Бесплатный фрагмент - Беглецы

Глава 1

В стальном зеркале отражалась красная верхушка восходящего солнца. Всё вокруг окрасилось в малиновый цвет раннего июньского утра.

Картинка постепенно смещается назад и вправо. Видно, как отражающая природу поверхность превращается в хромированное топорище на длинной железной рукояти, обмотанной чёрной изолентой. Топор в руках держал молодой человек, худощавый, с длинной тёмно-русой чёлкой, свисающей с левой стороны лица. Лицо с тонкими чертами, изогнутыми, как крылья орла в полёте, бровями, и чётко очерченным благородным профилем греческого философа. Он стоял на обрыве над рекой и его лёгкий тёмно-серый плащ трепал лёгкий прохладный ветерок. Стальной змей реки изогнутым рукавом между зеленеющими берегами уходил в сторону восходящего светила. Юноша с топором задумчиво смотрел на восход, потом повернулся и прямо в камеру сказал:

— Вот и кончено. С какой стороны не посмотри, либо умирает ночь, либо — день. Заканчивается всё всегда одинаково — смертью. Только она по-настоящему вечна. Лето в начале, а я уже чувствую прелый запах приближающейся осени.

— Поводырь, посмотри в камеру и улыбнись. И не грузись, такая весёлая была ночь, а ты с самого утра по мозгам долбишь, — возразил Поводырю молодой человек, держащий в руках портативную видео камеру. Оператор имел плотное телосложение штангиста, рост ниже среднего. Широкое его лицо с узким разрезом карих глаз, большим ртом и густыми бровями, выглядело добродушным. Одет он был в шорты и синюю ветровку.

— Джимбо, ты явно не поэт. Высокие душевные порывы тебе чужды. Мне жаль тебя. Иди, снимай дальше своё кино. Я хочу побыть в одиночестве.

Джимбо послушно продолжил съёмку. Он, Поводырь, и ещё трое их друзей, сейчас мирно бродящих на поляне, плавно переходящей в навес крутого речного берега, окружённой со всех сторон берёзовой рощей, приехали сюда вчера отдохнуть и приехали ни одни. Предыдущая ночь хотела их вымотать, опустошить, но так и не смогла, чувствовали они себя великолепно, на подъёме: все кроме их вожака — Поводыря. Он, как всегда, как настоящий перфекционист в погоне за идеалом, остался недоволен.

Ближе к деревьям дымили, слабо испуская белые струйки, оставшиеся от ночного костра угли-головешки. Кругом валялись бутылки, пивные банки и обёртки из-под гамбургеров. Среди этого мусора на вытоптанной земле поляны мирно лежали три женских тела. Жизнь успела покинуть телесные оболочки девушек. Лица трупов отличались особым приобретённым в смерти выражением спокойного облегчения. Глаза закрыты. Для них муки жизни уже закончилась.

Девушки лежали в одном нижнем белье, на спине и по-солдатски вытянувшись в струнку. На их животах и груди виднелись глубокие раны, нанесённые тесаками и топором, сквозь которые выглядывали синеватые кишки и белые осколки костей. Около мертвых тел суетились их убийцы, разматывая чёрные рулоны толстой полиэтиленовой плёнки. Из большой спортивной сумки один из них достал моток верёвки: он обрит наголо; лицо его молодо и нагло; широкие плечи и мускулистые руки хорошо видны из-под надетой на парня джинсовой безрукавки; мощные мясистые ноги облегают пятнистые, маскировочного цвета военные штаны со многими карманами. Штаны бритоголовый заправлял в чёрные армейские ботинки на толстой ребристой подошве. В правом ухе у него торчала серьга в форме серебряного черепа.

— Кольцо, давай приподнимай первую, а мы её упакуем.

Обращаясь к бритому, как у них в банде заведено, по кличке, сказал недавно перекрасивший свои волосы в желтый цвет блондин. Друзья звали его — Пантелей. Он тоже небольшого роста, как и Джимбо, лицо у него красивое и если бы не рост, то он идеально подходил бы под требования, предъявляемые к внешности кремлёвских курсантов. Такая же идеальная осанка, открытый взгляд, подтянутая фигура, голубые глаза покорителя женских сердец. Его торс плотно обтягивала белая футболка с изображением красного черепа и с надписью под ним — «Палачи». Пантелей любил одежду свободного покроя, поэтому всем видам классических джинсов и брюк предпочитал широкие штаны: сегодня он надел клетчатые, свои любимые.

К Пантелею подошёл последний из этой странной компании чел. Вместе они начали подсовывать под поднятый Кольцом труп девушки полиэтилен. Последнего звали Венц. Его кличка была Венц, его настоящего имени никто из друзей не помнил. Это был жилистый с резкими движениями двуногий хищник. Венца среди прочих порочных одногодок всегда выделяли большие ладони и будто бы добрые глаза, не свойственные выходцам из среды малолетних рецидивистов, а ещё мягкий рот и высокий лбом математика. Кажущийся немного неловким парень, но по некоторым его движениям опытные уличные бойцы сразу определяли Венца, как чрезвычайно быстрого, взрывного, опасного оппонента. Венц, действительно, опасен, он соткан из противоречий и поэтому непредсказуем. Орудует он сейчас, здесь на поляне, в рубашке и джинсах: никаких наворотов в одежде и аксесуарах, исключая очки «Рэй-Бан», презрительно поднятых на лоб.

К возящимся с трупами друзьям подошёл Поводырь и сказал:

— Сбрасывайте их вниз, к реке. Там к ним привяжем груз и утопим. В багажнике машины возьмите железки для груза, чтобы они не всплыли. На всё про всё у нас не более десяти минут. Пора отсюда сваливать.

Быстро закончив упаковку страшных подарков смерти, молодые подонки разбились по парам. Поводырь и Венц, Пантелей и Кольцо. Первый из пары брал упакованный в кокон из плёнки труп за ноги, второй за плечи и голову. Подходя к обрыву, они раскачивали свою ношу и бросали. Вслед за телами покидали и утяжелители, которые принесли из машины Кольцо и Пантелей. В качестве утяжелителей воспользовались простыми блинами от штанги по пятнадцать килограммов каждый.

