Бесплатный фрагмент - Белый пепел

Пансион

В этом году осень наступила стремительно. В то утро я встала раньше обычного, чтобы отправиться в пансион, который мы курировали вместе с Мигизи, и провести для учеников несколько лекций по медицине. Утро встретило меня звенящей прохладой и горьковатым запахом прелой листвы, из туманной дымки над горизонтом неспешно выползало блёклое осеннее солнце. Когда мы с Хосе добрались до места, туман рассеялся и пруд в парке перед зданиями пансиона так ослепительно искрился в ярких золотистых лучах, что могло показаться, будто лето снова вернулось в наши края.

Я была вынуждена временно прекратить командировки из-за беременности, но благодаря чему смогла всё своё время уделять Жозефине и благотворительной работе. Подобная праздность доставляла мне огромное удовольствие, и я наслаждалась происходящим.

Мы с Луи не виделись уже полгода. Он не появлялся ни в моей, ни в жизни Жозефины. С одной стороны, это принесло мне облегчение, а с другой — печалило: ведь я видела, как скучает по нему дочка.

Под ногами хрустели опавшие листья, я шла, опустив голову, рассматривая их. Никогда не любила осень: она навевала на меня тоску. Видя, как медленно гаснут краски лета, я непременно испытывала подобное чувство, что возникает, когда ты смотришь на дряхлого старика, лежащего на смертном одре, и от этого делалось грустно…

— Ничто не вечно, Хосе, — спокойно говорила я. — И как бы красиво и ярко ты ни жил, конец один. Всё предаётся земле.

— Главное, какую почву вы после себя оставляете, — поддерживал разговор он. — Это может быть началом чего-то нового.

— Да, — кивнула я. — Смотри, как тут тихо и уютно, — подняла голову.

— Просто сейчас идут занятия у детей, и мы приехали раньше времени, — усмехнулся испанец.

— Ты прав, — рассеянно ответила я.

Среди рваных перистых облаков показались первые стаи перелётных птиц. От этого мне стало ещё тоскливей, и я отвела взгляд, уставившись на яркие домики пансионата, что уже виднелись за изумрудной зеленью парка. Хотя деревья высадили два месяца назад, когда закончили строительство пансионата, они не выглядели жалкими. Густые кроны клёнов и ясеней трепетали на ветру, в ярких лучах октябрьского солнца играя золотом и охрой. Ровные ряды аккуратно подстриженных кустов самшита пахли летом, а над клумбами с нарядными георгинами кружились бабочки. Я с теплом подумала, что даже после того, как никого из нас не станет, этот парк будет радовать учеников пансионата тенистыми аллеями и подарит возможность побыть наедине с природой. Улыбнулась этим мыслям.

— Вы хорошо маскируетесь, скрывая ваше положение под широкими одеждами, — сказал вдруг Хосе, и я, вздрогнув, удивлённо посмотрела на него.

— Моё положение?

— Положение… — он многозначительно округлил глаза и провёл рукой по своему идеально плоскому животу, скрытому под приталенным пиджаком.

— Ах да, конечно, — поняла я и улыбнулась в ответ.

Хосе был прав: благодаря многослойным нарядам и широким платьям я могла с лёгкостью скрывать ото всех уже изрядно округлившийся живот, и никто, кроме самых близких, не догадывался о том, что я жду ребёнка.

— Не хочу повторного покушения на меня со стороны отца. Чем меньше человек знает, тем мне спокойней, — сказала я, чуть понизив голос, и добавила холодно: — Кстати, ты давно ничего не рассказывал мне об императоре. Как он?

Отец стал мне врагом. Я хоть и сердилась на него, но всё равно переживала, потому требовала от Хосе выяснять всё, что происходит во дворце, и регулярно докладывать мне об этом.

— Постоянно шлёт письма с приказами о повышении налогов месье Крюссолю, — вздохнул Хосе, — а в последнем просит утвердить смертную казнь.

— Совсем сошёл с ума, — вздохнула я. — Хорошо, что председатель на нашей стороне, и теперь не так много зависит от воли отца. Если бы Крюссоль не был нам верен, то под управлением безумного правителя империя давно бы рухнула, и мы пошли по миру…

— Ваши боги не оставляют вас, — сказал Хосе и резко вскинул голову.

Со стороны пансионата к нам стремительно приближалась высокая фигура. Рука Хосеавтоматически метнулась к кобуре, но увидев, что это директриса мадам Триаль, он расслабился и лишь недовольно вздохнул.

Я помахала мадам, она ответила мне широкой улыбкой и ещё прибавила шаг. На ней был строгий брючный костюм из светлой тонкой шерсти, удачно скрывающий худобу, а тёмные волосы она убрала в тугой пучок, на узких губах алела яркая помада. Мадам Триаль было чуть за пятьдесят, но выглядела она значительно моложе своего возраста, видно, работа с детьми стала для неё чудодейственным источником вечной молодости.

— Доброе утро, мадам Триаль, — улыбнулась я.

— Мы ждали вас только к вечеру, — вероятно, бо́льшую часть дороги она бежала, потому что дыхание директрисы сделалось прерывистым, на бледных щеках появились алые пятна.

— Вам не стоило так торопиться, — вздохнула я. — Вы же знаете, как я не люблю вызывать излишние хлопоты.

— Что вы, Ваше Высочество, — она округлила глаза. — Как же можно! Вы наша благодетельница и достойны королевского приёма!

— Я сделала это вовсе не для того, чтобы усложнить вам жизнь, — отозвалась я, стараясь, чтобы это прозвучало максимально мягко. — А для детей и ещё для того, чтобы иметь возможность проводить как можно больше времени в этом месте, — я обвела рукой окрестности. — Согласитесь, мадам Триаль, здесь царит особая атмосфера умиротворения, и мне захотелось приехать пораньше, чтобы провести тут как можно больше времени.

— О, Ваше Высочество, — она прижала ладони к груди. — До конца своих дней не устану благодарить вас и месье Чероки за то, что вы делаете для детей!

— Не преувеличивайте, — отмахнулась я и окинула взглядом окрестности.

Парк остался позади, и теперь перед нами раскинулись невысокие домики пансионата. Аккуратные, как с открытки, они стояли ровными рядами. Их стены, выкрашенные в яркие цвета, оплетали ветви лианы, пока ещё слишком молодые и оттого казавшиеся жалкими. Перед каждым домиком раскинулся небольшой палисадник, поросший уже начавшей желтеть травой. Я заметила пожилую женщину, сидевшую на лавке у одного из коттеджей.

— Доброе утро, Ваше Высочество, — крикнула она и поднялась на ноги. Женщина с силой опиралась на клюку, чтобы не упасть. Я сразу узнала в ней мадам Кюри, постоялицу нашего прошлого дома престарелых.

— Доброе утро, мадам, — мы поравнялись с женщиной и остановились друг напротив друга, — как ваши ноги?

— Всё хорошо, — улыбнулась она, — сейчас немного устали, но урожай успели собрать. Хотя где мне угнаться за молодыми? Вон у нас в доме целых десять детей разного возраста.

— Устаёте от них?

— Нет-нет, — она покачала головой, — они не дают соскучиться и думать о плохом. Сейчас отдыхаю в тишине, пока младшие на занятиях.

— У малышей сегодня уроки? — я посмотрела на мадам Триаль.

— Математика, — ответила та, — мы нашли учителя!

— Хорошо, — кивнула я. — Не будем тогда вас отвлекать, мадам Кюри, — улыбнулась женщине, — наслаждайтесь теплом перед холодной осенью.

— Да где мне засиживаться? — удивилась она. — Пора обед готовить да прибраться.

— Совсем не жалеете себя, — усмехнулся Хосе. — Надо было оставить вас жить в спокойствии.

— Что ты! — возмутилась мадам Кюри, — там мы каждый день ждали прихода смерти, а теперь об этом даже и думать забыли. Вон сколько детей у нас! Бабушка-бабушка, только и слышим, — смахнула она слезу с морщинистого лица.

— Прекрасно! — я была весьма довольна проделанной работой.

Когда мы неспешно шагали в сторону школы, мадам Триаль рассказывала последние новости, доработки, стараясь не упоминать о проблемах, которые они решали только с Мигизи.

Мы поднялись по надраенной до блеска мраморной лестнице к двустворчатым дверям, и Хосе учтиво распахнул их перед нами.

После яркого солнца мне понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к освещению, и я остановилась на пороге. В нос проник кисловатый запах штукатурки и клея. Я недовольно поморщилась.

— Часто проветриваете? — спросила я, строго взглянув на мадам Триаль.

— Каждый день, — она взмахнула руками. — Но вы же понимаете, ремонт закончили точно к началу учебного года, запах ещё не успел выветриться.

Я кивнула, и мы двинулись к лестнице, ведущей на второй этаж.

Директор шла рядом и с гордостью рассказывала обо всех новшествах, что появились в школе:

— Вот здесь у нас зимний сад, тут рекреация с мягкими паласами, где самые маленькие могут проводить перемены. А тут полностью оборудованный кабинет анатомии.

— Приятно слышать, что вы так грамотно распорядились деньгами, мадам Триаль, — похвалила я. — Жаль, мы не успели полностью укомплектовать педагогический состав.

— О нет, что вы! Теперь всё хорошо, — она хитро улыбнулась. — Новый учитель математики — настоящая находка для нас. У него даже есть учёная степень.

— Да что вы говорите? — Я приподняла бровь. — И он вам нравится?

Мадам Триаль в прошлом месяце прожужжала мне все уши насчёт того, что у них нет подходящего человека на эту должность. Все кандидаты не удовлетворяли её высоким требованиям, и она была вынуждена постоянно перекраивать расписание, чтобы заменять уроки математики на другие предметы.

— Он очень хорош, — щёки мадам Триаль зарделись, и я удивлённо посмотрела на неё. — Девочки от него в восторге.

— Надеюсь, речь о его профессиональных качествах? — осторожно спросила я.

— Ну разумеется! — воскликнула директриса и густо покраснела. — Сейчас будет перемена, и я могу познакомить вас с ним, чтобы вы убедились сами.

— С удовольствием, — согласилась я, заинтригованная словами мадам.

Не успели мы дойти до кабинета, как прозвенел звонок и коридоры наполнились звонкими детскими голосами.

— Здравствуйте, Ваше Высочество, здравствуйте, — слышалось со всех сторон.

Я учтиво склоняла голову на каждое приветствие и одаривала учеников милой улыбкой. Почти все классы опустели: дети спешили на перемену. Но когда мы заглянули в кабинет математики, я увидела там множество ребятишек, что живой стеной облепили учительский стол.

— Вот он, как всегда, в окружении детей, — сказала директриса, и в её голосе послышалась теплота. — Педагог по призванию. Нам страшно повезло, что месье Бланшар согласился вести уроки, хоть и чрезвычайно занят.

Я вздрогнула и покосилась на светлую макушку преподавателя. Не может быть, он не стал бы работать с детьми, только не Луи! Я не могла разглядеть лица мужчины: тот сидел за своим столом, склонив голову над бумагами, и что-то объяснял детям, которые столпились вокруг.

— Добрый день, месье Бланшар, — громко сказала директриса, чтобы он наверняка услышал.

Мужчина медленно поднял голову, и я увидела своего мужа. Он был так же красив, как я помнила: одетый в пепельно-серый костюм, волосы аккуратно зачёсаны набок. Он напомнил мне того Луи, с которым я познакомилась в университете. Сердце пропустило пару ударов, но я смогла не выдать этого, внешне оставаясь абсолютно равнодушной.

— Здравствуйте, мадам Триаль, — дети расступились, и он встал из-за стола и шагнул в нашу сторону, но, увидев меня, замер.

— Ваше Высочество, — обратилась ко мне женщина, — это месье Бланшар, наш новый учитель математики. В выходные дни он проводит занятия для всех классов по очереди.

Луи справился с оцепенением и, подойдя к нам вплотную, натянуто улыбнулся. Он смотрел прямо мне в глаза, и я не могла понять, рад он нашей встрече или, напротив, сердится из-за такого «сюрприза».

— Добрый день, месье Бланшар, — я протянула ему руку.

— Я не хочу вновь обжечься, Ваше Высочество, — сдержанно ответил муж, игнорируя рукопожатие.

Мадам Триаль вскинула брови и с изумлением посмотрела на него.

— Вы знакомы? — спросила она, но никто из нас ей не ответил.

— Мадам Триаль очень хвалила вас, — я опустила руку. — Сказала, что девочки от вас без ума.

— Нет, я такого не говорила! — воскликнула директриса, снова краснея от смущения, но Луи даже не удостоил её взглядом.

— Она преувеличила, — холодно ответил он. — Я всего лишь хорошо делаю свою работу, и дети это ценят.

— Вы всегда были слишком старательным, месье Бланшар, всё делали блестяще, порой даже слишком. Вспомнить хотя бы историю с той фирмой, что пожирала рынок, словно голодная акула, и оставила на нашем с Мигизи ресторанном бизнесе пару глубоких шрамов, — съязвила я. — Но я и не догадывалась, что педагогика ваше призвание. Вы же не любите детей. Что заставило вас сменить профессию?

Луи наконец отвёл взгляд и принялся с излишним усердием собирать бумаги на столе. Несколько учеников всё ещё стояли поодаль и удивлённо смотрели на учителя. Он заметил их и сказал, прокашлявшись:

— На сегодня всё, ребята, если остались вопросы, найдите меня вечером после уроков, и я постараюсь всё объяснить.

Дети попрощались и поспешно вышли из класса.

— У вас был общий бизнес, Ваше Высочество? — мадам Триаль снова попыталась хоть что-то узнать.

— Можно и так сказать, — я ухмыльнулась. — Нас с месье Бланшаром связывал некий договор, но это в прошлом. Вести дела с таким человеком довольно опасно, он настоящий хищник.

— О, я не знала, — мадам Триаль уставилась на Луи. — Вы не говорили мне об этом.

— Это вас не касается, — ответил сквозь зубы он. — К тому же, как верно заметила Её Высочество, дело минувших дней. Она разорвала контракт в одностороннем порядке, так что… — Луи развёл руки в стороны.

— Лишь после того, месье Бланшар, как вы нарушили условия сделки, — ответила я и перевела взгляд на изумлённую директрису.

Она явно не понимала ни слова и смущалась, что невольно спровоцировала этот малоприятный разговор.

— Надеюсь, вы не поступите с детьми так же, как со мной, — обратилась я к Луи. — Не бросите их посреди учебного года?

— Бросил?! — воскликнул он и гневно уставился на меня. Но тут же взял себя в руки и добавил сухо: — Даже если дела вынудят меня уйти, я подыщу себе достойную замену.

— Да, насколько я помню, с быстрыми поисками замены у вас, месье Бланшар, никогда не было трудностей, — презрительно бросила я.

Луи сверкнул глазами, но никак не прокомментировал мои слова. Некоторое время мы снова гневно прожигали друг друга взглядами, а потом он холодно произнёс:

— Прошу меня извинить, но мне нужно подготовиться к следующему уроку.

— Ах, ну конечно, — я изобразила самую очаровательную улыбку и, коснувшись локтя директрисы, добавила: — Пойдёмте дальше, мадам Триаль, не будем мешать вашему лучшему педагогу.

Мы направились к выходу из аудитории. Нам навстречу шли дети постарше. Проходя мимо, они здоровались, почтительно склоняя головы. Я ощущала, что Луи смотрит нам вслед, но усилием воли сдержала желание обернуться и ещё раз взглянуть ему в глаза. Ребёнок в моём животе резко толкнулся, словно почувствовал моё беспокойство из-за встречи с его отцом.

Могла бы я простить Луи за то, что он сделал? Могла бы дать ему второй шанс ради нашего малыша? Мне не хотелось думать об этом, и я вышла из класса, плотно прикрыв за собой дверь. Детские голоса сливались в единый гул, который резко исчезал с началом урока.

После обеда я провела две лекции по медицине для воспитанников, что готовились поступать в университет на следующий год. Они заваливали меня вопросами до позднего вечера, пока сами не утомились. Я терпеливо отвечала, понимая, что в дальнейшем не смогу столько времени уделять им, ведь шёл уже седьмой месяц беременности.

— На сегодня всё, — выдохнула я и улыбнулась.

— Спасибо, Ваше Высочество, — говорили они, выходя из класса.

Я наконец присела за свой стол.

— Боги, как отекают мои ноги, — бормотала я, разминая их, — не так, конечно, как это было с Жозефиной. Тогда я передвигалась с трудом. Она ведь вода, — усмехнулась я.

Передохнув ещё с получаса, я вышла из класса.

Во всей школе было темно, лишь из-под одной двери в конце коридора лился тёплый свет и доносились приглушённые детские голоса. Я подошла ближе и, приоткрыв дверь, заглянула внутрь. Парты были пусты. Стулья стояли придвинутыми, и лишь у учительского стола сгрудились несколько девочек-подростков, одетых в школьную форму, состоящую из чёрной юбки и белой блузки с нашивкой пансионата. А за столом, низко склонившись над раскрытой тетрадью, сидел Луи. Уже без пиджака и галстука, в одной белой рубашке, расстёгнутой на пару пуговиц, и водил пальцем по строчкам:

— Вот, смотри, тут закралась ошибка в формулу, — он поднял голову и посмотрел на одну из девочек. — Тебе следует быть внимательней, Анна.

Девочка активно закивала и произнесла:

— Спасибо, месье Бланшар, я всё исправлю и попробую решить прямо сейчас.

— Нет, не сейчас, — он взглянул на тёмные окна. — Уже ночь на дворе. Вам всем пора домой. — Он окинул девочек суровым взглядом и добавил: — Всем вам нужно к следующей неделе решить как минимум по десять таких же примеров и принести их мне на проверку.

— Ну не-е-ет, — заныли девчонки. Но я заметила, что они лишь тянут время и пытаются задержать симпатичного учителя подольше, а вовсе не боятся заданий, которые он им дал.

— От этого будет зависеть ваша итоговая оценка, — строго сказал Луи и поднялся.

Но девочки не спешили расходиться, они мялись у стола, заглядывая в глаза Луи, и я могла бы поклясться священным огнём, что все они были по уши влюблены в него.

— А вы приедете в среду? Будет праздник урожая, — проворковала Анна и кокетливо улыбнулась. — Это очень весело, и вам должно понравится.

— Нет, — Луи лишь мельком взглянул на неё и принялся собирать бумаги в кожаный портфель. — У меня много работы помимо школы, так что не смогу.

— А где вы работаете? — спросила другая девочка.

— В большом холдинге, далеко отсюда, — ответил Луи и закрыл портфель. — Девочки, давайте уже домой, слишком поздно для праздных бесед!

— А кем вы там работаете? — не унимались ученицы. — Тоже учителем?

— Я что сказал?! — он нахмурился. — Все марш по домам!

Девчонки повздыхали, но всё же послушно направились к дверям, а я шагнула внутрь класса и двинулась в сторону Луи под их удивлённые взгляды.

— Добрый вечер, Ваше Высочество, — поздоровалась одна из них и поклонилась.

— Добрый, — отозвалась я и кивнула им.

Луи смотрел на меня, не произнося ни слова. Казалось, он не ожидал увидеть меня здесь после нашей утренней перепалки.

Когда все ученицы покинули класс, я спросила:

— Смотрю, вы работаете сверхурочно, месье Бланшар.

— Они просили объяснить одну тему, — ответил он смущённо и, взяв портфель, вышел из-за стола, — и немного увлеклись.

— Математикой или учителем? — улыбнулась я.

— Катрин, — Луи посмотрел на меня с укором. — Они дети…

— Пубертатный период, — пожала плечами я. — Надеюсь, наличие красивого и харизматичного учителя пойдёт на пользу их успеваемости.

— Уверен, что и на твоей лекции было больше мальчиков, — парировал муж. — И все они любовались твоей красотой.

— Не обратила внимание, — пожала плечами я.

Мы вышли из кабинета, спустились по лестнице и оказались снаружи. Похолодало, и я поёжилась, радуясь, что благодаря многослойной одежде почти не чувствую холода. Я мельком взглянула на Луи: муж шёл в одной тонкой рубашке, и я видела, что дрожь тоже периодически пробегала по его телу, но он старательно не подавал вида.

