Бесплатный фрагмент - Бессмертные витязи

Не потеряй голову
Русская народная пословица

Пролог

Битва завязалась внезапно, на лесной опушке, свистели стрелы, иногда бухали о стволы деревьев глиняные шары, пущенные из пращей, разваливаясь от удара. Альма в один прыжок вскочила на спину своего лося, озираясь вокруг. Царевна уже почуяла запах врагов, чужаков, кто опять пришёл на Её землю. В руке красавицы уже вращалась коса, известная всем в Сибири — от Гандвика до Оума и степей Семиречья, за которыми были степи и пустыни вечно голодных чужаков. Это оружие вгоняло в трепет даже отъявленных злодеев из Восточных пустынь.

На груди воительницы весела перевязь с пятью отрубленными и улыбающимися головами вождей чужаков, на добрую память о её войнах. Вокруг шеи извивалась, пытаясь согреться на холодной коже Царевны, змея, всем известная гадюка Скара. Она редко уползала от хозяйки, и сейчас, словно почувствовав битву, широко открыла пасть, обнажая ядовитые клыки.

Девушка подняла голову, и опять на её снежно-белое лицо упали холодные капли уныло моросящего дождя, Мёртвая Царевна пыталась успокоиться. Она никогда больше не чувствовала ни жары, ни холода, но сам шум дождя дарил ей успокоение. Оказалась здесь Альма не случайно, надо было посетить земляков, подлечить недужных и помочь хворым. Здесь ведь недалеко было селение из нескольких домов — крепостей за валами и рвами, и её путь лежал туда, видно к несчастью или счастью ганов.

И чужаки, на свою беду, нарвались на её дозор из Мертвецов, двое из которых напали на сотню пришлецов, и те в ответ пустили стрелы и камни. Мёртвые никого не боялись, ничего не понимали и не говорили, но они неуклонно выполняли все приказы Царевны, а она указала умершим слугам напасть на чужих, где бы их не почувствовали.

— Атей! — крикнула она спутнику, уже доставшему лук и стрелы, — не дай уйти врагам за болото! Бери с собой остальных спутников! Но на рожон не лезь, схватку до мечей не доводи! Смотри, голову не потеряй! — и она пригрозила ему косой Смерти.

— Да, Царевна! — улыбнулся он, надевая шлем из клыков кабана, — всё, что пожелаешь!

Его лось, Щепка, быстро потрусил к опушке, а за ним поехали, то же на лосях, и пятеро юношей и девушек, уже с луками наготове. Это были её Спутники, люди из её колоды, те кто пошёл за ней, и изведали Ихора, став навсегда Бессмертными слугами.

— Курей, — позвала она оставшегося, — а мы с тобой на отряд чужаков нагрянем. Присматривай, чтобы их обоз не ушёл, добыча нам нужна.

— Хорошо, Царевна, — кивнул Курей — волхв, надевая кожаные доспехи.

Мужчина отвернулся от Царевны. Он не слишком любил- то секунды, когда она впадает в ярость. Сейчас лицо Альмы опять из белого быстро посинело, сделавшись почти Черным от Ненависти к врагам. Дождик всё не прекращался, а небо было хмурым, как всегда, когда на эти земли являлась Царевна.

Курей послал вскачь своего лося слева от воинства, а Альма вдруг закричала:

— Вперёд!

Гадюка аж вытянулась вверх на плече хозяйки, белые косы Альмы развевались на ветру. Царевна послала вскачь своего лося, Горячего, тот только тряхнул громадными рогами, слушаясь хозяйку. Мёртвая рать не отставала, не обращая внимания ни на сучки, ни на поваленные деревья кусты, да и ямы. Такие мелочи Мёртвые даже не замечали, перепрыгивая их или переходя, бывало, что и переползали.

Около болота бой был в разгаре. Летели стрелы спутников, поражая чужаков, когда те пытались прорваться и спастись от Альмы, и её воинства, но было уже поздно…

Горячий ворвался в их ряды, Царевна косила чужаков, не оставляя раненых. Чудовищное лезвие, откованное волхвами из серого металла, найденного на Таймыре, разрубало человечью плоть, словно это было коровье масло или солёные грузди. Руки, головы, посеченные тела оставались за проехавшей Царевной, и раздвоенные копыта её лося только глубже уминали обескровленную плоть в землю. Некоторые пытались биться, кидая в неё дротики и копья, от которых она без труда уклонялась. Но вот, самый высокий и сильный, видно вождь, кинулся вперёд с криком и попытался ударить палицей Горячего. Но лось, встав на задние ноги, лишь враз ударил копытами передних ног, раздробив голову безумцу. Мертвое тело отлетело в гущу неприятелей, и тут навстречу поднялся волхв чужаков, решивший испытать свою удачу.

С жезлом, увешанном бубенцами в одной руке, и каменным топором в другой, напал на Царевну, думая смутить ведьму своей волшбой. Но, с почерневшим от непередаваемой злости лицом, Альма и не замечала подобного, лишь уклонилась от удара, снесла косой голову с плеч неразумному и тут же поймала свой трофей за бороду, привязав к седлу.

Бой превратился в избиение, где Мертвые крушили чужих, буквально вбивая врагов в землю, превращая тела в кровавую слизь. Обоз из двадцати упряжек из степных лошадей не успел уйти, и там оставалось несколько женщин, с луками в руках. На одной из волокуш Альма увидела связанного юношу, как видно, живого. Рядом с ним сидела пожилая женщина с бронзовым кинжалом в руке, намереваясь перерезать пленному горло.

Царевна, не опуская окровавленную Косу Смерти, прокричала на языке чужаков:

— Отпустите его, будете жить и вернётесь домой!

— Он сдохнет, как и ты, ведьма проклятая! — крикнула безумная, вонзая нож в горло связанному пленнику.

В два мгновения, спешившись, Альма прыжками, словно и не касаясь земли, добралась до волокуши, и держа косу в правой руке, концом лезвия достала до шеи женщины, и отрубила ей голову, но так, что полоска кожи держалась, не давая упасть на землю. Тело убитой упало, щедро орошая сибирскую землю вражеской кровью. Остальных женщин Царевна зарубила походя, не думая останавливаться, не щадя никого, не обращая внимания на крики и вопли.

Волхв, с окровавленной палицей сидел верхом, осматривая поле битвы. Порубленных тел было больше, и они стали бесполезны. Но те трое, которых убил он, можно было использовать, и хозяйственный мужчина бережно отволок их в сторону, ровно уложил, приготовил к оживлению. Дельное из оружия, то что получше, сложил в кучки. Теперь, можно было и отдохнуть. ведь и Альма пришла в себя, да и важные дела не ждали, надо было поменять соболей на зерно и мед.

Курей, озираясь, подъехал к Царевне, когда её лицо стало просто нежно — голубым. Черные губы раздвинулись, обнажая жемчужные зубы красавицы, черные глаза смотрели, почти не моргая.

— Добычу всю собери, волхв. Нам нужно многое.

Курей только пожал плечами. Уже всё собрано, но спорить с Госпожой не собирался. Альма подошла к лежащему юноше, и мигом разрезала ремни, стиснувшие руки и ноги. Кровь так и текла из раны, но он был ещё жив. Ведьма кивнула, и, так ещё с кинжалом в руке, присела на волокушу, и мигом разрезала себе запястье, так что Курей охнул.

— Царевна… — только прошептал он.

— Колода ещё не полна, — ответила ведьма.

Она поднесла свою ранку на руке к губам умирающего, и струйка прозрачной жидкости, Ихора, упала в рот юноши. Альма теперь поднесла запястье к своим губам, облизав, и ихор сразу перестал течь. Тело ганта, светловолосого юноши, стало биться в судорогах, да так, что возок чуть не перевернулся. Наконец, он открыл голубые глаза, и увидел Мёртвую Царевну, ту, которую видел не раз, приезжавшую к ним в город. Оживший с трудом встал, поклонился и произнёс:

— Служу тебе до самой моей смерти, Царевна!

— Как же тебя звать, воин?

— Яромир!

Были бы кости, мясо нарастет

Аркона

Кровь за кровь

Шитик просто нёсся по волнам Сарматского моря, весла почти сгибались в уключинах в мощных руках неутомимых гребцов. Эти мореходы могли грести от рассвета до заката, и не нужно было менять уставших на свежих. Рыбаки приветствовали воинов, но удивлялись, что судно идёт на Восток, а не на Запад, отплатить за обиды данам. Верно, часто ходила Дружина Святовита в Роскилле, и их мечи были словно охранной грамотой от ярости врагов. Но нет, теперь их ждала далёкая земля на Востоке, они шли в Царьград, или называемой данами ещё Гардарики, что означало страну или город Царя…

Тащить их судно, с кожаными бортами, пришитыми к каркасу лодьи, было не тяжело, что бы перейти с одного водного пути на другой было не так трудно. Вообще, такие шитые суда в Поморье у вендов строили редко, но витязи Святовита были верны обычаям предков. Понятно, что они нанимали возчиков, надо было переправить груз, и громадные телеги, влекомые волами, перетаскивали дорогой товар от одной реки к другой. Серебряные пенязи становились щедрой оплатой за помощь. Здесь витязи не нажили врагов, оплачивая работу по договору..

Воины прошли на Дон, и тут их облик преобразился. Парус на мачте словно чудом, оказался другой, у купцов, а теперь не воинов, отросли маленькие бородки. И перед глазами иных торговых людей они уже были морского дела старатели с Студёного моря, с небольшим, но драгоценным грузом моржового зуба и меха зверя дымка, именуемого и соболем. Янтарём высоченные купцы уже не торговали, да и откуда на Матке или Груманте Янтарь?

На Дону северяне прошли мимо крепости Тана, древнего городка с несколькими каменными башенками, где они заплатили мыто за сой товар. Город-то был небольшой, дае без стен, окруженный лишь валом, но на диво богатый рыбой. Купцы с удовольствием попробовали местного осетра. Дальше путь странников лежал по спокойному Меотийскому озеру, к богатому и славному Царьграду, Корчеву, или Керчи, кто как говорил. Рядом был город саров, Сугдея или Сурож, тоже хорошо укрепленный и богатый.

Гавань города-порта, стольного города Белой Руси защищала приземистая башня, на которой развивался новый стяг — Герб Рюрика.

На носу, стоявший старшина купцов, нехорошо улыбнулся, но Священное знамя не оскорбил. Да и как можно? И этот знак священный, уж четыре тысячи лет как или больше, те, кто посвятили себя Мёртвым Царевнам, наносят себе его на чело, или на шлем или шапку. И каждый видит два белых луча на лбу, а третий, красный, как язык огня, между ними. Это и был знаменитый Колюмн, или Коломна.

Но вот, их судёнышко, здесь совсем малое, среди громадных ромейских торговых кораблей, встало у причальной стенки. Купцы быстро разгрузили судно, оплатили мыто, и оттащили лодью и груз в лабазы. Один из купцов уже достал перстень, блеснувший на солнце крыльями и клювом, и что странно — львиными лапами. Прошедший мимо имперский купец только пожал плечами, удивившись древнему гербу.

— Ты что достал, Лют? Какую печать? — тихо проговорил другой, — сказано, медведь с секирой…

— Устал с дороги, брат…

— Опечатывай быстрее, — пробурчал мужчина, — Ладно, пойдём искать постоялый двор…

Чужие люди никого в торговом городе не удивляли, хотя власти и старались, что бы гости не мешали жителям города. Они остановились в заведении ромея Анастасия Псаки. Каменное строение, с двумя пристройками, с кухней, лабазом и конюшней. Получилась немалая усадьба, даже для такого большого города, как Керчь.

— Возьмёшь ли пенязи короля франков, Анастасий?

— Отчего не взять, — покладисто и не споря с гостями, согласился трактирщик, доставая весы.

Лют достал кошель, и стал укладывать одну на другую тонкие серебряные монеты.

Серебро перекочевало в кошель ромея, и напряжённость в глазах хозяина утихла. Трудно было поверить, что это ромей, только по одежде можно было сказать, что он выходец из великой империи. Если же просто посмотреть на лицо этого кряжистого человека, на его серые славянские глазам, то Анастасий представлялся скорее старшиной с Любицы или Микелина.

— На обед могу предложить рыбу, у меня свежая, а не солёная, — похвалился Анастасий, — Как к тебе обращаться? — спросил он, наконец у старшины, чья шея была украшена золотой гривной.

— Витень, старшина артели.

— Моя кухарка отлично готовит, хлеб у меня тоже свой. Вина есть с Кипра, Крита, и местное, из Таврики.

— Сегодня попробуем лозу Тавриды, — улыбнулся старшина.

— Господин не чужд поэзии? — пошутил корчмарь.

Витень решил лучше промолчать, и переглянулся с помошником, а тот ему кивнул в ответ.

— Я пошлю к вам отрока, когда будет готов ваш обед. Он же проведёт вас в ваши дормитории. Здесь теплее, чем у вас, в Киммерии!

Корчмарь удивился, когда купцы не спросили, что за слово- дормиторий. Вид же торговцев был непривычен, хотя он и слышал от стражников, что это гости со Студёного моря. Ну а Анастасий старался быть полезным городу и тысяцкому, ведь в Корчеве ему жилось куда лучше, чем в проклятом Трапезунде. Здесь и поборов почти нет, и никто не пугает расправами и изощрёнными казнями за невыплату дани. Так что надо было дело делать… Сначала он сходил на кухню.

— Ирина, — обратился он к нестарой женщине, — хороший обед с рыбой и пшеничным хлебом на тридцать человек. Теперь торговцы живут у нас, и заняли почти все комнаты.

— Ну да, только две и остались, — усмехнулась служительница, — больше к тебе никто и не сунется, Анастасий!

— Ничего, за две недели заплатили, теперь нам на три месяца денег хватит, — строго ответил корчмарь.

— Я так поняла, запеченная рыба на обед?

— И рыбные пирожки, и рыбная похлёбка, — уточнил ромей, — всё из рыбы

— Скоро приготовим. Часа за три.

Анастасий вышел, быстрыми шагами прошёл по двору, покрытому плитами тесаного камня. В конюшне была непонятная возня. Мужчина постучал палкой по косяку, словно отгоняя крыс от пифосов с зерном. Наружу из постройки выкатился парнишка, на вид, лет пятнадцати.

— Анастасий? Дядя? Что случилось? — говорил он, вытряхивая солому из головы.

— Беги к десятнику, Ваниру, скажи, у меня остановились тридцать человек. Назвались артелью с моря Студёного. Бирки показали, что мыто уплачено. Всё понял?

Анастасий сделал вид, что не заметил прошмыгнувшую мимо него юную подавльщицу, отряхивающую юбку и фартук от соломы. Юноша проводил взглядом девушку, покраснел, и попытался сделать умное лицо, нахмурив брови.

— Чего бежать к страже, раз бирки есть у гостей? — спросил он.

— Ванир пусть сам решает. Мало ли что. Больно спокойные… Вина сразу пить не стали, девок не пошли искать, драк не затевали… Странно всё это…

— Слишком хорошие? — подумав, утвердил юноша.

— Непривычно…

Леонтий кивнул, и двумя пальцами подхватил поясок на тунике, подвязал ремни на обувке, поднялся, и быстрым шагом пошёл к гавани, маленькому дому, где дежурил с стражей их знакомец Ванир.

***

— Пока всё неплохо, Витень, — довольно улыбаясь, говорил Лют, лежа на кровати, — мягко, много лучше чем на лавке спать.

— Всё проспишь, голова садовая… — зло пошутил старшина, — не больно поверил нам ромей… Он волк битый, и не таких видел… Дело теперь… Пятеро идут девок искать, а десятерым придётся в соседней корчме вином наливаться.

— Витень?

— Чего смотришь, Яромир? Давно мы с Арконской со скалы не спускались… Торговец после долгого пути должен искать радостей жизни. Так что и ты идёшь сегодня вино пить… Тем более, обед часа через два будет, не раньше…

— Хорошо, идём… Синас, Асан!

— Да мы уже… Какое дело, воевода?

— Мечи оставьте, берите только кинжалы с собой.

— Какой витязь без меча? — и воин гордо заложил пальцы за поясной ремень.

— Мы здесь торговцы.

— Понятно, Витень. Может, я с Тиудемиром, по девкам?

— Сказано ведь непонятливому, — вздохнул старшина, — в корчму.

Молодые путники, а по виду каждому из них было не больше двадцати полных лет, сложили лишнее в своих дормиториях, и шумной гурьбой спустились по каменной лестнице постоялого двора. Анастасий наблюдал за слугой, выметавшим двор от мусора, и обернулся посмотреть на постояльцев. Видно было, что человек сильно удивлён.

Молодцы же направились к злачному месту. Эта корчма была попроще и хуже Анастасиевой, потому что людей здесь было больше, видать, еда и вино много дешевле. И, здесь нашлось то, что искали.

Подозрительный человек, но в нарядной одежде, с посохом в руке, шёл к ним, натружено и привычно улыбаясь.

— Вижу, вижу, молодцы с Севера… После дальнего пути нет лучше тепла, чем жар женских объятий. Вы ведь, верно, искали, где отдохнуть? Моё имя Пелагий, и всякий меня здесь знает.

— Что же, дело известное, — уклончиво начал Синас.

— Для таких благородных людей, скажем, пол унции серебра с каждого?

— Монетой, равным весом…

— Милиаресии?

