Бесплатный фрагмент - Бал виновных

Бизнес — жестокая игра. Здесь слабый погибает.

(Артур Конан Дойл, «Архив Шерлока Холмса»)

Глава 1. Возвращение сеньориты Альбы

На кухне отеля «Гарсиа» как всегда все шумело, кипело и звенело. Кухарки крутились у плиты, шустрые официанты разносили завтраки для клиентов, а горничные проносились мимо дверей с охапками накрахмаленных скатертей и салфеток.

— Не отвлекайтесь, а то до конца жизни будете работать без выходных! — неизвестно кому пригрозила строгая экономка донья Валенсия. Так она тешила свое самолюбие, ведь здесь, в крыле для персонала, она могла командовать, как ей хотелось. Разумеется, ее приказы не должны были противоречить приказам дона Игнасио, хозяина отеля.

— Не командуйте моим официантам! — возмутился старый дворецкий дон Мигель. Единственным минусом для доньи Валенсии было то, что командовать в крыле для персонала она могла только вместе с дворецким.

— Если бы вы лучше за ними следили, я бы не командовала, дон Мигель! — парировала экономка.

— Что здесь происходит?! Валенсия, Мигель, если вы будете препираться друг с другом, то я уволю вас обоих! — воскликнул внезапно появившийся на кухне дон Хоакин, младший сын хозяина отеля. — С минуты на минуту приедет моя дочь сеньорита Альба, и я хочу, чтобы немедленно подготовили ее комнату.

— Все будет сделано, дон Хоакин. Сейчас же отправлю туда горничных, — заверила донья Валенсия, чуть пристыженно опустив голову, словно она была ребенком, на которого накричал отец. А ведь дон Хоакин годился ей в сыновья! — С вашего позволения, — произнесла она и удалилась.

Дон Мигель учтиво кивнул дону Хоакину и отправился в ресторан, чтобы следить за своими официантами.

Однако за одним он все-таки не уследил. Иван Эррера прятался за дверью и подслушивал, а после, радостный, рванул наверх, к комнатам клиентов, где сейчас работал его лучший друг.

— Йон, Йон! — громко позвал Иван, увидев друга, выкатывавшего официантскую тележку из чьего-то номера.

— Чего ты так кричишь, хочешь, чтобы нас уволили?! — возмутился тот.

— Я просто радуюсь!

— У тебя ещё остались силы радоваться?

— Сейчас скажу кое-что, и ты тоже будешь радоваться! Я только что слышал, как дон Хоакин сказал, что сегодня приезжает сеньорита Альба!

Глаза Йона вдруг загорелись, а сердце в груди взволнованно забарабанило.

Сегодня? Неужели! — подумал он, но тут же взял себя в руки и затушил внезапно возникшую радость.

— И что с того? — безразлично бросил Йон и толкнул тележку, отправившись в сторону лестницы для обслуги.

Иван, озадаченный, несколько секунд смотрел на удаляющегося друга, а после догнал его, желая выяснить, почему тот так странно отреагировал на это радостное известие.

— Ты не рад? — спросил он.

— Почему я должен быть рад? — холодно переспросил Йон.

— Ну как? Сеньорита Альба же наша подруга с самого детства! Мы несколько лет ее не видели.

Йон с грохотом остановил тележку. Было видно, что он нервничает или даже злится, но Иван не мог понять, отчего у него возникли такие странные чувства.

— Она никогда не была нашим другом и никогда им не станет, — серьезно изрек он. — Посмотри на нас, а потом на нее. Мы обслуга, а она сеньорита, внучка владельца отеля. Между нами дистанция в барную стойку, и эту дистанцию нам не преодолеть никогда.

— Что ты несешь? Она хороший человек. И если ты думаешь, что она будет обращаться с нами как с прислугой, то ты ошибаешься.

— Откуда нам знать, что вернется именно та Альба, которую мы запомнили, — горько произнес Йон и покатил тележку дальше, с силой сжимая металлическую ручку.

Когда он спустился вниз с грязной посудой, то остановился у дверей в кухню и прислонился спиной к стене, крепко зажмурив глаза. Новость о приезде Альбы все в нем перевернула. Столько лет ее не видеть! Какая она теперь? Осталась ли она такой же доброй, понимающей и искренней, какой была до отъезда на учебу? Или большой город ее изменил? Что если сегодня перед ними предстанет совершенно другой человек? Ответы на эти вопросы можно получить, только встретившись с ней лично. Но он теперь официант, а она — взрослая сеньорита. Что подумает общество, если увидит, как официант говорит с сеньоритой о чем-то помимо кухни и качества еды?

— Сынок, тебе не хорошо? — раздался голос кухарки Кристины Ривас.

— Нет, мама, не беспокойтесь, — опомнился Йон и прошёл в двери, оставив посуду около раковин.

Тяжело будет снова увидеть Альбу, его первую и, наверное, единственную любовь. Тяжело любить человека, с которым невозможно будущее. Но что он может с собой поделать? За эти годы любовь к Альбе никуда не делась. Она продолжала терзать его душу, игнорируя здравый смысл.

— Вергара, не стойте истуканом, идите да обслужите клиентов, раз вам нечем больше заняться, — произнес дон Мигель, вытолкнув Йона в ресторан, где за столами сидели элегантные клиенты и клиентки в твиде и кружевах.

Среди вороха дорогих одежд Йон выловил взглядом один единственный костюм серебристого цвета. Быть может, он бы не привлек его внимания, если бы не был надет на девушку. Вот же странность — какая-то сеньорита ходит в брюках! Эта неординарная особа сидела за столом вместе с доном Хоакином, доньей Адрианой и сеньором Лукасом и разрезала серебряным ножом внушительный кусок мяса. Йону понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, что эта девушка — Альба. Такая взрослая, статная и совсем не похожая на ту темноволосую девчушку в белом платье, что играла с ним во дворе.

Он смело направился к столику, желая подлететь к Альбе и заключить её в объятия, но вовремя умерил свой пыл. Он официант, а вся эта семья — хозяева отеля. Последствий не разгребешь.

— Официант! — раздался такой до боли знакомый голос.

Йон не смог вымолвить и слова, лишь вежливо склонил голову, как бы показывая, что он готов выслушать все пожелания сеньориты, но никто на него даже не взглянул.

— Принесите мне липовый отвар.

— Сестрёнка, ты, что ли, заболела? — поинтересовался сеньор Лукас.

— Горло немного болит.

— Наверное, стоит вызвать врача? — предложил дон Хоакин, обеспокоено взглянув на дочь.

— Не нужно, папа, ничего серьёзного.

— Уверена?

— Абсолютно.

— Если почувствуешь себя плохо, то сразу сообщи нам, — вмешалась донья Адриана. — Не хватало, чтобы твой первый день дома омрачился недугом.

— Хорошо, мама.

— Сеньорита желает чего-нибудь ещё? — нашёл в себе силы сказать Йон.

— Нет, мне только липовый отвар.

Йон резко развернулся и полетел в сторону кухни; все его тело передёргивало от волнения и обиды. Она его не узнала. Не узнала!

А чего ты ждал? Думал, она кинется в твои объятия? — сказал он сам себе.

Нет, он, конечно, так не думал. Но надеялся получить хотя бы толику внимания — кивок, легкую улыбку или взгляд. Но этого не было. Ничего не было!

Ты обслуга, так что знай свое место.

— Это что, сеньорита Альба? — спросил Иван, остановив друга посреди зала.

— Она самая, — кинул Йон.

— Я только что узнал от Мартина, что она получила диплом по юриспруденции и философии и что она теперь работает адвокатом, представляешь? Отличный у неё костюм, кстати. Неужели теперь в больших городах так одеваются?

— Мне-то откуда знать?

— Что она тебе сказала?

— «Официант, принесите мне липовый отвар».

— И все? — удивился Иван.

— А что ещё она могла мне сказать? Я же официант.

— Но она же наш друг…

— Думаешь, Гарсиа будут водить дружбу с нами? Эти напыщенные пижоны из высшего общества никогда не станут друзьями для обслуги.

— Это вздор! — возмутился Иван.

— Это правда жизни. А сейчас, если позволишь, мне надо обслужить сеньориту. — Йон собрался было идти на кухню, но Иван неожиданно схватил его за плечо.

— Не позволю.

— Чего тебе? — недовольно произнес Йон.

— Послушай, я же вижу, что приезд сеньориты Альбы тебя взволновал. Я не верю, что ты не рад тому, что она вернулась домой. Но не принимай такое отношение близко к сердцу. Она могла только сделать вид, что не узнала тебя, ведь рядом ее семья.

— Я не принимаю это близко к сердцу. Мне все равно, — фыркнул Йон и, скинув руку Ивана со своего плеча, помчался в кухню.

Иван тяжело вздохнул и принялся обслуживать какую-то старую сеньору. Но мысли его были за пределами работы. Он все думал о несчастном Йоне и его несчастной любви к сеньорите Альбе. Друг никогда не признавался ему, что влюблен во внучку дона Игнасио, но этого невозможно было не заметить. А то, как он себя сегодня вел, лишний раз подтверждало его неравнодушие к этой девушке. Но что было делать? Она и правда была из высшего общества и отношения с ней были бы невозможны. Но дружба — нет. А это уже немало, так ведь?..

Йон, как только влетел в кухню, с размаху ударил по комоду с подносами. По руке тут же разлилась горячая боль, которая привела его в чувство. Все работники, что были в кухне, бросили свою работу и с любопытством уставились на него, отчего Йону стало крайне неловко.

— Вергара, что вы себе позволяете?! — побагровел от злости дон Мигель. — Это вам не таврена, где вы так часто любите драться!

— Простите, дон Мигель. Такого больше не повторится, — тут же потупился Йон, стараясь взять себя в руки. Не хватало еще вылететь с работы из-за своих чувств к этой девушке!

— Я надеюсь на это. А остальные на что смотрят? За работу, быстро!

Горничные закопошились и продолжили натирать до блеска тарелки, официанты побежали дальше разносить заказы, а кухарки и повара помешивать супы в огромных кастрюлях.

— Сынок, ты меня расстраиваешь, — тихо сказала Кристина.

— Простите, мама, не знаю, что на меня нашло, но я ни в коем случае не хотел вас расстроить.

— Но сделал это.

— Мама… — отчаянно выдохнул Йон.

— Что стряслось? Не связано ли такое твое поведение с приездом сеньориты Альбы?

— Нет. Нужен липовый отвар.

— Для сеньориты Альбы?

— При чем тут сеньорита Альба?! — воскликнул Йон чуть громче, чем ожидал. Некоторые работники опять глянули в его сторону, но сразу же вернулись к делам, опасаясь гнева дона Мигеля.

Кристина смерила сына строгим взглядом, и юноша раскололся. Йон ненавидел, когда мама так смотрела, потому что от такого взгляда тут же просыпалась совесть и некий страх того, что мама будет в нем разочарована.

— Ну да, отвар для сеньориты Альбы.

— Я знаю, что ты влюблен в нее, — прошептала Кристина, приготовив все нужное для отвара.

Йон опешил, но постарался сохранить каменное выражение лица.

— Это неправда, — сказал он, но голос его дрогнул и выдал его с потрохами.

— Правда. Мама такое чувствует, так что не отрицай ничего. Но вынуждена тебя расстроить, мой дорогой. Ты никогда не сможешь быть с ней вместе, поэтому тебе нужно оставить все мысли о ней, похоронить их глубоко в себе и переключиться на другую девушку. Вон, горничная Виктория, например. Хорошая девушка, и ты ей не безразличен.

— С чего вы взяли?

— Я вижу, как она на тебя смотрит. Подумай об этом.

— Хорошо, — ответил Йон. — Подумаю.

Он взял из рук матери кружку с отваром и поставил ее на поднос. Руки предательски затряслись, а сердце заухало в груди. Нужно было собрать всю смелость и отнести этот напиток сеньорите Альбе. Всего лишь поставить кружку рядом с ней — не так уж это и страшно. Но отчего тогда все внутри переворачивается и сковывается от ледяного ужаса?

Йон покинул кухню и оказался в ресторане. Но увидев, как Альба оглядывает зал, юркнул за комнатное дерево и тяжело задышал. От листвы приятно пахло свежестью, и это слегка его успокоило. Нет, он не хочет больше к ней подходить, он не хочет больше с ней пересекаться, смотреть на неё, говорить с ней. От такого холодного господского безразличия с ее стороны его сердце разорвется.

— Мартин! — сказал Йон, остановив светловолосого официанта. — Отнеси этот липовый отвар сеньорите Альбе, очень тебя прошу!

— А сам не можешь?

— Меня срочно зовет дон Мигель. Тебе ведь не сложно?

— Конечно, мне никогда не сложно выполнять твою работу, — недовольно проговорил Мартин, но все-таки взял поднос из рук Йона.

— Спасибо, друг, — улыбнулся Йон и вернулся обратно на кухню.

Никогда больше не подходить к Альбе, стараться обслуживать клиентов подальше от стола семьи Гарсиа, не браться развозить заказы в комнаты на третьем этаже, где проживают все Гарсиа, — твердил про себя Йон. — Забыть о ней и переключиться на кого-то другого. На Викторию. И правда, хорошая девушка, надо заставить себя ее полюбить.

Но ведь никогда не знаешь, куда отправит тебя дон Мигель. А все время перепоручать свою работу другим тоже нехорошо. Из-за того, что Йон часто ходит в таверну в деревне, он перепоручает свою работу друзьям, и уже порядком всех этим раздражает. Видимо, остаётся только быть шустрее и убегать к клиентам раньше, чем на него повесят работу с семьёй Гарсиа.

— Вергара, что вы опять встали посреди дороги? — возмутился дон Мигель. — Бегом в ресторан.

— Мне нужно выполнить работу доньи Валенсии, — соврал Йон.

— С каких пор донья Валенсия даёт вам работу?

— Ну, с тех самых, — неуверенно промямлил юноша и скрылся за дверью, шепча себе под нос проклятия. Если дон Мигель спросит у доньи Валенсии про эту работу, то его точно уволят! Зачем он вообще это сказал? Можно было просто сказать, что ему надо отвести заказ в номер.

— Вергара! — пророкотал голос доньи Валенсии.

Йон остановился и почувствовал, как лоб покрылся холодной испариной. Все, теперь ему конец. Как же молниеносно, однако, раскрываются обманы!

— У меня для вас особое поручение, — начала экономка, и Йон с облегчением выдохнул. — Вы же умеете водить машину, так что после обеда отвезите сеньориту Гарсиа к портнихе.

Йон округлил глаза. Что за день! Лучше бы донья Валенсия его уволила, честное слово!

— Но я не смогу, мне нужно будет выполнить поручение дона Мигеля. Оно очень важное.

— Что может быть важнее поручения, касающегося сеньориты Гарсиа?

— Поручение, касающееся дона Игнасио! — не растерялся Йон. Если его обманы раскроются, то ему влетит по самое не хочу. Но уже никуда не денешься, придётся вести свою игру до конца.

— Ладно, поручу это вашему другу Эррере. Кто ещё, кроме него и вас, так хорошо знает нашу сеньориту.

— Вы правы, никто, — попытался улыбнуться Йон. — С вашего позволения, я пойду.

Донья Валенсия кивнула, и Йон ни жив ни мертв добрался до своей комнаты, которую он делил вместе с Иваном. Оказавшись за дверью, юноша мешком картошки упал на кровать. Могло показаться, что он всех обманул ради того, чтобы ничего не делать, но это ведь было не так. Он всех обманул, чтобы лишний раз не пересекаться с Альбой. И выкурить тайком от матери парочку сигарет, потому что в такой стрессовой ситуации только они и спасали.

Когда от сигареты остался только окурок, Йон выкинул его в окно и снова завалился на кровать, размышляя о своём шатком положении. В любой момент его могли уволить, а быть уволенным он совсем не желал. Он родился в этом отеле и провел тут всю свою жизнь, а потому смело считал это место своим домом. Тут у него было все — работа, семья и друг, который был ему почти как брат. Наверное, даже не почти, он и был его братом, ведь их растила одна женщина. Мама Ивана пропала, когда тому было около трех лет. Она работала раньше горничной в отеле и была лучшей подругой кухарки Кристины, но однажды ушла в деревню за цветами для какого-то праздника и не вернулась. Маленький Иван был без отца (по крайней мере, никто не знал, кто он), а теперь остался и без матери. Дон Хоакин хотел отдать его в приют, но Кристина не позволила, сказав, что может позаботиться об Иване так же, как заботится о Йоне. Она воспитала их двоих, подарив им пусть и не богатую, но зато счастливую жизнь.

Йон вспоминал те счастливые времена, когда они вместе с Иваном и Альбой бегали по окрестностям и исследовали побережье. Их любимым местом всегда был скалистый склон, о который разбивались холодные соленые волны Бискайского залива. Ребята могли часами там находиться, то ползая по камням и изображая археологов, то просто сидя на песке и глядя на бескрайнюю водную гладь и старинные маяки.

Но многое изменилось с того момента, как родители решили отправить Альбу на учебу в большой город. С момента отъезда подруги жизнь Йона разделилась на «до» и «после». И он бы отдал все, чтобы вернуть это «до» и чтобы «после» никогда не наступало.

***

— Сеньорита Гарсиа, мне было поручено отвезти вас в деревню, — произнес Иван, открыв для девушки дверь автомобиля.

— Спасибо, Иван, — Альба остановилась у двери, улыбнувшись молодому человеку ослепительной улыбкой.

— Вы меня помните?

— Ну, конечно! Как я могла забыть друга своего детства! И кстати, мне неприятно, что ты обращаешься ко мне на «вы».

— Но как иначе?..

— Так же как и раньше.

