Бесплатный фрагмент - Чернила

Для чего все это нужно

«Держи кассету и езжай снимать сюжет», — сказал мне редактор, и я поехала. Это был предпоследний день моей производственной практики от журфака. Таинственный мир телевидения пока так и оставался тайной. Целый месяц я принимала звонки от телезрителей и записывала их истории, из которых впоследствии рождались репортажи для программы, и лишь изредка заглядывала за кулисы в студии и наблюдала за работой ведущих в прямом эфире. На съемки сюжета меня так и не взяли. Каждый раз что-то не получалось, и я оставалась в редакции, вместо того, чтобы наблюдать за работой «в поле». Возможно, журналисты просто не хотели возиться с практикантами.

И вот я еду на свою первую, во всех смыслах этого слова, съемку. Мне 20 лет, позади два курса журфака. Рядом только оператор и водитель. И в этот момент я понимаю, что совершенно ничего не знаю о профессии, которую выбрала. Как держать микрофон? А может лучше использовать петличку? А что такое петличка? А где снимать интервью? А для чего нужна проходка? А чем занять героев в кадре? А как сформулировать вопрос? А как разговорить героев? И как из всего этого сделать сюжет? Миллион «как» и «почему», ответы на которые ты ищешь сам, пока глаза боятся, а руки делают…

Я работаю в журналистике больше 10 лет и часто вижу, как молодые журналисты, сталкиваясь с трудностями, разочаровываются и в своих способностях, и в самой профессии. Они не решаются отправить заявку в любимое издание, не верят в свои тексты, не понимают тем ли путем вообще идут, а случайная критика и того способна выбить из седла. Они как будто находятся в вакууме, ведь о том, как стать профессионалом, не учат в университетах, не пишут в учебниках по журналистике, да и старшие коллеги не всегда хотят делиться своими секретами.

Это всё я пережила на себе. И мне потребовалось лет 7—8 проб и ошибок, чтобы наконец сказать себе: да, я классный журналист. Но знаю, что всё могло быть гораздо быстрее, будь у меня подсказки. Не просто теория из учебника, а приемы, которые реально работают. Поэтому я решила расспросить опытных журналистов об их пути в профессии и о секретах мастерства — так родился проект «Чернила: сборник журналистских историй от мастеров слова».

«Чернила» — это 20 историй о любви к буквам, событиям и людям. О любви к тому, что ты делаешь и чем живешь. Специалисты из области радио, телевидения, печати, пиара рассказывают о том, как они пришли в профессию и с какими трудностями столкнулись на пути к своей цели, а также делятся полезными приемами, которые каждый день используют в работе. Как писать лучше, как побороть страх перед микрофоном, как подготовиться к интервью, как разговорить собеседника, как поверить в себя, как не принимать близко к сердцу критические замечания и еще сотня «как». Здесь никакой теории. Только реальные примеры из жизни и приемы, которые гарантировано работают.

Эти истории помогут молодым авторам почувствовать уверенность в себе и своих способностях, быстрее освоить профессию журналиста и набить поменьше шишек. В книге собраны не только практические советы, как и что нужно делать, чтобы стать крутым журналистом, но и внутренние переживания героев, их сомнения, самобичевания, препятствия на пути к самореализации. Все судьбы разные, но их всех объединяет одно — то, что никакие обстоятельства не помешают стать профессионалом, если ты этого очень хочешь. Не важно, где ты родился, вырос, в какой школе учился и даже какие университеты заканчивал — важно желание и стремление.

Мы — за то, чтобы путь к знаниям был короче, а опыт не прятался под подушкой, а передавался горящим глазам. Это истории о любви к своей профессии и преодолении сложностей. В конце концов, все проблемы решаемы, были бы чернила.

Оксана Ванчук: В наше время, чтобы быть востребованным, надо быть на виду. Скромность и ранимость — не те черты характера, которые приведут к успеху

Я слушаю рассказ журналиста-редактора-пиарщика Оксаны Ванчук, а в это время у меня в голове идет кино. Да, ее жизнь — идеальный сценарий для фильма с голливудским размахом и Энн Хэтэуэй в главной роли. Этот сюжет не о том, как стать знаменитым за одну ночь или случайно оказаться в нужном месте в нужное время. Это история о мечте, о вере в нее и вере в себя. О том, как надо карабкаться вверх по лестнице, жадно хватаясь за перекладины руками. О том, как из скромной девочки превратиться в сильного и уверенного в себе специалиста. О том, что если сегодня ты приносишь кому-то кофе и папку с документами, это не значит, что завтра будешь делать то же самое. Конечно, наша история — с хэппи-эндом. И пусть режиссер кричит «стоп, снято», пусть бегут титры, а продюсеры подсчитывают вероятность «Оскара». Мы-то знаем, что это не конец, и впереди у Оксаны еще много профессиональных открытий.

Справка: В журналистике — с 2009 года. Была журналистом, заместителем редактора, выпускающим редактором, редактором. Работала в журналах «Мой интернет», «Для всей семьи любимая», «Where Minsk», «Секретарское дело», «Стрекоза», в газетах «Компьютерные вести», «Перамога» и других изданиях. Вела блог на LADY.TUT.BY, а также собственные проекты PRNews.by и Belova.by. Постоянный автор и приглашенный эксперт probusiness.io, marketing.by и других интернет-порталов. 7 лет работы в агентстве полного цикла «Лабс Паблисити Груп», основатель собственного коммуникационного агентства Clever Communication.

О ДЕТСКИХ МЕЧТАХ И ИХ РЕАЛИЗАЦИИ

— Оксана, помните, когда и какой текст вы написали впервые не по школьному заданию?

Помню, что это было в 6 классе, когда я начала писать для газеты «Ранiца», но каким был именно первый текст — из памяти стерлось. Зато отлично помню второй — критическая заметка о необустроенных улицах. В школе одноклассники рассказали о том, как в чьем-то дворе не пройти и не проехать. Уже не вспомню, чем так возмутительна была ситуация, что затронула даже школьников, но мне показалось, что это отличная тема для газетной заметки: а вдруг кто-нибудь обратит внимание?! Хотя я тогда не очень понимала, что это детская газета, а мне, автору, всего 12 лет. Ну какой критический взгляд может быть? После публикации учителя задавали мне много вопросов: «Кто надоумил написать?» Ведь я была серой и пугливой мышкой. Сейчас, спустя много лет после того случая, имея на руках несколько дипломов о высшем образовании и 10 лет опыта работы, я прекрасно понимаю, что СМИ — всё же, реально власть. Обоснованная критика, попавшая на полосы газет или в эфир телевидения, совершенно точно ускорит решение проблемы. У меня тоже есть позитивный опыт в решении проблем именно таким способом — правда, задействованы были социальные сети, которые сегодня являются не меньшим источником влияния.

— В газете сразу согласились опубликовать материал?

Да, мой материал опубликовали сразу и даже гонорар за него заплатили. И с тех пор я стала писать регулярно. Сначала это были республиканские детские газеты, потом — районная. Я стала посещать занятия кружка «Юный журналист» при районной газете. И там, в Дятлово, под руководством опытного журналиста Инны Евсейчик, определяться с темами стало проще, потому что она подсказывала, делилась контактами, даже договаривалась иногда о встрече спикера с этим самым юным журналистом.

— В какой момент вы поняли, что хотите связать свое будущее с журналистикой?

Это случилось в те самые 12 лет. Помню, писали сочинение на тему «Кем я хочу стать», и 95% девочек класса в своих сочинениях хотели стать учителем. Я тоже написала именно о такой мечте, но это не было правдой. За сочинение поставили «пятерку», а я задумалась над вопросом всерьез. Мама работала в больнице, и я думала о профессии медика. Экономистом? Вообще не понимала, кто такой экономист и в чем состоит его работа. А потом я вдруг осознала, что то, что у меня получается лучше всего, это писать сочинения. Так почему бы не сделать это профессией? Когда я сообщила о своем решении родителям, они были в ужасе и надеялись, что я передумаю. Уже ближе к 10 классу присматривались ко мне, задавали вопросы: «Ты передумала? Это же дурость какая-то. Ну что это за профессия?» Но я не передумала, а журфак БГУ стал моей целью. И ни в какой другой профессии я себя вообще не видела. Понимала, что журналисты далеко не самые обеспеченные люди, это не самая высокооплачиваемая профессия, но в тот момент мне было всё равно. И я думаю, что было бы всё равно и на этот момент, потому что если ты озабочен лишь доходом, еще даже не получив профессию, вряд ли ты станешь хорошим специалистом. Надо заниматься тем, к чему лежит душа, как бы пафосно это ни звучало.

— Часто рекомендуют получать не журналистское образование, а какое-нибудь другое. Для вас журфак стал осознанным выбором?

Да, журфак был осознанным выбором. Считала тогда и считаю сейчас, что каждый должен учиться своей профессии. Я не оспариваю тот момент, что хороших журналистов среди людей, например, с экономическим образованием много. Но всё же журфак дает тот базис знаний, который необходим журналисту. Не просто так многие поступают на заочное отделение и получают второе высшее образование именно журналистское, уже оказавшись в профессии. Чего-то им ведь не хватает в процессе работы! С моей точки зрения, лучше получить эту основу сразу, а потом уже получать образование экономиста, финансиста, если ты специализируешься на какой-то узкой теме.

— Читала в сети интервью, в котором зацепила одна фраза. Рассказывая о себе, девушка сказала, что поступала в вуз ради корочки, а конкретно на журфак, потому что туда поступить легче легкого. Вы так считаете?

Я университет закончила уже 10 лет назад, а поступала — 15 лет назад, в 2002 году. Мне было учиться, скорее, сложно, чем легко. И поступить тоже. Тогда у нас не было ни компьютеров, ни мобильных телефонов. Я выросла в периферийном городке, где была только школа, кружок журналистики и книги в местной библиотеке. Понятно, что это не те возможности, которые были у минчан. И учиться в университете поначалу мне было сложно, потому что однокурсниками стали выпускники лицеев и колледжей Минска, а я окончила обычную среднюю школу. Конечно же, со временем всё сравнялось: и кругозор, и знания, но я бы не сказала, что дорога к диплому журналиста была легкой. Другое дело, я считаю, что пятый курс во многом бесполезный: было откровенно скучно, новой информации — минимум.

А еще сейчас мне не верится, конечно, что когда-то я не понимала, что такое интернет и как он работает, но такое время было. И оно пришлось как раз на первые годы учебы в университете. Насколько сейчас «как без рук» без всех этих облачных хранилищ, онлайн-мессенджеров, настолько тогда я боялась, что никогда не разберусь, например, как работает мобильный интернет. Это современные дети уже на интуитивном уровне понимают, как включить смартфон и найти нужную игру. Не знаю, какие сейчас испытания предлагает пройти журфак своим абитуриентам, но 15 лет назад поступление на этот факультет мечты не было легким, и мне есть с чем сравнить, ведь сейчас у меня уже три высших образования. Я закончила еще ГИУСТ БГУ, где получала специальность переводчика, и потом уже очень осознанно закончила факультет маркетинга в БГЭУ. Хотя и эти университеты не были легкими, ведь обучение приходилось совмещать с работой.

— Что для вас было самым сложным на журфаке?

Дикий страх и ужас — это отсутствие учебников. Нас было 150 человек на курсе, а по некоторым предметам — по 3 экземпляра книги в библиотеке. И никаких тебе электронных версий, как сейчас! Представляете, мы действительно бежали в библиотеку, чтобы схватить этот учебник и первым выполнить задание, подготовиться к занятию. Я не раз видела, как ребята засыпали в библиотеке — очередь-то на книгу порой приходила ой как нескоро. Сложно было жить и учиться в режиме бесконечного цейтнота: информации по всем предметам много, каждый преподаватель требует, как будто он и его предмет — единственные. И что-то правильное в этом есть. Я всегда думала: ну какое я имею право сюда подготовиться, а вот сюда — нет. Не за этим же на факультет мечты шла! Задача студента — научиться разумно распределять свое время. Но в 18 лет на первом курсе это было очень сложно. Честно, сейчас вспоминаю те дни с ужасом. Причем, я не стремилась быть отличницей, просто хотела комфортно себя чувствовать среди однокурсников. Тем не менее, первые три года были тяжелыми. Хотя я безумно любила журфак, с удовольствием и ходила на занятия, и готовилась к ним, но знания давались совсем не легко.

— Мой самый страшный ночной кошмар: до сессии один месяц, а я не прочитала ни одной книги из списка литературы.

На журфаке это было реальностью! Помню, как-то посчитала, что за неделю нужно было прочитывать по 1000 страниц. Конечно, это подъемный объем, но при условии, что ты больше ничего не делаешь, кроме чтения. А ведь было еще много других предметов… В общем, да, страх такой был и у меня.

— А каких знаний не хватило на журфаке?

Сейчас ответить на этот вопрос довольно сложно. Не скажу, что после окончания университета я остро ощущала, что меня недоучили. Совсем нет. Но ведь каждый знает и понимает, что работать в профессии и получать образование — совсем разные вещи. Что касается непосредственно журналистики, то понять, где брать живых и интересных героев для своих материалов, где искать темы, с какой стороны к ним подходить, можно лишь в процессе работы. Несмотря на то, что теория по таким вопросам тоже существует, но горящим глазам и пытливому уму, к сожалению, не научишь. А для журналиста эти качества важны невероятно! Забавный факт: на моем первом месте работы — в рекламном агентстве — я научилась делать счет-фактуры, красивые отчеты с картинками и поиску в google! Полезные навыки, я вам скажу.

— Был ли у вас внутренний страх, что выполняя такие обязанности, вы не состоитесь в профессии?

Я всегда чувствовала, что могу больше, что могу добиться в профессии очень многого, просто сейчас, в данный конкретный момент, чего-то не хватает. Теперь-то я знаю, что мне не хватало знаний, смелости и уверенности в том, что нужно стучаться в двери. Если не откроют первую, вторую и третью, то четвертую, пятую или сотую откроют обязательно. В итоге, так и получилось. Я просто никогда не сдавалась. Но моменты, когда я рыдала и хотела собрать вещи, уехать к родителям и пойти работать в районную газету, потому что там меня точно ждали, конечно же, были. Жить в маленьком городе я не хотела никогда. Но путь к тому, чтобы стать кем-то в Минске был довольно долгим и совсем не легким. Наверное, не просто так я пошла учиться в университет еще раз, а потом и еще раз. Это всё нужно было не моим работодателям, а исключительно мне самой, чтобы доказать своему внутреннему «я», что девочка с периферии может быть не верблюдом в столице. Получать профессию маркетолога я пошла, потому что понимала, что журналистика и пиар неразрывно связаны, поэтому было бы неплохо понимать, что происходит по ту сторону баррикад. Я и сейчас продолжаю учиться, но сегодня нет необходимости в университетах, так как все можно делать дома в то время, когда тебе хочется: нужен всего лишь компьютер и понимание того, что и где читать. Опыт работы и постоянное слежение за тенденциями рынка здорово помогают этому самому понимаю, куда и зачем бежать.

О ПОИСКАХ РАБОТЫ

— Как вы искали свою первую работу?

Очень просто. На 5 курсе я зарегистрировалась на всех сайтах по поиску работы и рассылала свое резюме. Так я пришла в издательство и мне предложили заниматься журналом для девочек «Стрекоза», попробовать писать туда статьи. Всё было замечательно и многообещающе, но в итоге издательство просчитало все риски и решило не выпускать в свет новый журнал, который обещали отдать мне в работу. И я продолжила рассылать резюме. Попасть на работу, имея 100500 публикаций, но не имея трудовой книжки и реального опыта, было крайне сложно. Наверное, потому что к 5 курсу меня уже больше интересовала не чистая журналистика, а вот, к примеру, пресс-конференции — как они делаются?! Получить такую работу, горя лишь одним желанием, всё же, крайне сложно. Должен быть какой-то компромисс: самый понятный — очень маленькая зарплата. В итоге, так и получилось. Кстати, через 8 лет меня пригласили стать редактором журнала «Стрекоза», представляете! Руководителю издательства я рассказала о том, что мы уже знакомы, но ту ситуацию она не вспомнила. Впрочем, это не так важно, потому как предложение я приняла, и опыт сотрудничества получился отличный!

— Расскажите подробнее про первое официальное место работы.

Моим первым местом работы с пресловутой трудовой книжкой стало рекламное агентство LABS Publicity. К слову, трудовая хранится в нем и сейчас. История получилась почти как в кино или в журнальных публикациях об успехе: тогда, после университета, я занималась в агентстве отчетами и другой работой, никак не связанной с журналистской деятельностью, а сейчас у меня в подчинении целый отдел, оказывающий услуги public relations клиентам агентства! Безусловно, я безумно благодарна работодателю, что он тогда взял меня в штат, что он в меня поверил и абсолютно не прогадал, потому что даже тогда, в самом начале, всего за пять месяцев работы моя зарплата выросла в 2,5 раза, соответственно, и обязанности поменялись. И вот тогда я попала в мир пиара. Учась на журфаке, я вообще не понимала что это, хотя у нас был предмет public relations, но как оно на деле работает, осознать было сложно. Для меня это была просто космическая профессия. И если бы мне кто-то сказал, что всего через несколько лет я буду разбираться в пиаре, буду вести блог о пиаре, буду учить пиару, выигрывать тендеры по оказанию пиар-услуг, я бы просто не поверила в это. Но всё сложилось именно так, как сложилось. Сейчас я целиком и полностью ощущаю себя в своей тарелке, понимаю, что и зачем делаю. И ничуть не жалею о своем профессиональном пути.

— Возвращаясь к агентству. Один раз вы ушли и вдруг решили вернуться. Как же «в одну реку не входят дважды»?

Каждый раз, когда я писала в социальных сетях, что снова ищу новую любимую работу, директор агентства LABS Publicity писал мне: «Оксана, приходи, просто приходи». А я все не шла. Казалось, что еще не время, еще не во всех ипостасях я себя испробовала, изучила, узнала, еще рано. Но в кризисный 2011 год, когда все вокруг кричали, что сейчас не лучшее время менять работу, я рискнула. И вернулась. Конечно, я была уже гораздо более подготовлена: успела поработать в одной из крупнейших компаний страны специалистом по внутренним коммуникациям, понимала, как работает пиар внешний и даже event-менеджером побыла. Понимала, что нужно от пиарщиков журналистам, потому что отработала полтора года в журнале, соответственно, я понимала, как надо с ними общаться, чтобы договариваться о нужных мне публикациях. Опыт по обе стороны баррикад — великое дело в нашей профессии, я вам скажу. В общем, по итогу меня взяли на должность менеджера, выдали клиентов… На работу я каждый день ходила с огромным удовольствием! И продолжаю это делать вот уже почти 6 лет.

— Как изменилась ваша должность за время работы в LABS Publicity?

О, за это время я сменила не одну должность. Сейчас я — руководитель отдела PR&SMM, где кроме меня, трудятся еще 6 прекрасных специалистов. Хочу отметить важное: за это время сменились не только должности, но и мое отношение к работе, к профессии, к различным процессам внутри компании и за ее пределами. А пиарщикам приходится очень много коммуницировать с внешним миром. Например, если раньше я жутко боялась недовольства клиента или его замечания, то сейчас могу ответить на любой комментарий, объяснить, почему мы запустили эту активность, а не другую, почему тут с правками мы согласны, а вот здесь, всё же, лучше оставить первоначальную версию текста. Ответственность придает смелости. И уверенности, как ни странно. Но эти качества и ощущения не сваливаются на голову вдруг — они зарабатываются непрекращающимся обучением и рабочим процессом, безусловно, тоже. Ведь пиар — это профессия, которой надо учиться 24/7. Потому что новые тренды, инструменты работы появляются буквально каждый день. Еще те же 6 лет назад мы только-только начинали осваивать Facebook как обычные пользователи, учились постить котиков и радоваться онлайн-вниманию друзей, а сегодня эта социальная сеть — один из основных инструментов работы.

О БЛОГИНГЕ И КРИТИКАХ

— Кто такая Ксения Белова и как она появилась в вашей жизни?

История Ксении Беловой довольно длинная и где-то даже скучная. Скажу только, что появилась она давно, когда я вела рубрику «Блондинка за компьютером» в журнале «Мой интернет». Много позже LADY.TUT.BY объявил конкурс женской журналистики. Главный приз — колонка на страницах ресурса. Когда я увидела анонс конкурса, поняла, что должна его выиграть. Так как я уже работала в рекламном агентстве, чьими клиентами были компании с громкими именами и известными по всему миру брендами, мне не хотелось, чтобы клиенты ассоциировали своего менеджера, которого они уже любят, знают и уважают, с автором женских статей о «страстях-мордастях». Поэтому возникла необходимость в возвращении Ксении Беловой. В общем, конкурс я выиграла.

— Что вы почувствовали, когда узнали о своей победе?

Цель достигнута, а чувства эйфории уже нет. Победителя должны были объявить в понедельник, редактор написала мне еще в пятницу: «Я вам тихонечко шепну, потому что не могу молчать».

Больше года никто из моих друзей или близких знакомых не знал, что это я веду колонку. Статьи Ксении Беловой обсуждали мои же коллеги в офисе, обсуждали знакомые знакомых, случайные знакомые в столичных кафешках… Казалось, что колонку этой барышни читают все! И было за что зацепиться, если честно, потому как мое мнение зачастую не совпадало с мнением большинства аудитории, приходящей на ресурс, поэтому неудивительно, что в комментариях люди готовы были порвать друг друга и автора — тоже!

Знакомые, которым я впоследствии призналась в авторстве статей, были в шоке: «Как ты можешь так думать? Неужели ты действительно так думаешь?» Да, я действительно так думаю. На самом деле, в этих статьях ничего крамольного не было, в двух словах сложно объяснить — лучше почитать! Архив материалов хранится на сайте до сих пор. А блог просуществовал 2 года, после чего переехал на отдельную платформу. Сейчас я переключилась на профессиональные темы, для которых понадобился отдельный ресурс, поэтому работа над блогом Belova.by пока приостановлена. Впрочем, я уже не уверена, что буду этим заниматься когда-либо.

— Как вы реагировали на негативные отклики на ваши статьи? Они ведь были?