— Дирхемы…

— Отлично. Мой помощник, Аристарх, вас проводит.

— Если, случайно мои друзья проснуться с больной головой и без сапог, то не обессудь… — начал объяснять витязь, взявшись за рукоять кинжала,

— Лично, лично присмотрю за их прекрасной обувью, — скороговоркой заговорил Пелагий, прижав руки к своей груди, — И, даже клянусь, сам куплю новые сапоги в случае утраты. Кстати, я знаю, где можно купить прекрасную мальвазию.

— Мы бы взяли несколько амфор.

— Завтра доставлю, почтеннейший… Постоялый двор Анастасия Псаки?

— Точно так… Не обессудь, но мы проверим вино, потом зальём своей печатью. Ты не подумай, что мы тебе не доверяем, просто вдруг ты ошибёшься в спешке?

— Как угодно, — расстроился торговец, — надо будет узнать точнее, осталось ли то вино в лабазе, или Аристарх всё распродал. Вино- товар ходовой, и думаешь что оно есть, а его и нет давно. Знаешь ли, гость с Севера, мой приказчик сущий проныра, я с ним так мучаюсь, а прогнать не могу по причине доброго сердца.

Синас делал непонимающее лицо, но сравнив простоватое лицо приказчика и жуликоватое Пелагия, особенно то, как старательно торговец прятал теперь за спиной пальцы рук, не сильно поверил словам ромея. Но, как договаривались, несколько человек пошли вслед Аристарху. Собственно, в корчме остались только двое северян.

Синас и Асан сидели за почти чистым столом, который прямо перед ними выглаживал ножом разносчик, а потом сгребал стружку с пола. Затем им принесли кувшин с вином и кубки из зелёного стекла.

— Надо выпить кувшина три? — поинтересовался Асан у товарища.

— Не меньше… Что бы снять подозрения у местных.

— Кого же бить станем? — хмуро спросил он.

— А вот, этих, — и Синас кивнул на шестерых ромейских купцов, — а можно и других. Мне не важно.

Это были коренастые бородатые мужчины, обедавшие хлебом с мягким овечьим сыром. Стояло и блюдо с вяленой рыбой, кувшин вина. У купцов были и немалые ножи на поясах, и выглядели они моряками обстоятельными и смелыми.

— Надо без смертоубийства, Асан. И так за нами трупов много.

— Да и свару затевать не хочется, побратим. Так надо же подраться!

Но всё решилось не сказать, что к лучшему для ромеев. Но не так тяжело для северян, после случившегося их совесть успокоилась. Разносчица, юная девушка, идя поскользнулась на обороненной рыбьей голове, и облила вином тёмный войлочный плащ одного из ромейских купцов, тот с досадой поднял полу одежды, и сильно ударил ладонью по крепкому девичьему заду. Девушка, непривычная к такому обращению, прикрыв лицо рукавом, заплакала и убежала.

— Зачем же так, добрый человек? — с радостью вмешался Асан, — или у вас, в Трапезунде, так принято?

— Ты, дылда, её опекун, или может быть, жених или муж? — спросил побагровевший от злости купец.

— Ты бесчестный человек! — было ему ответом.

Ромей сходу схватил тяжёлый табурет и метнул в Асана. Тот не стал уворачиваться, а поймав за сиденье и за ножку, кинул в живот обидчику, и тот только охнув, упал на грязный пол таверны и и заскрёб толстыми пальцами о доски. Остальные, пятеро, с кулаками наготове, кинулись на двоих северян. Это не было равной схваткой. Синас с ходу сбил с ног одного, встретив ударом кулака в подреберье, Асан двумя ударами отправил в беспамятство другого.

Трое торговцев, увидев фиаско товарищей, обнажили кинжалы, и попытались пустить их в ход. Но даже оцарапать ромеи северян не смогли. Впрочем, витязи дали время ромеям устать хорошенько, так, что с тех уже пот лился градом.

Наконец, в корчму просто влетели трое стражников, с палками и секирами.

— Бросайте ножи, прекратите буйство! — крикнул, видно старший из стражей порядка, — а то худо будет!

Ромеи бросили кинжалы, и нагнулись, пытались поднять с пола своих друзей. Лежавшие только кряхтели и стонали, вставали, опираясь на поданные им руки, утирали кровь с разбитых лиц. Стражники посмотрели на обоих рослых гостей, и старший знаком позвал северян к двери корчмы. Асан положил две монеты, плату за угощение, и без пререканий пошёл во двор харчевни.

— Присядьте… — знаком показал на скамью стражник, — я — Ванир, десятник городской стражи. Зачем свару затеваете?

— Я — Асан. Они первые напали, по Правде на нас вины нет.

— Так- то да. И с них я возьму в вашу пользу виру- пять монет. Но купцы нам дороги, и отваживать нам их не след.

— И мы люди торговые, Ванир. Пришли продать товары со Студёного моря.

— Не больно вы похожи на купцов. Эти, с кинжалами, даже одежду порезать вам не смогли, ни то что ранить, а люди, они не слабые, и в переделках бывали не раз и не два.

— Каждый купец, он и воин. Сам знаешь, Ванир.

Десятник посмотрел на рослых парней, уже не юношей, но им было далеко и до мужской стати. Но и сейчас они были на редкость сильны и быстры.

— Только сюда не приходите с неделю, пока эти ромеи уйдут на торговом корабле в свой Синоп.

— Дождёмся друзей, и уйдём, — согласился Асан, — вино допьём только…

— А с кем ушли твои друзья?

— Да новый знакомый, Аристарх, обещал им показать город…

Стражники засмеялись, лицо Ванира тоже озарила широкая улыбка, десятник только переглянулся с товарищами. Ну, это было понятно… Парни молодые, только с похода, вот по девкам и подались…

— Нет, тогда конечно, дело важное, подождите… В Керчи есть на что посмотреть. На то он и Царьград.

***

Леонтий прибежал быстро, найдя у сторожки сидевшего на лавке воина, с топором за поясом, с луком и колчаном, полным стрел на боку.

— Бойко, привет! — поздоровался юноша, — так Анастасий зовёт к себе Ванира с его воинами.

— Скоро вернётся десятник. Хочешь, посиди, здесь подожди.

— Ладно, — не сильно огорчился отрок, и принялся чертить на песке буквы.

Отрок обучал по немногу письму империи толкового стражника. Была такая договорённость между ними. Ромейская грамота давалась служителю закона непросто. И, он повторял за Леонтием, выводя палочкой буквы, на песке, проговаривая про себя слова. Получалось всё не сразу, да и привыкнуть к чужим буквам было тяжело. Отрок начертил слово- и Бойко прочёл:

— Стратиот, воин по -нашему.

— Вот, видишь, получается у меня.

И неугомонный подросток написал ещё слово, вернее, целых два:

— Мега Игемон, Великий Повелитель, — прочитал стражник, — дело идёт понемногу.

— Молодец, — раздался сильный голос, — Бойко, скоро и по — ромейски читать выучишься, не только наше письмо будешь знать! Леонтий, чего случилось?

— Здравствуй, декарх, — церемонно начал отрок, — мой отец просит тебя с твоими воинами прибыть на наш постоялый двор. Ты говорил, что надо сообщать о всех подозрительных иноземцах.

— Что с ними не так?

— Да они сами… Все, словно из одного яйца вылупились- ростом каждый по семь футов, волосы очень светлые, глаза голубые. Всякий знает, как себя ведут моряки после похода — ищут таверну с вином, да сговорчивых женщин. Эти же чинно сидят по своим дормиториям и ждут обед.

— И сколько их?

— Тридцать человек, прямо как в сказках савиров о богатырях.

— Спасибо, парень, — добавил Ванир, похлопав по плечу посланца, — Сейчас и придём. А ты беги к отцу, ведите себя, как обычно, гостей не задирайте. Ждите.

Десятник, или декарх по-ромейски, ведь ромеев жило в Керчи множество, едва ли не больше северцев, или недавно понаехавших с Олегом вендов. Да, рубка тогда была между северцами и вендами хоть и короткая, но страшная. Олег, назвавшись гостем, на трёх кораблях проник в гавань, и сначала захватил и убил Дара, а затем, с его знаменами проник в крепость и там зарубил Оскола. Часть отрядов северцев вместе с сарами заперлись в Суроже и рубились с вендами, и Олег город взять не смог.

Олег же огласил, что взял власть от имени Игоря, тоже по крови из рода Велеса, обвинил Оскола и Дара, что они примучивали беглецов с Эльбы, ушедших на Днепр, от злого Карлы. Да, Оскол посылал на вендов магьяр, брать дань, поскольку сели пришлецы на его земле, земле северцев и саров. Магьяры пожгли вендские городки на Волхове и Днепре. Венды от отчаянья слёзно просили Велесовичей на Варяжском море дать им князя, и пришёл Рюрик, из западных вендов.

Тут к Белым Царям пришла весть, что саксы и франки нападают на ободритов и лютичей, и, бросив жребий, решили, что магьяры пойдут в поход. Так силы Царей оскудели, и Рюрик начал мятеж. Белые цари погибли, а Сибирские князья, Северные и Уральские не признали власти Рюрика… И, сейчас дружинники вендов опасались мести северцев, и всегда были наготове. Ванир, уже знававший, как выглядят северяне, поэтому и вспомнил происшедшее, и приготовился к худшему.

— Брони оденьте, и быстро идём к Анастасию на постоялый двор, — скомандовал декарх своим людям.

Воины стали быстро приводить себя в порядок, помогая друг другу. Впрочем, Жныря, разнылся, как всегда:

— Чего брони брать? Жарко очень… Купцы пришли, дело обычное. Вразумим, если надо, в подпол посадим.

— Быстрее… Идём в порядке, — жёстко произнёс Ванир, нехорошо посмотрев на смутьяна, — оружие чтоб на готове!

Тот только развёл руки, и больше не спорил с декархом, лишь закинул щит за спину. Воины шли быстрым шагом по узкой улице Керчи, мимо сплошной линии глинобитных заборов, слившихся в ещё одну стену. Даже на небольших участках земли рос виноград и персиковые деревья, где то, были и грушёвые деревья. Правда, иногда встречались и пустыри, с разрушенными домами, провалившимися крышами. И в таких покинутых местах зеленели только крапива и плющ.

Наконец, к стражникам ветром принесло запах съестного, и даже вечно унылый Жныря, заулыбался, и громко втянул носом воздух:

— Кефаль, жареная… Да ещё с перцем, чесноком и базиликом… Так только у Псаки пахнет…

— Близко уже. Щиты наготове! — командовал десятник.

Отряд быстро подошёл к распахнутым створкам ворот, и быстро, мимо примолкших собак, двинулся к кузне. Ванир, не чинясь, рывком открыл дверь трактира, обитую полосовым железом, и вошёл внутрь. За широким столом сидели с десяток гостей, как и сказал Леонтий, мужчин, вернее, юношей громадного роста, и совершенно не устрашающего вида. Они быстро ели, с удовольствием поглощали стряпню Анастасия, разносчицы улыбались пригожим купцам.

— Ванир? Зашёл перекусить? — нашёл что сказать Анастасий.

— Ну да, время поесть, — подыграл стражник, — если не помешаю. Моих ребят накормишь? — и воин положил монету перед корчмарём.

— Рад гостям, — только и ответил ромей.

Ванир привёл своих, одетых скорее для сечи, а не обеда, так что пришлось воинам складывать брони. Пепельноволосые купцы заметно оживились, среди них раздался смех, впрочем, ели угощение и пили вино с прежним усердием.

Ванир же присел рядом с Анастасием, с рыбной заедкой в руке, и вопросительно посмотрел на корчмаря.

— Вот эти? — не глядя в сторону гостей, спросил десятник.

Ромей лишь кивнул, и отпил вина из кубка. Посмотрел на главного из северян, и Ванир тоже встретился взглядом с северянином с золотой гривной на шее. Старшина отер усы, встал из за стола, перешагнул лавку, и оказался рядом со стражей. Он был без меча, только с кинжалом на поясе.

— Меня зовут Витень, — назвался великан, — старшина купцов, со Студёного моря мы пришли.

Ванир слегка успокоился, мужчина, вернее, юноша, не выглядел устрашающе. Страж внимательно оглядел вышивку на рукавах, но его насторожила татуировка на кистях рук. Меча на поясе не было, только большой нож.

— Часть моих ушла слегка развлечься после дальнего похода, но к ночи они вернутся, — объяснил старшина, — городу они не помеха.

Десятник успокоился, или сделал вид, что спокоен, заложил большие пальцы рук за пояс, выставил вперед левую ногу.

— Все рады, что в Керчь приходят купцы с дальних краёв, и вам здесь рады.

— Мы знаем законы, страж, и не чиним беспокойства.

— Не будем мешать вам трапезничать. У Анастасия кормят на диво хорошо, ты не ошибся местом, Витень.

Винар сел со своими друзьями за стол, быстро поел, и вскоре его воины покинули постоялый двор.

— Всё обошлось? — тихо спросил Гуней.

— Винар пошёл к корчемнику. Надеюсь на Асана и Синаса, что всё там закончится без большой свары.

— Но и не без малой? — улыбнулся собеседник.

Витень отхлебнул из кубка, и разгладил светлые усы. На Асана и Синаса можно было положится.

***

Но не только кухней привлёк постоялый двор Анастасия гостей с Севера. Старшина смотрел на чёрное ночное небо, усыпанное звездами, и видел стоящий на холме донжон, убежище Олега. Раньше здесь был двор Оскола и Дара. Витень достал из сумы трубку из кожи, творение древних мастеров Приобья, раздвинул её, и стал смотреть через неё на замок. Скругленные и отполированные куски горного хрусталя словно приблизили каменные башни к глазам Витеня. Ров, перекидной легкий мост, свет, горящий в окнах замка всё было видно в чудесную трубу. Дворец, как знал старшина, охраняло около сотни лучших дружинников. Витень только усмехнулся. Их ждал другой путь, где бы они не встретились с неусыпными стражами замка Олега. Он вернулся в свой дормиторий, где его уже ждал Лют. В помещении не зажигался огонь, этим людям свет был не нужен.

— Вот, смотри, Витень, — и витязь развернул желтый пергамен, — План подземного хода в замок…

— Я вижу, по твоей довольной ухмылке, ты уже нашёл и начало хода в замок? — испытующе смотрел витязь на друга и соратника.

— В конюшне, старшина, — медленно, почти по слогам, вещал Лют, — за два часа пройдём. До заката надо спуститься под землю, что бы успеть.

— Возьми ещё троих. Впятером всё сделаем быстро, с собой возьмём только кинжалы, веревки. Не сражаться идём, не дадим убийце честного боя, только убьём Олега за обман и всё. Скляницу с ядом не забудь.

— Труп утащим с собой? — оживился Лют.

— Нет. Бросим в замке. Всё с умом надо сделать. Подозрения с себя снять, да навести на кого надо…

Так прошёл ещё день… В лучах заката незаметно для обслуги постоялого двора лишь пять теней проскользнули к конюшне. Скрипнули ворота и всё стихло. На сеновале, где отдыхали влюблённые, даже не заметили воинов. Леонтий лишь зашуршал соломой, помотал головой, отгоняя морок, и опять обнял свою ненаглядную красавицу.

***

Вниз вели девять истёртых ступеней, правда, идти было неплохо, ведь глинистой жижи, частого спутника таких ходов, здесь не было. Подумаешь, ерунда- с десяток здоровенных крыс, объедающих старую кошку до костей, а так, ничего такого страшного. Но амбарных хищников отогнали ловкими ударами сапог, причем здесь Лют был особенно удачлив — попал сразу по двоим!

Витязи согнулись почти вдвое, ход был невысокий, тесаные известковые камни, покрытые паутиной и плесенью, грозили сбить войлочные колпаки с рослых северян. Вскоре уклон хода стал ощутимо подниматься вверх, идти стало чуть тяжелее, но трудностей или страха темноты у этих людей не было, во мраке они видели не хуже, чем при свете солнца.

— Как, что видно впереди?

— Еще долго, Яромир, — не утешил побратима старшина.

— Жаль, что я не дактиль, — пробурчал Лют, — они привычные… Раз, раз, и там…

— Ага, дактиль в нашей дружине, — прошептал смешливый Услад.

— Тише вы, — пробурчал Витень, — скоро уже, вот, знаки на стене.

И он показал скрытый под пылью известный всем знак — УРДХВА-ПУНДРА, или Колюмн. Этот знак всегда был гербом Боспорских царей, и они были тоже из рода Белых Царей. И во время сумятицы, лет триста назад, Белые цари обосновались в Керчи, месте удобном, богатом рыбой и зерном с Кубани. Да и торговом, но правда, с водой было здесь не очень, запасали только дождевую в громадных цистернах.

Но вот, подошли к двери. Только оказалось, дверь новая, со знатным замком.

— Услад, работа для тебя, — зашептал старшина, — не греми только.

— Да уж постараюсь… — ответил витязь, доставая связку хитрых отмычек.

Долго замок не сопротивлялся, не визжал и не скрипел, живенько клацнул задвижкой, и тяжёлое дверное полотно почти само открылось.

— Я впереди, — утвердил Витень.

Витязи быстро юркнули в дверь, и опять закрыли замок от греха. Судя по низкому своду, и грубо обработанным блокам стен, они были в подвале. В стенах имелись и весьма живописные крюки.

