Бесплатный фрагмент - Брянская мозаика

Предисловие

В сборник, который вы держите в своих руках, вошли заметки, написанные старшим научным сотрудником Иваном Константиновичем Бирюковым специально для официального паблика Брянского государственного краеведческого музея в социальной сети «Вконтакте».

Часть из них — новое изложение уже известных фактов, но большая часть — плод самостоятельной работы автора с различными изданиями, документами и брянской прессой первой половины XX века.

Популярный стиль изложения, безусловно, сделает эти заметки интересными самому широкому кругу читателей. Автору остаётся только надеяться, что его скромный труд придётся по душе тому любопытствующему, что возьмёт этот сборник в свои руки.

Брянский след в биографии писателя В. П. Ильенкова

18 февраля 1924 года в семье инструктора Смоленского губкома РКП (б) Василия Павловича Ильенкова родился сын Эвальд — будущий всемирно известный философ. А уже 28 февраля молодого отца отправили в Брянск — возглавлять губернский отдел народного образования.

До 27 августа 1926 года В. П. Ильенков добросовестно протрудится на ниве брянского просвещения. Затем, в течение ещё двух лет, проработает в Бежице на ответственном партийном посту. В 1928 году он окончательно и бесповоротно свяжет себя с журналистикой, став редактором местных газет «Наша деревня» и «Брянский рабочий».

Здесь он опубликует первые рассказы и соберёт на заводе «Красный Профинтерн» (ныне — БМЗ) материал для дебютного романа «Ведущая ось». Он выйдет в 1931 году уже в Москве, куда семья Ильенковых переберется годом ранее. Книга вызовет серьёзную литературную дискуссию, участниками которой станут Александр Серафимович и Максим Горький.

Впереди начинающего писателя будут ждать насыщенная журналистская и литературная жизнь, фронтовые дороги Великой Отечественной и Сталинская премия. Трудный путь. И начинался он в Брянске: именно в нашем городе Василий Павлович сделал первые шаги в профессиональную журналистику и большую литературу.

Чёрный день редакции газеты «На разгром врага»

3 октября 1943 года редактор газеты Брянского фронта «На разгром врага» Александр Воловец, секретарь редакции Александр Лапин и писатель Владимир Хмелевский отправились искать зарытые в лесу под Брянском типографские шрифты. Их спешно спрятали во время отступления в 41-ом году недалеко от полянки, где располагалась редакция.

Одно место в редакционном виллисе оставалось свободным, и его заняла редактор отдела писем Зоя Хмелевская, увязавшаяся за мужем. За руль сел сам Воловец: не спавшего последние три дня шофёра отпустили отдыхать.

Ждали этого дня долго. Журналист Константин Лапин вспоминал:

«Помню, как в мае 1943 года, перед началом великой Орловской битвы, полковник Воловец вслух мечтал о близящемся наступлении, о том, как он сам разыщет место в лесу, где зарыты шрифты, чтобы газетные страницы украсил рубленый и дубовый заголовочные шрифты».

И вот, наконец, газетчики приехали на заветное место, теперь известное как «Поляна журналистов» (недалеко от МК «Партизанская поляна»).

Шрифты нашли быстро, и радостные журналисты отправились в обратный путь. Александр Лапин и Владимир Хмелевский шли пешком, проверяя дорогу впереди. За ними, на некотором расстоянии, медленно полз виллис. Казалось бы — все предосторожности соблюдены, но колесо машины всё-таки наткнулось на роковую мину. Александр Воловец и Зоя Хмелевская погибли на месте, Владимира Хмелевского ранило в ногу, Александр Лапин отделался контузией.

Увидев истекающего кровью друга, Лапин бросился к шоссе — остановить какую-нибудь машину. Как назло все проносились мимо: пришлось даже стрелять в воздух, чтобы привлечь внимание. Владимира Хмелевского спасли.

В память обо всех погибших военных газетчиках на «Поляне журналистов» установили памятник, возле которого регулярно собираются работники брянских СМИ.

