18+
Чадан

Бесплатный фрагмент - Чадан

486-й мотострелковый полк

Объем: 164 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Об авторе

Владимир Дулга (Гниляков) родился и вырос в семье офицера. Своей малой Родиной считаю Забайкалье, где прошло моё детство и юность, в небольшом, таёжном, военном городке. Выбрал, как и у отца, профессию военного. Окончил Благовещенское танковое училище и Академию бронетанковых войск. Сменил множество должностей и мест службы, был советским военным советником в Сирии. Сюжеты моих работ взяты и детства, службы и повседневной жизни. Герои произведений — друзья юности, сослуживцы, товарищи, простые люди.

Чадан

повесть

Чадан.

Далёкий город за грядой Саянских гор,

В туманной дымке промелькнувших лет.

Как кадры из старинного кино,

Далёкой юности несущие привет!

Здесь многое случалось в первый раз,

Тут мы взрослели, становясь умней.

Дружили, спорили, порой до хрипоты,

Любили жён и нянчили детей.

В морозы жуткие ходили в караул,

Возили танки через перевал.

И службы офицерской трудный хлеб,

С лихвой здесь каждый для себя познал

Но молодость тогда брала своё,

Не тягостью был груз армейского уклада.

Ответственность познали за людей.

И цену простенького слова — «Надо!»

Мы в отпуск уезжали в милый край,

И возвращались вновь за перевал.

С вершин спускаясь в котловину гор,

Знакомый город каждый узнавал.

Возможно, и ругали город тот,

Что нам судьбою в испытание дан,

С годами вспоминая с теплотой

Тувинское название ЧАДАН!

Несомненно, Чадан, не самое лучшее место на этой земле. Но, благодаря превратностям военной судьбы, именно через этот город прошли многие-многие поколения военных людей. Молодых, и не очень, женатых, и совсем юных-холостых. Город с этим названием стал, для некоторых, началом большого жизненного и служебного пути

Школьные друзья и подруги

Как сон пролетел первый лейтенантский отпуск. Во время, которого произошло одно из главных событий в жизни каждого взрослого мужчины. Симонов женился. Со своей избранницей он был знаком давно, со школьной скамьи. Одно время, он даже сидел за партой сзади этой обычной девчонки и её подруги. Из всех событий, связанных с Ларисой, в это давнее время, Володя запомнил лишь одно, как однажды, она не дала ему списать контрольную работу по математике. После восьмого класса пути разошлись, девочки уехали в соседний город учиться в медицинском училище. Он, после средней школы, тоже уехал далеко на восток, в танковое училище. Расставшись в восьмилетней школе, одноклассники, практически, больше не встречались. Подруги, поступив в училище и уехав из родительского дома, стали более самостоятельными людьми. Девчонки, приезжая каждое воскресение домой, по-взрослому ходили на танцы и вечера в Дом офицеров. Володю, как большинство его сверстников в этом возрасте, больше интересовала рыбалка, лыжи, походы в тайгу. И своё возможное появление на танцах он представлял с трудом. В военном городке, где они жили, все знали друг друга и для соседей, он по-прежнему оставался ребёнком.

В первую же субботу своего первого курсантского отпуска, летом, Симонов отправился в гарнизонный дом офицеров на танцы. За год учёбы в военном училище он заметно вырос и повзрослел. Изредка посещал танцы в училищном клубе, куда приезжали девчонки из города. Но, несмотря на весёлый и общительный характер, так и не смог установить какие либо серьезных отношений с девушками. Их больше интересовали кавалеры старших курсов, выпускники — взрослые ребята. С горем пополам Симонов научился вальсировать, неплохо танцевал модный в то время «твист».

В родном посёлке танцы проходили на летней танцплощадке Дома офицеров, но раздеться и привести себя в порядок, можно было в фойе старого здания, рядом. Володя и его друг, однокашник по училищу и школе — Юра Беляев, выделялись среди голубых погон и фуражек местного авиационного гарнизона. Они были первыми ребятами, поступившими в танковое училище. Обычно, после окончания школы, многие их сверстники шли в авиационно-технические и лётные училища, продолжая семейные традиции. Наблюдавший за порядком на танцах военный патруль, несколько раз намеревался подойти к чужакам, с чёрными курсантскими погонами. Но, заметив, что Симонов дружески общается с молодыми офицерами, которых знал, ещё учась в школе, успокоился.

Не встретив никого из одноклассников, друзья прошли в здание, чтобы заглянуть в биллиардный зал. Неожиданно в фойе, у большого зеркала, Володя увидел свою одноклассницу Ларису, приводившую себя в порядок в кругу подружек. Он невольно залюбовался девушкой, много лет назад сидевшей за соседней партой. За эти годы она превратилась в красивую, стройную девушку, с большими смеющимися глазами, на слегка смущённом лице. Заметив, что подружки тоже заметили курсантов, ребята подошли к ним. Обращаясь к Ларисе, Володя неожиданно для себя промолвил:

— Вот ты, какая стала! — и, вдруг, устыдился своего восхищения.

В груди что-то ёкнуло, лицо обдало жаром, Симонов смущённо покраснел.

Весь вечер они провели вместе в кругу друзей и одноклассников. В дальнем углу танцплощадки, рядом со сценой, собирались те, кого связывали годы совместной учёбы, детских шалостей и забав. Мальчишек было значительно меньше, чем их рано повзрослевших подруг. К смеющейся группе молодёжи то и дело подходили статные сержанты и молодые офицеры, чтобы пригласить девчонок на танец. Ларису тоже несколько раз приглашали, и Симонов украдкой, с каким-то новым чувством, наблюдал, как она легко танцует с очередным партнёром. Но большую часть времени они танцевали вместе. Володя невпопад отвечал на её вопросы, беспричинно смущался, говорил какие-то глупости, неумело шутил. Чего раньше с ним никогда не было.

Он чувствовал, что в груди родилось что-то новое, всё поглощающее и незнакомое, вызывающее смятение, необъяснимую тревогу, растерянность и радость, одновременно. Он не мог объяснить себе это щемящее приятное состояние. И не замечал ничего вокруг, кроме этих смеющихся, распахнутых навстречу глаз. Он ничего не мог с этим поделать, и не способен был разобраться, с тем, что происходит.

С танцев, распрощавшись с друзьями, Володя ушёл до их окончания. В голове роили какие-то мысли, новые ощущения пугали, в груди, то томительно замирало, то накатывалось сладостной волной радости. Такого он ещё не испытывал и не мог объяснить происходящее.

Да, в школе, наверное, как и у всех, у него были какие-то юношеские симпатии и привязанности. Была девушка, которая ему нравилась, и не только ему. Она звалась Татьяной, как у Пушкина в «Евгении Онегине». Симпатичная и статная, гораздо раньше своих подружек ставшая взрослой, и по этой причине, естественно, притягивающая к себе внимание подрастающих мальчишек. Она чувствовала своё превосходство над подругами, окружённая вниманием и обожанием мужской половины класса. Не избежал её чар и Симонов. Он выглядел постарше своих сверстников и поэтому имел некоторый успех. Вечерами Володя подъезжал на велосипеде к её окну на первом этаже, они подолгу разговаривали через подоконник, вполголоса, чтобы не привлечь внимание родителей. Выше этажом жила учительница математики, полная, властная и невоспитанная Мария Ивановна. Сын которой, одногодок Симонова и тоже Володя, учился в параллельном классе и также, но менее успешно, симпатизировал Татьяне. Иногда на балконе сверху со скрипом отворялась дверь, и только натренированные ноги, надёжный велосипед и деревья близлежащего парка, спасали юного воздыхателя от неприятных объяснений. На следующий день в школе занятия начинались с унизительной фразы:

— Ну что, жених, прошу к доске!

Симонов бесстрашно выходил, путано отвечал и получал свою, обязательную в таких случаях, двойку. Следом к доске вызывалась «невеста», с тем же результатом. Естественно, такое отношение не способствовало изучению предмета и возникновению любви к учителю.

Прошло время, отца Тани перевели в другой гарнизон, Володя перешёл в другую школу. Давно уехала с мужем Мария Ивановна. Поступил в училище гражданской авиации её сын. За прошедшие годы Симонов и Таня больше не встречались и не переписывались, Володя слышал, что она училась в медицинском училище и сейчас приехала в посёлок в гости к своей тётке. Не найдя объяснения своим новым чувствам он решил встретиться со своей прежней симпатией.

За ним увязался его друг и однокурсник Юрка, который, обладая редким для танкистов ростом, — под два метра, все танцы одиноко простоял, как фонарный столб, в углу танцплощадки, не находя себе применения. С большим трудом, Симонову удалось уговорить его отправиться домой. Вскоре, длинная фигура товарища, блестя в лунном свете козырьком фуражки, погонами и значками исчезла за поворотом. Володя остался один на тёмной деревенской улице. Кое-где, через зелень кустов в палисадниках, пробивался на дорогу из окон неяркий электрический свет. Лаяли собаки, слышалась музыка, вполголоса разговаривали невидимые в темноте люди. По этой дороге совсем недавно он ходил в школу, за прошедший год здесь мало что изменилось. По памяти, обходя кочки и ямы, он направился в центр посёлка, где, когда-то, жила Татьянина тётка.

