Бесплатный фрагмент - Белая луна

Расстояние от Карависины до Лит-Латая внушительное, три недели ходу по прямой, но выбирать не приходится: лучшие пассажирские суда рождаются именно на верфях Карависины. И самые дорогие. Однако я, одиннадцать лет посвятив каботажным пассажирским перевозкам в солнечной системе Лит-Латай, скопил достаточно средств, чтобы без страха взять недостающую сумму в кредит и купить «пассажира», предназначенного для межзвёздных путешествий. «Белая луна» — малогабаритный транспорт с дедвейтом три тысячи тонн, но это судёнышко, только сошедшее со стапелей завода, теперь было моим, и теперь я не без трепета обходил свои новые владения. Машинный отсек блестел нетронутой новизной, шесть гравитаторов ещё ни разу не запускались. Просторный док с аппарелью пересекали четыре железнодорожных колеи, освещённые двумя прожекторами; пустые ниши для пассажирских шлюпок, флаеров и личных космических яхт вдоль бортов тонули во мраке. Скоро сюда, повинуясь командам из операторской рубки, начнут загонять летательные аппараты с пассажирами, и тогда док осветится сверху донизу.

Боевая рубка на «пассажире» не предусмотрена. Как и всем перевозчикам, мне придется нанимать боевой эскорт для охраны судна от космических пиратов, которыми до сих пор кишмя кишат некоторые уголки Содружества. Разнокалиберные банды, промышляя, частенько появлялись на трассах. Поэтому крупные транспорты оснащались пушками. Обладать такими судами могли только солидные компании, но никак не самостоятельные кентавры вроде меня. Самостоятельность мелкого предпринимателя была ограниченной: приходилось объединяться в артели, чтобы не быть съеденным какой-нибудь особенно жадной акулой бизнеса.

Впрочем, я до сих пор в глаза не видел ни одного пирата и нанимал сопровождение только потому, что без него Судовой регистр не выпустит из космопорта ни одно судно с грузом или с пассажирами.

Третья палуба, предназначенная для пассажиров, так же стыла тишиной. Мои шаги почти не нарушали её, пружинящее палубное покрытие гасило звуки. Пассажирские каюты опечатал Департамент пассажирских перевозок, точнее, его представители на Карависине. Пломбы сорвут уже на Лит-Латае, и тоже работники Департамента, но только после того, как я обзаведусь лицензией на перевозку восьмисот человек, не считая членов экипажа. Готовую лицензию я получу по прибытии на Лит-Латай, а экипаж для «Белой луны» агентство по найму уже укомплектовало.

Дома, на Лит-Латае, ждала семья — Антонина и трое детей, но увидимся мы только мельком, пока моя юная красавица будет бункероваться и запасаться провизией. Шипчандлер на Лит-Латае расторопный, всё сделает быстро, и можно сразу принимать первых пассажиров. Первые — они получат памятные подарки. Это обещает рекламный ролик, заказанный мною на местном телевидении. Артель перевозчиков доверила выгодный маршрут: Лит-Латай — Палладия — Марс — Лит-Латай с массой остановочных пунктов, и вряд ли «Белая луна» будет путешествовать полупустой.

Наконец я добрался до ходовой рубки и окинул её собственническим взглядом. К ней примыкала тесная рубка связи без двери. Сложное хозяйство ещё спало, ожидая моего прикосновения. До Лит-Латая судно можно перегнать самостоятельно, полагаясь на помощь автопилота, что я и намеревался сделать. Ничто не мешало сэкономить на боевом эскорте и на экипаже, когда пары рук было вполне достаточно.

Назначенный час настал. Я уселся в эргономичное кресло первого пилота. Под пальцами ожили навигационные приборы, осветились экраны и радары. Пульт сообщил о нормальной работе двигателей. Диспетчер Карависинского космопорта приветствовал меня привычной скороговоркой. Я включил все обзорные экраны. Освещение в рубке погасло автоматически, уступив натиску местного светила.

Под командами диспетчера два катера портофлота мягко потянули «Белую луну» ввысь, набирая скорость. Меня вдавило в кресло: гравитаторы ещё бездействовали и не защищали от тяготения Карависины.

