Бесплатный фрагмент - Бомбила

Бомбила

В грозы, в бури, в житейскую стынь,

В дни тяжелых утрат и когда тебе грустно

Казаться улыбчивым и простым —

Самое высшее в мире искусство.

/С. Есенин/

1

Было нечто поэтичное в том, что снова начну работать в Увелке. Не журналистом уже, не инструктором райкома партии и даже не начальником котельной, а простым водителем на собственном автомобиле, развозящим пассажиров. Устроиться куда-нибудь работягой мне и в голову не приходило. Исполнять нудное дело — типа: бери больше, кидай дальше — казалось весьма скучным занятием, а я не терпел скуки. И к черной печати «Садко» тоже душа не лежала. Всё, хватит — с бизнесом покончено навсегда! Дети выросли, выучились, самостоятельные — а мне одному много ли надо? На кусок хлеба машиной заработаю, а всё свободное время — литературе.

У меня хватило иронии, чтобы немного посмеяться над собой, глянув в зеркало заднего вида, а потом подмигнул отражению и отправился к железнодорожному вокзалу, где была стоянка частного такси. Ничего лучшего придумать не мог, как крутиться по сельским дорогам. Наберусь на них уверенности водительской, а уж потом… Пусть старуха с косой сама ищет меня на асфальтовых трассах. Будь я проклят, если стану выполнять за посланницу сатаны её работу.

Впрочем, сильно подозревал, что уже проклят при самом рождении.

Диспетчер такси у вокзала, подняв на меня свои небесно лазурные глаза, сказала весьма флегматично:

— Нет, нам машины пока не нужны. Обратитесь-ка вы в «Дилижанс».

— А где это?

— За базаром у них вагончик стоит.

Диспетчер такси «Дилижанс» была дивной красавицей лет двадцати пяти — безупречные черты и правильный овал лица, а густые каштановые волосы отливали медью на солнечном свете. На девушке не было украшений. Впрочем, как любой живой цветок, она не нуждалась в позолоте. Простенькая рубашка и затертые до дыр джинсы не портили стройной фигуры с манящими формами. Она была миниатюрна, и её макушка едва доходила мне до подбородка. Осиная талия подчеркивала соблазнительные округлости грудей и бедер. В Челябинске красотке с такими статями проходу не было бы от поклонников. Конечно, девица с такою внешностью запросто могла оказаться особой легкого поведения, но вообще-то милое личико её сияло той чистотой и невинностью, о которой мечтает каждый мужчина.

Укорив себя за вульгарные мысли, я представился и озвучил причину своего появления.

Улыбнувшись, она взяла трубку проводного телефона и позвонила кому-то:

— Шеф, нам ещё нужны машины?

И ко мне:

— Какая у вас тачка?

Я кивнул в окно вагончика. Она продолжила диалог по телефону:

— Новенькая пятерочка. Хорошо. Понятно.

Положив трубку на аппарат:

— Вы приняты. Работа простая — на сутки через сутки. В конце смены сдаем проценты хозяину. То есть диспетчеру. Всё ясно? Тогда завтра к восьми часам. Кстати, вас как зовут?

Мы познакомились.

Серебряный голос Наташи был под стать её потрясающей внешности.

— Я вас помню, — сказала она. — Вы работали каким-то начальником в Комитете у Клипы. А я в бригаде маляров-штукатуров вместе с мамой и мужем.

Трудно было представить, что девушка с ангельской внешностью умеет белить потолки и штукатурить стены. И руки её, доступные взгляду, были ухожены.

Спешить сейчас некуда. И завтра, естественно, здесь будет сидеть другой диспетчер. А мне очень хотелось работать с этим.

— Сегодня работы нет?

Наташа пожала плечами:

— Ну, посидите, коль не торопитесь. Если будут звонки и не будет машин — заработаете.

На следующее утро я подъехал, когда Наташа сдавала смену. Она выгнала из вагончика всех мужчин и мыла пол. Новый диспетчер — пожилая женщина из села — внимания не привлекла.

После влажной уборки и с открытой дверью вагончик был полон солнечного света, и прокопченные стены его, казалось, светились чистотой. Что скажешь — не офис в конторе «ЧеГРЭС», но зато какой воздух свежий! И кроме диспетчерского стола с диванчиком в нем были два лежака вдоль стен, на которых можно было не только сидеть и смотреть телевизор, ожидая вызова, но даже прилечь и вздремнуть — скажем, в ночные часы.

Приняв дежурство, новый диспетчер по имени Таня первым делом позавтракала приготовленной дома лапшой из курятины. Её большие карие глаза были спокойными, но в их темной глубине затаилась вселенская грусть.

Я спросил, чтобы что-то сказать:

— Нет в колхозе работы?

— Да и колхоза давно уже нет.

— Какая красавица ваша напарница — ей бы замуж за начальника да дома сидеть, или спонсора богатенького, чтоб по курортам кататься.

— У ней муж в тюрьме сидит. А Наташка — девка правильная и независимая: собой не торгует.

— Ну и зря! Красота не вечна: станет девушка бабушкой, и никто не позарится.

— Тоже верно, — сказала Татьяна грустно и устало. Но, похоже, сама мысль о том, что женщине можно зарабатывать своим телом, вызывала у неё неприязнь или даже отвращение. Вздохнув она добавила. — Это сейчас трудно представить, но в молодости я была очень красива. Однако всегда была… правильной — так воспитали. Конечно, с возрастом взгляды меняются — мне уже нечем мужчин привлечь, но я не хочу, чтобы мою дочь называли шлюхой.

— Сколько ей? Уже двадцать? Будет зарабатывать, как захочет, и вас не спросит.

— А у вас есть дочь?

— Да и ей двадцать два.

— Где работает?

— Референтом Главы города Южноуральска.

— Конечно, выучилась и работу хорошую нашла… А необразованным и безработным одна дорога из села — на панель, — сказала Татьяна и горько вздохнула, будто переживая за всех женщин мира.

Мне пришла в голову странная мысль, к которой то и дело потом возвращался: если Наташу, как рассаду, пересадить с плохой почву в хорошую — приодеть, дать возможность ухаживать за собой — то она обязательно расцветет в ослепительную красавицу, которой равных на свете не сыщешь. Мысль эта так прочно засела во мне, что девушка сама, улыбнувшись, однажды спросила:

— Что, запали на меня? Конечно, приятно, но не советую. С мужем я скоро разведусь и выйду за другого. Так что…

Про разницу в нашем возрасте не было сказано ни слова.

С пятилетней дочерью Наташи, которая частенько появлялась на рабочем месте мамы, когда бабушка была занята шопингом, мы быстро подружились. Катюша — девочка общительная, а рассказывать сказки я умею. Когда бабушку увидел, вспомнил — эту женщину я действительно видел в строительной бригаде Комитета по делам строительства и архитектуре при Администрации Увельского района.

Познакомившись ближе с коллективом таксистов, понял, что в глазах окружающих её мужчин Наташа пользуется безупречной репутацией, и мой интерес к красивой молодой девушке не вызовет кривотолков. Когда все молчали, тупо уставившись в тихо ворчащий телевизор или отлеживали бока, ожидая клиентов, я вел с диспетчером бесконечные беседы — рассказывал о себе или слушал её. Потом вспоминая, чувствовал, что кровь течет в жилах быстрее от мыслей об этой ровеснице моей дочери.

За те несколько месяцев, что я проработал в «Дилижансе» мы немало с ней обсудили тем. Самой животрепещущей оказалась мое писательское мастерство. Наташа нашла в инете, прочитала и потом утверждала, что ей нравятся мои рассказы.

— Как это у вас получается?

— Слова слагать в предложения руку набил ещё в газете. А сюжеты подсказывает жизнь.

— Обо мне можете написать? Ужасно хочется прославиться.

— Писать о том, как мы сидели и болтали, неинтересно. Нужна завораживающая интрига, чтобы читателей привлечь.

Наташа подняла на меня глаза, в которых плясали искорки смеха.

— Я бы хотела такого рассказа, который мне не стыдно читать.

— Тогда не поступай так, за что тебе потом будет стыдно. И обратная сторона медали — не стыдись того, что естественно. Скажем, в близости мужчины и женщины нет ничего предосудительного, если они оба свободны и не связаны узами брака с другими людьми.

— И вы готовы написать о себе такое?

— Я неженатый человек… И потом — даже в сексе есть элементы эротики. А эротика — это восхищение красотой тела. Вот как бы ты хотела, чтобы было написано о тебе. Два примера на выбор. «Ложбинка между её грудями, видимая в очень смело расстегнутую рубашку, однажды сведет меня с ума» и «И тут я увидел Наташу верхом на розовом жирафе». Какой больше нравится?

Диспетчер-красавица от души рассмеялась. Потом, застегнув одну пуговицу на своей рубашке, сказала:

— Конечно, первый. Я жирафов боюсь и никогда на него не сяду.

Однажды Наташа спросила меня:

— А почему вы не женаты?

И добавила:

— Простите, если вопрос не приятен.

— Мы знакомы не первую неделю, и уверен, что теперь тебе отлично известно, как трудно меня смутить. Я вовсе не против того, чтобы рассказать о себе все, что будет тебе интересно. Но факты — это дело одно, а вот мысли совсем другое. Сказать, что мне просто не повезло в двух браках, значит признаться, что я ещё надеюсь на удачу. Ведь даже Бог любил троицу. И женщин на свете хватает. Другое дело — как строить свои отношения с избранницей, чтобы снова не расходиться. К седым волосам, Натали, я понял, что мне нужна содержанка, а не жена.

— Но ведь содержанки — это распутницы! — весьма жизнерадостно ужаснулась она.

— По сути, это мое отношение к ней. Прежде, чем требовать от неё ласки, мне надо обеспечить её средствами к существованию. А уж она из наших отношений пусть лепит-делает, что захочет — заводит детей или ищет более богатого спонсора. Если Богом дана приятная глазу внешность и немного ума, женщина имеет право на всё, что захочет. И содержанки, поверь мне, изменяют своим мужчинам гораздо реже, чем порядочные жены мужьям.

— Отдаваться за деньги? Как это мерзко! — Наташа передернула плечами.

— По сути, брак для мужчины — бесплатный доступ к желанному телу, а для женщин — престиж и бюджет семьи. Выходит, супружество — та же самая торговая сделка, заключенная в государственной брокерской конторе под названием «ЗАГС».

— Ну, а к примеру, меня содержать — сколько не жалко вам? — отвращение девушки к меркантильной любви быстро сменилось женским любопытством: ей представилась бесценная возможность узнать себе цену в глазах мужчины, которого она уже считала настоящим экспертом в этом вопросе.

И я не стал кокетничать:

— К сожалению, таксистом столько не заработаешь.

— А писателем?

— Писателем можно и очень легко, — взглянув на Наталью, я вздохнул и продолжил. — Людовик Четырнадцатый, французский король, любовниц имел тьму-тьмущую — но кто помнит их имена? Я, к примеру, из романа Дюма могу назвать лишь хромоногую Ла Вальер. А вот у небогатого камер-юнкера Пушкина Александра Сергеевича была любовь и жена, которую знает и помнит весь мир. Почему? Ответ прост — он очень здорово о ней написал.