Мало того, что они были — их было большинство! Градус негатива и всеобщего бешенства просто зашкаливал! Редактор написала мне буквально после первой статьи: «Вы, пожалуйста, не расстраивайтесь». А я и не собиралась — не конец ведь света. Да и нравиться всем невозможно. К тому моменту у меня уже была какая-то внутренняя сила. Да, где-то было обидно за то, что люди настолько злые.

Кстати, негативные комментарии писали, в основном, мужчины. Возможно, они просто не соответствовали тому образу, который я описывала, как нормальный. Позже я узнала, что по статистике, большинство читателей ресурса — как раз мужчины. Вероятно, им было интересно посмотреть на себя со стороны, поэтому и заглядывали регулярно на женский сайт. Ну, а под статьями Ксении Беловой наверняка задавались вопросом: «Кто ты такая? Страшная же, да? Нет, даже уродливая? Толстая? Совсем тупая?» Предположений было много и разных. Хороший опыт для формирования стрессоустойчивости.

— Что помогло вам приобрести эту силу и противостоять критике?

Я думаю, что это всё — из детства, когда в меня никто особенно не верил. Верили учителя, да, но сейчас, спустя 15 лет после окончания школы, мне сложно оценить это влияние на меня нынешнюю. В основном, каждый день приходилось доказывать, что ты всё делаешь правильно. На журфак собралась? Так у нас же никого в роду с такой профессией не было! В рекламное агентство устроилось? Да что это вообще за работа?! Отторжение к людскому мнению у меня началось еще тогда.

Нет разницы, кто что скажет: нужно слушать себя, доверять себе, развивать свою интуицию и делать хоть какие-нибудь шаги по направлению к цели. Тогда обязательно все получится. Люди, кстати, к этому времени станут напрочь отрицать, что что-то там о тебе говорили.

О СЛАВЕ И РАСКРУТКЕ СЕБЯ

— Ксения Белова свою порцию славы получила. А вообще слава и журналистика — совместимые понятия?

Мне кажется, очень сложно в белорусских реалиях об этом говорить. Я не знаю, кто сейчас читает газеты. Да и вряд ли тем, кто читает, есть дело до звезд журналистики. Может быть, что касается районных газет, когда вся редакция — это два-три человека, их знают и по-настоящему уважают. Наверное, слава имеет отношение к тем, кто в телевизоре…

Думаю, в наше время одного узнаваемого лица мало для настоящего успеха. Нужно в чем-то разбираться и быть полезным. Вероятно, признание среди коллег и клиентов как раз и является той славой, о которой мы говорим.

— А как сделать себе имя?

Я уверена, что человеку любой профессии, чтобы сделать себе имя, нужно просто много работать. Вот и весь секрет. Причем именно в той области, которая тебе интересна! И не бояться обсуждать то, в чем ты разбираешься. Социальные сети — отличная площадка для этого!

Безусловно, грамотное продвижение, будь то товар, услуга или ваша персона требуют грамотных действий. На то сегодня и есть такие специалисты, как я, — пиарщики. И есть много полезной литературы в открытых источниках, которая станет первым помощником в деле персонального продвижения, если вы чувствуете в себе силы сделать себя суперзвездой самостоятельно.

Еще не надо бояться говорить о том, что ты — профессионал. Сейчас в тренде экспертизы, то есть нужно быть экспертом в своей сфере.

— Как же показать другим, что ты — эксперт?

Сегодня очень много возможностей представить себя, как эксперта, даже без посторонней помощи. Социальные сети дают зеленый свет каждому, у кого есть цель зарекомендовать себя. Безусловно, нужно познакомиться хотя бы с базовыми инструментами SMM, чтобы вести работу грамотно.

Если перед человеком стоит цель стать узнаваемым экспертом, необходимо рассказывать о том, что ты делаешь, как ты это делаешь, зачем ты это делаешь, насколько профессия проникла в твою жизнь, какие проблемы и как ты можешь помочь решить людям. Несмотря на доступность многих инструментов, заявить о себе, по-настоящему экспертных и интересных аккаунтов, блогов очень мало. Поэтому завоевать аудиторию профессионализмом и искренностью есть шансы у каждого! Я регулярно подписываюсь на аккаунты людей, у которых мне есть что подсмотреть как у экспертов продвижения в социальных сетях и интернет-рекламы. Я по ним учусь, я их читаю и могу сказать, что это — довольно быстрый путь стать экспертом, если ты делаешь всё планомерно — то есть новый материал выдавать нужно не раз в неделю, а регулярно.

Кстати, вот один из нюансов формирования интересного контента: всегда интересно, как снимался фильм, поэтому backstage должен присутствовать так или иначе, людям интересна кухня профессии. Я с удовольствием читаю российских экспертов в интернет-рекламе, которые рассказывают о том, как они редактируют свои же рекламные кампании.

В общем, продуманный контент и четкое понимание цели — наше всё в вопросе позиционирования себя как эксперта. Не успеете оглянуться, как у вас станут просить советы по теме! У меня именно так и получилось. Не считаю, что взяла максимум из своей профессии для продвижения себя же, во многом я тоже только начинаю этот путь, но результаты уже есть.

— Ну мы же хотим сегодня создать аккаунт в Instagram и уже завтра иметь двадцать тысяч подписчиков, половина из которых послезавтра станет клиентами.

Нет, такого не бывает. Я не верю в быстрый успех, какой бы профессии это ни касалось. Надо изучать свою аудиторию, надо понимать, что она читает, надо с ними общаться. А это требует времени, сил и энергии, потому что по ту сторону монитора — тоже живые люди. Хотеть не вредно, но не бывает легких денег и быстрого успеха.

— Если же есть конкретная цель — место, где, например, журналист хочет работать — как правильно постучаться и обратить на себя внимание?

Для начала надо понять, в чем нуждается компания, проанализировать ее деятельность и, возможно, найти те места, которые реализованы не на 100%. И понять, что ты можешь предложить в качестве решения проблемы. Можно писать, звонить, напрашиваться на встречи. Сейчас, на самом деле, тех, кто готов работать, очень мало, несмотря на все кризисы и отсутствие хороших вакансий. Поэтому если руководитель адекватный, то он вас примет, выслушает, и даст шанс проявить свои способности. В сфере журналистики, мне кажется, это сделать гораздо проще, чем в том же программировании или инженерном проектировании. Надо стучаться в двери, где-то обязательно откроют.

О ТИПИЧНЫХ ОШИБКАХ И МОЛОДЫХ ЖУРНАЛИСТАХ

— Как редактор и руководитель, вы, наверное, часто получаете письма в духе «возьмите меня, пожалуйста, вы моя последняя надежда»?

Да, во время работы в нескольких журналах я пачками получала такие письма. В основном, дамокловым мечом над авторами таких писем висело распределение. Но не суть. Возможность подготовить тестовый материал была у каждого. То, что вводит в ступор любого редактора, — это просьбы дать темы. Я это считаю дикостью, особенно в наше время, когда информация настолько легкодоступна! Конечно, когда молодой журналист прошел все тестовые испытания, темы он будет получать регулярно, потому как план номера составляется редактором, но изначально нужно проявлять максимум самостоятельности и инициативы! К сожалению, несмотря на огромное ежегодное количество выпускников журфака, писать связно и понятно умеют далеко не все. Еще одна пугающая тенденция: огромное количество молодых журналистов хочет писать статьи, не выходя из дома! И желательно, даже никому не звонив. Меня это пугает, потому что это уже не журналистика. Во времена моего студенчества мне даже в голову не приходило переписывать чьи-то тексты, а сейчас многие даже не думают о том, что нужно куда-то идти, с кем-то вживую разговаривать. Почему-то это стало слишком сложно.

— Чем еще удивляют молодые журналисты?

Удивляют отсутствием ориентиров по жизни. Они хотят написать две статьи в месяц и заработать ими среднюю зарплату. Это невозможно. Удивляет, когда журналисты (не только молодые, но и уже довольно опытные) кричат на весь Facebook о том, что готовы браться за тексты любой сложности, умеют работать в сжатые сроки, а после получения задания просто исчезают со всех фронтов без каких-либо комментариев. Я привыкла выполнять свои обещания и этого же требую от своих сотрудников и даже от клиентов. Когда ты подводишь кого-то одного, по цепочке подводится весь коллектив. А, например, бумажные издания имеют свои сроки сдачи в типографию, и в процессе подготовки номера задействовано огромное количество людей, у каждого из которых есть своя зона ответственности. В общем, с такими людьми, которые пропадают, я впоследствии не связываюсь ни по каким поводам и вопросам. Самое удивительное, что спустя какое-то время, они снова начинают строчить посты на тему «дайте работу».

— Через вас проходит очень много текстов. Какие самые популярные ошибки допускают журналисты?

Чаще всего у меня возникают претензии к авторам, когда они не понимают, для кого пишут свои тексты. Ведь очевидно, что для 15-летней девочки и 45-летней женщины подача информации совершенно разная. Отдельным пунктом стоят тексты, которые проще самой написать с нуля, чем редактировать то, что тебе прислали. На журфаке говорят: «Мы не научим вас писать». И это правда: не учат. Поэтому если человек с дипломом журналиста не может писать, вряд ли эта способность еще придет к нему. Удручают орфографические ошибки, просто в бешенство от них прихожу. Конечно, в любом издательстве есть корректор, но неграмотный журналист в моем мире не существует.

— Какие советы вы дадите, чтобы научиться писать лучше?

Деепричастные обороты нужно искоренять. Если я вижу нечитабельный текст, который я прочитала от начала предложения до конца и не помню, что было в начале, я его правлю. И пишу комментарии, да, не боюсь говорить журналисту, где он не прав. Удивляет, что одни и те же ошибки повторяются из раза в раз.

Простой совет: чтобы лучше писать, нужно очень много читать — и профессиональной литературы, и классической. Года два назад я поняла, что не могу аргументировано объяснить своему сотруднику, что с текстом не так, поэтому стала читать книги известных сегодня копирайтеров. К сожалению, такую литературу на журфаке не рекомендуют, обращаясь всё больше к классическим учебникам, но для работы в наше время она просто необходима. Поэтому и журналисту нужно продолжать учиться самостоятельно — не только на практике, но и теорию подтягивать.

Классическая журналистика — это, безусловно, не совсем копирайтинг, но сегодня надо всем продавать себя, свои умения, свою продукцию. Поэтому полезно и необходимо осваивать разные жанры текстов.

— А как вы относитесь к своим текстам?

У меня к ним много вопросов. Но я учусь быть менее критичной к себе и к своему продукту. Потому что от неуверенности, что текст идеальный, руки вообще могут опуститься, и ты перестанешь писать вообще. А это гораздо хуже, чем показать миру неидеальный, с твоей точки зрения, текст. Когда ты уже неоднократно доказал и профессиональному сообществу, и самому себе, что не верблюд, нужно уметь хотя бы немного расслабляться в плане придирчивости и предъявления претензий к себе же. Иначе можно застопориться на одном месте.

Мои лучшие тексты были написаны в периоды самых глубоких душевных терзаний. Эмоции стимулируют писать божественно, это правда. Но я считаю, что аппетит приходит во время еды, и вдохновение — тоже. Нужно садиться и работать. И желательно не сравнивать себя ни с кем.

— Вам говорили когда-нибудь, что вы пишете плохо?

Когда я писала для LADY.TUT.BY, в комментариях было очень много негатива. Да, в большинстве случаев диванные аналитики были не согласны с точкой зрения, высказанной в статье, но попадались и «эксперты» от журналистики. Но собака лает, караван идет.

А вообще я заметила, что люди, достигшие определенных высот в профессии, редко оставляют жесткие комментарии коллегам по призванию, если их того не просят. «Диванные аналитики» — это совсем не та аудитория, которую нужно слушать. Прислушиваться необходимо к тем, у кого хочется учиться.

О СБЫВШЕМСЯ И БУДУЩЕМ

— Оксана, вы как универсальный солдат: и журналист, и пиарщик, и редактор. Кем вы себя ощущаете больше?

Сейчас быть успешным пиарщиком, не умеючи писать, мне кажется невозможным. Мне нравится быть специалистом в продвижении, я очень комфортно чувствую себя в этой роли и в этой профессии. Хотя редакторская работа мне безумно нравится, но, к сожалению, это не оплачивается настолько хорошо, насколько требует вложений своего труда, сил, времени и энергии. Если в первые годы после окончания университета и можно, и нужно мириться с ограниченным заработком, то будучи опытным и грамотным специалистом — всё же, нет.

— Ваши детские представления о журналистике подтвердились или развеялись?

Даже не знаю. У многих людей, далеких от профессии, есть представление, что у журналистов хотя бы сама работа интересная. А на самом деле «хоп-хэй-ла-ла-лаэй» только в кино и сериалах бывает.

Я разуверилась, что журналистика — это сплошной креатив и творчество. Не завод, конечно, но в процессах что-то общее у них есть.

— Никогда не было такого: зачем я сюда пришла, надо уходить?

Было. В периоды безденежья и тоски никуда не деться от сомнений. В это же время я всегда верила, что вот еще один шаг, и еще один и мне станет лучше, комфортнее в профессии, я пойму, что нахожусь ровно там, где должна быть, — на своем месте. Примерно так и случилось.

Я наслаждаюсь тем, что есть, но это вовсе не означает спокойствие ума. Нереализованных проектов и недостигнутых целей еще предостаточно. Думаю, скоро что-то появится в эфире на страницах в социальных сетях. Не переключайтесь!

— Что посоветуете начинающим журналистам и тем, кто уже давно в профессии?

Помню, хорошую фразу нам говорили на любимом журфаке: «Нельга быць абыякавымi». Интересоваться жизнью, чаще выходить за пределы квартиры и за пределы своих устоев и мировоззрений, ставить цели и добиваться их.

Возможностей вокруг гораздо больше, чем нам кажется. Просто, чтобы их увидеть, нужно смотреть, стучаться в закрытые двери, общаться, знакомиться, преодолевать свои стеснения и страхи. Но самое главное — любить то, чем ты занимаешься. И это не высокопарные слова, а правда жизни: только приверженность своему делу открывает возможности, притягивает нужных людей и придает сил не сдаваться, если пока не всё складывается так, как хочется.

Февраль 2017 г.

Женя Задора: Надо меньше думать и больше действовать. Когда начинаешь взвешивать: а достаточно ли уровня моего мастерства для того, чтобы браться за этот проект? — вот это уже плохо

С Женей Задорой мы познакомились в первый день вступительных экзаменов на факультет журналистики БГУ. Сейчас страшно сказать, но было это 10 лет назад. Я стояла в очереди с подружками, а Женя — перед нами. Она была одна с огроменной папкой в руках, с какими-то невероятно горящими глазами и любопытством ко всему происходящему. Ее нельзя было не заметить. И вдруг она обернулась и вот так просто завязала с нами разговор: кто мы, что мы, как мы. Уже тогда Женя грезила радио и не представляла для себя другой жизни. Весь первый курс она приходила на лекции с распечатками скороговорок и упражнений для постановки голоса. Весь первый курс она ходила по радиостанциям и просилась на работу. Весь первый курс она мечтала, верила и действовала. Никаких жалоб, никаких упреков, никаких остановок — только с улыбкой и только вперед пробовать еще и еще раз. Путь Жени Задоры — это история о том, что нужно стучать во все двери подряд, бить в барабаны, бубны и всё, что попадется под руку, а не ждать, пока кто-то тебя заметит и предложит кусочек вкусного пирога.

Справка: В журналистике — с 2006 года (на самом деле дольше). Была корреспондентом, редактором, шеф-редактором, ведущей радиоэфира. Работала в печатных изданиях «Магазин здоровья», «Поделись советом», «Корона», на радиостанциях «Радио-Минск», «Би-Эй», «Радиус-FM», «Радио ОНТ» и «Центр FM». Готовит к запуску свой блог zadora.by.

О МЕЧТАХ И ДЕЙСТВИЯХ

— Женя, радио — это счастливое стечение обстоятельств или четкая цель?

Наверное, прозвучит довольно скучно, но это была цель. Причем, поставленная задолго. Возможно, именно поэтому она так тяжело и давалась. Потому что, когда ты уже находишься в этой сфере, ты видишь, как много работает в эфире людей, которые просто проходили мимо, случайно зашли, и у них «хоп», и всё легко получилось. А когда ты поставил себе цель и понимаешь, что тебе нужно попасть в радиоэфир, нужно чего-то достичь, ты сам себя в эти рамки загоняешь, сам создаешь себе какую-то серьезность, которая мешает. В любом случае, когда это цель, дается она намного сложнее.

— Когда эта цель была поставлена?

Очень рано, еще в подростковом возрасте. Я просто много слушала радио, мне казалось, что там клевые чуваки сидят в студии, ничего не делают, болтают в микрофон, и я тоже так хочу. Почему они могут, а мне что нельзя? И решила, что это мой выбор, я так хочу. Идти к этой цели я стала тоже достаточно рано по профессиональным меркам.

Подошла издалека, ведь радио недоступно подростку. Кто будет слушать детский голос в эфире? Все хотят слышать взрослые серьезные голоса, которые говорят что-то толковое. Поэтому я подошла со стороны печатных СМИ, как, наверное, начинает большинство журналистов. Так пошли первые попытки изобразить что-то в журналистике. Но в радиоэфир я попала впервые в 17 лет. Тогда это было просто, потому что было в Могилеве, а там не так много людей, которые претендуют на эти места. Особенно, когда ты приходишь и говоришь: «Мне 17, понятно, что на работу вы меня не возьмете, а мне и не надо. Просто дайте мне попробовать, пожалуйста. А я буду делать какую-нибудь работу». Конечно, всегда найдется работа, которую никто делать не хочет. Такого человека называют «ногами» радиостанции, который бегает с диктофончиком по городу, проводит какие-то опросы. Взрослые состоявшиеся журналисты не хотят делать опросы, вот ты здесь и пригодишься. И я так пригодилась, да еще и в микрофон дали сказать пару слов. Вот оттуда всё и пошло.

В Могилеве всё сложилось просто и легко, потому что там я на многое не претендовала, причем, даже получила гораздо больше, чем просила. А в Минске всё уже было сложнее. Здесь ты — не один такой умный. Здесь таких людей много, которые имеют и образование, и опыт, и много преимуществ перед тобой. И у этих людей не всегда получается, а ты-то куда лезешь.

— Как впечатления от первого выхода в эфир?

«Боже, какой ужасный голос», — подумала я. Мне стало стыдно перед людьми, с которыми я разговариваю, которые его слышат. Первое, конечно, отторжение самой себя, потому что ты себя слышишь совсем по-другому, когда говоришь в жизни.

И все равно какие-то качества, черты характера склоняют тебя, показывают твои внутренние предпочтения. Ты даже не знаешь почему, но, да, мне это нравится, я хочу этим заниматься. Даже несмотря на то, что у меня не получается, и я себя слышу со стороны не так, как мне хотелось бы звучать. Но всё равно это мое. И я решила поступать на журфак. В любом случае, с определением профессии вопрос не стоял.

По стечению обстоятельств поступила на печатные СМИ. И иногда еще думала: а может все-таки печатные? Это комфортно, спокойно, уютно, сидишь себе, не паришься, ни тебе нервотрепки, ни тебе вот этого привыкания к себе со стороны, тут пишешь текст, и с текстом всё несколько проще. Хотя не всем проще, потому что люди есть разные, есть те, кому тексты вообще не даются совершенно, но это ты уже потом узнаешь. На телевидение меня вообще никак не тянуло. А вот между радио и печатью я металась, собственно, долгое время и совмещала. Потому что печать была более доступна, на полосу попасть гораздо проще, чем в эфир.

Но не сдавалась. Весь первый курс я ходила по радиостанциям. Как ни странно, пускали, как ни странно, позволяли записаться и оставить свое демо. Обещали перезвонить, но, конечно, никто не перезванивал. Но попытки, всё-таки, были с параллельной работой над собой.

— Равнодушие потенциальных работодателей останавливало или, наоборот, хотелось доказать, что я могу?

Я всегда надеялась, что скоро пойду на работу. Сказали же, что перезвонят. И вот я думала: с первого числа пойду, значит, в середине месяца к родителям не поеду, уже ж работать буду. Когда тебе 18 лет, ты искренне веришь, что тебе перезвонят. Если нет, они бы тогда сразу сказали, что нет, правильно? Только потом понимаешь, что это стандартный ответ, который обозначает, что тебе нечего ждать. Я верила и шла дальше, стучась во все двери, и везде говорила: «Пустите меня, пожалуйста, я хочу у вас работать». Отказы не останавливали. Где-то надеешься, что тебя пригласят в одно из мест, идешь дальше с мыслью: не это предложение, так следующее. Когда ты еще совсем-совсем молодой, ты немножечко наивный, и от этого больше веры в себя, какие-то крылья вырастают. Поэтому лучше действовать, пока ты наивен. Когда становишься опытнее, появляется страх и почему-то пропадает уверенность в себе. Хотя, как ни странно, опыта больше, но ты понимаешь: как много других профессионалов, которые еще лучше меня. Это немного сбивает с толку.

О ЗНАНИЯХ И НАСТОЯЩЕЙ РАБОТЕ

— Есть сожаление, что не получилось поступить на аудиовизуальные СМИ?

Не жалею абсолютно, потому что мне это не помешало работать на радио. Всё-таки, как ни крути, я с конца первого курса работала на радиостанции. Для меня не было существенного отличия: учусь я на специальности «аудиовизуальные СМИ» или «печатные СМИ». До аудиовизуальных мне не хватило всего полбалла. И был выбор: либо пойти на платное, либо на бюджет на печатные. Конечно, я выбрала бюджет. Тем не менее, мы учились на одном потоке с аудиовизуалами, мы прекрасно общались между собой, мы посещали одни и те же лекции, различия начались на старших курсах, когда на учебу уже никто особо не ходит. Поэтому я никогда не чувствовала себя ущемленной, тем более, что у меня была возможность практиковаться на радиостанции, чего мне и хотелось. Если бы у меня дольше не получалось устроиться на работу, и я бы сидела и училась на печатном, может быть, меня бы это подкосило, я бы подумала: не получается, пойду в газету работать. Но, к счастью, всё срослось — как подтверждение, что неспроста у нас какие-то предпочтения появляются, значит, нужно к ним прислушиваться.