Сколько раз я наблюдал, как планета проваливается вниз, выгибаясь горбом, то коричневым, то бело-синим, как темнеет и загорается звёздами небо, и не мог налюбоваться. Карависина — планета многоводная, голубая. Прямо подо мной закручивалась белая спираль циклона. Возник соблазн сгрести ложкой эту аппетитную на вид «пену» и съесть.

В рубке снова зажглось освещение.

На высоте тысячи метров катера дружно отвалили от бортов моей красавицы и ушли вниз. Дальше я действовал самостоятельно, выводя «Белую луну» на орбиту, разрешённую диспетчером. Пространство заполняли корабли, прибывающие и убывающие, а заодно и летательные аппараты, которые работали на благо жителей Карависины. Совсем близко от «Луны» прошёл орбитальный мусоросборщик, сияя многочисленными огнями, за ним, мельтеша, пролетел длинный состав из мусорных контейнеров, следом протащилась огромная магнитная ловушка, замутив звёздное небо. Мы с капитаном поприветствовали друг друга — просто потому, что оказались рядом.

Больше «Белая луна» никогда не опустится на земную твердь. Пассажиров суда принимают на орбите. И даже демонтируются на орбите, когда доживают до почётной старости.

Что и говорить, жизнь прекрасна!

Отойдя от планеты на расстояние, предписанное Галактическим Кодексом, я включил гравитаторы и увёл свою «девочку» в подпространство.

…Прошли две недели пути. Время тянулось убийственно медленно. Я гнал порожнюю «Луну» по прямой, вдали от трасс, и автопилот до сих пор ни разу не известил о близости другого транспорта. Гравитаторы в подпространстве работают исправно девять часов подряд, а потом начинают шалить, «проваливать» судно, по ощущениям — настоящая качка, будто в море. Поэтому каждые девять часов я выводил красавицу из подпространства. Слушал эфир, но в космосе было тихо. Других дел у меня не имелось. От скуки по несколько часов в день я занимался в тренажёрном зале.

Теперь я остро жалел, что не нанял напарника. А чем напарнику заниматься на пустом судне, которое пилотируется в автоматическом режиме?!

Однажды мне показалось, будто на «Луне» стало чересчур уж тихо. Музыку я выключил пару дней назад — надоела, да и в голове она крутилась даже тогда, когда не играла. Я высунулся из каюты и прислушался. Коридор каким был пустым, таким и остался, и я вернулся назад. Да, вот в чём дело: перестали тикать часы. Я смотрел на неподвижные стрелки, и они казались мне мертвее мёртвого. Вокруг сгустилась гробовая тишина, плотная, как вата, пространство съёжилось и сдавило меня со всех сторон. Волосы на голове шевельнулись. Я отступил от часов и бросился вон. Торопливые шаги прозвучали в пустом коридоре пугающе гулко. Я влетел в рубку, задвинул дверь, словно за мной гнались, и уставился на хронометр. Бездушный, холодный, он безмолвно отмерял секунды бытия. Время не остановилось, жизнь по-прежнему текла вперёд.

Я рухнул в кресло пилота, глотнул сухим горлом и оттёр со лба пот. Гравитаторы исподволь покачивали судно, я повернулся к пультам и вышел из подпространства.

Приборы перемигнулись: «Луна» огибала неведомое препятствие. Включить обзорные экраны я не удосужился.

Отсидевшись, я побрёл в каюту. Там сменил у часов «севшую» энергопластинку — руки ещё тряслись. Часы снова затикали.

Прошли, значит, всего две недели одиночества, а я уже на грани нервного срыва?! А впереди ещё неделя! Что мешало нанять этот чёртов эскорт, который бы маячил в обзорных экранах, да с ребятами можно было поговорить хотя бы дважды в сутки, пока суда идут в обычном пространстве?

Я перенёс пожитки в ходовую, решив поселиться здесь окончательно. Спать можно и на полу, на матрасе. Заодно решил следить за временем и больше так не попадаться. Даже часы с собой забрал, чтобы слышать тиканье, и подсоединил их к пульту управления — на случай, если вдруг энергопластинка снова сядет.

Успокоившись, я вдруг почуял, что на судне что-то не так. Окинул беглым взглядом приборы. Радар чернел пустым полем. Что не так?!! Неужто и в самом деле нервный срыв? У меня?! Быть того не может!