— Нет-нет. Я не могу по-другому. Ещё ляпну так в обществе или перед вашей семьёй. Даже не просите, — замотал головой Иван. — Прошу вас. — Юноша помог сеньорите забраться в кабину машины, а сам принялся заводить мотор. У него это получалось не так хорошо, как у Йона. Но он пытался. Сначала бегал крутить заводную рукоятку, расположенную в передней части автомобиля, потом нажимал на кнопку зажигания, но автомобиль так и не желал заводиться.

— Иван, надо плавно нажимать, — посоветовала Альба, когда молодой человек в очередной раз сбегал покрутить рукоятку.

— Откуда вам знать?

— Я сама умею водить машину.

— Тогда зачем вам понадобился водитель? — удивленно спросил Иван, нажав на кнопку плавно, как и посоветовала сеньорита. — Завелось!

— Ну вот, видишь.

— Так зачем вам понадобился водитель? — повторил юноша свой вопрос.

— На самом деле, — замялась Альба. — Ты не обижайся на меня, я, правда, очень рада, что увидела тебя после стольких лет разлуки. Но я попросила Валенсию, чтобы именно Йон вез меня к портнихе.

— Вы все-таки помните Йона?

— Естественно, я его помню, какой бы был из меня адвокат, если бы у меня была такая плохая память? Он подходил сегодня ко мне на обеде. Сначала я его и правда не узнала, потому что вовсе на него не посмотрела, но когда он заговорил, то сразу поняла, что рядом со мной стоит мой старый друг. Но он так быстро убежал, что я даже не успела дать ему понять, что помню его!

— Он очень переживал, что вы его не узнали.

— Но я узнала. Я хочу с ним поговорить. Только не говори ему, пожалуйста, что мы сегодня с тобой о нем разговаривали.

— Не скажу, — пообещал Иван.

Такой интерес к Йону навел Ивана на мысли, что сеньорита Альба может быть влюблена в Йона так же, как тот влюблен в нее. Но эта просьба ничего ему не говорить, свидетельствовала о том, что девушка все же понимает, что эта влюбленность не имеет права на существование. Как, наверное, это тяжело! Бедные его друзья, угораздило же их влюбиться друг в друга. Говорить об этом Иван, конечно, не станет, потому что нельзя давать другу ложных надежд. Им никогда не быть вместе, семья Альбы об этом уж позаботиться, как позаботилась однажды об их дружбе.

***

Когда Иван вернулся в комнату, за окном было уже темно. Он зажег электрический свет — такой свет был в отеле уже пару лет, но юноша до сих пор к нему не привык, — и застал Йона спящим на кровати.

— Черт возьми, Йон! — воскликнул Иван и подбежал к кровати друга, начав его тормошить. — У тебя же сейчас рабочие часы! Почему ты спишь?

— Эррера, — раздался голос дона Мигеля за спиной. — Вы не вдели… Вергара! Вас-то я и искал. Объясните, что вы забыли здесь, когда ваша смена еще не закончилась?

— Простите, дон Мигель, Вергаре… в смысле Йону нездоровится. Я проводил его до комнаты, мне кажется, у него жар, — протараторил Иван, как всегда спасая своего друга из затруднительной ситуации.

— Тогда, Эррера, жду вас. Подмените своего друга. А для вас, Вергара, я позову вашу маму, уверен, что она знает, как лечить своего сына.

На этой ноте дон Мигель удалился, оставив после себя напряжение, что металлическими тисками хваталось за голову и сжимало виски. Йон поднялся в сидячее положение и взъерошил свои кудрявые темные волосы.

— Ну и что это значит?! — негодовал Иван.

— Я задремал, — пробормотал Йон, так и не разлепив до конца глаза.

— Спасибо тебе большое. У меня сегодня только первая половина дня была занята. А теперь, благодаря тебе, занята и вторая!

— Прости. Я в долгу не останусь, отработаю потом твою смену.

— Завтра утром, — тут же подсуетился Иван. — Ты уже, судя по всему, выспался, так что сможешь рано подняться. А я посплю.

— Хорошо, — усмехнулся Йон.

— Ловлю тебя на слове.

Иван быстро переоделся и выскочил из комнаты, натягивая на ходу белые перчатки. На повороте он чуть не столкнулся с Кристиной, которая несла в руках поднос.

— Простите, мама! — выпалил он.

— Беги быстрее, дон Мигель сегодня очень сердитый, — посоветовала она.

— Спасибо, — ответил молодой человек и перешел на бег.

Кристина дошла до комнаты сыновей и первым делом стала расставлять на тумбе всевозможные баночки с лекарствами, которые захватила для лечения Йона.

— Как ты, сынок? — заботливо спросила она.

— Это что такое, мама? — не понял Йон, указывая на лекарства.

— Дон Мигель сказал, что ты болен. Видимо, с утра твое поведение было странным вовсе не из-за приезда сеньориты Альбы, а из-за болезни. Но не переживай, мама быстро поставит тебя на ноги.

Неужели дон Мигель на самом деле сообщил об этом мнимом недуге его матери? Раньше он никогда так не поступал, всегда отправлял к больному официанту цирюльника. Значит, сейчас дворецкий понял, что Йон и Иван его обманули, а потому решил их так наказать — одного отправил работать, а второго заставил сгорать со стыда.

— Мама, я не болен, — признался юноша, опустив голову. Конечно, было стыдно перед мамой. Она и так, наверное, считает его безответственным, так теперь еще будет считать обманщиком.

— Значит, ты солгал дону Мигелю?

— Да, мама. — Не было больше смысла юлить и что-то выдумывать. Для одного дня обманов достаточно. Тем более, это же мама, она должна его понять.

Кристина от негодования покраснела, а после отвесила сыну мощную пощечину, что оглушила его, как выстрел из ружья.

— Чтобы больше я не ловила тебя на лжи, — строго произнесла Кристина. — Завтра вечером устраивают праздник по случаю приезда сеньориты Альбы, и я лично попрошу дона Мигеля вписать тебя в график работы на этом празднике, чтобы у тебя и минуты свободной не было на всякие глупости. Может быть, так ты поймешь, что пора браться за ум.

Йон тут же решил пересмотреть свои взгляды на правду для мамы. Видимо, не всегда мама может его понять. А кто вообще может?

— Но это жестоко, мама! — возразил Йон. — Вы прекрасно знаете, что я не могу попадаться на глаза сеньорите Альбе. Если я ее увижу, то точно совершу что-нибудь такое, отчего нам с вами обоим будет стыдно!

— Ты мне угрожаешь?

— Я не угрожаю.

— А что, предсказываешь будущее?

— Возможно.

— Ни ты, ни я, никто из нас не знает, что может случиться в будущем. Но зато кое-что мы знаем — будущее зависит только от нас самих. Так что, сынок, возьмись за ум и не прячься от проблемы, ты уже взрослый человек, а взрослые люди от проблем не прячутся, они их решают. И я тебе уже сегодня посоветовала, как можно решить твою проблему. Надеюсь, что ты меня все-таки слушаешь.

Йон раздосадовано выдохнул. Может быть, мама была права. Сегодня он вел себя как ребенок, обманывал всех и избегал работы только потому, что боялся пересечься с девушкой, которая его не узнала. Ну не узнала — и что? Его каждая первая сеньорита не узнает, но от них же он не прячется.

— А теперь иди, скажи Ивану, чтобы он не работал за тебя. Это очень некрасиво с твоей стороны, — наказала Кристина и покинула комнату, поражаясь, что сын и дня не может прожить без какой-нибудь глупости. Но, несмотря на его ребячество, она его очень любила и всегда желала ему только добра. Связь с этой девушкой, сеньоритой Альбой, не принесет ему ничего хорошего. Она принесет ему только разочарование и боль, а страданий сына Кристина никак не могла допустить.

Йон привел себя в порядок и спустился в ресторан, застав Ивана с подносом в руках.

— Иди, я за тебя закончу, — произнес Йон.

— Ну нет, мы договорились. Завтра я сплю, так что иди отсюда, — отмахнулся Иван, но тут же приметил за столиком семьи Гарсиа сеньориту Альбу. — А хотя нет, возьми заказ у той сеньориты, — сказал молодой человек, указав на девушку рукой.

Йон проследил за жестом друга и нервно усмехнулся.

— Ну нет, мы же договорились. — Он похлопал друга по плечу и скрылся за дверями кухни.

Опять убежал. Вот так вот он решает свои проблемы. Он должен был пересилить себя и спокойно взять заказ у сеньориты, словно ничего никогда и не было. Но на словах все всегда выглядит куда проще, чем на деле.

Нет, хватит, что ты за тряпка-то?! Почему не боишься до полусмерти избивать людей в таверне, а от своей старой подруги шарахаешься, как от горящего факела? — твердил внутренний голос в голове Йона. И юноша заключил, что этот голос абсолютно прав. Нужно вернуться туда и выполнить свою работу, как будто сеньорита Альба для него очередной клиент, каких в ресторане пруд пруди.

Но… Проблема-то его все равно никуда не денется. Найти другую девушку — это понятно и правильно, но, встречаясь с другой, он всегда будет задаваться вопросом, а правда ли Альба его не помнит или только делает вид, что не помнит его, как будет делать он сам? Самым лучшим решением такой проблемы будет разговор. Обязательно нужно с ней поговорить, но сделать это в одежде официанта будет очень проблематично. Тогда как по-другому?..

И тут у Йона родилась очередная безумная идея. Наверное, это была самая безумная идея за всю его жизнь. Раз уж его глупость сегодня перелилась через край, то терять уже нечего.

Он вылетел в коридоры, которые вели к служебным комнатам, и понесся в сторону прачечной. Украсть… Нет, одолжить. Одолжить пиджак какого-нибудь сеньора — вот его идея. Если он будет выглядеть как сеньор, то общество не станет задаваться вопросами. Это обезопасит репутацию Альбы. Ну а за свою репутацию Йон не беспокоился, она и так давно испорчена.

Серый пиджак, насквозь пропитанный дорогим одеколоном, пришёлся Йону по размеру, поэтому юноша решил одолжить его. Запах был, конечно, невыносимый. Зачем эти пижоны выливают на себя столько одеколона? Но выбирать не приходилось — другая одежда была сплошь женская.

Не прошло и пары минут, как Йон уже покинул прачечную и двинулся по коридорам к служебной лестнице. Он решил пройти через второй этаж и спуститься по парадной лестнице, ведь было бы странно, если бы сеньор оказался в ресторане через кухню.

Этот отель был настоящим лабиринтом с кучей лестниц и дверей. Здесь было нетрудно заблудиться, чем, в общем-то, и занимались новички вместо того, чтобы работать. Очередного заблудившегося официанта дон Мигель отчитывал так, что тот потом за две минуты запоминал планы всех трёх этажей и выучивался ориентироваться.

Сам Йон запомнил весь отель ещё в детстве. Вместе с Иваном они бегали по коридорам, стараясь не попадаться на глаза клиентам, и исследовали здание. Они даже отыскали секретную лестницу, которая вела к заброшенной двери, запертой на ржавый замок. Замок они снесли лопатой и обнаружили, что дверь выходит на задний двор. Этот ход они показали Альбе, и потом только им пользовались, когда нужно было незаметно покинуть отель.

Йон оказался в вестибюле очень быстро. Он остановился у двустворчатых дверей ресторана и, прежде чем войти, привёл в порядок дыхание, которое сбилось от волнения.

Ну все, теперь можно заходить, — заключил он и толкнул двери, за которыми раскинулся совершенно другой, непривычный ему вид. Теперь он смотрел на этот ресторан глазами сеньора, а не официанта. Столики с дорогими скатертями, пол из разноцветной древесины, который приятно и так по-дорогому поскрипывал под ногами, многоярусные хрустальные люстры с электрическим светом, звон фарфора и серебра — это место не только выглядело богато, оно звучало богатством, сияло им, словно настоящий королевский дворец. Войти сюда через парадный вход в обычное время — кому еще из обслуги выпадал такой шанс?

Когда Йон шёл между столиков, он был уверен, что все официанты, которые попадались ему на пути, узнали его и уже сообщили обо всем дону Мигелю. Паранойя в такой ситуации развилась очень быстро. А когда он увидел Ивана, шедшего с подносом прямо ему навстречу, то вовсе запаниковал и юркнул за первое попавшееся комнатное дерево. Таких деревьев в ресторане было очень много; Йон собственноручно их поливал и протирал их листья чуть ли не каждый вечер. По правде сказать, он терпеть не мог эти деревья, но сейчас был счастлив, что они тут есть.

Йон выглянул из-за листвы и с облегчением понял, что Иван удалился в кухню. Но укрытие свое он пока не решился покинуть. Он оглядел весь зал и выловил взглядом столик семьи Гарсиа. Вот сеньор Лукас, вот и дон Хоакин со своим братом доном Хавьером, вот и донья Адриана. Но где же Альба? Неужели уже ушла? Значит, он зря одолжил этот вонючий пиджак?

— Сеньор, почему вы прячетесь? — Этот вопрос острым ножом разрезал воздух. Сердце тут же ушло в пятки, а в голове образовалась вата, которая оградила мозг от адекватных мыслей.

Йон развернулся и столкнулся нос к носу с той, из-за кого у него весь день все идёт не так, как запланировано. Карие глаза, блестевшие от света электрических ламп, встретили его и лишили возможности шевелить конечностями. Юноша, как зачарованный, разглядывал Альбу, ее смуглую кожу, похожую на самый дорогой бархат, ее черные кудри, закрепленные в замысловатую прическу, и не знал, как и что отвечать.

— Сеньор? — Альба нервно улыбнулась, и Йон понял, что разглядывал девушку до неприличия долго.

Но ситуацию сглаживало то, что и Альба разглядывала его так же долго.

— Приношу свои извинения, если мое молчание вас смутило. Я ждал своего друга. Он недавно приехал в отель, — произнес Йон, взяв себя в руки.

— А вы давно тут?

— Очень давно, — ответил он, стараясь не показывать, что ему до глубины души обидно, что Альба его так и не вспомнила.

— И как вам отель?

— Хороший отель. Часто в таких останавливаюсь.

— Правда? Моё имя сеньорита Альба Гарсиа Веласко, адвокат. — Она протянула свою руку, которую Йон тут же поднес к губам. — Мне было бы очень любопытно узнать, как наш отель смотрится в сравнении с другими. Если вас не затруднит, разумеется.

— Ну, я бы сказал, что этот отель очень выделяется на фоне других, — сказал Йон, полностью растерявшись. Он ведь ничего в этом не смыслит. Сравнивать отели! Он никогда нигде не был, ему просто не с чем сравнивать!

— И чем же он выделяется? И, кстати, сеньор, вы забыли представиться.

— Д… да, я Сауль Альманса Кампос, рад знакомству с вами, сеньорита Гарсиа.

— Так чем же наш отель выделяется, сеньор Альманса? — повторила вопрос девушка, и, казалось, спрашивала она это с неким вызовом.

— Своим расположением. Я имел возможность прогуляться по окрестностям и нашел выход на скалистый берег. Мне сразу же вспомнилось мое детство, когда мы с другом бегали по похожему берегу и искали древние катакомбы.

— По похожему или по этому же самому? — чуть слышно произнесла Альба.

— Не понял вас, сеньорита.

— Йон, я знаю, что это ты. Почему ты представился другим именем?

— Что?! — опешил юноша, совершенно сбившись с толку. — Ты что, дурачила меня сейчас?

— Я узнала тебя. Еще за обедом узнала.

— Черт, а сразу нельзя было сказать? Или тебе нравится выставлять старых друзей дураками? — возмущённо проговорил Йон, но, разумеется, в шутку. Он был невероятно счастлив услышать то, что услышал. Она его помнила! Она сама к нему подошла и заговорила! Значит, все-таки некоторые Гарсиа принимают обслугу за людей.

— Прости. Но это было так забавно, — рассмеялась Альба. — Ты всегда велся на мои шутки.

— А ты всегда любила шутить надо мной. Видимо, за столько лет ничего не изменилось.

К счастью.

— Почему ты так одет и откуда у тебя этот пиджак? — поинтересовалась девушка.

— Одолжил его из прачечной. Только никому не говори! Это будет стоить мне работы.

— Подожди-ка. — Альба приблизилась к Йону и втянула носом воздух. — Ты взял пиджак моего брата. Лучше не попадаться Лукасу на глаза или вовсе снять пиджак.

— Ты знаешь все пиджаки своего брата?

— Нет.

— Тогда как ты это поняла?

— Я помогала детективу расследовать убийство, так что узнать, чей пиджак ты украл, для меня не трудно. Ну, еще и этот кошмарный одеколон. Я узнаю его из тысячи. — Альба улыбнулась, и Йон не смог не улыбнуться ей в ответ.

— Я слышал, что завтра по случаю твоего приезда устраивают праздник.

— Да. Точнее хотели его устроить. Но за ужином мы узнали от дяди Хавьера, что завтра поздно вечером из армии возвращается наш двоюродный брат Матео, и решили перенести праздник на послезавтра.

— Отличные новости! Вся семья Гарсиа будет в сборе. Как в былые времена.

— Да, как в былые времена, — подтвердила Альба. На ее лице было все то же добродушное выражение, что и несколько лет назад. Значит, если в человеке живет истинное добро, то никакой большой город не осядет слоями пыли и грязи на его душе, сделал вывод Йон.

Через секунду Альба неожиданно изменилась в лице, глядя на что-то позади Йона.

— Что-то не так? Куда ты смотришь? — молодой человек хотел было развернуться, но Альба строго сказала:

— Стой смирно. Там дон Мигель. Тебе нужно идти, потому что он приближается сюда.

— Так, хорошо, — выдохнул Йон, не на шутку занервничав.

— Желаю вам приятного отдыха, сеньор Альманса, — нарочито громко сказала Альба. — Было приятно с вами пообщаться. А сейчас, если позволите, мне нужно идти.

— До свидания, сеньорита Гарсиа, — тихо ответил Йон, изменив голос, и быстрым шагом пошел в сторону парадного выхода из ресторана.

— Мигель! — воскликнула Альба. — Я очень рада вас видеть!