Подойдя ближе, в блеклом свете одинокой электрической лапочки на столбе, он увидел возле её дома, прислонённый к забору мотоцикл, громкий мужской голос, весёлый девичий смех. Володя остановился и хотел, было, тихонько повернуть назад. Голоса смолкли, он понял, что его заметили. Пришлось идти дальше на свет. Возле калитки, на лавочке, с букетом каких-то полевых цветов на коленях, сидела Татьяна. Напротив, внимательно вглядываясь в приближающегося из темноты Симонова, стоял Вовка, по прозвищу «Шомпол». Худой и длинный парень, на год раньше окончивший школу, и учившийся в политехническом институте в Иркутске. Они не были с Симоновым друзьями, но и врагами тоже не были, жили в разных концах посёлка и встречались довольно редко. Когда Володя подошёл ближе, «Шомпол», наконец, узнал его:

— Привет, какими судьбами! А я смотрю, какой-то военный идёт, думал, может, заблудился человек?

Симонов понимал, что соперник, естественно знал, почему он в столь позднее время очутился возле этого дома. Час назад, он мельком видел его на танцах. По-видимому, покрутившись там и не найдя свою симпатию, тот примчался сюда. Ситуация была более чем комичная. Надо было, как-то выходить из положения. Поэтому Володя решил не выкручиваться и обезоружить противника правдой:

— Узнал, что одноклассница приехала, думал, что на танцах увидимся. Но, не встретил, — следом за тобой пришёл сюда.

«Шомпол» не нашёлся, что ответить, поэтому, оправдываясь, пробурчал:

— Что-то, я там тебя не видел?

Симонов понял, что инициатива соперником потеряна. Он взял протянутую Татьяной руку и скромно поздоровался. Одноклассники поговорили на какие-то общие темы, вспомнили знакомых, учителей. Беседа, явно, не клеилась. Соперники тяготились друг другом. Вскоре, «Шомпол» завёл свой грохочущий мотоцикл, распрощался и уехал. Следом, сославшись на поздний час, отправился домой и Симонов.

Нечаянная любовь

Он шёл знакомой, по-деревенски тёмной, улице и, с удивлением, не чувствовал внутри себя, ни разочарования от встречи, ни обиды на свою детскую симпатию, и её неожиданного кавалера, ни недовольства самим собой. Симонов, даже был немножко рад, что пришёл сюда, что тут оказался «Шомпол», и что он сам, не ощутил в груди горечи потери, унижения и зла. Он понял, что изменилось что-то в нём самом, в его отношении к происходящему. Внутри было тепло и радостно, как будто он нашёл то, что искал, о чём думал и мечтал, давно — давно! В чём боялся признаться, даже, самому себе. И с кем, обязательно, встретится завтра, в этом Володя не сомневался!

На следующее утро, набравшись смелости, но не столько, чтобы пригласить Ларису одну, пригласил их с подругой Людой купаться на речку. Встречи продолжились, он каждый день, с замиранием сердца, ждал назначенного времени, садился на отцовский мотоцикл и мчался на знакомую улицу. Всё свободное время влюблённые проводили вместе. Но короткий курсантский отпуск закончился, Володя уехал в училище. Расставшись, они переписывались, почти, ежедневно. Встретились только зимой следующего года, во время десятидневного отпуска. Гуляли по искрящемуся под лунным светом, хрустящему снегу, радовались ярким, будто свежее вымытым, звёздам, в бездонном, чернильном небе и без устали целовались.

Окончив медицинское училище, Лариса поехала по распределению в далёкую таёжную деревню. Куда, во время своего очередного летнего отпуска, часто приезжал Володя. Маленькая деревня, приютившаяся на опушке таёжной гривы, едва насчитывала два десятка домов и являлась одной из бригад местного колхоза. Лариса и Вера, фельдшер и заведующая клубом, были молодыми, дипломированными специалистами, известными в посёлке людьми и завидными невестами для местных парней. Девушек поселили в ветхом, давно пустовавшем доме, на окраине посёлка, у самой речки. Дом состоял из двух комнат и маленькой кухни. Несмотря на усилия подруг, всячески облагораживающих своё жилище, в помещении было сыро и неуютно, как бывает в сельских домах, давно брошенных своими хозяевами. Дворовые постройки, оставшиеся от предыдущих жильцов, потихоньку были разобраны предприимчивыми соседями, частично, развалились сами за ненадобностью. Некогда существовавшая ограда, местами рухнула, местами оставила после себя жалкие остатки жердей и столбов. В этом доме никто не жил подолгу.

Когда приезжал Володя, подружки ночевали в одной комнате, а гость в соседней. Такой порядок был изначально определён Ларисой, и тщетные попытки Симонова изменить его, натыкались на непреступную оборону, граничащую с глубокой обидой. Положение не изменилось даже тогда, когда Вера, отработав положенные два года, уехала домой.

На субботу и воскресенье Лариса приезжала домой. И они вместе с Володей ходили на танцы и в кино, ездили на речку купаться, или, просто, бродили по окрестностям, восхищаясь величием суровой забайкальской природы. Иногда, Симонов заранее приезжал к ней, и они возвращались к себе в посёлок вместе.

Однажды, в очередную пятницу, Володя решил съездить к Ларисе. За какими-то делами и заботами, собрался и выехал поздно. Дело в том, что на железнодорожной станции, с которой, преодолев пятнадцать километров таёжной дороги, можно было попасть к возлюбленной, останавливались только два поезда. Один пригородный, с ласковым названием «Ученик», проходящий в шесть вечера. И почтово-багажный, больше известный в народе, как «девятьсот весёлый», за утомительно-долгое стояние на каждом полустанке, который прибывал на таёжную станцию поздно вечером. Остальные поезда, с радостным шумом, стремительно проносились мимо дощатого домика местного вокзала. На «Ученик» Симонов не успел. Два часа понаблюдав, медленно проплывающие за окнами «девятьсот весёлого» телеграфные столбы, наконец, спрыгнул на тёмный перрон нужной станции.

Солнце давно исчезло за горизонтом, точнее, оно спряталось за высокие сопки, со всех сторон окружившие посёлок. Надо было идти на паром, или как его тут называли на американский манер, «Плашкоут». Придя на реку, Володя увидел, что паром стоит под противоположным берегом. И, судя по всему, желающих переправиться на этот берег, в обозримом бушующем, не предвиделось. Он отправился к паромщику, — «деде Боге», шустрому, худенькому старичку, дом которого стоял на высоком берегу невдалеке от переправы. Выяснилось, что переправочное средство вернётся на наш берег только утром. Старик посоветовал Симонову переплыть на одной из лодок, стоящих на берегу. И попросил: — «что если солдат успешно переберётся на противоположный берег, то пусть, переложит руль и отправит паром назад».

На берегу, Володя действительно нашёл три лодки-плоскодонки. Две были наполнены водой по самые борта, третья, оказалась наполовину вытащена на берег, и только погружённая в воду корма находилась в реке. Раздевшись, Симонов попытался перевернуть лодку, но она прочно увязла в песчаном дне. Найдя в прибрежных кустах какую-то банку, он попытался вычерпать воду. Упорная работа в течении двадцати минут, успеха не принесла — уровень воды не уменьшался. Наконец, пошарив рукой по скрытому водой днищу, Володя нашёл довольно большую дыру, сводящую на нет, все попытки откачать воду. Судя по всему, две другие плоскодонки также были не пригодны для переправы.

На улице, между тем, стало совсем темно, на небо высыпали миллиарды больших и маленьких звёзд. В деревне где-то играла музыка, светились пятнышки огоньков, вдоль воды, разнося запах берёзовых дров, стлался дым от темнеющих невдалеке бань.

Надо было что-то решать. Назад пути не было, — ближайший пригородный поезд будет только утром, знакомые в деревне отсутствуют. Коротать ночь на чужом берегу, возле утлого костерка, тоже, не хотелось. Придётся плыть! Володя не сомневался, что переплывёт, он видел речку днём и мог предположить, где течение тише, а где стремительнее. Где может быть глубина, а где можно наткнуться на скрытые водой кусты. Да и проплыть тут надо было всего то, метров пятьдесят — сто, с учётом сноса течением. Но как быть с сапогами и одеждой! Не хватало ещё утопить в реке «хромачи» и форму, а утром, явиться перед Лориными светлыми очами, босиком и без штанов. Вот это будет фокус!

Он долго бродил по ночному берегу в поисках какого-нибудь подручного средства. Потеряв всякую надежду, поднялся на берег, долго прислушивался, с замиранием сердца, со скрипом, оторвал от забора самую толстую горбылину. Стараясь не шуметь прибрежной галькой, притащил приобретённое сокровище к воде. Скатал свою гимнастёрку, брюки и пилотку, засунул всё, по отдельности, в сапоги. Которые, в свою очередь, ремнём и найденным проводом, накрепко привязал к доске. Вывел сооружение на течение, и поплыл, толкая его перед собой. Мощным потоком его снесло довольно далеко. С трудом, выбравшись на скользкий берег, он почувствовал, что прилично замёрз — «август в Забайкалье явно не купальный сезон!» Наскоро одевшись, натыкаясь на кусты, поспешил к парому.