Дверь в рубку была открыта, и я отчетливо услышал посторонний звук… Галлюцинации — немедленно решил я и посмотрел на экран индивид-счётчика. В ходовой рубке, как и положено, присутствовала одна «индивид-единица», то есть я. И ещё одну «единицу» я узрел на третьей палубе!

Я пулей вылетел из кресла и метнулся из рубки в коридор. В голове билась одна-единственная мысль: пираты!

Никогда ещё дорога из ходовой до каюты капитана не казалась настолько длинной. Там, в каюте, я хранил единственное сейчас на судне оружие — сороказарядный парализующий энергомёт орзусской сборки. Торопливо отперев сейф, я выхватил парализатор и громко клацнул затвором. Прыжком выскочил из каюты. В коридоре — никого. Наступая пальцами ноги на пятку, стянул обувь. Бесшумно ступая босиком, дошёл до лифта. Здесь посторонний звук был отчётливей, и доносился он из пассажирского отсека.

В лифт я не пошёл, чтобы не шуметь. Тихо спустился по трапам на третью палубу. Кто-то, не таясь, расхаживал по коридорам и грохотал дверями неопломбированных помещений. И ещё этот кто-то зазывал:

— А-а-а-у!

Звук «а» он удлинял, заканчивая коротким «у». «Что за нерусь? — удивился я, нервно сжимая увесистый парализатор. — И, главное, где остальные?»

Осторожно сойдя с трапа, я прижался к стене. Полное освещение включалось из помещения бортпроводников или из ходовой, а на присутствие человека срабатывало только аварийное, которое позволяло не заблудиться впотьмах. Чужое присутствие я скорее почувствовал, чем увидел. А увидел сначала два светящихся жёлтых глаза. Меня посетила дурацкая мысль: бандиты состыковались с «Луной» и зачем-то подбросили какую-то зверюгу. Я вскинул ствол.

В ответ на воинственный жест глаза презрительно фыркнули. При скудном свете проявилась фигура в лёгком скафандре с откинутым шлемом. И только разглядев голову, я догадался: озиец!

Это и впрямь был озиец, человекоподобное существо с плешивой головой на изящной шее. Округлые уши на макушке стояли торчком. Я не разбираюсь в озийской мимике, но тот, похоже, улыбался, причём с нескрываемым превосходством.

Ни разу в жизни я не видел озийцев «вживую». Контакт с ними наладить не удавалось, озийцы запрещали людям опускать на свои планеты шлюпки и челноки. За разбой соотечественников-пиратов власти Озийих отвечать отказывались.

Так что, столкнувшись с представителем загадочной расы нос к носу, я остолбенел. И испугался пуще прежнего: озийцы-пираты отличались невероятной жестокостью. Астронавты между собой поговаривали, будто те и человечинкой не брезгуют…

Я прощупал взглядом скафандр чужака, но оружия не заметил. А кто их знает, какое они носят оружие?

— Где остальные? — хрипло спросил я и удивился звучанию собственного голоса, от которого успел отвыкнуть.

— А ты-и-и — дикий! — выдал вдруг озиец и рассмеялся.

Я был поражен. Во-первых, я не предполагал, что представитель иной расы умеет смеяться, а во-вторых, голос оказался похожим на женский и оттого неприятно резанул слух.

— Где остальные, я спрашиваю?! — рявкнул я.

— Больше никого.

Озиец говорил по-русски, неумело растягивая слова, но вполне разборчиво.

— Что ты здесь делаешь?

— А ты-и-и? Здесь не летают даже… ваши мухи.

— Что? Какие мухи?

Что за чепуху он мелет? Отвлекает?

— Что ты здесь делаешь? — повторило существо.

— Я — владелец этого транспорта. Выметайся отсюда, пока заряд не слопал!

Озиец приблизился почти вплотную и произнёс:

— Дай води. Я хочу пить.

Я колебался, стрелять или нет, мысли мои метались.

— Пушку убери, — посоветовал озиец и вдруг добавил совсем по-русски:

— А, пошёл ты-и…

Он прошествовал мимо меня к лифту и повернулся спиной к энергомету. И я опустил ствол…

Чертыхнулся я только тогда, когда цепкие пальцы озийца стиснули моё горло, а его колено вдавилось мне в живот. Я оказался прижатым к стене. Парализатор брякнулся под ноги. Чертыхнулся я только мысленно, н-да… Потому как не мог произнести ни одного членораздельного звука.