— Где твой пиджак? — спросила я, нарушив тяжёлое молчание, повисшее между нами.

— Оставил где-то, — он даже не взглянул на меня. — Странно, что тебя это ещё тревожит.

Я промолчала, и когда мы направились по дорожке в сторону светящихся огнями жилых строений, задала ещё один вопрос:

— Где тебя разместили?

— В общем доме для учителей, — отозвался он.

— Золотые простыни постелили? — усмехнулась я.

— С собой привёз, — Луи повернул ко мне голову и улыбнулся, а потом произнёс: — Я так скучал…

Я отвернулась, смущённая его словами, и он тут же умолк.

Мы медленно шли по мощёной тропинке в сторону жилых домов. Некоторые учителя жили в семьях и редко покидали пансионат, другие же, как Луи, располагались в общем доме.

— Как моя Жо-жо? — спросил он чуть слышно.

— У неё всё хорошо, часто спрашивает о тебе.

— Наверное, изменилась за эти полгода?

— Не так сильно, — я пожала плечами, ощущая, как сердце укололо чувство вины.

Дочь действительно скучала по отцу и не должна была страдать из-за наших с ним разногласий, но я не могла бы поступить иначе после того, что сделал со мной Луи.

— А где живёшь ты? — спросил он.

— В самом крайнем доме, — я махнула рукой в темноту.

— Провожу? — предложил Луи, когда мы подошли к дому учителей. — Ведь там совсем нет фонарей.

— Я не боюсь, тем более Хосе где-то рядом. Расскажи лучше, как из бизнесмена ты превратился в обычного учителя? Разорился?

— Нет, — рассмеялся он, — нет. Месяц назад я пришёл к мадам Триаль спросить, нужна ли помощь, имея в виду материальную. Думал, может, здание построить или электричество провести, а она заладила, что нет учителя математики для детей.

— В этом вся она, — улыбнулась я.

— Пришлось козырнуть научной степенью по прикладной математике и вспоминать школьную программу, — сиял он, пожимая плечами. — Это учит меня спокойствию и смирению.

— Особенно когда по несколько раз объясняешь одно и то же, — усмехнулась я.

— А вы с Жо-жо где сейчас живёте? — неуверенно поинтересовался муж.

— Месье Бланшар, — помахала с порога учительского дома девушка.

Это была Кити — воспитанница нашего детского дома. Невысокого роста смуглянка с карими глазами. Она мне напоминала итальянку. Кити осталась жить здесь и стала для учеников учителем биологии.

— Вы пропустили ужин! — выбежала она, накидывая платок на плечи. — Добрый вечер, Ваше Высочество, — поклонилась мне и снова обернулась к Луи: — Я приготовила для вас горячую еду.

— Я не голоден, — растерялся он, переводя взгляд от меня на неё.

— Не отказывайтесь, хорошего вечера, — сказала я и скрылась в темноте.

Я проснулась с рассветом и выглянула в окно из спальни на втором этажа. Мир застилал густой белый туман, из-за которого не было видно ничего, кроме лужайки перед моим домом и верхушек ёлок, растущих вдоль забора. И тут я заметила движение внизу, какой-то человек бродил под моими окнами. Сердце на мгновение замерло от страха: а вдруг отец снова подослал ко мне убийцу, зная, что тут я почти без охраны? Но приглядевшись, я узнала Луи. Он ходил туда-сюда по лужайке и поглядывал на окна первого этажа.

— Ты тут ещё зачем?! — выругалась я вслух и бросилась одеваться.

Накинув на себя платье-балахон и широкое пальто, скрывающее живот, я опрометью бросилась к выходу. Мне не хотелось, чтобы кто-то заметил его у моего дома, и о нашей связи начали судачить в школе, а тем более узнали, что математик являлся моим мужем.

Я распахнула дверь, и сердце ухнуло вниз. Из тумана до меня доносились голоса.

— Не успела! — буркнула я себе под нос, узнав высокий голос мадам Тираль, и, осторожно спустившись во влажную от росы траву, направилась на звук.

— Не ожидала увидеть вас здесь в такой час, месье Бланшар, — сказала директриса, и в её голосе явно слышалось подозрение. — У вас какие-то дела к Её Высочеству?

— О том же могу спросить у вас, — парировал Луи. — Что привело вас сюда в половине шестого утра? Неужели пришли решать административные вопросы?

— Именно, — ответила директриса.

По её тону я поняла, что она уже не в таком слепом восторге от учителя, как была в начале.

— Но у вас, насколько я знаю, нет необходимости быть тут в такой час.

— Боюсь, вы недостаточно хорошо осведомлены, — ответил Луи. — Нас с Кат… Её Высочеством связывают давние деловые отношения.

— Да, я слышала, как она вчера говорила вам об этом. Если мне не изменяет память, речь шла о том, что вы прервали ваше сотрудничество, — она умолкла и добавила: — Кстати, не напомните, а какие именно дела вас связывают?

— О, мадам Тираль, какая встреча, — я выскользнула из тумана прямо между ними и с улыбкой взглянула на директрису, а потом поглядев на Луи, небрежно бросила: — Вы явились раньше, чем мы договаривались, месье Бланшар.

— О, так вы и правда ждали его? — спросила директриса с недоверием.

— Да, у нас остались кое-какие дела, и раз уж он тут, я хочу решить их все разом, — отозвалась я с милейшей улыбкой.

— Понятно, — директриса, кажется, не поверила, но спорить не стала.

— У вас ко мне какое-то важное дело? — спросила я, уставившись на женщину.

Даже сейчас в такой ранний час она выглядела идеально: гладкая причёска, выглаженный костюм, начищенные до блеска туфли, яркий макияж, чего нельзя было сказать обо мне. Из-за беременности я страшно отекала по утрам, а из-за глубоких синяков под глазами казалось, что меня мучает бессонница.

— О да, я принесла отчёт по расходам, — отозвалась мадам Тираль и протянула мне скрученный в трубочку листок белой бумаги, который она всё это время мяла пальцами.

— Отдадите месье Чероки, он приедет через три дня на праздник урожая.

— Хорошо, — она кивнула. — Нам следует в этом году ждать принцессу Жозефину? Дети хотят подготовить ей особый приём.

— Да, — кивнула я, — она прибудет вместе с месье Чероки и его сыновьями, если вы не против.

— Ещё спрашиваете моего разрешения, семья месье Чероки тут самые желанные гости! — смутилась женщина. — Будем очень рады. Я распоряжусь подготовить для них домик.

— Кончено, — я кивнула. — Могу я ещё чем-то вам помочь?

— Нет, это всё, — она покосилась на Луи и бесшумно скрылась в тумане.

— Доброе утро, — я взглянула на Луи.

— Доброе утро, Ваше Высочество, — он приветливо улыбнулся, но, увидев выражение моего лица, опустил взгляд.

— Что привело вас в такую рань ко мне? — холодно спросила я. — Своим излишним вниманием вы ставите меня в неловкое положение, месье Бланшар, и должны это понимать.

— Катрин, прости, я не подумал, — смутился Луи. — Я вовсе не хотел…

— Что ты хотел? — устало спросила я, зевнув. — Давай закончим уже с этим.

— Я по поводу вчерашнего, — начал он неуверенно.

— А что было вчера?

Я чуть склонила голову, пытаясь вспомнить, о чём таком он говорит.

— Та девушка, учительница биологии, — он выглядел виноватым. — У нас с ней ничего нет, ты не подумай.

— С чего ты решил, что я вообще думала об этом? — я удивлённо округлила глаза.

— Но мне показалось, что её слова прозвучали неоднозначно, и решил заверить тебя, что у меня с ней только сугубо деловые отношения и тебе не следует волноваться об этом.

— Луи Бланшар. Разве вы не освобождены от своих клятв? Меня абсолютно не интересует ваша личная жизнь.

— Да, да, я понял, — он нервно потирал лоб, смотря себе под ноги. — Я читал то письмо и получил акции, которые оставлял за тебя в день свадьбы, но… — взглянул на меня муж. — Пусть ты считаешь, что мы расстались, официально брак не расторгнут. И обязательства сохраняются. Я просто хотел, чтобы ты знала, что не оскверню твоего имени.

— Спасибо, — кивнула я. — Как тебе наши успехи? Это немногое нам удалось сделать за столь короткий срок, — перевела тему я.

— Очень уютно получилось, — кивнул Луи.

— Это благодаря Мигизи, месье Крюссолю, что позволил воспользоваться деньгами государства, и тайному инвестору, — улыбнулась я, взглянув на мужа. — Спасибо ему.

— Есть ещё несколько идей по улучшению вашего городка, — он смущённо улыбнулся в ответ, ободрённый замаскированной похвалой.

— Расскажи Мигизи о них, — ответила я, перестав улыбаться. Мне хотелось поскорее закончить этот разговор и отправиться на завтрак: живот уже сводило от голода.

— Индейцу? — он нахмурился. Судя по всему, его старая вражда с Мигизи никуда не пропала даже после того, что он сделал с его бизнесом.

— Да, месье Чероки, — я выставила вперёд подбородок. — А что, неужели после того, как ты почти разорил его, боишься взглянуть врагу в глаза?

— Он мне не враг, — Луи потупил взгляд. — Но ты знаешь, мы с ним не ладим.

— Я знаю только одно, месье Бланшар, — выпалила я. — Если вы всё ещё хотите вернуть свою репутацию, вам следует быть чуть более сговорчивым и не избегать неудобных разговоров! А в особенности если вы искренне хотите нам помочь, а не пытаетесь произвести на меня впечатление, пуская пыль в глаза!

— Катрин, ты несправедлива! — Луи всплеснул руками.

— Неужели? — я бросила на него презрительный взгляд.

— Я делаю всё возможное, чтобы исправить последствия своего выбора, — его голос звенел от напряжения.

Я неопределённо хмыкнула и отвернулась. Туман быстро таял, оставляя после себя лишь молочно-белую дымку. Я увидела, как из домика через один от моего на лужайку вышла пожилая женщина. Она огляделась по сторонам и уставилась прямо на нас с Луи.

— Прости, но нам следует заканчивать этот разговор, пока не поползли слухи о нашей любовной связи, — сказала я и направилась к домику, оставив мужа одного, надеясь, что он как можно быстрее уйдёт с моей лужайки.

Раскрытие тайны

Луи исчез, как только окончились его уроки, даже не попрощавшись. Я ощутила лёгкую досаду, но подавила это чувство, ведь мне не следовало вновь привязываться к нему и искать встречи.

В пансионе уже ощущалось приближение праздника. Через три дня на большом открытом стадионе расставили столы, на которых дети под руководством педагога по живописи делали бумажные цветы, чтобы украсить помещение. В сторонке репетировал школьный оркестр, и до нас то и дело доносились мелодичные звуки флейты и ритм ударных. Мы с Хосе помогали детям готовиться к празднику, эти хлопоты доставляли мне особую радость. Я словно вернулась в далёкое детство, когда император ещё был добрым и любящим отцом, а я не могла и помыслить о том, что мне следует постоянно опасаться нападения его людей.

До обеда мы с Хосе помогали на кухне. Повар из числа выпускников старого детского дома готовил праздничный пирог с тыквой и пряностями. Благодаря урокам тётушки Фазилет, я могла дать фору на кухне любому профессиональному кулинару. Испанец уплетал ароматные булочки за обе щеки, и я с завистью смотрела на его острые скулы и впалые щёки. В отличие от него я сильно набрала за беременность и потому переживала, что скоро мне станет сложно скрывать это от окружающих, а главное — от Луи.

Я всё ещё не решалась сообщить ему радостную новость, ведь не понимала, как он воспримет её. Возможно, Луи стал бы настаивать, чтобы мы снова жили вместе, я же пока не была к этому готова.

Поблагодарив за угощение, Хосе и я направились в актовый зал, где воспитанники украшали праздничные свечи, обматывая их бечёвкой, и вместе с той самой учительницей биологии, что увивалась за Луи, составляли красочные гербарии из ярких кленовых листьев и высушенных колосьев. Сейчас девушка не выглядела опасно: простенькая причёска, ситцевое платье в цветочек, бледный макияж и круглые очки делали её настоящей серой мышкой. Удивительно, что Луи вообще обратил на неё внимание. Насколько я знала мужа, он всегда увлекался яркими женщинами. Впрочем, мне не следовало размышлять об этом: его личная жизнь — не моя забота.

Выйдя из столовой, я с восхищением вдохнула свежий воздух, пахнущий осенью и лесом, и прикрыла рукой глаза. Я пошла по дорожке, ведущей к основному корпусу, мой соглядатай везде следовал за мной. Я любовалась тем, как солнце и ветер играют с последними листьями, окрашивая их в яркие цвета.

Мы провели за работой следующие несколько часов, и я не заметила, как пролетело время. Некоторые воспитанники подходили ко мне и благодарили за нашу помощь в постройке новых корпусов пансионата. Я улыбалась каждому, и моё сердце наполнялось теплом. В тот момент я понимала: всё не напрасно, наша работа приносит огромную пользу, и все эти дети счастливы здесь и имеют возможность жить в хороших условиях. Может, я и совершила много ошибок, но верила, что боги простят меня, благодаря моим добрым делам.

Стоило мне выйти из здания, как меня нагнала учительница биологии и, легонько коснувшись рукава моего платья, спросила:

— Ваше Высочество, простите. У вас не найдётся для меня несколько минут?

Я повернулась к ней и окинула девушку сердитым взглядом. Заметив, как она сжалась от страха, я постаралась изобразить на лице улыбку и, кивнув, сказала:

— Конечно, что вы хотели?

— Я лишь хотела узнать, как вам удалось с такой лёгкостью справиться с выпускным классом, — она смущённо потупила взгляд. — Заглядывала к вам на урок и видела, что дети слушают вас с открытыми ртами, когда на моих уроках они ведут себя из рук вон плохо.

Я удивлённо пожала плечами, не зная, что ей сказать. У меня никогда не было проблем с детьми на уроках, и они вели себя очень сдержанно, не смея перебивать или отвлекаться на ерунду.

— Возможно, всё дело в моём авторитете, — сказала я задумчиво и, указав на дорожку, предложила: — Если хотите, то прогуляйтесь со мной до столовой, и я расскажу вам несколько полезных приёмов, которые помогают урезонить даже самых отъявленных хулиганов.

— Ваше Высочество, мне так неловко беспокоить вас по таким пустякам, — девушка покраснела.

— Вы уже сделали это, так что решайте быстрее. Я тороплюсь, мне некогда стоять тут с вами без дела.

Кити глянула на меня испуганно, но кивнула, и мы пошли рядом по дорожке, ведущей в сторону столовой.

Я как раз заканчивала свой рассказ, когда мы поравнялись с воротами, и лицо учительницы вдруг осветила такая счастливая улыбка, что я даже опешила.

— Месье Бланшар, добрый день! — воскликнула она и бросилась к воротам.

Я медленно обернулась и с удивлением увидела своего мужа, в строгом деловом костюме, элегантном кремовом пальто из тонкой шерсти и с кожаным дипломатом в руках. Луи поймал мой взгляд и замер.

Учительница подлетела к нему, и я решила, что она сейчас бросится на шею, но та лишь затараторила:

— Какое счастье, что вы тут, месье Бланшар! Мы приготовили такие чудесные гербарии, вам надо непременно посмотреть. А ещё Коллет разучила для вечера потешную песенку, в которой упоминает обо всех учителях. И, разумеется, о вас тоже.

— Хм… — Луи переминался с ноги на ногу и поглядывал на меня растерянным взглядом.

— Я думала, вы не собирались приезжать на праздник, что же случилось? — не унималась Кити.

— Поменялись планы, — сухо ответил он и, взглянув на меня, сказал: — Добрый день, Ваше Высочество.

— Добрый. Неужели вы приехали на праздник прямиком с переговоров? — я кивнула на дипломат в его руке.

— Да, пришлось очень торопиться, чтобы успеть.

— Китайцы не любят спешки, месье Бланшар, — я улыбнулась. — Неужели этот праздник стоил того, чтоб рисковать многомиллионными контрактами?

— Что вы, Ваше Высочество, — усмехнулся муж, — никаких рисков. Наши деловые отношения прочны, и мои партнёры всегда готовы войти в моё положение.

— И что же это за положение? — изогнула бровь я. — Неужели в вас проснулось благородство, и вы не можете спать, пока не обучите грамоте всех учеников?

— Именно так, — он кивнул, и я заметила, с каким удивлением смотрит на нас учительница биологии.

Видимо, она не понимала, почему я прицепилась к бедному математику, а он даже не пытается огрызнуться.

— Ну что же, тогда не стану вам мешать, — я поклонилась. — Отправляйтесь в актовый зал, уверена, Кити найдёт вам занятие по душе.

— Нам нужно повесить гирлянды, — согласно кивнула она, — но они не включаются. Может быть, месье Бланшар, вы разбираетесь в электричестве и можете нам помочь?

— С удовольствием займусь этим.

— Будьте осторожны, месье Бланшар, смотрите, чтобы вас не ударило током, — сказала я и направилась в сторону столовой.

— Но ведь вы меня спасёте? — крикнул вслед Луи.

Я обернулась, некоторое время задумчиво посмотрела на него и, улыбнувшись, помотала головой.

Его лицо удивлённо вытянулось, наверное, он решил, что я пыталась обидеть его… Но я не могла сейчас рассказать ему о беременности.

Мой живот снова заурчал от голода, Хосе, стоявший рядом, глубоко вздохнул и недовольно прошептал:

— А ещё удивляется, почему так поправилась.

— Ты что-то сказал? — переспросила я.

— Говорю, что в вашем доме есть вкуснейший суп, который я предусмотрительно оставил.

— Мой спаситель, — улыбнулась я и заторопилась к дому, чтобы успеть перекусить перед торжественной частью, но не успела я ступить и двух шагов, как нас догнала мадам Триаль.

— Месье Чероки приехал, — сказала она.

— Уже? — вздохнула я и направилась к парку, куда уже приближались Жо-жо, Аарон и Юнос во главе с Мигизи.

— Ваше Высочество, — кивнул Мигизи.

— Ваше Высочество, — повторила за ним Жозефина.

— Как добрались? — улыбнулась я. — Не устали?

— Нет, Ваше Высочество!

Сыновья Мигизи стояли с выпрямленной спиной, словно курсанты военного училища.

— Папа! — воскликнула Жозефина и пронеслась мимо меня, позабыв про всё.

Луи стоял позади. Он подхватил дочку на руки, прокрутил её несколько раз вокруг себя и, не опуская, с жадностью целовал в голову.

— Птичка моя… моя Жо-жо, — тараторил Луи, — как я соскучился… Как ты выросла! — Он наконец отпустил её. — Дай посмотрю на тебя.

Я невольно улыбалась, наблюдая за этой сценой.

— А он что здесь делает? — буркнул Мигизи.

— Это новый учитель математики, — я подняла брови вверх.

— Чему он может научить, — не переставал ворчать индеец, — как обманывать и делать подлости?

— Хватит! — отрезала я.

— Мам! — повернулась ко мне Жо-жо, — почему ты не сказала, что папа тоже тут? — удивлённо тараторила она, идя на меня за руку с отцом.

— Хотели тебе сюрприз сделать, птичка моя.

«Вероятно, он вернулся из-за неё, вырвался из офиса, чтобы увидеться с дочерью», — подумала я, и на сердце потеплело…

— Ваше Высочество, — растерялась мадам Триаль, — извините, мы не знали, что месье Бланшар…

— Будущий принц-консорт? — помогла я женщине.

— Как неловко вышло, — залилась краской директриса.

— Умён, добр и скромен, — говорила я, уверенная, что Луи меня слышит, — таков мой муж.

— Месье Бланшар, — начала оправдываться женщина, — ещё раз извините… Ещё и в общем доме разместили вас, — схватилась она за голову.

— Мадам Триаль, — вмешалась я, — не сто́ит так переживать. Моего супруга не интересуют титулы, роскошь и деньги. Он полюбил детей и без умолку рассказывает мне об их успехах.

— Катрин, перестань, — попросил Луи, понимая, что мои слова абсолютно не относятся к нему, — кхм-кхм… В смысле, Ваше Высочество, не сто́ит.

