Люблюля
В этой семье, как и положено, главой и головой был муж. К тому же офицер. Бывший, правда, ко времени поступления сына Сергея в школу. Но правда была и в том, что бывших воинов не бывает. И характер был у него твердый, мужской, вот и сына так воспитывал!
Да, он сына называл Сергеем, но мама-жена и теща «сюсюкали»: «Сергуня», «Серёженька», «зайка наш»…
Муж ворчал-ворчал «испортите мне парня», да решил принять решительные меры «превентивного характера».
Как-то в воскресенье отец и сын куда-то уехали, и вернулись с большой корзиной. В корзине что-то пищало, и царапалось. Женщины заволновались, бросились открывать крышку, а там…
А там сидел черный щенок! Собачонок затявкал, опрокинул корзину, и вылез на свет.
Мама всплеснула руками:
— Да что ж это такое, а?
Теща вообще ничего не сказала, а только укоризненно помотала головой…
Но, когда щенок подбежал к ним и облизал, женщины растаяли!
Тогда всё объяснил отец:
— Парня надо приучать к ответственности и заботе! Мы с ним обсудили, и он, подчеркиваю, он сам решил. Это ризеншнауцер, зовут — Ларс, и он — собака Сергея!
«Ларс»? Это в паспорте собачьем так было написано… Но маленький мальчик, как выяснилось, назвал его «Люблюля». Да, совсем по-детски, но и паренёк ещё был совсем маленьким.
И это имя прижилось! Женщинам сразу понравилось. А мужчине? А отец и возмущался-боролся, но сам постоянно путался: то «Ларс», то «Люблюля».
Но почему «Люблюля»? А хоть посторонние всегда и побаивались черного, мощного и настороженного пса, но своих он любил. Полюбил сразу, навсегда и это всегда чувствовалось и понималось по всему его поведению в семье.
А Сергей, да, насколько мог, заботился. И кормил тем, что мама готовила, и вместе с отцом выгуливал. Мал ещё был, чтобы полностью делать всё самому.
Но Ларс рос быстро! И мальчишка стал сильно отставать от своей собаки. Поэтому в восемь лет он попросил отца записать его в секцию самбо:
— Хочу быстрее набрать сил, чтобы быть одним и настоящим хозяином Люб… Ларса!
Вот так и стали они вместе расти: парень и собака.
Спорт помогал Сергею крепнуть, и постепенно он все заботы о питомце взял на себя. Гордо водил по кругу при дрессировке, покупал корм и кормил, следил за здоровьем. А сколько радости доставляли: веселые прогулки, игры с игрушками, купание в реке…
И собака росла, как Ларс: мощным и умным защитником. И как Люблюля: любящим всех родных людей добрым псом.
Несколько раз Ларс отрыкивался-откусывался, защищая хозяина от бродячих собак. И самому, поначалу, доставалось крепко, до крови, но он не боялся и не прятался за Сергея никогда. Ну, а как вымахал размером в лютого, матерого волка, так и обходить стали его все собаки. Но как-то один пьяный мужик сунулся:
— Э, пацан, дай на «пузырь»! Не понял, что…
Не договорил, а, прижимая прокушенную руку, быстро убежал!
Ну, а любовь свою Люблюля выражал сумасшедшей радостью, после малейшей разлуки. На душе у всех теплело и всё недоброе отходило от сердца, когда такой громадный пес: скакал, повизгивал и подпрыгивал, чтобы тебя лизнуть!
Как-то знакомый семьи увидел это светлое представление, и искренне вымолвил:
— Эх, а меня так дома никто не встречает!
Собака и парень вместе взрослели. И было непонятно, кто кого воспитывал? А может быть друг друга?
Вскоре девчонки стали обращать внимание на красивого, сильного и спокойного юношу. Даже сами подходили и завязывали знакомство. Сергей не возражал, но устраивал «проверку»…
Приглашал на прогулку с собакой. И если девушка пугалась пса, и Люблюля её невзлюбливал, то она и сама больше не появлялась.
