Я родился пушистым и белым
Я родился пушистым и белым,
И был, даже, вначале, не против,
Но, естественно, первым же делом,
Получил, по младенческой попе.
Так с тех пор повелось, и поныне:
По лицу, по рукам и по почкам.
Волокут на верёвке по глине,
По камням, по асфальту, по кочкам.
Стал колючим я, стал грязно-серым,
Но в подвале ночами упорно,
Я вылизываю своё тело,
Чтоб не путалось белое с чёрным.
Шерсть, свалявшуюся колтунами,
Выгрызаю с надеждой и верой:
Не забудет, Господь, за делами,
Даст уйти мне… пушистым и белым.
Первая потеря
Шёл на парад мальчик Вова, нёс шар,
С дедом за ручку, одетый прилично,
Весело новый скрипел тротуар,
Вова шагал по нему энергично.
Праздник (не помню за давностью лет),
Был как всегда ликованьем отмечен.
Флаги, знамёна, портреты… А дед
Тут же плакатом был враз обеспечен.
Кончен парад, завершён ритуал,
Дед с мужиками в пивбар отлучился,
Вове пятак на забавы он дал,
Чтоб тот по-своему распорядился.
Вова и в школу тогда не ходил,
Мал был совсем, если уж разбираться.
Но дед спокойно его отпустил,
Раз ты в Союзе — чего опасаться?
Как получилось, теперь не поймёшь
И не узнаешь, конечно, ответа,
Выронил где-то мальчишка свой грош,
Скрылось вдруг Солнце, лишь тьма без просвета.
Это трагедия! Рёв, стон и плач.
Дед прибежал, успокоил небыстро:
«В жизни твоей будет воз неудач,
А у тебя слёз — всего лишь канистра.
Ты береги их, сгодятся не раз,
Распредели их на жизнь равномерно.
Можешь считать — это дедов приказ,
Должен его ты исполнить примерно.»
Первой потери урок навсегда
В сердце моём жёстким стержнем остался.
Мимо текли города и года,
Я же всей силой за стержень держался.
Много потом я по жизни терял
Денег, иллюзий, друзей и любимых,
Но никогда больше так не рыдал,
Даже при бо́лях совсем нестерпимых.
Ну а теперь, в сердце осень храня,
Пройденный путь досконально измеря,
Интересуюсь, когда у меня
Будет последняя в жизни потеря?
Нет, я не прав, всё не так и не то,
Мне наплевать… Все там будем и точка.
Ну, потеряю я «что» или «кто»…
Не потерять бы последнюю строчку.
Урок
Звенит звонок, мы на урок гурьбою рвёмся в класс,
Математичка, не спеша, порог переступает.
И мы, покорные судьбе, шум прекращаем враз:
С учителем не ссорься зря — про это каждый знает.
Хоть раздолбаев, не секрет, везде всегда хватает,
Но в этот раз один балбес нас просто всех потряс.
Он опоздал, да фиг бы с ним, с кем только не бывает,
Но фортель что он выкинул… Я расскажу сейчас.
Тихонько просочившись в дверь, он замер на мгновенье
По стойке смирно встал во фрунт, рукой взмахнув вперёд:
«Хайль Гитлер» чётко произнёс… Мы впали в изумленье,
И стали думать да гадать: «Он долго проживёт?»
Хоть четверть века от войны всего на днях грядёт,
И отделяет от неё одно лишь поколенье,
И, кажется, нельзя забыть… но подзабыл народ,
Коль стало вдруг возможным здесь подобное явленье.
Но нет, возмездие пришло! Указкой по спине
Был награждён наш глупый друг, да крепко так, с оттяжкой.
И очень тихо в гробовой и вязкой тишине
Поведала учитель нам о лихолетье тяжком.
Ей с малолетками тремя и младшенькой грудняшкой
Пришлось тащить всё на себе со всеми наравне,
И можно детством обозвать, с большой-большой натяжкой,
То, как жилось им нелегко в израненной стране.
И всё. Усвоен был урок, я думаю с лихвою,
Хватило парню навсегда понять, что есть предел.
Запомнил он, что так шутить — иметь нутро гнилое,
Хотя, конечно, просто он мозгами не созрел.
Правозащитный слышу визг: «Да ты, блин, охренел!
Ребёнка бить? Да как же так? Ведь это же святое…»
А я запомнил тот урок, давно сказать хотел:
Ирина Александровна, спасибо Вам большое!»
Пешня
Раннее утро, с трудом просыпаемся,
Валенки, ватники, удочки, чай…
А потому мы так долго копаемся,
Чтобы чего не забыть невзначай.
Снова отец на рыбалку взял зимнюю,
Ну я конечно несказанно рад.
Рад я простору, торосам и инею,
Снега вдыхаю морской аромат.