Все вместе убийцы спустились к реке. Там они привязали груз к телам, разделись и опять же по парам стали заносить коконы трупов на глубину. Возню компании молодых ребят с мертвецами продолжал снимать на свою видеокамеру Джимбо. Вообще он следовал за ними по пятам. Джимбо, как бы, всегда был с ними и в то же время держался на дистанции. Он снимал, переговаривался с участниками действия, иногда комментировал происходящее, но никогда сам ни в чём таком не участвовал. Он никого не убивал, перед законом и людьми он был чист… ну почти.

Закончив свои дела, четвёрка парней и оператор, поднявшись на берег, направились к своей машине. Путь к ней лежал через берёзовую рощу. Шли молча, каждый думал о своём. Ясное утро дарило свежесть их опухшим от насилия этой ночи восемнадцатилетним мозгам. (Вся их компания состояла из ровесников. Только Венцу два месяца назад исполнились полновесные 19 лет. Он среди них был старший, но не главный.). Для них наступило время эмоционального контраста. Всё ещё звучащим в ушах визгливым крикам, захлёбывающимся словам мольбы, наступающее утро противопоставляло щебет птиц, шум потревоженной ветром листвы и проникающие разноцветной радугой сквозь кроны деревьев ласковые солнечные лучи.

На обочине просёлочной дороги рядом с рощей подельников ждала машина марки шевроле «Тахо». Она сверкала своей чёрной, тщательно вымытой и отполированной поверхностью. Колёса семнадцатого радиуса с хромированными, облегчёнными дисками и убитые тонировкой стёкла, дополняли впечатление о последней премиальной модификации автомобиля этого года выпуска.

Первым в салон на водительское место сел Венц: он завёл мотор, а следом за ним в салон забрались и остальные. Рядом с водителем уселся Поводырь. Он залез в бардачок, достал оттуда пакет с сигаретами самокрутками, обернулся и сказал, обращаясь к остальным:

— Налетайте, пацаны.

Все взяли себе по сигарете, и водитель Венц не поостерегся, потянулся за косяком, не взял только Джимбо. Ему было неудобно одновременно курить и снимать. Защелкали зажигалки, автомобильный салон наполнился запахом сладко тлеющего сена. Трава расслабляла, делала мир добрее. Сделав крутую затяжку, водитель завёл двигатель, и машина дёрнулась с места. Сильно вильнув корпусом автомобиля, Венц вывел автомобиль из придорожной низины на дорогу, газанул ещё, и в клубах поднятой колесами пыли помчался в направлении ближайшей деревни.

Через тридцать минут тряской езды выехали на МКАД. В салоне всё ещё витал специфический запах запрещённой травки. Джимбо снова включил свою камеру и, стараясь перекричать грохочущую в салоне композицию группы «Наутилус Помпилиус» — «Я хочу быть с тобой», спросил:

— Мужчины, а откуда у вас такая замечательная машина появилась? На прошлой неделе, когда мы последний раз с вами виделись, вас Жигули возили.

Ребятки находились в расслабленном состоянии и несколько притормаживали. Первым откликнулся на вопрос оператора Пантелей, он как раз сидел рядом с оператором-хронистом и до него быстрее, чем до остальных, дошёл смысл задаваемого вопроса. Он попросил Венца сделать потише грустные вопли Бутусова о потере единственной любви в коварном огне и ответил:

— Здесь одна история случилась, три дня назад. Помнишь, мы в пивнухе на Ухтомской сидели?

— Ну?

— Гну, ёпт. Там за соседним столиком сидел парень с девкой, намалёванной как на свой последний трах в жизни. Мы его знаем, он в соседнем доме живёт. Папаша у него бизнесмен, денег свиньи не жрут, так их много. На его день рождения в прошлом месяце он ему «Тахо» подарил.

— Ну?

— Блять! Не беси меня, Джимбо! И не перебивай, сейчас всё расскажу….

Четверо пацанов стояли около входа в подвал дома, в котором жил один из них и в котором они обустроили себе логово. Они пили баночное пиво и внимательно наблюдали за тем, как в пятидесяти метрах от них около подъезда соседней девятиэтажки мужчина лет двадцати пяти тщательно протирал замшевой тряпочкой свой новенький внедорожник.

— Слышь, Кольцо, шикарный агрегат, а? — заметил Поводырь.

— Ага, по-моему, он ему совсем не подходит.

— Ты этого мажора знаешь? — спросил Поводырь, обращаясь к Пантелею.

— Знаю. Это Костя у него отец обувью занимается. Имеет сеть магазинов.

— Кто кого имеет, это мы позже разберёмся. Кроме папы, родственники ещё есть?

— С женой в разводе. От неё ребёнок есть, мальчик трёх лет. Он его каждые выходные к себе забирает.

— Ситуация ясна. Машина сама катиться к нам в руки, бойцы. Венц сегодня же нас покатает с ветерком. За мной храбрецы.

С этими словами Поводырь пошёл к человеку, который так самозабвенно, пока, ухаживал за своим железным другом.

— Салют! — первым поздоровался Кольцо.

Остальные встали полукругом около правого крыла автомобиля, которое как раз усиленно надраивал Костя.

— Привет, — разогнувшись, сказал Костя и повернулся к парням.

— Смотрим, тачку шикарную приобрёл… прямо загляденье, — продолжил Пантелей.

Костя посмотрел на него, потом — на других, но ничего не ответил. Он был намного старше их и всё же сразу послать их куда-подальше не решался. Он чувствовал — парни на взводе, да и об их ежедневных подвигах на районе краем уха кое-что слышал. Проблемы ему были не нужны, но и разговаривать с этими упырятами ему было не о чем. — «Повертятся и отвалят», — так он думал.

— Чего молчишь? Уши утром забыл помыть? — включился в разговор Венц.