— А не было такого, что каких-то знаний не хватило?

В любом случае, ты всё время получаешь новые знания, и тебе всегда их не хватает, даже если ты уже сто лет работаешь. Радио — это такая структура, которая не стоит на месте, она постоянно меняется. Только интернет-журналистика динамичнее, потом идет радио. Телевидение сложнее в плане перемен, там много заморочек, и печать тоже сложнее. Радио всё время меняется, и всё время надо слушать другие радиостанции, прогрессивные, иностранные, на которые мы потом равняемся. Учитывая, что я рано пришла работать на радио, мне в принципе знаний не хватало. Если бы я пришла постарше, тут большой вопрос. А тут я эти знания только получала и на работе я их получала гораздо больше, чем в университете.

— Как первокурснице удалось попасть на радиостанцию без родственных связей и блата?

Методом стука во все двери подряд. И вот в одной из «дверей» мне сказали: «Да, нам как раз нужен корреспондент, давай ты походишь к нам, какое-то время поработаешь, мы посмотрим на тебя». И я согласилась. Это было радио «Минск». Мне давали какие-то задания, например, написать новости, но работа была за эфиром. И, конечно, меня это не устраивало, потому что работать на радио и не выходить в эфир — это чувствовать себя немножко неполноценным. Но ты всё равно работаешь со звуком, и это интересно. И понимаешь, что я вот сейчас наберусь сил, терпения и всё будет. В результате так и вышло. Конечно, на это понадобились годы, которые, правда, работаешь больше за кадром, чем в самом эфире. В эфир приходишь постепенно. Очень многие люди на этом пути отказываются. Им кажется: раз меня не пускают, значит, я ни на что не гожусь. Я видела много неудач, много людей, которые отказывались от своей мечты, потому что им не удавалось сразу попасть в эфир, и поэтому они уходили в другие места, не воспользовавшись возможностью, которая им предоставлялась. Я согласилась на то малое, что мне давали, в надежде, что из этого что-то вырастет. В результате так и получилось. Меня быстро пригласили в штат, увидев перспективы. И уже со второго курса я была полуставочником, совмещала работу и учебу.

— А когда в эфир уже пустили?

На радио «Минск» я выходила в эфир в рамках каких-то спецпроектов, были и репортажи. Параллельно занималась с педагогом-речевиком. Узнавала, что такое правильное дыхание, как нужно разминать свой речевой аппарат, как правильно пользоваться голосом и так далее. И параллельно с этим я ходила на другие радиостанции на кастинги. Почему бы и нет? Если поступит предложение интереснее, почему бы им не воспользоваться? Так получилось, что через три с половиной года после работы на радио «Минск», где-то выстрелило мое резюме и мое демо, которое я оставляла на «Радиус-FM». Меня пригласили туда на собеседование, потому что они как раз искали к старту сезона новые голоса. Еще раз попросили записать голос, но теперь уже выполнить задание. Тогда программным директором был Глеб Морозов, он попросил меня зачитать новости из мира шоу-бизнеса. Спасибо ему за то, что оставил меня одну в студии звукозаписи, а не висел надо мной. Потому что часто, когда я ходила на какие-то кастинги, кто-то всегда стоял рядом с тобой. От этого нервничаешь, начинаешь запинаться, заикаться и вести себя неприлично. Здесь же меня попросили просто рассказать свою биографию, чтобы послушать, как я могу импровизировать, как могу без заготовки поговорить. Что-то я там наговорила, и получилось не так уж и страшно, видимо. Хотя какие-то нелепые моменты из той записи потом мне вспоминали: «А, это та девочка, которая…» После кастинга меня достаточно быстро пригласили еще на один разговор, и там Глеб Морозов говорил: «Ты нам подходишь, но есть два момента. Мы берем тебя внештатно и нужно заполнять микрофонные папки». Сейчас это звучит забавно, а тогда я долго думала, что там такого страшного в этих папках, это же просто бумажки, которые нужно заполнять в государственных учреждениях. Но вот он сразу по-честному предупредил, что меня ждет. Для него самого, как для человека творческого, работа с бумажками была не самой приятной необходимостью. Но меня это, конечно, никак не отпугнуло. Я согласилась на это предложение. Было неважно, что это внештатно, мне было важно, что это прямые эфиры и это уже работа диджея.

О ПРЯМОМ ЭФИРЕ И СТРАХАХ

— Взяли сразу диджеем в прямой эфир?

Да, и это было очень жестко. Потому что у меня не было опыта диджейства, у меня был только опыт наблюдения со стороны. Я представляла, как они работают, но сама этого никогда не делала. Более того, диджей еще сидит за пультом сам. И было поставлено условие, что я сама с первого эфира сижу одна за пультом, я одна нахожусь в студии. Как раз в тот момент мне хотелось, чтобы рядом со мной кто-то стоял, чтобы кто-то меня страховал. Мне позволили до первого эфира приходить по ночам, пробовать, изучать пульт. Если ты ночью что-то испортишь, это будет не очень большой ущерб. И я ходила в ночную смену, следила за звукорежиссером, ездила на последнем троллейбусе. Мне рассказывали, на какие кнопки надо нажимать, когда ты выводишь себя в эфир, и что нажимать не нужно, чтобы эфир не закончился. И вот уже 1 сентября 2011 года с 17:00 до 19:00 я сидела в эфире. Это был, конечно же, рискованный шаг, потому что время — прайм-тайм, все едут с работы и слушают радио. Но программный директор рискнул и выпустил меня в эфир.

— И как прошел первый эфир?

Отвратительно. Было, наверное, всё, чего я боялась. Очень сильно волновалась, причем больше всего за техническую часть. Я меньше переживала о том, что я несу, хотя там была полная ерунда. И про голос, как он звучит, уже не думала. Думала только одно: хоть бы тут ничего не сломать, я ж не рассчитаюсь с радиостанцией. Сложно, правда сложно новичку сидеть первый раз в прямом эфире и сразу себя выпускать. И никого рядом нет. Когда загоралась лампочка «On Air», из студии все выходили. Лампочка выключалась, ко мне подходили и говорили: «Ну, ладно, допустим. Но ты так больше не делай». Чтобы меня сильно не огорчать, подбирали максимально тактичные слова. Поддержка была. Но выпустили меня сразу в открытый космос, и ты там уже барахтайся как можешь.

— Это доверие к журналисту или что-то другое?

Это такие методы, я думаю. Как плавание. Говорят: если хочешь человека научить плавать, брось его, пусть он выплывет. И здесь был такой же радикальный подход. Те, кто пробовал себя в эфире, либо учились «плавать», либо сразу «выползали» на берег и уходили. Для некоторых такой подход был некомфортным, говорили: «Спасибо за возможность, но я больше не хочу». У меня, например, благодаря этому методу все получилось, не было технических косяков по пульту, хотя эти моменты часто являются проблемными. Моя жажда выжить победила. Было много попыток неудачных, а тут тебе дали такую возможность — иди, садись и делай. И ты думаешь: если я сейчас откажусь, то следующую мне еще сто лет ждать? Нет, я с этим не согласна.

— Что, на ваш взгляд, помогло «выплыть» и не сдаться раньше времени?

Мотивация. Потому что очень долго этого хотела, очень долго этого ждала и поняла, что шанс в руках — а дальше уже всё от тебя зависит. Всё, что зависело от других людей, которые решали пускать тебя в эфир или нет — уже позади. Они уже свое слово сказали, в тебя поверили, пожелали удачи — давай, иди. Дальше решаешь только ты. И по собственной дурости отказаться от такой возможности — это вообще непростительно. Когда всё уже сошлось, и ты сам себя этого шанса лишишь — нет. Ну и, наверное, какая-то легкообучаемость: сконцентрируешься, схватишь какую-то информацию — и всё, дальше можно расслабиться. Если ты не концентрируешься или ты слишком уверенный в себе, будешь дольше учиться, будешь больше допускать ошибок и вообще можешь не выдержать.

— Прошло уже больше пяти лет. Как удалось вырасти за это время?

Я побывала в утреннем эфире, дневном эфире, в вечернем эфире, в ночном эфире, в эфире выходного дня — это всё, что возможно в эфире на нашей радиостанции. Получила разный опыт, поняла, что где-то лучше себя чувствую, где-то менее комфортно. Потому что, по идее, ты должен быть многостаночником, если ты — профессионал, то должен и там, и там, и там быть. И в парном эфире, и в одиночном. Хотя в парном гораздо сложнее работать, чем в одиночном. У меня было несколько напарников, и даже если ты не срабатываешься с кем-то идеально, понимаешь, что всё равно становишься лучше, профессиональнее и сильнее от того, что попадаешь в условия, которые для тебя некомфортны. Человек же развивается, когда выходит из зоны комфорта.

О ДИКЦИИ, ИМПРОВИЗАЦИИ И ТЕКСТАХ

— С дикцией были проблемы?

Конечно, мелкие нюансы всегда есть. По утрам, например, твой речевой аппарат спит, особенно если ты — сова. Вот сейчас я последние две недели работала по утрам, и мне было очень сложно в 7 часов четко выговаривать все слова. К вечеру уже столько наболтаешься, что по сути можно и не разминаясь сесть микрофону. Это не только у меня, у многих коллег есть интересные оговорки, и все они происходят именно в утреннее время. Одна моя коллега не могла никак освоить слово «США» в утреннем эфире и ей проще было сказать «Соединенные Штаты Америки», потому что это легче выговаривается. Смешно и забавно, но это человеческий организм так устроен. Чтобы проблем с дикцией не было, я каждый год посещаю курсы повышения квалификации, где работаю над дикцией, над дыханием, над интонацией. И всё равно каждый год находятся какие-то вопросы, которые нужно прояснить, ты с педагогом их прорабатываешь. Мне кажется, я никогда не остановлюсь работать над голосом, ведь всегда хочется еще лучшего.

— Какая скороговорка стала самой эффективной или любимой?

Есть очень хорошая скороговорка размером на страницу, она начинается: «В четверг четвертого числа в четыре с четвертью часа лигурийский регулировщик регулировал в Лигурии, но тридцать три корабля лавировали, лавировали, да так и не вылавировали…» А вообще у каждого человека свой набор проблем. У меня, как у многих девчонок, есть склонность к писклявости. Хотя я со многими педагогами это обсуждала, и они говорят, что мой голос не такой высокий, как мне кажется. Но я себя почему-то всё равно слышу писклявой, и мне кажется, что надо еще ниже. Поэтому у меня и набор упражнений для занижения голоса. Это долгое раззвучивание. То есть ты пальцами разминаешь свои мышцы лица, грудную клетку, «мычишь» для того, чтобы появились вибрации по всему телу — это занижает голос и ставит его на опору.

Еще я подобрала для себя очень действенную скороговорку: «Ужа ужалила ужица. Ужу с ужицей не ужиться. Уж от ужаса стал уже. Ужа ужица съест на ужин». Вот этот звук «ж» как раз помогает прочувствовать свой «низ». И каждый день перед эфиром я по несколько раз проговариваю эту скороговорку. Меня уже коллеги дразнят: «О, ужица пришла, давай рассказывай свою любимую». Еще мне помогает пение. Я пою некоторые песни и тоже чувствую, как голос пробуждается. Это такие экспресс-методы. Есть, конечно, более действенные упражнения, которые требуют больше времени. Но на работе их не поделаешь, не всегда получается. Да и чисто физически не найдешь такого места, где можно спрятаться, будешь только коллег отвлекать.

— А дома?

Раньше, когда только начинала, конечно, много занималась дома. Может, по часу делала какие-то большие-большие комплексы упражнений. Скажем по-честному, столько времени ты не будешь находить на часовые занятия всю жизнь. Эти упражнения ценны до того времени, пока ты не прочувствуешь правильное дыхание, опору голоса. Когда прочувствуешь на своем теле, что уже начинаешь дышать животом, нет необходимости столько времени тратить на упражнения. Уже физиологически получается быстрее перестроиться. Точно так же, как и низкий голос. Ты его уже прочувствовал: о, как это я говорила, как я ощущала? Некоторые опытные журналисты не делают разминку в принципе, сразу садятся к микрофону и у них всё получается. Настолько всё отточено, что они сразу «в голосе».

Хотя по новым тенденциям сейчас нужно говорить в радиоэфире своим совершенно естественным голосом, которым ты и в жизни говоришь. Это раньше были больше в почете дикторы с низкими голосами, многие даже курили специально, чтобы хрипотца появилась. Сейчас нет. Слушатель настолько избалованный, что ему эти поставленные голоса уже не интересны, ему хочется послушать из приемника такого же человека, как и он сам, которого он мог только что видеть на улице, который тоже ездит в метро, который говорит о совершенно простых будничных вещах — вот это привлекает. А слушателя сейчас действительно очень сложно удивлять, и радиостанциям нелегко в борьбе за «ухо».

— Импровизировать в эфире наверняка приходилось. В чем секрет хорошей импровизации?

У меня в эфире было всё. Когда я только пришла на «Радиус FM», это было довольно серьезное радио. Помню, мы много говорили о пробках, какие-то новости давали, была ставка на информацию. Даже если ты диджей, ты не кричишь: «Всем привет! Доброго вечера! Клевого настроения!» Там было что-то серьезное. Потом времена поменялись, мы немного изменили свою направленность, стали омолаживаться и стало больше развлекательных проектов. Там как раз импровизационная манера, особенно, когда ты работаешь в паре. У тебя шоу, ты с напарником — пиши не пиши текст, что он ляпнет, одному ему известно и то не всегда. Поэтому надо быть начеку, чтобы как-то адекватно отреагировать, не затормозить в эфире, а поддержать диалог. Мы пытались за кадром проговаривать диалоги, но тогда слышно, что это не живое общение, а чтение по ролям. Когда импровизируешь, получается более искренне, более реалистично.

Сейчас сезон 2016—2017, у нас новый формат CHR — это современное хитовое радио, то есть горячие хиты, самое «новье», которое только появилось. Соответственно, аудитория такого радио — это молодежь от 16 до 30—35. Люди старше уже не слушают такую музыку. Следовательно, нужно и направленность в общении поменять. Поэтому у нас уже новый виток, новые установки. Это выходы диджея строго на песне без музыкальной подложки — говоришь ровно столько, сколько в песне длится проигрыш в начале композиции либо в конце, на текст нельзя заходить, потому что Alan Walker потом обидится. Это некрасиво, если уже говорить по правилам этики. Проигрыши длятся 15—20 секунд, 30 секунд, если тебе повезет. И за эти 20 секунд ты должен сказать всё: кто ты, что ты, зачем ты в эфире, какой ты хочешь посыл дать аудитории. Это катастрофически сложно. И ты должен вовремя закончить, потому что уже начинается следующая песня, и ты не имеешь права на нее залезть. Я такого экстрима за предыдущие пять лет не испытывала. И тут надо писать текст. Потому что если ты начнешь импровизировать, ты не влезешь в эти рамки — ты обрубишься на половине слова или испортишь песню, что недопустимо в таком формате.

— Какие приемы помогают при написании текста для эфира?

Хочешь ты этого или не хочешь, но радийный опыт откладывает отпечаток на твои тексты. Потому что когда хочешь написать какую-то статью для печатных СМИ, приносишь редактору материал, а он говорит: «Классный материал, но как-то по-радийному» — «Как по-радийному? Я же вроде не старалась писать радийный текст» — «Вот этот текст хочется не читать, а говорить». Наверное, это короткие фразы, это «один абзац — одна мысль». Потому что в радио есть такое правило: один выход — одна мысль. Ты не можешь сказать: «Вот сейчас была клевая песня. Слушали новинку от NEWMAN. На улице че-то подморозило. Слушайте, я заморозил в прошлом году овощи, до сих пор ем их. Кстати, о еде, если вы сейчас перекусываете, приятного аппетита…» Когда много мыслей в голове, так нельзя говорить на радио. Если ты вышел с разговором о пробках, будь добр говори о пробках и замолчи. Если у тебя есть другая мысль, будет другая возможность выйти с ней в эфир. И помним, что радио чаще слушают как фон, редко для получения информации. Поэтому нужно быть максимально простым, чтобы слушатель уловил, что ты о чем-то рассказал.

О СЛОЖНОСТЯХ И ИХ ПРЕОДОЛЕНИИ

— Что стало самым сложным в освоении радио?

У меня в принципе много сложностей на радио возникает. Либо я сама создала в голове какую-то важность радио в своей жизни. И так боишься испортить, так боишься упустить этого журавля, что волнуешься чрезмерно, и это мешает. Много сложностей возникает из-за волнения. До сих пор очень нервничаю — весь эфир мокрые ладошки. Я даже говорила об этом с педагогом по речи: как избавиться, ведь столько уже работаю. Всё было, вот, правда, было всё, мне уже нечего бояться. А я волнуюсь. Откуда это? Педагог мне ответила: «Может тогда тебе не стоит этим заниматься?» Я возмутилась: «Как? Мне стоит этим заниматься!» Поэтому основная моя сложность — это волнение в эфире. Когда импровизируешь, его больше.

Много импровизации, когда ты берешь интервью, когда у тебя гость в эфире. Интервью — это, в принципе, самый сложный жанр. И это высокий профессионализм — делать хорошие интервью. Я вот учусь много лет и пока еще для меня сложно сделать настоящую «конфетку». Надо расположить собеседника, разговорить и не сделать еще одно из сотен интервью, которые уже были с этим человеком. Конечно, ты к беседе всегда готовишься, много читаешь, смотришь, о чем этот человек рассказывал у других журналистов, пишешь себе список вопросов. И если ты идешь строго по этим вопросам, значит, всё пропало, интервью испорчено. Если понимаешь, что тебе не удается построить беседу, тебе не удается отложить свою бумажку в сторону и просто говорить, тогда можешь считать, что у тебя не получилось. Или ты так себе профессионал, или он так себе собеседник. Моя главная задача — чтобы получилась реально классная беседа. Когда после интервью приходят сообщения от слушателей: «Ой, вы как будто там просто так посидели, поговорили за чашкой кофе, спасибо, я тут слушал и кайфанул». И ты думаешь: да, как хорошо мы сегодня поработали. А если ты после интервью уходишь немножко неудовлетворенной, вроде как и вопросы были по делу, вроде ты на них и ответы получил. Но ты не получил откровения, ты не стал за время этого интервью ближе к герою, ты с ним не словил одну волну — я не считаю, что это удачное интервью.

— Если интервью не получилось, кто в этом виноват: журналист или герой?

Конечно, мне хотелось бы переложить часть ответственности на собеседника. Мол, он — звезда такая, что не подойти к такому со своими вопросами. Но ты понимаешь, что у журналистов, которые относятся к мега-профи, такого не случается. У Урганта, например, я не видела ни одного неудачного интервью. А ведь ему тоже не со всеми легко, к нему тоже приходят незнакомые люди. Здорово, когда к тебе на интервью приходит хороший знакомый, с которым тебе всегда легко. И ты не переживаешь, и ты не боишься поднимать с ним любые темы, он рассчитывает на тебя, а ты на него — что он наболтает тебе с гору всего, что нужно. А если незнакомый человек, то с ним сложнее. Попробуй незнакомого человека вытянуть на откровение — вот это, наверное, и есть мастерство.

— Есть свои хитрости в проведении интервью?

Я стараюсь приходить в студию гораздо раньше собеседника, чтобы приготовить ему чаек-кофеек. Узнаю заранее какие-то его фишки, которые он любит, чтобы встречать уже на какой-то дружеской волне. Например, был у меня рэпер Murovei, и я для него испекла торт «Муравейник». Он пришел, а его ждет «Муравейник», и уже у нас появилось что-то общее. И понятно, что после эфира он не идет домой, а мы сидим и едим торт. Если это музыканты, они часто приходят с инструментами. Пока они их настраивают перед эфиром, я стараюсь присутствовать и задавать какие-то совершенно дурацкие вопросы. «О, а что это у тебя? Шейкер? Никогда не видела». На самом деле, я видела этот шейкер и у всех у них спрашивала про него. Зато они начинают сразу с интересом рассказывать что это, где эту штуку взять и зачем использовать. И когда ты садишься с ним к микрофону, как-то легче беседа идет, легче найти общий язык. Ты ведь с этим человеком уже контакт наладил, три мандаринки съел — и вот оно пошло. А иногда бывает и как на войне, и думаешь: скорее бы это интервью закончилось. Слушатели, кстати, тоже очень чувствуют, что собеседник не открывается, бывает, даже пишут об этом. А еще бывает, когда человек не уходит сразу после интервью, вы еще час сидите, уже не в студии, кофе попиваете. И ты понимаешь, что в следующий раз тебе будет намного проще его позвать, больше шансов, что он согласится, потому что вы расстались в неплохих отношениях, и в принципе, в следующий раз будет легче. Вот они секреты — в чашках выпитого кофе.

О КРИТИКАХ И САМООЦЕНКЕ

— Критики в вашей жизни были?

Конечно, и очень много. Первые критики — это слушатели, от них бывают отзывы. Большинство приятных и за это спасибо. Пишут в соцсетях, если ты кому-то понравился, запомнился. Это придает сил. Но есть и люди, которым ты не понравился. И они тебя тоже найдут. Но если человек постарался, написал, что не очень-то ему нравится эта Задора, то и за это ему спасибо — лишь бы не проходил мимо. Есть же такое мнение: любите меня, ненавидьте — только не будьте равнодушными, потому что это страшнее всего. Я к замечаниям от слушателей отношусь совершенно спокойно. Такая критика чаще направлена просто на то, чтобы поругать. Более неравнодушна — к критике моих коллег. Часто прошу знакомых из сферы радиовещания послушать мой эфир и сказать свое мнение. И эту критику очень жду. В такие моменты замираешь от волнения — ведь специалисты тебя по-другому оценивают. И когда говорят: «Ты что заболела? Какой-то песочек еле уловим в голосе» — ты понимаешь, что от уха профессионалов действительно ничего не утаишь. Критика от коллег, как правило, конструктивная, ты за ней тянешься. Она говорит не просто: «Это плохо», она к чему-то тебя приводит, помогает самосовершенствоваться.

— Сравниваете себя с коллегами-журналистами?