Плашкоут с шумом разрезал носами двух понтонов тёмную гладь реки. Он не был привязан к берегу, и удерживался лишь силой течения. Взойдя на его пахнувшую сеном и дёгтем палубу, Симонов переложил руль и надел на его массивную ручку проволочное кольцо. Чуть, чуть подумав, паром послушно двинулся к противоположному берегу. Володя едва успел перепрыгнуть через всё расширяющуюся щель между бортом и причалом. Шипя водой, паром исчез в темноте. Через некоторое время, Симонов услышал, как он глухо стукнул, врезавшись в причал на противоположном берегу.

Чтобы согреться, Володя пробежал примерно километр по хорошо накатанной деревенской дороге. Стало теплее, и он перешёл на шаг, привычно оглядывая окрестности. Справа, в бледном свете выглянувшей луны, до, едва видимых в лёгком тумане, сопок, простирался заболоченный, травянистый луг. Слева, по взгорку песчаной сопки, как часовые, высились вековые сосны. Возносясь мощными ветвями, казалось, к самым звёздам. Пахло нагретой за день смолой, с мокрого луга, ветер, изредка, приносил благоухание поздних осенних трав и цветов.

Дорога углубилась под тёмные кроны деревьев, сразу стало темно и тревожно. Накатанная песчаная колея хорошо просматривалась на фоне усыпанной хвоёй и шишками земли. С какого-то мгновения, Симонов, каким-то шестым чувством, вдруг, ощутил, что он в лесу не один. Несколько раз, оглянувшись, увидел на фоне дороги какие-то тени. Вгляделся и обомлел — «Волки!». Увидев, что он остановился, тёмные пятна исчезли. Володя почувствовал, как противный холодок побежал по спине, волосы на затылке ощутимо зашевелились, ноги стали ватными и непослушными.

— Бежать? Бесполезно! — вихрем пронеслось в голове. — На такое толстенное дерево никак не взобраться! Говорят, они огня боятся!

Нащупав в траве еловую ветку, чиркнул спичкой. Ветка ярко вспыхнула. Тени отпрянули в сторону. Симонов услышал собачий лай. От сердца отлегло:

— Волки не лают!

Он собрал в кучку ещё несколько крупных веток, костёрчик разгорелся, отодвигая непроглядную тьму. Володя покурил у огонька, подождал, пока он полностью прогорит, и поспешил дальше. К конечной цели своего путешествия Симонов прибыл далёко за полночь. Маленькая деревня спала, только на противоположном конце ярко горела лампочка на уличном столбе. Оттуда доносились пьяные голоса, громко играла гармошка, забивая звуки магнитолы.

Обида

На удивление, Ларисы дома не было, напрасно Володя стучал в двери и ставни. Он сел на крыльцо и закурил. На душе было пусто и печально. На востоке порозовел небосвод, подсвечивая желтоватым светом длинные косы облаков. Симонов хотел уже уходить, но услышал негромкие голоса. У калитки появилась Лариса, рядом шёл парень в форме военного моряка. Лариса, увидев Володю, растерялась, с вопросом — «Давно ждёшь?» — направилась к нему. Моряк попрощался и исчез. Обиженный Симонов не разговаривал и засобирался уходить. Лариса не пыталась что-то объяснять, открывая дверь, сказала:

— В обед, машина на станцию пойдёт, если хочешь, можешь на ней уехать.

Он, не ответив, прошёл в комнату, где обычно ночевал, не раздеваясь, лёг на кровать. Уснуть так и не смог, несмотря на усталость, долго ворочался, курил, смотрел в окно. На улице было почти светло, деревня просыпалась, слышался шум голосов, звяканье калиток, мычание коров. Симонов взял, сделанную в прошлый приезд, стоящую в углу удочку и вышел на улицу. Быстрая, чистая, таёжная речушка пробегала в сотне метрах от дома. Поправив искусственную мушку, Володя сделал заброс, и пошёл за уплывающей насадкой вниз по тёчению. Не спеша, пройдя с километр, он ничего не поймал. Да, если сказать честно, он и не ловил. В голове как молотком билась мысль:

— Как она могла? Столько друг другу было сказано, пересказано. Неужели нельзя было самой признаться? Подло!

Горькие мысли теснились в голове, наскакивая друг на друга.

— Всё, нечего ждать! Доберусь, сам пешком, не буду ждать ни какую машину! Сюда пешком пришёл и назад вернусь! Как на душе тяжело, будто камень положили, и выбросить нельзя! А он всё давит и давит!

Обойдя небольшую прибрежную скалу, Володя увидел парня в морской тельняшке, который, закинув удочку в крошечный омут, сидел на какой-то коряжине. Подойдя ближе, Симонов узнал моряка, провожавшего ночью Ларису. Тот тоже узнал его и, взяв удочку, направился навстречу:

— Закурить не будет? — спросил моряк.

Володя молча протянул ему пачку сигарет. Постояли, покурили. Взглянув на Симонова, парень протянул руку:

— Валера, Тихоокеанский флот, в длительном отпуске, по здоровью.

Симонов, пожав протянутую сильную ладонь, назвал себя

— Ты, ничего плохого не подумай, там свадьба у одного парня была, вся деревня гуляла — продолжил Валерий. Я её только до дома проводил, — затянувшись и помолчав, сказал с завистью, — хорошая у тебя девчонка! Весь вечер только о тебе и говорила. Молодец!

Домой они с Ларисой уехали на той самой, уходящей в обед, машине. Желающих по различным делам съездить на станцию, оказалось достаточно много. Женщины в кузове, внимательно, с ног до головы, осмотрели военного кавалера фельдшерицы, перешёптываясь, и, судя по всему, делая различные предположения. Володя прикинул, что последние разы приезжал к Ларисе в гости в штатском. Многие женщины видели его в посёлке. Конечно, они знали о его ночевках в домике, на краю деревни — в такой маленькой деревне, друг о дружке, знают всё. Оставалось только догадываться, какие смелые догадки, они высказывают в адрес своего медицинского работника. То, гражданский приезжает и гостит, то солдат ночует! Оказалось, что машина, высадив на станции пассажиров, пойдёт дальше в сторону их посёлка. До ближайшего поезда было далеко, Володя и Лариса решили доехать на ней до следующей станции, а там, и до дома, всего-то, двадцать километров. Окончательно, влюблённые помирились, когда неспешно шагали, взявшись за руки, по петляющей, полевой дороге. В средине пути их подобрала попутный грузовик. Потом был ещё целый год учёбы, нежные письма, фотографии и воспоминания.

Вместе в новую жизнь

Они никогда не разговаривали о предстоящей свадьбе, это было как-то само, собой предрешено. Приехав в первый лейтенантский отпуск, Володя сказал:

— Тебе надо увольняться, нам скоро уезжать. Лариса тогда ещё не отработала положенных после выпуска двух лет. И они поехали в медицинское училище, где она училась, и им выдали её диплом, написав в трудовой книжке «Уволена, в связи с переводом мужа — военнослужащего», хотя к этому времени, они ещё не были расписаны.

И вот теперь, спустя неделю после шумной свадьбы, они как муж и жена, ехали к своему первому месту службы. В отпускном билете Симонова в графе «место прибытия» стояла короткая запись — «г. Абакан и номер воинской части». Хотя молодожёны считали себя взрослыми и самостоятельными людьми, по сути, всё ещё, оставались детьми. Молодому лейтенанту был двадцать один год, а его юной жене, двадцать. Впереди была неизвестность, новые места, события и люди. Впереди простиралась целая вечность, целая жизнь!

Доехав в купе неспешного пассажирского поезда до Ачинска, молодые вышли, тут им предстояла пересадка на другой поезд, идущий к югу. Оказалось, что он будет только вечером. Весь багаж путешественников представлял чемодан, небольшой тюк с частью Володиной форменной одежды, и магнитола «Фиалка-2» — один из свадебных подарков. Остальное немногочисленное имущество, собранное родителями и молодожёнами, было отправлено багажом в большом деревянном ящике. Сдав вещи в камеру хранения, они беззаботно бродили по улицам провинциального города. Устав, купили какую-то еду и вернулись в привокзальный сквер. Женщина с тележкой, в белом фартуке и накрахмаленном чепчике продавала сахарную вату, Володя решил порадовать жену. Ранее не знакомый с этим сладкий продуктом, он попросил триста грамм. Удивившись, женщина-продавец, всё-таки, выполнила его заказ. Который оказался таким огромным шаром, что когда он его нёс, Лариса видела только ноги мужа. Тщетно они пытались его съесть своими силами. Уже через минуту, от такого обилия сладости, во рту стало горько. Пришлось отдать приобретение мальчишке-цыгану.

В Абакан приехали рано утром. Ещё в училище, получая распределение, Симонов узнал, что туда же едет Юра Кононов, выпускник соседней роты. Юра объяснил, что едет фактически домой, в Абакане живут его родители. Володя взял его адрес, так — на всякий случай. Теперь, попав в незнакомый город, он было очень кстати. Таксист быстро привёз их по указанному адресу. Юрий был дома, Лариса нашла общий язык с женой Кононова — Ольгой и мамой — Раисой Ивановной. После завтрака, женщины остались дома, а молодые лейтенанты отправились в часть. По дороге, в автобусе, Юрий рассказал, что отпуск его закончился неделю назад, и он получил направление в местный танковый полк, командиром взвода. В разведывательную роту полка направлен ещё один однокашник, Саша Сигабатулин. Дивизии, по сути дела, ещё нет. Она только формируется на базе двух горных полков, которые находятся за сотни километров. Один, в столице Тувы, Кызыле, а другой ещё дальше, в Чадане, почти на Монгольской границе.

