Бесплатный фрагмент - Человек настоящий

По следам настоящего человека

Происхождение этой книги — отдельные статьи, написанные по случаю, на злобу дня и по ходу консультаций и тренингов практикующего психотерапевта. Можно даже сказать, это авторский метод книгописания, потому что его отдельные публикации вполне органично ложатся в главы единого опуса.

Несмотря на условное разделение на четыре части, книга «Человек Настоящий» посвящена тому целостному аспекту человеческой психики, который не деградирует, не раскалывается на части и никогда не изменяет. Этот краеугольный камень души становится здесь зримым и даже ощутимым. Можно назвать такое состояние-отношение-позицию аутентичностью, генеративностью, личной силой человека. А можно сказать совсем просто — таков его эволюционный проект, читай Божий замысел.

Нет ничего удивительного в том, что «дисперсия истины», преломленная сквозь кристалл обычной жизни, выглядит очень сложной. Думай так-то, ищи в себе то-то, избегай того-то, читай знаки, актуализируйся, верь, сверяйся по сигналам конгруэнтности, и вообще — человек ты или животное?! Кажется, что «выправить свой скелет» по этому образу и подобию невозможно — слишком много граней в бриллианте, составляющих деталей, направляющих векторов.

Но за сложным и подробным авторским анализом, дидактикой, ментальной рецептурой явственно слышится голос человеческой души, горячий разговор «от сердца к сердцу», и это действительно будит читателя. Эволюция сознания — это ведь по большому счету условность. Можно ли считать эволюционным открытие спрятанных глубоко под землей месторождений полезных ископаемых? Можно ли назвать эволюцией сознания пробуждение некоторых клеток мозга, которые мы носим в черепной коробке миллионы лет? Если растолкать спящего, он, даст бог, обнаружит в пижаме и тапочках Самого Себя. Но слиться с Собой означает такой сдвиг парадигмы, что человек может воочию увидеть свой отвалившийся хвост.

И это и есть эволюционный подход в психотерапии — видеть перед собой бесхвостого и крылатого человека, в то время как он только и делает, что жалуется на резь под лопатками и боли в хвосте.

Но вернемся к книге. Автор предлагает несколько практичных методик, чтобы добраться до Самого Себя. Одна из них — допрыгнуть, почувствовав свою аутентичность эволюционному проекту. Другая — генеративно «разносить» себя, как тесные ботинки, преодолевая проблемы и трудности (тестовые моменты); третья — наоборот, расслабиться, услышать-почувствовать собственную Личную Силу и дать ей разгореться на полную мощность. В свою очередь эти три дороги делятся, разбиваются на десятки маленьких дорожек и тропинок: выбор, счастье, идея, миссия и предназначение, качество и смысл жизни, профессия и достижения, и так далее, по списку реалий персонального бытия. Но все эти «стежки-дорожки» очень сильно переплетаются, перекликаются друг с другом, образуя некую трехмерную модель Пути.

Читатель может после этой книги сильно задуматься. Умный читатель сможет измениться — в каких-то аспектах или кардинально.

Практикующий психолог по прочтении этой книги может поймать «вдохновение от мастера», пересмотреть свои профессиональные позиции, или сделать свое собственное открытие. Подлинная страсть автора заразительна, как и зов Человека Настоящего внутри нас.

Предисловие автора

Известно, что «человек» есть мера всех вещей» и, познавая себя, мы познаём весь мир. Эти древние истины великих мудрецов не утрачивают своей современности, созвучности любым временам и эпохам.

Для меня, как психолога ленинградской академической школы и психотерапевта с почти тридцатилетним стажем, вопрос о природе человека является ключевым. Я знаю на собственном опыте, что понимание подлинной природы человека, значимости так называемых «аутентичных форм» жизни приносит людям утешение и спокойствие, активизирует в них «золотую жизнерадостную волю», мотивацию и энергию жить и трудиться.

В этой книге Вы, уважаемый читатель, найдёте идеи, авторские положения и термины, которые открывают мой подход к природе человека — его аутентичности. Этот подход к исследованию и пониманию природы человека я бы назвал эмпирически-эпистемологическим и эволюционно центрированным. Он целиком и полностью строится на наблюдениях, выводах и обобщениях конкретных случаев моей практики психологического консультирования и психотерапии с клиентами.

Я давно обнаружил, что практически во всех случаях реальной психологической и психотерапевтической помощи наблюдается одна и та же особенность: человек (клиент или пациент) превращается из «Человека Страдающего» в «Человека Действующего». Разумеется, в контексте имевшей ранее быть проблемы. Стало быть, все виды и формы психологического консультирования и психотерапии сводятся практически к сопровождению человека от страдания к действию. И действию осознанному, продуманному и целенаправленному!

Теперь, пожалуй, самое главное, что остаётся за пределами понимания большинства специалистов. Чтобы пройти этот путь от Страдания к Действию человек (клиент, пациент) должен обнаружить и принять Вызов, который ему бросает жизнь. Такое видение Страдания — не как болезни или проблемы, а как требование персональной эволюционной необходимости что-то важное в своей жизни менять — ставит «с головы на ноги» понимание сути симптома или проблемы. Суть симптома практически любого страдания — это тест на понимание и готовность субъекта к реальным изменениям в своей жизни. «Страдание» — это не наказание или болезнь, как это утверждается в традиционных моделях психотерапии. Как раз наоборот, функционирование страдания адекватно! Симптомы страдания — это своеобразные маркеры «несогласия нашего бессознательного» с состоянием дел и имплицитное указание (императив) это состояние дел изменить.

Я утверждаю, что в рамках эволюционно-центрированного подхода не существует проблем в традиционном смысле этого слова, а есть так называемые «тестовые ситуации», содержащие этот эволюционный вызов. Использование феномена тестовой, а не проблемной ситуации — суть эволюционно центрированного подхода, который составляет основу генеративной психотерапии.

Генеративная психотерапия — это мой авторский метод, зарегистрированный в Комитете Модальностей Общероссийской Профессиональной Психотерапевтической Лиги. В книге я подробно описываю особенности работы психотерапевта по осознаванию и принятию эволюционного вызова с помощью актуализации генеративного мышления клиента и тем самым «расширения узкого места» в сложной для него жизненной ситуации.

Такой подход открывает доступ к подлинной природе человека, позволяя ему соприкоснуться с его безграничной и могущественной сутью, которую можно без преувеличения назвать — Человек Настоящий.

Часть 1. Аутентичность

Психотерапия как форма актуализации аутентичности

Я не раз писал, что современная психотерапия фактически ушла за пределы собственно клинического контекста. Консервативные установки психиатрической психотерапии уже не способны ограничить психотерапевтическую компетентность и психотерапевтическую практику работой только с психологической патологией. Попытка экстраполировать психиатрию и психиатрическую психотерапию на различные другие контексты социальной жизни (за счёт расширения собственно психиатрического видения маргинальных, пограничных, акцентуированных и подобных поведенческих особенностей здоровых людей) ни к чему конструктивному не приводят. Лозунг «Большую психиатрию — в жизнь!» не состоятелен в принципе. А попытки его реализации (скажем, для диагностики личностных особенностей и понимания мотивации политических, артистических или научных деятелей) чреваты серьезными, даже трагическими последствиями. Будем надеяться, что это уже наша (да и не только) история.

Одно из существенных отличий психотерапии нового времени — её принципиальная опора на когнитивные, прежде всего мыслительные процессы в ходе взаимодействия психотерапевта с субъектом, актуализация субъектной позиции клиента и даже пациента. Тем самым ломается многовековая и даже тысячелетняя традиция апелляции к иррациональному и таинственному — мистическому аспекту психотерапевтического взаимодействия. Эта традиция подчёркивает ведущую роль психотерапевта, наделяя его чертами мага, чародея, волшебника… мы можем наблюдать это в «чудесном образе» народного целителя или гадалки. Эти парапсихологические и парапсихотерапевтические формы отражают огромную потребность людей в психологической помощи. Реальную квалифицированную психологическую помощь, однако, через эти «параформы» получить нуждающиеся не в состоянии.

Ещё одной важной чертой современной психотерапии, открыто или неявно (пресуппозиционно) обозначаемой различными исследователями, является существенное расширение основного её предмета — а именно психического и психологического здоровья человека. Благодаря более широкому пониманию категории здоровья и, соответственно, категории психологической патологии появилась так называемая психотерапия здоровых людей. Эта, казалось бы, противоречивость и семантическая несочетаемость категорий «здоровый человек» и «психотерапия здоровых» легко разрешается за счёт понимания условности каждой из них.

Я полагаю, что под категорией «психологически здоровый человек» нужно понимать не отсутствие у него психологической симптоматики и психологических проблем, а систему благоприобретённых личностных качеств и стратегий, для того чтобы принимать жизненный вызов и учиться адекватно действовать в сложных для него ситуациях. Психологически нездоровый человек — тот, кто в ситуации вызова начинает жить симптоматикой, то есть страдать. Получается, что психологически здоровый человек — это зрелая личность, которая является, по сути, субъектом собственного развития.

Условность категории «психотерапия» становится очевидной в свете понимания природы психотерапии. Суть многообразных форм и методов психотерапии фактически сводится к созданию необходимых условий для формирования у клиента субъектной позиции и овладения им адекватными стратегиями управления собственным развитием на базе его проблемной симптоматики. Психотерапия — буквально как «лечение психики» — во многом потеряла своё значение. В свете сказанного этот термин следует расшифровывать как специфическую форму психолого-педагогического руководства.

Я предлагаю это понимание и видение современной психотерапии для здоровых людей, имеющих психологические проблемы — именно как формы психолого-педагогического руководства развитием человека. Сам факт психологической проблемы у субъекта свидетельствует о «несогласии» нашего бессознательного с возникающими трудностями. И если человек не справляется с психологической проблемой и начинает с ней жить, то это «несогласие» (вплоть до «протеста») становится и «фигурой», и «фоном» — содержанием его жизни. А сама проблемная ситуация для субъекта воспринимается как жизненный, экзистенциальный тупик.

Очевидно, что психотерапия и психологическое консультирование играют роль «сталкера» — проводника субъекта из его «зоны фиксации» в пространство «желаемого». В этом ключе психологическая проблема приобретает статус «творческой эвристической задачи» — и не только для психотерапевта, но и для клиента! Привлекательность, семантика и энергетика для субъекта (клиента) возможностей и перспектив, открывающихся в психотерапевтическом взаимодействии, становится решающим для него фактором мотивации «продвижения», изменения и развития. Эта мотивация делает субъекта открытым для новых и адекватных форм восприятия, мышления и поведения в ранее проблемных тестовых ситуациях.