— Я слишал, что люди, точно русские, знаменитие гостем… гостепримством. Я хочу пить. Дай мне води.

Озиец разжал хватку. Я закашлялся, согнувшись и схватившись за горло. Отдышавшись, я повёл озийца в свою каюту. Со злостью схватил первую попавшуюся кружку (попалась полулитровая), набодяжил воды аж с горкой и грубо сунул чужаку в лапу. Тот приник к воде и закатил глаза от удовольствия.

Вторую кружку он пил медленней. Я боролся с острым желанием дать сдачи, пока он пьёт, но этот было бы… неблагородно.

Чужак опустошил кружку, вперил в меня ледяной взгляд и представился:

— Ямайсуунмахангардвсхш.

Услышав длинное непроизносимое имя со змеиным шипением в конце, я даже ухом не повёл. Недаром я одиннадцать лет проработал с клиентами! Имена попадались самые разные.

— Юрий Викторович Табунов, владелец пассажирского транспорта «Белая луна», — представился, в свою очередь, я.

Светло-жёлтые круглые глаза с яркими крапинками не мигали. Огромные чёрные зрачки сузились и превратились в хищные вертикальные полоски. Точно так же на меня смотрел из-за ограждения лев в саванне. От взгляда озийца мне было сильно не по себе. Съесть он меня, что ли, хочет? Я был готов к отчаянной схватке. Голыми руками задавлю, но живым не дамся!

— Вы не ответили на вопрос, — сказал я. — Где ваши товарищи?

— Нет никого. Я одно. Один.

— Что-то верится слабо.

Меня так и подмывало броситься в ходовую и посмотреть на индивид-счётчик. Я был уверен, что «Луна» уже захвачена озийскими пиратами, а эта особь только отвлекает меня.

А, в сущности, чего ради меня отвлекать? Их целая банда, а я один. Какую опасность я для них представляю? На горле ещё горели следы от озийских пальцев, да и живот, похоже, болеть будет долго.

— Метеорит повредил мой корабль, — ровным голосом сообщил чужак. — Если я не удалось запеленговать твой судно, я погиб. Только поэтому я здесь.

В голосе, самым мерзопакостным образом напоминающим женский, отчётливо сквозило презрение.

— Где твой судно? — неприязненно буркнул я, невольно повторяя акцент неприятного собеседника.

— Пристыкован к твой.

Тут озиец широко улыбнулся, обнажив два ряда настоящих зазубренных клыков. Улыбка, тем не менее, показалась мне до обидного приятной. Я злобно плюнул под ноги чужаку и спросил:

— Чего ты от меня хочешь?

— Мы-и-иться и спать. Говорить… завтра.

— Мыться? — тупо переспросил я.

Я представил, как чужак моется в душевой для обслуживающего персонала (пассажирские были опломбированы), и от омерзения покрылся мурашками. Он, паскуда, помоется, а мне где потом мыться прикажете?!

— Миться, — повторил озиец, не отводя леденящего взора.

Я подумал о зазубренных клыках, машинально потрогал шею и скрепя сердце повёл незваного гостя в душевую. По пути размышлял, куда уложить его спать. И, главное, серьёзны ли повреждения его транспорта. От степени повреждений напрямую зависело, когда эта цивилизованная бестия уберётся отсюда. Озиец шёл следом, громко бухая тяжёлыми сапогами, и от его присутствия за спиной мне сводило лопатки. Я не исключал внезапного нападения. Он уже раз напал… когда стоял ко мне спиной. По пути я ткнул пальцем в хозяйственный отсек:

— Постельное здесь, сам возьмёшь. Бортпроводника, как видишь, нет.

— А ты гостепримний, — не без насмешки заметил чужак.

— Гостеприимный, — поправил я, желая хоть в чём-то проявить превосходство.

В душевой скафандр на озийце с щелчком раскрылся. Я невольно отвёл взгляд, успев-таки заметить на парне какую-то одежду.

— Через двадцать минут принесёшь мне кружку води, — бесстрастно сказал озиец.

Счас, побежал!

— И полотенце. Я оставил вещи на корабль.

Я молча покинул душевую. Этот бандюга вломился на моё судно и командует тут, как хочет! Руки чешутся свернуть ему шею! Шея-то смешная, тонкая, её свернуть — делать нечего. Начнёт снова командовать — так и сделаю.

