Бесплатный фрагмент - Брак по-тиквийски

Я не собираюсь замуж

Ночные полусумерки в хвойном лесу выбивают дрожь. Наполовину жидкая, наполовину замерзшая грязь хлюпает под сапогами. Этих звуков не избежать, а они не дают прислушаться к окружающей тишине, не позволяют быть начеку. Глазам доверять нельзя. Ван Катру — Свет Небесный, дневная желтая звезда — зашла за горизонт, и все вокруг утратило краски. А белая звезда Ван Гиллу — Свет Преисподней — почти точечка, неверная лампочка, подсвечивающая рваные клочья облаков. Планета Ирру, вращающаяся в системе двух звезд, способна свести с ума своими нечеткими сутками, хаотичными сезонами и неожиданными приливами. Сейчас Ван Гиллу ушла далеко по сильно эксцентричной орбите, она практически не дает тепла, а свет… Лучше бы его вообще не было. Тени то появляются, то исчезают, взгляд не успевает зацепиться за ориентиры. В облаках пляшут искры звезд — чужих, незнакомых; их блеск холоден и колюч. Здесь даже воздух не тот, дышится тяжело, непривычные запахи неуловимы и вместе с тем тревожны. Лужи подмерзают, тонкие острые льдинки режут сапоги. Свернуться бы сейчас калачиком в теплом спальном мешке и видеть седьмой сон. Но это не турпоход, это война.

Война с Ирру шла уже четвертый год. Начиналась она, как локальный конфликт вокруг мирка, богатого ресурсами. Тереза, едва получив диплом техникума связи, уезжала на войну с легким сердцем, как в свадебное путешествие. Жених ее Анджей Ковалевский был военным, разлучаться не хотели. Собирались вернуться через пару месяцев с трофеями и с круглыми суммами на счетах. Но конфликт затянулся, перерос в масштабное столкновение, в войну на несколько фронтов. Капитан Ковалевский вернулся домой в цинковом гробу. Тереза осталась. Что ей делать на Земле без него? А в полку связисты всегда нужны. Одна планета сменяла другую. Бои, марш-броски, зачистки, удержания плацдармов… Тереза привыкла к рваному и напряженному ритму жизни, к полевым условиям, к огню и металлу в горячем воздухе. Привыкла и к потерям. Дело свое она знала хорошо, доросла до старшего лейтенанта, и новички косились уважительно на всего-то двадцатитрехлетнюю девушку.

Этой ночью ее и трех приданных ей солдат поднял приказ. Нужна связь с Землей. Срочно, вынь да положь. А Земля — это вам не соседний город, радио или оптикой не обойтись. На чужом равнодушном небе Солнца не видно не то что невооруженным глазом, а даже в качественный телескоп едва разглядишь. Необходимо организовать связь по пси-полю. Пять пси-излучателей с разными фазами по углам пятиугольника с приемником в центре. Связисты называют пси-комплекс пентаграммой. Сигнал по пси-полю распространяется мгновенно, но чем дальше, тем больше должна быть пентаграмма. Чтобы Москве поговорить с Нью-Йорком, достаточно сантиметровой конструкции. Отсюда же до Земли так далеко, что сторона пятиугольника приближается к двум километрам. Вот и топал небольшой отряд по труднопроходимому лесу, таща в рюкзаках излучатели, меся сапогами полужидкую грязь, спотыкаясь и ругаясь под нос.

Тереза сверила координаты.

— Ставим вот здесь.

Один из бойцов аккуратно сбросил рюкзак, достал тяжелый цилиндр размером с чайник. Тоже дань расстоянию: мощность излучателей должна быть достаточно велика, чтобы сигнал не затерялся в шуме естественных помех. Тереза молча указала на овражек, в котором хлюпала вода.

— А на сухом месте нельзя? — с надеждой спросил солдат.

Она покачала головой.

— Чем дальше от расчетной точки, тем больше погрешность. Не пойдет.

Бойцы не стали спорить. Тереза отлично разбиралась в своей работе, раз уж сказала нет, значит, действительно не получится. Цилиндр был надежно установлен, она выдвинула из него еще один, поменьше, пощелкала тумблерами. С виду ничего вроде бы не изменилось, но она знала: теперь излучатель активирован.

Пока она возилась с цилиндрами, солдаты отдыхали. Сняли рюкзаки, подложили пенки под седалища. Оружие, конечно, держали под рукой и зорко следили за окрестностями. Только что углядишь в предательском свете Ван Гиллу?

— Уходим, — сказала Тереза.

Ребята зашевелились, поднимаясь. И в этот момент раздался грохот выстрелов.

— Паршивая планета, — ворчал Кодес-старший, едва поспевая за молодыми компаньонами. Ломятся, как единороги в брачную пору. Поди не отстань от них! — Тяжко. Гравитация полторы наших, не меньше.

— Меньше. — Бролинь придерживал на животе флягу, а за спиной снайперскую винтовку; дыхание у него не сбилось. — Один и четыре по справочнику.

Чтоб тебя, подумал Кодес.

— Все планеты паршивые, которые не родные, — философски заметил Бролинь. — Зато господин Сантор говорил, женщины тут что надо. Здоровые, широкобедрые.

— Тащиться за бабами в такую даль! Что, ближе их нет?

— Хорош бурчать, Неск, — кинул ему Кодес-младший в инфракрасных очках. — Ты прекрасно знаешь, почему мы здесь. Подберись-ка к ближним планетам, минуя орбитальные станции слежения, да унеси оттуда ноги, когда баб чуть ли не через час объявляют во всемирный розыск! А тут, на Ирру — война. Хаос, стало быть, и разруха. Противники друг за другом шпионят, им не до женщин. И пока тут все со всеми дерутся, утащить хоть дюжину никому не нужных девиц легче легкого.

Кодес-старший недовольно засопел — не любил, когда ему напоминали об очевидном. Тем более младший брат.

— Лучше подумай, как нам ноги не переломать! Ни зохена не вижу.

— Только зохенов здесь не хватало. — Бролинь скрестил пальцы от сглаза.

Три поставщика Брачной Компании продирались сквозь хвойные заросли в чужой ночи. От дыхания шел пар, а спины взмокли.

— Где мы тут баб возьмем? — вновь заворчал старший Кодес. — Нашли где корабль посадить, в зохеновой глуши! Ни одной, сожри ее зохен, деревни не видать. Впустую все!

— Не могли мы сесть у деревни, — возразил Бролинь. — Там прожектора и радары, войска стоят. Но это ничего. Мы к той деревне незаметно подберемся и кого-нибудь да поймаем.

— Визгу будет… — предрек Кодес-младший. — Зафиксируют нас и пристрелят.

— Всяко бывает, — буркнул старший брат. — Я вот как-то на Ноэ промышлял, иду по городу средь бела дня, смотрю — сидит молодая деваха и плачет: замуж не берут! А я ей: поехали. Без всяких хлопот.

Бролинь издал негромкий смешок.

— Всерьез надеяться на такое везение не стоит. В городе средь бела дня нас тут загребут в какую-нибудь комендатуру и все соки выжмут, пытаясь выяснить, чьи мы шпионы. Так что глушь — оптимальный выбор.

— Ни зохена он не оптимальный! — сварливо отозвался старший Кодес. — Какая девка пойдет гулять по лесу ночью за дюжину лонгов от жилья? Только больная на всю голову!

— Ш-ш! — Младший поднял руку, останавливаясь и поправляя инфракрасные очки. — Люди близко.

— Небось, какой-нибудь зохенов патруль, — пробурчал Кодес-старший шепотом, — из одних мужиков, откуси им зохен яйца…

— Молчать, — тихо распорядился Бролинь. — Дальше ползком.

Бролинь и старший Кодес сняли винтовки с предохранителей, Кодес-младший приготовил метательные ножи. Ледяная грязь с глухим чавканьем приняла тела. Старший Кодес заскрежетал зубами, но так ничего и не произнес: командовал Бролинь, а когда доходит до дела, командиру надо подчиняться.

Кодес-старший был в этом семейном предприятии самым опытным. Мужику перевалило за четыре дюжины весен, и добрые две из них он отпахал поставщиком. Наползался по ядовитым болотам, намерзся в жестоких снегах чужих неприветливых миров. Здоровье уже не то, пора передавать лидерство молодым. Брату его было всего двадцать пять, а кузену Бролиню — почти тридцать, самый подходящий возраст. Сегодня Бролинь впервые шел командиром. За плечами у него семь весен работы, не новичок. Не провалит дело — будет руководить и дальше. А он, старший, заберет свою долю и махнет доживать век на Т5. Хоть и захолустье, но природа там хороша…

Кодес-младший осторожно выглянул из овражка и радостно просигналил компаньонам пальцами: трое мужчин, одна женщина! Бролинь аккуратно подтянулся, пристраивая винтовку, вгляделся в нечеткий полумрак. Так и есть, баба. Лица не видать, голова скрыта теплым капюшоном, а фигура — бесформенной мужской одеждой, но Бролинь давно научился отличать женщин — по пластике движений, по запаху, по незримой ауре. Молодая, пара дюжин весен. Это ж надо, как повезло! Женщина копошилась с одним из мужчин возле какой-то цилиндрической хреновины. Двое остальных сидели вроде бы расслабленно, но не спали, да и оружием были увешаны по самые… Что ж, мужиков трое, и их тоже трое, а на их стороне — внезапность.

Женщина обернулась к своим мужчинам и что-то сказала на неизвестном языке. Сидящие стали подниматься, на секунду утратив бдительность, стоящий повернулся спиной, надевая рюкзак… Не упуская момент, Бролинь дал отмашку.

Пуля тюкнула одного из поднимающихся прямо в лоб, и он завалился навзничь. Его товарищ выхватил свою пушку, целясь в заросли, но не видя противника. Кодес-старший выстрелил, пуля попала в грудь. Стоящий мужик выпустил рюкзак и бросился на землю, выхватывая оружие. Женщина порскнула за деревья — ничего, далеко не убежит.

— Добиваем, — отрывисто бросил Бролинь. Нельзя оставлять за спиной вооруженного противника. — Старший — за бабой.

Поверженный вроде бы боец привстал — видать, в бронежилете был, — выстрелил в темноту, не попал. А Бролинь попал. В руку на сей раз. Мужик выронил оружие, застонал, и тут стал стрелять второй. Кодес-младший метнул нож.

Кодес-старший полз, огибая схватку по дуге и беззвучно бормоча проклятия в адрес этой паршивой планеты, ее климата и ее обитателей мужского пола. Как было бы чудесно, если бы их не существовало! Тогда он простил бы этой паршивой планете и гравитацию, и даже климат.

Женщину он видел. Никуда красотка не делась, пряталась за деревом. Кодес-старший подполз со спины, нащупал в кармане веревку, аккуратно разогнулся и размахнулся, бросая петлю:

— Цыпа-цыпа…

Она обернулась на миг раньше. Кодес-старший увидел ее расширенные зрачки. Не от ужаса расширенные, просто от темноты. А страха в них, как ни удивительно, не было. Только обещание смерти.

Она вскинула автомат, неизвестно как оказавшийся в руках у бабы, и затрещала очередь. Петля не долетела. Кодес-старший задохнулся, хватаясь за грудь и не в силах оторвать взгляд от ее глаз. Она всегда выполняет обещания, понял он, с хрипом загребая ледяную кашу окровавленными руками.

Молодые не подвели. Бролинь был уже тут, поднырнул сбоку под автомат, поймав две пули предплечьем, ударил, выбивая оружие. На изумление, с первого раза не вышло. Пуля оцарапала щеку Кодесу-младшему, раздробила винтовку. Бролинь ударил со всей силы. Автомат отлетел под ноги Кодесу, а Бролинь согнулся от боли в паху, еще не осознав, что это она его достала. Удара ногой по голове он почти не почувствовал, только все поплыло перед глазами, и земля полетела ему в лицо.

— Дрянь! — заорал Кодес-младший, заметавшись взглядом между неподвижным братом в кровавой луже и вяло шевелящимся в грязи Бролинем.

Он уже не хотел никакой женщины, лишь бы спасти братьев. Пусть уходит, пусть оставит их в покое… Но она перешагнула через Бролиня, а в руке ее появился нож. Кодес разбирался в ножах. Это был хороший нож, боевой, и она держала его не как женщина на кухне. Она знала, как им убивать. И, зохен побери, она не остановится перед тем, чтобы убить. Она уже убила.

— Стерва! — Он бросился на нее, выхватывая собственный нож.

Лезвие резнуло его по внутренней стороне бедра. Он выругался, саданул кулаком в тонкую челюсть, но она непостижимым образом увернулась, лягнула ногой во взорвавшееся болью бедро. Падая, он вцепился в ее ногу, подсек. Она упала, и он вогнал кулак ей в живот. Она попыталась вновь пырнуть его; с судорожным всхлипом он снова припечатал ее в солнечное сплетение, и еще, и снова, пока она не прекратила дергаться.

Сведенная рука Кодеса наконец разжалась. Из нее выпал окровавленный нож.

Зохен, что я наделал, подумал он.

— Зохен, что ты наделал? — словно эхо, прошептал Бролинь.

Бролиню было плохо. Половина лица синяя, половина зеленая — в свете вставшей Ван Катру это выглядело ужасно. Рукав в липкой крови. Он непрерывно сглатывал.

— Это же баба, Сак. — Двоюродный брат назвал его по имени. Все правильно, ведь никого ближе него не осталось. — Мы должны были получить за нее деньги.

— Эрни, я не хотел, — потерянно пробормотал Кодес. — Она едва меня не убила. И тебя тоже. И она убила Неска. — плечи его затряслись, он беззвучно зарыдал.