— Верно, Олег здесь врагов пытает… На крюк, и готово.

— Нет, Услад, — ответил Яромир, поковыряв потеки жира на стене под крюками, — это от масляных светильников натекло. И копоть от факелов.

— Может быть. — не стал препираться товарищ, — наверх надо идти. Какой замысел, Витень?

— Есть печи в подклетах. Трав добрых я взял. Бросим в растопку -и все заснут без задних ног, кошмары такие привидятся- и Елена Прекрасная им не поможет…

— Всё выйдет, как надо, — согласился Лют.

Печи были растоплены, истопников пока не было, го новые появились. Витень положил в каждую из четырёх печей по большому пуку травы, и закрыл заслонки, и открыл дверь из подклети. Дым стал валить из печей, поднимаясь выше и выше, по этажам донжона,

Ждать всегда тяжело, время тянулось, словно вымоченное мочало, пока вся трава прогорела в топке.

— Рты мокрыми тряпицами закройте, и пойдём, — распорядился Витень.

Молодцы смочили из фляг с водой тряпки, и повязали лица, посмотрели друг на друга, и осторожно стали пониматься по лестнице…

Вокруг лежали бесчуственные тела. Воины, слуги, бояре, служанки, всех дым лишил сознания и сил. У многих были багрово — красные лица, искажённые, с пеной у рта. Витязи быстро шли, не обращая на страдания других. У дверей княжеских покоев лежали десять скорчившихся воинов с секирами в руках. Многие, видно пытались подняться, но ничего не вышло из этой затеи.

Витень выдохнул, и толчком открыл дверь. Шаги витязей были бесшумны, ноги просто тонули в густом ворсе персидского ковра, раскинутого на полу. Окна были закрыты изнутри резными ставнями. Старшина подошёл к кровати, рядом с которой лежал мужчина в парчовом халате, тоже бывший в беспамятстве.

Витень поднёс к ноздрям лежавшего склянку с остро пахнущим составом, и очи человека медленно открылись. Белки глаз были красны, а лицо, наоборот, белее мела.

— Вы уже пришли за мной? Я готов, — без страха произнёс князь, и стал с трудом подниматься.

Олег сел в кресло, отпил вина из стеклянного бокала. поданного Витенем.

— Давно вас жду, местники, — и венд отпил ещё вина, — пойдёмте… Здесь не надо пол кровавить, а то пря страшная начнётся, да и стражей казнят. Хотя что они против вас, бессмертных? Видел я таких, в поход на Роскилле вместе ходили. Ты, Витень, хорош с бородой! — рассмеялся Олег.

— И ты был хорош, воевода, да не след было Царя убивать, такое немирье на Волге да на Урале началось.

— Так и я, Рюрик да Игорь тоже из Велесового рода.

— Никто не может на Белого Царя руку поднять и живым остаться, сам знаешь…

— Не должен был Оскол на Ильмень магьяр посылать, своих царских угров, не по Правде это.

Задумался Витень, всего не знали и знать не могли витязи на далёкой Арконе, но Оскол и Дар были убиты, а они должны отомстить.

— Не их то земля, не вендская, и всякий то знает, что Белый Царь судит да рядит. И никто, кроме него не смеет царём и каганом зваться. В западных землях, все только князьями- конунгами именуются, стражами земель, и верностью Белому Царю клянутся, и дары шлют. И потому эта земля на Западе Гардарики зовётся — Земля Царя.

— Раньше Хунигардом называли, землёй гуннов, а теперь Вендланд, Землёй Вендов, — гордо ответил Олег, — а я вот, взял Царьград для Рюрика и Игоря. И жив сын Оскола, в Чернигов я его отослал.

— Ну, вся земля от века и Русью зовётся и будет зваться, — встрял Лют, — по имени воинства нашего. А за сына царского спасибо тебе, воевода.

— Пойдём что ли, мне уж помирать пора, — улыбнулся ничего не боящийся венд, — может, в вино мне яд насыпите? — и он с готовностью протянул бокал.

— Надо идти, Витень, — торопил Лют.

— Идём, Олег, — наконец решился старшина.

Воевода встал, он лишь немного не дорос до бессмертного. Впереди шёл Витень, за ним Олег, а прикрывали остальные витязи, держа кинжалы на готове. Они шли быстрым шагом, спускаясь во двор по каменной лестнице. Факелы не зажигали, и обреченный был удивлён и не скрывал этого

— Праву о вас говорят, и во тьме видите. Спасибо, что дружину не перебили, вечные, — благодарил обреченный за своих людей.

— Кровь не вода, с нас Елена Прекрасная вдвое за каждую каплю спросит.

— Так слышал я, что Царевны кровь льют безмерно, и отрубленными головами увешаны.

— Так то Царевны, у низ своя Правда, не завидуй им, Олег… Но Елена, Элла, она другая, — жарко заметил Витень, — совсем ведь молоденькая в Варту пришла… Ни словом не обидела никого, не убила, спасла многих… Что бы не обратится, и не стать Вечной Царицей на Земле, сама и на костёр взошла…

— Так, говорят, растаяла просто…

— Я видел её кровь воевода… Красная, хоть матерью её по слухам, Эльга была…

— Та, что на Запретном острове затворилась?

— Она, Мёртвая Царевна… Потом она в плату за смерть дочери Вана — Близнеца забрала, а его сестра у Царевны увела…

— Ну, это уже сказы, Витень.

— Видел, что пропал Ван, сам видел, как вернулся с Алёной из далёких краёв. А в той битве, когда Эльга привела рать Мёртвых, сам я тоже сражался.

— Страшное дело… — сказал Яромир, и уставился в темноту, — что после них остаётся… И не тела убитых, а как в присказке — мокрое кровавое место.

Так, подошли они к конюшне, где стоял любимый конь Олега. Витень оглядел место, успокоился.

— Простишься с конём, воевода, и умрёшь.

— Спасибо, Бессмертный. Неплохо я ухожу… — тихо ответил венд.

Олег погладил гриву белого жеребца, тот взволнованно храпел, обнюхал хозяина и своего друга. Витень не переложил на других невеселое дело, и тонким лезвием, с двумя остриями на клинке, уколол руку Олега. Тот обернулся к витязю, кивнул, успел вздохнуть два раза, и держась за шею коня, сполз на землю, усыпанную соломой, и умер. Витязи в задумчивости смотрели на одного из Велесовичей, пока Лют не вернул их из грёз:

— Уходим, и быстро, — и старшина потянул друзей за руки из места смерти.

— Верно, побратим, — поддержал старшину Лют, — быстро! Времени совсем мало!

Витязи прошли через ворота, мимо спящих стражей, и, уже быстрым шагом добрались до постоялого двора Псаки. Они успели залечь под одеяла в своих дормиториях, прежде чем пропели петухи, и работники принялись наводить порядок на замощенном дворе.

Анастасий, с посохом в руках, ходил по двору и проверял, как трудятся четверо только нанятых мужчин, но и он не заметил, когда витязи вернулись в свои комнаты.

***

Витязи собрались за столами гостепреимного дома, и прекрасный обед словно стал наградой морским старателям за беспокойную ночь. Непонятно почему звонили здесь колокола церквей, Анастасий переглянулся с Леонтием, парнишка лишь пожал плечами, не понимая, в чём дело.

Артельщики с удовольствием поглощали прекрасную стряпню неугомонной кухарки постоялого двора, и, всегда хмурая женщина развеселилась, увидев, как рады её стряпне. Анастасий опять подошёл к Витеню, поклонился:

— Всем ли довольны гости дорогие? — снова спросил ромей.

— Превосходно.

— Старшина, вам надо дождаться тиуна княжеского. Он осмотрит товар, и если княжескому двору что надобно, то он купит у вас до торга.

— Нам не в убыток будет?

— Тиун платит честную цену за добро.

— Тогда хорошо. Надеюсь, придёт он не поздно? А то будем ждать, а никто не явится.

— Тиун Горазд мужчина основательный, свою честь блюдёт! Так что обманом пробавляться не станет. Не беспокойся, — успокоил гостя Анастасий.

Прибежал Леонтий, с красным лицом, тяжело дышавший и тут же кинулся к хозяину и зашептал тому на ухо. Анастасий только тёр лоб в замешательстве.

— Что произошло? — спросил Витень, вставая из-за стола.

— Ешьте, ешьте, — замахал руками корчемник, — вы наши гости!

Северяне доели и допили, и опять зазвонили колокола. Тут в обеденную залу вошёл незнакомый человек, и обратился к содержателю постоялого двора:

— Князь Олег умер. Почувствовал себя худо, пошёл простится с конём, и там силы покинули правителя, — строгим голосом говорил тиун, — там и умер князь. Ваши товары я готов приобрести для княжеского двора.

— Старшина артели Витень. Буду рад… Соболя да рыбий зуб, — охотно говорил Витень.

— Гораздом меня зовут. Прости, у многих в городе печаль на сердце после смерти Олега. И у меня. Пойдём, покажешь товар?

— Конечно. Со мной ещё двое пойдут. Услад! Яромир! Со мной пойдёте! Лют, дождись тех, кто в город пошли!

— Всё сделаю, старшина, — ответил его помошник.

— Артельщики в город пошли? — поддакнул тиун. — с дороги, оно понятно…

Витень снарядился быстро, взял суму с бирками и ключи от лабаза, и дождался Услада и Яромира. Тиун сидел на лавке невесёлый, да и Анастасий тоже, видно, расстроен и испуган.

— Чего Анастасий-то в сомнениях? — на старом языке спросил Яромир Витеня.

— Теперь войны боятся. Да и как Олега будут хоронить…

— А чего там? — удивился Услад, — неужто по другому обычаю?

— Если древним обычаем… Тело в котле выварят, пока плоть не отпадёт, затем кости вином обмоют и золотом украсят, ну и в ларь сложат, как должно… Голову отдельно хранят…

— Ну, раньше у усуней ещё заковырестей делалось. Тело вываривали, затем либо глиной покрывали, или, для умершего новую плоть из кожи шили, а в неё старые кости клали, а потом по окрестным сёлам возили, прощались.

— Да сейчас проще… — задумался Витень.

Молчали и другие витязи. Бывало, погибали и они, и совсем, если теряли голову в бою. А одного волхвы и через двести лет воскресили, это сам Витень видел. Когда он сам череп у саксов выкупил по равному весу за золото… Но смотреть, как Евратий воскресал тогда — никто не смог. Тело облекалось плотью почти месяц, и видеть это было выше его сил. Только волхв Радей был при витязе неотлучно, подносил воду и мёд, что бы ожил Евпатий.

— Пойдём, Горазд, — тихо сказал старшина.

Тот лишь кивнул головой в ответ, и пошёл впереди, постукивая посохом о мостовую. За ним шли пятеро его отроков, они вдобавок катили и тележку. Дорога здесь была выложена известковыми, уже истёршимися плитами, так что и в дождь, да и в редкий здесь снег грязи было не так много.

Они шли медленно, встречавшиеся люди также были с печальными лицами, словно потеряли нечто дорогое для себя. Тиун здоровался с некоторыми людьми, видно, тоже шедшими в порт по торговым делам. Солнце спряталось в тучи, и хотя дождя не было, день стал серым и тусклым, но стало не так жарко, как вчера. Но вот, подошли и к лабазам, огражденным забором, сложенным из больших грубых камней.

— Привет, Хвыля, — поздоровался с стражником Горазд

— И тебе здравствовать, — ответил тот, так держа руку на поясе, за который был вставлен боевой топор широким лезвием вверх.

— Нам в лабаз, — заговорил уже Витень, доставая бирки.

Стражник кивнул, осмотрел печати, сопоставил срез на дереве бирки у северянина, и свой, кивнул головой, и выдал веское слово:

— Проходите, дорогие гости!

Лабаз был не особо большой, так и товара было не так много. Витень снял печати и отворил створки, показывая и рыбий зуб, и богатые меха с Севера.

— Давай я зажгу фитиль в фонаре, не видно же ничего, — тихо проговорил Горазд.

— Точно, — нашёлся Витень, — чуть не забыл.

И обругал себя за забывчивость. Они, бессмертные, в темноте видят, как днём, а обычные люди- не видят ничего… Глянул ещё раз на тиуна, но тот не был обеспокоен, или напуган. Просто хотел осмотреть товар. Старшина достал огниво, в два удара добыл искру и быстро зажёг огонь. Себя, правда, похвалил, что не воспользовался другой игрушкой- зажигательным стеклом. Это было бы лишним… Фонарь дал свет, хотя дыма сначала было многовато. Горазд левой рукой с фонарём, а правой с посохом, прошелся мимо сорока клыков рыбьего зуба, восхитился соболями, переливчатыми шкурками…

— А чего на севере есть ещё чудного? — спросил тиун.

— Да вот, — и Витень достал горсть лёгких чёрных камней, маслянистых на ощупь, — Горюч- камень, с Грумант- острова. Горит жарко, словами не передать. Ну и зуб Индрик — зверя. Но его давно не привозили.

— Много его там?

— Да будто весь остров из него. Копнуть — лопата или две в глубину.

— А чего сюда не возите?

— Да кому он нужен? Дерева полно, а места в лодьях под ворвань, шкуры да моржовый зуб, или рыбу кто испромыслит. На месте им печи топят, на острове. Но жар сильный, осторожно надо, а то дымоход и труба прогорит и дом сожжешь.

— Чего только не бывает… Груз я куплю, Витень. Сколько возьмёшь?

— Да по шесть ромейских золотых за рыбий клык, да по двадцать пять золотых за сорок соболей.

Такая цена была ниже в два раза Константинопольской. Да и чего говорить — фунт шёлка ромеи продавали по двадцать золотых, так что и соболя купят, а уж кость моржовая, им, мастерам по поделкам, будет дюже нужна. Но надо было поторговаться, что за сделка без торга?

— Так по шесть? — и Горазд задумчиво взялся за подбородок, и стал рассказывать, что в Керчи давно не было дождей, и осетры подешевели, а вобла подорожала, виноград-то уродился, да вино дорого.

Старшина с уважением смотрел на тиуна, что язык у венда совсем без костей и слова льются без остановки. Тоже покачал головой. и завязалась беседа, причём с весельем и шутками. Цена была сброшена до пяти монет за кость, и до двадцати золотых за сорок соболей. Витень крикнул Люта, и тот принёс весы. Горазд взял кошель у отрока, принялся выкладывать монеты, старшина отложил пять обрезанных по краю. Тиун кивнул, соглашаясь.

— Кладите в тележку товар, но осторожно.

Старший из отроков чинно кивнул, и стал перекладывать моржовые клыки на льняную толстую ткань, а соболей в чистые холщовые мешки. Так что вскоре груз из лабаза перекочевал в тележку Горазда.

— Ну, мне пора, Витень. Приходите на будущий год, здесь рады гостям.

— Как боги решат, — задумчиво ответил старшина.

Тележка, поскрипывая на неровной дороге покатилась к двору Олега, где, видать, уже был новый наместник, а северяне двинулись на свой постоялый двор, отягощенные золотом.

Все витязи собрались во дворе постоялого двора Анастасия. Артельщики пересмеивались, переглядывались, вспоминая прошедший день в гостях у Пелагия. Витень следил, что бы товарищи собирались в дорогу, не мешкая. Благо, ничего уже перекладывать не требовалось, товары распроданы. Дружина переночевала, и с рассветом двинулась в гавань.

Витень подошёл к лабазу, где хранилась их лодья. Пальцы старшины пробежали по печатям, обрывая пеньковые веревки и вынимая воск из пазов. Волнение уходило, всё заканчивалось, и скоро они уйдут из Царьграда. Он сам, а потом с Лютом, открыл створки, и восходящее солнце осветило их судно. Всё было отлично, на катки опирался дубовый киль, кожаные борта были в полном порядке. Северяне схватились за борта, и потащили лодью к морской воде. Крепкие руки и ноги справились с нелёгкой задачей, и, раскрасневшиеся артельщики опустили на синюю гладь свою надежу и опору в дальней стороне. Но, пока лодья за носовой брус была привязана канатом к пристани. Теперь на борт заносили скарб, припасы и воду. Весла уже прикрепили к уключинам.

Витень достал корчагу с мёдом, и вылил её в воду, прося помощи у божеств.

— Привет, Витень! — вдруг раздался голос Ванира, — Вы уже что, на Аркону собрались?

— Мы? — деланно удивился Витень, — Зачем нам на Руяну идти? Наш путь на Урал, десятник.

— Сотник. Ну а как вас забью в железо, в тысячники выйду. Бросайте мечи, незачем твоим юнцам умирать, — кричал цареградец.

— Пожалуй, — кивнул старшина, и подмигнул Люту

Побратим весь подобрался, нащупал нож в рукаве, и быстро сделал знак мудрами Усладу, и тот как бы случайно, встал к правилу. Витязи держали тяжелые весла наготове.

— Давай! — крикнул Витень Люту.

Тот прыжком оказался у каната, в два удара перерезал его, и с надрывным воплем оттолкнул лодью от пристани.

Старшина же с лязгом обнажил два меча, и прыгнул к обомлевшему Ваниру. Витень череном меча что есть силы ударил в щит сотника, и тот упал на землю. Стражники бросились на выручку своему голове, уже засвистели стрелы. Северянин отбил удары пятерых воинов, сломав три меча противников. Краем глаза увидел, что судно уходит от берега.