Брови мальчишьи совсем закуржавели,
Крепко ресницы сцепил мне мороз.
Но не забыл о важнейшем я правиле —
Нужно получше укутывать нос.
Эх, рыбаки, что тут скажешь, матёрые!
Взяли мешки, а пешни то и нет.
Взяли стаканы простые гранёные,
Баночки рыбные нам на обед.
Благо соседи попались не жадные
Бур одолжили без всяких проблем.
Лунки тотчас мы сварганили ладные,
Чтобы заняться скорей питие́м.
И началась перекличка потешная,
Сразу отмечу, что небезуспешная:
«Что-то ноги стали зябнуть,
Не пора ли нам дерябнуть?»
«Что-то стало морози́ть,
Не пора ль сообразить?»
Ну и пока мужики там обедали,
Я уж с десяток зубаток поймал.
А они даже про это не ведали,
Их звон стаканов всерьёз занимал.
Я ж ликовал про себя с удовольствием:
Будет рекорд, обловлю я их влёт!
И продолжал со степенным спокойствием
Корюшку дёргать из лунки на лёд.
Но, как известно, хорошее — коротко,
Дёрг, и блесна зацепилась на дне.
Вот не хватало мне этого мо́рока
Шарить по дну на такой глубине.
Дёргал и вправо, и влево, и резко я,
Насмерть во что-то вцепилась блесна.
Жалко, была она самая зверская,
Для рыбака как вторая жена.
А мужики продолжали гуляние,
И повторяли свои заклинания:
«Что-то жарко стало слишком,
Не послать ли за винишком?»
«Что-то стало холодать,
Не пора ли нам поддать?»
Ждать от них помощи было бессмысленно,
Я про себя попрощался с блесной.
Альтернатив было немногочисленно:
Взять оборвать и идти за другой.
Плавно, но сильно тянул до упора я,
Леска запела гитарной струной,
К счастью она оказалась матёрая,
Словно тянул я за тросик стальной.
Чудо! Не лопнула леска плетёная,
Что-то влекла за собою со дна.
Может быть это капуста зелёная,
Может утопшая летом сосна.
Вот из шуги выползает невзрачная
Палка какая-то, видно топляк,
А, хотя нет… Здесь поимка удачная,
Палка — не ветка, а чистый кругляк!
И на свет божий пешня извлекается…
Крепкая, только вот без темляка.
Кто-то не сделал всё, как полагается,
И упустил её наверняка.
Радости — море, и полон я гордости,
Ну, на сегодня я нос всем утёр!
И не предчувствовал, что уже вскорости
Произойдёт судьбоносный повтор.
Ох, мужики пацана славословили:
«Ну, молодчина! Теперь есть пешня!
Лунок достаточно мы приготовили
А теперь прорубь пробьём для тебя.»
Прорубь не лунка, гораздо удобнее.
Лёд ещё тонок, работы чуть-чуть.
Лунку расширим, чтобы было свободнее
Рыбу из моря на воздух тянуть.
Эх, раззудись ты, рука молодецкая,
Машем пешнёю с железным копьём.
Это бесспорно задача простецкая:
Выдолбим прорубь и стопку нальём.
И нанося так удары победные
Всем объясняя, что лёд — не броня…
Вдруг разломав сантиметры последние,
Снова под воду скользнула пешня.
Что тут сказать? Было так, к сожалению.
Радость немного дала мне тепла.
И по известному всем направлению,
Как появилась, точь так же ушла.
То, что досталось по факту бесплатно вам,
Будет безжалостно смыто волной.
Чтоб не испытывать чувства досадного,
Я предлагаю всем выход такой:
В руки удачу, случайно упавшую,
Нужно обеими крепко держать.
Лучше ещё — связать стерву гулящую,
Чтобы она не смогла убежать.
Жаворонок
Человеку знать не дано, когда и
где она вылезет из норки…
«Серая мышь»
В. Липатов
На Кайгане летом просто благодать,
Под обрывом море ласково шуршит.
Голову закинешь — дна не увидать,
Солнце яро жарит, скрыться не спешит.
Оземь на брусничник упадёшь спиной
И плывёшь в пространстве, лёгкие раскрыв,
Плавно, вместе с точкой бледно-голубой*,
Слушая Вселенной квантовый мотив.
Так лежал бы, Вечность пробуя на вкус,
Молодой, безусый, глупый нигилист…
Да! во время о́но, мозг мой заскоруз,
Он, теперь я знаю, гладок был и чист.
Классику всю к чёрту — голубая муть,
Я читал фантастов по ночам взапой,
Только там черпал я мирозданья суть,
А в обычной жизни был совсем слепой.
С музыкою так же — однобокий взгляд,
Битломан пристрастный — весь репертуар.
Правда и Высоцкий был в дорогу взят
Освещая путь мой ярко, как кваза́р.
