Бесплатный фрагмент - Блуждающие в ночи

Моим родным и близким — с благодарностью и любовью

ОДИНОЧЕСТВО ДЕВОЧКИ ВАУ

Притча для тех, кто понимает

Посвящается Анюте

Давным-давно, когда по речным долинам бродили мудрые мохнатые мамонты, а в заповедных лесах скалили острые клыки саблезубые тигры, жила-была первобытная девочка. Мама девочки вела домашнее хозяйство, а папа добывал пропитание: выкапывал из земли сладкие корни, удил рыбу и ловил на пригорке зазевавшихся сусликов. Добычу папа приносил домой в пещеру, а мама готовила на костре вкусные супы и жаркое.

А девочка… Будучи совсем маленькой, она почти ничем не занималась. Только играла с куклой, которую папа смастерил из обломка сучковатой ветки и кусочка шкуры неизвестного животного — возможно, тираннозавра. Как не играть с такой куклой?

А еще девочка любила раскладывать на песке камушки. Положит один камушек, потом добавит к нему второй, а затем и третий…

— Вау! — восклицала мама. — Папа, посмотри, какой у нас умный ребенок. Наша дочка точно знает, сколько в нашей семье человек.

— А сколько? — спрашивал папа. Он всегда трудился в поте лица, даже по вечерам, помня о том, что человеком из глупой и ленивой обезьяны его сделал труд. И пересчитывать членов первобытной семьи папе было некогда.

— А вот столько, — отвечала мама. — И раз, и еще «и раз», и снова «и раз».

У мамы получалось считать только до одного, потому что в детстве она не очень хорошо училась в первобытной школе. И даже иногда сбегала с уроков, когда на поляне давали благотворительный концерт бродячие артисты-неандертальцы.

— И сколько же нас всего? — не понимал папа.

— А ты как думаешь? — хитро улыбалась мама, раскрашивая ногти желтой охрой.

— Я предполагаю, что много, — с умным видом говорил папа. — Не удивлюсь, если тьма, елки-палки.

Сам он научился считать до двух и больше не заморачивал голову подобными пустяками. Даже стишок сочинил на эту тему: «Уха два и глаза два. Кто не верит: ква и ква».

— Вау! — восхищалась мама. — Наш папа — настоящий поэт, ну просто супер-пупер. Чего это лягушки расквакались? К дождю, что ли?

Девочка же только грустно вздыхала про себя. Ведь она еще не умела говорить, и ее никто ни о чем не спрашивал. А ей так хотелось поучаствовать в разговорах папы и мамы и выразить свои мысли! Их в голове у девочки бегало очень много. Почти столько же, сколько бегает муравьев на старом пне в солнечный день.

Чтобы как-то сохранить и передать свои мысли, девочка брала прутик и чертила на песке палочки и кружочки. Ей казалось — в рисунках заключен важный смысл. Но никто, кроме самой малышки, не обращал на них внимания. Папа и мама ходили по пещере взад-вперед и нечаянно затаптывали рисунки босыми ногами в цыпках. А мама еще и сердилась.

— Вау! — пугалась она, наткнувшись на дочку в темном углу пещеры. — Опять ты сидишь на земле голой попой. Хочешь простыть? А ты знаешь, сколько просит за лечение наш колдун? Так много, что папе и за месяц столько сусликов не наловить. А я давно мечтаю о новой лисьей шубе. И тебе не мешало бы к зиме шубку сшить. Хотя бы из сусликов.

Чтобы не расстраивать маму, девочка брала куклу и садилась у костра на корточки. В отличие от современных избалованных детей она имела лишь одну куклу — но зато настоящую! И самое главное, что та всегда понимала девочку без слов.

Малышка смотрела на огонь и думала о том, что огонь похож на рыжую лису. И если его поймать, то можно сшить красивую шубку. Или даже две. Как папа и мама об этом не догадываются?

А еще ей казалось: огонь ворчит, как старая бабушка, которую никто не слушает; и вода, капающая с потолка, о чем-то хочет рассказать; и ветер, залетающий в открытый проход пещеры, шепчет о том, что он видел в лесу…

Однажды, когда мама ушла к ручью за водой, девочка подобрала около костра остывший черный уголек и присела у стены пещеры. Она спешила выразить обуревавшие ее мысли, пока мама не видит, — а то ведь опять скажет: «Вау!» И добавит какое-нибудь «бла-бла-бла». Зачем взрослые произносят столько непонятных звуков? Словно эти самые… ага, лягуши.

На земляном полу от сырости образовалась лужица. Поблизости валялись сикось-накось сучья разной длины, из которых папа собирался смастерить что-нибудь полезное для общества. Например, стрелы, чтобы охотиться на шустрого зайца, или капкан — на жирного суслика. Папа даже разложил сучья в определенном порядке — в соответствии со своими замыслами.

Однако девочку чужие замыслы не интересовали, ведь она сама намеревалась творить. Посмотрев внимательно на землю, малышка осторожно начертила угольком на стене пещеры несколько линий, и получился следующий рисунок:

А

«А ведь похоже, елки-палки, — подумала девочка, — хотя… как-то немного косовато». И уже уверенней добавила еще несколько черточек, копируя то, что видит на земле. Получилось вот это:

А Н

«Ну просто тютелька в тютельку, — решила малышка. — Мама наверняка воскликнет „Вау!“ — а папа заявит: „Прямо в точку, елки-палки“. Он ведь у нас „известный юморист“, как выражается мама».

Девочка продолжила увлекательный процесс творчества, попытавшись изобразить лужу и валяющиеся рядышком палочки. Но с лужей возникла загвоздка. Оказалось, что рисовать овал куда труднее, чем проводить прямые линии. Девочка так старалась, что едва не прикусила высунутый язычок, а на лбу у нее выступили бисеринки пота. В итоге вышло вполне художественно, почти «супер-пупер», говоря словами продвинутой мамы. А папа в таких случаях изрекал с умным видом, что терпение и труд все перетрут. Ну и дальше про обезьяну…

Вот так получилось:

А Н Ю

Малышка была очень довольна своим творением и хотела рисовать дальше. Однако в этот момент вернулась мама и сказала:

— Вау! Опять ты занимаешься ерундой. И вся вымазалась в угле. Пошли мыть руки, пора обедать. Папа поймал большую рыбу, а я запекла ее в золе.

И они пошли мыть руки. А картина на стене так и осталась незавершенной…

К сожалению, мы не знаем, что дальше случилось с этой семьей. Но минуло много-много лет, и пещеру, где когда-то жила первобытная девочка, нашли ученые-археологи. Они обрадовались так, что прыгали до потолка пещеры: ведь в ней обнаружились следы пребывания древних людей. Экспедицию возглавлял знаменитый, почтенного возраста профессор, ему помогал молодой помощник Паша, а раскопки вели студенты, которые учились у профессора.

Каждый день студенты что-то находили: то наконечник для копья, то каменный ножичек, то иголку из кости оленя… И даже отпечатки ног древних людей. Паша собирал находки и приносил их в большую палатку, где жил профессор. Тот записывал информацию в толстую тетрадь, а потом обзванивал по сотовому телефону популярные газеты. На следующий день они большими буквами сообщали о том, как знаменитым ученым в результате долгих поисков обнаружен новый важный артефакт. Разумеется, находка в очередной раз подтверждала теорию ученого о создании письменности.

Однажды помощник прибежал дико взволнованный. Он даже не дал профессору допить послеобеденный кофе и потащил в пещеру, как бедный старичок ни отбивался.

— Смотрите, п-профессор, — заикаясь от волнения, произнес Паша, подсвечивая фонарем на стену пещеры. — Смотрите, здесь написано «АНЮ». Вы п-понимаете?

Ученый в спешке забыл захватить очки. Поэтому, прищурив один глаз, он внимательно рассмотрел надпись и с недоумением отозвался:

— Чего я должен понимать? Что еще за «Аню»?

— Это имя, п-профессор. След древней цивилизации!

— Какой еще след? Впервые слышу подобное имя. Вот Аня — слышал. И Ани слышал. И даже Арно. Бабаджанян, был такой композитор. — И профессор, задумавшись на пару секунд, вдруг замурлыкал под нос: — Твои следы тара-та у реки… Ведь нет следов, что исчезают без следа.

— Ну п-при чем тут композитор Арно? — чуть не плача от расстройства, жалобно протянул помощник. — Уверяю вас — это п-первобытное имя. И это — мировая сенсация, п-профессор, п-послание современному человечеству из минувших веков. Это кардинально меняет п-представления о времени изобретения п-письменности. П-понимаете?

Профессор покосился на надпись и ехидно рассмеялся:

— Какой вы наивный, Паша, и совсем зеленый! — говоря так, знаменитый ученый намекал на то, что аспирант слишком молод и мало чего понимает в серьезной науке. — Везде вам чудятся великие открытия. Буквы не могли быть придуманы так рано примитивными первобытными людьми. Это совершенно точно установлено.

— Кем? — опрометчиво спросил Паша.

— Как кем? Мной!

Профессор взглянул на помощника с укоризной и продолжил:

— Даже без лупы видно — надпись сделана туристами. Вечно они стены пачкают: «Здесь была Катя», «Здесь сидел Витя»… Лучше я пойду, допью кофе.

— П-подождите, п-профессор, — попробовал спорить настырный аспирант. — Обратите внимание на п-признаки окаменелости. Я п-почти уверен — надпись нанесли на стену в каменном веке.

Увы! Убеленный сединами и умудренный знаниями профессор так и не поверил «зеленому» помощнику и даже обругал его за то, что кофе остыл. А еще, на обратном пути в палатку, невезучий старичок наткнулся на дерево и набил на лбу большую шишку — ведь он без очков почти ничего не видел.

Что касается аспиранта, то тот, подумав как следует, осознал свою ошибку и стер, на всякий случай, подозрительную надпись в пещере. Вскоре Паша стал зятем профессора, кандидатом археологических наук и важным ученым. И теперь сам преподает в институте студентам теорию о происхождении письменности, выдуманную профессором. Поэтому до сих пор считается, что письменность изобрели древние шумеры примерно пять тысяч лет тому назад.

Впрочем, смысл нашей истории в ином. Ведь девочка Вау и не собиралась изобретать письменность. Она лишь хотела, чтобы ее услышали и поняли. Вот что важно!

Каждый из нас приходит в чужой и неведомый мир с криком страха и отчаянья. И вся жизнь человека, это поиск хотя бы одной души, способной понять его чувства, утешить и подарить надежду. Поиск бесконечный, мучительный и не всегда успешный.

Вот почему я зол на хитрого профессора и угодливого аспиранта. Так бы и послал их в меловый период, чтобы скормить саблезубым тиграм — если бы те не вымерли. Зол не только потому, что эти «типа ученые» уничтожили рисунок девочки Вау. Уникального рисунка очень жаль! Однако основная моя претензия вызвана тем, что аспирант и профессор занимаются чепухой, подменяя смыслы. Неужели их в детстве ставили в угол?

Кто бы мне объяснил — зачем нужна письменность, если с ее помощью люди строчат доносы, изощряются в оскорблениях и объявляют войны? Да и люди ли они вовсе или всего лишь местами подбритые обезьяны с гаджетами?

Неужели смысл бытия состоит в бесконечном, как лента Мёбиуса, прогрессе, в том, чтобы делать карьеру или сочинять теорию, которую потом все равно опровергнут или просто забудут? Какой смысл в открытиях того, что ни на йоту не делает человекоподобное существо человечнее? Разве это не мартышкин труд?

Что бы там не утверждали некоторые умники, но вовсе не труд превратил обезьяну в человека, а способность понять сородича и проявить к нему сочувствие. А если тебя не понимают, то кому они нужны, эти буковки, циферки и прочие теории?

Суть нашей истории не в том, кто первым придумал буквы, а в том, что рядом с каждым человеком должен находиться кто-то, способный его услышать и понять. Ведь можно сочинить кучу умных теорий, якобы объясняющих мир, но не понять собственного ребенка. И кому он будет нужен, подобный мир?

Ведь в таком мире никого не останется. Совсем никого. Ни мохнатых мамонтов. Ни саблезубых тигров. Ни девочки Вау. Ни ее мамы, так мечтавшей о новой шубе… И даже хитрых профессоров не останется.

