Бесплатный фрагмент - Баудва

1 Не частная собственность, а культурное наследие

Мотя получил своё имя в честь собаки президента. Это была инициатива его бабушки. Она хотела, чтобы с этим именем жизнь у её внука сложилась успешно, чтобы оно символизировало преданность президенту и правительству, чтобы Мотя работал на благо людей и совершал только хорошие поступки.

— Как собаку зовут, так её и гладят, — приговаривала она.

Бабушка Моти умерла, так и не дождавшись, пока её внук построит успешную карьеру, воспользовавшись «преимуществом», которым она его наделила. После её смерти остался небольшой участок земли, на котором стоял покосившийся деревянный домик. Писать она не умела, поэтому не смогла составить завещание.

На следующий день после похорон бабушки пришли люди из ОПГ (особая правительственная группа) и сказали, что участок теперь является собственностью правительства.

Родители Моти намеревались отстаивать право на частную собственность. Они обратились в суд и даже попытались привлечь общественность. Но люди из ОПГ не отступали. В простонародье их называли «очень привилегированные граждане». Гражданами больше никого не называли, в официальных обращениях использовались формулировки вроде «местные жители» или «правильные люди». Суды и прочие службы, как правило (всегда), принимали сторону ОПГ. Простые люди боялись работников ОПГ и старались не связываться с ними.

Когда представители ОПГ находили удобный участок земли, они негласно приказывали судьям признать его культурным наследием, а затем передать им в собственность. Однажды глава ОПГ, генерал Грисс, обозвал культурным наследием берег живописной реки, а затем построил там себе роскошный дворец.

Люди из ОПГ выиграли очередной суд, который постановил, что земля, на которой находится домик Мотиной бабушки, является культурным наследием и принадлежит правительству, которое будет охранять её как заповедник. Позже они сожгли бабушкин дом, сровняли его с землёй, а на пустыре построили банный комплекс.

Когда у родителей Моти отняли дом, ему было семнадцать лет. В последний раз Мотя видел родителей перед судом. После суда они ему даже не позвонили. Он звонил им не переставая, но телефоны были отключены. Он жил в родительской квартире, ожидая их возвращения.

Однажды в дверь громко постучали. Мотя поспешил открыть дверь в надежде увидеть родителей, но увидел сотрудников ВРАЛИ (ведомственное разведывательное агентство ликвидации иностранщины). У порога стояли двое мужчин лет сорока, в кожаных плащах, похожих на мусорные пакеты.

— Ты Мотя? — спросил один из них гнусавым голосом.

Мотя испуганно кивнул.

— С вещами на выход, — сказал второй. — Твои родители объявлены СПИД.

— Что?

— Сбежавшие предатели и диссиденты, — пояснил другой. — Поскольку ты являешься несовершеннолетним родственником СПИД, ты должен проехать с нами. Собирайся.

У подъезда стояла чёрная машина с тонированными окнами. Соседи осторожно выглядывали из-за штор, глядя, как Мотю сажают в салон. Чёрная машина привезла Мотю в отделение ВРАЛИ.

В подвале его молча разглядывал старший специалист.

— Ты ещё молодой, — наконец сказал он. — Не порти себе жизнь. У тебя два пути: либо мы признаём тебя пособником СПИД и отправляем в приют, либо ты подписываешь эти бумаги, и правительство закрывает глаза на то, что ты родственник СПИД.

— Я же ничего не сделал, — в недоумении ответил Мотя.

— Сделал, — холодно сказал специалист. — Ты родился в семье СПИД, которые предпочли жизнь на западе. Наши люди не должны думать, будто на западе жизнь лучше. Иностранщина — это яд, отравляющий патриотические скрепы наших людей. Разум твоих родителей отравлен, мы должны убедиться, что ты не такой. Мы боремся с иностранщиной, а ты либо помогаешь нам, либо нет.

— Я не видел своих родителей уже несколько дней. О чём вы говорите?

— Твои родители сбежали на запад, поэтому они объявлены сбежавшими предателями и диссидентами — СПИД. Наш президент считает, что предательство нельзя прощать. Поэтому даже родственники предателей будут наказаны. Твои родители сами там загнутся. Если не будешь сотрудничать с нами, ты загнёшься здесь, и довольно скоро.

— Я ничего не понимаю.

— СПИД — это болезнь, способная разрушить наше общество. Ты родственник СПИД, поэтому представляешь потенциальную угрозу. Местные жители должны знать, что СПИД — это плохо. Просто подпиши бумаги и докажи нам, что ты не сторонник сбежавших предателей и диссидентов.

Мотя взглянул на бумаги, лежавшие на столе. Там было заявление о том, что он отказывается от своих родителей и обвиняет их в предательстве. Ещё одним документом была благодарность, в которой он выражал искреннюю признательность правительству за проявленную заботу и милосердие.

— Это выбор, Мотя, — сказал старший специалист ВРАЛИ. — Мы тебя не заставляем. Ты можешь отказаться, и тогда правительство отнимет у тебя всё, даже квартиру, которая осталась от родителей, и ты будешь бездомным, жить на улице. А затем мы и тебя объявим СПИД.

— Но я же не сбежал, — удивился Мотя.

— Есть ещё одна категория СПИД — это сбегавшие предатели и диссиденты, то есть преступники, которые пытались незаконно пересечь границу. Мы просто обвиним тебя в том, что ты вместе с родителями пытался сбежать, но тебя поймали. Мы наденем на тебя робу и заставим мыть туалеты, ты будешь никем.

Безумный взгляд старшего специалиста и дерзкая речь вселяли ужас. Мотя подписал все бумаги. Но этого было недостаточно. Позже пришёл младший специалист ВРАЛИ и заставил Мотю произнести на камеру подготовленный текст. Мотя пробежал глазами написанную речь, и у него потекли слёзы. Он в ужасе поднял взгляд на сотрудников ВРАЛИ, которые с холодным безразличием ждали, когда он заговорит.

— Мои родители — предатели… — говорил Мотя трясущимися губами и вытирая слёзы. — Они хотели оккупировать участок земли, а затем провести на ней референдум, согласно которому эта земля должна была перейти под руководство запада. Они хотели отнять нашу землю, поэтому я вынужден был сообщить об этом…

Мотя расплакался. Он не смог читать дальше.

— Хватит, — сказал старший специалист. — Этого достаточно. Обожаю слёзы. Они делают заявления драматичнее. На этом видео они будут символизировать горечь, которую испытывают такие, как ты. Горечь от того, что их родственники — СПИД.

Младший специалист забрал камеру и вышел из кабинета.

— Теперь, Мотя, ты свободен. Не бойся. Тебе ничто не угрожает. Наша задача — защитить тебя от воздействия запада. Именно он угрожает тебе, их грязные и безнравственные идеи. Твои родители были угрозой. Но у тебя есть шанс. Главное — не будь таким, как они. С этого момента тебе запрещено использовать свою фамилию. Ты получишь новый паспорт и новую фамилию. А теперь иди.

То, что работники ВРАЛИ заставили сделать Мотю, делали большинство людей, у которых родственники сбежали в западные страны. Единицы отказывали сотрудникам ВРАЛИ, за что сразу же становились бездомными и бесправными. Некоторым удавалось сбежать следом за родственниками. Если убегали молодые, родителей заставляли от них отказаться.

За границу можно было выезжать только семейным людям, чтобы из чувства семейного долга они вернулись домой. Выехать из страны могли либо семейные пары, оставляющие дома детей, либо один из супругов. Работники ВРАЛИ убедили Мотю в том, что его родители воспользовались этим правом и уехали, но так и не вернулись.

Родственников людей, сбежавших в западные страны, заставляли обвинить своих близких и отказаться от них, и эти речи записывали на видео. Ролики показывали школьникам в качестве агитации, чтобы сформировать особое отношение к западным странам и ко всем, кто туда стремится.

Когда-то люди специально выходили замуж или женились, чтобы в дальнейшем один из супругов мог уехать на запад. Некоторые неплохо зарабатывали, предоставляя услугу по временному браку. Но сотрудники ВРАЛИ приняли решение, что все родственники сбежавших предателей и диссидентов будут ставиться на учёт. После этого фиктивные браки больше не заключались.

Люди, пойманные при попытке нелегально пересечь границу, признавались СПИД и приговаривались к исправительным работам. Они подметали улицы, мыли полы и выполняли другую простую работу под надзором сотрудников ВРАЛИ. После отработанного срока их ставили на учёт.

2 Всё непонятное и чужое признаётся иностранщиной

Мотю поставили на учёт как родственника СПИД. Ему выдали новый паспорт с новой фамилией — Писов. Его прежняя фамилия была засекречена, ему запрещалось не только использовать её, но даже произносить вслух.

Однажды он проверял почту и увидел письмо на имя Моти Писова. Оно было якобы от его родителей, хотя они не могли знать, что ему поменяли фамилию, и Мотя это понимал.

«Мотя, — говорилось в письме. — Это твой бывший отец. Мне не хотелось тебе писать, но я вынужден это сделать. Я твой бывший отец, потому что я от тебя отказался, когда переехал за границу. Твоя бывшая мать, теперь моя бывшая жена, тоже отказалась от тебя. Мы тебя ненавидим. Мы ненавидим друг друга. Мы живём на западе. Нам здесь хорошо. Надеемся, что больше никогда тебя не увидим. Прощай».

Мотя сразу понял, что письмо составили работники ВРАЛИ или кто-то из правительственных структур, чтобы убедить его, что родители сбежали и отказались от него. Он в это не поверил и после этого вообще перестал читать письма.

