Бесплатный фрагмент - Бездушный

Оглавление

Словарь.

В книге будут слова не привычного формата и поэтому я решил написать отдельный словарь, где укажу их описание и разъяснения. Это поможет погрузится в атмосферу произведения с комфортом. Для удобства лучше сделать скриншот.

Спасибо, и да хранит вас Магна и Агнам.

Магна — первородный бог. Создатель мира и всего сущего. Ему молятся мужчины, как богу мира, мужества

Агнам — любовь Магны. Ей молятся женщины, как богу плодородия, женственности и женской силы.

Мад — ад, преисподняя.

Эйролия — мир сновидений.

Гихон — идол путешественников.

Хагна — дьявол, бог мада.

Лэннос — бог Ночи. Наблюдает за людьми двумя глазами.

Соллес — бог Дня. Наблюдает за людьми днём.

Хроны — защитники людей, обеспечивающие безопасность от эфреметов и любых проявлений магии.

Эфреметы — люди с магическими способностями. Приносят несчастья. Хроны истребляют эфреметов как носителей проказы.

Хагния — магия которой владеют эфреметы. Темная, оскверняющая.

Хрония — магия Хронов. Светлая, очищающая.

Эфирит — металл, сдерживающий магию.

Элодия — неправильное, лишнее, ненужное.

Дарон — уважительное обращение в землях Андрии.

Фениди — уважительное обращение в землях Дикации.

Ар — уважительное обращение в Кигар, страна Арэлия

Крины — простолюдины.

Архигар — чтец чувств. Люди способные ощутить эмоции и мысли других.

Иелиас — совесть, в Андрии, считалось, что совесть-это мысли души, и им нельзя пренебрегать, поэтому его называли одним словом объединяющий душу и совесть в одно слово.

Месяцы года: дэков (декабрь), янов (Январь),февов (Февраль), мав (март), апрэ (апрель), ялун (июнь), ялэн (июль),ялус (август), стэул (сентябрь), октэ (октябрь), нарэ (ноябрь) и тринадцатый месяц — гарэ.

Слеза Соллеса — великая слеза, способное дать бессмертие и всевидящее око. По легенде, человек заполучивший слезу, способен увидеть все, куда падает взор Соллеса.

Слезы Лэнноса — по легендам Лэннос утратил душу и соотвественно и способность плакать. Но ходят слухи, что слезы его ещё могли сохранится. Его свойства не понять смертному разуму. Даже те, кто их видел, называли умалишенными. В лучшем случае выдумщиками.

Мироздание

Из книги: История Андрии, изучение Лазалера Ванта гур Рамаса. По одобрению Хронов. служителей воле Рас‘Зака.

Дерево является основным элементом земли, что и доказывает нам, что данное вещество и является фундаментом мироздания. На нашем таурисе, есть четыре стихии: огонь, вода, воздух и земля. Дерево дает нам огонь. Пламя от дерева дает нам дым-воздух. Пока горит дерево, из неё течет древесный сок-вода. Дерево твердое и многообразное-земля.

Весь наш осязаемый и не осязаемый мир — плод великого дерева Тар. Сам плод называются «Таурис». И на таурисе мы живем, как муравьи под взглядами богов-сыновей: Соллэса и Лэнноса. Само же дерева растёт на огромной и полой внутри скале, где и находится мад.

(Неужто мы всего лишь часть сада Богов? И сын бога, можно просто сорвать плод, уничтожив наш мир? И что хочет от нас Рас’Зак, до коли неизвестный нам.) -отклонено Хронами.

Соллэс правил днем, и смотрел на всех своим ярким глазом.

Лэннос смотрел ночью, и правил своими двумя глазами Лин. Когда-то давно, они поссорились за право править таурисом Горигана.

Лэннос выколол глаз Соллэсу, и Магна разделил мир на день и ночь, разделив власть братьев. Но злоба Лэнноса, не остыла даже через тысячу лет… Он хочет погрузить мир во тьму и править единолично. И наступит Бесконечная Ночь. (На севере говорят Великая Ночь или Тысячелетняя Ночь).

Рас’зак был посланником из сада от самого Магны, дабы в мире воцарился наконец мир. И братья смогли наконец помириться.

В мире Горигана ученые мужи ещё в античные времена смотрели на другие таурисы, на два больших светила на небосводе в ночи и на одного днём, пытаясь разгадать секреты мироздания.

Уважаемый дарон Арингур выяснил, что на небе, 13 таких же таурисов как и Гориган. Каждый день на небе появлялась одно из 12 плодов, и каждому дню дали имя каждого большого светила на небе. Тринадцатым стал сам Гориган. И стало в неделе 13 дней, а в месяце две недели. Год разделился на 13 месяцев.

Через 30 лет, после смерти Арингура, его ученик посчитал сколько времени в одном дне, разделив его так же на 13 часов, для правления Солласа и 13 часов для Лэнноса.

Пролог

Истинное мужество состоит в том, чтобы любить жизнь, зная о ней всю правду.

Сергей Довлатов.

Карта мира Гориган. Написано картографом Юдием младшим. 10 век. Вторая эра. Одобрена Хронами.

Все звуки исчезли. Тишина проникала в разум, словно когти хищника в плоть. Потеря такой естественной и неотъемлемой части себя пугала. Сжимая внутренности…

В такие моменты, нельзя верить глазам… Они создают только иллюзии. Ужасы, возникающие из паникующего разума… Извлекая твои самые страшные страхи.

Единственное, что у тебя осталось — биение собственного сердца в ушах. Но, может, этот кошмар реален? Всё уже неважно. Посланник из Mada уже идёт за тобой. И ты его не услышишь…

Храм Очищения

Смерть начинается изнутри. Смерть приходит изнутри. А мы боимся жизни снаружи…

Архигар Марх, покидая замок, услышал, как за его спиной с грохотом затворились огромные ворота. Служители замка, торопливо выполняя приказ Красного Клюва, остались позади. Хотя погода была не слишком холодной, но на душе у Марха было зябко. Он поднял голову, поёживаясь от холода, и направился к деревянному мосту, сжимая в руке факел. Марх принёс «Клюв» для посвящения нового служителя Хронов и решил провести ночь в храме. Жизнь Марха была полна печальных событий, а его желания казались такими безрадостными, что даже хмурые облака могли бы позавидовать им.

«Зачем я служил? Что я дал этому миру? И после меня не останется ничего. Я просто исчезну со страниц истории».

Хрон поднял голову и заметил в тени, с противоположной стороны, неясные очертания человека. Когда он сделал шаг, видение исчезло. Возможно, это были всего лишь сверчки — вокруг действительно было много маленьких зелёных огоньков, наполняющих ночь своим стрекотанием.

«Мир снов полон тайн», — подумал Марх и погрузился в свои мысли. Никто не смеет приближаться к Храму Хронов, ведь люди слишком боятся разгневать Бога Рас’зака. Продолжая свой путь, он продолжал размышлять. Чувство бессмысленности его действий эхом отдавалось в его голове, а треск шатающихся досок на мосту только усиливал это ощущение.

«И этот проклятый сон!» — по его волосам пробежал холодок. Из-за этого сна Марху захотелось выйти на прогулку. Этот замок вызывал у него неприятное ощущение в животе. Решив вздремнуть после дневного путешествия, с восходом глаза Лэнноса он вскочил с кровати в холодном поту.

Ему приснились мальчик и девочка, которые смеялись и играли. Но потом кто-то схватил их, и Марх превратился в того самого мальчика. Хрон не запомнил деталей сна, но отчётливо почувствовал, как скрипят его зубы. Он ощутил беспомощность и бессилие. Казалось, что зубы крошатся и разрушаются, вызывая сильную боль. А девочка всё это время хихикала. Он так и не смог разглядеть её лица. Но когда он наконец увидел его, страх охватил его сердце. Марх больше не мог уснуть и решил выйти на улицу, взяв с собой факел.

«Что-то не так», — шептал внутренний голос, царапая череп изнутри.

«Нечто… рядом».

Архигар ощутил приближение опасности, словно вот-вот должно было произойти землетрясение, и недра земли разверзнутся. Но пока всё оставалось спокойно. Только его шумное дыхание и сердцебиение перекрывали все остальные звуки. На другой стороне моста он заметил свет. Зелёный дым, словно ритмично мигая, появлялся и исчезал. Наконец, из дыма возник силуэт человека, закутанного в потрёпанный зелёный плащ. Он словно был освещён этим зловещим светом, который затем исчез, оставив лишь его силуэт.

— Кто ты? С чем пожаловал, крин? — воскликнул архигар, пытаясь прочитать мысли незнакомца, но безуспешно. Перед ним стояла словно кукла, лишь отдалённо напоминающая человека. Возможно, ему просто показалось? Человек не двигался и не шевелился, лишь стоял с накинутым капюшоном.

— Отвечай! — потребовал архигар, но силуэт продолжал стоять неподвижно, как статуя. Марх начал сомневаться, не принял ли он за человека пень или ветки в тени. Хрон сделал несколько шагов вперёд, освещая дорогу факелом, но не увидел ничего нового.

— Выходи на свет! Да осветит твою голову сила Хрона. Выходи, и будешь накормлен, если твоя проблема в голоде. Если ты эфремет, то должен понимать, где ты. Беги, пока можешь, и спасайся! Пощады тебе не будет, клянусь своим именем! Красный Клюв Марх из КордВала!

Тишина. Ни звука. Ни ветра. Ни сверчков. Куда же делись сверчки?

Что-то упало совсем рядом с Мархом, и он вздрогнул. Достав длинный кинжал, он отступил на шаг назад. Тишина. Что-то маленькое шевельнулось совсем рядом. Архигар сделал шаг вперед и еще один. На земле что-то дёргалось, маленькое. Поднеся факел ближе, Марх увидел, как тяжело колышутся крылья совы. Хищная птица уже умирала, с трудом махая бесшумными крыльями. Но ран на ней не было. Филин выглядел так, словно собирался взлететь, но внезапно свалился на землю. Страх пронзил Марха до глубины души.

— Кто здесь!!! Выходи!! Выходи на… на… на СВЕТ!!!

Всё вокруг затихло. Деревья и ветви безмолвно покачивались под лёгким ветерком, но казалось, что всё вокруг вымерло. Остались только зловещие очертания зелени и цветов. Все цвета стали серыми и чёрными, вызывая страх.

Вдали, в темноте, он снова увидел зелёное свечение. Тысячи кинжалов вонзились в его разум, и он не мог сопротивляться. В тени вспыхнул силуэт, и напряжение в его голове усилилось. Марх впал в безумие, почувствовал себя загнанным в угол зверем, добычей. Повсюду ему мерещились монстры и странные существа. Он взял кинжал и был готов перерезать себе горло, но его руку схватили.

«Твои силы ещё нужны. Твоя жизнь бессмысленна, но не твоя смерть».

Марх попытался закричать, но не смог. В отчаянии он вонзил кинжал несколько раз в чудище. С каждым ударом ему становилось всё страшнее. Он чувствовал, будто кинжал вонзается в сухую и рыхлую кору дерева. Но его руку точно сжимали пальцы человека. По крайней мере, они были похожи на человеческие.

На столе, освещаемом пламенем свечи, стоял великолепный бокал, украшенный серебряной чашей, которую держала в когтях хищная птица. Вино было доставлено из самого Куолдвига в честь этого знаменательного события — обряда, посвящающего Ирингура в «Белые Клювы».

Тринадцать лет Ирингур верой и правдой служил своему народу, и вот теперь он стал Белым Клювом Рас'зака — воином, которому сам Марх, один из самых выдающихся и бесстрашных Хронов, вручил это почетное звание.

Марх, известный как Красный Клюв, прославился своими подвигами: говорят, что он в одиночку сумел противостоять целой деревне и одолел целую секту эфреметов, не получив ни царапины. Многие шепчутся, что Марх, возможно, станет будущим Золотым Клювом. А сколько за это время сделал сам Ирингур! Сколько жизней было спасено, сколько душ очищено! Стал ли мир лучше благодаря его вкладу?

«Хм… По крайней мере, для меня он стал лучше!» — с этими словами гладковыбритый мужчина сделал глоток вина, и его лицо озарилось от удовольствия. Откинувшись на спинку кресла, Ирингур погрузился в мечты о своем будущем поместье, о слугах, готовых выполнить любой его приказ, и о женщинах… При мысли о них Ирингур почувствовал, как его охватывает возбуждение, и сделал еще один глоток, наслаждаясь терпким вкусом напитка, который приятно щекотал язык.