Изучая состояния людей, открытых в сторону решения проблемы, ориентированных на поиск новых, ещё не апробированных способов мышления и поведения, я обнаружил одну особенность: человек в ситуации выхода из тупика не включается в какую-то роль, не пользуется готовыми шаблонами, не опирается на убеждения относительно реальности и собственной идентичности. Он как бы попадает в ситуацию незнания и в состояние незнания. При этом он, как играющий ребёнок, не испытывает никакой растерянности или сомнения, а, наоборот, воодушевлён некой интуитивно открывающейся для него возможностью новой перспективы.

Само по себе это состояние открывает способность к генеративному расширению, актуализирует его. Условно можно назвать такое состояние «прединсайтным». «Прединсайтное» состояние возникает во всех случаях, когда человек спонтанно или целенаправленно теряет фиксацию и тем самым невольно или вольно позволяет мышлению и фантазии следовать за некими интенциями. Если обратить внимание на увлечённых игрой маленьких детей, то мы обнаружим эти самые необусловленные социальными нормами креативные формы поведения. Детская способность к необусловленному, креативному квазиролевому поведению, на мой взгляд, и есть непосредственное выражение его аутентичности. И именно в психотерапевтическом процессе как раз и актуализируется (в силу крайней заинтересованности и заряженности клиента на счастливое разрешение психологической проблемы) эта его детская творческая аутентичная натура — способность удивляться, творить и от души радоваться жизни.

Можно сказать, что современная психотерапия оказывается не просто фактором формирования гуманистического общественного сознания, но прежде всего превращается в важнейший реальный социальный институт личностного и духовного развития человека. Будучи тесно связанной исследовательскими проектами и системой практики с тайнами и закономерностями аутентичности природы человека, она автоматически становится междисциплинарным основанием системы человекознания в целом.

Аутентичность и генеративное мышление

Аутентичность есть подлинность или естественность и в этом смысле — истинность человека. Вслед за Карлом Роджерсом, основателем гуманистической традиции в психологии и в психотерапии, я считаю аутентичность человека фундаментальной основой его индивидуальности и смысловым базисом его самоактуализации. По сути самоактуализация — это и есть некий жизненный эволюционный процесс «развёртывания» индивидуальности каждого человека в соответствии с требованиями его аутентичности и в направлении собственно аутентичных форм и характеристик. Абрахам Маслоу охарактеризовал таких людей как самоактуализирующиеся личности.

Что есть современная психотерапия, как не профессиональная деятельность по переориентации функционирования человека с фрагментарных, фиксированных и болезненных форм на целостные и естественные — аутентичные формы? Повторюсь, именно в этом переориентировании форм активности человека — с болезненных на аутентичные — и состоит миссия любого вида психотерапии! То есть смысл психотерапии — не в самой терапии, а в актуализации аутентичных состояний вместо фиксированных и в силу этого болезненных.

Предлагаемая парадигма обозначает важный этап собственного развития психотерапии как вида профессиональной деятельности. Суть этого этапа — в осознанном стремлении специалистов строить свои профессиональные взаимоотношения с клиентом на основе критериев аутентичности, как принципиальных ценностных опор для него.

Это означает и повышение требований к современному психотерапевту, который должен организовывать терапевтический процесс с учетом безусловной приоритетности аутентичности клиента. Просто понимания «сути проблемы», а также связанных с ним профессиональных свойств эмпатийности, безусловного принятия, «поддержки» и пр. оказывается явно недостаточно в свете данной парадигмы.

Мне представляется весьма своевременным и актуальным постановка вопроса относительно феноменологии, функционирования и, соответственно, эмпирических характеристик аутентичности. Проще: как мы знаем о том, что имеем дело с аутентичными формами? Чем аутентичные состояния человека отличаются от его фиксированных состояний?

Ответы на эти вопросы позволят нам заложить систему реальных ориентиров профессиональной терапевтической работы специалиста любого метода, любой модальности.

В состоянии креативного незнания взрослый субъект так же, как и ребёнок, свободен от условностей и априорных самоопределений и убеждений и движим интенциями бессознательного. Эти интенции выражаются в интуиции, догадках, гипотезах и мыслительных экспериментах относительно возможностей и перспектив выхода из тупика и обретения искомого результата и ценностного состояния. Иначе говоря, характеристики и свойства нового качества открываются нам в прединсайтном варианте как проявление нашей аутентичности.

Этот вывод, основанный на эмпирических наблюдениях, дорогого стоит. Во-первых, он показывает бесплодность попыток многих философов, психологов, антропологов прошлого и современности обнаружить институциональные формы нашей аутентичности. «Глубинное Я», «Self», «самость», «душа», «дух» и другие родственные категории апеллируют к функционально-динамическим смысловым явлениям.

Во-вторых, эти явления представляют собой системы критериев, конгруэнтных каждый момент жизни человека его «эволюционному проекту». Эмпирически мы ощущаем присутствие «эволюционного проекта» — то есть аутентичности — в сигналах конгруэнтности. Во многих случаях отклонения от этого проекта мы воспринимаем как сигналы неконгруэнтности. Чувствительность человека к этим сигналам, которые более точно следовало бы назвать сигналами аутентичности, составляет основу развития его индивидуальности в соответствии с «эволюционным проектом».

В-третьих, вместо «раскопок» бессознательных внутренних конфликтов в психоаналитическом духе в попытках найти «зерно истины страдания», важно переориентировать современную психологию и психотерапию на актуализацию и поддержку аутентичных структур психики человека.

Методологически несостоятельными в рамках предлагаемой парадигмы оказываются катартические методы и методы эмоционально-стрессовой терапии. Но вполне подходящими являются всевозможные методы арттерапии, терапии творческим самовыражением (М. Е. Бурно), эриксоновская гипнотерапия, генеративное нейролингвистическое программирование. Привлекательными для такого подхода становятся и некоторые восточные (цигун, йога) и эзотерические практики (типа «Симорон»).

Особое место в системе психотерапевтических практик, ориентированных на актуализацию аутентичных форм, занимают методы, направленные на генеративное мышление. Генеративное мышление как раз в наиболее полной мере отвечает требованиям — интенциям нашей аутентичности. Оно представляет собой систему мыслительных заданий-экспериментов, открывающих для субъекта полноту понимания и осознавания вызова и возможности тестовых ситуаций. Принимая вызов тестовых ситуаций и осознавая их необходимость и возможности, субъект в процессе генеративного мышления «опредмечивает в опыте» интенции своей аутентичности.

Итак, уроки, которые мы берём посредством совладания с трудностями тестовых ситуаций, на самом деле являются реализованными в опыте интенциями-требованиями «эволюционного проекта». Это и есть непрерывный процесс жизни. Карл Юнг назвал это процессом индивидуации, а Абрахам Маслоу — процессом самоактуализации. Несмотря на принципиальную разницу этих позиций, очевидно одно важное сходство: и первая, и вторая концепции предполагают «эволюционный проект», по которому осуществляется и индивидуация, и самоактуализация путём генеративного расширения «узких мест» в непрерывном событийном жизненном потоке.

А вот вопрос — чей это проект? — опять же методологически несостоятелен. Ведь по мере приближения человека к осуществлению этого проекта его роль в качестве субъекта становится минимальной и в конечном итоге сводится «на нет». Наверное, в этом-то и состоит истинная мудрость — стать полностью конгруэнтным своему «эволюционному проекту».

Аутентичный выбор как бытие в теме

В наше непростое время многие люди задумываются о содержании и смысле своей жизни. Эти вопросы затрагивают основные, витальные категории — суть, природу и жизненные критерии подлинности и аутентичности человека. Очевидно, что это не просто абстрактные категории (типа «добро» и «зло»), коих немерено наплодила за всю историю своего развития философская мысль. Эти категории — критерии нашего жизненного благополучия.

Крайне любопытно и чрезвычайно важно то, что личностное и даже физическое благополучие подавляющим большинством наших взрослых современников напрямую связывается с этими категориями. Получается, что в настоящее время человек благополучен, стабилен, успешен, доволен жизнью и счастлив, если главными в его системе ценностей оказываются критерии подлинности, естественности и аутентичности.

Как мы знаем о том, что мы благополучны, что с нами всё в порядке; что то, что с нами происходит, и должно происходить?

Вспоминается старый анекдот на эту тему:

В поезде в одном купе едут священник и бизнесмен. Бизнесмен сразу открыл ноутбук, начал работать с документами. Священник посмотрел на него, подумал, потом говорит:

— Сын мой, а не прогуляться ли нам до вагона-ресторана, посмотреть, что в меню?

— Нет, батюшка, не голоден я.

Священник идёт в ресторан один. Через час возвращается довольный и улыбающийся, в руке несёт бутылку дорогого коньяка.

— Сын мой, а не отведать ли нам этого пятизвёздочного напитка?

— Нет, батюшка, простите, не пью.

Священник наливает себе полстакана коньяку, смакуя, медленно выпивает. Вытирает губы, выходит в коридор. Через пятнадцать минут заходит обратно.

— Сын мой, через одно купе от нас две молодые миряночки едут. Может быть, заглянем к ним в гости, побеседуем о высоком?

— Нет, батюшка, я женат, да и с документами надо поработать.

Священник берёт со стола бутылку коньяка, выходит. Возвращается уже под утро, довольный, как мартовский кот. Бизнесмен, который всё это время работал, поднимает на него глаза.

— Скажите, святой отец, как же так? Я вот не пью, не курю, блюду свой моральный облик. Работаю как вол. Неужели я неправильно живу?

Священник вздыхает:

— Правильно, сын мой. Но зря…

Все было бы действительно смешно, как в этом анекдоте, если бы не было так грустно. Ситуация эта вызвана дефицитом так называемого аутентичного выбора у многих современных весьма достойных субъектов — заложников собственных представлений о том, «как надо». И как следствие — заложников собственного бизнеса, собственной семьи, отношений с близкими, с собственными детьми… Иногда этот тип зависимости от собственных представлений психологи называют неблагозвучным словом «перфекционизм». Перфекционизм — это ориентация во всём на идеальные и совершенные формы и, соответственно, аналогичные достижения. В основе перфекционизма лежит глубинная тревога и чувство личностной несостоятельности. Посредством перфекционистских тенденций и устремлений субъект создаёт мощное напряжение для себя и для окружающих. И благодаря этому он действительно может чего-то в жизни достичь. Однако практически ни в каких случаях он не чувствует, что он благополучен и счастлив. Стресс перфекционизма, который перфекционист создал своими идеалистическими и по большому счёту галлюцинаторными устремлениями, никогда его не отпускает, даже в случаях серьёзных социальных достижений…

Противостоять такому стессогенному существованию способен только аутентичный выбор. Несмотря на кажущуюся сложность в понимании его природы, я считаю, что и здесь «все значительно проще». Поэтому я предлагаю рассматривать феномен благополучия не с философской точки зрения, а с эмпирической. Мне этот подход представляется намного более продуктивным, чем умозрительный. Я утверждаю, что каждый из нас в каждый момент жизни точно знает о своём аутентичном выборе. Это вопрос чувствительности и концентрации нашего внимания на аутентичных критериях.