Я вбежал в ходовую и первым делом сунулся к индивид-счётчику. На «Луне» по-прежнему было только двое. Я с облегчением перевёл дух. Однако я не мог отделаться от желания прочесать судно, а заодно и подобрать парализатор. Приборы извещали, что с «Луной» состыковано судно с дедвейтом в семьсот двадцать тонн. Я включил обзорный экран с видом на стыковочный узел и включил прожекторы. Суденышко иноземной конструкции скалилось орудийными башнями среднего калибра. Парень попался серьёзный, однако. Борт канонерки был смят от удара вскользь. Оплавленный металл маслянисто блестел под светом прожекторов.

Приборы фиксировали отсутствие воздуха на состыкованном судне. Любопытно… Я живо представил банду чужаков, упакованных в скафандры, ждущих команды главаря напасть на моё суденышко… А главарь между тем плещется в воде, как ни в чём не бывало, оскверняя мою душевую. Воды ему принести, да ещё ровно через двадцать минут! Ещё и время засекать, значит? Время… Я кинул взгляд на часы, и вдруг мне показалось, будто они снова остановились. Нет, они тикали, и табло электронного хронометра с ними в унисон отмеряло секунды. Я успел облиться холодным потом.

Может, я с ума спятил за неделю затворничества?

Осматривать весь корабль — и в самом деле безумие. Придётся положиться на показания приборов. Я спустился на третью палубу и подобрал парализатор, стараясь всё делать бесшумно и непрерывно прислушиваясь. «Белая луна», неделю назад радовавшая новизной, теперь казалась пыльной и неухоженной. Кто скажет, откуда в глубоком космосе берётся пыль?

Ровно через двадцать минут я шёл в душевую с полулитровой кружкой воды и с полотенцем через плечо.

Дверь в душ была приоткрыта, за ней шумела вода. Я поставил кружку на скамью и уже собрался уходить, и тут краем глаза увидел то, что заставило меня резко обернуться. Это была всего лишь рука, высовывающаяся из-за двери душевой кабинки. Рука безвольно лежала на полу. Не рука, лапа. Да, именно лапа, с четырьмя бледно-розовыми короткими пальцами, страшно похожая на человеческую руку.

Я отшвырнул в сторону дверь кабинки. Озиец лежал на полу под струями воды. Неужели умер? Умер на борту моей красавицы?! С перепугу я даже не успел толком его рассмотреть. Торопливо закрыл воду и поднял его с пола. Озиец оказался не слишком тяжёлым, но я отметил это мельком, не до того было. Я положил его на скамью. Один глаз озийца наполовину раскрылся.

— Пить, — произнес он. Я, придерживая его одной рукой, другой сунул ему под нос кружку. Озиец обхватил её двумя руками, выпил всё до капли и снова уронил голову. Кружка скатилась на пол. «Да он спит!» — с изумлением догадался я.

Догадка сразу меня успокоила. Я набросил полотенце на тело озийца да так и оставил на скамье в душевой. Пусть себе дрыхнет, раз ему здесь нравится.

А я пока осмотрю озийское судёнышко.

В скафандровой нише я влез в лёгкий скафандр, стараясь не выпускать из рук парализатор. Экипировавшись, прошёл в шлюзовой тамбур. В кингстонах зашипел уходящий воздух. Кровь в жилах кипела, словно лава в жерле вулкана. Я раздраил люк шлюзового тамбура и проник на борт канонерки.

Иноземный корабль стыл безлюдьем так же, как и «Белая луна». Это потрясло меня не меньше, чем если бы я обнаружил здесь целую банду. Выходит, это чучело и в самом деле путешествовало в гордом одиночестве. Значит, судно пострадало от скользящего удара космическим камнем, разгерметизировалось, и, если бы озийцу не подвернулся презренный человече, он задохнулся бы под надёжной защитой скорострельных установок.

В рубке, единственной на весь корабль, я увидел большой тяжёлый сундук, который озиец явно собрал заранее. Удивительно, как он сразу ко мне с сундуком не впёрся… Его корабль, разгерметизированный и лишённый воздуха, был непригоден для полётов. А это означает… Чёрт, а что я теперь буду делать с инопланетянином на борту?!