Нашим знаниям о войне мы во многом обязаны им — военным журналистам и литсотрудникам, фотокорреспондентам и кинохроникерам, находившимся всегда рядом с бойцами Красной армии, а подчас и сражавшимся бок о бок с ними, также получавшим ранения и также погибавшим.

Брянск в 1805 году

215 лет назад в наших краях, сопровождая в поездке графа Алексея Кирилловича Разумовского (деда А. К. Толстого), оказался рижский врач Оттон фон Гун. Своими путевыми впечатлениями он поделился в книге «Поверхностные замечания по дороге от Москвы в Малороссию в осени 1805 года». Есть там и интереснейшее описание Брянска, с фрагментом которого мы предлагаем ознакомиться.

«<…> В Брянске считается 1900 домов, в том числе тридцать каменных. Тамошняя торговля состоит в пеньке, конопляном масле, хлебе, лесе, мачтовых деревьях…

<…> Ежегодный оборот денег по торговле, сказывают, простирается здесь до двух миллионов рублей.

Брянск известен также и своим литейным пушечным двором, в котором отливается в каждый год 400 пушек. <…>

Брянск лежит, как и Киев, на трех горах, и во все стороны имеет открытые далёкие виды. Как ездить, так и ходить по улицам сего города весьма трудно, даже и опасно, по причине крутых гор. Поверите ли вы тому, что в этом нарочито большом торговом городе, нет ни доктора ни аптеки. Весь медицинский штат состоит только в двух лекарях и в уездной недавно только определённой повивальной бабке.

<…> Вид Брянска с реки Десны понравился мне чрезвычайно. Прекрасное его положение делается прямо романтическим от множества находящихся в нем церквей».

Несостоявшийся «убийца» Сталина из Новозыбкова

В августе 1936 года прогремел печально известный Первый Московский судебный процесс, открывший пору «большого террора» в СССР.

Главные обвиняемые на процессе — бывшие партийные вожди Лев Каменев и Григорий Зиновьев. Вместе с ними на скамье подсудимых оказались ещё 14 человек, обвинённые в убийстве Сергея Кирова и подготовке целой серии терактов против Сталина, Жданова, Кагановича, Орджоникидзе и других лидеров советского правительства и компартии по заданию Льва Троцкого.

Среди подсудимых был и наш земляк, уроженец Новозыбкова, деятель Коминтерна Илья-Давид Израилевич Круглянский (Фрид-Давид). Именно он, якобы, планировал застрелить самого Сталина.

Обвинительное заключение по делу гласит:

«Фриц Давид (Круглянский И. И.) и Берман-Юрин решили осуществить убийство тов. Сталина на VII Конгрессе Коминтерна. Как показали на следствии оба обвиняемые, на конгрессе Фриц Давид (Круглянский И. И.) должен был стрелять в тов. Сталина из браунинга, который он получил от Бермана-Юрина. Однако, это им привести в исполнение не удалось вследствие того, что Берман-Юрин не смог проникнуть на конгресс, а Фриц Давид (Круглянский И. И.), хотя и проник на конгресс, не смог осуществить своего преступного намерения, так как далеко сидел от Президиума и не имел никакой возможности приблизиться к тов. Сталину».

Кроме словесных показаний следствие представило лишь одно вещественное «доказательство», которое, по сути, ничего не доказывало, — фальшивый гондурасский паспорт одного из подсудимых.

24 августа 1936 года Военная коллегия Верховного суда СССР признала всех обвиняемых виновными и приговорила к расстрелу. На следующий день приговор привели в исполнение.

В 1988 году пленум Верховного суда СССР посмертно реабилитировал всех осуждённых.

Как большевики в Брянске за «Живую церковь» агитировали

В августе 1922 года Брянскую губернию с лекциями посетил видный большевик, ярый атеист и борец с религией — член Комиссии по антирелигиозной пропаганде ЦК РКП (б) Иван Ильич Скворцов-Степанов.