(Да, без проблем видно не обойдётся, — все более раздражаясь, сказал себе мысленно Костя, — ничего, как-нибудь управлюсь).

Несмотря на то, что ребята для своего возраста выглядели крупными, подкаченными, Костя в себе был уверен. До 21 года занимался боксом и разобраться с ними, как он думал, не составляло для него особого труда. Если по-доброму не отвалять, конечно.

— Вам субботним утром заняться нечем? Идите вон в песочницу куличики полепите и там в свои игрушечные машинки поиграйте.

— Хороший совет, дядя. Пошли, пацаны, чего мы в самом деле балуемся не там, где надо. Хи хи, — откликнулся на совет Кости Поводырь.

Парни сразу заулыбались и, к удивлению Кости, действительно отошли к песочнице, стоящей в центре двора. Кольцо забрался в своих военных говнодавах внутрь песочницы и стал бросаться песочком в своих друзей. Те гоготали и грозили ему пальцем.

— Дебилы малолетние, — себе под нос пробормотал Костя и, досрочно закончив полировку, уверенно зашагал к своему подъезду.

Как только он открыл дверь и зашёл внутрь дома, ребята, тут же, перестав валять дурака, сорвались с места и помчались за ним вдогонку. Кода они не знали, но это их ни капли не смутило. Подскочивший первым Кольцо обеими руками схватился за ручку, упёрся ногой в стену и выдернул дверь из цепких, но несильных объятий магнитного поля. Дверь запищала и распахнулись. В образовавшийся проем Кольцо влетел первым, за ним все остальные. Около только что приехавшего грузового лифта стоял озадаченный Костя и с недоумением смотрел на ворвавшихся в подъезд хулиганов. Парни долго рассусоливать не стали. Кольцо, показав атаку двумя боковыми с рук, заставил Костю поставить блок и закрыть голову. Поднырнув под руками и, схватив Костю за ноги, Кольцо завалил его в угол. Пантелей вытащил из-за пазухи нож, размером больше напоминающий меч римского легионера и ловко приставил его к горлу растерявшейся жертвы нападения.

— Вы чего совсем обалдели! — завопил Костя.

— Совсем, — сказал Венц и со всей силы ударил его в нос.

В носу у Кости что-то резко хрустнуло и с небольшой задержкой из левой ноздри потёк красный ручеёк.

— Завали своё ебало, а не то прям здесь тебя кончу, — прошипел прямо в ухо Косте Пантелей.

Взяв Костю в крепкие объятья захвата, его впихнули в кабину грузового лифта. Подонки нажали на кнопку последнего этажа и, проехав половину пути, остановились. Это Кольцо вдавил кнопку стоп в панель так, что та треснула и провалилась. Всё это время горло Кости щекотало холодное широкое лезвие охотничьего ножа.

— Теперь поговорим, — произнёс совершенно спокойным голосом Поводырь. — Нам до безумия нравится твоя тачка. Ты же видишь, мы с ума по ней сходим. Будь хорошим мальчиком, дай правильным пацанам покататься.

— Вы действительно рехнулись. Это же нападение, вас всех посадят.

— Обязательно посадят, если догонят. Ну-ка, мужик ещё сомневается, объясните ему сложившуюся ситуацию… доходчиво.

После этих слов Поводыря Кольцо и Венц принялись обрабатывать рёбра непонятливого гражданина крепкими ударами своих кулаков, в которых сжимали свинчатки. Избиение длилось минуты две. Мужик натужно кхекал и стонал. На исходе второй минуты Костя потерял сознание. Когда он, лёжа на спине, пришёл в себя, то почувствовал, что не может нормально дышать. Может быть, переломов и не было, но боль была настолько жуткая, что даже невольно вырвавшийся из его лёгких тихий стон причинил ему жуткое страдание.

— Ты видно и правда уши сегодня не помыл. Или может от страху поглупел? — Продолжил разговор так же спокойно, как и начал, Поводырь. — Какая милиция? Пока она разбираться будет, всех нас задерживать, да допрашивать, твой ненаглядный карапуз может сто раз потеряться. О твоей драгоценной шкуре я уже не говорю. Понял, как легко её спустить. Освежевать тебя для нас пару пустяков. А твой ободранный труп так никто и не найдёт. Веришь?

Костя не верил. То есть, конечно, он поверил этому странному человеку с оловянными глазами куклы, — такой способен на всё: он же прямо-таки космический отморозок, — но вот Костя не верил своим ушам: на дворе двадцать первый век, а взрослый мужчина в центре мегаполиса мирового масштаба валяется в лифте, как побитая собака, и четыре малолетних поддонка угрожают ему жизнью его ребёнка.

— Давай, поднимай ручки кверху, сосед, иначе выпотрошим как новогоднего гуся, — с пугающим оскалом слабоумного сказал Пантелей и слюна запузырилась у него на губах.

— Экх кх кх… Что вы хотите? — с трудом вымолвил Костя. При этом он схватился за правый бок и подумал: «Нет, всё-таки рёбра сломаны».

— Ладно, не расстраивайся, — тоном прирождённого утешителя начал увешивания Поводырь, — с каждым, рано или поздно, у нас в стране такое случается. Костик, тебе и надо-то будет всего написать на Венца доверенность на вождение. Мы с месяц покатаемся, а потом тебе машину вернём. Мы честные, верь нам. Можешь не сомневаться, — последние слова прозвучали очень просительно, жалостливо. — И всё, нам даже не нужна генеральная, сойдёт и обычная. Видишь, мы совсем не злые. Только не вздумай потом к ментам побежать. Самое большее мы условно получим. А ты приз в размере мёртвого младенчика и собственной мучительной смерти.

— Да, говно, нам давно уже всё равно, — неожиданно для Кости срифмовал Кольцо.

— Ага. Мы все сбежали из концлагеря реальности. Хочешь остаться с нами вместе… — и после небольшой паузы Венц добавил: — навсегда?

— Поднимите его и поехали. Думаю, мужик всё понял, — подвёл итог Поводырь.