— Ужасно застенчив, — я покачала головой, глядя на женщину, — не понимаю, как он вообще осмелился просить моей руки.

— Катрин, пожалуйста, — тихо вздохнул муж.

— Мадам Триаль, — я продолжала беседу, — вы ведь сохраните наш секрет?

— Конечно, Ваше Высочество.

— А ты, юная леди? — я взглянула на дочь.

— Прости, мам, — она виновато опустила глаза, — я так давно не видела папу, что не удержалась.

— Я не сержусь, — я провела рукой по щеке дочки, — но давай больше никому не будем рассказывать, что новый учитель математики — твой отец.

— Пап! Ты учитель? — хихикнула Жозефина, — а со мной позанимаешься? Математика — единственный предмет, по которому у меня плохие отметки…

— Почему раньше не говорила? — удивился Луи.

— Ты никогда не спрашивал, — она пожала плечами.

— Конечно, милая, — улыбнулся он. — Ты знала? — шепнул мне, когда мы направились обратно.

— Что у Жозефины проблемы с точными науками? — переспросила я. — Конечно.

— Почему не говорила мне?

— Во-первых, это не её основные предметы, а во-вторых, ты когда-то интересовался дочерью? Не считая тех последних месяцев?

Луи ничего не ответил мне. Он поравнялся с Жозефиной и продолжил идти рядом с ней.

За праздничным обедом мы все сидели по разным концам стола. Свекольный салат, запечённые яблоки с мёдом и орехами, тыквенный суп с пряностями, тушёные овощи и в завершение огромный морковный торт.

— Боги! Как вкусно! — я хвалила каждое блюдо и поваров.

Бывшие воспитанники пансионата расплывались довольными улыбками.

После застолья все переместились на игровые площадки, что организовал Мигизи. Вокруг него крутились старшеклассники.

— Сыграем в футбол?

— В следующий раз, — отвечал он.

— Месье Чероки, пожалуйста.

— Хосе, — крикнул индеец, — будешь моим соперником?

— Я на службе, — лениво отвечал испанец.

— Я слышала, месье Бланшар отлично играет, — громко сказала я.

— Нет, — встрепенулся муж, — я не буду.

— Пожалуйста, месье Бланшар, — напали на него дети.

— У меня даже формы нет.

— Я сейчас принесу, — улыбнулся Хосе, и буквально через пять минут около Луи лежали новые кроссовки и форма.

— Ты откуда взял? — удивилась я.

Хосе довольно улыбался, пожимая плечами.

— Я не играл со времён университета, — муж всё ещё старался увильнуть от игры.

— Не упрямьтесь, — говорила я, — смотрите, сколько человек вас уговаривают.

— Только ради вас, Ваше Высочество, — Луи взял форму и пошёл переодеваться.

— Уверена, что другой причины быть не может.

— Давай, блондин, — выпалил Мигизи, — набирай себе команду.

— Месье Чероки, — строго сказала я, взглянув на друга.

— В смысле, месье Бланшар, — язвительно повторил индеец.

Воспитанники, учителя и пожилые люди — все окружили стадион, в предвкушении матча.

Я была уверена, что игра будет захватывающей. Ведь два вечных противника столкнуться на поле, и только молила богов, чтобы им хватило мудрости не подраться.

Они и правда играли азартно и неистово, ни на мгновение не уступая друг другу. И казалось, что счёт так и останется ноль-ноль.

Устав от толпы и шума, я незаметно скрылась и, укутавшись в шерстяной платок, словно в плед, медленно пошла к дому.

— Малыш, скорей бы мы увиделись с тобой, — шептала себе под нос я, — меня измучили дни ожидания, бессилие и страх перед отцом. Только и остаётся всё держать в секрете. Ведь я сейчас не в силах защитить нас.

— Ваше Высочество, — я услышала женский голос и подняла глаза.

На лужайке перед своим домом сидела моя старая знакомая мадам Кюри и ловко вязала спицами.

— Мадам Кюри, вы испугали меня, — я сошла с дорожки и шагнула в её сторону. Морщинистое лицо женщины расплылось в доброй улыбке. — Почему вы не пошли на стадион? Там такой захватывающий матч.

— Проклятый артрит, колени ноют так, что нет сил дойти даже до калитки, — она отложила вязание и с досадой похлопала себя по колену, но тут же поморщилась. — Старость не радость.

— Как я вас понимаю, — я подошла к ней и опустилась на скамейку рядом.

Мои ноги тоже ныли после такого насыщенного дня, и мне хотелось скорее лечь в постель, но я не могла оставить старушку без общения, которого ей частенько не хватало.

— Да я уж привыкла, — она тяжело вздохнула. — Всё из-за старых переломов. Не думала я в молодости, что и после придётся так страдать из-за этого мерзавца.

— Вы сейчас о ком? — я нахмурилась.

— О колене, о ком же ещё? — мадам Кюри натянуто улыбнулась и принялась поглаживать колено сквозь ткань пёстрой юбки. — Два вывиха чашечки.

— Вы в юности были спортсменкой? — предположила я, но та лишь отвела взгляд и спросила:

— Как вам ужин, что подавали в этот раз?

— Так вы, что же, и на ужин не ходили? — воскликнула я.

— Куда там, — она печально улыбнулась. — Хотела… Да поняла, что если туда и дойду, то обратно точно придётся ползком возвращаться.

— Так что же, вам не достались волшебный морковный торт и тыквенный суп? — с улыбкой возмутилась я. — Давайте я провожу вас до столовой, чтобы вы смогли его отведать.

— Что вы, Ваше Высочество, — она замахала руками. — Не в вашем положении старух на горбу таскать.

— И какое у меня положение? — я побледнела и уставилась на неё.

— Я стара, но не слепа, — она улыбнулась. — Ваша походка раньше была другой, вы теперь переваливаетесь как уточка, извините, Ваше Высочество за сравнение, да и глаза светятся. Такое ни с чем не спутать, я-то знаю… — она вдруг помрачнела, и её улыбка потухла.

— Мадам Кюри, могу я попросить вас никому не говорить об этом? — осторожно спросила я и заглянула ей в глаза.

— Только прикажите, и я буду нема как рыба, — ответила она совершенно серьёзно.

Я некоторое время разглядывала её морщинистое лицо, а потом внезапно предложила:

— А давайте я сейчас сбе́гаю на кухню и захвачу оттуда пару кусков того самого морковного торта, и мы с вами выпьем чая и поболтаем по душам?

— Ну вот ещё, стану я гонять вас по таким пустякам, — сказала она и поглядела на меня строго. — Вам надо больше отдыхать и…

— Я мигом, — я перебила её и, подмигнув старушке, направилась назад к корпусам пансиона, откуда до нас доносились приглушённые крики болельщиков футбольного матча между Мигизи и Луи.

— Не стоило вам делать этого, — улыбнулась она, когда я вернулась с двумя кусками тыквенного пирога с орехами, того самого, что я сегодня утром помогала готовить.

Не знаю почему, но именно сегодня я вновь ощутила себя весёлой и бесшабашной, какой была раньше: во времена моей юности. Сейчас я всё реже позволяла себе радоваться без причины и совершать мелкие шалости, оправдывая себя наличием определённого статуса.

— Морковного я не нашла, но и этот пирог тоже не уступает по вкусу, — я поставила тарелки на стол. — Сделаю чай, и мы сможем поболтать, — сказала и добавила: — Если, конечно, не помешаю вам.

— Вы не можете помешать, — она явно смутилась. — Я буду счастлива провести время в вашей компании, но давайте я лучше сама всё сделаю.

Она потянулась за клюкой, что стояла у лавки, и тяжело поднялась на ноги.

— Мадам Кюри, — я остановила её, — я не растаю, если налью нам чай. Только скажите, где что лежит и что могу трогать.

— Вам можно всё, — улыбнулась она, — тут всё вам принадлежит.

— Что вы такое говорите, — я всплеснула руками и направилась внутрь. — Это ваш дом, и я никогда бы не стала утверждать обратное.

— Вы слишком добры ко мне, Ваше Высочество, — крикнула она мне вслед.

Каждый двухэтажный домик мог вместить до двадцати постояльцев. На втором этаже располагались несколько спален и санузлы, а на первом — просторная гостиная и кухня, но мадам Кюри пока жила внизу. Из-за больных ног было тяжело подниматься, и ей организовали спальное место прямо в гостиной на первом этаже. Я прошла сквозь спальню и сразу же оказалась в просторной светлой кухне, выходящей окнами на лужайку перед домом.

В центре помещения располагался прямоугольный деревянный стол, за которым одновременно могли бы поместиться не меньше десяти человек. Сразу за ним располагался кухонный гарнитур, в котором я и нашла всё необходимое. Заварив в пузатом керамическом чайнике ароматную смесь чёрного чая и чабреца, я взяла две чашки, чайник и вернулась в сад.

— Ещё раз скажу, что не стоило, — мадам Кюри разливала нам горячий напиток, который я только что вынесла, — но не буду скрывать, что вы согреваете моё сердце… Никто со времён моей молодости не готовил мне чая.

— Мадам Кюри, — воскликнула я, — как же так, неужели вы всю жизнь одна?

Я ничего не знала о прошлом мадам Кюри. Она обычно отмалчивалась, и теперь, когда у нас появилась общая тайна, я наделась на её откровенность.

— Нет, было время, когда у меня была настоящая семья, — она тяжело вздохнула, дуя на чашку и отпивая маленький глоточек, — муж и сын.

— Расскажете мне о них? — попросила я, усаживаясь поудобней. — Что случилось? Почему вы оказались тут? Где ваш сын?

— Он считает, что я предала его. Мой сын верит, что я настоящее чудовище, и ненавидит меня, — мадам Кюри сделала глоток чая, и я заметила, как в уголках её глаз блеснула слеза.

Это тронуло моё сердце, я положила ладонь поверх её руки и чуть сжала.

— Расскажите мне всё, мадам Кюри, — попросила я. — Может, я смогу чем-то помочь вам и исправить положение.

Пожилая женщина долго молчала, попивая чай и поглядывая на меня исподлобья, а потом заговорила:

— Я родилась в деревне на самой окраине Эйр’бендера. Равнины и поля, холмы и реки… Я, конечно, любила всё это, но моей страстью была литература и журналистика.

Мадам Кюри взглянула на меня, я тут же кивнула и взяла чашку в руки, предвкушая долгий разговор.

— Я поступила в Императорский университет и, закончив его с отличием, устроилась стажёром в газету. Писала небольшие статьи о бизнесе, я разбиралась в экономике лучше других студентов, и это было моим преимуществом. Вскоре, благодаря моему усердию, меня повысили, и вот я уже вела свою колонку, а потом и дослужилась до заместителя редактора журнала, — усмехнулась женщина. — Мне пророчили головокружительную карьеру.

Я внимательно наблюдала, как начинали светиться её глаза, когда она заговорила о прошлом.

— Я мечтала, что когда-нибудь стану владельцем собственной небольшой газеты и моё имя будут знать все, включая императора.

— Правда? — искренне удивилась я.

— Да, — она улыбнулась, но почти сразу же снова посерьёзнела и сказала приглушённым голосом: — Но судьба решила иначе.

— Что же случилось?

— Я встретила одного человека, и это изменило мою жизнь…

— Расскажете? — осторожно спросила я.

Она закивала и проложила рассказ:

— Мне было двадцать семь. У меня было почти всё, о чём может мечтать девушка, жаждущая успешной карьеры. Но не было лишь одного — любви. Я страдала из-за этого, думала, что со мной что-то не так, раз до сих пор никто так и не сделал мне предложение. Все мои деревенские подруги уже обзавелись детьми, а я на их фоне казалась белой вороной, — вздохнула мадам Кюри. — И вот тогда, волей случая, мне повстречался он…

Её глаза заволокло поволокой воспоминаний, и на мгновение я увидела в ней ту самую юную девушку, которой она когда-то была.

— В то утро ко мне в кабинет явился рассерженный редактор и заявил, что из-за халатности нашего внештатного корреспондента срывается одно очень важное интервью. В тот год в деловых кругах все только и говорили, что об одном юном таланте. Тридцатилетний гений из ничего создал свою компанию и постепенно захватывал рынок, подминая под себя мелких игроков. Некоторые боялись и ненавидели его, другие превозносили до небес. Но никто так и не смог взять у него интервью. Юноша скрывался от журналистов, и каждая газета и журнал только и мечтали, чтобы заполучить его на первую полосу. Каким-то образом нашему редактору удалось договориться с этим человеком, но интервью срывалось, и это была настоящая катастрофа, — она посмотрела на меня и сказала с печальной улыбкой: — И тогда я предложила заменить корреспондента, ведь у меня имелся опыт полевой…

Я попыталась вспомнить, читала ли что-то об этом бизнесмене в газетах, но, судя по всему, всё это происходило ещё до моего рождения.

«Надо попросить Хосе выяснить, кто он…» — подумала я.

Она отпила чая и продолжила:

— Мы с фотографом поехали на встречу. Я ожидала увидеть тощего ботаника в очках и подтяжках, но, к моему изумлению, нас ждал импозантный юноша со светлыми пшеничными волосами и аристократическими чертами лица. Он сразу понравился мне: высокий, статный, с пронзительным взглядом синих глаз. А голос, Пресвятая Дева Мария, — она прижала ладони к груди, — низкий, глубокий. Он буквально заворожил меня. Я влюбилась так крепко, что бо́льшую часть интервью только и могла, что глупо улыбаться и краснеть, потупив взгляд, словно какая-нибудь кисейная барышня, — рассмеялась она. — Интервью затянулось на несколько часов, и, со слов редактора, это было лучшее из того, что я сделала для журнала. Ведь благодаря моей статье, номер раскупали как горячие пирожки, и это принесло нам бешеную популярность. Но мне было всё это уже неважно, ведь этот человек вскоре позвонил и пригласил меня на свидание…

— Как романтично, — улыбнулась я.

— Я тоже летала в облаках, — вздохнула она. — И не видела очевидных вещей: он никогда не любил меня, хотя и умел производить впечатление.

— Как же так? Я думала, это будет история со счастливым концом.

— Я тоже так думала по своей наивности из-за отсутствия опыта в отношениях… — мадам Кюри вздохнула и продолжила: — Он мог неделями не звонить и не появляться, а после приехать с охапкой роз и удивляться, почему я обижаюсь на него. Как-то он пригласил меня в театр, я ради такого случая купила новое платье и сделала причёску, но он так и не появился… Ни этим, ни следующим вечером. Я порыдала две ночи и пообещала себе никогда больше не заговаривать с ним, но он приехал к редакции на белоснежной машине с открытым ве́рхом и так улыбался… Я не смогла сказать ему «нет». Он часто был груб со мной или болезненно ревнив, а потом вдруг настроение менялось, и он носил меня на руках… Сейчас я понимаю, что должна была сразу понять — я не нужна ему, но тогда старалась не замечать этого… Ведь он был так хорош собой, богат, успешен. И я не понимала, почему он обратил на меня внимание… Два года мы встречались урывками, а я так и не знала, могу ли назвать его своим женихом… Потом я забеременела, и он, ничуть не раздумывая, женился на мне.

— Значит, не такой он и подлец, — сказала я, отпив чая. — И видно, любил вас, как умел.

— Не торопитесь с выводами, Ваше Высочество, — сказала она печально. — Стоило только наследнику родиться, как я стала ему не нужна. Он использовал меня всё это время, а после того как на свет появился сын, стал относиться ко мне как к прислуге. Я вынуждена была уйти с работы, и моё место отдали другому, я сидела дома с малышом, пока он порхал с одного приёма на другой, изменяя мне…

— Как знакомо, — пробурчала я, но мадам Кюри даже не заметила этого, продолжая свой безрадостный рассказ:

— Он стал кричать на меня по пустякам: разбитая чашка, недосоленный суп, грязные пелёнки нашего сына или его плач… — По морщинистой щеке скатилась скупая слеза, и мадам Кюри утёрла её ладонью. — Он говорил, что я никчёмная женщина, которой нельзя доверить ничего, а уж тем более малыша. Я пыталась объяснить ему, что наш сын плачет не потому, что я плохая мать, а потому, что это естественно для младенца, но… — она умолкла, а потом произнесла чуть слышно: — И тогда он первый раз меня ударил.

— Что? — я уставилась на неё круглыми глазами. — Как он посмел? За что?

— Уже и не помню, — вздыхала женщина, — конечно, он попросил прощение, сославшись на проблемы на работе. Но это стало повторяться всё чаще… Я терпела, сначала оправдывала его, а потом ради сына.

— Разве можно о таком молчать?

— Кто мог меня защитить? У меня никого не было. Работу я потеряла, вернуться в деревню не могла, к тому же я всё ещё любила его, как не смешно это звучит…

— А полиция?

— Мне было стыдно признаться в том, что он делает это со мной, — она невесело усмехнулась. — А если бы началось разбирательство, он мог бы потерять бизнес, а я не хотела ему зла.

— Ну и зря! — выпалила я.

— Моя одежда становилась всё более закрытой… Из-за стыда я перестала общаться с людьми: боялась, что они узнают и встанут на его сторону. Всё моё тело было в синяках, и мне сложно было скрывать это, а мы с мужем всё больше и больше отдалялись друг от друга. Моё терпение лопнуло в тот день, когда муж, вернувшись в очередной раз пьяный, начал просто так избивать меня. Я потеряла сознание, а очнулась в больнице.

— Боги, — у меня задрожало всё внутри, — ну на этот раз он попал в тюрьму?

— Нет, — она помотала головой. — Я тогда так сильно испугалась, что, когда вышла из больницы, решила уйти от него.

— А сын? Вы ведь забрали его?

В мою голову закралось нехорошее подозрение, и она подтвердила его…

— Попыталась, но он меня поймал, отобрал сына и пригрозил меня убить, если я ещё раз попытаюсь украсть его ребёнка. Меня же он выгнал на улицу.

— Боги! Какой кошмар! — Я прижала руку к груди и ощутила, как к горлу подкатывается комок. — Он не мог так поступить с вами. Я не могу поверить, что кто-то может быть таким чудовищем. Отобрать мать у ребёнка, немыслимо!

— Я тоже не могла бы поверить, если бы не пережила это сама.

— Что было дальше? Спустя годы вы отыскали сына?

— Нет, — она покачала головой. — Муж убедил меня, что с ним сына ждало блестящее будущее, и я была слишком забита и напугана, чтобы усомниться в этом…

— Но неужели полиция ничего не сделала? Ведь они видели ваши травмы!

— Нет, он подкупил всех их. А ещё, позаботился и о том, чтобы ни одна газета не взяла меня на работу, и я вынуждена была скитаться из приюта в приют, искать любую работу, чтобы не умереть с голода. Из-за травм я не могла пойти работать горничной в отель или делать другую тяжёлую работу: всё тело болело, постоянно кружилась голова, а на престижные должности меня не брали.

— Каков подлец! — воскликнула я

— Я вернулась в свою деревню, в родительский дом. Через пару лет стала жить с новым мужем. Он был спокойным и трудолюбивым. Детей у нас больше не было, — по её щекам текли беззвучные слёзы, и она смахнула их рукой.

— Мадам Кюри, — я подсела к ней и обняла. — Простите меня, что заставила вас вспомнить всё это. Это было так жестоко по отношению к вам, чем я могу искупить вину? Если хотите, то мы постараемся найти вашего сына и всё ему расскажем. Знаете, — хитро улыбнулась я, — у меня есть талант убеждения.

— Нет, не нужно — она замахала руками. — Я знаю, что у него всё хорошо, но он не должен знать, что я жива. Он же ненавидит меня за то, что я ушла. Отец наверняка говорил обо мне всякие гадости.

— Ну что вы, он должен всё узнать, ведь вы ушли не по своей воле и вашей вины в этом…

Она не дала мне договорить, положив морщинистую руку на плечо:

— Я струсила и не сражалась за него, и значит, его отец был прав: я плохая мать и недостойна того, чтобы снова обнять своего сына. Как бы печально это ни было…

— Нет, вы неправы! — возразила я.

— Это моё решение, Ваше Высочество, и я прошу, чтобы вы уважали его, — она заглянула мне в глаза и добавила с нажимом: — А я буду уважать ваше желание скрывать беременность.