Эмпирически благополучие легко обнаруживается в трёх тесно взаимосвязанных сферах индивидуальности: «тело — душа — духовность». Соответственно, предметом нашего аутентичного выбора становятся особенности и характеристики собственной

— телесности,

— душевности,

— духовности.

Каждая из этих сфер нашей индивидуальности является относительно самостоятельной системой критериев аутентичного выбора. Ориентируясь на них в целом и по отдельности, мы можем определиться с выбором:

— как себя чувствовать (фактор телесности);

— как выстраивать отношения с окружающими нас людьми и обстоятельствами (фактор душевности), и

— какими смыслами наделять свою жизнь в целом и каждую её тестовую ситуацию (фактор духовности).

В чём заключается основная творческая задача организации и реализации аутентичного выбора? Я считаю, что в ответе на вопрос: в теме ли ты в данный момент? Находишься ли ты в теме, или же ты на обочине? То ли с тобой происходит, что должно происходить с позиции наилучшего — твоего аутентичного — выбора?

И, задав себе эти вопросы, мы сразу получаем стопроцентно достоверный ответ — от нашего мудрого бессознательного. Я повторяю, каждый из нас в каждый момент точно знает, на правильном ли он пути или нет: стоит только прислушаться к сигналам конгруэнтности.

И если ответ — «на обочине», то уже дело личной компетентности и техники, как выровнять ситуацию в рамках конгруэнтности — аутентичности «тело — душа — дух».

Бытие в теме — это бытие в гармонии с собственным эволюционным проектом. Эволюционный проект — метафора, позволяющая осознать наличие как бы изначального предназначения каждого человека в каждом контексте и в жизни в целом. Осознание априорного эволюционного проекта предполагает ответственность субъекта за воплощение этого проекта, то есть ответственность за самоактуализацию. Аутентичный выбор в сфере трёх измерений нашей индивидуальности и есть способ творческой реализации этой ответственности в форме обретения благополучия и счастья.

Аутентичность счастья

Для любого живого существа важно проявлять и реализовывать свою природу. В этом — суть самой жизни индивида: потребности, задатки и инстинкты даны природой не просто так. Всё, чем мы располагаем как живые существа, должно использоваться в жизни. И всё, чем мы располагаем как живые существа — есть наш жизненный потенциал!

Потенциал должен реализовываться. Но важно понять: то, как мы себя реализуем, есть либо благо, либо наоборот. Проблема использования (реализации) заложенного в нас потенциала далеко не так проста, как кажется. Я полагаю, что эта проблема напрямую коррелирует с такой категорией, как «счастье». Счастье — это чисто человеческое понятие, никак не сводимое к биологическому комфорту животного.

Прежде всего следует указать на специфику «заложенного потенциала» для человека по сравнению с практически каждым животным. Удельный вес готовых врождённых программ у человека сравнительно невелик. Всё, что «вкладывается» в каждого из нас — социально по своей природе. И основной механизм формирования «индивидуального капитала» человека — механизм социализации, актуализации и самоактуализации. Можно утверждать, что процессы использования индивидуального потенциала являются при этом также и процессами его формирования.

Специфика эта позволяет понять суть такого важного для каждого из нас явления, как «персональный комфорт». Именно физический и эмоциональный, душевный комфорт личности является во многом показателем благополучия человека. Благополучие — это в буквальном смысле благо, которое мы получили. Психологи и социологи стремятся описать категорию личностного комфорта через термин «удовлетворённость» (удовлетворённость трудом, отношениями, заработной платой, «товарами народного потребления», и пр.). Но феноменология комфорта личности практически не описана. Мне это обстоятельство представляется упущением, причины которого кроются в явной недооценке как персональной, так и социальной значимости этого человеческого феномена.

В то же время философская, религиозная и эзотерическая литература адекватно оценивает важность личностного комфорта и счастья для человека. В последнее время и в психологии стали появляться работы, посвящённые исследованию комфорта и счастья, как главных содержательных условий и даже духовных составляющих психического и психологического здоровья. В книге я квалифицирую категорию счастья как модус зрелой личности.

В достаточной степени неопределённая категория «счастье» может быть выражена через критерии личностного комфорта. Таким образом появляются эпистемологические основания для практического использования категории счастья.

Раскрывая эмпирические характеристики феномена личностного комфорта, нужно в первую очередь опираться на факт тесной связи комфорта и удовольствия. Согласно пирамиде Маслоу, смысл удовольствия заключается в удовлетворении физических и личностных потребностей.

Но что значит «момент удовлетворения потребности»? Мне представляется, что именно этот самый момент и есть краеугольный камень, разделяющий гедонистические и генеративные (творческие, эволюционистские) точки зрения на природу личностного комфорта. Очень легко, оказывается, тему удовольствия свести к банальному потребительству — «потреблению как поглощению». В этом случае удовольствие человека не будет принципиально отличаться от животного удовольствия. Нам известно, как и чем живут люди общества потребления, ориентированные на «поглощение социальных благ», для которых потребление становится главным принципом жизни.

Полагаю, что именно абсолютизация данного принципа и присвоение отдельными людьми права на его исключительное употребление лежит в основе всех реакционных теорий, войн и социальных катаклизмов. Чего стоит одна теория «золотого миллиарда»! А на уровне личности абсолютизация и доминирование принципа потребления — это путь к экзистенциальному тупику и несчастью.

Почему же так происходит? Разве это не противоречит теории потребностей? Разве библейский закон «накорми, а затем требуй добродетели» не работает?

Всё дело именно в абсолютизации и доминировании. Современное западное общество потребления, как и коммунистическое общество — не просто утопии, но, как показала практика, антигуманные системы, производящие потребительские идеалы и несчастных людей-роботов. Доминирующая идеология всегда носит внешний, навязанный характер. Человек не способен «переварить» и поглотить такое количество потребительских благ, которое ему в варианте доминирования предлагает общество (а зачастую и семья), без ущерба для собственной аутентичности. Никому из «руководящих умов» и в голову не приходит, что закон «не хлебом единым», как и любой закон, отражающий реальные закономерности бытия, абсолютен! И дело вовсе не в количестве или качестве потребительских благ. Дело в том, как именно блага достаются конкретному индивиду.

«Культура потребления» является очевидной глупостью, если она не вписывается в персональную философию и практику творческого вложения благ. Опыт исследования счастливых людей показывает, что именно позиция творческого вложения благ отличает их от обывателей — людей скучных и по большому счёту никчемных. Человек, который реализует свой творческий потенциал, получает удовольствие высшего порядка, ибо это полностью соответствует его истинно человеческой природе. То, что естественно для животного, противоестественно для человека. Потребительство обывателя есть реализация его животного начала, в то время как творческое созидание — истинно человеческое.

Философия и практика творческого вложения своего потенциала — это культура общества будущего. Лишь у немногих людей современности сформирована такая позиция. Для большинства непреодолимым соблазном остаётся удовольствие пассивного потребительства.

Можно условно выделить некоторые формы пассивного потребительства. Это:

— потребительство покоя и расслабленности (лень, безделье, праздность, трансомания);

— вредные привычки;

— бессмысленное «отвисание» в социальных сетях;

— развлечения различного рода как образ жизни;

— шопинги как ценностное времяпровождение;

— потребление беллетристики, эмоционально регрессивных фильмов —

и т. п.

В приведенных примерах пассивного потребительства прослеживается одна важная характерная для обывателя черта: смещение фокуса получения удовольствия вовне. Что-то внешнее является главным в получении удовольствия и стремления к нереализуемому комфорту. Ненасытность в получении такого рода удовольствия и невозможность личностного комфорта делает потребителя внешних благ неудовлетворённым и несчастным. Образ старухи у разбитого корыта из гениальной сказки Пушкина является тому наглядным примером.

Творческое вложение — раскрытие своего потенциала — есть аутентичный для истинной природы человека процесс. Человек в творчестве и созидании «возвращает» миру, социуму ресурс, вложенный в его социализацию и обучение. Именно персональный опыт — творческое действие, открытое вовне — есть интерактивный аутентичный эксперимент, опыт творчества. Человек всегда воспроизводит опытным путём заложенное в нём: либо опыт потребительства, либо творческий опыт. Творческий опыт, как аутентичный эксперимент, содержит в себе апелляцию к новому, неведомому ещё, таинственному. Тем не менее человек творческого уровня уверен в поддержке высших сил, высшего своего потенциала, который таким образом раскрывается. Основания для личностного комфорта обнаруживаются в естественности творческого самораскрытия и созидания, в его направленности «для других и на себя». Это есть формула счастья.

Именно уверенность творческой личности в поддержке своего раскрытого и потому осознаваемого высшего потенциала позволяет ему пребывать на пике удовольствия. Абрахам Маслоу назвал эти переживания самоактуализирующихся личностей пиковыми переживаниями. Легко видеть в этих переживаниях исследуемые нами категории личностного комфорта и высшего удовольствия.

Можно с полным основанием утверждать, что именно в творческом опыте самореализации человек имеет доступ к своему аутентичному проекту и поэтому счастлив по-настоящему.

Онтология персонального небытия или «человек-животное»

Как часто можно слышать от некоторых «оптимистов», что жизнь — штука неинтересная, а то и ужасная. Установки и убеждения такого рода я считаю проявлением своеобразной формы персонального небытия в реальной жизни человека. Именно на уровне личности человека «нет жизни». То есть физически человек живёт, а фактически — нет. Физическая и фактическая жизнь человека — вещи разные. Можно говорить про индивидные потребности человека как представителя биологического вида Homo Sapiens. Однако и эти биологические потребности реально фрустрируются, когда «нет жизни» на уровне личности.

Фактическая жизнь человека не сводится только к физиологическим потребностям, поддержанию своего существования. В противном случае такой «расклад» превращает человека в «животное среди людей». Таких, с позволения сказать, «животных» в естественной среде, в природе нет. В человеческом же сообществе статус человека-животного может поддерживаться искусственно и свидетельствовать о серьёзной патологии не только личности, но и индивидно-биологических его свойств.

Биологическая жизнь человека, в отличие от «братьев наших меньших», не составляет суть его аутентичности. Каждый из нас приходит в этот мир для раскрытия изначального потенциала, заложенного в нём от рождения. Социум является средой и существования, и развития человека. И этот процесс — процесс развития — не заканчивается в детстве, а продолжается всю жизнью («Век живи — век учись!). Я утверждаю, что аутентичность, подлинность и естественность человека и как представителя биологического вида, и как личности проявляется именно через состояние учёбы.

Взрослый человек в этом состоянии является творцом и созидателем творческих проектов. Возьмите любую выдающуюся личность, и вы обнаружите наличие у каждой из них персонального эволюционного социально значимого проекта. Эти совершенно фантастические и в то же время реальные возможности бытия предоставляются творческой, счастливой и успешной личности отнюдь не автоматически, а именно как персональный проект самореализации.