Останутся одни суслики. Но разве с ними поговоришь?

ИДИ КО МНЕ

— Иди ко мне, — позвала из спальни жена.

Он не откликнулся — сидел у себя в комнате, допечатывая первую фразу рассказа. Творческий процесс нельзя прерывать — вечно она этого не понимает.

Но вторая фраза не складывалась. Он поерзал еще немного в кресле — нет, сбился настрой. Ну чего ей опять понадобилось?

Жена в последнее время болела. Иногда ленилась, как он считал, вставать. За стаканом воды, например, почему самой на кухню не сходить? Лишняя разминка даже больному не помешает. И его бы по пустякам не отвлекала.

А то еще моду взяла: «Сядь, побудь со мной, поговори». Зачем? Как будто за жизнь не насиделись. И много высидели? Одну дочь. Да и та… Если разобраться, ничего больше и не связывает. Сиди теперь, не сиди… Вот даже интересно, зачем сейчас звала?

Негромко ворча под нос, добрел до спальни. Там никого не было. «На кухне, что ли?»

Однако и на кухне жены не обнаружилось. Постоял в недоумении. Непонятно.

Заглянул в гостиную. Тот же результат.

Машинально проверил туалет и ванную. Пусто.

Пожав плечами, вернулся в свою комнату и застыл около стола. Чертовщина какая-то.

Задумчиво поскреб подбородок: «Надо же, опять бриться забываю…» Послышалось? Да нет же! Так и сказала: «Иди ко мне». Почти над ухом, он едва не вздрогнул. Вот так всегда отвлекает, стоит лишь сосредоточиться — а ведь вдохновение не легко поймать. Это ведь тебе не курица во дворе, хотя и за той побегать надо. Это — творчество, таинство, можно сказать. Но как объяснить, если у человека мозг под другое заточен?

Да еще посмеивается: «На старости лет решил Львом Толстым заделаться? Лучше бы с внуком в парк сходил». Так получилось, что зовут его Лев, а девичья фамилия матери — Толстая. И зачем мать трогать? — померла давно.

Не ладили они, конечно, свекровь с невесткой. Почитай, всю жизнь не ладили. Но он-то в эти бабские разборки не лез, нейтралитет держал. Разве что иногда на жену прикрикивал, чтобы лишку не духарилась. А на кого кричать? Не на мать же? А жена обижалась…

Да, наверное, иногда не проявлял внимания. Но ведь жизнь такая, что крутишься, словно белка в колесе. Все торопишься...

Куда же она делась-то? Прямо испарилась.

Он почти не нервничал, но было как-то неприятно. Не по себе.

Так. Снова кухня. Дверь на балкон. Высунул голову: ну, разумеется, нет. Да и чего ей здесь делать, в январе на холоде? Да еще больной. Тюмень — не Сочи.

Неужели вышла? Куда? Идея, конечно, здравая в сложившейся ситуации. Но…

Ведь недели две уже дома сидит, по квартире и то еле передвигается. И как он мог не заметить, если вышла? Дверь в комнату открыта, услышал бы… И кто тогда звал?

На всякий случай посмотрел в глазок. В коридоре — пусто и тихо.

Добавляла раздражения надоедливая мысль: зачем звала-то? Вот объявится и сама, наверное, не вспомнит. Всегда с ней так.

Понимая, что занимается откровенной ерундой, отодвинул в спальне штору, чтобы глянуть на оконную створку. Закрыта изнутри. А ты чего предполагал? Что супруга через форточку вылетит с шестого этажа, словно Маргарита у Булгакова? Не паникуй, возьми себя в руки. Должно же быть объяснение.

Присел на диван в гостиной. Ну вот, сердце-то как заколотилось. Разнервничался все-таки, старый идиот. И чего звала, спрашивается?

***

Дочь проверяла документы клиента, когда позвонил отец.

— Понимаешь, она всего-то попросила воды, а я не подошел сразу, — голос дрожал и прерывался, словно говорящий задыхался. — И не успел.

— Папа, ну сколько можно этим маяться? — дочь не сдержала раздражения. — Мне сейчас некогда, потом перезвоню.

Вечером трубку не брали. «Выпил, наверное, и спит», — подумала дочь.

Но телефон не отвечал и на следующий день.

Забежала после работы. На дверной звонок никто не подошел, и дочь открыла своими ключами.

В квартире было темно и очень тихо. Зажгла свет. Отец сидел в гостиной на диване с откинутой головой.

Когда скорая увезла тело в морг, заплаканная дочь прошла в комнату отца и без сил опустилась в кресло у монитора. Сбоку в фигурной пластиковой рамочке стояла фотография матери, умершей полгода назад.

«Ну вот, — обреченно подумала дочь. — Вот и все. Нет больше родителей. Теперь навсегда одна».

Машинально тронула мышку. Экран монитора, мигнув, раскрылся серо-бело-голубой страничкой Ворда. На ней сиротливо чернело всего несколько слов:

Рассказ

— Иди ко мне, — позвала из спальни жена.

БЛУЖДАЮЩИЕ В НОЧИ

На пешеходном переходе, в ожидании зеленого света, нетерпеливо цокала каблучком и крутила головой стройная брюнетка. Все по наезженной колее: сначала оторвалась от уютной подушки на четверть часа позже, чем надо; потом десяток лишних минут проторчала у зеркала; затем целую вечность искала сумочку… В результате — опять опаздывала на работу и уже прокручивала в голове неприятный разговор с мымрой-заведующей.

Самое время пояснить, что героиня нашего рассказа была натурой романтичной и возвышенной, что создавало для нее в повседневной жизни определенные проблемы. Мечтательная брюнетка не то чтобы напрочь игнорировала рациональные стороны бытия, но, воспитанная мамой-учительницей и папой-инженером на одну зарплату и лучших образцах мировой литературы, умела проводить грань между материальным голодом и духовной жаждой. В частности, вопреки веяньям времени, она считала, что: ценность представляет только то, что не имеет цены; чувства не продаются, а испытываются; о приходе любви извещает судьба, а не эсэмэска, посланная с мобильника за тысячу баксов. Да-да, — и такие неординарные особы еще изредка попадаются на озабоченных улицах российских городов, заполненных суетливыми, как голодные суслики, строителями рыночной экономики.

Стоявший на кромке тротуара толстый и потный мужик с портфелем, шагнул на проезжую часть, ловя, словно спринтер на старте, момент переключения светофора. Брюнетка инерционно дернулась вслед, но ее кто-то крепко придержал сзади за локоть. Раздался скрип тормозов, и обладатель портфеля полетел вверх тормашками через бампер ауди на грязный асфальт.

Брюнетка ахнула и застыла на месте — но загорелся «зеленый», и толпа, не циклясь на случившемся, потащила ее через дорогу. Очнулась девушка уже на другой стороне улицы и лишь тут заметила, что держит под руку древнюю старуху — сгорбленную, с длинными седыми патлами. «Ведьма, да и только, — пришла в голову первая связная, после пережитого шока, мысль. — Откуда она взялась?»

— Издалека, милая, — скрипучим голосом, но при этом нараспев произнесла старуха, снова вводя нашу героиню в ступор поразительной проницательностью. — Ты не стой здесь, на проходе, как контролер в универсаме, айда вон туда, присядем на скамеечку.

«Ведьма» указала длинным полусогнутым пальцем на троллейбусную остановку. Будто во сне, на негнущихся ногах, брюнетка добрела до скамейки, волоча за собой старуху. «Как я, наверное, по-дурацки выгляжу с этой каргой?» — сформировалась из медузообразных обрывков очередная мысль.

— Не о том думаешь, ласковая моя, — нравоучительно произнесла старуха. — Ты ведь, почитай, только что второй раз на свет родилась.

— Так это вы меня на тротуаре придержали? — с опозданием сообразила «ласковая». — Спасибо вам!

— За что благодаришь? Так, случайно получилось. Ухватилась за локоть, а оно вон как вышло, от смерти тебя уберегла. Судьба, она на выбор богата, два раза даст, на третий отберет. Да ты не ерзай, послушай, чего старшие говорят, кхе-хе. На работу, чай, опоздать боишься?

— Уже опоздала, — упавшим голосом призналась брюнетка.

— Не боись, не уволит тебя начальница-злыдница. Она сама сегодня, — старуха подняла глаза к небу и пошевелила губами, — на два часа опоздает. Мужик у нее со вчерашнего вечера завелся, теперь подобреет. А тебе, коль подвернулась под руку, так и быть, дам совет. Пришла в себя-то, котелок варить начал?

Девушка потрясла головой, посмотрела по сторонам: вроде обычная улица, та же спешащая и гудящая толпа, что и каждое утро. Руки-ноги целы. Только вот старуха какая-то странная…

***

Игорь услышал дверной звонок сквозь сон. Просыпаться не хотелось. Да и кто к нему так рано заявится? К родной бабушке Анастасии Ивановне в небольшой поселок Быстрица, где прошло детство, внук приехал в отпуск. Три года не навещал, а старушка после смерти деда жила одна, болела в последнее время. Но в областной центр, к дочери, перебираться не хотела. Племянница с семьей рядом, на соседней улице, забегает — и ладно. И внучок не забывает, пусть и не каждый год, но гостит.

Игорь не сказал любимой бабуле, что был у него и другой, если честно, основной интерес. Отправляться куда-то на отдых — расходов не оберешься. А деньги были очень нужны: Игорь, инженер-механик по образованию и квалифицированный автослесарь, давно планировал открыть собственную мастерскую. Вот и копил помаленьку, даже не женился до сих пор по этой причине, хотя уже тридцатник стукнул. Известно же, хорошая жена соответствующего ухода требует, как и дорогой автомобиль. Так что, решив экономно провести отпуск на родине, на бабушкиных блинчиках, грибочках и пельменях, молодой человек убивал сразу нескольких зайцев.

Между тем, в полусне, он расслышал, как бабушка открыла дверь и разговаривает с почтальоном.

— Это ж от кого телеграмма-то? Взгляни-ка, я без очков не вижу, — голоса доносились отчетливо, как будто беседа велась в нескольких шагах.

— От внучки вашей, от Ирины, Настасья Ивановна. Приезжает сегодня московским, просит встретить.

Тембр у почтальонши был неприятный, скрипучий, как несмазанная дверь.

— Вот хорошо-то, а мы и не ждали, — голоса стали тише, и Игорь снова провалился в утреннюю дремоту.

Проснулся уже около десяти часов. Бабушка куда-то вышла и вернулась, когда внук сидел на кухне и уминал блины. Тут же вспомнил о телеграмме:

— Бабуль, я не понял. Сестрица моя, что ли, приезжает? Ты ничего не говорила.

— Какая сестрица, Ирина? И с чего взял?

Старушка в растерянности присела на табуретку.

— Как с чего? — в свою очередь удивился Игорь. — А телеграмма?

— Ты о чем?

— Да от Иринки же! Почтальон принес… Бабуль, ты меня не разыгрываешь?

— Окстись, Игорек, какой почтальон, какая телеграмма? — пожилая женщина разволновалась. — Приснилось тебе под утро. Ох, взбаламутил меня.

Она засмеялась, взмахнув руками, и тут же снова охнула, уже от боли. Остеохондроз подкрался и куснул шавкой из подворотни — незаметно, но цепко.

Игорь отвел упорно сопротивляющуюся старушку в комнату и уложил на диван. Та, в конце концов, сдалась и пообещала лежать спокойно, пока внук не принесет из аптеки лекарство. Но как только Игорь захлопнул входную дверь, Анастасия Ивановна тут же, кряхтя, поднялась и отправилась на кухню готовить обед.

Аптечный киоск находился в одном здании с продуктовым и промтоварным магазином, всего в двухстах метрах от железнодорожной станции. Купив мазь и таблетки, Игорь закурил на улице и уже собрался возвращаться домой, но, посмотрев на вокзальный павильон, внезапно задумался.