Мне ничего не оставалось, как покорно склонить голову и согласиться. Хотя на душе скребли кошки, и я дала себе обещание непременно узнать об этом случае подробнее через Мигизи и попытаться выяснить, кто был её мужем в прошлом.

— Мам! — К дому, где мы сидели с мадам Кюри, подбежала Жо-жо. — В смысле, Ваше Высочество.

Хосе следовал за ней.

— Идём, — улыбнулась я, — я поняла, что для тебя сложны регалии.

— Нет, мам, — она присела рядом, — просто когда хочу скорее рассказать, то вырывается само собой.

— Мадам Кюри, это моя дочка Жозефина.

— Здравствуйте, — кивнула Жо-жо женщине.

— Здравствуйте, Ваше Высочество, — улыбнулась мадам Кюри.

— Слушаем тебя, — я провела рукой по чёрным волосам дочки, поправляя их.

— Наша команда победила!

— А мы за кого болели? — переспросила я. — За дядюшку твоего?

— Нет, — она помотала головой, — за п… за другую команду.

Ещё издали послышались восторженные голоса мальчишек, и я заметила, как толпа приближалась к нам. Впереди всех шёл Луи, улыбаясь своей белоснежной улыбкой.

— Мадам Кюри, — оглянулась я, — вы не попали на праздник, но, кажется, праздник движется к нам.

— Похоже на то, — кивнула она.

— Кажется, вас можно поздравить? — я обратилась к Луи, когда он подошёл к дому, возле которого мы сидели.

— Вы не видели? — усмехнулся он.

— Не питаю тёплых чувств к этой игре, — пожала плечами я. — Но победителю положен приз, и я предлагаю вашему капитану попить чай с двумя принцессами и обворожительной мадам, — подмигнула мадам Кюри.

— Это слишком много, — его брови взметнулись вверх, — но не откажусь.

— Мадам Кюри, — я обратилась к женщине, — это наш новый математик, он здесь всего два месяца, но, похоже, успел завоевать все сердца.

— Не все, — ответил муж, — одно осталось.

— Вы про Мигизи?

— Нет, — рассмеялся Луи, — мне его сердце абсолютно ни к чему.

— Я принесу новый чай, — встала я, — этот совсем остыл.

— Я помогу, — пошёл за мной муж.

— А вы спросили у мадам Кюри разрешение зайти в дом?

— Мадам Кюри, — посмотрел он на женщину.

— Идите-идите, — она махнула рукой.

— Луи, не сто́ит привлекать к нам внимание, — тихо сказала я, заходя в дом.

— Я только решил помочь, нехорошо, если вы будете нам прислуживать.

— Хорошо, если так, — кивнула я, ставя чайник на плиту. — Спасибо, что согласился на этот матч. Все были в восторге.

— Я тоже полюбил детей, — улыбнулся муж. — Как вспомню, что по моей вине всего этого могло не быть…

— Оставь прошлое в прошлом, — перебила его я. — Главное, что ты признал ошибку и стараешься исправиться.

— Ты простила меня?

— Не совсем.

— А что мне сделать, чтобы приблизить этот день?

— Достанешь стаканы? Они на верхней полке.

— Здесь? — Он подошёл сзади, прислонился грудью к моей спине и протянул руку наверх, что-то перебирая в шкафчике. Его щека коснулась моих волос.

— Луи Бланшар, — оттолкнула его я, — отойдите!

— Я опять это делаю, — вздохнул он, проведя руками по своему лицу, словно умылся воздухом. — Извините. Это моя проблема, моя слабость… И я должен справиться.

— Луи, зачем ты хочешь остаться со мной наедине? Что хочешь сказать или доказать?

— Ничего, — отрезал он, — я ничего не хочу. Случайно выходит.

— Хорошо, — кивнула я, — тогда подайте мне чашки из соседнего шкафчика, а сами берите кипяток.

— Ваше Высочество, — встретила меня в дверях учительница биологии, — вы у нас?

— Мадам Кюри попросила заварить чай, — спокойно ответила я, обходя девушку.

— Месье Бланшар! — удивилась она, — и вы тут.

— Я решил помочь с кипятком, Кити, — сухо ответил он.

— Кити? — пробурчала себе под нос я. — А он зря времени не теряет!

— Вашество, — воскликнул Мигизи, — что так долго?

— Помог бы! Вместо того чтоб ворчать, — рассмеялась я.

— И блондин тут, — буркнул индеец.

— Мигизи! — я строго посмотрела на друга.

— В смысле, месье Бланшар, — язвительно повторил он.

— Как вы его назвали? — встряла мадам Кюри.

— Блондин, — улыбнулся Луи, проведя по волосам, — мы с месье Чероки познакомились двадцать лет назад в университете, и с тех пор он души во мне не чает. Так ведь, индеец?

— Т-ш-ш, — остановила я его, улыбаясь и изумляясь самоиронии, — какой пример вы подаёте?

— Как его зовут? — шёпотом переспросила мадам Кюри у Кити.

— Месье Бланшар, — тихо ответила та.

— А зовут как? Имя?

— Луи, Луи Бланшар, — добавила Кити.

Я заметила, как забегали глаза женщины по лицу моего мужа, и как, глубоко вздохнув, мадам Кюри прижала руку к сердцу, как бы подавляя боль.

— Мадам Кюри, вам плохо? — Я подсела к ней. — Где лежат ваши лекарства?

— Нет, нет, — отмахнулась она, вставая, — …показалось.

— Что показалось? — я помогла ей подняться.

— Приступ астмы… Показалось, что приступ астмы сейчас начнётся, — мотала она головой. — Я устала, хочу прилечь. Извините меня.

— А с вами, юная принцесса, — обратился Луи к Жо-жо, чем отвлёк моё внимание от мадам Кюри, — когда займёмся математикой?

— Только не сегодня! — взмолилась дочь.

Луи важно посмотрел на часы, потом на солнце.

— Через час самое благоприятное время, — улыбнулся он.

— Мам?

— Не смотри на меня, — я покачала головой, — ты сама напросилась.

— У вас дома позанимаемся? — неуверенно спросил меня Луи.

— Сегодня школа в вашем полном распоряжении, — парировала я.

Пока Жо-жо занималась с Луи, я, Мигизи и мадам Триаль обсуждали накопившиеся проблемы. Особенно всех волновал вопрос с предстоящим Рождественским балом, ведь у нас не было помещения, где зимой могли все разместиться, да ещё и танцевать.

— Мы успеваем вернуть займ месье Крюссолю? — спросила я Мигизи, когда он провожал меня к школе.

Уже смеркалось, и в здании горел свет только в одном окне: там, где занимались Луи и Жозефина.

— Да, всё идёт по плану, — отвечал друг.

— Хосе, — я обратилась к испанцу, — организуешь нам чай? Они ведь там давно сидят, — кивнула в сторону школы.

— Да, три часа уже. Сейчас всё сделаю.

— Друг, ты ведь завтра утром заберёшь Жо-жо в школу?

— Конечно, мне же своих тоже туда везти. Я пойду в свой дом, не имею ни малейшего желания видеть вашего мужа.

— Мигизи, держи эмоции при себе.

— Вы не представляете, как я себя сдерживаю, чтобы не разбить ему лицо! — завёлся друг. — Я готов был придушить его голыми руками, когда узнал, что «Лареж-лайф» принадлежала ему.

— Он раскаивается, — я попыталась заступиться за Луи.

— Всё, не будем портить друг другу вечер, я исчезаю, — он поднял руки вверх.

Я тихо поднялась на третий этаж школы и медленно пошла в сторону кабинета, чтобы не отвлекать их. Луи сидел рядом с Жо-жо и внимательно смотрел, что она пишет в тетради.

— За мной мама пришла, — вскочила она.

— Я тебя ещё не отпускал, — улыбнулся муж, хватая её за руку и усаживая обратно.

— Я не тороплю, — тихо сказала я, садясь за парту у входа.

— Эти примеры решишь до выходных, я проверю, — он писал в её тетради. — Вы ведь будете здесь? — Луи взглянул на меня.

— Да, — кивнула я, — ещё три недели.

— Конечно, — согласился он.

— Я всё принёс, — зашёл в класс Хосе с больши́м горячим чайником и подносом выпечки.

— Ты волшебник, — улыбнулась я, — посидишь с нами?

— Нет, снаружи подожду, — испанец закрыл за собой дверь.

«Надеюсь, Луи понимает, что этот импровизированный семейный ужин только ради Жозефины…» — подумала я, присаживаясь напротив них за ту же парту

— Как позанимались?

— Жо-жо схватывает всё налету, — хвалил её отец, — к концу года моя дочь будет знать программу лучше учителей.

— Не увлекайтесь так сильно, — я уминала пирожок, принесённый Хосе, — оставьте место для медицины.

— И живописи, — несмело встряла дочка.

— Ты почему не ешь? — Луи строго посмотрел на Жо-жо. — Посмотри, какой аппетит у твоей мамы! Вон, какие щёки у неё появились. А твои где?

— Пап! — удивилась дочка, — ты ничего не знаешь?

— Жо-жо, — перебила её, — кушай, вы давно тут сидите. Аппетит от свежего воздуха и спокойных нервов, — пожала плечами я.

Луи настороженно посмотрел на меня, потом на дочь и продолжил:

— А у тебя почему аппетита нет? Тот же свежий воздух.

— Пап, — засмеялась Жо-жо, — мама не от воздуха поправилась.

— Жозефина! — строже сказала я.

— Мам, даже папе нельзя знать о ребёнке? — искренне удивилась она.

Луи посмотрел на меня, затем осторожно опустил взгляд на мой живот. Медленно моргнул, потом широко раскрыл глаза, затем потёр лоб и вздохнул, задержав дыхание.

— Луи, — начала оправдываться я, — это большой секрет. Никто не должен знать.

— Угу, — быстро стал собираться он.

— Пап, ты куда? — смутилась Жо-жо.

— Уже поздно, — невнятно пробурчал муж, — мне надо ехать домой… — Он быстро поцеловал дочку в лоб и выбежал в дверь.

— Мам? Я зря сказала? — расстроилась дочка.

— Наоборот, — я старалась сгладить ситуацию, — спасибо тебе, а то я всё не решалась. Но он и вправду торопился, — медленно встала из-за стола, — предупреждал. Попей чай и пойдём.

— Мам, даже моя подруга Эми не знает. Я, правда, никому не говорила.

Я вышла в коридор, где стоял Хосе.

— Что случилось? — тихо спросил испанец, глядя в окно.

— Жо-жо всё рассказала Луи, — чуть слышно ответила я, вставая рядом.

Луи быстро шёл к стоянке не по тротуару. Останавливался, делал глубокий вдох и медленно выдыхал, глядя в небо, вытирал ладонью лицо, видимо, от слёз, и с такой же скоростью продолжал свой шаг.

— Не такой реакции я ожидала, — скрещивая руки на груди, говорила я.

— Проводить его до дома?

— Да, — кивнула я, — незаметно.

— Разумеется.

Следующий месяц я не появлялась в нашем городке, создавая видимость, что в командировке.

В один из вечеров, перед последней лекцией по медицине, я стояла у окна, опираясь о подоконник. Школа почти опустела, и в коридоре царил полумрак, свет проникал только из тех аудиторий, в которых оставались ученики. У меня ужасно ныла спина, отекли ноги, так ещё и малыш так сильно ударил ножками, что я чуть не взвыла от боли.

— Ваше Высочество… — я услышала голос Луи, но у меня не было сил отвечать. — Катрин, — шепнул он, подойдя, — тебе плохо?

— Заметно? — шепнула я в ответ, не открывая глаз.

— Очень. Все оборачиваются.

— Достань любую книгу из своего портфеля, — я повернула голову в его сторону.

— Зачем? — засуетился он, положив передо мной учебник.

— Буду делать вид, что сосредоточенно читаю, — я открыла его. — О боги! — непроизвольно вырвалось у меня.

— Что случилось?

— Он пятый раз бьёт в одно и то же место! Боги, как больно, когда же он перевернётся и будет бить в печень или желудок, — усмехнулась я через силу. — Он мне сейчас все тазовые кости сломает.

— Это мальчик? — неуверенно и чуть слышно спросил Луи, нервно проведя рукой по своей щеке.

— Он — это ребёнок, Луи Бланшар. Я про ребёнка, — тихо отвечала я.

— Тебе сто́ит прилечь и отдохнуть.

— Великий целитель, который может вернуть человека, услышав слабое биение его сердца, не может справиться с болью в спине и ногах? — усмехнулась я. — Нет, Луи Бланшар, мне нельзя показывать слабость.

— Ты вся бледная.

— Анемия, видимо. Да ещё кальция костям не хватает. Не бери в голову, скоро всё закончится, — я попыталась уйти.

— Может, тебе к доктору? — Луи остановил меня. — Хотя это глупо, извини, не подумав сказал.

— Не переживай, Луи Бланшар, с Жозефиной было хуже, этот малыш позволяет мне даже ходить.

— А что было с Жозефиной? — удивлённо спросил он.

— Ах да, забываю, — вернулась я, — вы же не мой муж, чтобы знать все подробности. У меня есть ещё минута до начала занятия, расскажу в двух словах.

Луи напряжённо вглядывался в моё лицо.

— Жозефина — вода, а я огонь. Я не могу пользоваться своим даром, пока беременна, это может навредить ребёнку.

— Это я знаю, — буркнул муж.

— Когда я была беременна Жо-жо, у меня так отекали ноги, словно в них заливали по ведру воды. Спина постоянно болела, тазовые кости расходились, готовясь рассыпаться на миллионы молекул.

— Я не замечал этого.

— Когда тебе было замечать! — рассмеялась я. — Ты пропадал на работе, потом в баре с друзьями, приходил пьяным… Но спасибо тебе, в эти дни ты не трогал меня, стыдясь своего состояния.

— Хоть на что-то хватило ума, — он посмотрел в окно, и я увидела, как его шея налилась краской. — Идиот…

— Раз в две недели приезжал Мигизи, это были самые счастливые дни моей беременности, — тихо усмехнулась я. — Он ворчал, что должен разрываться между двумя ненормальными беременными, уговаривал переехать ближе к нему. Насильно усаживал на диван и разминал мои ступни. С ним я чувствовала себя в безопасности. После проклятий отца у меня пропал спокойный сон, и каждый шорох я воспринимала как угрозу. Когда Мигизи был рядом, я засыпа́ла самым крепким сном. Открывала глаза, и его уже не было, зато на плите стоял горячий ужин.

— Почему мне не говорила?

— Не говорила? — усмехнулась я. — Однажды я попросила тебя размять мне ноги, которые в очередной раз отяжелели, а ты воспринял это как призыв к действию, и всё закончилось в твоей спальне. Больше я так не рисковала.

— Надо было ударить меня чем-нибудь, — завёлся муж, — разбить вазу о голову, убить в конце концов! Какой скотина…

— Т-ш-ш, — остановила его я.

— Почему не ругалась и не кричала на меня? Почему не позвала своего индейца, чтобы он избил меня?

— Знаешь, Луи Бланшар, — я пожала плечами, — в одночасье моя жизнь круто изменилась. Отец продал меня мужчине, который предложил за меня бо́льшую сумму. Потом выгнал из дома, обвинив в покушении на брата, да ещё и сказал, что лучше бы умерла я, и его сын занял трон, — спокойно вспоминала я. — Я играла роль жертвы, мне не хотелось быть сильной, хотелось просто спрятаться в кокон, и чтобы меня жалели. Осознание пришло со временем, что от меня зависит не только моя жизнь. Мне пришлось учиться быть сильной, — вздохнула я. — Поэтому твоей вины нет, я не злюсь. Да и к тому же я не хотела обесценивать своего бывшего мужа в глазах других. — Я выпрямилась, прогнув спину назад. — Мне пора, уже пять минут как меня ждут.

Я развернулась и неспешно направилась к аудитории, боясь делать резкие шаги и движения. Луи остался стоять на том же месте.

В последнюю субботу перед моей мнимой командировкой я вышла последняя из аудитории, где провела свою крайнюю лекцию, и медленно шла по длинному тёмному коридору. Почувствовав толчок в желудок, от которого меня слегка затошнило, я присела на скамью у окна.

— Хотела, чтоб перевернулся? — бормотала себе под нос я. — Получай!

Спустя минут десять, готовая продолжить путь, я увидела Кити, что неуверенно зашла в единственную аудиторию, из которой бил свет.

— Добрый вечер, Месье Бланшар, — донеслось до меня эхом.

— А это интересно, — усмехнулась я и незаметно приблизилась, встав за распахнутой дверью.

— Я же говорил, что женат, — вздохнул он, видимо, уставший от внимания девушки.

— Никто в это не верит, — настаивала она, — вы не носите кольцо, никогда не называли её имя, да и все видят, как вы смотрите на принцессу.

— Давайте закроем эту тему, — строго сказал Луи.

— Как вы возитесь с её дочерью. Ради карьерного роста? Или вы влюблены в Её Высочество?

— У меня допрос? Это только моё дело, что я делаю и для чего! А вам какое дело до моей жизни?

— Я люблю вас, — робко ответила девушка.

— Боже! — воскликнул Луи. — Да за что меня можно любить?

— Вы умный, интеллигентный, добрый, красивый…

— Я понял-понял, — он перебил её. — Итак, Кити, я ведь могу вас так называть? Мы же друзья?

— Конечно.

— Тогда вы должны обещать, что не расскажете никому мой секрет.

— Обещаю.

— Я всех обманываю, вы правы. Я не учитель математики, я руковожу большим холдингом, работников в нём больше, чем жителей в вашем городке. Я, правда, женат и очень люблю свою жену. Что бы она ни говорила и ни делала — это неизменно. Я любуюсь ей каждое мгновение, мне больно каждый раз, когда больно ей, и если понадобится, то я последую за ней в саму преисподнюю. И, собственно, здесь я тоже ради неё. Есть догадки, кто она? — усмехнулся он.

— Это невозможно! — ошарашенно произнесла Кити. — Вы живёте в общем доме и не носите колец. Вы обманываете меня.

— Хорошо, — согласился муж, — знаете, как звучит полное имя принцессы Жозефины?

— Жозефина фон Кэролинг Л… — запнулась девушка. — Луи…

— Да, Луи, — повторил он, — в этом месте стои́т имя отца. Надеюсь, других доказательств не надо?

— Извините.

— Со всеми случается, — мягко сказал муж, — вы идёте?

— Нет, — коротко ответила она.

Луи пронёсся мимо, не заметив меня. Выйдя на улицу, я увидела Хосе, разговаривающего с моим мужем.

— Ваше Высочество, — возмущался испанец, — что так долго? Я замёрзнуть успел.

— Не могла сразу идти, отдохнула. Хосе, там на втором этаже рыдает одна девушка с разбитым сердечком, — я взглянула на Луи, — проследи, чтобы ничего с собой не сделала. Может, замуж её выдадим?

— Есть кто на примете? — подхватил Хосе.

— Ты лучше знаешь своих подчинённых, — пожала плечами я, — может, сам?

— Я дал обет безбрачия, — спокойно отвечал он.

— Ах да, забываю всегда, — улыбнулась я. — Иди к ней, я дойду до дома без происшествий.

— Я провожу, — вклинился Луи.

— Месье Бланшар меня проводит, — повторила я, — он вон какой добрый, умный и интеллигентный.

— Красивый ещё, — улыбнулся муж.

— Точно, — ответила я, направившись к дому.

— Всё слышала? — Луи шёл рядом.

— Начало пропустила.

— Там ничего интересного не было.

— Хорошо, — кивнула я.

— Вы серьёзно планируете выдать Кити замуж?

— Нет, — улыбнулась я, — сейчас просто хотим переключить её внимание… Или ты сам хотел её заполучить? — взглянула на мужа.

— Нет-нет. Просто удивлён, что вот так просто распоряжаетесь чужими жизнями.

— Мы оберегаем их. Вот сейчас девочка, повинуясь эмоциям, может наделать глупостей. Мы должны её отвлечь другой влюблённостью.

— Так легко играете чужими жизнями.

— Луи Бланшар, — остановилась я, — если Кити сейчас с собой что-то сделает, то вы до конца своих дней не простите себе этого.

