Бесплатный фрагмент - C13H28: Кровь вечности

Пролог: «Чёрные лужи»

Город тонул в чёрных лужах. Они стекали по асфальту, как кровь из открытой раны, впитываясь в подол её платья. Маленькая Ева не плакала — мама сказала, что слёзы только помогут *ему* найти их.

Она помнила запах. Горький, густой, обволакивающий горло. Нефть. Он висел в воздухе даже здесь, в их старом доме на окраине, где мама запирала окна тряпками и рисовала мелом кресты на дверях. «Это не наш мир, Евочка», — шептала она, обнимая дочь так сильно, что та задыхалась. — «Он спит под нами. А Лукас… Лукас *позвал* его».

Той ночью мама взяла кухонный нож. Ева видела, как лезвие дрожало в её руке, пока они стояли у кровати брата. Лукас не проснулся, даже когда мама начала читать молитву — не на латыни, а на том странном языке, что звучал как скрежет камней под землёй.

— **Ты должна забыть**, — мамины пальцы впились ей в плечи, когда за окнами завыла сирена. — **Забыть, как он улыбался. Как его глаза стали… чёрными**.

Потом была кровь. Или нефть? Ева так и не поняла. Лукас закричал — нечеловеческим голосом, от которого треснуло зеркало в прихожей. Мама упала на колени, рыча: *«Выйди из него!«*, а по стенам поползли тени, густые, как смола.

Когда приехали люди в белых халатах, Ева сидела в шкафу, прижав к груди братову игрушку — плюшевого медведя с пуговицами вместо глаз. Его лапы были липкими от нефти.

— **Он не умер**, — сказала мама, прежде чем её увезли. — **Он просто ждёт**.

Сейчас, двадцать лет спустя, Ева всё ещё чувствует тот запах. Он струится из вентиляции в её офисе, оседает на губах во время допросов, шепчет: *«Сестрёнка…«* по ночам. Иногда, в зеркале, она видит за своей спиной чёрные лужи. Они растут.

А под городом, в заброшенных шахтах, что-то булькает в темноте. Как будто смеётся.

Глава 1: «Первый шрам»

Дождь смешивался с нефтью. Чёрные капли падали на жёлтую ленту оцепления, оставляя жирные разводы, как будто сама земля истекала грязью. Ева натянула капюшон ветровки, но запах всё равно пробивался сквозь ткань — тот самый, из детства. Горький. Металлический. *Живой*.

— Кортес! — Голос напарника, Грега, прозвучал сверху, со склона заброшенной нефтяной вышки. — Тебе точно стоит это увидеть.

Она поднялась по ржавой лестнице, стараясь не смотреть в провалы между ступенями. Ветер рвал с губ слова:

— Жертва?

— Не совсем.

На площадке, среди обломков труб, лежало тело мужчины. Вернее, то, что от него осталось. Грудная клетка вскрыта, рёбра аккуратно раздвинуты в стороны, словно крылья бабочки. Внутри, вместо органов — густая чёрная масса. Нефть. Но не обычная — она пульсировала, медленно переливаясь, будто дыша.

— Санитары попытались зачерпнуть это лопатой, — Грег выдавил смешок, пряча дрожь в голосе. — Говорят, жидкость… сопротивлялась.

Ева присела, не касаясь земли. На запястье жертвы виднелся шрам — переплетение линий, напоминающее глаз. *Точно такой же был у Лукаса.* Она помнила, как брат показывал ей его в тот день, когда мама впервые заперла окна: «Это не больно, Ева. Он просто… вырос».

— Кортес? — Грег положил руку ей на плечо, и она дёрнулась. — Ты как будто увидела призрака.

— Вызовите криминалистов. И свяжитесь с архивом — пусть проверят все дела с ритуальными убийствами за последние сорок лет.

— Сорок? Да тут даже…

— *Сорок*, Грег.

Пока он спускался, ворча в рацию, Ева достала телефон. На экране — фото из детского альбома: она и Лукас в пижамах, обнимающие того самого медведя с пуговичными глазами. На заднем плане, в дверном проёме, силуэт матери с ножом. *«Он просто ждёт»*.

Внезапно нефть в груди жертвы заколебалась интенсивнее. Ева отпрянула, но слишком поздно — капля вырвалась из массы и брызнула ей на ладонь. Обожгла. Она вскрикнула, пытаясь стереть её рукавом, но жидкость уже впиталась, оставив на коже красный след. *Тот самый символ — глаз.*

— Всё в порядке? — крикнул снизу Грег.

— Да… просто дождь. — Она сжала ладонь в кулак. Боль пульсировала в такт её сердцу.

По дороге в участок Ева свернула к старой психиатрической лечебнице. Мать сидела за толстым стеклом, рисуя на столе пальцем те же узоры, что были на жертве.

— Он вернулся, да? — Маргарита улыбнулась, и в этом оскале не было ничего человеческого. — Говорила тебе — нефть не смывается. Она впитывается в кости. В гены.

— Кто *он*, мама? Демон? Лукас?

Старуха наклонилась так близко, что её дыхание затуманило стекло:

— Ты уже видела его глаза, детка. В зеркале.

Когда Ева вышла на парковку, дождь превратился в ливень. В луже под фонарём плавало нефтяное пятно. Оно извивалось, принимая форму лица. *Её собственного лица.*

Телефон завибрировал — сообщение от криминалистов:

**«Символ на жертве… Это химическая формула. C13H28. Углеводород. Но есть нюанс: это точный состав нефти из шахт под вашим старым домом». **

А в кармане ветровки, там, где лежал плюшевый медведь, выкопанный сегодня утром из ящика с детскими вещами, что-то зашевелилось.

