Бесплатный фрагмент - Богословие

Небольшое предуведомление к обеим книгам

Я являюсь свободным философом, что не отменяет моей конфессиональной принадлежности к православию. Окидывая общим взоров эти две работы, представленные в данной книге, предвижу, однако, вопросы о догматической и конфессиональной чистоте со стороны «профессиональных» православных богословов. Но я действительно не понимаю, что такое «профессиональный» богослов. Когда-то я закончил философский факультет, то есть имею красный диплом МГУ об окончании философского факультета. Да, богословских факультетов я не кончал, но передо мной авторитет древних отцов церкви и мнения наших опытных старцев, духовная значимость которых никем не оспаривается. К тому же, у меня есть и свой личный религиозный опыт. Богословы же современные все не без изъяна. Нет уже того откровения Духа, которое питало древних отцов, начиная с апостола Иоанна, св. Ефрема Сирина и отцов каппадокийцев. Ссылаться на мнения современных богословов я не считаю нужным, ибо не знаю ни одного, которому можно было бы доверять полностью. Духовным опытом постигшие тайны Святого Духа, древние отцы имеют в своих преемниках разве что тех богомудрых мужей, кои облечены духовным саном, то есть по роду деятельности своей непрестанно связаны с молитвой и предстоянием перед церковным престолом. Авторитет таковых для меня несомненен. Однако, и у них могут быть вопросы к моим писаниям, прежде всего, с точки зрения терминологии.

Например, я использую иногда индуистские (а точнее, санскритские) термины или понятия. Конфессионально православные скорее всего обличат меня в отходе от православия. Почему? Потому что я использую синоним, который более емко и точно обозначает одним словом то, что в традиционном богословии нам понадобилось бы выразить фразой из нескольких слов. Но богословие древних отцов церкви знало многочисленные заимствования из древних греков и неоплатоников, это, однако, не дает повода ставить крест на богословии великих александрийцев, каппадокийцев или, например, св. Исаака Сирского, который вышел из монофизитской среды. До сих пор идут споры об Оригене, который, несмотря на свои неоплатонические отклонения от православия, учении о предсуществовании и переселении душ и т.п., тем не менее, был христианским мучеником. А его виднейший ученик и брат св. Василия Великого святой Григорий Нисский, немало почерпнувший от своего учителя, на шестом Вселенском Соборе (681) был включен в число «святых и блаженных отцов» (прав. 2), а Седьмой Вселенский Собор (787) назвал святителя «отцом отцов», подтвердив его значение как вселенского учителя веры. И это несмотря на его оригеническое учение об апокатастасисе, кое до сих пор не принято исторической православной церковью, и по поводу которого патриарх Фотий Константинопольский заметил: «То, что у святителя Григория, епископа Нисского, сказано о восстановлении (περι ἀπο-κατάστᾰσις), Церковью не принимается».

Поскольку греческое богословие, к коему относятся отцы-каппадокийцы, а также богословы Александрийской и Антиохийской школ, развивалось в рамках греческой же образованности и культуры, неслучайно и заимствования из платонической и неоплатонической терминологии, особенно у александрийцев, претерпевших сильное давление ариан, например, у св. Климента Александрийского. Но и их противники в спорах каппадокийцы Иоанн Златоуст и Василий Великий получили классическое греческое образование того времени. К греческой образованности, тем не менее, не имели никакого отношения ветхозаветные пророки и первые иудео-христиане, такие, как апостол Павел, или, например, сирийские отцы церкви, сознательно пренебрегавшие эллинским мудрованием, — святые Ефрем и Исаак Сирины. Разброс влияний и культур, сформировавший патристику, был, таким образом, велик. Санскритские источники были отцам церкви неведомы. Однако, богословие упанишад существовало уже как несколько сотен лет к тому времени. Развивалось бы христианство не в Малой Азии, а в Индии с самого начала патристики, или, скажем, в Китае, кто знает, какие заимствования из терминологии буддистов или даосов мы бы тогда увидели. Конечно, это ни в коем случае не обеднило святых отцов и не ставит знак равенства между христианством и индуизмом. Наоборот, в дальнейшем мы коснемся их фундаментального различия.

Я подхожу к вопросу терминологии в данном случае прагматически. Если есть понятие «карма», не надо пытаться его заменить размытыми понятиями «судьба» и «фатум», или «возмездие», или «закон причины и следствия». Все это неуклюже неточно. Наиболее адекватно это понятие отражает русская поговорка «что посеешь, то и пожнешь» — парафраз слов апостола Павла из Послания к Галатам: «Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет». (Глава 6, стих 7). Интуиция, да и само Евангелие подсказывают нам, что ничего «неправославного» в этой поговорке нет. Если же иные богословы доказывают нам, что «карма» — термин неправославный именно по причине отсутствия в нем Божьего произволения, которое способно изменить «карму», то нам ничего не запрещает сказать, что такое произволение есть, и, действительно, карма не абсолютна, как не абсолютен закон тяготения. Ибо известны случаи, когда младенцы, выпадавшие с 8-го этажа и выше, оказывались живы и без единого ушиба, так как закон гравитации на них не действовал, а действовало Божие произволение остаться им невредимыми, что, однако, не отменяет закон тяготения в принципе, как и все физические законы вообще. Точно так же Божье произволение не отменяет карму как принцип жизни или духовный закон: «всякое действие в этом мире имеет свое последствие, к человеку возвращается и добро, и зло, или в этом мире, или в будущем». И этот закон неумолим. Аналогично и с другими терминами.

Привыкших мыслить исключительно в конфессиональных рамках традиции я бы просил прочитать обе книги до конца, прежде чем делать окончательные выводы.

Предисловие ко второму изданию

Первое издание данной книги было два года назад. За прошедшее время произошли изменения и в моей жизни, и в моем мировоззрении. Если суммировать общее направление изменений, по каковой причине читатель и получил новую редакцию, я стал меньше внимания уделять собственным недовольствам и наблюдениям, а больше святоотеческой традиции. Для того, чтобы быть, недостаточно только знать, надо именно быть. Это основной вывод, который я сам сделал из обеих книг. Мы можем по атомам расчленить вселенную и изучить Библию наизусть, но если не быть в реальности Святого Духа и живой Церкви Христовой, то все это зря. Знание надмевает, а спасает лишь личные усилия по спасению души, аскетизм, вера, молитва, самоограничение и живая вера во Христа. Бог есть любовь, и любовь одна лишь спасает, будь то искусство, помощь ближнему или познание мира. Поэтому в некотором смысле мой труд бесполезен, ибо ничего, кроме непознаваемого чувства любви не спасает: ни богословие, ни философия, ни религия. Любовь же открывает бесконечные горизонты во всем — в самореализации человека согласно предназначению, которое нам уготовал Бог. Вместе с тем, знание основ подобно хорошей обуви, в которой можно пройти каменистыми дорогами богопознания. Именно этому и посвящены мои книги — найти правильный ориентир в духовной жизни современного мира. И ответ всегда один -начинать с себя, начинать с покаяния. Этому я и хочу посвятить свой труд.

Михаил Салиас, сентябрь 2019 г.

Небеса и ботинки. Размышление о христианстве. Экзистенциальный опыт

Вступление

До недавнего времени мне приходилось часто менять ботинки, потому что я все время спотыкался обо что-то твердое, что торчит из-под земли. Под ноги себе я не смотрел, а из наших даже асфальтированных тротуаров, к сожалению, частенько торчат обрезки каких-то труб. Рост у меня высокий и, глядя даже перед собой, я не вижу, куда я сейчас наступлю. В результате, года два назад я так навернулся в центре Москвы, не заметив вечером какой-то приступок на темном асфальте, что растянулся на глазах прохожих, смягчив удар руками. Полгода после этого я ходил с перемотанными кистями рук из-за вывиха. С тех пор я решил твердо смотреть себе под ноги, особенно в темных местах. Кажется, пока мои ботинки больше не страдали.

Правильная религия подобна правильной ходьбе. Если смотреть все-время себе под нос, ботинки останутся целы, но лбом ты упрешься в стену, так как не видишь, куда идешь. Если же будешь смотреть только вдаль и в небо, гарантированно растянешься на дороге или провалишься в яму. В этой книге я попытаюсь понять, что же такое правильная религия сейчас.

На Западе и Востоке есть свои религиозные традиции. Однако, восточные культы так модны нынче среди западных неохристианских мистиков, что своей экзотикой и спиритуализмом уравновешивают их собственный прагматизм и нежелание следовать правилам конкретной христианской конфессии. Тонны книг написаны о том, что все религии одинаковы, лишь бы в них было понятие сострадания — compassion. Вот за него и надо держаться.

Идея справедливая, если не считать, что в христианстве и, скажем, индуизме совершенно разное понятие о мире и обязанностях в нем человека, а в буддизме так вообще нет Бога Творца и бессмертной души. (По крайней мере, это открыто не постулируется, хоть и подразумевается. Ведь в «Дхаммападе» есть главы «О преисподней» и «О наказании», что само по себе подразумевает существование личности после смерти физического тела). Таким образом, сравнительная религия ведет к универсализму гуманистических принципов, философствованию вместо единения души с Богом, рациональности вместо откровения.

Воспитанные в христианских культурных традициях великой русской литературы, мы, русские, привыкли, что мир — это не иллюзия, не «майя», как говорят индусы, а поле нравственной борьбы. Это поле, как говорит Христос в притче, засеяно Творцом пшеницей.

«Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем; когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел; когда взошла зелень и показался плод, тогда явились и плевелы. Придя же, рабы домовладыки сказали ему: господин! не доброе ли семя сеял ты на поле твоем? откуда же на нем плевелы? Он же сказал им: враг человека сделал это. А рабы сказали ему: хочешь ли, мы пойдем, выберем их? Но он сказал: нет, — чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою.» (Мтф. 13:24—30)

Такова одна из великих притч Христа. В ней и вся онтология и сотериология христианства. Притча говорит о том, что данный мир не творение зла и не ошибка Бога, как считают дуалисты и манихеи, а арена борьбы добра со злом. Это творение Божие, прекрасное в своей основе, но засоренное энергией сатаны. Человек как часть творения — пограничное создание из плоти и духа, так же прекрасное в своей основе. Преображаясь в процессе богопознания, обожения — теозиса — человек становится обоготворенным, расчищая свой первоначальный божественный образ в себе и тем самым возвращаясь к своему Божественному Первообразу.

Этот акт богопознания не прост и не скор, но ключ к нему дает христианство лишь правильно понятое, очищенное от напластований несовершенного человеческого разума.

Эта книга написана для тех, кто хочет немного поразмыслить над Учением, которое оставил нам Иисус Христос. Полтора миллиарда человек на Земле исповедуют сейчас христианство. Часть из них регулярно посещают воскресные службы, участвуют в таинствах — по подсчетам статистиков это в среднем около 10 процентов населения стран, в которых христианство является основной религией. Это, прежде всего, Европа, Северная и Южная Америка, Россия. Остальные проценты включают в себя как атеистов и последователей других религий, так и «теплохладных» христиан, (по выражению апостола Иоанна — «Но, как ты тепел, а не холоден и не горяч, извергну тебя из уст Моих» Откр. 3:15—16).

Эти теплохладные хотя номинально и считают себя православными (католиками, протестантами) по крещению, в церковь заходят редко, в таинствах или не участвуют вовсе или крайне нерегулярно. Большинство из них по апостольскому правилу давно были бы исключены из церкви, как не бывающие на воскресной литургии три раза подряд. Этого, однако, никто не делает по понятным причинам — из опасения, что в церкви вообще никого не останется.

В современном сложном мире, где в той же церкви, которая по-прежнему именует себя христианской, можно встретить епископа-гея, венчающего гомосексуальную пару, или женщину епископа, как в лютеранской евангелической, англиканской и некоторых других протестантских церквах, какой-нибудь православный батюшка рад любому приходящему к нему, даже если тот не был в церкви 25 лет, но хотя бы признает истинность традиционного православия. Эта книга должна быть интересна тем, кто вообще когда-нибудь задумывался о том, что же такое христианство, зачем мне туда ходить и слушать «этих попов».

Автор по вероисповеданию, крещению является православным, что и немудрено, так как рожден в России в интеллигентной московской семье. Крещен был в сознательном возрасте — в 18 лет, тогда еще в СССР, в результате свободного выбора и под влиянием своего друга, который и стал моим крестным отцом. Это, однако, не означает, что речь пойдет исключительно о православии.

Мне хотелось бы затронуть основы христианского миропонимания, так чтобы это касалось христианства вообще, но и углубиться потом в особенности национального православия тоже. Я говорю это без тени иронии, ибо и православие имеет национальные оттенки, так что никто не будет отрицать сегодня, что греческая церковь помимо другой юрисдикции имеет свои яркие особенности по сравнению с русской, а та и другая отличаются от коптской, американской и т. п. православных церквей. Речь идет именно о национальных особенностях, а не о вероучительных догматах.

В подзаголовке стоит «Экзистенциальный опыт». Когда я учился на философском факультете МГУ в 80-х годах, преподаватель истории западной философии ХХ века профессор Зотов приводил такую аналогию, объясняя слово «экзистенция». Каждый волен исследовать мир в тех категориях, которые ему ближе. Философы экзистенциалисты начали с провозглашения того, что нет никаких абстрактных категорий истины, все должно быть конкретно и применимо к человеку. Почти по Ленину «истина всегда конкретна, а практика — критерий истины». Правда, у Ильича ценности были не совсем человеческие, а, скорее, античеловеческие, которые он почему-то назвал «пролетарскими». Экзистенциалисты же были люди гуманные, миролюбивые и в меру буржуазные. Они чтили классиков литературы и поэтому для них таким мерилом «истины» стали простые человеческие переживания — страх смерти, любовь, боль потери, надежда на лучшее и т. п. Зотов же приводил в пример человека, который все измерял в бутылках пива — например, от Москвы до Ленинграда я доеду за 20 бутылок пива, то есть за это время мной будет поглощено 20 бутылок, что вполне себе нормальный экзистенциальный подход. Поэтому «экзистенциальный опыт» есть ни что иное, как рассмотрение вопроса с точки зрения себя, того, что мне ближе, что меня волнует.

Можно бы сказать, что это и так ясно — раз ты пишешь об этом, то это тебя и волнует. Но, положа руку на сердце, мы же понимаем, что это не всегда и далеко не так у большинства пишущих на эту тему. Есть, в конце концов, просто «Закон Божий» и даже не одно издание, например, замечательное профессора Слободского, или под ред. епископа Семенова-Тян-Шанского, где просто и доступно доведены объективные истины христианской жизни и церковного устава. То есть это как бы наука, данность, «дважды два — четыре». Нечто объективное и независящее от пишущего человека. Конечно, и здесь мы можем сказать, что один изложит так, другой иначе, у каждого свои предпочтения в мелочах, но общий подход — академический, научный. Так же, как и в большинстве монографий, исследований, которые и руководствуются критериями научности, проверяемости и объективности — что и хорошо, ибо за это их монографии и читают.

Данная же книга никакой монографии из себя не представляет. Она абсолютно субъективна и в этом смысле экзистенциальна. Я бы уподобил ее большому эссе с той лишь разницей, что логическая сторона и аргументация в ней будут превалировать над художественным началом. Автор счел себя вправе поделиться с читателем некоторыми своими наблюдения и размышлениями по этому вопросу. Я не собираюсь выступать здесь критиканом и ниспровергателем основ, которых за всю человеческую историю хватило и без меня. Напротив, религия истинная и глубокая, коей является христианство, по моему убеждению — не предмет для «нравится-не нравится», это не платье, не модное направление мысли, не спасительная палочка счастья по типу «опиума для народа», а сама глубинная суть мироздания. Христианство есть онтология, если уж применять этот философский термин. Простыми словами так устроен этот мир. Нравится это кому-то или нет, но мир так устроен, что есть Бог Отец, Бог Сын и Бог Святой Дух, кои все вместе представляют собой Святую Троицу, единую и нераздельную, в которую веруют все христиане.