Удивленно взглянув на меня, Наташа промолвила:

— А вы можете так написать?

— Стихами нет, прозой — да.

— Но вам нужен грех — без него же интриги нет?

И я твердым голосом судьи в момент оглашения приговора:

— Ты права — только высокие чувства рождают великие мысли.

— Но ведь я же вам нравлюсь. Разве от этого чувства не может возникнуть замечательных мыслей? Или у вас ко мне только похоть?

Я с удивлением взметнул брови.

— А вы, Натали — настоящий софист. Надо признать: обыграли меня — один ноль в вашу пользу.

Другой раз Наташа спросила:

— А над чем вы сейчас работаете?

— Пишу фантастический роман об искусственном интеллекте?

Восторженно взглянув на меня, девушка тихо попросила:

— Дадите почитать? Пожалуйста…

— Да он ещё не готов, — нерешительно молвил я. — Так, две главы пока есть из семи задуманных и эпилога.

— Как вы его назвали?

— «Семь дней Создателя»

— Как сотворение мира.

— Ну да, перекликаются.

— Принесите на флешке то, что есть — я на компьютер скину и почитаю.

— Хорошо, моя милая, — улыбнулся диспетчеру. — Мне нужны толковые критики. Я начал его, как рассказ по заказу владельца журнала фантастики. Он полез с правкой сюжета, мне не понравилось… Короче публикация не состоялась, а я разозлился и решил из рассказа сделать роман. Вот так. Пусть не опубликованный, но он у меня скоро будет.

Не сводил глаз со своей собеседницы, пока не убедился, что она действительно интересуется и хочет почитать. Моя в разговоре вольность «милая» была принята без штыков. И ещё обратил внимание на такую вещь: Наташа без сомнения обладает двумя христианскими добродетелями — мудростью и терпением. Как это ни парадоксально при её ослепительной красоте.

Критика Натали на две прочитанные главы была неожиданной:

— Зачем вы их всех убили? Я не люблю трагедий. С таким упоением читала первую главу, а вторая — сплошные кошмары. Ни за что не стала бы перечитывать, как это делаю с любимыми книгами.

Я ожидал, что услышу необычное мнение, но вот никак не подумал, что будет такая реакция.

— Так надо, чтобы приблизиться к Истине в самопознании. Поверь — окончание будет не столь драматичное.

В следующий раз, когда мы работали вместе, Наташа, уже остывшая от первого потрясения и ожидавшая продолжения романа, сказала:

— Как бы я хотела стать прототипом какой-нибудь героини вашего «Создателя». Вы так красиво о женщинах пишите. Было бы приятно читать о себе. Только не убивайте меня, пожалуйста.

— Договорились, — пожал плечами. — Я введу в роман потрясающей красоты девушку по имени Наташа, и она не погибнет.

— О, как бы мне хотелось иметь такую книгу на бумаге!

— Хорошо. Сделаем так. Я посвящу тебе целую главу, а когда закончу роман, издам его за свои деньги в типографии. Хоть один экземпляр, но издам. И подпишу книгу тебе в подарок. За ним ты приедешь ко мне домой. Вечером приедешь, утром уедешь. Договорились?

— Ни фига себе! — рассмеялась Наташа.

— Самое обычное соглашение. Очень тебя хочу, а грошей нема. Но раз имеется возможность заработать своим творчеством, то почему нет? У тебя останется книга, у меня память — каждому по заслугам его.

— А если я к тебе привяжусь?

— Не советую — мне не на что тебя содержать. А ведь ты со своей внешностью и умом можешь сделать блестящую партию или заработать кучу денег.

Помолчав немного, Наташа мечтательно и со вкусом сказала:

— Ладно, заработаю кучу денег и буду вас навещать — писателя бедного.

Потом нахмурила брови:

— Только где они водятся — женихи богатые да спонсоры щедрые?

А я озаботился — уж не сбил ли с пути праведного душу невинную?

Впрочем, нет. Однажды Наташа позвонила мне на мобильный:

— Анатолий, вы где? Сможете отвезти меня из Южноуральска в Увелку к маме?

— Говори адрес, сейчас подъеду.

Когда выполнил поставленную задачу, очаровательное лицо девушки озаботилось.

— Сколько я вам должна?

— Один нежный поцелуй.

Наташа помолчала некоторое время, а потом сдавленным голосом задала вопрос, который сама не в силах решить:

— И вы получите удовольствие от одного моего поцелуя? А не выйдет наоборот — станете мучиться, уговаривать, просить, приставать, проклинать…

Мне почему-то казалось, что её смущение связано с проблемами нравственности — мол, она ещё замужем да к тому же влюблена в другого. А тут, оказывается, дела физические. И поцелуй — достойная ли цена? Или это только начало, и в следующий раз я потребую в плату постельную близость?

— Да. Он придаст моему творчеству импульс.

— Как мало вам надо!

— Не правильный взгляд на ситуацию. Ты так красива, Натали, что твой искренний поцелуй стоит целого состояния.

— Вы просто галантный кавалер пушкинских времен.

— Абсолютно нет. Красота завораживает и порой доводит мужчину до исступления, но мудрость женщины заставляет его быть порядочным. Впрочем, дело не в этом. Мне очень хочется посмотреть на эмоции в ваших глазах после этого поцелуя. Понимаешь, Натали, мужчина для женщины, как и наоборот, тоже служит раздражителем. Запах, голос, прикосновение (особенно губами) вызывают как притяжение, так и отторжение. Мне хочется понять, какое чувство вызываю в вас я. И тут не всегда в ответе рассудок. Вам могут нравиться мои умные речи, а у тела свои ощущения. Может оказаться, что физическая близость нам противопоказана.

— Интересно. Вообще-то я — очень чувствительное существо. И уж если полюблю кого, то с этим человеком испытываю в постели истинное блаженство.

— Рад за вас.

— Интересные вы всегда задаете темы в беседе. Можно сказать, наши общения — бесценный дар от человека с опытом. Вот не знала, что поцелуй может служить индикатором на совместимость.

— А давай попробуем!

— А давайте!

И мы поцеловались, задержав дыхания, долгим и нежным прикосновением губ — без всяких жеваний и покусываний, без проникновения языка в рот — будто вино старинное дегустировали.

— Ну, как?

— Говорите вы первый о ваших ощущениях.

— Любовь плотская — это один из самых ценных даров Природы. Разумеется, она приносит не только радости. Она может стать источником насилия и боли, из-за неё дерутся и убивают. Но она же несет неземные радости любящим людям. Я испытал блаженство. Ты моя женщина, Натали…

Наташа лукаво улыбнулась, но темные глаза её блестели, как от выпитой рюмки вина. И сказала она:

— Но любовь может стать и жестоким орудием, когда один человек хочет подчинить себе другого. Мужчины, добившись близости, обычно заносятся. А создав семью, отлынивают от её забот — им дороже пьянки-гулянки, друзья, похождения…

— Как ни странно это звучит — когда любовь взаимна и оба безрассудно влюблены, финал жди трагический. Самый крепкий союз — когда один любит, другой позволяет себя любить. Лишь немногие способны противостоять женским чарам. Мужики готовы ставить на кон все — жизнь, честь, богатство — лишь бы добиться предмета страсти. Такая девушка, как ты, Натали, при желании могла бы стать всемогущей и получить от жизни многое — деньги, власть, любовь…

Она в ответ обезоруживающе улыбнулась.

— Вы правда думаете, что я очень красива?

— Да, — кивнул. — Я так думаю. Признаться, девушки прекраснее тебя прежде никогда не встречал, хотя обеих моих бывших жен трудно назвать дурнушками. А разве ты не считаешь себя такой?

Наташа покачала головой.

— Не знаю даже… — нерешительно молвила она. — Мужики, конечно, пялятся. И даже женатые… Вот парень, с которым сейчас встречаюсь, женат и у них растет дочь. Но никто никогда мне не говорил таких слов…

Она выпрямилась, что могло соответствовать мысли — я приняла решение.

— Вы говорите мне такие вещи… Я теперь иначе буду смотреть на вас. Будьте моим учителем жизни!

— Да, милая, я на это и надеялся, — взял её руку и прижал ладонью к своей груди. — Готов платить за твою любовь кое-чем более полезным, чем драгоценные побрякушки — мудрыми советами. Я же вижу, какой образ жизни ты ведешь здесь, в захолустной Увелке. Поэтому хочу, чтобы ты знала одну вещь — цену своей красоты. Если ты задумаешь изменить образ жизни, ты должна уметь обольщать и использовать свои внешность и ум с выгодой для себя. В противном случае тобою просто попользуются. Нет ничего постыдного в том, чтобы жить за счет мужика. Используй его деньги на себя, а он пусть вкалывает — таков механизм прогресса. Женщина была, есть и будет катализатором эволюции. А уж такой красотке как ты это сам Бог велел.

Наталья кивнула:

— Спасибо, что подали мне идею свободной жизни — я была лишена этой возможности. Все, что вы сейчас говорили, так ново и трудно вообразимо. Наверное позже, когда я все как следует обдумаю, у меня появятся к вам вопросы. Ведь я действительно не хочу остаток дней провести в Увелке — здесь так мало шансов познакомиться с кем-то приличным. Вот Челябинск — другое дело. В нем полно богатых мужчин, и совсем другой образ жизни. Я смогу там почувствовать силу своей красоты. Это очень приятно — надо отметить…

— Да, — решительно добавила она, — все это мне по нраву. Не хочу прожить остаток жизни в бедности, без богатого мужика. Да и Катя уже не младенец — скоро в школу пойдет, потом, возможно, в институт…

Девушка криво улыбнулась:

— С мужем я точно разведусь. А вот замуж торопиться не буду — подумаю…

— Я рад, что ты так думаешь. Лучше стричь с мужиков купоны, чем собирать осколки разбитого ими твоего сердца. Тебе не придется стоять на панели. Я введу тебя в круг людей, в котором молодые ещё мужчины имеют немалые капиталы и готовы заплатить большие деньги за доставленные удовольствия. И при этом у тебя останется право выбора — зачем идти с тем, кто тебе не по вкусу?

Наташа ласково погладила мое плечо:

— Надо же! — до того, как вы пришли в «Дилижанс», я и думать не думала о другой жизни. Может, Господь специально послал вас к нам, чтобы вы стали моим другом и учителем.

— И любовником, — взял её пальцы и погладил их кончики своими губами. — Не забывай об этом.

Мне по душе подобные разговоры, в которых философия переплетается с эротикой.

Девушка улыбнулась. Ей явно пора уже идти к маме, домику которой мы подкатили…

Время шло к осени. Ночью капризная погода переменилась. Стало холодно и сыро. Ветер понес клочковатые облака по небу, то открывая, то пряча бледный бесстрастный лик луны. Лучше бы уж гроза приключилась. Она всегда радует меня своей очищающей силой.