С наслаждением вдыхая аромат пяти сортов винограда, Ирингур сделал глоток и, смакуя, выпил его. На столе лежал медальон в виде птичьей головы, аккуратно упакованный в фиолетовую коробку. Никто не носил клюв постоянно, но статус нужно было как-то подтверждать. Хрон вернулся к своим делам: заполнению документов, касающихся расходов, закупок и списка спасенных душ эфреметов. Сегодня ему улыбнулась удача: ставка сыграла, и выпал счастливый камешек.

Внезапно раздался громкий звук, словно что-то ударилось о крышу. Ирингур с тревогой посмотрел на деревянный потолок, ожидая услышать шаги. Может быть, кто-то был на крыше? Но больше ничего не нарушило тишину. Когда он начал пересчитывать выигранные деньги, его слух внезапно перестал улавливать звон монет. Ирингур в недоумении посмотрел на свои руки, не понимая, что происходит. Он раскрыл рот и прокричал: «Во славу Рас’зака!», но не услышал собственного голоса. Тогда он начал кричать громче, но ничего не изменилось. Лишь вибрации в горле подтверждали, что происходящее не является иллюзией

В этот момент в окно влетело чёрное пятно, разбив стекло. Ирингур вскочил и схватился за кинжал, лежащий под столом. Медленно подойдя к тени на полу, он увидел птицу. Она, казалось, была мертва, но едва шевелила своими чёрными крыльями. Это был ворон. Комнату залил яркий зелёный свет, и через мгновение слух вернулся к Ирингуру. Это произошло настолько внезапно, что оглушительный гром, раздавшийся вслед за этим, заставил усомниться в реальности происходящего. Весь замок содрогнулся, чернильница перевернулась, и чернила запачкали исписанные бумаги. Со стола упала свеча, и если бы не факел на стене, Ирингур оказался бы в полной темноте. Он выругался и раздражённо начал перебирать бумаги, оценивая, сколько придётся переписать. Стараясь не думать о своих ушах, которые подвели его, Ирингур с недоверием посмотрел на упавший под стол кувшин. По каменному полу разлилось драгоценное вино с обломками глины. Ирингур засомневался, не отравлен ли он, и не галлюцинация ли всё происходящее.

В Голове послышался шепот…

— Твою мать! — нервно зарычал от гнева и страха, проведя дрожащими руками по волосам и лицу.

«Что это, Хагна побери, было? Кто может посметь напасть на Хронов? Еще и вино такое пропало!» — подумал Ирингур.

Хрон, шагая по осколкам битого стекла, подошёл к разбитому окну. Как только его одежда коснулась света фиолетовой луны, храм снова содрогнулся. Ирингур, ухватившись за подоконник, чтобы не упасть, услышал крики и ржание коней.

В просторном дворе замка мелькали маленькие огоньки: его солдаты с факелами бегали туда-сюда, громко крича и ругаясь.

«К оружию!» — раздавалось со всех сторон.

«К воротам!»

Ирингур высунулся из окна, чтобы лучше рассмотреть происходящее: гигантские двенадцатиметровые ворота из березы Дшимта светились, словно изнутри, как угли в камине. Внезапно звуки исчезли, и всё видимое пространство озарилось яркими изумрудными вспышками света, за которыми последовал громогласный удар. Все почувствовали его всем своим существом, а не только ушами.

Потеряв всякое представление о пространстве, Ирингур стал отступать. В его ногу вонзился кусок стекла. Хрон отпрыгнул от источника боли и, прыгая на одной ноге, выпал из окна с третьего этажа. Резкое и неожиданное столкновение с землёй выбило весь воздух из его лёгких.

Внезапно раздался оглушительный грохот, и святилище задрожало, словно было построено не из камня, а из деревянных опилок. Земля содрогалась снова и снова от ударов, которые казались невероятно мощными и ужасающими.

***

Казначей Маниус с трудом покинул свою рабочую клетку, тяжело переставляя ноги. Он направился к воротам, кряхтя и кашляя, а его глаза были устремлены на грязь под сапогами. Вдалеке послышался каркающий крик ворон. Громадный горб на спине мешал ему идти, но огромные неприступные ворота были уже совсем близко, и каждый шаг давался казначею с трудом.

Маниус взглянул на них исподлобья. Его мысли постоянно были заняты подсчётами, и он вспомнил стоимость этих гигантов, изготовленных из берёзы дшимта. Тяжёлые створки стоили целое состояние. Казначей хорошо помнил, куда положил документы с расходами. Их было бы достаточно, чтобы пережить три зимы без урожая. С неба донёсся глухой звук падения чего-то на землю.

«Скоро мне пора уходить на покой. Завтра займусь бумагами. Напишу завещание на всякий случай. Эх, дочку не видел уже семь… Семь февов, а сына… Даже не помню, ско…» — не успел он закончить мысль, как потерял слух, и душа его наполнилась всепоглощающим первобытным страхом. С неба начали падать чёрные комки перьев, глухо ударяясь о землю.

«Неужели я оглох? Может быть, я умираю? О Бесконечная ночь…» — подумал Маниус.

Вдруг ворота начали светиться и пульсировать. Раздался оглушительный удар, и горбатый Маниус, не удержавшись на ногах, упал на землю. С трудом ему удалось повернуться на бок. Он видел, как в воздухе гаснут зелёные искры, словно снежинки, мягко опускаясь на землю.

Протерев грязное лицо руками, Маниус увидел, как солдаты подбегают к воротам и подпирают их бревнами. Чтобы перетащить их, потребовалось шесть человек. Но это не помогло, и могучие неприступные ворота распахнулись с ужасающей силой, словно дряблая дверь на кухню. Защитников крепости, пытавшихся укрепить ворота, раскидало в разные стороны, как маленьких щенков. Во все стороны полетели искры, грязь, камни и люди с кусками сорванных ворот. Маниусу показалось, будто чья-то оторванная рука пролетела над ним.

С внешней стороны ворота пылали, и весь двор охватил дым, стелясь по земле, словно вода. Из арки вышел человек невысокого роста, держа в руках нечто похожее на дорожный посох. Орудие выглядело так, словно его только что вытащили из огненного горна. По всей длине древка, словно вены, протекали прожилки раскаленного металла тёмно-зелёного цвета. Самое удивительное, что свет мерцал и пульсировал.

Маниус с замиранием сердца следил за тем, как во двор медленно вошел человек, облаченный в мешковину. Он неторопливо осмотрел результаты своих трудов, и в какой-то момент его взгляд остановился на Маниусе. Старик настолько испугался, что не смог сдержать естественные выделения своего тела. Раненые стонали и кричали, а самые храбрые воины, обнажив оружие, неподвижно следили за незваным гостем, не зная, чего ожидать.

«Это существо не может быть человеком. Это, должно быть, посланник самого мада…» — думал Маниус.

Пульсация копья ослабла, и недавний грохот и шум внезапно сменились тишиной, нарушаемой лишь редкими вскриками покалеченных и треском горящих деревянных ворот.

«Посланник» не двигался, лишь его взгляд переходил от одного к другому. Лицо его было закрыто красным платком. Солдат по имени Хирихат, которого все считали трусом, потому что он не смог провести ни одного очищения, прокричал:

— Кто ты такой? Чего ты хочешь?

«Где. Женщины? Куда. Вы. Их. Увозите?» — разразилась в голове Хирихата.

От удивления он разжал пальцы, и палаш упал в грязь. Прерывистые слова звучали в его сознании, наполняя его тревогой. Этот голос внушал страх не угрозами, не гневом или агрессивностью. Он пугал своим бесстрастием и невозмутимостью. Словно кипящая смола, он проникал во все уголки разума, вызывая жар и агонию. Но при этом смоле нет дела до тех, кто испытывает ее обжигающие прикосновения.

«Женщина с соломенными волосами… Лоис. Хевермин. Где она?» — словно эхо в храме, прозвучало у него в голове. Каждое слово звучало как удар молота по наковальне. «Этот голос… Магна… Моё тело не слушается! Сколько в нём мощи и бесчувственности…» — Хирихат не мог контролировать свои голосовые связки, да и не знал, что такое головые связки.

«Я слышу тебя… Я вижу тебя. Мне нужен тот, кто знает. Позови его, и я никого не трону», — снова раздался голос посланника.

Хирихат попятился, пока не ударился спиной о столб. Чтобы не упасть, он схватился за телегу, откуда посыпались железные маски для эфреметов, жалобно прозвенев в тишине. Солдаты вздрогнули, некоторые вскрикнули от страха и неуверенно попятились.

Посланник сузил глаза, его посох начал пульсировать сильнее, быстрее и ярче. Необычное орудие начало меняться в размерах: верхушка стала сужаться и удлиняться, пока не превратилась в острие копья. Повернув руку в кисти, посланник схватил своё смертоносное оружие, развернулся на месте и бросил его в стоящего рядом с Хирихатом солдата по имени Шапд. Копье проткнуло его насквозь, отбросив на добрых три метра. Острие вонзилось в землю, а Шапд завис в воздухе с неизлечимой раной в груди, которая обещала лишь смерть. Его белая туника потемнела, а Шапд, который недавно смеялся над Хирихатом и его трусостью, стал вопить, как ребёнок. Он испуганно тряс руками, не решаясь прикоснуться к странному орудию, торчащему из его тела. Шапд в ужасе кричал, не понимая, что делать с осознанием скорой кончины и собственной беспомощностью. Мысль о безысходности своего положения внушала неописуемый ужас.

Хирихат, глядя в испуганные глаза своего сослуживца, ощутил первобытный страх — страх перед хищником, который может разорвать тебя на части. Страх, перед которым ты бессилен. Шаг за шагом он отступал, ускоряя шаг, пока не перешёл на бег. Всё вокруг казалось ему суженным, а знакомый двор, служивший ему домом, теперь воспринимался совершенно иначе. Небезопасным, чуждым и нелогичным.

— Трусы! К оружию! Нас больше! Все вместе! Во славу Рас’зака! — крикнул старый бородатый солдат и ринулся на Посланника из Mada. Маниус не мог пошевелиться. Он мог только наблюдать, как копье в руках Посланника превратилось в топор, а на конце рукояти появился изогнутый и, казалось, бесконечно острый кинжал.

Посланник был сосредоточен, спокоен и смертоносен. За всё это время он не издал ни звука. Он начал рубить и уничтожать солдата за солдатом. Его удары, казалось, не замечали преград в виде доспехов, костей и плоти.

Маниус увидел, как этого нелюдя ранили! Но Посланник оставался непоколебим и не отступил ни на шаг, сколько бы людей ни пытались его одолеть. Они шли на верную смерть.

Маниус никогда бы не поверил, если бы не стал свидетелем того, как кто-то способен двигаться с такой скоростью. И это оружие… Он готов был поклясться, что оно меняло свою форму и вид. И это происходило в мгновение ока, отчего солдаты терялись и не знали, как защититься.

Ожидая удара топора, они рассчитывали на длину рукояти и уворачивались. Но древко удлинялось, и то, что, казалось, не могло достичь их, уже вонзалось в плоть, дробя кости. Поднимая щит, чтобы парировать удар, они видели, как зелёный меч превращается в палицу и разбивает череп на куски. Непредсказуемые движения и удары вводили в смятение, нарушая координацию и ориентацию в пространстве.

«Не может человек обладать такой силой. Только демон… Демон в человеческом теле. Теперь я понимаю, что необходимо истребить всех эфреметов! Всех до единого».

Одним махом посланник отрубил голову. Удар был настолько сильным, что она отлетела и разбилась о стену, которая находилась дальше, чем мог бы увидеть глаз. После пятого трупа Маниус заметил, как трое, трясясь и дрожа, убежали за спину посланника и бросились в ночной лес через сломанные ворота.

Ещё один солдат, издав крик отчаяния, ринулся на врага, занеся меч над головой. Посланник, выжидая до последнего момента, сделал шаг вперёд и с силой ударил стражника лицом в нос, прервав его дыхание и лишив возможности питаться. Хотя смертник ещё долго хрипел, захлебываясь собственной кровью, его жизнь была окончена.

Когда в живых не осталось никого, кто мог бы держать оружие, посланник обратил свой взгляд на Маниуса. Даже по горбу старика пробежали мурашки страха. Нелюдь приблизился и навис над бледным, дрожащим в грязи стариком. Тот закрыл глаза, ожидая удара.

Куда направит своё оружие посланник? В ногу, в бок или в голову?