Эта, казалось бы, незыблемая истина для всех христиан, догматически оформленная в Никео-Цареградском символе веры, не ведет, однако, к объятиям христиан по всему миру. Ну, а что говорить о жизни христианина в миру, об его отношении к ценностям «мира сего»? Огромное количество проблем поджидает нас на каждом шагу. Да и внутри церкви на уровне отдельно взятого христианина возникает масса вопросов. «Троица — то есть, — говорит человек „верующий“. — А вот как мне быть в моей ситуации?»

Возникает огромное «экзистенциальное поле» личного взаимодействия христианина с Богом. Система ценностей, выстраиваемая христианством в его рафинированном, евангельском виде, претерпевает постоянные попытки ревизионизма. Ценности размываются, говоря попросту. Постоянно мы слышим о компромиссах, о вреде «буквального понимания» и т. д. Все это, в конце концов, и приводит к венчанию гомосексуальных пар, к абсолютной подстройке христианства под нужды сильных мира сего, к откровенному атеизму и сатанизму под личиной креста. Тлетворное веяние духа «мира сего» настолько тонко и вместе с тем очевидно, что для подлинно верующего уже не осталось никаких сомнений в том, что действительно к концу времен «все черти ада вышли на землю, и весь ад опустел», по образному выражению одного из наших старцев.

В этой книге я хочу отловить этих чертей как можно больше, и, пусть не обижаются на меня православные, и в современном русском православии тоже, что означает на поверку в самом себе. Кто-то посчитает, что автор сам разбирается со своей совестью, и нам это неинтересно, а кто-то вынесет что-то полезное. Что ж, окончательный судья — всегда вы, дорогие читатели. Мое дело всегда быть искренним и последовательным в своих суждениях. Моими маяками и критериями всегда будут служить слова Христа, а также духовный опыт святых отцов и, главным образом, нашего православного старчества, оплодотворившего весь мир своей бесконечной мудростью и любовью. Это старчество оптинских отцов прежде всего, которое нераскрытой еще до сих пор глубиной одно даже способно вывести человека на правильный путь в мутном водовороте падшего во все тяжкие мира. Пусть читатель не спешит с обвинениями автора в самомнении и зазнайстве, пусть верит, что путь двухтысячелетнего православного духа питает автора этих строк сквозь книги святых отцов нашей православной церкви.

Почему Иисус Христос действительно Бог?

Этот вопрос, казалось бы, не моего ума дело, так как 3300 богословов всех времен и народов на него уже ответили. Но, сколько бы я ни читал, вразумительного ответа я так и не получил. Нет, любой, конечно, может услышать расхожие в православной среде глаголы «уничижихомся» и «смирихомся до зела», «плотию плоть бысть и смертию смерть поправ», но из всех этих церковнославянских глаголов ты не поймешь ничего, кроме того, что Христос — Бог, о чем ты и раньше догадывался. Естественно, если отбросить все «обиняки», как говорили в старину, и, если действительно о чем-то думать в этом направлении, должен возникнуть вполне закономерный вопрос — ну, а почему все-таки Иисус Христос, сын плотника из Назарета? Ведь есть же Аллах, Будда, Лао-Цзы, Конфуций, Заратустра… да мало ли еще кто есть? Ведь они писали и говорили примерно то же самое! И гораздо раньше Его пришествия! Почему же они не боги, а вот Христос — Бог?! Вспоминаем разговор Воланда с Берлиозом на Патриарших прудах в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» — и то было, и пятое, и десятое… Осирис и Изида, Адонис и так далее. Почему же все-таки Христос?

Возьмите 100 верующих православных на сегодняшний день, постройте их в шеренгу и задайте этот вопрос. Я уверен — не ответит никто. Ну, почему же все-таки Христос? Они скажут: — «Но ведь именно Христос сказал, что «возлюби врага своего!». Не было этого ни в греческой философии, ни в Ветхом Завете! Там ведь «око за око, зуб за зуб!». Да и один древнегреческий философ говорил, что я вполне считаю правильным делать добро для друзей и мстить врагам. А Христос вдруг возьми и скажи — «и врагов тоже любите! И врагам делайте добро! Как Бог посылает солнце и дождь на добрых и злых, так и вы будьте!»

Оказывается, то же самое, почти буквально, говорили Лао-Цзы и Будда, причем за 600 лет до Христа! Какой плагиат! Не верите? Откройте «Дао дэ цзин» и «Дхаммападу» и проверьте. Благо, сейчас все есть в прекрасных переводах. Вы будете весьма удивлены.

С моей точки зрения многие христианские истины становятся ясны сейчас именно в высказываниях древних великих мудрецов востока, Будды, Лао-Цзы и Конфуция. Просто потому, что за время существования христианства их, эти истины, изрядно потрепали и приспособили к своим нуждам те, кто к христианству отношения не имеет. И действительно — почти все христианское учение уже есть на Древнем Востоке. Осознание себя душой, а не материей, необходимость любви и всепрощения, постоянного усилия в соединении с Богом, жертвенное служение людям и чудеса — все это можно найти на Востоке еще до Иисуса. Даже личная форма Бога, такая как Кришна, например, проповедовалась, да и сейчас проповедуется одним из направлений индуизма. Бхагавадгита по свидетельствам большинства индологов записана была до нашей эры, а Шветашватара-упанишад, на идеи которой она опирается — еще раньше. И там тоже была личная форма Бога — Шива. Почему? Ответ прост. Потому что давно живут. Законы духовной жизни там известны уже давно. Пока Греки в лице философов досократиков в 6-м веке до нашей эры своим умом пытались дойти до основ мироздания, в Индии и Китае уже как 2000 лет существовали свои цивилизации.

Как вы думаете, если люди живут общественно, у них есть рынки, искусство, градостроительство, законы, деньги, суды, канализация, в конце концов, как в древнейшей цивилизации долины Инда Мохенджо-Даро, они что, не думали о Боге? У них что, не было потребности в молитве, в чудесных силах? Не было откровения? Не было праведников, святых? Бог не желал им блага, не посылал им мудрецов, пророков? Конечно, все это было!

Но, однако, Бог сам не являлся. Почему же мы верим, что именно Иисус Христос, явившийся и воплотившийся через деву Марию в Палестине ок. 6 года до н.э. это и есть Христос? То есть Χριστός — «помазанник» в буквальном переводе с греческого, или мессия, «машиах» מָשִׁיחַ на иврите, сам Бог, в конце концов, а не кто-то из Его пророков?

На философском факультете МГУ одним из моих любимых предметов была логика. Логика — точная дисциплина, легшая в основу кибернетики и информатики.

Так вот, пользуясь одной лишь логикой сейчас, я заключаю, что Христос был 100% Богом. Объяснение этому опять же логическое. Ибо логика есть объяснение законов бытия, а все в этом мире подчинено законам, хотим ли мы этого или нет.

Элементарная логика в отношении Бога нам диктует вопрос «а кто такой этот Бог? Это тот, кто придумал заповеди, кто говорит нам „не делай того и того“, потому что это неправильно и несправедливо, иначе ты не спасешься и т. д.»? Понятно, что таким образом Он хочет урегулировать нашу жизнь.

Для чего еще нужен Бог? Еще для того, что Он праведный судья. Он рассудит всех нас и установит истину! Он знает, как надо, чтобы обрести Царствие Небесное! Ведь та бабушка туристка из Америки, которая пошла гулять по Сергиеву Посаду зимой и которую нашли подо льдом по весне, тоже вопиет ведь к Богу: «Я, мол, приехала из Америки поглядеть русскую святыню — Троице-Сергиеву Лавру, а меня ограбили и убили, и теперь я лежу подо льдом!» И она имеет право на ответ на свой вопрос. А кто ответит за это убийство?

А кто ответит за ограбление России в 90 — х? А кто ответит за уничтожение ее лучших людей в 20-х — 50-х годах? За уничтожение миллионов лучших людей России в ГУЛАГе? Или для этого Бог не нужен? Может, мы и сами разберемся?

Конечно, Бог нужен, и Он есть, как и справедливость тоже есть. Некоторые в нее не верят, то есть не верят совсем, как например, наш замечательный писатель Варлам Шаламов, 20 лет отсидевший в лагерях. Ему Бог не нужен. Он настолько отчаялся, что решил не верить ни во что высшее. Да и что бы думал каждый из нас на его месте? А вот епископ Лука Войно-Ясенецкий, хоть и сидел в лагерях, а в Бога не только верил, но и служил Ему, будучи епископом православной церкви. И даже получил Сталинскую премия за свой труд по гнойной хирургии. Или писатель Александр Исаевич Солженицын, который тоже сидел в лагерях, но веру в Бога сохранил.

Мы понимаем нутром, интуицией, всей жизнью своей, что Бог, то есть высший судья, по логике вещей все-таки нужен, что без него человеческое существование невозможно. Должна же быть высшая справедливость! И ведь мертвые живым являются. И девятый день мы отмечаем, и сороковой. И яйца красим на пасху. И в родительскую субботу в церкви свечки ставим. И в чудеса верим! И к чудотворным иконам прикладываемся, и воду из святых источников пьем! И исцеляемся по вере! Ну, есть, есть же что-то там?!

Как гласит в грубом абрисе онтологическое доказательство существования Бога, сперва изложенное в IV веке блаженным Августином, а позже четко сформулированное католическим епископом Ансельмом Кентерберийским (1033 — 1109): раз мы себе это представляем, раз это есть в нашем нравственном чувстве — значит, это есть и в реальности. Даже безбожник, говоря «я не верю в Бога», прекрасно понимает, что он подразумевает под словом «Бог». Нечто, максимально могущественное, больше чего нельзя помыслить, сидит в голове человека априори — значит, и Бог есть. Ну, не бесспорное доказательство, но, в конце концов, помимо нравственного чувства есть еще и мистический опыт миллионов людей, а он-то говорит о том, что Бог все-таки есть. Непонятно только пока, почему Он? Почему Иисус Христос, а не Будда или Аллах, или Лао-Цзы?

А вот тут как раз и нужна логика, и настолько нужна, что сдается мне, что там, в небесной канцелярии, где это все придумано, там очень! чтят логические законы. То есть это что-то божественное, а именно — разум, логика — это и есть Логос, как его именует Библия в первой книге Бытия. Ибо в начале было слово — Логос, от греч. λόγος, то есть разум, слово, смысл и т.п., а все остальное потом. Закон сначала, бытие потом. И так оно и видно во всей нашей жизни. Живот не заболит, если нет на то закона. Рынок не обвалится, человек не согрешит, птица не пропоет. Сам мир не возникнет, если нет закона, по которому он существует.

Бог наделил человека разумом, который способен понимать логику, то есть законы Вселенского Разума. Как Он это сделал — это отдельный вопрос, но это так, ибо сказано, что человек есть образ и подобие Божие, то есть такой же, как Он. А в каком смысле человек такой же, как Он? Только в смысле разумности своей, способности понимать Божественный Закон и по мере сил его исполнять. Вот в силу своего разума, который хоть в какой — то степени уподоблен Божественному по природе своей, попытаемся понять, почему же именно Христос, сын плотника из Назарета, и есть Бог?

И если Он есть праведный судья, который определяет людей то ли в вечные муки, то ли в вечное блаженство, на каком основании Он должен нас судить, ведь Он не такой же, как мы, Он ведь Бог?

Этот, казалось бы, странный вопрос — на самом деле, очень важный. Ну, если у Барина есть 1000 крепостных, и они даны ему, как собственность феодалу и помещику, а он должен следить за соблюдением законности, почему же он должен быть такой же, как и они? Он барин, а они крепостные. Он поставлен выше их, поэтому он их и судит. Так устроено государство. Так устроен весь мир. Сословно-иерархическое общество. Ничего не поделаешь. Ты — крепостной, а я — барин. Я призван тебя судить, то ли тебе 100 плетей дать, то ли двести. Я выше тебя по статусу, поэтому я могу тебя наказать, а ты меня нет.

Да, казалось бы, ничего проще нет! Бог и должен быть таким! И таким он и был все 30000 лет, что существовала цивилизация до Христа.

По крайней мере, 30000 лет человеку разумному, череп которого недавно реконструировали.

Но мир изменился. В связи с греческой философией, а еще более в связи с иудейской монотеистической традицией, выраженной в таких произведениях, как великая «Книга Иова», возник вопрос в мировой цивилизации — а Бог Он, собственно, кто? На каком основании Он нас судит? Он, что — такой же, как мы, Он знает наши проблемы, Он чувствует нашу боль, наши унижения, искушения, соблазны? Как говорил Паниковский в романе «Золотой теленок»: — «А ты кто такой?»

Уж слишком рафинирована стала цивилизация, чтобы просто так вот взять и отдать все на сословно-иерархический принцип — Ты, мол, — Бог, а мы — грязь, поэтому суди нас, как Тебе хочется, мы все примем! Слишком много пережили люди. Были и законы Перикла с древнегреческой демократией, и рабовладение, и римское право, и Аристотель с Платоном, и жуткие завоевания персов и ассирийцев с геноцидом, да и просто элементарно человеческая зубная боль, которая Богу неведома — было уже все, о чем только мог додуматься человеческий разум в сфере общественных взаимоотношений. И вот встал вопрос — а, если Бог есть, почему Он должен нас судить? Вполне логичный «вопрос Паниковского».

И вот Бог, снисходя к человеческим пожеланиям, а, точнее сказать, к логике человеческой и Божественной, Разуму, Логосу, согласился на Высшем совете Неба послать Самого Себя на Землю, чтобы чувствовать боль и любовь, как человек, бояться смерти, как человек, чувствовать вкус вина и голода, как человек, каждый день чувствовать усталость и человеческую немощь, знать унижение, спорить, как человек, и, как человек, стремиться в молитве к Высшей Справедливости.

А что значит «послать Самого Себя»? Ну, то есть взять и воплотиться в тело человека. Удивительное дело! Ведь это высшая лига! Это другая цивилизация! Зачем Тебе, Господи, воплощаться и делаться, как мы, рабы твои? Муравьи никчемные? Твари несовершенные! Здесь мы соприкасаемся с глубочайшим вопросом мироздания о том, что человек — это, оказывается, не набор белков и углеводов, а высшее, совершеннейшее творение Бога, которое одно только и призвано примирить Материю и Дух. В православном богословии как догмат существует тезис о том, что человек по природе своей выше ангелов, ибо сопричастен не только Духу, но и материи. То есть объединяет в себе две ипостаси Творения.

И в этом ключевая роль Земли в мироздании. Ведь, если Господу Богу, или Высшему Разуму, угодно было произвести синтез материи и духа и посмотреть, насколько человек пригоден для преодоления земного и для возвышения к небесному, то есть примирить два полюса бытия, которые Он создал, достаточно было одной лишь Земли, и больше ничего не надо. Земля одна обо всем расскажет и покажет. И вот Бог решил — Я буду таким же, как вы! И Он воплотился именно в земного человека, а не в инопланетянина с Альфа-Центавра — это уже исторический факт. Вот почему православная догматика так скептически высказывается об инопланетянах, называя их зачастую бесами. Бог воплотился именно на Земле.

Вот здесь начинается самое главное. Бог сказал — вы возмущаетесь, что Я не могу вас судить, не могу отделять козлищ от волков, ибо вы испытываете такой опыт, который Мне неведом, так Я испытаю ваш опыт! Я пройду вашей стезей, человеческой, чтобы вы не говорили потом, что Я несправедлив. Эту поразительную мысль игнорируют тысячи лет подряд. И сейчас эстеты по всему миру твердят о том, что Бог, мол, не может понять того, что испытали мы, приводя непременно в пример слезу ребенка, хотя не имеют на это даже того права, который имел Достоевский, у которого умер маленький сын Алеша. Эти западные эстеты защищают, как правило, лишь свой задний проход от христианской морали, уж извините мой французский.

