Бесплатный фрагмент - Человек, которого не было

ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО НЕ БЫЛО

Zohar Leo Palfi

От автора

Эта книга началась с простого, но пугающего вопроса: что останется от нас, если отнять наши воспоминания?

ЧТО, ЕСЛИ ТВОЯ ЛЮБОВЬ — ЭТО ПРОСТО БАГ В СИСТЕМЕ?

Мы живем в мире, где вся наша жизнь — фотографии, переписка, истории — хранится на серверах, в облаках, в виде нулей и единиц. Мы доверяем цифровым призракам хранить нашу душу. А что, если однажды они решат, что какой-то ее части не должно существовать? Что, если однажды вы проснетесь, а самый важный человек в вашей жизни окажется просто битым файлом, который система решила удалить?

Эта история — о любви, которая сильнее, чем ошибка 404. О борьбе за право помнить в мире, который отчаянно хочет все забыть и упростить. Это путешествие в сердце того, что делает нас людьми: наши шрамы, наши потери, наши несовершенные, но бесконечно дорогие воспоминания.

Я не знаю, реален ли Каэл. Но его боль — точно. Надеюсь, вы ее почувствуете.

И, возможно, после прочтения вы чуть крепче обнимете тех, кого любите.

Просто на всякий случай.

Каэл Вэнс — дата-археолог. Его работа — воскрешать мертвые данные. Его мир — идеальная, выверенная реальность. Его жизнь — это Элара.

Но однажды утром он просыпается в мире, где Элары никогда не существовало.

Все записи стерты. Все воспоминания близких пусты. Пустая фоторамка на столе — единственное доказательство его стремительно ускользающего здравомыслия. Система говорит, что он всегда был один.

Но Каэл помнит. Он помнит ее смех, ее прикосновения, ее запах. Эта память — единственное, что у него осталось, и она же — смертный приговор.

Потому что за ним уже идут. Безликие «Чистильщики», чья задача — стирать ошибки в реальности. И Каэл — самая большая ошибка из всех.

Чтобы выжить и доказать, что его любовь была реальной, ему придется погрузиться в цифровое подполье, довериться тем, кто не доверяет никому, и узнать страшную правду: реальность не исчезает. Ее забывают.

«Человек, которого НЕ БЫЛО» — это головокружительный научно-фантастический триллер, где «Матрица» сталкивается с «Вечным сиянием чистого разума». Роман, который заставит вас сомневаться в собственных воспоминаниях. Готовы ли вы вспомнить?

Оглавление:

Книга Первая: СТАТИКА

— Глава 1: Запах кофе и озона

— Глава 2: Сбой в Море Данных

— Глава 3: Пустая рамка и видеозаписи

— Глава 4: Бар «Забытый сигнал»

— Глава 5: Сообщение «Анамнезис»

— Глава 6: Охотник в промзоне

— Глава 7: Аналоговое оружие

— Глава 8: Отель «Полутень» и журнал доктора Ли

— Глава 9: Осада и побег через мусоропровод

— Глава 10: Техник-призрак по имени Рэйвен

— Глава 11: Логово в пневмотрубе

— Глава 12: Бой в тоннелях

— Глава 13: Подземелья вокзала и второй ключ

— Глава 14: Карантин

— Глава 15: Война двух призраков

— Глава 16: Прыжок на поезд

— Глава 17: Обсерватория и последний хранитель

— Глава 18: Глаз во вселенной (Эпилог первой книги)

Книга Вторая: БЕЗМОЛВНОЕ НЕБО

— Глава 19: Физика нового мира и план Ли

— Глава 20: Путешествие по выцветающей земле

— Глава 21: Художник, рисующий пустоту

— Глава 22: Принцип Резонанса

— Глава 23: Концертный зал у моря

— Глава 24: Тишина между нотами

— Глава 25: Жертва Лиры

— Глава 26: Библиотека Нуля

— Глава 27: Правда об Эларе

— Глава 28: Принцип Выбора

Книга Третья: ОСТРОВА РЕАЛЬНОСТИ

— Глава 29: Пересборка «Якоря»

— Глава 30: Точка-Зеро и новые союзники

— Глава 31: Битва с «Титаном»

— Глава 32: Культ Тишины

— Глава 33: Ковчег-призрак

— Глава 34: Возвращение в мертвый город

— Глава 35: Финальное противостояние

— Глава 36: Серое небо (Финал)

Пролог

Доктор Ариманн Ли знала, что за ней придут.

Это знание не было паранойей. Оно было холодным, математически выверенным фактом. Она сама создала систему, которая теперь охотилась на нее.

Она стояла в своей лаборатории на 112-м этаже башни «Нексуса». За панорамным окном расстилался ночной город — бесконечный гобелен из неоновых рек и светящихся точек. Красивый. Упорядоченный. Идеальный. И построенный на лжи, которую она помогла создать.

На ее столе лежал маленький кристаллический чип. Первый компонент «Якоря». Рядом — коммуникатор, показывающий карту города с одной-единственной мигающей точкой. Промзона Гамма-7. Старое, забытое богом место. Идеальный почтовый ящик.

Она должна была торопиться.

«Они уже на этаже, доктор Ли», — раздался в ее ухе спокойный, синтезированный голос ее ассистента, Дэвида. Он был не в комнате. Он был в сети, ее глаза и уши.

«Сколько их?» — спросила она, не отрывая взгляда от чипа.

«Трое. Идут по главному коридору. Движения… синхронные. Корпус Безопасности их не видит. Для них коридор пуст».

Ариманн горько усмехнулась. Конечно, не видит. Они двигались не в физическом пространстве. Они двигались в пространстве данных, просто перезаписывая свои координаты. Ее собственная технология.

Она взяла чип. Холодный, гладкий. В нем — часть ее надежды. Часть ее чудовищной ошибки.

«Дэвид, активируй протокол „Чистый лист“. Полное стирание всех данных на этом терминале. Перегрузи ядро сервера через три минуты».

«Принято. Это будет… шумно».

«Я рассчитываю на это. Мне нужно отвлечь их».

Она подошла к стене, коснулась панели. Стена бесшумно отошла в сторону, открывая секретный служебной лифт, не нанесенный ни на одну схему здания. Ее путь к отступлению.

«Они у двери лаборатории, — сообщил Дэвид. — Они не пытаются ее взломать. Они… проходят сквозь нее».

Ариманн видела это на мониторе безопасности. Три фигуры в строгих костюмах просто прошли сквозь титановую дверь, как призраки. Их лица были гладкими, безмятежными, лишенными черт. Агенты Статики. Чистильщики. Они пришли за аномалией. За ней.

Она шагнула в лифт.

«Дэвид, — сказала она в последний раз. — Спасибо за все».

«Для меня было честью работать с вами, доктор Ли. Прощайте».

Двери лифта начали закрываться. В щель она увидела, как три фигуры повернули свои безликие головы в ее сторону. Они ее заметили.

Один из них поднял руку, и его пальцы начали распадаться на мерцающие частицы.

Лифт рванул вниз.

Через три секунды ее лаборатория на 112-м этаже взорвалась, превратившись в огненный шар. Не от взрывчатки. От перегрузки данных. Миллионы терабайт информации, высвобожденные одновременно, создали взрыв чистой энергии, который вынес панорамные окна и окрасил ночное небо в белый цвет.

Ариманн Ли неслась вниз, в темноту, прижимая к груди крошечный кристаллический чип.

Она сбежала. На время.

Она знала, что Статика теперь будет искать ее. Но она также знала, что оставила приманку. Гораздо более интересную и важную аномалию.

Человека, чья память была единственным, что имело значение. Человека, который еще не знал, что его мир — это тикающая бомба.

Человека по имени Каэл Вэнс.

Она отправила ему ключ. Теперь оставалось лишь надеяться, что он окажется достаточно сильным, чтобы им воспользоваться. Или достаточно безумным, чтобы выжить.

Лифт остановился в подземельях города. Она вышла в темноту, одна против системы, которую сама породила. Ее личная война только что началась.

А война за душу Каэла Вэнса должна была начаться через несколько недель. С простого запаха кофе и озона.

Книга Первая: СТАТИКА

Глава 1

Утро пахло двумя вещами: настоящим, выращенным в грязи колумбийским кофе и озоном от ее рабочего терминала. Для Каэла Вэнса это был запах дома, и он не променял бы его ни на какие ароматизаторы, которые предлагала их кухонная система «Уют-3000».

Он стоял босиком на прохладном полимерном полу, наблюдая, как медленные, густые капли падают в стеклянную колбу кемекса. Вода, нагретая до девяноста трех градусов по Цельсию — не больше и не меньше, — проходила сквозь свежемолотые зерна, высвобождая сотни оттенков аромата. Шоколад, нотки цитруса, что-то ореховое. Это был его утренний ритуал, его маленькая аналоговая медитация в мире, который давно променял ритуалы на эффективность.