День минул будний, ночные вызовы редки, двое таксистов спали на лежаках, я сидел напротив телевизора, диспетчер вязала. Она редко ложится спать и обычно под утро. Но частенько в дежурства Татьяны случатся какие-нибудь неприятности. Вообще-то частное такси «Дилижанс» «крышуется» южноуральскими бандюками. Но ситуации случались всякие, и таксисты «на всякий пожарный» под рукой держали бейсбольные биты, увесистые монтировки, финские ножи… на случай, если придется защищаться. Я ничего с собой не возил, надеясь на удачу.

Однажды диспетчер — а это была, конечно, Татьяна — отправила меня потемну к элеватору.

— Там встретят, — пояснила она.

Подъехал я к проходной. В салон садится долговязый, но изможденный молодой человек.

— Прокатимся по Увелке.

— Сорок рублей, — объявляю таксу.

— Крути баранку, не обижу…

Мельком взглянув на его тюремной закалки глаза и короткую стрижку, вдруг понял, что меня ждет весьма тревожная поездка — только не понятно, чего бояться: обманет клиент или убъёт с целью грабежа? Страх пронзил тело, но рассудок подсказывал — лучше не знать собственной судьбы… и не гадать о ней, а довериться. Только почувствовал свою полную беззащитность перед неприятным пассажиром. Ощутил себя скверно: кровь в жилах леденеет, руки немеют, но куда деваться — поехал.

Проехали всю Увелку до самой больницы. Мой пассажир все высматривал кого-то в боковое окно. Я подумал — вот ещё история: может, он врага ищет? Найдет, убъёт, а я — ненужный свидетель.

— Едем в Южняк, — сказал он ввиду поликлиники.

— Так что с оплатой? — попробовал я лепетать.

— Сказал — не обижу.

В городе новая команда хрипловатым и решительным голосом:

— Давай по остановкам.

Проехав одну, я начал соображать:

— Что ищем, приятель?

— Бабу мне надо край, — был ответ незамысловатый.

— Так бы сразу и сказал, — я резко затормозил и развернул авто. — Нашел где искать!

Снова мы на окраине города. Я подвернул к ближайшей шашлычке.

— Сходи, посмотри — есть ли свободные? Я подожду.

Он вернулся через минуту, протянул мне казначейский билет достоинством в тысячу рублей.

— Чалюсь. Сдачи не надо.

Вот так клиент! За такие бабки наши таксисты летают в Челябинск. Интересно, сколько же он заплатит жрице любви? А может, маньяк какой — изнасилует да убъет. А я в соучастники попаду или свидетели… Вот какими таинственными бывают ночные пассажиры.

Впрочем, чуть позже случилась история совсем крутая — из разряда боевиков. Однажды ближе к полуночи посылает меня диспетчер — а это, конечно, была Татьяна — к автобусной остановке под названием «Железнодорожный вокзал». На словах пояснила:

— Я сказала, что будет «пятерка» вишневая. Подъедешь — постой: тебя найдут.

Подъехал, двигатель заглушил и вышел из авто — стекло лобовое протереть. Тут подскакивает ко мне убогий с лицом изрытым оспой, и начинаются танцы с песнями народов мира. Короче, руками он машет, ногами топочет, слюной брызгает, изрыгая проклятия и матерясь. Я его понял — сейчас вам объясню…

В Увелке два частных такси. Несколько больше в Южноуральске. А между ними были еще две бригады, которые работали не по вызову, а шныряли по остановкам и перевозили пассажиров за автобусные цены, но без билетов. И без налогов государству, естественно. Первую бригаду таксисты второй называли «гоблинами». И «крышывали» их, по слухам, челябинские боксеры — читай: те же бандиты. Они появились на свет первыми и считали себя единственными, кто имеет право шустрить на автобусных маршрутах. Вторую бригаду, в пику первой, создали южноуральские бандюки. «Гоблины» их называли «шакалами» и всячески притесняли. Впрочем, бандиты внесли равновесие в отношениях конкурентов, отлупив пару-тройку особо задиристых. И сложилась практика: «гоблины» оккупировали две самые многолюдные остановки, поджидая на них пассажиров. В Южноуральске это «Автовокзал», в Увелке — «Железнодорожный вокзал». «Шакалы» начинали движение в городе от ДК «Энергетик», в райцентре — от больницы.

Я подъехал к остановке «ЖД вокзал» и сразу почувствовал себя солдатом, внезапно оказавшимся в стане неприятеля. И он тут как тут — скорее уличный хулиган, чем таксист.

Попытался ему объяснить, что послан сюда диспетчером «Дилижанса» на конкретный звонок. Если бы звонивший хотел уехать с ним, не стал бы напрягать телефон.

Бесполезно…

Неизвестно во что бы вылилась наша перепалка с «гоблином», если бы не подошли два здоровенных и подвыпивших парня.

— Ага, вот она — вишневая «пятерка»! Вы по вызову? Это мы звонили.

Тут мои потенциальные пассажиры узрели «гоблина».

— А это что за харя немытая? Ну-ка брысь отсюда, пока в памяти.

Сказать про такого: его будто ветром сдуло — много чести. Он смылся струей в унитаз.

Усевшись в авто, клиенты потребовали:

— В нижнее ПАТО.

В Южноуральске было одно ПАТО только с двумя базами — одна находилась рядом с трассой, другая на улице Спортивной — в том месте, где она спускается к ГРЭС. Её-то и называли нижним.

По дороге пассажиры спросили — не вожу ли я с собой водки? Нет, я водки с собой не возил. У диспетчера под столом стоял ящик с бутылками — и когда звонили, требуя спиртного с доставкой, она посылала таксиста. Это тоже была наша работа и наш заработок.

Памятуя, как эти ребята избавили меня от «гоблина», можно подумать, что они мне посланы судьбой. Но когда вслушался в их разговор — а они сидели на заднем сидении и бубнили меж собой, наверное, забыв о моем присутствии — озадачился: судьбой-то-судьбой, но для чего? Для спасения? В этом я был уже не уверен. Лучше бы мне остаться один на один с убогим «гоблином» на автобусной остановке, чем оказаться темной ночью в нежилой части города с двумя подвыпившими парнями, каждый из которых выше меня на голову.

А дело вот в чем. Из их диалога понял, что парни безудержно хотят выпить и сейчас едут к родственнику одного из них, который должен ему и сейчас дежурит охранником на КПП в нижнем ПАТО. Но бабка надвое сказала: есть ли у него деньги с собой, отдаст ли он долг — по крайней мере, другой сомневался. А без этой надежды они даже со мной рассчитаться не смогут.

Что ж, похоже, я снова влип. Парни на все могут решиться — это видно по их лицам в зеркале заднего обзора. Кстати, если уж говорить о внешности, то теперь оспой изрытое лицо «гоблина» казалось куда приятней этих мордоворотов.

Приехали к нижнему ПАТО. Один пошел к КПП, другой остался в салоне — по всей вероятности, меня сторожить. Было бы глупо сидеть и ждать, что предназначено судьбой мне на этот раз — быть убитым, ограбленным или просто обманутым. Я вынул ключи из замка зажигания и со словами: «Пойду отолью» покинул авто, забился в кустики (их там целая роща), стал наблюдать и ждать — что же дальше будет?

Вскоре вернулся посланец, весьма огорченный:

— Жилит, сука — говорит, что нет?

— Что будем делать?

— А где таксёр?

— Ушел отлить.

— А может, смотался?

Теперь они уже оба стояли у машины и спорили. Один желал «тряхнуть» меня, чтобы купить водки и наконец выпить. Другой предлагал извиниться, записать координаты и расплатиться со мной завтра за эту поездку, а с пьянством на сегодня покончить. Спорили-спорили они в таком духе, а потом начали драться — хмель и молодость взяли своё. Бились сначала стоя, а потом упали и стали бороться на земле, пинаясь, царапаясь и ругаясь. Потом один истошно заорал: «Черт! Ты мне руку сломал!», вскочил и прочь побежал со стоянки у нижнего ПАТО. Второй следом — с криками раскаяний и извинений.

Воспользовавшись затишьем у моей машины, я вскочил в неё, заблокировал двери, завел двигатель и, не включая фар (благо светил фонарь над дверью КПП) вырулил на асфальт улицы. Там уж дал по газам…

Примчался в будку «Дилижанса» не как тот король, что, войну проиграв, вернулся хромой и рад был до слез, что остался живой — я весь кипел жаждой мщения.

— На меня напали! — говорю Татьяне. — Вызывай «крышу» — мы их сейчас поймаем.

— Щас! — отвечает та. — С «крышей» только хозяин общается.

— Звони хозяину.

— Утром он за выручкой приедет — расскажешь.

— До утра налетчики убегут.

Татьяна плечами пожала. Я не стал утра ждать, рассчитался с диспетчером и уехал домой, заявив, что не в состоянии сегодня работать. Потом Наталья мне сказала:

— А я бы позвонила. Таких борзых надо ловить и воспитывать.

И вот снова дежурство с Татьяной. На улице пасмурно, ночь…

Звонок диспетчеру.

— Вставай, Андрей, зовут на Привокзальную.

Самый молодой таксист «Дилижанса» поднимается с лежанки, выходит к машине и уезжает. Возвращается минут через пятнадцать с мокрым лицом и волосами — на улице дождь начался.

— Армяне пьяные. Ну их к черту. Сказали: «Чуток подожди», а сами не выходят и не выходят… Буду я их ждать — много чести. Отменяй, Таня, вызов и снова ставь меня первым в очереди.

Заваливается спать.

Через полчаса в дверь крепко саданули ногой:

— Открывай, сюка-бл. дь!

Вагончик от удара будто качнулся. Андрюша в угол забился, а второй таксист Юра, плечистый мужик, поднялся и распахнул незапертую дверь.

— Чё базлам?

Два пьяных армяна отказались от попытки взять наш вагончик штурмом и остались под дождем, который тонкими струями в свете фонаря сек асфальт улицы, кузова и стекла машин, кривоносые головы пьяных армян.

— Давай сюда того сопляка, что от нас удрал. Мы с ним будем говорить.

— Не любит он вас. Прилег отдохнуть. Приказал не беспокоить.

Рожу одного из армян перекосила горькая усмешка:

— Тогда мы ему колеса проткнем.

Я Татьяне:

— Вызывай милицию!

Она:

— Только с разрешения хозяина.

— Звони хозяину.

Диспетчер головой покачала уныло. Вот, блин, ситуация! Я поднялся и стал сзади Юры — вдвоем в дверях не уместиться — чтобы армяне меня видели. А Андрюша и на угрозу насилия над автомобилем из своего угла не вылез.

Может, окрепнув духом, увидев поддержку в моем лице, может, доведенный до крайней злости наглым поведением приезжих «хачиков», Юра сказал решительно:

— Слышь, черножопые, валите отсюда — никто с вами не поедет. А машину тронете — завтра вашу хибару сожжем. За базар отвечаю.