Витень обманным ударом испугал четверых, и побежал к пристани. Но на бегу почувствовал укол стрелы в бедро и прыгнул в воду. Плыл, только на руках, и взобрался на лодью по поданному побратимами веслу. Рядом упали в волны ещё несколько стрел, но, северяне гребли, полные ярости, быстро миновали опасное место, и отдых был им не нужен.

— Ну что, старшина, всё хорошо? — улыбался довольный Лют, перевязывая свою рану в плече.

— Да, хорошо. И Ванира не стал убивать. Да человек он хороший, и воин, — словно оправдывался старшина.

— Да он же убить нас хотел? — вскипел Асан, не понимая вожака.

— Как нас убьёшь?

Вторжение Вальдемара Датского

Худые времена наступали, без помощи магьяр-венгров не могли устоять князья- Грифоны, и жадный король данов Вальдемар наплевав на прошлые договоры, прислал грамоту с требованием отказаться от веры предков и признать Иисуса Христа. Об этом зачитал письмо трёмстам избранным воинам волхв Славомир. Воины разошлись, заниматься каждый своим делом, а в терем к волхву были зазваны лишь некоторые из дружины Святовита. Эти люди, малым числом, сидели в горнице волхва. Прислужницы разнесли мёд и сладкие заедки, и витязи слушали предводителя. Это были совсем молодые мужчины и женщины, но все с седыми волосами, обстриженные наголо, с косицами на затылках. Запястья украшали золотые бракхиаты, а шеи- толстенные гривны из литого золота, в правом узе было по серьге с яхонтом. Одежда, была впрочем, не очень богатой, но причудливо вышитой.

— Идёт к острову Вальдемар в силе тяжкой. С ним в помошниках князь Прибыслав ободритский, Казимир и Богуслав, подручные Генриха Льва.

— Немного нас осталось, — кивнул Тиудимир, — трое погибли, тела забрать не смогли с побережья у Ретры. Худо, что они порубленные в море упали.

— Нас много и не было никогда, — усмехнулся Яромир, — на Алатырь уходить надо.

— Пряхи нас не примут, не по обычаю им Бессмертных прятать. Да и кораблей у нас всего десять, у Вальдемара около ста. Не пройдём. Да и бросить остальных мы не можем.

— Худо дело, — кивнул Любомир, — с лютичами надо было уходить, как Геда и Висна говорили.

Четыре девушки, тоже высокие, в тяжких доспехах, сидели рядом с витязями. Было этих богатырей всего восемнадцать. Только и латы были тяжелее обычных в три раза, и мечи тоже были громадными.

— Не ушли, хотели честь соблюсти. Но, — встал Витень, старшина витязей, — в малой лодье посланцы наши пройдут. Липа и Ута! Возьмите лодку, свитки нашего храма, писаные на золотых листах, и доберитесь до Алатыря. Вас Мара примет, пожалеет. И Станица истинная будет с вами, Грифоново Знамя там дождётся Избранника.

— Грифоново знамя? — и Любомир вскочил с места.

— Успокойся, нарочитый муж. Ты знаешь Предсказание. Мы же пытались разбудить Царевну?

— Да, худо тогда вышло, — говорил Тиудемир, — так и ты не окаменел, Любомир!

— Повезло, нам Витень, сам знаешь. Наша вина, подумали, что мы умнее Прях. Да мы с трудом дошли до Запретного Острова — путь тяжкий, шли без отроков. А Вечные сказали своё слово:

Сам узнает, Сам придёт.

Сам он Мёртвую Возьмёт

В годы Ивана войдёт

Все покровы он сорвёт

Лёд растопит поцелуем

И очнуться, все ликуя,

Но полюбит лишь одну

Сердцем милую ему

Все же Семеро царевен

В силе Тяжкой с ним

пойдут и на трон

Златой Воссядет

Белый отрок, сын Зари.

Этот день не скоро жди…

— Как же мы узнаем, Славомир?

— Ты же видел Царевен, их нельзя не узнать, Верно. Тиудемир?

— Так, — неохотно согласился витязь.

— И как же? Что, Царевны сразу Войной пойдут на всё Зло Мира? — подначил огромный Витень, ростом выше богатырей на голову, — Мёртвых Избранник сам поднимет, своей силой?

Все вместе, и мужчины и женщины, заулыбались, вспоминая свою далёкую молодость.

— Излечения, старшина, чудесные излечения, Они, Царевны, кинутся людей спасать, излечивать, помогать, чем смогут. Молва быстро по всем землям разойдётся, — сказал Яромир, — Мёртвые появятся потом… Когда они разъяряться от людской злобы. Вот головы на ремнях тогда и появятся. И войско Мёртвых опять восстанет, поведут Избранных и Бессмертных Царевны и тогда всех врагов перебьёт Избранник. И, сам ведаешь — и нас Царевны призовут, и тех, кто без голов в Убежище спит, своего часа дожидается.

— А ты, Витень, знаешь, где все бойцы из колод Царевен без голов спят? Где тайное убежище? Если бы мы их нашли, да воскресили, в нашем войске стало бы шестьдесят мечей

— И шестьдесят — немного… Это не тысячи Мертвых, побратим.

— Ладно, надо нам Липу и Уту проводить. Взбодрим сегодня асдингов, — добавил Тиудимир, улыбнулся, чему-то веселому, — ночью, а нам ночь не помеха.

***

Они приготовили кожаную ладью, а служки волхва принесли два сундучка. За ними шёл и сам Славомир, волхв храма Святовита. Шестнадцать воинов пришли помочь двум навсегда уходившим в далёкие края.

— Не поминайте нас лихом, Липа и Ута! — говорил волхв, — идёте туда, откуда мы пришли — на Великую реку Обь. Главное, дойдите, не сгиньте в пути. И не потеряйте головы и помните — были бы кости целы, а мясо нарастёт.

— Управимся, — твердо сказала старшая, Липа, — сохраним нам доверенное.

Было ей уже четыре тысячи лет, Уте на триста годков меньше. Яромир не отрывал взгляда от любимой.

— Да я… — пыталась вымолвить девушка.

— Дойдёшь, Ута… — тихо сказал воин.

Пятеро витязей несли кожаную лодку, остальные- сундуки и золотую казну в дорогу. Все были в тройном доспехе, которые и арбалетный болт не брал. Тропа была узкая, и четверо пошли вперед. Тихо, словно не рыцари прошли, а горностаи между веток. Они видели в темноте, как днём. Шестеро саксов грелись у костра, ждали, пока рыба на колышках у костра приготовится.

Тиудемир показал на тяжёлый лук, но Яромир не согласился, и достал две сулицы. Владели одинаково, что левой рукой, что правой. С пятнадцати шагов они не могли промахнуться, и умирающие упали на землю, хрипя, и хватаясь за древки, торчащие из их тел. Усил с кинжалом быстро доделал начатое, добив чужаков ударами в сердце. Остальные утащили тела от огня, и свалили в яму.

— Раньше утра не хватятся

— Хорошо собак с ними нет, — ответил другой, — пусть только огонь горит:..

Витязи кивнули, и пошли дальше. Ещё пятерых убили у бухточки, да так вышло всё буднично, без особых затей. Но быстрым шагом, почти бегом принесли лодку, которую вытолкали на глубокое место, и нагрузили вещами.

— Ну, прощайте, Липа и Ута! Верно, уже не встретимся.

— Ничего, Яромир. Если повезёт. устоим. — криво улыбнулась прелестница Липа, поправив косу.

— Будете опять в дымке ходить.

— Теперь соболь говорят, — поправил друга Усил.

В полной тьме прощались друзья. Не было нужды зажигать факелы, бессмертные видели в мраке лучше серых сов.

— Дай я тебя поцелую, на прощание, Яромир, — тихо сказала Ута, — если Елена решит, так и свидимся, — закончила она, и коснулась губами его губ.

— Постараюсь найти тебя, — пообещал витязь.

— Пора, уже скоро светать будет, — шептала Липа.

— Не потеряй только голову, Яромир! — сказала обычные меж них слова прекрасная дева.

— И ты не теряй голову!

Но вот, они, стараясь не выдавать себя плеском воды, мощными гребками погнали суденышко на Восток, в Новгород, а там, по рекам и до самого Гандвика, где их ждал волшебный Алатырь.

Страшная сеча

Датчане неостановимо подступали к валам Арконы, подтягивали поближе ко рвам фашины, тараны, и волхв Славомир решил устроить вылазку, что бы сжечь строящиеся осадные башни крестоносцев.

— Волхв, лучше мы ночью нападём на лагерь, и устроим резню, — вещал Тиудемир, — для нас что свет, что тьма, всё едино. Сотни четыре, а то и больше, их воинов перебьем. Тут и лагерь врагов подожжём, а все остальные побегут.

— Было бы вас, как в сказках, три сотни, так бы и сделали. Но, вы нападёте за полчаса до рассвета, а затем на помощь подойдёт и всё войско Арконы.

— Три тысячи против двадцати?

— Так я не Царевна, Мёртвых поднимать не умею, — возмутился Славомир, — Больше всё равно никого с нами нет.

— Значит, так и сделаем, — с видимым трудом согласился витязь.

— Отроков с собой взять не забудьте, что бы вытащили из сечи, если кого из вас ранят.

— Как всегда волхв. Не одного из нас вынесли мёртвыми. Я уже два раза умирал, — заметил Тиудемир, — Главное во время битвы — без головы не остаться.

Волхв усмехнулся, и от волнения стукнул посохом в пол, и внимательно посмотрел на Яромира.

— Только не зарывайтесь. Перебейте дозорных, подожгите осадные орудия и отходите, — заметил Славомир.

— Наши мечи не тупятся, — похвалился один из витязей, — железо же из Сибири. Уж почти семьсот лет назад Аттила- батюшка подарил.

— Ладно отдыхать надо. Идите, сон нужен и вам, — приговорил волхв, — Утро вечера мудренее.

***

Лавка, крытая медвежьей шкурой служила постелью Яромиру. Спал воин крепко, даже сейчас, перед сечей. Для него она была далеко не первая, и вино, не последняя. Перед ним на столе был и кубок с зельем, помогающим не уставать в битве. Это питьё пришло из далёких времён, даже не все витязи помнили, кто первый сварил этот взвар.

На страже стояли дружинные отроки. Те, кто должен был помогать в битве, уносить раненых, приносить и подавать новые щиты вместо разбитых. И сейчас, в это раннее время, они стали обходить горницы, где спали витязи. В дверь Яромира тоже постучали, затем дверь открылась, и прозвучал голос Ростислава:

— Пора вставать!

Витязь мигом проснулся, надел порты и рубаху, ноги сами нашли чуни, а рука потянулась к питью. Яромира передёрнуло от вкуса напитка, но он привычно проглотил всё до дна. Теперь надо было быстро поесть, и он спустился в трапезную. Все были в сборе.

— Доброго утра! — поздоровался он.

— Привет тебе! — услышал он в ответ.

Прислужница положила каши с мёдом, и он быстро поел, и влед за друзьями пошёл облачаться в доспехи. Самому всё это одеть было тяжело, и воинов обряжали привычные отроки. Поверх рубахи он одел стеганую куртку, что бы не так чувствовать удары, затем- любимую броню, из пластинок, приклёпанных к кожаной основе, затем отрок помог одеть зерцало поверх брони и закрепил ремни. Наручи, налокотники, наколенники и набедренники- весь полный доспех латника. Поверх накинул тонкую серую льняную рубаху, что бы железо не нагревалось на солнце. Кафтан одевать не хотел, итак было бы жарко. Тул, с луком и двадцатью стрелами, кинжал, нож, топор, меч и копье.

— Всё своё ношу с собой? — пошутил Тиудемир, глянув на Яромира.

— Лишнего тут не бывает, — ответил он, — главное, что бы хватило.

Наконец и любимый меч, щит на ремне висел за спиной, а шлем витязь держал в руке.

— Все готовы? — прогудел их старшина, Витень.

— Все, — ответил Лют, десятник и помошник старшины.

Славомир не сказал ни слова, только стоял, и благословлял воинов, идущих в бой. Они спустились в подклеть их терема, где помощник Славомира, Звонко, открыл тайную дверь. Воины зажгли факелы, и они быстро двинулись по тайному ходу. Про него никто не должен был знать, поэтому их не сопровождали сейчас их слуги и помошники, и было это непривычно. Волхв открыл три тяжёлые двери из тайного места, выпустив витязей под свет луны, а пока не солнца.

***

До рассвета было время, и надо было торопится. Датчане не были новичками в битвах, и впереди лагеря было пять дозоров, их выдавали большие костры. Но и руяне не были детьми, что бы поверить в такую наивную хитрость, что все воины будут на виду, у огня. Отряд разбился на тройки, и витязи пошли по широким дугам, высматривая врагов в темноте. Тем более, что они видели сейчас, как при свете солнца. Яромир был в тройке с Гедой и Висной. Девы были не слабее его, только злее на язык.

— Видишь, Яромир, Ута теперь далеко. Как же теперь? Может, ко мне, на время посватаешься? — смешила его Висна.

— По сторонам смотри, — бормотала Геда, — собак не чуешь

— Нет… — но всё же повела курносым носом воздух Висна,

Яромир ступал тихо, так что не был слышен супостатам. Как и все Бессмертные, в темноте видел, как днём. Витязь под кустами заметил четырёх данов. Трое спали, четвёртый таращился в темноту, и тёр кулаками глаза. Витязь жестами мудр показал воительницам, те без слов достали ножи. Воин бросил узкое лезвие, попавшее прямо в горло стража, и тот повалился на бок, захрипел, пытаясь дотянуться до товарищей. Девушки покончили со спящими быстро и милосердно, не развлекаясь. У костра же сидели лишь соломенные чучела. Другие тройки закончили всё также быстро. Теперь их ждал ров и частокол лагеря, и десять караульных на страже. Перед воротами горели старые дрова, отгоняя ночной мрак. Сидели и стояли датские воины, с щитами, луками, секирами в броне и шлемах.

Но Бессмертные встали за восемьдесят шагов, и шестнадцать стрел, пущенных с такого расстояния, перебили даже такую надежную стражу. Стрелы из богатырских луков дырявили обычный доспех, как заячью шкурку, стрелы даже пробивали шиты, вонзаясь до самого оперения. Они шли по натоптанной дорожке, привычно и хмуро смотрели на тела убитых и умирающих, но один из датчан сумел дотянутся до веревки колокола, и звон обрушил ночную темноту. Даже стрела Висны, пущенная в раненого звонаря, ничего уже не решала. В лагере раздались запоздалые теперь крики, заметались проснувшиеся испуганные люди. Тиудемир же занялся любимым делом- огнём из малого ночного фонаря стал зажигать смолу и бросать её в шатры и повозки вражеского лагеря.

Запылало всё вокруг, но тут на витязей набросились три десятка тяжеловооруженных рыцарей — крестоносцев, за ними встали стеной с сотню их оруженосцев, тут же принявшихся пускать стрелы в руян. Даже с расстояния в пятьдесят шагов стрелы не пробивали доспехи богатырей, а они, словно железные колонны, бросились вперед. Геда и Висна пускали стрелы. Датские мечи ломались как сухие тростинки о сибирскую сталь. В пять минут они срубили рыцарей, оруженосцы бросились наутёк. Богатыри продвигались к палатке короля, надеясь застать врасплох стражу. Не получилось, продвигались теперь через десятки изрубленных тел, заливавших землю своей кровью.

Уже светало, яркие лучи солнца, ещё красные, скользили по залитой кровью земле. Теперь грохот битвы был слышен уже с другой стороны.

— Горожане напали на лагерь саксонцев! — заметил Тиудемир.

— Точно… — согласился Лют.

Теперь против них вышли со знаменем воины короля, в яркой одежде и накидках поверх лучших доспехов. Эти воины были лучшими в войске данов, смелые, умелые и преданные королю.

— Сам король Вольдемар шлёт нам своих избранных воинов, — закричал Витень.

Началась страшная рубка, на богатырей враги напали с трёх сторон. Но витязи не знали устали, и перед ними вырос вал из окровавленных тел датчан высотой в три аршина, убитые лежали на раненых, а раненые на убитых. Вдруг, длиннейшим топором, асдинг снёс голову Висне, её брызнувшая вверх кровь окатила Люта с ног до головы. Яромир, своим мечом насквозь пробил позолочённую кольчугу слуги короля, и левой, освобожденной от щита, за косу подхватил с земли голову воительницы. Тело поднял Тиудемир, взвалив себе на плечи, оружие схватила Геда. Они стали отходить, да Вальдемаровы воины их и не преследовали, утомившись кровавым боем.

Но ополченцам арконцев против саксов пришлось туго, и Витень с десятком богатырей накинулся на войско Генриха Льва.

— Уходите в крепость, — крикнул старшина.

— Висна и Яромир, и Тиудемир идите, мы останемся, — громовым голосом добавил Лют.

Трое ушедших с телом нырнули в тайный ход, и дверь за ними закрыл волхв, ждавший их всё это время.

— Славомир, Геда без головы! — крикнула Висна.

— Вы знаете тайные покои. Отлежится, ничего, — ответил неуверенно волхв, не отрывая взгляда от обезглавленного тела девушки, с бессильно обвисшими руками.

Они повернули влево, здесь пол тоннеля был покрыт каменными плитами. Служитель богов зажег масляные лампы, осветившие это место под землей.

— Кто с ней останется?

