Глава первая. 2004 год
— Мы не виделись с вами целый год, — заметила Зульфия.
Она ходила кругами по полупустой комнате и с задумчивой улыбкой трогала нераспакованные картонные коробки с книгами, посудой и одеждой.
Ася и Вася, ее бывшие коллеги, переселились из панельной хрущевки в маленькую студию под самой крышей свежеотстроенного комплекса переменной этажности. Эта комнатка явно была строительным браком — много несуразных углов, маленькие, странно расположенные окна — словно тридцать квадратных метров оказались лишними для соседних апартаментов и их решили отсечь перегородкой в два кирпича, чтобы сдать внаем.
— Какая странная у вас квартира, — сказала Зуля, усаживаясь на барный табурет и протягивая хозяйке дома пустой винный бокал.
Посреди комнаты торчала длинная барная стойка, у стены стояла кровать, напротив — продавленный диван из их старого жилища, за пластиковой ширмой ютились душ и унитаз. Квартира была похожа на купе поезда. На очень большое купе очень большого поезда.
— Зато здесь небо видно, — пожала плечами Заваркина, наполняя бокалы вином.
Зуля оглянулась. В западное окно светило заходящее летнее солнце, настолько жаркое, что кипели глаза. Занавесок на окнах не было.
— Я не очень забочусь об уюте, — засмеялась Анфиса, угадав ее мысли.
— Давно вы здесь?
— Полгода, — ответила Ася.
— Где вы теперь работаете? — продолжила Зуля допрос.
— Я — нигде, — будто досадуя, ответила Заваркина.
Им было неловко. Они не были закадычными друзьями, скорее, товарищами по работе. И пусть в курилке за болтовней они провели больше времени, чем за компьютерами, но разом уволившись с предыдущего места, они потеряли связь, хотя никто из них не сменил номера телефона.
— А где Вася? — спросила Зуля, силясь поддержать увядающую беседу.
— Спустился в супермаркет за ромом, — Заваркина улыбнулась, — и колой с лаймом. Сказал, что хочет пить «Кубу Либре».
Заваркина почти легла на барную стойку, наклонившись поближе к Зульфие.
— Кстати, пока его нет, — жарко зашептала она, — у меня к тебе просьба. Скажи ему, что я тебе позарез нужна для какого-нибудь важного журналистского задания. Что без меня — хоть в петлю! Пожалуйста, я в долгу не останусь!
Последнюю фразу Ася произнесла с таким нажимом, словно от ответа Зульфии зависела ее жизнь. Впрочем, ответить Зуля не успела. Хлопнула входная дверь, и Заваркина приложила палец к губам.
— Девки! — крикнул Вася Заваркин, появляясь на пороге нагруженный пакетами. — Готовьте бокалы!
— Сам готовь, — буркнула Анфиса, забирая у него поклажу.
Вася скинул обувь, прошел в комнату и присел у небольшой пирамиды из полупустых картонных коробок.
— Никак не можем порядок навести, — пояснил Вася Зульфие, вставая с корточек с большими стаканами в руках.
— Никак не хотим, — поправила его Анфиса.
Они пререкались так привычно, так уютно, что Зульфия умилилась.
— Заваркины, я по вам соскучилась! — заявила она.
— Мы по тебе тоже, — призналась Анфиса, кинула брату зеленый плод и приказала: — Режь лайм!
— Попроси нормально, — огрызнулся тот.
— Васенька, порежь, пожалуйста, лайм, — пропищала Анфиса противным тоненьким голоском.
Но даже в приступе ностальгии Зульфия заметила: что-то в отношениях брата и сестры изменилось. Их споры стали чуть агрессивнее, тычки чуть болезненней. Чтобы они не поссорились, Зуля поспешила сменить тему.
— Чем вы занимаетесь сейчас? — спросила она.
Заваркины ответили одновременно.
Ася: «Абсолютно ничем!».
Вася: «У меня свой бизнес».
— Фотомастерская — это не бизнес, — фыркнула Анфиса, — это чтоб девок снимать, извини за каламбур! Связался с наркошей этим, Спотыкайло…
— Вот я еще у тебя буду совета по бизнесу спрашивать! — скривился ее брат. Он замахнулся, чтобы отвесить Анфисе подзатыльник, но та увернулась.