В мире, где 99% еды и напитков печаталось на пищевых синтезаторах по команде «Алиса, сделай мне латте», этот процесс был актом тихого бунта. Настоящие зерна, которые он заказывал у контрабандистов из Южного блока. Ручная кофемолка с керамическими жерновами. Бумажный фильтр. Процесс, который нельзя было ускорить или оптимизировать. Это сводило с ума его внутреннего дата-археолога, который привык к тому, что любую задачу можно разбить на подпрограммы и выполнить в тысячу раз быстрее. Но это же успокаивало в нем человека, который отчаянно цеплялся за вещи, которые можно было потрогать, понюхать и почувствовать.

— Ты снова возишься со своим ведьминым зельем, — раздался за его спиной сонный, чуть насмешливый голос. Он был теплым, с легкой хрипотцой, которая всегда появлялась у нее по утрам.

Он обернулся, не переставая медленно лить воду по спирали. Элара стояла в дверях спальни, закутавшись в его старую, растянутую футболку с выцветшим логотипом «Архивы ОмниТех». Футболка была ей велика, смешно топорщилась на плечах и открывала ее длинные ноги. Ее светлые волосы, коротко остриженные, были спутаны после сна, торчали во все стороны, как перья взъерошенной птицы. На переносице, которую она всегда морщила, когда была чем-то недовольна или глубоко задумана, проступили веснушки. Он обожал эти веснушки. Он считал, что это созвездия, которые можно прочитать, только приблизившись вплотную.

— Это не зелье. Это искусство, — возразил он, улыбаясь. Улыбка появилась сама собой, легко и естественно. Рядом с ней он всегда улыбался. — А то, что пьешь ты, — это суспензия класса «Б» с ароматизатором «кофе-ваниль-капучино-альфа» и стабилизатором Е-745. Я проверял состав. Там больше полимеров, чем в твоих кроссовках.

— Зато мой полимерный яд появляется за три секунды по голосовой команде, — она подошла, обняла его со спины и положила подбородок ему на плечо. Ее тело было теплым и мягким. От нее пахло сном, ее кожей и чем-то неуловимо цветочным — ароматом шампуня, который она тоже заказывала у подпольных «аналоговых» торговцев. — А твое искусство требует жертв в виде десяти минут драгоценного утреннего сна. Десять минут, Каэл. За это время можно проанализировать геном и вывести новый вид светящихся рыбок.

— Миру не нужны новые светящиеся рыбки, — пробормотал он, заканчивая пролив. — Миру нужен хороший кофе.

Он поставил чайник и накрыл кемекс крышкой, давая напитку «подышать». Он чувствовал ее ровное дыхание у себя на шее. Эти тихие утренние моменты были его якорем. Все остальное — работа, город, бесконечное море данных — было где-то там, за стенами их маленькой квартиры на семьдесят третьем этаже. А здесь был центр его вселенной.

— Что у тебя сегодня? — спросила она, не отпуская его.

— Склеп «Гелиоса». Логистический манифест столетней давности. Буду весь день перебирать ржавые цифровые накладные и списки запчастей для древних ионных двигателей. Скука смертная. Мечта любого дата-некроманта.

— Не говори так, — она легонько ущипнула его за бок. — Ты не перебираешь ржавые накладные. Ты спасаешь забвение от забвения. Ты слушаешь шепот мертвых. Возвращаешь им их истории.

Она всегда так говорила. Она видела во всем скрытую поэзию, метафизику. Для него это была просто работа. Сложная, требующая предельной концентрации, похожая на разминирование древнего информационного поля, но все же работа. Он видел нули и единицы, которые нужно было правильно сложить. Она видела в них судьбы.

Он разлил кофе по двум чашкам. Своей — черной, матовой, строгой формы. И ее — нелепой, пузатой, с дурацким рисунком кота в скафандре, который летел верхом на комете. Это была его первая покупка для их общей квартиры. Он нашел ее на блошином рынке в Старом городе, и она пищала от восторга, как ребенок.

— А ты? «Снова спасаешь мир в своей секретной лаборатории?» — спросил он, протягивая ей чашку.

Элара работала в R&D отделе корпорации «Нексус», в подразделении, которое занималось чем-то настолько сложным, что даже его названия звучали как заклинания: «Когнитивная архитектура», «интерфейсы нового поколения», «оптимизация коллективных баз данных». Он знал лишь в общих чертах, что ее команда пытается создать новый тип нейросети, основанный не на индивидуальном сознании, а на коллективном. Сеть, которая могла бы объединять мысли и опыт тысяч людей в единый, самообучающийся организм. Звучало внушительно, утопично и немного жутко.

Она редко говорила о работе, ссылаясь на подписку о неразглашении, от которой не спасла бы даже его любовь. Но иногда, поздно ночью, он просыпался и видел свет от ее терминала. Она сидела, сгорбившись, и рисовала в своем электронном блокноте сложные, похожие на фракталы диаграммы, и ее глаза горели тем огнем, который бывает только у гениев или у безумцев. Каэл так и не решил, к какой категории она относится.

— Что-то вроде того, — она взяла чашку и осторожно отпила его «ведьмино зелье». Сморщилась, но сделала еще глоток. Она всегда так делала, словно это было одолжение ему. — У нас сегодня большой прорыв. Или большой провал. Грань, как всегда, тонкая. Мы запускаем основной протокол. Первая симуляция «Анамнезиса».

Она произнесла это слово — «Анамнезис» — почти шепотом, с каким-то священным трепетом.

— Если все получится, это изменит все. Способ, которым мы учимся, общаемся, помним. Представь, Каэл, — она посмотрела на него, и ее глаза заблестели, — тебе больше не нужно будет копаться в пыльных архивах. Ты сможешь просто… подключиться и почувствовать. Почувствовать, каково было быть инженером на «Гелиосе» сто лет назад. Пережить его воспоминания, его опыт.

— Звучит как способ сойти с ума, — пробормотал он. — Я предпочитаю, чтобы мои воспоминания оставались моими. А чужие — за толстой стеной шифрования.

Она вздохнула. Это был их вечный спор. Его аналоговый консерватизм против ее цифрового радикализма.

Она поставила чашку и снова посмотрела на него, и на этот раз ее взгляд был серьезным, лишенным утренней игривости.

— Каэл. Если… если сегодня что-то пойдет не так…

— Эй, — он прервал ее, поставив свою чашку и взяв ее лицо в ладони. Кожа у нее была теплой и гладкой. Он заставил ее посмотреть ему в глаза. — Все пойдет так. Ты — самая умная женщина, которую я знаю. Ты можешь переписать законы физики, просто нахмурившись. Твой «Анамнезис» будет работать.

Она улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз. В них была тревога, глубокая, темная, которую он раньше не замечал. Или не хотел замечать.

— Просто… помни, что я люблю тебя, — прошептала она. Ее голос дрогнул. — Помни это. Несмотря ни на что. Обещаешь?

— Обещаю, — он поцеловал ее. Сначала в губы, потом в ее любимые веснушки на переносице. — Я тебя тоже люблю. Больше, чем настоящий кофе.

— Это серьезное заявление, — она рассмеялась, и напряжение, казалось, спало. Она снова стала его Эларой. — Ладно, мне пора. Великие дела не ждут.

Она быстро оделась — строгий корпоративный костюм из умной ткани, которая сама подстраивалась под фигуру и температуру. Этот образ так контрастировал с ее домашней растрепанностью, что Каэлу казалось, будто у него две жены. Одна — для него. Другая — для всего остального мира.

Еще один поцелуй у двери, быстрый, обещающий.

— Увидимся вечером. Закажем китайскую лапшу. Настоящую. Из той лавки в Старом городе.

— Договорились, — кивнул он. — С говядиной и слишком острым соусом.

— Именно с ним.

Дверь за ней закрылась. Умный замок тихо щелкнул.

Каэл постоял в тишине наступившего одиночества. Он допил свой идеальный, сваренный вручную кофе. Он был горьким, но послевкусие было сладким. Он посмотрел на часы на стене. Пора. Пора погружаться в мир мертвых.

Он прошел в свой кабинет — небольшую комнату, которую Элара в шутку называла «машинным отделением». Стены были скрыты за стойками серверов, а в воздухе стоял постоянный тихий гул систем охлаждения. В центре комнаты, похожее на футуристический трон или инструмент для пыток, стояло его рабочее кресло «Погружение-7».

Он сел. Механические манипуляторы мягко, но настойчиво зафиксировали его руки и ноги. Шлем с нейроинтерфейсом опустился на голову, и в виски уперлись холодные гелевые контакты. Он сделал глубокий вдох, изгоняя из головы образ встревоженных глаз Элары. Работа требовала полной концентрации.

— АУРА, активация, — сказал он в пустоту.

«Доброе утро, Каэл, — раздался в его голове ровный, безэмоциональный, идеально откалиброванный женский голос его личного Искусственного Интеллекта. — Ваши биометрические показатели в норме. Пульс 65. Уровень кортизола слегка повышен. Рекомендую сеанс медитации после работы».

