Между криком и вздохом
Стихи, которые одновременно были бы самобытными, современными, новаторскими, и в то же время оставались настоящей поэзией в плане художественного мастерства и глубины смысла, встречаются редко, по ним испытываешь голод. Поэтому творчество Дарьи Высоцкой привлекает сразу, с первых услышанных стихотворений. И именно благодаря этой главной особенности — в них найден трудноуловимый баланс между экспериментом и традицией, громкостью и красотой мелодии. Это баланс между криком — тем, что цепляет внимание, выбивается из общего ряда, и вздохом — тем, что лежит в глубине души, чему невозможно искренне не переживать. И самое удивительное, что поэту удается не просто находить какую-то математическую середину, а сочетать оба полюса.
При знакомстве с новыми произведениями, с новыми авторами волей-неволей пытаешься придать им некоторые литературные координаты, привязав к стилю, школе, предшественникам, хотя часто это может казаться умалением самостоятельности, самоценности. Но что поделать, все словесное творчество находится в едином литературном пространстве. К тому же в любом случае даже у самого оригинального творца есть учителя, любимые имена. У Дарьи Высоцкой этот круг угадывается достаточно четко — Иосиф Бродский, Вера Павлова, возможно, Маяковский, современная музыкальная поэзия. Но опять-таки все из-за того же грамотно выставленного баланса тем, приемов, стилей (вполне может быть, что делается это на уровне интуиции, а не строгого просчета), автор при этом не становится подражателем и даже последователем. Уже по этой первой книге можно говорить о собственном почерке, звучании поэзии Высоцкой.
Попытка назвать это женской лирикой тоже была бы достаточно условна и неоднозначна. Конечно, отношения мужчины и женщины с их накалом, проблемами, трагедиями стали темами большинства стихотворений. Но все же для чисто женской поэзии в строчках Дарьи многовато философии, размышлений. Как в поставленном в одном из четверостиший вопросе — что страшнее — смерть близкого человека или то, что ты не успел загладить причиненную ему боль?
Так пугала чужая смерть:
неизбежно и непоправимо
так же страшно, как не стереть,
боль, которую я причинила.
А ведь у автора нередок еще и глубокий социальный подтекст, внимание к конфликту человека и общества. И опять ставится вопрос, что страшнее. Только теперь выбор между неприятием и равнодушием:
И среди этих сотен мне не найдется врага
как не найдется того, кому я стану ценна.
В то же время Дарья умело использует приемы эстрадной и современной клубной или интернет-поэзии, до некоторой степени — эпатаж. Это и форма стихотворений, и ритмика строк, намеренно уводимые от классических. Намеренна и «нелюбовь» автора к классическим рифмам, и любовь к ломанию привычной сочетаемости, фразеологии. Из-за этого — «бес в ребре», «ждать ее днем с огнем».
Интересна игра с литературным пространством, с его именами и символами: «каждая стерва… падет, пристыженная цитатами Мураками». Или:
Пятница. Двадцать один ноль-ноль.
Время льет текилу и сыпет соль.
Еще немного, я буду Ассоль,
а пока я хороша словно Флер де лис…
Однако главные и самые ценные приемы — авторские образы: «вакцинация алкоголем», «родной человек растаял в чужих руках», «извечный спор музыки и тишины», «город наш — неуютный кабак», — порой переходящие в афоризмы: «По сравнению со мной стрекоза обязательна и ответственна», «Мы не звери, мы слишком умеем лгать», «Выход из -дома — возможный путь на войну», «Маньяк, который бежит, но ждет хоть малейшего шанса попасться».
И это уже признаки настоящей поэзии, зрелости поэта, дополненные таким важным, но не таким частым качеством как искренность. Стихи Дарьи Высоцкой искренни, они полны настоящими, прожитыми, а не придуманными чувствами, мыслями. И поэтому им веришь, несмотря даже на некоторую эпатажность, громкость, о которой говорилось в начале. Даже редкий для лирики прием абсурда — увеличение разницы в возрасте лирической героини и ее первого возлюбленного в одном из лучших Дашиных стихотворений «Мне восемь, тебе двенадцать…» — не вычурность, а отражение надлома, трагедийности таких отношений.
Говорить о поэзии Дарьи Высоцкой можно долго — спектр литературных достоинств и находок, поднятых тем и образов достаточно широк. Отдельно можно обсуждать и поиски, в которых, несомненно, еще находится автор — книга-то все-таки первая. Но все же главное, о чем хочется сказать, это что накопленный поэтический потенциал — а он явно чувствуется в представленных здесь стихотворениях — позволяет надеяться на продолжение, на новые страницы творчества. А пока остается поздравить автора с первой книгой, а читателей — с возможностью познакомится с таким ярким и интересным явлением, как поэзия Дарьи Высоцкой.
Илья Виноградов,
член Союза писателей России
***
От боли, причиненной каждым мужчиной,
у меня по морщине.
От боли, причиненной каждому мужчине,
у меня по морщине.
***
Будь на моей стороне, если я неправа,
хоть на моей стороне штормовые живут облака
и стекленеют глаза — вокруг ледяная тьма,
черная пустошь — это моя сторона.
Будь на моей стороне, если я здесь одна,
ведь будет день, и он сменит ветра,
солнце проглянет, зазеленеет трава,
и на моей стороне окажутся сотни тогда.
И среди этих сотен мне не найдется врага,
как не найдется того, кому я стану ценна,
и потому сейчас, сегодня, всегда,
будь на моей стороне, если я неправа.
***
Мне бы только ночей не спать,
отравиться каким-нибудь ядом,
до утра на столах танцевать,
поражать всех своим нарядом.
По сравнению со мной, стрекоза
обязательна и ответственна,
а я накрасила черным глаза
и общаюсь весьма непосредственно.
Если что-то сверкает в ночи,
знай, что это мои коленки,
на меня хоть кричи, хоть ворчи —
все горохом об стенку.
***
Мне восемь, тебе двенадцать,
на пляже Феодосии ты учишь меня целоваться.
Исполняешь все мои желания: медузу и даже мороженое,
ходишь за мной, приклеенный-привороженный.
Мне восемнадцать, тебе двадцать два,
тебя ждут: второй ребенок и третья жена.
Под шум моря в Краснодаре, под вина Кубани
мы прыгаем с волнореза в наши детские воспоминания.
Мне двадцать семь, тебе тридцать пять,
черт, я сбилась со счета: сколько жен ты успел поменять…
Мы на брудершафт, сорокоградусную, без закуски,
парижский вечер, хорошо, что нас никто не знает и не говорит по-русски.
Мне тридцать, тебе сорок два,
не проси, я же тебя как облупленного, и слишком люблю себя.
Морщины выдают, но двенадцатилетнего ребенка глаза.
Нет завтра — есть ночь, коньяк, гостиница, зима.
Мне тридцать пять, тебе пятьдесят один,
и бес в ребре, и в бороде не сосчитать седин.
Уже в дверях, вздыхаешь: «знаешь, у меня ведь одни сыновья,
я бы многое отдал за дочь, похожую на тебя».
Мне тридцать пять, ты остался без времени,
над гробом рыдает твоя последняя жена —
беременная,
мне отдать ей своего тепла так хочется,
она совсем девочка, почти ровесница нашей дочери.
***
Нет, конечно, мы не знакомы,
и я не помню, какой ты худой и голый.
был бы летчик, так снились аэродромы,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.