Молодой человек относил себя к категории рациональных людей, и данное обстоятельство парадоксальным образом приводило его к выводу о том, что утренний сон не мог быть случайностью. Эта мысль вызывала слабое, но раздражающее беспокойство, похожее на то, которое возникает, когда не можешь найти малозначимую вещь: вроде и пустяк, и не очень нужно, а на нервы действует и отвлекает от важных дел. До прихода пассажирского оставалось минут десять, отпускное время предстояло как-то убивать, и материалистически настроенный инженер-механик решил провести примитивный эксперимент…

Олег долго смачивал лицо холодной водой, тер ладонями, чувствуя приближение приступа. Чаще всего начиналось ночью, с кошмаров, просыпался от головной боли и уже не мог заснуть. Но изредка вступало и днем, сначала дергало в виски, потом захватывало затылок — и всегда после кратковременного глюка. Однажды в момент подобного помутнения едва не убил «бугра» ремонтной бригады, поймав того на мухлеже с нарядами. После этого получил кличку Чечен и «волчий билет» во всех организациях поселка. Даже в грузчики на постоянку не брали — ну его, контуженного!

И так больше десяти лет — с матерью на ее зарплату фельдшера и свое инвалидное пособие, перебиваясь разовыми леваками. В 1994 году крепкого спортивного парня после железнодорожного техникума забрали в армию, в десант. А тут как раз первая чеченская — антитеррористическая операция, мать их! Ранение, тяжелая контузия, больше года по госпиталям. Как все наперекосяк пошло!

Когда от боли раскалывался череп, никакие порошки не спасали. Олег от них давно отказался — только деньги тратить. Но иногда помогала водка или самогон — если пить стаканами, до отключки. Потом, как ни странно, в течение нескольких дней голова не беспокоила. Правда, в последнее время стали дрожать руки.

«Сопьюсь, ну и черт со мной, чем такая житуха!» — не жалел себя, скорее, тупо шел в одном направлении. А куда еще голому податься? Судьба-а…

Он не сомневался — будет приступ. И сон этот дурацкий со старухой…

Мать была на работе. Пошарил в карманах куртки, висевшей в прихожке: рублей пятьдесят мелочью. На бутылку пива можно наскрести, но пиво Олег почти не пил — не помогало. На водяру явно не хватало. Пузырь «самосвала» у бабки Степаниды стоил около сотни в зависимости от обстоятельств. Однако к бабке надо было пылить на окраину. Да и даст ли взаймы? До инвалидки еще три дня тянуть. А эта ведьма смотря с какой ноги встанет.

Он опять вспомнил утренний глюк, посмотрел на ходики — без пятнадцати двенадцать. Накануне выплат пенсий и зарплат, когда у поселковых алконавтов заканчивались деньги, бывало, что Степанида носила самопал к пассажирскому, «лечить» проезжих хроников. И если оставался непроданный товар, могла, чтобы не тащить обратно, ссудить местным в долг.

Олег вышел на улицу, накинув куртку, — собирался дождь…

У магазина торчал Игорь Акулов, курил. Бывший одноклассник, потом с родителями перебрался в областной центр. Периодически наезжал в Быстрицу, отдыхал у бабушки. Олег с ним не общался — о чем? Так: «Привет!» — «Привет!»

При ходьбе отдавало в виски. Олег помахал издали рукой — мол, подожди.

— Привет!

Игорь кивнул в ответ, молча подал руку.

— Надолго к нам? — для разгона спросил Олег.

— Недели на две, пока отпуск.

— Нормально. — Олег помялся. — У меня через три дня пенсия. Выручишь? Полтинника хватит.

Игорь отвел глаза в сторону, подумав: «Дашь такому один раз, потом не отвяжется. Лишь бы драться не полез». Вслух ответил:

— Прости, Олег, у меня принцип — в долг никогда не даю.

Короткая, напряженная пауза. Но, вопреки опасениям, Чечен отнесся к отказу одноклассника равнодушно. Только посмотрел неприязненно (зрачки расширились и снова сузились) и, отойдя, встал у магазина. Игорь, выкинув окурок, направился в сторону вокзала…

Народу на станции находилось немного. Да и откуда ему было взяться при численности поселка в пять тысяч жителей? Даже почтовый поезд останавливался здесь всего на три минуты, а скорые и вовсе проходили мимо. Игорь занял удобную позицию посредине короткого перрона, у багажного отделения, откуда открывался хороший обзор в обе стороны. Приезда старшей сестры Игорь, разумеется, не ждал, так как знал, что та отдыхает с мужем и детьми в Турции. Но разговор о телеграмме, который он так четко слышал во сне, не давал покоя, и от этого ощущалось небольшое волнение — вроде и ожидать нечего, а вдруг?

Когда поезд прибыл, на перрон спустилось всего несколько пассажиров. Сестры, конечно, и в помине нет. Но Игорь сразу обратил внимание на темноволосую девушку, появившуюся из плацкартного вагона ближе к хвосту состава, вслед за пожилым дядькой с фибровым чемоданом и в старомодной шляпе. Сначала Игорь принял пару за отца и дочь, но дядька, прихрамывая, двинулся к зданию станции, а девушка остановилась невдалеке от вагона, поставив у ног спортивную сумку. Затем оглянулась по сторонам, слегка задержав взгляд на Игоре. Или показалось?

— Извините, у вас закурить не найдется? — «шляпа» с просительной улыбкой обращался к Игорю. — Еще в поезде сигареты закончились, аж сосет все…

— Не курю, — буркнул тот, не поворачивая головы. Лишь глаза скосил, фиксируя морщинистое небритое лицо.

«Достали эти стрелки, на копейках экономят. Небось, пропился в дороге. Дашь сигарету, тут же на пиво попросит». И, не удержавшись, добавил:

— Вон там киоск в полусотне шагов. Любые сигареты на выбор.

Дядька потоптался на месте, будто напрашиваясь на продолжение разговора, но Игорь демонстративно смотрел вперед, на девушку. Стрелок кашлянул и захромал дальше, несолоно хлебавши. Только тут Игорь повернул голову ему вслед, как торкнуло что-то внутри.

«На деда покойного походит, — мелькнула запоздалая мысль. — Черт, надо было угостить старикана сигаретой. Не обеднел бы… Ладно, не до него».

Состав тем временем, лязгнув сцеплениями, пополз со станции, постепенно набирая ход. Незнакомка оставалась на месте, шагах в тридцати от Игоря. А тот словно приклеился к стене багажного отделения, не зная, как поступить. «И долго будешь так торчать? — задал сам себе ехидный вопрос. — Девушка к кому-то приехала, но, ясное дело, не к тебе. Подойти и склеить? Ага, и в этот момент подбежит запоздавший муж и спросит, зачем ты пристаешь к его жене? Только разборок не хватало…»

И тут на перроне действительно появился мужчина и неуверенно направился в сторону незнакомки. Игорь на мгновение опешил. Опять Олег! «Неужели его барышня? Повезло контуженному — цыпочка-то вроде ничего, ишь, какая фигурка! Где же он ее подцепить успел?»

Пока эти завистливые мысли роились в голове молодого человека, Чечен добрел до девушки и, видимо, о чем-то спросил. Та, присев на корточки, извлекла из сумки кошелек. «Ах, паразит, да он же деньги у нее вымогает», — сообразил Игорь и лениво шагнул навстречу судьбе.

Сердобольная незнакомка между тем достала из кошелька купюру, которая сразу перекочевала в руку Олега. Заметив приближающегося Игоря, он не стал далее испытывать терпение благодетельницы и поплелся по перрону в противоположную сторону. Повод для разговора и ненавязчивого знакомства образовался само собой.

— Он что к вам — приставал?

Вопрос Игоря прозвучал с предусмотрительным опозданием, когда Чечен находился уже в приличном отдалении и явно не собирался менять курс. Девушка посмотрела на неожиданного заступника, и Игорь понял, что пропал. В памяти всплыл древний шлягер, который часто запускали на вечеринках с гостями родители: «За одни глаза тебя сожгли б на площади, потому что это колдовство». Таких огромных, завораживающе зеленых глаз-омутов он не видел никогда.

— Нет, не приставал. — Незнакомка растерянно взмахнула ресницами. — Спросил — можете мне помочь? И все. Очень вежливый парень. А вы его знаете?

— Да кто его не знает? Местный чудак-попрошайка, из бывших вояк. — Игорь прокашлялся. Голос почему-то отказывался его слушаться. — И сколько дали?

— Сто рублей.

— Ого! Явный перебор. Такие на опохмелку по гривенному стреляют.

— Он не говорил, что на опохмелку. Мне показалось — ему помощь нужна. Жалко его стало, — девушка произнесла это с такой обезоруживающей улыбкой, что Игорь сразу почувствовал себя раскованно.

— На всех не нажалеетесь, никаких денег не хватит, — произнес строго. — Деньги счет любят. Считать умеете?

Он сделал международный жест пальцами, как будто тер между ними купюру.

— Умею. — Незнакомка скорчила забавную рожицу, но глаза потухли. — Я, между прочим, финансовый менеджер, бухгалтером работаю.

— Ну это другое дело! — Игорь понял, что перебрал с менторским тоном и решил сменить тему. — А вы тут, э-э, ждете кого-нибудь? Я видел, с поезда сошли. Меня, кстати, Игорем зовут.

— А меня Таней. — Девушка снова улыбнулась, но уже аккуратно, кончиками губ. — А вы, встречаете кого-то?

Непоследовательная манера отвечать вопросом на вопрос всегда раздражала логически мыслящего инженера-механика, но в сложившейся ситуации он списал девичий маневр на обычное кокетство. Гораздо важнее было сохранить разговор в русле, способствующем сближению.

«Сказать, что ходил в аптеку и случайно забрел на вокзал? — лихорадочно соображал, задетый за живое, парень. — Банальность. Никакой романтики. Такая девчонка! И, похоже, одна. А если?..»

— Чего замолчали? — в голосе обворожительной брюнетки ему почудились нотки разочарования. — Друг не приехал или… жена?

— Увы, я не женат, — Игорь с готовностью ухватился за подсказку, чтобы внести необходимую ясность.

— Увы? — Глаза лукаво прищурились. — Впервые вижу мужчину, который сообщает о таком обстоятельстве с сожалением.

— Знаете, наступают мгновения, когда начинаешь об этом жалеть, — он принял подачу и продолжил с захваченного плацдарма. — Встречаешь однажды днем прекрасную незнакомку…

— Этак случайно, проходя мимо станции. — Зеленые омуты смеялись и подначивали.

— Случайно? Да как сказать! Вы можете не поверить, но мне сегодня странный сон приснился…

Игорь сделал паузу и покосился на девушку в ожидании реакции. И удивился. Лицо Тани напряглось, улыбка исчезла.

— Почему же не поверю? Сны разные бывают. Вам женщина приснилась?

— Не то чтобы женщина, но почтальон принесла телеграмму…

И он поведал об утреннем сне. Девушка слушала рассказ очень серьезно, внимательно рассматривая молодого человека, отчего тот сбивался и путался.

— Такая странная история, — закончил Игорь и неуверенно добавил: — Но вот теперь думаю — вдруг сон в руку?

Брюнетка не отвечала, задумавшись.

— А вы-то как здесь очутились? Или говорить не хотите? Если секрет — я не настаиваю.

Таня еще помолчала, загадочно поглядывая на Игоря, потом усмехнулась:

— Какой секрет? Скорее, нелепая случайность. Зря, видимо, приехала.

— Уже не зря, со мной познакомились.

Незатейливым намеком Игорь рассчитывал сократить дистанцию, и его тактический ход отчасти оправдался.

— Вы так полагаете? — Таня замялась и вопросительно взглянула на собеседника. — Как бы то ни было, но, похоже, что мне надо билет брать на ближайший обратный поезд.

— Ближайший почти через сутки, здесь поезда редко останавливаются, — без сожаления произнес Игорь. — Знаете, о чем я подумал, Таня? Вот, вы говорите — нелепость. А если это судьба?..

Чечен медленно плелся по направлению к магазину. Вот ведь как случается — не было ни гроша, да вдруг алтын. То не мог на самопал наскрести, а теперь на дешевую водяру хватит.

Потрогал в кармане сложенную купюру. Надо же! Видимо, богатая бикса, целый стольник отвалила. Прикидик клевый, сразу заметно, что не местная. Может, бизнесменша какая, в командировку прикатила?