Бролинь медленно, чтобы мир не кружился перед глазами, присел на колени перед распростертой в мерзкой каше женщиной. Капюшон сбился, длинные темные волосы рассыпались по грязи. Красивое молодое лицо. А ниже — пять колотых ран.

— Неск, братик… — простонал Кодес.

— Соберись, Сак, — жестко произнес Бролинь. — Мне тоже жаль Неска. Коли помнишь, он и мне брат. Но если ты ее убил, нам нечем будет заплатить за аренду корабля.

В этой заварухе нетрудно разжиться хоть дюжиной женщин за раз, сказал Сантор. Сантор пользовался авторитетом среди поставщиков. Нетрудно, три раза ха-ха. Из них, инвалидов, добытчики теперь никакие. Надо возвращаться на корабль и отваливать домой. А дома их ждут неприятности. За экспедицию, снаряженную в кредит, предстоит заплатить, и никого не волнует, удалась ли она. Есть, конечно, за душой некоторые накопления, долговая тюрьма им не светит, однако будет очень, очень тяжело. Одна баба могла бы окупить расходы.

Бролинь пощупал пульс у женщины. Пульс был слабым, но все же сердце билось. Кряхтя и стараясь не делать резких движений, он полез в рюкзак за стерильными бинтами и стимуляторами.

Спустя час два хромающих перебинтованных тиквийца плелись по лесному бездорожью, таща за собой наспех связанную из нарубленных веток волокушу. Проклятая Ван Катру светила точнехонько в глаза, выжимая слезы.

Заказанная машина подъехала прямо к трапу. Бролинь и Кодес спустились медленно и важно, словно демонстрируя неторопливость тем, кто мог бы за ними наблюдать. Впрочем, никому не было особого дела до двух поставщиков. В Союзе Тикви мало людей, а праздных зевак еще меньше.

Кодес и Бролинь с двух сторон поддерживали под руки женщину в запасных брюках Кодеса и рубашке Бролиня. Обуви по размеру не нашлось, собственные сапоги пленницы потерялись где-то в процессе транспортировки на волокуше, и она была босиком. Ничего, Т1 — теплая планета. Женщина ступала нетвердо, но не отсутствие обуви было тому виной. Поставщики, не скупясь, обкололи ее обезболивающими и стимуляторами, так что глаза расфокусировались и подернулись пеленой безумия, будто у наркоманки. Больше всего они боялись, что она упадет при приемке.

Машина была полуавтоматом: до космопорта она доехала по заданной программе, теперь же Кодес, вставив в считыватель расчетную карточку, сел за руль.

— Трогай осторожнее, — сказал Бролинь, усаживая женщину на заднее сиденье с мягкими подушками. — Как бы кровь не пошла.

Он сел рядом, придерживая ее за плечи, чтобы не тряхнуло. Эх, будь баба нормальной, на этих бы подушках да под ветерок с музыкой… Глупые мысли. Ее даже трогать лишний раз страшно, того гляди, не довезут живой. Да и не хотелось, на самом-то деле. Бролиня до сих пор мутило, из поврежденного носа то и дело начинало капать красным, раненая рука так сильно болела, что он подозревал трещину в кости, а чудо распухло и мешало ходить.

В машине имелся навигатор и автопилот, но поставщики знали маршрут наизусть. Кодес затормозил у двадцатиэтажного трехподъездного дома, обычного для мегаполисов Т1. На доме висела красочная эмблема Брачной Компании, в ее правом нижнем углу было подписано: «Диспетчер 3—13». Они не обратили на эмблему внимания: по роду своей профессии давно знали, что офис диспетчера находится в третьем подъезде на тринадцатом этаже. И, как это принято на Т1, живет диспетчер тут же. Очень удобно: в любое время дня и ночи он на месте.

В лифте Бролинь слегка хлопнул женщину по щеке, привлекая внимание. Сказал внушительно:

— Не вздумай свалиться в обморок. Продержись, пока мы не получим деньги.

Предупреждение пропало втуне. Она не понимала языка, на котором с ней говорили.

Диспетчер Брачной Компании Рино Ильтен был симпатичным мужчиной в расцвете лет, как и прописано в инструкции по подбору кадров. Среднего роста, подтянутый, сероглазый, с короткими светло-серыми волосами, волею природы стоящими торчком. Достоинства его этим отнюдь не исчерпывались, ведь на место диспетчера проводили серьезный конкурс и выбирали лучшего из лучших. Он был прекрасно образован: знал несколько инопланетных языков, изучал прикладную психологию, свободно обращался с компьютером. Компания была довольна сотрудником: свежеиспеченные мужья оставляли о нем только положительные отзывы. Еще бы: в невестах он разбирался отлично и добросовестно готовил их к замужеству.

Работа Ильтену нравилась. Поставщики привозят ему женщин. Самых разных, не соскучишься. Его обязанность — составить о них самое полное представление. Осмотреть, побеседовать, выявить все особенности, умения, слабые места. Затем он вводит характеристики невесты в специальную программу, связанную с базой данных потенциальных женихов. Через некоторое время приходит ответ: имя и адрес мужчины, которому эта конкретная невеста подходит лучше всего. Диспетчер пишет счастливчику и назначает дату, когда можно забрать жену. А пока эта дата не наступила, его задача — помочь женщине адаптироваться в Союзе Тикви. Научить всему, что местные знают с рождения, рассказать, как следует обходиться с мужем, объяснить, чего от нее ждут. Многие женщины влюбляются в обаятельного и заботливого диспетчера. И пусть это ничего не значит для их дальнейшей судьбы, зато приятно и подогревает самооценку.

Сейчас Ильтен сидел без работы. Три дня назад он пристроил последнюю невесту, утиравшую слезы, не желая с ним расставаться, и теперь откровенно бездельничал. А именно, валялся полулежа на диване, бесстыдно сложив ноги на журнальный столик, прямо рядом с чайником, и читал журнал «Демографические новости». Не слишком увлекательное чтиво, но профессия обязывает: все сотрудники Брачной Компании в безусловном порядке выписывают этот журнал. Новости в нем всегда плохие. Людей мало, прирост населения колеблется вблизи нуля, отношение женщин к мужчинам 1:80… И ввоз женщин с других планет, увы, спасает положение лишь отчасти. Мрут часто, рожают редко: это закономерно, не все расы скрещиваются. Страна в кризисе, который длится уже много веков и конца которому не видно.

Ильтен отложил журнал. Читать этот пессимизм — только расстраиваться. Впрочем, лично ему, Ильтену, женщин хватало, несмотря на общие неутешительные тенденции. Трехдневный перерыв не слишком его напрягал. Когда-то же надо и отдохнуть. Жизнь диспетчера не укладывается в размеренный ритм рабочих декад, с двумя выходными образующих дюжины. Он работает, пока есть женщины, и отдыхает, когда их нет. А порой совмещает отдых с работой, но это уже вопрос дефиниций. Вот, скажем, склонил он невесту к сексу. Удовольствие — характерная черта досуга, само собой. А с другой стороны, это неотъемлемая часть работы. Как иначе узнать, какой у невесты темперамент, насколько она умела и раскована, каково вообще ее отношение к предмету? Ведь промахнешься с оценкой — подведешь жениха, который, между прочим, немалые деньги за жену платит.

Ильтен встал с дивана, прошелся по своим владениям. Отдыхал он, как ни странно, в офисном кабинете. Диванчик, журнальный столик, рабочий стол с компьютером, шкафы с документами, пара стульев и сейф. В спальне надо отдыхать по-другому, не очень-то она для чтения приспособлена: большая низкая кровать да гардероб, вот и вся обстановка. В комнате невест надлежит отдыхать невестам. А кухня — для чайника и посуды.

Обойдя апартаменты, он кивнул сам себе. Везде чистота и порядок, офис готов к приему новых невест. Он полюбовался на фотографию в прихожей. Большое фото изображало его родной город; родился он не здесь, а на планете Т5. Сейчас он обитал и работал на Т1, центральной планете Союза, и был этим вполне удовлетворен. Но родина есть родина; в любой душе найдется местечко для ностальгии. Возле этого фото он любил объяснять девушкам, тоскующим по родине, что и сам живет на чужбине: ничего, мол, страшного. При этом, правда, слегка кривил душой. Невестам родины уже не увидеть. Кто их отпустит из Тикви обратно? Разве что богатый муж расщедрится и свозит погостить. А он, Ильтен, когда постареет, обязательно вернется на Т5. Почему нет?

В этот лирический момент в дверь позвонили. Ильтен включил камеру. Так и есть, поставщики с женщиной. Он провел расческой по непослушным волосам, настроился на рабочий лад и пошел открывать.

От потери крови в ушах звенело. Перед глазами плыли круги. Тереза не совсем четко понимала, где она и что с ней. Сон это или явь? От такой боли она давно бы проснулась в холодном поту. Но картинки, вспыхивающие перед ней, были слишком сумбурны для яви, слишком размыты и узки. Вопль и оскал незнакомого мужчины; опрокинувшееся небо со звездами, просвечивающими сквозь ледяную вату; яично-желтый блин Ван Катру сквозь колышущуюся хвою, звезда почему-то не стояла на месте, а тряслась, дергалась. Цилиндрический свод какого-то коридора, чужое склонившееся лицо с жутким кровоподтеком, расползшимся на оба глаза. Новое сероватое небо, чьи-то руки на руле и темно-серая дорожная лента с причудливой разметкой, убегающая вдаль. Будто череда символов, проходящая в дурном, беспокойном сновидении.

Дверь. Еще один символ? Дверь открывается, за ней — красивый сероволосый мужчина, на нагрудном кармане куртки, напоминающей форменную — эмблема из двух сердец, пронзенных стрелой, и надпись на незнакомом языке. Что за дурацкий сон!

Справа и слева от нее раздались голоса. Она не разобрала, что они говорили. Полная абракадабра. Губы сероволосого задвигались столь же бессмысленно.

— Светлого солнца, господин Ильтен, — почтительно поклонился Бролинь.

— Светлого солнца, — последовал его примеру младший — теперь уже единственный — Кодес.

Ильтен кивнул поставщикам, обведя их кратким оценивающим взором. Кодес мрачен и угрюм, Бролинь прикрывает широкими темными очками огромные синяки.

— Неудачный рейд?

Кодес скрипнул зубами. Бролинь покачал головой. С диспетчером надо поддерживать хорошие отношения, если хочешь, чтобы твоих невест оценивали высоко. Но откровенничать с Ильтеном Бролинь не желал. Втайне он недолюбливал диспетчера. Сидит здесь в центре цивилизации, в неге и комфорте, в то время как они рискуют всем и смешивают свою кровь с грязью чужих планет. Не его это дело, кого они потеряли в рейде.

— Удачный, — нейтральным тоном возразил Бролинь и указал на женщину.

Ильтен внимательно и цепко посмотрел на товар. Красивая женщина, рослая, крутые бедра не скрыть даже уродливыми брюками на два размера больше. Держится прямо, даже удивительно. Эти отморозки всегда привозят забитых, сломленных баб, которых приходится потом отогревать и травами отпаивать.

— Какой она расы?

— Иррийка, — сказал Бролинь.

Ильтен скептически прищурился. Видел он ирриек. Ни лицо, ни фигура совсем не те. А черты этой женщины он не узнавал. Прежде с такими не встречался.

— Да нет, не иррийка.

— Мы на Ирру ее взяли, — буркнул Кодес.

Бестолковые эти поставщики. Невдомек им, что иррийка и женщина, которую взяли на Ирру — совершенно разные вещи. А ведь это очень важно. Каков у нее генотип? Сможет ли родить ребенка хоть кому-то из тиквийцев? Красота — это замечательно, но дети нужнее.

— Откуда ты? — спросил он по-иррийски. — Слышишь?

Тереза не сразу поняла, что ее о чем-то спрашивают. В иррийском она была не очень сильна. Худо-бедно за три с половиной года научилась разбирать язык противника, но никогда не ставила себе цель изучить его как следует.

Все же знакомые слова вывели ее из отрешенного состояния. Отсутствующий взгляд приобрел осмысленность. Это не сон, поняла Тереза. Она в плену.

— Ты откуда? — повторил сероволосый.

Она не догадывалась, что мужчину интересует всего лишь раса. Враги прекрасно знали, с кем воевали. Ее спросили бы прежде всего о части. Но выбалтывать стратегические сведения она не собиралась. Возможно, в процессе пыток она изменила бы свое мнение — глупо зарекаться, однако сливать информацию сразу, с первого вопроса — дурной тон.

— От верблюда, — процедила она негромко.

Сероволосый хмыкнул.

— Никогда не слыхал.

Это Ильтена не удивляло. Вот если бы она назвала знакомую планету, стоило бы подивиться, каким образом на ней появилась неизвестная раса. «Верблюд», — вбил он в графу «происхождение».

Слова принесли боль. Тело и так болело при каждом вдохе, а когда она шевельнула губами, потемнело в глазах. Следующий вопрос она прослушала.

— Назови свое имя.

Раскрывать рот не хотелось. Тереза отвела взгляд, но проклятый допросник взял ее за подбородок и развернул к себе, глядя прямо в глаза. Она чуть не задохнулась от боли.

— Имя? Ты кто?

Не отстанет. Она тихо и зло прошипела:

— Курва в кожаном пальто!

Ильтен вбил имя, распечатал два экземпляра квитанции, расписался и передал бумаги поставщикам. Те поставили свои автографы.

— Выпьем чаю, — предложил он Бролиню и Кодесу. — Заодно и надбавки обсудим.