— Вот куда, не приведи господи попасть! До ближайшей железной дороги, почти, восемьсот километров. Сообщение только по автомобильной трассе, через Западно-Саянский перевал. Место, забытое богом и людьми!

Рейсовый автобус, попетляв по городу, выбрался на окраину с деревянными домами и огородами. Вскоре и они закончились. Потянулись картофельные поля, разделённые посадками акаций.

— Остановка «Юнатов-2» — конечная! — громко оповестил водитель. Они вышли на пыльную землю. Остановки не было, на обочине стоял столб, с криво прибитой табличкой.

— Ну, вроде приехали, вон в тех палатках штаб дивизии — показал Юрий. А я пошёл в полк, видишь ряды палаток и танки? Там меня и найдёшь, в первом батальоне. Получишь назначение — заходи.

Володя направился к большим палаткам, с торчащим частоколом антенн радийных машин. В курилке сидели офицеры, капитан с повязкой «Дежурный по штабу», направил его во вторую с края палатку:

— Вон, туда! Это отдел кадров.

Стучаться было не обо что, откинув брезентовую дверь, Володя вошёл во внутрь. В просторной палатке стояло несколько столов, за одним бойкой пулемётной очередью строчила машинистка. В углу громоздились разнокалиберные металлические сейфы. Посредине комнаты, за столом заваленным бумагами, сидел майор в полевой форме с неприветливым лицом. Симонов доложил о своём прибытии. Майор, не поднимая головы от бумаг, хмуро спросил:

— Почему не в парадной форме, как этого требует Устав?

— Багаж ещё не пришёл! — громко и бойко ответил Володя.

— Надо было её с собой взять, чтобы не помялась на плечиках везти. Как же вы теперь служить будете? А если завтра, парад?

Симонов уловил лёгкий юмор в тоне хмурого майора. Мысленно представил себя в блестящей форме, с парадным ремнём, среди этой пыли и неустроенности. Приняв игру, также бойко, ответил:

— Виноват товарищ майор, не учёл! На следующий раз так и сделаю! Спасибо за совет!

— Старших слушается, это уже хорошо! Когда ещё будет этот, следующий раз, а сейчас, приедешь в полк, командиру надо будет представляться, а формы с медалями нет! — неожиданно перейдя на «ты», возразил майор, — давай предписание и удостоверение личности.

Симонов достал и положил на стол документы. Кадровик раскрыл удостоверение личности, прошёл к сейфу, покопался за его железными дверями. Возвратился назад, держа в руках тоненькую, красную папочку, личного дела. Кивнул на стул, приглашая садиться.

— Так, Благовещенское танковое командное Краснознамённое училище, лейтенант! — майор развернул сложенное предписание, из него выпало свидетельство о браке. Он развернул его и прочитал. Обращаясь к стрекочущей машинистке, сказал:

— Лида, посмотри на него, не успел окончить училище, взял и женился! Нет, чтобы погулять, «потабуниться»! Эх, мне бы его годы! А?

Пулемётная дробь пишущей машинки прекратилась. Пышногрудая блондинка, поправив причёску, оценивающе оглядела Симонова, кивнув головой, неопределённо ответила:

— Да-а!

То ли сожалея, что майор уже, явно, не юн. То ли соглашаясь с ним в том, что Симонов зря отказался «потабуниться». Володя по тону разговора понял, что чисто служебные отношения этих людей, по-видимому, давно переросли в нечто большее.

— Предлагаю две вакантные танковые должности, — продолжил майор, — командир взвода танкового батальона, и командир отдельного разведывательного взвода. Выбор небольшой, но есть!

— Я окончил училище по средним танкам — ответил Симонов.

— Ну вот, вопрос решился сам собой. Пойдёшь взводным в танковый батальон Чаданского мотострелкового полка, — и, упреждая возражения Симонова, продолжил, — там полк давно стоит, вопрос с квартирой решать будет легче. Дом скоро сдают! Ещё будешь меня, потом благодарить! — весело закончил он.

— А, если, в разведчики? — всё ещё надеясь на что-то, спросил Симонов.

— Меняется должность, а место службы одно — Чадан. Вас выпускников по разнарядке прибывало пятеро. Трое уже распределены — двоих — в Абаканский танковый полк, одного — в Кызыл, тебя — в Чадан. Ещё приезжает один из Ульяновска, выпускался по «плавунам», вот он и пойдёт разведчиком в Чадан.

Увидев расстроенное лицо Симонова, с некоторой ноткой участия спросил:

— Ты сам-то, городской, или сельский?

— Я гарнизонский — зачем-то ответил Володя, — отец военный.

— А где отец служит?

— В Забайкалье, на севере Читинской области.

— Тогда, тебе, вообще, бояться нечего, привыкнешь. А жена откуда?

— Оттуда же, из Забайкалья.

— Ну вот, и прекрасненько! Обживётесь! Там дом обещают скоро сдать. А тут, в Абакане, так и будете по частным углам мучиться ещё не один год!

Показывая, что разговор окончен, хлопнул ладонью по папке личного дела:

— Сейчас внесём изменения в твои бумаги, выпишем проездные на тебя и жену и вперёд! Автобус отходит от железнодорожного вокзала в пять вечера. Подожди в курилке!

Вот так, весело и буднично решился кадровый вопрос, определивший на ближайшие годы судьбу молодого выпускника. Так началась самостоятельная семейная жизнь и офицерская служба.

Получив документы, Володя отправился в расположение танкового полка, мысленно ругая себя за отсутствие решительности и настойчивости. Палатки танкистов стояли в три длинных линии, составляя городок. В центре которого, как на площади, дымились прицепные кухни, блестели, покрытые клеёнкой, длинные столы и лавки, под брезентовыми навесами. Сбоку площади, большая палатка, над ней развевался белый флаг с красным крестом. За редкой полосой чахлых акаций, прямо на поле, ряды боевой и специальной техники. Плотными колоннами стояли «тридцатьчетвёрки», самоходки СУ-100, древние БТР-152. Похожие на божьих коровок, виденные только в кино, с обязательными немецкими крестами на бортах, приплюснутые БТР-40. Длинноносые, хищные как щурята БРДМ-1. Далее, не менее древние, прицепные пушки, колёсные зенитные установки, мостоукладчики, путепрокладчики БАТ, обшарпанные летучки и топливозаправщики.

— Да, тут техники, наверное, на целую дивизию? — подумал Симонов, — где же набрали столько раритетов? Этих заслуженных но, несомненно, устаревших машин. Где-то стояли десятилетиями на базах хранения. И вот, пришло и их время, вновь понадобились!

Юрия он нашёл на строительстве казармы. На бывшем картофельном поле, аккуратными штабелями высились детали сборно-щитовых казарм. Солдаты в разномастной одежде копали траншею под фундамент.

— Первоочередная задача, до холодов построить жильё. Техника подождёт, военные строители не успевают, приходится помогать, — посетовал Кононов.

Володя рассказал о своих делах и назначении. Товарищи распрощались.

— Будешь в Абакане, звони, заезжайте — напомнил Юрий, мы с Олей всегда будем рады!

Вернувшись к Ларисе, Володя рассказал о назначении и новом месте службы. Услышав его слова, Оля заохала, приговаривая:

— Не повезло! Моего, тоже сначала, хотели туда отправить, узнав, что он женат и имеет ребёнка. Спасло то, что родители здесь живут и, на первое время, есть жилплощадь!

Как показалось Симонову, его Ларису, это известие, напротив особо не расстроило:

— Нам сейчас, никакой разницы нет — что тут, что там! Нас нигде не ждут. В Чадане, тоже люди живут, может и вправду, квартиру к зиме получим. А там, видно будет!

Время до отъезда позволяло молодым сходить на рынок и что-то купить себе в дорогу. Заодно, решили познакомиться с городом и не надоедать своим присутствием гостеприимным хозяевам. Володя и Лариса не были избалованы городскими благами, прожив в сельской местности большую часть своей жизни. В города они выезжали для учёбы и в маленькие отпуска. Учились, тоже, в сравнительно небольших городах. Лариса, в близлежайшем к дому городу. Танковое училище Володи, находилось далеко от города, чьё имя оно носило. И бывал он там крайне редко, в увольнении. В тоже время, они не были забитыми жителями сельской глубинки. Большой военный гарнизон, расквартированный в посёлке, где они выросли, с его прекрасным Домом офицеров, спортивными сооружениями, современной школой, учителями, интеллигентными и образованными людьми, вложившие многое в воспитание учеников, отсутствие неизбежных в юношеском возрасте, городских соблазнов, прекрасная природа, позволили им не отличаться от своих городских сверстников. А по многим вопросам, даже превосходить их.

Молодые поехали на вокзал, сдали свои немногочисленные вещи в камеру хранения, и решили побродить по городу. Центральную площадь, как и положено, венчало серое партийное здание, невдалеке находилась гостиница «Хакасия», с рестораном на первом этаже. И кинотеатр «Абакан», с красочными афишами новых фильмов. Ближе к реке располагался городской рынок. Побродив по рядам и ближайшим магазинам, молодожёны запаслись кое какими продуктами в предстоящую, дальнюю дорогу. Остаток времени бесцельно гуляли по аллеям тенистого парка. С громадным колесом обозрения, каруселями и морожеными лотками. Городок понравился, достаточно зелёный, компактный и чистый. Перекусив в какой-то «забегаловке», к назначенному времени вернулись на вокзал. Володя купил билеты в малюсеньком окошечке кассы, они получили вещи, и вышли на привокзальную площадь к автобусам.