Раньше они дрались в шутку, легко и играючи, но теперь в их интонациях и жестах царило раздражение. Шлепки стали звонкими и обидными.
Отойдя на безопасное расстояние от брата, Анфиса разделила на порции примерно треть бутылки белого рома. Разбавив его колой и сбрызнув соком лайма, она с размаху отправила высокие стаканы с коктейлем скользить по мраморной стойке. Вася ловко поймал и свой, и Зулин.
— Заваркина, никогда не критикуй мужчину, чтобы тот не задумал! — мудрая дагестанская женщина наставительно подняла палец вверх. — Не то ляжет на диван — и не сковырнешь!
— Расскажи лучше о себе, — попросила Анфиса с улыбкой, усаживаясь на стул рядом с Васей. — У тебя наверняка бурная жизнь.
— Ох, — вздохнула гостья, — и не спрашивай…
Этой фразой Зуля любила начинать очередной интересный и очень длинный разговор. Василий машинально кинул взгляд в сторону их «минибара» — картонной коробки с множеством початых склянок. Крепких напитков там почти не было, только вино и три пыльные бутылки отвратительного полусладкого шампанского, которое никто не хотел пить.
— Приключилась со мной одна история, — продолжила Зуля, — началась она, как полагается, со звонка в редакцию…
Заваркины ухмыльнулись. На их предыдущем месте работы все самое странное и увлекательное начиналось со звонка редакционного стационарного телефона.
Зульфия теперь работала в местной газете под названием «Субботние новости». Газетка была средней во всех смыслах: умеренно политизированной, умеренно развлекательной с умеренным числом сотрудников — и, следуя последним веяниям моды, имела онлайн-версию. Зульфию назначили редактором, и она пришла в восторг: ей лучше удавалось распределять и контролировать, чем бегать и записывать.
— В тот вечер я была одна в офисе, доверстывала заметки на сайт, — вещала Зуля. — Зазвонил телефон, я, ничего не подозревая, подняла трубку и услышала властный женский голос. «Алло, барышня», — сказал голос. Я тогда запоздало осознала, что сейчас начнется ад и погибель, разверзнутся небеса и на меня польются потоки какого-нибудь затейливого дерьма…
— Давай без пафоса, — велел Вася, снова наполняя бокалы ромом и колой.
Анфиса толкнула его локтем под ребра: монолог Зульфии имела право прерывать только Зульфия.
— Без пафоса, так без пафоса… — легко согласилась Зуля. — Звонила тетка из поселка Дубный. Умом она оказалась крепка, но слышала плохо. Поэтому в основном говорила…
— Что говорила-то? — заинтересовалась Анфиса.
— Что в поселке нет воды! Совсем! Никакой! Бедствие, говорит, барышня, самое настоящее! У нее внучка беременна, девка молодая и психованная. Паникует, в обморок падает, якобы от обезвоживания. Вот эта тетка и говорит: «Приезжайте, я знаю, кто виноват! Самый главный виноват!».
Зуля торжествующе уставилась на Заваркиных.
— Ой, да брось! — отмахнулась Анфиса. — Неужто на нашего усатого господина бочку покатишь?
Зуля пожала плечами и улыбнулась.
— Я на вашу помощь рассчитывала, — призналась она, — я туда завтра поеду.
— Я так и знал! — ткнул в нее пальцем Вася. — Год о нас не вспоминала, а как помощь понадобилась, ты тут как тут!
— У него это больная тема, — Анфиса улыбнулась и похлопала брата по плечу, — ему вечно кажется, что его все используют! В голову-то не приходит, что страшновато к нему без повода сунуться. Даже позвонить неловко…
Вася за прошедший год набрал килограмм десять мышечной массы и обзавелся мотоциклом. К мотоциклу прилагался гардероб из черной кожи, бритая наголо макушка и взгляд исподлобья. Из своего сурового образа он выпадал лишь в очень тесной компании, и никому в здравом уме не приходило в голову набрать его номер, чтобы почирикать о насущном. Только по делу!
— Ой, да ладно, — Вася кокетливо махнул рукой и побрел открывать шампанское.
Анфиса со значением посмотрела на Зулю.
— Я могу поехать с тобой, — сказала Заваркина непринужденно, — мне совсем нечем заняться.
Ее брат стоял к ним спиной, возясь с пробкой от шампанского, и потому не видел, как тон Асиного голоса контрастирует с ее напряженным лицом. Она буравила взглядом Зульфию и даже закусила губу.