А что сделал Бог? Он просто сошел на землю, приняв плоть человека. Он очеловечился, стал «человечным», а не бесконечно далеким громовержцем с вершины Синая или Олимпа. Это значит, Он принял и слабости человека, и искушения, и болезни, и наслаждения — о, да! человеку ведь тоже суждены наслаждения, а за наслаждениями следуют и новые искушения, и соблазны… в том числе и культуры! Христос ведь не какой-то только плотник и неуч. Он даже знал греческий. В школе Ему преподавали этот язык, о чем свидетельствует «Евангелие детства» (недаром Он говорил: «Я есть альфа и омега» — ведь это буквы греческого алфавита)! Он знал пророков и Тору, уже в 12 лет, согласно евангельскому рассказу, учил старцев в Иерусалимском Храме. Он воспринял это все. И все претерпел. Это и называется в сотериологии «взял наши грехи на себя».

«Ну и что?» — скажет какой-нибудь буддист. И Будда тоже был человеком. А даос справедливо скажет: — «Лао-Цзы был человеком, и начальник заставы, который попросил его записать свои мысли, наш свидетель, что это был реальный человек! И пусть он исчез в неизвестном направлении на Запад, он был человек, и мы знаем об этом, хотя считаем его воплощением Бога. Поэтому мы поклоняемся ему». В даосских алтарях можно увидеть статуэтку Лао-Цзы, которому поклоняются как богу. А в буддийских алтарях богом сделали Будду. Тысячи даосских и буддийских монахов оставили свои мысли потомкам. Они помогают в молитвах, они исцеляют в болезнях! И все же мы говорим о том, что Бог — это Иисус Христос, сын плотника из Назарета. Итак, почему Он?

Представим себе абстрактного человека, который перенес такое, чего врагу не пожелаешь. Ну вот истинно претерпел все, испил полную чашу страданий, несправедливо унижен, распластан, оплеван ни за что. И вот он спрашивает Бога — «а ты кто такой? Ты испробовал то, что я испробовал на этой Земле, которую Ты создал? На каком основании ты судишь мои грехи?»

Строго говоря, этому юридическому подходу посвящена вся мировая литература. Она вся, в лучшем своем проявлении, начиная с великой «Книги Иова», ставит лишь один вопрос — а на каком основании Он может судить?

Вот, например, Анна Каренина Льва Толстого. Она ведь прыгнула под поезд не потому, что любовник ее бросил, а потому, что все общество оказалось фальшивым. Ей не нашлось там места! Ее все отвергли! А что же ей еще оставалось делать, униженной, брошенной, отвергнутой и мужем, и любовником, и высшим светом, лишенной ребенка?? Только «вернуть билет обратно Господу Богу». И она вызывает сочувствие! Как Бог может судить? Толстой писал эту вещь с реальной газетной заметки, как, кстати, и Достоевский свое «Преступление и наказание». И вот Господь Бог, оказывается, давно ответил на этот вопрос.

Что мог сказать этот потенциальный человек на суде, который я описал выше? Только, что «Ты — не такой, как я, Ты не знаешь моих проблем, Ты не можешь залезть в мою шкуру».

А что же значит «залезть в мою шкуру»? Залезть в шкуру человека — это значит, претерпеть самое худшее, что только могло выпасть на долю человека, а претерпеть — это значит, остаться верным Богу, благодарить его за это, сохранить свою веру, несмотря ни на что.

То есть сделать все и не получить ничего в этом мире. Более того, претерпеть позор и крест. Коротко говоря, чего не было ни у Будды, ни у Лао-Цзы, хотя они были великими мудрецами — у них не было креста. Один отравился неправильно приготовленными грибами (в некоторых версиях несвежей свининой) и умер в окружении учеников, другой ушел на запад и пропал без вести. Ни тот, ни другой не испытали креста. А крест решает все. И это мог себе позволить только Бог.

Некоторые считают, что данный подход рассмотрения жертвы Христовой — «юридический», свойствен для западного богословия, в то время как восточное упирает на мистическое слияние человека с Богом. Я полагаю, что одно другому не мешает. А во-вторых, как раз западный отец церкви 2-го века н. э. Тертуллиан писал «верую, ибо абсурдно» — «Credo quia absurdum (est)». Я же ничего абсурдного здесь не вижу. Все как раз очень логично. Ибо вне законов вселенной ничего не происходит.

Тертуллиан писал, правда, о человеческой точке зрения, и в этом смысле он был абсолютно прав. Всякие логические, разумные построения, которые человек себе придумывает, чтобы что-то получить от Бога, Бог же, как правило, и разбивает. Это потому, что человеческий разум несовершенен и замыкается, как правило, на выгоду и смысл для себя любимого. Когда этого смысла не появляется, он теряет веру в Бога, поэтому Тертуллиан и говорит, что надо верить, ибо абсурдно, так как смысл непостижим для человека до конца.

В своей книге «О плоти Христовой» (De Carne Christi) Тертуллиан буквально так выразил эту мысль: «Сын Божий пригвожден ко кресту; я не стыжусь этого, потому что этого должно стыдиться. Сын Божий и умер; это вполне вероятно, потому что это безумно. Он погребен и воскрес; это достоверно, потому что это невозможно». (Буквально на латыни: «Et mortuus est dei filius; prorsus credibile est, quia ineptum est. Et sepultus resurrexit; certum est, quia impossibile»). То есть сам факт, что люди распяли своего Бога, который пришел к ним с любовью, разве не абсурден? В высшей степени, с человеческой точки зрения!! Но в высшем смысле, божественном, конечно, разумность и логика всегда присутствуют. Только человеку их постичь довольно сложно и без самопожертвования и самоуничижения перед Богом своего разума — это просто невозможно.

Именно поэтому православное богословие упирает на смиренномудрие и мистическое единение с Богом помимо тщетных усилий человеческого рассудка. Так, например, трактует Бога апофатическое богословие в «Корпусе Ареопагитикум» Дионисия Ареопагита (Псевдо-Дионисия) — сборнике трактатов 6-го века н.э., оказавшем колоссальное влияние на все восточное и западное богословие. Где Божественные смыслы определяются как в положительном утверждении свойств и атрибутов, так и в отрицании того, чем Бог точно не является. Апофатическое, то есть «отрицательное» богословие утверждает с логической точки зрения больший объем понятия Бог. Оно не дает Ему конкретных наименований и свойств, утверждая лишь то, чего в Нем нет. Трактаты основаны на определенных Божественных откровениях. Мы же попытаемся здесь объединить по мере наших скромных сил — скудный человеческий разум с тем, что нам сообщает Святое Писание.

Что значит крест?

Крест как орудие наказания широко применялся в древнем мире. Придумали эту казнь, скорее всего, карфагеняне, затем ее переняли римляне. Висеть под палящим солнцем, привязанным, а в некоторых случаях и прибитым к перекладине, пока не умрешь. Человеческая боль — одно из условий того потенциального суда, которым человек судится с Богом. «Испытай то, что испытал я, — говорит человек. — А без этого Ты не имеешь права судить.» И Господь был вынужден пройти через это.

Прежде всего, давайте кратко остановимся на вопросе Боговоплощения. Мы, христиане, приверженцы Никео-Цареградского символа веры, который читаем каждое утро, и где сказано о Христе — «рожденна, несотворенна, единосущно Отцу, Им же вся быша».

Наверное, не многие задумываются над смыслом этих слов. Кто из нас сейчас помнит о христологических спорах 3—5 веков н.э.? Что-то слышали о том, что был такой ересиарх Арий, который отрицал равносущность Христа Богу Отцу, объявляя первого всего лишь человеком, несравненно меньшим Отца. Именно Арию, согласно преданию, надавал заушин святитель Николай Мирликийский на Первом Вселенском соборе. (Есть версия, что это был другой местный собор). Арианская ересь широко была распространена и после смерти Ария. Одной из ее разновидностей было несторианство, которое также объявляло Христа всего лишь человеком, как сосуд принявшим благодать свыше.

И то, и другое заблуждение было осуждено церковью как ересь, почему и сказано в символе веры о Христе — «рожден, а не сотворен», и только Бог не может быть сотворен, Он не равен тварям земным, Он существует от вечного начала и в Нем все и пребывает, Он сам Творец, «альфа и омега», как говорил про себя Христос, то есть начало и конец всего. Рожден же, значит, что воплощен на Земле через деву, и стал человеком. Таким образом, надо правильно понимать, что Иисус из Назарета — это не праведный человек, не сосуд благодати, пророк, как, скажем, Иоанн Креститель, а Сам Бог, который принял воплощение через деву Марию. Это опять же подчеркивает высокий статус человека вообще в мироздании, раз он может стать сосудом воплощения самого Бога и Творца вселенной.

Господь и сам об этом говорит, отвечая на просьбу апостола Филиппа показать им Отца.

— Столько времени я с вами, и ты не познал Меня, Филипп? Кто Меня увидел, увидел Отца… Верьте Мне, что Я в Отце и Отец во Мне. (Иоанна,14:9—10)

То есть желающему увидеть Отца, по словам Иисуса, достаточно было посмотреть на Него, Сына Человеческого, как Он часто Себя называл. При этом Господь не говорит, что Он — Отец, Он говорит, что в Нем Отец, а Он в Отце. По человеческой логике Бог — Творец вселенной, чтобы судиться с человеком, должен был принять самую мучительную смерть из тех, что существовала в то время — казнь через крест. Что и пришлось претерпеть Спасителю. Ибо представим себе ситуацию — приходит на Суд Божий человек, который похулил Бога на кресте — ему за это грозят адские муки, а он логично заявляет — «Ты, Господи, Сам повиси сначала с мое, тогда посмотрим, как Ты запоешь». Не будем забывать, что на крест Иисус был повешен уже достаточно избитым и покалеченным. Римская треххвостка — плеть со свинцовыми шариками на концах кожаных ремешков — орудие пытки не лучше креста, и ею избивали Иисуса в Претории достаточно долго. Уже избитому и покалеченному, Иисусу взвалили крест на плечи и заставили тащить на место собственной казни. Но Он не смог этого сделать, ибо ослабел.

Это еще одна характерная деталь, показывающая, что вся эта история — не выдумки. Допустим, что некий адский сочинитель решил придумать историю про Христа, про все, что я писал выше, чтобы одурачить простых смертных, навязав им какого-то мессию из рода Давидова. Он бы, этот выдумщик, вполне мог догадаться о той логике справедливости в споре Бога и человека, которую я описал выше. Он бы придумал воплотившегося Бога, который ходил среди народа и творил чудеса, он бы вполне мог выдумать историю предательства, избиения римлянами. Зная обычаи, он бы описал, как Христос понес свой крест на место казни — ну, а как же иначе, ведь Бог — это Зевс, только побитый, но все равно, могучий мужчина! Все таскали свой крест, и Он потащил. Там ведь было еще двое разбойников, которые тащили свои кресты… Ан нет, в Евангелии мы читаем совсем другое. Христос упал под тяжестью креста, ибо был измучен побоями настолько, что с трудом стоял на ногах. Стража схватила проходившего мимо со своего поля крестьянина Симона Киренеянина, отца будущих апостолов из 70-ти, и заставила тащить крест Иисуса аж до самой Голгофы. Такую деталь не выдумаешь, и их много в Евангелии, стоит только присмотреться.

Например, удивительна еще деталь — Иисус отказался принять болеутоляющий напиток, смесь вина и воды, который еврейские женщины приносили осужденным из милосердия. Он хотел прочувствовать эту боль до конца. Итак, Господь принял самую мучительную казнь. Но в чем ее мучительность помимо боли? Есть второй аспект, и он не менее важен. Крест — позорная казнь, предназначенная рабам и предателям, людям, отвергнутым обществом, опозорившим себя. Когда позже схватили апостола Павла и хотели распять его, как и Христа, он заявил, что является римским гражданином. Римских граждан на кресте не распинали. Павел был усечем мечем. Распинали восставших рабов, как в случае со Спартаком, презренных разбойников и насильников. Это и в последующие века было расхожим аргументом язычников и талмудистов — как можно верить в Бога, столь позорно повешенного на кресте?

За что же получил Христос этот позор? За то, что делал одно добро, исцелял, воскрешал мертвых и проповедовал спасение человекам. То есть, если захотеть выдумать что-то более несправедливое под солнцем, не получится. Как бы человек не судился и не рядился с Богом за то, что с ним, человеком, поступили несправедливо, но уж несправедливее, чем с Сыном плотника из Назарета, трудно себе представить ситуацию. Да просто невозможно. И ведь многие видели Его чудотворения, многие и исцелились, насыщались хлебами. Где они были все это крестное время? Где видевшие воскрешение Лазаря, где начальник синагоги, чью дочь воскресил Иисус? Почему не кричали в толпе, что это Он — Тот, кто исцелил, кто воскресил, кто накормил? Никто ничего. А почему? Потому что схватят и тебя, и тебя казнят, ибо объявлен богохульником Синедрионом. А это было страшное обвинение, так что даже первосвященник Каиафа от избытка чувств порвал на себе одежды, объявляя этот приговор. Римляне же, осуществлявшие казнь (а большая часть из них была не из Италии, а из окрестных земель — Сирии, Египта, Ассирии) воспринимали Его просто, как клоуна. Странный человек, выскочка, объявивший себя Сыном Божиим и Царем иудейским… Да мало ли таких еще у евреев сумасшедших? Сплетем ему корону из терновника и оденем на голову, как шутовской колпак! Да надаем тумаков, как следует. Вот было отношение римлян.

И все эти плевки и насмешки надо было терпеть! Единственное, чего не мог вытерпеть Христос — так это сострадательного плача еврейских женщин. «Дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших! Ибо, если с зеленеющим деревом такое делают, что с сухим будет?!» (от Луки 23:28—29). Здесь — нелицеприятное пророчество о судьбе всего еврейского народа. Оплакивать преступника, осужденного Синедрионом, было запрещено законом, однако женщины Иерусалима преступили его согласно пророчеству «А на дом Давида и на жителей Иерусалима изолью дух благодати и умиления, и они воззрят на Него, которого пронзили, и будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне, и скорбеть, как скорбят о первенце.» (Зах. 12,10)

Представим опять, что некий сказочник сочинил эту историю. Ведут оплеванного Бога на распятие, а женщины Иерусалима, сокрушаясь и горюя, как то свойственно не огрубевшим душой, рыдают и плачут. Тут бы и Богу умилиться и похвалить их за смелость и сочувствие. Христос же реагирует довольно резко: «Не плачьте обо Мне, а плачьте о Себе и о детях ваших…» И дальше идет описание кары Божьей, уже грядущий на народ Израиля. Так что будут жаждать смерти как благодеяния, «тогда начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: прикройте нас!» А это довольно точно психологически — человеку избитому, измученному и преданному не нужно показное сострадание. Слишком поздно сострадать, когда дело сделано. Великое предательство всего народа совершилось, так что уж тут кликушествовать — этим вы вины народа «не замажете». Как это точно и характерно именно для Христа — нелицеприятие!

Кстати, сейчас можно часто услышать мнение, что и не евреи распяли Христа, а римляне. Весьма странное заключение для тех, кто знаком с Евангелием. Разве не Понтий Пилат трижды отказывался выносить Ему смертный приговор, и только по настоянию Синедриона он отпустил Варавву, а не Христа, умыв при этом демонстративно руки? Разве сам суд был не Синедриона и не первосвященники подкупили Иуду, чтобы он предал Христа за 30 серебряников? И не евреи кричали во дворе Пилата «Распни его, распни! Кровь Его на нас и на детях наших!» (Мф. 27,25)?

Все это Господь должен был пережить, в том числе и предательство своего народа. Ведь это тоже часть Замысла — чтобы и «богоизбранный народ», которому ты служил, который называл детьми Авраама, предал тебя и под гиканье и улюлюканье, смешки и плевки наблюдал за твоей позорной казнью. Вместе с тем, надо понимать, что распяли Его не одни евреи. Распял Его весь род человеческий, ибо жертва Христа общечеловечна — она для всех людей. Да и состав римлян, принимавших участие в наказании и распятии Христа — это вся ойкумена, воины со всех уголков Римской империи.

Лишь один разбойник из двух, висевших рядом со Христом, заступился за Спасителя перед похулившим Его собратом по несчастью. Да сотник Лонгин, увидев, как небо смеркается, и земля колышется от смерти Праведника сего, уверовал, что это Господь Сам на кресте. Да юный апостол Иоанн стоял рядом с Богородицей. Вот и все. Остальные же все стояли в отдалении и наблюдали.