Поставщикам полагалось за женщину двадцать тысяч единиц. Даже за некрасивую и бесплодную. Но хороший фенотип и генотип заслуживали надбавки. Лучшие поставщики, такие как Сантор, меньше тридцати тысяч не получали.

Бролинь и Кодес поклонились и проследовали за хозяином в кабинет. Ильтен расставил чашки с крупными выпуклыми горошинами. Красная в белый горошек была его любимой. Гостям он предлагал на выбор белую в красный горошек, белую в белый горошек и красную в красный горошек.

— Согласитесь, господин Ильтен, внешность у этой Курвы на высоте, — начал торг Бролинь. — Большие глаза, густые волосы. Грудь и попа — все при ней. Легко родит и выкормит.

— Если родит, — парировал Ильтен, заливая кипятком из чайника травяную смесь с Т3. — Раса неизвестная, гарантий никаких. Мужа она, безусловно, порадует, но вряд ли наследником.

— Не все мужчины хотят детей, — возразил Бролинь, протягивая руку к полностью красной чашке. Красный цвет — цвет энергии, силы, цвет, подходящий для командира… Но сила должна дополняться разумом, а с этим у Бролиня проблемы.

— Они просто не знают, что с ними делать, — заметил Ильтен.

Кодес помалкивал, не отрывая губ от белой чашки в белый горошек. Двоякий цвет: символ чистоты и смерти. Но уж что-что, а чистота в высоком смысле Кодесу не свойственна.

Кодесу было наплевать на психологические изыскания диспетчера. Он тяжело переживал смерть брата. Понимал, что надо показать товар лицом, но не мог себя заставить расхваливать эту проклятую Курву.

— Пусть не знают, — согласился Бролинь. — Но и претензий от них не будет. Зато она наверняка хороша в постели.

Слово «наверняка» слегка озадачило Ильтена.

— Вы не пробовали, господин Бролинь?

Поставщик смутился.

— Нет.

А вот это уже интересно. Не все поставщики непременно сами распробовали товар. Сантор, например, дарил внимание лишь избранным. И то сказать, из рейдов он привозил столько девушек, что повозиться с каждой ему ни сил, ни времени не хватило бы. Но уж эта команда не упустила бы возможность потешиться с бабой. Что он, первый день Кодесов и Бролиня знает?

— Нет? Почему?

Ильтен старался не демонстрировать поставщикам свое презрение, но улыбочка вышла ехидной. Он и сам догадывался, почему. Добром не давала — и он, честно говоря, ее понимал, не те это экземпляры мужчин, чтобы привлечь достойную женщину. А насиловать побоялись, потому что рейд вышел неудачным, и надбавки за внешность оказались важнее сиюминутного удовольствия. В психологии поставщиков Ильтен разбирался не хуже, чем в психологии невест. Может, и лучше: невесты — в основном инопланетянки, да к тому же другой пол, а эти недалекие тиквийские мужики просты и понятны.

Не дожидаясь ответа, он сказал:

— Эта женщина говорила со мной агрессивно. — Интонации он чувствовал хорошо. — Сомневаюсь, что в постели она будет мила. Боюсь, что вы можете рассчитывать лишь на две тысячи единиц сверху. Экстерьер у нее действительно неплох.

— Спасибо, господин Ильтен, — пробормотал Бролинь. Похоже, большего он и не ждал.

Не сон. Реальность. Это стало ясно, когда сероволосый заговорил с ней по-иррийски. И реальность эта была вовсе не такова, чтобы радоваться, очнувшись от сна.

Мужчины ушли в комнату, звенели там посудой, о чем-то переговаривались на незнакомом языке. О ней словно забыли. Опираясь спиной о стену, Тереза нашарила какую-то ручку. Ванная. Превозмогая боль, она открыла замысловатый кран, растерла по лицу ладонью холодную влагу.

Она вспомнила, что случилось. На отряд напали. Пентаграмма осталась недостроенной, связь с Землей не состоялась. Она подвела командование, не выполнила задачу. И попала в плен. Сперва она приняла нападавших за иррийцев — а кто же еще это мог быть? Но нет, на иррийцев они совсем не походили. Возможно, наемники. Или… пираты? Теперь она склонялась к этому варианту. Иррийцы или наемники иррийцев не увезли бы ее с Ирру, там и допрашивали бы. Вот только сероватое небо с маленьким белым солнцем, которое она увидела перед тем, как ее запихнули в машину, было вовсе не иррийским. Зачем ее сюда привезли? Хотят получить выкуп? Но ее родители — не олигархи, стоит ли овчинка выделки?

Плеск воды насторожил Ильтена. Бывали среди невест и такие, кто пытался утопиться или прыгнуть в окно. Именно поэтому в комнате невест на окне стояла решетка. Изящная, ажурная, выкрашенная в серебристый цвет, дабы не вызывать ассоциаций с тюрьмой, но надежная.

Он рывком распахнул дверь. Женщина с мокрым лицом присела на краешек ванны, глядя на текущую воду — одну из тех трех вещей, на которые можно смотреть бесконечно. Топиться она вроде бы не собиралась. Может, умыться решила?

— Хочешь принять душ? — спросил он по-иррийски.

— Нет, — ответила она сквозь зубы.

Странно. Женщины всегда этого хотят.

— Не бойся, — сказал он. — Я не сделаю тебе ничего плохого.

— Ну ка-анечно. — Саркастическая гримаса на ее лице была весьма выразительна. — Что вам от меня надо? Денег?

Ильтен поперхнулся. Отбирать у женщин деньги — вот же глупость какая!

— Успокойся, мне не нужны твои деньги. Наоборот, я позабочусь о том, чтобы у тебя все было: и деньги, и дом, и муж.

— Выкуси, — огрызнулась она.

— Зря ты так, — упрекнул он ее. — Пойдем-ка в комнату, поговорим и все выясним.

— Не о чем нам разговаривать, — отрезала она. — И никуда я не пойду.

— Ладно, не хочешь разговоров — не надо. — Он был терпелив и покладист. — Давай тогда познакомимся по-другому.

Ильтен взялся за пуговицу ее рубашки. И то сказать, уродливая мужская рубашка на упругой женской груди выглядит противоестественно. Он потянул петельку на себя…

В глазах взорвался фонтан искр.

Он не потерял сознания. Почти. Только проморгался после вспышки и обнаружил, что лежит на кафельном полу, усыпанном осколками раковины, а из свернутой падением трубы хлещет холодная вода. Встать удалось не с первой попытки — зрение отражало реальность не совсем адекватно, и чувство равновесия отказывало. Все же, ухватившись за остаток трубы, он кое-как вздел себя на ноги и, борясь с тошнотой, поплелся, перебирая руками по стене, перекрывать стояк.

Курва тоже распростерлась на полу ничком. Не иначе, он автоматически ударил ее в ответ. О сработавшем рефлексе он не жалел: неумеренно агрессивной бабе необходимо сразу, без промедления, указать ее место. Ему случалось сталкиваться с сопротивлением, получать пощечины и царапины. Чтобы справиться с этим, в большинстве случаев хватало пары оплеух. Должно быть, сейчас он перестарался, очень уж неподвижна была женщина. Но и его до сих пор не били так, чтобы в глазах двоилось и содержимое желудка подкатывало к горлу. А самое главное, за что? Ничего не сделал, только пуговицу потрогал.

Слегка смущало, что он не помнил собственного удара. Видимо, сотрясение мозга еще серьезнее, чем представлялось на первый взгляд. Ильтен дотянулся до планшета, превозмогая муть перед глазами, вызвал сантехника и врача.

Курва не шевелилась. Он присел рядом с ней, опираясь на колено. Старался не попасть ногой в лужу, но координация движений сплоховала, светлая брючина угодила аккурат в воду. Впрочем, какая разница? Все равно он весь мокрый и местами порезанный об острые сколы раковины. Вода показалась ему розоватой. То ли свет лампы так отражается на смоченном темно-сером кафеле, то ли пострадавшее зрение шуткует.

Он аккуратно потеребил женщину за плечо. Она не реагировала. Тогда он собрался с силами и перевернул ее на спину.

И охнул болезненно, словно это на его груди рубашка покраснела от крови. Лужа под Курвой была липкой и красной. Он осторожно, инстинктивно боясь снова получить по голове, расстегнул пуговицы, пачкая пальцы в крови. Глазам предстали промокшие ватные тампоны, прикрытые бинтами и зафиксированные пластырем. Одна из повязок уходила под ремень. Дрожащими руками Ильтен расстегнул на женщине мешковатые брюки, явно чужие. Еще три раны.

— Зохен меня побери, — прошептал он.

Он нерешительно отогнул отлепившийся пластырь, заглянул под повязку. И увидел воспаленный кровавый разрез.

Он и так из последних сил сдерживал тошноту. Жуткая рана оказалась последней каплей. Он со стоном отшатнулся, и его вывернуло. Хвала небесам, не на бабу.

— Ударились? — сочувственно произнес доктор, безошибочно распознав симптомы сотрясения мозга у открывшего дверь. Диспетчер в клетчатом халате стоял нетвердо, прикладывая ко лбу холодную грелку.

— Я в порядке, — проскрипел Ильтен. — Вот. — Он указал на проход в спальню.

Он обтер женщину, как мог, положил на свою кровать, прикрыл раны простыней. Не забыл подсунуть под низ клеенку: кровь не переставала течь. Что еще сделать, он не знал. Он умел врачевать мелкие недуги невест: поставщики порой привозили простуженных девушек, или с аллергией на непривычную среду, или слегка побитых. Но такое было впервые. Руки и ноги Курвы казались ледяными. Обложить ее грелками, напоить горячим чаем? А вдруг это, наоборот, вредно ей?

Доктор снял простыню, присвистнул:

— Это вы, господин Ильтен, так постарались?

— Я не варвар! — возмутился он. — Я честный сотрудник.

Кем надо быть, чтобы пырнуть женщину ножом? Да еще несколько раз. Бролинь и Кодесы — отморозки, факт. Но Ильтену не верилось, что они могли так поступить. Скорее всего, нашли бабу уже раненую, подобрали, чтобы хоть как-то оправдать экспедицию. Все равно отморозки. Зря он им надбавку выписал. Наоборот, удержать надо было за некондиционный товар.

Вокруг переносицы у Ильтена разливался огромный синячище. Прямо как у Бролиня. Наверняка поставщик полез к ее пуговкам по простоте душевной, вот и огреб. Ильтен осторожно потрогал синяк и вздохнул. Сильная женщина, не одного здорового ребенка выносит, если с генотипом повезет. И стойкая. Виду не показывала, что ранена. А он, Ильтен, смог бы вот так врезать предполагаемому противнику, еле держась в сознании? Он уже понял, что никакого ответного удара не было. Просто она выложилась в своем броске до конца. До сей поры он такое только в фильмах про всяких героев видел. Раздражение незаметно сменилось восхищением. А потом опять раздражением: и кому нужна этакая невеста-герой? Рядом с женой мужчина хочет быть мужчиной, а не мальчиком для битья. Как ее пристраивать?

Связист — не разведчик, не боец группы захвата. Занятие в самый раз для девушки, не требующее изнурительных тренировок и запредельного риска. Но война есть война. На войне нет места слабым, нерешительным и вообще сопливым. Они погибают первыми. Сильные тоже гибнут, но шанс выжить у них больше. За три с половиной года войны в полку сменилось немало связистов. Кто-то погиб, кто-то уехал на родину, не выдержав тягот, кто-то пропал — заблудился, замерз, сожран хищниками или угодил в плен. Тереза оставалась в строю. Год за годом выигрывала естественный отбор, приобретая качества, важные для выживания. Побегай десятки километров по бездорожью с оборудованием за спиной, волей-неволей станешь неутомимой и выносливой. И врагов на своем пути встретишь не раз. Она привыкла стрелять, не раздумывая о гуманизме, и бить в полную силу, не беспокоясь о наносимых травмах. По колеблющимся и сомневающимся давно родня плачет.

Видимо, настал и ее срок. Командование, наверное, распорядилось прочесать маршрут ее отряда. Тела ребят найдут, если их не растащит зверье. А ее запишут в пропавшие без вести.

Но она еще жива. А пока жива — не покорится. Пусть эти гнусные пираты выкусят! Кое-кому из них она уже неплохо накостыляла.

Сейчас в ее нелегкой борьбе настала передышка. Тереза лежала под одеялом в чистой мягкой постели, и это было приятно. Но боль не проходила, и она постанывала сквозь зубы. Губы пересохли.

В поле зрения возникла чашка. Красная, в белый горошек. Ее держал сероволосый пират, встревоженно наклонившись к ней. На его физиономии красовался качественный кровоподтек, и она невольно ухмыльнулась. Он нахмурился.

— Пей, — сказал он. — Это вода с лекарством. Не отравлено, не бойся.

Что ж, ничего страшного не случится, если она примет воду из его рук. Она потянулась губами к чашке, и сероволосый заботливо поддержал ее голову, поднеся чашку так, чтобы ей было удобнее. Она пила медленно, глотала с трудом. Потом откинулась на подушку.

— У тебя был доктор, — сказал он. — Обработал раны. Что с тобой произошло?

— Тебе какая разница, пират? — выдавила она.

Он изумленно воззрился на нее.

— Я не пират! Я честный гражданин Союза Тикви. Меня зовут Рино Ильтен.

— Плевать мне, как тебя зовут, — буркнула она.

Союз Тикви? Что это такое? Название не было на слуху, но Терезе казалось, будто она что-то слышала о Тикви. Не читала, не видела в интернете, а именно слыхала краем уха. То ли анекдот, то ли байку.