— Куда? — сквозь туман боли спросил Костя.

— Конечно, за доверенностью. Не бойся, на сегодня это твоя последняя поездка, потом пойдёшь домой или в травму, как тебе больше нравится. Скажешь, что упал.

— Ничего, что ты упал, главное, чтобы хер стоял! — опять на ура выдал Кольцо.

Все заржали, кроме Кости, тому было не до смеха.

— Чой-то я сегодня в ударе. Так и прёт из меня, — гордо подбоченившись, похвастался Кольцо.

— Давненько мы твоих стихов не слышали. Гоголь ты наш, доморощенный! — посетовал Венц.

Пока парни так хохмили, лифт привёз их на первый этаж.

— Костик, подтянись, пожалуйста, а то ты как пьяный. Неудобно, всё-таки суббота, девять часов утра и уже нажрался в какашку, — увещевая Костика быть примерным мальчиком, Поводырь достал свой носовой платок и, обтерев им лицо терпилы, засунул уже грязный платок ему прямо в штаны. — Давай, давай, вижу, что больно, соберись, баба.

Константину удалось выпрямиться и до машины он доковылял почти нормальным шагом. Его окружали люди не вполне психически здоровые, и поэтому он сумел превозмочь боль и, безропотно им подчинившись, поехал с ними за доверенностями…

— В этот же день машина стала нашей. Бывшего её владельца, лоха и обывателя, после того как он всё подписал, мы высадили на перекрёстке. Больше мы его в тот день не видели, наверное, залез в свою нору и глушит страх галлонами коньяка. Вуаля, мир принадлежит сильным, — закончил свой рассказ довольный Пантелей.

К этому времени они подъехали к своей, так сказать, штаб-квартире. Их логово занимало обширный подвал двадцати пятиэтажного дома. Три месяца назад парни произвели его самозахват и пока никто из администрации УК не чухнулся. Всё тип-топ: местному дворнику дали денег и пригрозили, а всякие смотрители, мастера и директора к ним ещё не являлись. Но даже если бы кто-нибудь и пришёл, отморозков это не пугало. Они хорошо знали, как именно решать подобные проблемы. Жизнью людей правит насилие и алчность. Время завоевателей не прошло, просто слабаков стало больше, и окружающая действительность скисла и свернулась будто просроченное молоко. Их не устраивала мирная жизнь травоядных, поэтому они лепили свою действительность, и делали её такой, какой она представлялась им в их кислотных мечтах.

— Приехали. Надеюсь, спать никто не хочет? — спросил Поводырь.

Вопрос представлялся отнюдь не праздным, так как они уже третьи сутки проводили на ногах. К удивлению непосвященных, раздались бодрые возгласы:

— Не, к чёрту сон!

— Хотим ещё!

Только один из гоп-друзей, снимающий хронику банды Джимбо выразил некоторые сомнения:

— Вы как хотите, а мне нужно часика четыре покемарить. Как у вас сил хватает? Не понимаю.

— Так всю жизнь проспишь, Джимбо. Как только человек останавливается, сразу умирает. Ты об этом разве не знал? — спросил Венц.

— Это я сейчас помру, если не лягу, — широко зевнув, ответил Джимбо.

— Катись. Держи ключи, как проспишься найдёшь нас в «Пузыре», пора нам подкрепиться горячим, — сжалился Поводырь и отстегнув от своего брелока в виде красного глаза с мишенью ключи, передал их оператору.

Джимбо вышел из автомобиля и поплёлся к подвалу. Дверь в подвал располагалась ниже уровня земли и пряталась от любопытных глаз за облицованной бледно-голубой плиткой стенкой, доходившей стоящему рядом с ней человеку до пояса. Спустившись по ступенькам в нишу к подвальной железной двери, Джимбо открыл её самым длинным из полученных им от Поводыря ключей. Затем за первой преградой к желанному отдыху обнаружилась вторая дверь, обитая толстым слоем поролона и обтянутая дерматином. За такой звукоизоляцией его точно никакие посторонние шумы с улицы не побеспокоят. Отперев и её, он вошёл в помещение, пахнущее свежим ремонтом и азиатскими благовониями.

Внедорожник развернулся и удачно припарковался прямо около их подвала. Компания выгрузилась и в полном составе отправилась по своим делам.

Глава 2

Проснувшись, Джимбо посмотрел на часы, стрелки на них подползли к восьми часам. Пока он дрых, наступил вечер, а объекты его будущего документального шедевра ещё так и не вернулись. Он взял свою камеру и решил пойти на их поиски. Выйдя на улицу, оператор сразу же заметил всю компанию. Они стояли вокруг мотоцикла и о чём-то оживлённо болтали с его хозяином. Джимбо включил камеру и направился к ним. Подойдя, он хрипло произнёс:

— Хэлоу.

— Привет. Четыре часа, говоришь, а сам весь день проспал, — упрёком его встретил Венц и сразу отвернулся. Видно, разговор с мотоциклистом был и впрямь интересен.

— Твой Судзуки — восемьсот кубов? — спрашивал Кольцо.

— Да, спортивный вариант, — из-под надетого на голову шлема глухо проговорил мотоциклист — паренёк, их ровесник, одетый в специальные мотоциклетные доспехи.

— Славик, дай прокатиться, — попросил мотоциклиста Поводырь. Он успел переодеться и, в отличие от своих подельников, одетых в футболки и рубашки, облачился в лёгкий кожаный плащ. Он вообще любил плащи, их в его гардеробе нашлось бы с дюжину на разные времена года и погоду.

— А ты умеешь? В нём знаешь какая мощь!? Разбиться легче лёгкого.

— Не ссы, умелые руки и член в балалайку превратят. Для поездки на твоём монстре и соответствующее звуковое оформление требуется. Слав, ты какую музыку слушаешь?

— Касту, Кровосток, Фифти Сента.

— Ясно. Ты, Слава, раб рэп-моды.

— А сами- то вы, что предпочитаете? — несколько обиженным тоном спросил мотоциклист. Он считал себя ценителем настоящего музла, а не современного хип-хоп кала и, услышав: что он де поклонник моды, Слава, если не обиделся, то приуныл.