Так нельзя делать, но, конечно, сравниваешь себя с теми людьми, на которых равняешься. Иногда сравниваешь себя в каких-то интервью, например, российских коллег с музыкантами, которые приходили и к тебе. И понимаешь: ну да, там получилось лучше. Может быть, какие-то приятельские моменты сказываются, о которых я не знаю, может быть, должен быть другой подход. Стараюсь поменьше этого делать, можно же загнать себя в депрессию, когда посмотришь: вот он классный журналист, вот у него успех, у него эфиров и просмотров вон сколько, а у моих что? Но если так сильно себя сравнивать, это как раз и обрубит твои крылья. Это к вопросу о 18-летних, которые ничего не боятся, ни с кем себя не сравнивают.

— Каким видится новое поколение журналистов?

Они слишком наглые, на мой взгляд, хотя попадаются весьма толковые специалисты, но их не так много. Большинство — очень смелые, напористые, самоуверенные. Я вспоминаю коллег, которые более опытные, уже взрослые, много лет работают на радио. Когда они приходят устраиваться на радиостанцию, то приносят с собой кучу идей и работ, чтобы показать свой опыт: «Посмотрите, я вот что-то умею». Молодежь часто ничего не имеет за душой, но открывает дверь с ноги: «Мы классные, мы сечем фишку, нам надо сюда». С одной стороны, это хорошо, в плане продвижения себя, потому что такие смелые и решительные всё равно впереди благодаря своей наглости и хватке. Но иногда немножко даже неприятно за то, что профессионалы, которые больше думают и взвешивают, остаются позади тех, кто меньше заслуживает быть на том или ином месте. Я сейчас не про себя и ни про кого-то конкретного, это общая тенденция в последнем поколении журналистов. Даже если смотреть на стажеров и практикантов, которые приходят набираться опыта. Далеко не все готовы бесплатно бегать на пресс-конференции, делать какие-то материалы ради опыта.

О ТАЛАНТЕ, УСЕРДИИ И РАЗОЧАРОВАНИИ

— Наверное, каждый, кто чего-то добился, проходит сложный путь?

Я бы не сказала. За годы работы на радиостанциях я встречала много людей, которые изначально совершенно не из этой области, которые просто имеют классный голос. К примеру, с нами сотрудничает Виталий Василевский. Его основная работа в школе, он завуч и учитель музыки. Он вел какие-то мероприятия, где-то с кем-то познакомился, услышали его шикарный голос и начали приглашать озвучивать ролики сначала на телевидение, потом и на радио. Оказалось, что у него еще и голова на месте, и шутит он офигенно. Совершенно случайно — он не собирался работать на радио — его притащили туда. В радиоэфир можно прийти, состоявшись в другой профессии. Если нет опыта, можно для спокойствия и уверенности закончить курсы, их сейчас много, хотя не в них счастье. Если в тебе есть какой-то талант, если тебе дано, то ты сможешь работать. Может быть, даже и лучше иметь еще какую-то дополнительную специальность, например, быть экономистом и стать корреспондентом отдела новостей.

— Так что же важнее в журналистике: талант или усердная работа?

Сложный вопрос. С одной стороны, ты научишься писать тексты, если будешь много-много писать. На журфаке не скажут, как нужно писать, но подскажут список ошибок. Например, нельзя писать «на сегодняшний день». И если ты усердный, добросовестный работник, ты всё это освоишь и будешь писать тексты. Особенно новости. Там не нужно творчество, там не нужен талант. Там нужно хорошо мыслить, знать свою сферу и знать правила построения текста. Всё-таки терпение и труд всё перетрут. Если ты — умный человек, если ты хочешь стать хорошим журналистом, в работе с информацией тебе это будет под силу. В работе с художественными текстами, конечно, без таланта не обойтись.

И я вот сейчас порассуждала и думаю, что талант важнее. Нужно, чтобы что-то было дано. И, кстати, рынок СМИ такой переменчивый. Сегодня ты нужен кому-то, а завтра — сокращение: «Прости, ты хороший человек, хороший специалист, но наша компания больше не может выделять деньги на твою зарплату, мы желаем тебе успеха в других местах» — и ты оказываешься безработным. Ты снова ищешь себя не потому, что ты не умеешь работать, а потому что вот так сложилось, такой этап у тебя в жизни. Если у тебя есть талант, ты все равно выйдешь, вернешься, ты выплывешь, будешь в профессии. Даже пока ты без официальной работы, ты найдешь себе кучу подработок. Тебя сама судьба будет вести, выбросит на нужный берег. Сколько было таких случаев. Ушел из профессии, пошел видеокассеты продавать, а потом хоп и вернулся, хотя казалось, что тебя с этой профессией ничего уже не связывает. Всё равно многие возвращаются, потому что там где-то заложено, внутренний стержень, он выравнивает и ты приходишь к тому, что должно быть.

— Были когда-нибудь мысли о том, что пора уходить из журналистики?

Уходить не думала никогда. Но не так давно был момент, и он уже закончился, когда я пошла «налево» зарабатывать деньги. У меня был опыт работы в свадебном салоне — 2,5 года я была владычицей платьишек. Конечно, в журналистике не заработаешь больших денег. Ты заработаешь на жизнь, ты можешь даже очень неплохо жить, но заработать на жилплощадь, например, этой профессией что-то не получается. И ищешь способы, где еще помимо основной работы можешь подзаработать. Мне в какой-то момент показалось, что свадебный салон — это прибыльно, и мне нужно открыть свой собственный. Ошибкой было то, что я не собиралась уходить из профессии, я хотела заниматься параллельно. В любом случае, полноценно на двух стульях не усидишь. Я столько литературы перевернула, столько изучила всего! Мне удалось даже научиться шить, и я сшила несколько свадебных платьев. И вот когда меня понесло в шитье, я поняла, как много времени это отнимает и что я ухожу совсем в другую сторону — меня одолела жуткая депрессия. Я так загрузилась: разве этого я хотела? И поняла, что это не то. Это не мой путь. Я закрыла дело и ни на день не пожалела.

— Что посоветуете начинающим журналистам и тем, кто давно в профессии?

Не расслабляться! Когда ты находишь свою зону комфорта, это мешает. Ты приводишь себя в то состояние, которое устраивает тебя, начальство, слушателя. Такая фишка катит, и ты видишь, что это хорошо. И ты в этом состоянии стараешься застыть, замереть, чтобы не качнуться. И это здорово мешает тебе развиваться. Потому что в какой-то момент ты всё равно попадаешь в другие обстоятельства, новые для тебя, и там приходится сложно. Поэтому коллегам я желаю чаще попадать в новые проекты и новые обстоятельства, которые делают нас еще сильнее и позволяют ощутить тот мандраж, которого не хватает. Мне хватает, я всегда нервничаю. А многие коллеги говорят, что у них проходит это чувство, а хотелось бы снова испытывать ту тягу к микрофону, ощущение мления.

Тем, кто хочет попасть на радио, надо работать над собой всегда, над своим голосом, если уже есть хорошие данные, поддерживать это. Если вы на верном пути, рано или поздно вы сядете к микрофону и покажите всё, чему научились за эти долгие годы ожиданий.

Хотелось бы пожелать всем состояния тех 18-летних, смелых, наглых, бесшабашных, которые не видят знака «Стоп», и красная лампочка над дверью их никоим образом не останавливает. Наверное, этого состояния журналистам, которые уже с опытом и давно работают, не хватает, чтобы двигаться дальше и продвигаться. Тех самых крыльев, когда «ничего не знаю, ничего не вижу, я — клевый, я вам нужен и у меня все получится». И получается же.

И еще маститые журналисты думают, что их самих должны находить и звать. Я недавно общалась с бывшей телеведущей, которая сейчас не работает в эфире, говорю: «Белтелерадиокомпания объявила кастинг, не хочешь сходить?» Она: «Так меня никто не зовет». А кто тебя позовет? Ты придешь на кастинг и увидишь, сколько там стоит человек — все классные и имеют опыт. Их никто не звал, они сами пришли. А ты будешь дальше сидеть, и про тебя все забудут. Этим действительно страдают профессионалы. Надо от этого избавляться.

Февраль 2017г.

Павел Лазовик: Я люблю амбициозных людей, но не люблю нездоровые амбиции. Подчас первый вопрос от корреспондента-практиканта: «Когда у меня прямой эфир и сколько я начну зарабатывать?» А что ты умеешь?

Если чего-то очень-очень хочешь, то обязательно это получишь — философия весьма привлекательная, но вот насколько она справедлива, журналист и ведущий Белтелерадиокомпании Павел Лазовик на себе не проверял. Он-то знает: нужно не просто хотеть, нужно делать. Быть простым и лаконичным. Быть живым и интересным. Быть информативным и полезным. За его ровным и уверенным голосом, за статной осанкой скрываются годы тренировок и работы над собой. Даже спустя столько лет, когда в портфолио есть не только ведение теле- и радиопрограмм, но и комментирование детского «Евровидения», музыкальной церемонии «Grammy» и премии киноакадемии «Оскар», Павел продолжает, как модно сейчас говорить, лепить лучшую версию себя. Неизменным остается лишь искренняя любовь к журналистике и юношеское любопытство к своему герою.

Справка: В журналистике с 2000 года. Были должности от младшего редактора до заведующего отделом. Работал в Белтелерадиокомпании и телерадиокомпании «Мир», на радиостанциях «Альфа-радио» и «Минская волна».

О ВЫБОРЕ ПРОФЕССИИ, УЧЕБЕ И ЖУРНАЛИСТСКОМ ЧУТЬЕ

— Павел, для вас журналистика стала осознанным выбором?

Этот выбор был двояким. Класс 5—6, гимназия города Молодечно, всё на белорусском языке — я начал протаптывать дорогу в издании школьной стенгазеты, что стало очень хорошей пробой пера. Ужаснейшая техника, все принтеры старые, всё на дискетах, но тогда это был такой драйв — делать что-то о школе. Потом, когда в 10 классе наступило время выбирать профессию, я за руку с одноклассницей поехал в Минск на день открытых дверей. «Ну, куда?» — «Давай в БГУ». Выбирали по предметам, которые несложно сдать и так совпало, что это оказалась журналистика. Можно сказать, что выбор был полу-осознанный.

— Но на журфак не так и просто поступить. А как же материалы?

За год можно дошлифовать и сделать необходимые публикации. Опять же у меня была стенгазета. И всё-таки, больше этот выбор зависит от знаний и умений. На журналистику должны идти люди, у которых уже зрелый мозг. Твое первое желание не должно быть как можно скорее попасть в кадр. Ведь все мечтают о славе, что тебя начнут узнавать, будут объявлять твою фамилию. Это абсолютно не самоцель. Если ты интересуешься жизнью, ты любопытен, идешь по улице, где что-то произошло, и ты остановился, сфоткал, записал, хотя бы на уровне зеваки, у тебя уже мозг работает в нужном направлении. Ты должен понимать, что то, что собирает людей, оно происходит не мимо — ты в этом событии и ты хочешь о нем узнать. Вот тогда это твоя профессия.

Валерий Аграновский говорил: «Журналист должен удивляться». Если этого умения нет, даже в банальных вещах, в жизни, в работе, наверное, профессия журналиста не для тебя. Потому что когда собеседник рассказывает о надоях, накосах, о сфере космоса или политики, тебя, возможно, эти темы мало волнует как человека, но как журналиста и профессионала тебя они должны удивлять: «Правда? Вы действительно это сделали своими руками?» И тогда человек видит твою реакцию, что тебе это интересно и тогда он будет выдавать нужную информацию. А если ты будешь сидеть и думать: «Так, мне вот эти вопросы надо задать. А что потом приготовить на ужин? А еще зуб болит и детей надо забрать из сада» — значит, это не твое. Эфир, общение с человеком в студии или вне ее — это забыть всё, выкинуть из головы. Есть только этот момент. И, конечно, база нужна. У меня — это кукольный театр, где я играл со второго класса. Неосознанно выбрал этот кружок, но он помог мне в профессии: это не боязнь публики, это умение что-то формулировать в устной форме. А так как это школьный театр, все постоянно болели, поэтому я был и звонкой Петрушкой, и серьезной Собакой. Это тоже нужно было уметь, и затем в работе на радио и телевидении оно помогло.

— Как отнеслись ваши близкие к такому выбору профессии?

Нормально. Я считаю, что ни в коем случае не для родителей и не для знакомых ты выбираешь профессию. Это должно быть внутри тебя. Если у тебя есть успехи в любом деле, и тебе это нравится, ну, какой родитель не будет радоваться? Даже если это не близкая им профессия: они медики, а ты вдруг выбрал журналистику. Вот, нравится ребенку такое. Жизнь-то твоя.

— Но пока еще не добился успехов, наверняка, есть много предрассудков у окружения?

Если всего бояться, то тогда лучше закрыться дома и не ходить никуда, потому что и кирпич на голову может упасть. Нужно понимать, что ты проживаешь свою жизнь, и ты строишь ее сам. У кого-то больше возможностей, у кого-то меньше. Но желание открывать двери делает из человека чудеса. И в журналистике только так. Потому что если ты не умеешь открывать двери ключом или ногой или не открыть дверь, но влезть в окно — ты в этой профессии никто. Информацию же просто так не выдают на блюдечке или темы готовые. Они, может, и валяются под ногами, но это нужно уметь найти, собрать и преподнести. В журналистике чутье и умение должны быть.

— Этому чутью можно научиться или оно врожденное?

Можно научиться. Врожденного таланта, чтобы сесть к микрофону или в кадр и чтобы тебя полюбила камера, может быть, уникумы такие и есть. Но в своем большинстве это куча старания, желания и какого-то профессионального роста, который происходит постепенно. Нужно созреть. Понятно, что есть таланты, кто-то более телегеничен, кто-то менее. Но этому надо учиться. Не бывает такого, что человек прочитает кучу книжек и сядет к микрофону и тут же проведет гениальный эфир. Также не бывает, что человек ни разу не занимался этим, ничего не читал, сядет к микрофону и тоже проведет гениально. В любом случае, нужно начинать с нуля, практиковаться.

И вообще я считаю, что у нас большая беда в профессии: нет практического обучения, конкретно азам профессии, ключевым навыкам. Если это высшая школа, там требования высшей школы, свои традиции, свои предметы, свои подходы. Очень уважаемые люди, профессоры, доценты преподают, но это, к сожалению, совсем не то, чем сегодня дышит профессия. Вряд ли они следят за техническими новинками, за новинками подачи жанров, а время диктует свои правила. Несколько лет назад мы только начинали использовать какие-то лайфы, а все эти соцсети и смски — такого раньше вообще не было. И за всем этим трудно уследить, получается только у тех людей, кто сегодня делает радио и телевидение.

— Но что-то же журфак вам дал?

Да, он дал сильнейшую конкуренцию. Потому что на журфаке — среда таких же очень талантливых, живущих мыслью быть популярным и достичь успеха. Ты смотришь, что ты не один — такой красавчик, а выбрать нужно именно тебя — так должен мыслить любой здравомыслящий человек, который хочет выжить в профессии и достичь успеха. Это подстегивает, надо обязательно оказаться в этой среде, где все живут единым желанием. Более того, на журфаке была сильнейшая база языковая, стилистическая, литературная — это нужно. Но всё-таки стоит сделать половину программы или даже меньше половины, а большую часть времени уже с первого курса посвящать вниканию в профессию, работе в эфире, монтажу, чтобы студенты видели, чем они дальше будут заниматься. Нужно шлифовать мастерство, но это происходит только тогда, когда ты сядешь к микрофону, нажмешь кнопку и почувствуешь дрожь в коленках. У тебя первая трясучка, главный вопрос: комом будет или не комом? Но главное, чтобы этот эфир был, и хорошо если он будет уже в момент учебы.

О РАДИОЭФИРЕ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ ПРИЕМАХ

— Как вы попали в радиоэфир?

Это было стечением обстоятельств. Мое первое место практики и так посчастливилось, что я здесь же и остался — уже лет 15 и даже больше. Было много всего: и радиостанции, и телевидение. Везде есть свои какие-то нюансы, но основная идея: ты должен быть интересен миру. И знаете в чем кайф, что подогревает интерес? Ты первый узнаёшь больше, чем миллион, сто тысяч или десять человек, но ты эту информацию несешь в своих устах и рассказываешь ее миру, ты узнаёшь это первым. Хорошо, когда происходят какие-то события, тогда у журналистов есть работа. ЧП, катастрофы и еще что-то — для нас это работа. Когда всё гладко и тихо, можно отложить на завтра и на послезавтра, тогда не совсем есть то, ради чего журналист вообще живет. Потому что хочется больше событийных новостей.

— Получается, вам не пришлось столкнуться с тяготами поиска работы?

Нет, абсолютно. Как-то так само всё находилось. Вообще, секрет еще один: на радио и телевидении любят мальчиков. Потому что сам по себе мужской разговор весомее воспринимается, чем дамский. Конечно, есть музыкальные программы, где лучше будет — женский голос. Но информационные и аналитические — здесь больше доверие к мужским голосам, так исторически сложилось. Востребованы мужские голоса, а их, как правило, не хватает, поэтому парням немного проще. Даже когда студенты приходят на практику, я обращаю внимание на то, что перспективнее было бы взять мужской голос. Хотя нельзя сравнивать кто талантливее, здесь чисто из практики: кто востребованнее.

— Помните свой первый эфир?

Да, мой первый прямой эфир был на курсе втором или третьем. Уже тогда мне доверили прочитать выпуск новостей. Сразу сказался психологический страх. И чтобы его было меньше, нужна практика. Так как практики не было, я не знал, что это такое. На словах объясняли, вроде знал алгоритм действий. Но так, чтобы ты себя в этот момент прочувствовал, вот этого не было. Поэтому нужно было найти в себе силы, пережить мокрые коленки и сердцебиение, когда сердце выпрыгивает. Самое страшное — это услышать свой голос в наушниках или со стороны. Думаешь: какой ужасный голос, неужели это я. Если бы этого было меньше, я бы тогда не так сильно волновался и переживал. Если бы мне сказали, что твой голос будет не такой, «на, послушай сначала», я бы не так его воспринял. Тренировки — это то, чего мне не хватило.

Например, если олимпиец идет на рекорд, ему говорят, что надо подойти, поднять штангу, выжать. А как это происходит, всё отрабатывается на тренировках: он берет и каждый день эту штангу — туда-сюда. Точно так же и в профессии журналиста: нужно выйти в прямой эфир. Поэтому речь, артикуляция, мимика, расположение мышц, их разогрев, тренировка — это есть основа, которой сегодня приходится заниматься. В советское время были целые школы, которые разработали гимнастику для дикторов радио и телевидения. Со временем на это меньше стали обращать внимание, и это беда. Потому что если ты подготовишься, разогреешь свой речевой аппарат, свои мышцы лица, сделаешь психологический настрой, язык будетв нужном месте, в нужное время и успевать за тем, что ему посылает в прямом эфире мозг, тогда у тебя еще прибавится процент успеха, потому что ты не будешь сбиваться и волноваться. Это все снимается такой суперподготовкой, которая должна быть ежедневной. И я до сих пор ее делаю. Я уже знаю свои подводные камни, на которых могу споткнуться, и делаю всё, чтобы этого избежать. Научиться, как сидеть в кадре, как писать — всё это можно. Но оно базируется на том, что заложено в тебе чисто физиологически. Если ты сможешь в нужном месте открыть рот нормально, тогда речь у тебя будет «несоплявая», ты сможешь нормально звучать. Конечно, отрабатывается всё: и тембр, и подача, и ритм чтения, и интонация. Всё это совершенствуется со временем тренировок, ежедневных и скрупулезных.

— Расскажите, как вы готовитесь к эфиру, какие упражнения делаете для хорошей дикции.

Мне нравится самое простое упражнение «Буратино»: вытягиваем губы в трубочку, а потом растягиваем в улыбке — и так несколько раз. Еще я делаю круговые движения языком по внешней стороне зубов, постукиваю подушечками пальцев под глазами, над бровями, над губами, под губами и по груди — это развивает рецепторы, мышцы и всё остальное. И словосочетания: ДЫРДРАР-ДЫРДРЯР, ВКСА-ВКСТЯ и подобные. Вот этого набора упражнений мне уже достаточно. Новичками, конечно, нужны скороговорки. Самая тяжелая: «Скороговорун скороговорил-выскороговаривал, что все скороговорки перевыскороговорит, но, раскороговорившись, выскароговаривал, что всех скороговорок не перескороговоришь, не перевыскороговоришь». И еще прикольная: «Уточка вострохвосточка выстрохвастила выстрохвостят». Когда меня приглашают вести курсы, я рассказываю про такие упражнения. Называю их радиоаэробикой.

К сожалению, если сейчас посмотреть на экраны, некоторые ведущие даже рот открыть не могут. В жизни человеку не нужно напрягать столько мышц, мы и так друг друга понимаем. Но в эфире этого недостаточно и это надо четко понимать, ведь эфиры бывают и в полночь, и в 6 утра, и всегда организм должен четко и грамотно себя вести. А это достигается только многократными тренировками.

Еще советую поискать гимнастику Стрельниковой, она правильно ставит дыхание, чтобы живот в нужное время вздувался и раздувался, потому что ведущие дышат не грудью, а животом. И когда мы будем учиться напрягать стенки живота, тогда будет работать диафрагма, голос будет рождаться изнутри. Только когда воздух попадет туда, ниже солнечного сплетения, отразится, и только тогда он вернется назад согретым, посыльным голосом через наш рот. Там же такой глубокий процесс происходит. В жизни мы этого не осознаем, а журналистам это надо делать.

Добавляем это, мастерство, креатив, и мы — молодцы. Потому что нам надо быть интересными зрителю, небанальными, не нужно штампов, не нужно думать, что вот сейчас все сядут и будут тебя смотреть. Никто не будет смотреть, пока ты не будешь оставаться самим собой и живо интересоваться теми вещами, которые происходят здесь, в стране. Например, готовятся новые правила приема в вузы, не нужно в них разбираться, рассказывайте конкретно что дальше делать школьнику, как вообще страшно, не страшно, как готовиться, нужен ли репетитор — вот так должно идти развитие темы.

— А тексты легко пишутся?