— Тебя нашли на Ирру, — не отставал Ильтен. — Кто нанес тебе раны? Иррийцы? Ваши воюют с иррийцами?

Она скорчила гримасу — не то боли, не то отвращения — и выговорила:

— Нет, это были не иррийцы. Такие же пираты, как ты. Это они привезли меня сюда.

Словно обухом по голове. Значит, все-таки поставщики порезали бабу. Вот нелюди!

— Они не пираты, — возразил он.

— А кто же? — Презрительная усмешка. В чем-то Ильтен был с ней согласен: честный тиквиец, не пират, не должен так обходиться с женщиной. — Они напали на меня и похитили. Зачем они привезли меня сюда? Хотят получить выкуп? Или продать меня в пищу негуманоидам?

Ильтен передернулся. Ну и мрачная фантазия у нее!

— Да что ты, право, всякие ужасы выдумываешь, — проговорил он успокаивающе. — Тебя привезли сюда для того, чтобы выдать замуж.

Что?! Это было неожиданно. Настолько неожиданно, что ослабленный организм не справился с разрывом шаблона. Веки смежились, сознание уплыло прочь.

Врач приезжал регулярно. Качал головой, давал рекомендации, выражал надежду, что пациентка поправится. Заикнулся о том, чтобы поместить ее в больницу, но Ильтен, подумав, отказался. Женщин часто крадут из больниц. Сейчас она под его опекой, и он не хотел, чтобы руководство компании обвинило его в безответственности. Вот станет чьей-нибудь женой, пусть муж сам решает.

Однако, пока Курва не выздоровеет, он не сможет выдать ее замуж. А дела ее были нехороши. Анализы, по признанию доктора, не радовали. Приступы лихорадки перемежались периодами беспомощной слабости. Есть она не могла, только пить. Большую часть времени металась в беспамятстве, а когда приходила в себя, смотрела с яростью.

— Я не собираюсь замуж!

— Но так принято, — пытался он воззвать к здравому смыслу. — Женщина не может жить без мужа.

— Глупости!

— Послушай меня, это Союз Тикви, и тебе придется жить по его правилам.

— Выкуси!

— У нас женщин в восемьдесят раз меньше, чем мужчин. Ты серьезно думаешь, что тебе позволят болтаться тут незамужней? Тебя сюда доставили только с одной целью: чтобы дефицит жен стал хоть немного менее напряженным. Я выдам тебя замуж, хочешь ты или нет. Лучше бы, конечно, хотела. Но это не обязательно.

— Я не позволю решать через мою голову, нужен ли мне муж! — Она с ненавистью попыталась смахнуть со лба мокрую холодную тряпочку, заботливо положенную Ильтеном; не получилось, уж очень была слаба. — И не пойду замуж, хоть ты тресни!

— Ты не выйдешь замуж только в одном случае, — безжалостно обрисовал ситуацию Ильтен, которому надоело препираться. — Если умрешь.

— Ну, так и умру!

Он едва не подавился. Поспешно сложил пальцы, отводя беду. Еще чего не хватало! Доктор говорит, она действительно может умереть. Но он не хотел ее смерти, несмотря на то, что смерть женщины в результате повреждений, нанесенных поставщиками, сулила ему компенсацию. И не потому, что был честным сотрудником, болеющим за дело. Просто ее стойкость и упорство восхищали его против воли. Она была… уникальной. Удивительной. Странная женщина из неведомого мира. Она не должна умереть!

На грани забытья и яви Тереза припомнила, где слыхала о Тикви. В одной из сельских местностей Ирру, где ее полк держал оборону, бытовала поговорка, что-то типа: не ходите, девки, далеко от дома — тиквийцы украдут, своих девок у них нет, а чужие еще и краше. По-иррийски это в рифму звучало, как частушка. Терезе не приходило в голову задуматься, кто такие тиквийцы — персонажи народных сказок, не иначе.

Но фольклор иного мира вдруг обратился в реальность. Не то чтобы пугающую, но отвратительно циничную. Еще гнуснее, чем похищение с целью выкупа. Выкуп Тереза постаралась бы собрать. Связалась бы с родителями, заняла у друзей. Попросила бы, в конце концов, матпомощь у государства — зря, что ли, налоги платила? Но замуж — это чересчур. И плевать ей на демографические проблемы тиквийцев, пусть решают их без нее. Кто они такие, чтобы принуждать ее к сожительству, да еще и не предоставляя выбора? Она сама — хозяйка своей интимной жизни и никому не позволит ею распоряжаться. Тереза решила твердо: замуж она не пойдет. А если пойдет, то лишь за того, кого выберет сама. Будут заставлять — станет убивать. А не получится — умрет, но не сдастся.

Но все-таки лучше бы Рино Ильтен выбросил из своей сероволосой башки эту маниакальную идею.

Маниакальная идея Рино Ильтена трансформировалась. Дурак бы он был, если бы не видел, к чему все идет. Он пытается объяснить ей ее положение, но она только хмыкает и советует отвалить. Он говорит об обычаях, а она смотрит с презрением. Он грозит наказанием — она плюет ему в лицо. Бывали тут и раньше нахальные и свободолюбивые девушки, но все быстро ломались, оказавшись далеко от родных планет. Эту не сломили даже пять ножевых ран. Слаба, как муха осенью, а глаза горят неукротимым огнем, суля в лучшем случае участь калеки тому, чьи действия она сочтет обидой. Что же будет, когда она поправится?

Она не примет обычаев Тикви. Не согласится с тем, что надо выходить замуж и во всем покоряться мужу, надо усваивать манеру вести себя, одеваться и разговаривать так, как принято в Союзе Тикви, а не где-нибудь на Ирру или откуда она там… Есть, конечно, и на такой случай вариант. Заковать в цепи, как дикую хищницу, и отдать «дрессировщику». Встречается такой тип мужчин, и кое-кто из них не прочь обрести женщину. Только проживет она после этого недолго, и жизнь ее будет хуже любой смерти. Хотел ли он этого? Определенно, не хотел. Он ухаживал за больной, смешивал для нее лекарства, поправлял подушки уж точно не ради того, чтобы какой-нибудь богатый маньяк на старости лет обрел свою жертву.

И честность Ильтена дала трещину. Курва могла бы торжествовать: в их противостоянии он сдал позиции первым, не она смирилась с действительностью, а он уступил ее сумасбродству.

— Послушай, — промолвил он, сам пугаясь того, что говорит. — Не хочешь выходить замуж вслепую, я понимаю. Но ты могла бы выйти за меня. Ты меня уже немного знаешь. Я ведь не урод и не сволочь, правда? Я не обижаю тебя. Ты можешь мне доверять.

Он сглотнул.

— Только для этого нужно кое-что сделать. Я должен внимательно осмотреть тебя, допросить, составить протокол, ввести данные в компьютер…

Он не сказал главного. Диспетчер Брачной Компании, не испытывающий недостатка в женщинах, до сих пор не думал подавать заявление на жену. Зачем? Лишние расходы и ненужные хлопоты. Надо сдать заявление в приемный пункт, заполнить анкету и так подогнать в ней свои характеристики, чтобы они составили наилучшую пару с ее данными. Задача непростая, и гарантия не стопроцентная.

Но она не оценила. И торжествовать не стала. Лишь сморщилась, глядя на него с подушки, будто королева с трона — на бунтовщика:

— Засохни! Осматривать и допрашивать будешь кого-нибудь другого. Жених нашелся!

Ночь кризиса дала ему одно — он ощутил глубоко и до конца, что перестал быть честным сотрудником.

Приехал доктор, как всегда, деловито вымыл руки, прошел в спальню, где металась в бреду эта странная женщина, плотно прикрыл дверь. Ильтен встал у двери, сжимая в руке конверт.

Врач вышел с озабоченным лицом, прошагал мимо Ильтена.

— Доктор Энсет, — окликнул он его. На лбу выступил пот. Стараясь ставить ноги как можно тверже, он приблизился к врачу. — Доктор Энсет, мне хотелось бы отблагодарить вас.

Доктор сделал снисходительный жест:

— Медицинскую страховку оплачивает Компания.

— Конечно, доктор Энсет. — Рубашка на спине промокла. — Но есть вещи, не предусмотренные страховкой…

Врач снял очки, посмотрел на него строго, снова надел, посмотрел в стекла, потом поверх очков.

— Что вы хотите? — отрывисто спросил он. — Пластическую операцию? Силикон закачать? Зашить плеву?

Ильтен заколебался. Язык не поворачивался произнести, что ему на самом деле надо. Извиниться, сказать, что передумал? И упустить, наверное, единственный шанс избавить ее от цепей. Других вариантов она ему не оставила.

Он помялся и выговорил:

— Констатируйте смерть.

Доктор долго молчал. Может, прикидывал, не сдать ли его службе охраны безопасности, как покушающегося не на мелкое правонарушение, а на полноценное преступление. Судьба Ильтена висела на волоске.

— Что вы хотите с ней сделать? — Очки смотрели осуждающе. — Продать какому-нибудь изуверу, а деньги в карман?

— Да вы что! — Он чуть не закричал, только необходимость сохранять тайну заставила его остаться на уровне возбужденного шепота. — Я как раз хочу этого избежать! Убрать ее из базы… чтобы не пришлось отдавать на верные муки.

Взгляд доктора помягчел.

— Она может умереть на самом деле, — ответил он наконец. — Дождемся утра. Если кризис кончится благополучно, я возьму деньги.

Тогда у него еще был шанс остаться честным сотрудником — в случае ее смерти. Но она пережила кризис. И Ильтен осознал: отныне он — не тот, что был раньше.

На следующий день она попросила есть. Ильтен обрадовался: идет на поправку! Как и говорил доктор. Он зашел на сайт Районного Центра Питания, заказал бульон с гренками. Через пятнадцать минут заказ был доставлен, добродушный паренек из РЦП мазнул карманным считывателем по его расчетной карточке, поклонился. Ильтен принес судки в спальню, присел на пуфик рядом с кроватью, стал кормить Курву с ложечки, как кормят младенцев в фильмах. Она криво и вымученно улыбнулась — наверняка тоже пробежала ассоциация.

— Все в порядке? — спросил он на всякий случай. — Вкусно? Не горячо?

— Все хорошо, — ответила она. Вроде бы даже не ерничая.

Тогда он сказал:

— Если узнают, что ты жива — не сносить головы ни тебе, ни мне, ни доктору Энсету.

Она восприняла эту новость равнодушно. А каких моральных терзаний ему стоило обратиться к доктору Энсету! Не говоря уже о двадцати тысячах единиц.

— Послушай, Курва…

— Что-о? — вскинулась она. — А ну-ка увянь! Какая я тебе курва? Выкуси!

— Да ведь ты сама сказала, что тебя так зовут, — растерялся Ильтен перед ее возмущением.

— Мало ли что я сказала! Ты, тупое дерево, даже на табуретку не годное!..

Ильтен быстро поднес ложку к ее губам, надеясь заткнуть фонтан. На этот раз повезло. Наверное, оттого, что она была голодна. Она проглотила бульон и проворчала:

— Можешь звать меня Терезой.

— Это имя?

— Нет, кликуха! — рассердилась она.

Ильтен кашлянул.

— Я хотел бы знать твою фамилию.

— Это еще зачем?

— У нас, — Ильтен подчеркнул интонацией это «у нас», — обращение по имени принято только между лицами, состоящими в браке или родстве.

— А мне наплевать, что у вас принято.

Да кто бы думал иначе! Ильтен вздохнул.

— И вообще-то, — заметил он ненавязчиво, — женщина не должна возражать мужчине.

— Отвали.

— Везде разные законы, — терпеливо произнес он, — и у нас в Союзе Тикви они иные, чем на Ирру.

— Я не иррийка.

— Я знаю. Ты с Верблюда, верно?

Глаза у нее аж расширились.

— С какого еще верблюда? Ты что, бредишь?

— Но ведь ты сама так… — Его осенило. — Ты лгала, да? Думала, что мы пираты, и…

— Вы не сильно отличаетесь от пиратов, — буркнула Тереза.

Он сделал вид, что не расслышал ее бурчания.

— Неважно. Кем бы ты ни была прежде, теперь ты тиквийка.

— Выкуси!

Ну как можно отвергать очевидное? Ильтен раздраженно прошелся по комнате.

— Между прочим, — вспомнил он, — ты должна обращаться ко мне на «вы» и называть меня «господин Ильтен». — Надо же с чего-то начинать приобщение к местной цивилизации.

— Засохни! Я не выкаю тем, кто начинает знакомство с попытки изнасилования.

Он недоуменно вскинул бровь.

— Я не… Я ни разу не пытался… Ты вообще о чем?

— Кто меня за пуговицу дернул? — обвиняюще бросила она. — А?

Он схватился за голову.

— Курва! То есть прости, Тереза! Я просто взял тебя за пуговицу. И все! А ты меня ударила. Так, что у меня до сих пор голова болит!

— Так тебе и надо, чертов Рино!

— «Господин Ильтен», — поправил он. Зохен с ним, со смыслом ее фраз, но хотя бы формальные правила должны быть соблюдены.

— Не дождешься! Я тебе не рабыня, понял, Рино?

— У нас нет ни рабов, ни рабынь, — проговорил он увещевающе. — Просто в обществе принято…

— А мне наплевать! Убери эти чертовы судки, Рино. И принеси мне, черт возьми, горшок!

Унося посуду на кухню, Ильтен размышлял о рабстве в Союзе Тикви. Кажется, кое-кто попал по полной программе. И это точно не Тереза, с гарантией избавленная от мрачных перспектив провести остаток жизни в жестоких лапах «дрессировщика».