Результаты поездки настолько порадовали Ивана Ильича, что он прямо из вагона, «на ходу поезда», написал своему начальнику А. С. Бубнову записку, описывающую вояж:

«В Брянске и губернии (Брянск, Бежица (Брянский Завод), Дятьково, Людиново, Песочная) прочитал 2 лекции в Партшколе и 6 публичных лекций. Темы: «О загробной жизни» (2 лекции) и о «Живой Церкви» (6 лекций).

Последняя тема вызвала громадный наплыв публики, — таких слоев, которые вообще не ходят на собрания. Скажу прямо: успех громадный: местные товарищи в восторге, вызвана большая тяга в Р. К. П. Губерния взбудоражена до низов.

Необходимо немедленно развернуть такую агитацию во всероссийском масштабе. Таков общий вывод и мой и всех товарищей. Зевать не следует. <…>

Еще раз: зевать нельзя. Результаты в Брянской губернии редкостные».

АПРФ, ф. 3, оп. 60, д. 12

«Живая церковь», упоминаемая в записке, — обновленческая организация, созданная для раскола РПЦ и перетягивания симпатий верующих на сторону Советской власти. Действовала в тесной связи с ГПУ, чем активно злоупотребляла.

В 1922 году «Живая церковь» находилась в зените своего влияния. И, как видно из записки, интерес к этой организации был неподдельный.

Ректор-крамольник из Казанского университета

В 1819 году Императорский Казанский университет возглавил уроженец деревни Радогощ Севского уезда Орловского наместничества (ныне в Комаричском районе) Гавриил Иванович Солнцев (1786 — 1866).

Пробыл он ректором недолго — всего один год: попав под подозрение попечителя университета Михаила Леонтьевича Магницкого, видевшего везде дух вольнодумства, Гавриил Иванович был «отставлен» от должности. И не просто отставлен, а почти осуждён.

Ранее никаких претензий к Гавриилу Ивановичу не предъявлялось. Наоборот, он считался превосходным профессором-правоведом и делал прекрасную карьеру.

В 1814 году он поступил на службу в университет, а в 1815 году стал экстраординарным профессором «прав знатнейших, как древних, так и нынешних народов, с присовокуплением к оным российского законодательства» и вскоре начал читать лекции по римскому и общему германскому уголовному праву.

Отмечается, что Гавриил Иванович «занимал своих слушателей юридическими состязаниями, дабы приучить их доказывать каждую статью из прав словесно и письменно, как на российском, так и на латинском языке». У профессора была и своя характерная «метода»: преподавание носило не столько теоретический, сколько практический характер.

В 1817 году Солнцев уже ординарный профессор, с июня 1818 года по июнь 1819 года — декан отделения нравственно-политических наук, в 1818 году — проректор университета.

В 1819 году, когда Магницкий изжил своей охранительной подозрительностью многих профессоров-юристов, на Гавриила Ивановича возложили, кроме лекций по его собственной кафедре, преподавание и «прав российских: гражданского, уголовного, полицейского, государственного, естественного, частного, публичного, народного и др.», отмечается в «Русском биографическом словаре».

И вот в 1819 году Солнцева назначают ректором университета по рекомендации… М. Л. Магницкого.

Многих профессоров извёл этот подозрительный попечитель. Вскоре пришёл черёд и его собственного вчерашнего протеже: в 1820 году Гавриила Ивановича предали университетскому суду.

В качестве доказательства вины использовались конспекты студенческих лекций, к которым Магницкий присовокупил свои комментарии и пояснения. Обвинение пыталось доказать, что Солнцев «опровергает совершенно все основания общества и церкви» и «проповедует революционные идеи».

Разбирательство шло два года. В итоге Комиссия постановила «удалить его навсегда от профессорского звания и вперед никогда ни к какой должности во всех учебных заведениях не определять».