Было не понятно, что у него на уме — только угрозы или серьезные намерения? Возможно, под ледяной наружностью полыхает пламя неукротимой ненависти к обнаглевшим армянам.

Изрядно промокнув, незваные гости утопали восвояси. Юра занялся чаем. А я сел на лежак и откинулся на стену вагончика. Внезапно навалилась усталость. К добру ли, к худу — ибо в действие вступили силы, которые трудно предугадать и остановить — наезд мы отбили. Я-то, в принципе, никак не засветился, а вот Юра угрожал кривоносым, а Андрюша перед ними провинился — не приведет ли месть злобных хачиков кого-нибудь из нас к катастрофе? Может быть, преувеличиваю опасность ситуации, но растревоженная интуиция не отрицала возможность худых действий со стороны армян: кавказцы — народ мстительный.

Звонков больше не было и, возможно, не будет. Таксисты, попив чайку, залегли на топчаны. Татьяна бдела со своим вязанием. А я ушел спать в машину. Это, конечно, не самое безопасное место в свете произошедшего, но и вагончик не спасет, случись чего. Можно было домой уехать — двух машин на ночное дежурство вполне хватает, а утром вернуться пораньше. Но я включил тихо радио, приоткрыл стекло дверцы и, вдыхая полной грудью прохладный ночной воздух, прислушивался к шелесту дождя, думая о Наташе.

2

Ну, почему невозможно обойтись без женщины, черт возьми? Это природа подстроила так, что наша плоть нуждается в ней, как желудок в еде. Но ведь могут же некоторые мужики жить как монахи, не вспоминая об особах противоположного пола. Иногда, в периоды долгого воздержания, я им даже завидовал. И люто презирал гомосеков, считая их не просто больными, а морально-физическими уродами — заочно всех приговорил к лишению мужского достоинства. Моя бы воля…

Варианты были, но жениться вновь мне не хотелось. Во-первых, привык уже жить в одиночестве. Во-вторых, настолько увлекся литературой, что на жену вряд ли найду свободное время. А такого никакая нормальная женщина конечно же не потерпит.

Можно любовницу завести — скажем, женщину своего круга: одинокую или неудовлетворенную мужем, но… ей тоже придется уделять слишком много внимания и врать о любви. А вот этого я терпеть ненавидел.

Дешевые девицы, что стоят на трассе — тоже не выход: есть риск подцепить заразу смертельную.

Идеальный выход из ситуации — найти содержанку. Она, по крайней мере, будет благодарна за материальную поддержку. Но давайте-ка посчитаем, что я на руки получаю — примерно, «штуку» за смену, пятнадцать в месяц. Минус кредит за машину — в остатке десять. Половины на житьё мне вполне хватает. Где найти милую женщину (сварливых дурнушек не предлагать!), которая согласится за пять тысяч рублей в месяц кувыркаться со мной… ну, хотя бы раз в неделю? Может, объявление в газету дать?

В свете этих размышлений, наверное, судьба мне подкинула знакомство с ослепительной красоткой Наташей? Поживем — увидим…

Возвращаясь домой после суточного дежурства в «Дилижансе», я каждый раз как бы заново обустраивался в родительском доме — настолько тоскливо и пусто в нем было без мамы. Казалось, за сутки в нетопленном доме холод проникал не только в стены, но и душу. Без людей ни в каком, даже самом роскошном и уютном жилье не бывает и быть не может ни тепла, ни счастья.

Работая в «Бетонпрофите», я привык возвращаться домой лишь для отдыха. Нет, правда, летом были сад с огородом… а зимой — только кровать, компьютер и водка. На этих трех китах держалась моя жизнь.

Сейчас — сутки дома. Я бы работал без выходных, но коллегам такое не по нраву. И один из китов дал течь — пить много нельзя… впрочем, вообще нельзя — ибо гаишники вычисляют таксистов на раз-два и «секут» за нами в четыре глаза. Приходится держать себя в железных рукавицах, не позволяя ничего лишнего. И не зря…

Вдруг позвонила Наташа. Она знает, что я сегодня после дежурства и все-таки беспокоит:

— Сможете мне помочь?

Да, конечно. В любое время суток, в любую погоду, в любом деле…

— Сейчас выезжаю.

Снова в машине, снова в пути…

— В расчет поцелуй? — спросила она, садясь в авто.

— Если бы ты знала, Наташа, как я хочу тебя (не сказал «люблю», чтобы не опошлить ситуацию), то не стала спрашивать, а сразу сказала: «Вези меня к себе».

Девушка погладила мою руку.

— Не хочу загонять вас в долги, ведь мы ещё не заключили окончательно соглашение — так, одни разговоры были.

Я был несколько удивлен тем, что сегодня девушка разыгрывает из себя леди Добропорядочность. Судя по всему, она ещё действительно не решилась на мое предложение.

— Тогда поцелуй — это подарок, а не плата. Ты мне ничем не обязана. Я одинокий человек и любое общество — мне награда. А уж с такой красавицей как ты, готов мчаться хоть на край Земли.

Наташа посмотрела на меня долгим взглядом.

— Ладно, посмотрим.

Я сразу понял, что она имеет ввиду — это не сложно. Маленькие женские хитрости понятны опытному человеку. Сейчас объясню… Когда мужчина склоняет женщину к интимной близости, а она ему не отказывает, многих из нас, мужики, охватывает преждевременная эйфория. Нам кажется, что бабенка уже наша, что мы уже побывали с ней в постели… И потому позволяем себе некоторые фривольности, сидя тет-а-тет в салоне автомобиля — дотронуться до соблазнительного колена, погладить манящее бедро, а то грудь поласкать… Это-то и губит нас в глазах мудрых женщин.

Вот сейчас Наташа напряглась, ожидая моего «рукоприкладства». Я медлил, а девушка, не отводя глаз, смотрела на меня и пыталась понять ход моих мыслей и желаний. Но… я завел двигатель, даже не покосившись на её безумно манящие стройные ноги под коротенькой юбкой. Мне показалось, Наташа облегченно вздохнула, хотя выглядела несколько разочарованной. Впрочем, не смотря на это, жизнь прекрасна!

— Куда едем?

— Я хотела продолжить наш прошлый разговор — так что поехали кататься, если вы не против.

— На трассу или в глухомань?

— Где вы себя уверенней чувствуете.

— Может, поужинаем для начала? Как раз собирался, когда твой звонок прозвучал.

— Давайте возьмем в дорогу шашлыков и «кока-колу».

Взяли. В дороге:

— Лежа на спине, зарабатывать можно, — с иронической усмешкой поглядывая на меня, сказала Наташа. — А как вы относитесь к бизнес-вумен?

— Ты хочешь заняться бизнесом?

Слегка покраснев, Наташа тихо промолвила:

— А почему бы нет?

— Да нет, напротив — если есть способности, то это самый отличный способ стать богатым человеком. И обольщение прелестями дамскими в бизнесе тоже присутствует. Красота налицо, а способности к бизнесу у тебя есть?

— Не знаю. Не пробовала ещё.

— И я не лучший консультант в таком вопросе. Но тебе дана неземная красота, а я неплохо разбираюсь в мужской психологии. Своими усилиями и моими советами ты могла бы многого добиться в жизни. Сколько тебе сейчас?

— Двадцать четыре, — как эхо откликнулась Наташа.

— Самое время! И медлить больше нельзя.

— Зачем вам это?

— Я же говорил — очень хочу стать твоим любовником.

— Но мы уже договорились: ночь — за книгу.

— Книгу ещё писать да писать, а хотелось бы прямо сейчас получить от тебя награду.

Лицо Наташи вспыхнуло.

— Вы ведь не новичок в любви. И я, поверьте, вполне земная женщина. Когда мы познакомимся ближе, то вы узнаете, что во мне нет ничего необычного.

— Меня не интересует просто секс, — сказал я, оглядывая свою спутницу с ног до головы. — Мне нужна в постели женщина, от которой сходил бы с ума.

Наташа покраснела ещё сильней, но выдержала мой раздевающий взгляд — хотя, признаться, он был скорее искренним, нежели нахальным. Очень-очень искренним.

— Зачем это вам? А, понимаю — великие чувства пробуждают великие мысли, — сказала она тоном, в котором слышалось и утверждение, и предупреждение. — А полюбить вы меня можете?

— Конечно, могу, но нам это не нужно?

— Кому это нам?

— Мне и тебе.

— Лично я захотела есть, а шашлык так восхитительно пахнет…

Мы остановились перекусить. После еды и питья что-то переменилось в чувствах Натальи — она пошла в решительную контратаку.

— Знаете, Анатолий, я много думала над вашим предложением и вот что хочу сказать, — промолвила девушка твердым голосом. — Я не могу быть куртизанкой. Жизнь дается один раз, и я хочу в ней любви. Я хочу спать с любимым мужчиной и рожать от него детей. Пусть буду бедной… Но умереть в роскоши, сожалея, что так и не увидела счастья, промотав на него все надежды в чужих постелях, гораздо хуже. Ведь правда?

Я открыл рот, чтобы возразить, но Наташа остановила меня жестом руки.

— Поверьте, я не кокетку из себя разыгрываю… Вы мне очень нравитесь, как мужчина. Я даже смогла бы вас, наверное, полюбить. Но вам ведь, Анатолий, не нужна любовь. Вы весь в книгах…

Когда она закончила свою речь, в салоне автомобиля надолго установилась тишина — только тихо-тихо лилась мелодия из радиоприемника.

— Можно я тебя поцелую… на прощание?

— Да, конечно.

Я припал к её губам, и Наташа не стала противиться, готовясь взять ещё один урок от специалиста в вопросах обольщения. Поначалу поцелуй был нетребовательным — как и тот, самый первый наш. Потом я вошел во вкус — обнял девушку одной рукой, крепко прижал к себе и впился в её губы сильнее. Моя грудь сладко заныла от тесно прижатых ко мне упругих грудей. Другая рука скользнула по её бедру к колену, а потом отправилась в обратный путь с намерением постичь головокружительные высоты…

Девушка вырвалась из объятий и оттолкнула меня.

— Анатолий, я не шлюха. И такой никогда не стану.

Снова в салоне нет разговоров — только прерывистые дыхания: мы хватали воздух ртами, словно только что вынырнули из глубокого омута.

Первым отдышался я:

— Извини, не хотел тебя обижать, но не сдержался: страсть — сильная штука.

— Вы… вы смущаете меня раз за разом. Вы удивительно на меня действуете.

Прощаясь возле подъезда дома, в котором она жила, Наташа чмокнула меня в щеку и сказала:

— Звоните, если однажды захотите вдруг поухаживать. У вас это здорово получается!

— Подожди, Наташа! Делаю встречное предложение — скажи, сколько ты хочешь? Назови себе цену. Может, эта сумма у меня уже есть. А если нет — я буду копить, экономя на всем. Душу дьяволу продам за одну только ночь с тобой.

— Как поэтично звучит! Нет, Анатолий, не тратьте денег понапрасну, а пишите книгу — я выполню наш уговор.