Женщина твердо оккупировала спальню. Причем считала ее своей. И возвращению хозяина в его собственную кровать противилась насмерть.

— Это моя комната, — выдвинул он аргумент. — Моя! Почему я должен спать в кабинете, на диване для посетителей?

— Ну, спи в кухне на раскладушке, — посоветовала она другой выход.

Тереза еще не вполне пришла в себя, передвигалась по квартире с трудом. Но едва он решился вернуть себе спальное место явочным порядком и демонстративно улегся в свою постель, подвинув Терезину подушку, как немедленно скатился на пол от беспощадного удара в пах.

— Отвали! — заорала Тереза. И вдобавок припечатала его по ребрам табуретом.

Как только она смогла добраться до кресла в кабинете, он подключил ее к компьютеру через гипнотический шлем, как и всех невест. Она еще и подозревала его зохен знает в чем. Мол, хочет внушить ей милое его сердцу послушание — а накося, выкуси! Эх, если бы внушить послушание было так просто! Увы, возможности гипнотического шлема ограничиваются обучением основам языка. Тереза и по-тиквийски чаще всего употребляла свои любимые выражения: увянь, засохни…

После стычки он испытывал некоторые затруднения с невестами. Работы, к счастью, было немного. Поставщики приводили то по одной, то по две женщины. Очередная невеста помахала Ильтену ручкой, входя в лифт следом за новоиспеченным супругом. Он закрыл дверь и вернулся к Терезе.

— Послушай, давай решим вопрос по-человечески. Мне неудобно спать в кабинете…

— Да ты же спишь с невестами через раз! — Она обвиняюще ткнула в него пальцем, словно усматривала в этом что-то дурное. — Так что нечего тут прибедняться!

— Но это ведь не отдых, — возразил он. — Это работа.

— Гори огнем твоя работа! — резко высказалась она. — И сам ты вместе с ней.

Я убегу

Убегу, думала Тереза. Вот поправлюсь как следует и убегу.

Но к побегу надо подготовиться. И Тереза начала исподволь расспрашивать Ильтена об обычаях Союза Тикви и правилах поведения на улице. Не то чтобы она искренне стремилась их соблюдать… Просто для успешного побега она должна слиться с окружением, не вызывая подозрений. А Ильтен втайне радовался, ведь адаптировать товар к новым условиям жизни было его работой. Ему казалось, это знак, что Тереза готова смириться с предстоящей жизнью в Тикви.

— Тикви — союз шести планет, — рассказывал он. — Мы сейчас находимся на центральной, Т1.

— А как она называется? — уточнила Тереза.

— Так и называется: Т1.

— Скука! — фыркнула она.

Ильтен виновато пожал плечами. Все тиквийские планеты имели номера — в порядке присоединения к Союзу. Традиция.

— И где эта Т1? — задала она актуальный вопрос. — Далеко от Ирру?

— Далеко, — кивнул он и вызвал на экран компьютера трехмерную карту неба. Шесть звезд Союза Тикви высветились крупными кружочками, а где-то на периферии болталась двойная желто-белая бусина Ван Катру и Ван Гиллу. Т1 и бусину соединил красный пунктир, и Ильтен резюмировал: — Сто восемь световых лет.

Сто восемь! И это только до Ирру, которая еще дальше от Земли. На Земле же о Союзе Тикви не слышали, даже на уровне баек и сказок. И здесь, в Тикви, ничего не знают про Землю, название и то неизвестно. Тереза все-таки призналась Ильтену, что происходит с Земли, когда убедилась, что он не враг и не пират. Но это слово ни о чем ему не сказало. На местной карте звездного неба такой точки вообще нет.

— И часто ваши бывают на Ирру? — спросила она с умыслом.

Он засмеялся.

— Нет, конечно. Это же зохенова даль! Поставщики иногда залетают, но регулярного сообщения нет.

— А куда летают рейсовые корабли из Тикви? С какими мирами вы поддерживаете отношения?

— Ну, в Шайхаф регулярно летают. — Ильтен глянул на расписание космопорта Т1. — В Юверд, Килерию. В Империю Рекуа. На Алту порой транспорты ходят.

Ни одного знакомого названия. Тереза ощутила близость отчаяния, но тут же отогнала это чувство. Лишь бы выбраться хоть куда-нибудь! А там наверняка найдутся другие пути.

Две заплаканные девушки вцепились друг в друга, будто боясь, что их растащат. Миленькие, но очень уж перепуганные.

Ильтен перевел взгляд на Бролиня. Синяк сошел, а темные очки остались. Сделались элементом имиджа?

Кодеса с ним не было. Ни младшего, ни старшего. Вместо них на заднем плане маячил молодой парень, с виду — туповатый громила.

— А где же господин Кодес? — поинтересовался Ильтен.

— Господин Кодес ушел из поставщиков, — ровно ответил Бролинь. — Рад представить вам господина Шерпа Невина. Господин Невин, это господин Рино Ильтен.

Бролинь был мрачен. В последнее время удача повернулась к нему еще более неприглядной стороной, чем обычно. Гибель Неска Кодеса, некондиционный товар… Баба, взятая на Ирру, умерла от ран, не дожив до замужества, и поставщиков оштрафовали. Пришлось влезть в долги. Сак Кодес вовсе съехал с катушек. Он и раньше был нервным холериком — не самый подходящий темперамент для поставщика. А теперь окончательно перестал сдерживаться. Трех потенциальных невест ножом покромсал из-за каких-то мелочей: одна его оттолкнула, за другой долго гнаться пришлось… Бролинь сам ему сказал: уходи, лечи психику. Нельзя с такими привычками в поставщиках. Вообще — нельзя. Чтоб ножи втыкать, мужики существуют, а женщины — для другого.

Невин был начинающим. Прослышал где-то о легком хлебе поставщиков и халявных удовольствиях, уши провисли под грузом лапши, и никто из родни не озаботился стряхнуть ее с ушей паренька. Вышел на охоту, ничего не умея и не зная. Бролинь нашел его в каком-то гареме на Лире, куда сунулся за невестами. Вместо того чтобы брать добычу, пришлось отбивать соотечественника, которого вот-вот собирались оскопить и приставить в услужение к бабам. Может, парень по глупости и мечтал жить среди баб, но уж точно не в качестве евнуха. Так Невин и остался при Бролине. Вдвоем все же сподручнее и безопаснее, чем вовсе без напарника.

— Очень приятно, — молвил Ильтен. — Господин Бролинь, откройте секрет: что вы такое делаете с девками, что они у вас каждый раз в истерике?

— Мы не виноваты, что они такие впечатлительные, — огрызнулся Бролинь.

Он отлично понимал, что потерял уважение Ильтена, если оно когда-то и было. Потерял в тот день, когда баба, привезенная им, умерла. Проклятый диспетчер не скажет об этом прямо, но будет постоянно поддевать, да так, что не ответишь. А хуже всего то, что он станет занижать надбавки.

— Надеюсь, девушки здоровы, — произнес Ильтен с тщательно дозируемым сомнением.

— Проверьте, — скрипнув зубами, предложил Бролинь.

— Мне бы хотелось доверять вам, господин Бролинь. — Твоими бы устами сласти жрать, зохенов ты сноб. — Пройдемте в кабинет, господа, обсудим размер надбавок за чаем. Господин Невин, какую чашку вы предпочитаете?

Когда Тереза шла по улицам, на нее оглядывались. Впрочем, оглядывались на нее и на Земле — она умела ходить, когда хотела. Но здесь… Здесь мужчины рады смотреть на любую женщину, а уж если у нее стройная осанка, плавный шаг и молодое красивое лицо… Вьющиеся темные локоны до середины спины, подколотые на виске блестящей заколкой-«ежиком», развеваются на ветру. Легкое платье из черного капрона, прошитое серебром, открывает ноги в колготках-сетках — приходится носить их, несмотря на жару: в Союзе Тикви женщинам не разрешается ходить по улицам без колготок… Спасибо Ильтену, разъяснил. Мужчины заговаривают о ней между собой, а к ней обращаться не решаются: на правой руке, кроме браслета, блестит широкое золотое кольцо — брачное. Ильтен украл его у Компании. Ради нее, потому что взрослой женщине без кольца нельзя находиться на улице: служба охраны безопасности сразу обратит свое пристальное внимание. Хотя Тереза молода, может сойти и за местную незамужнюю девушку, особенно если не вглядываться в глаза, суровые и непримиримые, совершенно не характерные для урожденных тиквиек.

Что же я делаю, спохватилась Тереза. Зачем я так вырядилась? Они же все ее запомнят. Службе охраны безопасности не составит труда проследить ее путь.

Она вздохнула, шумно и беспомощно. Правда в том, что, напяль она грязное рубище и спутай волосы в колтун, привлекла бы не меньше внимания. Во-первых, по большому счету местным все равно. Женщина есть женщина. Грязную женщину можно вымыть, оборванную — приодеть. Ее потребительские свойства от этого меняются слабо. А во-вторых, ни одна женщина в Тикви не покажется на улице в непрезентабельном виде. Самой ума не хватит — муж проследит. Наряд женщины — вопрос престижа. Женщина должна быть в самом лучшем, даже если выходит сдать использованный пластик на переработку. Недостаточно богато одетая женщина — повод подкопаться под мужа: а удовлетворяет ли он имущественному цензу, отделяющему тех, кому позволено иметь жену, от нищих неудачников? Так что лучше обращать на себя внимание роскошью, чем неподобающим отсутствием оной.

Тереза направлялась к кассам космопорта.

Вообще-то из объяснений Ильтена и кое из какой практики у нее складывалось впечатление, что в Тикви все можно купить через интернет. Еду, одежду, напитки, мебель — выбираешь, заказываешь, оплачиваешь и ждешь доставки. Или ждешь доставки, а потом оплачиваешь, не суть. Если очень хочется либо невтерпеж, можешь съездить за покупкой сам. Есть, конечно, и магазины — как правило, автоматы. Вставляешь расчетную карточку, нажимаешь нужную комбинацию цифр — и автомат выдает, что тебе нужно, будь то радиодеталь или булка с ягодами. Изредка встречаются магазины с продавцами — в основном одежды и обуви, где можно мерить вещи, или крупной техники, где возникает естественное желание пообщаться с консультантами. Однако, если поставить себе такую цель, ты можешь совершать любые покупки и делать любые заказы, не вставая из-за компьютера.

Любые, да не любые! Сайт космопорта весело подмигивал баннерами, с готовностью выкладывал всевозможные расписания, технические характеристики эксплуатируемых кораблей, послужные списки капитанов. Но в ответ на запрос купить билеты посылал. Не в абсолютном смысле, не в дальнее скабрезное путешествие. А по вполне определенным адресам, не электронным, а географическим — в кассы.

Что ж, пусть будет касса. За финансовое обеспечение проекта Тереза не волновалась: Ильтен выдал ей дубликат своей расчетной карточки. Все женщины тут пользуются карточками мужей, реже — отцов. Еще бы, ведь собственных им не полагается. Женщины в Тикви не работают.

— А что у вас делают женщины? — наехала однажды Тереза на Ильтена. — Они не работают, не занимаются науками и искусствами. Не готовят, потому что есть Районные Центры Питания, не стирают — для этого существуют прачечные, не убирают — это у вас делают роботы… Что остается женщинам, объясни ты мне?

— Главная обязанность женщины — угождать мужу, — назидательно сообщил Ильтен.

— А как насчет тех, у кого нет мужа? Мне вот что делать?

— Ну-у… — Он ухмыльнулся. — Можешь меня ублажать, раз больше некого.

— Выкуси!

Ильтен мог бы уже предсказать, что она ответит в том или ином случае. Хорошо, не швырнула в него ничем и не ударила. Встав на ноги, Тереза сделалась менее колючей. Пока она лежала беспомощная, во всем от него зависящая, так и топорщилась иголками. Но раны затягивались, и Тереза становилась как-то мягче, спокойнее. Ближе к идеалу женщины, что ли. Так ему казалось. Он и не подозревал, что она усыпляет его бдительность перед побегом.

— Светлого солнца. — Она решительно поставила сумочку на столик у кассы.

Так здесь здоровались. Под солнцем подразумевали, естественно, не Солнце, а свою звезду. В каталогах она называлась Т1, как и планета. Унылое однообразие. А собственные звезды все тиквийцы, где бы они ни жили, называли солнцами. Тереза и хотела бы поворчать на ущербность фантазии граждан Союза Тикви, но почти так же поступают и жители других миров.

— Светлого солнца, госпожа, — немного удивленно ответил кассир.

Кассиром, разумеется, был мужчина. Он смотрел на нее с тщательно скрываемым вожделением. Как же, замужняя дама, необходимо проявлять сдержанность. А еще с любопытством. Что этой даме нужно в столь неподходящем для дам месте, как космопорт?

— Я хочу купить билет в Шайхаф, — заявила Тереза.

Замужней женщине не подобает говорить на людях «хочу». Она должна лишь поддерживать намерения мужа. Следовало сказать «мы хотим». Увы, Тереза усвоила далеко не все, что внушал ей Ильтен из самых лучших побуждений. А кое-что она в принципе не желала усваивать.

Кассир покачал головой. И выдвинул свою версию:

— Муж поручил вам купить билет для него? Будьте любезны расчетную карточку, я подготовлю билет на имя вашего супруга.

— Нет, — отрезала она. — Это я лечу в Шайхаф. Билет должен быть на мое имя.

Кассир поднял бровь.

— Но, госпожа, в межпланетном путешествии даму обязан сопровождать мужчина.

— Мой муж… — Ей стоило некоторых усилий произнести эти слова. Ее мужем был Анджей Ковалевский. Называть так какого-то развратного тиквийца — кощунство. — Мой муж не может лететь. У него дела. А мне нужно в Шайхаф.