Уже на автомате происходит, чаще всего. И задача не столько написать текст, сколько его сказать. Достаточно, чтобы просто была канва сценария, а остальное рождается, когда ты непосредственно говоришь.

— Есть секретные приемы, которые вы используете при написании текстов?

Да, в радийной и телевизионной речи — это отсутствие деепричастных и причастных оборотов, предложений со словами «которая», «что». Все должно быть четко, просто и понятно. Все запятые в предложении убираем и разбиваем на два-три коротких предложения. И «является», «имеет» — эти глаголы убираем. Не «он является кем-то», а «он тот». Из любого текста можно выбросить процентов 50, и смысл не поменяется. Если можно что-то убрать, и смысл не искажается, убирайте. Не нужно загромождения текста, нужно суть передать. Особенно сегодня, когда все люди мобильные, начитанные и всё знают. Не нужно разжевывать. Это большая беда тех, кто приходит с филфака. Они же — профессиональные учителя и очень любят поучать: корреспондент сидит и рассказывает, что нужно делать вот так вот, а не вот так вот. Здесь абсолютно не нужно поучать, ведь слушатель — не дурак. Нужно быть человеком, которому интересна эта тема и близка. Очень тяжело переучивать после филфака эту интонацию.

О МОЛОДЫХ ЖУРНАЛИСТАХ, АМБИЦИЯХ И КРИТИКАХ

— А как на радио попадают с филфака? Как же журналистское образование?

Сегодня такая тенденция, что журналистов в журналистике очень мало. Не потому что их мало готовят, просто идет смешение профессий. Большой плюс я в этом вижу. Если ведущий экономической программы будет журналист, я никогда в жизни не поверю, что он разбирается в этой теме так, как если бы эту программу вел экономист. Поэтому хорошо, когда есть два образования. Если экономическую программу ведет экономист, который на пальцах объяснит мне что такое дебет и кредет, что такое ставка рефинансирования, а не то, что он нарыл в google, тогда я ему поверю. И такого специалиста гораздо легче обучить за три-четыре месяца как сидеть в кадре и как писать, дать ему упражнения и он будет говорить нормально, как профессионал, но при этом он останется экономистом до мозга костей. Таких случаев очень много. Сложнее журналиста научить разбираться в экономике.

Телевидение и радио хотят заработать себе рейтинг, а он строится на идеях, на лицах и харизматичных ведущих. Поэтому здесь строчка «образование» будет, возможно, пятой в твоем резюме. А первое — идея, которую ты предложишь. Если ты придешь и докажешь, что твоя идея важна, без нее рейтинга не будет, что этого еще не было, тебя заметят и дадут возможность реализоваться. А какое образование — здесь уже роли не играет.

— Так что же сделать, чтобы тебя заметили, если ты скромный?

Скромным, пожалуйста, в газету, журнал, издательство. Там скромничать можно. Здесь скромничать нельзя, потому что это публичная профессия. Если скромничать, возможно, тебя заметят по чистой случайности, когда просто нужен будет какой-то человек. Здесь заметят таких, которые будут лезть, стучаться, писать, пробовать. И совпадение звезд тоже очень важно, потому что эта профессия — штучный товар. Можно найти любого юриста, заменить его на другого и не заметить разницы. Здесь так не получится, если выпадает какое-то звено, очень сложно найти замену из-за многих факторов. Надо постоянно пробовать, смотреть разные места и, когда совпадет потребность взять именно тебя на это место, и тут ты окажешься, конечно, этот поезд тебя подхватит. Радиостанций и телеканалов достаточное количество, а штат ограничен. Если у них есть пять ставок корреспондентов, то больше искать не будут или воспитывать на завтра, потому что тебе тоже надо кушать. А если одно звено выпадает, и в этот момент ты понадобишься, нужно быть рядом.

— Тогда нужно, чтобы твое имя было известно, чтобы в этот момент о тебе вспомнили?

Да, хотя бы в узких кругах, так называемые полезные знакомства, чтобы они были тоже. Чтобы тебя могли рекомендовать или замолвить слово: «Да, я знаю такого человека, он проверенный, он сможет». У журналиста, который по образованию журналист, есть возможность бывать на пресс-конференциях. Неважно, опубликует он материал или нет, но на мероприятиях можно заводить знакомства, и с коллегами в том числе, интересоваться их жизнью. Это хороший вариант. Плюс резюме, чтобы оно было везде разослано, если ты очень хочешь попасть на работу. На каждом канале есть электронный ящик, лишним не будет отправить. Ответят — супер, не ответят и пусть с ним, главное, что отправил.

— Через вас проходит много студентов-практикантов и молодых журналистов. Как вы оцениваете их уровень?

Низкий уровень. Пока я вижу, что университет за пять лет подтягивает «низких» к «средним». А те, кто после школы «сильные», они, к сожалению, облениваются и за пять лет забывают знания, которые приобрели. В частности, это касается иностранных языков и других сфер. Это очень большая беда, потому что если в группе 30 человек, то 5—10, которые «сильные», их не мотивируют работать дальше, они и так получают хорошие оценки. Эти знания точно так же были потеряны и у меня. В плане иностранных языков в университете я не научился ничему, никак не развился, а в профессии это надо.

К сожалению, очень нездоровые бывают амбиции. Хочешь обкакаться? Сядь в эфир хоть завтра. Но у тебя потом сломается всё представление о профессии и желание работать на ближайшие годы. Поэтому нужно понимать, что для того, чтобы получить право и возможность попробовать себя в прямом эфире, надо завоевать их авторитетом, доверием, уверенностью в самом себе. Вот только тогда все эти полочки сложатся, а не потому, что ты такой красавчик офигенный. Таких очень много приходило и потом они, к сожалению, такими же и остаются. Нужно не забывать, что ты не один раз съездил на конкурс, выстрелил в три минуты, собрался, спел, и всё круто. Это постоянный труд. Это твоя профессия, и в ней не нужно быть одноразовым. Нужно постоянно развиваться, шлифоваться и доказывать. Если ты на момент остановился, запоздал в профессии, завтра на пятки наступили более опытные, более смелые, наглые, потому что их выпускается каждый год миллион.

Все считают, что это профессия, где мешками носят деньги и все ездят на джипах. Некоторые ездят, но не все. И это тоже нужно понимать. В нашей стране журналистика — это сфера культуры, а не сфера шоу-бизнеса. Эта профессия позволяет быть на слуху, приносит популярность и известность. Но не более того. Это не значит, что тебе сразу заплатят несколько десятков тысяч долларов. Многих отпугивает и удивляет: чтобы заработать, надо ежедневно пахать без выходных и не с 9.00 до 18.00, а круглосуточно. На заводе — выключили станок и ушли, люди как-то отдыхают, живут. А ты и дома пишешь статьи, и утром раньше встаешь, работаешь, и на интервью сам договариваешься, и всё сам, сам, сам. Но при этом, если ты сам не сделал и подвел команду, тебя больше не возьмут, потому что конечный продукт уже не получился. Поэтому ты не можешь не успевать делать свой кусок работы. Тебе могут помочь, но не каждый раз. Ты не сможешь постоянно выживать за счет кого-то. Здесь нужно умение планировать, желание работать, пахать и пахать.

Времени нам вообще очень мало в жизни дано, оно проходит быстро и очень остро это ощущается в профессии. Потому что недавно только Новый год праздновали, а уже 8 марта. И в этом кайф. Что вё не повторяется, и надо ценить время, использовать его грамотно, не прозябать в жизни, а чему-то научиться в профессии, чего-то достичь и сделать. Если тебя взяли на работу, ты в кадре, в эфире, учись и делай. Либо сам совершенствуйся внешне, внутренне, либо в профессии расти, читай книжки, занимайся артикуляцией — и всё получится.

— Была когда-нибудь критика в ваш адрес?

Конечно. Я уверен, что есть здоровая и нездоровая критика, зависть и не зависть. Вообще эта профессия творческая, даже в хорошем коллективе — не без людей, которые могут ставить подножки. Но не нужно на таких людей ориентироваться, нужно стараться по жизни равняться, впитывать мнения людей, которые действительно для тебя что-то значат. Они могут мотивировать твое решение грамотным советом. Покритиковать все могут, а конкретно подсказать «что не так и почему», таких людей мало. Не нужно так сильно реагировать на нездоровую критику и ночами плакать в подушку.

— С годами журналистика не разочаровала?

Нет, профессия стала более легкой, и теперь я ее воспринимаю не только как способ заработать деньги, но как и отдушину, и любимое дело. Разочаровало то, что прошло время, а я не научился чему-то еще. Я бы очень хотел научиться готовить какие-то кулинарные изыски, вплоть до открытия своего дела. Сесть за штурвал самолета. А журналистика позволяет найти время, чтобы заниматься чем-то еще. Те, кто работает в журналистике, обязательно выживут, если они любят свое дело, они будут заниматься написанием сценариев, проведением мероприятий, организаций пиар-компаний. Услуги журналиста нужны не только для эфиров. И всегда должна быть отдушина другого характера. Для меня это путешествия.

Март 2017 г.

Виктория Косенюк: В 90-е все шли в журналистику, потому что боготворили Влада Листьева. Сейчас модно быть блогером, а журналист — каждый, у кого есть смартфон

Представьте, что где-то в параллельной Вселенной есть Планета, где каждый занимается своим делом. Тем, к чему лежит душа и получается лучше всего. Тем, что разжигает в тебе огонь и приносит пользу окружающим. Там всё на своих местах и меньше претензий к жизни. Утопия… — скажет кто-то и побредет на нелюбимую работу, что позволяет оплачивать счета. Он идет и не слышит, как внутри кричит и бьется о стенки сердца маленький художник, врач или машинист поезда. И эта глухота разбивает мечты. Другой же создает эту Планету для себя сам. Здесь и сейчас. На этой Земле. Со своим внутренним ребенком журналист Виктория Косенюк подружилась сразу и без компромиссов. Вместо кукол — блокнот с ручкой, вместо «Русалочки» — «Взгляд» с Владом Листьевым. Как стать журналистом? Просто им быть. Как стать хорошим журналистом? Учиться у лучших.

Справка: В журналистике — с 1997 года. Была корреспондентом, радиоведущей, телеведущей. Работала на «Молодежном радио», радиостанции Unistar, в Белтелерадиокомпании. Была начальником отдела новостей радиостанции Unistar, автором телевизионных проектов «Репортер», «Камень, ножницы, бумага» (канал «Беларусь 2»), «Eurovision. Итоги недели», фильма «Код нации» (канал «Беларусь 1»). Среди профессиональных наград — специальный приз в номинации «Репортаж» Международного телекинофорума «Вместе» (Ялта, 2012), главный приз за «Лучший репортаж» Московского международного фестиваля. «Профессия — журналист» (Москва, 2013), главный приз в номинации «Лучший документальный фильм» Международного фестиваля документального кино «Артдокфест» (Санкт-Петербург, 2016).

О ВЫБОРЕ ПРОФЕССИИ

— Виктория, когда вы решили, что станете журналистом?

В пятом классе. Я печаталась в газете «Зорька» и была юнкором. Писала статьи о школе, в основном это были документальные сказки. Я придумала вымышленных героев, которые были похожи на людей, и писала про каждого биографию. Мушка Маша, бегемот Боря. Всё это печаталось в «Зорьке», что меня безумно вдохновляло — раз это печатают, значит это кому-то нужно.

— Помните, как стали писать?

Начиная с детского сада меня игрушки особо не интересовали. Я всё время ходила с блокнотами и что-то записывала. Когда уже стала учиться в школе, начала писать какие-то бесконечные сказки. У них не было ни начала, ни конца, но я писала их просто постоянно. И как-то это было само собой, писала в стол. А потом в «Пионерской правде» был конкурс. Проводила его Московская школа для будущих журналистов, режиссеров и сценаристов. Начало 90-х, и мы с родителями не сразу поняли, что она коммерческая. Выпускники школы даже могли иметь преимущества при поступлении на журфак МГУ. Где-то год я проучилась там заочно, задания получала по почте. А потом Союз развалился и всё. И вот после этого я решила, что надо искать какие-то выходы на другие издания. Нашла «Зорьку». И как-то там меня очень хорошо приняли.

— Как родители отнеслись к выбору профессии?

Родители были не в восторге от того, что я буду журналистом. Потому что на то время, когда я приняла решение, экономически это было совершенно невыгодно и непонятно. Плюс в 90-ые произошла череда громких убийств журналистов. И это было еще и небезопасно. Однако, родители, всё же, не смогли меня переубедить, и я пошла на журфак.

— Почему именно журфак? Ведь часто будущим журналистам советуют выбирать другой факультет.

Мне тоже так советовали родители. Журфак, может быть, не дает конкретных знаний, как в математике: если ты хочешь снять репортаж, ты должен сделать вот это и это, вот эти слагаемые сложить — и у тебя получится репортаж. Такого нет. Но журфак дает атмосферу и возможность попасть в ту среду намного быстрее, чем это получилось бы у человека с другой профессией. Во всяком случае, на моей практике было именно так. Я думаю, что люди из других профессий попадают на радио и телевидение каким-то другим путем. Наверное, по кастингу, по знакомству, но вряд ли сразу после первого курса. Я после первого курса стала работать в штате на радио. Училась на стационаре и работала. И на радио я попала благодаря журфаку, потому что проходила там практику и в итоге осталась. Для меня это всё было очень естественно, и я нисколечко не жалею, что училась на журфаке.

О РАДИО И ХОРОШЕЙ ДИКЦИИ

— Наверное, цель для каждого радиожурналиста — попасть в прямой эфир. Вас сразу пустили к микрофону?

Да, я сразу попала в прямой эфир. Это была молодежная редакция Белорусского радио. Сейчас ее уже нет. Была часть записных программ и часть в прямом эфире. Например, хит-парад я вела в прямом эфире. Проработала там три года. А потом узнала, что открывают радиостанцию Unistar, и прошла кастинг. И всё, на 10 лет зависла там в службе информации. На Unistar уже всё было по-настоящему — только прямой эфир.

— Страшно было выходить в прямой эфир?

Я была в прямом эфире, когда мы открывали Unistar, и тогда было страшно. До прихода в новости я пробовала себя диджеем, и вот это было нелегко. Тогда я понимала, что мне не хватает опыта. Со мной постоянно случались казусы в эфире, о которых до сих пор вспоминают со смехом мои коллеги. Например, группу «U2» я как-то назвала «у-два». В итоге поняла, что музыкальный эфир — это совершенно не мое. А новости были более органичны для меня.

— Что было самым сложным в работе на радио?

Я очень долго боролась со своим голосом. Ходила к преподавателям, мне опускали голос, потому что я говорила достаточно высоко и от природы, и потому что мне еще было мало лет. Я и сейчас, когда что-то эмоциональное рассказываю, пользуюсь достаточно высоким регистром. Но тогда мне голос опустили, потому что я действительно была очень писклявая.

— Какие упражнения для этого делали?

Было очень много упражнений на дыхание. Это всё долго, сложно и каждый день. Вообще самый быстрый способ опустить голос и понять, где вообще существует нижний регистр, это взять скакалку и проговаривать скороговорки, пока ты прыгаешь. В движении, даже когда ты идешь, когда зеваешь, чтобы легче дышалось, ты начинаешь пользоваться не верхним регистром, а нижним. То есть дыхание должно быть не грудное, как у всех женщин, а брюшное, как у мужчин. И тогда ты понимаешь, откуда оно вообще берется. Я постоянно ходила с зеркалом, закрывалась в туалете на радио и разминалась, потому что это достаточно некрасиво выглядит и смешно.

Когда я училась на журфаке, у нас не было техники речи. И мы постоянно жаловались, что не хватает вот этих знаний. И нам постоянно обещали, что вот-вот мы наймем такого преподавателя. И только когда мы закончили учиться, предмет по технике речи всё-таки попал в учебную программу. А все предыдущие поколения страдали, потому что этих знаний действительно не хватало. Вот этот курс очень полезен и еще машинопись, которую отменили в мою же бытность. Мы учились печатать на печатных машинках, учили клавиатуру, где размещена каждая буква. Мое поколение, хотя возможно кто-то утратил этот навык, умеет печатать всеми пальцами, как положено. Потом на машинках печатать перестали, а на компьютерах машинопись не сделали. Хотя это очень полезный навык.

— Есть любимая скороговорка?

Нет, такой нет. Мне больше нравятся сочетания согласных: жви-шви-жва-шва-жво-шво-жвы-швы… И так далее. Они очень хорошо развивают артикуляцию.

— Сейчас к каким упражнениям прибегаете, если нужно быстро настроиться на работу?

Вот все эти штучки я делаю и сейчас. А если нужно быстро «проснуть» речевой аппарат, я зеваю и пытаюсь покусать язык. Это для того, чтобы пошел приток крови, и не было «ленивого» рта.

О ТЕЛЕВИДЕНИИ И ХОРОШИХ РЕПОРТАЖАХ

— Как вы попали на телевидение?

Когда открывалось «Белорусское времечко», продюсер Миша Синкевич приехал из Москвы и никого здесь не знал. Он учился на нашем журфаке и стал по знакомым искать хороших журналистов. Меня порекомендовали, я пришла на собеседование, и он меня взял. Я долгое время работала не в штате, совмещала с радио, лет пять я так работала. Не потому что меня не брали, я просто не собиралась менять радио на телевидение.

— Каких важных знаний не хватило в работе тележурналиста?

На радио я стала работать уже на втором курсе, и там не ощутила какой-то нехватки знаний. А вот когда пришла на «Белорусское времечко», поняла, что да, чего-то не хватает. Потому что на радио ты не думаешь о картинке. Там всё понятно, с текстом у меня никогда не было проблем, всё было нормально и в драматургию укладывалось. А вот как это всё проиллюстрировать, для меня было сложно. До сих пор так делаю, когда знаю, что буду снимать и понимаю, что где-то что-то не вырисовывается, я придумываю план съемки — по действию и картинке. Москвичи, которые приехали открывать «Белорусское времечко», проводили с нами мастер-классы. Для меня стало откровением, что оказывается практически 80% того, что происходит в сюжете — придумано, это всё спровоцировано и это не очень правда. К примеру, нам показали, сюжет про подвального музыканта. Он выходит на улицу показать, как же он хорошо играет, люди на него смотрят и по тексту им не нравятся. Музыканта обрызгивает поливальная машина и выгоняет с улицы снова в подвал. Так забавно получилось. А оказывается поливальная машина просто стояла рядом и попросили водителя, чтобы он подъехал. И вот такой сюжет получился.

— Курса режиссуры на журфаке не хватает?

Сейчас мы очень часто говорим, что у нас получается какое-то редакторское телевидение, а не режиссерское. Это требование времени. Журналист должен быть универсалом — режиссером, оператором и уметь сам смонтировать сюжет. Действительно, основ драматургии не хватает, потому что журфак еще, наверное, не успел перестроиться.

— Как же тогда научиться придумывать интересное действие в кадре, чтобы герои не пили чай в каждом сюжете?

Пить чай — это не самое плохое. Потому что когда тебе нужно снять сюжет дома, пить чай — это самое адекватное. Что еще можно делать дома? Ну, пылесосить. Конечно, нужно придумывать действие. Лучше выйти из этой домашней локации, чтобы не пить этот злополучный чай. У меня был герой сюжета, который боролся с ЖЭСом. У него не закрывалась дверь в туалете. И к нему не могли прийти гости, потому что пришлось бы сидеть на унитазе с открытой дверью. Эта проблема существовала много лет, и он даже устроил пикет и таким образом привлек внимание, всё-таки ему все сделали. Я сняла героя, он долго ходил, всё показывал, сидел на унитазе — всё, что только можно сделать на этом пятачке. «Облизали» весь унитаз. Потом на мастер-классе мы разбирали эту историю. Если вы рассказываете о пикете, нужно было показать пикет. Ну, а как показать, если он уже прошел? Мне было вообще непонятно. А нужно было выйти на улицу, нарисовать плакат с какими-нибудь лозунгами и под домом у героя снять. О чем рассказываешь, то и снимаешь — это главное правило.

Я преподаю на журфаке телевизионный репортаж и всегда говорю своим студентам: «Забудьте, пожалуйста, про правило, что картинка не должна повторять закадровый текст». Я не знаю, что имел в виду автор, когда всё это в теории придумывал. Во всяком случае, есть прием, когда текст пишется под картинку — это усиливает действие. И чем же тогда иллюстрировать свой закадровый текст, если не показывать то, о чем ты рассказываешь? Тут теория с практикой пошли разными путями.

И много таких моментов, когда теория из учебника не сходится с практикой. Например, упоминается много различных видов репортажей, что запутывает студентов. Они говорят мне: «Существуют репортажи информационные». То есть оказывается, что у нас есть не информационные репортажи. Это же вообще стилистическая чушь. Ведь любой репортаж в принципе содержит в себе информацию. Или: «Репортаж рассказывает об актуальных событиях». А разве репортаж может рассказывать не об актуальных событиях? Здесь всё очень странно, и они заучивают по сути пустые фразы, которые не несут никакой полезной информации. А надо, чтобы они запомнили, что существует тематический и событийный репортаж — больше ничего не надо.

— Теории много, что такое репортаж. Но нам не рассказывают, как же сделать хороший репортаж. В чем секрет?

Когда я поступила на журфак, прекрасный преподаватель Скворцов сказал: «Вы сюда пришли и думаете, что вас научат писать? Забудьте. Здесь вас никто не научит писать». Это правда. И снимать никто не научит. Пока ты сам не будешь делать, ты ничему не научишься. Конечно же, нужно очень много смотреть. На своих занятиях я даю минимум теории, только основу, и мы очень много смотрим. Всем же кажется, что они сейчас придут и изобретут велосипед, а велосипед уже давно изобрели. Нужно просто придумать новые гаджеты для этого велосипеда. Но пока ты не поймешь, как работает велосипед, ты не сможешь придумать гаджеты.

Надо научиться отличать хорошее от плохого, понять, что не нужно «перебиваться» погонами, бейджами и даже руками. Если только эти руки не настолько говорящие и не показывают чего-то такого. Если в глазах не стоят слезы, то не надо глазами «перебиваться». Это всё вылезает, когда приходят студенты на практику и очень «опытные» видеоинженеры монтажа ставят вот такие перебивки. Не знаю почему, может, им так легче или потому что оператор больше ничего не снял. Я говорю: «Ну, укрупнитесь» — «Полезет сразу «зерно». Так пускай лучше «зерно» полезет. Борюсь с перебивками в виде микрофона, это просто ужасно. А иногда еще перебивка в виде микрофона не своего канала — это совсем «прелесть».