Однако социум, предоставляя человеку уникальные возможности социализации и творческой самореализации, содержит в себе и серьёзную скрытую опасность для него. Эта опасность касается значительно большего количества людей, чем может показаться на первый взгляд. Скажем так, только некоторым счастливчикам удаётся избежать её. Суть этой опасности состоит в том, что большинство людей в силу известных причин перестают воспринимать жизненные вызовы, закамуфлированные под трудные ситуации, как эволюционные уроки. Тем самым они существенно упрощают («опрощают») себе жизнь. Такие категории, как безопасность, стабильность, комфорт и пр., будучи ценностями более низкого порядка (в соответствии с концепцией Маслоу) легко становятся для «экономно организованного индивида» самодостаточными и, по сути, единственными ориентирами в жизни.

Общество потребления навязывает людям потребительский подход к общественным благам. Свобода здесь — это «свобода потребления», а персональный выбор — это выбор товаров, услуг и продуктов питания. Эта персональная свобода и этот персональный выбор вполне «сенсорны» и понятны любому, даже «не обременённому умом» индивидууму. Эти свобода и выбор приятны и доступны для всех людей. Живи и радуйся!

Так нет же — всегда хочется чего-то ещё, чего-то большего… Однако на деле это означает новый виток потребительского мышления и поведения. А желание «чего-то ещё» — как вечный зов романтических прасостояний и постоянный имплицитный упрёк в персональной несостоятельности — затухает на фоне новых и все более интенсивных наслаждений. И вместе с этим затухающим зовом романтизма и детского очарования становится все сложнее получать комфорт. И приходят скука и рутина, суета и разочарование от жизни. Быстро приходят — ещё в совсем молодом возрасте.

Человек Разумный в условиях доминирования «сенсорно-кинестетических» ценностей практически любого общества 21 века в «массовом порядке» трансформируется в подвид Человек Потребляющий, то есть фактически — Человек-Животное. Представители этого подвида характеризуются парадоксальностью мотивации. С одной стороны, наблюдается мощная доминанта мотивации на потребительство, психофизиологический комфорт, социальную мобильность и социально-статусное благополучие. А с другой стороны, усиливающийся дефицит содержательности и радости творчества обнаруживает себя в явно пессимистически-депрессивных тонах и в глобальном неверии в себя и разочарованности. Таковы реалии психологической жизни большинства людей современности.

Чем больше социум может предложить возможностей для персонального комфорта, тем мощнее тенденции к потребительству и животной природе. И, соответственно, тем меньше надобности в творчестве и созидании. Действительно, зачем «напрягаться», если базовые потребности в еде, одежде и «крыше над головой» удовлетворяются автоматически, если телевизор и компьютер реально замещают витальный процесс «добывания информации»?

Актуализация «человека-животного» свидетельствует об «экзистенциальной ловушке», в которую человек попадает в современном обществе. Ибо функции содержательно-смысловой сферы личности — обеспечение и «расшифровка» тайн персонального эволюционного проекта — фрустрируются. Смысловая направленность «человека-животного» сводится к «жажде всего», накопительству, стяжательству, физическому и социально-статусному комфорту… Но, как и в любой ловушке, в ловушке экзистенциальной не бывает по-настоящему уютно.

Повторюсь, фрустрация содержательно-смысловой сферы личности неизбежно низводит человека до статуса «человек-животное». В условиях общественной стабильности — в режиме перманентного потребительства — «человек-животное», как и любое животное, становится сытым и безвольным. Однако в условиях социальной нестабильности (грозящей прикрыть «кормушку»), неблагоприятные социальные условия фрустрируют теперь уже ценности и механизмы потребительства как основного витального процесса «человека-животного». Он оказывается в глубочайшем кризисе — практически в полном смысловом вакууме. И ранее благодушный (от «сытости») «человек-животное» звереет.

Процесс «озверения» я понимаю буквально: за примерами далеко ходить не надо. Как только возникла угроза потерять пусть даже иллюзорные привилегии в ЕС, многие пошли на киевский Евромайдан. И это привело, в результате зверского отношения, зверских решений и зверского поведения, к радикализации и деградации украинского общества, к хаосу и господству идеологии нацизма. Зверские инстинкты актуализируются как «архетипы Дьявола» персонального коллективного бессознательного и бессознательных зверских инстинктов целых социальных групп и национальностей. Достаточно искусственно поддерживать образ врага для получения всесторонних звериных эффектов архетипа Дьявола.

Комфортное благодушие и уверенность в безмятежной и безнаказанной сытости завтрашнего дня с одной стороны, и звериный оскал и преступное мракобесие воинствующей беспощадной правоты — с другой, есть стороны одной и той же медали, мотивации животной, растительной, не более. Тогда получается, что и «благодушие сытости», и «алчная звериность» есть разновидности одного и того же явления — бездушия и бездуховности опустившегося до уровня «человека-животного» индивидуума. Эта связь внутренняя, глубинная: сытое животное не опасно, но проголодавшееся…

Есть ещё одна очевидная общая черта этих столь различных состояний «человека-животного» — это отсутствие желания и способности думать. Аналитический ум для «человека-животного» — явление чужеродное. Фактические же умственные потуги этого подвида человека применяются исключительно для приспособления его к «социальной кормушке» или же для захвата силой этой самой кормушки.

Персональная ответственность человека — в творческой субъектности и созидательности. Эти качества способны противостоять столь невинной («благодушно сытой») или открыто человеконенавистнической звериной мотивации. Познавший аутентичную радость творчества человек будет искать и находить предметную область для реализации свих аутентичных проектов. В современных условиях Человеку Разумному необходимо искать и находить в себе живительный источник творчества для полноценной аутентичной жизни. Без такого поиска и саморефлексии, заботе о собственных аутентичных формах отношения и понимания, мышления, восприятия и поведения в тестовых жизненных ситуациях дрейф в сторону «человека-животного» неизбежен и практически необратим.

Духовность аутентичных форм опыта

В последнее время в психотерапии в качестве исследовательского предмета стала все чаще использоваться духовная составляющая личности. Вернее, тема духовности остро актуализировалась в психотерапии нового, не медицинского типа. Это и понятно, ведь категории души и духа не вписываются в парадигму телесности, не подчиняются напрямую законам функционирования органов тела, и поэтому душевные недуги и духовные аспекты проблемного опыта человека никак не могут быть выведены и объяснены собственно средствами медицины.

Несмотря на многообразие попыток философских, религиозных, оккультных и прочих учений дать всестороннюю характеристику духовности, исследователи сталкиваются со сложностями, которые объясняются ограничениями их собственных систем описания. Этот парадокс был открыт в науке ещё в прошлом веке: в зависимости от точки зрения квант света определяется то как частица материи, то как волна — свойство энергии… То есть и в описании духовности исследователь, как и в квантовой физике, воспроизводит ограничения собственных исследовательских установок.

Что ищет исследователь в теме духовности? — То, что подразумевает найти! В психотерапии духовность рассматривается как реальное явление опыта личности, характеризующееся нуминозными (необычными — чудесными, волшебными) и поэтому целебными свойствами. Это прикладной аспект духовности человека — его целительность. Предполагается мощная корреляция между психическим здоровьем личности и его духовностью. Человек с выраженным духовным потенциалом обладает способностью облагораживать и гармонизировать своё окружение. И очень часто такие люди являются отображением архетипа Учителя и Мудрости, воплощают в своих действиях и контактах с людьми универсальное учение истинности. Среди таких людей — основатели и яркие представители мировых религий, герои легенд и сказок любого народа. И чаще всего это люди пожилого возраста, старики, аксакалы. На них с трепетом и благоговением возлагается функция хранения и воспроизводства традиций, универсальных человеческих знаний и законов Абсолюта.

Сам феномен духовности весьма сложен для понимания, как в силу обозначенного исследовательского парадокса, так и по причине максимальной неопределённости и крайней обобщённости своей природы. Уровень обобщения этого явления сопоставим с такими категориями, как Истина, Смысл, Божественная Воля, Красота, Гармония, Достоинство и Благородство… Мне представляется, что для человека именно категория духовности, его опыт нуминозных переживаний и соответствующих обобщений, непосредственно отражает «истинность или лживость» его позиции по жизненно важным вопросам.

Неадекватность, «лживость» человека по отношению к этим вопросам есть фактическая несформированность данной позиции. Такая «задержка в личной эволюции» обеспечивает субъекту недальновидность и непонимание основных ценностей жизни. Я рассматриваю такую задержку как личную трагедию человека. Без духовных критериев в мировоззрении и убеждениях человек остаётся банальным потребителем благ, инфантильным и беспомощным во взрослой жизни.

Такая «духовная инфантильность» характеризует и убогую карту мира человека. В этой карте существуют примитивные представления о справедливости и несправедливости, о преимуществе своей персональной правоты и правды над мнением других, понятия о собственных выгодах и о средствах её отстаивания… А также присутствует суровая необходимость жёстких средств воспитания, отношения с партнёрами, с близкими людьми. В ней заложено изначальное подозрение к миру людей и глубинное недоверие к самому себе в качестве существа, имеющего Божественную природу.

Такая жизненная ситуация, чреватая хроническим стрессом неуверенности и недоверия, проявляется в обязательности болезней, самосаботажем и непозволением себе любви и наслаждения обстоятельствами. Несчастная событийная история гарантирована.

Психотерапия, исповедующая не медицинский подход, рассматривает природу духовности как универсальный и безусловно ценный потенциал личности и как ресурс целительности. Я определяю конкретные формы воплощения духовности в реальных жизненных ситуациях как аутентичные формы. Аутентичность в действиях, в мышлении, в восприятии есть непосредственное проявление духовного потенциала человека.

Аутентичность есть подлинность и соответствие в восприятии, мышлении и поведении человека его истинной природе. Истинная природа человека проявляется не в размышлениях и не в рациональном анализе, а в ощущениях этого соответствия. Как я говорил выше, эти ощущения по поводу осуществляемых действий называются сигналами конгруэнтности. Опираясь на эти сигналы, как на свидетельства аутентичности наших действий, люди способны принимать верные решения.

Мне представляется, что именно аутентичные формы — действия в соответствии с сигналами конгруэнтности — как раз и создают на практике прецедент перманентной опоры на свой духовный потенциал. Эти сигналы конгруэнтности постоянно сопровождают наши решения. И это касается не только простого предметного выбора (что купить, съесть или выпить), но практически любых решений (как именно и о чём говорить, стоит ли что-то обещать, предлагать…) и даже крупных организационно-стратегических решений (выбор партнёра, проекта, спутника жизни).