Такова была смерть Спасителя. Не находим ничего подобного ни у Будды, ни у Лао-Цзы, ни у кого-либо другого. Даже Кришна и тот погиб от стрелы, поразившей его в стопу, согласно Бхагавадгите. Да еще и под проклятием садху. Весьма банально, надо сказать. Ну а что сказать об отравление грибами, которые бедный крестьянин неправильно приготовил, не желая при этом ничего плохого Будде? Несчастный случай, да и только.

Крестная смерть — совсем другое дело. Такую цену за свое правосудие мог заплатить только Бог, Творец вселенной, то есть Тот, Кто судит, и никто иной. Дабы примириться с человеком в Судах Божиих. Поэтому мы и говорим, что Иисус из Назарета и есть Бог, а не кто-либо еще — мудрец, праведник, святой и тому подобное.

Один интересный аргумент мне доводилось слышать, якобы опровергающий ценность Христовых мук — «но ведь Он знал, что Он Бог! Ему-то было легче!» А вот это интересно, почему же Ему было легче оттого, что Он знал, что Он Бог, но при этом должен был пройти стезей человека, как человек, а не сокрушать громами и молниями Голгофу с римскими палачами, как Бог Саваоф?? Ведь, если мы знаем, что мы — дети Божии, что можем унаследовать Царствие Божие, разве крест для нас не испытание, не пытка и не боль? И каждый день — не испытания с искушениями? Да, нам легче оттого, что мы можем молиться, но только в этом смысле. Стрелы лукавого мира для нас так же болезненны, как и для атеистов. Так что это всего лишь очередной софистический выкрут. Конечно, никак это не влияет ни на тяжесть выбора, ни на физические и моральные муки. Разве что знание своей божественности укрепляет в вере — так это не чуждо и нам, грешным, ведь все мы — дети Божьи. Так что здесь мы в равной ситуации с Иисусом.

Вероучение

Говоря о вероучении Христа, я здесь хочу остановиться на этике Нового Учения. Трудно не поразиться той простоте и ясности, с которой Он Сам его сформулировал. На вопрос одного из фарисеев о том, какая заповедь в Законе наибольшая, Господь ответил:

— Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Матфея 22:36—40)

Вот, собственно, и все. В другом месте Он отвечает на похожий вопрос еще короче:

— Итак, во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки. (Мф. 7:12)

Второй вариант это перефразированное «золотое правило нравственности», известное всему древнему миру — от Древней Греции до Древнего Китая — «не делай другому того, чего не пожелаешь себе» (Конфуций). Первое же — квинтэссенция иудейской монотеистической традиции, известная со времен пророков.

Если брать древние религии, можем ли найти что-либо подобное?

В буддизме нет Бога, по крайней мере, Будда нам ничего о Нем не говорит. Религиозный буддизм возник несколько позже жизни Гаутамы. Сам Сиддхартха считал свою систему этикой, а не богословием. О Боге Творце, так же, как и о бессмертии души, Будда не говорит, а на вопросы об этом отвечает уклончиво, что это не предмет для разговора. В одной из буддийских притч говорится о человеке, пораженном отравленной стрелой. Станет ли он выяснять, прежде чем позвать врача, что это за яд, да из какого оружия была пущена стрела, да кто стрелок? Ему надо просто вынуть эту стрелу прежде всего, иначе он потеряет время и умрет. Так и Будда говорит лишь о том, что необходимо знать в первую очередь. Но как же тогда любить Творца, если о Нем ничего не говорится, если бытие Его не утверждается? До сих пор буддисты отвечают уклончиво, верят ли они в Бога? Это в лучшем случае, обычно же о буддизме говорят, как о не теистической религии, то есть религии без Бога. Тем более удивительно, что со временем Богом в представлении последователей Гаутамы стал сам Будда. Исторически этой нетеистической традиции можно найти объяснение — ведь Будда боролся с «дебрями в глазах брахманов», как он называл ведические культы.

Рафинированная ведическая культура настолько усложнилась в многочисленных религиозных практиках, что в 6 веке до н. э. Будда увидел необходимость в радикальном редукционизме. Он отринул авторитет вед вообще и начал практически с нуля, с моральных заповедей, отказываясь принципиально отвечать на сложные онтологические вопросы о Боге и бессмертии души. По этому поводу он хранил «благоразумное молчание». Это ведь все неважно с точки зрения конкретной морали — так думал основатель этой мировой религии. И в этом он похож на своего современника Конфуция. Говорить о религии Единого Бога в Древнем Китае не менее проблематично. Дао весьма расплывчато, на что обращал внимание еще Гегель, а Конфуций сосредоточен на практической мудрости в сфере общественных взаимоотношений и почитании традиций — ли.

В древней Иудее были ревнители Единого Бога. Но фарисейские практики усложнили жизнь простого человека. Бесчисленные установления книжников и Торы (талмудисты насчитали их 613) только мешали жить духовно. Показное лицемерие ходящих по площадям согбенных, как бы под тяжестью своей аскезы, и боящихся взглянуть на женщину фарисеев насквозь было фальшиво.

«Отцеживающие комара и проглатывающие верблюда» — называл их Христос, за что и снискал их ненависть. Нет другой такой категории людей в Евангелиях, к которым бы Христос обращался с такими грозными обличениями, как фарисеи и законники. И, тем не менее, традиция ветхозаветной праведности и пророков осталась для него незыблема. То и дело Он ссылается на древние пророчества из Ветхого Завета. Существование Бога Отца не подвергается ни малейшему сомнению, так же, как и бессмертие души и посмертный суд и воскресение (последнее отрицали саддукеи, составлявшие основную часть Синедриона). Все это уже описано в ветхозаветных пророчествах.

А что индуизм с его ведической традицией? Мог ли он в какой-то степени быть предтечей христианства? Обычно христианские апологеты, как правило современные, ибо средневековые об этом вообще ничего не пишут, ссылаются на многобожие, следовательно, на язычество Древней Индии, из чего делают заключение о совершенной непохожести индуизма и христианства.

Вопрос не столь однозначен, как кажется на первый взгляд. Определенные традиции индуизма дают нам и примеры монотеизма. Верховный бог Брахма — творец Вселенной. В дальнейшем сложилась концепция индуистской троицы Тримурти — это один Бог в трех ипостасях: Брахма — Творец, Вишну — хранитель и Шива — разрушитель. Это не три Бога, а один в разных своих проявлениях, так что о монотеизме можно говорить и здесь.

С течением времени, правда, все эти три ипостаси распались на отдельные культы, так что сначала получилось три монотеистические религии — брахманизм, шиваизм и вишнуизм, а в дальнейшем из двух последних выделились самостоятельные направления согласно числу аватар, каждого из этих ипостасей — Шивы и Вишну. Аватар же и у Шивы, и у Вишну оказалось очень много — десятки, и Кришна лишь одна из аватар Вишну.

Конечно, индусы могут сказать, что и монотеизм в чистом виде у них тоже сохранился с ведических времен. Так «Шветашватара — Упанишада» трактует единого бога Шиву. А знаменитая «Бхагавадгита» — единого бога Кришну. И то, и другое произведение существовало еще до Евангелия, трактовка в них Бога Творца, практики преданной любви Творцу, бессмертного атмана, как индивидуальной души, и необходимости слияния его с Богом Творцом, то есть Брахмой — все это во многом созвучно христианскому теизму.

Непонятно только, что же в индуизме из чего вытекает, и какой бог главнее, ибо каждое направление считает именно своего бога или аватара главнее и начальнее. Если же учесть, что у каждого этого аватара есть своя женская ипостась — шакти, а у нее, в свою очередь, по нескольку проявлений, каждое из которых образует самостоятельный культ, весь этот божественный пантеон уже ведет счет на тысячи и назвать все это вместе язычеством вполне объяснимо.

Конечно, сама практика садханы или аскезы, или йоги, которая направлена на усиление в себе духовного начала и на слияние с Богом Творцом — это шаг вперед по сравнению с язычеством идолопоклоннического типа, который существовал, например, в олимпийской религии греков, плавно перекочевавшей в римский пантеон богов. Однако, проблема в том, что сама по себе аскеза и йога не обязательно ведет к Богу Творцу. С той же проблемой столкнулись ведь и фарисеи, и ветхозаветная церковь. Именно для нее говорил пророк Осия «не жертвы хочу, а милости» (Ос. 6:6)

Истончать свою плоть во имя чего? Духовный мир ведь огромен. Духи поднебесной бывают разных сортов. Маги и спириты тоже общаются с духами, только падшими. Гностики, жрецы Египта, маги ассирийцы, древнегреческие пифии — все так или иначе практиковали аскетические опыты, но Бога Творца не знали. Проблема индуизма была в том, да и сейчас остается, что в многообразии религиозных культов сам аскетизм (тапас) уводит в дебри мистического блуда, общения с неизвестными силами и духами. Тысячи различных школ медитации и йоги ведут неизвестно куда — в самые мрачные дебри.

Одних только бродячих садху в Индии насчитывается сейчас до 5 млн. Школ и религиозных сект на этом пути индуизма такое количество, что сейчас, как и 2600 лет назад, вслед за Буддой можно повторить слова «загляни в глаза брахмана и увидишь там джунгли». И действительно, как правило, глаза эти красные и мутные, вероятно, от курения гашиша и марихуаны, что считается обязательным ритуалом у шиваитов. Что же до секты агхора, живущих в местах кремации и поедающих трупы, уже и сами индуисты считают их изгоями. Эти представляют собой узко медицинский интерес, да разве что служат развлечением для белых туристов ввиду необычности практик и крайне запущенного вида.

Я здесь не касаюсь философских отличий различных индийских школ, а беру лишь многообразие богов. Да и непонятно, почему та или иная аватара должна считаться личной формой Бога. Ведь само понятие аватара («проявление»), уж, не говоря о многочисленности этих аватар, в которые записываются уже все, кому не лень, не тождественно христианскому понятию «воплощения». Христос ведь не проявление Бога на Земле — одно из многих — а Сам Бог, пришедший во плоти, Господь неба и земли. Интересно, что самого Будду («просветленного») индуисты записали в аватары в «Бхагавата-пуране» под номером 21. Последняя аватара — Калки («разрушитель») еще только грядет.

Еще одна проблема, и не малая, индуизма заключается в давности и неверифицированности источников, а, следовательно, в бесконечности интерпретаций. Когда я читаю о том, что битва при Курукшетре, где Кришна был колесничим своего друга Арджуны, которого наставлял, была по верованиям индуистов ок. 3100 г. до н.э., а сама «Бхагавадгита» датируется концом первого тысячелетия до н.э., у меня возникают вопрос: надо было ждать три тысячи лет, чтобы записать эти события? Или это все чистой воды мифология и народный фольклор? Все эти замечательные истории об играх Кришны с пастушками гопи, о победе над гигантским змеем Калией и о прекрасной возлюбленной Кришны Радхе — это все замечательные сказки на подобии «1001 ночи»?

Представьте, что о событиях евангельских некто поведает нам лишь в 3000 году н.э., и лишь его потомки смогут оценить это повествование? Это, по меньшей мере, смешно. Однако, событиям, описанным в «Бхагавадгите», верят очень многие. Индусы здесь пали жертвой своей временной гигантомании — относить события, описанные в священных текстах, как можно дальше к истокам человеческой цивилизации.

Но даже, если, согласно индологу Артуру Бэшему, события, описанные в «Гите», относятся к 9 веку до н.э., ждать 7—8 столетий, чтобы их записать, это все-равно, что написать Евангелия в 8 веке н. э. Спрашивается, кто бы тогда им поверил, если находятся скептики, представители т.н. «мифологической школы», которые не верят Евангелиям конца 1-го века н.э.?? Уж интереснее для меня та самая «Шветашватара-упанишада», которая излагает философию шиваизма без всякой привязки ко времени и каким-либо событиям. Ясно только (по общему согласию ученых), что она была записана в 5—1 вв. до н.э.

Если же все-таки согласится с мнением, что традиция монотеизма была известна в Индии и так или иначе существует до сих пор, что это могло означать для христианства? В оккультных кругах, да и в самой Индии распространены поверья, что Христос бывал в Индии. То ли в те «неизвестные годы» между 12 и 30 годами своей жизни, то ли после воскресения Он таинственно явился в Индии и прожил до глубокой старости. Показывается якобы Его могила в Роза-Бале. Приводится даже санскритский источник «Бхавишья Махупурана» (ох уж эти санскритские источники», неизвестно, когда и кем написанные!), повествующий о путешествии Христа вместе со своей матерью Марией и апостолом Фомой аж до самого Кашмира, где Его и похоронили.

Поскольку на сегодняшний день все выдумки Н. Нотовича и Н. Рериха, который писал, как правило, со слов своей красивой жены Елены Рерих (а у красивой женщины все должно быть красиво — и платье, и религия, и пророки), опровергнуты учеными, никакого «жизнеописания Иссы, лучшего из сынов человеческих» в отдаленном буддийском монастыре в Ладакхе не существует. Впрочем, и сам Н. Рерих к концу жизни это признал.

Да и зачем Иисусу понадобилось бы проходить «практику» в Индии среди браминов и йогов в свои молодые годы? Ведь все, что он говорил, так или иначе базируется на Пророках и религиозной практике иудаизма. Были отшельники назареи — древняя разновидность иудейского монаха-аскета, не стригшие волос и ногтей и не пившие вина — к назареям принадлежали Самсон и Иоанн Креститель. Разновидностью назареев можно считать ессеев, рукописи которых в Кумранских пещерах обнаружили в 1947 году. Они также не стригли волос по обетам, вели замкнутый, аскетический образ жизни в поклонении своему Учителю Праведности, который умер своей смертью в конце 2 го века до н. э. Это были иудейские «старообрядцы», ревностные блюстители закона, они только и делали, что молились и постились. Чем не палестинские йоги?

Были и фарисеи с саддукеями, власть предержащая духовная элита. Среди них, как утверждает о. А. Мень, были выдающиеся учителя, такие как равви Гиллель, который любовь считал выше Закона, чем предвосхитил Христа. Был великий пророк-праведник Иоанн Креститель, уже восставший против Синедриона и царя Ирода-Антипы, еще до распятия Христа претерпевший за это заключение и казнь.

Была, в конце концов, традиция Единобожия, запечатленная в еврейской Библии. Ничего другого, кроме здравого смысла и Богосыновства и не понадобилось. В конце концов, Талмуд обвиняет Назарянина в обучении у египетских магов — ходить в Индию уж слишком далеко. Может быть, это кому-то покажется скучно? Но ведь сказано апостолом, что «пока мы видим все как сквозь мутное стекло», поэтому самое интересное впереди. Да и пророки были отнюдь не скучные люди. Стоит отметить, и на это обращал внимание Спаситель, что пророков своих иудеи гнали и побивали камнями, как Иеремию, например. Так что конформизма в их жизни не было, как и в жизни Иисуса Христа. Иудеи же до сих пор думают, что пророчествовали ветхозаветные праведники не о Нем, так что Христом, то есть Мессией, они Иисуса из Назарета не считают.

Весьма странным кажется в этой связи попытки примирить христианство и иудаизм, что характерно и для современного католичества. Может быть, для начала иудеям стоит принять Христа в качестве хотя бы пророка, а не самозванца и преступника, коим они Его выставляют в Талмуде?

Да и высказывался Господь довольно резко о тех, кто был до Него.

«Итак, опять Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам. Все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники; но овцы не послушали их. Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет.» (от Иоанна, гл.10)

Следовательно, другие пророки и учителя не учат жизни вечной.

Само место явления Спасителя, Палестина, неслучайно выбрана Богом. Это средоточие не только географических, но и культурных путей. Вот здесь уж затеряться историческому персонажу начала новой эры очень сложно! Это не Лао-Цзы, который, как выяснилось, неизвестно, кем был и когда. Разные персонажи могли скрываться под этим именем. До сих пор китаеведы спорят на эту тему. И когда написан знаменитый трактат «Дао дэ цзин» — тоже большой вопрос. Да и как не быть вопросам, когда о самом Лао-Цзы повествуется, что он до 81 года пробыл в утробе матери и родился уже стариком? (Само имя Лао-Цзы переводится как Старый Младенец) Тут поневоле засомневаешься.