«Прошу быструю смерть, пожалуйста. Быструю и безболезненную…» — произнёс он, но удара не последовало, и посланник ушёл. Маниус остался лежать в грязи и собственных испражнениях, пока не умер от слабости и неспособности осознать происходящее, которое казалось ему настолько ужасным, что не укладывалось в его логическом сознании

***

Ирингур пришел в себя в обломках своей комнаты. Первое, о чём он подумал — медальон не пострадал? Сильная боль отдалась в его ноге. Хрон пытался вытащить конечность, которая застряла в остатках потолка, но у него ничего не получалось. Сквозь щели в развалинах светили глаза Лэнноса: одна луна ярко-белая, другая фиолетово-лиловая. Света было недостаточно, чтобы разглядеть свою конечность, соединённую тонкими кусками тканей и раздробленную, как сухая ветка.

Тяжело дыша, одноногий мужчина пытался понять, кто и почему мог так быстро сотворить подобное. От безысходности он начал звать на помощь. Через свалившиеся развалины Ирингур видел бегающие огоньки и зелёные вспышки света. Его крик становился все более хриплым, пока за бревнами не послышалось движение — кто-то перекидывал их, чтобы освободить пленника.

— Слава Магне! Я здесь! Помогите! И осторожно! Я ранен! — Ирингур видел, как кто-то перекидывает бревна. Похоже, их было несколько человек, ведь в одиночку невозможно было справиться со столь тяжёлыми балками.

После очередного отброшенного бревна Ирингур увидел перед собой чьи-то глаза. Это был не служитель Хрона. Глаза его из темного капюшона горели огнем. Клюв Раз’зака инстинктивно закрыл лицо руками, ожидая нападения. Но его «спаситель» лишь наблюдал за ним.

Взгляд существа нельзя было назвать человеческим — казалось, у него не было век. Две зелёные бездны смотрели на Ирингура, опустошая его, захватывая все мысли и чувства. Его сокрытое лицо внушало ужас — на нём не было никакой мимики, которая могла бы хоть немного прояснить намерения существа. В руках оно держало топор, рукоять которого пульсировала зелёными прожилками, а остриё было тёмным от запекшейся крови. Голова закружилась, словно кто-то обхватил её своими огромными руками и сжал со всей силой.

«Магна, спаси меня!» — мысленно молился Ирингур. И тут в его ушах раздался голос, который, словно гром, пленил его дух:

«Магна. Не. Спасёт… Но. Не. Бойся. Я. Не. Дам. Тебе. Умереть…», — ответил бесчувственный голос.

Посланник

Ничто не может повредить металл так, как ржавчина, которая зарождается внутри. Вся грязь всегда начинается с самого сердца. Будьте внимательны к своему разуму. Задумывайтесь о том, откуда берутся ваши мысли.

Третий день в лесу не переставал идти колючий дождь. Мелкие капли словно пытались проникнуть в каждую частичку кожи, словно кусая своими холодными клыками, вызывая дрожь во всем теле.

В своей уютной норке спала взрослая белка с детёнышем. Вдруг она почувствовала незнакомый запах и высунула свой маленький чёрный носик. Затем белка запрыгнула на ветку кедрового дерева, и с неё посыпались крупные капли.

Принюхавшись, белка посмотрела своими маленькими чёрными глазками в сторону источника запаха. Внизу по тропе шло двуногое животное, которое тащило за собой другую белку. Белка не понимала, зачем нужно так поступать с сородичем, как это делало животное внизу.

Медленно шагал человек с длинными чёрными волосами, которые были насквозь мокрыми от дождя. На нём был тёмно-зелёный парусиновый плащ с откинутым капюшоном. В руках он держал верёвку, обвязанную вокруг правой ноги другого человека, который без сил лежал на земле, раскинув руки. Его вторая нога не была видна, но белка заметила на земле тёмные пятна, оставленные его телом. Принюхавшись, она почувствовала запах крови.

Человек в плаще разжал руки и, отпустив верёвку, подошёл ближе. Он поднял лежащего человека за волосы и вытянул руку вперёд, указывая на развилку. Одна дорога вела вправо и вниз, а другая — вверх и налево.

Спина человека была изранена и испачкана. Белка не могла понять, что за странная вещь была на его лице — металлическая эфиритовая маска.

Раненое животное, голос которого был наполнен страхом, прохрипело:

— Н… на… право… — одноногий человек указал направление двумя уцелевшими пальцами.

Человек в капюшоне разжал пальцы, и слабое тело неуклюже упало на землю. Тяжело двигаясь, он царапал землю дрожащими руками, пытаясь отползти.

— Прошу… — звук исходил очень глухо. — Убей меня… За что… ты так?

«Ты знаешь. Хочешь? Ещё одну. Ставку? Спорим, тебе. Попадается. Камешек?»

Глаза Ирингура расширились от ужаса и осознания. Нет, он не вспомнил и не имеет никакого понимания, кем на самом деле является Посланник. Но одно он понял точно. Этот человек выжил после очищения. И ему попался камешек. Другого объяснения он не мог найти

Белка не могла понять сказанных слов. Для неё это были лишь звуки.

Человек с длинными волосами не заметил лежащего на земле человека и, взявшись за верёвку, продолжил свой путь по правой тропе.

На белочку упала большая капля дождя. Она провела лапкой по мордочке и поспешила обратно в свою норку. Больше её здесь ничего не интересовало.

Храм Благородия

Посланник увидел впереди свою цель — огромный храм, окружённый высокими кронами деревьев. Величественное здание словно говорило о своём превосходстве. Посланник привязал Ирингура к дереву и достал из сумки эфиритовую маску. Взяв с земли камешек, он посмотрел в испуганные глаза связанного и раненого человека. Воспоминания были туманными и далёкими, отстранёнными, которые больше не причиняли боль. Оставалось только желание расставить всё по местам, как убирают беспорядок на столе.

Рассматривая камешек, посланник понимал, что вернуть долг не получится, ведь Ирингур не повторит его путь и не почувствует того, что хочет посланник. Ирингур начал понимать, откуда мог взяться этот человек, если он смог выжить после очищения. Он сглотнул, осознавая свою кончину, и подумал, что, возможно, это запоздалая плата за его поступки.

Ирингур верил, что его действия очищали мир, но в глубине души чувствовал, что причиняет страдания людям, которые и так настрадались, ради забавы и выгоды. Он хотел верить в свою должность и мнимое призвание, хотел быть частью чего-то большего. И ещё золото. Много золота. Богатство, женщины, мясо и много вина.

Отчаянно глядя на маленький грязный камешек, Ирингур чувствовал боль и зуд в зубах. Кривые обезображенные пальцы бесстрастно крутили его в руке. Посланник долго рассматривал этот маленький предмет и наконец бросил его в сторону.

Ничего не сказав, человек в плаще направился к храму. Ирингур слышал крики и лязг металла. Его сознание уходило и возвращалось с разными промежутками.

Когда он открыл глаза, солнце уже обогревало восток своим теплом. До рассвета оставался ещё час. Ирингур посмотрел на ворота храма и ужаснулся: на них по всей ширине висели трупы хронов. Посланник, весь в крови, связывал их об изгородь храма.

Ирингур не мог поверить своим глазам. Единственное объяснение, которое он смог осознать, было то, что это, скорее всего, и есть мад. А посланник — слуга или хозяин этого места. Его снова вырвало, и он потерял сознание.

Когда Ирингур открыл глаза, вдали он увидел конников. А когда посмотрел вниз, то понял, что привязан к решётке, как и его братья по цеху. Кто-то вдали крикнул, и последнее, что услышал Ирингур:

«Что за чудовищное… мерзкое… безликое… нарушение всех канонов!»

Не в состоянии что-либо сказать, Ирингур стал просто кричать и молить о помощи.

Лэннос захочет закончить свое дело и убьет своего брата — Соллэса. Наступит Бесконечная Ночь и тьма погладит всё живое.

Смерть придет.

Всех и вся заберёт.

Мальчик и мечта

Мы живём в удивительное время, которое, вероятно, покажется странным и тем, кто живёт в будущем, и тем, кто помнит прошлое. Возможно, каждый человек, глядя на своё настоящее, видит в нём что-то необычное и подверженное непонятным изменениям.

Я могу лишь заметить, что всё меняется в зависимости от того, какое понятие мы хотим подчеркнуть: война ради мира, ложь во имя истины, смерть ради любви. Возможно, я человек другой эпохи или просто не совсем понимаю, что происходит вокруг…

Ганс Авэл. Письмо солдата.

Горро вместе со своими друзьями, Удо и Кэллом, стоял на холме, ожидая прибытия Хронов.

— Ну где же они? Мы уже полдня здесь торчим, — недовольно бурчал Удо.

Обычные мальчишки из деревни Гарлия, как и все дети, стремились к приключениям. Они мечтали о рыцарях, принцессах, великих битвах и героических подвигах. Часто они сражались на самодельных мечах и разыгрывали различные истории.

Некоторые мальчики считали себя лучше и достойнее других, потому что их родители были настоящими рыцарями и владели настоящими мечами. Эти родители — бывшие солдаты на войне.

Когда в деревню въехали наемники — довольно потрёпанные, грязные и с соответствующим запахом — все мальчики начали шептаться о великих рыцарях из больших городов. Однако взрослые не разделяли их восторгов и наказывали за такие разговоры. Особенно когда речь шла о Хронах. С ранних лет детям внушали, что они под защитой Хронов, и объясняли законы, нарушение которых могло привести к большим проблемам для всей семьи.

Сегодня вся деревня с нетерпением ожидала прибытия Хронов. Эти благородные воины света направлялись в города и деревни, чтобы искать Хагнию и найти способы защитить и очистить праведные жизни людей, которые доверили им свои судьбы. И на пути появились они.

— Вот они! — воскликнул Горро. На тропе появилась карета в окружении конных воинов, которые, словно стражи, охраняли её. Их доспехи сверкали в лучах закатного солнца. Темнело, и им нужно было скорее вернуться домой. К тому же, сегодня отец просил Горро помочь матери с уборкой сарая.

— Уже ничего не видно. Пошли уже домой.

— Да, пошли Горро. Меня бабушка опять поругает. — поддержал Удо Кэлл.

Горро не мог оторваться. Ему так хотелось стать частью Хронов. Такие сильные, смелые. С мечами! Он обязательно станет частью их. Его имя будет вписано в историю! Отец будет очень гордиться им.

— Горро! Пошли!

— Иду иду! Ну что? На перегонки до деревни!

— Кто последний тот украдет у деда яблоки! — крикнул Удо.

— Яблоки? Это скучно! Давайте… Персик! — предложил Горро.

— Персик? Он нас точно убьет! Дед только и тешится своими персиками.

— Чем труднее бой, тем слаще победа! Побежали! воскликнул Удо.

Мальчики устроили не на жизнь, а на смерть. Дед Бродерик не любил их, особенно когда они вмешивались в его огород. Удо споткнулся о корень, пытаясь перепрыгнуть через него, и проиграл. Горро рассмеялся, но остановился и всё же помог другу подняться. Кэл скрылся из виду.

Дом семьи Горро располагался в западной части деревни, и солнце всегда заходило за ними последними. Когда Горро подошёл к дому, он понял, что отец будет в гневе: сарай был прибран, а значит, отец сделал это сам.

Открыв дверь, мальчик почувствовал самый любимый аромат — запах маминой еды. Папа сидел за большим дубовым столом, спиной к камину. Горро видел его только в профиль, справа была видна щетинистая часть лица. Мама стояла позади папы, нависая над камином и помешивая суп в котелке.

— Папа, я…

— Разве я не сказал быть дома к полудню? — холодно заметил отец, даже не подняв глаза.

— Да, но я…

— Из-за того, что ты не сдержал слово, твоей маме пришлось помогать мне, и мама поранилась об косу. — у отца был очень низкий и спокойный голос и порой, он пробирал до мурашек.

— Говр, там всего лишь царапина, ничего страшного, — попыталась смягчить нависшее напряжение мама.

— Нет, Молли, — спокойно сказал отец. — Не «ничего», — отец помолчал. Повернул голову и пристально посмотрел на Горро своими зелеными глазами. В комнате воцарилась полная тишина, лишь треск камина осмеливался нарушить её. Горро стоял, опустив голову, и еле-еле смог сказать:

— Простите меня. Я… Я больше не буду. Так

Отец редко говорил громко, но его взгляд говорил сам за себя. Иногда Горро хотелось, чтобы он кричал и бил, лишь бы не смотрел на него так пристально и холодно. Одним лишь взглядом отец мог проникнуть в разум Горро, и от этого волосы на затылке вставали дыбом.