Работники ВРАЛИ не только направляли подобные письма, они предписали Моте посещать собрания КУНИ (книжное управление нравственного исцеления). Работники управления убеждали посетителей, что на западе жизнь не лучше, что бежать туда нет смысла, а уехавшие родственники — предатели и диссиденты, которые их бросили и подставили, поскольку знали, что случается с родственниками СПИД.

Посещая заседания КУНИ, Мотя познакомился с молодой библиотекаршей. Он не слишком любил читать, но, увидев девушку с русыми волосами, заплетёнными в косу, милым и одновременно мудрым лицом, сделал вид, будто выбирает книгу. На самом деле он поглядывал в её сторону.

— Может, вам подсказать что-нибудь? — спросила она.

— Даже не знаю, — смутившись, ответил Мотя. — Никогда не читал. Хочу начать. Посоветуете что-нибудь?

— Могу посоветовать новую книгу «Долгожданный прорыв», в её создании принимал участие сам президент. Она рассказывает о прорывных достижениях, которые в скором времени должны случиться.

— Нет, сказки меня не интересуют, — не подумав, сказал Мотя.

Он напрягся, ожидая, что девушка начнёт осуждать его, но она, напротив, громко рассмеялась.

— Вы только начали говорить об этой книге, а уже смеётесь, — продолжил Мотя.

— Простите.

— Ничего страшного. Мне нравится ваш смех.

Девушка засмущалась.

— Скажу вам по секрету, — тихо произнесла она, поправив очки, — в этом зале вы не найдёте ничего интересного. Хотя, если вы увлекаетесь вязанием, могу вам что-нибудь посоветовать.

Мотя улыбнулся, впервые за несколько лет. До этого момента на его лице были только грусть и страх, он каждый день жил с мыслью об агентах ВРАЛИ, у которых должен был отмечаться. В незнакомой девушке он увидел давно забытое дружелюбие и почувствовал себя легко и комфортно.

— Получается, у вас вообще нет интересных книг? — спросил Мотя.

— Знаете, некоторые и про лошадей любят читать. Что вас интересует?

— Что-нибудь другое. Книгу, в которой люди живут не так, как мы. Понимаете?

— Понимаю. Можете посмотреть в красном зале. Давайте ваш билет книжного управления.

Мотя протянул билет. Девушка открыла его и увидела отметку «Родственник СПИД».

— Вам не рекомендовано посещение красного зала, — с некоторым разочарованием произнесла она.

Мотя тяжело вздохнул и протянул руку, чтобы забрать билет.

— Но я могу взять книгу на своё имя, — сказала девушка-библиотекарь. — А потом дам вам её почитать.

— А вы не боитесь? — прошептал Мотя.

— Чего? Дать книгу почитать? Вы первый посетитель за несколько недель. Сюда никто не ходит. Люди посещают заседания книжного управления, ставят отметку и отправляются в ближайшую рюмочную. Сейчас закрою библиотеку на перерыв, и мы пойдём в красный зал.

Она уверенно подошла к выходу и заперла замок, затем повела Мотю к обветшалой двери, небрежно покрашенной в красный цвет. В тесном помещении не было ни шкафов, ни стеллажей, книги лежали на полу, образовывая пирамиды, возвышающиеся до потолка. Обложки выглядели одинаково: ярко-красные, с большой чёткой надписью белыми буквами: «ОСТОРОЖНО, ИНОСТРАНЩИНА». Названия книг и авторы были мелким шрифтом указаны ниже.

— Что это? — спросил Мотя.

— Это иностранные книги с ограниченным оборотом. Это идея агентства, которое клеймило вас.

— Вы не боитесь, что я могу оказаться работником ВРАЛИ?

— Нет. Вы не можете там работать. У вас лицо слишком напуганное… И милое. А у них лица безжизненные, туповатые, иногда дерзкие. Но они всегда неприятные. Видели бы вы главу КУНИ. Он выглядит так, будто остановился в развитии ещё в школе. Хотя ему уже за сорок.

Её смелые высказывания поразили Мотю. Он прежде не слышал, чтобы люди говорили так решительно и открыто. Он слушал её и восхищался. Ему показалось, что без этой девушки библиотека была бы пуста, несмотря на обилие книг.

— Советую взять эту, — сказал она, протянув ему книгу под названием «Бледная краска, яркий потолок». — Очень смешная. В ней рассказывается о художнике, который однажды красил дома стены и потолок. Брызги краски попали на холст. Увидев это, он решил продать на выставке получившееся «произведение».

— И что? — с любопытством спросил Мотя. — Продал?

— Вот вы возьмите, прочитайте, а потом обсудим.

Мотя так и поступил. Он жадно читал книги, лишь бы вернуться в библиотеку и увидеться с прекрасной девушкой. Услышать её умные и смелые речи. Эти походы были для него лучиком света в холодных и унылых буднях. Однажды он решил ухватиться за этот лучик и сохранить его тепло в своей жизни. Он сделал ей предложение. Она согласилась. Ему тогда исполнилось двадцать лет, жена была его ровесницей. Мотя был рад обрести семью, которой он лишился несколько лет назад. Родители так и не смогли с ним связаться, хотя Мотя ждал их звонка.

Они прожили в браке счастливые полгода. Жили в мире и согласии. Жена приносила ему книги, он их с интересом читал и уютными вечерами обсуждал с ней.

Идиллия семейной жизни была прервана внезапно. Жена Моти получила повестку в комиссариат ЧМО (чрезвычайное министерство обороны). Нерожавшие девушки в возрасте от двадцати лет обязаны были отправляться на службу в армию. Как правило, когда молодые женщины попадали в мужской коллектив, проблема с бездетностью быстро решалась.

Жена Моти очень испугалась. Она не хотела идти в армию. Некоторые молодые девушки спивались, чтобы получить справку НКМ (непригодность к материнству). Таких не брали в армию, им даже разрешалось делать аборт. Здоровые молодые девушки аборт делать не могли. Жена Моти не употребляла алкоголь, и рожать она не хотела. Она часто говорила, что они не смогут содержать детей. Зарплата у Моти была небольшой, он едва мог прокормить себя. А если бы у них родился ребёнок, они, скорее всего, стали бы нищими.

— Может, сбежим? — предложила она однажды.

— Если нас поймают, у меня сначала всё отнимут, а потом, наверное, посадят в тюрьму, а тебя отправят в армию.

— За мной всё равно придут. Если через неделю не приду в комиссариат, за мной приедет чёрная машина. Она за всеми приезжает.

— Может, всё-таки забеременеешь? Проживём как-нибудь. Зато в армию не пойдёшь.

— Как-нибудь? Мотя, мы и так нищие. Ты хоть подумал, на что мы будем ребёнка содержать? Я не хочу в результате бросить своего ребёнка здесь, как однажды тебя бросили твои родители.

— Это неизвестно, бросили они меня или нет. Я так и не узнал, что с ними случилось на самом деле.

Мотя опустил голову.

— Прости, — сказала жена, взяв его за руку.

— Тогда ты должна уехать, — с трудом сказал Мотя, посмотрев ей прямо в глаза. — Воспользуйся своим правом. Выехать могут либо родители, либо один из супругов.

— И оставить тебя одного? — удивилась жена. — Я тебя не брошу! Давай вместе сбежим!

— Давай. Только сначала ты уедешь, как будто в отпуск перед армией. Останешься там, попробуешь найти моих родителей. Потом я сбегу, и мы встретимся. Это безопаснее, чем отправляться вдвоём.

— А если тебя поймают?

— Одному мне проще пройти через погранпосты. У меня будет больше шансов, чем с тобой.

Жена сжала его ладонь ещё крепче.

— Я уеду, но только если ты меня найдёшь, — сказала она со слезами на глазах. — Слышишь? Обещай, что убежишь и найдёшь меня. Обещаешь?

— Обещаю. Но уехать ты должна завтра. Как будто давно планировала эту поездку.

— Хорошо.

Жена Моти оформила туристическую путёвку, отметилась во ВРАЛИ и отправилась в отпуск, из которого не планировала возвращаться. На следующий день у подъезда Мотю ждал чёрный автомобиль. Он понял, что это за ним. Сотрудники ВРАЛИ погрузили Мотю в салон и повезли в контору. Там его опять отвели в подвал, на разговор к старшему специалисту.

— Писов, значит, — говорил он, изучая дело. — Тебе уже меняли фамилию. Неужели опять нужно?

— Почему? — спросил Мотя.

— Вчера твоя жена прошла пограничный контроль в одной из западных стран. Она сбежала.

— Она в отпуске. Одному из супругов можно выезжать за границу.

— Нет, Мотя. Она сбежала. Она поставила подпись в ведомости о выдаче повестки. Это значит, что она не имеет права выезжать за границу, пока не отметится в комиссариате ЧМО.

— Я не знал об этом.

— Кончено же, ты не знал. Потому что хотел уехать следом за ней.

— Нет, что вы. Я честно не знал. Она сказала, что едет в отпуск перед армией.

Старший инспектор ударил по столу.

— Я таких, как ты, на дню по сорок человек опрашиваю! — закричал он. — И каждый из вас невиновен, ненавидит запад и клянётся в верности правительству. Вы СПИД! Вы грязь! Была бы моя воля, я бы вас к стеночке поставил и расстрелял.

— Если она сбежала, то я об этом ничего не знал, — оправдывался Мотя. — Она мне сказала, что уехала в отпуск. Мне больше нечего вам сказать.