Так закончилась служба Гавриила Ивановича Солнцева в Казанском университете — непродолжительная, но успевшая превратить его из «незначительного чиновника» в «известного профессора и ректора».

Удивительно, но репутация «крамольника» не помешала Солнцеву стать после увольнения из университета председателем Казанской палаты уголовного суда, а в 1824 году — губернским прокурором. Кстати, на последней должности он безупречно прослужит 20 лет.

Живая покойница из села Олсуфьево

Эту забавную историю, якобы приключившуюся в 1907 году, рассказывали местные жители.

Умерла внезапно женщина 55 лет. Родственники, как водится, её отплакали, обрядили, поминальную службу справили и на третий день понесли на кладбище — хоронить. Время осеннее — ноябрь, кладбище далеко: пока несли — завечерело. И вот стали прощаться с покойной, а она вдруг из гроба встаёт. Конечно, деревенские жители в ужасе разбежались, да к домам своим в деревню стали пробираться. А мнимая покойница — деваться-то ей некуда — за ними. Селяне попрятались, двери заперли, ставнями отгородились, собак с цепей спустили: сидят по домам — боятся.

А женщина по деревне ходит, пристанище ищет. Одежда на ней лёгкая, вечер холодный — стала замерзать. К счастью, нашлась одна добрая душа: старушка на окраине деревни пожалела «покойницу» и впустила к себе. Ей-то восставшая из гроба и объяснила, что не умирала вовсе, а спала все время, но как-то странно: пошевелиться не могла, но все чувствовала и слышала.

На следующий день приехал сын местного помещика — студент-медик — и объяснил деревенским, что ничего сверхъестественного не случилось, а односельчанка их впала в летаргический сон. В общем, успокоил всех.

С оригиналом и расширенной версией этой истории вы можете познакомиться в книге великолепного этнографа и фольклориста В. Д. Глебова «Былички и бывальщины: суеверные рассказы Брянского края» (2011, С. 316—317).

«Меч викинга» из села Любожичи

1869 год. Солнечным майским утром крестьянин Яков Савин брел по сельской дороге, возвращаясь из соседней деревни в родные Любожичи. Вдруг его внимание привлёк блеснувший на солнце предмет. Заинтересовавшись, крестьянин извлёк его из под земли, принёс домой и показал родственникам и знакомым. Находкой оказался древний изысканный меч.

У Савина его выкупил трубчевский уездный исправник, передавший меч в губернский статистический комитет, а оттуда он поступил в Императорский Эрмитаж в Санкт-Петербурге. Так началась история его исследования.

Найденный у села Любожичи меч относится к каролингскому типу — такие часто называют «мечами викингов». В мире их найдено более сотни.

Клинок меча изготовлен в Германии не ранее середины X века в знаменитых оружейных мастерских, распологавшихся на берегу Рейна. Рукоять, возможно, сделана в Дании, и является подлинным произведением ювелирного искусства X века.

Известный брянский археолог Г. П. Поляков описывает специфический узор:

«Массивные перекрестье и навершие рукояти покрыты гравированным по серебру и усиленным чернью узором. На перекрестье различимы две пары лап, перехваченных лентами. На поверхности рукояти прорезаны углубления для вставки золотых пластинок с напаянными колечками».

На лезвии меча археолог, доктор исторических наук А. И. Кирпичников обнаружил надпись на латинском языке, первая часть которой расшифровывается легко — «Во имя искупителя Господа». Расшифровка второй части затруднена и вызывает дискуссии.

Споров не вызывает факт, что меч очень дорогой, а его заказчик и первый владелец обладал и немалыми средствами, и недурным художественным вкусом. Предполагается, что он был хевдингом — знатным дружинником высокого ранга, принадлежавшим к ближнему кругу датских конунгов Харальда Синезубого или Свена Вилобородого.

Судьба хозяина меча трагична: он либо погиб в бою, либо получил тяжёлое ранение. На это указывает факт поломки меча ещё в древности.