— В таком случае вашему супругу надлежит обратиться в службу охраны безопасности, дабы вам выделили эскорт. Вы, вероятно, недавно в Тикви, госпожа. — Безупречно вежливый вопросительный взгляд. — И можете этого не знать. Но ваш муж, несомненно, знает. Я теряюсь в догадках, госпожа, почему он дал вам такое странное поручение. Или, возможно, вы неправильно его поняли?

— Наверное, — пробормотала она.

И к цыганке не ходи, кассир догадался, что она задумала. Но дал ей возможность отступить, сохранив лицо. Может быть, потому что не хотел скандала с чужой женой. А может, пощадил ее самолюбие. Да нет, вряд ли. По мнению тиквийцев, самолюбие женщине не положено.

Диван в кабинете слегка поскрипывал, в такт ему стонала невеста. Тереза стиснула зубы и хлопнула входной дверью еще сильнее, чем собиралась. Уж эта девка! Когда Айдуэ и Рэхас привезли поставщики, они рыдали в три ручья, тряслись и друг от друга отцепиться боялись. Теперь дуреха Айдуэ сидит днем и ночью над распечатанной фотографией своего суженого, любуется и мечтает. Ладно бы мечтала молча! Нет, она выбрала Терезу и, как только видит, начинает разрывать ей мозг своими наивными глупостями. Почему Терезу? Да потому что подружка Рэхас не вылезает из постели Ильтена! Кто бы мог подумать, что у этой прибитой птички проснется такой темперамент? А в те редкие минуты, когда она покидает кабинет и дефилирует до ванной, аж светясь от довольства, у Терезы возникает низменное желание свернуть ей шею.

Нет, я неправа, одернула себя Тереза, сердито втыкая в розетку электрический чайник. Невесты не виноваты, что поставщики привозят их к диспетчеру. И деваться им некуда. Либо добровольно отдаться этому, как на грех, обаятельному и обходительному скоту, либо принудительно. Да, однажды в эту компанию девиц, роняющих розовые слюни по Ильтену, затесалась невеста, которая его не хотела. Неважно, почему. Может, не была еще с мужчинами и боялась. Может, обет дала: монахини не только на Земле встречаются. Может, хранила верность кому-то. А может, Ильтен просто не в ее вкусе был, мало ли что красив, некоторым брутальные мужики нравятся, а красавчики внушают отвращение. Причина так и осталась неизвестной. Жаль, девчонка была не той закалки, что Тереза. Ильтен скрутил ее в минуту, придавил ногой к дивану и сделал, что хотел, невзирая на слезы и мольбы. Тереза потом ему вломила — жаль, после, а не до. Постаралась от души, вот только две раны на груди открылись. А он, похоже, и не понял, за что она так озлобилась.

Рино Ильтен, вот кто во всем виноват. Если б он сам не лез к невестам, они бы на него гораздо меньше вешались. Сидели бы тихонько, и все.

Вот он, легок на помине. На запах чая приперся, не иначе.

— Нальешь мне? — промурлыкал.

Может, не наливать, чисто из принципа? Да нет, глупо. Не в чае же дело. Она плеснула душистую травяную заварку в его чашку, залила кипятком.

— М-м! — Он с наслаждением вдохнул травяной запах. — Спасибо.

— На здоровьице, — отозвалась она.

И подумала мстительно: недолго мне тут с тобой чай пить осталось. Я знаю, как убежать из Тикви. В гробу я видала вашу браваду: мол, не все тиквийки таковыми рождаются, но все умирают тиквийками. Я убегу.

Ильтен расценил ее спокойный настрой по-иному. Давно ли шпыняла по любому поводу? Теперь все больше говорит мирно, и о правилах поведения совета спрашивает, и чай делает, не огрызаясь. Привыкает. Так почему бы снова не попробовать…

— Тереза, милая, — проникновенно произнес он. — Прошу тебя, войди в мое положение. Я не могу постоянно спать в кабинете.

— Что, Рэхас заездила? — язвительно ткнула его Тереза. — За что боролся, на то и напоролся.

Кажется, с настроем вышла промашка, подумал он разочарованно. Но не отступать же в самом начале!

— Тереза, послушай. Я ведь не выгоняю тебя на кухню. Живи в моей комнате, пожалуйста. Но я тоже хочу в ней жить. Зохен побери, я хочу спать в собственной кровати!

— Отвали! В ней сплю я, а ты можешь идти на кухню или на коврик в прихожей.

— Но почему мы не можем спать в одной кровати? — воззвал Ильтен. — Она большая.

— Тебе что, Рэхас не хватает? — окрысилась Тереза. — Усохни!

— Да забудь ты об этой зохеновой Рэхас! Я о тебе говорю. И о себе. Что я тебе сделал плохого? Сидел с тобой ночами, лекарствами поил. Даже не ударил ни разу!

Тереза насупилась. Возразить, на самом-то деле, и нечего. Кроме традиционного и неаргументированного «увянь» или «выкуси».

— Тереза, ну чего ты боишься? Я не укушу тебя среди ночи, не отрежу вероломно твой локон. Я тебя не обижу. Я вообще-то ласковый.

Она вспыхнула.

— Иди свою Рэхас ласкай! Лапай залежавшийся товар.

Она в сердцах толкнула его чашку, и чай разлился. Он лишь всплеснул руками.

На сей раз она подготовилась хорошо. Кассу выбрала другую, в соседнем городе. Мало ли, вдруг кассир вспомнит ее? В руке — объемистый саквояж. Человек, улетающий на другую планету без багажа, выглядит подозрительно.

В саквояже лежали кое-какие вещи Ильтена. На середине пути ее машина сделала остановку, съехав с трассы и немного углубившись в промзону. Людей в этом лабиринте не было, одни роботы. Здесь она не торопясь переоделась. Стянула грудь тугим бинтом, напялила свободную рубашку, широкие мужские брюки. Шейный платочек — признак стиля у богатых мужчин, заодно он скроет отсутствие кадыка. Ботинки на размер больше хорошо сели на шерстяные носки. Затем Тереза достала ножницы. Безжалостно обрезала ногти на руках, нарочито грубовато. Стерла остатки лака. Взялась за волосы… Волосы, пышные и длинные, было ужасно жаль. Но никто не поверит, что они принадлежат мужчине. Свобода дороже, решила Тереза. Щелкнула ножницами, вьющаяся прядь упала на автомобильное сиденье. Дальше пошло легче.

Молодой человек, подошедший к кассе, вопросов не вызвал. Короткая стрижка чуть топорщится, и рубашка сидит не ахти, но ботинки дорогие, шейный платочек из шелка, а на карточке — достаточное количество единиц.

— Мне нужен билет до Юверда, — произнес он немного хрипло.

Она специально не упомянула Шайхаф. Перестраховалась. Вообще-то, куда лететь — без разницы. Туда, где не действуют законы Тикви.

Кассир принял расчетную карточку.

— Назовите ваше полное имя, господин.

— Рино Ильтен.

— Наберите, пожалуйста, код доступа.

Никаких проблем. Никто и не думает сомневаться, что господин, назвавшийся Рино Ильтеном, имеющий карточку Рино Ильтена и знающий код доступа Рино Ильтена — Рино Ильтен и есть. Иначе и быть не может.

— Вот ваш билет, господин Ильтен. Удачного путешествия.

— Спасибо.

Тереза подхватила саквояж и безобразной походкой вразвалочку направилась к залу вылета. До отправления корабля к Юверду оставалось всего два часа.

— Будьте добры, господин Ильтен, багаж сюда. — Служба охраны безопасности предельно корректна. — Пожалуйста, кладите на ленту.

Саквояж проезжает по транспортеру. Приборы молчат — в нем ничего подозрительного. Только женские шмотки, кольцо и заколка-«ежик».

— Соблаговолите пройти через рамку, господин Ильтен.

Она проходит, и на рентгеновской установке отражаются металлические предметы в карманах. Ключ от дома-офиса Ильтена, ножницы, пряжка ремня. И скелет, конечно.

— Стоп. — Сотрудник службы охраны безопасности вернул картинку на экран и прищурился. Да, наметанный глаз не ошибся. — Скелет-то женский.

Тереза вздрогнула. Ей и в голову не могло прийти, что не только профессиональные медики знакомы с подобными нюансами.

— Господин Ильтен, пройдите с нашим сотрудником для личного досмотра. — Тон из вежливо-предупредительного стал железным.

Ее еще называют господином — пока не получены убедительные доказательства, что она госпожа. Но это ненадолго.

Черт с ним, с саквояжем. Она все еще может улететь. Экипаж ювердитский, они не откажутся принять женщину на борт.

Резкий выпад. Ножницы тупые, но безопасник сгибается, получив сильный удар в живот. Она выхватывает пистолет из его кобуры, наставляет на сидящего за пультом.

— Ты! Открывай проход, ну!

Безопасник медлит, и она стреляет. Не в голову и не в грудь — в ноги. Он вскрикивает.

— Сейчас! Сейчас открою.

Металлические створы, закрывающие проход, раздвигаются. Тереза бросается наружу, тут же уходит влево, прикрываясь стеной, бежит со всех ног к торгово-пассажирскому судну с красной эмблемой Юверда.

Она почти добежала. Вслед никто не стрелял, и она перестала петлять, чтобы выиграть время. Нормальный тиквиец не выстрелит в женщину, вспомнила она. Ей ничто не грозит.

В это время со спешно поднятого вертолета на нее упала ловчая сеть.

— Что ты наделала? — Ильтен орал на нее, схватив за глотку и тряся, как грушу. — Ты что, с ума сошла?

Она ожидала самого худшего. Не расстрела прямо на взлетной площадке космопорта, так жуткого избиения и надругательства. Но ей ничего не сделали. У нее была карточка тиквийского гражданина, а в саквояже нашлось брачное кольцо. Значит, чья-то жена, а к чужим женам тут относятся с пиететом. Только вкололи парализующий укол и раздели догола. Не с целью опозорить, а по искреннему убеждению, что мужские тряпки на женщине неуместны. Ну, и пялились, само собой. Вся служба охраны безопасности космопорта и все смежные службы перебывали в кабинете, где ее кинули на кушетку дожидаться супруга. Отпускали грубые комплименты и пошлые замечания. Но не трогали.

Наконец, приехал Ильтен, выдернутый срочным звонком. Бледный, что твоя простыня.

— Кто это? — Начальник безопасников ткнул в голую Терезу пальцем.

— Это моя жена, — сказал Ильтен. Голос дрогнул, но это приписали естественным эмоциям — смеси гнева и волнения. — Ее зовут Тереза.

— Поднимайтесь, госпожа Ильтен.

Еще один укол, и тело обрело чувствительность. Она ощутила, как затекло оно за несколько часов на проклятой кушетке — ее позорном столбе. Безопасник кинул ей саквояж, она нашарила юбку и блузку, принялась одеваться, не глядя ни на кого. Чувство ужасного унижения не проходило. И нагота тут стояла на десятом месте. Ей было до смерти стыдно и обидно, что попытка не удалась.

— Вы можете вернуть деньги за билет, господин Ильтен.

— Спасибо, — ответил он механически.

Безопасники посмеивались над ним. И над ним, и над женой. Это было не по правилам, но он не стал возникать. Напомнишь им о протоколе — поставишь под удар и свою судьбу, и ее, когда они возьмутся пробивать базу на предмет того, действительно ли он женат и действительно ли на Терезе. Пусть лучше смеются.

Он держался всю дорогу. Сорвался уже дома, когда за ними закрылась входная дверь. Он еще ни разу так на нее не кричал.

— Ты что, смерти моей хочешь? — Ее остриженная голова моталась в его руках. — И своей заодно? Зохенова дура!

Она вывернулась, оттолкнула его со злой обидой.

— Меня бы не убили!

— С тобой бы сделали кое-что похуже, если бы до них дошло, что никакая ты не госпожа Ильтен! Тебя нет, поняла ты? Женщина, которой ты была, мертва. А значит, ты — никто, и звать тебя никак! Держись подальше от службы охраны безопасности, если не хочешь, чтобы они до этого докопались!

— Почему это я мертва? — опешила Тереза, невольно щупая шею.

— Потому что так надо! — выкрикнул он и закашлялся. Прошел в кухню, набулькал воды из кувшина в свою красную чашку с белым горошком, выпил залпом. Тереза просочилась за ним.

— Я дал взятку доктору Энсету, чтобы тебя признали мертвой, — проговорил он тоном ниже; в голосе явственно слышалась безнадега. Да, он не надеялся, что его увещевания дойдут по адресу. Они же никогда не откладываются ни в сердце ее, ни в мозгу. В одно ухо влетает, в другое вылетает. — Если это вскроется, и меня, и господина Энсета ждет каторга.

— Зачем ты это сделал? — прошептала Тереза.

— Затем, что иначе мне пришлось бы выдать тебя замуж. Помнишь, о чем мы говорили? Невестам нет другой дороги, кроме как замуж.

— И ты пошел на преступление? — изумилась Тереза. — Только потому, что я не хотела замуж?

Не только поэтому. Но он промолчал. И услышал потрясенное:

— Спасибо, Рино.

Двенадцать спокойных дней. Всего дюжина. Ильтен так надеялся, что внушение подействовало, и Тереза выкинула из головы бессмысленное бунтарство. Но прошло двенадцать дней, и все началось сначала.

— Отвали, скотина!

Он даже понял, почему. Невесты. Господин Сантор привез новых невест, а Терезе они поперек горла. Может, это тот же рефлекс, что у зохенок? Не желает делить территорию с другими самками. Жаль, он ничего не знает о землянках. И никак не объяснишь ей, что это ее территория, а они — так, временные гостьи. Не конкурентки.

