От автора
Найти это фото на просторах Интернета несложно, достаточно погуглить «betty grable pin up» и открыть вкладку с картинками. Черно-белое изображение девушки в купальном костюме, стоящей спиной к зрителю на высоких плотных каблучках и бросающей взгляд через кокетливо приподнятое плечо — самое знаменитое фото Бетти Грейбл, популярной голливудской актрисы и певицы. Во время Второй мировой войны эта фотография, размноженная сотнями тысяч копий в виде постеров и открыток разных форматов, пользовалась огромным спросом.
Один из ветеранов той войны в разговоре с Бетти вспоминал:
«Мы были в этих проклятых войсках. Стреляли пулеметы. Бомбы падали вокруг. Мы были истощены, напуганы и утратили бы надежду. Но если кто-нибудь достал бы из своего бумажника Вашу фотографию, мы бы в тот же миг поняли, за что мы сражаемся».
Так за что же все-таки сражались солдаты? За ее ноги, которые были застрахованы на миллион долларов?
Отнюдь нет.
Когда Бетти Грейбл вышла замуж и родила ребенка, продажи ее постеров многократно увеличились, оставив позади Риту Хейворт.
Увеличились продажи постеров с ее изображением потому, что для мужчин, которые брали Бетти Грейбл с собой, она стала еще дороже в роли жены и матери.
Итак, перед нами фото, которое парадоксальным образом имеет отношение и к американскому идеалу семьи, и к коммерции, и к свадьбе.
Обо всем этом и пойдет речь ниже.
Теперь же хочу объясниться и ответить на постоянно задаваемый мне вопрос: почему ты написал книгу об американских свадьбах? Почему не о русских свадьбах?
Все дело в том, что про русские свадьбы уже есть кому писать, и на настоящее время немало написано. Еще будучи студентом первого курса я ездил в фольклорную экспедицию, с диктофоном в руках интервьюируя старожилов окрестных деревень. В это же время я познакомился с сотрудниками фольклорного кабинета Московской государственной консерватории, послушал в их исполнении русские народные песни. Я внезапно для себя осознал, что подлинная русская свадьба — это умирающая культура, сотканная из сотен обрядовых песен, сохранением которых и занимаются эти неравнодушные, умные и талантливые люди. Но если бы кто-нибудь сказал мне тогда, семнадцать лет назад, что я буду проводить или организовывать свадьбы или писать книгу об этом, я бы рассмеялся.
Прошло несколько лет, и скорее волею судеб, нежели по собственному желанию, я начал проводить свадебные торжества. Но и тогда, десять лет назад, идея написать книгу о свадьбах даже не приходила в голову. Однако с раннего детства в моей жизни то опускалось в толщу будничной суеты, то вновь всплывало на поверхность давнее хобби: английский язык. Свободного времени, которое можно было бы посвятить разного рода увлечениям и развлечениям, мне не хватало никогда, но я привык сочетать приятное с полезным и во всем доходить «до основанья, до корней, до сердцевины». Понимая, что свадебному организатору необходимо учиться у тех, кто является основоположником свадебной индустрии, я приобрел пухлое американское пособие по свадебному менеджменту и этикету и продолжил изучать английский язык, что называется, без отрыва от производства.
После этого началось все самое интересное. Книга, пересекшая океан и пришедшая по почте, повествовала о многом, не проясняя при этом ничего. Воспитанный ум историка жаждал ссылок на источники, но вместо этого получал отговорки «традиция предписывает», «согласно стародавнему обычаю» и так далее. Все, что произошло дальше, стало прямым следствием предыдущих событий: я начал искать другие книги. И нашел их.
Итогом служит тот материал, с которым я предлагаю вам ознакомиться. Он вышел из-под пера свадебного ведущего, но адресован не только коллегам по цеху и не только невестам и женихам. Я убежден, что каждый профессионал обязан знать свой предмет настолько глубоко, насколько это возможно, и что это знание должно сослужить людям добрую службу!
Вступление
В конце 1930-х годов компания «Дэ Бирс» запускает одну из самых удачных рекламных кампаний за всю историю маркетинга и рекламы. Через пятнадцать-двадцать лет вместе со слоганом «Бриллиант — это навсегда» на американском свадебном рынке закрепляется традиция дарить на помолвку невесте кольцо с бриллиантом. Ювелирное украшение становится романтическим подарком, предметом девичьих грез, символом женственности и красоты, неизменным атрибутом американской свадьбы. Перед нами один из примеров отточенной работы рекламного агентства, намеренно взвинтившего спрос на предмет роскоши; показательный пример изобретенной, навязанной традиции, прочно вошедшей в обиход во всем мире.
Но если говорить именно о российском свадебном рынке, то мы имеем возможность не без изумления наблюдать те фазы его становления, которые в США были пройдены тридцать, пятьдесят, а порою и сто лет назад! Это свидетельствует о значительном отставании, в чем мы видим скорее плюсы, нежели минусы: российская свадебная традиция только-только делает свои первые шаги и учится говорить, и от каждого из нас зависит, каков будет ее облик. Возможно, что со мнением автора согласятся далеко не все, но сегодняшняя российская свадьба — это диковинная смесь англо-американской свадьбы (белое платье с фатой и длинным шлейфом, букет, белый торт, семейный очаг, подвязка) и славянской свадьбы (поезд жениха, выкуп невесты, встреча хлебом-солью, снятие фаты) без какой-либо рефлексии на предмет происхождения этих двух традиций, актуальности и совместимости их обрядового кода.
Поэтому поставим вопрос ребром. Рождению американской белой свадьбы предшествовала двухсотлетняя история, и почти столько же времени прошло после ее появления на свет — зачем нам сегодня заниматься бездумным копированием отдельных ее элементов? Не выглядит ли это как плохая пародия? Какие из американских свадебных традиций достойны подражания, а что было выдумано однажды, но до сих пор настойчиво рекомендуется молодоженам организаторами и ведущими свадеб как сугубо «традиционное»?
Да, современная российская свадебная индустрия в городах-миллионниках располагает всеми необходимыми инструментами и ресурсами для организации роскошной свадьбы по американской модели. Но, в конечном итоге, если уж и заниматься планированием и проведением подобной свадьбы, то, без сомнения, должно быть хотя бы немного любопытно: а каковы ее аутентичные стилевые и этикетные особенности? Каков ее генезис? Согласитесь, что для любого из тех, кто считает себя профессионалом свадебной индустрии, это важнейший вопрос, и автор постарается ответить на него на страницах данной книги!
Сразу же дадим определение словосочетанию, которое наверняка уже привлекло внимание читателя. Итак, белая свадьба (white wedding) — это формат церемонии бракосочетания, ставший популярным в Северной Америке во второй половине XIX века и прорастающий корнями в англо-американский протестантский свадебный обряд. Белая свадьба в наши дни представляет собой цепь событий, длительно разворачивающихся во времени, от помолвки до медового месяца, и причудливые этикетные нормы этих событий.
Теперь обратим наш взор на еще одну важную тему, раскрываемую в книге: тему тесной взаимосвязи белой свадьбы с институтом семьи и брака, с государственной социальной политикой.
«Свадьба — это основание семьи, а от стабильности семьи зависит благосостояние и здоровье нации».