— Кольцо, принеси из машины флэшку, плиз. Я её в бардачке оставил.

Кольцо, быстро смотавшись, вернулся и, протягивая флэшку Славе, сказал:

— На, поставь.

— Номер песни — сто восемьдесят один, — подсказал Поводырь.

Слава воткнул в гнездо флэшку и на дисплее своей магнитолы увидел надпись английскими буквами — «ARIA».

— Ария? А чего по такому старью угораете? — с лёгким оттенком призрения спросил Слава. Не преминул ответить колкостью на колкость. Сказал не подумав, на выдохе, пошёл на поводу у своей обиды.

Поводырь медленно поднял голову и, прямо посмотрев мотоциклисту в глаза, спросил:

— Ты что-то имеешь против, Славик?

— Да нет. Каждый угорает как хочет, — испугавшись и покраснев, быстро ответил он. Знал с кем дело имеет, потому и сник.

— Вот-вот… Двинь тазом, — и Поводырь оттеснил владельца мотоцикла от его железного коня.

Взявшись за руль, он запрыгнул на мотоцикл, подкрутил ручку громкости магнитолы на максимум, нажал «play», одновременно завёл машину и стал накручивать рукоятку газа. Сквозь утробное рычание мотора, проклюнувшись нежным ростком на чёрством, выгоревшем до черноты золы поле боя, зазвучал волшебный голос Робертино Лоретти, затем забухали барабанные бочки: звук стал дробиться, замедляться, как будто старую запись, растягивая, заживало. И вот вступили быстрые гитары и солист далёким, отдающим сталью голосом запел. Дождавшись припева и заглавных слов песни — «На службе силе зла», Поводырь рванул вперёд. Колёса, задымившись, несколько раз пробуксовали, мотоцикл подбросило вверх, он встал на дыбы и в таком положении понёсся вперёд. Доехав до конца длинного дома, Поводырь резко повернул налево и скрылся из виду, оставив компанию ребят стоять и слушать удаляющиеся звуки визжащего бензопилой двигателя и тающие в воздухе слова старой металлической песни.

Слава выглядел несколько обеспокоенным, он посмотрел на стоявших рядом с ним ребят и спросил:

— Куда это он так втопил? Пантелей, твой приятель, я надеюсь, вернется обратно?

— Успокойся. Ты не нервничай. Хотели бы твой мопед отжать, отжали бы, — приобняв его за плечи, сказал Кольцо. — Он покатается немного и вернёт тебе его. Пойдём пока пивка дёрнем, я угощаю.

— Не, я, когда за рулём, то не пью.

— Пойдем говорю. Я, заешь ли, повторять два раза не люблю.

Через полчаса Поводырь вернулся. Отдал Славе мотоцикл, вежливо поблагодарил. Тот остался доволен, но предпочёл больше своим имуществом не рисковать и, быстро допив своё пиво, уехал от этих славных ребятишек подальше. Оставшись наедине, парни стали обсуждать их дальнейший план сегодняшних действий.

— Чем вечером займёмся? — спросил Венц.

— Поехали в клуб. Потанцуем, девчонок снимем, — предложил Пантелей.

— Жорево и порево, конечно — это здорево! — отозвался рифмач Кольцо.

— Хорошо, дождёмся темноты, поохотимся, и в клуб. Возражения есть?

Возражений ни у кого не нашлось. Венц сходил в магазин и принёс ещё пива. Так до десяти часов они и просидели на лавочке, накачиваясь этим замечательным янтарным напитком. Как только стемнело и в городе воцарилась непередаваемая, возбуждающая атмосфера летних сумерек, парни забрались в «Тахо» и покатили по второстепенным улицам остывающей после суматошного дня столицы. Ехали нарочито медленно, держа на спидометре не более сорока километров в час. Чуть ли не насиловали себя, чтобы не разгоняться.

— Пора подзаправиться, пацаны! — предложил Пантелей и достал квадратную стеклянную бутылку бухла неизвестного происхождения. На этикетке красовалась нерусская надпись — «Royal».

— Ого, они у тебя ещё остались, — удивился Поводырь. — Я думал, мы уже весь запас этого раритетного спирта выпили.

— Осталась пара бутылок. — Пантелей достал бутылку минеральной воды «Славянская», скрутив колпачок и у пластиковой, и у стеклянной бутылки, спросил: — Кто первый?

— Я после тебя! — воскликнул Кольцо.

Пантелей приложился к горлышку бутылки со спиртом и сделал три мощных глотка. Глаза его, моментально покраснев, выпучились и не дожидаясь того, чтобы они лопнули, он запил спирт водой.

— Ух, гуляй рванина! — весело заорал он.

Вторым приложился к бутылке Кольцо, дальше бутыль пошла по кругу, обходя стороной лишь оператора. Пантелей, сделав очередной глоток, пожаловался:

— Мало, чего-то не хватает. Вы чувствуете, пацаны? — и с хитрой рожей полез за аптечкой.

Достав из неё увесистый пакет серебристого цвета, тянувший примерно граммов на двести, он сунул в него десертную ложку и вынул её назад, наполненную с верхом белым порошком.

— Ты мой родной. Люблю тебя мой бодрячок, — с этими радостными причитаниями Пантелей заглотил целую ложку горькой пыльцы и ещё со вкусом её облизал.

— И мне, я тоже хочу, — попросил Венц.

Венц опять был за рулём, поэтому вначале пришлось остановить машину у обочины и только тогда он смог принять свою дозу. Правда, он предпочёл не глотать порошок, а вдыхать его. Кольцо и Поводырь стали следующими дегустаторами возбуждающего зелья. Очень скоро все оказались на взводе и, так не очень-то отличаясь терпением, теперь их прямо-таки распирало желание разрушать и уничтожать. Им стало легко и весело, они всё замечали и ко всему были готовы. Зрение улучшилось настолько, что они могли видеть в темноте как кошки. Их возбужденное состояние подстёгивала льющаяся из динамиков грохочущая басами радиоактивная музыка группы «Барто».