Инспектор мгновенно успокоился и гнусаво продолжил:

— Твоя жена уже совершила преступление: выехала за границу, подписав повестку. Если она вернётся, её ждёт суд. Если не вернётся, будет объявлена СПИД.

— Она получила отметку во ВРАЛИ. Она мне показывала. С документами у неё всё в порядке.

— Она не сообщила, что подписала повестку ЧМО.

— Если она не сообщила, то откуда вы знаете? Она уехала только вчера, а вы меня уже…

— Молчи, Писов! Или ты хочешь попасть под статью об оскорблении должностного лица? Ты хочешь оскорбить нас? Ты хочешь сказать, что агенты ВРАЛИ совершили ошибку? Если да, то помни, что это уголовное преступление, щенок.

Мотя промолчал. Агенты ВРАЛИ действительно совершили ошибку. Сотрудники этого агентства должны были проверять так много документов, что на проверку каждого человека уходило слишком много времени. Поэтому печати и подписи иногда ставились не глядя. Большинство из них работало в этом агентстве, потому что другой работы не было и делать они ничего не умели, кроме как проверять документы и ликвидировать иностранщину.

Инспектор подвинул к нему знакомые документы.

— Лучше сразу откажись от неё, — предложил инспектор. — Если она не вернётся, мы сможем доказать, что ваш брак был фиктивен, и обвиним тебя в участии в организованной преступности. Это серьёзное обвинение. Понимаешь, о чём я? Мы тебя реально закроем.

Мотя посмотрел ему в глаза. В них было ослепление властью, как и у всех сотрудников ВРАЛИ. Как и говорила его жена, лицо у инспектора было туповатым, в нём не было ничего человеческого, он послушно выполнял приказы и получал удовольствие, глядя на страдания людей. Инспектору нравилось быть сильней, нравилось чувствовать превосходство. Мотя подумал, что жена может внезапно вернуться, это его напугало. По щекам потекли слёзы, а глаза широко раскрылись от страха. Инспектор надменно улыбнулся, подумав, что напугал Мотю, но тот боялся за жену.

— Я не помню, говорил ли тебе, что СПИД — это болезнь, с которой мы боремся. Разве ты ещё не понял, что это правда? Твои родители с тобой даже не связались. Прошло столько лет, а им на тебя наплевать. Наплевать на собственного сына. Потому что они СПИД. Запад посеял гнилое зерно в их разум. А мы боремся с этим зерном. Обрубаем на корню любую иностранщину.

— Она уехала в отпуск, — продолжал настаивать Мотя.

— Нет, Мотя. Она тебя бросила. Твои родители тебя бросили. Потому что они больны. Но ты живёшь спокойной и стабильной жизнью. У тебя есть квартира и работа. Цени это. Не поддавайся этой болезни. Не становись СПИД. Просто подпиши бумаги и докажи, что ты здоров. В этот раз я обещаю тебе пожизненную отсрочку от армии.

Опять его руки тряслись, когда он подписывал бумаги. На этот раз он признавал свою жену сбежавшим предателем и диссидентом. На камеру он говорил всё так же с трудом.

— А что теперь будет со мной? — спросил Мотя.

— К сожалению, ничего особенного, — ответил инспектор. — Ты, получается, двукратный родственник СПИД. Сначала родители от тебя сбежали, теперь жена. Фамилию мы твою опять засекретим. Ты будешь теперь не Писов, а Пиписов. И сбежать у тебя не получится. Мы за тобой будем внимательно приглядывать. Для твоей безопасности, разумеется.

Мотю напугали слова инспектора о том, что за ним будут внимательно приглядывать. Вернувшись домой, он разобрал подготовленный рюкзак, разложил вещи по местам, а рюкзак спрятал под кровать. Мотя думал, что для бегства лучше подождать подходящего момента.

3 Правильная жизнь для правильных людей

Долгие годы Мотя жил с мыслью о бегстве. Он думал об отъезде за границу именно как о бегстве, по-другому думать он не мог. Прошло почти десять лет после отъезда жены. За эти годы он так и не решился последовать за ней, поскольку боялся, что его поймают, и тогда клейма «СПИД» и тюрьмы не избежать.

Мотя работал инженером в бюро рассмотрения архитектурных конструкций (БРАК). Он проверял построенные дома на соответствие нормативным требованиям. У него был свой кабинет, в котором он изучал чертежи. Иногда он слушал радио и просто смотрел в окно.

Мотя прибавил громкость на приёмнике и сел на подоконник.

«Сегодня стали известны подробности скандального дела. Судью по фамилии Честночитсе обвиняют в государственной измене. Напомню, что Честночитсе вынесла обвинительный приговор в отношении главного патрульного инспекции дорожного регулирования. Он ошибочно оказался замешан в коррупционном скандале. Неизвестный источник сообщил, что инспектор владеет несколькими роскошными особняками и дорогими машинами. Судья Честночитсе поспешила с выводами и приговорила главного патрульного к трём годам домашнего ареста. Защита обжаловала решение и представила новые факты, благодаря которым главный патрульный был полностью оправдан.

Вот что по этому поводу сказал главный патрульный:

— Я же говорю, нечего тут говорить. Всё это имущество принадлежит моей жене. Она получила его от неизвестного поклонника. Она всё-таки красивая женщина и может получать дорогие подарки. Вам так не кажется? Вот пускай придумают закон, по которому нельзя будет получать подарки, тогда и поговорим. А я честно говорю, что я честный человек и скрывать мне нечего.

Судье Честночитсе грозит до пятнадцати лет лишения свободы. Источник, сообщивший о причастности главного инспектора к коррупции, признан экстремистским. А теперь к другим новостям. Предатели и диссиденты, сбежавшие в страны запада, заявили, что они стали жертвами правительственного терроризма…»

Мотя выключил приёмник. Он не любил слушать про страны запада и думать о том, что так и не решился на бегство.

Иногда он смотрел в окно и видел, как на улице работают люди в серых робах, на которых было написано «СПИД». Они подметали дороги или вывозили мусор. Это люди, пытавшиеся сбежать на запад, но их поймали и приговорили к исправительным работам за попытку «несанкционированного пересечения границы». Таких людей обходили стороной, а некоторые мальчишки бросали в них камни.

Мотя смотрел на них и думал о том, что если бы он не подписал заявление об отказе от родителей и жены, то мог бы стать таким же, как они. В свои двадцать девять лет он выглядел как сорокалетний мужчина с лицом младенца. Он давно смирился со своей жизнью. Но назвать её счастливой он не мог. Долгие десять лет ему не хватало жены и её смелости.

Он в очередной раз посмотрел в окно и представил, как буквально через несколько минут закончится его рабочий день и он спустится в кафе в здании напротив, где отведает аппетитные пирожки с капустой. Мотя любил поесть, а потому был пухлым и с круглым лицом.

Его планы были нарушены внезапным появлением заместителя начальника БРАК. Дверь приоткрылась, а из коридора раздался неприятный, гнусавый голос.

— Пиписов, — сказал он, — тебя хозяин вызывает.

— Так рабочий день уже закончился, — возмутился Мотя.

— Говорит, что срочно.

Мотя недовольно вздохнул и пошёл в кабинет «хозяина» — так просил называть себя начальник БРАК по фамилии Порсусукиф, потому что считал, что на него возложена важная хозяйственная задача, объяснить которую он не мог. Он настойчиво убеждал своих подчинённых, что именно он является хозяином всего, что делает БРАК.

Начальник был необычайно толстым. Для него даже изготовили на заказ специальное кресло. В этом кресле могли без труда уместиться заместитель начальника и Мотя.

В кабинете помимо начальника собрались ещё несколько человек. Когда пришёл Мотя, Порсусукиф подозвал его жестом и показал на бумагу, лежавшую на столе.

— Подпиши-ка, — сказал он, тяжело дыша.

Мотя взглянул на документ, и его тряхнуло. Это был акт приёма нового здания. Мотя понимал, что подписывать его нельзя, поскольку здание построено с нарушениями.

— А они устранили замечания? — неуверенно спросил Мотя.

— Чего?! — возмутился Порсусукиф.

— Устранили, — заявил представитель строительной компании. — Всё нормально.

— Я вчера был на вашем объекте. Вы не демонтировали горючие материалы, но здание подготовили к открытию.

— Пиписов, ты чего начал?

— Они приносили проект. Я им сказал, что в детских комнатах горючие материалы нужно заменить негорючими. В проекте они заменили. Стоимость увеличили в несколько раз. А по факту установили дешёвые горючие материалы. Это нарушение…

— Ты мне брось! — ударив по столу, взвизгнул Порсусукиф. — Сказано же тебе, что всё устранили! Это здание «президентиума»! — Порсусукиф поднял руки вверх, произнося слово «президентиум». — Это место, в котором детишки будут узнавать, как наш президент поднял нашу страну. Через неделю могут приехать его представители на открытие. А ты хочешь, чтобы я им сказал, что какой-то Пиписов отказался подписывать бумаги?!

— Это же серьёзное нарушение. Там ещё…

— Молчать! Ты меня учить собрался? Забыл, где живёшь? Не забывайся. Либо подписывай, либо пошёл вон отсюда. А завтра заявление мне на стол. И потом ищи работу. Куда ты пойдёшь в кризис?

Порсусукиф вытер пот со лба и продолжил более спокойным тоном:

— Слушай, давай по-хорошему. Ты подпиши, представитель президента приедет, порадуется, а потом разберёмся с материалами.