Так провозглашалось в одном из американских пособий по этикету и хорошим манерам начала XX века. Да, ощущение неизменной важности для государства так называемой «ячейки общества» — один из стержней общественной и политической жизни Соединенных Штатов. И во времена, которые предшествовали возникновению феномена белой свадьбы, и до сегодняшнего дня институт семьи и брака остается одним из главных социальных институтов в США, вновь и вновь обращающий на себя внимание, требующий деликатного подхода со стороны выдающихся людей, публицистов, мыслителей, политических деятелей, законодательной и судебной власти.
К примеру, в докладе Счетной палаты США за 1996 год упоминается более чем тысяча мест в корпусе федеральных законов, где брак предоставляет супругам особый статус, право, льготы, или преимущества. Если изучать прецедентное право США в части судебных решений по бракоразводным и другим делам, подобных примеров станет многим больше. Может ли подобным чутким отношением к семье похвастаться российское законодательство? На наш взгляд, семья в России сегодня брошена на произвол судьбы. Но ведь это отнюдь не повод для расстройства — напротив, это возможность для перемен в лучшую сторону!
Главный же тезис нашей книги в целом и каждой ее главы в отдельности: огромное, сияющее древо многомиллиардной индустрии американских белых свадеб взросло, окрепло и пышно расцвело на плодородной почве и в уникальных условиях, аналогов которым в мировой истории не было. На ее страницах вы сможете проследить, как национальная идея сначала стала национальным ритуалом, а в итоге — национальным женским потребительским культом.
С одной стороны, текст книги представляет собой своего рода «выжимку» из исследований, книг и статей, написанных в разное время англо-американскими историками, социологами, авторами пособий по этикету. Без претензии на новизну автор пересказывает историю возникновения и развития белой свадьбы и американской свадебной индустрии, анализируя исторические, социальные, культурные, религиозные и правовые факторы и пытается ответить на вопрос: почему именно свадьба стала главным событием в жизни каждого американца и почему центральной фигурой этого события оказалась невеста, одетая в белое.
Другая цель, которую преследует автор: посмотреть на иноземную свадьбу, что называется, «с нашей колокольни». Для многих этикетных деталей, эпизодов и персонажей белой свадьбы до сих пор не выработано соответствующей русскоязычной терминологии — мы дерзаем восполнить этот пробел, преодолеть трудности перевода. В тексте будут неоднократно встречаться слова и выражения, помеченные звездочкой, — именно они нередко представляют сложность для переводчика или русскоговорящего читателя. В качестве наглядных примеров для объяснения смысла незнакомых слов и выражений нами использован самый доступный в эпоху интернета жанр: фильмы. Тайм-коды подскажут вам, с какого времени начинается та или иная сцена (см. Приложение).
Книга адресована широкому кругу читателей: специалистам свадебной индустрии, вдумчивым невестам и их женихам, а также всем, кто интересуется этикетом, свадебными традициями и вопросами семьи и брака в США и в мире, равно как и теми ответами, которые на эти вопросы в разные исторические периоды способны давать федеральная и местная законодательная власть, церкви разных конфессий и деноминаций, потребительский рынок, рекламная индустрия, массовая культура. Автор сознательно выпускает из орбиты своего обзора фольклорную составляющую, ограничиваясь рассмотрением роскошных белых свадеб элиты и среднего класса, и лишь по касательной упоминает некоторые интересные национальные традиции и обычаи.
Также материал книги будет любопытен и полезен всем, кто увлекается мотивирующими историями коммерческого успеха. Примеры предпринимательской изобретательности, блестящих маркетинговых и рекламных стратегий, «выстреливших» в нужное время книг и журналов, холодного расчета в горячих выражениях, а также ловкого вспрыгивания на подножку белоснежного поезда свадебных традиций тех, кто ранее и не мог об этом подумать, не оставят вас равнодушными!
P.S. Ваш покорный слуга будет рад видеть вас в своем блоге «Семья | Традиции | Этикет» @familytraditionsetiquette в Instagram, где продолжит делиться историями, по разным причинам не вошедшими в книгу.
Глава I. Институт семьи и брака в США до второй половины XIX века
История колонизации Северной Америки начинает свой отсчет с первого десятилетия XVII века. Образуя колонии на восточном побережье континента, переселенцы из европейских стран приносили с собой свою веру, семейные традиции, дух искателей приключений, ощущение собственной исключительности по отношению к коренным народам, населяющим эти земли до их прихода. В 1619 году английские колонизаторы привезли на североамериканский континент первых рабов.
Последующая история Америки протекала в образовании все новых и новых колоний на восточном побережье, в постепенном движении популяции на запад вглубь континента и аккультурации с коренным населением.
В хитросплетениях и коллизиях, возникавших при взаимоотношениях колоний и породившей их Европой.
В осознании необходимости торговой и политической независимости от Англии.
В образовании Соединенных Штатов Америки и провозглашении Декларации независимости летом 1776 года.
В отмене рабства в США, точка на котором была поставлена только в 1866 году, на момент окончания гражданской войны, спровоцированной разногласиями северных и южных штатов о рабовладении.
В стремительной индустриализации, бурном росте национальной экономики, феномене Форда, Рокфеллера и Моргана, а в конечном счете — в появлении на мировой финансово-экономической и политической арене сильнейшего игрока, опасного соперника, или влиятельного союзника.
Интересный сюжет, не правда ли? Произошедшие на сравнительно небольшом отрезке истории метаморфозы громадны и поэтому весьма интересны для анализа. Кто были первые переселенцы? Что они привезли с собою в сердце и в дорожных сумках? Какие мысли и идеи объединяли их? Можно ли нащупать тот нерв, грубое прикосновение к которому и сегодня будет болезненно сказываться на здоровье нации и государства, а ласковое — приведет к укреплению потенциала всей страны и ее процветанию?
Нашему удивлению не было предела, когда одним из предметов внимания, красной нитью проходящих через думы и речи американцев, оказалась тема семьи и брака, тема взаимоотношений мужа и жены, родителей и их детей.
В данной главе автор постарается обозреть все возможные культурные, исторические, социальные, правовые и религиозные предпосылки, которые подготовили основу и повлияли на возникновение белой свадьбы как важнейшего события в жизни среднестатистического американца XIX–XX веков.
Если вам не любы предыстории и прелюдии — начинайте чтение сразу со второй главы!
Семья и государство
Давно и не нами подмечено, что семья чрезвычайно важна для государства любого типа, будь то монархия или республика. Действительно, ничто и никто не мотивирует и не воспитывает человека и гражданина сильнее, чем совместная, или напротив, раздельная жизнь с родными и близкими для него людьми. И пока первые переселенцы образовывали колонии и осваивали континент, не задумываясь об отвлеченных от быта и его обустройстве вопросах, государственные деятели Новой Англии в один голос и со схожими интонациями говорили о моногамном христианском браке как о социально-полезной модели семьи.
В качестве примера приведем слова Джона Уинтропа, лидера колонии Массачусетс Бэй. В 1630-х годах Уинтроп прибегает к аналогиям между семьей и государством, когда пытается оправдать перед Богом и людьми власть мировых судей в неспокойных колониальных популяциях Новой Англии. Он говорит о том, что и в браке, и в государстве свобода выбора сосуществует с необходимостью повиноваться избранной власти после того, как выбор уже сделан. «Личный выбор женщины» в браке «делает мужчину ее мужем; будучи выбранным, он есть ее господин, и она должна быть подчинена ему, но по свободной воле, а не по принуждению». Свободные люди, населяющие колонию, должны были подобным образом избрать мирового судью и подчиняться ему: «это вы, призвавшие нас на эту должность, и, будучи выбранными вами, мы имеем власть от Бога».