— Твоя обязанность сидеть дома и жарить мне котлеты, женщина, — заявил Заваркин, залихватски хлопнув пробкой.
Он вернулся к ним с открытой бутылкой, из горла которой еще поднимался дымок, и сладко пахнущая пенная жидкость потекла в подставленные бокалы.
— Вот и сижу в плену у неблагодарного брата, — притворно вздохнула Анфиса, мигом разжав челюсти и выпустив из себя легкий смешок.
— Зато смотри, как здорово вы живете, — Зульфия повертела головой и, не увидев ничего примечательного вокруг, посмотрела наверх.
Над стойкой висели бокалы всех сортов.
— Мы много пьем, — усмехнулась Анфиса, проследив за ее взглядом.
— Нам нескучно, — сказал Вася, зачем-то выдавливая лайм себе в шампанское.
— Кому как… — протянула Анфиса тихо.
Зуля поедала виноград из большой вазы и разглядывала хозяев дома. Что между ними происходит? Откуда взялись эти феодальные взгляды на свободу женщины?
— У меня вообще-то есть идея, как ее развеселить… — протянул Вася, бросив улыбку Зуле.
— Я не буду сниматься голой! — отрезала Анфиса. Зульфия прыснула.
— А за пять шоколадок? — рассмеялся Вася. Его сестра отрицательно покачала головой. — А за это?
Он нагнулся, достал из черного непрозрачного пакета, что ютился у его ног, прямоугольную коробку и поставил ее на столешницу. Зульфия, увидев то, что написано на крышке, ахнула.
— Это же «Пигаль»! — улыбнулась Анфиса, открыв коробку. — Классика!
В коробке лежали очень изящные и безумно дорогие туфли. Черные, лакированные, на тонкой двенадцатисантиметровой шпильке, с красной подошвой. Анфиса достала одну, надела на ногу и залюбовалась, склонив голову. Зульфия тоже не отрывала взгляда от безупречно гладкой кожи и даже забыла про бокал, что держала в руках. Шампанское тонкой струйкой вытекало из него на стойку, образуя липкую лужицу.
Анфиса надела вторую туфлю и метнулась к зеркалу у двери. Туфли были безупречны и в сочетании с ее классическими джинсами, безразмерной футболкой и экстремально короткой стрижкой определенно давали перца!
Заваркина стянула с вешалки кожаную куртку в металлических заклепках.
— Модель! — завистливо протянула Зульфия.
— Я, конечно, проститутка, — восхищенно сказала Анфиса, вернувшись к столу, — но я приду завтра в пять!
— Идет, — ухмыльнулся Вася и отпил из своего бокала глоток победителя.
— Ах да! Прихвати завтра в Дубный фотоаппарат! — вдруг вспомнила Зуля.
Вася ткнул в нее пальцем и скорчил зверскую рожу.
— Я знаю, что злоупотребляю, — заныла Зульфия, — но мне правда надо…
— Чего ты вдруг взялась сама копаться в водоканальных делах? — спросил Вася, глядя, как Анфиса рассеянно поглаживает лакированную кожу туфель. — У тебя же подчиненные есть! Или они еще не научились грамотно троллить высокопоставленных лиц?
Зуля молчала. Она никак не могла выразить словами то чувство, которое подвигло ее вылезти из редакторского кресла и отправиться в поля.
— Во имя справедливости… — напыщенно начала она.
Вася скептически хмыкнул, Ася на секунду оторвалась от своих ног и с любопытством взглянула на Зулю.
— Ну ладно, скажу правду, — сменила тон Зульфия и опрокинула в себя остатки шампанского, — я хочу большего, чем имею сейчас! Я хочу…
— Можешь не продолжать, — ответила Анфиса, вернувшись к созерцанию своих ног, — мне понятны твои чувства. Можно я завтра возьму старый «Кэнон»?
Вася проигнорировал просьбу, прикинувшись глухим. Анфиса скривилась. Она соскочила с высокого стула, грациозно процокала к большой коробке в дальнем углу, в которую были аккуратно сложены профессиональные фотокамеры, и присела на корточки, выискивая что-то на самом дне.
— Зачем ты ее голой заставляешь сниматься? — вполголоса спросила Зуля.