Мотя неохотно, но всё-таки подписал акт приёма, это означало, что формально здание соответствует всем нормативным требованиям, но фактически это было не так. Помимо дешёвых и горючих строительных материалов, в здании не установили пожарную сигнализацию, во многих местах протекала крыша, а некоторые окна были затянуты прозрачной полиэтиленовой плёнкой. Но рассказывать обо всех выявленных нарушениях было бессмысленно, они никого не интересовали.

«Зато не придётся искать работу», — успокаивал себя Мотя.

Он позабыл, что хотел зайти в кафе, и поспешил домой. По пути на остановку он увидел разъярённую толпу стариков, набросившихся на мусорный контейнер. Среди них началась борьба за просроченные продукты, которые выбросил ближайший магазин. Обычно продавали даже товары с истекшим сроком годности, а выбрасывали те продукты, которые уже зеленели и теряли товарный вид, но даже на них находился спрос.

Мотя ехал в автобусе, плотно набитом пассажирами. Автобус подпрыгивал на кочках, в салоне постоянно что-то гремело. Мотя ехал стоя. Напротив него сидели две женщины и возмущались ростом цен на продукты.

— Ты видела, сколько морковь стоит? Дороже, чем фрукты заграничные. Это просто ужас какой-то. Скоро будем питаться одними крупами.

— А я давно уже мясо не покупаю. У меня муж говорит, что скоро пешком все будут ходить. Цены на бензин тоже ведь растут. Скоро и проезд подорожает.

— Так на прошлой неделе подорожал.

— Опять подорожает. Я в газете прочитала.

К ним обернулся дед, на лице которого была неописуемая ярость.

— Вы чего, бабы, разнылись? — прошипел он. — Сказал же президент, что нужно потерпеть немножко. Что нам нужен прорыв.

— Сколько терпеть-то можно? Уже сил никаких нет.

— Самолёты ведь строят, — объяснял дед. — Вчера по телевизору показали чертежи нового боевого самолёта.

— Ой, старый. Кому нужен твой чертёж-самолёт? Он мне детей поможет прокормить? Или в школу их собрать?

— Тупая девка! — захрипел дед. — А если завтра страны запада на нас нападут? Тебе и школа будет не нужна! И дети твои будут рабами!

— А может, пусть захватят. Может, и морковь дорожать перестанет.

— Ах ты, поганка!

Дед вскочил с места и замахнулся тростью, но автобус резко остановился, после чего дед отлетел на три сиденья в обратную сторону.

Раньше на дороге была неглубокая лужа, скрывавшая кочку, на которой автобус просто подпрыгивал. Теперь дорогу размыло, и на месте лужи образовалась яма, куда провалилась передняя часть автобуса. Люди начали покидать салон. Мотя вышел через переднюю дверь и оказался по пояс в воде. Но жил он неподалёку, поэтому особо не переживал. На самом деле никто особо не переживал, поскольку подобное случалось часто.

Жил Мотя в двадцатипятиэтажном доме, который выглядел как огромная незавершённая стройка, у него даже фасад не был покрашен. Дом должен был быть светло-жёлтого цвета, но краску кто-то украл, а по документам дом приняли так, будто он покрашен. Некоторые строительные материалы украли строители, некоторые — даже не закупили, а краску и всё, что осталось, разворовали жильцы дома, чтобы сделать ремонт в своих квартирах.

Весь двор был заставлен машинами, даже там, где должна была находиться детская площадка, стояли чьи-то авто. Иногда за место приходилось бороться. Женщина с первого этажа стояла на парковочном месте и отгоняла желающих там припарковаться. Когда её пытались задавить, она ложилась на асфальт и раскидывала ноги и руки в стороны. Жильцы, которым места не доставалось, оставляли машины на дороге. Иногда они обнаруживали свои машины без колёс, но случалось и такое, что и вовсе не обнаруживали машин.

В подъезде дома был длинный коридор с множеством дверей, ведущих в тесные комнаты, где жили люди. Войдя в коридор, Мотя остановился. Возле одной двери стояли несколько десятков вооружённых бойцов ГНИЛ (гвардия наказания и ликвидации). Это элитное подразделение, борющееся с терроризмом и экстремизмом. Операция против террористов и экстремистов только началась. Сотрудники ГНИЛ приготовились. Сняли автоматы с предохранителей и спрятались за бронированные щиты. Один из бойцов со всей силы застучал ногой в дверь.

— Благоевский! Откройте дверь и выходите с поднятыми руками!

Дверь открылась. Двое бойцов силой вытянули оттуда хрупкую женщину, скрутили ей руки и прижали к стене. В квартиру бросили шумовую гранату, после громкого хлопка внутрь вломились несколько бойцов. Из квартиры сперва послышались истошные крики, а затем громкий детский плач.

— Это какая-то ошибка, — в слезах говорила мать, — мой муж умер несколько лет назад.

— Мы не за вашим мужем пришли. Ваш сын подозревается в распространении террористических, экстремистских материалов, дискредитирующих и оскорбляющих правительственные структуры.

— Это вы про картинку? — спросила сестра. — Про картинку, где изображён боец ГНИЛ с золотым унитазом на голове? Так это я ему показала, а он, наверное, другу своему отправил.

— Так. Значит, у нас тут соучастник объявился.

— Соучастник чего?

— Соучастник преступления. Вы разве не знаете, что законом запрещено дискредитировать работников правительственных структур? Вы отправили ему дискредитирующий материал, следовательно, являетесь соучастником. Наша работа — защищать людей от преступников. Уводите их.

Мотя слышал, как из квартиры выводили плачущего девятилетнего мальчишку и его старшую сестру. Мать в истерике ревела и одновременно пыталась успокоить арестованного сына.

— Вы защитники золотых унитазов! — не сдержав гнева, заорала сестра. — Защищаете своих хозяев. Бандитов и вор…

Один из бойцов ударил ей по ноге дубинкой. Девчонка завопила от боли. Мотя спрятался за стенкой, чтобы его не арестовали как соучастника. Он закрыл уши руками: слушать рёв было мучительно. Сотрудники ГНИЛ уходили, а женщина осталась лежать на полу и плакать.

— Фашисты! — закричала она им вслед. — Продажные твари!

Несколько бойцов развернулись, подбежали к ней, избили дубинками и поволокли по коридору следом за детьми. Мотя уже успел добежать до лестницы и подняться на этаж выше, чтобы из окна понаблюдать, как уезжают сотрудники ГНИЛ.

Так поступали со всеми, кого признавали террористами-экстремистами. Мотя знал, что лучше не стоять на пути ГНИЛ. Они без труда могли избить Мотю, а затем признать террористом-экстремистом, ведь он и так стоял на учёте как родственник диссидентов.

Вернувшись домой, Мотя решил принять горячую ванну. Вода из крана была с коричневым оттенком. Чтобы этого не замечать, Мотя добавил побольше пены. С коричневой водой можно было справиться только так (просто не обращать на неё внимания). Однажды кто-то из жильцов написал жалобу о том, что вода коричневая. На следующий день приехал председатель ЖУК (жилищное управление коммуникациями) и собрал жильцов.

— Разве это грязная вода?! — возмущался председатель. — Что это вообще за привычка такая, принимать ванну? Это там, на западе, они бултыхаются в собственной грязи. Как свиньи! Мы не такие! Мы должны быстренько принять душ, смыть с себя грязь и не жаловаться, что вода грязная. Поэтому прекращайте мне писать жалобы. В следующий раз буду считать это провокацией и направлю ваши жалобы во ВРАЛИ или сразу в ГНИЛ, пусть они разбираются.

Слова председателя не повлияли на воду, она продолжала течь с коричневым оттенком. Зато жалобы по этому поводу больше никто не писал. Как не писали жалобы по поводу того, что в здании нет лифтов или что оно не покрашено. На это председатель уже давал ответы. Он говорил, что лифтов нет, потому что они могут сделать людей слабыми, а это недопустимо, поскольку они должны быть сильными, чтобы противостоять западу. А дом не покрасили, чтобы западная разведка думала, что в здании никто не живёт, и не нанесла по нему ракетный удар. Любую жилищную проблему председатель ЖУК мог объяснить необходимостью противостоять западу. А каждого, кто хотел эту проблему решить, он предлагал объявить предателем.

После ванны Мотя сварил пару яиц, залил кипятком лапшу быстрого приготовления и намазал несколько кусков хлеба майонезом. Усевшись ужинать, Мотя прибавил громкость на телевизоре, лишь бы не думать о том, что увидел несколько минут назад.

Он переключал каналы, на которых транслировались развлекательные телешоу: музыкальные, танцевальные, комедийные. Разные телешоу, которые отвлекали людей от того, что они могли посчитать проблемой. Юмористы высмеивали западный образ жизни, эксперты критиковали западную политику, артисты рассказывали про западную безнравственность.

Мотя остановился на новостях. С телеэкрана выступала молодая женщина с тёмным загаром, длинными наращёнными ресницами, большой силиконовой грудью и накачанными губами. Это была министр туристической сферы по фамилии Маялевиш.

«Уважаемые коллеги, — читала Маялевиш с бумажки, выступая перед членами правительства. — Нам удалось провести ряд эффективных реформ. В медицинской сфере мы ввели налог на бесплатные лекарства. В сфере транспорта — налог на дороги и право ими пользоваться. Пришла пора принять реформы в области туризма».

Она подняла голову, чтобы проверить, слушает ли её кто-нибудь. На телеэкране не было видно, но на заседании члены правительства обычно играли в карты, показывали друг другу разные фотографии на смартфонах, а кто-то вовсе спал, устроившись на нескольких стульях.