Казалось бы, ничего нового — знакомая европейскому слуху христианская риторика. Однако в ней слышатся доселе непривычные нотки. Во-первых, в этом сравнении государства и семьи огромное значение придается именно личному выбору: свободному брачному выбору женщины и выбору свободными людьми представительной власти. Во-вторых, для европейских политических философов того времени было более характерно сравнивать власть монарха с властью родителей или с властью отца семейства по отношению к детям, и описывать эту, установленную Богом, власть в категориях подчинения и повиновения. Здесь же мы встречаем несколько иную параллель: не родители — дети, а муж — жена.
С момента произнесения тех слов прошло чуть больше века, и мир услышал об образовании нового государства, Соединенных Штатов Америки. Все предреволюционные годы пестрели репликами о выросших совершеннолетних детях, об их естественном неповиновении родителям, которые обращаются со своими детьми грубо и недостойно. Разумеется, адресатом этих метафор была английская Корона, а целью — оправдание действий по созданию союзного государства и установлению экономической и политической автономии.
Сравнение института брака с государственным устройством и его законодательно-правовыми взаимоотношениями с гражданами подходили для этого как нельзя лучше, как на момент образования США, так и впоследствии. Газеты, эссе, памфлеты, романы, рассказы, поэзия — все было наполнено дискуссиями о супружестве, о ролях и взаимоотношениях внутри брачного союза, изобиловало советами по выбору партнера, рекомендациями о том, как достигнуть справедливости и равновесия между супругами. Произведения художественной литературы акцентировали обстоятельства и степень гармоничности пары или, наоборот, несовпадение характеров.
Одним из властителей умов образованных людей нарождающегося государства был Шарль Монтескье и его сочинение «О духе законов». В своем труде Монтескье описывает три основных типа государственного устройства: республика, монархия и деспотизм. Каждому типу соответствует свой побуждающий фактор, свой стержень, свой драйвер. Обеспокоенность честью и достоинством руководит монархией. В деспотическом режиме подобную работу делает страх. Народ республики — независим, поэтому мотивационным принципом в ней Монтескье видит общество, исполненное добродетели и любви.
Политическое устройство Соединенных Штатов представляло собой, по сути, рискованный политический эксперимент и более всего походило на республику: при единой Конституции сохранялся относительный суверенитет штатов, власть была избираема свободно и добровольно, каждому штату оставлялась возможность для законотворчества и решения правовых вопросов на местах.
Но каким образом и какими средствами воспитать для новоиспеченной американской республики добродетельных граждан? Институт семьи и брака отвечал на существенную часть этого вопроса, одновременно предлагая модель согласного союза, свободно хранимой верности этому союзу, а также взаимных материальных и духовных выгод.
Доктрина о недееспособности замужней женщины
Обретение политической и экономической независимости от Англии отнюдь не означало резкого и окончательного духовного разрыва американцев с Европой. К примеру, ветер иммиграции едва ли качнул верхушки столетнего леса патриархальных устоев, предполагающих получение родительского благословения на вступление в брак. Восемь из тринадцати американских колоний имели законы, обязывавшие молодых людей получить согласие на женитьбу. В Новой Англии мужчина мог быть бит кнутом или посажен в тюрьму в том случае, если он оказался вовлечен в отношения с женщиной без разрешения на то со стороны опекунов или родителей.
Одним из унаследованных социальных институтов было английское общее право, согласно которому женщина, вступая в брак, в буквальном смысле слова утрачивала свою персону, становясь feme covert. Все ее активы переходили в собственность мужа, также она не имела права подписывать документы, ее интересы в обществе представлял муж. Меч, отсекающий у женщины возможность действовать от себя в правовом поле, был обоюдоостр: за любые уголовные или административные преступления жены ответственность также нес муж.
Однако это лишь поверхностный взгляд на брак и на доктрину о замужестве. На самом деле, и для мужчины, и для женщины вступление в брак было своего рода сделкой, взаимовыгодным «контрактом», накладывающим на обе участвующие в этом договоре стороны определенные требования. По вступлению в брак в обязанности мужа входило полное обеспечение и защита жены и детей, в обязанности жены — ведение домашнего хозяйства.
Кроме того, брачный статус гражданина решительно влиял на его гражданский статус. Согласно общему праву, мужчина в браке умножал свою правоспособность, поднимаясь выше на одну социальную ступень, и отныне представлял в обществе себя и своих домашних в едином лице — но и жена подобным же образом приобретала соответствующее мужу положение, хотя и не имела возможности действовать от себя лично. Брак давал значительные преимущества в отношении наследования частной собственности, равно как и многие другие выгоды и перспективы. Тем не менее, вплоть до конца XVIII века мало кто возвышал голос для того, чтобы обратить внимание или оспорить неравенство мужа и жены. В ту минуту, когда жених полагал обручальное кольцо на палец невесте, он входил в управление любым движимым и недвижимым имуществом, которое входило в ее приданое, равно как и любыми ее будущими доходами.
Являясь унаследованным каноном средневекового общего права, доктрина о замужестве в послереволюционную эпоху в США постепенно утрачивала свою силу и вес как в юридическом, так и в моральном отношении. Под напором растущего в своих масштабах социального движения за избирательные и другие права женщин и укрепляющейся идеологии феминизма «морально устаревающая» доктрина постепенно теряла свою историческую актуальность и замещалась философией социального равенства полов.
В 1848 году в США был принят Акт о частной собственности замужней женщины, а в 1860 году дополнительные формулировки к этому закону сделали замужнюю женщину владелицей как своих доходов, так и своей вещной собственности. Женщины впервые в истории оказались под защитой закона, обеспечивающего их права на получение алиментов, а позже на владение собственностью и денежными средствами, нажитыми в браке, что на практике уже являлось минимизацией юридического веса доктрины о недееспособности замужней женщины.
Уместный вопрос: как все то, что автор нагромоздил выше, связано с появлением на свет американской белой свадьбы, главной героиней которой сегодня является невеста? Опередим события и ответим. В данной главе мы будем говорить лишь о предпосылках, и одна из них, на наш взгляд — гендерный дисбаланс, который существовал в Европе столетиями, а затем пересек Атлантику. Природа не терпит пустоты, а история — неравенства и несправедливости.
Развод
Общее право англо-американцев в части судебных решений, касавшихся семейных и супружеских тяжб, унаследовало римско-католическое неприятие развода, как такового. По канонам католической церкви возможность возвращения статуса незамужней женщины или неженатого мужчины исключена, узы брака считаются нерушимыми. В случае крайней необходимости супруги могли прервать совместное проживание, перестать «разделять ложе и стол», но даже в этом случае брак считался действительным.