— Я тоже очень рад вас видеть, сеньорита. Вы чего-нибудь желаете? — спросил дворецкий, с подозрением глядя за спину девушки.

— Нет, спасибо. Разве что, пусть мне принесут пачку сигарет в комнату.

— Хорошо, сейчас же распоряжусь, — сказал дон Мигель и, кинув последний взгляд в сторону парадного выхода, удалился.

Альба выдохнула и развернулась, оглядев зал. Йона в ресторане уже не было, и это было к лучшему, потому что дон Мигель, очевидно, что-то заподозрил. И тут девушка улыбнулась. Йон ничуть не изменился — так и продолжает творить безумные вещи и выходить сухим из воды.

— Чему улыбаешься, сестренка? — поинтересовался Лукас, неожиданно возникнув перед Альбой.

— А? Да нет, ни чему. Приятных снов, Лукас, — ответила девушка и покинула ресторан, в тайне надеясь встретить Йона по дороге.

Глава 2. Чем обслуга занимается в свободное время

День начался в половине шестого утра. Йон нехотя натянул форму и, с завистью глянув на спящего Ивана, отправился в кухню. Завтрак был скудным, но Йон не смог съесть даже его — отчего-то аппетита не было вовсе.

После завтрака к Йону подошел дон Мигель и с плохо скрываемой улыбкой поинтересовался:

— Ну что, Вергара, как самочувствие? Готовы работать долго и усердно?

— Прямо сгораю от нетерпения, — недовольно отозвался Йон.

— Это очень хорошо, потому что вас уже ждут газеты, которые нужно поутюжить.

— Но это работа горничных! — возразил молодой человек.

— Отныне это ваша работа. И не забывайте, что сегодня у вас полный рабочий день. Если я увижу, что вы снова где-то прохлаждаетесь, то у вас до конца жизни будут полные дни. Ясно?

— Кристально ясно, дон Мигель. Что-то ещё?

— Нет, Вергара, свободны, — ответил дворецкий, смерив этого наглого юношу неодобрительным взглядом, а после отправился наставлять других официантов.

Йон тяжело выдохнул и поплёлся разбираться с газетами. В жизни он не выполнял подобную работу и даже не знал, как пользоваться утюгом. Благо, одна из горничных объяснила ему, как надо включать газ, иначе бы он точно что-нибудь взорвал.

С газетами Йон справился, на удивление, довольно быстро, а после отправился развозить завтраки для первых проснувшихся клиентов. Работа была однообразная и неинтересная — одни и те же действия, одни и те же фразы. Йону казалось, что он выполнял её целую вечность, но на деле прошло лишь два часа.

Однако один из заказов заставил его оживиться. Триста двенадцатая комната. Комната, где живёт Альба. Он не знал, как поступить. Отправиться туда или попросить Мартина с ним поменяться? Вчера он пообещал себе, что будет держаться от третьего этажа подальше. Но это было до того, как он выяснил, что Альба его все-таки помнит.

— Вергара, вам же было все кристально ясно! — крикнул дон Мигель Йону прямо в ухо. Юноша шарахнулся от дворецкого, словно тот огрел его кувшином по голове. — Не видите, что в триста двенадцатую просят завтрак?

— Вижу.

— Так чего стоите?!

Йон молча поднял поднос с тарелкой наверх и взял официантскую тележку. Он был весь на нервах, отчего дергались руки, а глаза беспокойно глядели по сторонам. Колеса тележки скрипели на весь этаж и нервировали ещё больше. Молодой человек двигался по коридору, приближаясь к белой двери с позолоченными цифрами «312», и придумывал, что будет, когда он переступит её порог.

Однако на пути распахнулись двери одной из комнат, что отвлекло Йона от нервных размышлений. Ему пришлось остановиться, чтобы пропустить выходящего сеньора Лукаса. На секунду Йону показалось, что Гарсиа знает об украденном пиджаке и сейчас отчитает его за это, но этого не произошло. Лукас прошел мимо, даже не удостоив Йона взглядом, словно тот был мебелью или предметом декора. После таких встреч сразу ощущалось, кто есть кто в этом отеле.

В общем-то, все равно. Сеньор Лукас никогда не желал водить дружбу с Йоном или с Иваном, а когда видел, что его сестра гуляет с этими ребятами, то, не стесняясь в выражениях, высказывал все, что думает по этому поводу.

— Альба, отец же тебе ясно сказал, чтобы ты перестала шататься с этими оборванцами. Ты не думала, что кто-то может увидеть, как юная сеньорита Гарсиа бегает по двору с детьми обслуги? От такого позора же не отмоешься! — Лукасу было от силы лет десять, когда он это говорил, но он уже тогда четко осознавал, какое место занимает в этом обществе. И его даже не смущало, что эти самые «оборванцы» стоят рядом с ним и все прекрасно слышат.

Иван опускал голову, словно он был в чем-то виноват, Йон сжимал от злости кулаки, с вызовом глядя на Лукаса, а Альба смело отвечала:

— А мне все равно! Они мои друзья, и я не считаю, что гулять с ними должно быть стыдно.

Да, так было раньше. Но и сейчас не иначе. Разве что Лукас теперь демонстрирует своё презрение не словами, а действиями — вот и все отличие.

Однако Йон не желал долго предаваться воспоминаниям, до заветной комнаты оставалось всего несколько шагов, и он уверенно преодолел их, постучав костяшками пальцев по деревянной двери.

Ответ не заставил себя долго ждать. Из комнаты раздался такой близкий и тёплый голос, от которого сердце трепетало, как огонек свечи на ветру.

— Кто там?

— Обслуживание номеров. — Бесцветный тон, которым отвечал Йон, совсем не вязался с тем, что творилось в его душе.

— Проходи!

Йон распахнул дверь, и его окатила волна пропитанного табаком воздуха. Тут же захотелось выкурить сигарету, ведь за все утро такой возможности так и не выпало.

Йон закатил тележку и закрыл двери номера изнутри. Альба сидела за столом у окна, в одной руке она держала книгу, а в другой — сигарету. Сегодня она была не в брюках, а в длинной, до самого пола юбке. И, надо заметить, что брюки ей шли куда больше.

— Не знал, что ты куришь, — сказал Йон, переставляя завтрак с тележки на столик.

— Переняла привычку одного своего друга, — ответила Альба, отложив книгу в сторону и выразительно посмотрев на Йона, отчего тот сразу понял, о каком друге она говорила. — Не желаешь составить мне компанию? — предложила девушка, протянув ему пачку сигарет. Она чувствовала себя неловко, ведь мало того, что её друг пришёл её обслужить, так ещё и стоит так, словно ждёт от неё каких-то указаний. Разве имела она право приказывать ему после всего, что было между ними? Она и так вчера оскорбила их дружбу, когда, даже не глядя на него, заказала тот чертов липовый отвар. Больше она не хотела так поступать.

— Ну, раз сеньорита спрашивает, невежливо будет отказываться. — Йон вытащил сигарету и тут же затянулся, выпуская серый горький дым.

— Присаживайся. — Альба указала на стул рядом с собой.

— Это будет уместно? — замялся юноша.

— Господи, ну, конечно же, уместно! — воскликнула она.

Йон, словно оглушенный, опустился на стул рядом с Альбой и стряхнул пепел в пепельницу. Официант курит вместе с сеньоритой Гарсиа в её собственной комнате да ещё и в рабочее время! Увидь кто их сейчас, то Йону бы не поздоровилось. Его бы не просто выгнали из отеля, а ещё бы позаботились о том, чтобы он больше никогда не смог найти похожую работу. Видимо, сегодняшние его безумства будут похлеще вчерашних. Однако сидеть за столом рядом с Альбой было не только безумно, но еще и неловко и странно. Годы, проведенные вдали друг от друга, проложили между ними огромную пропасть, отчего общаться так, как раньше, уже не выходило.

— Ты чего такой грустный? Что-то не так? — спросила девушка, с беспокойством глядя на друга.

— Это обычное моё лицо, — ответил Йон.

— Обычно на твоём лице усмешка.

Йон пожал плечами и сделал очередную затяжку, выпустив изо рта облако дыма. А Альба с удивлением осознала, что её друг вовсе не такой беззаботный и насмешливый, каким ей запомнился. И у неё возникли мысли, что, возможно, за своей усмешкой он всегда что-то прятал. Но что? Девушка намеревалась это выяснить, даже не подозревая, что за этой усмешкой друг прятал свои чувства к ней.

— Как прошёл твой первый день дома? — поинтересовался Йон, желая перевести тему.

— Неплохо, если не считать, что вчера моя новая горничная оторвала дверь у шкафа.

— Серьезно?! — удивился Йон. — Кто она и как она это сделала?

— Виктория. Она помогала мне разбирать чемоданы, и, видимо, резко открыла шкаф, отчего дверца слетела с петель. Но Виктория сама её подняла и сама её починила, представляешь? Вот что значит, повезло с горничной. Она и прибирается, и мебель чинит. Правда, и ломает её тоже.

Повезло с горничной.

Эти слова отчего-то оскорбили Йона. Он принял их и на свой счёт, поэтому соскочил с места, кинув окурок в пепельницу, и воскликнул:

— А твой официант не только тебе завтрак приносит, но еще и может покурить вместе с тобой, какие же у тебя универсальные слуги!

— Что? Йон?! — Альба соскочила вслед за ним, но тот выставил перед собой ладонь, не желая, чтобы она приближалась.

— Мне надо идти, дон Мигель, наверное, опять меня проклинает.

Он схватил тележку и понесся с ней прочь, даже не задумываясь о том, что нужно пропускать выходящих из комнат клиентов. Около лестницы для обслуги он бросил тележку и схватил поднос с крышкой, но отправился вовсе не на кухню, а в сторону своей комнаты, напрочь забыв о доне Мигеле и о том, что дворецкий может сделать, если вновь увидит, что Йон отлынивает от работы.

— Йон, ты зачем сюда посуду приволок?! — возмутился Иван, когда друг влетел в комнату.

— Я думал, ты спишь.

— И поэтому решил с таким грохотом сюда зайти, чтобы я проснулся и больше никогда не смог уснуть?! Или ты мне там завтрак принес?

— Мне не до твоих шуток, — кинул Йон, опустившись на кровать.

— Что ты опять натворил? — спросил Иван, сев рядом с ним.

— Я нагрубил Альбе.

— Зачем? Почему ты не можешь просто жить спокойно? Как я, например.

— Не знаю я, не знаю! Она рассказала о том, как Виктория сломала у нее шкаф…

— Сломала шкаф? — переспросил Иван, нахмурив брови.

— Да, оторвала дверцу.

— Ничего себе Викки дает!

— Черт, Иван, можешь не перебивать?

— Молчу-молчу. Продолжай.

— Виктория оторвала дверцу шкафа, а потом её починила. И Альба сказала, что вот как ей повезло с обслугой, что та не только прибирается, но еще и чинит мебель. И я из-за этого вспылил. Не знаю, она сказала это как истинная Гарсиа, словно расставив всех по своим местам.

— Но, Йон, она и есть Гарсиа. Не понимаю, из-за чего тут можно разозлиться. Ты работаешь в этом отеле так же, как и многие другие. Это наша работа, за которую платят. Я не считаю, что она какая-то унизительная или еще что.

— Я не о работе говорю! А о том, что Альба всегда выделялась на фоне других Гарсиа. Вспомни, что о нас говорил ее брат и что она ему отвечала.

— Не думаю, что сеньорита Альба хотела как-то оскорбить тебя или Викторию. А тебе нужно научиться относиться ко всему проще. И только не говори мне опять, что ты не воспринимаешь все близко к сердцу! Ещё как воспринимаешь. И это губит тебя.

— Да я знаю, — ответил Йон. — Но ничего не могу с этим сделать.

— Единственное, что тебе сейчас нужно сделать, это пойти работать, пока дон Мигель тебя не хватился.

— У меня скоро перерыв.

— Перерыв только через два часа.

— Черт, серьезно? — Йон взглянул на тумбу, где стояли крохотные часы, и с досадой понял, что друг прав. — Я думал, что уже полдня прошло. Дон Мигель меня, в самом деле, сейчас уничтожит.

Йон резко соскочил с кровати и понесся вместе с подносом по коридорам, опасаясь, что из-за угла вот-вот выйдет дворецкий и надаёт ему по шее.

— Йон! — Кто-то неожиданно возник перед ним и схватил его за локоть. Это была чем-то взволнованная Виктория. Девушка потянула Йона за собой и толкнула его в первую попавшуюся комнату, даже не дав ему сообразить, что происходит.

— Что ты делаешь?! — возмутился он, когда Виктория захлопнула дверь изнутри.

— Там дон Мигель расспрашивал донью Валенсию о тебе. Он сказал, что по его подсчетам ты должен был вернуться десять минут назад.

— Черт возьми, — выругался Йон. — Что ж он отстать-то от меня никак не может.

— Наверное, потому что…

— Знаю-знаю. Потому что я и дня не могу прожить без неприятностей. Но что я могу поделать, если когда они меня не находят, то я нахожу их сам?

— Ну, я не это хотела сказать, но ты выразился гораздо точнее.

— Спасибо, Викки, что в очередной раз спасаешь мою шкуру.

— Да не за что. Разве я могла бы бросить своего друга в беде, когда у меня есть возможность помочь, — девушка растянула губы в улыбке и похлопала глазами. Но тут же смущенно опустила взгляд, потому что поняла, что неосознанно кокетничала с ним.

Викки стряхнула со своего белого фартука несуществующие пылинки и произнесла:

— Я сейчас выйду из комнаты и посмотрю, не ушел ли дон Мигель. А потом дам тебе знать, когда можно идти.

Она покинула комнату, а Йон остался стоять около двери с глупым выражением лица, потому что начал понимать, что он и правда нравится Виктории. Как и говорила мама. И ведь действительно, Викки всегда была рядом, когда ему нужна была помощь, всегда была на его стороне в каких-нибудь спорах с другими работниками, даже если Йон был откровенно неправ, всегда могла посидеть с ним ночью на кухне и попить чаю, даже если очень хотела спать. Зачем она это делала, если могла не делать? Он был многим обязан ей. Вот только ответить взаимностью на ее чувства не мог. Не сказать, что Викки ему не нравилась. Она была очень симпатичной девушкой — густые светлые волосы, большие зеленые глаза и носик с горбинкой. Но влюбиться в неё так же сильно как в Альбу, он не мог. По крайней мере, пока.

— Давай, Йон, беги скорее, коридоры пусты, — сообщила Викки, влетев в комнату.

Йон, как безумный, понесся по коридорам, сбавив темп только на подходе к дверям кухни, чтобы не выглядеть так, будто он и правда где-то прохлаждался, а теперь торопился, чтобы ему не устроили нагоняй.

— Йон. — Кристина встретила сына прямо на пороге.

— Мама, у вас же выходной сегодня.

— Я пришла поговорить с доном Мигелем.

— Ясно.

— Ты в курсе, что он тебя обыскался? Только не говори, что ты опять где-то бездельничал! Ты ведь добьешься того, что тебя уволят и выгонят из отеля. Где ты тогда будешь жить? На улице?

— Мама, перестаньте. Я помогал сеньорите Гарсиа передвигать стол к окну, — солгал Йон. Маму обманывать он не любил, но если бы она знала всю правду о своём сыне, то искренне была бы в нем разочарована.

— Она сама тебя об этом попросила?

— Нет, я решил сделать это без её ведома, — саркастично кинул юноша. — Господи, ну конечно, она меня попросила, что за вопросы?!

— Не дерзи матери! Иди работать, быстро! Но прежде подойди к дону Мигелю.

Йон нервно кинул поднос у раковин и стал искать дворецкого. Тот находился около служебных помещений и распоряжался разгрузкой только что привезенных ящиков с продуктами и украшениями для праздника.

— Дон Мигель, вы хотели видеть меня? — спросил юноша, сцепив за спиной руки.

— Да, Вергара. Хотел проконтролировать, как вы выполняете свою работу. Где вы только что были?

— В комнате сеньориты Гарсиа. Она попросила меня передвинуть стол, вот я и задержался.

— Горжусь вами, Вергара. Прошла уже половина утра, а вы ничего не вытворили. Прогресс! Продолжайте в том же духе.

— Непременно. — Йон натянул маску улыбки и, посчитав, что на этом все, поспешил удалиться.

— Не так быстро, Вергара.

— Да, дон Мигель? — остановился молодой человек.

— Я хочу напомнить, что завтра вы весь день занимаетесь подготовкой к празднику. Точнее, это будет не просто праздник, а бал! Приедет много гостей и оркестр. Надо будет сдвинуть столы и освободить место для танцев, развесить украшения, поменять сгоревшие лампочки и прочее. Все это будет происходить в зале ресторана. Надеюсь на вашу ответственность к этой подготовке. Ну а вечером, когда бал начнётся, вы возьмёте на себя стол семьи Гарсиа. И будете их официантом в течение всего вечера. Никаких смен, этот стол только на вас.

— Я понял вас, — произнес Йон, напрягая скулы, чтобы не выдавать своей досады. Это самое жестокое наказание, какое только могли придумать мать и дон Мигель!

— И раз уж вы тут, то мы просто нуждаемся в вашей знаменитой силе, что помогает вам выигрывать поединки. Подмените Мартина, а то этот юноша не может поднять ничего, что тяжелее тарелки.

— Да, давай, — тут же поддакнул Мартин, ничуть не оскорбившись словами дона Мигеля. — Хоть раз выполнишь работу за меня. — Он отдал Йону рабочую куртку и поспешил уйти, пока дворецкий не передумал.

— Ну, Вергара, что стоите?!

— Мне же нужно переодеться. Будет неприлично, если я появлюсь в грязной форме перед клиентами.

— Вам же отдали куртку.

— А штаны?

— Хотите отобрать у Мартина еще и штаны?

— Нет, я могу сбегать до комнаты за своими.