А ничего. Буду лететь своей дорогой, а с озийцем путь разбираются власти. Моё дело — сообщить о нём сразу, как только я войду в зону действия связи Лит-Латая.

У меня словно гора с плеч свалилась. Вернувшись на «Луну», я заглянул в душевую. Чужак спал на прежнем месте. Как бишь его зовут? Вот чёрт… Прикрыв дверь душевой, я прошёл в ходовую и увалился на матрас. Всё же меня что-то беспокоило, грыз какой-то червячок, но что именно, я никак не мог разобраться. Что-то не то было с этим инопланетянином… Хотя что я смыслю в озийцах? Додумать мысль я не успел, провалившись в сон.

Корабельным утром я бодро пошёл на камбуз, привычно минуя умывальню. Меня, однако, опередили. На камбузе вовсю шуровал чужак, обыскивая отключенные холодильные камеры. Моё настроение покатилось вниз. Озиец добрался до работающих холодильников, выхватил с полки кусок вяленого мяса и бросил его на стол. «Как ни крути, а пассажира надо кормить, — подумал я, пытаясь примирить себя с самовольным вторжением на камбуз. — Можно начать с того, что я не знаю, чем озийцы питаются. Пусть сам выбирает, что ему надо. С другой стороны, его не придётся обслуживать».

В коротких пальцах озийца чудом появились сразу два узких белых лезвия, которыми он стал сноровисто шинковать мясо. Я мгновенно забыл о своей неприязни и подобрался ближе. Озиец удерживал лезвия между вытянутых пальцев. Мне не терпелось посмотреть на ножи, и я протянул руку:

— Дай-ка взглянуть…

Озиец окатил меня жёлтым взглядом и перевернул лапу ладонью вверх. Прямо из пальцев развернулись ещё три лезвия наподобие складных ножей. Рукоятками служили пальцы озийца.

— Что это? — поразился я.

— Когти, — любезно сообщил чужак и одарил меня великолепной клыкастой улыбкой. Он продемонстрировал вторую руку с аналогичным набором. Вот это арсенал! Плюс два ряда зазубренных клыков. А я-то грешным делом собирался справиться с этим чучелом голыми руками! Я с раздражением отвернулся и, в свою очередь, полез в холодильник. Меня не покидало пренеприятнейшее чувство, что командование транспортом находится под вопросом. Сопя от злости, я загрохотал в холодильнике банками, выбирая завтрак. Убью паскуду, пусть только сунется. Задавлю гада. Я вытащил из автопекарни свежий хлеб. Чужак на него не соблазнился. Вот и замечательно.

Скафандра на нём не было, только одежда, похожая на светлый полуспортивный костюм, какой многие любят носить дома. Я следил за озийцем краем глаза. Бледно-розовая, совершенно голая кожа головы и рук на сгибах приобретала откровенно лиловый оттенок. Округлые уши то и дело настороженно двигались, ловя незнакомые звуки человеческого камбуза. Глаза почти не мигали, лишь пару раз их на мгновенье прикрыли веки, вынырнувшие из внешних уголков глаз, в каждом уголке по паре. Дыхательные органы длинными щелями тянулись под ушами к затылку и шевелились, но отторжения своим непривычным видом не вызывали.

Озийца слежка не смущала. Он с аппетитом умял весь кусок и запил томатным соком.

— Спасибо, — сказал он, но благодарности в голосе не чувствовалось. Услышав женский голос, я взбеленился с новой силой. Чужак обошёл стол, который нас разделял, и приблизился. Я подавил желание попятиться — не от страха, а от жгучей неприязни. Меня раздражало и то, как он двигался — абсолютно бесшумно, с вкрадчивой пластикой, и что-то эта походка смутно напоминала… Как у хищника, который привык красться, и было что-то ещё, неуловимое, что и злило меня больше всего.

— Куда летит твой судно?

— Тебе-то какая разница? — буркнул я.

— Разница есть. Ты изменишь курс на Озийих.

— Ща, побежал.

— Это отказ?

— Да.

Озиец вперил в меня ледяной немигающий взгляд, но в этот раз уловка не подействовала.

— «Белая луна» следует курсом на Лит-Латай, — отрезал я.

Озиец смотрел на меня свысока, хотя был ниже на полголовы.

— На Озийих, — прошипел он.

— На Лит-Латай, — процедил я.