И плюс будущие журналисты должны понимать, благодаря чему этот репортаж интересен, а этот неинтересен. То есть что сделало его таким смотрибельным. Для этого нужно репортаж разбирать «по косточкам», а не смотреть его, как рядовой зритель — по принципу «здесь интересно, а здесь нет».

— Когда смотришь чей-то репортаж, как понять — хороший он или плохой?

В любом случае, должно быть интересно. Телевидение должно развлекать, даже если оно рассказывает о крови, страдании и смерти. Это всё равно развлечение. В журналистике всегда работает правило семи «С»: смех, слезы, смерть, секс, скандал, сенсация, спорт.

— Что вы делаете, когда муза не приходит, а текст написать надо?

Смотрю другие программы для того, чтобы немножечко войти в ритм и вдохновится. Не подтырить что-то, а именно словить волну. Если пишу о звездах, то смотрю, например, НТВ «Ты не поверишь» или «Русские сенсации».

— Есть какие-то приемы письма, которые отличаются от печатных текстов?

Более разговорный язык. Когда я пришла на телевидение еще до «Белорусского времечка», меня прикрепили к журналисту. Он потом ушел с телевидения, пробовал работать в газете. И говорил, что ничего не получается, потому что пишет очень короткими предложениями и это не нравится редактору. Надо написать целую статью в несколько тысяч знаков, а он уже всё сказал. Краткость и разговорность иногда мешают телевизионщикам перейти в печатные СМИ. Хотя мне кажется, что всё это очень индивидуально. Я отрабатывала распределение в газете 2,5 года и потом очень долго, уже работая на радио, подрабатывала в глянце, и это приносило достаточно неплохие деньги. Это хороший хлеб, печатники себя всегда прокормят.

О РАБОТЕ ТЕЛЕВЕДУЩЕЙ И ЗВЕЗДНОСТИ

— С тех пор как вы стали ведущей программы «Репортер «Белорусского времечка», жизнь как-то изменилась?

Нет. Вообще никак. Только таксисты узнают. Я как-то не болею славой. Не было у меня такого, что я этого очень хотела, ходила на кастинги, просилась. Наверное, когда ты чего-то очень хочешь, оно не дается. У меня всё получилось случайно. Сначала я писала тексты для Олега Титкова, потом у него появилось еще несколько программ, и стали искать нового ведущего. Искали парня на кастинге, все по очереди пробовались. А так как я писала тексты для ведущего, Ольга Шлягер сказала: «Давай, ты тоже почитаешь перед камерой». Я просто почитала свой же текст. Директор телеканала Сергей Кухто отсмотрел кастинг и сказал, что меня можно попробовать. Но я воспринимаю себя больше журналистом, чем отгламуренной ведущей. Я очень люблю съемки, когда журналист — «в поле». Если бы я сама не писала, не снимала, я бы тогда не понимала ценности этой профессии и вообще этого кайфа. Ты пришел и прочитал чужой текст — и это всё твое телевидение, вот этот час, который ты там записал. Я включена в процесс полностью, потому что я еще и шеф-редактор программы. Когда ты вовлечен в процесс, ты не чувствуешь себя звездой.

— А вообще звездность и журналистика — это совместимые понятия?

Журналист должен быть честолюбивым и где-то в душе хотеть, конечно, стать генералом. Такие конкурирующие моменты очень подстегивают. Он должен смотреть, что делают другие, не завидовать, а подмечать: «О, классно, хорошо написал. Интересно, а я так смогу?» Такие моменты по-доброму подбадривают, позволяют идти вперед, не расслабляться. Потому что когда ты успокаиваешься, тут же тебе что-то прилетает. Звездность в хорошем смысле слова — это желание сделать лучше, усовершенствовать и не заплыть профессиональным жирком.

— Вы — один из немногих журналистов, кто журналист по образованию, сам пишет текст и ведет программу. Так легче работать?

На самом деле, так легче. Потому что когда ты пишешь для кого-то, все эти инверсии, они не всем понятны, как вообще их читать. У меня мой текст весь в правках, потому что я распечатываю его и потом еще ручкой исправляю. Вообще отвыкла писать для кого-то. Потому что когда пишешь для кого-то надо и ошибочки все исправить, несогласования, которые написала, потому что муза пришла, и ты быстренько всё это записала.

О КРИТИКАХ, ТАЛАНТЕ И КУМИРАХ

— Часто критикуют вашу работу?

На радио критиковали постоянно, потому что я была совсем молодой, на каком-то этапе мне даже казалось, что у меня вообще ничего не получится. А когда я пришла на телевидение, мой сюжет сразу попал в первый эфир «Времечка», это было очень почетно. Я понимала, что мне нравится то, что я делаю, и это нравится людям. Это большой плюс. Потому что когда нет ситуации успеха, мне кажется, ты дальше ничего не сможешь сделать. Ты же не можешь посмотреть в глаза всем своим зрителям и понять хорошо ты сделал или плохо. И когда ты понимаешь, что ты поменял чью-то жизнь, формируешь какое-то новое пространство своим произведением, ты от этого получаешь удовольствие. Если этой отдачи нет, по разным причинам, то очень грустно, значит, ты вещаешь «в космос». Сейчас можно посмотреть количество просмотров твоей программы в интернете, рейтинги есть. Это, безусловно, важно.

— А комментарии зрители пишут?

Если и пишут, то не журналисту, как хорошо сделан сюжет, а по поводу происходящего. Мы еще некоторые вещи провоцируем сами. Недавно попросили музыкального редактора с радиостанции проверить все песни конкурсантов отбора на «Евровидение» на плагиат. Там нашел, сям нашел. Конкурсанты всё отсматривают и пишут: «А, мы бы тоже хотели поучаствовать». Потом приходят на радиостанцию на интервью: «Саша, почему ты в моей песне ничего не нашел? Какой бы был информационный повод». Или наоборот: «Нет, там не те ноты, нет никакого плагиата». Получается, что ты уже какую-то реальность сформировал и этим немножко людей взбудоражил. Тогда ты понимаешь, что то, что ты делаешь, вызывает какой-то отклик. И тогда пишут в комментариях: «Вот у этого плагиат, всё понятно». Раз привлекает внимание, значит, мы движемся в правильном направлении.

— Вы бы сказали, что ваш творческий путь был гладким?

Я вообще из тех, кто должен очень много трудиться, только тогда что-то будет. Есть какие-то моменты, что, да, повезло. Но на самом деле мне с трудом даются профессиональные победы. Нет такого, что села, написала за час и пошла вся такая умная и красивая в эфир. Сейчас мы два месяца работали над отбором на «Евровидение». Это ежедневные съемки, еженедельный отсмотр видео длиною в 7 часов. Ты должен его отсмотреть, выписать каждый лайф. И потом ты еще пишешь всю ночь. Нет, я не золотой ребенок радио, как меня когда-то называл один из начальников: «Золотой ребенок радио — вся такая талантливая пришла, и всё сразу получается». Чтобы взбить молочко, надо лапками поработать.

— Талант играет в журналистике какую-то роль?

Я считаю, что способности играют роль и трудолюбие. Талант можно пропить, закопать, можно лениться и при этом быть талантливым. Журналистика — это ремесло, а не искусство. Этому можно научиться. Понятно, что у кого-то, что он такой талантливый, раз-раз и всё красиво вырисовалось и написалось. А кому-то придется посмотреть, как это работает. Так что если есть острое чутье реальности, когда ты можешь подметить какую-то интересную деталь, то журналистике можно научиться. Должно быть сильное любопытство к жизни. Люди должны интересовать. Хотя журналисты приходят к тому, что начинают относиться к своим героям как к материалу. Вот сейчас мы вас попользовали, всё расспросили, довели до слез, ага, спасибо, до свидания.

— Были моменты, когда вообще хотелось уйти из профессии?

Было на радио. Когда ты каждый час читаешь новости, творчества мало и кажется: ради этого ты учился на журфаке? Для того чтобы редактировать и читать новости, необязательно было столько всего знать. Вот тогда было такое состояние. Мне не хватало самореализации и хотелось большего драйва.

— Детские мечты о журналистике подтвердились?

Наоборот. Мне хотелось в «горячие точки» и этого мне не хватает до сих пор. Я ожидала большего романтизма от профессии. 90-е — там за всё убивали, все шли в журналистику, потому что боготворили Влада Листьева и Леонида Парфенова. Тогда, в принципе, телевидение было модным. Сейчас его никто не смотрит. Сейчас блогерство и гонзо-журналистика в моде.

— Через вас проходит много студентов и практикантов. По вашим наблюдениям, что с ними не так?

Всё с ними так, просто они немножечко другие. Они хотят всего и сразу. Хотят сразу зарабатывать, и если не получается, они быстренько меняют свою сферу деятельности. Я пытаюсь понять, что они смотрят и понимаю, что они вообще ничего не смотрят. Мне очень нравился раньше телеканал «НТВ». Возможно, сейчас это не лучший пример журналистики, но тогда это было очень живо и модно. Всё, что сейчас есть на других каналах, как ни странно, было придумано там. Потому что «НТВ» полностью позаимствовало западную модель журналистики. Это было круто и смело. До этого был «Взгляд», который шел бесконечное время. Тогда это было мегакруто, и журналисты были такими важными людьми, они реально меняли всё. Наверное, ощущение того, что ты делаешь что-то важное и нужное, это и есть самый главный журналистский кайф. Сегодня ты покажешь эфир, а завтра хоп — и человеку дом построили на пепелище.

— Что посоветуете начинающим журналистам и тем, кто давно в профессии?

Нужно смотреть. И мотивация должна быть другой. Не то, что «хоп» и — сиюминутная слава: в кадре тебя показали, и на тебя подписалось 100 тысяч человек. Если ты хочешь сделать что-то интересное, то должен рассказать людям то, что они до этого не знали, раскопать что-то невероятное. Сейчас много документальных фильмов, снятых красиво, но вроде тема есть, а ремы нет. Ничего человек не исследовал, ничего авторского нет. И это грустно. Понятно, что время такое: 15-секундный ролик, короткий текст, никто вчитываться не будет, всё должно быть быстро. Тут же сняли и тут же показали. «LifeNews» придумали целые программы для мобильных корреспондентов. И вот у них уже в эфире видео, на котором Кэти Топурия изменяет мужу. Это все снимается обычным человеком, который в тот момент находится рядом. Всё меняется и отношение к профессии тоже. Но всё-таки первоначально целью прихода в журналистику должна быть не легкая слава, а желание сделать что-то новое, тогда это будет иметь какую-то пользу и успех. Успех не как пустая слава, а как любовь и признание.

Март 2017 г.

Александр Хоровец: Если за тебя перепишут текст, ты ничему не научишься. А если ты сам додумаешься, пусть не с первого раза, пусть с десятого, но ты сам поймешь, как надо — вот тогда это наука

Всё по блату! Но ведь вопрос не в том, кто и куда тебя взял. Вопрос в том, что ты сделал с этим дальше. Можно ходить и гордо кричать какая крутая у тебя работа, как тебе повезло оказаться здесь и не прилагать никаких усилий. А можно изо дня в день доказывать себе и окружающим, что когда-то в тебя не зря поверили. Что здесь ты — на своем месте, а не занимаешь чужое. Александр Хоровец попал на телевидение по воле случая и не на самую престижную должность. Три года он проводил в монтажной и лишь украдкой подсматривал, как работают новостные корреспонденты. Мечтал ли оказаться на их месте? Конечно. Несмотря на отсутствие должного образования и опыта. Но только упорство и работа над собой помогли Александру заслужить эфирное время и должность специального корреспондента. А вовсе никакой не блат.

Справка: В журналистике — с 2011 года. Прошел путь от рядового редактора до специального корреспондента Агентства теленовостей. Автор документальных фильмов «Вековой рубеж» к 100-летию пограничных войск, «Атлас в дорогу. Народный тест-драйв» и множества специальных репортажей. Награжден медалью «100 лет органам пограничной службы Республики Беларусь» и почетными грамотами, лауреат многих профессиональных конкурсов.

О СЛУЧАЙНЫХ НЕСЛУЧАЙНОСТЯХ

— Александр, о какой профессии вы мечтали в детстве?

Как все мальчишки: то космонавт, то летчик, то милиционер. К профессии милиционера или военного я шел уже осознанно. Мой хороший друг поступил в Академию МВД, а я всегда за ним тянулся. Он жил в Пинске, профессионально занимался легкой атлетикой, а летом приезжал к бабушке в деревню. Там мы и познакомились. Как сейчас помню: он уезжал, а я продолжал бегать. В то время к ЗОЖу в деревне относились скептически. А пробежки достаточно длительные, и надо мной все смеялись: кто он, зачем он бежит, куда он бежит, зачем ему это надо? Каждому не объяснишь. Поэтому, чтобы лишний раз не мозолить односельчанам глаза и не быть объектом для насмешек, я выбирал самые укромные места и занимался спортом фактически на болоте. Но после 11 класса не поступил в университет и пошел в ПТУ, чтобы не терять год. Закончил с красным дипломом. Мне одному с потока присвоили 4-ый разряд электрогазосварщика. И сегодня я до сих пор неплохо справляюсь с электродами, и даже сделал пару лавочек и столов дяде на дачу. Рабочая специальность в быту очень сильно выручает.

— Что было после ПТУ? Неужели журфак?

Нет. Я всё еще мечтал о профессии военного. Но так как у меня — российское гражданство, поступать в академию МВД или военное училище я не мог. А точнее, это оказалось невероятно сложным — слишком много бумажной волокиты, да и в сроки подачи документов уже не вкладывался. А помочь в Столинском РОВД мне отказались. Наверное, тоже решили не заморачиваться. Я по-прежнему занимался спортом, увлекался предметом «Человек. Общество. Государство» и решил подать документы на спортивную психологию в Университет физкультуры. Прошел тестирование, физподготовку и поступил на бюджет. На тот момент я реально хотел этим заниматься, мне было интересно. На четвертом курсе мне даже предлагали остаться и работать в университете. После практики в школах поступали предложения о работе учителем физкультуры. Что касается творческой жизни, то она со мной — с детского садика. Всегда любил публичность, всегда любил выступать. Участвовал во всевозможных сценках, спектаклях. В школе вел все выпускные вечера и линейки. И никогда не боялся быть смешным. Даже в ПТУ участвовал в творческих конкурсах. И в университете было то же самое. Играл в студенческом театре, со второго курса возглавил студенческий совет факультета.

— А о журналистике вы когда-нибудь задумывались?

Вообще никогда. Я даже никогда не думал, что когда-либо попаду на телик. На четвертом курсе серьезно задумался о работе. У меня был вариант остаться в университете на кафедре и серьезно заниматься наукой или пойти в училище Олимпийского резерва и работать психологом. Но судьба сложилась иначе. Благодаря активной жизненной позиции и участию в разных мероприятиях, мне посчастливилось познакомиться с людьми, которые работали на телевидении. Мне поступило предложение: «Хочешь на телик?» — «Телик? Да вы шутите?» — «Нет, не шутим. У нас освобождается ставка, человек выиграл „гринкарту“ и улетает в Америку. Нужно закрыть место» — «А что делать? Как делать?» — «Мы тебе всё расскажем, всё покажем». Мне ничего не обещали: просто иди, попробуй, это всего лишь шанс. И вот я пришел попробоваться.

О РЕЛЕЙКАХ И АМБИЦИЯХ

— Какую работу предстояло выполнять на таинственном телевидении?

Я попал в отдел корреспондентской сети Агентства теленовостей (АТН). В то время его возглавляла Ольга Шпилевская. За мое обучение взялся тот самый счастливчик — Гена Плескацевич, который через месяц улетал в Америку. Моя основная задача — принимать новостные репортажи из областных городов, проверять качество картинки и звука. Это сейчас все материалы отправляют через интернет. А тогда была релейная связь. Кстати, самая надежная и по сей день. В монтажной стоял довоенный аппарат, похожий на телефон. В военных фильмах часто можно увидеть такое средство связи. Я приходил в монтажку, набирал центральную аппаратную и просил связать меня с одной из областных студий. Крутишь ручку и спрашиваешь: «Могилев, меня слышите?» — «Слышим» — «Запускайте картинку». И вот у меня на экране появляется сюжет корреспондента из Могилева. Я проверял качество картинки и качество звука. Конечно, не на глаз. В монтажной много мониторов, большой пульт, усилители, осциллограф. Именно по показателям умных приборов я и оценивал пригодность материала к эфиру. Если всё хорошо, вставлял кассету в магнитофон и нажимал на BETACAMе кнопку REC — запись пошла. Дальше отсмотр. Если где-то подрыв, то опять переписывали. Потому что на кассете и пленка может зажеваться, и еще что угодно.

— Сложно было освоиться?

Было очень сложно, особенно для меня — гуманитария, который всю жизнь занимался психологией и физкультурой, а тут садишься за серьезную технику. Благо, все мы обучаемы. И я научился. Конечно, не сразу. Первое время у меня постоянно были мокрые ладошки. Никогда не забуду этого чувства. Ты заходишь в аппаратную, а с тебя просто капает. Настолько я волновался. Было очень ответственно, потому что я фактически последний человек, который отсматривает материал, после чего он выходил в эфир. Если вдруг что-то не так, то я получал по голове. Со временем волнение ушло, появилась уверенность, опыт. И когда меня что-то не устраивало, то звонил корреспонденту и просил заменить тот или иной план, или перечитать еще раз текст, так как был брак по звуку. Так пролетели три года. Мне стало скучно, и я решил, что могу делать больше.

— Чувствовалась нехватка профильного образования?

Нет, образование для меня не самое главное было. Глядя на корреспондентов, думал: я могу так же. Попросился вместе с журналистами выезжать на съемки. «Да, пожалуйста», — ответили мне. В АТН никто никому не отказывает. Попробуй себя. Почему нет? Определился с отделом — «Зона Х». А так как работа на релейках, в основном, после обеда и до упора, то все свои дела забросил. Я приходил с утра и ездил с корреспондентами, смотрел, как они делают, пробовал писать. Первые мои тексты, конечно, оставляли желать лучшего. И за некоторые моменты меня критиковали. Я понимал: скорее всего из меня ничего не получится. И я бросил. Стал просто ходить на релейки.

О ВТОРОМ ШАНСЕ И НАУКЕ ПИСЬМА

— Что же такое сказали, что отбили всё желание?

Сказали, что всё плохо: «То, что ты сделал, это плохо». Сказали так несколько раз. «Иди переписывай и всё». Но как? Некоторые тексты по пять раз переписывал. Я не понимал, чего от меня хотят. С моих пробных сюжетов мне просто смеялись в лицо. Сегодня я говорю большое спасибо этому человеку, это была очень классная школа. Если за тебя перепишут, ты ничему не научишься. А если ты сам додумаешься, пусть не с первого раза, пусть с десятого, но ты сам поймешь, как надо, вот тогда это наука. Это очень жестко, это очень больно. Многие такого не выдерживают. Но это работает. Это я сейчас могу сказать большинству журналистов, которые приходят после журфака: «Вы ничего не понимаете, так делать нельзя». Собственно говоря, мне сказали то же самое. И в какой-то момент я решил, что это не мое. В общем, с «Зоной Х» не сложилось.

— Желание стать корреспондентом победило эту боль?

Да, но на это потребовалось где-то полгода. Я опять как-то воспрял духом и подошел к Ольге Шпилевской. Она меня поддержала и отправила на съемки. Как всегда, самые элементарные: зоопарк, погода, цветочки, котики-собачки — как мы называем, то, что нельзя испортить. А если и испортишь, то очень быстро за тебя переделают более опытные коллеги. И по чуть-чуть, по чуть-чуть, по чуть-чуть… Сегодня я уже три года работаю в кадре. Когда открываю свои первые тексты, просто ужасаюсь: неужели я мог это писать? Там не то, чтобы плохо, просто очень примитивно. Очень примитивные вопросы людям задавал, примитивные комментарии — то, что сегодня я уже не делаю. Это как у маленького человечка первые шаги. Он такой неопытный, постоянно падает, но всё равно встает и идет к своей цели. И я тоже — так настырно, несмотря ни на что. Друзья мои говорили: «Оно тебе надо? Зачем? Пойдем потусуемся где-нибудь?» Я говорил: «Нет, ребята, я так хочу». Здесь главное упорство и желание работать. А красиво и грамотно писать — это все приходит со временем.

— Получается, чтобы писать талант не нужен?

Возьмем алмаз. Для того, чтобы он стал бриллиантом, должна быть огранка. То есть должен быть мастер, который все эти углы красиво срежет. Да, талант, конечно, нужен. Но, как сказал один из великих, это всего лишь 1%, а 99% — это усердие. Нужно постоянно работать над собой. Я не считаю себя журналистом с большой буквы. Смотрю на коллег, которые работают рядом со мной, и постоянно у них учусь. Мой день начинается с открытия новостных лент и заканчивается тем же. Просматриваю все новости: белорусские, российские, украинские, западные. Много смотрю российских каналов, как там подают информацию. Постоянно подмечаю: ага, вот так он сделал, точно, я могу вот так сделать, только чуть по-другому. Постоянно у кого-то учишься. Очень много читаю литературы, в основном, художественной. Сейчас это Иван Шемякин «Возьми мою боль». Но чтение, только после того, как уложу спать ребенка. Иногда моя супруга говорит: «Саш, сегодня без чтения, побудь со мной». Жду когда она приснет, тихонько встаю и иду на кухню. На чтение, как правило, отвожу не больше часа. Всё-таки спать тоже надо.

— Какие нелепые вещи вы делали в самом начале?