— Никакой вашей комнаты! Если я вас отпущу, то в следующий раз увижу только через полчаса. Куртки вам вполне будет достаточно. А если испачкаетесь, то почистите, у вас для этого будет целый перерыв.

Йон скинул с плеч фрак и накинул поверх рубашки куртку, принимаясь таскать ящики и проклиная старого дворецкого. Возникало ощущение, что дон Мигель его просто ненавидит, раз с таким наслаждением наваливает на него кучу работы. Нет, дворецкий и раньше на него кричал и загружал работой, но в последние дни он это делает с двойным усердием.

Когда настал долгожданный перерыв, Йон свалился на кровать в своей комнате. Нужно было набрать хотя бы немного сил, ведь впереди был ещё целый рабочий день. А после драка в таверне.

— У тебя брюки грязные, — заметил Иван, указав на запыленную штанину друга.

— Не удивительно. Дон Мигель заставил меня таскать ящики с продуктами.

— И даже не дал тебе переодеться? — вскинул брови тот.

— Мне Мартин отдал куртку. А штаны дон Мигель не позволил поменять.

— Кошмар, а потом он возмущается, что мы неопрятные появляемся перед клиентами. Мне кажется, что у него к старости лет уже того. — Иван покрутил у виска. — С головой не в порядке.

— Мда, только страдаю от этого почему-то только я.

— Если хочешь, я могу доработать эту смену.

— Иван, ты заслужил этот отдых, — ответил Йон, растроганный добротой друга.

— У меня весь день свободный, я уже не знаю, чем заняться, просто лежу на кровати и ничего не делаю. Мне одному тут просто смертельно скучно.

— Ну ничего, вечером пойдем в таверну и повеселимся. Сегодня я собираюсь преумножить наши сбережения вдвое.

— Ты уверен, что у тебя будут на это силы? Если ты проиграешь, то у нас не останется больше денег.

— Я выиграю, обещаю. Я когда-нибудь вообще проигрывал?

— Нет, но все же после целого дня работы ты будешь никакой. Давай я все-таки помогу тебе, потому что лишаться своих денег я не хочу.

— Ну ладно, если ты так уж настаиваешь, — расхохотался Йон.

Что бы он делал без Ивана? Такой доброй и кроткой души он больше ни у кого не встречал. На самом деле, он даже не понимал, как такие непохожие люди смогли найти общий язык и стать лучшими друзьями, даже братьями. Но, видимо, самой судьбе было угодно сплести их жизни навек, и Йон был ей за это благодарен.

Однако он даже не догадывался, что судьба на самом деле не такая великодушная и что она приготовила для него и Ивана жестокие испытания, которые могут погубить их обоих.

***

Ближе к ночи, когда большинство клиентов уже заперлись в своих номерах, дон Мигель отпустил Йона.

— Отлично поработали сегодня, Вергара. Вижу, вы, наконец, стали более ответственно относиться к своей работе, — изрек дворецкий, похлопав Йона по плечу.

— Спасибо, дон Мигель, — улыбнулся тот, с благодарностью глядя на Ивана, который стоял за спиной дворецкого и потягивал из кружки чай. Вот кто сегодня отлично поработал, даже несмотря на то, что весь день мог отдыхать. Иван в ответ лишь махнул рукой, мол, ради друга можно сделать и не такое.

— А теперь спать. Завтра у вас, Вергара, еще один очень трудный день. И вы, Эррера, не забывайте, что тоже работаете на празднике. Нам нужны все официанты.

— Я знаю, дон Мигель, — отозвался Иван.

— Спокойной ночи, дон Мигель, — кинул Йон вслед удаляющемуся дворецкому.

— Ну что, теперь в таверну в Камтадеру? — спросил Иван.

— Да, только переоденусь.

— Хорошо, я тебя тогда буду ждать у выхода.

— Нет-нет, мы не должны приходить туда вместе, — возразил Йон. — Иди первым, сядь за стол и что-нибудь закажи. В общем, притворись посетителем. Я буду драться два раза, и, скорее всего, с разными людьми. Но оба раза я собираюсь выиграть, так что не бойся и ставь на меня все деньги. А потом забери выигрыш и подожди меня около кривого дерева на улице. Домой пойдём вместе.

— Хорошо, как скажешь, — ответил Иван. Он не слишком разбирался в этих делах, потому что ходил делать ставки всего два раза: один раз смотрел, как дерётся Йон, и делал ставку на него, а второй раз они вместе ставили на какого-то его знакомого. И оба раза увеличили свои сбережения вдвое.

Йон ходит в эту таверну, как на работу. Он знает, что нужно делать, — заключил Иван и отправился в Камтадеру в одиночестве.

Йон сменил форму на обычную одежду и отправился в таверну следом. Через пятнадцать минут он был уже на месте и искал взглядом друга. В помещении было темно, потому что свет тут давали не электрические лампы — в Камтадере здания с таким светом можно было пересчитать по пальцам, — а железные канделябры со свечами, что парили под потолками как в Средневековье. Йон приметил Ивана за одним из столиков и чуть заметно ему кивнул. Иван увидел этот жест и кивнул в ответ.

В центре зала уже столпились люди, оцепив первых дерущихся в круг. Они кричали и улюлюкали так громко, что Йон даже не слышал собственных мыслей. Но он смог понять главную вещь — ему придётся драться с тем, кто выиграет в этом поединке. Юноша выловил взглядом Карлоса, хозяина таверны, и направился к нему.

— А! Мой старый знакомый официант! — воскликнул Карлос, завидев Йона. — Решил сегодня драться?

— Да. Два раза, и надо, чтобы оба раза выиграл я.

— Вот те на! С каких это пор правила игры задаешь ты?

— Я всегда играю по твоим правилам. Думаю, ты можешь сделать для меня сегодня небольшую услугу.

— С другом пришел? Решили подзаработать, как в прошлый раз? Понимаю, официантам много не платят.

— В том-то и дело.

— Ладно, сегодня я добрый. Будет у тебя две победы. Выходи драться после этих.

Йон повернулся к кругу и увидел, что один из игроков уже добивает своего противника. Это был крупный мужчина, но, скорее, толстый, нежели мускулистый. Из криков пьяной толпы Йон понял, что этого человека зовут Хосе. Выглядел он устрашающе, но Йон его не боялся, потому что все эти драки не совсем настоящие и в полную силу тут обычно никто не дерётся.

Обычно. Но это не значит, что никогда, — пронеслось в мыслях Йона. Он по собственному опыту знал, что бывает тут, когда начинается настоящая драка.

Хосе нанес последний удар и с громким рыком оповестил толпу о своей победе. Те, кто ставил на него, радостно заголосили, ведь этим ударом он принес им кучу денег, и побежали к Карлосу забирать свои выигрыши.

Через несколько минут Хосе снова вышел в центр круга. Йон видел, как к нему подходил Карлос, и понял, что мужчина уже в курсе того, кто должен выиграть в этом поединке.

Йон скинул рубашку и остановился перед Хосе. Толпа просто взорвалась, увидев весь контраст между ними — по сравнению с Хосе Йон выглядел щуплым и маленьким, — и стала не то радостно, не то возмущённо кричать:

— Да он же ещё мальчишка! Хосе этого паренька сейчас в клочья разорвет!

Но Йон знал, что в клочья его никто разорвать не сможет. И вовсе не потому, что дерутся тут по правилам Карлоса, а потому что Йон сам может разорвать в клочья кого захочет. Он дерётся в этой таверне уже почти три года, и если поначалу его и правда избивали до полусмерти, то теперь он научился избивать до полусмерти других.

Иван же никогда не любил подобные места. В таверну он ходил очень редко — а зачем, если выпить можно и в отеле, причём не какое-нибудь дешевое пойло, а дорогой ром. Это была третья драка, на которой он присутствовал, и, надо заметить, очень волновался, словно драться должен был он сам.

Увидев, что Йон уже стоит внутри круга, Иван подошел к Карлосу и протянул ему несколько смятых купюр.

— Ставлю на Йона, — неуверенно произнес он.

Хозяин таверны усмехнулся, узнав друга Йона, и молча забрал деньги. А Иван с замиранием сердца стал следить за дракой. Друг и правда выигрывал. Они с Хосе дрались расчётливо, словно каждый их удар был отрепетирован, и Йон очень скоро повалил противника на землю.

Кто-то закричал радостно, а кто-то разочарованно, ведь многие даже и не ожидали, что Хосе может проиграть щуплому мальчишке. Иван улыбался. Их сбережения увеличились ещё вдвое! Может, не так уж и плоха эта «подработка» в таверне.

— Кто будет драться следующим?! — спросил Карлос у толпы.

— Я буду, — раздался грозный голос, и к хозяину таверны приблизился крупный усатый мужчина.

Карлос что-то ему сказал, и тот, кинув неодобрительный взгляд в сторону Йона, скинул рубашку и вышел в круг. Иван снова поставил деньги на своего друга и повернулся к дерущимся. Но то, что он увидел, привело его в ужас. Все случилось молниеносно. Усатый мужчина набросился на Йона и стал превращать его в самую настоящую отбивную. Он мутузил его кулаками по животу, по груди, по лицу так сильно, что у того брызнула изо рта кровь. Те драки, что видел раньше Иван, не были настолько жестокими. В них никто никогда не бил противника до крови, но этот человек, казалось, за что-то ненавидел Йона и хотел забить его до смерти. А толпа радостно кричала, будто только этого и хотела. Ивану же хотелось, чтобы все это сейчас же закончилось, чтобы этот громила отвалил от его лучшего друга и оставил его в покое.

Бог с этими деньгами, Йон. Сдайся и упади, тогда он тебя оставит, — молился Иван.

Но Йон и не думал сдаваться. Он не понимал, отчего этот громила не поддается, но проигрывать все равно не собирался. Он выиграет и в настоящей драке и ни за что не лишится своих денег. И не лишит денег друга, который ему поверил и поставил на него все, что у него было. Надо лишь немного потерпеть, пока противник не истратит все свои силы, и тогда Йон забьет его так, что тот даже на ноги подняться не сможет.

Так и случилось. Вскоре громила дал слабину, и Йон с перекошенным от ярости лицом набросился на него и с нескольких ударов повалил его с ног. Что всегда помогало ему в драках, так это скорость — в то время как противник успевал нанести только один удар, Йон наносил целых три. Но на этом он не остановился. Что-то в голове переклинило, мозг отключился. Осталась только ненависть к этому незнакомому человеку, который не захотел играть по правилам Карлоса. Йон продолжал забивать его, даже несмотря на то, что тот уже лежал на земле и не двигался.

Иван прикрыл ладонью рот. То, что он испытывал в тот момент, невозможно было описать словами. Ему было страшно, до оцепенения страшно. Он даже не знал, что его лучший друг может быть таким жестоким и диким. Йон уже победил, так зачем он продолжает бить противника?! Он же может его убить, неужели он этого не понимает?!

Хорошо, что Карлос спохватился раньше, чем произошло неминуемое, и налетел на Йона, оттащив его в сторону. Если бы не хозяин таверны, Ивану бы, наверное, пришлось видеть друга на эшафоте.

— Ты что творишь, мать твою?! — прокричал хозяин таверны. — Убить его решил?!

— А ты?! Ты обещал мне победу! Но он не поддавался!

— Я сказал ему, что ты должен выиграть, но, видимо, он решил поступить иначе. Однако ты и сам неплохо справился, как я вижу. Теперь остынь, — Карлос похлопал Йона по щеке и отправился разбираться с выигрышами.

А юноша прислонился спиной к холодной стене и тяжело выдохнул. Все тело горело, словно он только что повалялся в костре. А какой-то мужик ещё подошёл и потрепал его по плечу со словами:

— Ну ты и бешеный, парень.

Ярость, застилавшая рассудок, уже отступила, и он понял, что натворил. Он опять слетел с катушек, вот что он натворил. И забил человека до потери сознания. Йон ненавидел это свое состояние, потому что в такие моменты его словно и не было в своём теле. Словно появлялся кто-то другой, кто-то абсолютно бесчеловечный и жестокий. А хуже всего было то, что сейчас его таким увидел Иван. Это было, наверное, единственное, что Йон хотел бы скрыть от друга. Не получилось.

А что ты хотел, когда звал его сюда? — сказал он сам себе. — Сам же знаешь, что не всегда все идет по указке Карлоса.

Да, он знал. Он и сам раньше не играл по правилам Карлоса. Не хотел проигрывать. Но когда выигрывал, в награду вместо денег получал лишь сломанные ребра.

Йон, уставший и обессилевший, поплёлся искать свою рубашку.

— Это ищешь? — произнес Карлос, кинув рубашку в Йона. — А это награда за хорошую драку. — Пачку денег хозяин таверны уже отдал ему в руки.

— Это все мне? — удивился он.

— Сегодня мы с тобой сорвали куш. Ты заслужил это.

— Спасибо.

— Кстати, насчет твоего друга. Ты бы хоть предупреждал его о том, что он может тут увидеть. На нем просто лица не было, когда я отдавал ему выигрыш.

— Он давно ушёл?

— Ну, он ушёл ещё тогда, когда ты стенку подпирал.

— Черт! — выругался Йон, рванув в сторону выхода.

— Э! И я жду тебя через неделю! — крикнул вдогонку Карлос, но не был уверен, что Йон его услышал.

Йон выбежал на улицу, на ходу натянув рубашку на покрытое синяками тело, и стал оглядывать черную улицу. Кривое дерево, у которого они с другом договорились встретиться, находилось в нескольких шагах от таверны. Йон боялся не увидеть там Ивана, но его опасения, к счастью, не оправдались — друг стоял там. Причем весь бледный и замученный, словно сам только что дрался в таверне.

— Держи свою половину, — без эмоций произнес Иван, протянув Йону смятые купюры.

— Они все твои. Карлос дал мне хорошую награду за драку.

— Ты отдашь мне столько денег?

— Отдам. Здорово ведь! Я же говорил, что выиграю! — воскликнул Йон, желая сгладить напряжение.

— Нет, друг, это не здорово! Это ужасно! Я первый раз вижу тебя таким. И лучше бы никогда не видел.

— Зато мы при деньгах.

— Если деньги нужно получать таким способом, то я лучше проживу без них.

— Те два раза ты не возмущался, — заметил Йон.

— Те два раза тебя не избивали!

— Просто этот громила не захотел мне проигрывать, и началась настоящая драка.

— Не понял. То есть до этого драки были не настоящими?

— Кто выиграет в драке, обычно решает Карлос. Я попросил за себя. И этот громила, видимо, не был согласен с таким развитием событий. Ну, ему же было хуже.

— А ты? Как ты-то вообще? — тут же спохватился Иван.

— На самом деле, ужасно. Я еле на ногах стою.

— Пошли тогда домой. И больше сюда ни ногой! Раньше это казалось действительно весело. Но теперь… Нет, спасибо.

Йон ничего не ответил. Не такого он ожидал от сегодняшнего вечера. Но он все равно будет драться тут, что бы Иван сейчас ни говорил.

Они двинулись по темной улице в сторону отеля. Идти до него около десяти минут, но шли они все двадцать, так как Йон еле переставлял ноги. Иван закинул руку друга себе на плечо, и так они с горем пополам добрались до дома. Однако и там их ждало отнюдь не спокойствие. В кухне, через которую им пришлось идти, стояла Виктория и пила молоко. Увидев избитого Йона, она чуть не выронила кружку из рук.

— Господи, что стряслось?! — воскликнула девушка, подбежав к молодым людям. Она помогла Ивану довести Йона до стула и кинулась к аптечке, что лежала в одном из комодов. — Опять ты ходил драться в эту ужасную таверну?!

— Надеюсь, что это был риторический вопрос, — промямлил Йон.

— Разве оно того стоит? — спросила Викки, вытащив из аптечки пузырёк с лекарством.

— Я продал душу Карлосу, так что уйти от него никогда не смогу.

— Иногда твои шутки бывают излишне странными, — заметила она и приложила ватку к разбитой губе Йона. Тот зашипел и начал дёргаться, но девушка строго сказала: — Терпи! Половина лекарств отеля уходит на лечение твоих царапин и синяков. Я уже не знаю, что говорить донье Валенсии по этому поводу. Она уже начинает что-то подозревать, потому что странно выходит, что каждый второй клиент, у которого я убираюсь, обо что-то ударяется.

— Что? — переспросил Иван. — Он что, часто приходит таким избитым?

— Да. Ты живешь с ним в одной комнате, разве сам не видел?

— Не видел! — воскликнул Иван и стал корить себя за то, что был так слеп. Иногда у Йона действительно были царапины на лице, но когда Иван спрашивал, откуда они, друг отвечал, что порезался, когда брился, или что ловил бездомную кошку, которая забралась на кухню. Неужели Йон заврался настолько, что стал обманывать и лучшего друга?

— Викки, лучше замолчи, — вмешался Йон.

— Не надо затыкать ее! — рявкнул Иван.

— Слушай, а что ты думал, когда я говорил тебе, что ухожу в таверну? Думал, что я туда потанцевать хожу?

— Мама еще не знает, что творится в этой таверне. А она ведь, как и я, думает, что это спорт. А это не спорт! Там даже правил нет, абсолютно!

— Ты ей не скажешь.

— А если скажу?!

— Тогда снова увидишь меня таким, каким увидел в таверне, — прошипел Йон, многозначительно посмотрев на друга.

Иван опешил. Йон, его лучший друг и брат, сейчас открыто намекнул ему на то, что может избить его так же, как и того человека из таверны. И от этого стало неприятно и обидно. Видимо, он совсем не знал человека, с которым вместе вырос.

Больше этот спор Иван продолжать не желал. Он демонстративно развернулся и удалился из кухни, оставив Йона и Викки одних.

— Лучше бы ты этого не говорил, — сказала девушка. Ей было неприятно такое слышать и быть свидетельницей ссоры двух лучших друзей.