— Яромир, — и Висна толкнула витязя в спину.

Тиудемир положил тело на скамью, и вышел, лишь напоследок глянул, поджав губы, на окровавленное тело. Яромир снимал доспехи, приподняв за плечи непослушную плоть. Пальцы скользили в застывшей крови, он с трудом нашёл крючки облачения. С трудом он снял латы, зерцало, налокотники. Стёганый под доспешник из серого был просто бардовым, и он полетел в угол.

— Не злись на себя, — прошептала Висна, снимая сапоги и штаны, — пойду, два ведра воды принесу.

Витязь переложил обнаженное женское тело на железную решетку, отрубленную голову приставил к шее. Голова завалилась влево. Он вздохнул, и взял с полки несколько валиков грубой ткани, набитых речным песком, и с их помощью ровно установил отрубленную часть к телу. Из сумы достал ленту из шёлка, и прикрепил голову к шее, стараясь примотать поплотнее. Кажется, пока всё получалось. Висна поставила ведра на пол, а Яромир обмыл тело от крови, потом обтёр и положил на лавку и укрыл одеялом.

— Я пошла, — и похлопала его по плечу.

Теперь он оставался здесь на три дня. Богатырь снял доспехи, и прилёг на свободную скамью. Он задул лампу, в темноте он и так видел хорошо, но ему хотелось спать.

Воскрешение

Сон милосердно пришёл к богатырю, даровав долгожданный отдых после тяжкого дня. Тёплое одеяло было кстати в холодном и сыром подземелье Арконы, и в него укутался спящий.

Правда, поспать много не удалось. Тело начало вести себя совсем необычно… Стали сжиматься и разжиматься кисти рук, наконец, руки успокоились. Яромир лишь вздохнул, и присел на своей скамье, и перевернулся на другой бок.

Еду ему не приносили, это было не по обычаю. Он должен был сострадать погибшей, и не должен был ни пить и ни есть в эти дни.

На второй день Геда была тоже неспокойна. Её ноги конвульсивно сгибались, притом просто потрясающим способом, витязь не мог и поверить, что такое воможно. Когда сбивалось одеяло девушки, Яромир старательно опять поправлял войлочное полотно.

Третий день был самым тяжёлым. Начала стонать, говорить нечто невнятное, затем закричала, успокоилась лишь тогда, когда Яромир сел рядом. Но тогда она открыла ещё невидящие глаза, встала, и не обращая внимания на холод, пальцами рук ощупала помещение, и опять успокоилась. улеглась на лавку. укрытая богатырём.

Тут уснул Яромир, и не обычным чутким сном, а словно провалился, так, что ничего не видел и не слышал. Только во сне ему показалось, будто спать стала теснее, но и теплее. Он повернулся, и его ладонь коснулась мягкой девичьей груди.

— Кто это? — спросил толком не проснушившись.

— Да кто же мог быть? — с тихим смехом ответила Геда, — я тут согреваюсь. Ты же теперь должен показать, что я не умерла? — и её губы впились крепким поцелуем.

Она долго не отпускала его, Яромир не удержался, провёл рукой по нежной шее Геды, выискивая рубец от удара. Но его не было, словно это всё было страшным сном.

— Ты уже умирал? — тихо спросила она, и не дождавшись ответа, — у меня это всего во второй раз.

— Пять раз. Но головы не терял ни разу.

— Кто тебе дал свою кровь?

— Альма, — неохотно ответил витязь.

— Мне Близнецы, Елка и Ель. Но когда они заснули и их уложили в пещере, бежала, и очень быстро. За тобой посылали Дев — Воительниц с Алатыря?

— Знал, что пошлют, поэтому прятался. Стало легче, когда Иван-царевич и Елена Прекрасная основали на Буяне поселение. Сразу туда ушёл. Да там все наши при святилище жили. Там не надо было боятся козней Прях.

— А я убила двух Дев, кто шёл за миой. Не хотела, а убила, — зло добавила Геда, — они убили мою подругу, Анту, голову отрубили, и забрали с собой. А я не нашла тело, не нашла! Не смогла её воскресить! — закричала она, и расплакалась.

— Она теперь в тайном месте, ждёт с другими из её колоды, кога Царевны проснуться и её воскресят. Но с воительницами не всякий Бессмертый справится. Я, вот слышал, что косицы, что мы носим, нарочно для того, если отрубят голову, легче с земли подхватить.

— Моя тоже небось, в кровище была, и скользкая. За косу было удобно хватать? — и толкнула его в плечо,

Она улыбнулась, села на краю лавки, и не думая пока одеваться. Яромир видел её татуировки на спине, руках, бедрах — и знал, что они означают- что она не умрёт, что она воин и колдунья.

— Ты должен меня ещё раз согреть, что бы я почувствовала, что точно жива, — сказала она, решительно залезая к нему под одеяло, — ну а потом ещё и ещё.

***

Они поднимались по тайному лазу в терем Славомира. Сильной рукой витязь открыл жалобно скрипувший люк, и мужчина и женщина оказались в горнице, украшенной искусной резьбой. Дальше по коридору, с полом, покрытым вязаными ковриками прошли в трапезную.

— Привет, Геда! — закричал вставший из-за стола Лют.

— Велика сила наших богов! — провозгласил Славомир, — она была мертва и воскресла! Принесите ещё пива!

Геда села рядом с Висной, а Яромир сел между Тиудемиром и Лютом. Во главе стола сидел Славомир, а рядом с ним сидел Витень.

— Нечасто такое бывает…

— Ты о чём? — спросил Яромир десятника.

— Воскрешение с отрубленной головой.

— Если бы просто удар мечом в сердце — за сутки бы поднялась, сам знаешь. Ну а волхвы на Урале, слухи ходят, и тысячелетних мертвецов поднимают, из тех, кто ихора напился. Как с саксами всё вышло?

— Ополченцы двести убитыми потеряли, саксонцы- не меньше шестисот. Ну ведь и молодшая дружина подошла, — ответил Лют.

— Неплохо.

— Надолго нас не хватит. Датчан мы сотни три срубили, шестьсот саксов. А их войско в пятндацать тысяч. А у нас меньше трёх с половиной.

— Напугать надо, — предложил Яромир, — что бы убедились, что с колдунами воюют.

— Это обдумать хорошо надо, — согласился Витень, — переглянушись с Славомиром, — что бы худа не сделать.

— Напиток Силы волхв, да наигрыш тот, на рожках, для тяжкого боя. Глядишь, и всё получится. Никто больше трёх часов сечи не выдержит, кроме нас.

— Так и делать будем. Молодец, Яромир.

Белый конь ответит

На холм, где стоял громадный храм Святовита, вела узкая тропа. Перед храмом высился частокол, и волхвы встречали жителей и воинов великой Арконы. Но служители сегодня пропустили даже наверх немногих старейшин и воинов.

Витязи поднимались наверх. Рядом шли Вечеслав и Мечислав, Ходота и Пирогаст, уличанские предводители, одетые сегодня в лучшие одежды, ромейскую парчу.

— Сейчас узнаем волю Святовита, — говорил Ходота, тяжело опираясь на свой посох.

— Нет вернее гадания, — согласился Пирогаст.

— Это точно, — соглашался Витень

Их взорам Храм открылся сразу, выстроенный и дерева, богато украшенный резьбой и прихотливо покрытый золотом и покрашенный. Волхвы всё приготовили к гаданию, были поставлены три низкие перекладины, которые должен был переступить священный белый конь.

Вот, вышел и сам Славомир, держа под уздцы опору Святовита.

— Спрашиваем мы тебя, Святовит, — возгласил волхв, — должно ли нам идти в бой?

Все замерли и лишь смотрели какой ногой конь переступит легкую палочку. Но вот нога священного животного поднялась, и все выдохнули.

— Правая… — радостно прошептал Ходота.

— Сохраним ли мы Станицу и храм Святовита? — спросил служитель снова.

Конь косил левым глазом на волхва, Яромира пробил пот. Богу было известно, что Станица и реликвии храма уже далеко? Но витязь смотрел с надеждой на коня, нервно перебиравшего копытами. Но вот, жеребец правой ногой переступил препятствие. Яромир вытер пот ладонью. Но остался ещё третий вопрос к богу.

— Сохраним ли мы веру отцов и дедов?

Тут конь сразу переступил препятствие правой ногой и заржал.

Уличанские старосты радостно спускались вниз, торопясь разнести добрую весть. Наконец, у храма остались только волхвы и витязи.

— Пойдёмте внутрь, — позвал их Славомир.

Они, как и стояли, гурьбой пошли внутрь, служители раздвинули красную занавесь, и перед ними стояла серебряная, позолоченная статуя Святовита. Этот образ был трёхглав, с луком в руке. Яромир знал, что божество троично, и едино. Это были три сущности, в которых он себя являл людям. Вся храмина изнутри была покрыта позолотой, украшавшей невероятную резьбу по дереву.

— Я решил показать вам образ божества, и это место, которое вы хранили с мечами в руках тысячи лет. Наша благодарность не имеет границ, — вдохновенно говорил волхв, — Сейчас настали тяжёлые времена, но я горд, что вы были здесь.

— О чём ты, волхв, мы здесь, — ответил Витень.

— Вам нужно уйти, вы воплощенная память, — с нежностью повторил Славомир, — нашей веры, нашего народа, наших знаний. Когда вы на веслах, вас не догнать ни одному драккару.

— Липа и Ута уже возвращаются на Восток, на Урал, — они принесут нашим людям знания и сохранят память. Мы же будем драться, как должно, — заявил Лют.

На волхва было тяжело смотреть, он смотрел на витязей, словно уже прощался со всеми. Кустистые брови старца сошлись на переносице.

— Не я вас учил, а вы меня наставляли. Что я против вас?

— Пожалел тогда Аттила — батюшка римлян, сменивших веру. Перебил бы их. жили бы спокойно.

— Не то говоришь, — сказал спокойно Славомир Тиудемиру, — то не по совести было бы, ты же слышал, Лют, что сама Эльга, собиралась идти в великий поход на Юг, и казнить Лютой Смертью все чужих до единого. Но перемогла себя, и скрылась на Запретном острове, и лика больше не кажет людям. Нарушил слово император Карл, когда захотел саксов крестить. Слова, данное римским епископом Львом не навязывать свою веру никому, кто не живет в Империи.

— Так ведь побили франков!

— С помощью магьяров, посланных Белым Царём, побили. Да изветом, обманом злым, убили Белого царя Оскола и его атмана Дара. И посыпалось всё… Тогда вильцы и ушли на Восток, к Днепру.

— Да не все же ушли, и ведь Рюрик тоже Велесового рода, мы это знаем, не чужой он

И все витязи согласно закивали головами, переглянулись, вспоминая былое, и свой поход в Царьград.

— Но, не старший он, боковая ветвь. Сам знаешь, первый князь вендов это брат Рады, жены Велеса. Он из венетов, третий князь его рода взял за себя жену из рода Белых Царей.

— Ну да, — повторил витязь, — так ведь Рада, первая жена Улля- Велеса, его сестра? — вмешался Тиудемир.

— Всё равно, не по чести поступил Олег, убив Дара и Оскола, и умер за это злой смертью.

Витень смотрел в шитый ковёр на дощатом поле горницы, и Лют одобрительно хлопнул друга по плечу.

— Всё верно сделал, старшина, что убил Олега. Потом мы и Владимира приняли, и здесь он хоробростовал.

— Да, а потом что было? — добавил Витень, и умолк.

— Своё для них худым стало, — зло вставил слова Яромир, — и, волхв. Эльга…

— Говори, витязь, — разрешил Лют, — Может, завтра сгинем все. Больше не надо скрывать…

Спящая Царевна

Тяжкий поход затеяли витязи, пошли на одной лодье Священной дорогой, Путём из варягов в священные места. Взял с собой Витень девять витязей да двадцать одного честного отрока. Нёс их по волнам Синего моря шитик, лодья в тридцать весел, с пришитыми лыком досками к хребту судна. В священное место не дело соваться на сбитом гвоздями корабле, и лежала у мачты кожаная лодка, на десять человек.

С честным знаменем, малым грифоновым стягом, везде они были желанными гостями. И из моря дошли в Ладогу, в самое начало божьего пути. Взяли на ярмарке припасы честным торгом, не усложнили себе путь обидой хозяев. Яромир осмотрел небольшой город, но ладный, хорошо построенный, со рвом и валом. С ними ходил, отдавая честь дорогим гостям, Аскан, старейшина этой земли.

— Хорошо ли дошли? — говорил, как бы и ни о чём, мудрый человек, глядя на витязя снизу вверх.

— И был ветер попутный, так что и боги помогали. Ну и гребли, когда надо.

— Ага, — как бы задумавшись ответил, — надо бы в баню отвести вас, по обычаю, — усмехнулся он, пряча улыбку в бороду.

— Спасибо, хозяин, — также улыбнулся Витень.

Баня, чудо какое — уже готова была, а парить гостей собрались сам старейшина и его четыре сына, оказывая честь гостям. Аскан воззрился на меч Яромира, на узорчатую сталь клинка, на золотое яблоко, навершие рукояти меча. Витязь бы не поверил, что глаза могут так округлиться.

В предбаннике все разделись, так что стало видно, кто почтил своим появлением город.

Гости с удовольствием мылись с дороги, наслаждались паром и мыльным корнем, смывавшим пот и дорожную грязь. Все раскраснелись, иногда обливались из ушата холодной колодезной водой. Обычные люди, правда, высокие очень, стрижены — как северцы, ну и что? Бритье- дело тяжёлое, подумал старейшина, потрогав себя за подбородок. А уж голову брить…

Татуировки покрывали полностью тела девятерых, у двадцати одного они тоже были. Но рисунки не те, совсем не те, и это было видно с первого взгляда. Да и девять были выше своих отроков на целую голову. Хотя пострижены были одинаково- бритая голова и косица на затылке. Пожилой мужчина видел всё- что они бреют бороды, и девять из них, отличаются и статью, и ростом, и ещё чем -то… Сначала старейшина не понял, в чём дело, что его так растревожило. Аскан протёр глаза, оглядел свои шрамы на руке и ноге. Он не был великим воином, но шрамы были неизбежностью.

У этих Людей ШРАМОВ НЕ БЫЛО. У воинов, бывших не в одной битве, нет шрамов! Совсем! Аскан побледнел, и прикрыл лицо ковшом с квасом, опустив в самое питьё свой нос, и закашлялся.

— Что с тобой? — заботливо спросил Яромир, — я травник, вылечу любую хворь.

— Да ничего… Ты, сыне, не проводишь меня в предбанник, отдышусь?

Там же сидел один из его детей. Старейшина о чём то быстро поговорил с сыном, принесшим ещё воды в баню.. Отрок улыбнулся, кивнул и убежал. Яромир накинул одежду, и пил квас, радуясь погожему дню, то что рядом добрые люди, и не надо идти в бой. Старейшина опять смотрел на витязя, на его гладкое, как у девушки, лицо без морщин. На вид такому больше двадцати лет не дашь, или меньше, как думал старейшина. Аскан присел рядом с витязем.

— Я уже пожил хорошо… Длинная жизнь прошла, и неплохая. У меня шестеро детей выжило, умерли всего двое. А ты, воин, не женат?

— Нет, — не соврал Яромир. Последняя жена умерла двести лет назад.

— Приглянулся ты моей племяннице, Желе.

— Мы в дороге, Аскан. Не смогу взять жену с собой.

— Так что же? Ты откажешь?

Яромир только пожал плечами, и примирился с неизбежным. Ожидать долго не пришлось, девушка, лет шестнадцати, нарядно одетая, стояла рядом с дверью. Витязь поклонился красавице. Славница повела его в терем. Витязь нагнулся, проходя в низкую дверь, сделанную так по обычаю.

— Проходи, — тихо говорила девушка.

Витязь кивнул, и что бы не оскорбить гостеприимных хозяев и Желю, из сумы достал толстый серебряный браслет, весом в две марки, и одел его на девичье запястье. Она зарделась, спрятав лицо рукавом рубахи, потом поклонилась. На стол поставила два кубка, налив в них мёда. Было еще светло, но масляный светильник горел на столе. Деревянное блюдо было пустым, хлеб ещё не нарезан, она отрезала сама. А копченое мясо с другим ножом придвинула ему.

Яромир примерился, взял нож, но рукоять соскочила с черена, и он задел ладонью лезвие. Девушка не сводила глаз с ранки, словно ожидала увидеть Нечто. Он только глубоко вздохнул.

— Это не ихор, Желя. Кровь у меня красная, как у всех, — и поднял ладонь повыше, так что алая капля упала на стол.

Девушка только поджала губы, и платком замотала ему ранку. Затем встала на цыпочки, и поцеловала его. Яромир остался ночевать в этом тереме и остался без угощения.

Но яства на пиру были великолепными, а вечером, к ночи, Аскан прислал всем воинам дев, постель согреть. Не желал старейшина, что бы такие гости ушли без радости.

Водный путь нёс богатырей дальше и дальше. Их ждал волок, что бы оказаться в Гандвике, минуя Обскую губу. Дело было непростое, но руки были крепкие, а сил хоть отбавляй.

Спустили лодью в Студеное море, и ударили вёслами в холодные воды. За два дня добрались до устья Оби, перед воинами Святовита вольно раскинулся Гандвик. К ним подплыли рыбачьи лодки, увидев Грифоново знамя над лодьей, люди кричали слова приветствия. Витязи понимали речь далёкой родины, а отроки, спрашивали у своих наставников, что говорят люди. Но вот, судно приткнулось к пристани.