— Не заставляю, — хитро улыбнулся Заваркин, — но если не попросить у нее ничего взамен, она на шею сядет. Потребует кабриолет и наркотиков.
Зуля рассмеялась.
— И потом… — Заваркин с хрустом потянулся, — смотри, какая фактура пропадает!
— Прекратите шептаться, — велела Анфиса, возвращаясь с камерой в руках. — И кабриолет я не хочу. Я хочу черный, наглухо тонированный внедорожник, чтобы так, лихо… вжууух!
И бутылка рома, и шампанское расплющили их настроение. Когда вечер превратился в ночь, захмелевшую Зульфию оставили ночевать на диване. У нее не было сил возразить, и, накрывшись пледом с головой, она провалилась в прерывистую алкогольную дрему — противный бесполезный полусон, когда непонятно, спишь ты или бодрствуешь, и всё вокруг кружится. Прошло минут пятнадцать или, может, полчаса, и Зуле пришлось открыть глаза, стянуть с головы плед и задышать глубоко и размеренно. Она боролась с тошнотой.
— Она спит давно, — раздался Васин шепот.
Зуля аккуратно повернула голову. Заваркин сидел на разобранной постели, голый по пояс, и гладил сестру по спине. Анфиса, подтянув колени к подбородку, примостилась на самом краю, отвернувшись от брата. Из одежды на ней остались только туфли.
— Отвали! — Заваркина передернула плечами.
— Брось! — Вася наклонился и заскользил губами по ее голой спине, награждая поцелуем каждый позвонок. — Ты же тоже хочешь…
— Я хочу завтра поехать в Дубный, — сказала Анфиса твердо.
Вася вздохнул и откинулся на подушки.
— Мы это уже обсуждали, — кисло произнес он и пошарил по простыни в поисках сигарет.
— Я хочу поехать в Дубный, — настаивала Анфиса шепотом.
— Нет.
— Я хочу поехать в Дубный!
— Ты никуда не поедешь!
— Если я никуда не поеду… — угрожающе зашипела Анфиса, поворачиваясь к брату.
Вася в ярости ухватил сестру за загривок, опрокинул на кровать и навалился сверху всем весом. Ася издала булькающий звук.
— Что?! — спросил он яростным шепотом. — Что ты сделаешь?!
Он смотрел ей в глаза, не отрываясь. Заваркина холодно выдерживала этот испепеляющий взгляд. Вдруг Вася — резко и крепко, но лишь на секунду — прижался губами к ее губам.
— Ты полгода меня даже не целовала! — жарко прошептал он. В этом шепоте больше не было ярости, только лютая звериная тоска.
— Я хочу поехать в Дубный, — спокойно произнесла Заваркина.
— Поцелуешь — отпущу! — смягчился ее брат.
— Обещаешь? — с надеждой произнесла Анфиса и прижалась ртом к его губам.
— Не сюда…
Он взял ее руку и запустил в свои расстегнутые джинсы. Анфиса тяжело вздохнула. Зульфия, которая лежала ни жива ни мертва, крепко зажмурилась, жалея, что не может, не привлекая к себе внимания, закрыть еще и уши.
— Я знаю, что ты не спишь.
Прошло еще минут пятнадцать (или, может, еще полчаса), и тихий Асин голос грянул в левом Зулином ухе как гром.
— Перестань так жмурится, у тебя сейчас глаза лопнут, — усмехнулся голос.
Зуля с опаской приподняла веки. Анфиса, накинув на голое тело махровый банный халат, слишком теплый для жаркого лета, низко наклонилась над притаившейся подругой. Туфли она так и не сняла.
— Пойдем на балкон.
Зуля с трудом смогла встать. Напряженное тело отказывалось ей повиноваться. Отыскав свои кеды, она бросила быстрый взгляд на постель. Вася спал, раскинув руки и ноги и широко раскрыв рот.
Они вышли на балкон. Заваркина протянула Зуле сигарету.
— Только ради этого вида стоило снять эту халупу, правда? — улыбнулась Анфиса.
На балконе, крохотном бетонном выступе в стене, огороженном не слишком изящной решеткой, едва помешались два человека и пепельница. Зато под ногами плескалась густая чернильная темнота, которую, словно булавки черный бархат, прикололи к земле горящие фонари.
Вид был потрясающий, но Зульфию он совершенно не интересовал.