Христос же родился в эпицентре мировой цивилизации. Сразу несколько великих культурных традиций окружало Его — римская, греческая, иудейская, египетская, сирийская, персидская, финикийская и многие другие. Неудивительно, что в трудах историков современников все-таки отыскались фрагменты о пришествии Спасителя. На сегодняшний день нет ни одного серьезного ученого, который бы отрицал историчность Христа.

Парадоксы святости

Парадокс (от др.-греч. παράδοξος — неожиданный, странный от др.-греч. παρα-δοκέω — кажусь) — ситуация (высказывание, утверждение, суждение или вывод), которая может существовать в реальности, но не имеет логического объяснения.

Здесь я хочу остановится на таком понятии, как святость в контексте того, что я говорил ранее. Как понимать, что представители других религий не наследуют жизнь вечную? Они что — не святы, не творят чудес, не сияют добродетелями? Мог ли Бог, который есть любовь, обречь миллиарды людей на преисподнюю только в силу того, что они родились вне христианской культуры или вообще жили до Христа?

Один из сложнейших вопросов для катехизаторов и миссионеров. Я могу быть чуть более свободным здесь, так как не принадлежу к организационным структурам РПЦ и не являюсь миссионером в строгом смысле. Здесь я философ и не более того. «Спасутся ли другие?» На этот вопрос когда-то хорошо ответил русский епископ Феофан Затворник:

— Я не знаю, спасутся ли представители других религий, я знаю, что для меня лучше всего православие, поэтому я его и исповедую.

Что ж, чудный ответ! Его повторяли так или иначе и оптинские старцы. К сожалению, не все миссионеры сейчас придерживаются столь осторожной позиции. Обычно рубят с плеча цитатами из Евангелий «Без Меня не можете творить ничесоже!» и т. п. Прекрасно, остается лишь прояснить, где «без Меня», а где «со Мной»?

Если какой-то садху или йогин принял аскезу во имя спасения всего живого, отказался от элементарных благ, прислуживает людям, медитирует на Бога-Творца, чувствует любовь и погружение в Бога, значит ли это, что он в прелести?

А если он при этом исцеляет людей? А если воскрешает мертвых?

Давайте ответим так: конечно, он в прелести, ведь он индуист, а не христианин. Чудеса его делают бесы, чтобы ввести людей в заблуждение. Как некогда Симон волхв творил чудеса.

Тогда я задаю вопрос:

— А христианин, который ходит в протестантскую церковь? Он тоже ведет аскетичный образ жизни и помогает ближним! Он молится каждый день, помогает бедным и по воскресеньям поет в своей церкви! Он может быть с Богом?

— Да как же! — Отвечает «ортодокс». — Он ведь в ереси! Протестанты они и таинств не признают, кроме крещения. Какая ж там может быть святость? Ни святых у них, ни мощей, ни литургии нормальной. О чем тут говорить? Это еретики в чистом виде!

Хорошо. Тогда я спрашиваю:

— А вот я прочитал о католическом святом ХХ века. Он кого-то там спас в концлагере, пожертвовал своей жизнью… Он ведь признавал таинства, и мощи святых почитал, он то точно может быть свят?

— Да нет, — морщится «ортодокс». — Католики — это еретики. Папа у них «безгрешный», да и филиокве… Да и какие там таинства? Мацой причащаются! Это разве религия? Постов уже не осталось, месса 20 минут… нет смешно это все. Ересь, однозначно! Нет, не может он быть святым!

— Ну, хорошо. Возьмем православного, скажем, Московского патриархата, он ведь может быть святым? И в церковь ходит, и причащается правильно, и символ веры у него такой, как надо. Этот-то может?

— Да понимаешь», — говорит «ортодокс» … — Московского патриархата они с советской властью очень много сотрудничали. А советская власть очень много христиан уничтожила, безбожная власть-то была, антихристова! Да и всех, кого она потом обработала, все патриархи и епископы на КГБ работали! Так что и клички их всем известны. Разве может быть такая церковь благодатной? Что общего у Христа с Велиаром? Нет, эти не могут быть святыми. Да и сейчас — посмотри сам, одни только деньги у них на уме. Нет, там благодати нет.

— Ну, хорошо, а в Зарубежной церкви могут быть святые? Они ведь с советской властью не сотрудничали?

— Это-то да, только они объединились с РПЦ, так что благодать потеряли.

— Ну, а те, которые не объединились и не признали?

— Так там епископ с геями дружит!

— А те, которые в катакомбах?

— А это смотря кому подчиняются!

И так далее до бесконечности. В результате «святым» может быть только этот «ортодокс» и два его знакомых, один из которых правящий епископ, правда не признанный и подпольный, а другой некогда бывший мученик, от которого идет эта ветвь.

Собственно, по этому пути пошли когда-то и старообрядцы, некоторые из которых уже молятся на дырку в алтарной стене и называются «дырники». Это не выдуманная логика, а вполне естественная. Мне могут возразить:

— Ты не смешивай все в одну кучу, есть христиане, а есть нехристи, от них святости быть не может.

Но проблема-то в том, что и христиане разные настолько, что каждую церковь и каждую общину можно разложить вплоть до атома, так что и там никакой благодати не останется.

Я долгое время хожу в несколько православных церквей, в зависимости от обстоятельств, но не могу сказать, что каждая полностью удовлетворяет моим потребностям. Привереда ли я? Наверное, судите сами! Ведь мы условились говорить то, что видно мне «со своей маленькой грешной колокольни» и на абсолютную истину я не претендую.

В одной небольшой и уютной церкви, куда я часто хожу недалеко от дома, появился дьякон, у которого цель — завершить службу как можно скорее, так как, видимо, ему еще надо успеть на другую работу. Когда поют «Символ веры» и «Отче наш», он выходит на амвон и лихо «дирижирует» прихожанами, задавая такой темп, что я чувствую себя на спортивной пробежке, а не в церкви. «Верую» еще можно как-то перетерпеть, так как молитва длинная, а вот «Отче наш» это уже ни в какие ворота не лезет — словно речевку протараторил — ни святости, ни благодати! Если и была какая благодать до этого — вся испарилась! Судя по тому, что настоятель не делает ему замечаний, и это продолжается из раза в раз, я понимаю, что настоятеля это так же устраивает. А меня нет.

Я сразу хочу оговориться, что не сужу других. Я просто говорю то, что чувствую, как мы и условились в начале книги, что это мой экзистенциальный опыт. Поэтому я не вижу причин не говорить правду, пускай и субъективно ощущаемую. Есть и другая, более важная причина. Можно смиряться, сидя в каюте, если вы плывете на корабле, который получил пробоину. Но, если вы вышли на палубу и первый эту пробоину заметили, ваш долг и обязанность первым забить тревогу и поднять команду корабля, пока он не затонул, а вместе с ним и все пассажиры. Поэтому я делюсь своими опасениями о здоровье церкви, не взирая на смирение, которое, естественно, должно быть в каждом христианине, когда дело касается лишь только его.

К тому же в этой маленькой, но уютной церкви по воскресеньям и праздникам бывает неудобно из-за большого количества народа и тесноты. Не устраивает меня и то, что постоянно торгуют в свечной лавке, и во время евхаристического канона и других молитв я слышу, как кто-то что-то покупает. Продавец дает сдачу, спрашивает, нет ли помельче и т. п.

Поэтому иногда я хожу в другую церковь, которая гораздо больше и удобней, правда, до нее надо ехать. В этой замечательной церкви я с недавних пор перестал слышать хор. На каком-то одном отрезке литургии хор вдруг начинает петь что-то себе под нос так, что ничего не слышно людям, стоящим не у самого клироса. Иногда мне кажется, что хористы забыли слова, но нет, что-то они продолжают петь, но очень тихо, в то время, как регент — дама, одетая в монашеские одежды, усердно жестикулирует, по-видимому, делая знаки piano и pianissimo. На каком-то этапе хор начинает петь нормально, а где-то солист вдруг надрывается так, что у близко стоящих прихожан звенят барабанные перепонки и вибрирует в голове мозг.

Я предполагаю, что эта регентша находится в прелести, что твои индуисты, ведь концертное пение — это для концертных залов, а здесь люди пришли молиться, и петь надо так, чтобы поддерживать молитву, а не показывать голоса. Однако, настоятель ей никаких замечаний не делает, видимо, считая это нормальным.

Так как это сильно портит впечатление от службы, я обратился к своему знакомому, который является постоянным прихожанином этой церкви с просьбой, чтоб он попросил настоятеля сделать внушение регенту переменить манеру пения. Но приятель отказался, сославшись на смирение. Это только часть тех досадных плевел, которые мешают и мне во всей полноте вкусить благодати православной службы. Если в службе нет благодати, трудно ее будет насадить и в самом себе, как бы правильно ты не веровал. Может, это лукавый тщится помешать православным, хочет внести раздор и смятение в наши души? Не знаю. Ведь все в наших руках! Чего бы не взять, да и не навести порядок на клиросах? Чтоб никакой самодеятельности, никаких речевок на «Отче наш» и никаких piano и forte? Я уж не говорю, чтоб запретили торговать, хотя бы во время евхаристического канона, чтоб не слышать постоянные «почем»!

Конечно, все эти недостатки временны и легко устранимы. Я ведь понимаю, что это не бросает тень на православие как таковое. Всегда можно найти церковь себе по душе, Я ведь сознательно считаю себя православным и готов мириться со всем видимым несовершенством. «На свои грехи надо смотреть», — как правильно учат святые отцы. Тут как раз и нужно нам соизмерять свое видение недостатков в других и смирение. Говоря же о иных верованиях и конфессиях, я предпочитаю формулу «не знаю», как это сформулировал епископ Феофан, если только речь не идет о явных формах язычества и сатанизма, как культы вуду или каббалы, например. Есть много чего на свете, чего я не понимаю.

Я не понимаю, например, какой силой индийский святой воскрешает мертвого (а такие случаи известны), точно так же, как не понимаю, каким образом Христос прошел среди народа, который хотел Его убить, прошел «посреди них незамеченным», «сделался невидим», ведь обычный православный так делать не может.

Как-то, когда я учился в одном столичном ВУЗе, в середине 90-х, к нам приехал итальянский медиум, «несший послание» от инопланетян. Его ладони были перевязаны, так как он носил стигматы. Он демонстрировал их иногда, подобно католическим святым, которые за молитвенные подвиги получали такие же «раны Христовы». Я искренне не понимаю, почему данное явление наблюдается только у католиков и не известно ни у одного православного святого. Считать ли всех католиков со стигматами бесноватыми или православных недостаточно чувствительными к Страстям Христовым? Я не знаю. Поэтому, много чего есть на земле удивительного, чего разложить по полочкам не удается. Достаточно знать и придерживаться того, что нужно тебе для спасения, как и говорил епископ Феофан Затворник. Остальное не так важно.

Мы ведь уже пришли к выводу, что разбираться в «самом истинном» православии можно тоже до бесконечности, пока не начнешь молиться на самого себя, а там и со скалы бросишься или окажешься в сумасшедшем доме. Примеры этому есть и в нашей жизни и в древних патериках.

Поэтому свят кто-то или не свят, пускай решает Бог. Ведь замечательно сказано «Не судите, да не судимы будете». Означает ли это, что я придерживаюсь религиозного индифферентизма и мне все-равно, кто во что верит? Нет, не означает, ибо я знаю, что Христос есть Бог, и правильно веровать — это исповедовать Христа. Но я могу честно сказать, что, заходя в Таиланде в Храм изумрудного Будды в Королевском дворце, я не чувствую, что приближаюсь к престолу сатаны. Напротив, я чувствую умиротворение и любовь. А вот, заходя в синагогу, я этого не чувствую. Почему? Может быть, потому, что буддисты никогда не гнали христиан, так же, как и даосы с конфуцианцами, а начальники синагоги иудейской распяли Христа?

Это же правило — «не судите, да не судимы будете» — не означает, что нельзя критиковать недостатки и своей собственной церкви. Ведь твоя собственная церковь — это ты сам и есть. Община, приход — это и есть церковь. Сегодня ты поешь «Отче наш», завтра ты несешь хоругвь на крестном ходе, а послезавтра уже сам дьякон или священник. Так что убираться в собственной квартире не вредно, а улучшать жизнь своего прихода тем более полезно. Естественно, соблюдая правила приличия и миролюбия, а не вызывая скорую психиатрическую помощь непонравившемуся батюшке.

То, что ты не понимаешь, на мой взгляд лучше почувствовать. Это лучше, чем судить априори.

Так в чем отличие христианства от иудаизма?

Я писал выше, что Христу для того, чтобы появиться с Благой Вестью в Палестине не обязательно было ходить в Индию обучаться у брахманов и йогов. Богатая библейская монотеистическая традиция давала достаточно оснований и откровений для появления Мессии, а изощренный молитвенный опыт местных отшельников-ессеев и гуманистические тенденции среди части образованных фарисеев составили достаточную базу для восприятия Благой Вести. Христос не был книжником и обращался к простым рыбакам Галилеи прежде всего. Они-то и стали апостолами.

Если говорить о происхождении территориальном, то все первые апостолы были из Галилеи, кроме одного из Иудеи — Иуды Искариота. Это о многом говорит. Галилея, земля на севере Палестины, считалась землей языческой, периодически в разное время ее населяли разные племена. Апостолы, вероятно, все были евреями, хотя, как можно это доказать, если они родились и выросли в земле со смешанным национальным составом? Сейчас это весьма проблематично. Галилеяне как этнос в описываемые евангельские времена с евреями не смешивались. Галилею, входившую некогда в Северно-Израильское царство, коснулась массовая депортация евреев во времена ассирийского нашествия Саргона II в 721 году до н. э. Северно-Израильское царство было завоевано. 27 280 наиболее видных израильтян было переселено в Мидию и Месопотамию, а на их место были пригнаны арамеи и колонисты из Вавилона, Куту и других городов.

Иудейский первосвященник и этнарх Симон Хасмоней еще в середине 2-го века до н.э. во время войны с селевкидами эвакуировал евреев из Галилеи в места более компактного и безопасного проживания на юг в Иудею. Так что к апостольским временам проживание евреев в Галилее было весьма фрагментарно. «Из Галилеи может ли быть что хорошее?» — эта фраза была всеобщей присказкой в евангельские времена среди правоверных иудеев.

Ряд авторов, такие как Х. Чемберлен и Дж. Коннер, основываясь на Галилейском происхождении Христа, делают выводы, что и Он не был евреем. Это мол и побудило в дальнейшем книжников и фарисеев считать Его чужаком. Не вдаваясь в подробности этого спора, остановимся лишь на парадоксе родословной Иисуса. В Евангелиях от Матфея и Луки приводятся два варианта родословной Иисуса Христа, и оба идут через официального отца — праведного Иосифа, который не имел отношения к зачатию Младенца. Обе родословные призваны подчеркнуть, что Иисус как Мессия был потомком Авраама, Исаака и Иакова, происходил из колена Иудина (Быт.49:10), был «корнем Иессея» и потомком Давида (Цар. 2:4). Бросающееся в глаза противоречие заключается в том, что Иосиф не был биологическим отцом Иисуса, и даже зафиксированная в Евангелиях перепись, на которую пришли в Вифлеем в Иудею Иосиф с беременной Марией, говорит лишь об иудейском происхождении самого Иосифа.

На это есть такие объяснения толкователей. Мария как единственная дочь родителей Иоакима и Анны согласно требованию закона Моисея, должна была быть выдана замуж только за родича из того же колена, племени и рода (Числ. XXXVI:7), и, следовательно, раз старец Иосиф был из рода царя Давида, то и Она должна была быть из того же рода. Второе объяснение заключается в том, что перепись населения, указанная в Евангелии от Луки (Лк. 2:1—5), проводилась с целью взимания налогов и касалась владельцев имущества. Участвовать в переписи могли и женщины, если они имели наследство, имевшее значение для налоговой переписи, и они были единственными дочерями-наследницами. Вероятная причина присутствия Марии на переписи заключалась в том, что у Марии было наследство в Вифлееме, имевшее значение для налоговой переписи, и Она была единственной дочерью-наследницей. Это обстоятельство имеет и то законное обременение, что в таком случае дочь-наследница должна выходить замуж только за мужчину из своего же колена. С другой стороны, почему беременной жене не сопровождать своего мужа, где бы он ни находился? Ведь в любой момент могла бы понадобиться его помощь: Мария была на 9-м месяце.