При всем разнообразии и либерализме своих течений протестантизм в определенной степени сохранял взгляд на брак, как на нерасторжимый союз, и это находило отражение в американском праве. Однако если в Англии светский брак, имеющий равную с церковным браком законную силу, стало возможным заключить только после 1836 года, то в США контроль над институтом семьи изначально лежал исключительно в правовом поле, и это способствовало более быстрому темпу перемен. Мы имеем возможность наблюдать, как тема неповиновения и свободы, нашедшая свой итог в революционных событиях конца XVIII века, впоследствии проявилась своей оборотной стороной. Поскольку брак понимался как договор, основанный на взаимном согласии, при нарушении одной из сторон своих обязательств по договору логичным следствием являлось расторжение этого договора. В этой связи, после провозглашения Декларации независимости немедленно последовало узаконивание права на развод большинством штатов — философия общественного договора и представительной власти эхом отразилась на формулировках местных и федеральных законов и на супружеских отношениях. Чтобы не поощрять половую распущенность, законодатели штатов предоставили институту семьи определенные послабления, выбрав при этом лишь несколько явных поводов для разрыва брачного союза. Прелюбодеяние, неспособность исполнять супружеские обязанности, а также оставление семьи на длительное время были теми проступками, которые могли послужить причиной удовлетворения судебных исков.
В результате к середине XIX века европейские визитеры могли наблюдать пышное разнообразие бракоразводного законодательства — особенность американской правовой системы, гораздо более либеральной, чем их собственные. Перемещение людей из одного штата в другой было постоянным. Но законодательство между штатами унифицировано не было, и его вариативность привела к явлению временного переезда граждан из одного штата в другой с целью быстрого получения развода, которое затем назовут «мигрирующий развод». Газетчики штата Индиана, в котором формулировки бракоразводного законодательства были особенно обтекаемы, окрестили этот феномен «фабрикой разводов» — настолько сильным был приток граждан, желающих развестись.
Для чего автор испытывает вас длинными абзацами, да к тому же не о свадьбе, а о разводе?
Дело вот в чем. Для Америки семья — это ручеек, напояющий все государство. Иссыхание этого ручейка грозит крахом стране. Роскошный свадебный обряд, появившийся в США во второй половине XIX века, превозносил идеал семьи, как неразрушимого союза. Не в этом ли заключалась его историческая миссия?
Этикет и хорошие манеры
Для лидеров американской Революции институт брака имел несколько смысловых значений: как основная метафора согласного союза и добровольной верности, как необходимая школа управления страстями и как основа национальной нравственности и добродетели. Размышления на тему различия свойств мужской и женской природы, особенно популярные в конце XVIII– начале XIX века, полагались на утверждение о том, что женской половине общества естественно присущи эмоциональная гибкость, сердечная аффектация, природная восприимчивость к хорошим манерам, забота о семейном очаге; тогда как для граждан мужского пола естественны преимущества в уме и рассуждении, силе, политической активности, а также прерогативы материального обеспечения своей семьи.
Хорошие манеры считались приобретаемыми качествами, с трудом воспитываемыми в зрелом возрасте, и включали в себя как положительные черты характера человека и его моральный облик, так и то, как эти качества проявляются в общении с другими людьми, распространяясь вовне (этикет). Близкое общение между мужчинами и женщинами во время ухаживания и в браке, по мнению американских философов и моралистов, должно было особенно благотворно послужить к умягчению природной грубости мужчин, улучшению свойств их характера, облагораживанию их нравственного облика.
Поскольку замужняя женщина большую часть своего времени проводила дома, по законам житейской логики ей естественным образом вменялось в обязанность воспитание хороших манер в детях.
Брачные обычаи индейцев
С первых лет колонизации Америки переселенцы становятся главной проблемой для коренного населения, их притеснителями, их врагами. Сопротивление экспансии было неизбежно, наличие огнестрельного оружия предрекало будущую победу колонистов. И хотя силовое воздействие не было единственно возможным способом ассимиляции индейских племен, возникали определенные сложности.
Для христианских миссионеров и представителей власти брачные практики индейских племен были чужды и олицетворяли распущенность. Поскольку в Соединенных Штатах семейным отношениям уделялось огромное внимание, любые формы брака, отклоняющиеся от идеала на дюйм влево или вправо, подрывали устои государственности и были потенциально опасны для нации.
Как описывает один из представителей органов власти по взаимодействию с коренными жителями, «некоторые индейцы имеют несколько жен, живущих в разных городах, порою на значительном расстоянии друг от друга», упоминает «легкость, с которой они могут в любой момент разорвать брачный договор». Браки заключались в сложной взаимосвязи родственных уз, допускались добрачные отношения, матриархат, полигамия, разводы и повторные браки. Мужчины индейских племен занимались преимущественно охотничьим промыслом, а женщины сельским хозяйством, что решительным образом отличалось от гендерного разделения белых американцев, у которых мужчины обрабатывали землю, а женщины заботились о доме.
Но самым весомым отличием от переселенцев было отсутствие у индейцев частной собственности — а ведь именно владение собственностью и наследование ее было закреплено за англо-американским институтом брака. И федеральные, и местные власти искали возможности реформировать эти непривычные практики и постоянно стимулировали, а иногда и принуждали индейские племена перенять модель христианского моногамного брака как необходимое условие цивилизации, нравственности и государственности.
Институт брака у афроамериканцев
Если взаимоотношения с коренными народами американского континента у переселенцев складывались по принципу вытеснения или ассимиляции, ничего подобного не наблюдалось в отношении рабов-афроамериканцев. Последние не имели никакой возможности заключать официальные браки и не получали поддержки со стороны властей и местного населения колоний. В рабовладельческих южных штатах брачное сожительство между рабами было допустимо только с разрешения хозяина, который в любой момент мог разлучить супругов, переместив одного из них на другую территорию без возможности видеться и совместно растить детей.
Насколько были сложны отношения рабов с их господами, настолько же проста была церемония заключения брачного союза. Желающие объявить себя супругами перепрыгивали через черенок метлы, наискосок перегораживающий дверь в дом — этот прыжок и символизировал начало семейной жизни. Рабы, исповедующие христианство, могли ходатайствовать о предоставлении им возможности провести церемонию, в которой бы участвовал служитель церкви. В самих же церковных приходах по отношению к рабам-христианам существовал примечательный компромисс: насильственное разлучение мужа и жены приравнивалось к смерти обоих. Таким образом, для принудительно разлученных рабов было допустимо вступить в повторный брак и получить благословение священника.
Отдельной темой для разговора являются смешанные браки, отношение к которым общественности также всегда было двойственным. Союзы между представителями европейской белой расы и коренными жителями континента чаще всего были неофициальными (сожитие), и признавались судами штатов законными при условии их соответствия нормам поведения христианской общины, то есть одобрение могли снискать только долговременные моногамные отношения.
Браки между афроамериканцами и белыми американцами, напротив, были всегда вне закона, наказуемы гигантскими по тем временам штрафами или тюремным заключением. И если среди представителей южной рабовладельческой элиты не считалось зазорным иметь половые отношения с рабами или рабынями, то готовность жениться на них или выходить замуж расценивалась как высшая степень непотребства и вызывала презрение и гнев общества.
После провозглашения Декларации независимости пройдет еще почти сто лет, прежде чем афроамериканцы получат законное право заключать брачные союзы, и потребуются еще десятилетия для преодоления инерции прецедентного судебного права, продолжавшего эхом выносить решения, расово дискриминирующие бывших рабов. Но к середине XIX века слова «свобода» и «свадьба» для афроамериканцев зазвучали словно «Аллилуйя» Генделя — в одной блестящей мажорной тональности.