— Принято, АУРА. Цель — архив «Гелиос», сектор 73-Гамма. Загрузка протоколов дата-археологии. Поехали.

Мир растворился.

Ощущение тела, вес, температура, запах — все исчезло, сменившись безграничной, темной пустотой. А затем пустота взорвалась информацией.

Он был в Море Данных. И он был дома.

Глава 2

Мир растворился.

Ощущение тела, вес, температура, запах кофе, тихий гул серверов — все исчезло, сменившись безграничной, темной пустотой. На мгновение Каэл перестал существовать. Он был чистым сознанием, точкой в нигде. А затем пустота взорвалась информацией.

Он был в Море Данных.

Это был не просто визуальный интерфейс, который транслировался в мозг. Это было полное сенсорное замещение. Море Данных не имело ни верха, ни низа. Это был океан чистого смысла, где гравитация заменялась релевантностью, а расстояние — количеством логических связей. Для неподготовленного сознания это был бы мгновенный, всепоглощающий психоз. Для Каэла это была работа. Это была его стихия.

Его сознание, отделенное от телесной оболочки, раскинулось тонкой, чувствительной сетью. Он не «видел» информацию в привычном смысле. Он ощущал ее. Старые, стабильные архивы ощущались как плотные, теплые течения. Поврежденные данные — как холодные, колючие рифы, о которые можно было поранить сознание. Вирусы и защитные программы — как хищные, стремительные тени на периферии восприятия, рыбы-охотники в этом бездонном океане.

Он проигнорировал их, двигаясь к своей цели. Склеп «Гелиоса». Он чувствовал его — огромное, древнее скопление данных, заархивированное больше века назад. Оно ощущалось как затонувший галеон, покоящийся на немыслимой глубине, покрытый илом устаревших протоколов шифрования.

«Вхожу в контакт с архивом, — сообщила АУРА. Ее голос был фоном, частью его расширенного сознания, как приборная панель у пилота. — Уровень повреждения данных — 7,3%. Структурная целостность — 89%. Обнаружены остаточные следы защитной системы „Цербер 3.0“. Система неактивна, но ее подпрограммы могут вызвать каскадные ошибки при неосторожном доступе».

— Понял, АУРА. Обходим «Цербера» по протоколу «Тихий шаг». Мне не нужны сюрпризы.

Он аккуратно, как сапер, протянул нить своего сознания к внешней оболочке архива. Он нащупал «шов» — место, где пакеты данных были запечатаны. Это была деликатная работа. Слишком сильное давление — и архив мог схлопнуться, превратившись в нечитаемую кашу. Слишком слабое — и он бы вечность скользил по его поверхности.

Он нашел уязвимость. Старый порт доступа, который инженеры «Гелиоса» забыли закрыть. Он проник внутрь.

Мир изменился. Он оказался в гигантском, безмолвном соборе. «Колонны» из системных журналов уходили в бесконечную высоту. «Витражи» — это были матрицы финансовых отчетов, переливающиеся всеми оттенками зеленого. Воздух был плотным, пахнущим пылью и остывшим кремнием. Здесь, в отличие от бурного внешнего Моря, царил покой. Покой кладбища.

Его задача — найти логистический манифест за конкретный цикл. Он начал просеивать данные, отбрасывая ненужное. Бухгалтерские отчеты, личные дела сотрудников, протоколы совещаний, чертежи… Миллионы и миллионы файлов, историй, жизней, сведенных к нулям и единицам. Он был некромантом, ищущим один конкретный скелет в гигантском склепе.

Час проходил за часом. Его реальное тело в кресле было неподвижно, но его разум проделывал титаническую работу. Он был полностью поглощен процессом, его сознание работало как идеальный, отлаженный механизм. Он уже почти нашел то, что искал — массивный, но сильно поврежденный файл с нужной маркировкой.

Именно поэтому он это заметил.

Это была не ошибка в коде. Не поврежденный файл. Это была… нота. Одна неверная, чужеродная нота в идеальной заупокойной симфонии данных. Что-то, чего здесь не могло, не должно было быть.

Маленький, мерцающий пакет информации, который не принадлежал архиву «Гелиоса». Он был зашифрован по совершенно другому, незнакомому ему протоколу. И он ощущался… теплым. Живым.

Любой другой дата-археолог проигнорировал бы его как случайный мусор, прилипший к архиву. Но Каэл был перфекционистом. Аномалия требовала изучения.

Он осторожно изолировал пакет от остального массива и потянулся к нему, чтобы изучить.

И в тот момент, когда его сознание коснулось пакета, он взорвался. Не данными. А чувством. Чистым, концентрированным, дистиллированным чувством.

Солнечный свет на ее лице, такой яркий, что она щурится. Веснушки на переносице, которые она ненавидела, а он обожал целовать. Смех, похожий на звон маленьких серебряных колокольчиков, когда он сказал какую-то глупость про кофе.

Ее голос, не просто звук, а вибрация у него в груди: «Просто помни, что я люблю тебя. Несмотря ни на что. Обещаешь?»

Это было воспоминание. Его собственное. Сегодняшнее. Утреннее.

Но оно было искажено. Пропущено через какой-то странный, усиливающий фильтр. Оно было слишком ярким, слишком четким. Гиперреальным. Как отретушированная фотография, которая красивее, но менее правдива, чем оригинал. В нем отсутствовали мелкие, несовершенные детали настоящего воспоминания: пылинки, пляшущие в солнечном луче, едва заметная усталость в ее глазах, фоновый шум городского трафика за окном. Это была идеализированная, стерильная копия.

Каэл инстинктивно отдернул свое сознание, как от огня. Его реальное тело в кресле конвульсивно дернулось, и система безопасности взвыла пронзительным красным сигналом на периферии его ментального зрения. Он проигнорировал ее. Его сердце, даже здесь, в бестелесном мире, колотилось с бешеной скоростью, нарушая ровный ритм погружения.

Что это было? Психотропная ловушка? Какой-то новый вид вируса, атакующий не систему, а напрямую сознание оператора?

«АУРА! — мысленно крикнул он, его спокойствие было сметено, как карточный домик. — Что это было?! Анализ последнего потока! Немедленно!»

«Анализирую, — голос АУРЫ был спокоен, как всегда, но Каэлу показалось, что в нем прозвучала задержка в долю наносекунды. Словно она столкнулась с чем-то, что не вписывалось в ее алгоритмы. — Аномалий в структуре данных архива „Гелиос“ не обнаружено. Пакет, к которому вы прикоснулись, не является частью архива. Его сигнатура неизвестна. Он самоликвидировался после контакта с вашим сознанием. Возможно, вы испытали нейронную обратную связь, вызванную переутомлением. Ваши биометрические показатели указывают на резкий скачок адреналина».

«Это была не обратная связь, — отрезал Каэл. — Это было мое воспоминание. Мое. Утреннее. Оно не должно быть здесь. Оно не должно быть… таким».

Он пытался подобрать слова. Таким отредактированным.

«Проверь статус Элары Вэнс, — приказал он. — Моей жены. Ее рабочий терминал в „Нексусе“. Ее текущее местоположение по сетевому идентификатору».

Пауза.

На этот раз она была долгой. Невыносимо долгой. Целую секунду. В Море Данных, где процессы измеряются фемтосекундами, это была вечность. Каэл чувствовал, как АУРА посылает запросы, как ее щупальца проникают в глобальную сеть, как она перебирает триллионы записей в поисках одной-единственной.

Он ждал ответа: «Элара Вэнс находится в своем офисе», или «Сигнал ее коммуникатора зафиксирован в секторе Бета-3». Он ждал любого обычного, будничного ответа.

«Поиск завершен», — наконец ответила АУРА.

И в ее идеально ровном, синтезированном голосе Каэл впервые за десять лет их совместной работы услышал нечто новое. Нечто, чего там никогда не было и не могло быть.

Сбой. Не технический, а логический. Звук программы, которая выдает результат, противоречащий ее собственной фундаментальной аксиоме.

«В глобальной сети нет и никогда не было записей о человеке с именем Элара Вэнс».

Слова не были криком. Они были тишиной. Пустотой. Они упали в сознание Каэла, как камень в бездонный колодец. Он ждал эха, но его не было.

«Ошибка, АУРА, — его мысленный голос был на удивление спокоен. Голос человека, говорящего с неисправным автоматом, который только что выдал ему вместо кофе живую рыбу. — Повтори сканирование. Ты неверно интерпретировала запрос. Используй мои личные идентификаторы. Семейное положение: женат. Супруга: Элара Вэнс, идентификационный номер 730-Гамма-Эпсилон. Этого не может не быть в сети».

Он назвал ее номер по памяти, не задумываясь. Он помнил его лучше, чем свой собственный. Он вводил его тысячу раз: при оформлении страховки, при покупке билетов, при заполнении налоговых деклараций.