Для опоры на сигналы конгруэнтности важно отражать п е р с о н а л ь н у ю э п и с т е м о л о г и ч е с к у ю с и т у а ц и ю в ы б о р а. Эпистемологическая ситуация выбора есть система информации, дающая полное представление о смысле и важных деталях происходящего. Предлагая категорию эпистемологической ситуации, я тем самым утверждаю, что у каждого человека в каждый ответственный для него момент есть правильный, то есть аутентичный выбор. То есть любой человек, если он в состоянии выйти на эпистемологическую ситуацию жизненно важного момента приятия решения, способен актуализировать свой духовный потенциал.

Для выхода на актуальную эпистемологическую ситуацию крайне важно развивать в себе способность к генеративному мышлению. Используя приёмы и паттерны генеративного мышления, мы обнаруживаем в сложных для нас ситуациях качественную систему информации, как следует действовать в направлении наших подлинных интересов. Такая информация является результатом расшифровок, ибо изначально она зашифрована в тестовых моментах — трудностях и негативных эмоциях, негативных самоопределениях и спонтанных стремлениях к избеганию неприятного. Генеративное мышление, метамоделирование, рефреминг, определение глубинных намерений и вторичных выгод, целевая проактивность и многие другие когнитивные формы отражают аутентичные установки генеративной позиции личности. Именно такого рода когнитивные паттерны, тестирующие сложные моменты жизни на предмет личностной состоятельности и перспективных эволюционных возможностей, дают реальный шанс личности открыть и развернуть свой духовный потенциал.

Я часто думаю о связи восточного просветления, столь популярного в наше время, и аутентичности — подлинности и естественности человека. В литературе — философской, психологической, эзотерической — нет исследований на эту тему, и это мне представляется странным. Во-первых, потому, что эти два состояния являются весьма ценными и желательными для эволюции личности. А во-вторых, потому, что это типы эволюции личности, представленные в разных цивилизациях.

Для культуры Востока, прежде всего Индии (а также Китая и Японии) — тема просветления есть тема религиозная. В системе буддизма, дзен-буддизма нирвана, самадхи, сатори — это состояния особой ясности и необусловленности сознания, в котором отсутствуют желания и страсти. Это состояние религиозное, отвечающее на вопрос о Божественной природе человека: фактически Бог познается через эти состояния.

К такому трансово-медитативному состоянию йоги, например, приходят путём многолетних тренировок. Следует говорить об эксклюзивности и уникальности самого пути познания себя в этих состояниях. Этот путь предложен традиционно-религиозной системой практик, соответствующих определённой доктрине. Дисциплинируя себя и концентрируя своё внимание в соответствии с предлагаемыми практиками-медитациями, субъект получает в итоге то содержание своего восприятия, которое предзадано именно спецификой доктрины.

Аутентичность человека и способы её открытия составляют актуальный интерес некоторых исследователей, по большей части философов, и в меньшей степени психологов и психотерапевтов. Этот интерес несколько усилился в последнее десятилетие по причине осознания исследователями реального положения человека в современном обществе. Общество постмодернистского толка мало что может предложить личности в плане смыслов и ценностных ориентаций. Иллюзий и обещаний Светлого Будущего больше нет, гордость от победы над внешним абстрактным врагом весьма сомнительна, ценности потребления в большинстве случаев не имеют прямого духовного измерения и носят преимущественно «гигиенический характер». Предстоящая пенсия (её размер и соответствующий образ жизни) ещё в цветущем возрасте становится валидным критерием личной несостоятельности и страха персонального будущего. Общество фактически перестало поддерживать личность.

В то же время люди в большинстве стран и, в особенности, в странах бывшего СССР также оказались неспособными что-либо предложить обществу. Будучи невостребованным, человек не может предложить обществу себя в системе своих способностей и достижений. Многие личные способности и достижения сейчас проходят проверку «золотым тельцом» и критики, естественно, не выдерживают. Люди науки, инженерии, педагогики, медицины и многих других профессиональных отраслей не имеют подлинной мотивации к деятельности. Как следствие, они снижают свою социальную активность посредством «пессимизации» личных достижений в профессии.

Такая «незаинтересованность» взаимозависимых и взаимообусловленных элементов единой системы «личность и общество» создаёт хаос и напряжение в обществе и серьёзные проблемы в социализации личности каждого человека. Для человека это проявляется как кризис идентичности: он не знает, кто он и кем ему быть в социуме. В силу такого положения дел серьёзнейшим образом тестируется классическая фрейдовская концепция структуры личности «Ид — Эго — Суперэго». Получается, что «Ид» в этой триаде существенно усиливается — возрастают деструктивные тенденции в силу потери ценностных ориентиров и чёткости ролевых перспектив…

Эта ситуация хаоса настоящего времени бросает вызов практически каждому человеку. «Поди туда, незнамо куда, и добудь то, незнамо что» в личностной эволюции — программа новая и пугающая. Человек ищет опоры для себя — без смысла жить невозможно. Если есть «зачем» жить, человек может вынести любое «как» жить (Ф. Ницше). Ризоманическое «Ид» при кризисе идентичности — «Эго» и слабости социального «Суперэго» само по себе не способно порождать смыслы жизни и ценностные ориентиры. Человеку нужна сверхважная идея, которая заменила бы уже несостоятельную социальную идеологию (религия, коммунизм, фашизм, капитализм, гуманизм, потребительство и пр.). Такой идеей может стать идея природы человека, его достоинства и предназначения — идея его подлинности, то есть аутентичности.

«Просветление» не способно насытить эту идею сколько-нибудь валидным содержанием — это идея адекватна для представителей религиозных и культурных традиций Востока. Восточный человек совершенно не озабочен размышлениями о собственной природе. В практике религиозных медитаций он обретает своё счастье и самодостаточность. Для западного же, теперь уже ризоманически (хаотически и непредсказуемо) развивающегося индивида медитативные критерии не представляют ценности, поскольку ничто внешнее для него не ценно.

Принципиально важна переориентация на внутренние критерии подлинности своего бытия. Идея конгруэнтности — идея западной психологической и теперь уже и философской мысли. Конгруэнтность — тождество самому себе. Это тождество можно понять, только ориентируясь на внутренние ощущения, а не оценки (как правило, внешние, социальные). Мы называем эти ощущения и состояния сигналами конгруэнтности и аутентичными формами бытия.

Аутентичное в человеке не требует «глубинных раскопок», «астральных путешествий», «медитативных подвигов» и холотропного самоизнасилования. Аутентичное — всегда с тобой. Стоит только задать самому себе самый главный вопрос: то ли с тобой происходит, что нужно, чтобы происходило? Или — делаешь ли ты сейчас то, что нужно? Ответ не замедлит дать о себе знать в форме ощущения. И это будет знак соответствия, сигнал конгруэнтности-неконгруэнтности.

А что нужно человеку? Это вопрос не только философский — он в первую очередь практический. И как практик, я утверждаю, что человеку в каждый текущий момент нужно то, что делает его богаче, ярче, сильнее и благороднее. Помните, в фильме «Покаяние» Тенгиза Абуладзе старая женщина спрашивает главного героя: ведёт ли эта дорога к Храму? — И, услышав «нет», восклицает: «Зачем же нужна дорога, которая не ведёт к Храму?!»

И вот таким образом оказывается, что аутентичное — оно же есть и духовное! Человек в ризоманическом своём пространстве, в кризисе идентичности может принять вызов хаоса собственной социализации, если способен понять глубинную связь таких феноменов, как естественность, аутентичность и духовность! Духовность теряет очарование религиозности и приобретает красоту индивидуального естественного развития. Так же, как и отпадает надобность в каком бы то ни было «просветлении» — просто потому что человек по природе своей не является «затемнённым». «Тёмным» делает себя он сам, излишне уповая на внешние оценки и стереотипы, как если бы они и были его внутренними опорами. Овладевая культурой порождающего разума — генеративного мышления — каждый оказывается в состоянии обрести понимание истинности — аутентичности — собственного Пути.

Аутентичность и архЕтипичность

Из всех существующих подходов к пониманию природы человеческой психики мне более всего близки роджерианский и юнгианский. В известной мере они противоположны — прежде всего в плане представляющих их факторов и сил. Эти факторы, определяющие эволюцию душевной и духовной жизни человека, есть системы детерминант жизни каждого из нас (детерминанты — системы более широкого порядка, чем персональная жизнь).

У Юнга это им же самим описанные архетипы. Архетип есть некая над-индивидная сила — образно-инстинктивная «воля» нашего коллективного бессознательного. Эта «воля» диктуется нам, если можно так выразиться, потребностями нашей коллективной природы, фактом принадлежности каждого из нас к феноменологии коллективной истории. В своей личной жизни никто не в состоянии безобидно и даже безболезненно идти против собственной «коллективной воли». Архетипы предопределяют тенденции персонального развития в рамках нашего коллективного статуса.

У Карла Роджерса, Абрахама Маслоу и других представителей гуманистической философии и психологии мы обнаруживаем несколько иные детерминанты персональной эволюции. Истоки их метавлияния на личную жизнь следует искать в Предназначении и Миссии. Именно в этих метасмыслах и состоит основное содержание глубинной мотивации человека: «воля» предназначенности и миссия заключаются в эволюционной необходимости к самоосуществлению, самоактуализации и самовоплощению. Человек должен в ходе своей жизни реализовать заложенный в нём изначально потенциал развития.

И в первом, и во втором подходе мы обнаруживаем «предопределяющую силу» — «волю», находящуюся за пределами индивидуума, имеющую статус изначальности и неодолимости. И в первом, и во втором подходах познание и следование законам этой воли есть путь познания себя, путь Мудрости, путь Силы и Золотой Жизнерадостной Воли. Только вот в связи с этим отчётливо прослеживаются две линии познания: линия глубинного познания (законов соподчинения и соорганизации с волей архетипов) и линия познания метасмыслов персональной жизни. И в первом, и во втором случае — это собственная «над-индивидная воля», которая зачастую самим человек отчуждается и не осознаётся как своя. В этом заключается парадокс: своя, собственная, но мне не принадлежащая: мой Путь, моё Предназначение, мой Дом, мой Бог….

Будучи «подневольным», каждый из нас буквально должен выполнять волю обеих эволюционных метасистем. При этом современная философская и психологическая наука пока ещё не в состоянии предложить чёткие рекомендации, как именно воспринимать, понимать эту волю и как ей следовать. Мы с удивлением обнаруживаем дефицит описания закономерностей и механизмов влияния этих метасистем на персональную жизнь и личную эволюцию человека. Наука еще только осмысливает феноменологию этого влияния, фактически «застряв» на середине прошлого века.

Мне представляется возможным рассмотрение закономерностей влияния метасистем персональной эволюции человека через категорию аутентичности. Я полагаю, что аутентичность как свидетельство благополучия и развития жизни есть показатель принятия личностью воли метасистем в качестве принципиально важных жизненных ориентиров. Фактически это означает понимание и использование личностью закономерностей влияния «воли линии архетипов» и «воли линии метасмыслов».