Еще замедлил ход, почти остановился. Лицо девушки не шло из памяти. Да, глазастая. Как-то странно она на него смотрела, словно ожидала чего-то. А чего от него ждать — инвалида да алкаша? «Мадам, извольте поцеловать вашу ручку?»

Кстати, не сообразил вещички поднести до лимузина. Получился бы честный заработок. Как у него еще духа хватило у незнакомого человека деньги сшибать? Совсем попрошайкой стал. Ну и фиг с ним! Ничего, не обеднеет девица от того, что ветерану первой чеченской подсобила.

Ветерану? Олег внезапно обозлился на себя. Увидели бы сейчас ребята из роты, как он тут у девчонок рубли вымогает. Как же ты докатился до такого позора, десантура?

Черепушка совсем не болела. Странно. Свежим ветерком протянуло? Оставить деньги на продукты, раз уж так подфартило? А чем заняться? Лавка вон она, в пяти шагах. Так пить или не пить?

Долго ли продержишься? Сейчас не болит, через полчаса снова прихватит, все равно за пузырем придется бежать. Ладно, зайду, посмотрю только. Глядишь, чего из жратвы прикуплю. Там видно будет.

Остановился у прилавка. Продавщица Клавка лениво даванула косяка и снова повернулась к маленькому телевизору: клиент знакомый, за косорыловкой причапал; будет рубли мусолить, прикидывать хрен к носу, на что наберется.

Олег посмотрел на экран. Предвыборный мухосрач какой-то, очередной кандидатишка в депутаты. Давно на эти выборы забил… Что-то рожа знакомая.

Двинулся вдоль прилавка — поближе. Неужели? Или похож? Да точно же, Гришка! Мордальник отъел, конечно, но он, гадом буду! Вот это да — жив, выходит, крестничек. Ну и дела…

***

Через четыре года, поздней осенью супруги Акуловы приехали в Быстрицу — умерла бабушка Игоря. На следующий день после похорон Таня отправилась за хлебом. Когда подходила к магазину, навстречу попался высокий широкоплечий мужчина, лицо которого показалось ей смутно знакомым. Девушка почти не удивилась, увидев, уже на выходе из магазина, что незнакомец ждет ее на улице около черного джипа. Несмотря на легкий морозец, неизвестный был без куртки и шапки, но, похоже, совсем не мерз.

— Ради бога, извините за беспокойство, — улыбка была открытая, добродушная, но ее обладатель нервничал. — Вы меня помните?

Таня внимательно посмотрела в лицо — прямой, немного утолщенный нос, темно-серые глаза. Волосы светлые, «ежиком». Где же она его видела?

— Нет, не могу вспомнить. А мы знакомы?

— В некотором смысле, да. — Мужчина смущенно усмехнулся. — Меня, вообще-то, Олегом зовут. Несколько лет назад я, так сказать, ссудил у вас сто рублей. Вот, встретил — решил отдать. Долг, как в народе говорят, платежом красен.

Он показал зажатую в пальцах правой руки пятисотрублевку:

— Возвращаю с учетом инфляции и с процентами.

Элегантный красавец в темно-коричневом пиджаке из тонкой кожи, очень похожий на ее любимого Брэда Питта, и бедно одетый, вызывающий жалость попрошайка — разница впечатляла. Тем не менее это был один и тот же человек. Таня уже не сомневалась — глаза, внимательный и как бы ищущий взгляд, она запомнила тогда и сейчас, лицо в лицо, узнала.

— Да, понимаю, видок у меня в то время был… слегка помятый. — Олег произвел быстрое движение ладонью и засунул купюру в боковой карман Таниной куртки. — Не отказывайтесь. Тут ведь особый случай.

Он придержал руку Тани, не давая поднести ее к карману:

— Мне ваши деньги вторую жизнь подарили, если высоким штилем выразиться.

Таня в недоумении молчала, и Олег воспринял такое поведение, как приглашение к разговору:

— Взял я тогда ваши сто рублей — и в магазин за бутылкой. А там, у продавщицы, телевизор включен, показывают предвыборный ролик кандидата в депутаты областной думы. Смотрю и глазам своим не верю: кандидат — мой сослуживец, Гришка, с которым мы в Чечне в одну переделку попали. Извините, я вас не задерживаю своей болтовней?

— Вы рассказывайте. — Таня кивнула. Мужчина заметно нервничал, и его волнение почему-то передалось ей. — Я слушаю.

— Я коротко. Так получилось, что я Гришу тогда своим телом прикрыл. Его тоже ранило, но в руку, легко, меня же осколками посекло, да еще контузило. Он месяц пролечился, дослужил и демобилизовался, а я больше года по госпиталям кувыркался. Когда в поселок вернулся, пытался его найти, земляки же, из одной области. Но, как потом оказалось, Гриша в институт поступил по льготе, уехал. В общем, развела судьба. А потом… — Олег сжал кулак и рубанул воздух. — Плохо мне было. Головные боли после контузии, галлюцинации, работу в поселке не найти. Пить начал. Вот.

Он замолчал. Таня сочувственно вздохнула:

— Я понимаю. Вы не волнуйтесь так. А дальше-то что?

— Там, в ролике, телефонный номер избирательного штаба шел бегущей строкой. На меня словно просветление накатило. Продавщица спрашивает, что покупать буду, а я в руке ваш стольник сжимаю и этот номер повторяю, чтобы не забыть. Пошел на почту, позвонил в штаб. Связались мы в итоге с Гришей — почти все ваши деньги на межгород и ушли. Сослуживец мой, оказывается, к тому времени большим бизнесменом стал. Устроил меня в хорошую клинику, вылечили меня от этих болей, глюков.

— Значит, у вас сейчас все в порядке?

— Да, у Григория агрохолдинг, я начальником охраны. Сюда по делам заскочил, с инспекцией, у нас тут животноводческий комплекс. А вы как в Быстрице очутились? Вроде не местная, всех знаю.

— Мы с мужем на похороны приезжали. Бабушка у него умерла, Анастасия Ивановна. Слышали про такую?

— Так это Акулова. Получается, вы за Игорем замужем? — Олег поскучнел. — Вот как. На поезде приехали?

— Нет, тоже на машине. — Таня показала рукой на внедорожник Олега. — Только у нас вольво. Сейчас пообедаем и в город обратно.

— Вы поосторожней, сегодня гололед.

— Муж хорошо водит, — заметила Таня и зачем-то добавила: — Он еще и автослесарь, у нас мастерская своя. Вы простите, меня Игорь и родственники заждались, наверное, с хлебом.

— Идите, конечно. Я тоже скоро назад, только на комплекс заскочу. Удачи вам!

Они ехали уже второй час, но до областного центра оставалось еще около ста километров. По скользкой дороге Игорь вел машину осторожно, притормаживая, на обгоны не шел. Он вообще оказался очень аккуратным и даже педантичным человеком. «Чего уж педантичным, назови вещи своими именами — мелочным и занудным», — вздохнула Таня про себя.

Какими обманчивыми бывают первые оценки! На вокзале, при знакомстве, вежливый и обаятельный парень произвел впечатление настоящего романтика. Уже в тот же день, вечером, в доме у своей бабушки, объяснился в любви и предложил выйти замуж. Что тогда на него нашло? А она уши развесила — судьба, предзнаменование.

Позже уже подумала: может, на ее диплом финансового менеджера позарился — готовый бухгалтер для собственной мастерской. Больше всего молодую женщину расстраивало то, что Игорь не хотел детей — отговаривался, мол, рано, надо как следует на ноги встать, бизнес раскрутить. А ей мечталось о маленькой, вот такусенькой, девочке.

— Чего так тяжко вздыхаешь? — спросил муж, не отрывая взгляд от дороги. — Вспомнила чего?

— Пить охота, — соврала Таня. — Вздремнула чуток, и что-то пить захотелось. Воду захватить забыла.

— Вечно ты все забываешь. Подожди немного. Километров через пятнадцать, как на федеральную трассу завернем, магазинчик будет метрах в трехстах. Возьмешь воду, а мне сигарет. Одна штука осталась. Просил же в магазине купить, когда за хлебом ходила.

Таня молча кивнула. Почему так получилось? Может, рано выводы делать? Ведь жизнь — она долгая. Вроде бы все сходилось, как старуха пророчила…

«А вот теперь, дочка, запоминай, если сможешь, хоть наизусть, — голос старухи стал напряженным и жестким, распевные интонации исчезли. — Накануне того дня, как исполнится тебе двадцать три года, увидишь ты ночью сон. Приснится место, не так далеко от твоего дома, но и не так близко. Если захочешь следовать знамению — тут же собирайся и езжай туда. Там встретишь человека, которому судьба тоже подаст знак. С этим мужчиной ты будешь жить долго и счастливо…»

Таня повернула голову в сторону мужа, посмотрела на его напряженный, сосредоточенный профиль:

— Игорь, а помнишь тогда, при нашей первой встрече, ты про сон рассказывал, как почтальон телеграмму приносил?

— Нет, тебя точно на воспоминания потянуло, — муж отозвался с легким раздражением. — Лучше бы я на похороны один съездил. Ну помню, а чего?

— Ты тогда из-за этого сна на станцию пришел?

Игорь помолчал и произнес с неохотой:

— Если быть точным, я в аптеку ходил, бабушке лекарство купить. А потом уже про сон вспомнил и до станции дошел.

— А ты мне не так тогда рассказывал!

— Да какая разница, как я рассказывал?! Все уже быльем поросло. Кстати, а зачем ты тогда в Быстрицу приезжала? Молчишь? Я вот ни разу не спросил, хотя мог бы. Просто мужчины, в отличие от женщин, на пустое любопытство время не тратят.

— Почему ты злишься?

— Я не злюсь. Но считаю, надо делом заниматься. И так почти три дня потерял, а у меня заказов куча. Клиенты на дороге не валяются. Хотел же еще вчера после похорон уехать, а ты заныла: надо на поминки остаться, неудобно перед родней. Остались, сутки потеряли.

— Чего ты придумываешь?! — Таня возмутилась. — Сам собирался с сестрой по поводу бабушкиного дома вечером спокойно переговорить, а теперь на меня сваливаешь.

Муж притормозил, вписываясь в поворот, и отрывисто бросил:

— Хватит базлать, а то опять поругаемся. Вон, видишь — магазинчик. Я здесь на обочине подожду, а ты слетай мигом.

Машина остановилась. Игорь отстегнул ремень и сказал, открывая дверцу:

— Вылезу, в багажник загляну. Чего-то стучит, не пойму. Сигареты не забудь, подруга.

В небольшом стеклянном павильоне скучала раскрашенная, как папуаска, продавщица неопределенного возраста. Таня пробежалась взглядом по полкам:

— Мне бутылочку воды без газа и вот эти сигареты.

Она полезла в карман и тут же вспомнила, что оставила кошелек в автомобиле. Однако пальцы нащупали бумажку — долг Олега! Извлекла из кармана пятьсот рублей. Продавщица, увидев купюру, поморщилась:

— У нас сегодня просто мертвый сезон. Девушка, а помельче есть? Хозяин час назад выручку забрал, мне даже разменять нечем. Или, может, еще чего-нибудь купите?

Внезапно лицо «папуаски» исказилось, глаза начали выкатываться из орбит, будто увидели за спиной покупательницы нечто ужасное. Таня резко повернула голову назад, к стеклянной стене павильона. Скользя по дороге, прямо на стоящий на обочине вольво с огромной скоростью летел бензовоз. Секунда — и темнеющее к вечеру пространство озарила яркая вспышка…

…Старуха медленно подняла лицо и уставилась Тане прямо в глаза. Взгляд нес в себе такую концентрацию тревоги, что у девушки снова, как и несколько минут назад на тротуаре, закружилась голова. Она качнулась на скамейке, но старуха крепко держала за руку.

«Однако опасайся — сны человеческие блуждают в ночи, и рок всегда оставляет выбор между добром и злом. Посланный сигнал может по ошибке попасть к другому, и тогда — жди несчастья. Каждому предопределена своя тропа, ступишь на чужую — не избежать гнева судьбы…»

— Женщина, так вы решили, чего будете брать?