«Мы знаем, что туризм является важной частью жизни нашего населения, — продолжила читать Маялевиш. — По решению президента, в рамках программы поддержки местного туризма билеты на самолёт за границу подорожали в несколько десятков раз. В связи с этим участились попытки несакци… ори… наво… не-санкци-ониро-ван-ного улёта».

Маялевиш с облегчением выдохнула.

«Люди забираются в деревянные коробки и пытаются вылететь под видом груза. Это уже несколько раз привело к тому, что они окоченели в самолёте на высоте. На большой высоте. Для защиты от подобной опасности было предложено ввести дополнительные льготы для местных жителей, путешествующих по территории нашей страны».

Маялевиш перевернула страницу.

«Таким образом, будет предусмотрена уплата налога за использование воздуха в горной местности, а также в любой другой заповедной зоне с чистым воздухом. То есть каждый человек будет обязан выплатить установленную сумму за право использовать ресурсы воздуха при въезде в заповедники, а также иные… В общем… это хорошие льготы».

Маялевиш начала перебирать бумаги. Пока она разбиралась со своей речью, на табло загорелись зелёные лампочки, означающие, что остальные члены правительства поддерживают её инициативу о введении «льгот».

Телевизор утомлял. Мотя вырубил его и подошёл к окну, чтобы увидеть там что-нибудь другое. Но всё было как раньше: двор, заставленный машинами, соседи, выпивающие до поздней ночи, и дети, спрятавшиеся за гаражами и распивающие украденную у родителей бутылку водки.

Чтобы хоть как-то развлечься, Мотя включил свой старенький компьютер. Новый достать было трудно, да и цены на них были огромными. Система охлаждения загудела, на мониторе постепенно появилось изображение.

Мотя решил воспользоваться мультимедийной универсальной сетью общественного развлечения (МУСОР). МУСОР предоставлял доступ к различным источникам информации, одобренным правительством. МУСОР содержал актуальные новости и развлекательные программы, которые не противоречили правительственным доктринам. МУСОР считался источником правды, знаний и просто полезной информации. Один из правительственных лозунгов гласил: «МУСОР в головах местных жителей сделает их правильными людьми».

Технология МУСОР не работала без доступа к интернету, поэтому пользователи могли заходить на иностранные сайты, правда, пользоваться ими не рекомендовалось (было запрещено). Если кто-либо открывал иностранный сайт, на мониторе он видел огромный красный баннер, на котором была надпись «ОСТОРОЖНО, ИНОСТРАНЩИНА!».

Размещением баннеров об иностранщине занимались сотрудники ВРАЛИ. На обложках иностранных книг было огромными буквами написано «ОСТОРОЖНО, ИНОСТРАНЩИНА». Когда в кинотеатре показывали иностранный фильм, над экраном горела яркая лампа с надписью «ОСТОРОЖНО, ВЫ СМОТРИТЕ ИНОСТРАНЩИНУ». Когда по радио играла иностранная музыка, в перерывах звучал голос, повторяющий «ОСТОРОЖНО, ВЫ СЛУШАЕТЕ ИНОСТРАНЩИНУ».

Иностранщиной считалась любая информация, противоречащая официальной политике, проводимой правительством. Предупреждающие надписи и сообщения об «иностранщине» были частью политики ВОР (вектор особого развития), согласно которой западная культура осуждалась и считалась недоразвитой, неприемлемой и безнравственной.

Главной задачей ВОР была популяризация ЧЛЕН (честь, любовь, единство, нравственность) среди ПЛЕБС (правильные люди единой братской солидарности). Детям со школы объясняли, что лучше быть ПЛЕБС и заботиться о ЧЛЕН, чтобы следовать по пути, который предписывает ВОР.

В каждом правительственном учреждении был герб с изображением трёхглавого зверя, похожего на свирепую свинью. На шее каждой головы был ошейник с надписью «ВОР», «ПЛЕБС», «ЧЛЕН». Каждый день Мотя приходил к зданию БРАК и смотрел на этот герб. Ему казалось, будто головы следят за ним, будто они не позволят ему сбежать на запад.

Он хотел сбежать. Много об этом думал. Но страх оказаться пойманным не позволил ему рискнуть. Мотя даже не знал, что именно с ним могут сделать, если он попытается совершить «несанкционированный выезд за границу». В квартиру соседского мальчишки бросили шумовую гранату за картинку в интернете, людей, которые обвиняли правительство в тотальной коррупции, признавали террористами и экстремистами. Если его поймают на границе, правительство может объявить его иностранным шпионом и приговорить к тюремному сроку.

4 Безнравственность должна стать болезнью, от которой нужно исцелять

В дверь кто-то постучал. Мотя испугался. Он подумал, что его могли видеть и пришли за ним, потому что он скрылся, — это могло вызвать ещё больше подозрений. Он подкрался к двери и посмотрел в глазок. В коридоре был виден силуэт соседа.

— Здарова, Мотя, — сказал сосед, когда перед ним открылась дверь. — Выпьем?

— Не помешает, — ответил Мотя и впустил соседа. — Сегодня день тяжёлый какой-то. Надо снять стресс.

Сосед заглянул в комнату и увидел включённый компьютер.

— Ого! — удивился он. — У тебя эта бандура стоит. Ты там осторожней лазай. А то медсестру помнишь с пятнадцатого этажа? Так она в интернете где-то оставила комментарий, мол, у неё зарплата низкая и в больнице они используют просроченные медикаменты.

— И что, посадили?

— Сажать ещё таких. Вздёрнулась эта дурочка. Нашли повешенной. Видимо, ей объяснили, что нельзя гадить в руку, которая тебя кормит.

Сосед вошёл на кухню.

— Ого! — опять удивился он. — У тебя ещё и телевизор есть? Хорошо живёшь.

— Компьютер для работы нужен.

Они сели за стол. У соседа с собой была бутылка водки, пластиковые стаканы и банка маринованных огурцов.

— А я со своей поругался, — жаловался сосед. — Решил я, значит, новым законом воспользоваться. Ну этот… как его… «О сохранении памяти предков».

— Я о таком не слышал.

— Ну это закон, по которому можно продлить срок задолженности. Ну, например, у меня долг на пятьдесят лет, а я продлил его на сто пятьдесят. Буду платить в два раза меньше и в три раза дольше.

— А если не доживёшь?

— Так по этому закону долг можно переписать на детей. Им когда двадцать лет исполнится, они будут платить. Так сказать, будут оплачивать еду, которую я им сейчас покупаю, одежду и всё остальное. Зато когда вырастут, будут здесь работать.

Они выпили.

— Мне в банке сказали, мол, у нас в конституции сказано, что дети обязаны заботиться о своих родителях. Вот и пускай заботятся о нас. И чтобы не думали мне на запад сбежать. Ну давай, за предков и будущие поколения.

Они выпили.

— И не уедут они! Цены на билеты такие, что сорок лет надо работать, чтобы уехать. Президент правильно сделал, что цены поднял. Жена мне знаешь что говорит? Что есть какая-то организация, которая беженцев товарным поездом вывозит. Давай, говорит, к ним обратимся и сбежим. А я говорю, что их там на органы продают. Здесь надо жить, а не по странам запада ездить! Любить надо родину, и тогда она тебя полюбит. Родину надо поднимать!

Они выпили.

— Жалко, конечно, что Благоевский помер. Нормальный был мужик. Мальчишку его в исправительный лагерь отправят, а жену с дочерью закроют или тоже на принудительные работы. Хотя, знаешь, Благоевский ведь тоже с гнильцой был. Всё жаловался на правительство, мол, они воруют целыми поездами и деньги на запад вывозят. Не доверял он президенту. Может, и хорошо, что помер.

Они выпили.

— И ничего президент не ворует. Он своё берёт. То есть наше. В общем, президент защищает нас. Он работает. Понимаешь? А мы всё жалуемся, что цены растут, зарплаты падают. Налоги постоянно поднимают. Ну ничего, скоро и мы заживём. Ещё чуть-чуть, и мы заживём. Знаешь, что я тебе скажу? Может, нам и не сладко живётся, зато на коленях не стоим перед западом. Давай за родину и президента!

Сосед подошёл к окну, чтобы закурить. Отодвинув шторы, он увидел двух молодых девушек, распивающих бутылку водки на лавочке.

— Мотя, тут вон девчата сидят, — сказал сосед с сигаретой в зубах. — Может, позовём? Скрасим, так сказать, мужскую компанию.

— Зови, — пробубнил Мотя, он был уже изрядно пьян.

Сосед поджёг сигарету и высунул голову в форточку.

— Девчата, — сказал он. — Пойдёмте к нам, у нас тут тепло и хорошо. А то вечер ведь уже, холодает, а вы сидите одни и на лавочке.

— А чего не пойти-то? — раздался хриплый голос снаружи. — Сейчас придём. Ты не боишься?

— Чего нам бояться? Мы уже пуганые. Давайте, заходите.

Спустя несколько минут за кухонным столом сидели Мотя, его сосед и две девушки, которые принесли с собой половину бутылки водки и бутылку лимонада. Девушки недавно окончили школу, но на лицах у них виднелась лёгкая опухлость от пьянства, а в голосе слышалась осиплость.

— Ну что, будем? — сказал сосед и протянул стакан. Остальные ударили по нему и выпили. — Давайте, девчата, рассказывайте. Чем вообще занимаетесь? Чего праздновали на лавочке?

— Молодость хороним, — ответила одна из них, закурив сигарету. — Школу закончили и не знаем, чем заняться.

— Это вам по сколько лет?

— Мне двадцать, подруге двадцать один. Мы просто на второй год оставались несколько раз. Так справку получить проще, чтобы в армию не идти.