***

— Яромир, мы вернулись домой, — тихо сказал Тиудемир.

— Я из Оума, — заметил витязь, — это далеко отсюда, на Оби.

— Я из Грустины, — ответил даже Витень на слова соратника, — это чуть ближе, — и улыбнулся, поправив усы.

Встречать странников пришли несколько, видно, именитых людей, судя по мехам их одежды и резным посохам, на которые они гордо опирались.

— Привет вам путники, пришедшие с Запада, — начал речь волхв, — судя по знаку на лодье, вы не чужие нам. Я волхв Гандвика, Ямлих.

— Я старейшина этих мест, Агья. Мы рады, что вы пришли.

— Я старшина этих витязей, моё имя Витень, — говорил воин, — мы пришли по делу и непростому. И вот, наши дары, — и два отрока принесли сундуки с подарками.

Янтарь, в мешочках, был на всём пути дорогим и желанным товаром для хозяев этих мест, и дружина расплачивалась им на стонках и торгах. В другом сундуке была дорогая чеканная серебряная посуда.

— Спасибо, — отвечал Агья, — да не худо в ответ отдариться.

И жители стали выкладывать связанные по сорок дорогие собольи шкурки. Это было большое богатство, так что поход даже выходил с большой прибылью.

— Не худо было бы гостям и в баню сходить, — добавил и волхв.

— Ямлих, это тебе послание от волхва с Рюгеня, Серженя, — и Витень передал пергамен, скрытый печатями.

Старшина не знал, что там написано, и видел только, как меняется лицо волхва, читавшего эту весть. Волхв Гандвика смотрел задумчиво на гостей, скорее даже печально.

— Сначала баня, а мы пока угощение приготовим. Отдохните дня два.

Жаркая баня- чего уж лучше с дальней дороги. Но никто гостей не тревожил, были здесь только дружинные. Видно, Славомир написал. кто они есть. Чистые, и свежие, дружинники подошли к столам, поставленным для них. На деревянных блюдах лежала рыба, позабытая, которую они ели очень и очень давно.

— Это муксун, это сёмга. Рыбы хорошей у нас много, угощайтесь. — приговаривал радушный Агья.

Пир был горой, сидели рядом и радушные хозяева и радостные гости, что дошли до цели своего похода. Мёд и пиво радовали всех, кто пировал сегодня.

Для ночлега дружине отвели два гостевых дома, и отроки принялись обихаживать жилища, растапливая печи, согревая их стылые стены. Здесь всё же было холодно, холоднее, чем на Руяне. Отдыхали воины день, и Витень отправился к волхву. Витязь шёл по дороге, на обочине играли дети, навстречу шли женщины, с вёдрами на коромыслах. Всё как у них дома, подумал старшина. На скамье рыбак чинил сеть.

— Добрый человек, — обратился к нему гость, — не покажешь ли ты дом волхва Ямлиха?

— Отчего не показать? Покажу, — с готовностью согласился мужчина.

И рыбак повёл по селению, мимо рубленых двухэтажных домов. С загородками, с защитой от скотины. Хозяйки во дворах занимались хозяйством. На окраине селения Яромир увидел две кузни, откуда доносился грохот уларов молота о наковальню.

— Вот, пришли, — и мужчина указал на дом.

Во дворе залаяли собаки, и витязь услышал шаги хозяина.

— Тихо, тихо! Прыгун, я тебе! — говорил Ямлик сторожам дома, — Иду, открываю!

Деревянный засов отворил калитку, и на пороге стоял волхв, одетый просто, по -домашнему.

— К тебе я, Ямлих. Разговор непростой.

— Ну, заходи, витязь нарочитый. Присядь, — и подвел к лавке, сев рядом с гостем.

— Не просто так мы пришли. Путь наш на Запретный Остров, челом бить Мёртвой царевне, помощи просить.

— Ох, дело непростое… Сторожат её Мёртвые воины, живого убьют сразу, — и посмотрел испытующе на гостя, — совсем худо на Закате стало? Так возвращайтесь на Родину, на Урал. Место богатое, на всех хватит. Хоть и худо поступил Олег, убив Дира и Оскола, совсем худо. И здесь теперь распря растёт.

— Надо, волхв… Разрешишь?

— Так я не господин Эльге. Её уж три тысячи лет не было в Гандвике, хоть все и надеются, что придёт однажды. Ты, как видно, из тех, кто испил крови Царевен, Витень?

— Всё ты ведаешь, мудрый человек.

— Только отроков с собой не берите, сгинут они там. Путь-то туда кто из твоих ведает?

— Салит ходил в море с Садком, знает как пройти меж страшных камней.

— Попытайте счастья, может, вам и повезёт. И приготовлю я мёд для Царевны и Грезяших, — подумав, добавил волхв, — Лодью я дам. Осадка у неё небольшая, везде пройдёт, лёгкая, борта сшиты из китовой кожи. Завтра всё и готово будет. Уходите пораньше, до рассвета, что бы никто не видел. Ни к ему это. Заодно прихватите зерно для Мары и Прях — восемь мешков и низкий поклон от меня.

Рано утром, в лёгкой ладье, груженой припасами на две недели, зерном да двумя бочонками мёда, ушли витязи в море. Ветер был попутный, и пришли к Алатырь -острову в три дня. На мачте алело грифоново знамя, что бы видели, кто идёт к острову.

Бывали здесь не все, только Салит. Витязи смотрели на своего товарища, правившего лодьей. Вот, показалась неприметная гавань, с малой пристанью, гостевым домом, сараем для дров и сараем для припасов.

— Мы дошли, Витень! — крикнул кормщик.

— Подходим к берегу! — ответил так же громко старшина.

Витязи бросились в воду, и принялись по пояс в воде вытаскивать зерно и другой груз на сушу. Этим и хороши кожаные штаны да сапоги с ремнями на голенищах- не промокают. Облегчив лодью, богатыри подняли на руки лёгкое суденышко, и вытащили на берег, закрепив его камнями.

— И где Мара? — тревожно спросил старшина.

— Скоро будет. Надо ждать.

Они присели на камнях и плавнике, ожидая хозяев острова. Но вот, показались три фигурки, закутанные в чёрные плащи.

— Вот они, — покосился Салит, — сейчас ты узришь Мару, — и он хлопнул по плечу Яромира.

К ним подошли две очень молодые девушки, не сказать что высокие, что удивило витязей, а Мара ростом была им хорошо, если по плечо, но держалась очень гордо.

— Привет тебе Мара. Зовут меня Витень, я старшина воинов с острова Руяна. Мы доставили груз по слову Ямлиха, для Избранных. Зерно и другие припасы, — это говорил Витень на старом языке, которые не все знали и на Руяне.

— Что же, понятно кто вы есть, витязи, — твердо отвечала маленькая ведьма, смотревшая на воина снизу вверх, — Ну что же, ростом я не вышла. Поможете донести припасы до горних покоев?

Вес в три пуда- немного для испивших ихор. Некоторые взяли по два мешка.

— Конечно. И, — заговорил Витень, — мы хотим услышать ответ Прях. Пусть смилуются вечные над нами!

— Просящий всегда получит помощь по Завету. Ждите, — ответила Мара, уйдя в горный проход.

Витязи ждали не так долго, и вместе с Предводительницей Избранных пришли и три Пряхи, с лицами, спрятанными в тени капюшонов тяжёлых плащей.

— Привет вам, Вечные. Просим совета. Идём на Запретный остров, просить о помощи Эльгу, — громко говорил старшина витязей.

— Не совета ты просишь, Бессмертный, а одобрения, — ответила Пряха.

— Совсем плохи дела на Западе, не выстоим без помощи.

— Обь широкая, возвращайтесь домой, венды, — сказала вторая из Прях.

— Надо спросить Царевну, Хранительницы. Помощь нужна.

— Просите Белого царя. Но маги по его слову уже идут к вам с Урала. Они уничтожат всех, если и вы будете сражаться. Чего же ещё?

— Помощь Эльги, Повелительница. Раскинь для нас кости!

Казалось, что лица под капюшонами смеются. Но вот, в руках одной показался кожаный мешочек с альчиками, с нанесенными на низ знаками, в рука другой — Серебряная чаша. Одна из Вечных встряхнула мешочек, и произнесла:

— Познай судьбу воин. Возьмёшь три раза по три кости.

Витень снял шапку, и только улыбнулся друзьям, не желая показать слабость, но его колени предательски подгибались. Но не от страха, сказал он сам себе. Волновался просто. Старшина протянул пальцы в емкость из замши, и пошевелив пальцами, взял три кости. Положил альчики в чашу, и глянул на лицо Мары. Оно не выражало ничего, словно окаменело. Витень ещё два раза вытягивал кости, и вот, средняя из Прях, начала петь:

Сам узнает, Сам придёт.

Сам он Мёртвую Возьмёт

В годы Ивана войдёт

Все покровы он сорвёт

Лёд растопит поцелуем

И очнуться, все ликуя,

Но полюбит лишь одну

Сердцем милую ему

Все же Семеро царевен

В силе тяжкой с ним

пойдут и на трон

Златой Воссядет

Белый отрок, сын Зари.

Этот день не скоро жди…

Витень опустил голову, и побледнел. Смутные мысли полезли в голову вождя, заронив тень сомнений.

— Мы идём, витязи, — сказали Пряхи одновременно, три, как одна. — И помните- Убежище есть на Урале.

Вот Вечные, опять, разом, удалились в свои покои, оставив богатырей размышлять о сказанном.

— Не больно ростом велики, — прошептал Яромир Салиту, — видел я Избранных, так ростом чуть меня ниже. Царевна Альма тоже…

Остальные же смотрели во все глаза на знаменитые горние покои. Так сразу и не заметишь вход в гору.

— Спасибо вам, воины. Удачи вам в пути дальнем, — прощалась и Мара.

— Разреши переночевать, владычица на Алатыре, — попросил Витень.

— Завтра утром вы должны отплыть, витязь. Но я была рада тебя увидеть и твоих друзей, — ответила Мара и ушла в гору, так, что они и не заметили тайный путь.

Богатыри вернулись на берег затопили печь в гостевом доме, поели и заночевали. Поутру, лодья вышла в море.

***

Салит правил ладьёй, держал курс северней и мористее от Алатыря, или Новой Земли по-новому. Стало холодновато, войлочные плащи никто не снимал, ветер пронизывал до костей. На море упал туман, непроницаемый, плотный, шли словно в молоке.

— Верно ли идем, кормщик? — всё спрашивал без конца Витень.

— Нашли мы убежище, Царевны, старшина. Это вернее верного. Такое это место, страшное. Не передумали?

— Идём, как решили, — сжал зубы старшина.

— На нос пусть встанет самый зоркий. Здесь всё дно усыпано скалами.

— Яромир, встань на нос!

Витязь быстро прошел через скамьи и встал на площадку.

— Прямо скала перед нами!.

И точно, словно вынырнула перед ними скала, но впередсмотрящий её увидел. Яромир был зорок, но скоро вспотел от напряжения даже в этом холодном тумане. Он чуть было не сломал пальцы о килевой брус, напряженно всматриваясь в морскую гладь. Время стало тянуться, делаясь просто бесконечным. Но, наконец, ладья выскочила к скалам, и они увидели берег желанного острова, усыпанный камнями. Небо на острове Царевны не было видно вовсе, и беспрерывно капал мельчайший дождь, здесь царил холод и сырость.

Они вытащили лодью на берег, сгрузили скарб и дары. Соратники напряжённо смотрели, ожидая Стражей острова.

— Салит, где же они? — нетерпеливо спросил Тиудемир.

Другие положили ладони на рукояти мечей, закинули щиты за мощные спины.

— Они и так мертвы, — с кривой ухмылкой сказал кормщик, — их не убьёшь, покойников, вот они, шествуют…

По тропинке, протоптанной среди чахлой травы и бледных цветков, шли шестеро людей, или нелюдей. Одеты существа были в меховые одежды, правда, весьма старой и вытертой. Шли молча, смотря в одну точку. Хотя витязи стояли от них недалеко, но стражи не обращали внимания на гостей острова и прошли, исчезнув среди валунов.

Витязи пошли мимо ручья, рядом с горами валунов, и оказались перед громадной каверной в горе. Четверо несли две бочки с мёдом, дары для Царевны.

— Мы и в темноте видим, — словами Витень пытался успокоить воинов, — не хватайтесь за мечи, об оружии и думать нельзя. Кого бы вы не увидели.

Ответа не было, лишь только кивнули богатыри. Витень открыл незапертую дверь, и они пошли по коридору. В темноте Бессмертные видели всё серым или чёрным, белым, цветов не различали. Вот и сейчас Яромир увидел обилие золота, украшающего покои, двери и просто стены, по особому блеску, отличающему этот металл от всех остальных. Но центральный зал заставил подумать о вечном даже их, воинов, живших тысячелетия. Белый трон, и потолок зала, богато изукрашенный звездами из полированного золота. Но пыль, обилие пыли на всём — словно хозяев подземных чертогов давно здесь не было. Богатыри поставили бочонки с мёдом на каменный полированный пол.

— Худо дело. Видать, ушла Эльга. А на Урале искать — полжизни в поисках проведёшь, и не найдёшь.

— Яромир, ты не умрёшь… Времени хватит, — усмехнулся в темноте Салит.

— Чёрт, — вдруг выругался Витень, отбивший ногу о острый угол.

— Что там?

— Не пойму пока…

Старшина поправил шапку, и прищурился, пытаясь рассмотреть нечто блеснувшее под слоем пыли на громадном плоском камне. Он вдруг хватил рукавицу, и отер всю поверхность.

— Смотрите! — подозвал он спутников.

Поверхность не была камнем, это был прекрасно обработанный горный хрусталь, или стекло, скрывавший под собой тело человека. Это был бородатый мужчина, средних лет, с очень светлыми, пепельными волосами.

— Да это же сам Пуруша! — вскрикнул Яромир, — один из волхвов Эльги! Видел его, в день битве при Оуме!

— Вот в чём дело! Может, и другие здесь!

Витязи нашли ещё шесть гробов, со спящими волхвами. Нурчат и Ситалк, Ургаз, Ратаг и Атамас, Респа — все были здесь. Все семеро спутников Эльги спали беспробудным сном, вытянувшись в ледяном молчании.

— Идите сюда! — позвал Яромир.

Он старательно отёр блистающий саркофаг, украшенный резьбой. Витень, разжег фитиль и зажег два масляных фонаря. Даже в жёлтом свете хрустальный гроб переливался огнями, свет отражался от резьбы, и острые грани горного кристалла отражали свет на потолок, к пылающим золотым звёздам.

— Эльга здесь!

— И она спит, — горестно вздохнул Витень.

— При ней нет жезлов власти, — тихо проговорил Салит, — любой из нас, в ком есть частица ихора, с жезлами может повелевать мёртвыми. С армией Мертвецов мы станем неодолимы, и сами нападём на Рим!

— Так ли это? — спросил молчавший до сих пор Евпатий, по прозвищу Коловрат.

— Волхв Эльги вёл Мёртвых. Видел сам, — ответил кормщик, — но в руках обычного человека жезлы бесполезны. Нет здесь и меча Эльги.

— Но мы можем пробудить Деву…

— Поцелуй? Если ты ей не угоден, как гласит предание, окаменеешь, — добавил Евпатий, — и станешь спать до конца времён.

— Надежды больше не осталось, — прошептал Витень, — я пойду и на это.

— Согласны, старшина, — зашумели все, — слишком долго шли.

— Надо за жезлами охотиться, — сжал руки в кулаки Евпатий, — это вернее. Вернёмся на Алатырь, старшина? — и посмотрел прямо в лицо предводителю.

Но остальные богатыри осторожно подняли крышку, и положили на чистое место. От спящей отчётливо пахло жасмином. Эльга была очень красива, с белыми волосами, украшена золотом, платье также было золотым. Только лицо Мёртвой Царевны было ослепительно бледным, а губы — синими.

— У Альмы губы тоже синие, — прошептал Яромир, — буду первым…

— Мы за тобой, брат, — прошептал Витень.

Витязь склонился к гробу, и прижался губами к синим губам ведьмы. Ледяной холод ожёг его тело, и он упал рядом, на каменный пол. Словно он видел долгий сон… Шестеро Царевен, и юноша, совсем молодой, с белым до синевы лицом, с пепельными волосами, в совершенно невозможном наряде, скрепляет союз поцелуем, и Эльга распахивает свои льдистые глаза…

Когда очнулся, его бил озноб, и рядом так же лежали рядом и его соратники, все девять, один на другом. Страшно тряслись руки, он промёрз до костей. Со стоном открыл глаза Витень, и за руки поднимал ожившего Салита с пола.

— Что это было?

— Мы умерли, Яромир. Но умереть мы не можем. Лежали здесь три дня, — объяснил, отряхивая штаны, Салит, — давайте, гроб закроем. Вы видели, кого она ждёт…

— Есть же предсказанье… Ему должно быть двадцать лет.

— И как его зовут? — съязвил Евпатий.

— Все знают, и ты знаешь, Коловрат.

Коловрат, как видно, был растревожен происшедшим больше других. Воин, казалось, был просто похож на азартного игрока.