Продавщица смотрела с недоумением на странную покупательницу. Таня вздрогнула, встряхнула головой: сквозь стеклянную стену она разглядела силуэт мужа, склонившегося над багажником. Перевела взгляд на левую руку, разжала кулак: на ладони лежала смятая купюра.

«Вот это дела. Снова галлюцинации начались. С чего бы? Напугала продавщицу».

— Я сейчас куплю все… Только вот кошелек из машины принесу.

Вышла на улицу и остановилась у входа. Игорь уже сидел в машине. Надо было идти за кошельком, но ноги будто приросли к бетону, припорошенному легким снежком. И она продолжала стоять около павильона, словно чего-то ожидая…

«Олег!» — вдруг окликнула Таня. Неясная, беспокойная мысль мелькнула в сознании и спровоцировала на спонтанное действие. Мужчина остановился и обернулся.

«Олег, подождите, пожалуйста. — Она торопливо подошла почти вплотную. — Простите, такой вопрос, глупый. Но, вы не помните, зачем тогда пришли на станцию? Случайно?»

Мужчина напрягся. Казалось, что беспокойство Тани передалось и ему. Посмотрел на ее взволнованное лицо, отвел глаза в сторону. Затем произнес неуверенно, раздумывая: «Да нет, помню, не совсем случайно. Мне тогда странный сон приснился, больше на глюк похожий. Будто стучат в дверь, открываю, а там старуха: сгорбленная, волосы седые, длинные и нос крючком, как у ведьмы в сказке. Врезалась в память, чего уж там… А я спросонья злой, спрашиваю: „Чего тебе, бабка?“ Она пальцем мне так погрозила и отвечает: „Придет поезд, не опоздай. Сам счастье упустишь, другому беду накличешь“. Я говорю — мол, какой поезд, чего мелешь? А она снова пальцем помахала, знаете, как врач перед носом пациента водит, и пропала. Вот я тогда все утро промаялся, еще какая-то дрянь чудилась, соображаю, все — пора в психушку. Да ещё башка трещит…»

Олег искоса взглянул на Таню. Та слушала, замерев, с тревожным интересом. И он продолжил: «Решил на улицу выйти, чтобы хоть с живыми людьми пообщаться. На часах — около полудня, в это время из Москвы почтовый останавливается. Вспомнил старуху, как она предупреждала — мол, не опоздай, и так мне страшно почему-то стало. Пойду, думаю, может, кого на станции встречу из знакомых, на бутылку найду. Ну и пошел… А на перроне — вы. И тут меня как с катушек сорвало: эх, думаю, подкачусь-ка к этой красавице, попрошу у нее. Я ведь раньше у незнакомых никогда не занимал. Стеснялся. А после старухи — будто черт вселился. Вот. А вы и вправду дали, целый стольник. Испугались меня, что ли?»

Олег вдруг улыбнулся, так открыто и беззащитно, что у Тани защемило сердце.

«Нет, не испугалась, — ответила очень тихо. — Растерялась. Я тогда подумала… Впрочем, теперь уже не имеет значения, что я подумала».

«Понимаете, не хотел говорить. Но, простите, теперь все-таки скажу. — Олег глубоко вздохнул. — Вы меня не узнали, а я вас навсегда запомнил — ваши глаза, как на меня взглянули. Даже если бы Григория не нашел, все равно — так дальше жить не смог бы. Я понял, что это тупик, а ведь можно по-другому, только руку протяни. Из-за вас понял. Спасибо!»

…Таня продолжала стоять у павильона, пытаясь поймать ускользающую мысль. «Это что же получается? И Олегу, и Игорю приснились похожие сны. Их обоих ждала встреча с человеком, прибывшим на поезде… С одним человеком встреча, то есть со мной, или разными людьми? И к кому тогда сон попал по ошибке: к Олегу или Игорю?.. А может, ошибки и не было? И тогда наша встреча с Игорем все равно должна принести счастье, рано или поздно. Надо лишь еще подождать… А Олег просто не встретился с тем человеком, который был ему предназначен. Или даже встретился — он же нашел своего сослуживца, пусть и не сразу. И нашел с моей помощью, я ведь дала ему деньги… А если все-таки Игорь и я ошиблись? Ведь Олег ко мне подошел первым. Как там говорила бабка: ступишь на чужую тропу, не избежать гнева судьбы?.. Я запуталась. Надо идти, а то Игорь и без того психует…»

Она приблизилась к машине, постучала в боковое окошечко. Муж опустил стекло и высунул голову:

— Чего еще? Не купила, что ли?

— Кошелек в сумке забыла, возьми на заднем сиденье.

— Ну, мать, ты сегодня просто в трансе. — Игорь потянулся назад, доставая сумку. — Да и не только сегодня. О чем только думаешь?

Таня рассеянно смотрела на дорогу: по противоположной стороне, справа, на высокой скорости двигалась громоздкая фура; слева, выехав на трассу со второстепенной дороги, разгонялся по прямой тяжелый джип. Внезапно фуру занесло, она заскользила юзом, перегораживая всю встречную полосу прицепом. Таня открыла рот, пытаясь крикнуть, но горло перехватило удушьем.

Игорь протянул кошелек и застыл, не понимая, что происходит с женой. Джип, уходя от столкновения с фурой, свернул на обочину. Находясь всего в нескольких метрах от вольво, водитель внедорожника резко взял еще правее, чтобы не врезаться в чужую машину. В результате джип, взрывая покрышками гравий, нырнул в глубокий кювет и завалилась на бок.

Таня сорвалась с места встревоженной птицей и бросилась к автомобилю. Колеса продолжали крутиться, а реактивная брюнетка уже сидела наверху, пытаясь открыть дверцу. Наконец ее распахнули изнутри, и в проеме появилась голова Олега. «Брэд Питт» выглядел ошарашенным, но вполне жизнеспособным.

— Олег, — голос Тани дрожал. — Олег, милый, с вами все в порядке?

Тот осторожно покрутил головой:

— Вроде цел, только опираюсь на одну ногу. Вторая, кажется, сломана.

— Та-ак… Олег, милый… Что я слышу? — раздался злой голос Игоря. Он стоял в двух шагах и рассержено переводил взгляд с Олега на жену. — Когда это вы успели познакомиться?

— Игорь, иди сюда, помоги его вытащить, — взволнованная Таня пропустила мимо ушей ехидные реплики мужа.

— Ничего с нашим «милым Олегом» не случится. Ты не слышала мой вопрос? Где вы успели познакомиться?

Только тут до нее дошел смысл слов Игоря.

— Ты что, собираешься сейчас выяснять отношения? — произнесла недоуменно. — Что с тобой? Помоги нам. И позвони в скорую.

— Уже позвонила. — К ним приблизилась продавщица. — И в скорую, и гаишникам. Но медики из города пока доберутся… А гаишники сейчас подкатят, у них пост в десяти километрах. Давайте вытащим парня. И надо аптечку достать. Аптечка-то есть, Шумахер?

— Да все есть, — Олег махнул рукой. — Ничего со мной уже не случится. Надо сначала водителя фуры посмотреть. Он хоть жив?

— Жив, жив, правда, ухайдокался посильнее, чем ты. — Около «джипа» появился колоритный мужичок с шикарными «закарпатскими» усами, шофер тормознувшего у места аварии грузовика. — Там его уже бинтуют. Стонет хлопец, похоже, что ребра сломаны, но в сознании. А у тебя вездеход, я бачу, в полном порядке, только чуток поцарапан.

Водила внимательно осмотрел внедорожник, даже присел на корточки:

— Сейчас тебя, зема, вытащим, поставим тачку на колеса, и можешь пилить дальше. Настоящий танк, не то что наши «консервы». Сам до больнички доберешься?

— Это вряд ли, на ногу ступить не могу.

— Пусть подруга за руль садится. Водить-то умеет? — «усач» показал на Татьяну.

Олег, растерянно улыбнувшись, ничего не ответил. Зато Игорь, подойдя к жене вплотную, со злостью произнес:

— Поехали отсюда, видишь, здесь без нас помощников хватает.

Он взял Таню за локоть и потянул, но та отдернула руку.

— Как ты можешь людей в беде бросить? Потом, наверное, еще наши показания понадобятся.

— Вот именно, что понадобятся. Гаишники подскочат, часа на два мороки будет. А мне необходимо до вечера в мастерскую успеть, пока работяги не разбежались. Короче, ты со мной или собираешься до ночи своего Олега пасти?

— Он не мой, и ты это прекрасно знаешь. Зачем так говоришь?

— Как есть, так и говорю. Едешь или нет? Учти, уеду один.

Таня посмотрела мужу в глаза и уперлась в них, как в глухую стену.

— Езжай. — Она отвернулась.

— Смотри, потом пожалеешь.

Игорь переминался с ноги на ногу, не решаясь перешагнуть черту, которую сам же и провел.

— Неужели? — с непонятной для мужа усмешкой спросила Таня. — Мне больше не о чем жалеть…

Игорь гнал машину, забыв об осторожности, не обращая внимания на скользкую дорогу и на то, что пошел мокрый липкий снег. Он был взбешен и разочарован одновременно.

Четыре года потратил на эту клушу, а она вон какой фортель выкинула. Дурак, позарился на красивую телку, моча в голову ударила. А когда узнал, что она финансовый закончила, крышу окончательно снесло. Возомнил — вот тебе клевая подруга жизни с дипломом, все в одном флаконе: приятелям не стыдно показать, и в собственной мастерской будет кому бухгалтерию вести.

Нет, в финансовых премудростях разбирается она неплохо, но рассеянная, неэкономная. Сколько ни говори, чтобы чеки после магазина сохраняла, что в лоб, что по лбу. А как без этого нормальный учет семейных расходов вести?

Да еще постоянное нытье про ребенка. Девочку ей, видите ли, подавай. А кто ее вместе с дитем кормить будет, если кризис какой? Тупая баба, одним словом, даром что на Монику Беллуччи похожа. А с Олегом чего выкинула? Уж такого не ожидал: «Милый Олег». Когда же она снюхаться успела с этим контуженным?

Справа мелькнула стела — началась городская черта. Игорь сбавил скорость: «Пожалуй, успею до семи в мастерскую, посмотрю, что слесари успели наклепать. Завтра два авторитетных клиента должны лайбы из ремонта забирать. Нехорошо подводить, если чего — сам поковыряюсь вечерком.

Фиг с ней, с Татьяной, нечего о ней думать, отвлекаться. Вернется — разберемся. Ежели чего не так — можно и ногой под зад. Детей нет, алименты платить не надо, а бухгалтера в наше время найти — ноу проблемс. Как и толковую жену. Когда ты при деньгах, то можно хоть кастинг устраивать, слетятся словно мухи на мед».

Он еще притормозил и пригнул голову, всматриваясь вперед, — метров через триста располагался пешеходный переход. Вроде никого — промзона, тут и в хорошую-то погоду людей кот наплакал. Черт поймет этих дорожников — зачем в таком месте «зебру» делать?.. Так, а это что за чудак-рыбак?

На кромке тротуара, невдалеке от перехода, материализовался мужчина в длиннополом плаще и шляпе. Он стоял сгорбившись, у ног — небольшой фибровый чемодан, одна рука в кармане плаща, другая — поднята вверх.

Когда-то Игорь любым леваком не брезговал. Каждый рубль в хозяйстве пригодится — чего не подобрать клиента, если у него есть чем расплатиться? Но после того как завел собственный автосервис, таксовать постепенно перестал. Солидный человек все-таки, бизнесмен, зачем всякую шушеру подвозить? Жалко, конечно, мужика, погода мерзкая, да еще с чемоданом. Но мог бы и такси вызвать, если торопится. И чехлы на сиденьях новые — испачкает еще.

Прибавил газку — дальше начнутся светофоры, уже не разгонишься. И вдруг — всего в метрах двадцати перед ним — на дороге мелькнула сгорбленная тень. Бабка? Откуда взялась, мать твою, какой леший ее принес?!

Резко, со всего испуга, ударил по тормозам. Машину кинуло на встречную полосу, прямиком под колеса груженого КрАЗа. Последнее, что увидел Игорь в своей жизни, — крючконосое лицо седой патлатой старухи. Ведьма шевелила губами, будто пыталась что-то сказать, но слов разобрать было уже невозможно…

***

Через полгода Олег и Таня поженились.