Пытался писать умные фразы. Сразу ожидал, что я вот такой и сейчас выдам что-то такое гениальное. Но это фатальная ошибка. Возьмем, к примеру, столовый нож. В начале моего творческого пути писал бы я приблизительно так: «Этот инструмент с зубами сделан из прочной стали, закаленной 20 миллионов раз». Сейчас: «Обычный столовый нож». И всё. Меня смотрят как высокоинтеллектуальные люди, так и обычные бабушки и дедушки. И им не нужна лишняя информация. Это новости. И они будут смотреть новости только в том случае, если сложная информация будет подаваться просто и интересно. То есть всё самое сложное нужно преподносить простыми словами. В этом и есть весь секрет. Но это и очень сложно. Писать просто, чтобы тебя понимал каждый — это очень сложно. В своем отделе я курирую транспортную сферу и экономику. Например, в метро был уже, наверное, тысячу раз. Могу с закрытыми глазами ходить по всем этим тоннелям. И когда я приезжаю со съемок и начинаю что-то писать, где-то уже проскакивают профессионализмы, которые используются у метростроевцев. И у меня редактор спрашивает: «А что это такое?» И тогда понимаешь: во накрутил. Будь проще, будь понятнее и доступнее.

О РАБОТЕ КОРРЕСПОНДЕНТА

— Вопросы глупые задавали героям сюжетов?

Сначала думал, что корреспондент телеканала «Беларусь 1» должен казаться очень умным. На самом деле, нужно быть самим собой. То есть чем ты проще с собеседником, чем более открыт с ним, тем и он с тобой. Это же всё чувствуется. Ну, не понимаешь ты чего-то — переспроси. Не нужно бояться быть глупым где-то. И вопросы тоже нужно задавать простые. Возможно, собеседник очень сложно тебе будет отвечать. Главное понять, что он сказал. А то, что непонятно, можно дать его синхроном. Самое главное — это простота. И желание быть полезным. Понимать, что ты свою работу делаешь не в стол.

У нас говорят: «Ляпi, не нам глядзець». Когда я слышу такие вещи, меня это очень сильно цепляет. Как вы можете так относиться к своей же работе? Для меня журналистика — это моя жизнь. Я ее очень сильно люблю. И подобные фразы считаю непрофессиональными. С такими людьми стараюсь не общаться. Нельзя выйти из офиса и перестать быть журналистом. Ты должен постоянно находиться в курсе всех событий.

Последний случай: еду домой, на часах поздний вечер, а рабочий день начался часов в семь утра. Вижу ДТП. А дома ждет жена и ребенок. И вот авария. Ну как ее не снять? Я остановился. Там идет разбирательство, поймали пьяного за рулем, подхожу и начинаю выяснять обстоятельства. Конечно, без микрофона непонятно, кто я и зачем пришел? Но здесь какая-то наглость и напор нужны. Ты подходишь и говоришь: «Товарищ инспектор, я такой-то, что здесь произошло?» На тебя не обращают внимания. Ты всё равно гнешь свою линию. Потом звонишь на работу, говоришь, что такое-то дело. Оператора свободного нет. Берешь мобильный телефон и снимаешь. Потом уже, на следующий день, берешь комментарий у официального представителя, всё это монтируешь и выдаешь в эфир. Зато есть живая картинка.

Больше всего люблю рассказывать о людях. Вот приезжаешь в какую-нибудь деревню к бабушке. Кроме огорода и тяжелой работы она ничего не видела. Но у нее есть хобби — вышивка. И она делает это с такой душой, что ты просто обалдеваешь от того, как она это делает. Так почему бы про это не рассказать? Мне кажется, здорово.

— Есть какие-то свои приемы при работе над сюжетом?

Да, есть какие-то наработанные штучки. Они приходят со временем. Ты едешь и думаешь: как же мне написать этот сюжет, не знаю за что и взяться, очень тяжело. Приходишь, отсматриваешь материал и тут цепляет тебя одно слово. И всё — это отправная точка, и ты пошел дальше от нее плясать. Каждый материал разный. Они вроде и все похожие, но, в тоже время, все разные. В новостях, как правило, времени нет. Ты должен написать и сразу отдать это в эфир. Но если — специальные репортажи и мини-фильмы, то там можно текст отложить, пойти погулять и потом его перечитать. А еще лучше с коллегой посоветоваться. Когда ты чего-то не знаешь, рядом всегда есть коллеги, которые тебе подскажут, помогут и натолкнут на мысль. У нас нет такого, что ты приезжаешь со съемок и что хочешь, то и делай, но к «Панораме» сюжет должен быть готов. Рядом команда профессионалов, которые всегда готовы подставить плечо.

— Что было самое сложное в работе корреспондента?

Самое сложное — приехать и на месте событий разобраться и написать текст. Потому что в голове такая каша. И из этой каши, из потока информации, ты должен вычленить самое главное и перенести это всё на бумагу. А еще — сразу сказать это в камеру. Это было очень сложно на начальном этапе. Стендапы я писал, в лучшем случае, с седьмого раза. А когда сразу нужно делать несколько действий: идти, держать что-то в руках, посмотреть сюда, посмотреть в камеру, развернуться — неимоверно сложно. Но всё приходит со временем, с опытом.

Сегодня я приезжаю, вычленяю себе несколько точек, понимаю, что мне надо, сразу даю задачу оператору. Первое время очень долго мучил людей вопросами. У меня синхрон был по 10—15 минут. Сейчас это ушло. Если я услышал то, что хорошо ляжет на мой текст, сразу прекращаю интервью. Понимаю: самое главное человек уже рассказал, и это действительно пойдет в эфир и будет классно, как мы любим говорить — «вкусная» вещь. Зачем мучить человека? У него и так стресс. А тут еще и корреспондент со своими вопросами.

Очень сложно раскрутить собеседника на откровенный разговор. Люди абсолютно разные. Одни сразу тебе всё выложат. А некоторые говорят не о том, ты им задаешь вопрос, а они уходят в другую сторону. Ты опять этот же вопрос, он уже начинает злиться на тебя, но ты понимаешь, что он не сказал того, что на самом деле происходит. Ты уже с другой стороны задаешь вопрос. И как только понимаешь, что он разговорился, то опять возвращаешься к тому вопросу, на который он сразу не ответил. Бывали случаи, когда люди понимали, что наговорили лишнего, потом звонили и просили не рассказывать.

— Как разговорить скромного собеседника?

Это шутка. Самое главное — вовремя пошутить, посмеяться вместе с героем и посмеяться над собой. Показать, что я тоже волнуюсь и я — самый простой человек, который рядом с тобой находится. Просто здесь стоит камера, а у меня — микрофон. Но я от тебя ничем не отличаюсь. Самый простой пример — это люди самых обычных профессий: дорожный рабочий, механизатор, слесарь, водитель, в общем, профи своего дела. Он может часами тебе рассказывать о своей работе. Но когда включается камера, он «выключается». И тогда ты просто говоришь оператору: «Камеру на плечо, и давай-ка мы вместе будем что-то делать». И делаешь это так, чтобы ему показать, что ты здесь не профи, ты не понимаешь, как правильно нужно закрутить гайку, ты не знаешь в какой руке ключ держать, под каким углом. И он берет в этот момент и тебе помогает. Это как-то объединяет, самая тонкая ниточка натягивается и после этого он идет тебе на встречу. Самое главное — быть простым.

О ПРИЗВАНИИ И БУДУЩЕМ

— Какие эмоции вызывает работа корреспондента?

Очень приятно, когда ты помогаешь людям. Как-то к нам в редакцию позвонила женщина. Говорит, у них в доме сырость, хотя пятиэтажка недавно сдалась, но на это никто не обращает внимание. Письма писала, пришли МЧСники, выяснили, что вытяжка не работает. Реакции нет. Я позвонил напрямую председателю райисполкома. Через два часа она мне звонит: «Пришла целая комиссия, всё отремонтировали, всё сделали, не приезжайте, пожалуйста, к нам». Я говорю: «Вы что, мы к вам обязательно приедем и покажем, как всё это сделали». Чувствую, что здесь я полезен.

Еще пример: снимал большой репортаж «Градус ответственности». Фильм о пьяных водителях за рулем, об авариях, которые они совершили и тех, чьи судьбы эти горе-водители превратили в ад. За очередной историей поехал в Городею, Несвижского района. Накануне Пасхи в поселке пьяный водитель въехал в семью, которая шла по обочине. Жутчайшая трагедия, я без слез даже вспоминать не могу. Мама шла с коляской, а папа — со старшим сыном на велосипедах. Шли по зеленой зоне. И в какой-то момент из-за поворота вылетает минивэн. Он по касательной сбивает отца, цепляет старшего мальчика, отбрасывает маму и наезжает на коляску так, что коляска оказывается под машиной. И этот водитель туда-сюда начинает ездить. То, что пережила мама этих мальчишек, описать невозможно. И вот мы общаемся, о произошедшем женщина рассказывает со слезами на глазах. Я и сам стою и плачу. Настолько проникся этой историей. Ведь я — сам отец. Вот и написать хотелось так, чтобы дошло до каждого: алкоголь и руль — вещи несовместимые. С этой семьей и сейчас общаюсь, созваниваемся иногда. О таких вещах очень сложно писать, но они должны присутствовать. Сегодня этот фильм показывают в большинстве белорусских автошкол. Безусловно, мне это приятно. Значит то, что я делаю, не зря. Не в полку. Хотя на самом деле я еще ничего не сделал, глядя на тех коллег, которые уже давно работают, снимают документальные фильмы.

— Что хочется сделать дальше?

Следующий этап своей жизни я вижу, наверное, в документалистике. Хочется покопаться в истории. В новостях круто, ты никогда не знаешь, что сегодня будет. Вчера я работал на мясокомбинате, потом поехал на предприятие, где производят лазерные системы для боингов, а потом у меня был рейд с ГАИ. Это интересно, это здорово. Но со временем этот драйв проходит, и хочется кроме новостей еще что-нибудь делать.

— Вы чувствуете, что журналистика — это ваше призвание?

Я чувствую, что это мое. Но не считаю себя состоявшимся журналистом. Если сравнивать с развитием человека, то я где-то — такой пятилетний пацан, который уже более-менее может бегать и хорошо говорить. Здесь нужно постоянно учиться. Я знаю, чего хочу, знаю кем хочу стать через 5—10 лет. Ставлю себе какие-то микрозадачи и потихонечку к ним иду. У меня не все получается, но я иду. Очень хочу «Телевершину», но не уверен, созрел ли я для нее. Какие-то вещи вроде делаю хорошо. Потом смотрю на коллег, а они делают лучше.

— Что эта награда значит для вас?

Для меня это как признание собственного Я. В этой жизни постоянно себе что-то доказываю. То, что я могу. Могу бегать. Могу закончить ПТУ с красным дипломом, а ведь это сложно, там много технических моментов, а я — гуманитарий. В университете физкультуры научился плавать. Хотя до этого только умел держаться на воде. За два года обучился всем стилям плавания, получил второй взрослый разряд. Это очень многое для меня значит. Ставишь цель и идешь. Поэтому это просто моя очередная цель. А еще — самоуважение.

— Что помогает идти к цели и справляться с критикой?

Семья. Супруга понимает, что телик — это моя жизнь. Она меня очень сильно поддерживает. В самые сложные моменты она всегда говорит: «Всё будет хорошо, я с тобой». И в тот самый момент понимаю: не имею права подвести. Я должен обеспечивать семью, становиться лучше, самосовершенствоваться. Сжимаешь зубы, идешь, работаешь.

— Что посоветуете начинающим журналистам и тем, кто давно в профессии?

Начинающим журналистам советую не ждать сразу больших гонораров. Для того, чтобы получать большие гонорары, их нужно заработать. А заработать — это усердие, десятки-сотни исписанных вордовских документов, которые так или иначе будут выбрасываться. Много читать обычной художественной литературы, она очень развивает образное мышление. И ничего не бояться. Не бояться быть смешным, быть несведущим в некоторых вопросах, потому что всего знать нельзя. Состоявшимся журналистам — хочу, чтобы они показывали такой класс, на который я буду равняться и говорить: «Да, ты крутой, я хочу тоже так».

Апрель 2017 г.

Вероника Бута: Депрессия бывает, но не из-за того, что профессия плохая, или ты не очень журналист. Просто пришло время отдохнуть. Мой рецепт — пойти поспать

Когда не получается, самое простое — это бросить всё к чертям. Наверное, нет таланта. А может, просто не судьба. Но журналисты — народ такой: легких путей, в принципе, никогда не ищет. А корреспондент АТН Вероника Бута точно знает: даже если ты — на дне, это хороший знак. Потому как путь из любой ямы только один — наверх. Главное — не переставать верить, что завтра будет лучше, чем вчера, и позволить себе немного отдохнуть. Еще не определившись с профессией журналиста, Вероника выбрала для себя притягательный мир телевидения. Наверное, интуитивно и не очень осознанно. Но бросить якорь в стенах столичной телестудии всё не получалось, как бы она не старалась. Так что же это? Отсутствие таланта? Или просто не судьба? Нет, эта история совсем о другом. О том, что дорога не всегда прямая. И все эти извилистые тропы тоже нам для чего-то нужны.

Справка: В журналистике — с 2005 года. Была журналистом, редактором, специальным корреспондентом. Работала в печатных изданиях «Газета Слонімская», «Слонімскі веснік», на радиостанциях «Пилот-FM», «Радиус FM», в Агентстве теленовостей Белтелерадиокомпании. В 2014 г. была награждена Белорусским союзом журналистов дипломом победителя в номинации «Лучший ведущий радиопрограмм». В качестве журналиста АТН получала благодарности от различных ведомств.

О ВЫБОРЕ ПРОФЕССИИ И УЧЕБЕ

— Вероника, вы осознанно пошли в журналистику?

Это был очень спонтанный выбор. В 11 классе я хотела поступать на факультет международных отношений. Меня, конечно, прельщала работа телевизионщика. Но я не связывала это с журналистикой. Мне просто нравилось, как себя ведут ведущие новостей, я кайфовала от этого. Однажды, просто листая свою местную газету, я наткнулась на объявление, что есть школа молодого журналиста: бесплатные курсы — приходите. А я была фанаткой всяких кружков. И подумала: почему бы не сходить? Сходила, мы немножко позанимались, мне дали задание, опубликовали меня в газете и всё — я звезда в школе. Совру, если скажу, что мне это не нравилось. Конечно, нравилось. Потом родители пару раз сказали, что знакомые подходили, говорили: «Слушай, а это не твоя дочка там печатается?» И первые мои стремления были неосознанными на той волне: родители гордились, а я кайфовала от этого чувства. Экзамены на журфак практически не отличались на то время от факультета международных отношений. А еще увидела, что есть международная журналистика — всё идеально сложилось. Когда учителя узнали, что я собираюсь на журфак, что меня печатают в газете, пошли одни «девятки» за сочинения. Не знаю, с чем это связано. Может, они думали, если меня публикуют в газетах, значит, я отлично пишу. Или же на самом деле я стала писать лучше…

— Легко ли было учиться на журфаке?

Не с чем сравнивать, я больше нигде не училась. Но это не было совсем легко. Были предметы, над которыми приходилось ночами сидеть, заучивать практически наизусть. Были предметы, которые давались очень легко. Некоторые — совсем не нужны, как мне казалось. А потом уже, со временем, начинаешь понимать, что да, это на самом деле тоже нужно. Раньше мы как думали? Ай, я любой вопрос загуглю, зачем мне это знать? Сейчас я понимаю, что это, в целом, общее развитие, голова, в любом случае, не может всё удержать, но ты уже понимаешь, где и что искать в google. У меня многие вещи были упущены. Поэтому учиться надо.

Еще много времени у меня уходило на организацию мероприятий, на досуговую часть журфака. Но я об этом абсолютно не жалею, это скрасило мои студенческие будни. Потому что я бы сошла с ума, если бы просто училась. Не представляю себя только в библиотеках или за написанием курсовых. Журналистика — это такая более свободная творческая профессия, когда надо не за книжками сидеть, а смотреть по сторонам, вкушать жизнь и всё впитывать, чтобы потом оно находило отражение в материалах.

— Каких предметов всё-таки не хватило в программе журфака?

Курса по технике речи. Я была обижена тогда на систему образования, потому что этого предмета у международников не было. Я платила деньги, сама занималась с педагогом. Это нужно всем: и газетчикам, и телевизионщикам, и радийщикам, и пиарщикам — все должны грамотно говорить. Когда я работала на радио, первое время занималась речью перед каждым эфиром, потом перестала. Отчасти из-за того, что эфиров становилось больше и хочешь — не хочешь, а ты и так разминаешься. А первое время я очень усиленно занималась: читала газеты вслух, проговаривала сложные словосочетания вроде дырдрар-дырдряр. Но, к сожалению, всё это я проходила за собственные деньги.

И еще, не знаю как сейчас, но тогда не было понимания: международная журналистика — кто мы? Радио? Телевидение? Газетчики? Интернет? У нас не было такого подразделения. Сами преподаватели не знали кто мы. Больше внимания уделяли экономике, политике, анализу. За это отдельное спасибо, потому что научили думать, углубляться, изучать, сравнивать, анализировать. Это самый большой плюс моего образования. Но техники речи не хватило.

— Есть любимое упражнение, которое и сегодня делаете?

Обычно я стараюсь зевать, улыбочку натягивать, чтобы губы разминались. Еще научилась пить воду. Теплую воду с лимоном каждое утро. Уже полтора месяца так держусь. Во-первых, для здоровья хорошо. А во-вторых, теплая вода промывает связки и ты уже можешь говорить. Сейчас, на телевидении, у меня стало меньше начиток, и я подумываю о том, чтобы возобновить свои занятия с педагогом, потому что несколько сюжетов в неделю — это, по сути, всего пару страниц текста. На радио один выпуск новостей — это примерно страница-полторы текста. Новости выходят каждые полчаса, а смена, к примеру, утренняя, с 7.00 до 11.30. Вот и посчитайте количество текстов за смену, которые приходилось проговаривать практически ежедневно, грамотно, с дыханием, с интонацией, четко проговаривая каждое слово. Это уже сама по себе тренировка.

— Есть стереотип, что шоколад, семечки, орехи — всё это плохо для голоса. Так ли это на самом деле?

Когда я активно работала на радио, ела всё. Единственное, что перед эфиром желательно не есть в принципе, потому что увеличивается слюноотделение и трудно говорить. По крайней мере, в моем случае. Можно чуть-чуть попить, но желательно не чай и кофе. Я очень люблю молотый кофе. И бывало, что перед эфиром выпивала чашечку. А как мы завариваем? Просто заливаем кипятком. И вот все эти кофеинки попадают в горло. И ты стоишь со стаканом воды и думаешь: блин, обещала же себе не пить кофе перед эфиром. Получается, что ты сам себе портишь голос этим мусором. Теперь я пью кофе гораздо меньше.

— А какие знания из программы журфака пригодились в профессии?

Международная политика и экономика, однозначно. Это было очень круто. Господин Конев также очень помог. Он с первого курса давал такие задания, которые просто так в интернете не найдешь. Надо было подумать, поискать. Он всегда говорил: «Я хочу, чтобы вы ориентировались в интернет-пространстве и знали по какому запросу что можно найти, чтобы сэкономить ваше время». Таким образом, мы учились формулировать свои мысли, что мы на самом деле хотим найти. Это отличная практика. Помогает сейчас, когда пишешь интервью, понять что ты конкретно хочешь узнать, какой ответ должен дать человек. Литературы на журфаке было очень много. Это классно, но я, конечно, читала не всё, может, половину только прочла. Потому что объем огромный. А я не могу читать литературу быстро, мне надо подумать, прочитать пару страниц и снова подумать. А когда есть программа, и ты обязан ее выполнить, ты не получаешь от этого кайф.

Я вообще сторонник того, что от всего нужно получать кайф. Не впадать, конечно, в крайности. Вот ты живешь, работаешь, а завтра может ведь и не наступить. Кирпич, машина, да всё, что угодно, просто сердце остановится. И думать надо сегодня. Конечно, строить планы каким-то образом. Хотя я сейчас стала меньше строить планов. Раньше жила только завтра, через месяц, через год. Сегодня нет. Надо жить сегодня и получать удовольствие по максимуму, как бы тебе плохо ни было. Предложили сейчас поехать на Минское море — езжай. У меня бывали такие случаи, когда морально плохо, да еще и после работы, утром — очень серьезное мероприятие предстоит, и ты все равно едешь на Минское море с друзьями. Да, было потом тяжело работать. Но сейчас мне есть что вспомнить.

О ЖУРНАЛИСТСКОЙ ПРАКТИКЕ И ОБЩЕСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

— Так кто же, всё-таки, международный журналист: печатник, радийщик или телевизионщик? Какой вы сделали для себя выбор?

Так как я печаталась бешеными темпами перед поступлением, первый курс я продолжала печататься по старой памяти в районных газетах. У меня всегда возникает ностальгия по всем местам работы, поэтому мне очень сложно, когда я ухожу. У меня очень долгий переходный период, где-то год он длится, в это время меня очень ломает. Когда я начала учиться в Минске, стала всё реже приезжать в Слоним, всё реже у них печаталась. Да и честно говоря, за это время я насытилась печатной журналистикой. Не могу сказать, что мне совсем там надоело, просто стало как-то менее интересно. А когда мне становится менее интересно, я начинаю писать одно и то же, чтобы сдать быстренько материал и всё. А это уже не профессионально.

Затем было радио. Туда я попала случайно. Моя лучшая подруга Катя Кирсанова затянула на какой-то семинар. Она еще со школы курировала тематику ВИЧ-инфицирования, была в волонтерских группах и состояла в какой-то общественной организации. И вот от этой организации были курсы на тему того, как составлять резюме, как устроиться молодому специалисту на работу. И мы туда пошли. Итог занятий — надо куда-то устроиться на месяц на стажировку. Я начала думать, чего я вообще хочу в своей сфере. У меня на радио работала знакомая — Аня Гордеева. С ней я тоже случайно познакомилась. Она подруга моего родного брата, это он нас познакомил когда-то давно. И вот тут я о ней вспомнила. И звоню: «Ань, помоги мне найти какую-нибудь стажировку. Без денег, просто на месяц». Я понимала, что я совсем «зеленый» специалист и вообще ничего не умею. Диктофон включить-выключить и всё. Она дала мне номер начальника отдела новостей «Радиус-FM», который впоследствии стал моим непосредственным руководителем в отделе спустя 4 года. И он: «Да, приходи». Делала всякие опросы. Меня отправляли в «поля» — опрашивать людей на улице. Это была мелкая работа, но я на многое и не претендовала. И так низкий поклон, что меня взяли.