— Останови. Смотрите, вон там на той стороне идёт. Разворачивай, подъедем к нему, — предложил Поводырь, заметив человека, бредущего в темноте по противоположному от них тротуару.

Машина развернулась и проехала метров на двадцать дальше по ходу движения замеченного ночными охотниками гражданина. Все вместе гопники вылезли из машины и вышли на узкий тротуар, перегородив мужчине дорогу. Освещение здесь было плохое, ближайшие два фонаря на этой стороне дороги не работали, а свет от соседних от тьмы не спасал, его не пропускала листва старых и поэтому высоких и толстоствольных тополей.

Прохожим оказался парень лет двадцати, в шортах и белой майке с коротким рукавом; ноги его были обуты в синие кроссовки последней модели фирмы «Адидас»; на голове он носил белую бейсболку.

— Здорово, сладкий, — сказал Кольцо.

Парень остановился.

— Не бойся, иди сюда. Мы тебя не обидим, а будем тебя уважать и любить. В основном, конечно, любить. Все вместе! Всю ночь! — добавил жару Пантелей.

— Чего за шутки на ночь глядя? Дайте пройти.

— Конечно, конечно. Проходи, пожалуйста, — сказал Поводырь, и ребята расступились в разные стороны.

Прохожий неуверенной походкой пошёл вперёд. Неужели он так дёшево отделался? Неуверенность в действиях стала его ошибкой, если бы он побежал, то у него бы ещё сохранялись какие-то, хотя бы теоретические, шансы спастись, а так он попал в ловушку.

Как только прохожий поравнялся с Кольцом, который стоял несколько ближе к нему, чем все остальные, тот сразу же ударил его ногой под колено. Парень присел, тогда Венц завернул боковой удар ногой, попав прохожему в голову и свалил его. Дальше набросились все и стали его бить, а скорее даже не бить, а топтать ногами.

— Осторожнее, не запачкайте кроссовки! Как раз мой размер, — попросил Пантелей.

Избиваемый, столько сразу наполучал, что не мог нормально стонать. В разбитый рот быстро набивалась грязь, мелкие камешки и опавшие тополиные листья. Первое время он, свернувшись калачиком, пытался защищать голову ладонями своих рук, но, получив пару увесистых пенделей по почкам, отключился и Кольцо несколько раз прыгнул ему на лицо, впечатывая свою рифленую солдатскую подошву армейских ботинок всей своей массой, да с такой силой что лицо превратилось в кровавую маску, густо облепленную уличным мусором и окурками.

— Хватит, повеселились. Пора в клуб, — сказал Поводырь.

— Папочка, ну ещё чуть-чуть. Я ему по яйцам хочу пару раз врезать, — попросил Кольцо.

Поводырь улыбнулся лучезарной улыбкой молодого бога и с пониманием кивнул.

Отведя душу на бессознательном теле и уже, скорее всего, теперь на не нужных парню продолговатых предметах, в просторечье называемых яйцами, Кольцо, наконец, успокоившись, присоединившись к своим друзьям, пошёл к машине. Последним в салон «Тахо» влез довольный Пантелей с новыми кроссовками в руках.

Через пятнадцать минут гопманьяки, допив остатки спирта и закинувшись ещё по одной дозе амфетамина, подъехали к клубу. Клуб базировался в старом здании заводского ДК имени Ильича. Так скажем: заведение класса Б, даже скорее Б с минусом, огромным и жирным. Зато много доступных молоденьких телочек, не обремененных интеллектом; дешёвая жрачка и выпивка.

Они любили бывать здесь, хотя могли позволить себе и куда более пафосные клубы столицы. Но здесь ребята себя чувствовали, как рыба в воде, как черви в труппе, как волки в лесу. Да и ещё: здесь на танцполе крутили старые хиты времён развала империи и новые, которые из-за своей агрессивности и на радио-то пробиться могли с неимоверным трудом. Наверное, это был не клуб, а скорее своеобразная дискотека, сохранившаяся в первозданном виде со времени 80-90-х годов двадцатого века. Отличалось заведение от культурного артефакта прошедшей эпохи разве что своими нехилыми площадями. Клуб занимал весь первый этаж бывшего ДК.

На входе в этот так называемый клуб не стояли металлоискатели, а вся охрана заведения состояла из четырёх обломов, производящих визуальный осмотр входящих и, изредка, личный осмотр личностей, почему-то им неприятных или откровенно нестоящих на ногах. Системы в их действиях не прослеживалось никакой.

В этот раз четверым возбуждённым бодрым порошком парням и оператору (ему пришлось оставить свою камеру в автомобиле, с ней уже точно его бы в клуб не пропустили) удалось спокойно пройти, охрана на них не обратила никакого внимания. Выглядели они вполне прилично: чистые и в добротной одежде. Все, кроме Кольца и Пантелея, одетые в джинсы и чёрные футболки. Кольцо, как всегда, не изменяя себе, облачился в джинсовый жилет цвета хаки, камуфляжную футболку, военные штаны и армейские ботинки. А Пантелей поменял клетчатые широкие штаны на чёрные; футболку он, как и остальные, надел тоже простую чёрную.

Зайдя в зал, парни сразу окунулись в атмосферу дискотечного угара. Их появление встретила переделанная на современный танцевальный манер песня группы «Ласковый май» — «Белые розы». Её необыкновенно глубоким проникновенным голосом пела неизвестная им певица, но от этого, как это ни странно, песня не становилась хуже. Сразу влившись в танцующую толпу, гопманьяки стали отрываться по полной. Их накаченные стимуляторами организмы крутило и подбрасывало, казалось, что вот-вот и подкидываемые быстро сокращаемыми мускулами тела взлетят и врежутся в низкий потолок зала. Ребята держались недалеко друг от друга и старались во время этого сумасшедшего танца занимать самый центр бушующего в музыкальном экстазе клуба. Как только песня закончилась, раздался усиленный динамики голос, то ли ведущего, то ли ди-джея. Человек говорил в микрофон, установленный на небольшой сцене, стоящей в самом конце зала:

— Как бодрость духа!?