А еще через год героиня нашего рассказа стояла вечером у окна, наблюдая, как на улице бесчинствует холодный ливень. Подошел муж, обнял и начал шептать на ухо ласковые слова, от которых Таня счастливо заулыбалась. Затем они приблизились к детской кроватке и долго смотрели на спящую маленькую девочку. От еле слышного дыхания ребенка исходило ощущение тепла и уюта, и также тихо и спокойно, несмотря на разбушевавшуюся непогоду, дышала любовью и нежностью душа молодой женщины.

Про странную старуху на пешеходном переходе Таня супругу рассказывать не стала. Сама не понимала — сон это был или явь? Ведь тогда, на следующий день, она снова встретила у светофора толстого мужика с портфелем.

***

Вот такие истории, читатель, начинаются иногда на пешеходных переходах наших городов, а заканчиваются…

И-и, по-разному заканчиваются, милок. Судьба, она на выбор богата. Чай, не веришь, родимый? Все ерзаешь, спешишь, неведомо куда, опоздать боисся? А нет бы, послушать, чего старшие говорят, поучиться уму-разуму. Кхе-хе…

ЛИСЬЯ УСМЕШКА

Темные тени при свете луны мечутся, прячутся — время настало. Призраки ночи врываются в сны лисьей усмешкой и волчьим оскалом…

Длинные седые волосы, худое лицо с выступающими скулами, быстрый и цепкий взгляд исподлобья. Он производил впечатление очень уставшего, постоянно находящегося в сильном напряжении, человека.

— Эта печальная и таинственная история началась около полувека назад в нашем городе.

Старик глубоко вздохнул и продолжил:

— В одной солидной торговой фирме работал продавцом молодой мужчина — Якусити Оура. Заслужив трудолюбием и сообразительностью доверие хозяина фирмы Нацумэ, не имевшего сыновей, он со временем стал ближайшим помощником коммерсанта.

К тридцати годам, скопив небольшой капитал, Якусити начал подумывать о женитьбе. Была у него любовница — рыжеволосая красавица Таэко, молодая вдова, темпераментная и ласковая, но уж больно взбалмошная. Это раздражало и даже беспокоило флегматичного и суеверного Оуру. Рыжие, с медным отливом, волосы редко встречаются у японцев, и по поверьям их обладатели вспыльчивы, агрессивны и опасны. Тем не менее Таэко нравилась Оуре, да и привык он к ней за несколько лет близких отношений. Дело потихоньку двигалось к свадьбе.

И тут Якусити послали по делам фирмы в Токио. Там в это время в университете заканчивала учебу дочь Нацумэ — Сино. Хозяин поручил помощнику передать дочери небольшую посылку. Оура встретился с Сино в кафе, они познакомились, пообщались… А дальше события приняли неожиданный оборот. Чувство между симпатичным молодым человеком и обаятельной девушкой вспыхнуло внезапно, как загорается сухой тростник от маленькой искры. Пока Оура находился в Токио, он все свободное время проводил с Сино — до такой степени их тянуло друг к другу. Расставшись, влюбленные начали переписываться, и вскоре Оура понял, что не может обходиться без Сино.

Как порядочный мужчина, Якусити явился к любовнице и все ей честно рассказал. Таэко, придя в бешенство от вести об измене любовника, разъяренной тигрицей набросилась на него, едва не выцарапав бедняге глаза. Напуганный вспышкой ярости, Оура поклялся себе больше никогда не встречаться с неуравновешенной женщиной.

Между тем, возвратившись после окончания университета домой, Сино сообщила о своих чувствах к Оуре отцу. Тот сначала рассердился, но потом, обдумав ситуацию, решил — Якусити будет хорошим зятем. Тем более что Нацумэ, расширяя бизнес, хотел открыть филиал фирмы в другом городе. Расчетливый торговец выдал дочь за своего помощника и вскоре отправил Оуру, ставшего членом семьи, руководить филиалом в город Катаяма. Сино, естественно, последовала за мужем.

Через год у молодых родился мальчик, спустя еще пару лет Сино подарила мужу девочку. И тут, ранней весной, заболела мать Сино. Видя, как жена переживает, Оура отпустил ее вместе с маленькой дочкой погостить к родителям.

Минуло несколько недель, мать выздоровела, и Сино с ребенком отправилась назад к мужу.

Поезд на станцию прибывал утром, и Якусити приехал на вокзал, чтобы встретить родных. Порывами дул сильный ветер, принося от близкой реки, где только что сошел лед, пронизывающую сырость. Оура мерз в ожидании поезда, нахохлившись и спрятав руки в карманы прорезиненного плаща. Его немного удивило, что на перроне рядом с ним топчутся, пытаясь согреться, трое полицейских. Едва состав остановился, представители закона торопливо поднялись в вагон, а проводник остался у двери, загораживая проход.

«В чем дело, уважаемый? — спросил Оура. — Почему не выходят пассажиры? И зачем здесь полицейские?»

«Ох, господин, большая беда случилась, — ответил проводник. — Вчера поздно вечером в Сато к нам в вагон села молодая женщина с маленькой девочкой. В купе они находились вдвоем. Рано утром перед станцией я зашел к ним, чтобы разбудить, и застал ужасную картину — мать и дитя были мертвы».

«Мертвы?» — переспросил Оура, резко побледнев.

«Точнее, их кто-то убил. Задушил шарфом во время сна, это сразу видно. Я, разумеется, немедленно доложил начальнику поезда, который и предупредил по рации полицию. Теперь состав задержат, а из вагона никого не выпустят, пока не опросят всех пассажиров. А вы кого-то встречаете?»

Якусити молча кивнул головой — горло будто сдавило обручем. Проводник внимательно посмотрел на встревоженного мужчину и воскликнул:

«О, простите! Неужели это ваши близкие?»

«Да, — еле слышно вымолвил Оура. — Видимо, то моя жена и дочь».

Внезапно в вагоне раздался шум. Затем на перрон рыжей змеей выскользнула небольшая лисица. Крутнувшись на месте, проворный зверек прыгнул на рельсы и исчез под вагоном. Несколько секунд спустя в тамбуре появился толстый полицейский.

«Вы заметили лису? Куда она делась?» — спросил блюститель порядка, отдуваясь.

«Убежала. — Проводник махнул рукой. — Откуда здесь взялась лиса?»

«Вы у меня хотите узнать? — ехидно процедил полицейский. — Сами ничего не понимаем. Опрашивали пассажиров, подошли к купе, где, согласно билету, должна была ехать одинокая женщина. Открыли дверь — оттуда выскочила эта рыжая бестия, а девицы нет. Чудеса, да и только… Она могла раньше сойти?»

Железнодорожник, сдвинув на лоб форменную фуражку, с озадаченным видом почесал затылок: «Не знаю… Билет она купила до самого Токио, поэтому я к ней в купе не заглядывал. А за ночь было несколько остановок… За всеми пассажирами на стоянке не уследишь».

«Внимательнее надо к обязанностям относиться», — пробурчал толстяк.

Проводник невольно вытянулся в струнку, выпрямив позвоночник. Затем тронул полицейского за рукав и, показав глазами на Оуру, услужливо доложил: «Вот, господин лейтенант, этот мужчина встречает жену и маленькую дочку. Ну тех самых, вы понимаете…»

На широком лице полицейского появилась гримаса, очевидно призванная выразить сочувствие. Он покосился на Якусити и неуверенно протянул: «Хорошо… То есть, хотел сказать — трагедия, конечно… — снова запнулся. Махнул рукой. — Короче, вам необходимо посмотреть и опознать… э-э, тела».

Вслед за офицером Оура поднялся в вагон. Заглянув в купе, сильный и здоровый тридцатипятилетний мужчина едва не потерял сознание. Ведь всего около месяца назад, на этой же станции, он провожал горячо любимых Сино и малютку. Тогда казалось — разлука будет недолгой. Оура вспомнил, как на прощание поцеловал кроху в носик, и по его щекам потекли слезы. Проводник принес стакан воды. Все было ясно без слов.

Тонкую и нежную шею Сино удавкой перетягивал розовый шарф.

«Кажется, я догадываюсь, кто мог их убить, — тихо произнес раздавленный страшным горем муж и отец. — Такой шарф, — он показал на шею жены, — был когда-то подарен мною женщине по имени Таэко».

«Вы полагаете, что эта женщина способна на подобное жестокое преступление?» — недоверчиво спросил лейтенант.

«Мне трудно в это поверить, — выдавил из себя Оура. — Когда-то я ее любил. Но сейчас мне кажется, что Таэко способна на любые поступки под воздействием гнева. Кроме того, я слышал, что в одном из купе ехала молодая женщина. Потом она исчезла. Как она выглядела?»

«У нее были рыжие волосы», — сообщил проводник.

Оура взволнованно посмотрел на полицейских и кивнул головой:

«И Таэко — рыжая. Я даже называл ее лисичкой».

«Вы знаете, где она может находиться?» — поинтересовался офицер.

«Я давно с ней не виделся. Но жила она в Сато».

«Где именно?»

«К сожалению, я уже не помню точно адреса… — Оура задумался. — «Но… я могу показать на месте».

«Вы готовы нас сопровождать?» — удивился лейтенант.

«Я готов на все, чтобы покарать преступника».

Якусити и полицейские ближайшим поездом выехали в Сато. Очутившись в городе вечером того же дня, они сразу направились в дом, который указал Якусити. Там выяснилось — квартиру Таэко давно снимают другие люди. Соседка, пожилая женщина, сообщила, что Таэко погибла еще несколько лет назад, прыгнув с моста в реку. Труп так и не обнаружили.

«Вы не уточните, когда это произошло?» — в возбуждении спросил Оура.

«Четыре года минуло с той весны», — подумав, ответила женщина.

«Как раз тогда, когда я справлял свадьбу», — пробормотал под нос бывший любовник.

«Последние дни перед гибелью она вела себя словно помешанная и постоянно рассуждала о мести», — добавила соседка.

«Я понял, кто совершил убийство — юрэй Таэко!» — воскликнул Оура. Глаза его лихорадочно блестели, на лбу выступили крупные капли пота.

Полицейские многозначительно переглянулись между собой: это же надо до такого додуматься! Видимо, несчастный от горя совсем потерял голову.

«Мы очень сочувствуем вам, Оура-сан, — заметил лейтенант. — Но мы не можем возбуждать уголовное дело против призрака. Поймите, в наши дни такое суждение — очевидный предрассудок. Лучше забудьте о нем. Мы приложим максимум усилий, чтобы поймать настоящего убийцу».

Но, увы, все розыски оказались тщетны…

Рассказчик замолчал. Последние слова дались ему с заметным трудом. Они сидели втроем в беседке около буддийского храма, на ступенях которого и разговорились — супружеская пара из России (японисты Ольга и Кирилл), собирающая материалы для книги о японском фольклоре, и старик в белом обветшалом кимоно.

— А дальше? — наконец не выдержал Кирилл. — Что стало с Оурой, его маленьким сыном?

Старик поднял выцветшие глаза:

— Что дальше? Оура похоронил жену и дочь. Затем написал записку родителям Сино, где попросил их заботиться о внуке. После этого пришел на кладбище и покончил с собой.

— Какой ужас! — поразилась Ольга. — Но зачем он так поступил?

— Во-первых, он чувствовал глубокую вину за смерть близких. Во-вторых, Оура был убежден: жену и дочь задушил юрэй Таэко. Зная мстительный характер любовницы, Оура считал — она не остановится, пока не убьет и сына. Обычный человек не может бороться с привидением. Поэтому, желая защитить мальчика, находящийся в отчаянье отец решил сам стать призраком, совершив самоубийство… С тех пор, уже более полувека, две неупокоенные души мечутся каждую ночь, карауля друг друга: Оура — в образе волка, Таэко — в образе лисы. Чаще всего их замечают на кладбище, иногда — на берегу реки.

— А про оборотней вам откуда известно? — с ироничной улыбкой спросил Кирилл. — Неужели сами видели?