Дорога дальняя

Среди ряда одинаковых, вытянутых как капля, свежевымытых «Икарусов», нашли нужный, с табличкой «Кызыл». Пассажиров ещё не было, водитель помог уложить вещи в багажный отсек, предложив взять магнитолу в салон. Места в билетах не указывались и они, поразмыслив, заняли два первых кресла рядом с дверью, установив приёмник в ногах. Отсюда хорошо просматривалось всё, что делается впереди автобуса, и не ощущалось тесноты, как в глубине салона. Постепенно автобус наполнялся пассажирами. В задней части, громко переговаривалась компания, изрядно подвыпивших мужчин, судя по всему, строителей или геологов. Плотной группой, в центре машины, разместились представители коренных жителей, в национальных одеждах. Очень похожие на монголов, или бурятов. Они негромко переговаривались на своём языке. Старая, морщинистая как мумия, с коричневым от загара лицом женщина, в стёганом халате, подпоясанном кушаком неизвестного цвета, присев на корточки, возле дверей автобуса, курила длинную, тоненькую трубку, хищно зажав её прокуренными зубами. Терпкий запах крепкого табака и вспотевших тел растекался по автобусу.

Время отправления истекло, но водитель не спешил трогаться, по-видимому, кого-то ожидая. Наконец, почти вплотную к автобусу, скрипнув тормозами, подрулила чёрная «Волга». Двое мужчин в одинаковых чёрных костюмах, с трудом погрузили в автобус пьяного «вдрызг», важного пассажира. Судя по всему, руководящего партийного, или государственного работника. Тот сразу привалился щекой к холодному окну, и, тяжело всхрапывая, уснул. Автобус тронулся.

Остались позади окраины города, глухо простучали под колёсами стыки плит автомобильного моста через Енисей. Дорога пошла в гору. В салоне автобуса, узком и длинном, как в фюзеляже небольшого самолёта, было душно и жарко. За окнами проплывали песчаные сопки, с редкой щетиной островерхих сосен и елей на пологих склонах.

Из заднего, бытового отсека, пришёл дремавший там второй водитель. Опустив откидное сидение, возле входной двери, он уселся впереди Симоновых. Как многих мужчин, в своё время прошедших нелегкую школу армейской службы, его тянуло поговорить с человеком в форме, вспомнить свои военные будни. Повернувшись в вполоборота на своём маленьком сидении, он спросил у Володи:

— В отпуск едете?

— Нет, служить.

— Далеко, если не секрет?

— В Чадан.

— Да уж, дальше некуда. Если всё будет нормально, завтра к вечеру будете на месте. С нами до Кызыла двенадцать часов, а там, на другом автобусе, ещё пять-шесть часов. Всего, где-то километров семьсот пятьдесят, — охотно продолжил водитель, — железной дороги туда нет. Правда, есть ветка с другой стороны перевала, до станции Абаза, а дальше, всё равно, только автомобилями. Но автобусы там не ходят и поезда только товарные. Новую автодорогу через Западно-Саянский перевал построили но, в чём-то просчитались, говорят проезжая часть узкая, и наклоны на виражах не выдержаны. Государственная комиссия, её и не приняла, студенты из Москвы строили. Водители на грузовых, втихаря ездят, на свой страх и риск. Оно и понятно, на триста километров короче, в путёвках пишут через Кызыл, бензин лишний продают. Но, если слетишь с дороги, — костей не соберёшь. А там, одни подъёмы, спуски и серпантины Природа дикая, населённых пунктов почти нет. Хотя и на этой дороге, где мы сейчас едем, пройдём станцию Нулёвка, начнутся горы, скалы и тайга.

За окнами появились постройки. Автобус, снизив скорость, двигался по нешироким улочкам какого то городка.

— Минусинск, — пояснил словоохотливый водитель, — сейчас новые пассажиры подсядут.

И действительно, автобус остановился, уставшие от ожидания люди, с трудом протиснулись по узкому проходу к свободным местам. Дверь мягко закрылась, машина тронулась. Рассадив пришедших, водитель вновь расположился на своём откидном месте, взглянув на погоны Симонова, продолжил разговор:

— Мой племянник, тоже танкист, срочную служит на Дальнем востоке, в Бикине

За окнами машины начало смеркаться. Голоса в салоне становились тише, Лора, вслед за многими пассажирами, тихонько задремала. Промелькнул какой-то дорожный указатель.

— Поворот на Шушенское, где Ленин ссылку отбывал, красивые места. Там мемориальный комплекс построили, — подсказал собеседник, — деревянные дома со всего края свезли. Старинную деревню воссоздали, даже острог есть. Всё собираюсь съездить, да времени, как обычно, не хватает.

Помолчали. Мужчина пересел на алюминиевую флягу, по-видимому с водой, стоящую рядом с водительским местом, и накрытую какой-то тряпкой. В полголоса начал разговаривать с товарищем управлявшим автобусом. Далеко впереди на дороге, то появлялись, то исчезали красные огоньки попутной машины. Мерный, однообразный звук работающего двигателя убаюкивал, незаметно для себя, Симонов задремал.

Проснулся он от громких голосов. Автобус стоял, за окнами подступала не проницаемая темень. Дверь машины была открыта, по салону гулял холодный ветерок. Судя по разговорам, многие пассажиры были на улице, в темноте светились малиновые огоньки сигарет. Володя разбудил Ларису, кутаясь в его плащ, она, следом за мужем, вышла на улицу. Когда глаза немного привыкли к темноте, они увидели вокруг себя мрачные, покрытые тайгой, сопки. Точно такие же, как дома — в Забайкалье, казалось, они теснились вокруг автобуса тёмными глыбами, вздымаясь до самого неба. В недосягаемой чернильной бездне, ярко мерцали, будто только что вымытые, звёзды. Невдалеке, шумела по камням, невидимая в темноте, горная речка. Было сыро и холодно.

— Как тут красиво и страшно! — промолвила Лариса, прижимаясь щекой к плечу мужа.

— Похоже на нашу тайгу, как на рыбалке ночью, — подержал Володя, — это хорошо, что природа одинаковая, меньше о доме скучать будем. Не люблю степи — ровно, однообразно и скучно!

Пассажиров пригласили в автобус. Все расселись по местам, поудобнее устраиваясь в креслах перед дальней дорогой. Машина, было, тронулась, но кто-то хватился, что на месте нет руководящего работника. По-видимому, он тоже вышел на свежий воздух проветрится. Автобус, вновь остановился, один из водителей вышел на улицу, другой, мощным, воздушным сигналом призывал отставшего пассажира. Над тайгой поплыл ревущий звук сирены. Все принятые меры результатов не дали. Наверное, бедняга далеко ушёл от машины и заблудился в придорожных кустах. Водитель попросил мужчин помочь в поисках:

— Вот взяли на свою голову! Лучше бы он, вообще, опоздал, теперь отвечай за пассажира! Уехать, бросить? А вдруг, его тут кто нибудь сожрёт, или сам заблудится, да пропадёт. Затаскают!

Чертыхаясь и матерясь, люди бродили в темноте, натыкаясь на кусты и, невидимые в ночи, деревья. Руководящего товарища нашли на мокрой гальке, на берегу реки, он спал. По-видимому, влекомый жаждой, он упорно шёл на шум струящейся воды. Судя по мокрой одежде, «как оленю с колен», с первого раз, ему попить, не удалось. Грязного и мокрого мужчину притащили в автобус, подстелив кусок рваного брезента, с трудом, усадили на место. Все облегчённо вздохнули, автобус покатил дальше. Понемногу разговоры в салоне стихли, люди устраивались на своих жестких, и мало пригодных для сна, местах. Монотонный шум мотора нарушала лишь тихая мелодия из радиоприёмника за перегородкой водителя, да изредка, храп мокрого руководителя. Немного поговорив с женой, Симонов провалился в глубокий сон.

Очнулся от толчка. Автобус стоял, водителей не было. В салоне стало свободней, многие пассажиры вышли. Симонов посмотрел под ноги — магнитолы не было! Не обуваясь, в носках, он выскочил на улицу, водитель аккуратно укладывал в наружный багажный отсек их сокровище.

— Что выскочил? — покосившись на его ноги в носках, со смешком спросил водитель, — гляжу, как вы мучаетесь, ноги туда, сюда перекладываете, места мало, решил сюда убрать. Ехать-то, столько же, сколько проехали. Но коль выскочил — давай покурим!

— Сейчас, ответил Володя, — только обуюсь.

Он заглянул в салон, нащупал в темноте свои туфли и вернулся к водителю. Молча закурили. Автобус стоял на площадке перед приземистым, одноэтажным зданием, в окнах которого, кое-где, теплился свет. Два тусклых фонаря освещали местность.

Площадка была заставлена автомобилями разных марок, гружёными и порожними, с прицепами и без них. Рядом в темноте угадывалась очертания автозаправочной станции, с мерцающим светом лампочки в небольшом оконце. Дальше теснились избы какой-то деревушки, пятнышки редких огней обозначали тёмные улицы. Ночь пошла на убыль, на востоке над сопками немного посветлело небо.