Практический подход к теме аутентичности требует обратить особое исследовательское внимание на архетипические составляющие опыта человека. Использование «воли линии архетипов» означает принятие эволюционного блага требований архетипа как естественного и установление конгруэнтных с ним отношений. По сути это выражается в присвоении энергии архетипа. Пользоваться волей архетипа — это мета-искусство: всё равно что пользоваться энергией электричества, атома, двигателя… Архетипическое бессознательное проявляет себя в форме знаков. Если не связывать себя по рукам и ногам попытками символической интерпретации архетипических образов (как это принято в психоанализе), то категория знака позволяет получить надёжный инструмент управления глубинными бессознательными интенциями.

Практически все так называемые знаки бессознательного имеют архетипическую природу. Как я писал ранее, знак в виде нуминозного образа действительности или необычайного сна, никоим образом не выводимый из логики текущих событий, есть мощный императив — та самая «воля архетипа». Знак бессознательного требует немедленно обратить внимание на нечто существенно более важное, чем текущая суета происходящего. Игнорирование требований архетипа, проявленных в знаковом содержании, чревато катастрофическими последствиями. Эмпирически нам удалось установить тот факт, что перед каким-то серьёзным катастрофическим событием (потеря денег, авария, заболевание) человек получал знаки бессознательного, которые он «успешно» проигнорировал за суетой и спешкой «неотложных» дел…

Аутентичность человеческой природы проявляется в чувствительности к знакам собственного бессознательного. Субъект в данном случае уподобляется охотнику, выслеживающему добычу. Эта аналогия представляется мне весьма удачной по отношению к исследовательской позиции, которую следует занять личности в контакте с проявлениями воли архетипов. Люди же, сталкиваясь с пугающим нуминозным знаковым содержанием, стремятся уйти от предлагаемого в такой форме архетипического контакта. — И теряют аутентичность!

Аутентичность человека есть естественность его проявлений в тестовых ситуациях. Эта естественность возможна только при полноте понимания и ориентировки в происходящем. Знак бессознательного, через который проявляет себя архетип, на самом деле стремится обеспечить субъекта некоей важной информацией о необходимости внесения в свою жизнь определённых коррективов. Особенно интересным мне представляется связь аутентичности и архетипа Тени человека. Знаки этого порядка характеризуются негативным содержаниям наших восприятий, эмоций или снов. Человек в проявлениях архетипа Тени характеризуется фрагментарностью и фиксированностью, апеллированию в своих ориентирах и действиях к инфантильным формам восприятия и поведения. Происходит потеря аутентичности и естественности жизни. Так проявляет себя архетип Тени, но в этом проявлении скрыта по-настоящему добрая воля архетипа.

Никому не в радость проявление архетипа Тени. Это проявление мерзкого и страшного содержания может быть настойчивым. К примеру, происходят одни и те же неприятности, снятся повторяющиеся сны с уродливым содержанием. Это прямое указание на знаковость такого содержания и неотложность принятия во внимание воли архетипа. Но даже в случае однократного, но сильного — потрясающего — негативного отклика бессознательное стремится сообщить нам что-то поистине важное, значимое для нашего благополучия и целостности. Следуя пути, указанному знаком, мы можем открыть для себя то необходимое качество, на катастрофический дефицит которого указывал этот знак. И тем самым соблюсти волю архетипа и восстановить свою аутентичность и целостность.

Я предлагаю своим клиентам простую и надёжную методику работы с волей архетипов (не только Тени), основанную на генеративном принципе. Оставляя в стороне интерпретацию, столь излюбленную многими исследователями и практиками, мы пользуемся информационным потенциалом архетипического содержания знака с тем, чтобы выполнить волю архетипа — восстановить на новом уровне аутентичность и целостность личности человека.

Знаки бессознательного

Представьте себе, что вы едете на автомобиле и перед выездом на перекрёсток висит знак «Уступи дорогу». Ваши действия? Если вы знакомы с правилами дорожного движения, то вы притормозите и пропустите проезжающий по пересекающейся улице транспорт. Если же вы не заметили знак или не знаете его значения, то серьёзно рискуете совершить аварию.

Эта аналогия весьма уместна для понимания важности так называемых «знаков бессознательного».

Что есть знак бессознательного? Это любой признак, вызывающий у человека отклик. Что в данном случае есть отклик? — Кинестетическая реакция в ответ на любой сигнал, которая заставляет человека выйти за пределы текущего привычного хода дел. В отклике содержится непроизвольное стремление сориентироваться в спонтанно возникшей ситуации — известный рефлекс «Что такое?»

Итак, знак несёт какую-то важную, новую по сравнению с происходящим, информацию, и наш организм это улавливает, заставляя нас обратить внимание на необычный («из ряда вон выходящий») сигнал-признак. Знак есть способ реализации бессознательной установки, порождённой жизненно важной потребностью, и в нем содержится интенция начать действовать в соответствии с этой потребностью. Например, проходя мимо кафе, в котором вкусно пахнет едой, человек, даже если он не очень голоден, невольно замедлит шаг. А голодный человек и вовсе остановится, и задумается, не пора ли ему перекусить….

Таким образом, знак содержит в себе некий императив к необходимому изменению. Чем заметнее знак, тем острее эта необходимость. К таким знакам относятся так называемые «страшные сны» или, наоборот, «внезапные озарения» в ответ на, казалось бы, незначительный эпизод… В то же время существует множество знаков, которые не вызывают столь заметного отклика. В реальных жизненных ситуациях они проявляются как «незначительные прерывания» текущих процессов: краткие отвлечения от занятий на «посторонний предмет», собственные необычные фантазии, невесть откуда появившиеся, не совсем понятные («случайные») мысли или спонтанные действия, никак не связанные с логикой поведения или выполняемой работы.

Во всех случаях речь идет о чем-то, не вписывающемся в общую канву происходящего. Это могут быть как внутренние процессы, порождаемые спонтанной деятельностью бессознательного, так и внешние сигналы, привлекающие наше внимание (шум за окном, звучащая мелодия, красивый цветок и тому подобное). В любом случае знаки обнаруживают себя в разнообразном отвлечении внимания от основного занятия и привлечение его к «случайным» и не имеющим к делу никакого отношения.

Все знаки имеют единую природу — они указывают путь к возможностям. Собственно, необходимость в этих возможностях-ресурсах и запускает знаковую деятельность нашего бессознательного. Знаки нашего бессознательного сигналят нам о необходимости обретения этих ресурсов для расширения «узких мест» — жизненных качеств. Эти качества жизни требуют внимания к себе в силу необходимости развиваться. Надо сказать, что знаки нашего бессознательного — это своеобразные ориентиры для личностного роста и самоактуализации в целом.

Но знаки — это не просто волшебные подсказки нашего эволюционного пути. Это реальные бессознательные императивы — задания для нашего сознания.

Сознательно мы ориентируемся на известное, понятное, имеющее своё имя. Сознательно человек стремится к определённости. Основная роль сознания в случае попадания субъекта в ситуацию неизвестности и неопределённости — объяснить её привычными способами и найти в ней известное и знакомое. Это позволяет нам пребывать в комфорте, и эта же тенденция приводит нас к рутине и скуке. Для эволюции существенно важнее неопределённость, вернее, её репрезентация субъектом, нежели комфорт.

Знаки нашего бессознательного являются выражением бессознательной тенденции к разрушению комфорта и определённости («правильности»). Можно смело утверждать, что знаки бессознательного выполняют эволюционную функцию репрезентации неопределённости для выхода субъекта за пределы его персональных стандартов правильности и комфорта. И если человек, занятый «обслуживанием самого себя» в режиме правильности и комфорта, пропускает важный знак бессознательного, то в этом контексте он не развивается. А мы далеко не понаслышке знаем, что если человек «тормозит» в своём развитии, то он неизбежно деградирует.

Внимательное и уважительное отношение к знакам бессознательного есть свидетельство гибкости и мудрости личности. Как я говорил, перед каким-то негативным событием человеку часто посылается знак или даже несколько знаков. Но еще чаще в силу слабой чувствительности (неподготовленности или откровенной глупости) личность этими знаками пренебрегает…

Это важное положение можно сформулировать следующим образом: если человек сознательно использует знаковый потенциал своего бессознательного, он становится субъектом собственного благополучия, счастья и личностной эволюции. Поэтому на своих семинарах я предлагаю слушателям программу утилизации знаков бессознательного. Главная цель этой программы — установление конгруэнтности между сознанием и бессознательным, а для этого необходимо научиться осознавать тенденции бессознательного.

Когда человек овладевает этой стратегией, он практически становится неуязвимым по отношению к негативным факторам жизни и трудностям тестовых для него ситуаций. Становясь реальным субъектом генеративной самоорганизации, он оказывается способным сознательно развивать свою индивидуальность в направлении естественности и аутентичности.

Тогда верным становится утверждение: счастливый человек — человек, пользующийся многообразными подсказками его Дружественной Вселенной.

На пороге своего дома

Я не занимаюсь разгадыванием снов, так как не вижу в сновидениях ничего загадочного. Во всяком случае так называемая «явь» содержит в себе загадок бытия отнюдь не меньше, чем сон.

Сон — это «произведение искусства» нашего бессознательного. И именно в таком качестве и должен восприниматься каждым из нас. То есть важно жить знаковым содержанием сна — впечатлениями от этого «произведения» — и пользоваться этими впечатлениями как способом получения доступа к актуализировавшимся возможностям.

Сон — это одно из состояний, когда мы оказываемся «на пороге собственного дома». Это то пространство, куда мы попадаем, как бы возвращаясь к чему-то важному, очень значимому и дорогому. Сон — это способ обращения к некому сверхценному метасодержанию — информации о том, откуда мы пришли и где находится то место, которое я называю «своим домом». Используя язык разных психологический направлений, можно сказать, что сон — это причудливый путь к Самости, к Онтосу, к собственной Аутентичности, личному Эволюционному Проекту…

Опираясь на многолетнюю практику, я могу ответственно судить о главной составляющей всех видов и разновидностей наших устремлений и мотивов. Суть сил, которые движут нами практически во всех случаях — это глубинное и, в общем, безотчётное желание «вернуться к себе домой». Когда субъект оценивает перспективы такого возвращения как туманные и неопределённые, у него возникают различные проблемы, в том числе и со здоровьем.

Идея «возвращения» содержит в себе две пресуппозиции. Первая — где-то в Бессознательном каждого из нас есть реальное знание о «собственном доме». Это знание не является рационалистичным и не поддаётся словесному описанию. Скорее это комплекс кинестетических и образных впечатлений и, как я полагаю, запечатленных в бессознательном состояний подлинности собственного существования. «Свой дом» является нам в ощущениях красоты и свободы, спокойствия, гармонии и бесконечной радости бытия, счастья жить полноценной жизнью.