— Здесь многие видели. — Собеседник показал рукой на храм. — Река там, сразу за кладбищем.

— И сколько подобное может длиться? — продолжал допытываться Кирилл. — Призраки когда-нибудь успокаиваются?

— Кому про то ведомо? Возможно, душа Оуры получит покой, когда своей смертью умрет его сын. О Таэко — не могу гадать.

— Да-а, этак всю страну привидения заполнят.

— В Японии действительно много призраков, — словно не замечая иронии, ответил старик.

Его почти неподвижное, иссеченное морщинами, мертвенно бледное лицо напоминало гипсовую маску. Голос звучал глухо, без эмоций, как у механической куклы.

— А сейчас, простите, мне надо идти. Скоро стемнеет.

Они попрощались. Старик медленно двинулся к воротам. Длинные полы кимоно стелились по плитке, скрывая ступни, и казалось — мужчина не идет, а плывет над дорожкой.

— Странная мысль, Ольга, для профессора лингвистики и убежденного скептика, но иногда я готов поверить в существование потусторонних сил, — поглаживая резную голову дракона, венчающую балясину, с недоумением пробурчал Кирилл.

— Ничего странного, дорогой муженек, — супруга отреагировала с ехидцей и незамедлительно, будто продолжая старый спор. — Сколько раз тебе повторять? У скептиков нет убеждений, но рано или поздно каждый скептик задумывается о душе. Возможно, ты уже дозрел до этой стадии?

Она прослушала кусочек аудиозаписи, удовлетворенно кивнув, засунула диктофон в сумочку. Достала сигареты и вдруг хлопнула себя ладонью по лбу:

— Мой бог, мы не выяснили, как его зовут.

— Сие настолько важно? — погруженный в свои мысли, муж отозвался не сразу и с заметной неохотой.

Ольга укоризненно покачала головой:

— Кирилл, твоя изящная ирония не уместна. Мы же ученые, а не беллетристы какие-нибудь. Кстати, и сфотографировать его не мешало бы. Опять ты забыл.

— Твоя правда. Что-то я малость расклеился. История не для слабонервных, да и дедуля какой-то чудной… Не переживай. Сейчас спросим у служителей храма, старика здесь должны знать.

Муж выглянул из беседки. Вечерело. Темно-розовое, с медным отливом солнце присаживалось на верхушку близкой горы. На небольшой площади почти никого не было, кроме нескольких праздных туристов, и лишь в стороне, у клумбы, поливала рассаду из маленькой лейки худенькая старушка. Супруги приблизились к ней.

— Извините за беспокойство, — начала Ольга. — Мы только что разговаривали вот там, в беседке, с пожилым человеком. Высокий, седой, в белом кимоно, почти таком же, как у вас. Наверное, монах. Может быть, вы его знаете?

— Как его имя? — рассеянно поинтересовалась японка.

— В том-то и дело — мы не спросили.

— Тут бывает много монахов-паломников. — Старушка поставила лейку на дорожку и выпрямилась. — О чем у вас шла речь?

— Мы ученые, собираем фольклор — всякие предания, сказания. — Ольга приветливо улыбнулась, но японка не отреагировала, сосредоточенно слушая. — Монах рассказал очень интересную историю, настоящий кайдан, о жестокой мести. Призрак покинутой любовницы убил жену и дочь одного мужчины.

— Как звали мужчину? — в голосе собеседницы появилось любопытство.

— Якусити Оура. Так вы нам поможете?

— Я, кажется, догадываюсь, о ком вы говорите. — Японка хитро посмотрела на иностранцев, и по ее узким лисьим губам скользнула злая усмешка. — Бедняга тронулся умом после гибели жены и дочери. Не советую вам его искать.

— Но почему?

— Потому что он еще никому не рассказывал свою историю дважды.

Резко оборвав разговор, старушка взяла лейку и засеменила по дорожке. Через несколько мгновений ее сгорбленная фигурка растворилась в наступивших сумерках…

Внезапно со стороны кладбища раздался волчий вой. Тоскливый и угрюмый, он разносил по воздуху неизбывную печаль и пронзительный холод вечного одиночества.

— А все-таки, моя дорогая, загадочные они люди, эти японцы, — задумчиво произнес Кирилл и поежился. — Для меня их острова слишком обитаемы. Пожалуй, в гостинице я выпью немного водки.

…Поздний прохожий — домой поспеши. Зря ты плутаешь порою ночною. Шорох услышал — замри, не дыши. Призрак стоит за твоею спиною.

ИРОНИЯ НЕБЕС

Вместо предисловия

Невероятный случай, послуживший поводом для создания настоящего рассказа, произошел недавно в одном из российских городов. Газетная заметка, в которой сообщалось об инциденте, оказалась очень короткой. Поэтому автору при реконструкции событий пришлось в значительной степени полагаться на собственное воображение. Как считали древние римляне, судьба есть цепь причин. Вот простая история о двух судьбах, скованных одной цепью иронией небес и авторской фантазией.

За несколько часов до инцидента

По утрам он думал о Родине.

Патриотическая привычка просыпаться под звуки гимна по радио сохранилась с пионерского детства. Привил ее отец — партийно-советский работник среднего звена, как выражались в годы «развитого социализма». А еще на всю жизнь запомнил отцовскую фразу. Ее батя произнес, когда его сместили (за аморалку) с хлебной должности в облисполкоме и кинули на коммунальный фронт. Находясь в изрядном подпитии после известия о понижении по службе, новоиспеченный директор мусоросборочного полигона  изрек на кухне заплетающимся языком:

«Хоз-зяйственник — от слова „хоз-зяин“! Они думают, оп-по-портунисты, — погрозил пальцем в потолок, — что меня кресла лишили. Да без таких, как мы, любая власть окоч-окчурится. А я всегда при месте буду, потому что — настоящий хоз-зяин. Всего! А они так: временные уп-правлщие. То у них культ, то валю… волю… тризм, то дисплина — мать порядка, ядрена хрень! Плесни еще, отцу, сынок! Морская гвардия не тонет…»

Батя имел некоторое отношение к морскому флоту. После института шесть лет оттарабанил на судостроительном. Там и начал карьеру: комитет комсомола, партком… И тельняшку с той поры любил носить — вместо пижамы, да на даче. Все-таки пару раз — на ходовых испытаниях кораблей — Балтийского моря хлебнул. Даже в небольшой шторм залипал, по его рассказам. Ох, и наблевался тогда!

«Тебе самому хватит — завтра на занятия. Молодой ишшо со мной равняться. Лучше капустки добавь из холодильника… Эх!.. Хо!.. Мотай на ус, студень, учись, покедова родитель жив. Будешь при хоз-зяйстве, хоть при самом маленьком, — показал большим и указательным пальцами, — нихда не пропадешь. И личное хоз-зяйство береги, ха-ха».

Так сынок, потихоньку матерея, постигал житейские премудрости отца. Правда, попасть в ту партийно-советскую номенклатуру, подобно бате, не вышло. Точнее, не успел — эпоха монополии «рулевого» с аббревиатурой КПСС накрылась демократическим медным тазиком. Но зато получил комсомольскую бизнес-практику: от липовых нарядов в стройотрядах до махинаций в первых торгово-закупочных кооперативах. Наступила пора митингов — засветился и там, пролез в депутаты, как представитель малого бизнеса. Когда в начале девяностых грянул передел собственности, сопровождавшийся тотальным отстрелом бизнесменов, ушел с «линии огня» на тыловое хозяйство — в жилищно-коммунальный сектор. Где засел и окопался на два десятка лет.

Олигархом не стал, зато жил сытно и спокойно. В глобальном смысле, разумеется, спокойно. А так оно, конечно — покой нам только снится. Руководитель среднего звена — это лишь всяким либералам-горлопанам кажется, что маленькая шестеренка. А нет шестеренки — и приводной ремень не прицепишь. Так и крутишься с утра до вечера, полон рот забот. Никакой личной жизни — все для блага страны и народа, ядрена хрень.

Вот и нынешний день — под гимн проснулся и на амбразуру. С утра, как всегда по пятницам, потрепал нервы на планерке. Пропесочил своих олухов, чтобы служба медом не казалась, на выходные задачи поставил. На дворе почти ноябрь, не май-месяц, вот-вот морозить начнет, а коммуникации — известно какие. Все на соплях, да на «добром слове» сантехников держится. Никакого толку, что рыночная экономика. Помнится, губошлепы-реформаторы трындели: мол, рынок все расставит по местам, стимулирует производительность… Ага, от нашего народца производительности дождешься. Только и смотрят, как бы чего стырить да пропить.

Оно, конечно, зарплата в конторе так себе: у работяг — мартовский кот наплакал; да и у руководства не газпромовские миллионы — разве такими грошами нервные клетки компенсируешь? А откуда деньги взять, коли четверть жильцов квартплату зажиливает — через суд выбиваешь годами? Хочешь не хочешь, а приходится изыскивать резервы, выкручиваться.

Загудонов вздохнул — только от нужды все грехи наши тяжкие…

Генеральный директор управляющей компании (по-старому — ЖЭК) поджидал клиента, уютно расположившись на скамейке в скверике. Система была отработанной, можно сказать, классика жанра: два незнакомых гражданина какое-то время мирно сидят на одной скамеечке, потом один встает и уходит, оставляя конвертик. От всех этих примитивных кабинетных передач в ящик стола Леонид Маратович, насмотревшись по телевизору эффектных сцен ареста взяточников, давно отказался — береженого Бог бережет и черт сторонится. Тут, в сквере, и обзор хороший (врасплох не захватишь), и свежим воздухом всегда попутно подышать можно. В пятьдесят пять надо следить за здоровьем, тем более в такой погожий осенний денек — вон голуби-то, сволочи толстопузые, как на солнышке разомлели.

Распугав птиц, на дорожке материализовался клиент — арендатор, владелец магазина. Плюхнувшись рядом, поерзал, устраивая поудобнее грузную тушу, вытянул ноги. Отдышавшись и вытерев со лба пот, произнес скороговоркой:

— День добрый, Леонид Маратович, все в порядке?

Тот деланно посмотрел на часы:

— В нашей фирме всегда порядок. За договором в понедельник подойдете.

Контрагент провел рукой по скамейке в сторону Загудонова, под ладонью — конверт; возвратил руку к себе в карман плаща, извлек пачку сигарет. Леонид Маратович поморщился — не курил и дым не переносил на дух, но арендатор тут же встал и медленно двинулся по дорожке, закуривая на ходу.

Загудонов обозрел окрестности — обстановка спокойная — увесистый конверт перекочевал в карман, ближе к телу. Душевных сил явно прибавилось. Рановато еще для обеда, но, если шагать не торопясь, прогуливаясь, в самый раз получится. Все равно возвращаться со взяткой в контору было бы легкомысленно и неосторожно.

Сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, распрямляя плечи. И вдруг почувствовал некий дискомфорт в области темечка, еле ощутимое касание, будто туда кто-то слегка тюкнул. «Чего это? Не понял». Осторожно снял с головы шляпу: «Какое б…!» — непечатное слово едва не сорвалось с губ. На совсем еще новеньком шикарном головном уборе из велюра светло-коричневого цвета ядовито переливалось серо-зеленой кашицей голубиное послание.

Ах, твари толстожопые! С ненавистью взглянул на воркующую голубиную парочку. Когда ж они успели?

Аккуратно потряс шляпой. Дерьмо держалось цепко, словно жвачка. Бабуля на отдаленной скамейке с любопытством наблюдала за манипуляциями Загудонова. Он отвернулся и вынул из кармана носовой платок. Самочувствие резко испортилось: такие жирные! Как они еще летать умудряются?

Пустобоев пересчитал деньги в кошельке: триста восемьдесят шесть рублей пятьдесят копеек. Что в лоб, что по лбу, до пенсии еще пять дней. «Маловато, опять не укладываюсь. В холодильнике шаром покати. У соседки тысчонку месяц назад уже стрелял. Неужели опять унижаться? Почему же так — вроде каждый рупь берегу?»

После смерти жены Прокопий Ермолаевич регулярно попадал впросак при планировании месячных расходов. Раньше Настасья всю бухгалтерию вела, всегда дебит с кредитом сводила, даже экономить умудрялась. А теперь…

И куда эти самые рябые-деревянные ушли? Собирался же все траты в тетрадке записывать. Поленился — и опять просчитался, идиот старый.