В ответ раздался многоголосый гул растревоженного улья: впрочем, он не нёс в себе угрозы, а скорее выражал одобрение.

— Сегодня к нам в гости в качестве специально приглашенных звёзд приехала молодая группа «Половые губы»! Прошу их поприветствовать!

Ведущий захлопал в ладоши и зрители, заражённые его энтузиазмом, оглушённые громкой музыкой и алкоголем, ответили взрывом рукоплесканий. Для начинающей панк-группы, состоящей из одних девушек, стартовал их счастливый вечер. Зал, разогретый танцевальными хитами, был готов к их триумфу. Энергия витала в спертом воздухе клуба, и выходящие на сцену исполнительницы чувствовали это. Выглядели девушки довольно экзотично. Вся группа состояла из четырёх музыкантш. Коротко стриженая барабанщица вышла одетая только в короткую майку, едва закрывающую ей живот и детские трусики с изображением смешных динозавриков. Клавишница оделась в пионерскую форму — короткая юбка, гольфы, белая рубашка с алым пионерским галстуком, на голове пилотка, из-под которой торчали два огромных, лимонного цвета банта. Соло гитаристка выглядела ещё более экзотично: она оделась в свадебное платье чёрного цвета.

Солистка на сцене отсутствовала, стойка с микрофоном торчала инородным предметом, скучая в одиночестве. Но вот дверь в стене за сценой открылась и из неё появились два человека в белых халатах — санитары. Они несли тёмно-серый мешок, используемый за океаном для транспортировки трупов. По тому как напрягались их руки, становилось понятно, что мешок с начинкой. Донеся его до микрофона, санитары поставили мешок вертикально. Один из них расстегнул на мешке молнию и из него, как чёрт из табакерки, выскочила солистка — обритая наголо в рабочем комбинезоне, одетом на голое тело и розовых кедах. Певица щеголяла густым макияжем на лице — закрашенные в дыры тёмными тенями глазницы, жёлтая губная помада и напудренные до снежной белизны щёки, лоб, нос. Судорожно схватив микрофон, словно возбуждённый мужской половой член, она протяжно пропела, проорала в него нечто похожее на протяжные и высокие звуки, издаваемые лучшими оперными певицами на пике их театральных арий. Только что отзвучавший и оглушавший своей мощной чистотой голос певицы сменил резкий, как выстрел, звук электрической гитары; ускоряясь, застучали барабаны. Разбуженные агрессивным началом зрители заорали и затряслись в ритуальном танце. Солистка, со скоростью пулемёта выбрасывая слова в лица толпы, запела:

Насилие и тьма на улицу манит

И зажигая фонари оранжевым горит

Смотрю на ваши морды здесь

Меня от вас тошнит

Ты знаешь я люблю мужчин

Крутых и заводных

А не таких, как вы, дерьмо,

Жирных и тупых

Включи скорее свет везде

И может повезёт

И быстрая, возможно, смерть

Тебе к себе возьмёт

Стреляй, руби, кромсай

Бери от жизни всё

Умри в бою, как самурай

Я требую ещё!

Когда психика моя даёт

Чрезмерный крен

Я хочу себе приделать

Длинный толстый хрен

В очередь скоты

В очередь скорей

Я отымею ваши души

И дам вам пиздюлей

Стреляй, руби, кромсай

Бери от жизни всё

Умри в бою, как самурай

Я требую ещё!

Бессмертное величие

Потребность убивать

И ехать в никуда

Когда на всё плевать

И самый умный тут

Кто станет палачом

Над кем не властен божий суд

Мне станет женихом

Стреляй, руби, кромсай

Бери от жизни всё

Умри в бою, как самурай

Я требую ещёооооо!!!!

Когда замолкли последние слова песни, солистка произнесла:

— Привет народ! Рада вас всех сегодня здесь видеть, и желаю, чтобы все мы поскорее сдохли! А теперь прошу нас извинить, мы вынуждены взять минутный технический перерыв. Наш синтезатор закоротило, видно наша-ваша энергия настолько сильна, что долбанная японская техника не выдерживает отечественного панк-напора.

Во время этого монолога Венц продолжал прыгать и громко ухать, находясь под впечатлением от песни и всё никак не мог угомониться. При последнем прыжке он немного потерял равновесие и его откинуло в сторону. Он толкнул плечом кротко стриженого парня в синей ветровке. Тот обернулся и сквозь зубы процедил:

— Осторожнее, пацан. Смотри куда прёшь!

— Да пошёл ты, педик, — ничуть не растерявшись, ответил Венц.

Парень от такого ответа несколько опешил и, дёрнув за рукав своего спутника, обратился к нему:

— Слышь, Вась, он меня пидором назвал!

Вася сделал два шага и, встав плечом к плечу со своим приятелем, обращаясь к Венцу, спросил:

— Эй ты, бычок томатный! Перетрудился, болезный? Нас тут пять человек, мы тебя за две минуты закопаем.

Увидев, что ситуация накаляется, и спокойно послушать симпатичных панкушек больше не дадут, стоящий рядом Поводырь шагнул вперёд и включился в разговор:

— Вы похоронная команда, что ли? Зачем пугаете? Аж подмышки вспотели.

— Да вы чего, лохи? Вы знаете, кто мы вообще?

— Мы сейчас с вами отсюда выйдем и на улице разберёмся, кто вы, и кто из нас лох. Ок? А то здесь такие разговоры вести душновато, пацаны, — предложил Поводырь.

— Пойдём, Вася, они сами напросились.