Она уничтожающе глянула на него, прихватила расчетную карточку и хлопнула дверью.

Тереза шла по улицам быстрым шагом, чтобы выплеснуть эмоции. Внешне — все, как подобает: красивое платье, дорогие туфли. На остриженной голове — парик. Короткие стрижки для женщин не то чтобы запрещены, но вызывают недоумение. Терезе и самой было неловко, она привыкла к длинным волосам, не расставалась с ними даже в годы войны, на маршах и в палаточных лагерях. Обрезать легко, а растить теперь долго.

Со стороны — уверенная женщина. Чуть торопящаяся — наверное, на встречу с мужем опаздывает. Но внутри Тереза кипела. Неудача в космопорту проделала огромную дыру в ее чувстве собственного достоинства. А эти невесты, еще с порога начавшие строить глазки Ильтену…

Она споткнулась о решетку канализации, экспрессивно выругалась на родном языке. Захромала к скамейке, зыркая по сторонам с упреждающей ненавистью. Но нет, никто из свидетелей происшествия не хихикнул даже. Чего и следовало ожидать: тиквийцы невероятно осторожны с чужими женами. Просто после поражения в космопорту Тереза все воспринимала болезненно.

Она села на скамейку, потирая лодыжку и с бессильной яростью глядя в отвратительно ясное небо Т1. Даже безоблачное, оно было серым. Мерзко-серым, противного мышиного цвета. Тиквийцы вроде бы не испытывали от этого неудобств, но Терезу серое небо бесило. Особенно в последнее время, когда она осознала, что ей не вырваться из-под этого неба. Она долго думала, как можно обойти досмотр на вылете. Так и не придумала. Разве что порубить саму себя на куски, заколотить в ящики и отправить с грузового терминала. Но этот вариант Терезу не устраивал: она хотела покинуть Тикви живой. Подобрать достаточно большой ящик и спрятаться в нем целиком? Не пройдет: на рентгене неминуемо обнаружат скелет. Женский, чтоб его…

И эта чертова звезда Т1! Блекло-белая, маленькая: видимый диаметр в половину солнечного. Чем-то она напоминала Ван Гиллу — Свет Преисподней. Но у Ван Гиллу размер меняется от почти точечного до огромного блина — не съешь, только подавишься. И белизна Ван Гиллу яркая, лучистая, мерцающая. Не то что эта дрянь: белый кружок на сером, словно нарисованный гуашью. Наверняка и противный серый цвет неба — из-за такой звезды.

От этой звезды один толк: она греет. Климат на Т1 жарковатый, дожди редки, снег не выпадает. Тереза даже соскучилась по дождям. Ливни смывают со зданий пыль, грозы освежают атмосферу. Здесь — ничего похожего. Подобие свежести наступает лишь ночью, когда проклятая звезда убирается за горизонт. Нет, не свежесть, просто холод. Без покрывала облачности на поверхности планеты дневная жара сменяется холодом.

Тереза тосковала. Не столько по Земле, сколько по любой планете, не входящей в Союз Тикви. Но прежде всего, разумеется, по Земле. Передать бы весточку… Только как? Никто здесь даже не знает, что такое Земля.

Весточку… А это идея, вдруг осенило Терезу. Пусть никто из тиквийцев не знает, она-то в курсе. Ей известны военные коды Земли, и она умеет налаживать связь. До Ирру сто восемь световых лет. Пусть до Земли все пятьсот… Она прикинула на пальцах. Если построить пентаграмму на экваторе Т1, должно хватить.

Тереза вскочила. Вот чем она займется! Установит связь, вызовет сюда земные армии, и пусть выровняют поверхность Т1 до идеального шара! Перед этим, разумеется, вернув по домам всех женщин, которых схитили тиквийцы.

Мощность для излучателей потребуется немеряная. Таких, небось, в Тикви не производят — незачем. Придется самой собирать цилиндры, подключать к каждому отдельную энергоустановку… Ничего, она справится. Торопиться-то некуда.

Она решительно одернула юбку и направилась к ближайшему интернет-кафе. Конечно, необходимые материалы можно заказать и из дома. Что немаловажно, дома не надо отдельно платить за интернет-соединение. Однако домашний компьютер — в кабинете. Чаще всего за ним сидит Ильтен, якобы по работе. А если он за ним не сидит, то валяется с какой-нибудь из невест на диване. В том же кабинете, что характерно. Нет, он не запирается. Однажды Терезе понадобился компьютер, так он предложил войти и воспользоваться, заверяя, что она никак ему не помешает. Но она ни за что не войдет в комнату, когда он там с женщиной! У нее есть гордость.

Она села за компьютер. Тут же подскочил официант, он же — админ, в форменном голубом шейном платочке с эмблемой провайдера.

— Госпожа желает посмотреть почту и новости? Сделать заказ? Скачать музыку или видео?

— Будьте добры, господин…

— Оге Терм, к вашим услугам, — представился он.

— Господин Терм, мне нужно посмотреть сайты производителей и сделать кое-какие заказы. И обед, пожалуйста.

— Обед? — переспросил он, подняв бровь. Обычно посетители интернет-кафе просили напиток, иногда с легкой закуской. Но полный обед…

— Если уж есть, то как следует, — улыбнулась Тереза, протягивая расчетную карточку.

Ильтен вводил в базу данные первичного осмотра очередной невесты: цвет глаз, цвет волос, цвет кожи, форма носа, форма лица, особенности фигуры… Невеста в мини-юбке сидела на диване и вызывающе смотрела на него. Звали ее Алея Тонкая Щелка.

— Я не хочу замуж, — заявила она.

Ильтен закатил глаза. Еще одна!

— Какой смысл в замужестве? Я с мужчин деньги беру!

Нет, не тот вариант. Он ощутил облегчение.

— Незамужние девушки у нас так обычно и поступают, — ответил он одобрительно. — Но потом приходит пора выйти замуж, и эти игры кончаются.

— Это не игра, а работа! — отрезала она. — Я привыкла сама зарабатывать деньги.

— Ты и заработала, разве нет?

Клиент честно заплатил. За двоих причем: за себя и товарища. К товарищу нужно было ехать. Он не говорил, что на другую планету. Но не говорил и обратного. Так что все честно.

Многие поставщики не любят экстрима. По болотам и буеракам бегают неудачники вроде Бролиня да ценители острых ощущений типа Сантора. Другие работают комфортнее. Шерстят газеты брачных объявлений, выискивая дамочек, готовых ехать за мужем в дальние страны; скупают гаремы обедневших владык; предлагают низкорожденным девицам выгодные партии; наведываются в клубы «Кому за тридцать»… Господин Эмсли заказывал проституток, пользуясь подставными именами и фальшивыми электронными адресами. А потом девушки пропадали. Ну и что? В некоторых мирах этот бизнес считается рискованным, ибо — полузаконным, а то и вовсе вне закона. Вот там метода господина Эмсли и процветает.

— Муж не будет давать мне денег на полноценную жизнь, — проворчала девица.

— Почему же не будет? — удивился Ильтен. — Это его обязанность.

— А вдруг ему не хватит? — заартачилась она. — Я дорого обхожусь!

— Алея, у нас только очень богатым мужчинам позволено жениться. Богатым и здоровым. Тем, кому не составит труда обеспечить женщину, заделать ей нескольких ребятишек и обеспечить их тоже, до самого совершеннолетия.

Она фыркнула.

— Ребятишек? Ты меня за дуру не держи! Как можно родить от инопланетянина?

— Можно, — заверил Ильтен. — Генотипы тиквийцев чрезвычайно разнообразны. Подберем тебе подходящего мужа, и будешь с ним жить припеваючи. Ходить в нарядах, достойных принцессы, и не марать руки стиркой и уборкой.

— Н-да? — задумалась Алея. — А если он наезжать будет?

— В смысле?

— Ну, не понравится ему, как я на соседа смотрю. Начнутся нелепые упреки, подозрения, рукоприкладство…

— Я тебе расскажу, как избегать неприятностей, — пообещал Ильтен. — Как смотреть на соседей и как — на мужа. Как кланяться, как подавать чай, как встречать мужа с работы и провожать его, как вести себя с ним на улице… Соблюдай правила, и проблем не будет, вообще никаких.

— Ну, так рассказывай. — Она приготовилась внимать.

Вот бы Тереза была такой же благоразумной! Ильтен вздохнул и покачал головой. Наивные мечты.

— Не сейчас, — сказал он Алее. — Сейчас раздевайся. Погляжу, нет ли на твоем теле скрытых недостатков.

— Еще чего! — фыркнула она. — Я раздеваюсь только перед клиентами.

— Разве господин Эмсли заплатил тебе не за двоих? — прищурился он. — Второй — я.

Тереза, довольная удачным заказом, вошла, кинула сумочку на комод, сбросила туфли и постояла босиком на ковровом покрытии. Глубокий ворс приятно щекотал уставшие ступни. Улыбнувшись от этого нехитрого удовольствия, она собралась пройти в свою комнату — Ильтен до сих пор пытался доказать, что это его спальня, вот дерево тупое. И тут из-за двери кабинета донеслось:

— Ты что делаешь? Мы так не договаривались! Ты обещал, что посмотришь скрытые недостатки, и все. Куда лезешь?

— А вдруг там скрываются недостатки? — Голос Ильтена. Такой обволакивающий и настойчивый… Терезе стало тошно.

— Нет у меня там недостатков! Сплошные достоинства.

— Вот сейчас и посмотрим. Расслабься, а то достоинства окажутся неоцененными.

Невеста тихо застонала.

— Чем больше у тебя достоинств и чем меньше недостатков, — продолжал Ильтен, не меняя тона, — тем лучшего мужа я смогу тебе подобрать. В твоих интересах проявить себя с самой хорошей стороны. Поняла?

— Поняла, — задыхаясь, пробормотала невеста.

Тереза с раздражением хрястнула кулаком по косяку. Чертов бабник! А уж эти инопланетянки…

Она резко открыла балконную дверь, облокотилась на перила, подставив лицо холодному ветру. В глаза ударил свет прожекторов, установленных во дворе. В городах Союза Тикви нет таких уличных фонарей, как на Земле. В ночное время включают прожектора. Терезе это казалось диким, как и многое другое на планете Т1. Прожектора слепят, звезд в их лучах не видно, а низкие по сравнению с тринадцатым этажом деревья выглядят в их мертвом свете как-то неестественно. Даже на Ирру лучше, подумала она. А уж на что она не любила Ирру! Все здесь не так, как надо. И прежде всего — проклятый Ильтен.

Вечерняя прохлада действовала успокаивающе. Рано я вернулась, с сожалением подумала Тереза. Надо было подождать, пока Ильтен закончит со своей… так называемой работой. Но сколько можно ждать? А вдруг он до утра не угомонится? До утра гулять не получится: в 25 часов служба охраны безопасности вежливо предлагает замужним женщинам идти домой. А если они не торопятся — провожает под конвоем. Это Тереза уже проходила, приятного мало.

Негромко хлопнула дверь, на балкон вышел Ильтен. Балкон у кабинета и спальни общий. При желании можно тихонько прокрасться и подглядывать, чем занимается Ильтен в кабинете. Вот только никакого желания подглядывать за этой заразой у Терезы не было.

— Привет, — сказал он.

Она не ответила.

Ильтен был обнажен по пояс. Слава богу, без штанов на балкон не поперся, приличия соблюдает, а лекциями на тему приличий мог бы все уши прожужжать. Разгоряченный, самодовольный. Она покосилась на него исподлобья. Сложен хорошо, собака, и прекрасно знает об этом.

— Ну, что ты дуешься? — Он попытался убрать волосы с ее лица.

Она брезгливо тряхнула головой.

— Отвали! Ты хоть руки вымыл?

Он шумно вздохнул и снова исчез в кабинете. Вот бревно бесчувственное!

Терпение Терезы лопнуло. Проклятая Алея ходит королевой и поглядывает на нее, Терезу, свысока — ладно. Курит на кухне без разрешения — черт с ней. Но когда эта дрянь надела Терезины туфли…

— Снимай, — потребовала она холодно. — И не смей больше трогать мои вещи.

Килерийка насмешливо сощурилась.

— Твои вещи? Да что у тебя есть своего, неудачница? Даже твой мужик с тобой не спит!

Алея не верила, что эта молчаливая, вечно недовольная жизнью женщина сумеет достойно ей ответить. Красивая, ну и что? Видать, фригидная, раз муж ей пренебрегает. А может, просто надоела. И выгнать нельзя, не по обычаю. Живет здесь из милости, на содержании. Так пусть кланяется и молчит в тряпочку! Гнева ее Алея не боялась, поднаторела и в словесных перепалках, и в уличных разборках.

Однако в перепалку госпожа Ильтен вступать не стала. И предъяву по понятиям не сделала. Только в следующий миг в сузившихся зеленых глазах Алее почудилась смерть, и не успела она это осознать, как захлебнулась кровью вперемешку с зубами.

Не стоит злить тех, чьи рефлексы отточены годами войны.

Жесткий кулак сломал дерзкой шлюхе челюсть. И ее счастье, что следующий удар, ногой в живот упавшей, Тереза сдержала. Ее удары были поставлены на мужчин, солдат противника. Девку без брони, с отсутствующим прессом, она убила бы, размесив внутренности о позвоночник. Тереза опомнилась в последний момент, и нога всего лишь отшвырнула мягкое тело к стене.

На приглушенный вой тотчас выскочил Ильтен. Глаза его расширились в ужасе:

— Тереза, ты что?!