Вот так.

Роман я писал, о Наташе мечтал, а жизнь продолжалась.

Когда ещё работал в «Бетонпрофите» и мотался на машине в Челябинск, заметил на трассе молодую особу приятной наружности с чертами восточными. И даже заметил, как смещается среда её обитания — всё ближе к Южноуральску. Теперь она стала работать на трассе в Увелку — видимо, платить кому-то не захотела, и её вытурили с бойкого места.

Таксисты «Дилижанса» рассказали о ней — она местная, зовут Лилей (может, псевдоним такой?), берет недорого, и только в рот…

День обычный, работаем, как всегда. И тут очередной водитель вернулся с новостью — Лиля на трассе. Самый молодой из нас, Андрюша, тут же поднялся и к машине. Выходя из вагончика сказал Наташе:

— Не теряй меня. Я скоро вернусь.

Девушка с усмешкой на меня посмотрела:

— Вы к Лиле следующий?

— Нет, милая, даже если бы все женщины района выстроились на трассе, предлагая себя даром — они мне не нужны. Мне нужна ты. Такой красавицы я прежде не видел.

Стрела попала в цель.

Наташа с облегчением вздохнула и улыбнулась мне в ответ:

— Всему своё время, милый мой. Пишите вашу книгу, заканчивайте поскорей.

— М-да… Жестокая мне досталась муза.

Удивленно приподняв брови, девушка промолвила:

— Вы сами все накручиваете. Выкиньте меня из головы и сгоняйте-ка к Лиле. Впрочем, могу пообещать за вашу книгу ночь удивительной любви, какой не знали даже императоры.

Я усмехнулся, давя в себе желание:

— Ты — удивительнейшее из созданий. Я никогда не спал с женщиной, ублажавшей императоров.

Наташа поняла, что ступила на опасный путь софистики и в этот раз ей вряд ли меня победить. А унижаться не в жилу.

— Это для образа сказано, — заметила она.

— Я понял и подумал — а почему вслед за фантастическим романом мне не взяться за написание исторического? Скажем, я в роли убиенного Павла Первого, а ты его любовница. Годится?

— Мечтать не вредно, вредно не мечтать. Дописывайте ваш фантастический роман, а там посмотрим.

В вагончике никого кроме нас. Я взял её ладонь в свою и кончиками пальцев погладил тыльную сторону.

— Может, снова покатаемся завтра вечером?

Внимательно смотрел в её глаза, пытаясь понять — жаждет ли она свидания со мной?

— Снова с шашлычками, как прошлый раз…

— Можно где-нибудь и посидеть, — согласилась она на предложение, — но только подальше от Южноуральска.

— Отлично придумано, Натали. Мы сгоняем в одно место под Челябинском, где к шашлыкам подают лимоны. Ужасно вкусно получается.

— Я позвоню, когда смогу.

— Я буду ждать, — и губами погладил руку девушки, обнаженную до самого локтя.

Она взъерошила мне шевелюру.

Интересно, какими будут наши отношения, когда я подарю ей эту чертову книгу?

Но следующим звонком Наташа попросилась к маме, и мы долго просидели в машине возле знакомого домика, обсуждая дела сердечные. Женатый друг её сходит с ума. А жена его уже вычислила соперницу и грозится всеми карами. Как поступить? — Натали просит моего совета.

— Женат, имеет ребенка… Мне бы бросить его, но вижу, как он несчастен…

И я ответил:

— О, сердце женское! Симпатии и начинаются с забот. Потом возникает желание залечить раны, нанесенные ему жестокой судьбой. А там уж два шага до того, как ты вобьешь себе в голову тупую мысль, что ни одна другая не сможет полюбить его сильнее тебя. И ты пропала!

Я перевел дыхание и покосился на Наташу. Она внимала, безучастно глядя пред собой.

— Дальше жизнь совместная. Если он мужик порядочный, то будет навещать оставленного ребенка. А ты будешь ревновать его к жене. Но если он подлец, то снова ложь и предательство — найдет другую и будет бегать от тебя, как теперь бегает к тебе. Такова логика поведения всех бл. дунов.

— А вы не такой?

— Я, Наташенька, однолюб. Если у меня женщина есть, мне не надо другой.

— А если полюбите?

— Я сумею свою полюбить так, что другой уже места не останется.

— Вот и я люблю.

Наташу зримо пробрала дрожь. Кажется, я палку перегнул. Как можно тактичнее спросил:

— Ты уверена, что хочешь связать с ним свою жизнь?

Она ответила каким-то потусторонним голосом:

— Я растворяюсь в нём — вся, без остатка…

О, Бог мой! Что бы это значило?

— Остановись, Наташа, пока не поздно. Ты должна властвовать и покорять, а не бросаться в ноги тому, кто ничего не стоит. Он бизнесмен, бандит или начальник?

— Он — кондитер.

Час от часу не легче. Проиграть девушку в поединке с кондитером — куда это годится?

— Я думал, твоим невинным ушкам ещё рано выслушивать те мерзкие истории, в коих мне пришлось принять участие по молодости лет. Но раз уж разговор зашел о «царской водке», способной растворить женское сердце, пожалуй, можно и рассказать одну. Вот послушай…

Я поведал ей историю, как мы со сватом Николаем ухаживали за одной девушкой, и что из этого всем получилось.

— Он был довольно симпатичный малый, но подлости отменной. Твой кондитер как — красавчик?

— Пожалуй, — согласилась девушка.

— То-то и оно…

Помолчали, думая каждый о своем.

— Я тебе говорил, что похоть будит в мужчине низменные страсти.

— Но мы уже с ним были близки. А до этого он мне не говорил слов любви.

— Не буду тебя уговаривать, — заметил я, пожав плечами. — Похоже, выбор свой ты сделала сама. Но помни, пока ты красива и молода, никогда не поздно вернуться к разговору о куртизанстве. Наиграешься с поваром — звони…

Приняв молчание Наташи за согласие, продолжил с растущим энтузиазмом в голосе:

— Детка, пойми — счастливым брак бывает тогда, когда он любит, а она лишь позволяет ему любить себя. В противном случае финал будет трагическим. Возможность без памяти любить дана лишь мужчинам, а женщинам природа присудила быть мудрыми и разливать вино любви разумными порциями.

— Как вы красиво говорите, — прошептала она, вытирая слезы.

— Ну, я же писатель, — взял её руку в свои ладони и осыпал поцелуями. — Будь моей музой!

— Нет, Анатолий! Мне приятно, что вы так мною восторгаетесь, но я хочу того, кого люблю.

— Ты будешь несчастна с ним.

— Не беспокойтесь, — сухо молвила Наташа. — Я не девочка и многое знаю о людском тщеславии. Известно мне и то, что красота не вечна. Словом, не стоит беспокоиться: моя голова не закружится. А вам спасибо за участие.

На этой ноте мы расстались. Наташа больше не звонила. А мое тщеславие — проиграть простому кондитеру! — не позволяло сделать шаг навстречу. И через несколько дней я оставил «Дилижанс».

Произошло это так…

Иногда подрабатывала у нас на своей машине знакомая мне девушка с Бугра — по слухам, родственница хозяина. Ну что ж, имеет право. Она не дежурила ночами, не выходила в смену — так, приезжала изредка, обычно в выходные, и таксовала. С Наташей они были подруги, а вот Татьяна, видимо, помня о её родстве, ей форила. Мужики на это косились, но помалкивали: ведь не каждый день такое случается и потом — родственница хозяина. Но один как-то не стерпел и затеял свару — и с девушкой, и с диспетчером Таней сразу. В пылу разборки ляпнул он таксистке от сибаритства:

— Сама ты шлюха!

Едва грубое слово прозвучало, родственница спорить перестала, села в машину и укатила.

— Ну, теперь, Вова, жди от хозяина нагоняя, — посочувствовали хаму коллеги.

Тот плечами пожал:

— Выгонит — в другом месте найду работу.

На календаре была уже осень. Она набросила на деревья своё желто-золотистое покрывало, которое ещё радостно переливалось под лучами полуденного солнца. Но сегодня день выдался промозглым, а вечер холодным.

Я приехал с вызова и лег на топчан, укутавшись одеялом.

— Замерз, Анатолий? — заботливо спросил Юра и накинул на меня сверху матрас с другого топчана. — Погрейся.

Я согрелся, разомлел и задремал. Проснулся, будто не спал: все на своих местах — Татьяна за столиком диспетчера вяжет, Юрий и Вовик сидят на топчане без матраса, уставившись в телевизор. Интересно, сколько времени я проспал и который теперь час? Неужели не было вызовов? Может, ребята уже успели сгонять куда-нибудь? За Татьяной такое водится. Ведь не даром таксёры, заступая с ней в смену, преподносят диспетчеру фрукты-овощи из своих садов-огородов. Я иногда привозил из рейсов мороженое, но только Наташе. У Татьяны не был в любимчиках. Да и она мне, честно сказать, не нравилась…

Итак, ночь за окном, бубнит телевизор, все присутствующие настроены на спокойное дежурство…

И тут негромкий стук в дверь, и препагано-елейный голос снаружи:

— Вовик, ты здесь? Выходи, родной, беседа есть.

Голос из ночи действительно такой противный, что потребовалось некоторое время, чтобы вникнуть в смысл прозвучавших слов. Татьяна кивнула на дверь и сказала, глядя на Вовчика, с которым не так давно ссорилась:

— Надо понимать, это тебя — здесь нет больше Вов.

Таксист, наверное, ног не чувствовал под собой, когда поднялся и вышел наружу походкою робота. Дверь захлопнули, тишина на улице. Томительная тишина…

Потом глухой удар в стену, потрясший вагончик — будто тараном в осажденную крепость. Затем дверь распахнулась, и на мгновение показалась рука… кажется, Вовика. Рука пропала, дверь захлопнулась, а из-за неё понеслись звуки, будто кто-то шлёпал подошвами по сырой земле.

Несмотря на неопределенность происходящего, на ум пришла одна ужасная мысль — идет драка. Точнее — избиение. Я сразу вспомнил, что бывший муж оскорбленной соседки — чемпион Европы по боям без правил. А для мужчины честь жены, пусть даже бывшей, по-прежнему дело святое. Так что, Вова нарвался. И по делом: на будущее пригодится — будет знать, как женщину оскорблять и к чему может привести необузданное хамство.

Юрик не мог больше терпеть. Юрик был крепкий малый — он мог любую драку унять… но, как оказалось, не эту.

Юрик поднялся и вышел, не закрывая дверь.

— Эй, мужики, кончайте звереть.

И тут же звук удара. Потом звук падения тела. Чертыханья, сморкания, кашель, стоны…

Наконец, голос Юрика:

— Меня-то за что?

И в ответ совет:

— Пасть закрой!

Было большой удачей, что нападение я встретил лежа на топчане, да ещё замаскированный матрасом. Спасибо Юрику! Или Судьбе? Тогда не стоит её испытывать. А то можно схлопотать кулаком по лицу от чемпиона Европы по боям без правил или куда-нибудь его ногой — что гораздо хуже. Лучше ещё полежать, притворяясь спящим, и подождать — чем же все это закончится?