Вторая пресуппозиция отражает непреложный факт катастрофического дефицита «персонального рая на Земле». Это неизбежно выражается в маете и неприкаянности, суетливой тревожности и бесконечной спешке. Как будто можно убежать от самого себя! Но иногда у человека возникает иллюзия, что это возможно и реально — восполнить «дефицит счастья бытия дома». Субъект развивает немыслимую активность в стремлении получить социальный успех — должность и место в желаемых верхних этажах социальной иерархии. И многие завидуют ему, наивно полагая, что «статус и есть человек»…

Редко кто, однако, на пути к социальному успеху оказывался «на пороге собственного дома», обретал ощущение вожделенного покоя, свободы и счастья. Не могу сказать, что это невозможно, думаю даже, что социальный успех как раз и должен открывать возможность личного счастья. Полагаю, что Мудрость, если она приходит как естественное следствие опыта преодоления трудностей на пути социального успеха, есть то искомое надёжное системное условие, гарантирующее субъекту обнаружение «дороги к себе домой».

Странно только, что на пути социализации и профессионализации, «социальной вертикальной мобильности» очень многие не просто не обретают свою Мудрость, но вообще теряют разум. Многие «субъекты престижных социальных должностей и ниш» становятся «чрезвычайно важными персонами», с которыми другим людям должно общаться только посредством ритуала чинопочитания. И не только на работе, но уже и в неформальных ситуациях эти субъекты ожидают и даже требуют к себе «заслуженного уважения».

Реально же за этим стоит личностная слабость и беспомощность, чувство одиночества. Окружая себя соответствующими «ритуальными» людьми, такие субъекты прельщаются фундаментальной экзистенциальной иллюзией относительно собственного могущества и значимости. На деле же пропасть между глубинными аутентичными интенциями и ригидными формами Я-образа и самоощущения становится просто катастрофической. Катастрофа состоит в подмене естественного смысла и образа жизни на искусственный, который жёстко обусловлен социально значимой ролью и ожиданиями социального окружения. Загнав себя в престижную социальную нишу, где ему приходится играть жестко фиксированные роли, субъект просто не в состоянии не то что отыскать «дорогу домой», но даже прислушаться к зову собственной глубиной природы.

От того, что субъект оказался в тотальной психологической зависимости от своего «сверкающего социального образа», потребность его в путешествии «к себе домой» не уменьшается, а совсем наоборот — приобретает особую значимость и остроту. Полагаю, что реальный смысл суеты, спешки, «деловой заряженности» и прочей активности, адекватной режиму реализации своего «социального Я», состоит именно в том, чтобы заглушить этот зов естественного — «аутентичного Я».

Содержание мышления, установки, оценки, внутренний диалог субъекта социального самоосуществления призван маскировать зов его глубинной природы «прийти к себе домой». Маскировка эта в силу социального характера нашей психики оказывается весьма успешной. И закономерность «чем мы успешнее в социальном плане, тем успешнее заглушается зов аутентичности» тоже оказывается верной. Однако, как я отмечал выше, только в том случае, если социальная активность не сопровождается приобретением Мудрости. При каких условиях развитие социальной активности приводит к состоянию Мудрости — тема отдельного исследовательского проекта, который, как мне представляется, призван открыть закономерности генеративного расширения «рыцаря социального образа».

Тем не менее, за пределами общественно одобряемой жизни, за пределами социализированного диалога с самим собой, за маскировками нашей аутентичности тоже идёт жизнь. Эта жизнь нашего целостного Я выражает требования нашей глубинной аутентичной природы. Это происходит во всех тех случаях, когда мы поглощены мечтами и воодушевлены творческим разрешением каких-то противоречий; абсолютно во всех случаях, когда нам открываются красочные перспективы наших желаемых проектов и состояний; когда мы радуемся простым и красивым формам, когда мы неспешны и несуетливы в трансовых состояниях красоты, любви и гармонии.

Во всех этих весьма многочисленных случаях мы как бы оказываемся на пороге собственного дома, где никуда не нужно спешить и ничьему мнению не нужно соответствовать, где всё просто и хорошо — и от этого хорошо любить, творить и радоваться жизни.

И возникает странное ощущение благодати: стоит сделать лишь один шаг — и ты действительно окажешься дома…

Тупики жизни и аутентичность

Задумывались ли вы, уважаемый читатель, о реальных смыслах, которые скрыты в наших поздравлениях, тостах и пожеланиях счастья, радости, стабильности и др. всяческих благ? Знаете ли вы, что, желая всего этого, предлагаете человеку изрядно потрудиться? Об этом аспекте, естественно, никто не задумывается. Я усматриваю в этом факте отсутствия рефлексии не просто некую культурную традицию, но проективный способ снятия ответственности человека за собственное благополучие. Ответственность между тем весьма велика — отвечать приходится не только благополучием, счастьем, но и здоровьем!

Итак, следует констатировать наличие необходимости некой метадеятельности, специально ориентированной на достижение человеком благодати — счастья, свободы, радости, гармонии с миром. Инфантильно-мифологическая позиция, отражённая в наших желаниях и пожеланиях, состоящая в том, что «Вселенная дружественна» и что можно просто «надеяться и ждать» благодати, является совершенно несостоятельной. Благими намерениями (пожеланиями) устлана дорога известно куда…

Почему же мы не можем «просто так» наслаждаться жизнью, не прилагая никаких для этого усилий — как в Раю, где ничего не надо делать и единственная обязанность получать удовольствие!.. Попытки воссоздания Рая на Земле оказываются ловушкой (различного рода ашрамы, монастырское самозаточение, отшельничество…) пассивного потребительства культурных и духовных ценностей. В своей книге «Психология счастья: всё значительно проще» я выдвинул идею об активной природе таких ценностей и аспектов благодати, как свобода, любовь, красота и гармония. Эти аспекты благодати человека я объединяю в категорию и феноменологию счастья.

Чтобы обретать счастье, человек должен быть активным. То есть должен ценить и активно стремиться в разнообразной повседневной практике собственной жизни к соответствующим состояниям счастья. Каждый момент времени требует от личности мудрости и практики обретения состояния счастья. «Архитектоника» состояния счастья, если можно так выразиться, в особенностях, в деталях целого будет принципиально различной в зависимости от потребностей личности и от требований складывающейся жизненной ситуации. «Всё течёт и всё меняется», потому что жизнь — это поток, система новых факторов, условий и изменений. Каждый раз мы оказываемся в ситуациях новизны, но осознаем мы это в полную силу, лишь когда эти ситуации становятся для нас тестовыми и бросают вызов нашему восприятию и мышлению — нашей креативности.

Эти тестовые ситуации, которые бросают вызов нашей ограниченности самим фактом невозможности с ними справиться, я называю тупиковыми. То есть на данный момент субъект не видит выхода, «зацикливается» на трудностях, негативных определениях и самоопределениях, тем самым попадая в крайне неприятное состояние, противоположное состоянию счастья. Человек в этих весьма негативных, но очень значимых для него ситуациях теряет личную силу и начинает переживать негативные эмоции. Эти негативные эмоции становятся для него привычным содержанием его внутренней жизни. Переживая по поводу тупиковых обстоятельств, человек впустую расходует силы, здоровье — жизнь проходит мимо.

Каждый из нас не понаслышке знает, что такое тупиковая ситуация или, проще, тупик. Тупик, как я уже сказал, выглядит как неготовность и неспособность адекватно действовать в ситуациях повышенной значимости и новизны. К тупику мы идём постепенно — накапливая противоречия нереализованных потребностей и требований жизненных обстоятельств. Надо отметить, что бессознательно, то есть косвенно для осознавания, мы этот путь отражаем посредством различного рода знаков. (Об это я писал в главе «Знаки бессознательного»). И, тем не менее, для сознания попадание в тупиковую ситуацию зачастую оказывается неожиданным драматическим эпизодом.

Я рассматриваю различные и многообразные жизненные тупики как крайнюю — открытую для осознавания — форму императива нашего бессознательного. Этот негативный императив есть приказ для субъекта обязательно и безотлагательно найти выход и обнаружить витальные и счастливые перспективы для обретения благодати. Свойства каждого жизненного тупика таковы, что он есть нечто, что обязательно должно быть преодолено. Образно говоря, тупик — это то «витальное пространство», то место, из которого нужно обязательно выбраться. Это то состояние, которое противоречит природе человека. Жить в этом состоянии означает осуществлять насилие над собственной природой.

Я полагаю, что тупик есть требование аутентичности нашей индивидуальности. Аутентичность и подлинность проявляют себя не только в состояниях счастья и благодати, но и, как это ни парадоксально, в состояниях тупика. Аутентичность заявляет о себе в требованиях восстановления гармонии с тупиковой ситуацией. Понять имеющий место вызов и совладать с требованиями тупика возможно только посредством актуализации генеративного мышления.

Личностные тупики требуют генеративного мышления. Восхождение посредством актуализации генеративного мышления к новым вершинам понимания, ориентации, личностного богатства, интереса к жизни и личной силы есть своеобразный «заказ» нашей глубинной природы — аутентичности. Этот заказ как раз и обнаруживает себя в личностных тупиках. Попадание в тупиковые ситуации и совладание с ними на самом деле есть реальная движущая сила развития человека. И только в варианте генеративного расширения тупиковых ситуаций переживание трудностей становится реальным благом для человека.

Более того, понимая эволюционный статус личностных тупиков, следует сформировать и соответствующее к ним отношение: тупик есть не просто досадное стечение обстоятельств, не просто выражение возрастного или профессионального кризиса. Тупики есть эволюционная необходимость согласования сознательных и бессознательных тенденций в направлении аутентичности. Поэтому появление тупиковых моментов в жизни человека как раз есть проявление указанной закономерности. Если ты в тупике — значит есть шанс «подняться над суетой» и обрести благодать жизни, приблизиться на этом жизненном пути к самому себе настоящему, подлинному.

Однако, «взяв высоту», не стоит обольщаться и почивать на лаврах. Это самое подлинное Я почему-то опять ускользает, хотя и оставляет на память о Себе опыт преодоления трудностей, чувство уверенности и истинности этого Пути.

Время от времени у меня возникает вопрос о критериях этой самой аутентичности, подлинности и естественности. Любовь, красота, гармония, личная сила, мудрость — это критерии Пути или же это критерии глубинной Самости? Однако вспоминание о пережитых и преодолённых в тупиках состояниях эгоистичности, безобразия, жалости и ничтожества, состояниях беспомощности, слабости, подавленности и тупости не оставляют места для философии.

Самым правильным ответом здесь могло бы служить утверждение: преодолевая тупиковые состояния — при помощи психолога или самостоятельно — человек становится на истинный Путь систематического подтверждения своей Истинной Природы.