Снова пауза. Теперь Каэл чувствовал ее физически. Он чувствовал, как АУРА напрягает все свои ресурсы, как она прогоняет запрос снова и снова, пытаясь найти ошибку в своих же вычислениях.

«Каэл, — голос АУРЫ вернулся, и теперь в нем отчетливо слышался оттенок… растерянности. Словно программа столкнулась с неразрешимым парадоксом, который грозил ей каскадным сбоем. — Я провела поиск по всем доступным архивам, включая правительственные базы данных уровня „Красный“ и исторические записи вплоть до цифрового обнуления. Идентификатор 730-Гамма-Эпсилон не присвоен и никогда не был присвоен ни одному гражданину. Ваши личные данные в глобальной сети и в моих локальных файлах, которые я веду с момента вашей активации, указывают на семейное положение: холост. Этот статус не менялся с момента вашей регистрации в системе».

Холост.

Это слово не укладывалось в голове. Оно было чужеродным, невозможным.

«А… а как же… — он заикался даже в мыслях. — Наша квартира? Договор аренды на два имени. Наши общие счета? Медицинская страховка?»

«Договор аренды на квартиру 73—8Б оформлен на ваше имя, Каэл Вэнс. У вас один банковский счет. Ваша медицинская страховка покрывает одного человека. У вас нет и никогда не было никаких юридических или финансовых связей с сущностью по имени Элара Вэнс».

Логика АУРЫ была безупречной. Ее выводы были неоспоримы. И от этого становилось только страшнее. Если АУРА права, тогда… тогда кто та женщина, которая спала в его постели сегодня утром? Кто пил его кофе? Кто целовал его на прощание?

«Аварийное завершение сеанса. Немедленно», — приказал он, его голос был твердым, как лед, скрывающий под собой кипящую панику.

«Прерывание на данном этапе может повредить архив „Гелиос“ и вызвать нестабильность в вашем нейроинтерфейсе. Рекомендую завершить сеанс по стандартному протоколу…»

«Выполнять!»

Мир данных схлопнулся с болезненным, разрывающим сознание треском. Каэл с криком вернулся в свое тело.

Глава 3

Он с криком вернулся в свое тело.

Рывок был физически болезненным, словно его душу выдернули из теплой воды и швырнули на лед. Он сорвал с головы шлем, не дожидаясь, пока манипуляторы отпустят его фиксаторы. Гель с контактов потек по шее, холодный и липкий. Он жадно глотал затхлый воздух своего кабинета, словно только что вынырнул с огромной глубины. Его легкие горели, сердце отбивало бешеный, панический ритм.

Он несколько секунд сидел неподвижно, пытаясь прийти в себя. Его взгляд был расфокусирован. Комната плыла.

«Это был сон, — пробормотал он. — Нейронный сбой. Галлюцинация, вызванная аномальным пакетом данных. Просто… сбой».

Он повторял это как мантру, цепляясь за рациональное объяснение. Он — дата-археолог. Его работа — находить логику в хаосе. И сейчас его собственный разум был самым хаотичным архивом, с которым ему приходилось работать.

Он медленно встал с кресла. Ноги его не слушались. Он оперся о стол, чтобы не упасть. Его взгляд машинально скользнул по комнате.

И замер.

Вот ее кружка с котом-космонавтом, которую он утром принес из кухни и забыл убрать. Она стояла на углу его рабочего стола. Пустая.

А рядом с ней лежал ее шарф. Длинный, вязаный, нелепого фиолетового цвета. Она всегда мерзла, даже в их квартире с идеальным климат-контролем. Она накинула его вчера вечером, когда они смотрели фильм. Он помнил, как играл с его кисточками.

Вещи. Настоящие, физические вещи. Они были здесь. Значит, она была здесь. АУРА ошиблась. Система дала сбой. Это было единственное логичное объяснение.

Облегчение хлынуло в него теплой, пьянящей волной. Он рассмеялся. Тихо, с нотками истерики.

— АУРА, ты, кажется, задолжала мне полную системную диагностику, — сказал он вслух, его голос был хриплым. — У тебя серьезные проблемы с доступом к данным.

Ответа не было. Он забыл, что АУРА — это часть его нейроинтерфейса. Вне погружения она молчала.

Он прошел из кабинета в гостиную. Все было на своих местах. Их диван. Голографический проектор. Стопка книг на журнальном столике — его научпоп по истории и ее толстенные монографии по теории струн.

Все было в порядке. Все было реально.

Его взгляд упал на стену над диваном.

Там, где должна была висеть их большая свадебная фотография — та, где они дурачились под неоновым дождем в Новом Шанхае, — теперь висела картина.

Спокойная, безликая, в сине-серых тонах. Абстрактный пейзаж, изображающий то ли горы, то ли волны. Картина, которую он видел впервые в жизни.

Волна облегчения, затопившая его мгновение назад, отхлынула, оставив после себя ледяную, выжженную пустоту.

«Нет…» — прошептал он.

Он подошел к стене, как лунатик. Он коснулся рамы. Гладкая, холодная. Настоящая. Он провел пальцем по холсту. Шероховатая текстура краски. Это не была голограмма. Это была физическая картина.

Он помнил, как они вешали ту фотографию. Они спорили, ровно ли получилось. Элара принесла уровень, и они полчаса двигали ее на миллиметр вправо-влево, пока не добились идеала. Он помнил даже дырку в стене от гвоздя.

Он снял картину.

Стена под ней была идеально гладкой. Ни дырки. Ни царапины.

Паника, холодная и липкая, которую он сдерживал, прорвала плотину. Он бросился в спальню.

Ее сторона кровати была идеально заправлена, словно на ней никто не спал. На прикроватной тумбочке, где всегда лежал ее планшет и книга по квантовой механике, которую она читала перед сном, теперь стоял одинокий цифровой будильник. В ванной на полке был только его дезодорант и зубная щетка. Ее флакончиков, кремов, всего того хаоса, на который он всегда ворчал, не было.

Ее шкаф…

Он замер перед ним, боясь его открыть. Он знал, что там увидит. Или, точнее, чего не увидит.

Он рывком распахнул дверцы.

Его одежда. Только его. Ряды рубашек. Костюмы. Старые футболки. Все висело аккуратно, со слишком большими промежутками. Там, где должны были быть ее платья, ее смешные свитеры с оленями, та самая футболка «ОмниТеха» — была пустота. Словно ее здесь никогда и не было.

Он захлопнул дверцы и сполз по ним на пол. Он обхватил голову руками.

Это не просто сбой. Это вторжение. Кто-то проник в его дом. В его жизнь. И методично стирал ее следы. Заменял их. Переписывал его реальность.

Но зачем? И как? Это требовало ресурсов, которые были доступны только… правительству? Мега-корпорации?

Он снова вскочил. Кабинет. Ему нужны были ответы.

Он сел в кресло, снова надевая шлем.

— АУРА! Активация!

Мир снова померк.

— Записи с камер наблюдения квартиры за последние 12 часов! — приказал он, едва оказавшись в Море.

«Обрабатываю… — перед его мысленным взором появилось изображение с камеры в прихожей. — Вот запись сегодняшнего утра. 07:32».

На записи появился он сам. Он вышел из спальни, одетый. Подошел к двери. Остановился. Сказал в пустоту: «Увидимся вечером. Закажем китайскую лапшу. Настоящую». Затем, кивнув, добавил: «Договорились». Он улыбнулся пустому месту и вышел.

Каэл смотрел на экран, и у него перехватило дыхание. На записи он был один. Он говорил с воздухом. Он целовал воздух.

— Прокрути назад. Вчерашний вечер.

На экране замелькали кадры. Вот он возвращается с работы. Один. Разогревает в синтезаторе ужин на одну персону. Один. Садится смотреть фильм. На диване рядом с ним — пусто. Он смеется, поворачивается и что-то говорит пустому месту, жестикулируя.

«Это… это невозможно… — пробормотал Каэл. — Это подделка. Кто-то отредактировал записи. Кто-то стер ее!»

«Анализ видеопотока не выявляет следов монтажа или цифрового вмешательства, Каэл. Метаданные файлов не нарушены. Хэш-суммы совпадают. Это оригинальные записи».

Он схватился за голову.

Вариант А: Он сошел с ума. Самый вероятный и самый страшный. Его мозг, перегруженный работой, создал идеальную, детализированную галлюцинацию. Он жил в выдуманном мире с выдуманной женой. АУРА и камеры лишь фиксировали объективную реальность, в которой он был безнадежно одинок.

Вариант Б: Заговор. Невероятно сложный, всепроникающий заговор. Кто-то похитил Элару и стирает ее не только из сети, но и из физического мира. Они не просто удаляют файлы. Они переписывают саму ткань реальности. Но это было… технологически невозможно. Это была магия.

Нужно было что-то, что нельзя подделать. Что-то вне сети. Вне его квартиры. Внешнее, аналоговое подтверждение.