— Я не подумал, — нервно усмехнулся он.

— Она красива, умна, молода, я уже даже знаю, кому она приглянется. Мы просто познакомим их, а дальше они сами справятся.

— Последний день здесь?

— Да, завтра утром уезжаем. Надеюсь попасть на Рождество. Вы будете?

— Не знаю пока, — он пожал плечами.

Я некоторое время глядела ему в глаза, а потом отвернулась и пошла прочь по усыпанной снегом дорожке.

Снежинки медленно падали, делая реверансы, повинуясь лёгкому ветру, оседая на моём лице и превращаясь в воду. Наверное, кто-то мог бы подумать, что я оплакиваю свою жизнь, но я не ощущала печали. Напротив, мне было спокойно и тепло. Всё встало на свои места. Луи знал о ребёнке, и мне не нужно было больше скрывать это от него, и я радовалась, что он всё ещё верен мне. Не знаю, почему это было так важно для меня, ведь я уверяла, что не люблю его, но может, я ошибалась…

Я огляделась: мир утонул в белой дымке, крыши, дома, дорожки, деревья стояли укрытые снегом. Я бесшумно ступала по мягкому ковру, оставляя следы, и, к своему удивлению, ощущала полнейшее умиротворение.

Доминик

— Вашество, вы уверены, что выдержите бал? — беспокоился Мигизи, видя, как я то и дело трогаю живот.

— Надеюсь, — глубоко вдохнула я. — Мы не можем его пропустить. И того года хватило.

— Так, сейчас вы с Жо-жо быстро переодеваетесь, а я даю команду, что бал начнётся на два часа раньше.

— Не сто́ит, — храбрилась я.

— Не обсуждается! — строго сказал Мигизи. — Через час будьте в шатре! — добавил и убежал.

Живот стал с некоторой периодичностью каменеть.

— Дружок, — говорила малышу я, — не спеши, мы должны побывать на балу.

На мне было широкое нежно-бежевое платье, струящееся прямо от лифа, прозрачные шифоновые рукава с вышивкой снежных узоров, а на голове блестела диадема.

— Я похожа на снежный ком, — ворчала я. — И так еле хожу, ещё и эти нашивки.

— Мам, ты что такая злая? — Жо-жо подошла ко мне.

— Всё хорошо, моя птичка, — улыбнулась я через силу.

У меня то и дело кружилась голова, но я старалась гнать от себя приступы слабости, глубоко дыша. Я была уже готова отправиться на бал без Мигизи. Но тут двери распахнулись, и в комнату ворвался Мигизи:

— Всё готово.

— Как мы тебе? — Жозефина крутилась вокруг него.

— Очень красивы, мои принцессы, — раздражённо отмахнулся он. — Вашество, вы как? Идём?

— Да, — кивнула я.

— Дядюшка, — надулась Жо-жо, — ты меня разлюбил? Почему все так строго со мной говорят?

— Птичка моя, — он присел перед ней на корточки, — твой братик или сестрёнка очень захотели повидаться с тобой, но твоя упрямая мама твердит, что должна быть на балу. И я очень переживаю, как бы нам с тобой не пришлось принимать роды сегодня.

— Мам? — вытаращилась на меня Жозефина. — Я, конечно, знаю, как в теории это делается, но…

— Ничего не придётся делать, — я попыталась успокоить дочку. — Мы всё успеем!

Мы вышли в коридор и натолкнулись на Хосе, который поджидал нас под дверью. Жозефина тут же бросилась к нему со словами:

— Дядюшка Хосе, можно я возьму тебя за руку? — И, не дожидаясь ответа, схватила испанца под руку. — Дядюшка Мигизи с мамой пойдут сзади. Если надо медленней, то сразу скажите.

— Это чья дочь повзрослела за пять минут? — посмотрел на меня Мигизи.

— Моя, — улыбнулась я.

Стоило только пересечь порог бального зала, как я ощутила, что воздух словно искрится от напряжения. Здесь было много дебютантов, и они страшно волновались на своём первом балу. Я видела совсем юных мальчишек с раскрасневшимися от смущения щеками, одетых в чёрные фраки, и девочек, похожих на маленьких фей, в пышных платьях модного в этом сезоне небесно-голубого оттенка.

Мы с Жозефиной медленно прошли сквозь толпу, которая расступилась, и после короткой приветственной речи заняли свои места. Луи стоял у стены рядом с остальными учителями, пристально наблюдая за нами. Он улыбнулся и кивнул, когда наши взгляды встретились.

Моему мужу всё же удалось убедить Мигизи, и они в короткий срок поставили огромный светлый шатёр, в котором разместились все ученики; небольшая сцена, на которой играл оркестр; множество лампочек вздымались под купол, освещая каждый уголок.

В противоположной стороне стояли стулья для меня с Жо-жо. Я с видимым облегчением опустилась на своё место, даже столь короткая прогулка от моей спальни до зала совершенно вымотала меня. Прав был индеец, мой ребёнок вот-вот готов был появиться на свет, и я беззвучно произнесла молитву богам, чтобы это не случилось прямо сейчас у всех на глазах.

Жо-жо незаметно помахала рукой своей лучшей подруге Эми, которая была одной из воспитанниц пансионата. Девочка-сирота с большими голубыми глазами, длинными ресницами и густой копной каштановых волос. Они были ровесницы и часто проводили время вместе, когда мы бывали здесь.

По традиции бал открывал вальс.

— Мам, ты в порядке?

— Да, моя птичка, — кивнула я.

— Ваше Высочество, — возник передо мной Аарон, — разрешите пригласить Жозефину на танец?

— Милый мой, — улыбнулась мальчику, — я не против, но что скажут на это твой отец и месье Бланшар?

— Значит, у меня нет шансов? — вздохнул сын Мигизи.

— Ну почему же? Ты сейчас приглашаешь Жо-жо, и вы мчитесь танцевать. Вряд ли вам кто-то помешает в центре зала, но будь готов отвечать за свои действия после танца.

— Спасибо, Ваше Высочество, — улыбнулся Аарон и протянул Жозефине руку.

Они побежали в центр зала. Их отцы не успели опомниться, как дети уже ловко кружились среди остальных.

— Вашество, — подошёл ко мне Мигизи, хмурясь, — это что значит?

— Их в школе учат танцам? Как у них здорово получается.

— Вам всё смех? — возмущался друг. — Хотя… Вы видели лицо своего мужа? Он же сейчас взорвётся от злости, — рассмеялся индеец. — Хоть этим полюбуюсь.

— Хватит ненавидеть друг друга, — отчитывала его я. — Смотри на детей, какие они очаровательные!

Я улыбнулась, и тут внутренности словно сковало раскалённым металлическим обручем. Понадобилась вся моя выдержка, чтобы не скривиться от боли, я задержала дыхание и на выдохе шепнула:

— Т-ш-ш, малыш, потерпи ещё два часа, обещаю уйти после полонеза.

Я постаралась отвлечься и стала глядеть на публику: в центре зала пары кружились в вальсе, некоторые дети могли бы стать гордостью учителя танцев, но некоторые неловко переминались с ноги на ногу, путали шаги и то и дело наступали друг другу на ноги. Я улыбнулась, когда заметила группу юношей, что вытянулись по струнке, словно кадеты императорского корпуса, и тщательно изображали взрослых. До меня доносился звонкий девичий смех и приглушённый гул взволнованных голосов. Но уловка не сработала, от боли к горлу подкатывала тошнота, а тело словно онемело. Мне не стоило обманываться — это были схватки, и следовало немедленно покинуть бал.

— Мигизи, — шепнула я, но музыка была такой громкой, что друг меня не услышал. — Хосе, — позвала испанца, который стоял ещё дальше. — Боги, как назло! — выругалась себе под нос.

После окончания танца и очередной схватки, в период которой натянутая улыбка не сходила с моего лица, я поднялась и, не дожидаясь Мигизи, направилась к выходу.

Все недоумевая расступались, провожая меня взглядом.

— Вашество! — Мигизи подбежал ко мне. — Что случилось?

— Интервал пять минут.

— Вы с ума сошли? — взбесился он и, быстро подав руку, потянул меня к выходу.

— Скажи Жо-жо, что она остаётся за хозяйку вечера, последнее слово и всё прочее на ней. После пусть Хосе привезёт детей в тот дом.

— Всех?

— Жо-жо, Аарона и Юноса, ЧЁРТ ПОБЕРИ! Это я рожаю, а не ты! — шипела я, стараясь не показывать свои эмоции окружающим.

Я остановилась, пропуская очередную волну боли сквозь себя, улыбнувшись и помахав рукой детям, вышла в коридор, после того как всё утихло на мгновение.

На выходе мы встретили Луи.

— Что случилось?

— Подгони машину как можно ближе, мы едем рожать, — тихо сказала я.

— Что? — переспросил муж ошарашенно.

— Луи Бланшар, если ты будешь тормозить так же, как и Мигизи, то я сама сейчас сяду за руль!

— Понял, — он побежал на улицу.

— Идём, — уже серьёзно сказал друг, накидывая на меня пальто.

— Подожди, — я схватила его за руку, ощущая, как по ногам потекла тёплая жидкость, — во́ды отошли.

— Господи Иисусе, — перекрестился индеец, испуганно взглянув на меня, и потянул за локоть к выходу.

Машина Луи уже была у шатра.

— А он что тут делает?

— Нас ждёт, — ответила я, дойдя до машины, и замерла от очередных спазмов.

— Я не поеду с ним! — злился Мигизи.

— Потерпишь, — выкинул Луи, подавая мне руку.

Я заняла заднее сиденье, мужчины ехали впереди.

— Куда едем? — сухо спросил муж.

— Налево, вглубь леса, — выдавил из себя Мигизи. — Не могу поверить, Вашество! Это самый глупый поступок!

— Я не хотела бросать детей, они так ждали этого бала, — оправдывалась я, держась за живот.

— Зато уйти посередине бала — отличная идея! Браво!

— А ты хотел, чтобы я осталась до конца?

— Ну а чем лучше сейчас? Вы уже не девочка, а если что-то пойдёт не так?! Это ведь не первые ваши роды. Как можно быть такой беспечной! — не переставал ругаться друг.

— Хватит! — рявкнул Луи на Мигизи и мягче добавил: — Мы успеем.

— Спасибо, — я положила руку мужу на плечо.

Он резко взглянул на неё, отвёл взгляд и нажал на газ ещё сильнее, но спустя десять минут спросил, нарушив молчание:

— Мы верно едем? Вокруг лес — и чем дальше, тем гуще.

— Да, — буркнул индеец.

— Мы построили дом там, куда «не достанут руки» императора, — отвечала я между схватками, — там есть оборудованный кабинет.

— А за врачом я успею съездить? — огрызнулся Мигизи.

Но у меня не было сил спорить, поэтому вопрос так и остался без ответа.

— Быстрее ехать можешь? — обратился индеец к Луи, но тот тоже промолчал. Я лишь ощутила, как муж прибавил скорость.

Мы мчали по зимнему лесу, нетронутые пушистые сугробы, деревья в снегу, тишина и покой. Я смотрела в окно, пытаясь отвлечься, но боль и усталость взяли своё, и вторую часть дороги я просто лежала, уткнувшись носом в сиденье. Я перестала контролировать время и интервалы, моё тело превратилось в один сплошной спазм.

Резких холод пронёсся надо мной.

— Мы приехали, — услышала я голос Мигизи, — можете идти?

— Уже нет, — я покачала головой, не открывая глаз.

— Божье наказанье! — выругался друг.

В следующее мгновенье Луи подхватил меня на руки, я только ойкнула и тут же затихла. Сил препираться уже не осталось.

— Куда? — спросил Луи.

— На второй этаж, последняя дверь направо, — ответил Мигизи.

— Ещё пару минут, — шептал муж, — мы на месте.

Открыв дверь ногой, Луи положил меня на кушетку.

— Успели, — выдохнул Луи, — где все? — он оглянулся по сторонам.

Я попыталась раздеться, но руки не слушались, и я никак не могла развязать шнуровку на платье.

— Помоги мне! — попросила я у Луи, и он покорно принялся за дело. Мне было уже плевать, что он увидит, от боли я перестала соображать. — Тут никого, а две служанки, живущие тут, вряд ли умеют принимать роды.

— Что? Где врачи?

— Нэл должна бы… — я замерла от очередного приступа боли.

— Где она? — занервничал муж, — где этот чёртов индеец? Куда он нас привёз?

— Если она через десять минут не приедет, то ребёнка примешь ты, — тяжело дышала я. — Боги, больше этого не выдержу-у-у… М-м-м…

— Что?! Что ты говоришь? Я? — несвязно говорил он.

— Скидывай верхнюю одежду и мой руки, — бормотала я через силу.

— Что мне делать? — Голос мужа дрожал, когда Луи вновь подошёл ко мне с засученными рукавами.

— А-а-а… — закричала я, не в силах больше сдерживаться, поймала его ладонь и с силой сжала, выгибая спину.

— Скоро всё закончится, — он провёл свободной рукой по моему потному лбу. — Я никуда не уйду, только ты говори, что мне делать.

— Встань с другой стороны и аккуратно принимай ребёнка. Если понадобится, то разрежешь меня, стерильный скальпель на той полке, — быстро выпалила я, махнув рукой в сторону шкафа.

— Ты с ума сошла? Я не врач!

— Луи, пожалуйста, — прошептала я.

— Хорошо, — тот сразу убежал и тут же послышался шорох и звон медицинских инструментов.

— Нашёл! — крикнул он.

— Боги, началось, он готов выйти…

Всё внутри меня затряслось и сжалось, помогая мне тужиться.

— Ты бы ещё послезавтра сказал, что она сегодня рожает! — я услышала стремительно приближавшийся голос Нэл. — Присмотри за своей дочерью, здесь я сама разберусь.

Дверь с силой открылась, ручка ударилась о стену.

— Я здесь, подруга, — запыхалась Нэл, — неси её на кресло…

Проснулась я, когда на улице было очень темно. Малыш ворочался и кряхтел в своей колыбели. Горел ночник, еле освещая комнату.

Здесь было всё необходимое для меня и ребёнка. На тумбочке у стены стопкой лежали чистые пелёнки, а в шкафу висела одежда для меня и малыша, в корзинке на полу лежали погремушки, которые зачем-то притащил Мигизи.

— Малыш, ты проголодался? — шепнула я, беря его на руки. — Боги, я бы выпила сейчас океан.

Меня мучила нестерпимая жажда, и, выдавив из себя несколько капель молозива, я решила спуститься, чтобы найти горячее питьё.

— Она идёт, — услышала я с первого этажа.

— Вашество, давайте мне его, — подлетел ко мне Мигизи, забирая ребёнка.

— Ваше Высочество, — Хосе стоял рядом, подавая руку, чтобы я не боялась оступиться на лестнице, — поздравляю, — улыбался испанец.

— Спасибо, всех привёз?

— Конечно.

— Мам! — воскликнула Жо-жо, бросаясь в мои объятья.

— Моя птичка, — я поцеловала её в макушку, — ты уже видела своего братика?

— Да, мы с дядюшкой заходили, когда вы спали. Правда, на меня похож?

— Конечно, — я посмеялась вполголоса. — А вы почему не спите?

— Рождество же! Дядюшка Хосе принёс ёлку, и мы украшали её.

— Откуда? — усмехнулась я. — Хотя чему я удивляюсь…

— Привет, — нелепо сказал Луи, потирая ладони о брюки, — как ты?

Рукава его белой рубашки были засучены по локоть, а волосы слегка растрёпаны.

— Хорошо, спасибо, — кивнула я.

— Вы посмотрите, каков мой племянник! — восклицал Мигизи. — Лев!

В большой гостиной, куда я спустилась, сейчас собрались все. Даже младшая дочь Мигизи, которой было всего пять месяцев, сладко сопела на руках Нэл. Царил полумрак, освещение падало только с небольшой кухоньки, которую запланировали для наших мелких нужд, основная же располагалась ещё ниже.

— Какая пушистая, — улыбнулась я, взглянув на ёлку, что стояла в углу.

Огоньки и игрушки на ней создавали сказочное настроение.

— Ваше Высочество, — тихо говорил Хосе, — ваш чай. Садитесь, — помог мне разместиться в кресле.

Мигизи сидел рядом с Нэл на диване, показывая ей моего сына.

— Я первая его увидела, — вздыхала она, глядя на него с умилением.

Дети играли, устроившись под ёлкой на полу. Луи сидел один дальше всех, расставив ноги и облокотившись локтями о колени.

— Вашество, — отдал мне малыша Мигизи, — не томите уже. Как решили назвать?

— Жозефине я выбрала имя, сыну пусть отец придумывает, — улыбнулась я, — ведь он так долго его ждал.

Луи резко встал и, отвернувшись, медленно направился в сторону кухни, нервно потирая лоб.

— Эй, блондин, — крикнул Мигизи, — мы долго будем ждать?

— Пап? — поддержала Жо-жо, запрыгнув на спинку моего кресла.

— Я? — Луи обернулся, недоумённо бросая взгляд на всех.

Я кивнула и улыбнулась.

— Как он меня бесит, — шепнул себе под нос Мигизи, отвернувшись в другую сторону, и громче добавил: — Вашество, могу я назвать, у меня уже есть на уме одно имя.

— Ты куда лезешь? — одёрнула его жена.

— Я? — повторил Луи, усмехнувшись, и сделал несколько шагов в нашу сторону.

— Ну не я же, — язвил индеец. — Вашество, сами назовите, он тормозит.

— Т-ш-ш, потерпи, — шепнула я.

— Мой сын? — муж нервно усмехался.

Он подошёл сбоку, встал на колени и осторожно дотронулся пальцем до головки малыша.

— Доминик, — тихо сказал муж. — Тебе нравится? — взглянул на меня.

— Доминик, — повторила я и, посмотрев на сына, произнесла, — добро пожаловать, Доминик Бланшар, мы постараемся быть лучшими родителями.

— Доминик Бланшар, мой сын, — улыбался Луи.

— И это дело решили, — вздохнул Мигизи, вставая. — Дети, всем спать! И так засиделись!

— Ну-у-у… — послышалось детское недовольство.

— А завтра будем строить оборонительные крепости и играть в снежки! — воскликнул Мигизи.

— Да-а-а!

— Вашество, вы идёте?

— Я только проснулась, тут посижу.

— Пап, можно с тобой лечь? — спросила Жо-жо у Луи.

— Пойдём, моя принцесса, я тебе расскажу одну легенду, — подмигнул дочери Мигизи.

— Пап, мам, — вскочила она, — не буду вам мешать! Спокойной ночи, Доминик, — она осторожно поцеловала брата в лобик.

— Лети, птичка моя, — рассмеялась я. — Нальёшь мне ещё чаю? — обратилась к мужу, когда мы остались одни. — Когда я выпью все запасы в этом доме, то придётся топить снег.

— Сейчас, — подскочил Луи.

Я села удобнее, слегка развалившись. Сидеть ровно мне было ещё больно.

— Держи, — муж поставил чашку на столик рядом со мной. — Ты подарила мне сына, проси у меня всё что захочешь.

Я с недоверием посмотрела на него, пытаясь понять, шутит он или говорит всерьёз.

— Что хочу? — эхом повторила я, и Луи кивнул, взглянув на Доминика, мирно посапывающего у меня на руках. — Что хочу… — шепнула я ещё раз.

Я задумалась над его словами. У меня было всё, чего только может пожелать женщина… Я родилась в семье императора, и меня не интересовали дорогие украшения или машины. У меня было призвание, мой дар и силы, чтобы лечить людей от самых страшных болезней. У меня были прекрасная дочь и чудесный сын, но всё равно в сердце порой рождалась горькая тоска… И всё, что я хотела, так это унять её и…

— Я хочу семью, Луи Бланшар, — уверенно сказала я, — семью, которой у меня не было. Где супруги всем делятся друг с другом, никогда не обманывают и ничего не скрывают. Я хочу возвращаться домой, где меня ждут дети и где меня любят не за статус. Я не хочу, чтобы самые родные рыли ямы за моей спиной. Я хочу мужа, который будет защитой и опорой, в чьих объятьях я буду укрываться, словно маленькая девочка. Я мечтаю, что он будет решать мои проблемы, вести мой бизнес, подружится с моими друзьями…

— Индейцем… — вздохнул Луи, почёсывая лоб. — Я понял… — кивнул муж. — Что мне надо сделать? Уйти? Я утром попрощаюсь с Жо-жо и…

— Луи Бланшар, — перебила его я, — будь таким человеком, мужем и отцом моим детям…

— Я буду, — резко ответил он, взглянув на меня, — буду, я обещаю.