— Ты всё понял? — спросил Горро, шмыгнув носом.

— Угу, — ответил он.

— Завтра утром ты поможешь маме по дому, а после придешь ко мне, хорошо? Ты же не элодия?

— Угу.

— Тогда садись и ешь. И не забудь поблагодарить Магну за кров — крышу над головой и семью. Боги не любят неблагодарных.

Мама взяла миску и зачерпнула из котелка. Её тёмно-каштановые волосы доходили до середины спины, а глаза были золотисто-карими. Горро унаследовал от отца чёрные волосы и зелёные глаза.

Горро сел и подумал о молитве: ему всегда интересовало, неужели кто-то сверху смотрит на каждого? Сколько же у него глаз, если за всем и вся необходимо следить? И ушей? Может он сидит в голове у каждого? Смотрит и слушает через всех людей. И животных?

Горро чувствовал себя виноватым, и у него совсем пропал аппетит. Но он не мог ослушаться отца, а расстраивать маму ему не хотелось. Молли поставила перед ним небольшую чашу из тёмно-зелёного камня. Она была довольно тяжёлой и грубо обработанной. На её изготовление дедушка потратил полгода. Ложка, сделанная из того же материала, на ощупь напоминала одновременно металл и стекло.

Запах от супа так сильно бил в нос, что слюни наполнили весь рот: с чесноком, с картошкой, свежей зеленью. Мама всегда умела удивить едой и поддержать улыбкой. Она погладила по голове и прошептала, что у неё самая маленькая царапина в мире. Отец посмотрел на то, как мама успокаивает сына, но не стал ничего говорить. Насколько бы Говр не был строгим и холодным, для него жена — его святилище. Сколько бы он не сердился на детей, но на Молли у него сердится просто не получалось. Мама легко и беззаботно предложила:

— Ну что? Мужчины поговорили? Тогда может чаю? Я сегодня сварила изумительный! Ромашковый с чабрецом и мёдом.

— Наливай, Молли, — сказала папа, — Не надо спрашивать. Это элодия.

Горро восхищался своим отцом и стремился быть похожим на него. Отец был настоящим мастером на все руки: он мог починить любую вещь и решить любую проблему, возникающую в доме. Отец никогда не останавливался на полпути, всегда доводя начатое до конца.

Если во время дождя с крыши падала хотя бы одна капля, отец вставал и принимался за работу. Даже если это означало, что он мог промокнуть насквозь и провести за работой весь день или даже следующий.

— Горро, пожалуйста, отнеси дедушке чай и еду. — Сказала мать.

Горро почувствовал, как его настроение улучшилось. Он любил дедушку, его седые волосы и улыбку, которая открывала белоснежную бороду. Единственное, что не нравилось Горро, — это когда дедушка пытался его поцеловать. Из-за возраста дедушки изо рта иногда исходил неприятный запах. Но иногда Горро терпел, а после тщательно мыл щёку.

Он жил в самом дальнем углу комнаты. Чтобы ему не приходилось далеко ходить, рядом с ним был обустроен туалет.

— Дедушка? Ужин!

— А!

— Ужин! И чай! — Иногда дедушке Боренгуру приходится кричать.

— Не кричи ты так! Слышу я тебя. Оставь на столике.

— Тебе плохо, дедушка?

— У меня бывают только приступы, когда хорошо, а плохо — постоянно. — дедушка замолчал, и в комнате воцарилась тишина.

— Ты чего это умолк там? Ты здесь?

Старик, тяжело вздыхая, обернулся. В дверях стоял его внук, опустив голову.

— Ты уйдешь во Тьму, дедушка…? — тихо спросил он.

Дедушка не мог не ворчать, но он также не хотел причинять боль внуку.

— Или садись. Принеси мне чай. И помоги сесть. Горро послушно выполнил все указания.

— Отменный, — сделал глоток пожилой мужчина. — Ох…

— Так вот, слушай, Горро. Всякий огонь гаснет. И мой. И твой. И у всей нашей родни. И так, Все живущие сейчас и много завтра потом. Так же, как и умирают много других дедушек, много других мальчиков. В жизни как таковой кхе… Как таковой кхе-кхе! Ох… В жизни нет смысла, вот в смерти он есть. Вот ты сейчас боишься, что меня не станет. И поэтому чувствуешь вкус жизни. Её ценность. Если бы все жили вечно, то зачем оно всё? Да и… кхм… Жизнь надоедает. Устаёшь сильно… От мыслей. От воспоминаний. Хочется тишины. Ты же не хочешь, чтобы я мучился? Не так ли?

— Да. Ну, в смысле, нет… То есть… А что потом?

— Вот! Именно это я и узнаю раньше тебя. Главный секрет жизни. Кхе! Разве это не замечательно? — улыбнулся дедушка. Морщины на его лице скрывала густая белая борода, но Горро всегда нравилось, когда он улыбался. Его улыбка была очень доброй и тёплой.

— Я… я просто злюсь, что не могу ничего изменить. Что я бессилен.

— Ты много делаешь. И ещё кое-что сделай… Помоги мне сесть на бочку.

Горро покорно подставил плечо. Отец установил рядом с дедушкой небольшую бочку, чтобы ему не приходилось каждый раз выходить на улицу.

— А какой он, дедушка? Бог? Магна? Как ты думаешь?

— Я думал, что в твоём возрасте ты будешь спрашивать, существует ли он вообще… Хотя, Хроны сейчас ввели свои Каноны. Опасно даже задаваться этим вопросом. Не слушай меня Горро.

Горро не мог подобрать слов. Он был полон мыслей и вопросов: «Если у всего на свете есть свой Бог, то почему бы не быть богам у камней, ветра и солнца? Но тогда зачем столько богов? Может быть, существует только один, который правит ими всеми, как король? Бог Богов?»

Мальчик боялся признаться в этом, но был рад, что дедушка думает иначе. Осознание того, что он не одинок в своих мыслях, наполняло его радостью и ощущением, будто его комната в голове расширяется. Как фантазия может преодолевать границы реальности и позволять думать о чем угодно? Однако где-то в глубине души его грыз страх, страх, что Бог может услышать его мысли и наказать за них. А еще хуже, Хроны.

— Не знаю, Горро. Некоторые верят, что Магна спит. Иначе невозможно объяснить весь тот ужас, который происходит в мире. Они ждут, когда Бог вернётся и наведет порядок. Это будет либо страшный суд, либо долгожданный мир. Может все вместе. Может быть, так и есть. Может быть, никого нет. Но сейчас я думаю, что вне зависимости от этого, ничего бы не изменилось ни для тебя, ни для меня. Или, по крайней мере, ему нет до нас дела. Я не боюсь. И ты не бойся.

— А куда мы попадаем после смерти? — решился спросить Горро. Его безумно интересовала смерть, но ещё больше она его пугала. Он хотел познать все секреты мироздания, но в глубине души боялся неизвестного больше всего на свете.

— К Хагне, как говорится в «Великой Ночи». Либо к Ланимию. Потом толкьо Тьма.

— Расскажешь всё, дедушка!

— А ты любознателен. Ну что же. Кхм! Хагна был создан Великой Матерью, которую также называют Тенью Мира. Она стремилась обрести своё место в бескрайней тьме, но вокруг была лишь безграничная пустота. Тогда Мать родила Хагну, и с его появлением мир стал таким, каким мы его знаем.

Однако, как гласит закон, нельзя испить воды, не намочив бороды. Так и в нашем мире: если где-то что-то прибавляется, то в другом месте обязательно должно убавляться. Таков баланс, который поддерживает существование мира. И Хагна сам стал пустотой, скрыв её в себе и создав мад, чтобы мир продолжал существовать.

Бог живёт в своём безграничном царстве Пустоты, куда попадают люди после смерти, нарушившие баланс мира. Там, как известно, нет ничего, кроме серой и безжизненной земли. Обречённые на вечные муки, они обитают в полой скале, которая не имеет границ. Там ничего не растёт, нет ни звуков, ни еды, ни воды, и, конечно, жизни. Вечность в пустоте разделяют они с Хагной, чтобы осознать всю жертву, ради которой живёт наш мир.

Над мадом растёт Древо Вечности, и наш мир — лишь один из его многочисленных плодов. Лемания — дом самого Магны, бесконечный сад со всеми плодами мира, с бесконечными реками, наполненными чистой горной водой. Туда попадают добросердечные люди, прожившие жизнь достойно и в мире. Там нет войн, зависти и болезней, и все равны.!

Старик с теплотой вспомнил, как они с женой часто обсуждали самые разные темы, касающиеся мира и того, что за его пределами. Однажды его супруга высказала невероятную идею: «А что, если богами не рождаются, а становятся? Может быть, это своего рода переход из одного мира в другой? Как бабочка…».

Для дедушки это было тайной, на которую он никогда не найдёт ответа. И он не хотел ни с кем обсуждать эту тему. Только с женой он мог говорить о вещах, которые выходят за рамки времени и жизни. Боренгур посмотрел на внука и улыбнулся. Рядом с ним он чувствовал себя живым и нужным.

«Мне нужно продержаться ещё немного. Моё время ещё не пришло. Но ничего, скоро мы увидимся, дорогая. Скоро, я кану в Тьму.», — подумал он.

— Где-то у нас была вышивка твоей бабушки. Спроси у мамы, она тебе её покажет, — сказал дедушка. — И ещё: не забудь положить цветы на могилы бабушки. И младшей сестры.

***

Наступил последний месяц осени. Горро проснулся раньше всех, что случалось крайне редко. Чувствуя свою вину за то, что не смог вчера помочь матери, он решил начать с уборки амбара. Если удастся, он планировал выполнить как можно больше дел: накормить скот, почистить и накормить лошадь, убрать мусор во дворе и так далее.

Как говорил его отец: «Работа всегда найдёт своего работника, а безделье — бездельника». И пока Горро занимался этими делами, он не мог забыть недавний разговор с отцом о дедушке и о семье, который произошёл после того, как они вспахали землю.

— Многие в деревне не хотят ухаживать за своими родителями, считая это лишней заботой. Но семья — это самое важное! Дедушке осталось недолго, и ты должен быть готов к этому. А пока мы будем делать всё возможное, чтобы он чувствовал себя хорошо и спокойно. Он был для меня примером, научил всему, что знал. Благодаря ему я учу тебя. И ты, в свою очередь, будешь учить своих детей. Я не жду такого же отношения к себе, если доживу до этого возраста. Твоя семья должна быть на первом месте. Здоровье и безопасность твоей жены и детей — это твоя ответственность. И если я буду мешать этому, ты должен принять решение без сожалений. Мне нужно, чтобы ты стал достойным человеком, достойным мужем и отцом. Ответственным и в какой-то степени безжалостным.

— Без… жалостным? Злым?

— Нет, Горро. Быть безжалостным — это, прежде всего, быть требовательным к себе. Ты не должен проявлять жалость к себе. Будь тверд. Прими свои ошибки и поступки, какими бы они ни были. Эта безжалостность к себе откроет тебе глаза на реальность и поможет увидеть истину в других. Ты научишься принимать решения, которые принесут наибольшую пользу, даже если они идут вразрез с твоими желаниями. Когда-нибудь ты это поймешь.

— Отец?

— Кхм?

— Я буду следить за всеми вами. Если потребуется! И даже если нет! — с чувством сказал Горро.

***

Горро с горечью вспомнил, что не сдержал своё обещание. Из-за него мама порезалась. Он надеялся, что работа, которую он выполнил, немного успокоит его совесть.

После завершения всех дел мальчику захотелось в одиночестве пойти на рыбалку. Отец недавно сделал для него собственную удочку, и Горро с нетерпением ждал возможности опробовать её. Он собрал всё необходимое и отправился к ближайшей реке. Конечно, он понимал, что не обязательно всё получится, но очень хотел порадовать своих родителей.

Зелёный лес ещё цеплялся за остатки осени, но в воздухе уже ощущалась зима. Горро это безумно нравилось, он не любил жару, а весна и осень были его любимыми временами года.

Река, которая протекала чуть ниже по склону, была не очень широкой — не больше, чем рост четырёх взрослых мужчин. Горро, с энтузиазмом охотника, закинул удочку и стал ждать. Первые двадцать минут он держался уверенно, спокойно и хладнокровно, без лишних движений. Однако рыба не спешила появляться.