Сайлас. Бар «Забытый сигнал».

Их место. Их убежище от цифрового мира. Сайлас, который презирал любые импланты и помнил лица всех своих клиентов. Он помнит. Он должен помнить. Это его последний шанс доказать самому себе, что он не сошел с ума.

— Завершение сеанса, — скомандовал он.

Он вырвался из кресла, не переодеваясь, в домашней футболке и штанах. Он выбежал из квартиры, не обращая внимания на удивленный взгляд соседа-робота, поливающего цветы в коридоре.

Он не стал вызывать маглев. Он побежал к старым служебным лифтам, ведущим на нижние, пешеходные уровни.

Он бежал по улицам, залитым неоном и дождем, расталкивая прохожих. Люди смотрели на него как на сумасшедшего. Может, они были правы. Но у него оставалась последняя надежда. Маленький, грязный бар в Старом городе, где пахло настоящим деревом и пролитым пивом. Место, где цифровые призраки не имели власти.

Он ворвался внутрь, заставив зазвенеть колокольчик над дверью. В нос ударил знакомый запах.

За стойкой, протирая стакан точно таким же движением, как и всегда, стоял Сайлас.

Каэл рухнул на стул перед ним, тяжело дыша.

«Сайлас…» — выдохнул он.

Старик поднял на него свои выцветшие, усталые глаза. В них не было ничего. Ни узнавания, ни удивления. Просто вежливое безразличие бармена к новому, слегка спятившему клиенту.

«Плохой день, парень? — проскрипел он. — Что будешь пить, чтобы его исправить?»

Последняя опора Каэла треснула и с оглушительным грохотом рухнула в пропасть.

Глава 4

Мир в баре сузился до лица Сайласа. До его пустых, безразличных глаз, в которых Каэл, как в зеркале, видел отражение своего собственного ужаса. Он был прозрачным. Невидимым. Человеком, которого не было.

— Нет… нет, вы не понимаете, — его голос был тихим, сломленным. Он цеплялся за последнюю, уже утонувшую соломинку. — Я Каэл. Мы приходим сюда каждый четверг. С Эларой. Моя жена. Она высокая, светлые волосы… Вы всегда смеялись, что она заказывает ваш самый глупый коктейль. «Космическая пыль». Розовый, с пищевыми блестками.

Он говорил, и слова казались ему чужими, вырванными из контекста чужой жизни. Он описывал призрака.

Сайлас перестал протирать стакан. Он поставил его на стойку из темного дерева с глухим, окончательным стуком. Выражение его лица изменилось. Безразличие сменилось настороженностью. Той самой, с которой смотрят на уличных сумасшедших, бормочущих что-то о правительственных заговорах и радиоволнах в голове — смесью жалости и опасения.

— Слушай, сынок, — сказал он, понизив голос и слегка наклонившись через стойку. Его дыхание пахло дешевым табаком и кофе. — Я не знаю, в какие игры ты играешь. Может, это какой-то новый вид розыгрыша с верхних уровней. Но я тебя вижу впервые в жизни. Никакой Элары я не знаю. И коктейль с таким идиотским названием я бы в своем заведении держать не стал. У меня репутация.

Он говорил искренне. В его глазах не было лжи. Была лишь твердая, непоколебимая, стопроцентная уверенность в своих словах. И это было страшнее любой лжи. Если бы он лгал, оставалась бы надежда, что его заставили. Но он не лгал. Для него, для его реальности, Элары не существовало.

Каждое его слово было молотом, вбивающим гвозди в крышку гроба мира Каэла.

— Она сидела прямо здесь! — Каэл ударил ладонью по стойке, отчего несколько стаканов подпрыгнули. — У нее родинка над губой! Вы всегда говорили, что это к счастью! Она смеялась над вашими шутками про сенатора Кросса!

Несколько посетителей за соседними столиками обернулись. Двое здоровенных портовых рабочих, пожилая пара, похожая на туристов. В их взглядах читалось то же самое — смесь любопытства и брезгливости. Он был сбоем в их уютном, прокуренном вечере.

— Тихо! — прошипел Сайлас, его лицо напряглось. Он оглянулся на других клиентов, словно извиняясь. — Парень, у тебя явные проблемы. Очень большие. Но решать их нужно не здесь. Иди к мозгоправу. Прочисти свои импланты. Прими таблетку. Что угодно. Но ко мне больше не приходи с этим. Я понятно выражаюсь?

Унижение обожгло Каэла. Он посмотрел на лица вокруг. Никто ему не сочувствовал. Никто не видел его боли. Они видели только сумасшедшего. Ошибку, которую нужно было исправить или проигнорировать.

Он медленно поднялся со стула. Ноги были ватными. Он больше не спорил. Внутри него что-то сломалось. Что-то важное. Вера в собственное здравомыслие.

Может, они правы.

Может, он действительно болен.

Может, Элара — это всего лишь прекрасный, детализированный сон, созданный его одиноким мозгом, чтобы не сойти с ума. А вся его жизнь — это пустая квартира, разговоры с воздухом и работа в цифровом склепе. Может, это и есть его настоящая, убогая реальность.

Он развернулся и пошел к выходу. Он не видел, как Сайлас с облегчением вытер пот со лба. Он не слышал, как за его спиной возобновились тихие разговоры. Он шел, глядя в пол, и в ушах у него стоял тихий, едва различимый шум.

Как помехи на старом радио. Как шипение пустой вселенной.

Статика.

Он вышел на улицу, под холодные струи дождя. Город жил своей жизнью. Летающие такси проносились мимо, голографическая реклама кричала о счастье, которое можно купить. Мир был реальным. Это он был призраком.

Он стоял, подставив лицо дождю, позволяя холодной воде смешиваться со слезами, которые он уже не мог сдержать. Он плакал не по Эларе. Он плакал по себе. По своему разрушенному разуму.

Нужно было просто сдаться. Позвонить в клинику. Признать поражение. Забыть ее. Забыть…

Дззззз…

Его личный коммуникатор на запястье завибрировал. Не мелодия вызова. Не сигнал сообщения. А низкая, нервная, прерывистая вибрация, которой он никогда раньше не чувствовал. Сигнал об ошибке. Или… о чем-то, что система не могла распознать.

Он поднял руку, ожидая увидеть на экране какую-нибудь системную диагностику, вызванную его нестабильным психоэмоциональным состоянием.

Но на экране не было ничего. Он был черным.

А потом, в центре экрана, начали появляться символы. Не текст. Не код. Древние, как мир, знаки, которые, казалось, были выжжены на дисплее изнутри.

Они сложились в одно слово.

ΑΝΑΜΝΗΣΙΣ

Анамнезис. Древнегреческое слово. Из философии Платона. Припоминание. Пробуждение души к знаниям, которыми она обладала до рождения. Слово, которое Элара произнесла сегодня утром. Название ее проекта.

Кровь застыла в жилах Каэла.

Под словом появилась вторая строка. Не буквы. Набор координат. Точка в самом заброшенном и опасном секторе города — в промзоне Гамма-7.

А затем экран снова погас, став просто черным стеклом, отражающим его собственное растерянное, мокрое лицо.

Он стоял посреди улицы, и дождь стекал по его волосам и щекам. Но он его не чувствовал. Холод отступил. На смену ему пришло нечто иное.

Страх никуда не делся, он все так же сжимал его внутренности ледяными тисками. Но теперь к нему примешалась искорка чего-то еще. Дикая, отчаянная, безумная мысль:

«А что, если сумасшедший — не я? А весь остальной мир?»

Он не был один.

Кто-то еще помнил. Кто-то слышал его. И этот кто-то только что бросил ему спасательный круг. Или камень, который утащит его на дно окончательно.

Разницы уже не было.

Каэл опустил руку. Он больше не смотрел на равнодушные лица прохожих. Он посмотрел в сторону промзоны, туда, где на карте его памяти теперь горела новая, неизвестная точка.

Он больше не был жертвой своего безумия. Он стал исследователем.

И он собирался найти источник этого сигнала. Или умереть, пытаясь доказать, что его любовь была реальной.

Он сделал первый шаг. Не в сторону дома. Не в сторону клиники.

А в сторону промзоны Гамма-7. В самую темноту.

Глава 5

Решение, принятое в порыве отчаяния, ощущалось иначе в холодной, стерильной тишине маглева. Каэл сидел, вжавшись в угол вагона, и пытался унять дрожь, которая все еще билась в его теле. Он был в мокрой одежде, без денег, без документов, с одним лишь набором координат в памяти. Любой патруль Корпуса Безопасности арестовал бы его на месте за бродяжничество и неадекватное состояние.

Он смотрел на свое отражение в темном стекле. Человек на грани. Тот самый, от которого он бы сам шарахнулся на улице пару часов назад. Пару часов? Казалось, прошла целая жизнь. Жизнь, которая перевернула его мир.