Само-брак
Каковы бы не были усилия законодательной власти и отдельных государственных деятелей, огромные территории Соединенных Штатов при небольшой плотности населения предрасполагали к определенной свободе устоев брачного сожительства. В таких условиях одним из главных факторов, регулирующих исполнение (или неисполнение!) законов на местах, становится само общество. Местное население имело значительно больше возможностей для доступа к обстоятельствам жизни той или иной семьи, того или иного члена общины, чем представители закона. Даже в городах с большим количеством населения ситуация была похожей вплоть до середины XIX века.
Общество могло быть благосклонным — и тогда браки, к примеру, между индейцами и белыми американцами, а также между их потомством заключались неофициально, даже если и были запрещены законом, по молчаливому согласию соседей. Либо, напротив, оно могло быть жестоким — тогда паре приходилось выносить все тяготы и невзгоды, связанные с обращением активных членов общины в высшие инстанции. Судебные решения на уровне штата говорят об идентичности нравственных ориентиров суда и общественного мнения, где общим знаменателем всегда были христианские нравственные нормы.
Вопрос заключения брака для белых жителей американского континента как изначально, так и в дальнейшем находился исключительно в правовом поле — государство и местные власти давали определение тому, кто может вступить в брак, а кто не имеет на то оснований, а также кто может совершать церемонию бракосочетания.
Однако, поскольку для общественности самым важным действием при заключении брака было согласие сторон жениться друг на друге и их взаимные обещания, слова церковного служителя или судьи (магистрата) имели намного меньший вес для пары, чем одобрение или неодобрение соседей. Поэтому огромное количество браков не было заключаемо официально; в наши дни это неверно называется устойчивым термином «гражданский брак», а во времена англо-американского общего права это называлось «само-брак» (self-marriage).
В североамериканских колониях к началу XVIII века будущим супругам становится возможным без затруднений найти легитимного светского или церковного служителя, который мог бы провести церемонию бракосочетания. Но вплоть до 1750-х годов церемония должного вида еще не становится традицией, которая была бы повсеместно укоренена. Неофициальный брак не исчезает на севере, а в южных англиканских рабовладельческих колониях, более того, продолжает оставаться совершенно нормальной практикой до второй половины XIX века. Как и в прежние времена, пары обменивались клятвами при свидетелях, сходились и жили вместе. Беременность или деторождение служили всего лишь подтверждением уже состоявшегося ранее союза.
Читателю может показаться, что и эта подглавка в книге лишняя и для понимания причин возникновения обряда белой свадьбы можно было бы обойтись без нее. Уверяем вас, что это не так!
Наличие только лишь согласия, как единственно необходимого условия вступления в брак, отметало любые другие формальности — не в этом ли кроется причина огромного разнообразия типов и жанров американских свадебных церемоний в наши дни? К зависти россиян американцы сегодня могут жениться где угодно, когда угодно и церемонию может провести кто угодно (при наличии соответствующей лицензии) — лицезрение унылых работников ЗАГСа не вменяется американским гражданам в обязанность и не ломает структуру свадебного дня.
Фольклорные традиции
Многонациональность переселенцев объясняет те смешения народных обычаев и традиций, которые можем наблюдать в XVII–XIX веках на североамериканском континенте.
К примеру, корни афроамериканской традиции «прыжка через метлу» (так называемые «besom weddings») мы найдем в Уэльсе — этот обычай был одним из десятка других, переплывших Атлантический океан. Германские иммигранты привезли с собой свадебные танцы, во время которых гости платили жениху и невесте за право потанцевать с ними — еще одна традиция, сохранившаяся до сих пор. С большой долей вероятности французы подарили Западной Европе, а затем и Америке ритуал «шивари́», своего рода шуточные серенады для новобрачных, особенно громко и с удовольствием распеваемые соседями ночью под окнами тех, кто женился неподобающим образом; например, если вдова слишком скоро после смерти мужа переменила черное траурное платье на свадебный наряд. Соседи и друзья могли «отшиварить» молодоженов, если были не удовлетворены свадебным приемом или отсутствием свадебного зажигательного танца в исполнении жениха. Нарочито фальшивое и громкое пение сопровождалось боем в кастрюли и прочую подвернувшуюся под руку утварь.
Протестантизм
Говоря о многообразии и неоднородности свадебных традиций в Америке XIX века, невозможно пройти мимо одиозной фигуры Мартина Лютера, инициатора движения Реформации в Европе в начале XVI века, одним из краеугольных камней для которого стало именно отношение к целибату и к брачному союзу: Лютер осознанно женился не на мирянке, а на беглой монахине. Протестанты горячо оппонировали католикам, чье учение превозносило безбрачное житие над супружеским и обязывало клириков к произнесению монашеских обетов, за что, в числе прочих причин, протестанты были анафематствованы Тридентским собором в 1563 году.
В предисловии к краткому руководству для пасторов Лютер писал:
«Много стран, много обычаев. Так как супружество есть дело мирское, пасторам и служителям церкви надлежит не влиять на что-либо, связанное с браком, но допустить каждому городу и области продолжать совершать привычное им».
Как говорится, во всяком подворье — свое поверье. Из вышесказанного мы видим, насколько четко Лютер разграничивает гражданскую и религиозную составляющую свадебного обряда; женитьба, по его мнению, есть акт исключительно светского характера, благословляемый служителем уже по его завершении.
Бракосочетание, согласно инструкциям Лютера, состояло из трех основных событий, или этапов. Первый этап: унаследованные от католиков устные и письменные оглашения о предстоящем бракосочетании (banns of marriage*) в течение трех воскресных служб подряд, во время которых священнослужитель просил у прихожан молитвенной поддержки намеревающихся вступить в брак. В том случае, если женитьбе могло препятствовать что-либо, прихожанам вменялось в моральную обязанность сообщить об этом до свадьбы.
Второй этап: собственно бракосочетание. Действие происходило перед входом в церковь. Структура обряда была схожа с параллельной частью римско-католической церковной службы, однако во многом упрощена. Брачующимся задавались вопросы о согласии вступить в брак. После этого невесте одевалось кольцо или происходил обмен кольцами. В окончание служитель провозглашал молодоженов мужем и женой.
Третий этап: благословение перед алтарем в храме. Католическая брачная месса была исключена протестантами полностью. Благословение пестрело цитатами из Писания и заключалось молитвой о молодоженах.
Выделение светского и религиозного слагаемых в формуле брачного союза, начертанной Мартином Лютером, а также полная свобода интерпретации церемонии бракосочетания в рамках той или иной протестантской общины или традиции — все это в значительной степени благоволило будущему разнообразию и стилевой пестроте свадебных церемоний в Соединенных Штатах, от момента их возникновения и до наших дней. И если Римско-католическая церковь и Английская церковь в Средние века обладали религиозным авторитетом и законными полномочиями вершить браки на земле и на небесах, на североамериканском континенте в XVIII столетии не было единого видения свадебного ритуала как в среде католиков, так и между разрозненными группами протестантов.
Кроме того, для всего протестантизма в целом характерно, хотя и в различной степени, напряженное отношение к богослужебному обряду и его выразительным средствам: причудливой архитектуре и внутрихрамовому пространству, богатым облачениям священнослужителей, сложной структуре церковной службы. И если говорить образно, беленые стены молитвенных домов протестантов и выхолощенная обрядовость их церковных служб стали тем самым чистым листом бумаги, на котором в XIX веке будет написана история нового обряда, обряда белой свадьбы.