— Скажи, что вы не родственники! — потребовала она, едва сдерживая слезы.
Она смотрела на Анфисино лицо, что выхватывало из темноты пламя зажигалки, которой та нервно чиркала. Смотрела на трогательный ежик волос, длинную шею, раскосые глаза и страдала, раздираемая жуткими предположениями.
— Мы не родственники, — подтвердила Анфиса с мягкой улыбкой.
— Слава Богу, — выдохнула Зульфия, чувствуя, как расслабляется затекшая и взмокшая спина.
Анфиса снова чиркнула зажигалкой, давая Зуле прикурить.
— Мы — детдомовские, — пояснила она, нахмурившись и щелчком отбросив свою недокуренную сигарету. Темнота проглотила бычок, потушив оранжевую искру, не дав ей долететь до земли. — Никто не знал, откуда мы взялись. У нас не было никаких документов. Нас доставили в разное время и из разных мест, но почему-то записали под одной фамилией — то ли Ивановыми, то ли Кузнецовыми. Я была совсем кроха, даже не говорила еще, но уже все понимала и запоминала. Вася взялся меня опекать. Угостил печеньем. Ему было четыре, он был взрослым человеком.
Ася улыбнулась своим воспоминаниям. Зульфия, напротив, пыталась подавить рыдания. Жалость, постегиваемая живым воображением, разрывала ей грудную клетку.
— Так проще было выживать, — продолжила Заваркина, — мы приглядывали друг за другом. Иногда спали в одной постели. Чтобы нас не разлучали, говорили всем, что мы — брат и сестра. Со временем даже стали похожи друг на друга: мимикой, жестами, улыбками, словечками…
Воцарилось молчание. Каждая думала о своем.
— А когда?.. — нерешительно завела Зульфия, раздумывая, как правильней сформулировать вопрос. — Когда вы?..
— Три года назад, — ответила Заваркина равнодушно, — даже два с половиной. Но влюбился он в меня как положено — в шестнадцать.
— А ты в него? — вывалился у Зули вопрос.
Заваркина ответила не сразу.
— А я в него еще не успела, — тихо произнесла она.
Порыв ветра набросился на полуночных собеседниц, заставив задохнуться. Зульфия решилась задать еще один вопрос, последний на сегодня, но самый важный.
— Он поэтому не выпускает тебя из дома?
Глава вторая
Подвигами, как известно, злоупотреблять не следует, иначе можно привыкнуть к геройству и прожить всю жизнь безымянным страдальцем. Зульфия установила геракловский лимит — не больше двенадцати в год.
Но к концу этой недели она чувствовала себя вымотанной. Помимо подъемов в семь утра, каждый из которых сам по себе тянул на отдельный подвиг, она умудрилась подчистить все свои «хвосты» по текстам и выдержала ромовую вечеринку у Заваркиных, после которой болела голова и тянуло в правом подреберье. Поэтому этим утром усталому редактору «Субботних новостей», проспавшему всего два часа, казалось, что придется либо похерить ограничения на великие свершения, либо просидеть тихо до конца года.
Но тем не менее Зульфие не терпелось съездить в Дубный — поселок, оставшийся без воды.
Кляня весь свет, она проснулась по будильнику, и, не найдя левую тапочку на коврике у кровати, в раздражении так сильно махнула ногой, что правая тапка приземлилась аккурат на книжную полку. Она сводила себя в душ, позволила кофе убежать из турки, нашла в шкафу немятую одежду и заела раздражение бутербродом. К девяти Зульфия появилась в редакции относительно бодрая, планируя отправить прочь двух своих журналисток и в тишине, под сигаретку, составить план следующего номера.
Ее новый офис был страшной съемной комнатой в обшарпанном НИИ, сейчас почти полностью разобранном в аренду фирмами-однодневками. Зуля однажды поймала себя на мысли, что никогда не работала там, где сверкающий пол, а занавески подходят к мебели. Ей доставались только душные прокуренные комнаты, коридоры, заваленные строительным мусором, рассохшиеся оконные рамы и стены, крашенные масляной краской в омерзительный зеленый.
Она ждала Заваркину в час дня. Зульфия решила поехать в «обезвоженный» поселок в самое пекло, чтобы фотографии получились драматичнее. Ей виделась растрескавшаяся земля, обветренные лица людей, старушка в пыльном платке, утирающая слезы сухонькой ручкой, раскрасневшаяся беременная деваха, изнывающая от духоты и жажды. Воображая этот постапокалиптический ужас, Зульфия разве что в ладоши не хлопала. Она предвкушала сенсацию.