В вагончик вошел молодой парень. Нет, это не чемпион. Это его младший брат — не такой спортивный, но ещё более наглый и жестокий.

— Ты куда, сука, звонишь? — двинулся он на диспетчера.

— Никуда я не звонила, — попятилась от него Татьяна.

Но пятиться было некуда — позади стена. Лицо её оставалось спокойным, и только нервно сцепленные пальцы выдавали в ней волнение.

Звонкий звук пощечины подкинул меня на ложе. Подкинул, но не выкинул. Первая мысль — женщину бьют! — заменилась второй — уже не бьют… И, наконец, третья мысль решила всё — не стоит из-за пощечины чужой бабе терять свою голову. Я остался там, где был.

Между тем, незваный гость сбросил на пол проводной телефон и растоптал его в лепешку. Пока он расправлялся с невинным средством связи, диспетчер бочком-бочком… мимо стола, мимо него… через порог и на стоянку машин — здесь хоть люди нормальные, а не этот чертоброд. Разгром продолжался — на пол вслед за компьютером полетел телевизор. Потом была попытка разбить ногой выключатель. Нога салаги не дотянула до цели целых полметра. Обескураженный, он немного подумал. И саданул ногой в окно. Стекло, конечно же, не устояло. Уходя из вагончика, погромщик бутылкой минеральной воды со стола диспетчера разбил-таки выключатель, и мое убежище погрузилось во тьму.

Впрочем, нет — в разбитое окно и распахнутую дверь от уличных фонарей проникало достаточно света, чтобы не спутать, куда бежать, если мстительным братьям вдруг вздумается наш вагончик поджечь. На стоянке уже перестали шлепать подошвами по сырой земле. И стоны прекратились, и маты, и харканья… Слышен только бубнеж — не-разбери-поймёшь кто кому и о чем говорит.

Но, кажется, страсти улеглись — может, время вставать? И что я скажу? Мол, здрасьте, ребята, вы тут всех избили, а меня позабыли… Я подумал о ложе, спасшем меня от расправы, с нежностью и любовью. Не раз прежде на нем засыпал, но никогда мне топчан не казалось таким надежным и уютным. А сейчас можно спать на нём ни о чем не заботясь — буря меня миновала и вряд ли вернется, звонков на вызов больше точно не будет.

Если не спится, то думай о том, что любовь или ненависть к женщине имеет свою оборотную сторону. Вон Вовик сболтнул сгоряча лишнего и получил старицей. Или, к примеру, скажет Наташа своему повару, что нравится ей другой, и тот заявится в наш вагончик — нет, ни с жареной картошкой на сковородке, а с дружками — и что тогда делать? Не с руки мне после пятидесяти лет кулаками махать. Хорошо было раньше, когда пистолеты решали, чья будет красавица. Не помеха возрасту был «пиф-паф».

Впрочем, дерутся не только из-за женщин — бьют воришек и хулиганов. Просто лупцуются, потому что руки чешутся… и по пьянке.

Я поежился под матрасом, в который раз уже подумав, как мы, водители «Дилижанса» беззащитны перед обстоятельствами. Никакая ведь «крыша» не поможет, если убийца сядет в авто и приставит «финку» к горлу. Нет, определенно надо менять место работы. Ну, а пока лежу и жду утра.

Почему-то в вагончик никто не возвращается. Впрочем, что тут без света делать… без телевизора и телефона.

Только подумать успел, порожек тихонечко заскрипел, и в вагончик вошел наш герой — избитый чемпионом Европы Вова. Он с трудом опустился на топчан без матраса, даже охнув от неосторожного движения. В солидарность с ним я почувствовал привкус кровавой горечи во рту.

Несчастный сидел, угрюмо глядя на дверь, а я подумал — почему же он не убежал в темноту? Тут до отдела милиции всего два квартала. Может быть он согласен с наказанием — получил по заслугам и ни на что не жалуется.

Вова однако отшатнулся к стене, когда в вагончик вошел младший брат чемпиона.

— Простите милорд, — засмеялся урод. — Вы, кажется, отдышались? Тогда продолжим процедуры.

И ударил жертву кулаком по лицу. Тот, охнув, подобрал ноги и свернулся калачиком на топчане. Нападавший попеременно — то кулаками, то ногами — вбивал его беззащитное тело в доски ложа.

Так почему же Вовик не убежал? На что он надеется?

После нескольких минут избиений несчастный в отчаянии вскричал:

— Ты убьешь меня!

— А я и хочу тебя убить, — сказал юный садист, пытаясь Вовику вывернуть руку, которой он прикрывал голову. — Неужели ты думаешь, что мы пришли тебя проучить?

Жертва оказалась сильней, и нападавший, оставив руку, обрушил на голову свой кулак:

— Умри, падаль!

Вова громко вскрикнул и затих. Брат чемпиона из вагончика вышел.

Прошло немало томительных минут, прежде чем избитый подал признаки жизни. Он с трудом сел — огляделся, прислушался… Поднялся, доплелся до двери и высунул голову наружу.

— Юра, они ушли?

В тот же миг ноги его потеряли опору, а тело взметнувшись в горизонтальный полет, грохнулось о стену и распласталось на топчане. Следом, как дракон, как хищник на охоте, ворвался чемпион и нанес несколько жестких ударов. Вова уже не закрывался — Вова лежал без памяти.

Господи! Сколько же может длиться этот кошмар, это ужасное зрелище! Удары, крики и стоны, раздирающие душу; конвульсии сотрясающее избитое беззащитное тело… Вагончик весь ходуном ходил — того и гляди, развалится. Конечно же, неприлично оскорблять женщину, но такие последствия, как возмездие, мне показались чрезмерными. К первому вопросу — почему Вовик не убежал, что его держит здесь (ну, не машина же, в самом деле)? возник и другой — почему чемпион так жесток? Ну, врезал бы пару раз за обиду жены, как он это умеет… а тут разошелся, прямо сам не свой: того и гляди убъет или покалечит парня.

Говорят, участникам боев без правил драк не хватает, как больному ампутированной конечности. Живут они только инстинктами, ибо мозги им давно вышибли. Периоды застоя их нервируют и накаляют до предела. Ну, звери, натуральные звери! Теперь я сам убедился в этом.

Опять наступила тишина. Чемпион из вагончика вышел. От несчастного не слышно не только стонов, но и дыхания. Я лежал под матрасом, не в силах сдвинуться с места — страх обуял меня. С одной стороны я был рад, что гнев чемпиона меня миновал, с другой донимал стыд, что спрятался-отлежался и не вмешался… Разум подсказывал, что не возможно остановить эту машину насилия и убийства. Если я вмешаюсь, то не придется сестре делить на двоих родительское наследство. А совесть зудила — ну, ты и трус!

Ситуация была трагической. Вдруг мой коллега уже погиб? Или при смерти и нуждается в помощи. Чего же я прячусь под матрасом, как премудрый пескарь? Или разборки людские меня не касаются?

В этот момент — как это ни странным может показаться вам в такой ситуации — я уснул. Лежал-лежал, за товарища переживал, себя за трусость проклинал… и вдруг отключился.

Пришел в себя, когда что-то влажное коснулось моего носа. Глаза открываю — свет фонарика мне в лицо, а перед ним страшная морда огромной овчарки… впрочем, вполне добродушного вида. Лизнув меня ещё раз, собака вернулась к хозяину. Вернее к хозяйке, потому что голос, прозвучавший в вагончике был женский.

— Вы живы? Тогда поднимайтесь.

И в милицейской форме фигурка с собакой на поводке вышла из вагончика такси «Дилижанс».

Я, выпутавшись из-под матраса с одеялом, поднялся и вышел на стоянку машин. Здесь были диспетчер Татьяна, водитель Юрий, избитый, но живой и курящий Вован, девушка с собакой и ещё один сотрудник милиции мужского пола. Их спецмашина стояла поодаль, беззвучно мигая сигнальными огнями. Налетчиков не было.

Пытаясь придать своему голосу суровость, сотрудник правоохранительных органов допрашивал сразу всех:

— Вы знаете, кто это был?

Вовик угрюмо молчал, уставившись в землю. Юрик плечами пожал и отвернулся. Ответила Татьяна:

— Каких-то два пьяных парня.

Ментам, возможно, того и надо: мне показалось — оба с облегчением переглянулись.

— Заявление будете писать?

— Вот приедет хозяин, — сказала Татьяна, — он и напишет.

Она выбрала правильный тон: менты только к ней и обращались, совершенно игнорирую очевидную картину — из трех присутствующих мужчин один безмятежно проспал нападение и совершенно не пострадал, другой с гематомой на скуле был лишь слегка взъерошен, а третий избит до потери лица. Они даже избегали смотреть на Вовика, философски успокоив свою служебную совесть: молчит парень — значит, ему это надо. Конечно, не сам он себя отхлестал, но у кого в жизни не бывает трудностей? Скажем так — не повезло. Несчастный случай — и здоровый человек в одно мгновение может стать инвалидом. Вот и всё. Следствие по горячим следам закончено.

Менты сели в свой «бобик» и укатили.

— Хорошие ребята, — усмехнулась Татьяна им вслед. — С понятием.

Оставаться на стоянке «Дилижанса» да и в вагончике смысла не было — по крайней мере, для меня. Боялся упреков от коллег, обвинения в трусости… А они храбрецы? Побоялись назвать имя чемпиона! Я, впрочем, тоже. Хотя меня не спросили…

Короче, прощай, «Дилижанс», я сюда больше ни ногой. Сел в свою машину и уехал домой. Вернулся утром. Надо было вернуться. Ведь я не рассчитался с диспетчером за дневные вызовы. А я — порядочный человек и не люблю оставаться в долгу.

Татьяны уже не было в «Дилижансе», не было Вовика. Из ночных пострадальцев был Юрик, который горячо рассказывал новой смене таксистов о происшествии. Был хозяин, который вставлял стекло. Была и Наташа, выметавшая из вагончика осколки ночного разгрома. На мое предложение посмотреть журнал записей вчерашних вызовов поначалу удивилась, а потом махнула рукой:

— Считай это компенсацией за нервное потрясение. Хозяин не взыщет. Не до того.

Хозяин на меня внимания не обратил. А я не торопился уезжать и бросал на Наташу многозначительные взгляды, показывая, что у меня к ней немало вопросов. Но девушке было не до того. И возможности задать их не представилось.

Мне хотелось ей сделать подарок — что-нибудь из тряпок или какую-нибудь маленькую драгоценность. На прощание. Но что? Пусть подскажет сама.

Мы раньше виделись через день, через два… и целыми сутками. А теперь, наверное, долго не увидимся. Ведь я твердо решил уйти из «Дилижанса». И звонить ей не буду. Наташа, найди же время со мной пообщаться — требовал мой взгляд.