Йон и сам пожалел, что сказал это. Кто тянул его за язык?! У него не так много близких людей, а лучший друг всего один, как же нелепо терять его из-за своей же глупости! А ещё стыдно. Друг ведь переживал за него, а он…

— Я кретин, знаю.

— Но я думаю, он быстро остынет, — попыталась приободрить Викки, прикладывая лед к ушибам на спине Йона. — Уверена, что уже завтра вы с Иваном будете так же дружны, как и обычно.

— Я знаю, он слишком добр, чтобы на кого-то злиться. Но мне все равно очень стыдно перед ним.

— Неужели, кроме меня, никто не знал, что на самом деле творится в этой таверне? — удивилась Викки.

— Кроме тебя и целой толпы незнакомых людей, — отозвался Йон и попытался улыбнуться. Но улыбка вышла горькой.

Глава 3. Это только начало

Подготовка к празднику шла полным ходом. Сеньор Матео, он же кузен Альбы и предполагаемый наследник всего отеля, приехал вчера вечером. Йон видел его за завтраком. Тот важно сидел рядом со своим отцом и сверкал одной единственной медалью, которую ему вручили за отвагу.

Ивана Йон даже не видел с утра — тот проснулся раньше него и убежал. Они лишь пересеклись в кухне за завтраком, но Иван только печально глянул на Йона, а после убежал работать. В течение дня они так и не увиделись, хотя Йон очень хотел с ним поговорить. Казалось, что Иван специально не желал попадаться ему на глаза, и от этого становилось очень грустно. Йон намеревался поскорее закончить с лампочками в ресторане и отыскать друга, чтобы перед ним извиниться. Стоя на лестнице под огромной хрустальной люстрой, Йон размышлял о том, что он скажет Ивану. Но мысли путались, сплетались, как тысячи шипящих змей, и ни за одну он так и не смог ухватиться.

— Вергара, что вы все витаете в облаках! — воскликнул дон Мигель так неожиданно, что Йон чуть не свалился с лестницы. — Лампочки сами себя не поменяют, а вас ждут еще три люстры!

— Да, дон Мигель, — согласился юноша, чтобы дворецкий больше к нему не приставал.

Но это не подействовало. Дон Мигель посчитал своей обязанностью отчитать Йона, а за что, дворецкий, наверное, и сам не придумал.

— Что «да», Вергара? Работайте.

— А я что, по-вашему, делаю?

— Вы, как обычно, прохлаждаетесь. Надеюсь, что вы хотя бы осознаете, что если что-то пойдет не так на этом празднике, то нас всех выгонят на улицу?

— Я и так делаю все, что в моих силах! — вспылил Йон.

— От вас требуется больше!

— Кто требует? Вы?! — молодой человек неожиданно спрыгнул с лестницы и остановился перед доном Мигелем. — Вы постоянно даете мне работы больше, чем остальным! Это несправедливо!

— Вергара, заберитесь обратно на лестницу и вкручивайте лампочки!

— А иначе что?!

— Разговаривать так будете в своей таверне! Но я не позволю вам вести себя подобным образом в отеле! — кричал дон Мигель, словно получая удовольствие от очередной ссоры с Йоном.

— А вы не давайте мне поводов, я и не буду так себя вести!

— Поздравляю, Вергара, вы добились того, что на протяжении трёх месяцев работа с лампочками будет лежать только на вас.

— Вот где я видел ваши лампочки! — воскликнул Йон, кинув одну из них на пол и с размаху наступив на нее ногой. Лампочка лопнула под подошвой начищенного до блеска ботинка и захрустела крошками стекла.

— Вы что себе позволяете?! — возмутился дворецкий, покраснев от негодования. Он явно не ожидал, что Йон может вытворить нечто подобное. — Я сейчас же доложу об этом дону Игнасио, и пусть он решает, что делать с таким безответственным официантом!

— Мигель! — раздался голос дона Хавьера, дяди Альбы. — Что ты привязался к этому юноше!

— Этот официант недобросовестно выполняет свою работу!

— Этот официант спокойно выполнял свою работу, пока ты не начал на него кричать. Я не позволю тебе злоупотреблять своим положением. Еще раз увижу, как ты кричишь на Вергару, и тебе придётся покинуть этот отель!

Дон Мигель был явно ошарашен таким заявлением, но он не посмел идти против слов дона Хавьера Гарсиа, поэтому пристыженно опустил голову и выдавил из себя:

— Слушаюсь, дон Хавьер.

— Теперь иди и дай Вергаре спокойно закончить свою работу.

Дворецкий с поклоном удалился, а Йон, не менее ошарашенный, вопросительно взглянул на дона Хавьера.

— Я все слышал, — произнес дядя Альбы. — На твоем месте я бы тоже вышел из себя.

— Вы даже не отчитаете меня за разбитую лампочку? — удивился Йон.

— Нет. Но все же постарайся себя контролировать. Если в следующий раз дворецкий снова будет несправедливо тебя обвинять, то сообщи мне.

— Да, дон Хавьер, спасибо, — ответил ничего не понимающий Йон. Вот это да — сеньор Гарсиа за него заступился, что еще неожиданного преподнесет этот день?

А этот день готовил для Йона ещё много чего неожиданного.

***

Работа в ресторане была завершена, и Йон, полностью обессилевший, упал на стул в кухне. Рядом с ним села Викки и тут же начала сыпать вопросы:

— Ну что, Йон, как ты после вчерашнего? Как у вас дела с Иваном? Вы помирились?

— Я хотел с ним помириться, но даже не видел его сегодня. Такое чувство, что он меня избегает, — тяжело произнес Йон.

Девушка наклонилась к нему и тихо сказала, указывая рукой куда-то за его спину:

— У тебя есть возможность сделать это прямо сейчас.

Йон развернулся и увидел, что в сторону кухни движется фигура друга. Усталость сняло как рукой, он соскочил со стула и выпрыгнул в коридор, чуть не сбив там Ивана.

— Друг, весь день хотел тебя увидеть и извиниться за то, что произошло вчера! — выпалил Йон. — Прости за то, что наговорил и что скрыл часть правды, я ведь думал, что так будет лучше.

— Я рад, что ты это сказал.

— Значит, ты меня прощаешь?

— Я и не злился на тебя. Ну, разве что, совсем чуть-чуть, — ответил с улыбкой Иван.

Йон неожиданно налетел на него и обнял, чем вызвал у друга удивление.

— Я сегодня весь день о многом думал и понял, что ты и мама — самые близкие люди, что у меня есть. Вы моя семья. А я только и делаю, что разочаровываю вас, — скороговоркой проговорил Йон.

Иван возмутился от этих слов, схватил друга за плечи и, глядя ему прямо в глаза, сказал:

— Йон, это не так. Ты никого не разочаровываешь. Мы любим тебя таким, какой ты есть. Просто не забывай, что семья всегда рядом и всегда готова помочь. Я понимаю, что после приезда сеньориты Гарсиа ты сам не свой…

— Да мне все равно, — перебил Йон.

— Ты никогда не рассказывал мне, но я знаю, что ты влюблён в неё…

— Тише! — шикнул Йон и оттащил друга под лестницу. — Откуда ты знаешь? Тебе мама сказала?

— Ты рассказал об этом маме? — удивился Иван.

— Нет, она сама поняла.

— Я тоже сам понял. Вот видишь, кто, как не семья, может все увидеть и все понять.

— Насчёт увидеть — да, насчёт понять — не уверен.

— О чем ты говоришь? — не понял Иван.

— Мама сказала, чтобы я забыл об Альбе и переключился на Викки, но я не могу этого сделать. Мне нравится Викки, я не хочу её обижать, но я просто не могу быть с ней, если люблю другую. Вот ты мне скажи, как забыть девушку, если она каждый день попадется тебе на глаза. Как ты забыл Кармен?

— У нас с Кармен и так все было не гладко… — замялся Иван.

— Но ты же забыл о ней?

— Забыл. Но я её и не любил.

— Значит, я серьезно попал, — заключил Йон, решив найти своё спасение в самоиронии.

— Послушай, сеньорита Альба наша подруга с самого детства, но ничего большего с ней не может быть. Я уверен, что в ближайшем будущем её выдадут замуж за какого-нибудь титулованного человека, и она станет маркизой или ещё кем. Тебе просто нужно себя пересилить и переключиться на Викки, потому что так будет лучше в частности для тебя. Рано или поздно все пройдёт. И я не думаю, что мама тебя не понимает, она просто не хочет, чтобы ты страдал. И помни, что никто не осуждает тебя за твои чувства, но дело вовсе не в них, дело в том, что ты обслуга, а она сеньорита. У вас изначально все было обречено.

— А знаешь, я сейчас кое-что понял. Я их ненавижу. В смысле не кого-то конкретного, а все это высшее общество в целом. Они купаются в богатстве и роскоши, а мы в это же самое время обслуживаем их и убираем за ними дерьмо. Разве хотя бы половина из них заслужила то, что имеет? Им просто повезло родиться в богатой семье, и они отчего-то решили, что они лучше тех, кому повезло меньше. То есть нас. Хотя ни черта они не лучше! Они такие же люди как мы. Абсолютно такие же.

— Боже мой, мальчики, что я слышу! — раздался грозный голос доньи Валенсии. — Ваша мама ещё не слышала то, что вы тут обсуждаете! Оставьте революцию французам, а сами лучше идите на кухню, иначе можете лишиться даже того, что имеете сейчас.

— Да, донья Валенсия, — произнес Иван и, взяв Йона за локоть, потащил его в сторону кухни. — Ты издеваешься? — прошипел он, отойдя на безопасное расстояние. — Из-за твоих речей мы можем оказаться на улице. Мы на самом деле не имеем ничего, но благодаря этому высшему обществу у нас есть крыша над головой, еда да еще и жалованье!

Йон ничего не ответил. Он понимал, что каждый все равно останется при своём мнении, поэтому спорить в этой ситуации было бессмысленно. Не то чтобы он был не рад тому, что имел (а имел он замечательную семью и — что уж кривить душой — какие-никакие деньги), просто не будь этого высшего общества, их семья была бы гораздо свободнее и счастливее. А сам Йон мог бы получить образование, стать архитектором, выйти в люди и остаться в истории. Его жизнь имела бы хоть какой-то смысл для этого мира. А так — он просто прислуга, живущая в широкой тени богачей, причём такой темной, что из-за неё его совсем не было видно. Его замечают только тогда, когда нужно что-то принести или унести. В нем видят только безликого официанта. А как бы хотелось, чтобы в нем видели ещё и личность, способную на нечто большее, чем тупое прислуживание. Йон мечтал заняться чем-то другим, мечтал получить образование, мечтал стать значимым для мира, но понимал, что мечты эти несбыточны. И от этого понимания в его душе зрела ненависть.

— А давайте попьем чаю, пока не начался праздник, — предложил Йон, когда они с Иваном сели за стол рядом с Викки. Он, конечно же, не злился на Ивана за то, что тот не поддержал его слова. Как личность, он уважал чужую личность и понимал, что нельзя злиться на человека, который видит мир по-другому.

— Ребята, я рада, что вы помирились! — воскликнула Викки.

— А как же иначе, — произнес Иван, слегка улыбнувшись.

Викки тоже улыбалась. Она знала, что эти двое помирятся, ведь они лучше друзья уже целых двадцать два года, разве такая дружба может так просто разрушиться?

— Давайте на самом деле попьем чай, — согласилась девушка. — Скоро начнется праздник, и у нас с вами работы будет просто невпроворот.

— Это верно, — кивнули молодые люди.

Они приготовили себе чай и снова уселись за стол, принимаясь обсуждать сегодняшний день и предстоящий праздник.

— За этот день отель принял больше клиентов, чем за последние две недели, — произнесла Викки. — Мы с девочками замучились готовить комнаты.

— Да, а мы с парнями замучилось развозить обеды да перекусы, — подтвердил Иван. — Им просто непрерывно хотелось есть! На обед-то в ресторан не пускали.

— Потому что мы там замучилось все украшать, — добавил Йон.

— Кстати, они ещё возмущались из-за отключенного электричества, звонили и просили «разобраться с этим недоразумением». И никак им не объяснишь, что электричество отключено, потому что в отеле меняют лампочки! — воскликнул Иван.

— А зачем им электричество днём? — нахмурился Йон.

— Оно всем так полюбилось, что никто теперь и жизни без него не представляет, — рассмеялась Виктория.

— Мама, наоборот, его не любит. Говорит, что при свечах было комфортнее, — произнес Йон. — Хотя зажигать эти свечи на люстрах — это сущий ад.

— А ещё сущий ад — это отмывать подсвечники от расплавленного воска, — поддержала Викки.

— Но не маме же приходилось это делать, — улыбнулся Иван, но неожиданно его улыбка погасла. Он замер, как истукан, и уставился на что-то позади Йона.

— Ты чего? — Йон развернулся. В дверях стоял дон Мигель, который, наверное, с минуту яростно глядел на двух официантов и горничную, что гоняли чаи на кухне, но сказать ничего не посмел. Дон Хавьер дал ему ясно понять, что у него особое отношение к Йону. Хотя было и не понятно, чем этот наглый, бездарный юноша его заслужил. Дон Мигель смог поругаться только про себя, а после поспешил удалиться, чтобы эта компания больше не мозолила ему глаза.

— Это чего он? — не понял Иван. — Я думал, он сейчас на нас наорет.

— Ты не представляешь, что сегодня произошло, — сказал Йон. И пересказал друзьям утреннее происшествие с доном Мигелем и доном Хавьером.

— Ну, дон Хавьер следующий хозяин отеля, наверное, он хочет, чтобы среди персонала все было хорошо, ведь именно от этого зависит вся работа отеля, — предположил Иван.

— Да, именно на нас весь отель и держится. Жаль, что многие из высшего общества этого не понимают, — произнес Йон, которого так и не покинул враждебный настрой по отношению к богатым сеньорам.

— И почему дон Мигель такой злобный и саркастичный постоянно? — перевел тему Иван, чтобы Йон опять не стал говорить о том, как он всех ненавидит.

— Мне кажется, я знаю почему, — сказала Викки. Молодые люди вопросительно на неё уставились, но та нарочно не торопилась говорить, как бы подогревая их интерес.

— Ну, Викки, почему? — не выдержал Иван.

— Думаю, что дон Мигель влюблён в донью Валенсию! — заявила она, чем очень шокировала ребят. — Но вы видели, как донья Валенсия к нему относится? Она его в упор не видит, и от этого он злится и вымещает свою злобу на вас.

— Вот я буду смеяться, если это окажется действительно так, — хохотнул Иван.

— А что такого? — не поняла девушка.

— Ну, им сколько лет-то? Уже же под семьдесят!

— Ну знаешь, для любви не бывает поздно.

***

В комнату дона Хавьера постучали. Он взволнованно поднялся и открыл дверь, пропуская внутрь своего сына Матео.

— Отец, вы хотели меня видеть? — спросил молодой человек.

— Да, сынок, присаживайся. — Дон Хавьер указал на ажурную софу, которая была в семье, наверное, со времён эпохи рококо, а сам опустился рядом на похожий ажурный стул.

Матео, немного взволнованный от волнения отца, терпеливо ждал, когда тот заговорит. В этот момент можно было увидеть, насколько Матео и дон Хавьер были разными. Темноволосый и кареглазый, как и все другие Гарсиа, дон Хавьер сидел, сгорбившись, на стуле и курил, а его сын с волосами цвета пшеничного поля и слегка поблескивающими янтарём глазами держался прямо и ровно, чуть заметно морщась от запаха табака. Матео, надо сказать, выделялся на фоне других Гарсиа, а порой даже не ощущал себя членом этой семьи.

Но отличался он не только внешностью, которая досталась ему от матери, доньи Беатрис Армас де Гарсиа, но и своим отношением к этой жизни. Как человек военный, он знал, что такое честь и справедливость. Он не любил лгать и унижать, а главной ценностью считал вовсе не богатство, а жизнь.

Вообще, сколько Матео себя помнил, в семье была вражда между его отцом и доном Хоакином, которые боролись за наследство, иными словами, за богатство. Как, опять же, человек военный он беспрекословно выполнял приказы и был предан родине в лице отца. Он боролся за него, даже не понимая этой бессмысленной вражды между родными братьями. Во всяком случае, в войне с берберами он тоже не видел смысла, но по приказу верхушек все равно воевал.

В жизни как на войне или на войне как в жизни — вот это правило, которое он усвоил за свои двадцать девять лет жизни.

— Я хотел поговорить с тобой насчёт наследования, — произнес дон Хавьер после недолгого молчания. — Твой дедушка уже собирается писать завещание.

Ни для кого не было секретом, что дон Игнасио слишком стар и что смерть уже крадется по его пятам. Это он и сам понимал, а потому пытался выбрать, кто из его сыновей — Хоакин или Хавьер — станет наследником всего отеля. Из-за этого жизнь семьи была насквозь пропитана ложью и интригами.

— Отец, я уверен, что хозяином отеля будете вы. Вы все же первенец, — попытался подбодрить отца Матео.

— В том-то и дело, что он сомневается насчёт меня. Говорит, что из-за того, что ты в действующей армии, ты можешь в любой момент погибнуть, а значит, у меня не будет наследника. Он хочет передать отель Хоакину, потому что Лукас никуда никогда не уезжает и его жизнь находится в безопасности.

— Но он же не может так с вами поступить, когда уже дал слово, что отель передаст вам!

— Он все может, — горько произнес дон Хавьер.

— Вы знаете, что нужно делать, отец. Даже если не будет меня, у вас все равно будет шанс получить отель. Это нужно было сделать ещё давно, просто скажите дедушке правду.

— Я понимаю. Но эта правда может погубить наш с твоей матерью брак, поэтому я не тороплюсь её открывать. От точного решения твоего деда будет зависеть, откроется ли эта правда или нет. Помоги мне составить письмо, в случае, если твой дед на семейном собрании заявит, что принял точное решение передать отель Хоакину, то я зачитаю это письмо. Надеюсь, что Беатрис меня простит.