Казалось бы, чего проще привести родословие Марии в Евангелиях? Но в те времена родословие велось от мужчин, и женщина не могла указываться в родословии в качестве звена в цепочки наследования. Поэтому мы имеем несколько искусственные и косвенные привязки Иисуса к роду Давидову. То, что женщины не имели такого же значения, как и мужчины, имеет и свое весомое объяснение. Если бы женщины указывались как звено в наследовании, то была бы большая путаница. Ведь у древнееврейских царей было такое количество иноплеменных жен — египтянок, хананеянок, амаликетянок и др., что вопрос еврейства Иисуса Христа выглядел бы примерно так же, как и «русскость» последних российских императоров (в Николае II было 2% русской крови, если считать Павла I действительным сыном Петра III, а не прижитым от графа Салтыкова или другого русского фаворита Екатерины II).

Взять хотя бы хеттеянку Вирсавию, жену царя Давида, мать Соломона, построившего Первый Храм. Имя Вирсавия пришло в русский язык из греческого перевода Библии. В оригинальном тексте женщина носит имя Бат-Шеба, «дочь клятвы», или же Бат-Шуа. По мнению библеиста Л. Несёловски-Спано, поскольку Бат-Шуа происходила из хеттов, как и её первый муж, то её имя, как и ряд других библейских имён, было изначально хеттским, но было переосмыслено в рамках еврейской этимологии; он предполагал, что оригинальное имя было связано с Шавушкой, хеттской и хурритской богиней любви. Если следовать современной, принятой в Галахе, родословной у евреев по женской линии, то ни один из потомков Давида через хеттеянку Вирсавию евреем уже не был. Впрочем, уже прабабка царя Давида была моавитянка Руфь, почему недоброжелатели иногда называли Давида моавитянином.

Известна трактовка родословной, приводимой евангелистом Лукой, как родословной на самом деле Марии. В толковой Библии Лопухина мы читаем следующее умозаключение, основанное на тонкостях греческого языка:

«И был, как думали, сын Иосифов, Илиев. По гречески: ὢν υἱός, ὡς ἐνομίζετο, Ἰωσὴφ τοῦ Ἠλὶ. При таком чтении слово „сын“ (υιος) относится к слову „Иосиф“ (Ιωσηφ). Но такое сочетание признать запрещает отсутствие члена пред именем „Иосиф“: ведь дальше везде отношение отца к сыну обозначается членом (του). Нет, отсутствие члена пред словом „Иосиф“ скорее заставляет думать, что евангелист не вносит Иосифа в число Предков Иисуса Христа. Лучше поэтому принять чтение александрийского кодекса, где слово „сын“ (υιος) присоединено к причастию ων (по-русски: был). Тогда нужно будет передать этот стих по-русски так: „и был (точнее: будучи) сын, как полагали, Иосифов — (на самом деле) Илиев“. Но кто же такое Илий? По наиболее вероятному предположению, которое заменило собою в науке ранее принятое объяснение Юлия Африканского (ср. Толк. на Ев. Матфея гл. 1-я), это был отец Пресвятой Девы Марии».

Православная традиция, однако, как и римо-католическая, отцом Марии считает Святого Иоакима, о котором известно, что он жил в Назарете (опять Галилея), и который женился на Анне, дочери священника Матфана из колена Левина из рода Ааронова. Житийная литература дает самому Иоакиму следующее происхождение:

«Родословие его таково: у сына Давида Нафана родился сын Левий, Левий родил Мелхию и Панфира, Панфир родил Варпафира, Варпафир же родил Иоакима, отца Божией Матери».

Таким образом, через богоотцов Иоакима и Анны в предках Иисуса соединился царский и мессианский род Давида с первосвященническим Аарона, что важно.

Хотя ни житийная литература, ни апокрифическое «Протоевангелие Иакова», содержащее рассказ о зачатии Девы Марии и о самой Анне (в Четвероевангелии о ней не говорится), не могут считаться надежными источниками в науке, еврейское происхождение Богоматери кажется несомненным. Тем более, что с детства Она была отдана в Иерусалимский Храм, при котором жила до 13 лет. Вопросы и неясности, тем не менее, конечно остаются. Неслучайно и две ветви христианства разошлись в вопросе непорочного зачатия Девы Марии.

Таким образом, можно говорить о еврейском происхождения Иисуса Христа через Марию благодаря Ее еврейским родителям. При этом делая сноску на условное еврейство всех потомков моавитянки Руфи. А к их числу относится сын Вирсавии от Давида Нафан, предок Марии. Да и согласно древним обычаям вести родословную по мужской линии, Господь зачат Духом Святым, следовательно, над-национален. По плоти, столь же, как и по духу, Он Божий Сын. Что тогда говорить об апостолах из Галилеи?

Ясно лишь, что эти галилеяне были все-таки люди Моисеева закона, то есть иудеи, что не означает 100%-но, что они были евреями. Они жили в традиции Торы, некоторые, как Андрей, были учениками Иоанна Крестителя, на праздники ходили в Иерусалим, как и Сам Христос, о чем повествуют Евангелия, что за время своей проповеди Христос побывал в Иерусалиме на празднике пасхи 4 раза. Это говорит о том, что проповедовал Он 3,5 года.

Неудивительно, что Христос пришел в иудейской среде, а не, скажем, в Греции среди язычников, — там бы Его никто не понял. Его сразу бы «попросили», как, например, из языческой земли Гадаринской, где он изгнал легион бесов из местного одержимого. Чем же все-таки так не угодил Христос иудейским старейшинам?

Основное вероучительное отличие христианства от ветхозаветной религии в том, что бог иудеев Яхве — бог племенной. Отец же небесный, или Бог Отец Иисуса Христа — это Бог всех людей и народов. Именно для всех и пришел Христос с Евангелием. Бог Ветхого Завета спасает одних иудеев, ради них изводит Моисея из египетского рабства, ради них Иисус Навин крушит ханаанские города, ради «народа своего» поражает иноплеменных царей и выводит евреев из Вавилонского плена. Воля Яхве и благо еврейского народа — одно и то же. Ради этого блага стараются и пророки, хотя их и не всегда понимают. Христос же творит чудеса для всех, исцеляет и наставляет всех, независимо от национальности. В этом и было коренное противоречие Нового Учения ветхозаветной праведности.

Вот что об этом пишет выдающийся британский библеист XX столетия Чарль Додд в своей книге «Основатель христианства»:

«Различия, которые сперва разделили, а затем бескомпромиссно противопоставили друг другу Иисуса и господствующую школу еврейских учителей, не сводились (как могло бы показаться) к разному истолкованию того или иного места в Законе. В конце концов и признанные равви толковали Закон сравнительно вольно — гораздо свободнее, чем при новом, реформированном иудаизме, который возник после катастрофы семидесятого года. Но враги Иисуса справедливо предупреждали, что Его учение угрожает иудаизму как системе, в которой религиозное единство неотделимо от национального. Именно здесь — секрет рокового разлада.»

Тем более странными выглядят в XX веке попытки примирить христианство и иудаизм, чему посвятил немало усилий наш богослов протоиерей А. Мень. Характерно, что в своей весьма познавательной книге «Сын человеческий» он рассматривает какие угодно причины конфликта Иисуса с книжниками и фарисеями, только не национальный характер ветхозаветной религии.

Единственное, чем ограничился прот. А. Мень — это замечание о том, что «Евангелие же недвусмысленно призывает бороться с национальной исключительностью и тем самым продолжает проповедь Амоса, Исайи и Иоанна Крестителя», то есть тех самых праведников, которые вошли в непримиримое противоречие с иудейской правящей верхушкой.

То есть не иудаизм — национальная религия евреев, поэтому Христос в нее «не вписался» со Своим Благовестием для всех народов, за что был распят старейшинами. А наоборот, Христос воспринял «Ветхий Завет» правильно, наполнил его и восполнил.

«Национальный принцип» у прот. А. Меня работает теперь в другую сторону — на объединение христианства с иудаизмом. Неудивительно, что особые трудности возникли у него с истолкованием антииудаизма ап. Павла. «Мол, это для других народов Господь проповедовал несоблюдение иудейских обрядов, а для евреев ничего подобного», — говорит о. А. Мень! Этот вопрос стал предметом разноречий среди апостолов, и они специально обсуждали его и постановили на Апостольском соборе ок. 50 года соблюдение обрядовых предписаний Моисеева закона необязательным для христиан из язычников (Деян.15:19—20). В последующие времена иудейские обряды не имели для христиан никакого значения — неважно евреи они или нет. Особым вопросом на Первом Вселенском соборе в г. Никея (325 г.) было вынесено празднование христианской пасхи так, чтобы она ни в коем случае не совпадало с иудейской.

Апостол Павел так говорил об обрезании для христиан 1 Кор.7:19: «Обрезание ничто и необрезание ничто, но все в соблюдении заповедей Божиих». И еще Гал.5:6 «Ибо во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью». Кол.2:11: «В Нем вы и обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым; Кол. 2:12 Быв погребены с Ним в крещении, в Нем вы и совоскресли верою в силу Бога, Который воскресил Его из мертвых»

Господь же говорил так: «И никто не вливает молодого вина в мехи ветхие; а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут; но молодое вино должно вливать в мехи новые; тогда сбережется и то и другое.» (Мк. 2:18—20) Антииудаизм Нового Завета заключается прежде всего в том, что Христос превысил меру ветхозаветной праведности, ограниченной интересами одного народа.

О. А. Мень проигнорировал, что иудейские обрядоверы и распяли Христа, что они в приговоре Ему написали «Занимался колдовством. Свел Израиля со своего пути». То же самое подтвердили и талмудисты после разрушения храма в 70-м году, когда отношение к христианам резко ухудшилось. Неслучайно и апостолам своим Он говорил: «Берегитесь закваски фарисейской и саддукейской!» (Мф. 16:5—12). С чего бы это, если Он, по прот. А. Меню, истинный продолжатель дела фарисеев в его лучших проявлениях? Свое отношение к фарисеям и законникам Христос выразил предельно ясно:

«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не вхóдите и хотящих войти не допускаете.

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов и лицемерно долго мóлитесь: за тó примете тем бóльшее осуждение.

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас…

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять.

Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды.

Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их.

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты;

так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония.

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников,

и говорите: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков;

таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков;

дополняйте же меру отцов ваших.

Змии, порождения ехиднины! как убежите вы от осуждения в геенну?

Посему, вот, Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город;

да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля праведного до крови Захарии, сына Варахиина, которого вы убили между храмом и жертвенником.

Истинно говорю вам, что всё сие придет на род сей.

Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!

Се, оставляется вам дом ваш пуст.» (Матф. 23:13—38)

Во Христе нет ни эллина не иудея — все одинаковы перед Истиной. Так говорит апостол.

Одно из удивительных мест Евангелий — встреча с самарянкой у колодца Иакова, описанная в Евангелии от Иоанна. Именно ей Иисус первой открывает, что Он и есть Мессия. Грешнице, имевшей пять мужей, и язычнице. Самаряне были ярые враги Иудеев, хотя и жили с ними по соседству. В 721 г. до н. э., как говорилось выше, Израиль (северное царство евреев со столицей в Самарии, у которых было еще и южное со столицей в Иерусалиме — Иудея) был захвачен ассирийцами, которые изгнали евреев с этих земель, а на их место привели языческие племена из Месопотамии и Сирии: гутиев, халдеев, арамеев (4 Царств. 17:24). Пройти из Галилеи и обратно можно было через пустынные и каменистые местности по берегам Иордана, но быстрее через Самарию, как Христос и ходил обычно. В один из таких походов апостолы долго искали места для ночлега, но так и не нашли его в самарянском селении, так как никто не хотел пускать иудеев в дом. И вот в такой местности Христос заговорил с самарянкой, пока апостолы отправились раздобыть хлеба насущного.

Сам факт разговора уже был удивителен и для этой женщины и для апостолов, которые застали уже его конец. Отбросив условности, Христос попросил воды и завязался разговор. Вскоре женщина поняла, что перед ней пророк, и спросила, не Мессия ли он? Господь ответил утвердительно. Этот ответ и услышали апостолы, чему были не мало удивлены, почему не им первым объявил Он об этом, а женщине-язычнице? Объявить о своем мессианстве Господь решил именно здесь. И хотя Христос утверждает, что «спасение от Иудеев», Он тут же и добавляет, что «настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе.» (Ин.4:21—23)

В этом и было главное новшество Евангелия. Не кровь важна с национальностью, а Дух и Истина. Эта самарянка в дальнейшем приняла христианство и стала мученицей Фотинией, казненной в Риме в 66 году н.э.

Новшество этой веры было столь удивительно для правоверных иудеев, что изумились даже апостолы. Одна из важнейших притч Христа — о добром самарянине. (Лк. 10:25—37) Опять речь идет о представителе враждебного народа! И ведь эта притча объясняет главную заповедь Закона — «возлюби ближнего своего, как самого себя» — добрый самарянин оказался «ближним» для иудея, ограбленного и брошенного у дороги, потому что подобрал его, отвез в гостиницу и оплатил лечение, то есть сделал то, чего не сделали «ближние по крови» — правоверный иудей и левит.

Радикализм этой притчи в том, что нарушаются привычные Закону кровнородственные основания праведности. Всю библейскую историю Яхве был племенным Богом, Иисус же обращается с новой вестью — Бог не в крови, а в милосердии. Актуальность этой притчи не приходится доказывать и сейчас.

Законники и фарисеи, которых непрестанно обличает Христос за лицемерие, в конце концов, не выдержали и распяли Назарянина, выдвинув против Него такие обвинения, что прокуратор Пилат побоялся уже и за свою жизнь, вынося приговор. Ибо иудеи говорили «ты не друг Кесарю, если помилуешь объявившего себя Царем Иудейским». Они перевели это все в политическую плоскость, чтобы довести дело до конца. У прокуратора и без того было достаточно проблем с местным населением, чтобы терпеть неприятности от новых доносов в Рим. Хотя в древних источниках мы находим и более прозаическую причину его решения — иудеи его просто подкупили, и на этот раз они не пожадничали. Свое же отношение к Христу прокуратор выразил тем, что велел прибить табличку к кресту с надписью «Царь Иудейский» на трех языках. Иудеи протестовали, но прокуратор отрезал: «Что я написал, то написал» «Quod scripsi, scripsi» на латыни (Ин. 19:19—22).

В каком же смысле понимать Его слова «Не нарушить Закон я пришел, а исполнить?» «Все, что они говорят, исполняйте, а по делам их не поступайте» и т. п. В отношение логий Христа (записанных за Ним слов) специалистами давно уже выявлено качество парадоксальности, антиномичности. Это и не мудрено, если учесть Его афористичность и метафоричность. Язык Его насыщен поэтическими сравнениями и гиперболами, столь принятыми на востоке, некоторые из них и до сих пор разгадывают. Конечно, Господь неслучайно явился среди иудеев, а не среди греков, к примеру. Хотя, казалось бы, почему?

Величайшая культура Греции к этому времени знала таких мыслителей, как Платон и Аристотель. Только эти два определили всю дальнейшую европейскую философию, в том числе и христианскую. А. Н. Уайтхед писал: «Самая надежная характеристика европейской философии состоит в том, что она представляет собою ряд примечаний к Платону». Но кроме этого, была и греческая драма, комедии Аристофана, эпос Гомера и Гесиода, математика, медицина, история, величайшая традиция демократии и судов присяжных, да много чего! И, тем не менее, не Грецию выбрал Господь, а Иудею.