Он заставил свой разум работать. Думать, как дата-археолог. Систематизировать факты, отбросив эмоции.

Факт №1: Его память об Эларе субъективна. Все объективные данные — от записей АУРЫ до слов Сайласа — утверждают, что ее не было.

Факт №2: происходят необъяснимые физические изменения в его окружении. Исчезла фотография, вещи в шкафу. Это не может быть просто галлюцинацией. Если бы он был просто сумасшедшим, мир бы не менялся вместе с его бредом.

Факт №3: существует неизвестная сила, которую можно условно назвать «Статика». Она способна не только изменять данные в глобальной сети, но и физические объекты. И она делает это бесследно, не оставляя цифровых швов.

Факт №4: существует вторая, противоборствующая сила. Та, что прислала ему сообщение. Она действует тайно, используя шифры, мертвые зоны и ключевые слова. Она знает об Эларе и ее проекте «Анамнезис».

Вывод был один, каким бы безумным он ни казался: он не сумасшедший, которого преследуют призраки. Он оказался на поле боя двух невидимых титанов. И он, по какой-то причине, был важен для обеих сторон. Он был не просто свидетелем. Он был частью уравнения.

Маглев бесшумно несся по эстакаде, и за окном проплывали гигантские голографические рекламы. Счастливые, улыбающиеся лица предлагали кредиты, отпуска на лунных курортах, новые импланты для улучшения памяти. Ирония была почти осязаемой. Каэлу казалось, что он смотрит на них сквозь толщу воды. Этот мир был ему чужим.

И тут он заметил это.

На одной из реклам, где улыбающаяся семья ела радужный синтетический йогурт, на долю секунды изображение исказилось. Лицо мужчины на голограмме стало гладким, безликим, как у манекена из магазина. А потом все вернулось в норму.

Каэл замер. Случайный сбой в проекторе? Помеха в сети? Или…

Он начал вглядываться в толпу на станциях, которые они проезжали. Большинство людей были обычными — уставшие, спешащие, уткнувшиеся в свои коммуникаторы, их лица подсвечены голубоватым светом экранов. Но иногда он замечал их. Людей, которые стояли неестественно прямо, как статуи. Людей, которые смотрели в пустоту невидящим взглядом. Людей, чьи движения были слишком плавными, выверенными, лишенными мелкой человеческой суетливости.

Они были здесь. Среди обычных людей. Прятались на виду.

Или ему это только кажется? Паранойя — коварная вещь. Она заставляет видеть врагов в каждой тени. Он уже не доверял своей памяти. Как он мог доверять своим глазам?

«АУРА, — мысленно позвал он. — Ты еще там?»

«…Я всегда здесь, Каэл», — ее голос был ровным, но в его интонации что-то изменилось. Словно она тоже столкнулась с чем-то, что не могла обработать, и теперь работала в режиме энергосбережения, отбросив все лишние эмуляции.

«Запусти фоновую диагностику моих нейронных имплантов. Глубокое сканирование. Ищи несанкционированные протоколы, скрытые передатчики, бэкдоры, что угодно, чего там не должно быть».

«Запускаю. Расчетное время — три минуты. Причина запроса связана с вашим повышенным уровнем стресса?»

«Скажем так, я хочу убедиться, что моя паранойя — это моя собственная паранойя, а не кем-то установленная программа», — горько усмехнулся он.

Он отвернулся к окну. Сияющие шпили центра остались позади. Пейзаж становился все мрачнее. Маглев въезжал в промзону. Ржавые остовы заводов тянулись к грязному небу, как костлявые руки утопленников. Здесь не было яркой рекламы. Здесь не было людей. Только ветер и память о былом величии. Идеальное место, чтобы спрятать тайну.

«Конечная станция. Сектор Гамма-7. Просьба покинуть вагон».

Бездушный голос вырвал его из раздумий. Двери с шипением открылись. Каэл шагнул из кондиционированной прохлады вагона в стылый, сырой воздух.

Здесь пахло ржавчиной, химикатами и безнадежностью. Слабое свечение от его наручного коммуникатора, на котором он мысленно вывел карту, было единственным источником света, кроме далекой, больной луны, проглядывающей сквозь рваные облака.

Он пошел по растрескавшемуся асфальту. Каждый его шаг отдавался гулким эхом, которое тут же пожирала гнетущая тишина. Это было кладбище. Кладбище машин и амбиций.

«…Диагностика завершена, — раздался в голове голос АУРЫ. — Ваши импланты функционируют в штатном режиме. Не обнаружено никаких несанкционированных протоколов или устройств».

Каэл почувствовал облегчение. Значит, он не ходячий маячок. Его не отслеживают через его собственную голову.

И тут же его охватил еще больший страх. Если они следят за ним не через его импланты, значит, их методы куда более совершенны и всепроникающий. Значит, они могут видеть его глазами города. Глазами камер. Глазами других людей.

Координаты привели его к подножию гигантской ретрансляционной вышки. Ржавая игла, пронзающая небо. Когда-то она была нервным центром всего этого промышленного улья. Теперь — просто памятник самой себе.

У ее основания, среди сорняков и битого бетона, лежал массивный фундаментный блок. Точка на карте указывала точно на него.

Каэл обошел его. Холодный, мокрый камень. Ничего. Он провел по нему рукой, ища кнопку, трещину, что угодно.

Его пальцы наткнулись на царапину. Он поднес коммуникатор ближе.

На бетоне был вырезан символ. Уроборос. Змей, пожирающий свой хвост.

У Каэла перехватило дыхание. Это был ее символ. Символ Элары. Она нарисовала его на салфетке в день их знакомства, объясняя, что информация во вселенной не исчезает, а лишь меняет форму, вечно пожирая саму себя.

Это не могло быть совпадением. Он был на верном пути.

Его взгляд метнулся к голове змея. Там, где должен был быть глаз, виднелось крошечное углубление. Сердце заколотилось. Он надавил.

Раздался тихий щелчок. Часть бетонной поверхности отошла в сторону, открывая маленькую нишу.

Внутри, на куске антистатической ткани, лежал крошечный кристаллический чип. Физический носитель данных. Артефакт из прошлого века, который невозможно отследить или стереть удаленно.

Это было послание. Настоящее, осязаемое. Доказательство того, что он не сумасшедший.

Дрожащей рукой он потянулся, чтобы забрать его.

И в этот самый момент ледяной холод, не имеющий ничего общего с ночной сыростью, пронзил его. Это было не чувство. Это было знание. Инстинктивное, животное осознание того, что он больше не один.

Он замер, не дыша. И прислушался.

Ветер стих. Даже далекий гул города, казалось, умолк. Наступила абсолютная, противоестественная тишина.

А потом он услышал звук.

Тихий, методичный шорох гравия. Слева от него. В тени соседнего разрушенного здания. Кто-то приближался.

Каэл медленно погасил экран коммуникатора. Темнота сгустилась, стала его союзником. Он вжался в бетонный блок, пытаясь слиться с ним.

Из тени выступил силуэт.

Высокий, неестественно худой. Он двигался с какой-то жуткой, плавной грацией. Он не искал. Он точно знал, где находится Каэл.

Силуэт остановился в десяти метрах. Он не смотрел на Каэла. Он смотрел на нишу с чипом.

В слабом лунном свете Каэл разглядел его лицо.

Или, точнее, его отсутствие.

Гладкая, лишенная черт поверхность, как у манекена. Только два темных провала там, где должны быть глаза.

Это был один из них. Один из тех, кого он видел на рекламных щитах. Один из тех, кто стоял на станциях.

Охотник нашел свою добычу.

Существо медленно подняло руку. И Каэл увидел, как его пальцы начали распадаться на мириады крошечных, мерцающих частиц. Как помехи на экране. Как сама Статика.

Оно пришло не просто убить его. Оно пришло его стереть.

Глава 6

В голове Каэла не было мыслей. Только оглушительный вой инстинкта, который жил в самой древней части его мозга, в рептильном ядре, и кричал одно-единственное слово: «БЕГИ!»

Он рванул в сторону, не думая о направлении, просто прочь от надвигающейся угрозы. Ноги запутались в жесткой, как проволока, траве, он чуть не упал, но удержался на ногах, пролетев несколько метров по инерции. Его мозг работал на автопилоте, тело действовало само. Он не был дата-археологом. Он был загнанным зверем.

Тихий, сосущий звук, похожий на звук пылесоса, высасывающего воздух из вселенной, пронесся по тому месту, где только что была его голова. Рой мерцающих частиц, который сорвался с руки существа, ударил не в него, а в бетонный блок.

Не было взрыва. Не было грохота. Бетон просто… перестал быть. На его месте осталось идеально гладкое, словно вырезанное гигантским лазером, полусферическое углубление, от краев которого поднимался легкий дымок с резким запахом озона. Статика не разрушала. Она вычитала из уравнения реальности.