Плесневелый разум, чувства оскопив,
Сможет ли напиться соком бытия?
Коли интеллект твой узок и ленив
Жизнь твоя подобна жизни муравья.
Так бы и протух я в скорлупе своей,
Но в дали высокой песня разлилась.
Пел под небосводом, нет, не соловей,
Жаворонок звонкий, к солнцу вознесясь.
Проглядел глаза я, синь всю испахав,
Вот он, словно точка в небе голубом.
Воздуха и света бирюзовый сплав
С маленькой пылинкой, крошечным штрихом.
Раньше бы вниманье я не обратил,
Мало ль кто щебечет за твоей спиной.
По большому счёту я не мелофил,
Различаю, впрочем, пение и вой.
В тот раз от безделья, от жары сомлев,
Слушал я пассажи, россыпи рулад,
Трелей самоцветных простенький напев,
Тем переплетенье, чистых нот каскад.
Что со мной случилось, я не знаю сам,
Что-то надломилось, хрустнуло в груди…
Прошлое осталось где-то сзади там,
Новое сверкнуло где-то впереди.
В маленьком большое трудно разглядеть…
Серенькая мышка, пришибёшь щелчком,
Вылезет из норки… не забудешь впредь,
И пойдёшь по жизни под другим углом.
Так вот получилось, я с тех пор другой,
То, что отрицал, всё пробую понять.
Жаворонок, птаха, стал тому виной.
Хорошо, что время не воротишь вспять.
* — https://ru.wikipedia.org/wiki/Pale_Blue_Dot
Фотография Земли с расстояния 6 миллиардов км.
Синяя роза
Audiatur et altera pars! *
Застрелил дед парнишку за розу,
Что в саду у него расцветала.
Дробью крупной смертельную дозу
Прямо в сердце всадил горсть металла.
Ну нашкодил парнишка, конечно,
Тёмным вечером в сад воровато
Он пролез сквозь ограду неспешно
Принижая опасность расплаты.
Для любимой в подарок, разочек…
Нехороший поступок, и всё же,
Так не может быть, чтобы цветочек
Человечьей был жизни дороже.
Старый пень, жадный до исступленья,
Не читал в жизни Библию вовсе,
Вызывает он только презренье,
Я б его утопил в дихлофосе.
***
«Подсудимый, скажите, как было?
Вашим действиям есть ли причина?»
«Воевал, бил фашистов не хило,
Три награды, дошёл до Берлина.
Десять лет садовод я любитель,
И готовил, совсем не обеды,
(Как-никак, ведь и я — победитель)
Свой сюрприз к юбилею Победы.
Роза синяя, символ упорства,
Чтоб утопию сделать возможной,
Нужно капельку взять чудотворства,
Я скажу вам без скромности ложной.
Если б парень мне стукнул в калитку,
Попросил, с уважением к деду,
Подарил бы ему я, навскидку,
Три цветочка в честь нашей Победы.
Он же пёрся дороги не чуя,
Не обрезал цветы аккуратно,
Матом крыл, целиком куст корчуя,
Труд сгубил многих лет безвозвратно.
А когда я к нему обратился:
«Что ж ты делаешь? Разве так можно?»
Он надменно, с ленцой, возмутился:
«Ты б валил, дед, отсель осторожно.
А то вытолкну нафиг пинками.
Мне цветы подарить нужно бабе,
А ты мечешься здесь под ногами
Как гнилой тарантас на ухабе.»»
Закипело тут сердце солдата,
Показалось ему — он на фронте,
Говорит подполковник: «Ребята,
Вы врага только не провороньте!
Вот стоит он и нагло смеётся,
Вы не дайте уйти безвозбранно,
Расплатиться по счёту придётся,
Наказанье не будет гуманно.»
«Потемнело в глазах, замерцало,
Вы простите, судья, ради Бога,
Я попал под статью трибунала
И жалею об этом немного.»
***
Я по Библии знаю, как надо…
Если б кто-то меня вдруг спросил:
«Чтоб ты сделал на месте солдата?»
Знаю я как бы я поступил…
* — Пусть будет выслушана и другая сторона!
Счастье
Счастье не каждому в руки даётся,
Трудно бывает его разглядеть.
Мне повезло, потому что сдаётся,
Я теперь знаю, как им овладеть.
Нет, поначалу я думал иначе:
Уз Гименея мне не избежать.
Но, на семейное счастье батрача,
Можно себя в нём совсем потерять.
Можно, конечно, махнуть на рыбалку,
Море, тайга, тишина, облака.
Пей себе вволю, коль печень не жалко,
Плохо одно — слишком ночь коротка.
Счастье по смыслу не может быть долгим,
Но и коротеньким быть не должно,
Счастье не может быть грубым и колким
Счастье в движении заключено.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.