Луи сел на пол у ног и положил голову на мои колени.

— Ты подарила мне весь мир, — тихо говорил он.

— Не преувеличивай, — усмехнулась я, — ради детей, всё это ради них, — провела ладонью по его щеке.

— Ты поможешь мне стать идеальным для тебя?

— Разве так много прошу?

Я гладила его лицо, Луи закрыл глаза, слегка улыбаясь.

— Почему не сказала, что беременна? Я бы носил тебя на руках. Только Господу было известно, как я мечтал о сыне.

— Знаешь, Луи Бланшар, я тоже думала, что будет по-другому. Помнишь мою поездку в Я́бин к председателю?

— Да, — он открыл глаза, выпрямившись, и уставился в другую сторону, — ты просила займ на детский дом, строительства которого по моей вине могло не быть.

— Не только. Ещё я просила отсрочку от командировок и по возвращении представляла, как расскажу тебе обо всём. Как ты будешь плакать и смеяться одновременно, как будешь сжимать меня в объятьях. Даже твои секретари не могли мне испортить настроение. Я пришла посмотреть, где будет сидеть мой сын, после тебя. Но…

— Я всё испортил…

— Да, Луи Бланшар, глупо отрицать. Ты всё испортил, — кивнула я и, облокотившись одной рукой о подлокотник, встала. Второй рукой я придерживала спящего Доминика.

— Ты простишь меня? — Луи вскочил, помогая мне.

— Я простила тебя, Луи Бланшар, простила. Но знаешь, даже три месяца назад я ожидала совсем другую реакцию, не такую холодную. Я даже засомневалась в правильности решения.

— Просто твой муж — идиот, — он встал передо мной, обхватив мои щёки ладонями, — ты ведь знала?

— С самого первого дня, — ухмыльнулась я. — Неужели ты не понял, что во мне твой сын? Неужели сердце не почувствовало?

— Глупец, тупица, — бормотал он, прислонив свой лоб к моему, — кретин, олух… Просто прими это как данность, и закроем эту тему.

— Это твой сын, Луи, наследник огромного холдинга. Я держу своё обещание.

— Какое?

— Помнишь, во Флоренции, когда мы плавали в бассейне, я проиграла тебе желание?

— Я хотел быть с тобой в день рождения, — недоумевал он, глядя на меня.

— А до этого сказал, что хочешь сына.

— Это была шутка…

— Я знаю, чего ты действительно хотел, и сказала, что исполню, — слегка улыбнулась я, обходя его.

— Мы же говорили про океан.

— Если ты помнишь, я не уточнила, какое именно желание исполню. Ох, Луи Бланшар, ох, — я держалась за перила, поднимаясь, — всё могло быть совсем по-другому.

— С самого первого дня, — вздохнул муж.

— Принесёшь мне воды? Чувствую себя бездонным колодцем. И иди уже спать, у тебя был трудный день.

— У меня? — усмехнулся муж. — Ты только что родила и всё равно заботишься о том, не устал ли я. Моя жена святая! За что мне такое счастье, господи?!

— Не преувеличивай, — улыбалась я, стоя у двери моей комнаты. — Ты больше меня нервничал.

— Было страшно.

— Спасибо, что не оставил, — я провела ладонью по его щеке.

— Я люблю тебя, — чуть слышно произнёс Луи.

— Я знаю, спокойной ночи, — я скрылась за дверью.

Меня разбудил истошный младенческий крик, я тяжело поднялась и подошла к колыбели. Сын глядел на меня светлыми глазами и очень громко плакал, прижимая ножки к животику и сразу выпрямляя их, махал хаотично ручками, царапая лицо.

— Дружок, — бормотала я, — даю тебе месяц, ну максимум два, и потом мы будем спать всю ночь, — я взяла сына на руки, — понял? Где моя вода? Опять пустой графин, — вздохнула и принялась кормить Доминика, а после спустилась с ним вниз.

— Ты ложился спать? — спросила я Луи, который возился на кухоньке.

— Конечно.

— На два часа?

— Четыре с половиной. Я услышал, что Доминик просыпается, и решил сварить тебе завтрак, ты же не ела со вчерашнего дня.

— А ты знаешь, что мне можно?

— Разумеется, — улыбнулся он, — это твой бывший муж мог не знать, а я знаю.

— Я спустилась только за водой, но пахнет очень вкусно.

— Конечно, не ризотто и не паста, — Луи открыл крышку кастрюли, где тушились овощи, — а ещё тебе нельзя столько пить.

— А это я сама решу, это мой организм!

— Разве могу спорить с великим целителем, — он поставил тарелку на стол. — Давай возьму сына, пока ты ешь.

— Луи Бланшар, — я посмотрела на него серьёзно, — к Жозефине ты не подходил до трёх лет…

— Т-ш-ш, — он закрыл мне рот своей рукой, — хватит мне говорить про своего бывшего мужа, я его ненавижу даже сильнее, чем ты, и сам убью его, если снова появится! — Луи забрал у меня сына. — Поняла?

— Поняла, — улыбнулась я, — очень вкусно.

— Это ты себя настраиваешь? — рассмеялся он.

— Да, — я подняла брови вверх.

— А в функции идеально мужа входят обязанности по объятиям жены?

— Иногда.

— А поцелуям?

— Ещё реже, — усмехнулась я.

— Ну должна же быть отправная точка, — он подошёл сзади и поцеловал в ямочку на шее.

— Луи Бланшар, — отстранилась я, — у тебя Доминик.

— Я держу, — он уткнулся в мои волосы и глубоко вдохнул. — Я даже не разрешал себе мечтать об этом, — мурлыкал муж, — как я соскучился по вкусу твоей кожи.

— Нет, Вашество, только не это, — раздался сзади голос Мигизи, — даже вчерашнее ваше псевдогеройство меркнет с той ошибкой, которую вы совершаете!

Я отошла от Луи и обернулась. Друг замер на пороге и смотрел на нас с осуждением.

— Что случилось? — тихо спросила я. — Ты чего раскричался?

— Вы его опять простили? — умоляющее смотрел на меня Мигизи.

— Извини, индеец, тебя не спросили, — съязвил ему Луи.

— Прекратите, — строго сказала я. — Мигизи, это мой муж и он будет вести все дела в компании от моего имени.

— Нет! — воскликнул друг, вытаращившись на меня, — это плохая шутка! Несмешная абсолютно! Нет!

— Сядьте и спокойно поговорите, — уговаривала их я.

— Я ни о чём не буду с ним говорить! Нет!

— Придётся, — спокойно сказал Луи.

— Нет! — повторил Мигизи, расхаживая из стороны в сторону.

— Индеец, не упрямься, я в бизнесе понимаю больше, чем ты.

— Я даже близко тебя не допущу до бумаг! — Мигизи тыкнул пальцем в Луи.

— Друг, — я остановила его, — Луи, правда, отличный управленец, и ты это знаешь.

— Нет, — он покачал головой, затихая, — нет.

— Да, — кивнула я.

— Вашество, заберите сына.

— Не поняла.

— Я поговорю и всё объясню вашему мужу, — спокойно сказал индеец, — заберите сына.

— Хорошо, — насторожилась я, выполняя указания.

— Забрали? — пробормотал себе под нос Мигизи. — Отошли… Угу…

Я взглянула на Доминика, который медленно моргал, засыпая, как вдруг услышала глухой удар и звук падающего стула. Малыш вздрогнул, широко открыв глаза и вытянув ручки вперёд.

— Т-ш-ш…

— Это тебе за детский дом и мои рестораны, — со злостью выпалил Мигизи.

Луи лежал на полу, вытирая разбитую губу, потом резко подскочил и собирался ответить тем же.

— Как вы мне надоели! — воскликнула я, подходя к ним и выталкивая на улицу.

— Катрин, я сейчас даже словом не обидел индейца, — оправдывался Луи, шагая к двери. — Он псих, ты сама видела!

— Вашество, теперь я готов говорить, я сделал, что должен, — сказал довольный собой Мигизи.

— Вот на улице и поговорите! — я выталкивала их свободной рукой. — И пока не решите все свои проблемы, не возвращайтесь!

— Вашество, там мороз! Мы замёрзнем…

— Вот твоя куртка, — кинула я её в Мигизи, — вот твоё пальто, выметайтесь!

— Катрин, прости. Проклятье, Катрин, выслушай, — умолял Луи, стоя на пороге.

— Вашество, обувь, — Мигизи стоял на холодном крыльце босиком.

— Это твоя, упрямый индеец, — я кидалась в них со всей силой, они изворачивались и пытались поймать летящие ботинки, — и твоя, золотой ребёнок!

— Катрин…

— Видеть больше вас не хочу!

Я захлопнула перед ними дверь.

— Катрин, прости… — постучал в дверь Луи, — я ни при чём.

— Блондин, она остынет, сейчас не трогай, — я услышала их разговор, прислонившись ухом к двери.

— Всё из-за тебя! — выругался муж.

— Сколько прошло с момента примирения? — рассмеялся Мигизи.

— Пять часов, — выдохнул муж.

— Ты неудачник, — дразнил его индеец.

— Замолчи! — рявкнул Луи.

— Она простит, я видел её глаза.

— Думаешь?

— Уверен, сейчас остынет и переживать начнёт.

— Даже не подумаю, — шепнула себе под нос я, стоя на пороге.

— Блондин, — я услышала удаляющийся голос, — так и будешь стоять под дверью? На улице и правда холодно. Пошли…

— Ты куда их отправила? — спросила Нэл, выглядывая в окно.

— Мириться, — хихикнула я.

После обеда все собрались в гостиной. Доминик спал у меня на руках, я обожала рассматривать его и ни на минуту не хотела отпускать. Нэл читала книгу, сидя у окна. Дети играли у ёлки. Мигизи носил из угла в угол младшую дочку, которой не сиделось на месте.

— А это что? — спрашивал Луи, перебирая документы, которые Мигизи всё же позволил ему посмотреть.

— Производство чая в Индии, — отвечал индеец.

— У дядюшки Мукеша он самый ароматный, — зевала я.

— А рентабельность какая? Доход есть? Не вижу… — рылся в бумагах муж.

— Всё остаётся в Индии и идёт на еду для нищих, — ответил Мигизи.

— Пап, пошли играть в снежки, — подбежал Аарон.

— Ты с утренней перестрелки ещё не согрелся, — строго отвечал его отец.

— Дядюшка, — подбежала Жо-жо, — мы хотим на улицу!

— Конечно, моя птичка, — ласково ответил тот. — Нэл, возьмёшь дочку? — Мигизи протянул ребёнка жене.

— Нет, — ответила та безразлично, не отрываясь от чтения, — хотел много детей, вот и нянчись сам.

— А следующего хочешь мальчика или девочку? — хитро спросил индеец.

— Нет! — воскликнула она, — никаких больше детей! Хватит мне троих!

— Вернёмся чуть позже к этому вопросу, — буркнул себе под нос Мигизи. — Не вышло, птичка моя, — пожал он плечами, — проси своего отца.

— Он не умеет так играть, — вздохнула Жо-жо.

— Почему не умею? — Луи поднял голову.

— Ты только не обижайся, — дочь обняла его, — я тебя люблю, но играть с тобой — сплошная скука.

— Ах так? — Луи начал щекотать её.

— Пап, отпусти, — смеялась Жо-жо.

— Я сейчас вас всех выиграю в снежки! — Луи поднялся.

— Попозже, — сказала я, — недавно только зашли. Согрейтесь.

— Позже, — повторил он, садясь, — мама права.

Все опять заняли свои места, Мигизи с дочкой, Луи с бумагами, дети у ёлки.

— Индеец… кхм-кхм… — взглянул на меня муж, — в смысле, Мигизи! — Он поднял несколько бумаг на уровень своего лица. — Ты ведь понимаешь, что глупо и опасно тратить такие суммы на благотворительность?

— А это ты своей сумасшедшей жене скажи, — кивнул в мою сторону друг, — она своё слово закладывает при любом случае, а мне потом расхлёбывай.

— Ничего страшного, — муж положил документы обратно на стол и уставился в них. — Это не критично, — он помотал головой, вздохнул, задержал дыхание, округлив глаза, и на выдохе пробурчал: — И что мы с этим будем делать?

Я окинула взглядом гостиную: в камине уютно трещали дрова, воздух наполняли ароматы еловых иголок и мандаринов, за окном неспешно крупными хлопьями падал снег. Сердце наполнилось благодарностью богам за эти тихие дни, что я могла посвятить самым близким и любимым людям. Сейчас мне не хотелось думать ни о делах, ни о будущем, что ждало всех нас, и я позволила себе с головой нырнуть в спокойствие и умиротворение, которое окружало меня в этот миг.

— Чему ты улыбаешься? — спросил Луи, он смотрел прямо на меня и выглядел растерянным.

— Жизни, которая подарила мне вас, — ответила я и крепче прижала сына груди…

Посвящение Жозефины

— Почему они ещё не приехали? — Я ходила из стороны в сторону. — Может, они поехали на квартиру или на виллу?

— Душа моя, — спокойно отвечал Луи, — индеец прекрасно знает, что мы их ждём здесь, в лесном доме. Завтра Нэл приедет с детьми.

— Как ты можешь быть таким спокойным? — возмущалась я. — Твоя дочь на другом конце земли! Одна… без моей защиты… — Слёзы блеснули на моих глазах. — Если она потерялась посреди океана или, сбегая от нападения, осталась одна на необитаемом острове и сейчас напугана? Или шторм…

— Всё-всё, ничего такого нет, они сегодня должны приехать, ещё только обед, — успокаивал меня муж. — С ней Мигизи и Тору. Ты им целый год давала наставления, даже я всё выучил: что и в каких случаях надо делать! — Он подошёл ко мне, пытаясь обнять.

— Уйди, — фыркнула я, — мне надо было с ней поехать.

— Ты же сказала, что тебе нельзя в храм воды.

— Нельзя, конечно, это может быть смертельно для огня.

— Тогда глупости не говори, что мы без тебя будем делать? — Луи снова попытался обнять меня.

— Говорю, не трогай, — я с силой убрала его руки.

— Уф, какая колючая, — съёжился муж.

— Не понимаю твоего сарказма, — я помотала головой. — Конечно, ты не переживаешь, потому что Жо-жо не…

— Т-ш-ш, — строго шикнул Луи, — я волнуюсь, может, больше твоего, просто не хочу нагнетать обстановку.

— Мам? — послышался голос Доминика.

— Ты проснулся, мой птенчик?

— Иди ко мне, — взял его на руки Луи.

— Жо-жо приехала?

— Нет ещё, вечером приедет, — спокойно ответил ему отец.

— Я выйду на воздух, — буркнула я, открывая дверь.

Жозефине исполнилось четырнадцать, и за месяц до летнего солнцестояния она в сопровождении Мигизи и сенсея Тору отправились в храм воды, затерянный в самом сердце Тихого океана.

Мы с Тору до последнего сомневались, правильно ли делаем… Может, мы ошиблись и от огня не мог родиться ребёнок воды, ведь этого никогда не было. И тогда нахождение Жо-жо в храме воды будет смертельным. Напротив же, если её стихия — вода, то ей закрыт путь в храм огня.

«А если их застал шторм, и они утонули? Если отец всё же узнал, что моя дочь едет в храм воды и выкрал её? Или она так же, как её мать, сбежала и теперь плачет, свернувшись в клубок? А я здесь и не в силах ей помочь…»

Дурные мысли преследовали меня всё время, пока дочери не было рядом.

Хосе, согласившийся нам помочь, отправился вместе с другой девочкой в храм огня для отвода глаз. И тоже пока не вернулся.

Мы не писали друг другу писем, так как и это казалось мне опасным.

Целый месяц томительного ожидания… Я потеряла сон и аппетит. Луи и Доминик были со мной, терпеливо успокаивая.

Вечером я бродила по улице, не желая заходить внутрь. Уже темнело, я сидела у дома и смотрела в одну точку. Туда, откуда они должны были приехать. Как вдруг мелькнули огни фар.

— Едут?

Кольнуло в сердце. Я встала и направилась к воротам.

— Открывайте! Открывайте скорей! — нервничала я.

Я не сразу узнала машину, заехавшую к нам на территорию.

— Нэл, — разочарованно выдохнула я, — добро пожаловать. Мы вас ждали только завтра…

— Добрый вечер, — ответила она, — дети не смогли вытерпеть.

— Она вернулась? — Аарон подбежал ко мне. — В смысле, — осёкся он, — добрый вечер, Ваше Высочество, — поклонился мне, — мой отец приехал?

— Нет ещё, — помотала головой я, — располагайтесь. Ужин подадут.

Я осталась на улице одна, продолжая бродить вдоль забора, не находя себе места.

— Я принёс чай, — подошёл ко мне Луи, — и плед. Ты не была на ужине.

— Не хочу есть, — я присела на лавку около дома и взяла чай, — пустырник и ромашка? — усмехнулась, сжав чашку и взглянув на мужа.

— Хоть немного успокоишься, — присел рядом муж, укрывая мои плечи пледом.

— Доминик спит?

— Да, наконец уснул, долго ворочался.

— Я ведь рассказывала, что сбежала из храма воздуха перед посвящением?

— Да, — кивнул он.

— Я прожила в лесу совсем одна две недели, одним богам было известно, как мне было страшно. До сих пор пробегает дрожь, когда вспоминаю эти дни.

— Ты же смогла, выдержала, — Луи притянул меня к себе.

— Я была тепличным цветком, — усмехнулась я, — девочкой, которая никогда не покидала пределы замка. Я даже не знала, как общаться с обычными людьми.

— Невероятно красивый цветок вырос, — он поцеловал меня в висок.

— Луи Бланшар, вечно ты в другую сторону вывернешь, — я оттолкнула его от себя.

— Жозефина не такая, — крепче схватил меня муж, — и ты её научила всему.

— Она сильная. Очень, — кивала я, — но знаешь, я на целую неделю опоздала с возвращением домой, но не заметила даже намёка на беспокойство. Только упрёки и замечания. А как мама истерила, когда увидела шрам на плече, — усмехнулась я, — она говорила, что никто не взглянет на меня, и даже огромное приданое не поможет мне выйти замуж.

— Оказалось, наоборот, — улыбнулся Луи, — пришлось побороться за твою руку.

— Решили деньги, а не мы, — вздохнула я, посмотрев под ноги.

— Так, т-ш-ш, — строго шикнул муж, — на кухне стои́т торт… Хочешь, украду для тебя кусочек?

— Да, — кивнула я.

Ночь была тёмная, только сверчки мелькали то там, то здесь и ненавязчивое стрекотание кузнечиков вливалось в тишину леса.

Стволы деревьев осветились жёлтым, и в полнейшей ночной тишине я услышала приглушённый шелест гравия под колёсами внедорожника Мигизи.

— Это они!

Я бросилась к калитке.

Сердце стучало в груди так сильно, что я слышала, как отдаются его удары в висках. Кажется, никогда так сильно я не волновалась, как в этот момент. Я вся обратилась в слух, потому различала каждый шорох: крик ночной птицы в тёмной чаще деревьев, писк комара возле уха, звук собственных шагов и дыхания.

Машина остановилась в паре метров от ворот, фары слепили меня, но я всё равно что есть силы вглядывалась в темноту, надеясь увидеть Жозефину. Задняя дверь распахнулась, и кто-то спрыгнул на землю, а потом раздался радостный крик: «Мама!», и я увидела, как ко мне от ворот метнулась тень.

Я радостно бросилась навстречу дочери, распахнув объятья. Ощутила, как по моим щекам текут слёзы счастья. Жозефина бросилась мне на шею, и мы крепко обнялись, словно не виделись целую вечность. От неё пахло морем и нагретым на солнце песком, и я втянула этот аромат. Запах Жозефа… Сердце сжалось от щемящей тоски, но я тут же отогнала эти мысли и, чуть отстранив дочь, заглянула ей в лицо:

— Мам, ну ты чего? — Жо-жо подняла руку и вытерла мои слёзы.