Заваркина вошла в комнату и с отвращением огляделась.
— Я забыла, как это противно, — скривилась она.
— Что именно? — не поняла Зуля.
— Работать, — пояснила Анфиса и уселась на стул, стоящий у двери. Тот предательски хрустнул.
— Я сейчас кое-что отправлю начальству, и поедем! — хозяйским тоном заявила госпожа Редактор.
Она отчаянно важничала, но Заваркина, привыкшая к ее стилю общения, не обратила на это внимания. Чтобы чем-то себя занять, Ася принялась медленно перелистывать фото в старой Васиной камере, иногда улыбаясь каким-то забытым кадрам.
— Жарко, — вдруг сказала она и провела рукой по стриженой голове, словно смахивая с нее пыль.
— Ой, зашла б ты сюда в июне! — улыбнулась Зульфия. — Вот это была красотища! Духота, тополиный пух метался по кабинету, еще этот монстр оглушительно хрюкал! Теперь, слава Богу, сломался! — Зульфия махнула рукой на допотопный заржавевший кондиционер. Окно, на котором он висел, было огромное, но грязное и забранное решеткой.
Впрочем, это лето выдалось самым обыкновенным для города Б: с самой обыкновенной жарой, с самым обыкновенным палящим солнцем и самыми обыкновенными душными ночами — и раскаленный городской воздух, в котором висела плотная цементная пыль, едва ли был пригоден для дыхания. Зульфие все время хотелось умыться, но лучше — окунуть тело целиком в прохладную воду и ходить в мокрой одежде до наступления сумерек.
— Я не представляю, как в такую жарищу сидеть вообще без воды! — вознегодовала она, когда дряхлый автобус высадил их на центральной площади Дубного. — Еще и в положении!
Анфиса хрюкнула что-то невнятное в ответ.
— Ты была когда-нибудь беременна? — поинтересовалась она.
— Нет! — воскликнула Зульфия и тут же засмущалась своих интонаций. Ее «Нет!» прозвучало так, будто то, что она может забеременеть, оскорбляет ее как личность.
Заваркина с любопытством посмотрела на подругу.
— Буду когда-нибудь, — поспешила оправдаться Зуля. — А ты?
— Васька говорит, чтобы я не рассчитывала на это, — Анфиса пожала плечами, — не будет у нас никогда детей — и точка! Не можем мы себе позволить семью, пока живем здесь…
Зуля вспомнила о раскрытой ночью тайне, и в ее голове помимо воли завертелись тревожные картинки. Самой яркой из них было видение, в котором Асю и Васю забивают насмерть камнями на Главной площади, обвинив в инцесте. Зуля помотала головой и выкинула эту чушь из очереди на обдумывание. Она не хотела отвлекаться от дела.
— Представь себя летом, в жару и без воды! — вернулась она к теме. — Ад же!
— Ладно, давай разыщем угнетенных граждан, — Заваркина посмотрела по сторонам. — Куда идти-то?
Зуля махнула рукой, и они медленно побрели мимо серых кирпичных пятиэтажек, которыми была застроена западная часть Дубного. Восточная часть состояла из особняков, солидных и не очень, и Зульфия знала, что среди них затерялся и дом губернатора города Б.
— Нас кто-нибудь ждет? — скучным голосом спросила Заваркина, пнув камешек ногой. Она была обута в грязные и разношенные красные кеды.
— Да, внучка Ольги Алексеевны, та беременная бедняжка, встретит нас у подъезда.
Внучка, неприбранная блондинка с огромным животом, переминалась у подъезда на своих отекших ногах. Она постно кивнула и, ни слова не сказав, завела их в прохладное нутро подъезда.
Ни квартира, ни ее хозяйка не выглядели побитыми жизнью, что расстроило Анфису. Зульфия, напротив, приободрилась, узрев вместо маразматической старушки чопорную пожилую даму с аккуратно уложенными седыми волосами и французским маникюром. Ольга Алексеевна восседала на диване в большой светлой комнате, окруженная своими изображениями. Книжные полки, тумбочку и письменный стол украшали фотографии, а на стене висел огромный портрет. Холст, масло, подпись знаменитого художника.