Этот разговор, казалось, был только для двоих человек — для отца и сына, которые вот-вот могут раскрыть один из своих секретов. Но это только казалось. В глубине шкафа прятался третий человек, который все прекрасно слышал и желал узнать, что же за секрет скрывают эти двое. И, когда дон Хавьер и Матео покинули комнату, он прочел письмо, что было небрежно брошено на столике, и кое-что понял.

А понял он, что этот секрет ни в коем случае не должен быть раскрыт. Даже если ради этого придется кого-то убить.

***

В ресторане было оживление. Лилась приятная живая музыка, всюду были слышны светские вежливые разговоры, серебро и фарфор дорого звенели, сеньориты шуршали юбками нарядных платьев, — словом, все опять было наполнено богатством и роскошью.

Только теперь Йон не был частью этого богатства, он чувствовал себя, скорее, мебелью или одним из украшений зала, как те, что он собственноручно сегодня развешивал. Какой же был яркий контраст между праздниками хозяев отеля и праздниками обслуги! Последний раз обслуга отмечала только Новый год и то после того, как его отметили хозяева. Хозяева же могли устроить праздник по любому поводу, ведь подобные мероприятия очень привлекали клиентов. А клиенты — это деньги, вот только жалованье в праздники у обслуги не увеличивалось, хоть им и приходилось работать в два раза больше.

Йон обслуживал стол семьи Гарсиа, стоя рядом со злополучным комнатным деревом и словно дополняя его. Ивана он не видел, но знал, что тот должен был быть в другом зале ресторана и обслуживать стол одной знатной семьи.

Однако о друге он не особо вспоминал в тот вечер, так как все его внимание было отдано Альбе. Она была в нарядном платье золотого цвета, собранном на талии широким черным поясом, а на шее её громоздилось колье из крупных чёрных камней, что поблёскивали золотом от света электрических люстр. После вчерашнего представления, которое Йон ей устроил, они так и не виделись. Сейчас же, когда Альба была рядом, молодому человеку захотелось перед ней тотчас извиниться. Казалось, и девушка хотела что-то сказать, но не могла этого сделать при своей семье, а потому лишь беспокойно крутилась и посылала Йону взгляды, которые он так и не смог расшифровать.

Среди Гарсиа Йон приметил две незнакомых личности. Это были молодой человек с черной щетиной и такими же черными глазами и девушка, тоже темноглазая, но с волосами тициановского рыжего цвета. Они в основном общались только друг с другом, но изредка их внимание обращалось на сеньора Лукаса. Кто эти двое, Йон так и не смог понять, и на протяжении всего ужина его терзало любопытство.

Сегодня все мужчины были одеты примерно одинаково — черные фраки, белые жилеты под ними и светлые бабочки. Все, кроме, разумеется, официантов. Хотя и они вполне могли сойти за сеньоров, если бы сменили черные бабочки на белые и избавились бы от пуговиц металлического цвета. Эта идея хорошо прижилась в голове Йона, и он решил, что когда закончится ужин и начнутся танцы, то он обязательно так и сделает. Ну, по крайней мере, просто сменит бабочку, пуговицы он трогать не станет, иначе за порчу униформы ему серьезно попадет.

К самому концу ужина Альба неожиданно произнесла:

— Официант!

За весь вечер она ничего не попросила, ела только то, что было предусмотрено основным меню, в отличие от своего брата Лукаса, который, словно в насмешку, заказывал что-то каждую минуту.

— Сеньорита чего-то желает? — учтиво спросил Йон и зачем-то взглянул в сторону дона Хавьера. Тот выглядел обеспокоенным и бледным, но неожиданно улыбнулся Йону и отвел взгляд. Йон ничего не понял, но предпочел сделать вид, что ничего не произошло. Главное правило официантов — не смотреть клиентам в глаза. Йон это правило благополучно нарушал с того момента, как стал официантом, и от этого повидал много странного, вроде того, что было сейчас.

— Да, поменяйте мне салфетку. — Альба протянула смятую шелковую салфетку юноше и повернулась к семье, старательно делая вид, что Йон для нее безразличен.

Йон кивнул и послушано пошел на кухню за новой салфеткой. У дверей он встретил Ивана, который нес на серебряном подносе несколько бокалов шампанского.

— Как продвигается работа? — иронично поинтересовался Йон.

— Отлично. Какое-то прожорливое семейство, ни минуты покоя.

— Думаю, Гарсиа им не переплюнуть, в особенности сеньора Лукаса, — усмехнулся Йон. — У тебя бабочка кривая, — заметил молодой человек и поправил другу бабочку.

— Спасибо, застежка там совсем плоха, ну да ладно, главное, чтобы она продержалась до конца вечера. Кстати, о сеньоре Лукасе, ты видел его друзей?

— Это тот сеньор со щетиной и сеньорита с рыжими волосами?

— Да.

— Ты знаешь, кто они?

— Услышал, как донья Валенсия приказывала Виктории приготовить им номера. Они приехали сегодня. Это сеньор Рафаэль Фернандес и сеньорита Эухения Фернандес.

— Семейная пара и живут в разных номерах? — удивился Йон. Весь вечер он хотел узнать, что это за люди и почему они сидят вместе с семьей Гарсиа. Как же повезло, что Иван очень любопытный и слышит каждое слово, что произносят экономка и дворецкий.

— Нет, это брат и сестра.

— Они совсем не похожи.

— Сводные.

— А, тогда понятно.

— Сеньорита Эухения прекрасная, не правда ли?

— Друг, ты что положил глаз на сеньориту? — хохотнул Йон.

— Почему тебе можно, а мне нельзя?! К тому же я-то понимаю, что мне ничего не светит.

— Господи, Эррера, только этого нам не хватало! — воскликнул появившийся из ниоткуда дон Мигель. — Лучше разносите ужины, а не заглядывайтесь на сеньорит!

— Извините, дон Мигель, — смутился Иван, покраснев до ушей, и тут же поспешил уйти, пока дворецкий еще чего-нибудь такого не сказал, отчего ему бы стало стыдно и неловко.

— А мне, дон Мигель, ничего не хотите сказать? — с вызовом сказал Йон.

— Послушайте, Вергара, я бы не советовал вам становиться еще наглее, чем вы есть. Если дон Хавьер заступился за вас сегодня, это не значит, что вы теперь имеете право отлынивать от работы. Так что идите выполнять заказ.

— Уже бегу, — произнес Йон и не спеша скрылся в кухне.

По дороге в прачечную Йон заметил, что в салфетку завернут небольшой лист бумаги. Он вытащил его и развернул. Там оказался текст, написанный ровным и красивым почерком Альбы.

«Выйди на балкон, пожалуйста. Надо поговорить».

Йон вскинул от удивления брови и стал оглядываться, судорожно придумывая, что можно сделать, чтобы уйти со своего поста официанта.

— Мартин! — радостно воскликнул юноша, завидев его на кухне. — Ты сейчас что делаешь?

— Работаю. В отличие от тебя.

— Мартин, можешь взять ненадолго стол семьи Гарсиа? Все равно ужин уже почти закончился, и скоро начнутся танцы. Вряд ли будет много заказов. Пожалуйста! Мне очень нужно отлучиться.

— Зачем? Опять собираешься бездельничать?

— Ну, Мартин, соображай, — сказал Йон, выжидающе смотря на официанта, но тот лишь хмурил брови. — Мне надо отлучиться в уборную, — пояснил Йон.

— Понял, — смутился Мартин. — Ладно, иди. Если ты недолго.

— Постараюсь побыстрее.

Йон побежал по коридору в сторону служебных помещений, но спешил он отнюдь не в уборную, а в прачечную, где наверняка должны были быть белые бабочки. Ему повезло, потому что в прачечной на вешалке висел целый костюм, но одалживать его он все же не решился. Бабочки было бы вполне достаточно. Во время танцев свет приглушат, а ему нужно будет всего лишь проскочить через зал в сторону балкона. Йон сменил бабочку, и, как партизан на оккупированной противником территории, проскочил через кухню в ресторан. Сейчас самым главным было не попасться на глаза дону Мигелю, официантам и семье Гарсиа — словом, всем, кто его знал, а это примерно четверть находящихся в зале людей.

Однако сегодня ему на удивление везло. Он подобрался к балкону незамеченным никем из знакомых и таким же незамеченным прошмыгнул через дверь.

Балкон представлял собой огромную пристройку из камня с двумя широкими лестницами с каждого бока. Такое сооружение правильнее было бы называть террасой, но все привыкли звать это балконом, потому что, видимо, архитектор отеля таковым его и задумывал, но спустя время кто-то посчитал нужным его увеличить и построить лестницы.

Альба стояла там, сложив руки на каменных поручнях и глядя куда-то вдаль на спящий изумрудный сад.

— Альба, — тихо позвал Йон, опасаясь, что кто-то посторонний может его услышать.

Девушка развернулась и удивленно спросила:

— Ты что, взял чью-то бабочку?

— Я ее одолжил, — улыбнулся юноша. — Ты хотела со мной о чем-то поговорить?

— Да, я хотела тебе сказать, что вчера ты так быстро убежал, а я даже не поняла почему. Но потом я осознала, что, возможно, мои слова показались тебе неприятными. Но я не хотела тебя обидеть, понимаешь? Тебе нравится Виктория, а я так про нее сказала. В общем, с моей стороны это было очень некрасиво. Извини, — проговорила Альба, в душе сетуя на себя, потому что она скомкала все своё отрепетированное и продуманное извинение.

— С чего ты взяла, что мне нравится Виктория? — удивленно спросил Йон.

— Я нашла только такое объяснение твоему поведению.

— Это объяснение неверное.

— Тогда что произошло?

Йон не знал, что ответить. Как ему было объяснить то, что он почувствовал в тот момент? Социальное неравенство, место в обществе, так чётко обозначенное девушкой, в которую он влюблен, — вряд ли она поймёт. Но он нашёл выход — в конце концов, он находил выход из любой ситуации.

— Мне вчера с самого утра нездоровилось, а дон Мигель ещё нагрузил работой. Прости за эту выходку, — проговорил Йон. Что он понял, когда невольно слышал разговоры людей из высшего общества, так это то, что в любой сложной ситуации можно списать все на плохое самочувствие. На удивление, это всегда работает.

— Надеюсь, что сегодня ты чувствуешь себя хорошо? — беспокойно спросила девушка.

— Да, спасибо, сегодня все отлично.

— Я очень рада этому.

Неожиданно дверь ресторана распахнулась, и на балконе очутился Мартин с подносом в руках. Йон тут же повернулся лицом в сторону сада, делая вид, что он мечтательный сеньор, который любуется вечерним пейзажем. А Альба, слегка взволнованная, подскочила к официанту и воскликнула «Мартин!», перетянув тем самым все внимание на себя

— Сеньорита Гарсиа, дон Хоакин интересуется, как скоро вы вернётесь в ресторан и хорошо ли вы себя чувствуете? — произнес Мартин, глядя себе под ноги.

— У меня от духоты закружилась голова. Передай отцу, что я вернусь минут через десять.

Тут Йон чуть не рассмеялась, потому что его подруга сама активно прикрывалась плохим самочувствием, но все же взял себя в руки. Мартин не должен был понять, что на балконе рядом с сеньоритой Гарсиа стоит его непутевый товарищ официант, который только что отлучился в уборную.

— Слушаюсь, сеньорита. — Мартин поклонился и собрался было уходить, но Альба остановила его, приметив несколько бокалов шампанского на его подносе:

— Мартин, позволишь взять два бокала для меня и сеньора Альманса?

— Да-да, конечно, — произнес официант, позволив Альбе взять в руки напитки.

— Спасибо, можешь идти.

— Сеньорита, сеньор. — Мартин почтенно, но в то же время неуклюже поклонился и поспешил скрыться в дверях ресторана.

— Он меня потом убьет, — прыснул от смеха Йон, развернувшись в сторону девушки.

— Не убьет, если не узнает, — рассмеялась в ответ Альба. — Сеньор Альманса, это за счёт отеля, — наигранно произнесла девушка, не переставая смеяться.

— Благодарю вас, сеньорита Гарсиа, — вторил ей юноша.

Альба подняла бокал для тоста и неожиданно серьезно сказала:

— Предлагаю выпить за то, что спустя столько лет мы с тобой снова встретились. И что мы по-прежнему друзья.

— Да, друзья, — тоже серьезно, но с долей грусти в голосе ответил Йон. Только друзья, ничего больше. Он за секунду осушил бокал, и спустя какое-то время пол под ногами уже начал ощутимо плыть.

Из окон ресторана полилась музыка, и молодые люди поняли, что танцы уже начались. Сеньорите Гарсиа нужно было присутствовать там, но она не хотела. Впервые за этот вечер она чувствовала себя собой, особенно после того, как услышала, что Йон на самом деле не влюблён в Викторию.

— Хочешь потанцевать? — неожиданно спросил Йон, осмелев от одного бокала шампанского.

— Что? — удивилась Альба. Она растерялась, и Йон это заметил. Странно было видеть сеньориту Гарсиа в растерянности, ведь это… Сеньорита Гарсиа, как Гарсиа вообще могут быть в растерянности?

— Хочешь танцевать? — повторил он свой вопрос. Но в этот раз уже менее уверенно.

— Ну… Почему нет, — ответила Альба.

Оставив пустые бокалы на каменных поручнях, Йон и Альба закружились на балконе под приглушенную музыку. Все завертелось в каком-то особенном водовороте, который затянул только их двоих. Этот момент и это место принадлежали только им, и каждый чувствовал, что это не просто дружеский танец, а нечто большее.

Кровь у Йона закипела, а рассудок отошел на второй план. Какой-то необъяснимый порыв с головой захлестнул юношу, и он поддался ему, притянув Альбу к себе и прижавшись губами к её губам. Это застало врасплох не только девушку, но и его самого. Он не понимал, как это произошло, но это произошло, и теперь нужно было что-то с этим делать.

Самым лучшим вариантом он посчитал отпрыгнуть от Альбы и затараторить:

— Прости, пожалуйста, не знаю, как это вышло и зачем я это сделал. Прости, наверное, я… — он развернулся и собрался идти в сторону двери, но Альба схватила его руку и остановила.

— Не уходи. Я не хочу… чтобы ты уходил.

Они остановились друг напротив друга и посмотрели друг другу в глаза. И благодаря этому они оба поняли гораздо больше, чем от бессмысленных слов, которые никак не желали складываться во что-то адекватное. На этот раз Альба сама поцеловала Йона. Её здравый смысл тоже куда-то пропал, остались лишь чувства, сильные и неукротимые. И именно эти чувства сейчас были истинными властителями ситуации.

Ни Йон, ни Альба не верили в то, что происходит. Все, что они чувствовали друг к другу, было и есть взаимно. Надо же — всю жизнь притворяться друзьями и зачем? Зачем все это было нужно, если ни на секунду не было правдой?

— Йон, — прошептала Альба, отстранившись от него. Здравый смысл все же очень скоро вернулся к ней.

— Что?

— Что мы творим?

— То, что хотим?

— Но то, что мы хотим, может обернуться плохо для нас обоих, а в особенности для тебя. Если об этом кто-то узнает, то мои родители сделают все возможное, чтобы отдалить нас друг от друга. И я уверена, что в этот раз избавятся они не от меня, а от тебя. А я не хочу, чтобы ты лишался дома и жил вдали от матери. Твое место здесь.

— Об этом никто не узнает.

— Почему ты в этом так уверен?

— Я не уверен в этом, я знаю это. Отель большой, а я официант, который может спокойно гулять с официантской тележкой по этажам и делать вид, что он привозит заказ сеньорите Гарсиа. Так что никто от меня не избавится. К тому же, я всегда тебя любил и всегда хотел с тобой быть.

— Я тоже, — чуть слышно ответила Альба, скрывшись в объятиях юноши, о которых так долго мечтала. Она понимала, что все это может для Йона очень плохо обернуться, но в то же время отчаянно желала, чтобы этот вечер и этот момент никогда-никогда не заканчивались.

Но все хорошее имеет свойство быстро заканчиваться. Так и сейчас неожиданно возникшая на балконе фигура заставила Альбу и Йона друг от друга отскочить.

Эта фигура появилась со стороны одной из лестниц и предпочла не выходить из мрака ветвей, что протягивали свои мохнатые лапы над балконом. Все, что успели увидеть молодые люди — это черный мужской костюм и белую маску зайца, скрывавшую лицо. В вечерних сумерках это выглядело крайне зловеще.

А дальше — все произошло так быстро, что никто даже не успел осознать случившееся, — фигура вытянула руку со сжатым в ладони пистолетом, сделала один единственный выстрел и скрылась в кустах.

Глава 4. Роковая ночь

Громкий хлопок, что раздался со стороны балкона, заставил всех присутствующих в ресторане взволнованно остановиться посреди танца, а оркестр замолкнуть в ожидании распоряжений дона Игнасио.

Но дона Игнасио и его жены доньи Канделарии нигде не было видно. Очевидно, они предпочли танцам нечто более спокойное, ведь они были уже в том возрасте, когда шумные сборища быстро утомляют.

— Все в порядке, дорогие гости, — произнесла донья Адриана, найдя в себе самообладание и решив взять ситуацию под свой контроль. — Это пускают пробный фейерверк, который ждет нас после бала. Так что не стоит волноваться, — женщина растянула губы в поддельной улыбке и взглянула в сторону оркестра. — Маэстро, музыку, — приказала она и направилась к семье.

Музыка снова заиграла, а гости продолжили танцы как ни в чем не бывало. Ресторан снова заполнился звуками веселья и о странном хлопке многие вскоре позабыли. Многие, но не все. Некоторые этот хлопок и этот вечер не смогут забыть уже никогда.

— Что это было на самом деле? — спросил дон Хоакин у своей жены.