— Птичка моя, — произнесла я приглушённым от волнения голосом, — наконец-то! Ты дома.

— Ты не спросишь, прошла я посвящение или нет?

— Я уверена, уверена в тебе, моя родная!

Я заметила Мигизи, который неслышно подошёл к нам и остановился в паре шагов позади Жо-Жо. Он выглядел усталым, но довольным. Я отпустила дочь и шагнула к другу.

— Спасибо тебе, — выдохнула я и крепко обняла его. — Спасибо, что уберёг.

— Вашество, всё хорошо, не переживайте.

— Тору, — я стремительно шла к наставнику Жозефины, тоже желая обнять.

— Ваше Высочество, — он растерянно сделал два шага назад и поклонился, — для меня было большой честью сопровождать вашу дочь.

— Не потерял в этот раз избранную? — усмехнулась я.

— Глаз не сводил, — улыбался тот.

Из глубины сада к нам сломя голову нёсся Аарон.

— Жозефина! — крикнул тот, подбегая, — с приездом, — он обнял мою дочь.

— Эй-эй-эй, — ринулся к ним Мигизи, отталкивая сына, — ты что тут делаешь? Отойди быстро! Забыл, как надо приветствовать?

— Ваше Высочество, — поклонился юноша и улыбнулся, — рад, что с вами всё хорошо!

Следом за Аароном шёл Луи. Дочь, заметив отца, побежала к нему со всех ног и, как делала в детстве, прыгнула в его объятья.

— Птичка моя, — он похлопал ей по спине и опустил на землю. — Ты же меня раздавишь.

— Хосе вернулся? — тихо спросил индеец.

— Нет ещё, — я помотала головой.

Жозефина лежала на моих коленях, рассказывая о своём приключении, я гладила чёрные, как смоль, волосы, утопая в родном аромате. Солёный запах моря. Прямо как у отца, а после посвящения стал ещё ярче.

— Ты была там?

— Нет, только читала.

— Ворота храма состоят из двух половинок, разделённых поровну, и узоры на одной половинке точь-в-точь повторяют вторую, словно их разрезали на две части и раздвинули по разным сторонам. Стоя́т так высоко, что пока не подойдёшь ближе, кажется, что они парят в небе. Перед воротами раскинулся пруд, и в его зеркально-гладкой поверхности отражается небо, словно сами боги решили поселиться тут. На закате особенно красиво, нежно-розовые, персиковые, пурпурные облака и красное солнце, садящееся прямо в створах ворот.

Жо-жо без умолку болтала, изредка спрашивая, интересно ли мне. Я кивала, и она продолжала.

— Множество фонтанов, от которых отлетают водные пылинки, играют на солнце, отражая его и создавая радугу.

— Как чудесно, — тихо говорила я, представляя всё то, о чём она рассказывала.

— А в пруду перед главным храмом стои́т огромная статуя Великого Юя, и у его ног плавают огромные карпы кои.

— Трудно проходило посвящение? Что ты чувствовала?

— Это самое ужасное, что со мной происходило, — съёжилась она, — в один момент я перестала дышать, словно меня бросили в воду, а я не умею плавать, и начала тонуть. Я распадалась на мелкие частицы, смотрела на руки и видела, как они растворяются. Всё постепенно темнело, словно я опускаюсь на дно океана, и в момент, когда я думала, что пришёл мой конец, меня схватил кто-то за руку и стал тянуть вверх.

— Кто это был? — с интересом спросила я.

— Я не знаю его, — Жо-жо пожала плечами, — он только сказал, что совет уже собрался.

— Совет двенадцати, — улыбнулась я, — больше всего я боялась Монн, духа луны.

— Почему? — удивилась дочка, — она меня защищала перед остальными!

— Ну конечно, — усмехнулась я, — твоя сила напрямую зависит от неё, она твой покровитель.

— Вашество, — заглянул к нам Мигизи, постучав, — можно вас?

— Друг, я думала, ты спишь. Ты видел, сколько времени?

— Вашество, жду, скорей.

— Что случилось? — Жо-жо вскочила.

— Ничего важного, моя принцесса, — улыбнулся Мигизи, — я просто тоже очень соскучился по вашей матушке.

Мы быстро и бесшумно спускались в подвал.

— Его только привезли… — глухо сказал индеец и указал рукой на выдвинутый в центр помещения стол, на котором лежал человек в изорванной одежде.

— Кто это?

Я оглянулась на Мигизи, но он, кажется, не слышал меня: смотрел прямо на тело с отсутствующим видом, словно впал в транс.

Я подошла ближе и склонилась над человеком, подавив желание как можно быстрее уйти отсюда. Вся одежда несчастного была пропитана кровью, а его лицо, опухшее и покрытое синяками, казалось мне не лицом живого человека, а чудовищной маской диких племён Австралии, что я видела в своих командировках. Я напряжённо вглядывалась в раненого, пытаясь понять, кто это такой и почему Мигизи притащил его сюда, но видела лишь распухший, свёрнутый набок нос и запёкшуюся кровь на искусанных губах.

Сначала мне показалось, что человек мёртв, но как только я коснулась его лица кончиками пальцев, он глухо застонал и открыл глаза. Они были полны боли и страдания, и я отшатнулась в ужасе, поняв наконец, кто передо мной.

На столе лежал Хосе и смотрел на меня с такой надеждой, что я чуть не разрыдалась от жалости.

— Хосе, что они с тобой сотворили, — прошептала я и, обернувшись к Мигизи, потребовала: — Ножницы, воду и чистые бинты. Нужно снять с него одежду и осмотреть тело.

Индеец смотрел на меня пустым взглядом, и тогда я прикрикнула на него:

— Быстрее! Он может умереть, пока ты тормозишь!

Мигизи очнулся и бросился прочь, чтобы выполнить моё поручение, а я снова повернулась к Хосе и спросила глухим голосом:

— Кто сделал это с тобой?

Хосе захрипел, но не смог произнести ни слова. Тогда я положила руки ему на виски́ и ласково зашептала:

— Т-ш-ш, сейчас ты уснёшь, а когда придёшь в себя — всё будет как раньше. Боль пройдёт, я ведь лучшая целительница в империи, ты можешь не волноваться, ты успел…

Он сомкнул веки и уснул, а я принялась за работу…

Не прошло и получаса, как Хосе пришёл в себя и с помощью Мигизи смог слезть со стола и разместиться в мягком кресле у стены. В комнате были только мы втроём. Под потолком одиноко горела лампа без абажура, окрашивая наши лица в нездоровый жёлтый цвет.

Мигизи больше не выглядел напуганным, лишь рассерженным, а Хосе стал похож на себя прежнего. Я смогла снять отёчность с лица, вправить сломанный нос и справиться с большинством синяков на теле. Кроме того, мне пришлось сращивать ему два сломанных ребра, вправлять вывих плечевого сустава и заживлять глубокие ножевые ранения на животе и бёдрах.

Он ощупал себя с недоверием и посмотрел на меня.

— Вы настоящая волшебница, Ваше Высочество, — произнёс он с чувством. — Вы даже не представляете, как паршиво я себя чувствовал последние часы! Уже и не верил, что выживу.

— Почему же, не представляю, — я сидела на соседнем кресле, опустив голову вниз.

Меня сильно тошнило, и всё кружилось вокруг.

— Я же лечила все твои раны и понимаю, как тебе было больно.

— Невыносимо… Я молил Господа, чтобы он забрал меня к себе, но вы спасли меня, и теперь я обязан отплатить вам чем-то.

— И чем же? — спросил Мигизи прищурившись. — Хватит болтать о пустяках, рассказывай, что произошло?

Улыбка на лице Хосе тут же потухла, и он сказал приглушённым голосом:

— На нас напали прямо в храме… И я ничего не смог сделать. Их было слишком много, к тому же все вооружены.

— Они представились? — уточнил Мигизи, теперь тон его звучал сухо, по-деловому.

— Конечно, нет! — Хосе посмотрел на Мигизи с недовольством. — Как вы себе это представляете?

— Они могли что-то выкрикнуть или назвать имя хозяина, а, может, имена своих богов, — задумчиво произнёс индеец, поглаживая подбородок.

— Они называли только два имени, — ответил Хосе и покосился на меня. — Ваше и Жозефины. Они пришли, чтобы убить вас с дочерью, и я не смог им помешать.

Он плотно сжал челюсти и побледнел так резко, что я спросила:

— Тебе снова плохо? — Я подняла голову. — Что-то болит?

— Мне стыдно, — он посмотрел на меня исподлобья. — Если бы там были вы, то не знаю что…

— Хосе, не вини себя, — сказала я. — Мы предполагали что-то подобное. Потому и отправили двойников в храм огня. Только я виновата в их гибели.

— Эти люди знали, на что шли, — произнёс Мигизи таким ледяным тоном, что я удивлённо вскинула на него взгляд.

— Но мы должны были лучше подготовиться! — я ощутила, как глаза защипало от слёз. — Мы могли отправить туда несколько вооружённых солдат, и тогда все бы…

— Я сделал ошибку, — перебил меня Мигизи. — Больше этого не повторится, но сейчас уже ничего не сделать… И всё, что мы можем, это расследовать произошедшее и отомстить за погибших.

— Как? — спросила я.

— Хосе, расскажи всё подробно самого начала, — Мигизи повернулся к испанцу. — И не упускай ни одной детали!

Когда Хосе закончил свой печальный рассказ, повисла тишина. Судя по всему, на нашу команду напала группа профессиональных наёмников, и я знала лишь одного человека, который мог бы подстроить такое, но всё же уточнила у Хосе:

— Как ты думаешь, кто бы мог сделать это?

— Император, — в один голос произнесли Мигизи и Хосе и переглянулись.

В комнате повисла звенящая тишина.

— Мы больше не будем молчать и спускать всё с рук, — воскликнула я. — Этот безумец поплатится за свой поступок!

— Что нужно сделать? — поклонился мне Хосе. — Я готов на всё! Приказывайте.

— Пока ничего, но… — я окинула друзей взглядом. — Когда придёт час, мы все явимся на Рождественский бал, а пока пусть считают, что справились с нами…

Бал

Я взглянула на своё отражение в большом зеркале на стене: пышная юбка тёмно-синего цвета, расшитая золотом с бриллиантовой пылью, тугой корсет, расшитый драгоценными камнями, и тончайший шифон на руках. Голову украшала элегантная корона с тонкими шпилями.

— Мам, ты так красива, — ахнула дочь, когда я вышла к ним.

— Как и ты, — я провела по её щеке.

— Только я переживаю, что пудрово-розовый был объявлен цветом этого года, — мялась Жо-жо.

— Я знаю, — уверенно кивнула я. — Ты помнишь, о чём я тебя предупреждала?

— Мам! Ты меня в сотый раз спрашиваешь! Помню! От тебя не отходить… Со всеми вести себя дружелюбно и холодно в то же время. Бабушку и дедушку называть только по регалиям, — перечисляла она. — Мы уже опаздываем!

— Ну что, мой красивый муж, — я поправила воротник фрака Луи, — готов?

— За тобой хоть в самый ад.

— Туда и направляемся, — кивнула я холодно.

Мы остановились в гостинице, в том самом номере Луи, который он выкупил ещё пятнадцать лет назад. Здесь давно никто не появлялся, поэтому мы без труда слились с толпой.

Подойдя к двери нашей комнаты, я стукнула один раз, говоря тем самым, что мы готовы. Дверь открылась, на пороге стояли сенсей Тору и Хосе.

— Ваше Высочество, — они поклонились, сложив ладони перед собой.

Я направилась к выходу, держа спину прямо и не замечая никого вокруг. Уже было поздно, и все приезжие были уже на балу, а остальные мирно спали. Только несколько зевак, открыв рты, провожали нас взглядом.

Сев в машину, я выдохнула на мгновение.

— Волнуешься? — Луи сжал мою ладонь.

— До безумия, — ответила дрожащим голосом я.

— Я восхищаюсь тобой, — муж коснулся губами моей кисти, — ты очень сильная, смелая и красивая.

— Как же последнее не добавил бы, — ухмыльнулась я, немного отвлекаясь.

— Хотел вначале сдержаться, но не смог. Выше моих сил.

Я совсем не смотрела в окно, а если и выглядывала, то ничего не замечала. Все мысли были заняты встречей с отцом. Ведь мы не виделись долгие пятнадцать лет. И сейчас он уверен, что победил меня и его мечта, что на трон сядет сын, сбудется.

Машина довезла нас до ворот замка, откуда курсировали кареты.

— Все уже на месте, — лениво сказал кучер, когда к нему подбежал Хосе, — мы дальше не поедем.

То ли испанец пригрозил, то ли уговорил, то ли рассказал правду, но мужчина встрепенулся, и через минуту мы уже тряслись в карете, направляясь прямиком к входу в за́мок.

На крыльце стоял неизменный начальник императорской службы безопасности, отдавая указания охране. Его седые волосы поблескивали в свете фонарей, морщинистое лицо выражало обеспокоенность происходящим. Я шла уверенно, не мешкая, держа голову высоко.

— Император зашёл, — строго говорил он, — никого больше не впускай.

Хосе подбежал к нему, что-то объясняя. Омер-бей вытаращил глаза на нас и застыл.

— Дядюшка Омер, — улыбнулась я, проходя мимо.

— В-ваше Высочество, — неуверенно поклонился он.

— Объявишь! — Хосе ругался с герольдом, который оповещал о прибытии гостей.

— С меня шкуру снимут, — противился он, — сейчас император речь говорит!

Мы подошли к самому входу.

— Ма-ам? — Жо-жо неуверенно посмотрела на меня.

— Ничего не бойся, мы с папой идём за тобой.

— Объявляй! — я услышала хриплый голос Омер-бея, который приставил кинжал к горлу герольда.

— ВНИМАНИЕ! — закричал тот во всё горло, — Её Императорское Высочество Катрин фон Кэролинг Бланшар Вонреч-Бранд де Лортифор.

Все замерли, расступаясь и с любопытством и осторожностью поглядывая на нас. Жозефина шла впереди, мы с Луи шли на небольшом расстоянии от неё. При внешнем спокойствии я ужасно нервничала, сердце стучало как бешеное. Я видела только конечную цель, не обращая внимания на остальное окружение.

— Её Императорское Высочество Жозефина фон Кэролинг Луи Вонреч-Вэнд де Лортифор.

По мере приближения к трону я всё отчётливее видела лицо отца. Впалые глаза и щёки, седые виски, глубокие морщины по всему лицу, болезненный цвет кожи, казалось, что он все эти годы не видел солнца.

Он смотрел на нас, словно на привидения, словно мы вернулись с самой преисподней.

Леонор, сидевшая слева от мужа, тоже была крайне удивлена и напугана и, скорее всего, больше переживала, что сейчас всё идёт не по плану.

— Ваше Величество, — поклонилась Жозефина, когда мы дошли до них.

Император никак не отреагировал. Его глаза бешено бегали от меня к дочери, и, казалось, Луи был единственным человеком, которого узнал отец.

— Соскучился, Император Кристофер? — язвительно сказала я, — что замер? — Я встала рядом с ним. — Поданные ждут начало бала.

Не дождавшись его ответа, я повернулась на гостей и громко сказала:

— И пусть начнётся бал!

Тут же заиграла музыка и начался вальс. Я стояла по правую руку трона отца, как и подобало наследнице. Жозефина стояла рядом со мной.

— Катрин, дочка, — подошла мама, — это ты?

— Да, Ваше Величество, сильно плакали по мне? — холодно спросила я. — Не прошло и полгода, а вы устраиваете пышный бал, как будто ничего не случилось.

— С тобой, как и прежде, невозможно разговаривать! — фыркнула она. — Я думала, ты повзрослела, а ты всё та же взбалмошная девчонка! — Леонор развернулась и отправилась разговаривать с другими гостями.

— Мам, — шепнула Жозефина, — я хотела заговорить с бабушкой, познакомиться, но она даже не взглянула на меня.

— В этом вся она, — кивнула я, — не бери в голову.

— Сестра, — к нам подбежал Эрик и поцеловал мою руку, — я не верю, что ты жива!

— Жива, — кивнула я, — уже примерил корону?

— Не говори глупостей, я даже думал, что после того, как отец оставит трон, передать всю власть парламенту. Какой во мне смысл?

— Это пока, потом вошёл бы во вкус.

— Катрин, — с укором посмотрел на меня брат. — Ваше Высочество, — он поцеловал руку Жо-жо, — ваша мечта сбылась?

— Да, Ваше Высочество, — кивнула она.

Все августейшие особы подходили, выказывая почтение. Наигранно радовались нашему чудесному спасению и восторгались красотой и учтивостью Жозефины. Девушки-танцоры сливались в нежно-розовое безумие, разбавленное чёрными фраками юнош.

Ничего не изменилось за эти пятнадцать лет: те же стены с фресками и полы из мелкой мозаики. Оркестр на балконе и «сливки» общества, расхаживающие с бокалом шампанского.

— Я приказала, чтобы вам подготовили комнаты, — как будто между прочим сказала Леонор, подойдя в очередной раз к нам.

— Спасибо, но нам на троих достаточно одной.

— Это неприемлемо, чтобы взрослая дочь спала в одной постели с матерью.

— Во-первых, мы любим своих детей и не селим их подальше от себя, а во-вторых, я не оставлю дочь без присмотра в этом осином улье.

— Тебя не было пятнадцать с лишним лет, — резко высказалась мама, — а ты вместо того, чтобы проявить уважение, продолжаешь грубить! Ты вообще не поддаёшься воспитанию!

— Мадам Леонор, — усмехнулась я, — мой характер — ваших рук дело.

— Ни разу не приехала, не навестила родителей! Неблагодарная!

— А вы? Ваше Высочество! Тоже не жаловали своим вниманием. Совсем неинтересно было посмотреть на внуков? Или как мы живём? А может, меня муж обижает, а я осталась совсем без защиты вне стен родительского дома…

— Хватит! Не желаю больше продолжать этот бессмысленный разговор, — сказала Леонор и, развернувшись, отошла.

— Хоть в чём-то мы сходимся.

— Мам, — шепнула Жо-жо, — если не хочешь тут оставаться, то мы можем уехать после бала.

— Нет, моя птичка, я обещала показать тебе за́мок.

Отец поглядывал на меня испуганным взглядом.

— Это точно ты сделал, — буркнула я себе под нос.

Я не сомкнула глаз, находясь в родительском доме. Мне постоянно мерещились шаги и шорохи. В мучительном ожидании утра ночь показалась бесконечной.

— Жо-жо, — шептала я, гладя её волосы, — если хочешь посмотреть за́мок, то лучше встать пораньше, пока все спят.

— Да, мам, встаю, — поднималась она, потирая глаза.

— Вы куда? — Луи открыл правый глаз.

— Мы — и ты в то числе — идём смотреть портреты древних императоров.

— Без меня, — пробурчал муж, натягивая на себя одеяло.

— Пап, ты их уже видел? — оживилась дочь.

— Нет, птичка моя.

— Ты же здесь был, — недоумевала Жо-жо.

— В то время мы с твоей мамой были не настолько дружны.

— Почему? — удивилась Жозефина, — разве вы не были влюблены друг в друга, когда поженились?

— Не совсем, — пробурчал муж.

— Как понять?

— Луи!

— Вы что раскричались? — Он поднялся. — Я говорю про то, что с каждым годом люблю твою маму всё сильнее и сильнее.

— Тогда ты обязан пойти, — тянула его за руку Жозефина.

— Понял-понял! Две командирши на меня одного, — бурчал себе под нос Луи. — Хорошо, что у меня есть Доминик, мой сладкий мальчишка.

— Да все уже заметили, что его ты любишь больше, чем меня, — обиженно сказала дочь.

— Поторопитесь, — улыбалась я, — здесь нельзя опаздывать на завтрак.

— Пап, ты бы хоть для приличия сказал, что это не так, — продолжала давить на отца Жо-жо.

— Это не так, — ответил Луи одеваясь.