В наши же дни в пышном цветении стилей и форматов свадебных церемоний в США спустя восемьсот лет сбывается радикальный тезис, выдвинутый еще в начале XII века католическим богословом Петром Ломбардом, епископом Парижским: если невеста и жених произнесли фразы «я беру тебя в мужья» и «я беру тебя в жены», то они становятся законными супругами, со свидетелями или без них, с оглашениями о браке или в их отсутствие, с благословением или без оного и не имеет значения, где были произнесены эти слова, в часовне, на кухне, в поле или в амбаре.
Тексты церемонии бракосочетания
Соотношение протестантских деноминаций среди европейцев, основывающих новые колонии на североамериканских землях и заселяющих их, было неравным. Основную роль в формировании современной нам американской свадебной церемонии и религиозного большинства в Соединенных Штатах сыграли две группы протестантов: кальвинисты и англикане.
На момент провозглашения независимости и образования Соединенных Штатов Америки кальвинистов в среднем по стране было до 50% от всех протестантов. Как известно, этой деноминации всегда свойственно весьма прохладное, а точнее сказать, отрицательное отношение к религиозной мистике и церковному обряду как таковому. Показательно, что из структуры церемонии бракосочетания Кальвином был изъят эпизод с обручальными кольцами (кольцом), который исполнен символизмом и красотой. Несмотря на то, что в кальвинизме и трех его основных течениях (пресвитерианство, реформатство, конгрегационализм) существовали канонические тексты свадебной церемонии, все протестантские деноминации, находившиеся под влиянием кальвинизма в той или иной степени, обретают устойчивые текстовые формы церковного венчания только к окончанию XIX века.
Поэтому, если говорить о религиоведческих предпосылках возникновения унифицированного обряда пышной белой свадьбы, вероятнее всего, именно духу литургической либеральности кальвинизма Америка обязана разнообразием современных форм церковных и светских свадебных церемоний.
Англикане, вторая по значимости группа протестантов североамериканских колоний, со временем отделившись от Английской церкви, провозгласила свою собственную Американскую епископальную церковь. В 1789 году в Книгу общих молитв (требник) был включен текст церемонии бракосочетания, хотя и в несколько урезанном в сравнении с англиканским оригиналом виде. Именно этот текст со временем обретет огромную популярность не только в Соединенных Штатах, но и по всему миру: «Возлюбленные! Мы собрались здесь, перед лицом Бога» и т. д. Семь из пятнадцати президентов до Авраама Линкольна были епископалианами — это свидетельствует о влиятельности Епископальной церкви на городскую и общественную жизнь в штатах. Богатые прихожане этой церкви на рубеже XVIII–XIX веков начали устраивать все более и более роскошные свадьбы, используя для церемонии бракосочетания уже проверенный временем текст. Кроме того, большое количество англикан, постоянно прибывающих из Европы, также сохраняли литургические традиции материнской Английской церкви.
Таким образом, мы можем говорить о двойственной ситуации, складывающейся к середине XIX века в отношении церковной церемонии бракосочетания у протестантов разных деноминаций: свободе от устойчивых текстовых и обрядовых канонов у протестантов, находящихся под влиянием кальвинизма, и бережном сохранении церковных литургических канонов у англикан и епископалиан.
Если же мы перенесемся в наше время, то увидим, что белая свадьба постепенно привела к общему знаменателю и тех, и других: к примеру, современную церемонию бракосочетания пресвитериан и епископалиан по внешним признакам отличить уже практически невозможно.
Изменения коснулись и богослужебных текстов Книги общих молитв — на сегодняшний день они уже неоднократно подвергались правке, купюрами или дополнениями удовлетворяя потребности быстро подросшей и окрепшей баловницы, индустрии белых свадеб XX–XXI веков.
Обручение
Несомненно, белая свадьба имеет свое «предание», пусть даже и взятое в кавычки. Ее существование сопровождается красивыми легендами, ее ритуальные предметы имеют «очень древнее» происхождение, а сама она является лишь кульминационной частью, своего рода блестящим па-де-де, которое зрители предвкушают с момента приобретения билета (когда по почте приходит оповещение о помолвке или открытка «сохраните дату»*). Помолвочное* и обручальное кольцо — вещи, без которых невозможно представить американскую белую свадьбу, и именно их история автору всегда была особенно интересна.
И да простят нас любители дорогих ювелирных украшений, но беседа об одном из самых архаичных и межкультурных предметов выкажет определенную долю здорового скептицизма, присущего автору данной книги: множество выдуманных свадебных традиций, возникших в период коммерциализации белой свадьбы во второй половине XIX века в США, взяли старт с момента начала рекламной кампании и продаж помолвочного кольца с бриллиантом. Но всему свое время, поэтому отложим разговор о консьюмеризме до третей главы, а пока обратимся к обручению и обручальному кольцу.
Свадебный бизнес, его становление и развитие — предмет исследования историка Вики Ховард. Согласно ее работам, одно из первых ярких упоминаний «традиционности» использования именно обручальных колец, произнесенное от лица ювелирной индустрии, впервые появляется журнале «Депатмент стор экономист» от 1940 года. В одной из статей автор соотносил обручальные кольца в исторической перспективе не менее чем «со временами фараонов».
Другой пример: в журнале «Брайдс» за 1942 год кольца упоминались и описывались как «народный обычай, глубоко укорененный в нашем прошлом».
Третий пример: Марта Стюарт, известная американская писательница и телеведущая, в своей книге «Свадьбы», изданной в 1987 году, без каких либо ссылок на источники говорила о том, что традиция носить обручальные кольца на четвертом пальце возникла в древнейшие времена, когда люди полагали, что одна из вен в теле человека идет от безымянного пальца напрямую к сердцу. По словам Вики Ховард, это «часто повторяемое объяснение [данной традиции] в свадебном предании (курсив наш)».
Последний приведенный текст особенно интересен. Является ли пассаж про обручальное кольцо, безымянный палец и сердце — преданием, или существует исторический артефакт? Англоязычная статья в Википедии на эту тему указывает в качестве источника статью в декабрьском номере журнала «Айриш монсли» за 1919 год под названием «Некоторые традиции, касающиеся колец». Однако, при всей пестроте материала, в тексте этой статьи нет ни слова о взаимосвязи безымянного пальца с человеческим сердцем. Другое пособие по свадебному этикету 1902 года издания упоминает обо всем этом как об «ошибочном мнении».
Русскоязычная статья этой же свободной энциклопедии указывает в качестве источника этого свадебного мифа «Моралии» Плутарха. Но вопрос VIII из IV книги его «Застольных бесед», написанных в жанре диалогов, а именно: «Почему кольца с печатями принято носить на безымянном пальце», не содержит авторского ответа — в дошедших до нас рукописях есть утраченные страницы, и в этом месте сохранился только вопрос. Заполняя существующий пробел, редакторы русскоязычного издания «Моралий» в качестве ответа приводят цитату из еще одного ценнейшего исторического источника, «Аттических ночей» Авла Геллия, где написано буквально следующее:
«Почему и древние греки и римляне носили кольцо на ближайшем к мизинцу пальце левой руки. Согласно преданию, древние греки носили кольцо на ближайшем к мизинцу пальце левой руки. Такой же обычай, как передают, был и у римлян. Причина этого, как сообщает Апион в сочинении „Об Египте“, та, что при рассечении и вскрытии человеческих тел по принятому в Египте обычаю (греки называют это анатомией) было найдено, что от одного этого пальца отходит и достигает сердца некий тончайший нерв; поэтому и было признано уместным почитать таким украшением этот палец, как ближайшим образом причастный к первенствующему в теле сердцу».