Горро вздохнул и потянул удочку, чтобы посмотреть, что на крючке. И только сейчас он вспомнил, что не взял с собой наживку.

— Как же я мог забыть! — сказал он себе и отошёл от места, где сидел. Мальчик начал копать землю голыми руками. К счастью, червей оказалось довольно много.

Горро выбрал одного из самых крупных червей и насадил его на крючок. Внезапно ему послышался за спиной неестественный хруст. В лесу полно звуков, но этот был не похож на остальные. Горро обернулся, но ничего не заметил. Возможно, ему просто показалось.

Мальчик снова закинул удочку, и через пять минут леску потянуло. Да ещё как! Рыбка была в два раза больше его ладони. Горро с радостью бросил её в ведро, которое взял с собой. Затем он снова принялся искать червячков.

Ему удалось поймать ещё пять рыбок, но все они были меньше длины его пальца. Он отпустил их, как велел ему отец ещё в первый поход: «Нет смысла от такой рыбки, сын, лучше пусть вырастет». Седьмая попытка оказалась удачной — он поймал окуня.

Горро копошился в земле в поисках очередного червячка. Внезапно он услышал непонятные звуки позади себя. Когда он обернулся, то раскрыл глаза и рот от удивления. Пойманные им рыбы уплывали по воздуху, да-да, они будто плыли по воздуху, на противоположную сторону реки. Это зрелище так поразило Горро, что он не мог пошевелиться и как зачарованный смотрел, как рыба уплывает в чащу леса за кусты.

Когда очередная рыба попыталась уплыть или улететь, он закричал:

— Эй! Стой! — рыбка упала обратно в реку, и Горро услышал, как из кустов на противоположном берегу кто-то побежал что есть силы. Этот кто-то был небольшого роста, в тёмной одежде и с сетью, в которой была рыба, которую прежде наловил Горро.

— Ах, ты, гад! Вернись! — Горро был зол на этого… на этого… гада! Он украл его рыбу, и не важно, как этот мерзавец это сделал. Паскудный паскуда украл его рыбу!

— Ну ничего, — думал он,

— Я тебя ещё поймаю! — крикнул он вслед.

***

Горро был не в состоянии сосредоточиться на чём-либо в течение всего оставшегося дня. Да, он помог отцу в огороде, матери на кухне. Но его мысли постоянно возвращались к этому злому воришке.

«Я обязательно его поймаю!» — думал он с решимостью.

Горро улыбнулся, его осенила гениальная идея. Да! Именно этого он и хочет! Поймать его и наказать! Он устроит на него охоту. Снова отправится на рыбалку, но на этот раз подготовится как следует и непременно поймает его.

Только после этих мыслей Горро смог немного успокоиться. Но это длилось недолго. Его охватило волнение от предстоящей охоты, и он захотел поскорее осуществить свой план. Но какой именно? Нужно все тщательно обдумать. Завтра утром ему предстоит помочь матери: сходить с ней к кузнецу, отнести папины инструменты и забрать старые. А вот послезавтра он точно снова отправится на речку и будет ждать. Эти мысли побуждали его к действию, но невозможность реализовать задуманное здесь и сейчас раздражала мальчика

— Горро, ты витаешь в облаках. Что с тобой? — строгий голос матери вернул его к реальности и наполнил спокойствием. Он невольно улыбнулся. Отец, хоть и был главой семьи и решал все возникающие проблемы, занимался тяжелым хозяйством, но мама была душой их семьи, их теплом, их камином в зимнюю холодную ночь.

Папа редко готовил, но иногда повторял блюда из книги рецептов, которую ему оставила бабушка, а ей — её бабушка. С каждой хозяйкой рецепты и страницы в этой книге пополнялись и совершенствовались.

Говр очень любил готовить настойки из разных трав и листьев. Он часто варил их для всей семьи. У него хорошо получалось, даже если это были сложные блюда. Но когда за дело бралась мама, то даже самые простые блюда становились просто идеальными, а напитки — безупречными. Даже если отец повторял всё за мамой, стараясь не упустить ни одного шага, у мамы всё равно выходило вкуснее.

— Нет, мам, всё хорошо, — с улыбкой ответил мальчик, вспомнив строгого отца. Папа никогда не жаловался, особенно при ребенке. И мальчик тоже должен быть таким же сильным, как его отец. Не стоит маме беспокоиться о его проблемах, он справится сам. Папа всегда говорил, что мужчина становится сильным, когда может преодолеть трудности и решить их без посторонней помощи. И Горро обязательно справится.

— Ну что, сынок, пойдём на рынок? Я собрала папины вещи в этот маленький ящик. И надень куртку, на улице прохладно.

— Хорошо, мам.

— Мама, а что значит моё имя?

Молли на мгновение замерла, вспомнив предсказание своей матери. Но, отбросив мысли, она указала на растение:

— Вот это растение называется «мёртвый цветок». Но моя мама называла его Гар’ро. Так его называли в Эригане. И мне понравилось это имя — Горро. Очень сильное имя.

— А почему «мёртвый»? — удивлённо спросил сын.

— Когда дует сильный ветер, они издают своеобразный звук. Пение своего рода. Моя мама назвала это «Песней Мёртвых Цветов» из-за их формы. Похож на хор.

Сказать, что Горро был удивлён, будет лишь частью того, что он испытал на самом деле. Мальчик связывал своё имя со многим, даже самым невероятным. Но точно не с «мёртвым цветком».

— А оно полезное? Сильное?

— Очень. Оно несколько раз показывала своё упорство. Я её бывало не поливала более полугода. Но этому растению всё нипочём. Выживет в любых условиях. Настойчивый прям как ты! — улыбнулась Молли, стараясь не показать горечь воспоминаний.

***

Путь до рынка занял около получаса. Руки мальчика очень устали, но он не хотел показывать это маме. Его отец никогда не жалуется и не проявляет слабость, и он решил следовать его примеру.

«Я сильный!» — повторял он себе, шагая вперёд.

Горро упорно шёл почти до самого центра деревни, но желание присесть и отдохнуть хотя бы пять минут было непреодолимым. Чтобы дать рукам отдохнуть, он перекладывал ящик из одной руки в другую.

Мама, конечно, замечала его состояние, но не произносила ни слова. Она уважала принципы воспитания, которые прививал ему отец, и потому не останавливала сына и не предлагала свою помощь. Да и не было в этом смысла — Горро был слишком горд и упрям, как его отец.

«Когда-нибудь он скажет нам спасибо. А если и не скажет, то хотя бы не пропадёт в этом суровом мире», — часто повторял Говр.

Дом кузнеца Барога был самым маленьким в деревне, но его кузница была больше, чем два обычных дома. К нему часто приезжали знатные люди даже из ближайших городов. Кузнец был невысокого роста, с лысиной на макушке, с волосатыми и большими руками. У него не было ни жены, ни ребёнка. От него часто пахло потом, углём и луком.

Кузнец был человеком молчаливым. Когда Молли зашла в кузницу, он кивнул ей и забрал ящик из рук мальчика. Быстро осмотрев его, он закрыл. На вопросительный взгляд кузнеца мама дала короткий ответ:

— Наточить и почистить.

— Два дня, — произнёс Барог.

Этот человек невероятно силён. Он легко поднял инструменты, которые показались бы тяжёлыми любому другому, как будто это батон хлеба. Его мышцы даже не напряглись.

Вернувшись из кузницы, он принёс виллы и печной совок. Они показались ему легче, чем маленький ящик инструментов. Горро закинул их на плечо, и мама пошла к знакомым хозяйкам, чтобы попросить что-нибудь для дома.

Однако через пять минут мальчик почувствовал усталость в руках. И виллы, и совок показались ему тяжелее, чем ящичек. После долгих любезностей с соседками они отправились на рынок. Молли купила сыну печеное яблоко, зная, что он его любит и, как и отец, не попросит ни под каким страхом. И стоило мальчику откусить кусочек, чтобы насладиться его вкусом, как он услышал сзади голос девочки:

— Простите… Извините… Жен. Девушка! … Не хотите свежей рыбки?

Горро и его мама одновременно обернулись и увидели девочку примерно своего возраста или чуть младше, одетую в довольно оборванную и грязную одежду. У неё были чёрные, растрёпанные волосы до плеч, неровно обрезанные и нечёсаные. Её большие янтарные глаза светились надеждой и желанием помочь. В руках она держала ведро с водой, в котором плавала живая рыба.

Девочка посмотрела на Горро, и всё произошло в считанные мгновения. Он, конечно, не мог точно сказать, что это его улов, но по её изумлённому взгляду понял, что здесь что-то не так. Она испугалась, и это послужило сигналом для Горро. Сначала он опешил, потом разозлился. Растерялся. И снова разозлился из-за того, что растерялся. От этого его растерянность лишь усилилась.

«Меня обокрала девчонка?» — его самолюбие было уничтожено.

Девочка, бросив ведро, пустилась бежать обратно. Горро не стал долго ждать, быстро прикинул в голове все возможные последствия — возможное наказание от мамы и папы — и принял решение. Он аккуратно положил инструменты на землю, сунул яблоко в карман и побежал за ней.

— Я сейчас, мам! — крикнул он на бегу.

Девочка была очень ловкой и знала все уголки и закоулки деревни.

«Но не быстрее меня», — подумал Горро.

У Горро не получалось её догнать, но он не сдавался и верил в свои силы.

— Куда вы бежите! Отойдите от моего дома! — кричал ему вслед дед Бродерик.

Она выбежала с рынка и направилась вверх по холму, в сторону от деревни. Горро никогда раньше здесь не был.

— Никчемная молодёжь… — услышал он чей-то голос, когда проносился между двумя крупными женщинами.

Мальчик побежал за ней, но успел заметить, как её платье исчезает среди деревьев на вершине зелёного холма.

Не раздумывая, он бросился вверх. Поднимаясь бегом по холму, он чувствовал боль в ногах, груди и уколы в боку. Но она не выходила у него из головы, а сдаваться Горро не привык.

«Я должен её догнать», — подумал он.

Когда мальчик взобрался на холм, его охватило разочарование: девочки нигде не было видно. Под холмом деревья росли редко, и дорога спускалась вниз. Вдалеке виднелись два одиноких паруса старой мельницы.

«Девчонка там!» — с уверенностью подумал Горро.

Сжимая кулаки, мальчик помчался к мельнице. Столбовка тоскливо скрипела, словно напоминая о своем существовании. Никто не знал, кто был её прежним хозяином и как давно она использовалась. Дверей давно не было, их растащили на дрова или на что-то ещё.

Внутри мельницы свет из оконца наверху падал на жернова. Солнце светило прямо в спину Горро, и его тень накрыла всё пространство. Мальчик переводил дыхание и пытался прийти в себя. Медленно подойдя к дверному проёму, он осторожно просунул голову внутрь и огляделся. Луч света, проникающий внутрь из-за спины, хорошо освещал всё небольшое пространство. На свету было видно, как медленно плывут маленькие крупинки пыли.

— Эй, ты здесь? — спросил Горро. В ответ — тишина. Он сделал ещё шаг вперёд и стал смотреть внимательнее. Никого не было.

«Может быть, вернуться? Чем дольше я здесь, тем сильнее меня накажут», — подумал Горро. Выйдя из мельницы, он побежал направо.

***

Девочка ориентировалась на слух и на тень мальчика. Она увидела, как тень убежала направо, и её слух также говорил ей, что вокруг никого нет. На всякий случай она подождала ещё немного, а затем осторожно высунула голову. Никого.

Она медленно встала, прислушиваясь.

И правда, никого. Но нужно было убедиться.

Девочка медленно пошла к выходу, ничего не слышно. И почему она вообще боится этого мальчика? Смело шагнув за дверь, она охнула и подскочила от страха. Слева от неё стоял мальчик.

— Попалась! — он накинулся на неё. Девочка хотела убежать направо, но он держал её крепко. Недолго думая, она сильно укусила его за руку.

— Ай! — мальчик отскочил и зарычал: — Больно же!

Девочка упала на землю и не хотела вставать. Она устала. Сидя на траве, она повернулась лицом к мальчику.

«Да, она сумасшедшая», — подумал Горро, увидев её взгляд. Нет, это был не взгляд девочки, которую загнали в угол. Это был взгляд хищника, который нападет, даже не задумываясь, стоит только к ней подойти. Заметно, как она сильно устала: грязная, худая и в старой потрепанной одежде, которая ей явно не по размеру.