— Станция называется Оленья речка. А это заезжая, — пояснил водитель, показывая на дом, со стоящими возле него машинами, — водители могут здесь помыться, покушать и поспать. Вроде почтовой станции, — помнишь, у Пушкина в «Станционном смотрителе». Правда, лошадь новую и свежую, тебе тут не дадут, но зимой и машину прогреют, и мелкий ремонт помогут сделать.

Володя внутренне удивился начитанности собеседника:

— А вы, тоже тут отдыхаете?

— Нет, нам спать не положено, мы идём все двенадцать часов. Спим по очереди в бытовом отсеке. Получается, с маленьким отдыхом и обслуживанием в Абакане, двое суток в дороге, четверо дома, недели летят, глазом не успеешь моргнуть.

Они помолчали, выпуская струйки дыма.

— Напарник сейчас отзвонится диспетчеру — где мы, и пойдём дальше. А тот мокрый алкоголик, вышел, еле его разбудили. Оказалось, он председатель местного сельсовета, ездил обмениваться опытом. Видать, шибко поделился!

Вскоре вернулся его товарищ, и автобус покатил дальше. Повозившись на своём сидении, поправив съехавший с Ларисы плащ, Симонов вскоре опять уснул.

Всех разбудил голос водителя, усиленный динамиком:

— Доброе утро! Просыпаемся, собираем свои вещи! Подъезжаем к Кызылу!

За занавесками брезжил ранний рассвет, и мелькали большие здания города. Автобус остановился на пустынной привокзальной площади. Освещённым зевом светился вход в автовокзал, с настежь распахнутыми дверями. Отдавая Симонову магнитофон, водитель, дружески распрощавшись, пожелал:

— Счастливо вам служить! Местного времени сейчас половина шестого, автобус на Чадан будет в восемь, касса, вон там, — указал он на вход, — бывай!

Выпустив синий дымок, автобус ушёл. Симоновы остались одни на, замусоренной площади. Все попутчики молниеносно растворились в глубине ближайших улочек. Поднимая и крутя обрывки газет, дул по-осеннему пронизывающий утренний ветерок.

Путешественники вошли в пустой зал автовокзала. По-видимому, в здании шёл ремонт. Ни скамеек, ни стульев в громадном помещении не было. В углу, и кое-где и у стен, сидели и лежали какие-то люди. Володя нашёл окошечко кассы и у сонной кассирши отметил билет. В здании было грустно, и неуютно. Подхватив свои тюки, молодожёны вышли на улицу. Под чахлыми кустами акации стояла скамейка с оторванными брусьями. Сложив на неё вещи, решили перекусить. Пока Лариса на чемодане раскладывала нехитрую еду, Симонов огляделся. В дальнем конце площади, один к одному стояли маленькие автобусы. На противоположной стороне, нестройной шеренгой выстроились разномастные, закрытые на ночь, ларьки. Под качающимся фонарём, трое молодых мужчин, из местных, на пустом картонном ящике, сидя на корточках, резались в карты.

За завтраком Лариса, глядя на мужа уставшими глазами, неожиданно сказала:

— Ты знаешь, я сейчас расплачусь, мне почему-то так тоскливо и грустно! Не потому, что я устала физически, просто, заскучала по дому. У нас сейчас тоже утро, солнышко всходит, туман с Протоки плывёт. Хорошо, спокойно и тихо!

Честно признаться, у Володи тоже на душе скреблись кошки. Он обнял свою юную жену:

— Не расстраивайся, приедем на место, осмотримся, обживёмся. Да, и не век же нам, в Чадане служить!

Обещанный автобус прибыл только в половине девятого. Они были первыми на посадке. Заняли в таком же салоне, прежние места. Пассажиров было немного и в машине дышалось свободно. Попетляв по улицам, автобус переехал по мосту довольно широкую реку и выбрался за город. За рекой природа резко изменилась, сколько хватала взгляда, вокруг простирались однообразные, пологие холмы, с жёлтой и чахлой травой. Кое-где торчали обломки скал, в разных направлениях местность прорезали глубокие овраги, со скудной растительностью на отвесных склонах. Невысоко взошедшее солнце, косыми лучами освещало землю. От обломков скал падали длинные тени, в глубине оврагов таилась тьма.

— Ну, прямо лунный пейзаж, — подумал Симонов, — вот тебе и тайга! Не дать, ни взять пустыня!

Довершая унылую картину, на обочине появились, неизвестно откуда взявшиеся в Сибири, три безразлично шагающих верблюда. Со свалявшейся шерстью и облезлыми горбами. Животных никто не охранял.

— Ты видел верблюдов? Ужасно отвратительные! Похоже, что мы заехали в Сахару, как быстро стало жарко?

— Мы, по-моему, и половину пути не проехали! А жарко оттого, что тут резко континентальный климат. Днём жарко, ночью холодно, — ответил Володя.

— Как проедем Шагонар, останется ровно половина, — подсказал один из водителей, открывая верхние люки салона.

Водителей, тоже было двое. Один лет тридцати, рано начавший лысеть, с явно выступающим брюшком и округлым лицом, вёл автобус. Второй, возраста Симонова, худенький и подвижный, организовывал посадку, размещал пассажиров, проверял билеты. Ещё при посадке, Володя заметил, что лысоватый, как-то по-особенному, по-мужски, оценивающе оглядел Ларису. Симонову он сразу сделался неприятным. Не отрывая взгляда от дороги, сидящий за рулём, спросил:

— С женой едете?

Володя, не желая разговаривать, кивнул головой.

— Правильно, — принял участие в разговоре молодой, умащиваясь на откидном сидении, — мужчине нужна семья! Мужик без жены и дома, как бродячая собака — не еды, ни миски, не конуры.

Чувствовалось, что данная тема, давно была спорной между водителями, и сейчас, всего лишь, получила дальнейшее развитие.

— Конура-то идёт в придачу с ошейником и крепкой цепочкой, — ответил лысоватый, — свобода дороже миски еды!

— Ты опять за своё, — откликнулся худой, — заладил, как попка. Свобода, свобода! Не надоело по общагам жить, в столовках питаться? Да и лет тебе больше чем нам, — продолжил он, невольно ставя Ларису и Володю на свою сторону, — пора и детей заводить!

— Это всегда успеется, жизнь длинная, — ответил лысый.

— Вы просто, не встретили свою женщину, — поддержала разговор Лариса. — Встретите, и будете думать по-другому.

— Наверное, так и есть, — задумчиво произнёс водитель, переключая передачу, — мать, тоже так в письмах пишет. Весь вопрос-то в том, что не молод! Девчонки, мои одногодки, уже успели по пару раз замуж сходить, детей нарожать, да разойтись. Брать замуж такую, с прицепом, а то и с двумя, как-то не с руки. Своими ещё обзавестись не успел. Как дети чужие примут, не известно? А там, и блудный муж обнаружится, тяжбы, да пересуды. К чему это? Молоденькую приглядеть? Опять же, на какую нарвёшься. Попадётся гулёна, ты в рейс, а она на сторону!

Помолчав, водитель сосредоточенно обогнал давно мотающуюся впереди потрёпанную машину с облезлым кузовом.

— Конечно, попалась бы такая отчаянная как вы, — обратился он к Ларисе, — едете неизвестно куда. В самые «тартарары», где русских-то, по пальцам пересчитать. И сколько проживёте тут, не знаете! Но едете, потому что любите! А я, свою любовь ещё не встретил, — собеседник горестно вздохнул. — Отработаю до конца года, и домой. Ну что я забыл в этих песках? Тут самая, что ни на есть страшная баба, нарасхват!

За окнами, сколько хватало глаз, простиралась слегка всхолмлённая, однообразная местность. Уставшему взгляду не на чем было остановить внимание. Изредка, горячий ветер гнал по земле громадные шары «перекати поля». Они догоняли друг друга, сталкивались и вновь разбегались в разные стороны, в мареве несущейся пыли. Если бы не виляющая лента дороги и редкие встречные машины, с шумом, проносящиеся мимо, легко можно было бы представить, что находишься на другой, неизвестной, не обжитой планете. Вот сейчас, за следующим поворотом, взгляду откроются серебристые строения иной цивилизации и диковинные летательные аппараты, кружащие над ними.

Но в небе медленно парили лишь большие, хищные птицы, внимательно высматривая что-то на земле. На вершинах ближних холмов, как столбики неподвижно стояли любопытные суслики. С приближением автобуса, они суетливо и молниеносно исчезали под землёй. Или суматошно мчались к своим норкам, поднимая облачка пыли.

Наконец далеко впереди, показались какие-то строения.

— Шагонар! — объявил сидящий за рулём, — готовимся к выходу!

По единственной пыльной улице, машина проехала к центру посёлка. На маленькой площади, у здания с вывеской «Автовокзал» автобус остановился. Часть пассажиров вышла, новых, судя по всему, не было. Водители удалились в здание вокзала. Не опасаясь, что их места будут заняты, молодожёны вышли, на пышущую жаром, улицу. На противоположной стороне площади высился магазин, рядом почта и сберегательная касса. Внушительно смотрелось здание военкомата и милиции. Судя по выцветшим флагам, которые были вывещаны неизвестно к какому празднику, в соседней двухэтажке размешалась администрация.