А в десятом классе влюбился сам Сергей. Помучившись неделю, он подошел к девушке, заговорил, и пригласил вечером прогуляться.
Ох, и переживал же парень: как будет, что будет? Но знакомство Лены и Люблюли-Ларса прошло очень просто и естественно. Как будто родных всегда…
Лена постояла минуту, глядя на собаку, а затем обняла, гладила и шептала:
— Вот какой ты! Замечательный и красивый!
А Люблюля только, молча, облизывал девушку…
И с того дня их стало трое!
Бывает, бывает, друзья, такая любовь взаимная… И человеческая, и, вроде бы, от животного, но тоже такая человеческая!
Пролетели годы школьные. Ребята поступили в один институт. И замечательно, что учились в своём городе. Потому что Люблюля…
Эх, жизнь! Да, ребята взрослели, а собака… А собака старела, и если бы разлуки были бы не в день, а в недели, или в месяцы, то Люблюля бы не выдержал, умер бы от тоски.
Но и так, когда Сергей и Лена учились на первом курсе — Люблюля начал болеть. Лечили, конечно. Ничего не жалели: ни времени, ни денег. Даже парень с отцом возили собаку в соседний город на операцию, но, увы, Ларсу становилось всё хуже.
Ясно было, что очень плохо собаке, но Ларс до конца оставался Люблюлей! Не злобился, не огрызался — просто лежал в углу, и мудро-терпеливо переносил уколы, глотание таблеток и перевязки…
Ох, умирали ли у вас любимые животные? Почему их так жалко? И жалеешь больше, чем людей? И переживаешь больше? А часто ли у нас, людей, бывают такие беззаветные, искренние, горячие Любовь и Преданность? Вот-вот, уверен, что сейчас вы меня понимаете!
Да, и переживала же семья за Люблюлю! Извелись все!
Даже суровый отец не выдержал, и сказал:
— Ребята, давайте не будем с ума сходить! Жизнь это, так заведено…
Сказал, да смахнул украдкой слезу!
А Люблюля смотрел на всех, и как бы говорил:
— Ничего, ребята, я не прощаюсь! Живите долго и счастливо, а когда и ваш срок придет, мы встретимся Там…
И я верю, что они обязательно встретятся, Там и Потом.
Но всю оставшуюся жизнь проживут здесь, как Человеки, согреваемые вечной любовью их Люблюли!
Невыносимое!
Санёк Сергеев, в миру «жёлтой» газетки «Ископаемые факты» — «Сандро Великий», творил статью о громогласном конфликте местного масштаба.
Творческие мучения выродились в короткий шедевр, и удовлетворенно умерли отмучившись. А на мониторе заблистал несгораемо-нетленный текст:
«Относительно выяснения отношений следует разъяснить, что носитель отношений не вынес носимую, буквально на руках, любимую, и снизошел до невыносимого! И отношения изошли!»
Сандро открыл рот от восторга и удовлетворения, и с часок, застыв, залюбовался этим своим волшебством.
Главред, из соседней комнаты, раза три орал ему:
— Неси статью! Время поджимает!
Но, не дождавшись, прискакал самолично, посмотрел на экран, и стал дико ржать!
На такую невиданную реакцию сурового начальника среагировали все, и тоже прибежали.
Главный, с трудом уняв смех, вопросил:
— Та-а-ак, а кто знает истинную суть этого рукоприкладства семейного?
Дорофеич, пожилой и прожжённый журналюга, всё толково разъяснил:
— Да бытовуха это, брутально-банальная. Муж застукал жену с любовником. Поставил «фонарь» под «моргало» ей. Наградил «фонарем» и «ромео». Завершая битву, сумел «зажечь» «факел» под глазом сержанта полиции. За что был увезен в «холодную», и там, обласканный милыми коллегами сержанта, «офонарел» снизу-доверху!