Уши озийца плотно прижались к голове, глаза хищно сузились. «Сейчас прыгнет», — понял я и опередил его на долю секунды. Опоздав с атакой, озиец мотнул головой и больно обцарапал мне руки — его голова ощетинилась рядом игл. Я с криком отскочил, пригнулся и бросился на чужака снизу. Краем глаза увидел мелькнувшие когти-ножи, перехватил запястье и крутанул, отчего чужак коротко взвыл. Вторую когтистую лапу отбил плечом, рывком ушёл вниз, дёрнув перехваченное запястье, и двинул пяткой по ногам озийца. Тот упал, неловко вывернув в плече зажатую мной руку. Я поймал вторую руку и придавил чужака к полу, навалившись коленом на поясницу. Озиец издал хриплый звук, в котором мне померещились женские нотки. Испытав новый приступ бешенства, я завёл его руку назад ещё больше и притиснул к полу так, что у того затрещали ребра, или что там у озийца имеется. Склонился к прижатому уху и с наслаждением произнёс:

— На Лит-Латай!

Вот так-то лучше! Я отпустил поверженного неприятеля и, пока он поднимался на ноги, не спускал с него глаз. Озиец выпрямился, встряхнулся и одарил меня презрительным взглядом.

— Слушай, всеядное, — сказал он, унимая дыхание. — Я изучал культура людей, особенно русский. Русский язик похож на наш… этот… Структура.

Ладно, принято. Что дальше?

— Я читал, — продолжал тот, — что русский уступают женщина.

Признаться, я слегка опешил.

— Какой женщина? — брякнул я. — Причём тут женщина?

— Принеси мой вещи. Мои вещи. С мой корабль. Корабля.

— С какой стати? Инвалид, что ли? Ждёшь, когда я разозлюсь окончательно?

— На мой… моём корабле нет воздуха. В скафандр тоже нет. Твой скафандр мне большой. Понял?

— А мне плевать! — бросил я и пошёл с камбуза прочь.

Остановился на полпути. Обернулся и пригляделся к озийцу внимательнее…

— Женщина, говоришь?

Озиец за это время не двинулся с места.

— Принеси мои вещи. Я оставил их в рубке. В сундуке.

— Оставила! — рявкнул я. — Раз ты женщина, говори «оставила»! Чщерт, что же ты раньше не сказала?!

Его хохот, точней, её, оказался последней каплей. Чувствуя, как горят лицо и уши, я выскочил из камбуза, как ошпаренный. Выходит, я дрался с женщиной! И победил её, ёлкин кот! И видел её обнажённой в душевой. А ничего я там не видел! Но титек не было, я бы их обязательно заметил. Да что я понимаю в озийцах?!

Хм-м, а вовремя я отстоял у неё право лететь на Лит-Латай…

Как дрессированная собака, я послушно принёс тяжелый сундук с озийского судна.

Как же её зовут? Так и не вспомнив имя, я отнёс сундук в каюту старпома и отыскал озийку на камбузе.

— Пройдёмте в вашу каюту, леди, — галантно предложил я.

— Леди Ямай, — напомнила озийка.

— Ямай так Ямай, — со вздохом согласился я и отвел её в каюту старпома. При виде сундука она издала радостный возглас, но теперь яркая женская нота слух не резала.

Я оставил её наедине с родными шмотками, а сам пошёл в ходовую. Пора выходить из подпространства — гравитаторы исподволь покачивали судно. Заодно послушаю эфир, не появился ли кто. Я был бы рад избавиться от пассажирки, хотя… Пусть себе едет на мне. Главное, присутствие внеплановой пассажирки на «Белой луне» не сорвёт график работы Лит-Латайского космопорта, расписанного на полгода вперёд. Если только она не догадается отрезать мне когтем голову. Однако вряд ли Ямай сумеет довести «Белую луну» до Озийих, равно как и я не смог бы управлять озийским судном, так что будем надеяться на её благоразумие.

Эфир, как обычно, молчал. Я запер парализатор обратно в сейф. Как только «Луна» войдёт в зону связи Лит-Латая, сообщу властям об озийке, а те отправят её домой — это уже их забота, а не моя. Не думаю, что правители Озийих будут открещиваться от соотечественницы так же, как отпихиваются от своих флибустьеров. А потом позвоню Тоне — это как раз то, что я хотел сделать в первую очередь. Я соскучился по ней и по детям и очень хотел их увидеть.

