Бесплатный фрагмент - Буквы на песке

Бывшая великанша

Он младше её лет на тридцать,

ей под девяносто.

Она всегда жила с молодыми,

много пила с ними и смеялась,

но была такая здоровая —

всех похоронила.

Этот последний окажется первым,

кто переживет её,

единственным, кто похоронит.

Она лежит со сломанной шейкой бедра,

бывшая великанша,

размер ноги — сорок седьмой,

рост — метр девяносто.

Ещё колдуньей её называли

соседи и на заводе.

Он орет на неё —

сколько лет тебе, спрашиваю!

А ума ни х** нет!

Сколько лет тебе?

Пятьдесят, отвечает бывшая великанша,

а тебе шестьдесят, любимый.

Первое свидание

Пётр, вы тоже видите? И чего?

Камень свалился на голову, кирпичик.

Павел, смотрите, надо же, каково —

но дышит ещё и, похоже, что ищет спичек.

Надо его держать и нести в овраг,

там травмпункт, рентген и зашьют, наверно.

Пётр, я подозревал, что вы не дурак.

Павел — крылья в кусты и немного нервно.

Взяли. Несут. А ему снится розовый куст,

белые, красные розы и пчёл жужжанье,

мягкого рта солёный весёлый вкус —

тот поцелуй единственный на прощанье.

Фильма

мальва раскачивает на ветру свои высокие мачты

и откуда приплыл этот северный ветер

чёрно-красная мальва цветёт запёкшейся кровью

граммофонные губы целуют холодный воздух

мы идём друг по другу как по собственному плоскостопию

граммофонные губы сжаты глаза закрыты

наш режиссёр любимый снял последнюю фильму

и она в прокате третью уже неделю

***

Гадать, где вынырнет нырок —

с какою рыбкой.

Он весь укрыт, им правит рок

волною зыбкой.

Рыбёшки бледный костерок

скользнёт в утробу.

Рывок и снова кувырок —

что к небу — к нёбу.

Мне нравится твоя игра

смертей и пира.

Я берегом иду, пора

от моря — к миру.

***

нет ничего хуже эротических сцен в кино

и зачем мы пришли в кино

сижу, из термоса попиваю вино

представляю себе мимино

лишь бы не смотреть на придуманный секс

безопасный кекс

лучше по саратову босиком

дом наш милый дом

где ни секса который год

ни шампанского в новый год

где сидишь себе смотришь один в окно

хорошо

темно

Одуванчики

Мы встретились перед Пасхой: священники суетились,

помощники переносили наряды из помещений в алтарь.

Ты опоздал на полчаса. Сам придумал, скажи, эти пробки?

Но вышел невозмутимый — огненноокий царь.

О чём же мы говорили, нащупывая память?

Напротив нас возвышался главный-заглавный банк.

Сорок минут примерно длилась пасхальная встреча —

две рыбы на пыльном бреге, и смотрит на них рыбак.

Сначала одна ныряет под землю, как бы под воду.

Потом другая уходит, слово с собой забрав.

Мы встретились перед Пасхой, одуванчики золотились,

Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ.

***

Уток букет в полынье озера —

турецкие семечки на сковороде

обжигающей январской воды.

Клювам навстречу

хлеба мякиши и корки с неба летят.

Лебедь только уток щипать успевает.

Две вороны прыгают вокруг него

на никудышных ногах:

«Скажи, скажи, как ты нас любишь?»

***

драгоценная вина

тёмная подруга

в очереди тишина

и глуха округа

свой не свой какой-нибудь

может быть настанет

и осветит этот путь

и назад потянет

Бог и обезьяны

Наш мир стоит на рогах быка, те рога в руках обезьян.

С Земли на них падают облака и капает океан.

Обезьяны хохочут, клыки обнажив,

скачут по звёздным тропам.

А за те рога, когда Бог был жив,

держалась дева-Европа:

«твои обнажённые чресла теперь берега морей

скажи ты зачем исчезла из вечной жизни моей

я вёл тебя над мирами была ты луны белей

от зависти умирали стрелец близнецы водолей»

После нас будет поток, илистый и извилистый,

он снесёт наши гробы из утробы Земли в океан.

Мы поплывём, и когда к пропасти мы приблизимся,

нам не за что будет схватиться, чтоб не упасть с обезьян.

Обезьяны сменяют друг друга, как по часам,

у них на лбах по табличке: «зделан Я сам

бох ни участвовал ни ва мне

ни в детях маих ни в маей жане»

А нам смешны обезьяны, мы в жилищах своих строгих,

падая в звёздную яму, о грустном думаем боге.