Горро сглотнул и восстанавливал дыхание. Из левой руки потихоньку текла кровь. Зубы глубоко вошли в плоть. Он растерялся.

Что он от неё хотел?

Чего добивался?

Вот она сидит на траве. Без сил. Уставшая и голодная. Мальчик не знал, что сказать. Он тоже сел на траву. Тоже устал. Вдруг что-то надавило ему в бок. Это оказалось яблоко. Горро сунул руку в карман и достал откушенное яблочко. Краем глаза он заметил её гордо просящий взгляд. Так смотрят другие дети на безделушки или еду у своих друзей, когда хотят себе тоже самое. Девочка тут же отвела глаза, чтобы не показывать этого, но не успела. Горро заметил.

— Я… Ну это… Не стоило тебе красть у меня рыбу, — обиженно сказал Горро. — И как ты это сделала?

Она ничего не ответила, но ощущала на себе пристальные и изучающие глаза мальчика. Девочка ответила на это противное и липкое созерцание, которым её часто одаривали жители. Горро снова сглотнул. Ему было некомфортно. Как будто он совершил или совершает ошибку.

Юноша встал и протянул ей яблоко.

— На! Держи! — сказал он тоном, как будто делает это нехотя. Мальчик специально не смотрел на неё. Ему было всё равно на неё. Она так и не взяла яблоко, и ему пришлось посмотреть на неё. У неё в глазах стояли слёзы. Маленькой испуганной девочки.

— Я не хотел тебя напугать, — более мягко сказал Горро.

У него закружилась голова. Яблоко упало в траву.

«Ай, рука!».

И он сел на траву, чтобы не упасть. Она хорошенько укусила его. Прям до мяса. Кровь так и не остановилась, хоть на ладони подсохла. Она медленно подползла к нему. Смотрела прямо в его глаза. Горро не смел даже пошевелиться. Эти янтарные глаза, этот взгляд, очаровывали его. Он чувствовал и страх, и интерес… и некое благоговение, будто прикоснулся к недостижимому и невозможному. Она медленно подползла ещё ближе. Села совсем рядом. Горро увидел, как она тоже заглотнула и положила свою правую ручку на рану. Взгляд её был обеспокоенный, но излучал заботу. Она закрыла глаза. Напряглась. Руку начало щипать. Неестественно, такого он раньше не испытывал. Сначала не сильно, затем начались неприятные колики. Его завораживало всё, что происходило вокруг. Как лучи солнца падали на лицо этой маленькой девочки. Как она держала руку. Время как будто остановилось. Горро вернула к реальности жгучая боль на месте раны. Но большим ошеломлением являлось потеря слуха.

— Эй! Что ты делаешь! — Горро вырвал свою руку и резко встал, ужаснувшись, что не услышал собственного голоса.

Девочка захлопала глазами, будто только проснулась. Посмотрела внимательно в зелёные глаза мальчика взглядом непонимающего ребёнка и убежала.

Горро посмотрел на свою ладонь, покрытую размазанной кровью. Кровотечение останавливалась, а боль и вовсе исчезла. Мальчик прокричал девочке, как слух вернулся с тысячами новых звуков. Он и не думал, что звуков так много, пока не потерял слух.

Горро снова посмотрел ей вслед…

«Кто же она такая? Неужели… Хагния пришла в его деревню…».

Отцы

Горро, охваченный сильным впечатлением от произошедшего, мчался обратно, перепрыгивая через деревья. Пока он бежал, его разум лихорадочно искал выход из сложной ситуации, одновременно представляя самые мрачные варианты развития событий.

«Что же мне делать? Как объяснить родителям? И о, черт! Рука!».

Мальчик немного испачкал одежду, но надеялся, что мама не заметит. Он часто возвращался домой с ушибами и в грязи, и она привыкла к его внешнему виду. Главное — смыть пятна крови и привести руку в порядок.

Когда Горро добежал до деревни, по пути ему попалась конюшня с большой бочкой воды для лошадей. Он с наслаждением погрузил руку в прохладную воду.

Руку словно обжигало огнём и обволакивало холодом. По ней пробежали вибрации, а ладонь приятно покалывало. Он вытащил руку, ожидая увидеть глубокие рваные раны от зубов девочки, но вместо этого обнаружил лишь шрамы — маленькие, похожие на полукруг вмятины между большим и указательным пальцами.

Мальчик обрадовался, что мама точно не заметит эти следы. На всякий случай он испачкал эту часть руки грязью и побежал дальше. Его мама стояла недалеко от того места, где он её оставил, возле дома в тени.

— Прости, мама, я не хотел… — с трудом выговаривая слова, оправдывался мальчик.

Его мама редко сердилась, и вряд ли кто-то когда-либо видел её по-настоящему расстроенной. Даже сейчас, когда она пыталась изобразить гнев, Горро видел, что её глаза полны любви. Мальчик понимал, что мама не может быть по-настоящему зла на него. Однако кое-что всё же пугало его.

— Отец узнает о твоём поступке. Это очень нехорошо, — произнесла мама, и от этих слов по спине мальчика пробежали мурашки.

Они прибыли домой под вечер, когда всё вокруг укрывали серые тени. Солнце уже скрылось за горизонт, но его лучи ещё озаряли небо своим оранжевым светом. Горро не мог сосредоточиться ни на чём другом, кроме мыслей о папе и предстоящем наказании. Отец точно рассердится. Но одна мысль успокаивала его: «Я не жалею, что побежал за ней. И я уверен, что, если бы у меня был выбор, я бы побежал за ней и во второй раз». Хотя, если честно, его ещё больше беспокоило желание поесть. Отца дома не оказалось.

— Говр, наверное, у наместника. Думаю, это касается перезимовки, — вслух сказала мама.

Горро весь вечер хранил молчание. После ужина он собирался отправиться спать. Когда он поднимался на второй этаж, то услышал, как заходит отец, и его сердце сжалось от волнения. Мальчик поспешил скрыться в своей комнате.

Горро лежал на кровати и старался уснуть. Прошёл, возможно, час или больше, и дверь тихо открылась. Говр был очень рассержен. Как мог его сын оставить драгоценные инструменты и свою мать и просто сбежать? Однако, когда он увидел своего сына, лежащего на кровати, этот маленький, но сильный мальчик, он сразу же забыл о наказаниях и лишь пытался изобразить гнев. Он не простил сыну его проступок, но решил, что должен поговорить с ним как со взрослым мужчиной.

— Знаю, что ты не спишь. Я слышу и чувствую это по-твоему дыханию. — Горро не ответил.

— Послушай меня внимательно. Сейчас ты в том возрасте, когда начинаешь принимать решения самостоятельно… хм… — Говр на мгновение растерялся. Он не совсем понимал, к чему ведет этот разговор, и на мгновение потерял мысль. Вспомнил, как однажды его отец сидел точно так же, нависая над маленьким Говром, а он лежал на кровати и слушал. Вспомнив, о чем он говорил с женой, Говр продолжил:

— Не знаю, кем ты станешь и что будет с нами со всеми. Единственное, чего я не потерплю, так это того, что ты бросил свою мать. Никогда больше так не поступай. В моем роду нет места для подлецов. Мы всегда бережем наших женщин, нашу семью и то, что имеем. Я надеюсь, ты усвоишь это за ночь. И больше этого не повторится. Тебя ждёт работа в кузнице через три года. Ты должен быть ответственен. Ты будущий муж и отец.

Говр набрал воздуха, чтобы сказать ещё что-то, но больше не нашёл слов. Не осмелившись погладить сына по плечу, он встал и вышел из комнаты.

Отец вернулся в спальню к Молли. Супруга лежала на большой деревянной кровати, которую сделали этим летом. От неё ещё пахло свежей древесиной — дубом. Как сказала Молли: «Все женщины умирали от зависти, когда узнавали, что наша кровать из дуба!». Неприличное богатство для крина. В углу горела свеча, наполняя комнату магическими тенями.

Глава семейства сел на кровать, но не почувствовал желания лечь рядом. Ныла спина, а разум наполняло беспокойство. Ещё сын не слушается, что совсем не вовремя. Погружённый в свои мысли, Говр собрался встать, чтобы погасить свечу. Но не заметил, как жена подползла сзади, словно кошка. Молли набросила на мужа свои объятия, словно тёплое одеяло. Он повернул голову, посмотрел в её глаза и почувствовал, как тучи рассеиваются под лаской жены. Во всём мире только эта женщина могла его успокоить.

— Ведь ты сам был непослушным ребёнком. — с улыбкой сказала она. — И возможно, если бы ты вел себя так, как хотел твой отец, то и не приглянулся бы мне. — произнесла она это с игривой интонацией. В спальне Молли была совсем другой. Это не прилежная, сдержанная и строгая мать двоих детей. Это настоящая разбойница. Дерзкая. Властная. И бесконечно нежная.

Говр улыбнулся, резко повернулся и накинулся на свою жену. Молли тихонько взвизгнула, затем начала сдерживать смех. Дети могли ещё не спать. Он посмотрел на неё, свет свечи освещал её правую часть лица. Каштановые волосы потемнели на белой подушке. И её светло-карие глаза. Это был взгляд женщины, которая чувствует и знает Говра лучше, чем он сам. Взгляд, который говорил:

«Ты мой, а я твоя, вместе мы навсегда. Что бы ни случилось…»

Молли закусила губу, взяла лицо мужа в свои руки и шепнула: «Мой». Закинув ноги мужу за спину, она притянула его к себе и страстно вцепилась в губы. Говр поцеловал её и отдался без остатка. Спальня была её территорией, её владением. Для него это секретное убежище, его святыня и любимая тайна. То место, где он может быть слабым, маленьким и слепым. Единственный человек, с которым он мог чувствовать себя в безопасности, довериться и отдать полный контроль… Для него это ценнее всех сокровищ мира.

— Только давай аккуратнее… — со вздохом шепнула Молли, — К третьему ребёнку я пока не готова.

Говра посетила мысль, что он любит своих детей так сильно, потому что ещё больше он любит свою жену. А возможно и наоборот.

Молли любила своего мужа Говра за его терпение, сдержанность, понимание и заботу. Он не оставлял её одну не только в трудные моменты жизни, но и в повседневных заботах.

Говр редко говорил о любви и почти не использовал ласковые слова, даже в самые интимные моменты их отношений. Однако Молли была уверена в нём: он не раз доказывал свою верность, преданность и жертвенность.

Ему не нравились диалоги об очевидных вещах или подсказки, как ему поступить. Любая проблема решалась сразу, беспрекословно и пока она не будет решена. Например, когда Молли была измотана родами, Говр забирал ребёнка на улицу и засыпал с ним на крыльце, чтобы его жена могла отдохнуть. Он мог вернуться домой очень уставшим, но всегда был готов помочь, не дожидаясь просьб. Без слов он видел, где нужен и как может облегчить жизнь своей семье.

Кроме того, Говр никогда и никому не позволял неуважительно относиться к Молли. Он всегда был внимателен к её удобству: чинил, улучшал или полностью менял что-то. И не всегда ей нужно было говорить об этом — он просто замечал, что ей некомфортно или что она с трудом справляется с ножом, и предлагал заточить его.

Молли, тяжело дыша, смотрела на свечу. Её посетила неожиданная мысль: неужели кто-то другой мог бы дать ей то же самое? От этой мысли её охватил холод. Нет, она любит своего мужа, потому что он просто есть. Ей не нужны никакие другие причины. Молли хочет Говра, потому что он такой, какой есть, и это всё.

Он полностью принадлежит ей. Она ни за что на свете не предаст и не отдаст его. Молли могла понять мужа по его взгляду, вздохам, по тому, как он держит ложку или берёт хлеб. Обычно, когда Говр о чём-то размышлял, это сопровождалось глубоким вздохом. Вот как и сейчас, когда она лежала у него на волосатой груди.

Мама приподняла голову и спросила:

— Что такое? Всё думаешь про Горро? Да перестань, оон совсем юн.

Говр и об этом думал, но его беспокоило другое.

— Я был у наместника. Он сообщил мне, что в этом году может не быть купцов. Кроме того, он рассказал о прибытии группы рыцарей. Имя их предводителя начинается на букву «Б», и он произвёл на меня странное впечатление. Этот человек приказал пересчитать всех жителей деревни — людей, лошадей и скот, а детей отдельно. Никогда прежде я не видел, чтобы наш наместник Моро так нервничал. Это всё, что он мне сообщил. Никто не знает, о чём они разговаривали. Хроны что-то готовят. Говорят, что далеко от наших земель возводится великое строение. Оно настолько огромно, что для его строительства потребовалось бы столько камней, что если бы их сложить вместе, получилась бы горная цепь.