— Страшно, наверное, проситься на практику, когда еще совсем ничего не умеешь?

Раньше я была более амбициозная и смелая. Казалось, что море по колено. Я понимала, что ничего не умею делать, но я хочу и могу научиться. Спустя пару месяцев я взяла телефонный справочник. Нашла радио «БиЭй». Потому что на «Радиусе» я уже была, мне было как-то стыдно второй раз проситься на очередную практику. «БиЭй» можно послушать в Слониме, а мне было важно, чтобы родители меня слышали. Хоть какая-то моя аудитория. Мама с папой всегда дают советы: что хорошо, что плохо получилось, они меня хвалят и критикуют. Я позвонила на «БиЭй» и сказала: «Здрасьте, такая-то такая-то, хочу к вам на практику» — «Не вопрос, приходи». Я в шоке: да ну, так просто? Я прошла практику и еще где-то полгода у них подрабатывала без оплаты. Просто ради практики. Я понимала, что меня никто не возьмет без опыта. Мне нужно его наработать. Опросы на улице, написание маленьких материалов — вот на этом я поднатаскивалась. Это была моя первая официальная практика для университета. Все остальные были на «ОНТ». Сразу очень мало поручений, потом уже на четвертом-пятом курсах давали побольше заданий. Но уже тогда я работала на четверть ставки на «Пилот-FM» и на договоре подряда была на «Радиус-FM». И на «ОНТ» мне тоже чуть-чуть платили.

— Вы активно занимались общественной деятельностью на журфаке. А помогло это как-то в поиске работы, например?

Да, немного помогло. Мы организовывали школу молодых журналистов «Бригантина». Моя задача была найти каких-то известных журналистов и пригласить их для мастер-классов. Тогда к нам приехали Арташес Антонян и Алексей Михальченко. Я с ними лично не была знакома до этого. И вот после хорошо проведенных мастер-классов, сдружилась с Михальченко, и когда он уезжал, просто ради смеха сказала: «Возьми меня на практику. У нас как раз через пару месяцев должна быть практика. Ищу себе место». Он сказал: «Да, хорошо, приходи. Я помогу».

Я пришла на «ОНТ», он привел меня к своему начальству, которое, конечно же, было не в восторге. У меня ведь не было никакого опыта в тележурналистике. Для меня это было еще страшнее, чем на радио с опросами. Тогда мне разрешили пройти практику, но под ответственность Михальченко. На то время он был единственным журналистом, который давал мне что-то делать самостоятельно. Он не возил меня, как обычно это принято во время практики, хвостиком: «А вот смотри, как это делается». Он сразу погрузил меня в работу: «Хочу узнать от этого героя вот это и это, приблизительно вот эти вопросы. Узнай». Он отправлял меня одну с оператором. Тогда я очень этим гордилась. И была ему благодарна за этот опыт. Потому что я прекрасно понимаю отношение ко всем практикантам. Их никто не любит, потому что они только используют твое время. Ты сам в пять раз быстрее всё сделаешь, чем всё объяснишь, а потом ты меня не так поймешь, и я всё равно сам сяду и переделаю. Я через это тоже прошла. Но мне по жизни везет с людьми.

О РАДИО И УМЕНИИ ЖДАТЬ

— Как вы устраивались на свою первую работу?

С записью в трудовую — это был «Пилот-FM». И опять же — случайно. Когда мой брат знакомил меня с Аней Гордеевой, в тот же день уже она познакомила меня со своим коллегой Антоном Ждановым. Они тогда работали вместе на «БиЭй», а я была страшной фанаткой Антона. Доходило до того, что я даже какой-то плакат нарисовала. Стыдно вспомнить. Но это было мило и очень искренне. Потом, спустя годы, нас опять свела судьба, Антон говорит: «Послушай, у нас есть небольшой проект, ты можешь с нами поработать, нам как раз нужен человек. Только никто не знает через месяц, через полгода или год тебя смогут взять в штат». Это была редакторская работа, на утро помогать делать материалы.

И в этот же день мне позвонили с «Радиус-FM». Я к ним тогда тоже обращалась, спрашивала, может, есть какая-то работенка. Но вакансий не было. А тут мне звонят: «Вероника, можем предложить тебе работу». И я такая сижу: еще час назад я рыдала взахлеб и не знала, что мне делать. Потому что в то время (это после третьего курса журфака) я четыре месяца работала официанткой на летних каникулах, ушла и опять переживала по этому поводу. У меня не было работы, а тут сразу — два предложения. Что выбрать?

— И как вы решили эту дилемму?

Я поняла, что не могу отказать никому, и согласилась на обе работы. В итоге нормально удалось совмещать. На «Радиусе» меня оформили по договору, там свободный график, я делала всё удаленно. Наверное, года полтора я так проработала. И вот на одно из мероприятий, которое помогали организовать студенты журфака, пришла директор «Радиус-FM», а у меня висит бейджик «Вероника Бута». У нее — «Татьяна Щербина». Я не знаю кто это. Я была знакома только с Владиславом Радюковым, который давал мне задания. Она на меня смотрит, улыбается: «Я вообще-то твой директор на „Радиусе“. Приятно познакомиться спустя полтора года». Я такая красная стою… стыдно. С тех пор и дружим.

Так вот, меня этот график очень устраивал. Я делала всё дома, у себя на компьютере, отправляла им по почте и тексты, и аудио. А на «Пилоте» мой рабочий день начинался в 7.30, как у ребят на утре. Зато он заканчивался в 11.00. Красота, особенно, когда на учебу не надо.

— Вы окончательно перешли на сторону радио или всё еще рассматривали вариант телевидения?

Всё это время я так же стажировалась на «ОНТ». Но там у меня была неопределенность. Ты сидишь и не знаешь: отправят тебя на задание или не отправят. А неопределенность я очень не люблю. В какой-то момент я им сказала: «Ребята, вот мой номер телефона, если нужно дать мне какое-то задание, звоните, я через пять минут у вас», а этим временем работала на «Пилот-FM», офис которого находится на одной территории с телеканалом. Мне не нужна была галочка для университета, что я прошла практику. Я ее и на «Пилоте» могла пройти. Я целенаправленно шла на телевидение. Но всё не получалось. Не получалось, потому что я — девочка. На то время приоритет отдавался корреспондентам-мальчикам. В конце учебы на распределение (а училась я на бюджете) меня взял «Радиус-FM». И тогда уже был полноценный рабочий день, я должна была сидеть в офисе. «Радиус» стал моей единственной работой.

— Разочаровались в телевидении?

Не успела. Я периодически люблю пообщаться с астрологами, тарологами и подобными специалистами. Мне это интересно. Не все друзья меня в этом поддерживают. Но постараюсь объяснить свою позицию. Однажды один из таких специалистов сказал интересную вещь: «Иногда какую-то беду лучше предотвратить. Есть у нас шанс, когда можно еще что-то исправить». Порой я думаю: почему люди прыгают с крыш или режут себе вены? Может, от безысходности? Может, потому что они думают, что выхода из сложившейся ситуации нет? Но если бы они знали: что через месяц-два у них всё наладится, у них будет семья, дети, выздоровеют родственники, они купят квартиру, устроятся на работу, что жизнь наладится, может, и суицидов было бы меньше. Поэтому я иногда общаюсь с такими специалистам. Не хочу оказаться в зоне риска.

И вот когда я была расстроена, что с «ОНТ» ничего не получилось, одна из них мне сказала: «Не волнуйся, ты будешь работать на телевидении, но не на том, которое ты себе в голове придумала и не в то время, когда ты хочешь». Я забыла об этом где-то через год. Но спустя четыре года, совершенно случайно мне позвонили с телеканала «Беларусь 1» и сказали: «Хочешь перейти к нам?» Оказалось, что меня посоветовала предыдущий директор «Радиуса». Я неделю ходила в расстроенных чувствах. Не знала, что мне делать. Меня всё устраивало на радио, я уже не хотела переходить на телевидение. У меня была хорошая зарплата, хороший коллектив, работа, которая мне нравилась, и менять я ничего не собиралась. Понимала, что телевидение — это новый этап. Но я не хотела от старого отказываться.

Думала несколько дней, решающим стал тот факт, что на радио я попробовала все возможные сегменты: информационный блок, развлекательный блок — всё было. И надо что-то делать новое, иначе скоро настал бы тот момент, когда мне перестало бы это нравиться, когда я выполняла бы работу без удовольствия. Я была уверена, что год-второй и настал бы такой момент, когда мне всё надоест. Но тогда мне могли бы не предложить этот вариант. Поэтому я рискнула.

О ТЕЛЕВИДЕНИИ И КОМАНДНОЙ РАБОТЕ

— На телевидение вас сразу взяли по рекомендации или сначала проверяли в деле?

У меня был пробный месяц, потому что мой теперешний начальник не понимал, кто я и что я, ему надо было на меня посмотреть. Тем более, он знал, что у меня ТВ-опыта большого не было, да, я делала-то пару видюшек, помогала снимать сюжеты на «ОНТ», но это были единичные акции, и это было давно. Я сама пыталась понять, нужно ли мне это телевидение или лучше остаться на радио. Вот это притирание длилось около месяца. Я помогала ребятам, где-то надо было расшифровать текст, где-то на видюшку съездить, контакты кого-то найти. По итогу мне надо было сделать сюжет, по которому руководство принимало решение: брать меня или нет. И вот мой официальный первый рабочий день был 1 сентября. Сразу начала делать сюжеты. Времени на раскачку не было. Конечно, все помогали. Я же не знала элементарно, как позвонить оператору, где его найти, а с кем мне ехать, а куда записаться на съемку. Я до сих пор, полтора года спустя работы на телевидении, каждый день прихожу и узнаю что-то новое, даже в организационных вопросах. Постоянное развитие.

— Легко ли было перейти с радийоного формата на телевизионный?

Не могу сказать, что сложно. Хотя не могу сказать, что мне и сейчас просто. Текст мне дается не очень легко. Иногда да, особенно, когда есть какой-то инфоповод, серьезная новость и есть, что сказать, тогда да. Но иногда ты едешь на мероприятие, а там может этой интересной новости и не быть. Когда, правда, нечего написать, ты и не пишешь. Очень редко, но бывает и такое. А вообще никто не запрещал посмотреть, на что другие твои коллеги-журналисты обратили внимание. Но всегда проверяешь информацию. Конкуренция между нами, журналистами, конечно, сохраняется, но мы всё равно делаем общее дело, мы информируем людей.

— Съемки сюжета — это, всё-таки, командная работа, где результат зависит и от оператора, и даже от водителя. Бывают трудности в нахождении контакта?

Из-за этого у меня бывают проблемы в семье, потому что иногда срываюсь на родных. В течение дня надо держать себя в руках, улыбаться. Я бы не хотела, чтобы рядом со мной работал хмурый человек. Стараюсь сама создавать позитивное настроение. Не всегда получается. Я и в слезах бегаю, и в переживаниях, всякое бывает. Но люди, которые едут со мной на съемки, ни при чем. Поэтому ты не обращаешь внимание на свое настроение, свои переживания, едешь, снимаешь и находишь общий язык. Мы — команда, и нам нужно вдохновлять каким-то образом друг друга или что-то подсказывать. Все рады приятному слову: «Слушай, Петя (или Ваня), ты такой молодец, ты так круто снял». И ему захочется дальше снять так же красиво или еще лучше. Водителю говоришь: «Слушайте, мы так быстро домчались сегодня, приехали даже раньше времени на съемку. Красота». Не могу сказать, что идеально со всеми получается. Но чаще всего это работает. В хорошем результате важна атмосфера, в которой работает команда.

— С ленью операторов приходится сталкиваться? И фразами вроде «я столько не зарабатываю, чтобы здесь креативить»?

Бывает. Но ты тоже должен порой думать: а стоят ли эти усилия того, чтобы снять какой-то план красиво? Можно спокойно сказать: «У меня все синхронны записаны в таком формате, извини, надо сделать именно так». А иногда я просто ною: «Петька-Ванька, ну, пожалуйста, это вопрос жизни и смерти, смотри, как это будет круто». Это тоже работает. Для меня важнее человеческие отношения. Все мы иногда делаем ошибки или работаем не с той отдачей, как можем. Я знаю, что в следующий раз он снимет всё как нужно, просто сегодня у него что-то не так, может, нет вдохновения.

О СЮЖЕТАХ, СТЕНДАПАХ И ИНТЕРВЬЮ

— Когда вы едете на съемку, продумываете заранее картинку для закадрового текста?

Это была моя главная проблема, когда я перешла с радио. И до сих пор, сейчас уже в меньшей степени, но первые полгода у меня был вообще ступор. Я не понимала, чем и как мне перекрывать мой текст. Разрываешь текст сюжета и садишься и пишешь новый, потому что под этот нет подходящего видео. На радио я была сама себе хозяйка, как написала, так и прочитала. Там только аудио. Пришлось перестраиваться.

До начала съемок я редко знаю, что и как будет. Вот приезжаю на место и с оператором какие-то вещи проговариваю. Иногда, когда разрабатываешь сюжет заранее, ты продумываешь некоторые моменты. Может, тебе надо, чтобы чиновник обсуждал что-то с представителями бизнеса, к примеру. И просишь заранее оператора: «Увидишь, сними». Или ты хочешь начать сюжет, например, как идет по коридору депутат, а у него, условно, в чемодане новый законопроект. И просишь оператора подснять отдельно этот чемоданчик. На местности чаще всего ориентируемся.

Сейчас мы снимаем большой фильм. Ехали на съемку и уже знали: что будет, как будет и что должен делать главный герой. У меня 4 героя, изначально мы записали интервью с каждым из них, чтобы потом всё проработать в деталях. На основе этих материалов я написала сценарий, а режиссер уже думал о картинке. Мы обговорили точки для съемок, он накануне проехал по этим объектам, посмотрел, чтобы иметь какое-то представление. Хотя мне кажется, такой подход может работать только для фильмов. Если это сюжет, то приезжаешь и с колес всё делаешь.

— Наверное, не хватает же режиссерских навыков, чтобы быстро выцепить нужные моменты?

Да, не хватает. Иногда на помощь приходит оператор. Первые месяцы я целиком и полностью доверялась оператору на съемке. Хотя говорят, что журналист — главный на площадке, он курирует работу. Но тогда у меня был главным оператор. Они мне даже каких-то спикеров подсказывали, потому что каждый день в этой сфере крутятся, видят их лица. А я всех медийных людей в экономической сфере знала только по имени, фамилии и должности. На радио мне не нужно было знать, как они выглядят. Операторы практически нянчились со мной. Когда что-то не получалось, они всегда поддерживали: «Давай, ты можешь, ты же опытный человек, пошла и сделала».

— Новостные корреспонденты часто говорят, что на начальном этапе возникают сложности со стендапами. А как у вас?

Не люблю стендапы. Сразу много вопросов. Безусловно, думаешь о тексте, но думаешь и о том, как ты в этот момент выглядишь, какая прическа, не влез ли кто-то в кадр, не рябит ли одежда. Сейчас как-то уже привыкла. А раньше вообще не понимала, ведь главное содержание. Но телевидение — это, всё-таки, комбинация. Здесь важно, чтобы тебя и слушать было приятно, и чтобы ты вещи умные говорил, и выглядел соответствующе. Мои родители не смотрят мои сюжеты, если там нет стендапа. Они говорят, что я схалтурила.

— Удается креативить в стендапах? Или по классике жанра — «в елочках»?

У меня экономика. Там сложно креативить. Вот, к примеру, когда была деноминация, там можно было немного добавить творчества: деньги печатались, монеты в руках. Но когда говоришь о золотовалютных резервах, в закрома просто никто не пустит, к сожалению, чтобы искупнуться. Не могу назвать себя вообще креативным человеком. Я могу четко выполнить свою задачу. Иногда на меня творчество находит, когда надо написать специальный репортаж или фильм. Вот ночью очень хочется писать и креативить. А в рамках рабочего дня, к сожалению, думаешь как-то очень прямолинейно. В стендапах у меня чаще операторы креативят. Иногда говорят: «Ну, вот ты опять стоишь с этим микрофоном. А вот давай ты так пройдешь, покажем панорамочку, будет красиво».

— У вас есть свои ориентиры, как подобрать одежду для стендапа?

Есть общие правила, которые мне рассказали, когда я пришла на телевидение. Одну рубашку не ношу до сих пор. Только дома иногда. И то, когда надеваю, всегда вспоминаю, как в полдесятого вечера мне позвонил незнакомый номер. Оказалось, что это одна из моих начальниц, которая отслеживает, как мы выглядим, и дает рекомендации. А я боюсь, когда мне звонит начальство, первая мысль, что накосячила. Как-то раз на радио я читала новости и увидела боковым зрением, что пришла начальница. Я себя уже похоронила. А она, оказывается, пришла взять в принтере бумагу.

Про звонок. И тут мне говорят: «Всё хорошо, сюжет хороший, но не надевайте больше эту рубашку». Она у меня была бежевого цвета. В крапинку какую-то. Она рябила и цвет получался грязноватый — в итоге очень небрежный вид. Когда не на камеру ты смотришь, вроде приличная рубашка, а когда через камеру, плюс тебя не видно в полный рост, — просто ужас. Ходишь по магазинам и уже обращаешь на это внимание — чтоб не рябила. И вообще я — сторонница однотонных цветов. Чтоб наверняка. Когда серьезная тема, нужно выглядеть по-деловому. У меня висит в кабинете пальто и пиджак. Я вообще не люблю официальный стиль, поэтому иногда могу прийти в джинсах и кофточке, зная, что одежда есть на работе. Этому меня научили старшие коллеги.

— Как удается разговорить неразговорчивого собеседника?

Если мне позволяет время, я стараюсь спросить вначале какую-то общую информацию, чтобы они раскачались, а я еще больше вникла в тему. А потом уже что-то конкретное спрашиваю. Но когда время не позволяет, приходиться сразу задавать прямые вопросы, и тогда результат не очень нравится. Хорошо, когда собеседник успокоился и расслабился. У меня нет сложностей в общении с незнакомыми людьми, если они расположены к разговору, чтобы я не ходила и не уговаривала их. У меня всегда есть предварительный план вопросов, которые я буду задавать. Есть, конечно же, уточнения или вдруг осенит во время разговора, и ты решишь что-то спросить, что не планировала. Иногда в процессе я забываю о своих наработках. Во время интервью полностью ухожу в разговор с героем. Еще всегда сложно начать. Есть человек, есть тема. А о чем спросить? Первый вопрос самый сложный. Потом оно всё пойдет, а вот с чего начать, надо придумать. После интервью я стараюсь со всеми героями поддерживать связь.

О КРИТИКЕ И ДЕПРЕССИЯХ

— Кроме родителей, кто-нибудь еще критикует вашу работу?

Конечно. Руководство критикует. Но как-то мягко. По мне, если ничего хорошего не сказали, это уже критика. Отзывы всегда приятно получать. И я понимаю, что придираюсь, потому что если человек ничего не сказал, значит, ты сделал свою работу так, как должен был сделать. На радио как-то читала новости и прочитала слово «цЕпочка». Я и предположить не могла, что правильно «цепОчка». В моем районе, на Гродненщине, все говорят «цЕпочка». И сейчас, когда я приезжаю и слышу от них это слово, всегда хочется сказать: «А вы знаете, что не цЕпочка, а цепОчка». Да, это был мой косяк, я так произнесла в эфире. Потом директор спрашивала у меня, что это за слово такое. И потом всегда мне вспоминала: «Так, „цЕпочка“, помолчи». По-доброму, конечно.

— А бывала такая жесткая критика, что прям хотелось всё бросить?

Была, когда я попробовала себя в развлекательной сфере на «Радиусе». Программа заключалась в том, что ты берешь какие-то старые песни и начинаешь прикалываться над ними. Ведущими были Саша Белый и Виталик Карпанов. У Виталика что-то не получалось приехать. И Саша говорит: «Хочешь попробовать?» А я всегда хотела попробовать себя в развлекательной сфере. Вот один эфир прошел, всё нормально. А второй мы как-то разошлись, сами не ожидали. Нас на следующий день вызвали на ковер.

— Хотелось когда-нибудь совсем уйти из журналистики?

Бывает периодически. Когда устаешь сильно. Депрессия бывает, иногда кажется, что живешь неправильно. Бывает, что не пишется текст, сидишь мучаешься, слова переставляешь. Не идет совсем. Мой рецепт — пойти поспать. Поспишь, на следующий день будет всё нормально. Это не из-за того, что профессия плохая или ты — дурак, или пришло время сменить профессию. Нет, просто пришло время отдохнуть. День-два. Или отпуск. После отпуска возвращаешься таким крутым свежим человеком. У меня закон: ходить в отпуск часто. Несколько раз в год — это обязательно. Мне кажется, что наша профессия, постоянная работа с людьми, приводит к очень быстрой эмоциональной разрядке, надо подпитываться.

— Что посоветуете начинающим журналистам и тем, кто уже давно в профессии?

Начинающим — иметь понимание, что они начинающие и ничего из себя не представляют. Амбиции — это хорошо, пускай они будут, они обязательно где-то помогут, лишний раз позвонить нужному человеку или открыть кабинет и спросить. Очень часто слышу, что месяц походил на стажировку и тебя не взяли на работу в штат. Это неправильный подход. Походи год, научись. И начинать надо с первого-второго курса. Учеба — здорово, это всё поможет, я сейчас жалею, что многие вещи игнорировала. Но работать по специальности, по крайней мере, пробовать работать надо. Если ты хочешь быть в профессии, а не числиться по диплому, надо работать бесплатно. Надо пахать год как минимум.

Опытным — понимать, что есть люди более опытные, и ты не всемогущ, не всезнайка. Мир меняется, информация меняется, всё меняется. То, что ты знал сегодня, завтра уже неактуально. Нужно понимать, что какой бы ты не был хороший специалист, в любом случае, есть люди круче тебя. И еще, хороший специалист — это субъективное мнение. Сегодня один начальник думает, что ты — хороший специалист. Руководство поменялось, и ты уже не очень хороший. Нужно развиваться и оставаться человеком.

Апрель 2017 г.