулась и выпустила дым через ноздри. — Моя младшая внучка стала нормальной женщиной! Мужчина хоть стоящий?… На первый взгляд, вроде ничего, — сама себе ответила бабушка.

— Стоящий, — согласилась Анжи. — Девять лет, месяц назад исполнилось.

— Что? — Мари поперхнулась. — Ничего не понимаю?!

— Бабушка, я отобрала ребенка у отца. Пока отбирала, была абсолютно уверена в том, что поступаю правильно. А теперь, мне его почему-то жаль.

— Давай поменяем мальчика на Ренуара, который висит у него в гостиной, — подумав, предложила Мари. — Картина будет прекрасно смотреться у меня в библиотеке.

— Бабушка, не говори ерунду!

— Лира, прости, но ты первая начала нести чушь, — Мари усмехнулась. — Ты прекрасно понимаешь, что прав на ребенка у тебя нет, и отец может вернуть своего сына в два счета. Раз не делает этого, значит, одобряет твои действия. Зачем его жалеть? Так что, выбрось из головы свои глупости и послушай хорошие новости. Хелена выходит замуж, — старушка со вкусом затянулась. — Делает очень, подчеркиваю, очень хорошую партию. Жених-загляденье. Русский, к сожалению, но это его единственный недостаток.

— Странно, Хелли вчера мне звонила, но о своей свадьбе не упоминала, — Анжи подперла подбородок кулаком. — Или они будут знакомиться прямо у алтаря?

— Да хоть после венчания, — отмахнулась бабушка. — В отличие от тебя, Хелена понимает всю меру ответственности перед семьей. Род Гуттенбергов не должен угаснуть.

— Фрау Мари, ты от камина угорела? Куда такая спешка?

— Спешка? Мне скоро девяносто! — Мари раздраженно затушила сигарету. — Я хочу увидеть своего правнука до того как меня отпоют!

— А возможное отсутствие взаимной симпатии между женихом и невестой тебя не смущает?

— Нет, — бабушка покачала головой. — Брак — это грамотно продуманное соглашение.

— И когда ты планируешь их свадьбу?

— Через три недели. А потом я займусь тобой, — мечтательно прикрыла глаза Мари.

— Не выйдет. Твои женихи не прельстятся школьной учительницей.

— Опять двадцать пять, — смачно выматерившись по-русски, бабушка вытащила новую сигарету. — И все равно, я доживу до того момента, как ты назовешь себя Лирой фон Гуттенберг не только в этом доме, но и на широкой публике..

— Разве я против, живи сто лет, бабушка.

— Язва, — Мари хмыкнула. — Уделишь нам с Хелли час завтра? Пообедаем вместе, обсудим свадьбу.

— А Эвелина?

— Ее никто не прогонял. Она сама выбрала роль мученицы, — моментально посуровело лицо бабушки. — Я говорила Хелене, что давно нужно было расставить точки над i. Ведь на свадьбу приедет и Пауль. Ты представляешь, что это будет?

— Если мама придет? Как минимум, третья мировая, — Анжелика потерла переносицу. — Я попробую еще раз с ней поговорить. А ты займись Хеленой.

— Передай Эвелин, что я желаю ей провалиться, — буркнула Мари, подставляя внучке щеку для поцелуя. — Попытаемся. Береги себя, детка.

Уже в такси Анжи вспомнила, что так и не спросила у бабушки про интервью.

Глава 8

Утро выдалось неудачным. Тамара Ларионова с тоской смотрела, как холодный ветер кружит желтые листья и думала, как порой несправедлива жизнь. Она была совершенно счастлива, пока не раздался проклятый звонок Говорковой. Лида позвонила пять минут назад и прямо заявила:

— Все, Томка, абзац полный с твоим Волковым. Родственники нашлись. Едут забирать. Ты рада?

— Очень. Спасибо тебе огромное! — на автопилоте ответила Ларионова.

Слова получились правильные, но Лида моментально угадала за ними грусть. Ее саму терзали смутные сомнения, хотя родственники предъявили кучу документов и фотографий, подтверждающих, самые что ни на есть тесные, связи с Петром Сергеевичем. Рассказали складную историю, в которую Лида даже не пыталась поверить. Если так любили, почему старик оказался на улице? Если так скучали, почему столько времени не прилагали никаких усилий, чтобы его разыскать? Полномочий допрашивать внуков Волкова и утаивать от них информацию о месте пребывания деда, у Лиды к несчастью не было. Вместо того, чтобы послать родственников подальше, как ей хотелось, Говоркова дала им адрес интерната. Предварительно сделав тот самый звонок Ларионовой.

— Томусь, ну придумай, как их послать, а? — попросила она подругу. — Не нравятся они мне… Да знаю я про закон….Знаю, что все равно найдут, если уж обозначились… Только тошно мне..

…Тамара Ларионова смотрела, как черная «Волга» увозит ее пациента и злилась. Злилась до потери сознания. Что она могла придумать?

…Петр Сергеевич не помнил людей, которые обнимали его, хлопали по плечу и вели к машине.

— Дедушка, мы так рады, что наконец тебя нашли! — молодой мужчина счастливо улыбался. — Садись. Домой поедем.

— Садитесь, Петр Сергеевич, садитесь.