Молли лишь на мгновение выразила смятение. Затем она улыбнулась, снова легла на него и сказала:

— Не думаю, что это такая уж большая проблема, чтобы ты так переживал. Мы нарубим больше дров, как и всегда это делали. Горро может заняться кувшинами и корзинами. Он уже взрослый, сильный и упорный. Можешь взять его с собой на охоту. Рядом река, всегда можно порыбачить. Солдаты и рыцари всегда находили выход из любых трудностей. А Моро часто преувеличивает. Да и что нам до этого замка или что-там еще будет. Всё будет хорошо, вот увидишь. Разве я хоть раз тебе врала?

— Спасибо. Ты права, — сказал Говр, целуя её в макушку. Ему не пришла в голову мысль о том, чтобы можно пойти на охоту или рыбалку.

— Вот именно. Я всегда права, — она шутливо погрозила мужу пальцем и, притянув его к себе за шею, нежно поцеловала.

Молли, свернувшись калачиком, тихо мурлыкала, но, повернувшись спиной к мужу, закусила губу. Её всё ещё тревожило предсказание матери о том, что за их будущим ребёнком будет следить сама смерть.

Их первый ребёнок родился мёртвым, и после этого они долго не могли зачать. Однако бабушка Молли нашла решение этой проблемы. Они обратились к Хронам, проведя специальный ритуал.

Хрон Ихир сказал, что их первого ребёнка похоронили без имени, и именно это не даёт им зачать нового. Поэтому нужно было дать имя их дочери. После ритуала девочку назвали Дэбби. И через год Молли снова забеременела.

Бабушка не дожила до родов всего два месяца. Она была уверена, что этот ребёнок станет причиной гибели либо матери, либо её самой, и что она родит мёртвого малыша. По её словам, ей снились страшные сны, которые оказались пророческими. В них, весь мир погружался во тьму.

«Мальчик родится, когда глаза Лэнноса будут закрыты! Запоют Мёртвые Цветы! Это верный знак смерти для только что родившегося младенца!»

Говр узнал о словах своей тёщи почти перед самым рождением ребёнка. Впервые в глазах мужа она увидела искорку страха, которая сменилась гневом.

«В жилах моего сына течёт моя кровь! Он не может умереть, как и ты! Не слушай эти глупости! Твоя мать всегда предсказывает только плохое, хоть бы раз сказала что-то хорошее! Я больше не хочу ничего слышать. Это мой ребёнок, значит, он сильный. И он родится здоровым!»

Дедушка не стал тогда говорить, что для хороших пророчеств нужны хорошие времена. Разве она виновата в том, что жизнь сложилась именно так? К тому же, были и хорошие пророчества, но дедушка не хотел спорить и ругаться из-за слов, обращённых к его покойной жене.

Когда её не стало, Говр честно и с гордостью носил чёрный браслет. Пока дедушка заботился о теле, Говр с утра до поздней ночи мастерил гроб, ни разу не пожаловавшись. Он был достойным человеком, на которого можно положиться. Но вся округа чудесным образом узнала о пророчествах бабушки Ареты. Вся деревня с нетерпением и благоговением ждала исполнения пророчества. А когда родился Горро, здоровый и сильный, как и говорил отец, Молли не могла не заметить разочарования односельчан. Тогда они придумали свою версию, чтобы удовлетворить свои желания. Перед тем как уснуть, Молли не смогла контролировать свои мысли, и в голове, голосом матери, прозвучали слова:

«Этот мальчик испорчен. Этот мальчик проклят». Молли пришла в себя и осознала, что именно эта версия предсказания сейчас рассказывается по домам всей деревни. Это объясняло многое об отношении к ним и всей семье: знахарка отдавала им самые старые и закалявшиеся травы, торговцы назначали цену выше обычного, а в очередях обращали внимание только на последних.

«Может быть, в этом были и плюсы? Я научилась печь. Говр построил отличную печь. Я стала изучать травы и теперь сама не менее знахарка, чем эта самодовольная бабка». И всё же её не отпускала мысль о том, как она вчера порезалась, и снова задалась вопросом, который мучил её всю жизнь: Мальчик стал проклятым, потому что его все так считают, или из-за того, что он действительно был порченным, люди и относятся к ним по-особенному?

Вся деревня говорила о том, что мальчик родился, когда на небе не было ни одной луны. Лэннос закрыл глаза на новорожденного. Все заметили, как животные вели себя странно, и если сам бог не хочет смотреть на рождение ребёнка, то этому ребёнку и не место в этом мире. Разве нет?

Молли не рассказала лишь об одном разговоре с бабушкой. «Только имя, правильное имя спасет твоего ребёнка. Назови его в честь цветов. Воздай почесть Мёртвому пению! Говр будет против, но Горро то самое имя. Сны не врут…»

У Говра были свои мысли о будущем своей семьи.

«Так же надо отметить деревья на вырубку для зимовки. Надо посмотреть сколько серебра есть в запасе. В случаи чего, поработаю в кузнице, там работы всегда хватает. Может и Горро стоит стать кузнецом. Надо поговорить с братом, возьмёт ли он в подмастерье. Если да, то у Горро будет благополучная жизнь. В достатке. Молли права, всё будет хорошо. Всегда справлялись».

Муж посмотрел на свою супругу в полумраке, свеча почти затухла. Он поцеловал её в щеку, обнял сзади, вдыхая запах её волос. Они пахли яблоками и базиликом, и отец уснул без мыслей и тревог.

***

Моро, глава деревни, нервно потирал свои крупные руки, не зная, куда их деть. К нему почтительно и вежливо зашёл человек, посланный от Хронов почти в полночь. Его движения были плавными и грациозными, а карие глаза смотрели проницательно и доброжелательно, словно могли читать мысли. О прибытии предупредили заранее, и ожидание терзало хуже розг.

— Приветствую вас, дорогие дароны! Добрейшего вам Рассвета!

— И вам. Моро. Встретить первый взгляд Соллеса, с здравием.

— Что привело вас в наши края, дарон? — с улыбкой спросил Моро приглашая сесть.

— Я недавно был в деревне Дайвич. Вы знаете, что там делают самое вкусное пиво? — голос посланника был мягким и спокойным. Стул жалобно скрипнул под его медвежьим весом. — Удивительно, как хорошо сочетаются качества пшеницы, хмеля и обычной воды. Особенно воды, ведь она используется во всём. Благодаря этому хлеб в той деревне такой приятный — хрустящий и воздушный.

Моро молчал, не понимая, к чему ведёт этот разговор. Этот человек был не похож на тех, к кому привык глава: его движения были медленными, даже моргал он будто лениво. Глубокий невозмутимый бас завораживал, а хрипловатый властный голос невозможно было игнорировать, и перечить ему будто запрещали инстинкты. Как если бы маленький мальчик спорил с отцом?

— Именно при сочетании хороших ингредиентов вкус раскрывается лучше. Так же и у людей. Мы выживаем и развиваемся, помогая друг другу. Прогресс всегда идёт вперёд, потому что люди в большинстве своём хотят мира и безопасности. А помощь и доброта к ближнему — это фундамент для их достижения, не так ли?

— Хм… несомненно, вы правы, дарон. И всё же..

— И всё же вы не получили никаких известий о моём прибытии, из-за чего мне и моим людям приходится довольствоваться вашей таверной.

— Прошу простить меня… — начал Моро.

— Мир меняется. И очень сильно. То, что раньше казалось невозможным или возможным только Богам, сейчас стало реальностью, как восход или закат. Грядет новая эра. И символ этой эпохи — Великая Обитель Рас’Зака, блеску его Великолепия позавидуют даже Боги. Поэтому, я считаю, что ваша деревня способна на более впечатляющие и приятные вещи, чем старые кровати с клопами. Еда тоже желает лучшего, но я понимаю, что в горной местности выращивать хороший урожай весьма сложно. Прощения, как и уважение, надо заслужить. Но не вините себя, вы не виноваты в том, что у вас нет необходимых знаний. Мы научим вас, как следует действовать в будущем при нашем прибытии. Возможно, даже с урожаем поможем. Есть несколько маленьких трюков для этого. А пока… — с этими словами человек протянул бумагу с длинным списком.

Моро взял его и стал читать про себя, быстро шевеля губами и периодически облизывая их.

— Но… это… Жестоко. Несправедливо.

— Очень сомневаюсь, что вы знаете и осознаёте, что такое жестокость. Понятие это довольно относительное. Вы можете потерять в лесу пару детей и посчитать это жестокостью богов, что весьма печально для родителей. Но, допустим, на вашу деревню напали и убили половину населения. Насколько это жестоко?

Моро молчал, не найдя слов ни согласия, ни отрицания.

— А вторая половина половины умрёт от голода. Осталась четверть, которая, скорее всего, умрёт от болезней или от скорби. И в случае такого исхода, вы бы думали о том, что было бы славно, если бы выжила хотя бы половина, как после набега. А после того, как осталась четверть заболевших, вы были бы безмерно рады, если бы болезнь не пришла к вам. Вам не кажется, что если смотреть на это относительно моего списка, то моё предложение оказывается весьма доброжелательным? За это, я думаю, даже можно поблагодарить. Особенно когда по миру ходят эфреметы, и никакие солдаты вам не смогут помочь, кроме нас, служителей Хронов.

Моро посмотрел на свои руки, которые дрожали от волнения.

— Можете не спешить. Я жду ответ завтра. Но я облегчу вам выбор, сказав, что его особо и нет, я немного слукавил, сказав что это предложение. Ваша подпись лишь формальность, так что не мучайте себя понапрасну. Смотрите на плюсы и благодарите судьбу, что к вам ещё не явились эфреметы, а мы сделаем всё, чтобы вы были в безопасности. Я не отказываюсь от своих слов, я помогу вам с урожаем. Человек ведь ценится настолько, насколько ценно его слово. Так говорила моя мать. Необычная женщина.

Моро сидел, опустив голову. Командир Хронов расслабленно расположился в кресле и начал массировать плечо.

— Мы всё выполним, даю вам честное слово, — произнёс Моро.

— Честное слово… Хм, — протянул командир, словно пробуя это слово на вкус. — Честность бывает разной. Например, если вы застали… нет, не хочу приводить вас в пример. Давайте я возьму удар на себя. Если я застукал жену с любовником, а она сказала мне: «Дорогой? Я не думала, что ты придешь так рано?» То есть сам факт измены не важен, она лишь хотела, чтобы я об этом не узнал. Это один вид честности, который я называю «ожидание». А ещё она может быть действительно честной, прямолинейной, и сказать мне: «Я никогда тебя не любила, ни как мужчину, ни как мужа, ни как отца детей. Ты никогда меня не устраивал». А третий вид честности, истинный, это когда ты никогда не найдёшь в постели своей женщины другого мужчину, потому что она честна к себе, к богу и к тебе. Так скажите мне, дарон Моро, к какому честному слову вы относитесь?

Моро сглотнул, открыл рот, но ничего внятного не смог сказать.

— Третий, я так понимаю? — спросил Богот, красный Клюв Рас'зака.

— Да! Несомненно! Да, дарон Богот! — поспешил встать и поклониться Моро, неуклюже зацепив животом стол.

— Славно, — протянул свою большую ладонь Богот. — И не забудьте оповестить всех. Вот бумаги, где указаны все Каноны. Думаю, не стоит обозначать их строгость. Постройку Храма начнем через две зимы. Да хранит вас Рас'зак.

Кровавая Дань

— Дядюшка Аргат! — позвали дети. — Расскажите, как вы сразили монстра, пожалуйста!

— Я уже рассказывал вам эту историю сотню и один раз, — с недовольством сказал дядя Аргат. — Вам всё ещё интересно?

— Да! — воскликнули дети и навострили уши. Больше всего они любили слушать именно этот рассказ. Ведь его рассказывал одноногий дядя Аргат, который был главным героем этой истории. Но каждый раз сказочник вспоминал именно «этого» человека. Для него до сих пор оставалось загадкой, кто этот человек и что он сказал его жене. Через год после всех этих событий у них наконец родилась дочь. Как бы Аргат не уговаривал, угрожал или требовал. Молил. Но жена не сказала, какой секрет ему поведал тот странник. в один из дней, он посмотрела в его глаза, и тихо сказала.

— Не спрашивай. Умоляю тебя. Каждый раз мне страшно вспоминать тот день. И того странника. Я хочу забыть.