Обед прошёл совсем не так, как завтрак. Я пригласил пассажирку в столовую и любезно поинтересовался, чем она, собственно, питается.

— Мясо, — коротко ответила она.

— И всё?

— И всё.

Она без спросу прошла на камбуз, вытащила из морозильной камеры потрошёную рыбу и освободила её от упаковки.

— Это мясо, по-твоему? — съехидничал я.

— Я чую мясо. Оно… море? Морской? Морское?

— Да, морское. Рыба.

— Ри-и-иба.

Из среднего пальца Ямай развернулся стилет.

— О, нет, её надо готовить, — остановил я озийку.

— В другой раз.

Она отрезала от мороженой рыбы тонюсенький кусочек, присолила его и съела, прикрыв глаза от наслаждения. Потом сообщила:

— Ми, озийци, едим два раза в сутки. Сутки почти такие же, как человеческий.

— Человеческие, — машинально поправил я.

Ладно. Не хочешь церемоний — не надо. Я положил себе в тарелку, что сготовил, намереваясь поесть прямо на камбузе.

— Значит, кушаешь ты мясо и рыбу, — уточнил я на всякий случай.

Ямай кивнула, пристраивая на язык следующий кусочек. Одежда на ней, вероятно, состояла из длинной полосы бледно-голубой с желтоватым отливом ткани, умело обёрнутой вокруг тела и закреплённой на груди украшением с посвёркивающими камешками. На стоячих ушах тоже что-то поблёскивало, но я не приглядывался.

Её пристрастия в еде заставили меня задуматься. То, что озийцы — хищники, было известно. Однако я при подготовке к отлету с Карависины не делал больших запасов продовольствия. Разумеется, я взял избыток на всякий случай, но мяса и рыбы может теперь не хватить. Если, конечно, я от них не откажусь.

Ямай прервала размышления:

— Что меня ждёт на Лит-Латай?

— Ничего особенного, — хмыкнул я. — Власти отправят тебя на Озийих.

— Зачем?

— Как зачем? Тебе туда уже не надо? Передумала?

— Не передумала. Зачем власти отправят меня на Озийих?

Тут меня осенило:

— А, ты имеешь в виду, зачем им это надо? У нас так принято.

— Обычай?

— Можно сказать и так.

Ямай удовлетворилась ответом, тщательно облизала коготь и гордо удалилась из камбуза. Недоеденная рыба так и осталась лежать на столе.

Вечером я, как ни в чем не бывало, помылся в душевой — после озийки, и меня ничто не смущало. Заодно и побрился. Ямай, впервые меня увидев, была права, обозвав диким: за две недели я успел отрастить приличную бороду. На самой озийке не было ни волос, ни шерсти. По крайней мере, я не помнил.

На следующее утро Ямай смотрела на меня несколько настороженно. Ага, увидела без бороды. Ничего, привыкнет. Как бы мы неизвестных науке вирусов друг от друга не нацепляли… А ведь «Белую луну» поставят на карантин, как я об этом сразу не подумал? При одной только мысли о фумигации мне сделалось нехорошо. Вряд ли «Белую луну» подвергнут этой неприятной процедуре, но какую-нибудь чистку всё равно придумают. Что ж, здесь от меня ровным счётом ничего не зависело.

Я предоставил Ямай выбирать завтрак самостоятельно, а себе распаковал творог и поставил варить кофе. Творог озийку заинтересовал.

— Похоже на сипайцаш, — сказала она, взяла двумя пальцами несколько крупинок и положила в рот.

— Сипайцаш. Вкус-с-сно!

Она полезла в холодильник. Надо полагать, за творогом.

— А из чего вы делаете сипайцаш? — полюбопытствовал я.

— Мы не делаем. Травоядние делают. Они кормят детёнышей такой жидкость… сипапашах. А из сипапашах делают много… как сказать… разной еды.

— Ясно, сипапашах — это молоко.

— Да-да, молоко, я читал. Читала, — поправилась Ямай. — А ещё читала, будто человеческий женщини тоже кормят детей сипапашах.

— Именно так.

Ямай распахнула глазища, а потом брезгливо поморщилась. Ишь, ты…

— Сипапашах вкусный? Вы его пьёте?

— Да-а-а… Это вкус-с-сно.