Главред, уже серьёзно, дал указание Саньку:
— Коротко, по указанной сути, адекватно описать инцидент. И чтобы через полчаса статья была у меня на столе!
Сергеев горестно вздохнул, и задумался…
Через полчаса он принес лист, на котором было написано следующее:
«Заявление на увольнение.
Привнёс сногсшибательную статью, со сносным смыслом, о судьбоносном событии! Но вы, несносный, не снизошли, а снесли несносимое! Всё относительно, поэтому я снисходительно отнесся к вашему снобизму. Но вынести невыносимое нет сил! Если всё в силе, я разрываю сношения с газетой. Оставайтесь ж с носом!
Александр Васильевич Сергеев, носитель Великого и Могучего!»
Сергеев гордо вышел из редакции в полдень, и…
И уже после обеда прошел собеседование, и был принят в Администрацию области. В «Департамент по связям с общественностью»!
Натворил!
— Я — Творец. Очень приятно встретиться с… Как Вас? — просто, и с дружелюбной улыбкой, представился благообразный старичок.
Евгений Викторович Снежинский хмуро оглядел ярко-светлое одеяние дедушки, выдержал еще минуту театральной паузы, и величественно представил себя:
— ТВОРЕЦ!!!
— Кто-о-о-о-о? — оглушительно закричал могучий старец. И порыв от его голоса ураганом сбросил несчастного человечка с облаков!
Евгений Викторович, кувыркаясь и испуганно крича, полетел в черную бездну. И вскоре жестко и пребольно ударился о твердь!
Снежинский рывком открыл глаза, и попытался сориентироваться.
«Мама родная, где это я? — лихорадочно думал мужчина. — На чём-то твердо-холодном… темнотища вокруг, хоть глаза выколи… И бок от удара болит… И откуда я свалился? Не может быть, нет!»
Его внезапно осенило: где он побывал, и с Кем надменно начал знакомиться! И страх, страх невиданной силы, страх сковывающий всего этого большого мужика, леденящим туманом заполнил внутреннее и внешнее пространство!
Он уставился на небеса, и закричал, дребезжащим от волнения голосом:
— Э… любезный… простите… э… Ваше Творческое Величайшество… Ваше Вседержащее Могущество… Владетель и Наполнитель: Вечности и Бесконечности, Материального и Идеального, нас — людишек, и прочих тварей…
Евгений Викторович перевёл дух, и продолжил:
— Простите, величайшедушно, меня раба Вашего! В первый раз у Вас, не признал! О, я презренный, не признал Господа и Бога — надеюсь, это дозволите — моего!
Это Вы — ТВОРЕЦ, а я — так, мелкий творческий работник под Вашим чутким и благосклонным управлением! Но очень старательный и трудолюбивый работник! Ни времени, ни сил не жалею, чтобы вносить Ваши идеи, присылаемые мне по каналу вдохновения, в массы! Вот, извольте, могу для отчёта привести примеры, из моих крайних, творческих дерзаний…
Снежинский не дождался одобрения, но продолжил доклад:
— «Голимая жизнь» — это мой эпический романище о знакомых девочках из стриптизклуба.
«Братья по крови», «Кровная месть», «Зов крови» — грандиозный цикл «рОманов» об упырях-вампирах.
«Союз мяча и орала» — душераздирающий и великий «рОман» о любви футболиста и певицы.
А вот и самый свежий, гениальный «рОман»…
Вдруг не сверху, а со стороны, испуганно вскричали:
— Гений, что случилось?
Зажегся свет, и Евгений Викторович опознал действительность. Он сидел на полу своей спальни, свалившись с кровати. В дверях стояла жена в ночном халате, прибежавшая на шум. Снежинский вспоминал прошедшее, и до него дошло, что наяву, или во сне, но его не приняли в Рай!