Приведенный нами материал демонстрирует, насколько тесно бывает переплетена источниковедческая работа с областью мифов и легенд: то, что профессиональный историк считает относительно недавним «преданием», в действительности может иметь документальное подтверждение из достаточно далекого прошлого, хотя в данном контексте это подтверждение не касается непосредственно обручального, или помолвочного, кольца. Однако, автору было весьма интересно расставить точки над «i» в вопросе происхождения хотя бы одной из свадебных традиций и перевести ее из разряда мифов в плоскость скрупулезного исторического исследования!
Внимательный читатель уже заметил, что мы используем термины «обручальное кольцо» и «помолвочное кольцо» как взаимозаменяемые понятия. Действительно, примерно до 1880-х годов в США у помолвочного кольца* («engagement ring») не было особого статуса, оно не существовало отдельно от кольца, которое надевалось на палец невесте во время церемонии бракосочетания («wedding ring», «wedding band») — это было одно и то же кольцо, обручальное кольцо («betrothal ring»). Все события, связанные с возникновением феномена помолвочного кольца, будут подробно изложены в третьей главе, а пока поговорим об обручении, ритуале дарения кольца или обычае обмена кольцами при совершении помолвки, а также о тех обрядовых и этикетных практиках, которые пересекли Атлантику вместе с первыми переселенцами и до этого существовали в Европе. Поскольку большинство этих первых иммигрантов были христианами, заглянем именно в христианское прошлое — от греко-римской империи и средневековой Европы до эпохи Реформации, а затем перенесемся на североамериканский континент.
Что же такое обручение, или помолвка? По сути — это утвердительное решение о предстоящей женитьбе, договор между семьями невесты и жениха, который в ранние периоды истории христианской цивилизации находился в правовом поле, а не в плоскости быта, или морали, или религии. Нарушение этого договора одной из сторон естественным образом влекло за собой издержки, утрату доверия и осуждение со стороны общественности. Как и любой договор, обручение сопровождалось определенными ритуальными действиями, носившими как материальный (внесение залога), так и символический характер, и этим символическим предметом было обручальное кольцо.
Со временем, когда на свадьбе все большее значение стало придаваться именно свободному согласию на вступление в брак, произносимому невестой и женихом непосредственно перед венчанием, обручение постепенно утрачивало свою юридическую силу и переходило в категорию нравственную и религиозную, признаки чего наблюдаются в позднейшем римском праве, а также в текстах чинопоследования обручения и венчания. Уже с III века нашей эры церковное обручение у христиан имело равную юридическую силу с гражданским брачным контрактом, что было окончательно подтверждено Константинопольским собором в 1066‒1067 годах.
До XII века церковное обручение могло совершаться задолго до венчания, к примеру, в детском возрасте. По традиции, сложившейся еще у евреев, местом совершения договора о предстоящем браке был дом невесты, и это естественным образом унаследовали ранние христиане. Со временем обручение стало совершаться непосредственно перед таинством Венчания в том виде, в каком мы наблюдаем его сейчас в Русской православной церкви.
Первые письменные свидетельства об особых молитвах чина обручения относятся только к VIII веку, но еще нет ни одного упоминания колец, и невозможно с определенностью говорить о том месте, где происходила помолвка. Но уже в рукописях X и XI веков чин церковного обручения принимает нынешние формы и свидетельствует об окончательном отходе от заключения добрачных договоренностей в бытовых условиях и полном их перемещении в сакральное храмовое пространство.
После разделения церквей в XI столетии история христианства, а вместе с ней история обручения и венчания пошла по двум основным путям: восточно-христианскому, и западно-христианскому. Православное христианство — самое консервативное и как в отношении обряда, так и по духу — сохранило чинопоследования обручения и венчания до наших дней. Западному христианству, напротив, мировая культура обязана пестротой и многообразием церковных церемоний бракосочетания, произросших из римско-католического обряда (а точнее, в конфронтации с ним) в эпоху Реформации, а затем пересекших Атлантику.
По этим причинам практики преподнесения и ношения обручальных колец или одного обручального кольца разнились по нескольким критериям, — религиозному, региональному, временному, — и разнились весьма широко. У православных христиан происходил обмен кольцами: свое золотое кольцо жених надевал невесте, а невеста надевала жениху принадлежащее ей металлическое или серебряное. В Италии у католиков кольца входят в обиход только к началу XIII века. Во Франции два кольца впервые упоминаются в XVI столетии. Также между иудеями и христианами в Риме в XV и XVI веках существовал следующий обычай: после того как брак был заключен и согласие было отмечено поцелуем и смыканием рук, происходил взаимный обмен подарками, которыми были кольца и ювелирные украшения. В особенно выделяемый в свадебном цикле «день колец» жених и невеста обменивались кольцами и произносили брачные обеты. На этой стадии брак считался заключенным, даже если невеста продолжала жить со своей семьей еще достаточно долгое время. Переход в дом мужа также был самостоятельным праздничным событием.
Конфликты по поводу разночтений обряда обручения и венчания неоднократно возникали в Средние века в Европе и продолжились в эпоху Реформации. В католическом христианстве XV и XVI веков кольца «были символом союза Христа и Церкви». Благословение колец служило «напоминанием особой роли» священнослужителя в чине церемонии бракосочетания, что было утверждено на Тридентском соборе в 1563 году. Деятели эпохи Реформации желали истребить «средневековье» сарумского обряда Английской церкви, который происходил от римско-католического обряда и был его вариантом.
На протяжении всего периода Реформации в Европе и после него деноминации разделились в отношении мнений по поводу обряда обмена кольцами, который они ощущали как рудимент средневекового христианства. Свадебная служба Лютера сохранила обручение и кольца. Похожим образом англикане включили эту часть церемонии бракосочетания в свои молитвенные книги. Формула «этим кольцом я обручаюсь с тобой, тело мое отдаю на милость твою…» и т. д. говорит о том, что кольцо превратилось в некий активный предмет при совершении церемонии, в символ телесного посвящения, знак брачного союза.
Между тем в церемониях бракосочетания протестантов эпохи Реформации кольцо не воспринималось именно как религиозный символ, как священный символ: лютеране и англикане упразднили обряд церковного благословения колец, и обручение стало простым «знаком верности, обещаемой друг другу мужем и женой». Кальвин пошел еще дальше в своих реформах и полностью убрал кольца из структуры церемонии бракосочетания. Однако позже, под давлением прихожан, кальвинисты восстановили эту часть службы.
В разные периоды своей истории обручальные кольца из железа, золота, серебра, стали, меди, равно как и кожаные, деревянные и т. д., служили знаком, или залогом. Разных размеров, от миниатюрных до весьма массивных, они носились на большом, указательном или безымянном пальце, который так и назывался: «палец для кольца» («ring finger»). В отношении руки, на которой носилось обручальное кольцо, также существовала вариативность. В сарумском чине кольцо надевалось на правую руку невесте. В обряде Томаса Кранмера у англикан эта рука стала левой. На портретах XV и XVI веков и католические, и иудейские невесты стоят с простертой вперед как правой, так и левой рукой. Само кольцо преподносилось невесте во время церемонии также различными друг от друга способами. К примеру, оно могло быть положено на книгу, и священник благословлял его и окроплял святой водой перед тем, как передать жениху для надевания на палец невесте.