Не удивляйтесь. Даже очень солидные мужчины (имею ввиду возраст) могут вести себя не так, как обычно, когда дело касается настоящей любви. А то, что я в девушку втюрился, теперь не вызывало во мне сомнения.

Как бы там ни было, я торчал на стоянке, приняв решение дать событиям развиваться своим чередом. А спешить было некуда.

Наблюдая издали за Наташей, я не мог не залюбоваться её грациозной, уверенной походкой, милым выражением лица. Эту улыбку Мадонны она впитала с молоком матери. Девушка достойна быть примой на светских раутах, а выбрала судьбу второй жены кондитера-алиментщика. Смешно!

Один раз мне удалось таки увидеть её необычайно теплую улыбку, обращенную ко мне. И тогда подумал — а ведь у нас вполне могло что-нибудь получиться. Что же за наваждение эта Наташа в моей жизни? — чем больше о ней думаю, тем больше хочу. Наверное, в молодости не было столь нестерпимого желания. Наверное, психика повернулась на старости лет.

А ведь кажется, хотел одиночества — мечтал ни к кому не привязываться, а завести содержанку. Ведь сам ей внушал — не влюбляйся! попасть в зависимость к другому человеку опасно, потому что у него появляется власть над тобой. Вот и договорился! Но мне почему-то кажется, что Наташа не будет использовать свою власть надо мной против меня. Не верю я в это! Опыт мне говорит — люди с такой душой редки, но порядочны до мозга костей.

Никто на меня уже не смотрит. Я сижу в своей машине, думаю о Наташе и вытираю слезы. Надо бы уехать. Успокоиться и уехать. Таксисты здесь и хозяин здесь — Наташа не выйдет ко мне поболтать, утешить, поцеловать. Она сможет меня понять — ведь сама любит… повара.

Пусть будет счастлива. Было ошибкой агитировать её в куртизанки. Даже если бы она стала богатой, это не значит, счастливой. А эта девочка, как иволга для утренней песни, рождена для красивой любви. И у наших отношений нет будущего. Ни за какие деньги, ни за какие уловки она не станет моей. Для меня лучше будет прервать наши отношения раз и навсегда.

А как же книга и наш уговор? Ах, каким безнадежным дурачком я был. Думал — расставил на красотку сети, а попался в них сам. И чтобы выпутаться, надо твердо себе сказать — нет, не люблю я её, а просто очень хочу. Вот, черт возьми, в чем все дело!

Прощай, Натали! Прощай навсегда.

Я завел двигатель и выехал со стоянки, ещё не зная куда. Я проклинал себя за то, что привязался к девушке, за то, что никак не могу о ней забыть, что оставляю её какому-то повару…

Дорога, наверное, подмерзла. И хоть ни льда, ни снега на ней не было, я почувствовал, как машину заносит на асфальте. Прокатиться «с ветерком», чтобы избавиться от тоскливых мыслей вряд ли получится. Я свернул на дорогу к лесу. Подъехал почти к самой лиственнице. Остаток пути одолел шагом. Присел на корточки, прислонившись спиной к стволу — слишком взволнованный, чтобы читать молитвы.

Обратился с просьбой — Природа-матушка, помоги мне забыть эту девушку.

3

Мы сидели с Наташей вдвоем, когда на стоянку подъехала чужая машина, и незнакомый мне человек вошел в вагончик. Он поприветствовал диспетчера, подал руку мне. Я пожал крепкую пятерню, а девушка ответила вежливо, но без энтузиазма.

Интуиция подсказывала, что мужик не просто так, а явился по поводу. Что-то или кого-то он хотел, но, видимо, его не было или …я мешал. Они перекинулись с Натали какими-то недомолвками, из которых стало понятно, что приятель в «Дилижансе» прежде работал.

Гость попросил разрешения сварить кофе и достал из своего кармана пакет растворимого. Наташа ответила не очень-то дружелюбно, что кипятильник только что сломался — и то была правда. Буквально час назад отказался фурычить наш общий электрочайник.

Тогда приятель сходил к машине за отверткой, разобрал китайское устройство, вновь собрал — и оно заработало.

— Выключаться только не будет, — прокомментировал свой успех на все руки мастер. — Какую кружку можно взять?

— Бери любую, — сказала Наташа. — Все равно их никто не моет.

Кружечку он всполоснул кипятком, кофе свое растворил — пил без сахара и на диспетчера посматривал с усмешкой. А вот с агитационным вопросом обратился ко мне.

— Не надоело здесь сутками артачиться?

— Есть варианты?

— На автобусных остановках день отработал, ночью дома. Деньги те же, но нет хозяина. «Крыше» заплатил и гоняй сколько хочешь без всякого графика.

— Я подъезжал к знакомому с таким вопросом, но они уже не принимают.

— Кто у тебя знакомый? Устинчик? Да это же «гоблины». Есть другая бригада. Вот телефон. Отзовется Андрей. Ты позвони, он не откажет.

Глаза диспетчера засверкали из-за стола:

— Ты давай вот что… наших водителей не переманивай. Это нехорошая черта — приехать в гости и свинячить. Допивай свой кофе и езжай — никто тебя не приглашал.

С поджатыми губками девушка была дивно хороша. А глаза прекрасные такие — светлые и чистые, как небо зимнее.

Гость тоже попал под очарование момента и засмотрелся на неё, но сказал с обидой:

— Даже за чайник спасибо не скажешь?

— Езжай — тебя на остановках заждались.

— Хочешь, завтра утром заеду и отвезу тебя домой после работы?

Девушка грациозно откинулась на спинку своего диванчика и улыбнулась.

— Ты ведь теперь женат. А я с женатиками не катаюсь.

Напоминание о супруге расстроило гостя, и он вскоре уехал. А Наташа поведала мне, что когда-то Алексей в «Дилижансе» работал и была здесь диспетчер — весьма симпатичная дама. Возник между ними роман…

— Потом оба ушли. Она, кажется, в Агроснаб, а он где-то на южноуральских заводах нашел работу. Теперь снова таксует… или калымит.

— По нему не скажешь, что он счастлив в браке.

Мы тогда ещё не целовались, и я задал Наташе вопрос:

— Почему люди женятся — как ты думаешь?

— Наверное, потому что любят.

— А почему расходятся?

— Значит, разлюбили.

— А дети потом страдают…

— Дети ещё больше страдают в семье, где согласия нет.

С девушкой спорить мне не хотелось — у каждого своя истина.

Номерочек тот я сберег, но звонить не торопился. Было время ещё знакомил Наташу со своим творчеством и не помышлял об уходе из «Дилижанса». И вот настал час, когда мне пригодился телефончик Алексея. Точнее, Андрея. Тот ответил на третьем гудке. Впрочем, нет — кажется, на его телефоне была мелодия из кинофильма «Крестный отец».

— Здравствуйте, Андрей. Я — Анатолий. У меня есть машина, и хочу потаксовать на остановках. Мне сказали — вы поможете.

— Ну, подъезжай, поговорим, — ответил абонент и назвал адрес в поселке Плановый (пригород Южноуральска).

Парень был молод, высок, рыжеволос и весь в веснушках. Пожав мне руку, кинул взгляд на машину и сказал:

— Таксу знаешь? Сейчас привез? Вот и вози каждый месяц мне, а сам катайся на здоровье.

Сразу было видно, что этот человек привык брать, не давая ничего взамен.

Однако добавил он, получив от меня деньги:

— И никого не бойся. А если кто наедет, звони. Никогда не вступай ни с кем в перепалки. Наехали — молчи, отъедь и мне позвони. Я этих «гоблинов» не раз гонял и, если надо, ещё погоняю.

В глазах Андрея мелькнуло какое-то странное выражение — он как бы здесь и нет его. Уж не припадочный ли? — подумал я.

— Знаешь из них кого?

— Устинчика. Мы вместе учились в школе.

— Вот как раз его-то я и выкидывал из машины …мордой в асфальт.

Андрей произнес эти слова таким мрачным тоном, что у меня мурашки забегали по спине. Почему слова о стычке привели его в такое угрюмое настроение? Я бы посмеялся, представив картину, но с таким настроем рассказчика — не к месту.

— Почему, раз уж катаемся по остановкам вместе, нам не объединиться в одну бригаду? Совсем нельзя договориться? Такие «гоблины» невменяемые?

Андрей вздрогнул, но прошло несколько минут, прежде чем он мне ответил.

— Я не стану говорить с тобой об этом, — его голос был хриплым, а лицо так напряглось, что стало похожим на лик мраморной статуи. — Ни сейчас, ни когда-нибудь потом. Ты меня понял?

Выразиться яснее было невозможно, и я догадался, что перешагнул запретную черту, наступив ненароком на больную мозоль. В знак согласия кивнул. Вроде бы обговорили всё, но я не торопился уезжать. Мне хотелось до конца понять стоящего напротив молодого человека. Понять и приручить его парой заумных фраз. Спасую сейчас, и он будет мною помыкать.

Помолчав немного, спросил:

— И что — стычки эти постоянны? Нельзя без них? Честно говоря, я хотел бы работать спокойно, как в «Дилижансе».

Не один мускул не дрогнул на его лице.

— Хочешь работать в «Дилижансе» — возвращайся в «Дилижанс».

— Там тоже не фонтан, — глубоко вздохнув, сказал я.

— Тогда поставь в гараж машину и иди вкалывать на завод.

Уверенность моя исчезла, а мысли в голове так перепутались, что был не в состоянии услышать голос интуиции. Молчание Андрея — холоднее воздуха. А заговорил он совершенно о другом.

— М-м-м… Могу ещё тебе вот в чем помочь. Дело в том, что обладаю кое-каким влиянием на ментов из ГИБДД. Остановят, сразу говори — я, мол, под Андреем. А не поверят, мне звони. Все они — мои должники. Я с них мигом взыщу по векселям…

Я удивленно кивнул — надо же, а «крыша» у меня не просто так: настоящая мафия! Или романов начитался в местах не столь отдаленных?

— Шибко надеюсь, что все будет нормально, — сказал я на прощание.

«Крышу» свою, Андрея, я не разгадал. Кто он? чего от него ждать? — осталось тёмной завесой покрыто. Одно то, что он — бандит, и мне с ним придется иметь дело, давал неприятный осадок душе. Сомнения удвоились, когда привиделся ночью кошмар. Конопатый Андрей в образе ягуара играл со мной. А я, беспомощное существо со сломанным крылом, пытался вырваться от него. Но стоило мне чуть отскочить в сторону, пятнистый хищник протягивал лапу и цеплял меня когтями — не до крови, но так, что было неприятно.

В то утро я проснулся в холодном поту, сердце бешено колотилось, отчаяние и страх за горло схватили душу. Может, сон — предупреждение? Свяжись с бандитами — и ты пропал. Но делать нечего, надо ехать и работать.

Первым делом завернул к дочери. На остановке подцепил ещё двух пассажиров. Трассу в Южноуральск туман накрыл густой вуалью.

— Как жизнь? — спросила Анастасия.

— Скучаю по тебе.