Аутентичность амбициозности

Феномен личностной амбициозности весьма красноречиво характеризует человека. Амбициозность традиционно связывают с успехом. И действительно, успешные в социальном отношении люди — в подавляющем большинстве своём являются людьми амбициозными. Но далеко не все амбициозные люди успешны. Для успеха нужна амбициозность определённого качества: ярко выраженное стремление к достижениям в определённой социальной сфере, органически сочетаемое с работоспособностью, настойчивостью и упорством. Такую амбициозность еще называют «здоровой». «Нездоровая» же амбициозность характеризуется потребительским отношением к людям, несформированной субъектностью и упрямством. В первом случае упорство — это последовательное движение к цели, а во втором — как раз наоборот: позиционирование собственной правоты и исключительности вне рамок какой бы то ни было целесообразности.

Но и в том, и в другом случае амбициозность является специфической формой страсти. В основе такой страсти лежит сверхважная идея, которая дает личности мощную энергию для определенного поведения и деятельности.

Недавно я прочел в интернет-журнале в разделе «Психология» такую мысль: «Интересно, что здоровую или нездоровую амбициозность человека можно выяснить, послушав, в какой форме он употребляет глаголы, когда говорит о своих достижениях. По-настоящему амбициозные люди (в хорошем смысле этого слова) рассказывают о своих успехах, употребляя глаголы совершенного вида. Глаголы же несовершенного вида чаще указывают лишь на то, что человек только стоял рядом и имеет весьма отдалённое отношение к успеху, который пытается присвоить себе». (Анна Моисеенко, «Амбиции — что это такое?», «Топ Автор.ру»).

В первом случае амбициозность является естественной или аутентичной формой мотивирования к действию, направленной на реализацию идеи и тем самым на достижение успеха. А во втором амбициозность выступает как эрзац-форма психологической защиты собственного «эго» и организует прежде всего чрезвычайно активное поведение личности, направленное на позиционирование своего «превосходного Я», и практически не касается действий, направленных на реальные достижения.

Примеры различий аутентичной и эрзац-компенсаторной амбициозности легко можно найти в деятельности чиновников и политиков, учёных и научных работников. В меньшей степени в настоящее время такие различия наблюдаются среди руководителей собственного бизнеса, ибо сама природа бизнеса, как деятельности, направленной на получение прибыли, плохо сочетается с амбициями личного позиционирования руководства.

Я утверждаю, что эти различия в амбициозности личности являются принципиальными. Они объясняют не только причины достижения или не достижения человеком социального успеха, но прежде всего самую возможность или невозможность обретения им счастья в жизни. В виду этого мне представляется также принципиальной разница в понятиях «карьера» и «успех». Я рискну сделать заявление, что для карьериста реальный успех неважен! Реальный успех сам по себе дарит радость, в то время как карьерный рост имеет результатом социальную оценку «успешности», «уникальности», «талантливости», «избранности» карьериста по сравнению с другими. Как видим, результаты, и, стало быть, последствия для личности разные. Аутентичная форма амбициозности выражается в успехе, как результате целенаправленной деятельности, а эрзац-форма — в социальном статусе, как результате поведения карьериста по «продвижению» по вертикальной шкале его «социальной приемлемости».

Разные типы амбициозности требуют от личности и развития разных способностей и талантов. Аутентичная форма амбициозности задействует для своего воплощения творческие способности и умение ценить достигнутое, следовать за своими интенциями (интенциональность). Амбициозность эрзац-форм требует умения позиционировать себя («хорошо и правильно» выглядеть), льстить, «обходить на поворотах» других, «быть своевременно в нужном месте».

Надо сказать, что «страсть амбициозности» различна не только по формам функционирования и проявления, но и по своей природе системной организации. Прежде всего нужно отметить различия в уровне организации. В аутентичной форме амбициозность выражается в страстном и неукротимом желании творить и созидать ради открывшихся человеку и исключительных для него Миссии и Предназначения. Само понимание реальной значимости Пользы для других — для группы людей, для человечества в целом — зажигает огонь страсти и создаёт базу для соответствующих амбиций. Эти амбиции, несмотря на персональную адресность, являются по сути трансперсональными!

В то же время эрзац-амбиции, выражаясь в страсти к наживе, страсти к власти, страсти к «должности и положению» в обществе, по своей природе не выходят за пределы «эго». В основе таких амбициозных страстей лежит компенсаторные мотивы «выбиться в люди — стать как все — стать лучше всех — стать единственным и посвящённым». В лучшем случае, это подростковая мотивация. (Вот потому-то, как это ни печально, обществом в большинстве своем руководят дети…).

Ранее я отмечал органичную взаимосвязь и целостное единство аутентичности и интенциональности человека. Интенциональность личности организуется как система смыслов вокруг «сильной идеи». Сильная идея выражает и характеризует Миссию человека. Когда человек вдохновлён сильной идеей, то он находится в состоянии своей Миссии. Некоторые так и говорят: «Это идея всей моей жизни!» Состояние Миссии, в котором реализуется сильная идея, непосредственно свидетельствует об аутентичности человека — его подлинности. В то же время, будучи сугубо индивидуальным, это состояние в общем измерении наиболее полно выражает истинную природу человека. И это не просто игра слов: аутентичность как подлинность, естественность, истинность… Это следует понимать буквально: истинная природа человека обнаруживает себя в его стремлении к воплощению сильной идеи (открывшейся ему истины). В этом состоянии есть его Миссия, то есть его подлинность и естественность. И это же характеризует его интенциональность.

Амбициозность же следует рассматривать как необходимое условие реализации Предназначения и Миссии в условиях и сроках конкретной жизни человека. Это и есть тот самый «энергетический» базис высокоуспешного и счастливого человека. Амбиция в данном случае есть страстное желание субъекта воспользоваться открывшимся для него интенциональным смыслом, реализовать его в действиях и тем самым осуществить акт самореализации.

Именно интуитивное и аутентичное предвосхищение момента самореализации и самоактуализации, как точное и истинное знание, заряжает личность амбициозной страстью.

Амбиция персонального (а по сути — трансперсонального) истинного знания и исключительности питает энергией интенциональность и формирует творческий потенциал результативного действия.

Итак, мы фактически имеем дело с тремя системообразующими факторами в структуре реализации человеком своего «эволюционного проекта». Это аутентичность, как система настроек на подлинность своей жизни, интенциональность, как мотивационно-смысловая система направленности личности в область своей Миссии и Предназначения, и амбициозность, как энергетическая основа жизнедеятельности человека, обеспечивающая его самоактуализацию и самореализацию. Пространство жизнедеятельности человека, описываемое этими осями координат, даёт нам полное представление о реальном состоянии его благополучия и счастья.

Аутентичность и дипломатичность

Тема аутентичности личности представляется мне настолько важной, что она уже невольно становится некой эвристической «точкой отсчёта» для понимания многих житейских феноменов. Одним из таких феноменов является так называемая «дипломатичность личности».

Дипломатичность — явление далеко не однозначное с точки зрения аутентичности человека. Очевидно, что есть формы так называемой «дипломатичности», которые характеризуются потерей аутентичности. Это, если так можно выразиться, ложная дипломатичность. Человек посредством ложной дипломатичности стремится произвести «благоприятное впечатление» на окружающих. Играя при этом несвойственную для себя роль, он явно или неявно фальшивит и тем самым «теряет себя». Таких людей я называю «игроками с самими собой».

Потеря аутентичности гарантирована за счёт неконгруэнтности персональных интересов и способов их удовлетворения в коммуникации со значимыми для субъекта людьми. «Игрок с самим собой» пытается «выдавить из себя» расположение и доброжелательность, учтивость, заботу, предупредительность и другие социально одобряемые качества. Эти характеристики, будучи естественными для конструктивной и богатой коммуникации, в данном случае «игрового самообмана» оказываются игровыми и ненастоящими — искусственные формы фактически разрушают саму коммуникацию. «Игрок» всегда проигрывает.

Я много лет практикую видеотренинг, где участники — слушатели моих семинаров-тренингов — получают качественную обратную связь о паттернах своего профессионального поведения с помощью анализа видеозаписи. Практически во всех случаях такого видеоанализа легко обнаруживается систематическое обращение участников тренинга к шаблонам определённой социально-психологической роли. Часто можно наблюдать спонтанное апеллирование к таким образам, как «Рубаха-парень», «Примерная девочка», «Всезнайка», «Наивный», «Озабоченный», «Ответственный» и др.

Создается впечатление кросс-контекстуальной природы таких ролей. Субъект автоматически находит привычные опоры в предпочитаемых им шаблонах поведения вне зависимости от того, насколько они уместны. При этом выбор той или иной роли точнее всего характеризует человека, обнаруживая его способ реагирования на тестовые ситуации, а также даёт представление о том, что именно для него является тестовым моментом. Он не знает, что характер неадекватности ролевого поведения в тестовом моменте свидетельствует о смысле вызова, который обнаруживается в тестовой ситуации. Практически во всех случаях неадекватного ролевого поведения субъект приписывает ситуации негативный смысл: он от тестового момента ожидает только неприятности и угрозы своему благополучию.

Стремление субъекта к сохранению благополучия и целостности в «угрожающей» ситуации заставляет его искать опоры в известных и хорошо «отрепетированных» формах ролевого поведения. Тестовые ситуации — ситуации неопределённые. А если что-то непредсказуемо, если невозможно в силу непонятности сделать позитивный прогноз развития ситуации, то такие ситуации — опасны. И потому нужно перестраховаться

Данная внутренняя стратегия характерна для большинства людей, оказывающихся в нестандартных жизненных ситуациях. Эти ситуации для любого из нас есть тестовые — жизнь предъявляет повышенные требования к нашей компетентности. В самом широком и самом бытийном смысле.

Никто не в состоянии гарантировать себе проживание только в пространстве известных, понятных, предсказуемых ситуаций. Несмотря на естественное стремление к комфорту, безопасности и стабильности, всем приходится иметь дело с жизненным вызовом.

Дефицит информации в ситуации вызова заставляет субъекта либо искать смыслы и решения, снимающие этот дефицит, либо рефлекторно регрессировать до ранее освоенных и скорее всего инфантильных форм активности. Второе наблюдается существенно чаще.

Описываемая закономерность объясняет феномен и механизм появления «фальшивой дипломатичности». Игровая инконгруэнтная дипломатичность представляет собой некий кластер социально-психологических ролей, усвоенных субъектом с детского возраста. Эти роли опираются на убеждения типа «Ласковый телёнок двух маток сосёт», «Моё благополучие от меня не зависит», «Нужно уважать и ценить сильных мира сего», «Начальник всегда прав» и пр. Готовность угождать и приспосабливаться может достигать поистине исполинских размеров, но чаще всего она у «игроков с самим собой» проявляется скромно, как некая особенность личности, черта характера. Такие «понимающие» люди очень удобны, не скандальны, готовы к участию… Удобно, но ненадёжно — игра, фальшь и лицемерие видны невооружённым глазом. Не требуется даже нейролингвистическая «калибровка». Угодничество, лесть, «глубокое сочувствие», полярные реакции и пр. — арсенал средств «игрового дипломата».