Не успели пассажиры осмотреть все достопримечательности, как автобус засигналил, приглашая продолжить путешествие. Немногочисленная публика заняла свои места. Водители сменились. Плавно покачиваясь на ухабистой дороге, машина тронулась. Проезжая вдоль глухого, высоченного забора, с колючей проволокой наверху, из-за которого виднелись жёлтые здания с решётками на окнах, и качающие пыльными кронами чахлые тополя, полный водитель, сидящий на откидном сидении, пояснил:

— Республиканская психушка!

— То есть? — не понял Симонов.

— Психиатрическая больница.

— Что же тогда не в столице, в Кызыле, если Республиканская?

— Наверное, тут безопаснее, бежать некуда! — засмеялся водитель.

Симонов с некоторым опасением посмотрел на неприступные стены. Водитель опять засмеялся:

— Говорят, что сейчас, буйных тут немного! В основном, алкоголиков лечат. А пьёт местный народ много. Женщины быстро спиваются. Сколько раз видел, — скачет на коне в своём малахае, а сама, еле в седле держится! Но бутылку из рук не выпускает!

Снова потянулась бесконечная дорога, унылая природа за окнами автобуса, жаркое, палящее солнце в высоком белёсом небе.

— Никогда не думала, что есть такие глухие места, — повернувшись к Володе, тихонько сказала Лариса. — У нас дома глухомань — это места в глубине тайги. Где непролазные заросли, мрачные сопки, тревожные лиственничные леса, не тронутая тайга. Но всё равно, природа, наполненная жизнью. Птичка зачирикает на разлапистой сосне, белка пробежит по стволу кедра, зверушка запищит в глубине леса. Зелень, цветочки-былиночки, ягоды, грибы, шишки, наконец! Студёный ручеёк, почти, в каждом распадке. Там как-то можно жить, в крайнем случае, выжить! — Лора кивнула в окно. — А здесь, песок, да камень! Ни веточки, ни кустика. Одни суслики, да злые птицы в небе. И вся жизнь! Не пойму, что заставляет людей жить тут добровольно? Я понимаю, по необходимости, по службе, как мы! А так — по собственному желанию, никогда бы не согласилась!

— Люди здесь родились и выросли. Тут их дом — как сейчас говорят, малая родина, — предположил Володя. — В этой природе и образе жизни, они находят свою прелесть — просто мы её ещё не видим. Не думаю, что и наша с тобой родина нравится буквально всем. Есть городские жители, которым наши прелести, вряд ли нравятся, они им в тягость.

Поодаль от дороги возникло какое-то круглое строение, отдалённо напоминающее чум, или ярангу. Возле маленького, дымящегося костерка, колдовала над котелком пожилая женщина. Две девчушки в национальных одеждах сидели на корточках подле неё. Чумазый пацан катил палочкой обод от велосипедного колеса, изображая машину. В стороне, нагнув головы, медленно двигалось небольшое стадо баранов, паслась лошадь. На бугре стояла пара незнакомых, рогатых животных, с длинной шерстью на мощных туловищах, мрачно взиравших на проносившийся автобус.

— Какие страшные, угрюмые быки! Того и гляди, бросятся вслед, догонят автобус и перевернут его! — нарушила молчание Лариса.

— Похожи на яков, или бизонов, такие же здоровые и шерстистые. А ты, говорила, что тут жизни нет! — пошутил Володя.

— Это овцебыки, — пояснил худой водитель, — местные называет их «сарлыками».

— Вот видите, — пробасил лысый, — живут люди, хозяйство ведут, детей растят, как кругом на земле! Просто, им тут тяжелее, чем в городе. Но, пересели их в город, из этой бытовой неустроенности и дикости, тут же, рядом с домом, поставят свою юрту и будут в ней жить!

Справа, у линии горизонта появилось над жёлтыми холмами синяя полоска далёких гор. Постепенно, она росла, ширилась. Вскоре, явственно проступили далёкие отвесные склоны и вершины с белыми пятнышками снежных шапок.

— Отроги Саянских гор, — перехватив взгляд Симонова, сказал водитель постарше, — внизу, у подножья, протекает один из притоков Верхнего Енисея — Хемчик.

— А далеко это от Чадана? — поинтересовался Симонов.

— Не знаю, — признался водитель, — сам я там не разу не был. Может, километров с полста, а может, и меньше. Рядом с посёлком протекает ещё одна речушка — Чадан, так, больше похожа на большой ручей. Но, несколько лет назад, взбунтовалась вместе с Хемчиком, всю округу и часть города затопила.

Чадан

В Чадан приехали после обеда. С высокой горки, впереди, между холмами показались разномастные строения, редкие пятна зелени, трубы котельных в жарком, колышущемся мареве. На подъезде к городу, слева от дороги, возвышалось бревенчатое, одноэтажное здание, с будочкой в форме скворечника наверху, разрисованное как шахматная доска. Через дорогу, на краю песчаного поля, на длинном шесте, вяло болтался полосатый «чулок» — указатель направления ветра.

— Местный аэропорт, — пояснил водитель сидящий за рулём, — а, вон там, за полем, на бугре, воинская часть. Наверное, вам туда.

Володя увидел несколько одноэтажных, щитовых зданий и отдельно стоящее красное кирпичное. Территория была окружена редким проволочным забором. В глубине в небо вздымался частокол разнокалиберных антенн. Далее, в дощатых постройках, Симонов, без труда, определил склады. Под дальними холмами, белые домики участковых пунктов управления полигоном. На возвышенность к части вела песчаная дорога, упирающаяся в маленькое здание КПП, с поднятым вверх полосатым шлагбаумом.

Проехав ещё километр, автобус повернул и остановился возле вполне приличного здания автовокзала. Утомлённые дальней дорогой, толпясь, и подталкивая друг друга, пассажиры двинулись к выходу. Володя и Лариса вышли последними, их никто не ждал и не встречал. В тени здания, на туристических мешках, расположилась группа молодых людей, по-видимому, студентов из стройотряда. Негромко бренчала гитара, нестройные голоса пели песню «про туманы и запахи тайги».

Оставив Ларису возле вещей, Володя отправился на поиски телефона, чтобы позвонить в часть. Круглолицый приветливый тувинец в кабинете с надписью «Директор», долго не мог понять, что от него хочет этот молодой военный. Наконец уяснив, ответил, что телефонной связи нет уже двое суток — обрыв линии. И посоветовал выйти на дорогу, где иногда проходят военные машины. Симонов, вернувшись к жене, заметил, что она чем-то расстроена:

— Что случилось? — спросил он, глядя в её грустные глаза.

— Да, вот эти студенты, — кивнула Лариса на толпящихся возле автобуса, молодых людей, — только ты ушёл, окружили меня. Смеются — брось ты своего лейтенанта, поехали с нами, завтра будем в Красноярске, мы тебе билет купим! Зачем тебе этот кишлак? Зачем свою жизнь губить? А у меня, и так, на душе тоскливо!

Весёлая компания, между тем, успешно погрузилась в машину, и теперь, через стёкла, жестами и мимикой звали с собой.

— Вот обезьяны, — беззлобно засмеялся Симонов. — И, что же ты, не согласилась?

— Ага, — едва сдерживая слёзы, ответила жена, — как же ты тут один, без меня? Тебе же будет плохо? Нет, мы теперь вместе! — со словами, — «никуда я не поеду», — села на скамейку, как будто и в правду, собиралась сидеть тут вечно.

Под звуки развесёлой песни «Мы едем, едем, едем, в далёкие края…», автобус укатил.

Стоять на дороге было бессмысленно. Володя, сев на скамейку рядом с женой, пытался держать в поле зрения приближающиеся машины. Но, автомашины, по-видимому, тоже спрятались от жары, и проезжали крайне редко. Симонов не увидел ни одной с чёрным армейским номером. Наконец, на дороге появился человек, явно имеющий отношение к армии. Это был худощавый, средних лет мужчина, в военных брюках навыпуск, в зелёной рубашке, не армейского фасона, без знаков различия. В руке он держал фуражку с красным околышем, через плечо был, перекинут китель с погонами капитана. Симонов поспешил ему навстречу. Военный совершенно не удивился внезапному появлению перед ним незнакомого лейтенанта. Так, как если бы встреча произошла на улице большого города, или крупного гарнизона, где офицеров пруд пруди.

Выяснилось, что капитан является начальником финансовой службы полка. Оглядев Володю с ног до головы, предложил:

— Я сейчас до полка дойду, там скажу, чтобы машину прислали. Ты, один?

— Нет, с женой.

— Тогда, лучше в городскую гостиницу поехать, на первое время.

Капитан ушёл, Симоновы остались ждать. Через какое-то время, гремя всеми своими внутренностями, к вокзалу подкатил ГАЗ-66, с перекошенной и помятой кабиной. С места водителя выскочил солдат грузин, с характерным кавказским акцентом, предложил, забирая у Лоры вещи:

— Давайте помогу. В кабину нэ могу, понэмаете, товарищ лейтенант, дверь, понэмаете, с той стороны не открывается! — передавая магнитолу в кузов, поинтересовался, — куда едэм?

— Говорят, — сидя в кузове, ответил Володя, — где-то гостиница есть.

— Знаю, поехали!

Машина, вновь жалостно заскрипела, и покатила по асфальтированной улице города.