— Не знаю, но звук был с балкона, — ответила донья Адриана.

— Там же сейчас наша дочь! — испуганно воскликнул мужчина и кинулся к дверям.

Практически все члены семьи Гарсиа, что подтянулись из разных уголков зала, поспешили следом. Из чистого любопытства к ним присоединился и сеньор Фернандес.

— Мартин, проследи, чтобы никто из гостей не выходил на балкон, — на ходу сказал дон Хоакин, остановив несущегося куда-то официанта.

— А что случилось, дон Хоакин?

— Будешь задавать вопросы, тотчас вылетишь отсюда и глазом не успеешь моргнуть!

— Слушаюсь, сеньор. — Он виновато опустил голову и, дождавшись, когда все Гарсиа скроются за дверью, встал около выхода и принялся караулить.

Когда семейство Гарсиа оказалось на балконе, перед их глазами предстала ужасная картина. На каменном полу, вся перепачканная кровью, сидела Альба и горько плакала, зажимая рану у какого-то бледного и почти неживого человека. Понадобилось время, чтобы признать в умирающем одного из официантов отеля, да и не просто официанта, а юношу, с которым Альба провела все свое детство.

— Альба, дочка, ты ранена?! — спросила донья Адриана, подбежав к дочери и подняв ее на ноги, желая оттащить от, как ей казалось, мертвого тела. Но девушка лишь замотала головой, упала на колени и подползла к молодому человеку, отчаянно пытаясь как-то ему помочь.

В это же самое время рядом с Йоном опустился дон Хавьер. Мужчина был бледен, как лист бумаги, и испуган не меньше своей племянницы.

— Господи, Йон, ты меня слышишь?! — заговорил дон Хавьер, сжав в ладонях его лицо и пытаясь найти в его неподвижном взгляде признаки жизни. К счастью, они там были. — Йон, держись, ты должен держаться. Что вы все встали?! — закричал он, обращаясь к семье. — Матео, бегом за врачом, доном Луисом, я видел его в ресторане. Веди его в комнату Вергары. А вы, Хоакин, Рафаэль, помогите отнести его к служебному входу.

Мужчины тут же столпились над раненым и подняли его на руки, потащив к лестнице. Альба собиралась броситься за ними, но донья Адриана резко её остановила.

— Кто стрелял, дочка, кто это был? — спросила перепуганная женщина.

— Я не знаю, не знаю! Это мог быть любой человек, абсолютно любой! — воскликнула Альба, выдернула свою руку из ледяных пальцев матери и кинулась следом за мужчинами.

По дороге девушка незаметно кинула перепачканную кровью бабочку в кусты, решив вернуться за ней завтра и избавиться от неё навсегда. Эту бабочку она успела снять с шеи Йона, пока никого ещё не было на балконе, и все это время прятала её в складках платья. Альба подумала, что так будет лучше для Йона, вдруг его бы обвинили в воровстве и не стали бы спасать ему жизнь. Кто знает, на что способны её родители…

Донья Адриана недолго стояла на балконе одна, она очень скоро поспешила следом за дочерью, не желая оставлять её в таком горе. Женщина знала, что этот человек очень важен для Альбы, ведь они вместе выросли, и она понимала, что они стали хорошими друзьями. Вообще, донья Адриана никогда не осуждала их дружбу, но её осуждали дон Хоакин и дон Игнасио, и решающее слово всегда было за ними.

Когда раненого Йона донесли до служебного входа, Альба держала все двери, что попадались на пути. Ей хотелось внести хоть какой-то вклад в спасение жизни своего возлюбленного. Пусть и такой маленький.

Самым сложным было пронести Йона через кухню, потому что кухня всегда полна людей, а лишнее внимание вряд ли бы пошло ему на пользу.

Альба первая влетала в кухню и закричала на горничных и официантов, что крутились с посудой.

— Все вышли из кухни!

— Но сеньорита… — произнесла ничего не понимающая Виктория.

— Вы слышали мою дочь?! Вон из кухни! — приказала донья Адриана, что вошла следом за Альбой.

Работники быстро бросили все свои дела и испарились из помещения, словно их тут и не было. Испаряться тогда, когда тебе приказывают, и при этом не задавать лишних вопросов — вот одна из главных способностей, которая должна быть у обслуги в отеле «Гарсиа». Однако, как видно, такой способностью обладают все же не все.

Альба с благодарностью взглянула на мать, тут же покорив себя, что несколько минут назад подумала будто бы её родители монстры, которые бросили бы умирать одного из своих работников, а после кинулась держать двери. Йона пронесли через кухню в мужское крыло, где жили все официанты. Матео с доктором уже стояли там.

Врач приказал всем остаться в коридоре и взял себе в помощники Матео, потому что тот на войне видел и не такие ранения. Да и он уже помог приготовить все необходимое, пока остальные несли раненого, следовательно, знал, где что находится.

Сеньор Рафаэль тут же куда-то скрылся. Альба прижалась к стене. А её родители и дядя пристроились рядом с ней. Платье и руки девушки до сих пор были испачканы кровью человека, которого она любила, и от одного взгляда на этот красный насыщенный цвет ее бросало в крупную дрожь.

— Дорогая, объясни, что произошло? Кто стрелял? — спрашивала донья Адриана.

— Я не знаю, мама.

— Зачем стреляли в официанта? Кому могло это понадобиться? — озвучил крутившиеся в своей голове вопросы дон Хоакин.

— Нет! — вдруг воскликнула Альба. — Стреляли не в него. Стреляли в меня. А этот официант… спас мне жизнь, — на последнем слове она горько всхлипнула. Донья Адриана обняла дочь, прижав её к своей груди, и достала шелковый платок, утерев девушке слезы.

— Дочка, пойдём в комнату. Тебе нужно в ванную, — мягко сказала женщина.

— Я не уйду отсюда, пока не узнаю, что с ним все в порядке!

— А где Лукас? Кто-то видел нашего сына?! — взволнованно воскликнул дон Хоакин. — Господи, я уверен, что тот, кто стрелял, хотел насолить мне! Он хотел лишить меня моей девочки! А где же Лукас?!

— Не думай, дорогой брат, что все, что происходит, всегда связано только с тобой, — кинул дон Хавьер.

— Что ты говоришь! — вмешалась донья Адриана. — Мы чуть не лишились дочери! Как ты можешь так говорить!

— Не трогай его, брат просто не понимает, что значит любить своего ребёнка, раз позволил Матео быть военным, — бросил в ответ дон Хоакин. — Пойду поищу Лукаса.

Дон Хоакин смерил брата презрительным взглядом и удалился. Дон Хавьер лишь опустил голову. Никто и не подозревал, что он сейчас испытывал. А это несправедливое обвинение… Нет, он уж точно знал, что значит любить своего ребёнка! Он позволил Матео быть военным только потому, что сын сам этого хотел. А что сделал Хоакин? Отправил свою дочь насильно из дома ради того, чтобы она перестала общаться с детьми обслуги. А он спросил её, чего хочет она сама? Вряд ли. Ведь судя по всему, она с ними расставаться и не хотела.

Они стояли в коридоре очень долго. Альба не переживала за своего брата, ведь знала, что никто не хотел насолить её отцу. Стреляли вовсе не в неё. Тот человек в маске зайца точно знал, что его целью является Йон. Она соврала семье лишь для того, чтобы не раскрывать их отношений, которые только начались. Но правильно ли она сделала? Что если эта ложь понесёт за собой серьёзные последствия, которые окажутся страшнее того, что могло бы случиться, если бы она сказала правду? Девушка не знала ответа на этот вопрос, но и не заглядывала настолько далеко. Сейчас самым важным было выздоровление Йона.

Донья Адриана тоже переживала. Но теперь она переживала сразу за троих — за того бедного раненого юношу, за свою дочь, которой довелось пережить такой кошмар, и за сына, на которого тоже могли совершить покушение.

— Ну почему так долго! — воскликнула Альба. — Хоть бы у врача все получилось, пожалуйста!

— Я уверена, что дон Луис сделает все возможное, чтобы спасти его, — приободрила донья Адриана.

— Нужно вызвать полицию. Нельзя, чтобы убийца разгуливал по отелю. Альба, ты видела его лицо? Ты его знаешь? — спросил дон Хавьер.

— Нет. У него была маска зайца на лице.

— А кто это был? Один из гостей или человек с улицы, или вовсе официант?

— Не знаю, я не увидела! Он прятался в тени, а потом выстрелил, и это случилось так быстро, что я даже не успела опомниться! Я запомнила только чёрный фрак.

— Фрак как у сеньоров, из дорогой ткани? Или как у официанта? С пуговицами?

— Нет, не знаю. Не буду врать. Я не запомнила.

— Хавьер, перестань её спрашивать, — произнесла донья Адриана. — Не видишь, она и так потрясена.

— Нам же нужно все выяснить, чтобы подобного больше не произошло и чтобы виновный получил по заслугам!

— Этим будет заниматься полиция, но никак не ты!

Спор прервал вышедший из комнаты Матео. Он был бледным и явно шокированным, и от вида кузена Альба только сильнее заплакала, подумав о самом худшем.

— Он жив, но без сознания, — наконец изрек Матео. — Сейчас доктор все скажет.

— Слава богу, — выдохнула Альба, ощутив, что болезненные оковы неизвестности отпустили её сердце. — Нужно же сказать его матери! Она же об этом даже не знает! И Иван не знает!

— Альба, я позабочусь об этом, не переживай, — произнес дон Хавьер, радуясь, что хоть кто-то в этой семье не бесчувственная глыба льда.

Дверь в комнату Йона снова отворилась, и врач пригласил всех войти. Йон лежал на кровати с перевязанным плечом, почти синий и почти безжизненный. У Альбы сразу же сжалось сердце. Она чуть снова не зарыдала, но сдержалась, так как знала, что Йон жив — а это было самым главным.

— Так, молодому человеку нужен покой. Ни в коем случае не позволяйте ему вставать с кровати, иначе рана может открыться. Вкалывайте ему морфий, пол шприца один раз в день, желательно перед сном. Все нужное я оставил на тумбе, — проинформировал дон Луис.

— А как скоро он очнется? — спросил дон Хавьер.

— Трудно сказать. Может, через час, может быть вообще на утро. Нужно, чтобы рядом с ним кто-то постоянно находился и следил за тем, чтобы ему не стало хуже. В случае чего зовите меня, вы знаете, где я живу.

— Спасибо, дон Луис, вы очень помогли, — произнесла донья Адриана.

— Ну что уж вы, это моя работа, сеньора. С вашего позволения, я пойду.

— Конечно, сеньор, спасибо ещё раз, — сказал дон Хавьер, проводив врача до двери.

— Я останусь с ним, — сказала Альба, когда дверь за доном Луисом закрылась.

— Дочка, тебе бы сейчас лучше принять ванну и сменить платье…

— Плевала я на эту ванну и на это платье! — воскликнула девушка. — Я не уйду отсюда, пока он не очнется. Этот человек спас мне жизнь, между прочим, и я многим ему обязана.

Дон Хавьер подошел к кровати и с неким страхом взглянул на восковой профиль Йона. Подумать только, этот молодой парень, которому совсем недавно исполнилось двадцать два года, едва не погиб. А ведь у него впереди ещё целая жизнь! Каким же нужно быть бесчеловечным, чтобы взять и намеренно оборвать жизнь человека! Только Богу дано решать, кому и когда умирать, и никто не вправе решать это за него.

— Хорошо, — выдохнула донья Адриана. — Я тогда принесу тебе платье сюда и прикажу горничной оставить таз воды около двери. Но не пускай её сюда, поняла. Никто не должен знать о том, что произошло, чтобы не сеять панику.

— Ладно, мама, — сдалась Альба. Рядом с кроватью уже стоял таз, полный красной воды, и это привело девушку в ужас, потому что казалось, что таз наполнен чистой, густой кровью. Альба задвинула его ногой под кровать, лишь бы больше воображение не подкидывало ей ужасные картины.

— Хавьер? — окликнула женщина. — Идём.

Дон Хавьер кинул последний взгляд на Йона и с тяжёлым сердцем последовал за доньей Адрианой, оставив этого юношу в надежных руках племянницы.

— У тебя очень хорошая дочь, — произнес дон Хавьер. — Она принимает обслугу за людей. Более того, она принимает их за друзей.

— Она с детства такая. Сословные различия для нее всегда были пустым звуком. Хоакин отправил ее учиться, думая, что город поменяет ее взгляды на жизнь. Но он отправил её учиться юриспруденции и философии, что только укрепило её собственные взгляды. Став адвокатом, она стала ещё острее понимать, что все люди равны перед законом и перед смертью. И я с ней согласна.

— Вижу, что Альба выросла в тебя. А вот Лукас больше похож на моего братца. Такой же заносчивый и считающий, что весь свет должен перед ним преклоняться.

— Поосторожнее со словами! Лукас вообще-то тоже мой ребенок! — возмутилась женщина.

— Извини. Просто говорю, что думаю.

— Тебе нужно поговорить с Кристиной, ты не забыл? — перевела тему донья Адриана.

— Да, помню. Сейчас же пойду ее искать.

— А я пойду искать мужа. Надеюсь, что он нашёл Лукаса.

— Я уверен, что Лукас на балу и хорошо проводит время с сеньоритой Фернандес. Как-никак — его возможная невеста!

— Думаю, что ты прав, — ответила донья Адриана. — Отправь, пожалуйста, горничную с тазом чистой воды к комнате Йона. Только скажи ей, чтобы туда не заходила. Пусть оставит его у двери.

— Нет проблем.

Дон Хавьер и донья Адриана разошлись в разные стороны. Мужчина тут же поспешил на кухню, желая отыскать мать Йона и обо всем ей рассказать. В голове он уже придумал, как сообщит такую новость, но когда достиг дверей кухни, все слова испарились из головы, как будто их там и не было, и он не знал, что будет говорить. Но сказать это он был обязан. Мать должна знать о том, что случилось с её ребёнком.

Однако у плиты Кристины не оказалось, и это было странно, потому что по графику она должна готовить праздничные блюда.

— Где Кристина Ривас? — кинул дон Хавьер в толпу обслуги.

Одни начали оглядываться, другие пожимать плечами, а третьи даже не подняли глаз, посчитав, что их это не касается. Лишь одна горничная вышла вперёд и сообщила:

— Я видела, как около десяти минут назад она покинула кухню. Но куда она пошла, не знаю.

— Если кто-то её увидит, то немедленно сообщите ей, что я хотел её видеть.

Обслуга закивала и продолжила работать. Дон Хавьер верил в благоразумность персонала, поэтому собрался уходить с более-менее спокойной душой, однако вовремя вспомнил о том, что племяннице нужен таз с водой. Он подошел к той горничной, что сейчас говорила, и наказал ей:

— Кармен, принеси таз с водой к комнате Вергары, ты знаешь, где живёт Вергара?

— Да, дон Хавьер, — ответила девушка. О, она знала! В этой же комнате живёт её непутевый бывший.

— Принеси туда таз с водой, но оставь его около двери. В комнату не заходи, просто постучи и уйди. Вергаре нездоровится, и он не хочет, чтобы кто-то от него заразился, поняла?

— Поняла, дон Хавьер. Сейчас же все сделаю.

Дон Хавьер выдохнул и вышел в ресторан. Он хотел было выпить коньяка, но так и не дошел до барной стойки, потому что на глаза ему попались Мигель и Иван.

— Где ваша бабочка, Эррера? — спрашивал дворецкий. — Вы что, издеваетесь? Решили брать пример со своего безответственного друга?

— Там застежка сломалась и, видимо, бабочка отпала, — оправдывался юноша.

— Немедленно решите эту проблему! Недопустимо так ходить по ресторану.

— Мигель, — вмешался дон Хавьер. — Замени Ивана до конца праздника, я освобождаю его сегодня от работы.

— Но дон Хавьер, я найду бабочку и снова смогу работать, — пролепетал Иван.

— Нет, это не из-за бабочки. Мигель, ты меня слышал? Иди обслуживать столы.

— Слушаюсь, дон Хавьер, — ответил дворецкий, которому больше ничего не оставалось, кроме как с поклоном удалиться.

— Пошли, Иван, — дон Хавьер двинулся в сторону кухни, посчитав, что он сделал недостаточно для раненого Йона. Он решил сообщить о случившемся Ивану и отправить этого молодого человека присматривать за раненым другом, потому что не факт, что Альба сможет сидеть с ним весь вечер. Хоакин в любой момент мог отправить дочь в свой номер, и противиться ему так, как противилась матери, она бы не смогла.

— А что случилось? Я что-то сделал не так? Извините, дон Хавьер, я постараюсь исправиться!

— Прекрати, ты тут ни при чем! — воскликнул дон Хавьер. — Мне надо тебе кое-что сообщить.

Мужчина шел так быстро, что Иван еле за ним поспевал. Они миновали кухню за две секунды и оказались в коридорах, которые вели к комнатам персонала. Около дверей комнаты они остановились, и дон Хавьер, оглядевшись по сторонам, заговорил:

— Я хотел поговорить о Йоне. Твой друг… Сегодня спас жизнь моей племяннице и был ранен. Но с ним все хорошо, он жив, и сейчас отдыхает. Нужно, чтобы кто-то с ним остался. С ним уже сидит сеньорита Альба, но, думаю, что ее вскоре может увести дон Хоакин, поэтому я хочу, чтобы с ним остался ты.

Иван тут же испуганно округлил глаза и сорвался с места, влетев в комнату. Дон Хавьер решил, что он там будет уже не к месту, поэтому поспешил к телефону, чтобы сообщить о происшествии полиции. Это было еще одним немногим, что он мог бы сделать для Йона.

В комнате Иван обнаружил лучшего друга в очень плохом виде. Рядом с ним сидела сеньорита Альба и держала его за руку, но от неожиданности встрепенулась и выпустила ее, сложив ладони на коленях. Иван предпочел сделать вид, что он ничего не заметил.