Глава 2: «Тени в резервуаре»

Ожог на ладони горел, как раскалённый уголь. Ева сжимала и разжимала пальцы, пытаясь заглушить боль, но символ — этот проклятый глаз — будто пульсировал под кожей. В ушах звенело: голос матери в клинике, шепот нефти в вентиляции, смех Грега, когда он шутил над её «паранойей». *«Ты уверена, что не перерабатываешь?«* — его слова висели в воздухе, как яд.

Она стояла перед старым нефтехранилищем на окраине города — местом второго убийства. Резервуар, ржавый и покосившийся, напоминал гигантскую гробницу. Ветер выл в его трещинах, разнося запах гнили и чего-то химически-сладкого.

— Жертва — женщина, лет сорока, — сказал Грег, освещая фонарём труп. — Нашли в цистерне. Там… лучше посмотри сам.

Ева заглянула внутрь. Тело плавало в чёрной жиже, лицом вниз. Но когда Грег крюком перевернул его, она подавилась стоном. *Лицо было её собственным.* Искажённым, распухшим от нефти, но — её. Тот же острый подбородок, шрам над бровью от детской драки.

— Это… совпадение, — пробормотал Грег, но его рука дрожала. — Фотошоп? Галлюцинация?

— Нет, — Ева коснулась своего лица, словно проверяя реальность. — Это послание.

Она спустилась в цистерну, игнорируя протесты напарника. Нефть липла к сапогам, тёплая, как кровь. На запястье жертвы — тот же шрам-глаз, но теперь он был обведён цифрами: *13.28.* — дата рождения Лукаса.

— Всё связано с ним, — прошептала Ева. — С демоном. С… мной.

Внезапно жидкость вокруг заволновалась. Тени на стенах резервуара задвигались, хотя света фонарей не касались. Они тянулись к ней, принимая форму длинных пальцев. *«Сестрёнка…«* — прошипело из темноты.

— Кортес! — Грег схватил её за куртку, вытаскивая наружу. — Тут нестабильно! Всё это может рухнуть!

Она не сопротивлялась. В кармане жертвы нашли записку, написанную на смеси латыни и странных символов: **«C13H28 = кровь. Кровь = дверь. Дверь = ты». **

Ночью Ева вернулась домой, к бутылке виски и коробке с детскими вещами. Плюшевый медведь сидел на диване, его пуговицы блестели в лунном свете. Она помнила, как Лукас говорил: *«Он видит сквозь них. Всё видит». *

— Что ты хочешь? — спросила она вслух, вглядываясь в игрушку.

Медведь упал на пол. Из его рта вытек чёрный поток. Нефть собралась в лужицу, а из неё поднялась тень — силуэт мальчика. Лукас. Но его глаза были дырами в пустоте.

— *Ты забыла наш договор, Ева*, — голос звучал как скрежет металла. — *Мы же должны были играть вечно.*

Она проснулась в холодном поту. На полу — настоящая нефтяная лужа. А на стене, будто выжженные, слова: **«Приди в шахты». **

Утром Грег позвонил, голос сломан:

— Ева… они нашли твою мать. Мёртвой. В её палате. Стены… Боже, стены были покрыты тем же символом. И…

— И что? — её голос звучал чужим.

— Она держала фотографию. Твою детскую. Но… там был не Лукас. Там был *ты* с чёрными глазами.

Ева посмотрела в зеркало. В её зрачках, глубоко внутри, шевелилась тень.

Глава 3: «Колыбель демона»

Стены шахты дышали. Тёплый, маслянистый воздух вырывался из трещин, обволакивая Еву липкой плёнкой. Она шла одна, вопреки приказам начальства и мольбам Грега. Фонарь выхватывал из темноты полуразрушенные крепи, а на стенах — те же символы, что мать рисовала в её детских кошмарах. Глаза. Бесконечные глаза.

— *Ты почти дома*, — прошептал ветер. Или это был Лукас? Его смех эхом отдавался в туннелях.

Ева спускалась глубже, держа в руке нож — тот самый, материнский, найденный в коробке с её вещами. Лезвие ржавое, но на рукояти выцарапаны слова: **«Кровь священна». **

Неожиданно фонарь погас. Тьма сомкнулась, густая, как нефть. Ева замерла, прислушиваясь к стуку собственного сердца. А потом услышала *другое* — хлюпающие шаги. Что-то приближалось.

— Лукас? — её голос дрогнул.

Вспышка. На миг в темноте загорелись два огонька — чёрные глаза, отражающие свет, которого не было. Ева рванула вперёд, спотыкаясь о рельсы, но тень преследовала, шепча:

— *Ты ведь знаешь, кто настоящий демон? Ты смотрела в зеркало?*

Она врезалась в дверь. Старая, изъеденная ржавчиной, с цепями. На табличке едва читалось: **«Лаборатория №13. Доступ запрещён. 1988». **

Внутри пахло формалином и смертью. Столы с искорёженными инструментами, койки с кожаными ремнями, а на стенах — фото. *Фото детей.* Лукас был среди них. Его лицо подписано: **«Образец 28. Реакция на C13H28 — стабильная». **

— Нет… — Ева листала отчёты, написанные почерком матери. *«Протоколы культа «Чёрные Реки». Инъекции нефти в спинной мозг вызывают связь с Сущностью. Образец 28 — первый успех. Но контроль утрачен. Требуется ликвидация». *

Мать не была сумасшедшей. Она была учёной. Жрицей.

Внезапно дверь захлопнулась. На стене замигал проектор, выбрасывая кадры старой плёнки: Лукас в подземной лаборатории, прикованный к столу. Мать в защитном костюме вводит ему шприц с чёрной жидкостью.

— *Это лекарство, сынок, — голос Маргариты с плёнки звучал ледяно. — Ты станешь дверью для бога.*