Дело в том, что это два принципиально различных типа культуры — эллинизм и Ветхий Завет. Первая имеет светскую доминанту, вторая — ярко выраженную религиозную. У Греков философы и мудрецы, а у иудеев пророки. У греков музы и диалектика, а у ветхозаветных праведников — молитва, у греков жертвы богам, у иудеев — поиск единого Бога, очищенный от всего лишнего. Неслучайно в эпоху эллинизма, когда греческие порядки распространились и на Иудею, сирийский царь Антиох Епифан во 2-м веке до н.э. разрушил иудейский храм и воздвиг там греческие идолы, что привело к восстанию и Маккавейским войнам. Поэтому, конечно, эсхатологичная и молитвенная культура иудеев с единым Богом, со всем богатством личных взаимоотношений с Богом ветхозаветных праведников только и могла стать почвой для пришествия Христа.

Представим на секунду, что Христос, явившийся в иудейской среде, сходу бы заявил — предписания Торы не нужны, выкиньте их на свалку истории. Его бы закидали камнями сразу, а у саддукеев с фарисеями с самого начала были бы 100%-ные основания предать Его смерти по суду, Он бы не ходил 3,5 года со свободной проповедью, и никаких Евангелий нам никто бы не оставил, кроме краткой заметки в анналах истории, что был такой чудак, который появился из Галилеи с предложениями иудеям выкинуть их Тору на свалку, после чего его побили камнями.

Мы, конечно, не можем отрицать, что первыми христианами были именно иудеохристиане и в силу географического фактора. Страна, где Он проповедовал, была в основном населена иудеями, воспитанными в Моисеевом законе. Да и 10 заповедей никто не отменял. Фарисейская же «закваска» была Ему противна с самого начала ввиду лицемерия, гордыни, непомерных тягот и предрассудков, которые они проповедовали. По поводу одной только субботы Он сталкивался с законниками несколько раз. Ну, а ревность к объявившемуся из Галилеи чудотворцу, который мог переманить у них всю паству, довела их с саддукеями до смертного приговора Христу. Поэтому не иудаизм Он воспринял как религиозную систему, а пророческое служение слышащих Единого Бога ветхозаветных праведников.

Говорить же об общности христианства и иудаизма сейчас — сугубое кощунство. Ведь речь идет о тех, кто в своем Талмуде называет Христа «сыном проститутки», и ни в каком виде не признает Его не то, что мессией, а и пророком. В Израиле, восстанавливающем «национальные основы», до сих пор запрещена репатриация евреев-христиан.

За время существования этого государства, особо в период борьбы за независимость с 1949 по 1967 год множество христианских святынь было разрушено и осквернено. Было разграблено большое число храмов и монастырей. Вся церковная утварь была похищена, а здания превращены в военные форты.

С талмудистами все ясно — они Христа не приняли и до сих пор. Но есть по крайней мере две составляющих Ветхого Завета, которые для Христа близки и дороги. Которые Он не то, что не думал отрицать, наоборот, постоянно на них ссылается, как на авторитет, черпает в них вдохновение, молится их словами даже на кресте — это Псалтирь и Пророки.

Без этих двух составляющих нет и современной православной церкви. Псалтирь (от греческого названия восьмиструнного музыкального инструмента, с помощью которого исполнялись «псалмы» или «хвалебные песни») лежит в основе православного богослужения, читается за каждой службой. За недельный круг богослужений Псалтирь прочитывается целиком, а великим постом и дважды. Любой православный знает, что нет и оттенка чувств к Богу, которого бы не выразила Псалтирь. Основу Псалтири составляют псалмы еврейского царя Давида (ок. 1055 — 1015 гг. до н. э.) при котором объединились все евреи в одно мощное государство. Давид был весьма эмоциональной личностью с богатым внутренним миром. Его любовь к жене военачальника Урии, убийство последнего и раскаяние Давида легли в основу знаменитого 50-го псалма, который любой православный знает наизусть. Множество оттенков души во взаимоотношении с Богом запечатлел царь Давид в своих псалмах.

Вот эта основа личного взаимоотношения со своим Творцом, точно так же, как это было и у пророков — это и есть то главное, что явилось непрекращающимся и непрерывным источником Богооткровенной Религии Ветхого и Нового Завета.

Это личное взаимоотношение в Богом, во всех оттенках сыновнего чувства — от обиды до благоговения, от ревности до благодарности и любви — этого не было ни в традиции языческого запада, ни в традициях востока. Конечно, восток всеобъемлюще разнообразен и традиция «бхакти» — преданного служения в любви своему Богу, со временем установилась и там. Но Бог там становится персонифицированным аватаром Шивы или Вишну, там уже сознание мифологическое замещает чистый теизм. Бесконечное повторение мантр заменяет общение с живым Богом, который превращается в конечном счете в изваяния идолов.

В Иудее же все проще и в то же время глубже. Начиная с Неопалимой Купины Моисея, Бог лично вступает в диалог со своими избранниками. Он отвечает на вопросы и дает задания, милует и наказует. При этом Он Сам остается неопределим. «Я есть то, что я есть» — говорит Он о Себе. Имя Яхве с трудом поддается расшифровке и, возможно, не еврейского происхождения. Вероятные смыслы его — «сущий», «всемогущий». Творца нельзя изображать, даже и до сих пор в строгом православном каноне Бог Отец неизобразим. У древних евреев святотатством считалось даже называть Бога по имени, поэтому Он имеет разные имена, синонимы Яхве — Элохим, Адонай, Саваоф (последнее и прижилось в православной традиции).

Там нет историй в смысле похождений и мифологических рассказов, как с Зевсом или Шивой. Он просто Бог, то есть Творец и Абсолют, но Он в то же самое время и Личность. Он желает, Он ревнует, Он любит, Он наказывает и прощает. На протяжении всей Библии этот диалог души с Богом прослеживается, пусть и в родоплеменном ключе, но в высших своих точках, таких как Псалтирь и Пророки или «Книга Иова», этот диалог выходит за рамки племенных отношений на уровень Космоса. Можно ли говорить о том, что Христос в этом смысле продолжатель религии Ветхого Завета?

Вот в этом смысле только и можно. Вот эту-то традицию и воспринял Христос, а, точнее сказать, Он в ней всегда и был, и просто явил ее заново. Личный диалог с Богом Отцом — это все Евангелия. Обращается к Отцу Он постоянно — то с сетованиями на непонятливость окружающих, то с благодарностью за любовь, то с опасениями и просьбами укрепить в вере (моление о чаше), то с возгласом отчаяния на кресте.

Насколько это проще, радикальнее и глубже древнеиндийских мудрований об Атмане-Брахмане и бесконечных аватарах! Есть только душа и Отец, который ее сотворил. Нет даже национальности. Не нужно долгих практик аскетизма или фарисейской учености.

— Почему не постятся Твои ученики? — Спрашивали Господа ученики Иоанна Крестителя.

— Могут ли поститься сыны чертога брачного, когда Жених с ними? Доколе с ними Жених, не могут постится, но придут дни, когда отнимется у них Жених, и тогда будут поститься в те дни. (Мк. 2:18—22)

Просто будь со Христом и все. Со Христом у души появился посредник, который своей кровью проложил путь к Богу, так что, наконец-то, человечество может этому пути доверять. Из всех возможных путей к Богу путь со Христом казался самым прямым и коротким. По крайней мере, при жизни Спасителя так и было.

Есть и другие коннотации Ветхого и Нового Заветов, отчего их и печатают под одной обложкой, но об этом чуть позже.

Две великих ереси в истории религий

Религиозное чувство, которое способен испытывать человек, не так уж и вариативно. Ведь все люди во все века представляют один вид — homo sapiens. Кровь у всех красная, две ноги и две руки, пара глаз, нос и два уха. Добывать себе пропитание человек везде научился одинаково — кто охотился и собирал плоды, кто засевал землю и разводил скот. Вариантов немного. Практики шаманизма и камланий тоже везде очень похожи. Начальные стадии религии — анимизм, тотемизм — везде одинаковы. Даже верховный бог политеистов и тот везде один и тот же — это бог грозы, громовержец, потому что его больше всего боятся: Зевс-Юпитер у греков с римлянами, Индра у ведистов, у славян Перун и т. п.

Когда же человечество в своей рефлексии духа подобралось к единому Богу-Творцу, а это случилось не у всех народов, но там, где это произошло, у тех народов и выработалась своя религиозная система, часть из которых мы сейчас знаем, как мировые религии.

Не будет ересью сказать, что закономерности религиозного опыта у всего человечества одни и те же, ведь несмотря на разницу богов и трактовок, ведут люди себя одинаково. Одни возносят молитвы Творцу, находясь в миру и пользуясь близлежащим культовым сооружением, другие становятся отшельниками-анахоретами, уходят в леса и пустыни, образуют общины единомышленников и принимают обеты, отделяющие их от мира. Одни находят служение в милосердии и служении ближним, другие предпочитают личную аскетическую практику и уединение.

Если одинаково люди во всех религиях ведут себя во внешних проявлениях, то одинаково они и думают. Вот именно то, что происходит у религиозных людей в голове — это важно, ибо от этого и зависит их отношение к миру и окружающим. И вот здесь как раз и лежит водораздел между истинной религией и ложной, между заблуждением и истиной.

Если индуизм, как я уже говорил выше, увяз во множестве разных богов и культов, к чему это привело? Миллионы людей в городах поклоняются своим мурти (священным идолам), при этом исповедуя в жизни материализм и практицизм, а другие — садху — ходят полуголыми, раскрашенными и с запутанными волосами по дорогам Индии и попрошайничают. Одни решили, что им достаточно внешне соблюдать ритуалы поклонения и чтить традиции, в повседневной жизни живя без Бога, а другие — наоборот — признают мир за ничто, за иллюзию, майю, наваждение. Их «подлинная реальность» в глубокой трансцендентальной медитации на священные имена. Их время вечно, пространство бесконечно, их идеал — мокша и нирвана. Этот мир их никак не интересует, они уже вышли из него, только тело еще временно влачится по этим пыльным дорогам, как никчемная материальная оболочка. Душой они уже давно на небесах, на своих райских планетах, а лучшие вышли из круга сансары и достигли просветления.

Это два вида ментальной ереси, характерные для любой религии. В том числе это было характерно и для иудаизма, это же возможно и в христианстве. Называются эти ереси практицизм и спиритуализм. Можно было бы их назвать крайний практицизм или материализм и крайний спиритуализм или мистицизм. В иудаизме обмирщение и практицизм выразились в саддукействе, которое дошло до отрицания бессмертной души. К спиритуалистам же можно отнести ессеев, не желавших иметь ничего общего с окружающим их миром.

На самом деле это основной вопрос религиозного сознания, ибо недостаточно иметь правильного пророка, необходимо еще правильно понять слова пророка, а вот с этим всегда большие проблемы. Болезни же человеческого сознания везде и всегда одни и те же. И неважно какая религия — сознание человека принесет свои заблуждения в любую религию, будь то индуизм или христианство. Ибо оно основано на натуре, привычках человека, а они везде одинаковы.

И если сейчас, к примеру, где-то батюшка сокращает безбожно службу, исповедь проводит во время литургии и формально быстро, таинство подает за деньги, а вино в лавке в два раза дороже, чем такое же в магазине — то это ересь практицизма. И совершенно неважно, что называется церковь «христианской» — из нее можно сделать вполне полуязыческое малое предприятие по оказанию религиозных услуг. И в самом деле, если бы приходящим креститься ученики Господа говорили — «пожалуйста, за 6 тысяч сделаем» (а такие ценники на «крещение» в Москве), или, в лучшем случае, «покрестим за пожертвования» — куда бы послал Господь этих учеников? Лучше и не представлять.

Я недостаточно хороший христианин, и никого не сужу, но я достаточно трезв, чтоб отличать черное от белого. Я уже писал выше, что если увидел течь в корабле, то должен поднять команду, чтобы спаслись все плывущие на этом корабле. «Нельзя служить двум господам — Богу и мамоне» (Матф. 6:24), — сказал Христос, и истина эта выше разговоров о личном смирении. Если уже за крещение берут деньги и не малые — это уже о многом говорит.

Моя мама решила креститься в 77 лет, так как выяснилось, что до этого она обряд крещения не проходила, хотя в церковь периодически заходит. Не без моего влияния она приняла это решение. Каково же было ее удивление, что везде с нее потребовали за это деньги. Пришлось найти единственный известный мне в Москве храм, который за это деньги не берет. Но не менее меня шокировало, когда, придя недавно в очень симпатичный храм с интеллигентного вида батюшкой на соборование, мне, передавая свечку с бумажкой, работница местной лавки сообщила, что с меня 250 рублей (свечка была тонкая, рублей за 50 и то с огромной наценкой). Храм был набит народом под завязку. То есть, видимо, все с этим смирились, а вот я как-то не смог. Я, признаться, давно не соборовался, но в этом храме я решил это таинство не проходить. Мне кажется, оно там бесполезно. Каждый должен жертвовать на родную церковь — согласен, но добровольно, а не в виде платы за важнейшие таинства, от этого таинства делаются бесполезными. Возможно, это общее поветрие потери того самого вкуса, который был присущ нашей дореволюционной, да и, вообще, европейской культуре. Ведь слишком долго ее из нас вышибали коммунисты. В греческих церквах, например, ценников за свечи и таинства вы не увидите. Все-таки, 70 лет там не уничтожали христианскую, да и вообще, человеческую мораль.

Ересь практицизма сидит в сознании человека со времен бронзового века, и ее так просто не искоренишь, хоть тебе тут и «Благая весть» — а все-равно, бацилла эта жива и антидот еще не придумали.

Приспособление Божьих заповедей под золотого тельца, практицизм — это то, с чем боролся еще Моисей. То, что он получил 10 заповедей на горе Синай — это все знают. А вот то, что он получил их на скрижалях, которые тут же и разбил, спустившись с горы, об этом мало кто помнит. Разбил же он их потому, что евреи, пока он постился на горе Синай, соорудили себе золотого тельца (то есть быка), которому и поклонялись. Этого не мог перенести впечатлительный Моисей, в порыве чувств разбив и скрижали. Пришлось Богу их восстанавливать заново.

Практицизм выражается не только в приспособлении к золотому тельцу заповедей Господних, но и более опосредованно, ко всему мирскому, суетному, второстепенному. Так внутри православия проявился магизм и даже язычество, когда ритуал, поверье и чьи-то выдумки заслонили дух религии. Немало страниц разоблачению языческих атавизмов в православии посвятили наши богословы. Ни на какой праздник вы не увидите столько народу в храме, как в очереди за святой водой на Крещенье или в великую субботу на освящении куличей — это расхожий пример. Это, конечно, не умаляет значения святой крещенской воды, агиасмы, и куличей с яйцами, но действует ли Святой Дух там, где к нему относятся, как к чудодейственному эликсиру или пустой традиции?

Что происходит в голове человека, который во время литургии ставит свечки ко всем иконам, к которым только может? Ведь вместо того, чтобы молиться во время важнейшей службы христианина вместе со всеми, ему надо сначала протиснуться в лавку, отсчитать деньги и получить сдачу, затем пробраться к нужной иконе, а чаще растолкать кого-то, отвлекая его от молитвы, чтобы передать свечку. Вероятно, во время всех этих действий он думает, что совершает что-то важное, хотя у него на плечах сидят два беса — один отвлекает прихожан от молитвы, второй забивает его собственную голову ненужными мыслями. Ведь все, что нужно человеку — это молиться на литургии вместе со всеми, это самое действенное, а свечку можно и нужно поставить до начала службы, или во время причащения священников в алтаре после «Отче наш» — положенных по уставу в это время молитв все равно никто из прихожан не читает, в основном люди просто ходят по храму и переговариваются. Ни разу не слышал я и от священников, чтобы они наставляли прихожан, как и когда надо ставить свечки, чтоб не мешать другим молиться. Вероятно, опасаются, что это скажется на статье приходского дохода.