— Чтобы больше не называла меня «гением»! — закричал он на свою благоверную. — И ни слова о моей «творческой» жизни! Ох, Соня, и натворил же я дел! Успею ли переписать-исправить?
День писателя
С утра пришли сообщения по мессенджерам и электронной почте. Пустые «картинки-развлекалки» он и не смотрел, а поздравления с официальными праздниками игнорировал. Редкие праздники у него были, но только когда выходила в свет новая книга.
Вот и взглянул мельком на пришедшее, и понял, что это поздравления с «Днем писателя».
«Ладно, отвечу из вежливости» — подумал писатель.
Его не раздувала гордость от того, что он писатель. Понимал, что писательский талант, как и любой другой — это от Бога.
— Талант дан каждому «напрокат», а вот как развил, и как использовал его — это и будет «прибавочной стоимостью» для оценки твоей жизни! — так сказал он на встрече с читателями.
А на поздравления он не отвечал глубоко. Действительно, отписывался вежливо и формально…
Но одно письмо сегодня задержало внимание, и заставило задуматься.
Женщина тоже поздравляла, но и благодарила за рассказы:
«Почитав вас, я долго думала, и решилась не участвовать в весьма пакостной деятельности. Трудно было разорвать связи, которые держали как цепи! Пришлось даже переехать в другой город. Но я вырвалась из того, что мне мешало жить! И сейчас у меня такая жизнь, какую я и хотела: непростая, но честная, свободная от грязи и счастливая! Спасибо вам за помощь, Писатель! Новых замечательных книг. Они нужны людям!»
Письмо взволновало, и толкнуло на раздумья:
««Писатель!» — это будет (или не будет!) написано на финишной ленте-венке, в конце писательского забега…
А пока есть силы, беги, Автор, беги…
Беги от грязи, пошлости, вранья и бесталанной скуки! Беги к тому Своему Светлому Ненаписанному, которое пока видишь лишь ты! И да поможет тебе талант и силы от Бога! И да помогут тебе силы человеческие: лично-авторские и читательские!»
Вот такие мысли родились от этой читательской благодарности.
Но ответил писатель без пафоса и искренне:
— Спасибо вам за внимание и понимание! Мне очень важна эта поддержка!
Базовые ценности
Директор заводика по производству незамерзающей автожидкости мучительно думал. Точнее пытался думать, так как думалось с трудом.
Шел же предновогодний месяц! И понятно, что уже две недели празднично куролесили. Праздновали, понятно, те, у кого были возможности. И праздновали от всей душеньки: широко и вразлёт; и на всех корпоративах, званых обедах и ужинах-нах-нах!
«Нах, ну, нах я вчера: и на обед приплелся к одним коллегам, да на вечерний корпоратив к другим? — мучился раскаянием директор. — Да, пригласили, да, уважил, но зачем так много влил, как не в себя?»
Он выпил минералки, и приложил ледяную бутылку ко лбу. Но всё равно не думалось, не шевелился свой «креатив», и не приходило решение по вдохновению свыше.
Тогда он стал искать ответ в умной книге. Читал, и, для лучшего уяснения, громко цитировал:
— «Поняв, что у оппонентов другое позиционирование по ценностным осям, можно построить более убедительную или, как минимум, менее конфликтную коммуникацию».
Обдумал фразу, прочитал ещё раз, опять подумал, и воскликнул:
— Да вот же ответ! Вот же решение!
Он тут же указал секретарше собрать совещание.
Через полчаса, по тревоге, в кабинете собрались все свои: заместитель, главный инженер, главный технолог, главный бухгалтер, начальник охраны и еще тоже свой, «ручной» председатель профкома.
Директор оглядел присутствующих мутно-тяжелым взором, и, вздохнув, поведал:
— Парни, догадываетесь, как я устал за этот год? — затем жестом остановил подобострастные реплики поддержки, и продолжил. — Да, надо, надо мне отдохнуть!