— О, Господи! Это Высоцкий? — завопила Зуля, ткнув пальцем в ближайшее фото.
— Да, это Владимир Семенович, — строго отозвалась старуха, — и вам не стоит так кричать!
Заваркина, пытаясь спрятать улыбку, уставилась на носки своих «конверсов».
— Ой, простите, просто… Это ведь вы там, на фотографии? — промямлила Зульфия все также громко и вместо ответа поймала недоуменный взгляд.
Она помнила совершенно точно — старуха плохо слышит! — и не понимала, почему та просит ее говорить потише.
— Слуховой аппарат, — сказала Заваркина негромко, обращаясь к своим ногам.
— Да, барышни, я действительно нуждаюсь во вспомогательных средствах, — хозяйка отвела волосы от лица, и Зуля смогла разглядеть прозрачную дужку за ее ухом.
— Смотри, Горбачев, — прошептала Заваркина, мотнув головой на фото над диваном.
— Я — Зульфия, редактор «Субботних новостей». Мы разговаривали с вами по телефону. — Зуля махнула рукой на Анфису. — Это моя коллега, фотограф Анфиса Заваркина. Мы…
— Присаживайтесь, — велела Ольга Алексеевна, указав на круглый стол, на котором был изысканно сервирован послеобеденный чай.
Сели вчетвером, и незамедлительно полился плавный рассказ. Хозяйка вещала как со сцены: делала паузы, расставляла акценты, одухотворенно интонировала. Похоже, она была актрисой на пенсии.
Ее монолог все длился и длился, лирическим отступлениям не было конца, но суть укладывалась в три абзаца. Два дня назад около полудня жители Дубного не обнаружили в кранах воды, ни горячей, ни холодной. Никто не обратил на это внимания, решив, что это временно, скорее всего, на несколько часов — ведь так уже не раз бывало. Около четырех «обезвоженные» стали робко позванивать в разные службы. «Ответчики» им намекали на загадочную аварию, причины которой неизвестны и последствия которой якобы устраняются.
Наутро, когда выяснилось, что воды нет только в многоэтажной части Дубного, жители оставили деликатность, бросили недоумевать и сетовать и, прилично разозлившись, принялись осаждать коммунальщиков всерьез. К обеду те перестали отвечать на звонки, но самые упорные дубнинцы наведались в районную администрацию и водоканал, и там, и там наткнувшись на висячие замки.
Жители поселка оказались в сложном положении. Уличные колонки исчезли еще в прошлом десятилетии, а машина с водой, которую в городе Б подгоняли к домам обездоленных на время аварий, так и не появилась. Они покупали минеральную воду в пятилитровых бутылках, которой не хватало на душ и туалет, только на чай и суп. Когда раздражение достигло апогея, дубнинцы кинулись к журналистам.
— Оленьке пришлось ехать в нашу квартиру в городе, чтобы совершить необходимые гигиенические процедуры, — трагическим, хорошо поставленным голосом вещала Ольга Алексеевна.
— Ужас, ужас, — периодически поддакивала Зульфия.
— Как по-вашему, в чем причина аварии? — вдруг ляпнула Заваркина, которая, казалось, больше интересовалась овсяным печеньем, чем беседой.
Ольга Алексеевна сделала паузу, сверля Анфису взглядом. Та невозмутимо запила печенье чаем и вопросительно уставилась на хозяйку дома.
— Напомните, кто вы? — промолвила актриса, первой прервав затянувшуюся паузу.
— Это наш фотограф… — затараторила было Зульфия, но старуха жестом остановила ее.
— Милая девушка, — вновь заговорила Ольга Алексеевна, — несмотря на то, что вы так грубо меня перебили, я поделюсь с вами некоторыми предположениями.
По словам старой актрисы воду в поселке перекрыли для того, чтобы наполнить свежевырытый пятидесятиметровый бассейн губернатора.
— Простите мне мою бесцеремонность, — ехидно сказала Заваркина, копируя интонации Ольги Алексеевны, — но, судя по фотографиям, вы — на короткой ноге с сильными мира сего. То есть знаете правила игры. Вы не задумывались о реакции тех, кого решитесь сейчас, в разговоре с нами, упомянуть? Не боитесь быть стертой в порошочек?