Присел на стул, грустно посмотрел на холодильник. М-да… Насколько проще в армии было: тебе скомандовали, ты подчиненным напихал. И уж жратвы-то офицерам всегда хватало. А тут, на гражданке, крутись, выкручивайся…

К дочери на поклон идти не хотелось. Дает с таким видом, будто ей надоедливая цыганка в руку вцепилась. А когда хочешь вернуть — не берет, корит: как не стыдно! Но для бывшего офицера долг — что ежик в ширинке. В последний раз решил схитрить, купил внуку конфет, так раскричалась: зачем на ерунду деньги тратишь?

Какая же ерунда — конфеты для ребенка? И за что так родного отца не любит?

Ну да, есть, наверное, и его доля вины в том, что у Ленки с мужем не сложилось. Если бы тогда пораньше квартиру купили — глядишь, не подрался бы с зятьком на двадцать третье февраля. А как стерпеть было? Какой-то штафирка безмозглый, очкарик гребаный, а туда же — на нашу доблестную армию пузырь надувать. Оттянул после института летехой двушник и начальником генштаба себя вообразил, Рокоссовский. Нет бы заткнуться и старшего по званию послушать, так в бутылку полез. Вот и выписал ему в торец — сила-то тогда еще была, не то что сейчас. На последней медкомиссии, перед увольнением, девяносто восемь кило тянул. И куда все делось?

А вообще этот таракан недоношенный давно напрашивался. И дочку обижал. Так что, у них самих не ладилось. А теперь — отец виноват.

Конечно, Елене поддержка нужна. В одиночку сына растит. Помочь бы — да откуда у старика лишние деньги возьмутся? Симпатичная, фигуристая — в покойную мать. А с мужиками не везет, одни ишаки попадаются. Последнего мельком со спины видел, когда тот в подъезд прошмыгивал — поганка в шляпе, ножки хреном.

Жили с дочерью рядом, в двух шагах. В конце девяностых продали дом в деревне (кирпичный, Настасье после смерти матери достался), подзаняли у родственников и купили Лене квартиру в соседней пятиэтажке. Правда, Ленка к тому времени уже разбежалась со своим штафиркой… Так что, зайти-то нетрудно, но…

Эх, дочка-дочка! А маленькая была ласковая, как котенок. Поздний ребенок. Тогда с женой думалось: подарок судьбы. Кто же ожидал, что так отношения сложатся?

В последний раз, буквально неделю назад, еще и по поводу внука поцапались. Дочь на каникулы собралась его в турпоездку в Питер отправить. Мол, бесплатно за счет бюджета, как матери-одиночке.

Дед расстроился — и так мальца почти не видит, думал, на каникулах пообщаться, в цирк и зоопарк сводить. Чего ему в этом Питере смотреть, пацану? Чай, и без того в приличном месте живет, не в Урюпинске каком-нибудь. Да и Колька не хотел ехать. Но Ленка уперлась — ни в какую: пускай мир узнает, город увидит, откуда такие важные государственные люди вышли.

Тоже мне, люди! Две руки, две ноги и жопа посередке. Чего в них особенного? Ничем не лучше предыдущих — только языком балаболить умеют. Спортсмены хреновы, реформаторы недоделанные, купорос им в задницу. За что ни возьмутся — от медицины до пенсионной реформы — одна детская неожиданность получается.

Народ хиреет, а чиновники жиреют. Реформу правительства с какой помпой объявляли! Сократим, оптимизируем, повысим эффективность… Повысили в итоге — зарплату себе. Уборщиц сократили, референтов добавили. А кризис проср… Мудрецы, в рот им дышло! Развели лабрадоров…

Что за страна, ешкин кот? В такой войне победили, а для чего? За что ни беремся — рано или поздно сами себе полный Сталинград устраиваем.

Так разнервничался, что закурил. Одна польза от холостяцкой жизни — можно дымить хоть на кухне, хоть в комнате. Настя на балкон выгоняла. Почти бросил, было. А тут…

Всего минут пятнадцать посидел на стуле, а уже заныло в промежности. Аденома простаты чертова! Тут и вспомнил, куда деньги ушли — на лекарство. Как же он упустил? Врач привязался — купите обязательно, а то хуже будет. Да еще рецептик выписал в конкретную аптеку — возьмите там, иначе я за последствия лечения не отвечаю. А за что они отвечают, эскулапы, хрен на лапу? Три месяца таблетки жрешь — толку никакого. Отчего так получается: пока не ходишь к этим «наследникам Гиппократа» — вроде здоровым себя чувствуешь; стоит разок на крючок угодить — кранты, кандидат в жмурики?

Настроение совсем упало. После обеда опять ведь к урологу тащиться, задницу растопыривать. А затем в ЖЭК (или как их там сейчас?), еще хуже — ох, не любил бывший майор просить. А куда деваться? Квартира на верхнем пятом этаже, и уже второй год потолок протекает. Два раза заявление писал — хоть бы хны.

Встал со стула, размял ноги. Попью чайковского с хлебом, пузо согрею, все сытнее станет…

Леонид Маратович сглотнул слюну. На первое — борщ с пампушками, на второе — котлеты по-киевски с гречкой и зеленым горошком. За что ценил свою супругу — так это за кулинарные достоинства. Были времена, когда ценил и за другие, да миновали те времена. Загудонов обожал (аж челюсть отваливалась) женщин с выступающей попкой. Этаких лошадок с упругим крупом. И у жены в молодости был станочек какой надо, да сплыл после рождения двух детей. Вернее, не сплыл, а расплылся.

Рассеянно осмотрел тылы супруги, разливавшей у плиты борщ. М-да, прошла любовь — завяли помидорчики. Приходилось изыскивать другие методы для удовлетворения эстетически-эротических потребностей. Благо, руководящая должность позволяет.

Месяц назад произвел смену караула — предыдущая пассия стала завышать потребности. А у нас не коммунизм — каждому по труду. Тут очень кстати в бухгалтерию новая кассирша заявилась устраиваться — работу с кадрами, особенно женского пола, директор УК никому не передоверял. Фигурка у претендентки на должность оказалась самая что ни на есть подходящая, да к тому же и, выяснил, одинокая бабенка. Правда, с сыном, но это вопрос технически решаемый. Как она задком повернулась, на выходе из кабинета, так кобелек и зашевелился. Тогда же подумал — беру.

Однако сложилось не сразу. Барышня оказалась с норовом, непонятливая. Но и не таких кобылок объезжали! Когда допетрила, что вопрос стоит ребром: или в постель, или с работы под зад — сразу шелковая стала. И процесс, как говорится, тронулся… Не откладывая, тоже вовремя подвернулось, туристическую путевку на каникулы сынку ее организовал за счет конторы. Пусть знает — Загудонов добрый, когда и к нему с душой. Ну и не без своего интереса, разумеется, а как же? В рыночное время живем.

Вот и выходит — как раз сегодня вечерком маленький адюльтерчик намечается. Хорошая погода, красивая женщина и немного свободных денег — что еще нужно для настоящего мужчины, не правда ли?

Машинально потер ладони. Супруга, ставившая на стол тарелку с борщом, приняла жест на свой счет.

— Проголодался, кормилец ты наш, — произнесла с умилением.

«Кормилец» одобрительно кивнул головой. Градус настроения снова поднялся. Да, эти летучие засранцы шляпу, конечно, подпортили. Но пятно жена выведет. Пока же наденет старую. По погоде можно было и вообще обойтись без головного убора, да уж больно не любил стареющий ловелас показывать предательскую плешь. А кепки, несмотря на выразительный пример бывшего главного московского начальника, наш герой в глубине души презирал. Плебейская манера. То ли дело — шляпа! Импозантно и с достоинством.

Так что, сейчас обед, потом полчаса на диванчике и снова на службу — вожжи ни на минуту отпускать нельзя. С четырех часов мерзопакостное мероприятие — прием по личным вопросам. Придется потерпеть. Вон, даже Президент ежегодно якобы от народа жалобы выслушивает по «прямой линии». А мы — винтики помельче, разок в месяц можно и пообщаться с простолюдинами. Надо чувствовать, чем народные массы дышат, держать, фигурально выражаясь, руку на пульсе. Тем более что пять лет назад попал-таки и в партноменклатуру. Как начальство наверху зачесалось, тут и он подшустрил, вступил скоренько в их единую и неделимую. С медведями жить — по-медвежьи выть. Так-то оно надежнее — под одной крышей с первыми лицами (тепло и не каплет), да и к кормушке ближе.

В прихожке хлопнула дверь — младшая пришла со школы. Женился поздно — уже за тридцатник перевалило. А чего хомут раньше времени на выю надевать? Покуролесил вволю — будет о чем на старости лет под капельницей вспомнить. Глядишь, и дальше бы гулял вольным казаком, да киндер-сюрприз нарисовался. Раскинул мозгами и решил — пора остепеняться.

Зато теперь благопристойный семьянин: две короедки потихоньку подросли, одна уже в университете на первом курсе. Вторую после большого перерыва слепили. Долго тянул с продолжением, рассчитывал на наследника, но все равно не выгорело. Может, оно и к лучшему? Пацан бы дрался, по девкам бродил до утра — матери лишнее беспокойство. Да еще и в армию могут забрить — отмазывай его потом, балбеса. А этих финтифлюшек замуж выдать, и фиг с ними. Баба с возу — кобыле легче. Гражданский долг перед Родиной выполнил, народонаселение увеличил и ладно. Надо и в собственное удовольствие спокойно пожить, хотя бы на пенсии.

Дочка, румяная после улицы, заглянула на кухню, смешно поводила курносым (материнским) веснушчатым носиком. Загудонов отложил ложку, спросил, отрываясь от размышлений, с притворной заинтересованностью:

— Чего, отучилась уже?

— У нас сегодня четыре урока было.

— Вот и в самый раз, садись, с папой вместе покушай, — предложила мать с деланным оживлением. Знала заранее — не сядет. Что старшая, что младшая общества родителя старались избегать. Побаивались отчего-то, хотя тот почти и не ругался никогда.

Дочка стрельнула глазами по столу, скорчила рожицу:

— Не-а, сейчас не хочу, я потом.

— Без двоек сегодня? — уточнил для порядка Леонид Маратович, снова берясь за ложку. Вопрос, словно пуля на излете, зацепил девчонку в дверном проеме.

— Ну-у… контрольная по геометрии была…

— Так.

— Ну-у тема там дурацкая, про параллельные прямые. Я, в общем, это, ну, не так ответила.

— Ты мне тут танец живота не устраивай. — Ложка легла обратно на край тарелки. — И не нукай отцу. Чего не так ответила?

— Я написала, что они пересекаются. Нет, а, правда, почему они не должны пересекаться? Кто их там видел?

— Где там?

— Ну в бесконечности.

— Угу. — Загудонов наморщил брови. — Чего тут сложного? Представь: мы живем на четвертом этаже, а дворник Сулейман (ты его знаешь) — на первом. Если каждый из нас ходит по своему этажу, как мы можем пересечься? Поняла?

— Нет. А если он к нам на этаж поднимется?

— Зачем?

— Лампочку вкрутить. Я видела, он перегоревшие лампочки меняет.

— Причем тут лампочки? Бестолковая. Запомни, что это аксиома — параллельные прямые не пересекаются.

— А откуда я знаю, что они параллельные?

— Тебя кто учил со старшими спорить? — Загудонов вспотел. — В учебнике написано, что не пересекаются, значит, не пересекаются. Просто запомни и все. Усекла?

— Усекла. — И упорхнула.

«Ну и скатертью дорожка, цветок жизни, и так суп почти остыл», — подумал глава семьи, рассеянно помешивая ложкой в тарелке.

— Да ты не переживай, — засуетилась супруга. — Она же в тебя сообразительная, исправит. Посижу с ней на каникулах. Эти учителя сами толком ничего не знают и учить не умеют. На такую зарплату разве умных найдешь? Кто подмажет — те у них и отличники. Всё на взятках, от первого класса до института. Может, я с этим математиком того, поговорю?