Опять все затарахтели одновременно:
— Заслужили, Семён Семёныч! Хоть сейчас езжайте, отдохните от трудов праведных, от забот тяжких…
— Спасибо, друзья, за поддержку. Но есть проблемка! Мы уже месяц задерживаем зарплату рабочим, и премию их новогоднюю тормознули для себя любимых… А ну если они узнают, что я в круизе средиземноморском влачу свой жалкий жребий? То-то и оно! Что предложите мне?
Зам вчера праздновал вместе с директором, тоже плохо сегодня соображал, поэтому брякнул:
— Да плевать на это чернорабочее мнение…
Но главный инженер, фитнес-энтузиаст и трезвенник, высказался, как всегда, веско и трезво:
— Плевать-то, плевать, но шум могут поднять. А дойдет, тьфу-тьфу, до прессы и инвесторов? Как-то очень не «комильфо» это будет!
Поднялся гомон споров в поиске решения. Директор слушал, слушал, да зачитал ту умную цитатку…
Но никто ничего не понял, и опять разгорелись споры. Директор опять послушал, да всё объяснил:
— Это понятно, что у нас с рабочими разное позиционирование по э-э-э… по осям ценностей. И ценностями своими мы делиться не будем. Но мы можем построить: и убедительную, и менее конфликтную коммуникацию!
Опять разгорелся базар, когда предлагали все, всё и сразу.
Директор вновь всех остановил:
— Ох, ребята, ребята! Что бы вы без меня делали? Слухайте мои решения, и выполняйте как указания! Итак, метиловый спирт в нашей «незамерзайке» временно меняем на этиловый! Понятно, что на самый дешевый, из ёлок, ха-ха, новогодних, но с которого сразу не отравятся! И сразу широко пустить слушок об этом акте доброй воли администрации. Что, да почему, объяснение какое-то сами придумайте! Ну, там, поставки метилового из-за метелей сорвались… Или ещё что-нибудь… Да, с контролем охрана обороты поубавьте. Типа: чтоб не весь спирт до капли, но частично могли утащить. Короче, если закусить в праздник им нечем будет, но выпить смогут! И устаканятся все проблемы, сгладятся конфликты, сблизятся ценности! Всё, выполняйте!
Все загалдели, уходя:
— Гениальное решение! Поддерживаем и реализуем…
А директор поехал на очередной корпоратив, лечить свой креатив.
Жена — это вам не сатана!
«Как сказал наш… Артем… Архип… ну, этот… короче, наш Чехов: „В жене должно быть всё прекрасно!“ — с обидой думал Сергей Митрохин. — Да, и ноги, и грудь… И… И всё… Должно! А у моей? Эх, судьба-злодейка… такому мужику, и такое…»
Да, себя Сергей Викторович почитал «Аполлоном». Причем, не древнегреческим, а «молодогреческим» героем!
А между тем по ночному городу, пошатываясь, тяжело шел уже явно немолодой мужчина. И совсем не «Аполлон»: в толщину, почти как в рост, да и ещё из этой толщины живот выставлялся.
Шел Викторович с очередной пьянки домой: к жене, и двум детям.
Пил мужчина, не то чтобы запойно, но уважая традиционные ритуалы. Пятница — это пьяница! Суббота — выпить «охота»! Воскресения — для опохмеления!
А еще, Сергей Викторович, разок в месяц, как «истинный мужик», погуливал. Была у них в цехе любительница этого. Всех любила, вот и Сергей «не пренебрегал»…
Дома все уже спали, и чтобы не услышать очередные упреки, Митрохин улегся один, на диван в гостиной. Уснул быстро, и прохрапел до пяти утра…
Но, ни свет ни заря, он проснулся от боли в груди. Резкой и сильной боли! Аж вздохнул с трудом! Пять минут он ещё терпел, но боль усилилась, и дышать… Да, он стал совсем задыхаться!
Пришел дикий, неведанный доселе страх! И мужчина захрипел:
— Ека… Екатерина… Катя… Катенька…
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.