Зульфия опешила. Она хотела пнуть наглую Заваркину под столом — да побольнее! — чтобы та прекратила хамить хозяевам. Но Анфиса была слишком далеко.
— Ольга Алексеевна, вы простите… — начала Зуля, но старуха снова остановила ее.
— Вы слишком молоды, чтобы воспринимать адекватно такие тонкие материи! — заявила она убежденно. Заваркина смотрела на нее очень внимательно, склонив голову набок. — Я, может, и не могу сейчас повлиять на создавшуюся ситуацию напрямую, но я не ничтожество! Меня уважают, меня помнят и любят. Уверяю вас, я вовсе не обеспокоена последствиями своей дерзости! Как вы выразились? «В порошочек»? Так вот! В порошок меня стереть не посмеют!
Блеклая внучка выскользнула из-за стола, чтобы налить разволновавшейся бабушке стакан воды. Та от души глотнула, аккуратно поставила стакан на стол и уставилась на Зульфию, будто декларировала намерение отныне общаться только с ней. Та поняла, что пора брать инициативу в свои руки, но не успела раскрыть рот.
— Так вот, повлиять на них я действительно теперь не могу! Обстоятельства сложились таким образом, что все, кто хм… был мне близок, или умерли, или впали беспросветный маразм. Теперь приходится справляться самой! Но я точно знаю, что высокопоставленным лицам неблагоприятные отзывы в прессе так же вредны, как и творческим людям.
— А откуда вы сами узнали про бассейн? — снова влезла Заваркина с вопросом.
Зуля подумала, что старуха сейчас наденет ей на лысую голову вазочку с печеньем, но та лишь хитро улыбнулась. Она встала, открыла резной секретер и достала старый и пожелтевший углами лист ватмана, который оказался очень подробным планом местного водопровода.
— Ух ты! — восхитилась Заваркина и, едва лист коснулся накрахмаленной скатерти, принялась водить по нему пальцем.
Старуха осталась довольна произведенным эффектом и благосклонно улыбнулась.
— И где вырыли бассейн? — спросила у нее Заваркина. Ольга Алексеевна ткнула пальцем.
Несмотря на то, что старая актриса наотрез отказалась выдать источники, из которых узнала о бассейне, она довольно четко объяснила Заваркиной, как, где и под каким давлением в поселке должна циркулировать живительная влага и какие препятствия могут этому помешать. Зульфия тут же нафантазировала, что у старухи был роман с шишкой из местных водных управленцев, и приободрилась.
Но когда Ольга Алексеевна наконец отпустила их, на Зулю вновь накатило раздражение.
— Ты охренела? — накинулась она на Заваркину, едва за ними захлопнулась подъездная дверь.
Зуля вдруг поняла, что рассердилась не на шутку. Все мысли, которые она старательно отгоняла от себя на протяжении разговора, вдруг разом вернулись в ее голову и надломили ее самообладание. Что Заваркина о себе возомнила?! Кто она такая?! Почему она считает, что в состоянии справиться с такой работой?! Зря она ее с собой взяла!
— Брось, не злись, — Анфиса примирительно хлопнула ее по плечу. — Ты раскопала гениальную историю. Еще ты слишком хорошо воспитана и дружелюбно настроена к людям, чтобы выводить их из себя. Старая кошелка со схемой водопровода тянула бы до морковкина заговенья, рассусоливая о своих несчастьях. А у меня печенье кончилось, и еще два часа демонстративного заламывания рук я не выдержала бы! К тому же, если она вдруг после публикации захочет отказаться от своих слов, спросишь у нее: «Значит, вы все-таки ничтожество?».
«Гениальная» и «хорошо воспитана» приятно пощекотали Зулино самолюбие, и ее раздражение тут же улетучилось.
— Я так сказать не смогу, — призналась она, смягчившись.
— Я смогу, — уверила ее Анфиса, — обожаю ставить людей в неудобное положение!
Они выбрались из плена пятиэтажек и двинулись по дороге, уложенной плиткой.
Дубный стал первым поселком для нуворишей, появившимся в пригороде Б после перестройки. В лихие девяностые он поражал сознание обывателей размахом строительства и буйством архитектурной фантазии. Сейчас, в начале нулевых, поселок стал просто поселком с добротными домами. Даже губернаторский дом казался бы скромным, если бы не слухи о размере территории, его окружавшей.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.