— Мёд здесь оставим. Когда Царевна проснётся, узнает, что мы приходили. Салит, напиши о нас.

Кормщик усмехнулся, и стал кинжалом выводить по липовому дереву руны, а затем промазал знаки чёрной пылью.

Так и уходили из пределов царевны витязи, не солоно похлебавши. Мимо них прошли и мертвецы, не обратив внимания, словно богатыри были мшистыми валунами на пшеничном поле. Яромиру казалось, что их недвижимые лица улыбаются, что даже Мёртвые смеются над ними. Витязь поднял голову, подставив лицо под холодные капли. Дождь здесь так и не переставал, казалось, капал даже за пазуху.

— Старшина, плывём на Алатырь, добудем жезлы. У них они, у Прях, у Вечных отшельниц. Уговорим, умолим.

— Пойдём, Евпатий, лодья ждёт, возвратимся. Надо идти в Гандвик.

— Ни с чем, старшина? — уже зло говорил богатырь.

— Ты дал клятву повиноваться, воин. Своей кровью.

Ладья ждала их на берегу, и витязи вытащили на руках лёгкое судёнышко. Евпатий без конца оглядывался на остров, исчезающий в тумане, и наконец, повесил голову в отчаяньи.

Они шли целый день, и показался Алатырь. Евпатий встал, и осторожно ступая по качающимся скамьям лодьи, подошёл к старшине.

— Прошу тебя, Витень… Мы добудем жезлы и победим, — прошептал Коловрат.

— Худо, жезлам не место в мужских руках

— Витень, прошу…

— Ты дал клятву, витязь, — уже свирепо кричал предводитель.

— Я всё сделаю сам! — крикнул Евпатий, и бросился в воду.

Зимняя одежда, сапоги и заплечный мешок потянули безумца в холодную пучину, да он и не пытался плыть, а лишь отдался на волю волн. Лишь струйка пузырьков показалась и исчезла слабым следом пропавшего человека.

— Проклятье! — вырвалось у Тиудемира.

— Он утонул! — крикнул Яромир.

— Коловрат подумал верно. Его тело вынесет на Алатырь, он воскреснет… А что дальше будет — как боги решат, — тихо говорил Витень.

Новая битва

— Так что спит Эльга, а с ней и Семеро волхвов, а стерегут остров Мертвецы, — рассказывал витязь, — Евпатий бросился в море, решил уйти и искать жезлы.

— Уже двести лет в поисках Жезлов Силы Коловрат, может, и сгинул где, — ответил Славомир, — нас же ожидает сегодня битва, славные витязи.

На следующий день вышли на бой ополченцы Руяны, стеной, но лишь в шесть щитов глубиной. За ними стоял ряд телег, что бы укрепить строй. За воинами выстроились гудошники и рожечники. готовясь тоже дать бой. За правым флангом встала дружина Святовита. И витязи, и простые воины выпили по два кубка снадобья Эллы.

На правом фланге встали саксы, в центре вражьего войска — даны, а с левого фланга заставили встать ободритов. Король Вальдемар обходил крестоносное воинство, подбадривая ярлов и баронов.

— Вальдемар, если выйдет Святовитова дружина, мои воин просто бросят оружие, они не станут драться, — предупредил Казимир.

— Я их казню, князь.

— Тогда казни сейчас, и меня с ними, — прогудел князь ободритов.

— Зачем же горячиться? — вмещался Марио Кастелли, епископ и папский легат, — я встану в рядах, и буду благословлять воинов, ограждая из от колдовства славянских демонов.

— Экселенц, не думаю, что поможет, — тихо сказал Вальдемар, — я и сам не хотел идти в поход. Лучше бы его Святейшество придумал бы что-нибудь, как тогда, когда обратил венгров.

— Что он мог придумать? — не понял епископ.

— Мудрость Вечного города безмерна. — подсластил горечь слов датчанин.

— Прибыслав получил всё, что захотел. Славомиру я предлагал стать епископом, и право не распускать дружину, — чуть не кричал римлянин, — что ему ещё? — и он простирал руки к небу, — десятина должна была остаться у него, вместо Святовита была бы церковь Святого Вита. Нет, он заявил, что они ждут Избранника и Мёртвая Царевна нас покарает! — епископ нервно засмеялся, и обвёл взглядом князей и короля.

Лучше бы не смотрел, как сказал себе папский легат. Все побелели, причём в прямом смысле. Казимир глядел куда -то вдаль, а Вальдемар теребил тяжёлый наперстный крест. Его лицо покраснело от злости.

— Волхв так и сказал? — переспросил датский король.

— Так и сказал. Всё пугал муравьями с Приобья. Мол, придут, и всех убьют. Совсем волхв с ума сошёл от страха.

— Никто точно не знает про Эльгу, — и северяне посмотрели друг на друга, — легат, — начал Вальдемар, — если мы увидим, что здесь появилась бледная дева верхом на лосе, и с ней воины — великаны, мы уйдём. Не обессудь. Против неё мы не станем биться.

— Вы клялись! — закричал Кастелли, — а то папа не даст вам своего благословения! Все ваши новые пожалования будут отозваны Святым Престолом!

— Если придёт Повелительница, никакие клятвы будут не важны. Она хуже смертного ужаса, — медленно говорил датчанин, словно выдавливая из себя слова, — это наш страх, древнее Чудо. С ней придут и Мертвецы. Знать бы точно… — задумчиво говорил Вальдемар, — что с ней?

— Ладно, глядишь, управимся, — сказал брат датского короля, — если Царевна уже не пришла на помощь Арконе, может и не явится никогда. А Руян всего три тысячи, у нас в войске восемнадцать тысяч, им не устоять против нашего бойцов.

— Всё подготовлено, — успокаивал папский легат, — Провизию я закупил, несколько месяцев подряд мои комиссионеры скупали пшеницу и ячмень. В Гамбурге собраны большие запасы зерна, — успокоил епископ, — войску хватит на полгода.

— Ладно, начинаем, — кивнул Вальдемар датский и ушел к своим.

***

Руяне стояли и ждали. Последний ряд, встав на телеги, через головы воинов передних рядов, засыпал стрелами неприятелей. Те в ответ дали залп из самострелов, и быстрым шагом двинулись к славянскому войску. Длинные топоры, а затем и мечи пошли в дело. Убитые и раненые падали десятками, раненых беспощадно те и другие, даны и руяне, добивали кинжалами. Войско руян шаг за шагом подавалось назад, к телегам. Но, воины напившиеся зелья, были неутомимы и неукротимы, щиты и мечи в руках не тяжелели, и никто не задыхался под тяжестью доспехов.

Витень смотрел на колеблющийся строй ополченцев, на лучников на телегах, и, закинув щит за спину, обнажил два своих меча. Гудошники уже совсем свели с ума наигрышем, и кровь ярилась в жилах воинов.

— Лют, обходим с фланга бодричей. Ты сегодня ведешь витязей. Тиудемир пусть несёт Станицу.

— Спасибо, старшина, — улыбнулся из под шлема Бессмертный.

Воины Святовита быстрым шагом перестроились, и с криком накинулись на противника.

Тут случилось то, что никто не ожидал! Ободриты, увидев Станицу и витязей, просто бросали оружие на землю, и ложились на землю. Десятники и сотники не могли поднять воинов, потому что сами лежали в траве.

Витязи дошли до войска данов, и закипела сеча. Отроки стояли за богатырями, готовые оказать помощь. Они подавали нөвые щиты вамен иссеченых. Асдинги были умелы в битвах, и вот, ряд менял ряд, и усталых воинов меняли свежие бойцы. Бились уже долго, перед строем богатырей лежали десятков пять убитых и раненых врагов. Но вот, дан сумел метнуть дротик, попав в шею витязю, и отроки понесли тело к палаткам дружины. Даны заревели от радости- рана была смертельной.

Бой продолжался, и победа не была видна. Руян было слишком мало, но они сдерживали натиск данов и саксов. Но, была радость у воинов Вальдемара — смогли убить хотя бы одного из богатырей.

Но вот, в первый ряд встал тот же воин, с приметной фибулой и шлемом с золотой насечкой. Асдинги заволновались, увидев Воскресшего.

Святая граната Антиохийская

Железные ряды датчан опрокинули ополченцев, и теперь бойцы лишь ожидали приказа короля. Марио Кастелли стоял в четвёртом ряду, одев под рясу тяжелую кольчугу. Он не боялся быть раненым или убитым, но он не мог пока умереть. Рядом был и верный Томмазо и Карл фон Ратсдорф, державший щит, прикрывая епископа. Экселенц держал обеими руками дубовый крест, поставив его на землю. Но датчане держались отлично, сражались неустрашимо, епископу не надо было вмешиваться. Но тут раздался страшный крик:

— Влево! Поворот влево! Станица над ними!

С лязгом строй развернулся, готовясь встретить дружину Святовита. Епископ видел, как подобрались асдинги, один к одному, и в первый ряд встали свежие бойцы. Длинные топоры в их руках ожидали лучших бойцов Поморья. Но тут засвистели дротики, или как их назвали венды, сулицы. Оруженосцы пытались прикрыть воинов с двуручными топорами, но несколько человек упали на землю, обливаясь кровью. Впереди обычных святовитовых воинов стояли настоящие великаны, с двумя мечами в руках. Доспехи на них были невероятные, на вид, громадного веса, и непонятно, как эти бойцы двигались в них столь быстро. Эти громадины мигом снесли первый ряд данов, накидав окровавленных тел, и даже ранить никого асдинги не смогли. Но, один из датчан, из четвертого ряда, бросил дротик, и попал одному из великанов в шею. Тот залился кровью, богатыри усилили натиск, а оруженосцы вынесли убитого.

Марио Кастелли воздел крест и принялся громко читать псалмы, пытаясь придать бодрости воинам. Епископ видел, что бойцы устали, и их ещё сводит с ума звук славянских гудков. Они топтались на этом месте, и дружина Святовита лишь усиливала натиск. Датчане стали уставать и подаваться назад.

Они держались уже два часа, два часа рукопашной. Марио знал. что это предел человеческих сил. Он с тревогой смотрел, как колышатся щиты, и по лицам бойцов пот не капает, а льётся ручьём.

— Карл, — сказал епископ, — плохи дела… Ещё час, и нас сомнут.

— Да екселенц, — согласился рыцарь, — мы покидаем сечу? Мои кнехты сторожат ладью, мы сможем спастись.

— Я беспокоюсь о вас, мои друзья. Смерти я не боюсь, — ответил бывший кавальери.

— В дружине есть обычные воины и с десяток невероятных убийц, экселенц. У нас с собой Святые гранаты Антиохийские?

Улыбка просто расцвела на бледном лице епископа. Изобретение мастеров из Святой Земли, керамические горшки с ужасной смесью. горящей, обжигающей любого, и убийственные осколки, вонзающиеся в тела проклятых еретиков и отступников, врагов Веры Христианской!

— Бери кнехтов Карл, и неси сюда двадцать сосудов! Мы изгоним сынов Диавола!

Но вот, по рядам датчан раздался крик. Воины увидели, что витязь из дружины Святовита вернулся, из долины смертной тени, и опять готов идти в битву.

Датчане подались назад, сделав три шага. Епископ воздел вверх Крестное Древо, и прокричал:

— Остановитесь, это всё козни Антихриста! Но слуги бога уже получили в свои руки Его оружие, и идут к нам на помощь!

— Верно ли говоришь, епископ, — кричал датчанин, — Воины Святовита даже не умирают! Всё за них! Надо уходить, пока можно!

— А с нами, сын мой, — говорил Марио Кастелли, — Вся сила Господа нашего!

Наконец Карл фон Ратсдорф с тележкой, которую волокли три кнехта, оказался в рядах данов. На его груди висела ладанка с горящим фитилём. Рыцарь был весьма предусмотрителен, не упуская ни мелочей, ни важного.

— Воины, — кричал епископ, — прикройте щитами этого рыцаря, Слугу Господа!

Датчане прикрывали Карла он стрел и дротиков, а он, перекрестившись, как истинный рыцарь Христа, взял первую гранату, зажёг фитиль, торчавший из керамического горшка, досчитав до трёх, кинул её в воинство Святовита. Марио Кастелли смотрел на дымный след в воздухе, и граната упала точно под ноги адского отродья и взорвалась. Вздох датчан сменился криком, когда они увидели, что обожженный воин, уже без ноги, упал на землю. Следом, одна за одной, и полетели все двадцать гранат. Дружина Святовита ещё стояла, но ополчение Арконы стало отступать к городу.

От гранат погибло не меньше пятидесяти воинов, ещё больше было искалечено. Но витязи не бросали убитых, а тащили их в город. Крестоносное войско, как натасканная собака на охоте, не отпускало врагов, и держалось буквально в пяти шагах, осыпая руян ливнем дротиков.

***

Яромир, увидел вспышку, ослепившую его на несколько секунд, тут же оглох от грохота. Кожа, не прикрытая шлемом, горела от ожога, а рядом, на земле, кричал Тиудемир, покрытый сажей с ног до головы. Кровь хлестала из его бедра, а красный, теперь чёрный, сапог с голенью и стопой, лежал в двух шагах. Он схватил друга за ремень и руку, и потащил за строй. Отрок Сечень шустрый парнишка, поднял ногу, и побежал за ним. За спиной грохнуло ещё два раза, да так, что опять заложило уши.

— Славомир! — закричал витязь, укладывая на носилки умирающего, -беда! Датчане прямо огнем мечут! Тиудемиру ногу оторвало!

Волхв, отставив посох, нагнулся и обнюхал тело воина, сдвинул брови и произнёс:

— Не пойму, но ведь серой пахнет. Словно даны спустились в подземные пещеры за этим зельем. Значит, близко с ними не сходитесь, лук и стрелы используйте. Далеко они свой огонь мечут?

— Шагов двадцать, не больше, — думая над каждым словом, ответил Яромир, — попытаемся… Присмотри за ним, — и он кивнул на мёртвого с оторванной ногой.

Волхв кивнул, и сделав знак служкам, удалился к городскому валу.

Бой продолжался, ополченцы были сломлены, но ещё дрались у вала. Саксонцы усиливали натиск, стараясь пробиться в город. Десятки и десятки убитых. раненых лежали у ворот, но пока Аркона держалась. Наступила ночь, которая развела сражающихся.

Ворота города пали

Марио Кастелли сидел на складном стуле, рядом стоял верный Томмазо. Дамиано чистил серебряный кубок, поглядывая на город язычников. Епископ смотрел на звёзды, потягивая горячее вино с пряностями, кутаясь в тёплый войлочный плащ. Рыцарь Карл фон Ратсдорф, вальяжно расположился с сеньором, рассматривая золотой, только подаренный ему кубок епископом.

— Экселенц, вы просто великолепны. Раньше бы не поверил в подобное. Если бы не вы, эти язычники бы изрубили и датчан и саксов.

— Знания — это власть, запоминай, Карл. Хуже было под Эдессой, мой рыцарь, — и итальянец поджал губы, — арбалетчиков в тот день было мало, и тут вспомнили про ящик этого, — и он показал на глиняные сосуды, — важно, что бы метатель гранат не был ни дураком, ни трусом. А это трудно, сам понимаешь.

— Вы знаете толк в человеческих недостатках.

— Сам дрался в Victores, в папской гвардии. Сын мой там сейчас служит. Жена умерла, его святейшество рукоположил меня, что бы утешить. Так я и стал прелатом, и очутился в Сирии. Но всё равно, в походах в Святую Землю, надо и за папскими деньгами следить, и провизию доставать. Служу я и дальше, выполняя приказы Святого престола, почти как воин. Только вот, одежда попроще, — и показал на свою сутану.

Рыцарь рассмеялся, с довольным лицом встряхнул замшевый кошель, полный ромейскими дукатами.

— Экселенц, вы настоящий воин Христа, И не забываете своих верных слуг.

— Всё заслужили, до последней трети дуката, — мрачно говорил епископ, — только Вальдемар будто ничего не заметил, то что мы сотворили, — и опять стал пить вино глоток за глотком.

Ратсдорф знал, что епископ очень честолюбив, и помнит зло, которое ему сделали. Это было обычно, впрочем. Но экселенц, что было невероятно в эти времена, помнил и добро.

— Экселенц, — закричал запыхавшйся Томмазо, — король Вальдемар к вам!

— Лёгок на помине! Кресло, столик и кубок для короля!

— Сейчас, экселенц, — служка низко поклонился и убежал.

Через секунды стояло кресло, столик и кубок, полный вина, и блюдо с закусками.

Король подошёл, епископ встал, приветствуя его величество, Вальдемар подошёл под благословение, затем церемонно сел в кресло.

— Вы нам помогли, экселенц. Что вы хотите за выигранную битву?

— Троих пленных по моему выбору и все записи жрецов Святовита, ваше величество.

— А долю в добыче? Сокровища Святовита громадны и невероятны!

— Мне довольно и этого. Лишь любовь Иисуса подлинное сокровище.

— Вы получите королевскую грамоту согласно вашим пожеланиям.

Епископ опустил очи долу, и принялся теребить чётки, привезённые из Святой Земли. Король ждал, что скажет папский легат, но тот лишь старательно молился, ожидая слов короля.

— Крестоносцам нужна помощь… Нужно сжечь ворота, — наконец изрёк Вальдемар.

— Я помогу… — тихо говорил епископ, — Хватит смертей, король, — говорил медленно папский легат, — я был солдатом, много воевал… Обещайте, если жители сдадутся, вы пощадите всех.