— Получили справки? — со злобой спросил сосед.

— Получили. Можем показать.

— Это вы, значит, родину защищать не хотите?! И детей не хотите рожать?!

Он ударил по столу.

— Моя жена пятерых уже родила. Да, в армии она не служила. Да, родила от разных мужиков! Зато носит почётное звание героической матери. Я когда в армии служил, у нас такие, как вы, трёх дней не могли продержаться. Кто-то в петлю лез, а кто-то сбежать пытался, таким вообще худо было. Я три года отслужил! У меня ордена есть!

— Ты чего разорался? — перебила одна из них. — Ты нас погреться позвал или орденами похвастаться?

Он опять по столу ударил.

— Тебя кто так со старшими научил разговаривать?

— Ой, всё понятно. Мы, короче, ушли.

Девушки даже согреться не успели, схватили со стола бутылку с водкой и лимонад и стремительно направились к выходу.

— Вот и валите отсюда! — кричал им вслед сосед. — Можете бежать на запад свой! Чтоб вы все сдохли там!

Когда дверь с грохотом захлопнулась, сосед выпил очередной стакан, после чего вырубился прямо на кухонном столе и громко захрапел. Мотя лёг в своей комнате. Компьютер был включён. Иногда на всех работающих компьютерах автоматически включалась технология МУСОР, и начиналось правительственное вещание. Его можно было вырубить, но Мотя был слишком пьян, чтобы встать с кровати.

В комнате звучал женский голос, рассказывающий о результатах последних выборов, которые опубликовал центральный избирательный регистрационный комитет (ЦИРК).

«Накануне ЦИРК напомнил, что на прошлых выборах президент набрал более девяноста процентов голосов. По мнению экспертов, на грядущих выборах ожидается свыше ста процентов голосов. Мы с уверенностью можем согласиться с мнением экспертов и надеемся, что президент одержит безусловную победу. Стоит отметить, что, согласно социологическому опросу, большинство местных жителей — сторонники того, чтобы отменить выборы и назначить президента на пожизненный срок. Далее в эфире прозвучит предвыборная речь президента и поздравление местных жителей с грядущим праздником ДНО — днём нравственности общества».

Президент никогда лично не озвучивал свою речь, он даже не приходил на дебаты, когда их организовывали. Но дебаты были запрещены много лет назад — по мнению правительства, они противоречат демократическим ценностям. Иногда позицию президента представляли президентские организаторы ценностей (ПОЦ). И в этот раз перед выборами один из них выступал по радио.

«Нас объединяет ДНО, — говорил ПОЦ. — ДНО напоминает, что мы должны бороться за ЧЛЕН. Мы определились с вектором особого развития, и путь наш понятен. ВОР указывает правильное направление, а суверенитет никому не позволено нарушать. Запад давно уже позабыл о ценностях ЧЛЕН. Они утопают в безнравственности. Они пытаются учить нас жить, но забывают, что сами жить не умеют. ДНО в очередной раз сплотит нас и подтвердит наше единство. ЧЛЕН сделает нас сильнее и мудрее. Многие предали нашу родину и сбежали в западные страны. Но мы не должны поддаваться на провокации. Мы должны любить нашу родину. Мы должны бороться за ЧЛЕН! С наступающим праздником, с днём нравственности общества».

В день нравственности общества (ДНО), с которым поздравлял ПОЦ, праздновалась независимость от остального мира (в основном от запада), а также этот день был официальным днём одной из основных правительственных доктрин — ЧЛЕН, согласно которой люди обязаны были взращивать в себе Честь, Любить президента и правительство, быть Едиными, несмотря на различия, и передавать Нравственность потомкам. Этот день объявлялся выходным.

День нравственности общества нужен был для того, чтобы вектор особого развития напоминал правильным людям единой братской солидарности про честь, любовь, единство и нравственность. Чтобы сэкономить место на табличках, эта формулировка записывалась так: «ДНО для того, чтобы ВОР напоминал ПЛЕБС про ЧЛЕН».

Мотя проснулся от звука будильника и неохотно встал с кровати. У него был выходной, но он должен был отправиться на ДНО и принять участие в шествии ПЛЕБС.

Мотя вышел на кухню, чтобы выпить стакан воды, и обнаружил, что соседа нет. К его удивлению, телевизор тоже куда-то пропал, хотя Мотя отчётливо помнил, что тот стоял на шкафу для посуды. Разбираться с этим не было времени — Мотя спешил на ДНО.

В подъезде он встретился с соседом. Тот сидел на ступеньках, курил и пил пиво из стакана.

— Здарова, Мотя, — пробубнил он.

— Привет. Ты куда пропал?

— Так я ночью проснулся и ушёл, чтобы тебе не мешать.

— Случайно не знаешь, куда телевизор с кухни делся?

— Так ты же мне его вчера подарил. Сказал, что у тебя ещё компьютер есть. Забыл, что ли?

Мотя отчётливо помнил минувший вечер. Он точно знал, что не отдавал телевизор, но потребовать его обратно у него не хватило смелости.

Сосед смотрел на него хитрыми глазами и продолжал врать:

— Жена так обрадовалась твоему подарку, что даже простила меня. Утром пива мне принесла за такую добычу. Ладно, пойду к семье.

Он плюнул на окурок, положил его в пепельницу и ушёл. Мотя поспешил на ДНО. На лавочке возле подъезда в обнимку лежали две молодые девушки, те самые, что ушли от них прошлым вечером. В этот раз они были только в нижнем белье. Рядом с лавочкой стояла допитая бутылка водки и бутылка виноградного лимонада.

Толпа людей шла по центральной улице города. Мотя держал часть огромного транспаранта, на котором было написано: «Честь себе! Любовь президенту! Единство всем! Нравственность потомкам!» Другие люди несли транспаранты с надписями: «Мы рады быть ПЛЕБС», или «ПЛЕБС выбирает ЧЛЕН», или «ВОР приведёт нас к светлому будущему», или «ДНО — это ВОР, ДНО — это ЧЛЕН, ДНО — это ПЛЕБС, ДНО — это мы».

Шествие двигалось по проспекту Развития в сторону площади Стабильности. В кузове грузовика, возглавлявшего шествие, ехала престарелая женщина, организующая правительственную агитацию, и кричала в громкоговоритель:

— Нам не нужны технологии запада, отравляющие нравственность наших детей. Нам не нужны их знания, подрывающие любовь к президенту и правительству! Мы не нуждаемся в их помощи, ибо наша честь не позволит прикоснуться к их грязной протянутой руке, которой они пытаются запачкать нас! Мы едины, мы есть друг у друга, и в этом наша главная особенность. Пока страны запада ослеплены роскошью, которой они разделяют своих граждан, мы…

Грузовик заглох и постепенно начал останавливаться. Водитель поворачивал ключ зажигания, но грузовик не заводился. Несколько мужчин и женщин стали медленно толкать машину.

— Вот, дорогие друзья, это мы! — приговаривала престарелая женщина, организующая правительственную агитацию. — Мы вместе тянем эту непосильную ношу. Мы вместе справляемся с трудностями и не ждём помощи. Только ЧЛЕН! Только ЧЛЕН! Только ЧЛЕН!

Толпа следом за женщиной громко скандировала: «Только ЧЛЕН!» ПЛЕБС ненавидели запад, ненавидели роскошь и были сторонниками исключительно нравственных ценностей. Правильные люди были рады прийти на ДНО и отпраздновать очередную победу. ВОР — это победа над безнравственностью. ЧЛЕН — это победа над роскошью и одновременно победа над бедностью. Однажды правительство объявило, что бедность полностью побеждена. Бедностью было признано состояние, при котором правильный человек не мог себе позволить хотя бы один приём пищи в день. Люди не голодали настолько сильно, чтобы считаться бедными, а значит — бедность побеждена.

ПЛЕБС праздновали победу, о которой только говорили. Победа над плохими дорогами — это правительственный проект по строительству телепорта. Победа в области здравоохранении — это вера в бессмертие.

Шествие ПЛЕБС длилось несколько часов. Толпа правильных людей дошла до площади Стабильности, в центре которой возвышалась огромная статуя президента. У ног статуи стояли грузовики, из которых раздавали бесплатные праздничные наборы.

Люди получали пачку витаминизированных макарон и кланялись статуе. Несмотря на давку, Мотя тоже смог получить одну упаковку, на которой было написано «Наши макароны в форме зверюшек, а витаминов в них гораздо больше, чем в мясе». Вместе с макаронами он получил бутылку водки и коробочку леденцов «шоколадный глаз», на которой было написано: «Шоколадный глаз порадует вас, на проблемы ты забей, оближи его скорей».

Затем люди расходились по разным заведениям, в которых проходили праздничные мероприятия. Большинство из них направлялись в кинотеатры, где сегодня можно было приобрести билет с большой скидкой. В день нравственности общества в кинотеатрах показывали художественные фильмы про победу в возможной войне с западом, про достижения в космической отрасли, про спортсменов, которые побеждают всех с огромным преимуществом.

Ближе к вечеру на улицы выносили изъятую технику, произведённую в западных странах и потому запрещённую. Компьютеры, телефоны, телевизоры и прочее складывали в огромные кучи, обливали бензином и поджигали. Вокруг огромных костров ПЛЕБС водили хороводы и пели песенки.

— Гори-гори ясно, чтобы не погасло, только наша техника выглядит прекрасно.

«Наша техника» — это такая же западная техника, только с изменёнными логотипами и переписанными инструкциями.