Две группы поклонников божества тестостерона в полном своём боевом составе покинули здание клуба. Завернув за угол клуба, прошли в переулок, проходящий между клубом и бетонным забором, огораживающим территорию ныне бездействующего завода. Компании выстроились друг напротив друга. Получалось четыре на пять, оператор в деле не участвовал. Джимбо успел смотаться на стоянку, захватить с собой камеру, вернуться, занять место в начале переулка и, наведя объектив, приготовился к съёмке. Кольцу достались сразу двое мордоворотов, остальные противостояли один на один. У некоторых с собой оказались сюрпризы в виде цепей, ножей и кастетов. Вот вам и охрана клуба. Всем на всё плевать.

Мгновение и завертелось. Первым стал размахивать цепью один из противников Кольца. Он размашисто попытался его ударить, Кольцо, сократив дистанцию, выставил руку и цепь, обвив её, оказалась им крепко схвачена. Тогда он подцепил парня за грудки и с хорошей амплитудой впечатал свой каменный лоб ему в переносицу. Нос сломался как пересушенная вафля, противник, закрыв лицо руками, согнулся и покачиваясь отошёл в сторону. Для этого на сегодня веселье закончилось. Второго бойца, побежавшего на Кольцо кабаном, он встретил прямым ударом ноги в низ живота. Пацана отбросило к стене дома и, не долетев до кирпичной кладки, он упал спиной на асфальт. Кольцо в один скачок оказался сидящим у него на груди и стал забивать гвоздящими ударами сверху.

Поводырь достал свою любимую опасную бритву и пошёл в атаку. Перед ним размахивая кулаками, на одном из которых блестел кастет, прыгал типичный бандерлог с тяжёлой челюстью и надбровными дугами питекантропа. Поводырь, сделав движение чем-то неуловимо похожее на танцевальное па, вдруг оказался совсем близко от него. Целя по глазам, взмахнул бритвой. Лезвие попало на левую бровь, скользнуло по переносице и врезавшись в щёку под левым глазом металлическим криком заскрипело по кости. Выражение лица противника Поводыря изменилось, покраснело будто от стыда и бандерлог, застонав, сначала присел, а потом отполз в промежуток между контейнером для мусора и стеной клуба. Забился туда, пища как помоечная крыса, да так там до конца драки и остался вонять.

Повернувшись, и правильно оценив ситуацию, Поводырь бросился на помощь к тому, кто в данный момент в ней больше всего нуждался — к Венцу. Тот отступал под градом ударов, сыплющихся на него со стороны длинного, как жердь, гибкого и невероятно быстрого противника. Ещё немного и Венц будет брутально нокаутирован. Поводырь, подобравшись сзади к длинному противнику нанёс ему три длинных пореза — один по задней поверхности шеи, и два других по плечам. От неожиданности раненный согнулся, чем сразу не преминул воспользоваться Венц, он ударил его правой ногой — боковым дугообразным пинком и попал ему точно в челюсть. Длинный хлопнулся оземь и потерял сознание. Конечности его стали подрагивать как у эпилептика.

Освободившись, Венц и Поводырь вместе накинулись на последнего оставшегося стоять на ногах быка — старшего в группе их случайных оппонентов. Этот обезьяний лидер сражался с Пантелеем и дела у него шли отнюдь неблестяще. Несмотря на свои внушительные габариты, (весил он за сто килограммов) Пантелей действовал быстрее и к тому же он орудовал свинчаткой. Только фантастическое терпение и богатырское здоровье позволяло лидеру бандерлогов держаться на ногах, он столько уже успел ударов нахватать, что любой другой на его месте давно бы кони двинул.

И когда к Пантелею подключились трое друзей (забив своего противника в кому, подбежал и Кольцо) главаря быстро завалили и запинали ногами. Этого быка, вожака молодежной банды все называли Матросом. В свои двадцать два года он успел окончить слесарную путягу, отслужил в Морфлоте и сколотил группу единомыслящих гопников. Работал он в автосервисе, но сердце его всегда лежало к уличному гоп-стопу и мелким кражам. Обладая интеллектом ниже среднего, Матрос отличался хитростью и железной волей чрезвычайно жестокого преступника. Сегодня ему не повезло. Коса на камень нашла.

— Этого забираем с собой. Остальные пускай ползут по своим вонючим норам, — предложил Поводырь.

Матроса подняли на ноги и, поддерживая под руки, потащили к машине, где грубо запихали в багажник. Но прежде из багажника вынули обрез охотничьего ружья, патронташ, травматический револьвер «Грозу», несколько ножей и переложили их в салон автомобиля. К тому времени, как Матрос очутился в багажнике, он уже пришёл в себя, хотя у него всё перед глазами плыло и качалось. Перед тем как захлопнуть крышку, Поводырь посмотрел ему в глаза, ударил по зубам и сказал:

— Мне твоя угристая морда сразу не понравилась. За «лохов» придётся ответить. Я требую ещё, — закончил своё обращение к поверженному врагу цитатой из только что прослушанной им песни Поводырь.

Багажник захлопнулся. Сегодня армия Матроса потерпела полное поражение, а её генерала захватили в плен. Его будущее грозной надутой мраком тучей давило ему на душу, он понимал всю безысходность своего положения и страх цепко держал в своих липких объятьях избитое тело уличного бандита. Он не понимал, куда его везут и зачем, но то, что там его ждёт нечто жуткое, до него дошло. Эти ребятки, которых он раньше никогда не видел и не подозревал об их существовании на шутников походили мало. В бога Матрос не верил и всё-таки разбитые губы сами зашептали самопальные молитвы. Он просил избавления и жизни. Жить в двадцать лет хотелось очень и очень сильно!

Глава 3

Приехав к себе в подвал, ребята вытащили захваченного в плен врага и заперли его в отдельной комнате, которую в шутку называли гостевой. Само их подвальное логово стены-перегородки разделяли на несколько разных по размеру помещений, отличающихся и по основному их предназначению. Прямо от входной двери шёл небольшой коридор, ведущий в комнату на левой стороне, из которой смотрели две двери — в душевую и туалет. Если пройти дальше прямо, не сворачивая, то спустившись по трём ступеням вниз, вы попадали в самое большое помещение подвала — зал, в котором стоял рабочий верстак с тисками и железными кольцами, закреплёнными по его углам.