Все это, казалось бы мелочи, но, на самом деле, самая банальная бесовщина. И я не предаюсь здесь средневековым предрассудкам. Люди с открытыми духовными очами, и это зафиксировано в книгах, часто видят бесов прямо в церкви. Чем меньше порядка в церкви, тем больше там бесов и тем ближе они к алтарю. Один духовидец, способный слышать разговоры бесов, передавал, как бес похвалялся перед другими, что добрался до самого престола в алтаре. Что мешает настоятелям сделать элементарные «вводные» своим служителям о том, как надо вести себя в церкви и что не надо, например, гонять свечи по кругу в подсвечниках — непонятно.

Или другая история. Исповедь в храме, народу много. Исповедуют два священника. Вдруг вперед одной из очередей подходит «матушка» и начинает оживленно переговариваться со стоящей впереди, видимо, ее знакомой. Сразу видно — «своя» служка. Говорит о чем-то веселом, улыбается. Так, поболтав минуты 3—4, она идет к священнику, через минуту он ее накрывает епитрахилью и читает разрешительную молитву. То есть «своя» исповедалась. Исповедь ли это? Не знаю. Как минимум, она своей болтовней отвлекала всех стоящих в очереди. Вряд ли об этом она упомянула священнику. То есть в данном случае она приспособила религию к самой себе — ей надо быстро и комфортно «исповедаться», вот она это и сделала. Вероятно, после этого она еще и причастилась. Я не удивляюсь поэтому, что в более древней Элладской церкви, например, исповедуются только наедине в специально назначенное время и не приходскому священнику, а специально для этого приглашенному из монастыря монаху.

Я отдаю себе отчет в том, что хожу по тонкой грани «осуждения», но я же предупреждал честно, что пишу экзистенциально — то, что вижу и чувствую… Да и не осуждаю я никого, просто делюсь впечатлениями, чтобы быть честным перед самим собой и читателем. Всем же понятно, что церковь — это единственное место, где православный христианин может соборно молиться с единоверцами, да и за вход денег пока не берут, слава Богу! Так что мы хотим ей помочь и как-то улучшить приходскую жизнь. Батюшки наиболее опытные и ревнители благочестия делают это сами. Там, где таких настоятелей нет, это должны делать прихожане.

Другая опасность и сугубая ересь — спиритуализм, то есть низведение всего христианства к отрицанию мира и замыкание в себе. Иногда эту тенденцию ошибочно называют «аскетизм» — на эту ловушку попадались многие светские богословы, представители нашего «серебряного века» особенно. Наиболее ярким был Николай Бердяев (1874 — 1948), который прямо провозвещал, что в «религии будущего» аскетическая традиция канет в лету. Ему вторит, хоть и более осторожно, прот. А. Мень в своей лекции «Два типа христианства» и других работах. Вопрос этот настолько серьезен, что на нем надо остановиться подробно.

Страсти по асКетизму

«Три благочестивых мужа, стремящихся к спасению, приняли монашество. Один избрал себе в делание — примирять ссорящихся, другой — посещать больных, третий ушел для безмолвия в пустыню. Первый, заботясь о том, чтобы прекратить распри между людьми, не мог примирить всех ссорящихся. Побежденный унынием, он пришел к тому, который избрал своей добродетелью служение больным, но и того нашел также малодушествующим, признавшим, что исполнение принятой им добродетели превышает его силы. Договорившись, они пошли повидаться с третьим товарищем, удалившимся в пустыню. Придя, они поведали ему о своем смущении и просили сказать, что доставило ему пустынножительство. Помолчав немного, он налил воды в лохань и сказал: «Поглядитесь в воду.» Она была возмущена. По прошествии некоторого времени он опять сказал им: «Теперь поглядитесь в воду, она уже устоялась.» Взглянув в воду, они увидели в ней свои лица, как в зеркале. Тогда он сказал им: «Подобное этому совершается с человеком, когда он находится среди людей. Он не может видеть своих грехов по причине непрестанного возмущающего его отвлечения. Когда он удалится в уединение, особенно в уединение пустыни, тогда он усматривает свои согрешения.» (Ел. Игнатий. Отечник. С. 472. №68).

Греческие слова «аскесис» άσκησις («упражнение») и ασκητής («борец, атлет») в античной и позднеантичной литературе обрели три основных значения: 1) смысл «физический» (упражнение тела), 2) смысл нравственный (упражнение ума и воли) и 3) смысл религиозный. Третий смысл прослеживается у пифагорейцев и Филона Александрийского. Профессор А. Сидоров в своей книге «Древнехристианский аскетизм и зарождение монашества» пишет: «В Новом Завете глагол άσκειν встречается лишь в Деян.24:16 (в довольно широком смысле: „и сам подвизаюсь всегда иметь непорочную совесть пред Богом и людьми“). Св. Апостол Павел предпочитает использовать синонимы: γυμνάζω („упражнять, тренировать“) и γυμνασία („упражнение“) 2. Начиная с Климента Александрийского и Оригена, понятие ασκησις и сродные с ним слова обретают (вероятно, не без влияния Филона) в христианской письменности тот привычный и преимущественный смысл „подвижничества“ („подвига“), с которым они обычно ассоциируются ныне.»

Воспитывать себя, тренировать волю, разум, дух, ограничивать плотские желания — что в этом плохого? С самых первых христиан традиция аскетизма явно прослеживается. Конечно, это было и раньше — и у индусов, и в Ветхом Завете, и в Древнем Риме.

В Евангелиях, правда, есть момент, который указывает, что ученики Христа при Нем не постились. Иначе бы ученики Иоанна Крестителя не спрашивали бы их ревниво:

— Почему мы постимся и молимся, а вы нет?

— Могут ли поститься сыны чертога брачного, — отвечал Господь, — пока с ними Жених? Но когда отнимется Жених, тогда и будут поститься.

Другой эпизод повествует, как ученики не могли выгнать беса из одержимого. Христос же, выгнав его, учил, что сей род изгоняется только молитвой и постом (Мф. 17:21). Тем самым благословил и то, и другое для самосовершенствования духа. Это же говорит и о том, что сам Господь практиковал и молитву, и пост. О 40-дневном посте Его в пустыне иудейской повествуют все Евангелия. Из Евангелий же мы знаем, что почти каждую ночь Он уединялся куда-нибудь в пустынное место (а близ Иерусалима это была Елеонская гора) и проводил там время в молитве. В ночь предательства Он один молился в Гефсиманском саду в то время, как ученики не могли бодрствовать, хотя Он их и просил об этом.

Итак, аскетизм как молитва и пост заповедан нам самим Спасителем. Эта практика, которая сама по себе существует с незапамятных времен, была воспринята и христианами с воодушевлением. Ибо здравый смысл подсказывает, что стяжать духовные дары без ограничения себя невозможно. Это касается излишней пищи, увеселений, праздности, удовольствий тела, эгоизма и т. п. Религиозная практика с самых древних времен знает это. Йоги знают это, буддисты, джайны, даже древнегреческие анахореты-философы, включая пифагорейцев.

Без аскетизма нет и современной православной жизни. Посты — это аскетизм, ограничение в увеселениях, разговорах, поклоны, молитвы, даже выстаивание службы — это уже аскетика, недоступная для многих. Признаться, для новоначальных, к которым когда-то и я относился, этот рубеж — долгое стояние на службе — был самым тяжелым для преодоления. Для многих «культурных» людей он так и остался непреодолим. А знаменитые православные посты? Со стороны кажется ужасным, как можно треть года не есть мяса и молока. Но, тем не менее — те миллионы, которые выстаивают православные службы и соблюдают посты, не в курсе, что по мнению Н. Бердяева или Д. Мережковского — это плохо. А, может, они не это имел в виду?

Конечно, здесь имеет место подмена понятий. Аскетической традицией называют монашеское богословие, тем самым подменяют понятие «аскетизм», без которого религиозная жизнь вообще невозможна, если речь идет о серьезной религии, неким специфическим «монашеским мировоззрением», заключающимся в отрицании внешнего мира.

Монашество, от греч. μόνος — один, одинокий, возникло на рубеже 3—4 веков н.э. в Египте. Хотя Павел Фивейский — легендарный первый монах, удалился в фиваидскую пустыню несколько раньше Антония Великого, к последнему стеклись ученики, как Макарий Великий и другие. Таким образом, он считается прародителем монашества. Хотя монашество общежительное, расцветшее пышным цветом во все века последующего православия, строго говоря, можно считать детищем великого Пахомия, которому ангел (по «Лавсаику» епископа Палладия Еленопольского) вручил первый общежительный устав. Об этих первых подвижниках говорит известный авва 6-го века Дорофей в 1-м поучении своем: «Они поняли, что, находясь в мире, не могут удобно совершать добродетели и измыслили себе особенный образ жизни, особенный образ действования, — я говорю о монашеской жизни, — и начали убегать от мира и жить в пустынях.»

Хронологически первые монахи подались в пустыню еще до принятия Миланского эдикта в 313 г., отменявшего гонения на христиан, поэтому поступок их понять можно. Некоторые специалисты указывают, что, наоборот, монашество и развилось в 4-м веке после отмены гонений в связи с размытостью границ церкви, ее обмирщением. Так или иначе, с 4 века монашеские обители зародились независимо и под воздействием друг друга по всему востоку Римской империи. Патерики сохранили нам сказания о выдающихся подвижниках Сирии, Палестины, Малой Азии, Ассирии.

Многие отцы путешествовали в пустыни, где были знаменитые старцы, чтобы набраться опыта. Так, например, знаменитый экзегет и ритор Ефрем Сирин (сириянин) в 4-м веке посетил многие египетские монастыри, где беседовал с тамошними аввами.

Монастыри общежительные и особножительные (где монахи жили по одиночке, был также промежуточный вариант — скит или лавра) широко распространились на Ближнем Востоке, и число насельников одних только египетских пустынь было весьма велико. Так в Нитрийской горе в 4-м веке по свидетельству еп. Палладия насчитывалось 5000 монахов, в монастырях Пахомия Великого тогда же — 7000. Это очень большие цифры, если, к примеру, в наше время монастырь, насчитывающий 100 монахов, считается уже крупным.

Монастыри цивилизовали окружающую среду и жителей пустынных районов. Многие стекались к аввам за советами и исцелениями. В «Лавсаике», (сборнике повествований о египетских старцах 4— нач.5 веков, написанном епископом Палладием Еленопольским) содержится не один рассказ, как какой-нибудь великий авва разрешал споры противоборствующих племен, или изгонял идольских жрецов из деревни, или даже ликвидировал засуху или наводнение. Ко многим из них приезжали видные императорские чиновники за советом, а некоторые так даже и оставались, как Арсений Великий, бывший до этого воспитателем императорских сыновей.

Так что же не нравится неохристианам и борцам с аскетико-монашеской традицией? Они же прекрасно понимают, как прот. А Мень, например, что без нее православие невозможно представить, взять хоть молитвослов — что в утренних молитвах, что в вечерних, подавляющее большинство текстов — именно молитвы древних отцов монашества: Макария Великого, Симеона Метафраста, Симеона Нового Богослова и др. А Иоанн Златоуст, Василий Великий — без которых и литургии бы не было — то же прошли немалый монашеский искус в пустыни, прежде чем стать епископами. Что уж говорить про отшельников богословов, таких как Ефрем Сирин, Григорий Палама, Исаак Сирин, Иоанн Лествичник, Григорий Синаит и других, чьи писания оказали огромное влияние на православное богословие!

Дело здесь в «святоотеческом наследии», иначе говоря, в монашеских писаниях. А в монашеских писаниях наших критиков волнует именно мировоззренческая сторона, а именно, вопрос отношения к видимому «внешнему» миру, миру людей, культуры, внешней цивилизации. Того, что называется «Не любите мира, ни того, что в мире». Вот здесь лежит водораздел в понимании разницы «открытого» и «закрытого» христианства.

В самом деле, ведь дело не в том, как человек обременен аскетической практикой, а как он относится к миру вообще. Живи ты хоть в дупле, но, если ты любишь Божий мир, ласков с приходящими к тебе, готов наставить и помочь любому, значит ты во Христе. С другой стороны, и без анахоретства можно жить в прелести, полагая себя за пуп земли. Поэтому совершенно не важно: живет ли человек в миру, или он уединился в пещере, главное — его отношение ко всему живому.

Вдова великого князя московского Дмитрия Донского (1350—1389) княгиня Евдокия (в монашестве Ефросинья) носила под платьем вериги, при этом посещала пиры с послами, а ее упрекали в легкомысленном поведении. То есть вместо того, чтоб уйти в монастырь сразу после смерти мужа, как то полагалось тогда на Руси, она была сугубым аскетом, живя в миру, так как вынуждена была помогать своим детям встать на ноги, а Василию 1 Дмитриевичу еще и править. Естественно, этот мир не презирая, по слову Спасителя:

«Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою.» (Матф. 6:16)

«А вот де отшельники-анахореты, — говорят критики монашества, — да и монахи вообще, отделившись от мира, презрели его, как падший, и, тем самым возгордились в самолюбии и самоспасении. В обетах своих они отрекаются „от мира и всего, что в мире“, то есть оставляют его сатане, а сами себя спасают. Культуру же и жизнь общественную они оставляют на произвол дьявольских сил, не желая участвовать ни в борьбе за „доброе, светлое, вечное“, ни, вообще, в судьбе погибающего человечества.» Так вкратце можно передать логику критиков монашества и «закрытого» типа христианства. (См. статью прот. А. Меня «Два типа христианства»)

Недавно я решил причаститься постом, вычитал положенные молитвы, естественно, исповедался накануне и пошел утром на литургию. Так как я живу на высоком этаже, пока я ехал вниз, в лифт ко мне подсел мужчина, и от него несколько разило чесноком. Мужчина был южной внешности, и ладно бы, ничего, позавтракал человек, но тут его пробрал кашель. В узком маленьком лифте кашлять после завтрака с чесноком категорически нежелательно. Кое-как задержав дыхание, я вырвался из лифта, ожидая с нетерпением, когда же наконец этот товарищ перестанет маячить передо мной затылком и свернет с моего пути. В конце концов, я его просто обогнал. Думы мои в это время были не очень миролюбивые. Слегка продышавшись по дороге, я подошел к переходу у светофора. Дорога широкая, а переход наземный один. Прямо за переходом метров сто до моей церкви. А на переходе со мной стоит женщина и разговаривает по телефону, видимо, со своей мамой. Разговаривает громко и агрессивно. Что они там выясняли я не знаю, но стояла она рядом со мной, и мне некуда было от нее деться, так как переход через дорогу был только в этом месте. Уши затыкать руками тоже как-то смешно. Светофор в этом месте долгий, так что пришлось минуту выслушивать ее разговор. Мысли мои становились все мрачнее. Перейдя дорогу, я снова сделал рывок, чтобы обогнать ее и широким шагом устремился к церкви, надеясь по пути уже никого не встретить.

Если бы я положил свей целью «спасение» и только его, как это понимает монашество, разве не оградил бы я себя от всех этих помех? И в самом деле. Рассудим логически. Жить среди себе подобных верующих или одному, изредка приходя на богослужения. Поститься без ограничений сколько душе угодно. Знать, что высшее и сладчайшее достижение души — соединение с Господом в таинстве евхаристии, все время проводить в молитвах и богомыслии — разве это не идеал? И разве не это — главное в жизни человека, не спасение его собственной души от ада?

Зачем же мне тогда и этот кавказец с запахом чеснока ранним утром в лифте, и эта мадам с телефоном, и та «матушка», которая без конца будет гонять свечки по кругу у меня перед носом, да и толкотня с куличами и пасхами в великую субботу? Не логичнее ведь от всего этого избавиться одним простым решением — отречься от «мира и всего, что в мире»? А сколько соблазнов можно тогда избежать! Привычное общение с людьми мирскими с их досужими разговорами, непонятный «успех», к которому все призывают, СМИ, которые засоряют голову каждый день новостями, а еще какие-то «новости культуры» — очередные фантазии извращенцев — нет, все это надо отрезать раз и навсегда! Поэтому эти люди правы! Они просто создали «удобные для спасения условия», инкубатор своего рода. Можно, спокойно вычитав молитвы, пройти утром по монастырю на службу, мимо проплывет разве что чья-то борода, а то еще фазан пройдется с павлином — и ты уже на долгой службе — как хорошо! И ни что не мешает.