Мотя брёл по улицам, заполненным едким дымом. Он направлялся на праздничное добровольное обязательное заседание КУНИ. Он ненавидел это агентство, потому что оно напоминало ему о жене. Но ходить туда он был обязан.

КУНИ был интересен женщинам, поскольку там можно было получить отсрочку от армии. На собраниях они должны были найти себе мужа среди других членов и посетителей этого управления. Некоторые женщины проявляли интерес к немногочисленным представителям противоположного пола, а когда дело доходило до чего-то серьёзного, говорили, что подумают.

На собраниях КУНИ иногда приходилось сталкиваться с ИППП (источник правды, переносимый писателем). Здесь выступали писатели, рассказывающие о своих книгах, в которых художественно описывалась красота концепций ВОР, ПЛЕБС и ЧЛЕН.

В тот вечер за стойкой стоял полноватый мужчина. Ему было около сорока, но из-за пристрастия к курению и алкоголю он выглядел гораздо старше. Лысина была небрежно прикрыта волосами с боков.

— Добрый вечер, — сказал он. — Я писатель, моя фамилия Цукаевский. Вы и так прекрасно знаете. Недавно я был награждён президентской премией. И представьте, когда я взглянул в чистые глаза президента, я увидел перед собой прообраз идеального человека. После нашей встречи я долгое время пребывал в некоем нескончаемом блаженстве. Я не то чтобы хвастаюсь встречей с президентом, просто хотелось начать наше общение с чего-то хорошего.

Куратор громко похлопал в ладоши. Остальные зааплодировали следом.

— В моей новой книге, которую я назвал «С запада повеяло гнилью», рассказывается о простом парне, который сбежал на запад и превратился в ходячий труп. Он вроде бы живой, но все человеческое в нем стало умирать. Он тоскует по родине, но западная пропаганда заставляет его ругать правительство, ругать президента. Его заставляют жрать с помойки, а затем фотографируют в красивом доме и отправляют эти фотографии родственникам, чтобы подразнить их и ввести в заблуждение.

Молодая девушка подняла руку.

— А в вашей книге есть любовная линия? — спросила она.

— Хороший вопрос. Собственно, любовная линия и подтолкнула его сбежать на запад. Просто в нашем нравственном обществе не принято говорить вслух о такой любви. Прошу прощения, это даже любовью назвать нельзя. Это больные позывы, потому мы и заковываем эту проблему в язык литературный. Там, на западе, это давно в норме.

— У них там безнравственность! — заявила пожилая женщина.

— Правильно. И главный герой понимает это, лишь оказавшись там. Ещё он понимает, как нелегко приходится семьям членов правительства, которые там живут и учатся. Прочту вам один отрывок.

Цукаевский открыл книгу и начал читать вслух:

— «Раньше я презирал их за то, что они могут себе позволить жить на западе, а я нет. Но теперь я им глубоко сочувствую. Пока наши дети отдыхают, получают бесплатное образование, они выполняют на западе важное правительственное задание. Они живут и учатся там не просто так, они изучают западный мир, чтобы защитить нас от этой грязи».

— Они маленькие герои! — твёрдо заявила пожилая женщина. — Это они с президента берут пример. Всё для страны! Вот молодцы! Нужно им всем медали дать, когда они вернутся.

— Главный герой не находит себе места на западе, и, поскольку вернуться обратно уже нельзя, он просто погибает там, а его тело отвозят на свалку и оставляют среди мусора, чтобы он гнил, а с запада повеяло гнилью.

Куратор опять громко похлопал в ладоши. Цукаевский перевернул страницу и, подняв палец, прокомментировал:

— Сегодня праздник ДНО. И вот что по этому поводу сказал главный герой: «Меня тянет на ДНО, на этот удивительный праздник всего самого лучшего на этом свете: ЧЛЕН и ВОР».

Молодая девушка подняла руку.

— Слушаю вас, — сказал Цукаевский.

— У меня вопрос, — начала девушка. — Во всех своих книгах вы пишете о том, как плохо живёт запад и что он угрожает нам. В последней своей книге под названием «С запада доносится буря» вы рассказывали про войну, которую развязали западные страны, обвиняя друг друга в том, что они крадут пчёл. Вот вы со своей семьёй живёте на западе. Скажите, они тоже выполняют важное правительственное задание? И что это за задание, если не секрет?

— Посмотрите на неё, — возмутился Цукаевский. — Это пример самого настоящего провокатора. Разве я хоть слово плохое вам сказал? Вы говорите о моей семье. Да что вы знаете про мою семью? Да и вообще, я не собираюсь обсуждать с вами свою семью.

— Я задала простой вопрос, — настаивала девушка. — Я просто хочу знать, почему вы живёте на западе, а нам рассказываете, как там плохо?

— Разве сейчас я на западе? Я стою среди вас, такой же, как и вы, один из правильных людей. И я рассказываю вам, как нужно любить свою родину. Место, где вы получили самое драгоценное, — вашу жизнь.

— Вы так и не ответили на мой вопрос.

— Да что ты пристала к человеку? — вмешалась злая старуха. — А ну пошла вон отсюда, собака грязная!

Некоторые слушатели поддержали старуху и начали громко возмущаться. Девушка не выдержала давления и торопливо покинула КУНИ. Мотя посмотрел ей вслед и вспомнил жену: она была такой же смелой.

Дальнейшая презентация книги проходила довольно скучно, некоторые даже заснули. После мероприятия каждому досталось по несколько экземпляров книги и по бутылке водки. Водку открыли прямо в управлении и начали праздновать. Тогда уже было не до сна. После нескольких стаканов люди стали гораздо веселее. Цукаевский напился, встал на стул и начал громко читать отрывок из своей книги.

— «Здесь всюду гниль, — рассуждает главный герой. — Здесь грязь и мерзость. Я будто поселился в болоте, в трясине, которая меня засосала. Как жаль, что нет пути назад. Я готов встать на колени перед президентом, лишь бы мне позволили вернуться. Я наслушался западной пропаганды про хорошую жизнь и приехал сюда. Но здесь я не нужен. К сожалению, я здесь умру. Я хочу, чтобы вонь моего гнилого, поганого тела отпугнула всех, кто хочет сюда сбежать. Когда я умру, я буду жалеть, что я не ПЛЕБС, следовавший по пути, который предписывает ВОР, но, несмотря на это, несмотря на то, что я подло сбежал, на устах моих будет ЧЛЕН».

Мотя выпивал и закусывал вместе с остальными. Цукаевский надел на голову собственную книгу, будто крышу от домика, и начал бить себя рукой в грудь. Когда толпа читателей была уже изрядно пьяна, они добрались до красного зала, где хранились книги западных авторов.

ПЛЕБС бросали книги в костры с горящей техникой, ликовали и снова ходили хороводом вокруг огромного пламени. Прохожие присоединялись к толпе и тоже бросали в пламя книги. Мотя стоял в сторонке с мужиками и пил с ними водку из пластикового стаканчика. Закусывали сухими витаминизированными макаронами прямо из пачки и конфетами «шоколадный глаз».

Мотя был одинок даже среди ликующей толпы, сжигающей западные книги. Он много пил в тот вечер, лишь бы прогнать мысли. Не думать о родителях, которые давно уехали, не вспоминать жену. Забыть про начальника, который заставляет подписывать документы.

Родители и жена уехали от правительства, чтобы не видеть то, что творится вокруг. Но правительство дало Моте шанс. Дало образование и возможность работать. Работники КУНИ каждый месяц присылали напоминание об этом. Мотя не хотел думать, он просто хотел выпить побольше и обо всём забыть, хоть ненадолго.

5 ОПГ решает

Утром Мотя с трудом открыл глаза. Будильник верещал так, что его звук причинял боль. Слишком уж много Мотя выпил накануне. Подняться с кровати казалось невозможным. Но Мотя должен был совершить этот героический поступок, одеться и отправиться на работу.

Спустя двадцать минут Мотя стоял на остановке, но героем себя не чувствовал. Он чувствовал, что ему холодно и больше всего на свете хочется вернуться домой и спрятаться под тёплым одеялом. Автобуса долго не было, а дырявые стальные стенки остановки не могли спасти от пронизывающего ветра.

Когда автобус всё же подъехал, в него бросилась толпа замёрзших людей. Их оказалось так много, что задняя дверь не могла закрыться.

— Вдохните поглубже! — закричал водитель. — Отожрались как свиньи, автобус даже поехать не может.

Дверь с трудом закрылась, автобус тронулся. Многие пассажиры праздновали накануне и обильно выпивали. Они, как и Мотя, страдали от похмелья. Один мужичок умудрился привязать себя к поручню, повис на нём, закрыл глаза и свесил голову.

Окна запотели от образовавшегося в салоне облака перегара, которое никто не видел, но каждый ощущал. Автобус ехал по разбитой дороге, его подкидывало и трясло, от этого аттракциона женщину сзади стошнило. К аромату перегара добавился аромат испражнений её желудка.

На работе Мотя надеялся передохнуть от тяжёлой поездки. Но стоило ему присесть, как из-за приоткрытой двери раздался гнусавый голос заместителя начальника:

— Хозяин сказал, чтобы ты ехал проверять детский сад.

— Я только пришёл, — возразил Мотя. — Детский сад — его объект. Я даже проект не видел. Что я там буду проверять?

— Хозяин заболел. Сказал, что ты должен его сегодня принять. Давай, иди.

— Машина хоть готова?

— Служебная машина у хозяина на даче. Езжай на автобусе.