— Воины в ярости, экселенц, смогу ли я их сдержать?

— Тогда эти яростные грешники, ваши солдаты, сгинут без моей помощи, — жестко отвечал Марио Кастелли, — погибнут тысячи из них. И сомневаюсь, что город падёт. Аркона хорошо укреплена.

— Хорошо, — и король вскочил с кресла, — я отпишу его святейшеству!

— Я лишён гордыни. И приму наказание Святого Престола с благодарностью. Но папа простит меня, ведь я готов пострадать во имя человечности.

— Я хотел бы повесить с сотню рюгенских смутьянов, — изрекал Вальдемар.

— Мы не на конском рынке, ваше величество, чтобы торговаться. Пощада для всех, кто её примет.

Теперь Вальдемар отпивал вино понемногу, и смотрел на высокие валы Арконы. Наконец, король изрёк:

— Согласен, экселенц. Пусть так и будет. Через три дня начнём приступ, когда мои воины засыплют ров перед воротами.

***

Епископ лично проверил каждый из десяти горшков из двадцати, назначенный для решающего штурма. Он долго сидел, наконец, выгнал всех из палатки, и лишь крикнул:

— Дамиано! Неси колоду из — под мёда!

Дамиано лишь переглянулся с Томмазо. Слуги не понимали, что происходит с господином, но роптать не смели. Ведь их господин был ещё и епископом.

Сегодня с утра варили хорошую кашу, Марио Кастелли выдал мёд, и жёлтое разварившееся пшено пахло медовыми сотами. Воины с радостью уплетали угощение. Так что пустая колода нашлась быстро.

Карл обошел каждого из двадцати кнехтов, всех ободрил, нашёл всем нашёл хорошие слова, и воины улыбались сеньору. Рыцарь был прирождённым полководцем. умным, храбрым и умелым, мог сделать то, что не каждому опытному предводителю было под силу

— Карл- подозвал Марио Кастелли. — вот, одна колода, как десять горшков. Всё зелье здесь. Промахнуться нельзя, огненного состава совсем мало осталось. И помни, бей по воротам, не тронь витязей. Этого едва хватит пробить нужную брешь.

— Я сделаю всё, что прикажите, ваше преподобие.

— Предаю тебя в руки Господа, рыцарь!

И епископ встал на колени прямо на голую землю и принялся класть поклоны. Смотря на молящегося сеньора, Карл фон Ратсдорф начал креститься, и целовать образок, добытый из под нечистой нательной рубашки.

Близился рассвет, и колонны двух отрядов, назначенные на приступ, прятались за фашинами, и старались не шуметь. Солнце не торопилось подняться над горизонтом, словно само прячась от недобрых людей.

— Расступись, расступись! Дайте проехать, — требовательно увещевал Тощий Гюнтер, оруженосец фон Ратсдорфа.

— Чего там? — недовольно отвечали даны передового отряда, — Это твой таран, Тоший? Ии ты свой плоской задницей выбьешь ворота? Да венды и так над тобой смеются!

— Да ты прямо стал шутником, Ансельм! Мой зад сейчас проделает в воротах дыру размером с повозку съестным нашего жулика Карла!

Воины приглушенно рассмеялись, и к балагурам стал проталкиваться здоровенный сотник Торкиль, известный своими пудовыми кулаками.

— Рыцарь, уйми своих! А вы, корм для рюгенской селёдки! Молчите, или король отрубит головы виновным!

Ансельм прикрыл лицо своим побитым щитом, а его друзья пригнулись в строю, что бы Торкиль их не заметил.

— Гюнтер, приготовь фонарь. Воины, щиты выше, — командовал Ратсдорф.

Ополченцы поздно заметили винеи на колесах, медленно двигавшиеся к валу и рву города. Но вот, засвистели стрелы, и в небо поднялся жирный чёрный дым, нестерпимо вонявший смолой. До ворот за рвом оставалось шагов двадцать, и рыцарь помянул и Бога и Чёрта, и поднёс к фитилю бочонка с зельем огонь фонаря.

— Раз, два, три, — сосчитал он, и по высокой дуге бросил липовый бочонок в цель.

Рыцарь в волнении смотрел, как летит липовая колода, как катится к створкам тяжёлых ворот, обитых железом. Он только успел выдохнуть три раза и случилось…

— Бабах!

Заложило уши от громадной вспышки, огненный факел поднялся выше башни, вылетело одно бревно, и раздался сильный скрип. В сторону датчан прилетели два бревна, убив и покалечив пятерых пехотинцев. Десятники с трудом удерживали армию, готовую в страхе разбежаться.

— Остановитесь, воины! — кричал епископ, — Сейчас господь явит своё чудо!

Надвратная башенка, лишенная теперь крыши из дранки, улетевшей в море при взрыве, раскачивалась при ветре. Ворота задумчиво постояли две секунды, затем их обломки с оглушительным грохотом упали на землю, продолжая гореть. А сверху их накрыли брёвна из сруба крепостной постройки.

Среди данов раздался оглушительный вопль восторга, и воины тащили перекидные мостки, бросая их через почти засыпанный ров с водой. Первым побежал громадный Торкиль, размахивая топором.

— Сеньор, а мы? — спросил рыцаря Карл.

— А мы, отважно стоим в тылу. Мы своё дело сделали. Верно, Гюнтер?

— Так и есть, ваша честь, — с довольным видом закивал кнехт.

У ворот кипела битва, но датчане оттесняли жителей к домам. Карл шёл сзади строя, в задумчивости грыз трофейный славянский пряник. Над домами и усадьбами города стали появляться белые знамена.

— Воины, два шага назад! — не своим, пронзительным голосом закричал Торкиль.

Но остановить ярость натерпевшихся данов было сложно, и на помощь пошли десятники, оттесняя пехотинцев. Со стороны лагеря послышался стук копыт. Фон Ратсдорф, обернувшись, увидел королевскую свиту Вальдемара Датского и его князей, Казимира и Прибыслава. Развивалось и огромное датское знамя, которое несли в руках трое знаменосцев.

За ними неспешно трусил на муле и Марио Кастелли, с покрытой капюшоном головой, опустив очи долу. Рядом ехали на двуколке неразлучные Томмазо и Дамиано, делая постные лица, но всё хитрецы вокруг замечали, и думали, есть ли чем здесь поживиться? Рыцарь улыбнулся, вспомнив, отчего отчаянный епископ, его славный сеньор, не шествует на дорогом жеребце.

«Скромность и кротость болен к лицу служителю церкви, Карл» -говорил он.

«А что же вы не на ослике, экселенц?» — поддел его Ратсдорф.

«Это была бы показная скромность. Ослик нёс самого Иисуса Христа»

Епископ спешился, и с посохом едва не побежал к Карлу, увидев его невредимым и стоящим на поле рядом с кнехтами. Лицо Марио Кастелли лучилось улыбкой, он, не чинясь, обнял рыцаря.

— Я рад, что ты жив, Карл. Что вы все живы, — и оглядел улыбающихся кнехтов.

— Добычи не будет, — заныл Тощий Гюнтер, — не будет жареного мяса и вина! Экселенц!

— Не будет и арбалетного болта в твою глупую толстую задницу, — тут же ответил Ратсдорф, — простите, экселенц.

— Я вознагражу вас, мои храбрые воины. Томмазо, Дамиано! — крикнул он слугам, — раздайте кошельки!

— Ты молодец, — хвалил епископ рыцаря, — Сжег башню с воротами, если бы не твоя отвага и разум, смертоубийство так и продолжалось месяцы, а то и годы.

— Это могучее оружие, экселенц, то что вы мне дали в руки. Вы станете богаты, когда станете продавать это зелье.

— Осталось всего пятнадцать сосудов, что я привёз из Святой Земли. Больше у меня нет этого состава, — не сказал всей правды епископ.

— Экселенц, как всё закончится, эта война, нам лучше бежать отсюда, что бы не попасть в тюрьму Вальдемара, Казимира или Прибыслава. Готов поставить свой дукат против вашего денье, они нам уже и кандалы приготовили. Все захотят заполучить ваше огненосное зелье.

— Ты очень умен. Держите ВСЁ оружие на готове, но мы должны обыскать храм Святовита. Я не должен возвратится в Рим без…

Епископ замолчал, и ничего не сказал рыцарю, лишь по отечески положил руку на плечо, и сев верхом, поехал к королевской свите.

***

Король Вальдемар верхом, не спешиваясь, гордый до неприличия, принимал дары покоренных руян. Старшины, десятники подносили узорчатую серебряную посуду, поднесли и ларец, полный серебряных грошей.

— Князь Прибыслав, остров и город остается в твоем владении.

— За это я обязан тебе службой, король Вальдемар, — ответил руянский князь.

— Ваше степенство, город взят, но храм Святовита на холме держится, — говорил король, — насчет храма вы ничего не просите?

— Как договаривались. Я должен получить трёх человек во имя Христа и все записи храма.

— Экселенц, можете ли вы рукоположить священника города? — спросил его Прибыслав.

— Здесь есть христиане, твердые в вере? Тогда я рукоположу кого вы приведёте, ваша светлость.

У ворот убитых, в потоках крови и раздетых догола, складывали на повозку, в которую были впряжены пара маленьких лошадёнок, всё тянувших шеи назад. Возчик внимательно следил, что бы не наваливали слишком много, и тут же кричал на солдат, если клали больше пятнадцати тел. За одной повозкой тут же подъезжала следующая. Но куча мёртвых словно не уменьшалась, ведь убитых подтаскивали и подтаскивали.

Марио, по старой воинской привычке, смотрел на трупы. Неприятно, но всегда необходимо. Рядом стояли три датчанина, и показывали на громадного мертвеца с бритой головой, с пробитым горлом.

— Микке, как смогли его убить?

— Дротиком, Эрик. Нам очень повезло. Он изрубил десятерых. Саксон сумел бросить точно, но напоследок он зарубил несчастного. Руяне даже тело пытались отбить, цепляли крюками. Но, мы управились. У него, — и он кивнул на мёртвого, — были отличные мечи и доспехи. Правда, — Микке призадумался, — латы тяжеловаты.

— Я заберу тело, — обратился епископ посмотрев на тело.

— Пять золотых, экселенц, — улыбнулся датчанин, обнажив редкие зубы, — видите, какая редкость? Из его шкуры получится неплохая занавесь.

— Три, добрый человек…

— Соглашусь.

Марио Кастелли быстрым шагом вернулся к воротам, и нашёл Карла Ратсдорфа.

— Надо забрать тело и отнести его ко мне в палатку.

— Экселенц, вам отвели усадьбу в городе. Так гораздо лучше. И зачем вам труп?

— Необходимо.

— Как прикажете, — и рыцарь поклонился.

— Тогда отвезёшь труп, положишь в подклеть. Если есть ледник, то на ледник.

— Пойду исполнять.

— Подожди, рыцарь… Вот чего… Кандалы одень ему на руки и ноги, и отруби голову. Голову положи рядом, но к телу не приставляй. Понял ли?

Карл только пожал плечами. Он часто сталкивался с чудачествами епископа, и все они были понятными. Труп и труп. Он слышал о подобном- опыты разные, алхимия. И, экселенц придумал и сделал такую штуку, что бы стены городов взрывать. Так что пускай, глядишь, ещё чего придумает.

— Гюнтер, — позвал он кнехта, — тележку привези сюда. Потом тело отвезешь в усадьбу сеньора.

— Да чего я-то? Всё опять меня!

— Клаус розги замочил. Не для тебя? — проникновенно спросил рыцарь, поигрывая кинжалом.

— Думаю, что нет, — проворчал кнехт, взявшись за ручки тележки.

***

Усадьба была, судя по лабазам, купеческой. Марио, как рачительный хозяин обошёл временное жилище, и расположился в горнице. Кровати не было, была лавка с периной. Он дико устал, и помолившись, лёг спать. Наутро Томмазо принес медный таз и кувшин с водой, умыться. Скромная трапеза завершила утро. Епископ спустился по резной деревянной лестнице. Марио Кастелли разыскал своих слуг, Томмазо и Дамиано чинили повозку.

— В подклети господского дома сделаете узилище. Железную клетку для нескольких людей. Понятно, Дамиано? — как можно ласково произнёс епископ.

— Для кого, экселенц? — со страхом спросил служка.

— Если будешь так любопытен, то для тебя, мой добрый Томмазо.

Епископ оставил приятелей в крайнем смущении, и прошёл в малый дом, к рыцарю. Ратсдорф в это время с аппетитом завтракал.

— День добрый, Карл. Пришёл забрать ключ от лабаза с ледником.

— Тело находится там, и оно обезглавлено, — ответил рыцарь не меняя выражения голоса, словно речь шла о чём-то будничном.

— Отлично, не буду мешать.

Через два дня узилище было готово, снабжено толстенными решетками и мощным замком. Кастелли был доволен, и заплатил кузнецу двадцать дукатов. Труп был занесён в подвал самим епископом.

Кастелли переоделся в старую сутану, надел кожаный передник и перчатки. Взял голову, отрезанную рыцарем Карлом, приладил к телу. Долго смотрел на свою работу, затем не поленившись, принялся пришивать голову к шее. Всё равно держалось не очень, и Марио подложил войлочные валики под голову. Кандалы на руках и ногах были надежны, и их соединяла общая цепь, приклепанная к железному пруту, забитому глубоко в землю.

— Не подвели меня, дружок… — тихо проговорил епископ, уходя из подклети, — должно всё получится!

Боёв пока не было, армия отдыхала трое суток. Кастелли ходил в нетерпении все эти три дня, наконец, не в силах терпеть, спустился в подвал своего дома, держа в руке любимый бронзовый масляный фонарь.

Шаг за шагом отдавался в голове пожилого человека, он боялся даже дышать полной грудью, посекундно вытирая пот со лба платком.

— Давай, иди, — подгонял он сам себя, — ещё три шажочка…

Желтый тусклый свет осветил узилище. Тело так и лежало недвижимым на войлоке, губы трупа посинели, ощущался слабый запах разложения.

Епископ в изнеможении закрыл глаза, и принялся читать молитву. Он переоделся во всё старое, открыл клетку и стал снимать кандалы. Затем закутал труп в мешковину и потащил, кряхтя и вздыхая, наверх. Там стояли неразлучные Томмазо и Дамиано.

— Чего смотрите? Отвезите тело на кладбище, и заройте. Вот вам, — и епископ дал две серебряные монеты.

— Сделаем, экселенц, — с готовностью ответили служки.

Сеча у храма Святовита

Вальдемаровы переговорщики вернулись со скалы храма ни с чем. Датский король задумчиво крутил перстень на пальце, обдумывая дальнейшее.

— Тропа узкая, много воинов за раз драться не смогут, — говорил он Нильсу, тысячнику, — воинов у Славомира после резни у ворот, человек двести осталось…

— Так и есть, мой король…

— На дороге десять в ряд и встанут, не больше.

— Так и есть…

— Твои воины должны атаковать непрерывно до вечера. Потом на следующий день. Больше трёх дней венды не выдержат. Хакон тебя поддержит.

— Мы исполним ваше повеление, — Нильс поклонился, одел шлем и пошёл к своим воинам.

Надо было выдвигаться, что бы успеть к рассвету. Грифоново знамя так и реяло над храмом, а защищали его последние воины острова. Даны ощетинились копьями, попытались оттеснить руян, да где там! Венды сами атаковали. Началась жуткая сеча, продолжавшаяся до самого вечера. Нильс стоял и видел, как его воины падают убитыми и ранеными. Впереди же вендских воинов стояли с десяток латников с двумя мечами в руках, с закинутыми за спины щитами. Доспехи по виду были отличные, даже с нашейниками. За всё время его воины смогли достать лишь двоих, сразу унесенных рюгенцами в тыл.

С сотню данов лежало убитыми, славяне давали унести раненых. От его тысячи осталось семь сотен.

Следующий день был таким же… Но Нильс увидел, что те двое, которых ранили его воины, опять в строю, живы и невредимы.

— Проклятое отродье Хель! — выругался он, — Альфред, — крикнул тысячник своему сотнику, — Они не могли так быстро оправиться! Проклятые вендские колдуны! Пусть ребята не дают вендам утаскивать своих убитых и раненых.

— И как мы это сделаем?

— Как хочешь, так и сделай, — разозлился Нильс, — придумай что-нибудь!

Сеча продолжалась, свежие воины меняли уставших, а у вендов менялись так — одни девятеро сменяли других. Остальные, стоявшие позади, засыпали дротиками данов.

Сегодня его воины потеряли убитыми сто двадцать человек, но, кажется, убили троих, причем тело одного из них, смогли утащить в тыл.

Нильс держал тело, а Альфред снимал чудовищные по весу латы с великана, потом его раздели вообще до гола.

— Командер, — обратился прибежавший к Нильсу оруженосец, — венды подняли белый флаг, пришёл переговорщик.

— Неужто сдаются?

Оруженосец, только пожал плечами в ответ, и рукавом вытер пот со своего лица. Воин сам не знал, в чём дело, и полагался на капитана.

— Иду, — согласился предводитель.

Нильс вместе с Альфредом подошли к венду с белым флагом, и тот начал сразу:

— Мы заплатим за тело убитого золотом, равным его весу.

— Столько за мёртвого? — не поверил дан, — сказать честно, я думал, что вы сдаётесь.