Молодые с интересом разглядывали окрестности. Вдоль центральной и, по-видимому, лучшей улицы, росли, довольно большие, тополя. Стояли одно и двухэтажные дома, многие с пыльными кустами в маленьких палисадниках и огородами на задах. Всё это напоминало фильмы о Средней Азии, не хватало только арыков и мужчин в халатах и чалмах. В боковых улицах дома были более скромные, но больше всего Володю удивили бревенчатые дома, без привычной, двухскатной крыши. Они были, просто засыпаны землёй, которая горкой возвышалась на месте крыш. Миновали каменный дом на перекрёстке с вывеской «Столовая», несколько невзрачных сельских магазинов, расположенных — один к одному. Свернули в узенький переулок и подъехали к невысокому зданию барачного типа. Маленькая вывеска гласила, что здесь располагается гостиница города Чадан Дзун-Хемченского района. Лестница в четыре ступеньки, ведущая вниз, привела приезжих в полуподвальное, служебное помещение. Женщина средних лет, проводила гостей, как она сказала, в свободную комнату. Помещение было похоже на школьный класс, вдоль стен стояло пять, или шесть кроватей. Увидев недоумение на лицах потенциальных клиентов, она пояснила, что отдельных номеров в гостинице нет. Но, волноваться не надо, посетителей немного и в этот номер больше никого не поселят. Оставив Ларису на попечение хозяйки заведения, Симонов поспешил к машине. Мокрый и уставший водитель, крутил ручку, пытаясь завести заглохший автомобиль. Увидев офицера, грузин чертыхнулся, бросил бессмысленное занятие и, привалившись к бамперу, закурил:

— Чёртов драндулет, стоит заглохнуть и всё, нэ заводится!

— Кто же его до такого состояния довёл? По нему будто танк проехал!

— Машина ещё не старая, и двух лет нэт! Прошлой зимой, дэмбэля из стройбата угнали её от столовой. Посадили дэвок, четверо в кабине, напились и поехали в Кызыл. На перевале перевернулись, все живы, только попереломались. А машину всю разбили. Кабину на нэё новую нэ найдёшь!

— Ну и что им, было? — поинтересовался Симонов.

— Суд был, в дисбат отправили!

— И сейчас строители есть?

— Другую роту прислали, дома офицерам строят. Но эти поспокойнее, драк не затевают.

— Давай вместе будем заводить! — предложил Володя, — стартер-то крутит?

— Крутит, только аккумулятор слабый.

— Я сяду за руль, буду стартером крутить, а ты, ручкой.

С третьего раза, двигатель, стрельнув, запустился. Водитель занял своё место, Симонов поднялся в кузов. Знакомым маршрутом доехали до автовокзала, по колдобинам песчаной дороги поднялись в гору, к воинской части. Слева, по взгорку Володя увидел кладбище, с покосившимися, старыми крестами и новыми захоронениями, обложенными венками из искусственных цветов.

Полк

Миновав шлагбаум, машина остановилась. Сопровождаемый сержантом — дежурным по КПП, Симонов прошёл в штаб. Старший лейтенант, дежурный по полку, показав кабинет командира, проинформировал, что командир в настоящее время на сессии в академии, его обязанности исполняет начальник штаба майор Котелевский. Володя одёрнул китель, с сожалением посмотрел на слегка пыльные туфли, и решительно постучался в дверь.

— Войдите! — услышал Симонов далёкий голос.

Войдя, он увидел скромно обставленный небольшой кабинет. За столом сидел худощавый майор, с аскетическими чертами лица и хмурым взглядом. Сделав пару уставных шагов к столу, Володя, приложив руку к головному убору, и, как показалось ему, чётко доложил:

— Товарищ майор, лейтенант Симонов, прибыл для прохождения службы на должности командира танкового взвода!

Привстав из своего кресла, майор выслушал доклад. Но не стал делать замечания по поводу отсутствия парадной формы, а недоумённо переспросил:

— Какого взвода? Танкового, говоришь? У нас танков нет!

Подняв трубку, начальник штаба вызвал заместителя по строевой части и кадрам.

Вскоре в кабинете появился капитан, с не менее свирепым лицом. Подойдя к столу, он что-то тихонько сказал начальнику штаба. Тот ещё раз внимательно осмотрел Симонова, прочитал командировочное предписание и подозрительно спросил:

— А вас к нам за что?

— Как за что? — не понял Симонов, — я после училища.

— К нам, не за что, не отправляют, — ответил хмурый майор и махнул рукой, показывая, что аудиенция закончена.

Уже в дверях, недовольный голос остановил Симонов словами:

— А петлицы и фуражку сменить. У нас полк мотострелковый!

Капитан и Симонов вышли. В коридоре заместитель начальника штаба, кивнув на дверь напротив, пропустил Володю вперёд.

— Капитан Линенко, сказал он, садясь к столу. Ты что туда полез? Ты что, не знаешь, куда, в первую очередь, надо зайти? Я бы всё объяснил. Начальник штаба первый день на службе, вернулся после продолжительного лечения в окружном госпитале. Как говорится, не врос ещё в обстановку.

Симонов обратил внимание на то, что у капитана на погонах, тоже танковые эмблемы. А на сером, металлическом сейфе лежала фуражка с чёрным околышем. Как истинный танкист, Володя не горел желанием менять форму.

— Где я красную фуражку возьму? — на всякий случай спросил он.

— Да нигде! На вещевом складе шаром покати. Сходишь, на всякий случай туда. Но маленьких размеров нет. Не мелькай перед глазами, ходи в полевой форме, или в рубашке с полевой фуражкой — у нас это не возбраняется. Теперь о деле: — танкового батальона пока нет, танков тоже, из танкистов ты первый, — засмеявшись, добавил, — не считая меня, заместителя командира полка по технической части, начальника бронетанковой службы и замполита — всех, кто до сих пор, носит танковые эмблемы. Твоё личное дело пока не пришло, но мне из дивизии вчера звонили. — Закурил, выпустил облачко синего дыма, — ты женат?

— Да, — ответил Володя, — жена сейчас в гостинице.

— Давай, завтра устраивай свои дела, ищи квартиру. Утром послезавтра придёшь ко мне.

Симонов вышел на улицу. К зданию подкатил, видавший виды, «газик». Из него, с удивительной ловкостью для довольно полноватой фигуры, выскочил майор, с эмблемами танкиста на полевой форме. Быстрым шагом, подойдя к крыльцу, в ответ на приветствие Симонова, вытирая платком солидную лысину, представился:

— Зампотех полка майор Сараев! Собирайся, сегодня уезжаем принимать танки в Бийск!

Володя опешил, не зная, что ответить. Выручил, вышедший на крыльцо, капитан Линенко:

— Ян Михайлович, он только приехал, у него жена в гостинице ждёт.

— А мне начфин сказал, лейтенант танкист приехал, — огорчился майор, — думал, всё какая-то помощь! Но ждать не могу, билеты на самолёт из Барума куплены.

Он, так же стремительно вернулся к машине, хлопнул дверкой и уехал. Симонов направился к КПП, в надежде как-то добраться до города. За деревянной казармой, на песчаной площадке, занимались миномётные расчёты. Лениво помахивая хвостами, понуро опустив головы, стояли три низкорослых монгольских лошадки. Пыльные солдаты, в полном снаряжении, как заметил Володя, из числа призванных на переподготовку, в который раз выполняли одни и те же приёмы. Сбоку, с секундомером в руке, стоял худощавый старший лейтенант в полевой форме, который громко, держа паузу между словами, даже как-то радостно, командовал:

— Миномёты! К бою!

Бойцы набрасывались на безучастных лошадей, снимали с них принайтованные с обеих сторон ствол, треногу и плиту. Устанавливали всё это в нужном положении, что-то подкручивали на прицельных приспособлениях, как ужаленные отскакивали от миномётов, выстраивались в шеренгу. Правофланговый каждого расчёта, поднимал руку с флажком, выпучив глаза, дурным голосов орал:

— Готово!

Уставший не менее солдат, старший лейтенант, глядя на секундомер, проводил кратенький разбор. И вновь подавал команду:

— Миномёты! В вьюки!

Бойцы кидались к миномётам, с неподражаемой скоростью, раскидывали их на составные части, закатывали в брезентовые сумки, взваливали на, слегка приседающих, лошадей, строились и докладывали:

— Готово!

На это раз, их действия удовлетворили придирчивого командира. Коротенькая колонна из артиллеристов и нагруженных лошадей двинулась к дощатому складу. Старший лейтенант, заметив Симонова, направился к нему. Протягивая руку, сверкнув золотыми зубами, слегка заикаясь, сказал:

— Александр! С-старший лейтенант Бояринцев. К-командир миномётной б-батареи!

Симонов назвал себя.

— Д-давно приехал?

— Сегодня, — с трудом сдерживая непроизвольное желание тоже растягивать слова, ответил Володя, — только что представился.

— Из училища, — то ли спрашивая, то ли отвечая, сказал Бояринцев, — с семьёй?

Получив утвердительный ответ, посоветовал:

— Я тоже, месяца два назад, приехал по замене из Германии. До сих пор привыкнуть не могу, древность какая-то, как во времена борьбы с басмачами. — Переменив тему, продолжил, — к женщинам русским обратись в гостинице, они подскажут к кому на квартиру попроситься. Подожди меня, я на мотоцикле, сейчас вооружение сдам, и поедем в город.

И действительно, вскоре за складом негромко затрещал мотоцикл, и Саша подъехал на блистающем никелем, красном мотоцикле «Ява».

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.