Опять остановка, долгое ожидание автобуса и ещё более долгая дорога к неизвестному детскому саду. Начальник Моти приказал не вмешиваться в проектирование и строительство этого объекта. Порсусукиф иногда лично курировал объекты. Когда строительство завершалось, у него появлялась либо новая машина, либо новая квартира. Мотя ничего не знал о его объектах, как и о том, на который ехал.

Поездка длилась два часа. В салоне уже никого не было. Только Мотя и водитель, разговаривающий с радио.

— Что там у нас? — приговаривал он, прибавляя громкость радиоприёмника.

«Членами ЦИРК было утверждено право последнего голоса. Согласно этому закону, местные жители, умершие не позднее сорока дней до начала выборов, смогут принять участие в голосовании. В ЦИРК сообщили: „Их тела будут помещаться на вращающийся стол, а затем раскручиваться. Фотография кандидата, рядом с которой остановится голова усопшего, будет считаться его выбором“. Процедура последнего голоса будет реализована в закрытом режиме. Право последнего голоса прокомментировал глава ассоциации независимого демократического общества наблюдателей».

«Вот запад. Давайте не будем забывать, что запад — не просто запад. Как когда-то выразился профессор Шмонькис: „ЗАПАД — это заграничный альянс, противодействующий абсолютной демократии“».

«Стоит отметить, что сегодня учёные говорят о противодействии авторитарной демократии, а не абсолютной».

«Спорить я с вами не буду. Не стану очернять память о профессоре Шмонькисе. Но, по моему мнению, этот во всех смыслах великий учёный ответил бы гениально и просто. Он бы сказал, что авторитарная демократия — это абсолютная демократия».

«Действительно гениально».

«Поэтому и последнее право голоса, и дополнительные голоса для беременных женщин, и даже право голосовать, которым наделены служебные собаки, — всё это очередное доказательство того, что в нашей стране царит не просто какая-то демократия, вроде западной. У нас — СУПЕРДЕМОКРАТИЯ! Абсолютная демократия!»

Водитель автобуса с одобрением кивнул и добавил:

— Всё правильно говорит, супердемократия.

«Хочу подчеркнуть, что абсолютная демократия даёт нам право унижать меньшинства и разного рода неправильных людей. Это им нужна любовь, свобода слова и честные выборы. У нас тоже есть такие, как они, любители запретной любви, их не более двух процентов. Те самые два процента дерьма, которые постоянно воду мутят. Остальным же нашим людям, а именно достопочтенным ПЛЕБС, нужны ВОР и ЧЛЕН. Они ведут нас в правильном направлении, а последнее право голоса тому доказательство».

«Трудно не согласиться».

«А ещё я хочу обратиться к этим самым двум процентам. Много лет назад мы разбили экстремистское формирование, выдающее себя за активистов, борющихся с коррупцией. Мы посадили главного террориста в тюрьму и запретили называть его фамилию вслух. Мы запретили ему называть его имя. Любой, кто посмеет противостоять нам и будет потакать западу, последует за ним. Мы можем отнять у террористов всё, даже их фамилии. В этом и есть суть абсолютной демократии».

Добравшись до места, Мотя был удивлён, увидев огромное трёхэтажное здание с неоновой вывеской «ДетСад». Оказавшись внутри, Мотя понял, что это не детский сад, а торговый центр. В разные бутики завозили товар и готовились к открытию, хотя здание даже не было сдано в эксплуатацию.

Мотя разложил документацию на подоконнике и убедился, что по документам должен был быть построен детский сад. Проект был разработан для детского сада, деньги выделены на детский сад, а построили торговый центр. Мотя на всякий случай обошёл вокруг здания, но не нашёл других сооружений, похожих на детский сад.

Он уже собирался возвращаться в управление, чтобы подтвердить, что в документах ошибка, но его остановил полноватый мужчина, одетый в чёрный костюм.

— Ты чего тут лазишь? — грубо спросил он.

— Детский сад ищу, — неуверенно ответил Мотя. — Вы случайно не знаете, тут нигде поблизости детский сад не строят?

— Тебе зачем?

— Я должен проверить здание. Я инженер БРАК.

— Тебя Порсусукиф прислал?

— Да, начальник БРАК.

— Так пошли быстрей, подпишешь бумаги, мы тебя ждём с утра.

— Мне сначала детский сад нужно найти.

— Вот детский сад! — заявил мужик, показав на торговый центр. — Не видишь, что ли, что написано «ДетСад»?!

— Это не детский сад, — возразил Мотя. — Больше на торговый центр похоже.

— Говорят тебе, детский сад — значит, детский сад, — настаивал мужик. — Тупой, что ли?

Мотя развернул лист с проектом и показал мужику, но тот даже смотреть не стал. Смял его и бросил в лицо Моте.

— Ты чего тут бумагами размахиваешь?! — заорал мужик. — Бумагами хочешь помериться? На, держи.

Он достал из пиджака удостоверение и развернул его. Внутри блеснула позолоченная надпись «ОПГ». Увидев удостоверение, Мотя перевёл взгляд на суровое лицо его владельца. Мотю накрыл ужас, который он испытывал во времена, когда люди из ОПГ признавали землю его бабушки правительственной территорией.

— А что мне делать? — в недоумении спросил Мотя.

Мужик наклонился к нему и заорал:

— Иди бумаги подписывай!

Мотя, не раздумывая, направился с мужиком в кабинет, чтобы подписать документы о приёме. Было очевидно, что здание построено с нарушениями: из стен торчали оголённые провода, которые должны были подключаться к светильникам. Видимо, светильники не установили либо установили только по документам. Тогда Мотя не хотел даже думать об этом, он хотел поскорее уйти, лишь бы не связываться с людьми из ОПГ. Дрожащей от страха рукой он подписал все документы, после чего здание, спроектированное как детский сад, считалось пригодным для эксплуатации.

— Всё? — спросил Мотя, положив ручку на стол.

— Ну если подписал, значит, всё, — ответил мужик.

— Значит, я могу идти?

— Иди.

— Ко мне никаких претензий нет?

Мужик похлопал Мотю по щекам и ехидно улыбнулся.

— Хороший мальчик, — приговаривал он. — Не бойся. Всё хорошо. Я твоему начальнику скажу, чтобы тебя поощрили. Теперь иди отсюда.

Мотя поторопился на остановку, будто убегая от свирепого зверя. По дороге раздался телефонный звонок. Звонил Порсусукиф.

— Ало, — неуверенно пробормотал Мотя.

— Пиписов! Ты молодец. Работу свою знаешь. В общем, сегодня можешь взять выходной. Отдохни от праздника. Ты, короче, заслужил. Всё, давай.

Остаток дня Мотя должен был потратить на дорогу до работы. Но поскольку теперь у него выходной, он потратил его на дорогу домой. В автобусе он постоянно оглядывался, чтобы убедиться, что за ним не следят люди из ОПГ.

Даже возвращаясь домой, он думал, что ему что-то угрожает. Ведь он усомнился в правильности построенного «детского сада», и только факт того, что он задумался, вызвал гнев у представителя ОПГ. Мотя не хотел с ними связываться, он хотел поскорее вернуться домой.

Ещё больше он хотел совсем убежать, чтобы больше не выслушивать, как жирный Порсусукиф угрожает уволить его за то, что он пытается устранить замечания в построенных конструкциях. Чтоб сотрудники ВРАЛИ не смотрели на него, будто голодные собаки, чтобы ему не приходилось озираться и думать, не следят ли за ним люди из ОПГ или какой-нибудь другой правительственной организации. Мотя хотел сбежать, но он боялся.

6 Неугодные должны пройти через АНУС

Добравшись до дома, Мотя обнаружил, что возле его подъезда собралась толпа. Большинство из собравшихся были представителями главного отряда президента (ГОП). Этот отряд состоял в основном из пенсионерок. Они отнимали у школьников западную технику, демонстративно рвали и сжигали западные книги. Иногда они собирались толпой, надевали коричневые футболки с изображением трёхглавого зверя, похожего на свинью, и отправлялись на поиски провокаторов.

Судя по крикам, у подъезда что-то происходило. Мотя решил выяснить, он подошёл к толпе и увидел, что люди собрались вокруг парня, сидевшего на асфальте. Парень был побит, руки у него были связаны.

— Разве вы не понимаете, что вас обманывают? — говорил он, глядя на толпу. — Они разворовывают нашу страну, а нам рассказывают сказки. Вчера посадили в тюрьму людей, которые рассказывали про коррупцию, про тотальное воровство. Но их признали террористами. Это же безумие!

— Сам ты безумие! — ответила толстая пожилая женщина с фиолетовыми волосами. — Насмотрелся своих интернетов и глупости теперь говоришь. А может, ты западный шпион? Специально нас выводишь из себя.

— Провокатор! — крикнул из толпы пьяный мужик и плюнул в беззащитного парня.

— Не надо. Мы не такие! Мы правильные люди, и поступать мы будем правильно! Сейчас приедут специальные службы. Пускай они разбираются, почему какой-то дурачок ходит по нашему подъезду и листовки раздаёт.

— Я же как лучше хотел, — оправдывался парень. — Чтобы вы задумались о том, что происходит в нашей стране. Ведь нужно что-то делать. Посмотрите, что творится. Даже мясо в магазинах не продают. Потому что у нас денег нет на него. Все полки заставлены витаминизированными макаронами. Нам предлагают жрать макароны и запивать их водкой…

— Всё у нас нормально! Машин вон сколько во дворе стоит! Значит, есть у людей деньги! Если президент сказал, что у нас всё в порядке с коррупцией, значит, у нас с ней всё в порядке. Лучше бы работать шёл, а не разносил бумажки свои!