— Замечательно! — рассмеялась дочь. — Теперь ты можешь каждый день отвозить и привозить меня с работы.

Улыбнулся ей в ответ в зеркало заднего вида. Настя, зная, что я собираю пассажиров на остановках, приняла на себя неудобства тесноты и уступила маме место впереди. Наши отношения с бывшей женой настолько натянулись с некоторых пор, что мы не общались. Но об этом потом.

Анастасия, видя нашу отчужденность, всячески пыталась организовать семейный диалог. Когда в салоне мы остались втроем, она спросила:

— Эй, предки, верите ли вы в судьбу? Верите ли в то, что ход человеческой жизни предопределен? Вот ты, мама, когда выходила замуж за инструктора райкома партии, дума ли, что он к седым волосам станет водителем такси?

— Ты все время говоришь о таких вещах, которые мне и в голову не приходят, — ответила Тамара.

— А я все время думаю об этом. Не подвернись мне моя работа, я бы не знала в какой ВУЗ поступать, на кого учиться и кем стать. А ты, папа, что молчишь?

— Я верю в случай, но не в судьбу — нам не понять помыслов Божьих.

— А ты когда-нибудь сердился на Господа? — с любопытством спросила дочь. Она у меня крещеная (тёщенька постаралась!) и в душе, наверное, немного верующая.

— Да, — сказал я. — Но пользы от этого мало.

Высадил Анастасию возле Администрации города, а Тамару отвез к её школе.

Здесь и встал на остановке в ожидании пассажиров. Никакой логики: я верил в случай — сейчас подойдет первый клиент, и мы покатим в сторону Увелки. Сиди и жди — дела проще не найти. Не надо волноваться за удачу: она сама придет — дай срок.

А пока предался обычным размышлениям.

Теперь распорядок мой изменился. Ночами буду спать. Днями работать, даже в выходные. Писать вечерами… А когда же к лиственнице бегать? Вот незадача! Ещё подумал и решил — субботу сделать себе выходным. В лес сбегаю, уберусь по хозяйству, помою машину, в баню схожу… Была бы женщина, её навестил. Ну, кажется ничего не упустил.

После утреннего тумана небо было таким голубым и ясным, какое бывает в октябре перед первыми заморозками. В такой день хотелось верить, что всё будет хорошо. Я, отдавшись на волю случая, катался по автобусному маршруту Южноуральск — Увелка туда-сюда, набивая мошну. Был в приподнятом настроении и с ловкостью Багдадского вора крал пассажиров из-под носа автобусов.

Один из водителей подошел ко мне возле ДК «Энергетик».

— Слушай, ты… (дальше последовала нецензурная брань) … катись-ка отсюда!

Следуя совету Андрея, не стал с ним вступать в пререкания, а завел свою «ласточку» и поехал к следующей остановке на маршруте — там постою. Когда автобус вынырнул из-за поворота, ко мне в салон усаживался пассажир. Я дал по газам, конкурент отстал. Впрочем, куда ему, неповоротливому как сарай, угнаться за юркой легковушкой. На остановке «Больница» я принял ещё одного пассажира. А вот на «Улице Мира» мне надо было высаживать — тут автобус меня и подрезал. Подскочил к машине его водитель, распахнул дверь:

— Ты что… (снова брань непечатная) … думаешь, я с тобой шутки буду шутить?

В салоне сидела девушка и уйти от столкновения — пусть даже словесного — мне показалось не с руки.

— А ты, убогий, горя хочешь? Давно не обгаживался в руках бандитов? Сейчас обгадишься.

Достал телефон. Он хлопнул дверью моей и помчался к своему автобусу. Я отвез пассажирку, куда потребовала, и таки позвонил Андрею.

— Ты найди этого придурка, набери меня и дай ему телефон.

Я так и сделал. Новое рандеву с психованным конкурентом опять состоялось у ДК «Энергетик» — здесь автобусы «входят» в график, а водители отдыхают.

— Тебя хотят, — объявил я задире, когда подошел и набрал по мобильнику номер Андрея.

Тот с лица спал, начал извиняться… перед бандитом, конечно.

— Андрюха, ты извини… этот новенький какой-то недоделанный… мельтешит под колесами, подрезает… я сегодня едва ушел от столкновения… Оно мне надо?

Мерзавец был из той породы людей, которые врут беззастенчиво, чтобы шкуру свою спасти. Передает трубку мне.

Андрей:

— Ты водить-то умеешь? Зачем автобусу под колеса лезешь?

— И вы поверили? — усмехнулся я. — Он так испугался, когда я ему трубку подал, что понес эту ахинею, глядя мне в глаза и ни капельки не стесняясь. Дерьмо мужичишка — не пацан.

Моей «крыше» понравился мой «базар». Подобревшим голосом Андрей сказал:

— Ну и правильно — не связывайся ни с кем. В таких ситуациях звони мне.

Отключив телефон, обратился к водителю автобуса:

— Ну что, убогий, извиняться думаешь?

— За что? — искренне удивился он.

— За все хорошее. Что, нет? Ну, тогда живи и оглядывайся — я тебе хамства не простил.

Пошел от автобуса собою довольный, оставив водителя озадаченным.

Вечером, забирая дочь с работы, рассказал ей об этой стычке.

— Не боишься? — спросила она.

— Не-а, — ответил я.

— Папа, а мне надо в магазин.

Мы прошвырнулись по магазинам, и, как любящий отец, я оплатил её покупки. Личико ребенка сияло, мы беззаботно болтали — вдвоем нам здоровски хорошо.

— Ты к нам зайдешь? — спросила дочь во дворе своего дома.

— Вот когда у тебя будет своё жильё, тогда и приглашай. А сюда я больше ни ногой.

— Послушай, что с вами стряслось? Почему ты с мамой не разговариваешь? Что у вас не так? Вы поссорились? Расскажи. Ты же знаешь — всё, что мне скажешь, останется между нами.

— Поссорились — не то слово. Мы разошлись навсегда, как расходятся в море корабли, не оставляя следа, — сказал, не подумав, что след таки есть — наша дочь.

— Так что же все-таки приключилось? — ты ни слова, она молчит… Вот смотрю я на вас и мне кажется, что мужчины и женщины существуют лишь для того, чтобы спариваться и плодить себе подобных. Нет никакой любви на свете…

— Она не рассказывала? Так расспроси. Мне интересно узнать, как Тамара Борисовна относится к тому происшествию.

— Хорошо, — пообещала Анастасия, и больше мы к этой теме не возвращались.

Неделю откатался. Подъезжает ко мне мужик на изношенной классике — худой, изможденный, но с живыми, недобрыми глазами.

— Ты откуда нарисовался?

Я его видел раньше. Он работает по остановкам, но не «гоблин».

— Я под Андреем.

— Да мы все под ним. Я, кстати, бригадир. Ты взнос уплатил?

— Да, Андрею лично в руки всучил. Если сомневаешься, можешь позвонить.

Мужик усмехнулся, головой покачал и сказал, будто сам себе:

— Он что, свою собственную тему затеял?

Час спустя, снова подъехал.

— Со следующего месяца деньги сдаешь мне. С Андреем вопрос улажен.

Я не поверил и позвонил. Мафиози ответил без энтузиазма:

— Ну да, бригада у вас. Плату сдавай бригадиру.

— А жаловаться тоже ему?

— Мне звони, — и отключился.

Ну, раз теперь я совсем в бригаде и водителя автобусного приструнил, чего мне в тени оставаться? И стал, как все «шакалы», поджидать пассажиров на конечных остановках. Правда, с собственной маленькой поправкой — начинал движение с первого усевшегося ко мне клиента. А вот другие водители поджидали, когда набьется полный салон. И порой выставляли одиноких пассажиров:

— Вон автобус подъехал на посадку, идите к нему: он раньше пойдет.

Не этично, по-моему, такое вот отношение к людям — не вери гуд.

Как-то, увидев меня в Увелке на остановке «Больница», Бугор (бригадир) подошел и, наклонившись к окошку водителя, с несвойственной начальнику мягкостью спросил:

— Гоблины ещё не наезжали? Не загоняли душу в пятки?

— За мою душу не беспокойся, — огрызнулся я.

— Ну, смотри-смотри… Мое дело предупредить. Они все, как на подбор, борзые. Попадешь к ним в лапы, не скули, а давай сдачи…

— Андрей мне сказал: «Ни с кем не связывайся, сразу звони».

— А он тебе не сказал, что его тесть — тоже «гоблин»? Но не он самый борзый. Ко мне Устинчик как-то подскакивает, сунулся было за ключом зажигания… А я его за кисть поймал, так сдавил, что он даже хрюкнул. Теперь ближе ста метров ко мне не подходит.

— Страсти какие!

Бугор продемонстрировал свою жилистую пятерню.

— Силенка есть. Любимое с молода было занятие — кувалдой бухать в подвешенную покрышку грузовика. Мышцы качаются, как у кузнеца.

— Мне кажется, к седым волосам надо бы все проблемы решать головой.

— Кому что…

Бригадир собрался уходить.

— Слышь, Бугор, а если «гоблины» наедут, можно будет тебе позвонить?

— «Крыше» звони. Зря что ли мы братве деньги платим?

Что-то в нем переменилось от моего вопроса. Бесцеремонно ощупав мой левый бицепс, он окинул меня мрачным взглядом, потом презрительно сплюнул под ноги и, ворча что-то себе под нос, отправился к своей машине. Меня так и подмывало спросить — если я не похож на Геракла, то и не стоит браться жить? Что-то не складываются у меня отношения с коллегами. В «Дилижансе» было проще…

Грызясь с «гоблинами», меж собой «шакалы» тоже плохо ладили — на остановках да и в пути следования беззастенчиво подрезали товарищей, чтобы побольше урвать себе. Таков был достопочтенный коллектив, в который после «Дилижанса» судьба забросила меня. Очень скоро я уже ни на кого не обижался, так как ничего хорошего от них не ждал. Но сам не рвал, не подрезал… Другими словами — не выл по-волчьи, с волками живя, как пословица того требовала. Работал по своим правилам, доверившись случаю. И неплохо однако получалось…

Вскоре мне пришлось столкнуться тет-а-тет и с «гоблином». Это был как раз тесть мафиози Андрея. Оккупировав популярный «Автовокзал», неподвластная южноуральским бандитам бригада оборудовала поодаль себе стоянку — залили асфальтом, поставили скамейки и столик для домино и карт. Очередной в это время собирал пассажиров на остановке.

Я подъехал — мне надо было высадить клиента. И пока высаживал, ещё двое запрыгнули в салон. Только тронулся, вижу — по газону через кювет бежит со стоянки «гоблинов» этот самый «тесть». Бежит, рукой машет.

Мне бы проехать, не обращая внимания. У меня не вызывало сомнений, какие эпитеты сейчас услышу. Но я, как всегда доверившись случаю, взял и остановился. Даже окно приоткрыл и взглядом спросил — чего тебе, приятель?

— Ты-ы-ы… — зловещим хрипом вырвалось из его глотки.