Каэл не стал оборачиваться, чтобы рассмотреть это. Он уже несся сломя голову в лабиринт ржавых конструкций и бетонных обломков. Его легкие горели от холодного воздуха, каждый вдох царапал горло. Сердце колотилось где-то в ушах, отбивая панический ритм.

Позади была тишина. Ни крика, ни звука погони. Это пугало больше, чем преследование. Оно не гналось за ним, как хищник. Оно следовало за ним, как программа, выполняющая команду «удалить». Без спешки. Без эмоций. С абсолютной, математической уверенностью в результате.

Он нырнул в темный проем разрушенного цеха. Внутри царил мрак, густой, как нефть, пахло плесенью и застарелым машинным маслом. Он прижался к холодной, влажной стене, заставляя себя не дышать, пытаясь унять сердцебиение. На мгновение ему показалось, что он оторвался. Что в этой темноте он сможет затеряться.

Дверной проем, в который он только что влетел, потемнел.

Силуэт существа возник в нем. Он не вошел. Он просто появился там, словно шаг из одного кадра в другой. Безликое лицо повернулось в его сторону. Оно видело его в абсолютной темноте.

Как? Тепловой след? Сетевой отпечаток его теперь уже бесполезных имплантов? Или оно видело не его тело, а саму его «информационную аномалию» в ткани мира?

«АУРА!» — мысленно взвыл он, забыв обо всем. — «Что это такое?! Дай мне хоть что-то!»

«…Анализирую… визуальный… контакт… — ее голос был на удивление спокоен, словно она описывала новый вид насекомого в энциклопедии. — Субъект не является органической или известной синтетической формой жизни. Его тело демонстрирует свойства квантовой нестабильности. Он не… перемещается. Он… переопределяет свои координаты в пространстве. Бежать от него… математически невозможно».

Математически невозможно. Это были самые страшные слова, которые Каэл когда-либо слышал.

Существо сделало шаг внутрь цеха. Его движения были плавными, гипнотическими, как у глубоководного хищника, уверенного в своем превосходстве.

Каэл отступил вглубь помещения, споткнувшись о груду металлолома. Его рука вслепую нащупала что-то холодное и тяжелое. Он сжал это. Обломок арматуры. Длинный, ржавый, с заостренным концом.

В его голове пронесся вихрь бесполезных мыслей. «Что я делаю? Я никогда в жизни не дрался. Я не знаю, с какой стороны это держать! — панически кричал внутренний голос. — Руки трясутся так, что я сейчас ее уроню. Это безумие. Я дата-археолог, моя работа — сидеть в кресле и восстанавливать код. А не сражаться с призраками, стирающими реальность!» Он ощущал, как его тело отказывается подчиняться. Каждый мускул был скован ледяным, парализующим ужасом.

Он поднял ржавый прут, выставив его перед собой, как копье. Жалкая, отчаянная поза. Арматура дрожала в его руке, описывая в воздухе неровные круги.

«Кто ты?» — его голос сорвался, прозвучал хрипло и жалко в гулкой тишине. — «Что тебе нужно?!»

Существо остановилось. Оно слегка наклонило голову, словно обрабатывая вопрос, которого не ожидало. А потом оно заговорило.

Его голос был не голосом. Это был синтез тысяч чужих голосов, наложенных друг на друга. Мужские, женские, детские. Они шептали, кричали, плакали одновременно, сливаясь в один жуткий, нечеловеческий хор, который, казалось, исходил прямо из головы Каэла.

«ТЫ — ОШИБКА. ОСТАТОЧНОЕ ЭХО. ДАННЫЕ, ПОДЛЕЖАЩИЕ УДАЛЕНИЮ».

«Элара… — выдохнул Каэл. Это было не вопросом, а утверждением. — Она реальна!»

«ИМЯ… НЕ НАЙДЕНО В ИНДЕКСЕ. СИГНАТУРА НЕИЗВЕСТНА. ПОВРЕЖДЕННЫЙ ФАЙЛ. ТРЕБУЕТСЯ… ОЧИСТКА».

Существо снова подняло руку. Его пальцы начали таять, превращаясь в знакомый уже рой стирающих частиц.

У Каэла был один шанс. Один удар. Одна секунда, прежде чем математика АУРЫ станет реальностью. Он не мог бежать. Он не мог спрятаться. Он мог только атаковать.

Он оттолкнулся от пола и, издав крик, в котором смешались ярость и ужас, бросился вперед. Он не целился в голову или грудь, которых, возможно, и не было. Он целился в руку. В источник угрозы.

Он ожидал сопротивления. Удара. Боли.

Но арматура вошла в руку существа, как нож в масло. Или, точнее, как палка в облако дыма. Не было ни крови, ни плоти. Его рука прошла сквозь мерцающий туман, и он ощутил лишь странное, леденящее покалывание, словно сунул ее в улей цифровых ос.

Существо, казалось, удивилось. Атака прервалась. Многоголосый хор на мгновение смолк. Оно с немым любопытством посмотрело на свою полупрозрачную руку, пронзенную ржавым, грязным куском металла.

А затем арматура в руке Каэла начала исчезать.

Ржавчина, сталь, сама ее физическая суть — все это таяло, распадалось на атомы. Процесс стирания полз по пруту к его руке. Он почувствовал, как небытие лижет его пальцы.

Он заорал и разжал кулак, отдергивая руку за долю секунды до того, как стирание добралось до нее. Остаток арматуры бесшумно растворился в воздухе.

Каэл отшатнулся назад, тяжело дыша. Он проиграл. Он безоружен.

И тут он увидел это.

Там, где реальный, аналоговый, грязный кусок арматуры прошел сквозь руку существа, его идеальная цифровая природа дала сбой. В статическом тумане на мгновение промелькнули цветные пиксели, битые строки кода, символы ошибок. Глитч.

Его грубая, несовершенная реальность нанесла урон их совершенной, чистой нереальности.

Существо тоже это заметило. Безликое лицо повернулось к поврежденной руке. Хор голосов в его голове сменился одним, холодным и механическим, как у АУРЫ в ее худшие дни.

«Обнаружено вторжение… несовместимый протокол… системная ошибка…»

Оно было уязвимо.

Эта мысль ударила в голову Каэла, как разряд тока, вытесняя страх. Оно не всесильно. Его можно ранить. Не физически. Информационно.

Его взгляд метнулся по цеху. Он был завален мусором старого мира. Ржавые станки, разбитые мониторы, куски бетона. Аналоговый хлам. Настоящие, физические вещи, не имеющие цифрового следа, не внесенные ни в один каталог.

Он схватил первое, что попалось под руку — тяжелый гаечный ключ, покрытый застывшим мазутом. Он швырнул его в существо.

Оно не увернулось. Оно не могло. Оно не понимало такой примитивной угрозы. Ключ пролетел сквозь его грудь, оставив в ней еще один рваный, мерцающий разрыв, из которого посыпались помехи.

Существо дернулось. Хор голосов вернулся, но теперь в нем отчетливо звучала паника.

«МНОЖЕСТВЕННЫЕ ОШИБКИ… ПОВРЕЖДЕНИЕ ЯДРА… КАРАНТИН… ПЕРЕЗАГРУЗКА…»

Каэл не дал ему времени. Он схватил обломок листового металла и метнул его, как фрисби. Металл прорезал ногу существа. Оно пошатнулось, его силуэт замерцал, как плохой видеосигнал, стал полупрозрачным.

Оно отступало. Оно пятилось к выходу, теряя свою форму.

Каэл стоял посреди цеха, сжимая в руке очередной кусок ржавчины, готовый к броску. Он был грязный, напуганный, но он больше не был жертвой. Он нашел оружие. Он нашел способ дать сдачи.

Существо достигло дверного проема. Оно обернулось, и на его гладком лице на мгновение проступили черты. Десятки лиц, сменявших друг друга с калейдоскопической скоростью — старик, девочка, молодой парень…

И последним, всего на долю секунды, промелькнуло лицо Элары. Искаженное болью и страхом.

«Каэл…» — прошептал ее голос из общего хора, прежде чем существо окончательно растворилось в ночной темноте, оставив после себя лишь запах озона и тишину.

Каэл рухнул на колени. Его трясло. Он не победил. Он просто выжил. И он увидел ее лицо. Они не просто стерли ее. Они… поглотили ее. Она была там, внутри этой твари. Часть этого хора мертвецов.

Он поднял дрожащую руку и коснулся коммуникатора.

«АУРА».

Пауза.

«…Я здесь, Каэл, — ее голос звучал иначе. Словно она тоже только что пережила что-то невероятное. — Я.… я видела. Я записала. Это… это новая форма жизни. Информационный хищник. И вы… вы только что его ранили».

Каэл медленно поднялся. Он посмотрел в сторону ретрансляционной вышки, где в бетонном блоке ждал его маленький кристаллический чип. Ключ.

Его личный поиск только что закончился. Началась война.

И он, кажется, только что нашел для нее патроны.