Пять минут назад это была привлекательная, гибкая девушка, невеста первой категории. Теперь у стены лежала подвывающая сломанная кукла. Между ног — желтоватая лужица: не удержала. Нижняя половина лица, главной женской красоты, размозжена. Он бросился к ней, захлопотал на полу, то щупая пульс, то лоб.

— Тереза, как ты могла? Ты же челюсть ей разбила! — Он аж застонал, представляя, какие убытки понесет и как это скажется на его репутации — травма по вине диспетчера! — Ты вообще обо мне не думаешь! — Он склонился над девицей, пытаясь вытереть кровь. — Алея, милая, потерпи.

Это Терезу добило. Она, значит, во всем виновата, а Алея — милая? Она грубо стащила с девки свои туфли, демонстративно протерла гигиенической салфеткой и надела.

— Ты из-за туфель ее избила? — закричал Ильтен. — Сумасшедшая дура!

— Засохни ты от корней, дерево стоеросовое!

Она треснула входной дверью — косяк загудел, облицовочный пластик расщепился, — и побежала вниз, не дожидаясь лифта.

Ильтену было не до того. Он вызывал врача.

В горле стоял ком от обиды. Выкуси, яростно подумала она.

Внизу горели прожектора. Уже поздно, «комендантский час», как называла Тереза это время с 25 до 7, когда замужним женщинам запрещается находиться на улице в одиночку. Она сорвала кольцо с пальца и в сердцах запустила его куда-то в заросли деревьев. Нет кольца — значит, незамужняя. Она фыркнула, обхватила себя руками от ночного холода и направилась в интернет-кафе.

Интернет-кафе работали круглосуточно. Мало ли в какое время гражданину Союза Тикви понадобится воспользоваться компьютером, или перекусить, или выпить. До сих пор Тереза заходила в ближайшее подобное заведение только днем. Посетителей никогда не бывало много, и галантный молодой админ-официант господин Терм уделял каждому все возможное внимание. Мужчины порой отвлекались от компьютеров и бокалов, переглядывались, заговаривали между собой, обсуждая внешность Терезы. Если она была в хорошем настроении, то даже одаривала их улыбками, доставляя неизбалованным тиквийцам, по-видимому, немалое удовольствие. Но к ней никто не подсаживался и не наглел.

Сейчас, ночью, вроде бы знакомое место выглядело по-другому. Народу было существенно больше, и настроение иное, чем днем. Нерабочее настроение. Довольно громко играла музыка — что-то из разряда местной попсы. Тереза покосилась на экраны ближайших компьютеров и слегка смутилась. Днем люди смотрели почту, новостные сайты, делали заказы. Сейчас же большинство экранов заполонили красочные картинки с живописно раздетыми девицами и совокупляющимися парочками, причем не во всякой паре была хоть одна женщина. Джентльмен с развязанным шейным платочком, приметив внимание Терезы, поманил ее:

— Садись со мной, красавица, посмотрим вместе.

Она села на соседнее кресло — исключительно, чтобы не привлекать внимания.

— Что за охота смотреть эту порнографию публично? — обмахнувшись салфеткой, высказала она. — Неужели дома нельзя?

— Дома? — Джентльмен засмеялся. — Похоже, отец не пускает тебя к компьютеру, детка, иначе бы ты знала, что можно найти в сети, а что — нет. И правильно, нечего цыпочкам делать в интернете.

Он отпил из бокала — судя по запаху, там было что-то алкогольное. Протянул Терезе, она помотала головой.

— Славная девочка, — причмокнул губами ее собеседник. — Не пьет и не знает, что в сети нет порнухи. Что ты, милая! За такое держателям сайта — каторга без разговоров. В интернете же дети лазают! А для взрослых как раз и существуют интернет-кафе.

Раньше Тереза не задумывалась об этой функции интернет-кафе. Она поискала глазами Терма — он казался ей серьезным молодым человеком, и ей не верилось, что он работает в подобном вертепе. Терма нигде не было. Посетителей обслуживали два других официанта.

— Здесь можно не только посмотреть особые картинки и фильмы, — намекающе произнес джентльмен, — но и с кем-нибудь познакомиться.

В кафе была еще одна девушка, чем-то похожая на килерийку Алею: то ли розоватыми глазами и общим габитусом, то ли развязными манерами. Она сидела в углу с целой компанией — то у одного на коленях, то у другого. Знакомства происходили и без участия девушек. Мужчины то и дело подсаживались друг к другу, вместе смотрели файлы, запрещенные в интернете, беседовали, а потом расплачивались и так же вместе уходили. Они вели себя прилично и сдержанно, не то что девица, и Тереза, возможно, не догадалась бы, но перед уходом они всегда обращали на себя внимание присутствующих, громко и многозначительно прощаясь от дверей с теми, кто оставался. Терезу передернуло.

— Зачем они так делают? — спросила Тереза. — Чтобы все видели?

— Милая, наивная девочка! — Ее сосед облизнулся. — Естественно, чтобы все видели. И могли при случае засвидетельствовать, что их встреча произошла здесь и, по меньшей мере вначале, в ней присутствовало взаимное согласие.

— При каком случае? — не поняла она.

Он хмыкнул.

— Мужчина — партнер ненадежный. Начали с романтического вечера, потом напились, подрались… Так делают, чтобы следствию было легче, девочка. И чтобы избежать ненужных искушений, до следствия не доводя.

Он подался вперед и потрогал ее юбку — за самый краешек.

— А давай-ка мы, красавица, познакомимся с тобой поближе. Помашем всем ручкой и пойдем ко мне домой. У меня там, правда, нет веселых картинок, — он подмигнул, — но мы можем поиграть друг с другом у зеркала.

Черт! Да Ильтен на фоне этого интернет-бардака не такой уж и развратник.

— Н-нет, я не хочу, — проговорила она. — Я вообще-то пришла сюда в сеть заглянуть.

Он расхохотался.

— Другого времени не нашла, цыпочка? Брось, не глупи. Я тебе пятьсот единиц кину.

— Не надо, у меня есть деньги.

— Уже заработала? Когда успела, вечер только начался? Ничего, денег много не бывает. Пойдем. — Он поднялся, протягивая ей руку.

Все взгляды устремились на них. Дабы засвидетельствовать… Тереза отрицательно замотала головой.

— Семьсот, — предложил он.

— Соглашайся, дура! — крикнула девица, похожая на килерийку.

— Нет!

Джентльмен оскорбленно поджал губы. Но ничего не сказал. Завязал шейный платочек, взял свой бокал и пошел от нее по залу, приглядываясь. Кажется, подсел к какому-то парню.

Кто-то плюхнулся рядом, с другой стороны — второй. Молодые люди, уже изрядно подогретые алкоголем.

— Кто это у нас такой неприветливый?

— Стариков не любишь, киса?

— Да ты сама перестарок. — Тот, что уселся слева, пощупал ее щеку. Она отпрянула. — Тебе сколько весен?

— Зато мы молодые.

— И сильные!

— Но мы тебе пятьсот единиц не дадим. По триста с каждого.

— Что ты мнешься? Вставай и идем. — Он потянул ее за плечо.

Она вырвалась. Руку ломать не стала. Только прошипела:

— Пошли прочь оба!

Пацан, что слева, плюнул ей в бокал. Они не спеша поднялись и ушли вместе, помахав присутствующим. Фу ты!

Тереза не стала дожидаться, когда подкатит кто-нибудь еще. В покое ее не оставят, тут ведь все — с одной целью. Она раздраженно отодвинула бокал, прошагала к дверям, провожаемая взглядами — восхищенными, плотоядными, разочарованными.

И куда теперь деваться? Гулять по улицам? Холодно. Да и, опять же, каждый встречный сочтет делом чести пристать к ней. Домой? Ни за что! Там Ильтен вокруг Алеи крутится. Ах, бедняжечка Алея! Всего лишь не удержала свой очаровательный ротик на замочке, а злая Тереза…

Роща! Темные деревья, чуть подсвеченные прожекторами, встали на пути. Там не так холодно, меж ветвей не носится ветер. К тому же можно наломать сухих веток и развести костер. Зажигалка — как и расчетная карточка, всегда в сумке.

Арно Клендинг боялся возвращаться домой. Ладно бы он был просто пьян — дело житейское, хоть отец и не любит пьяниц. Самое ужасное, что он проиграл все семейные деньги. Без малого десять тысяч единиц с отцовского счета. И вот за это отец убьет. «Чем я тебя породил, тем я тебя и убью», — говаривал он порой. Клендингу шел девятнадцатый год, но отца он боялся. Как не бояться, когда во всем от него зависишь? Своего счета у бедного студента нет. Мама еще имела влияние на старика Клендинга, вступалась за непутевых детей. Но теперь мама не живет с ними. Состояние счета Клендинга — не в последнюю очередь благодаря транжирам-сыновьям — ушло за роковую черту, и комиссия Брачной Компании решила, что жена ему не по карману. Новый мамин муж жил в другом городе, и теперь они не виделись, лишь перезванивались изредка.

Арно Клендинг пребывал в раздраенных чувствах. Отыграться не удалось — просто не на что было. Заработать? Нереально. Он простой студент, не какой-нибудь эксклюзивный специалист. К тому же в распоряжении у Клендинга была всего лишь эта ночь. Завтра студенту надлежит явиться на занятия, а там до него доберется и отец. Возьмет за шкирку и…

Когда он, забредши в рощицу и немного заблудившись, всерьез уже обдумывал вариант ограбить кого-нибудь или даже убить и обобрать, то заметил свет. И этот свет почудился ему надеждой. Свет давал костер. У костра на бревне сидела женщина, бросая в огонь ветки.

Клендинг протрезвел. Моментально. Потому что четко осознал: на пьяную голову — не выйдет.

Женщина. Ночью. Одна. Логика работала: значит, незамужняя. Прячется в роще. Значит, наверняка тоже нелады с отцом. Может, отец не станет ее искать. А если и станет? Никто ведь не знает, что она была тут. Главное — чтобы она не закричала. А то набежит служба охраны безопасности, и… Чтобы она не закричала, ее надо оглушить. С одного удара. Потом — всунуть в рот кляп. И дело почти сделано.

Какое-то время Клендинг потратил на поиск орудия преступления. Оглушить девку надо качественно. И предмет был найден недалеко от рощи. Крышка канализационного люка.

Двигаться совершенно бесшумно Клендинг не умел. Но старался, как мог. Да в роще и не стояла мертвая тишина: ухали птицы, шебуршали не то зверьки, не то насекомые, весело трещал костер. Клендинг подкрался к женщине со спины, обеими руками поднял крышку от люка и от души огрел ее по голове.

Не успев даже пикнуть, женщина повалилась в костер. Клендинг поспешно схватил ее за волосы и чуть не заорал во всю глотку, когда ее голова осталась у него в руках. Нет, не голова… только волосы. Парик! Колотящееся сердце еще заходилось в ужасе, а он уже вытаскивал девку из костра. Ничего, лицо не попортилось. Платье немного обгорело, это да. Но платье так и так надо снять. Вдруг кто-то его узнает? Лишние улики ни к чему.

Дрожащие пальцы содрали с шеи золотые и серебряные цепочки, сунули в карман, разорвали остатки платья. Упругая грудь и живот, белеющие в колеблющемся свете костра, разбудили в Клендинге безумное желание. Он аж зажмурился. Нет, нельзя терять время. Может, ее уже ищут. Он швырнул в костер обрывки платья, парик, сумку со всем содержимым — из ценностей там была разве что чья-то расчетная карточка, но, не зная кода доступа, с нее не снимешь больше, чем стоимость обеда в недорогом кафе, а попасться с чужой расчетной карточкой — хуже нет.

Клендинг поднатужился, перекинул девку через плечо и стал выбираться из рощи, на ходу вызывая машину-полуавтомат.

— Сумасшедший дом какой-то, — пробормотал себе под нос Ильтен, вытирая пот со лба.

Доктор ушел лишь в середине ночи. Платить ему пришлось из своих: Ильтену до жути не хотелось, чтобы в руководстве Компании узнали, что женщине, находящейся под его ответственностью, ни с того ни с сего понадобилось собирать челюсть по косточкам. Этакого могут просто не понять. И указать диспетчеру, превысившему всякую меру, на дверь без выходного пособия. Портить товар вправе лишь тот, кто его купил.

Доктор предложил госпитализировать Алею. Мол, в больнице проще и с уходом, и с оборудованием. Но Ильтен побоялся. Лучше он сам будет ухаживать за бабой, не в первый раз, чем кто-то из Компании увидит ее в больнице и задастся вопросом: а какого рожна?

Робот-уборщик ползал вокруг кровавого пятна в коридоре. И чего Тереза взъелась на девушку? Кстати — он посмотрел на часы — где Тереза? Где она шляется, когда все нормальные женщины сидят по домам?

Словно в ответ, пропиликал звонок. Зохен, четыре часа ночи! Кого там еще несет?

— Я поставщик! — Юношеский голос, запыхавшийся.

— Поставщики днем приходят, — отрезал Ильтен. — Не хулиганьте!

— Да я правда поставщик! — заныл юнец. — Я женщину принес.

Ильтен включил камеру. Действительно, молодой парень с потной челкой, а на руках — голая баба.

— Заходите, — сказал он неохотно.

Юнец тяжело прошагал в прихожую и сгрузил женщину на кресло. Ильтен бросил на нее оценивающий взгляд… и застыл.

У Клендинга душа ушла в пятки, когда диспетчер перевел глаза на него. Подумалось — сейчас убьет, и никакой отец уже не страшен.

— Где вы ее взяли? — процедил диспетчер.