— Спасибо, — процедила она в ответ. — Мам, а это платье не слишком официальное для обычного завтрака? — Жо-жо разглядывала в зеркале свой тёмно-синий наряд.

— Нет, моя птичка, — я помотала головой, заделывая ей волосы на затылке, — ты наследница трона, и все должны восхищаться тобой, а не кидать скабрёзные замечания за спиной. Но чтоб тебе спокойней было, — улыбнулась я, — я тоже отвыкла от такой одежды, — поправила тёмно-бордовое бархатное платье, которое туго стягивало мою талию, напоминая мне об осанке, и струилось широкой юбкой прямо к полу. От плеч спускалась накидка, вышитая золотом.

— Мам, они потрясающие, — дочь рассматривала старые фрески.

Я провела Луи и Жозефину в самую старую часть замка, где хранились самые древние картины, на которых были изображены правители прошлого. Статные портреты, высотой от пола до потолка. Рассматривать их можно только на расстоянии.

— Осторожно, — я остановила Жо-жо, когда она хотела прикоснуться к ним, — очень нежная штука.

— Мам, этому портрету тысяча лет? — изумлялась дочь.

— Да, — кивнула я.

— Ух ты, по мне даже мурашки пробежали.

— Птичка моя, я понимаю, что ты можешь просидеть весь день тут, но я сегодня много всего хочу вам показать. И до завтрака хотела проверить, всё так же ли круты своды крыши, как прежде…

— Мы на самый верх заберёмся?

— Да. А ещё сегодня планировала спуститься в город, показать библиотеку и познакомить с тётушкой Фазилет.

— С той самой? — Жо-жо открыла рот, — пойдём сейчас?

— Нет, у неё много работы, она будет ругаться. После ужина сходим.

Я еле открыла дверь, ведущую на крышу, видимо, кроме меня, никто не смазывал петли все пятнадцать лет.

— Катрин, ты куда? — испугался Луи, когда я смело зашагала по парапету.

— Вам сюда нельзя, — обернулась я, — стойте у входа.

Остановившись посередине, я скрестила руки на груди и стала всматриваться в даль. Ветер обдувал моё лицо, и подол моей накидки плавно танцевал, повинуясь ему.

Я́бин не изменился: всё те же узкие мощёные улочки, ещё горящие фонари в полумраке утра, уже доносящийся запах свежей выпечки. На центральной площади, рядом с собором, стояла высокая ёлка — символ Рождества и Нового года, новой жизни, которую все ждут и в которую верят.

Люди думают, что заходят в Новый год, как в новую пустую комнату, закрывая за собой дверь в прошлое. Но это не так: наше прошлое всегда следует за нами. Как бы ни хотелось забыть, отпустить, спрятать в самый дальний ящик, оно всё равно неотъемлемая часть нашей жизни и делает нас такими, какие мы есть в настоящем. Закалёнными и сильными или слабыми и сломленными. Или… стойкими и отважными для окружающих, но с большой кровоточащей дырой в душе.

У подножья за́мка стоял заколдованный Я́бин. Волшебный, время было не властно над ним.

— Мам, ты не боишься? — ворвалась в мои мысли дочь.

— Нет, — усмехнулась я, идя обратно к ним, — я часто тут бывала, играла на флейте. Говорят, что мою музыку слышали даже ближайшие дома.

— Ух ты! Хотела бы я тут пожить…

— Нам пора, — сказала я, не зная, что ответить дочке.

— Мы ещё поднимемся сюда?

— Вряд ли, — замотала головой я, — мы уедем завтра вечером, после ужина. Если до этого нас не попросят освободить комнату, — усмехнулась я.

— Тогда посидим ещё минутку? — уговаривала Жо-жо.

— Если хочешь, — вклинился Луи, — мы можем купить квартиру там, — кивнул он в самую даль. Туда, где в тумане за рекой прятались новые дома, что портили вид моего уютного города. — Будешь чаще тут бывать.

— Не хочу, — отрезала я, — слишком больно. Идём? — повторила я.

— Да, мам.

— За завтраком ешьте быстро, но не с жадностью, чтобы не подумали, что вы слишком голодны и стараетесь ни с кем не вступать в диалог.

— Почему? — удивилась Жозефина.

— Боюсь, что мы не дождёмся окончания трапезы.

— Катрин, — улыбалась мама, встречая гостей в столовой, — добро пожаловать!

— С добром пожаловали, — холодно ответила я.

— Вы с Луи сядете рядом с отцом, а Жозефина в конце стола с остальными детьми.

— Нет, Ваше Величество, моя дочь будет сидеть рядом со мной.

— Ты же знаешь порядки, — настаивала она, — дети сидят все вместе, чтобы не мешать взрослым.

— Во-первых, Жозефина мне не мешает…

— Катрин… — мама попыталась перебить меня.

— А во-вторых, я всегда буду рядом с ней, будь то её первые шаги или завтрак в змеином гнезде. И я предпочту войти в огонь вместо неё, чем стоять в стороне и наблюдать, как горит моя дочь! — отчеканила я. — Накройте в конце стола, мы сядем там.

Не дав шанса на возражение, я направилась в другую часть комнаты.

— Идём, — я услышала голос Луи позади.

— Пап, ты видел эти барельефы на стенах?

— Видел-видел, эти мама показывала, — усмехнулся он.

— Птичка моя, — остановилась я, — давай сейчас займём места, а сюда вернёмся, когда здесь никого не будет.

— Да, мам, извини.

Я заняла место напротив отца, все остальные гости сидели по обе стороны длинного стола. Комнату заполнил стук приборов о тарелки. Император молчал, периодически кидая презрительные взгляды в нашу сторону.

— Катрин, мы думали, тебя уже нет в живых, — как всегда ядовито высказывалась мадам Ева, которая за эти годы высохла как виноград на палящем солнце.

— Я про вас так же думала, но слава богам, мы обе здесь, за одним столом.

— Какая красивая у вас дочка, Ваше Высочество, — сказал кто-то из гостей.

— Красивая, — кивнула я. — Но не только снаружи, душа её также прекрасна, — улыбнулась я, взглянув на Жо-жо, лицо которой покрылась румянцем.

— Ваше Высочество, вы уже прошли посвящение?

— Жозефина, — шепнула я, — ответишь?

— Я? — вздрогнула она, испуганно взглянув на меня.

Я чуть заметно кивнула.

— Да… Боги были благосклонны и даровали мне ту же силу, что у мамы и Его Величества.

— Прекрасно, — шепнула я, довольная ответом Жозефины.

— Но мы слышали, что на вас напали прямо в храме.

— Были убиты ни в чём не повинные люди, — кивнула я. — Но нападающие, — в этот момент мой взгляд был прикован к отцу, — не знали, что Жозефине подвластна вода, а не огонь.

— Как такое возможно? — удивлялись гости.

— Одним богам известно, — лукавила я.

— Жозефина, у вас есть увлечения?

— Искусство, — кротко ответила она, не уверенная в необходимой честности.

— В за́мке есть галерея с портретами древних императоров, — поучаствовала в разговоре Леонор.

— Да, они прекрасны, — улыбнулась Жо-жо. — Её Высочество утром показала нам их.

— Уже? — удивилась та. — Я заметила, тебя увлёк барельеф в этой комнате, тогда вам сто́ит заглянуть в библиотеку, там все стены в лепнине.

— Надеюсь, в библиотеке они всё же представляют историческую ценность, потому как в этой комнате им не больше тридцати лет.

— Неужели? — удивился кто-то из гостей, — мы думали, она сохранилась со времён эпохи Возрождения.

— Нет, — рассмеялась дочка, — я тоже вначале так подумала, но присмотревшись, поняла, что ошибаюсь.

Я заметила, как щёки Леонор залились плотной краской.

— Такие же бесполезные знания, как и у матери, — выругался император.

Жозефина потупила взгляд и больше не отрывалась от тарелки.

— Извините, Ваше Величество, что не удовлетворяем вашим высоким требованиям, — пошла в наступление я. — Мои знания бесполезны? Какие вы имеете в виду? Совершенное знание медицины или языки? Познания юридических наук или экономических?

— Катрин! — мама попыталась отвлечь меня.

— А… я, кажется, поняла. Легенды, мифы и сказки, но это вам надо сказать спасибо! Я провела в заточении первые четырнадцать лет своей жизни!

— Тогда ты должна знать миф про непослушного сына Дедала, — размеренно говорил император, — который посчитал себя умнее отца и, несмотря на все предупреждения, приблизился к Солнцу, а потом, опалив свои крылья, разбился насмерть о волны.

— Икар, — кивнула я, поддерживая разговор, и в следующее мгновение, сдвинув брови, сказала: — Но и вы помните, что погибла Помпея, когда раздразнили Везувий!

— Катрин! — прикрикнула мама.

— Спасибо, нам пора!

Снег плотным ковром укрывал верхний парк за́мка, я не узнавала его: за пятнадцать лет были высажены новые деревья и кустарники, спящие сейчас, укрытые пушистым белым одеялом. Мы шагали по мощёной дороге прямиком в город.

— Мам, за завтраком я зря сказала, что барельефу всего тридцать лет. Я думала, что остальные знают.

— Ничего страшного, моя птичка.

— Дедушка и бабушка расстроились. Я хотела им понравиться, а получилось наоборот.

— Я почти сорок лет пытаюсь им понравиться, — с грустью усмехнулась я. — Дело не в тебе.

— А почему ты так грубо с ними разговариваешь?

— Это не специально происходит, — пожала плечами я. — Меня никогда не ласкали, мама всегда только упрекала… По её мнению, я была несносным ребёнком, её раздражали мои рыжие кудряшки, мои опоздания к столу, моя неряшливость. Отец растил себе замену, а когда понял, что моя стихия огонь, так и вовсе стал высасывать мою силу, пытаясь уравновесить.

— Зачем?

— Потому что моя стихия самая неукротимая и опасная.

— Мам, тебя совсем никогда не обнимали?

— Два или три раза, — усмехнулась я, — может, в детстве ещё. Но твой папа восполняет, — рассмеялась я.

— Стараюсь изо всех сил, — поддержал Луи, который шёл рядом. — Но иногда весь обожгусь, прежде чем удастся приблизиться, — улыбался он.

— То ли дело я, — Жо-жо схватила его за руку.

— И Доминик, — улыбнулся муж. — Вы моё спасение!

— Чувствуете корицу? — улыбнулась я.

— О, я понял, куда мы идём!

— Куда? — переспросила Жо-жо.

— Сейчас направо…

Мы свернули с основной дороги и стали спускаться по металлической резной лестнице, держась за поручни, потому что лёгкая наледь после оттепели могла сыграть злую шутку с нами.

Уютный дворик, который во все времена согревал мою душу. В кофейне месье Жерара было уже полно́ народа, вчерашние гости за́мка стояли в очереди за бодрящим кофе.

— Мам, это тот мужчина, с которым мы познакомились ещё в старом детском доме?

— Да, — улыбнулась я, увидев хозяина заведения, — месье Жерар! — и помахала ему.

— Я знал, я знал, — засуетился мужчина и стал пробираться к нам, расталкивая посетителей, — я знал, что вы придёте! Несмотря на множество посетителей, я держу этот столик за вами!

— Месье Жерар, — я покачала головой, — вы не меняетесь. Помните мою дочку и супруга?

— Конечно, как я мог забыть таких важных гостей, — он ласково коснулся рукава моего пальто и направил меня в сторону единственного свободного столика у окна. Луи с Жо-жо шли за нами следом.

— Вчерашнее появление наделало много шума, — сказал месье Жерар, когда мы уселись. — Весь город только про это и говорит. Я слышал, что император был не рад вашему появлению, но почему?

— Это слухи, — рассмеялась я. — Не сто́ит обращать на них внимание, сами же знаете, что люди болтают разные глупости. Император суровый человек, и он никогда не был излишне эмоционален, так что не следует вам переживать из-за таких пустяков.

Я не хотела, чтобы этот милый человек узнал настоящую причину нашего появления на балу. Мой конфликт с отцом наверняка сильно бы его расстроил.

— Могу я предложить вам чая или лучше праздничного какао с зефирками? — Жерар лукаво посмотрел на Жозефину.

— С удовольствием попробую, — Жо-жо улыбнулась ему в ответ.

— А нам подайте свой любимый чай.

— Мой любимый? — он изумлённо посмотрел на меня. — Я люблю чёрный с чабрецом, не уверен, что вам понравится…

— Обожаю чабрец, и Луи тоже, — я посмотрела на мужа, и тот активно закивал в подтверждение моих слов. — Но главное, что его любите вы, а это значит, что с радостью присоединитесь к нам… И мы сможем поболтать по душам.

— Но разве это удобно? — Жерар замялся и бросил короткий взгляд на очередь, столпившуюся у входа, а потом обернулся на сотрудников, что как ошпаренные носились по залу, только и успевая отдавать клиентам их заказы.

— Почему нет? — ответила я. — Ваши работники справятся, а вам пора отдохнуть.

— Конечно, Ваше Высочество, — согласился он. — Я только сбе́гаю на кухню и принесу свежих булочек и чая.

Когда он ушёл, я наклонилась к Жозефине и сказала:

— Сколько себя помню, это кафе всегда выглядело вот как сейчас: уютно и опрятно. Малюсенькие столики из дерева, всего одна зона выдачи заказов. Так могла бы выглядеть булочная в тридцатых годах двадцатого века, но месье Жерар не желает ничего менять.

— И правильно делает, — согласилась Жо-Жо, оглядываясь по сторонам. — Здесь очень мило.

— Сейчас это совсем не в моде, да и клиентов в низкий сезон не привлечь, — говорил Луи со знанием дела.

— Глупости, — отозвалась я. — Продажи поднимают вкусная выпечка и ароматный чай! И тебе не переубедить меня, месье Бланшар!

— Не стану и пытаться, — он примирительно поднял руки.

— Ваше Высочество, — громко крикнул хозяин заведения, лавируя между посетителями с подносом, — ваш заказ.

— Месье Жерар, — отчаянно зажмурилась я, понимая, что теперь все взгляды будут прикованы к нам.

— Катрин, простите, ради бога!

— Мам, почему все так смотрят на нас?

— Скажи спасибо этому сумасшедшему мужчине. С ним никогда не выходит побыть инкогнито.

— Уйдём? — предложил Луи.

— Нет, я устала убегать.

— Катрин, ваш пихтовый чай, маковые завитки и булочки с корицей, — расставлял перед нами угощения хозяин заведения.

— Где же чабрец? — усмехнулся муж.

— Этот лучше, — отвечал месье Жерар, немного запыхавшись и вытирая пот со лба.

— Присядьте уже наконец, — смеялась я, отодвигая ему стул, — и расскажите, как вы?

— Ох, дорогая моя, — выдохнул он, садясь. — Ой, простите, — опять приложил он руку ко рту.

— Всё хорошо, продолжайте.

— Когда сообщили, что вас не стало, сразу объявили траур. Весь город вас оплакивал.

— Надолго приспустили флаги?

— Один день! — возмутился мужчина, — один день нам разрешили лить слёзы.

— И этого много, — усмехнулась я.

— Мы думали, что отменят бал, ведь не стало нашей принцессы, наследницы! Кто взойдёт на престол?

— Не преувеличивайте, — отмахнулась я, — в за́мке живёт отличный кандидат! И тем более сын!

— Глупости не говорите! Он даже не интересуется нашей жизнью.

— Ну всё-всё, — я пыталась успокоить мужчину, не желая навредить репутации Эрика.

— Месье Крюссоль, который служил вам последние пять лет, не знал, что делать, — шёпотом заговорил мужчина. — Ни приказов, ни поддержки экономики… И он решил пойти с повинной к императору. Какой был скандал, — схватился он за голову. — Месье Крюссоля, конечно, отстранили, а налоги стали расти как на дрожжах. Ваше Высочество, вы меня простите, но мы рады, что бал всё же состоялся. Мы хотя бы один раз за весь год поработаем, чтобы отложить на несколько месяцев вперёд. Квоты на бесплатное обучение в университете отменили, детский дом почти что не финансируется. Мы собираем для детей с миру по нитке.

— Я здесь, — взяла его за руку, — я вернулась. Детский дом мы никогда не бросали, простите, что мадам Триаль ввела вас в заблуждение. А всех студентов устроим на следующий год.

— Слава богу! — прослезился Жерар Аркур, — слава богу, вы вернулись! Ваш отец давно не выходит в город, он не знает, как мы живём.

— Сумасшедший правитель, — буркнул Луи, глядя в чашку.

— Что? — переспросил мужчина.

— Ничего… — помотал головой муж.

— Только пока не знаю, каким образом снова обойти императора и снизить поборы, — рассуждала я. — Сейчас он с особой скрупулёзностью следит за бюджетом.

— Месье Жерар, — вмешался Луи, — соберите точные данные по всем нуждающимся, мы покроем их расходы.

— Правда? Ваше Высочество? — неуверенно переспросил он.

— Мы с моей супругой давно ведём все дела вместе, так что… — Луи покосился на меня.

— Спасибо, Луи, — улыбнулась я.

Мы гуляли по городу, украшенному к Рождеству. Множество запахов сливались в одном танце… Сладкая корица, свежий апельсин и горький миндаль. Пряная хвоя, шишки и терпкий воск. Огромные пряничные человечки, красно-белые леденцы, шоколадные домики и сахарные сосульки. Рождественские венки на дверях зданий, расписные окна с оленями и прозрачные ёлочные шары с блесками внутри.

— Мадам Роза, — я подошла к домику пожилой женщины, — а у вас не осталось пончиков с малиновым вареньем?

— Закончились, — безучастно ответила она.

— Как жаль, я столько рассказывала своей дочке про них, она первый раз в Я́бине.

— Нету-нету, — говорила та, видимо, не узнав меня.

— Жаль, — вздохнула я, — был бы с нами твой дядюшка Мигизи, он бы точно уговорил мадам Розу на свежеиспечённые пончики.

— Кто? — переспросила она, надевая очки и вглядываюсь в наши лица. — Ваше Высочество? — Морщинистое лицо женщины расплылось в улыбке.

— Слава богам, вы узнали, — рассмеялась я.

— Я оставила, — достала она коробочку из-под прилавка, — когда по городу разлетелась новость о вашем возвращении, я решила отложить, хоть и не была уверена, что придёте.

— Мадам Роза, с каждым годом в этом городе всё меньше родных людей. Как я могла не зайти?

— Да, вздохнула она, мадам Камила часто говорила про вас. Скучала.

— Будем верить, что в ином мире они воссоединились с дядюшкой Марселем, — улыбнулась я, смахивая слёзы.

— Да, да, — кивала женщина, — это ваша дочка? Жозефина… такая же красивая, как и имя. И уже такая взрослая!

— Спасибо, — смущённо улыбнулась дочь.

— Время идёт, время не ждёт, — вздохнула я, глядя на Жо-жо. — Мадам Роза, спасибо вам, но нам пора в за́мок, матушка будет ругаться, если мы опоздаем даже на минуту.

Луи протянул купюру, рассчитываясь за пончики.

— Нет, что вы, я не возьму.

— Мадам Роза, мы знаем ваше положение, — настаивал муж, — не упрямьтесь. И даже не думайте сдачу искать!

— Да у меня и не будет, — пожала плечами она, — спасибо, Ваше Высочество. Пусть ваши боги не оставят вас.

— Спасибо, — кивнула я, и мы быстрым шагом направились обратно.

Вечером, когда августейшие особы разошлись по комнатам, а работники кухни отправились отдыхать, мы спустились к тётушке Фазилет.

— Жо-жо, — сказала шёпотом я, когда мы увидели женщину, которая суетилась у плиты, — чувствуешь запах сладкой выпечки? Она ждёт. Госпожа Фазилет! — сказала я громче.

— О, Аллах! — воскликнула она оборачиваясь. — Пришла!

— И не одна, — рассмеялась я, — вы видели мою Жо-жо?

— Где же мне было её видеть?

— Здравствуйте, мама много рассказывала про вас.

— Ангельский голосок и такое белоснежное личико, давно я такой красоты не видела, — повернулась ко мне женщина.

— Мадам Фазилет, здравствуйте, — улыбнулся Луи.

— Опять вы за своё! Ну всё! Садитесь! — засуетилась она.