Все это разнообразие в обрядах и обычаях перенеслось и в Америку. Обычаи пуритан повлияли на практики в ранней Новой Англии. Когда пуритане во времена буржуазной революции получили власть в Англии, они в 1645 году исключили из обряда кольца, которые попали в круг предметов «символизирующих злокачественность». С момента образования самых первых английских колоний брак осмысливался и ощущался как гражданский договор, а не сакральное действо или таинство. В штате Массачусетс в XVII веке, к примеру, мировой судья сочетал браком пары в их собственных домах простой гражданской церемонией, которая не включала ни клятвы, ни кольца. Со временем пуритане становились все менее ортодоксальными, изменялись и их свадебные обычаи. Например, во время известного процесса над ведьмами в новоанглийской деревне Салем в 1692 году обручальное кольцо было зарегистрировано среди предметов, принадлежавших одной из «ведьм», обвиненной в колдовстве.
В церковных церемониях раннего колониального периода в истории США кольца также наличествовали. В первом предложенном варианте Книги общих молитв 1786 года было предписание о кольце для невесты, хотя слова, которые произносились в параллельной части церковной службы Английской церкви, были опущены. Когда методисты в XVIII веке исключили эпизод с кольцами из своих служб, давление прихожан было одним из тех сил, которые привели к его восстановлению в 1846 году. В XIX столетии свадебные обеты пресвитериан включали в себя кольца, но не в обязательном порядке. В этом случае кольцо виделось как «знак верности этим клятвам», но не было тем, что в действительности обручало пару.
Вариации на эту тему продолжились и в XX веке. Но если попытаться подвести некоторый итог вышеизложенному в данном разделе материалу, витиеватая история становления обряда обручения и использования во время его совершения обручальных колец говорит нам о постепенном «воцерковлении» помолвки у восточных христиан и сохранении ими чина обручения в том виде, в котором он существовал примерно тысячу лет назад — с одной стороны; и обратному движению к его полному обмирщению у протестантов Европы, а затем и Америки.
Накануне белой свадьбы
Свадебные празднества в Северной Америке, в период предшествующий индустриальной революции и урбанизации, носили сезонный характер и соответствовали ритму повседневной жизни большинства американцев, основным родом деятельности которого было сельское хозяйство, и собирали за одним столом всех ближайших соседей по улице.
Свадьба, как особенное событие в жизни общины или поселения, начиналась с оповещения в приходской церкви о предстоящей женитьбе, а заканчивалась так называемым «вхождением в дом». Интервал между этими двумя событиями мог быть как несколько недель, так и несколько месяцев. Вход в собственное домовладение в качестве мужа и жены подразумевал наличие приданого, над приготовлением которого могли трудиться уже после церемонии бракосочетания родственники невесты по женской линии.
Городские свадьбы к началу XIX века выглядели несколько иначе. В 1770 году в одной из церквей штата Массачусетс было оповещено о будущей свадьбе некой Элизабет Портер и адвоката Чарльза Фелпса. Месяц спустя Элизабет вышла замуж. Церемония была проведена дома. На невесте было темно-коричневое шелковое платье. Подружками невесты были члены ее семьи. Гостей было около сорока человек. После церемонии был дан праздничный ужин. Элизабет написала в своем дневнике, что последующая за свадьбой неделя была посвящена обязательным визитам со стороны семьи и членов общины.
По сохранившимся документам видны разительные отличия этой свадьбы, как от празднований подобных событий в сельской местности, так и от ее современных нам форм и масштабов. Там не было белого свадебного платья, ныне привычно ослепляющего пешеходов с витрин свадебных салонов. Не было украшенной живыми цветами церкви или красиво декорированной церемонии бракосочетания на зеленой лужайке. Не было многоярусного торта, возвышающегося над сладким десертным столом в зале торжественного приема. Не звучала музыка при входе невесты. Не было медового месяца. Также мы не найдем свидетельств о произнесении пышных тостов, демонстрации свадебных подарков в отдельной комнате что будет иметь место уже на рубеже XIX‒XX столетий. Можно сделать вывод об отношении к свадьбе как к важному, но отнюдь не главному событию в жизни американской семьи, заключавшемуся в переходе женщины из одного домовладения в другое.
На заре XIX века большинство североамериканских пар среднего класса сочетались браком в спокойной обстановке. Если была возможность, девушка старалась выходить замуж в новом платье. Платье это могло быть совершенно любого цвета, и после свадьбы ему обязательно находилось дальнейшее применение, после перешивания или даже без оного (к примеру, платье темного или черного цвета и в те времена, и в наши дни уместно для участия в похоронной процессии). Есть свидетельства о том, что жених надевал невесте на безымянный палец левой руки обручальное кольцо или происходил обмен кольцами. После свадьбы мог последовать завтрак в доме приходского священника, обед или ужин в кругу семьи и близких друзей.
Свадьбы были своего рода «личным делом», частным событием, характеризующимся манерностью и сдержанным поведением. Многие невесты (к примеру, в северных протестантских общинах) выходили замуж в родительском доме, стоя у декорированного камина (так называемые «parlor weddings»). Церемонии не требовали особых приготовлений, были скромны и лишены показного великолепия. Приглашения рассылались примерно за неделю, часто передавались на словах или писались от руки. Эскорт молодоженов был в диковинку. Если родители жили в достатке, они помогали молодой паре устроить жизнь, даря им деньги или недвижимость в качестве подарка, но свадебные подарки еще не стали обычным делом.
К середине XIX века свадьбы американцев среднего класса бурно растущего городского населения североамериканских штатов стремительно переменяют свой стиль и облик. Свадьбы элиты стали видоизменяться еще раньше, в конце XVIII века. В зависимости от деноминации бракосочетание становилось все более официальным, формальным мероприятием, сочетающим в себе сложную ритуальную последовательность действий, этикет, внешнюю атрибутику и пышность. Напечатанные приглашения и эскорт молодоженов становились популярными между белыми парами среднего класса на северо-западе США. Иногда шикарные свадебные приемы сопровождались красивым меню. Некоторые невесты выходили замуж в белом или серебристом платье, привлекая внимание к своей целомудренной красоте и высокому положению в обществе.
Внешние и внутренние перемены в чине свадебных торжеств, которые мы можем наблюдать повсеместно в середине XIX века, шли рука об руку с изменениями и в образе празднования других важных семейных событий. Свадьбы в городах США уже не игрались «всем миром», не были публичными мероприятиями карнавального характера, как это по-прежнему происходило в сельской местности или в среде рабочего класса, не были разгульными событиями с шутками и шалостями с намеком на секс, праздниками, лишенными сакраментальности и торжественности. Бракосочетание постепенно становилось серьезным, чувственным и достаточно сложным обрядом, подчеркивавшим женственность, любовь и традиции.
Первая половина XIX века в мире — время, ощущавшееся людьми различных социальных классов и возрастов как эпоха больших и малых перемен.
В ситуации, когда жизненный уклад изменяется стремительно быстро, у людей возникает острая психологическая необходимость найти в исторической и культурной плоскости нечто инвариантное, неизменное, традиционное — то, что связывает настоящее с прошлым и вместе с этим смотрит в мечтательно-светлое будущее.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.