Когда Хроны узнали, что произошло, они уверяли, что этот человек был служителем Хрона, и это благословение Рас`зака. В противном случае, всё сказанное Аргатом будет ересью и нарушением канонов. Однако Аргат был уверен, что он не мог быть Хроном. И, возможно, не человеком…

— Ну что же, детишки. Слушайте…

В глубине темного леса, в далекой деревне, мужественные и добрые люди жили спокойной жизнью. Однако, когда жестокий монстр, напоминающее смесь вампира и огромного паука, начал терроризировать наше маленькое поселение, мы были вынуждены встать на его пути и защитить наших соседей.

Все собрались в таверне, дабы спланировать свою стратегию и обсудить, как справиться с этим монстром. В сгустившемся дыму и громком шуме таверны рождались планы, а серьезные лица селян наливались энергией и решимостью.

И того, семь добровольцев вызвались на помощь и защиту ближних. У нас не было особых навыков воина или мощного оружия. Мы были простыми кринами, которые привыкли работать на земле и вести размеренную жизнь. Однако наша сила и решимость были настолько велики, что мы не испытывали страха перед любыми испытаниями. Перед нашим походом, в нашей храме, Хрон молился за нашу победу.

Заранее было ведомо, что встреча с вампиропауком будет ожесточенной, страшной и безжалостной. Однако, несмотря на все опасности, смелые мужи нашей деревни были готовы рискнуть своей жизнью для спасения, особенно, когда с нами была сила Раc’Зака.

Под покровом ночи, когда тьма уже поглотила лес, семеро наших храбрейших мужей отправились на поляну, где, по слухам, монстр держал свою логово. Наряду с густыми деревьями и тишиной, само место дышало ужасом и скрытой опасностью.

Мы встали плечом к плечу, готовые встретить своего неминуемого врага. В одном мгновении, монстр появился перед нами — его крупное тело окутывало вековые деревья, а его глаза сверкали, словно яростное пламя. Множество рук покрывали его спину. Перед собой мы видели невероятное существо с гигантскими зубами, готовыми отчаянно нанести нам увечья.

Битва началась. Мы метались вокруг монстра, уклоняясь от его колючих ног и кровожадных зубов. Уверенность никогда не оставляла наши сердца, но каждый удар врага приближал нас к смерти.

В отчаянии, семеро селян внезапно услышали странное и могущественное шипение. Из темноты на поляну вышел высокий мужчина, полностью скрытый под своим капюшоном. Это был Хрон. Его волшебная сила окутала нас и наполнила силой, которую мы никогда не ощущали ранее. С помощью магии, Великий служитель Хрона ослабил монстра, давая нам возможность нанести последний решительный удар. Когда чудовище откусило мне ногу, я собрал всю свою волю и решимость и вонзил вилы прямо в его голову! Но оно не унималось. Истекая жижой, вместо крови, тварь извивалась в агонии. Хрон прыгнул на чудище и уничтожил своей божественной силой!

Мы потеряли пятерых братьев в этом бою. Пятерых отцов. Пятерых сыновей. Но чудище нас больше не побеспокоит. Хроны защитят нас. Ибо они велики воины Рас’Зака.

— Ух ты!!! — дети каждый раз удивлялись, как в первый. А Аргат, который раз вспотел от воспоминаний, как в первый. Ощутив весь тот страх и ужас, который он увидел в ту ночь. В глубине души ненавидя себя за то, что рассказал, и за то, что запомнил.

***

Аргат сидел вокруг огня вместе со всеми деревенскими мужами. Все молчали, не решаясь подать голос. Аргат собирался с мыслями, но всё не мог сказать о своих мыслях. Осуждение от ближних страшило его больше всего. Лавгор, местный дровосек, поставил камешек на стол и проговорил:

— Третий труп. Третий житель нашей деревни мертв. И ладно, если тот… мм… умер бы своей смертью. Но, хм, но его убили. Безжалостно и… зверски. Третьим стал сын Вакрала. И сейчас мы не можем бездействовать.

Все молчали

— Что ты предлагаешь? — воскликнул плотник Энгар и поставил камешек на стол. Аргат был рад началу. Ему хотелось уже что-то предпринять.

— Собираем отряд. Поохотимся на зверя. По ранам можно понять, что… эм… что напастие сильное. Одному взрослому не хватит сил. Поэтому собираем шестерых. Семь мужей пойдут на охоту. Число удачливое, авось и нам победу принесет. Но, как говорится: «На Магну надейся, а вилы точи». Необходим план. Ловушка.

— Друзья, давайте не будем отчаиваться! Мы справимся с этой напастью! — с этими словами Аргат с решимостью положил на стол камешек.

— Глаголишь, как сказочник, — усмехнулся охотник Иргит. — Но кто из нас способен на такое? Кто готов рискнуть жизнью и оставить свою семью в опасности? Это вам не кабан и не безобидная лань. Чудовище легко перекусит нами и рыгнет после ужина.

Никто не издал ни звука. Все боялись. Кто за себя, кто за родных. Убьют отца, и что станет с женой и детьми. Аргат был лишь мужем, не стал ещё отцом. Возможно, поэтому не боялся смерти. В небольшом селении каждый сосед фактически родственник. Дальний, ближний — не имеет значения. Все выживают вместе. Терпят невзгоды вместе. Препятствуют природе, холоду, голоду, болезням вместе. Если у одного сгорел дом, то построят его всей деревней. И каждый за каждого. Все незримые братья и сестры, связанные не кровью, а долгом и честью. Селение — дом для всех. А все — дети селения. Но чудище… это не сравнить ни с чем. И страх перед ним не сравним.

— Так мы и не решим ничего. Давайте жребий. Судьба рассудит. Не нашего ума это дела. Да хранит вас Магна.

***

Они вышли на улицу и увидели, как одна женщина предлагала хлеб какому-то человеку в зеленом плаще. Аргат закричал во всё горло, когда понял, что это его жена.:

— Отойди от него немедленно!

— Кто это? — раздался шепот за спиной. — Эфремет…

Жена поспешила к мужу, опустив голову, маленькими шагами. Аргат успел заметить в её глазах недоумение. Не страх, скорее удивление. Человек в плаще стоял с хлебом в руках, не двигаясь. Так и не поднося его ко рту. Он просто смотрел на этот кусок хлеба.

Один из мужчин бросил в эфремета камень для голосования. Камень попал ему прямо в лицо, но эфремет даже не пошевелился и, сохраняя спокойствие, пошёл прочь.

— Домой. Живо! — зашипел Аргат на жену.

— Плохой знак…

Зашукались селяне.

— Может поймаем его? Зачем овцу то? Вот того и дадим монстрюке.

— Ну его! Я точно до него не дотронусь! Тогда точно быть в беде!

— Хватит! — крикнул Иргит — Охота есть охота. Потопали уже.

***

Семь отважных воинов разработали план сражения с чудовищем. Они решили не ждать, пока произойдёт следующее нападение, так как невозможно было предсказать действия монстра. Все предыдущие жертвы были найдены за пределами их поселения, поэтому было принято решение сражаться на родной земле.

Мужчины соорудили хитрую ловушку: привязали овцу рядом с домом и облили её кровью. Затем они спрятались в доме и стали ждать. Но никто не приходил. На третий день, когда мужчины вернулись к своим семьям и домашним делам, они забыли про овцу. Утром они обнаружили её бездыханное тело с многочисленными ровными порезами по всему телу.

Это заставило их задуматься: а что, если монстров было несколько? Они решили принести в жертву вторую овцу, но уже в лесу, на опушке. Они привязали её и затаились. День, два, три… На четвёртый день, на закате, они решили отдохнуть, но взяли овцу с собой.

Однако утром один из мужей не вернулся домой. Они решили вернуться к месту ловушки и обнаружили на дереве растерзанное тело. На этот раз оно было разорвано пополам. Страх и гнев охватили их сердца.

Они решили обыскать весь лес и нашли странные маленькие круглые следы. Аргат шёл впереди, но Иргит не согласился помочь, что очень разозлило всех жителей. Они искали от рассвета до заката, но не нашли никаких следов чудовища.

Жена Аргата была недовольна, но муж не отступил от своих слов. Они не останавливались даже ночью, решив, что чудовище будет сонным и слабым. Если они застигнут его врасплох, то у них будет преимущество.

Обливаясь потом и страхом, колонна кринов шла всё глубже в лес, освещая путь факелом спереди и сзади. Вооружившись, кто чем мог — кирками, лопатами, вилами, серпами — они двигались вперёд. Лес молчал, пока не послышался клокочущий гогот. Затем он стал ближе.

— Йе-да-а-а-а, — прохрипело над головами.

Сначала погас свет факела, а затем раздался вкрик. Все в ужасе обернулись и увидели, как невиданное существо с множеством острых, угловатых лап держит за руки и ноги одного из их односельчан. Из ужасной пасти существа вырвалось жало, которое вонзилось в голову человека. В следующее мгновение множество маленьких конечностей начали впиваться в тело со всех сторон. Существо протянуло свои лапы и сжало грудь человека, не оставляя ему ни малейшего шанса на спасение.

На глазах у Аргата его сосед и товарищ в мгновение ока лишились крови. Чудовище обратило свой взор на последнего человека. Смелость Аргата исчезла, уступив место страху. Все бросились к огню, который держал Аргат. Он же слышал крики, следовавшие один за другим, с небольшими перерывами, пока чудовище переходило от одной жертвы к другой.

Наконец, настала очередь Аргата. Его схватили и подняли в воздух на добрых три метра. Не раздумывая, он начал размахивать руками и факелом. Существо вскрикнуло и отпустило свою жертву. Аргат упал на землю, услышав хруст в колене. Из его груди вырвался крик дикой боли. Он посмотрел на свою ногу и увидел, что из неё торчит кость.

В темноте, из глубины леса, появилось что-то яркое и зелёное. На мгновение Аргат смог разглядеть это чудовище.

В чудовище вонзилось зелёное копьё. Оно пронзило серое тело, и тварь издала нечеловеческий крик.

Аргат услышал быстрые шаги. К нему приближался тот самый эфремет в зелёном плаще. Не испытывая страха и сомнений, он прыгнул на вампир-паука и повалил его на землю. Монстр взвыл, а копьё загорелось зеленым огнём.

Аргат увидел, как множество лап вонзились в плоть эфремета. Похоже, через эти лапы монстр высасывал кровь.

— Дха… бы… тшааа! — рычала кровожадная тварь.

От боли Аргат сжал ладонями голову, и в его сознание словно вонзились тысячи иголок. И тут он услышал слова, нет, мысли исходившие от эфремета. Это были твёрдые и сильные слова, которые эхом разносились в воздухе, словно громадный молот на наковальню.

«В моих жилах давно не течёт кровь. Осталось только Смерть», — сказал Посланник.

Аргат в ужасе закричал. Он не понял слов Посланника, но увидел, как тот с невероятной силой и жестокостью отрывает руки чудовища. Казалось, что такая жестокость не может быть применена к монстру, который убивал детей и взрослых без разбора. Однако Посланник разрывал тело монстра не для пропитания, а с целью уничтожить его.

Аргат никогда не забудет эти крики чудовища, который может так испытать боль и страдания.

Каноны

Хроны-великие воины Посланника Рас’зака, противодействующие и борющиеся со злом, с самим Хагной.

Никто не может стоять выше Суда Рас’зака, посланника Магны, и каждый равен перед ним- то король, дитя иль священнослужитель. Каждый кто против Хронов, против мира всего. Хроны есть единственные воины, способные противостоять Хагнии. Воин Хрона, когти и крылья Рас’зака неприкосновенны и судить их может лишь Клюв на Суде Хронов.

Первый канон — воин Хрона, неприкасаем. Имеет права требовать помощь в победе над Хагнией в любом доступном виде и в любом доступном количестве. Хроны забирают всё имущество необходимое для борьбы с Хагнией беспрекословно. Хагния — то происки Хагны из мира его, для извращения мира нашего, исходящее из мада и принося лишь беды и страдания. Любое противодействие Хронам равносильно помощи Хагнии.

Второй канон. Любые связи с скверной хагнией, караются смертью. Всякий, кто посмеет ранить воина, будет обязан своей жизнью Рас’заку.

Третий канон. Имущество обвиняемого становиться оскверненной. Жена, дети и близкие родственники одного рода попадают под третий канон.

Четвертый канон. Всякая помощь эфремету, попадает под третий канон.