Глава 7

Воздух в цеху снова стал обычным. Тяжелым, влажным, пахнущим тленом и ржавчиной. Запах озона и небытия рассеялся, но его фантом все еще щекотал ноздри Каэла, как воспоминание об ударе молнии. Он стоял на коленях посреди разбросанного хлама, и его тело била крупная, изматывающая дрожь — последствие запредельного выброса адреналина.

Он жив. Эта простая мысль никак не хотела укладываться в голове. Математически невозможное оказалось вполне себе реальным.

Он медленно поднялся, опираясь на холодный, скользкий бок старого станка. Ноги были ватными. Он посмотрел на свои руки. Они дрожали, но они были целы. Покрыты грязью и ссадинами, но настоящие. Он — настоящий. В мире, где реальность, казалось, стала величиной переменной, это было единственное, в чем он мог быть уверен.

Лицо Элары, искаженное болью, все еще стояло у него перед глазами. Они не убили ее. Они сделали нечто худшее. Они превратили ее в эхо, в оружие, в один из голосов в хоре проклятых. Ярость, холодная и чистая, как кристалл, начала вытеснять остатки страха. Это перестало быть вопросом доказательства его здравомыслия. Это перестало быть вопросом его личной потери. Это стало вопросом освобождения.

…Каэл сидел, вжавшись в холодную бетонную стену, и пытался унять дрожь. Запах озона все еще стоял в воздухе. Он закрыл глаза, пытаясь вызвать в памяти ее лицо, ее улыбку, тепло ее рук. Ему нужен был якорь, чтобы не сойти с ума.

Образ возник, но не тот.

Не их солнечное утро. А темная, гулкая ночь в их квартире. Несколько недель до всего. Он проснулся от света в гостиной и пошел посмотреть.

Элара не спала. Она стояла перед голографическим проектором, который выводил в воздух сложную, пульсирующую структуру, похожую на нейронную сеть галактического масштаба. Ее глаза горели лихорадочным, почти безумным огнем, который он видел у нее только тогда, когда она была на пороге великого открытия.

«Элара, уже три часа ночи, — сказал он тогда. — Это все тот же „Анамнезис“?»

Она вздрогнула, словно очнувшись, и обернулась. На ее лице была тень усталости, но глаза сияли.

«Он будет совершенен, Каэл. Представь, мир без недопонимания, без лжи, без одиночества. Единое, гармоничное сознание».

«Но это звучит… опасно, — пробормотал он, подходя ближе. — Люди потеряют себя, свою уникальность, свое право на ошибку».

Элара резко повернулась к нему, и ее взгляд стал холодным, как лед.

«Некоторые части себя и стоит потерять, — сказала она голосом, в котором не было привычной теплоты. — Несовершенство, боль, иррациональные страхи, мучительные воспоминания… это просто шум в системе. Помехи. Я хочу создать идеальный, чистый сигнал. Идеальный мир. И если для этого придется отфильтровать лишнее… я готова это сделать».

Слово «отфильтровать» повисло между ними в тишине. Оно прозвучало жутко, как приговор. В тот момент она показалась ему не любимой женщиной, а безжалостным архитектором, готовым снести старое здание, не заботясь о тех, кто живет внутри.

Каэл резко открыл глаза, возвращаясь в холодную реальность промзоны. Он отогнал это воспоминание, списав его на ее научный фанатизм, на стресс перед запуском проекта. Она не могла иметь в виду то, о чем он подумал. Не могла.

Но неприятный осадок остался. Семя сомнения, маленькое и ядовитое, было посеяно в его душе. И он понял, что помнит ее не так хорошо, как ему казалось.

Он вернулся к ретрансляционной вышке. Ночь снова казалась обычной, темной и сырой. Кристаллический чип лежал в нише, нетронутый, слабо поблескивая в лунном свете. Маленький, холодный, обещающий ответы. Каэл бережно взял его, завернул в антистатическую ткань, которую нашел там же, и сунул в карман куртки. Этот крошечный кусочек кремния теперь был самой ценной вещью в его мире.

Теперь нужно было убираться отсюда. Он не знал, был ли «Чистильщик» единственным, или их целая армия. Он не хотел проверять.

Он брел прочь из промзоны, стараясь держаться в тени, перепрыгивая через кучи мусора и обходя лужи с радужной пленкой химикатов. Город вдали сиял, как россыпь драгоценных камней на черном бархате. Но теперь Каэл видел в этом сиянии не красоту, а угрозу. Каждый огонек, каждая уличная камера, каждый сетевой узел — потенциальный глаз врага.

Куда идти? Домой нельзя. Квартира, его убежище, теперь была ловушкой. Он был бездомным в собственном городе. В ловушке посреди мегаполиса, который внезапно стал для него вражеской территорией.

«АУРА, — мысленно позвал он. Его голос был ровным, лишенным паники. Битва изменила его. — Мне нужно убежище. Абсолютно анонимное. Без сетевой интеграции. „Мертвая зона“. Есть в этом городе такие места?»

«…Анализирую, — в голосе АУРЫ появилась новая черта: она стала медленнее, словно обдумывала каждый запрос с нескольких сторон, перепроверяя данные. Контакт с кодом Статики не прошел для нее бесследно. Она стала… осторожнее. — Большинство районов города покрыты сетью пятого поколения с полным сенсорным мониторингом. Однако… существуют так называемые „Сливы“. Нижние технические уровни, построенные на старых фундаментах доцифровой эпохи. Сетевое покрытие там фрагментарно и перегружено помехами от тысяч кустарных устройств. Законы верхнего мира там практически не действуют. Уровень преступности классифицируется как критический. Но… это анонимно».

«Идеально, — решил Каэл. Ему была не важна преступность. Его враг был куда страшнее любого бандита. — Найди мне там что-нибудь. Комнату, угол. Что угодно. Оплата…»

«Я уже нашла решение, — перебила его АУРА. — Отель „Полутень“ в секторе Дельта-4. Нелегальное общежитие для лиц без сетевых имплантов и с сомнительной историей. Управляющий — некто Якоб — принимает оплату физическими кредитными чипами. Я перевожу аванс с вашего теневого счета, открытого шесть лет назад для покупки нелицензированного программного обеспечения для дата-майнинга. Вы о нем забыли. Я — нет».

Каэл моргнул. Он и правда забыл. АУРА проявила инициативу, использовала информацию, о которой он не просил. Она эволюционировала. Пугающе быстро. Это был еще один фактор, который нужно было учитывать.

«Каэл… — снова заговорила она, и в ее голосе прозвучало нечто похожее на колебание. — Тот фрагмент кода… лицо Элары, которое вы видели… Это не было галлюцинацией. Сущность использовала паттерны, извлеченные из поглощенных сознаний. Это была… эмуляция, основанная на остаточных нейронных данных. Она пыталась использовать вашу эмоциональную привязанность как оружие. Это говорит о том, что ваш враг способен к адаптивной тактике».

Тошнота подкатила к горлу. Значит, они не просто стерли ее. Они осквернили ее память. Превратили ее в маску для монстра.

Он добрался до окраины промзоны и смешался с редкими ночными прохожими. Он натянул капюшон пониже и двинулся в сторону сектора Дельта-4.

Отель «Полутень» оказался именно таким, каким его описывала АУРА. Узкое, грязное здание, зажатое между лавкой старьевщика, заваленной ржавым хламом, и круглосуточной лапшичной, откуда несло запахом карри и перегретого масла. Воздух здесь был густым, влажным, и в нем не было ни одного знакомого запаха его чистого, высотного района.

Каэл вошел внутрь. За стойкой, сделанной из старых ящиков, сидел управляющий Якоб, лысеющий мужчина с бегающими глазками и нервной улыбкой. Он мельком взглянул на Каэла, на его грязную одежду, и, кажется, не нашел в нем ничего необычного.

«„Комната“», — коротко сказал Каэл.

Якоб кивнул, взял анонимный кредитный чип, который Каэл протянул ему, и выдал взамен настоящий, физический ключ — кусок металла, который нельзя было взломать удаленно.

Комната на втором этаже была крошечной, спартанской. Кровать с тонким матрасом, шаткий стол, стул. Окно выходило на глухую кирпичную стену, по которой стекала вода. Никаких «умных» панелей, никакого сетевого доступа. Но в углу, покрытый слоем пыли, стоял он. Старый терминал для чтения физических носителей данных. Такие использовали контрабандисты, параноики и дата-археологи старой школы. Идеально.

Заперев за собой дверь на три замка, Каэл наконец позволил себе выдохнуть. Он был в относительной безопасности. Он вытащил из кармана кристаллический чип. Время пришло.

Он вставил его в разъем старого терминала. Экран, моргнув, ожил, покрывшись зелеными строками символов. Старый, знакомый интерфейс. Он ввел несколько команд. Шифрование было сложным, многоуровневым. Но оно было создано человеком. А значит, его можно было взломать.