— Как он, сеньорита Альба? — обеспокоенно спросил Иван.

— Еще не просыпался, — ответила девушка, глядя на свои руки. Сейчас они были чистыми и больше не пугали, но вот платье… Платье так и было пропитано кровью ее возлюбленного. И это платье очень испугало Ивана.

— Ваше платье… Вас тоже ранили? — спросил он.

— Нет, это… не моя кровь.

— Господи, надеюсь, что этого человека найдут и посадят! Йон… он ведь спас вас? Он хороший друг. Я надеюсь, что вы его простили за его грубость…

— Иван, мы оба знаем, что Йон немного импульсивен, но он такой, какой есть, и я ни в коем случае не сержусь на него за это. Мы не знаем, что может чувствовать другой человек, мы даже не всегда можем точно знать, что чувствуем мы сами, — произнесла Альба, посмотрев на бледное лицо Йона. Вот он лежал на кровати, такой безжизненно-восковой, с синими губами и еще более острыми, чем обычно, скулами, и был для Альбы в тот момент важнее воздуха. И она вдруг поняла, что если бы он погиб от этого злосчастного выстрела, то погибла бы и она сама.

В комнату снова вошли. Это была донья Адриана с перекинутым через руку чистым платьем.

— Дорогая, пойдем переоденемся в прачечную, чтобы никого не пугать, — произнесла женщина.

Альба взглянула на маму, потом перевела взгляд на Ивана, как бы ища у него поддержку, но не нашла ее.

— Все в порядке, сеньорита Гарсиа, я посижу с ним. Переоденьтесь, ведь когда Йон очнется и увидит ваше окровавленное платье, то перепугается, это точно.

— Он прав, Альба, ты же не хочешь пугать своего раненого друга.

— Хорошо, — устало согласилась девушка. — Но как только я переоденусь, то тут же вернусь к нему.

— Не вопрос, я скажу отцу, что ты будешь отдыхать у себя.

Когда Альба вернулась в чистом платье, она села снова на кровать и принялась внимательно следить за состоянием Йона. Они с Иваном сидели вместе очень долго и очень много говорили, потому что только разговоры помогали им не сойти с ума.

***

Дон Хавьер возвращался в свою комнату ближе к ночи. Чертова полиция так и не пришла, хотя идти ей из Камтадеры всего минут десять-пятнадцать. Более того, эти безалаберные агенты сказали, что убийствами и покушениями они в своей жизни не часто занимались, а значит, скорее всего, вызовут эксперта из города. Ближайший город — Сантандер, до него примерно три часа езды на поезде, а судя по тому, что сейчас глубокий вечер и поезда уже не ходят, то эксперт выедет только утром. Значит, рассчитывать на помощь можно только к полудню завтрашнего дня. И где вероятность, что тот, кто хотел убить Альбу (или все-таки Йона?) не захочет убить кого-то еще?

Дон Хавьер шел по коридору отеля и ненавидел всю провинциальную полицию Испании, где работали одни дилетанты. То ли дело полиция Мадрида — где-то хлопнул выстрел, так они уже тут как тут и вяжут виновного!

По дороге мужчина решил зайти к сыну и узнать, как он после всего того, что произошло. Дверь в его комнату была чуть приоткрыта, и это было странно, так как Матео, как человек военный и крайне осторожный, всегда запирается, тем более в такое позднее время.

Дон Хавьер толкнул дверь и прошел в комнату.

— Матео? — позвал он.

Было темно, веяло чем-то нехорошим, плохим, даже ужасным, но чем, дон Хавьер так и не смог понять. Он ступал по деревянному полу, стуча каблуками ботинок, и чувствовал, как в душе нарастает напряжение.

Вся семья Гарсиа жила в номерах люкс, то есть в тех номерах, где было две комнаты — гостиная и спрятанная за раздвижными дверями спальня. Дон Хавьер был в гостиной, но сына там не обнаружил, а потому решил, что тот, скорее всего, уже спит. Он хотел уходить, но тревога его не отпускала, и он решил проверить спальню.

Дон Хавьер открыл двери, и его тут же окатила волна прохладного вечернего воздуха, которые проникал через открытое окно. В комнате было пусто, лишь занавески белым призраком колыхались у окна.

Кровать была застелена, значит, Матео спать не собирался. Тогда куда он мог запропаститься?

Мужчина решил закрыть окно, а после отправиться искать сына в отеле, но что-то лежащее между стеной и кроватью заставило его в ужасе остановиться. Дон Хавьер с минуту вглядывайся в полумрак, пока не понял, что на полу лежит человеческая фигура.

Он тут же кинулся к ней и упал рядом на колени.

— Матео?! — воскликнул дон Хавьер. — Матео! — мужчина затряс лежащего на полу сына, желая его разбудить, но тот не открывал глаз и не подавал признаков жизни.

Рубашка Матео была вся перепачкана чем-то липким и темным, и когда дон Хавьер взглянул на свои руки, то понял, что это кровь.

— Сын, посмотри на меня! Посмотри! — закричал мужчина, начиная трясти его тело ещё сильнее, надеясь, что тот сейчас откроет глаза и посмотрит на него так, как смотрел всегда. Таким родным и дорогим взглядом, который может быть только у сына, смотрящего на своего отца.

Но Матео не просыпался.

У дона Хавьера разорвалось сердце. Он не верил, что сын, который смог сохранить жизнь на войне в чужих краях, мог умереть тут, дома, в своей собственной комнате. Это было просто немыслимо и невозможно!

Неожиданно за спиной дона Хавьера раздался шум. Он подскочил, но не успел среагировать — что-то ударило его по голове. В глазах тут же заплясали точки, и перед взором возникло нечто страшное — человек с головой зайца. Дон Хавьер не потерял сознание. Лишь перепугался до полусмерти. Но быстро понял, что это страшное видение — тот самый человек, который хотел убить Йона (или Альбу?). И который убил Матео!

Мужчину переполнила ярость, он набросился на него и ударил несколько раз по голове, а после схватил за воротник фрака и впечатал его в стену, сорвав маску зайца с его лица.

Маска приземлилась на пол рядом с телом Матео, а перед глазами дона Хавьера появилось истинное лицо убийцы.

— Ты?! — воскликнул он.

— Я! — ответил человек и, воспользовавшись тем, что мужчина сбит с толку, налетел на него и толкнул к раскрытому окну, приложив все силы, чтобы тот потерял равновесие и вылетел.

Так и случилось. Дон Хавьер вылетел в окно, и его тело с характерным звуком приземлилось на гравийную дорогу.

Глава 5. Все связано с одним человеком

За окном была глубокая ночь. Весь отель спал. И только семья Гарсиа почти в полном составе сидела в гостиной дона Хавьера, ожидая доктора, который в соседней комнате буквально отбирал выпавшего из окна мужчину из когтей смерти.

— Дон Луис, скажите, как он?! — взволновано спросила донья Беатрис, когда доктор вышел из спальни. На бледном лице женщины единственным ярким пятном были заплаканные красные глаза. Сегодня ночью она потеряла единственного сына и в любой момент могла потерять еще и мужа. Боль её буквально терзала изнутри, разрывала сердце и обливала все внутри горячей кровью.

— Он чудом остался жив. Сейчас он без сознания, но продолжает бороться за жизнь. Я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы ему помочь.

— О Господи! — вскричала донья Беатрис, подлетев к дону Луису и схватив его за рукав. — Доктор, сделайте все возможное, умоляю, не дайте ему умереть!

— Беатрис, дорогая, мы все будем за него молиться, — произнесла донья Адриана, приобняв женщину и уведя ее к софе.

Донья Беатрис тяжело опустилась и горько заплакала, пряча лицо в ладонях. Она не могла понять, за что злая судьба так с ней поступает. Почему за одну лишь ночь могло произойти столько несчастий?! Ее сын убит в собственной спальне, а муж на грани жизни и смерти! Кто все это сотворил?! И зачем?

— Я не верю, что такое могло произойти в нашем отеле, — сказал дон Хоакин, который беспокойно мерил шагами гостиную. — Сначала напали на мою дочь, потом убили племянника и чуть не убили брата! Кто так ненавидит нашу семью?

— Этого выродка должны отыскать и отправить на гарроту! — яростно сказал дон Игнасио, ударив кулаком по обеденному столику. — Почему эта дьявольская полиция так и не приехала?! Хавьер им звонил, он сам мне сказал. И где они?

— Полиции никогда не дождешься, — подала голос его жена донья Канделария. — Кто-то объявил войну нашей семье, и полиция нас не защитит. Я хочу, чтобы каждый из вас держал при себе пистолет. В случае чего — стреляйте. Больше никто из Гарсиа не должен пострадать.

— А где сейчас наша дочь?! — воскликнул дон Хоакин.

— Я не стала её будить. Она отдыхает в своем номере, — произнесла донья Адриана.

— Бедная сестрица, она же не переживет, если узнает о том, что случилось, — проговорил Лукас. — Брат и дядя… Это кошмар какой-то! И как нам теперь жить, зная, что на любого из нас в любой момент могут напасть?

— Черт, я за Альбой! — воскликнул дон Хоакин, сорвавшись с места.

На любого из нас в любой момент… Эти слова не на шутку взволновали мужчину, и он понесся в комнату дочери. Альба в огромном номере одна-одинешенька, беззащитная и уязвимая в своем сне. Разве это не хороший случай на нее напасть?

— Хоакин! — воскликнула донья Адриана и понеслась следом за мужем.

— Альба, открой дверь! — прокричал мужчина на весь этаж, стуча огромным кулачищем по деревянной двери. Ни шагов, ни ответа. Это привело дона Хоакина в настоящий ужас. — Альба! — закричал он снова и налетел на дверь, желая ее выбить. После нескольких попыток кусок дерева слетел с петель, и взволнованный отец влетел в комнату дочери.

Гостиная была пуста, и в спальне никого не было. Более того, кровать дочери была заправлена, и это значило, что она не ложилась спать или даже вовсе не заходила в свой номер.

— Где Альба?! — воскликнул дон Хоакин. — Ты сказала, что она спит в своем номере!

— Она… С ней все в порядке, — неуверенно ответила донья Адриана.

— Где она?!

— Осталась в комнате прислуги.

— На ночь?! Рядом с этим отпрыском кухарки?! — с негодованием вскричал мужчина.

— Он спас ей жизнь! Она решила, что в благодарность будет следить за его самочувствием, пока он не очнется. Мы тоже должны быть благодарны этому юноше за то, что он не позволил нашей дочери погибнуть!

— Я сейчас же иду за ней, — отрезал тот, словно не услышав слов жены, и понесся вниз.

Когда дон Хоакин преодолевал лабиринты коридоров, его заметил Иван, который ненадолго вышел из комнаты, чтобы набрать в графин питьевой воды. Иван тут же бросился обратно и стал тормошить уснувшую рядом с Йоном Альбу.

— Сеньорита Гарсиа, сеньорита Гарсиа! — взволнованно говорил он. — Там ваш отец, кажется, он идёт сюда!

— Что? — сонно проговорила девушка. — Отец?

В этот же момент в комнату влетел дон Хоакин, застав сонную дочь на кровати этого отпрыска кухарки, который отчего-то ему никогда не нравился. Рядом маячил Иван, держа в руках пустой графин. И вся эта картина так возмутила сеньора, что он чуть не раскричался. Но донья Адриана положила руку ему на плечо и таким образом словно вернула его в нормальное состояние.

— Альба, собирайся, ты сегодня будешь спать в нашей комнате, — сказал мужчина приказным тоном.

— Не могу! — возразила девушка. — Я должна следить за самочувствием Йона.

— С этим прекрасно справится Эррера.

Альба с мольбой взглянула на мать, думая, что та её поддержит, но донья Адриана лишь покачала головой. Тогда девушка решила поспорить, но отец пребольно схватил ее за локоть и выволок из комнаты, не обращая внимания на ее отчаянные протесты и мольбы. Бедная Альба ещё не знала, что за несчастье случилось с её семьёй, а потому злилась на родителей и от переизбытка эмоций высказывала все, что думала о них в тот момент.

***

С самого утра крыло для персонала было похоже на улей, где десятки пчёлок-горничных крутились под присмотром главной пчелы доньи Валенсии.

— Виктория, отнеси этот ящик с украшениями в кладовую, — наказала экономка.

— Слушаюсь, донья Валенсия, — откликнулась девушка и подняла огромный, но, на удивление, совсем не тяжелый ящик.

Она прошла в коридор, где были все служебные помещения, и добралась до самой дальней двери с надписью «кладовая». Это была небольшая комнатка, доверху заставленная всякими ящиками и освещаемая лишь одной миниатюрной лампой.

Викки зажгла свет. Лампа стала разгораться, и в тусклом свету горничная увидела, что на полу чернеет какое-то огромное пятно. Когда это пятно приобрело очертания человеческой фигуры, девушка выронила коробку из рук и закричала так громко, что поставила на ноги половину отеля.

Этот крик даже донесся до комнаты Йона и вернул его в сознание, перепуганного, с сильно бьющимся сердцем, но зато живого, чему он сам долго не мог поверить, ведь воспоминания о дуле пистолета, которое было нацелено на него, моментально взорвались в голове острой болью.

Он попытался сесть в кровати, но плечо неприятно заныло и не позволило больше шевелиться. Йон глянул на бинты и заметил, что на них уже распускается алый кровавый цветок. Это значило, что рана открылась. Рядом никого не было. Йон тут же стал бледным, как лист бумаги, в глазах стало темнеть, а на лбу выступила испарина.

Он заставил себя подняться на ноги и натянуть рубашку, что стоило ему неимоверных усилий, а после покинул комнату, кое-как добравшись до кухни. Ему хотелось найти Ивана и маму, хотелось быть сейчас с семьёй, они бы наверняка помогли ему справиться с открывшейся раной.

Но в коридоре у служебных помещений было какое-то столпотворение, что жужжало туманные фразы. Некоторые из них доносились до Йона непонятными сгустками информации, которые его мозг никак не мог обработать.

— Говорят, что сначала убили сеньора Матео, а потом вытолкнули из окна его отца, — шептала одна горничная.

— А теперь они добрались и до прислуги, — отвечала вторая.

— Неужели в отеле завёлся убийца?! — восклицал один официант.

— Так и нас тоже могут убить! — со страхом в голосе говорил другой.

Сборище прислуги не сразу заметило Йона. А когда заметило, то все взоры были направлены только на него. Некоторые смотрели с сочувствием, некоторые со злостью и недовольством. А глядели на него так, потому что он выглядел помято — спутавшиеся темные волосы падали прямо на лицо, а огромные мешки под глазами и бледная кожа делали его похожим на заядлого пьяницу, каким его и считала половина отеля, хотя Йон пил только по праздникам и то очень мало. О его ранении ровным счетом никто не знал, а потому прислуга тут же стала о нем судачить:

— Йон опять полночи провёл в таверне, в то время как с его матерью случилось такое!

— У него совсем нет ни стыда, ни совести!

— Не хотела бы я такого сына!

— Вот именно, будешь помирать в одиночестве, а он об этом даже не узнает.

Йон это слышал, но не мог понять, о чем вообще шла речь и о ком они говорили. Все фразы доносились словно издалека, словно из какого-то другого мира, из мира реального. А Йон сейчас находился в мире тумана, в мире боли, а реальный мир до него доносился лишь отрывками. Однако общую тревогу он поймал, и его сердце бешено заколотилось, а тело похолодело, и от этого горячая кровь, что струилась из раны и пропитывала повязку, стала ощущаться еще сильнее.

Он шёл по коридору медленно и тяжело, и стена была единственным, что поддерживало его в тот момент. Все остальные глазели и провожали его лишь осуждающими взглядами. Однако все остальные быстро исчезли из его тумана, когда Йон различил расплывчатую фигуру Ивана в самом конце коридора. Друг сидел на полу, закрыв лицо руками, и что-то очень тихо говорил. Молился или кого-то проклинал, пронеслось в мыслях Йона. Рядом с ним была Виктория, которая держала руку на его плече. И от этой картины сердце в груди забарабанило с двойной силой.

— Так, всем разойтись! Если я здесь ещё кого-то увижу, то вы все два месяца будете работать без выходных! — прокричала донья Валенсия на весь коридор, выйдя из кладовой. Следом за ней вышел дон Мигель, который посмотрел на Йона сочувственным взглядом, а после стал разгонять тех, кому угрозы экономки показались пустым звуком.

Йон медленно, но верно пробирался к кладовой, так и до конца не разобравшись в происходящем.

— Йон! — воскликнула Викки, завидев юношу. — Тебе уже сказали? — удивленно произнесла она, заметив состояние друга.

Йон не понял. На девушке не было лица, а в глазах стояли слезы. Она была напугана и тряслась, как осиновый лист на ветру, и этим его очень пугала.

— О чем? Что происходит? — прохрипел он, но голос больше походил на скрип двери.

Викки открыла рот, чтобы сказать страшные слова, но не смогла произнести и звука. Она горько заплакала, то всхлипывая, то надрываясь, и Йон осознал, что в эту роковую ночь произошло что-то страшнее, чем его ранение.

Забыв о своем больном плече, он кинулся настолько быстро, насколько смог, к кладовой, где донья Валенсия крестилась над телом, что ворохом одежды лежало на холодном полу. Тело лежало в неестественной позе, лицом вниз, а темноволосый затылок был обагрен кровью

— Мне очень жаль, мой мальчик, — произнесла экономка, с трудом сдерживая слезы, и покинула кладовую, оставив Йона один на один с бездыханным телом.

Йон смотрел на него во все глаза. Хрупкая фигура, длинные тёмные волосы, белая униформа кухарки и черная вязаная шаль на плечах. В голове мелькнула мысль, что это женщина похожа на его мать, но он тут же откинул её куда подальше. Это не могла быть она. Это какая-то другая кухарка, просто очень похожая. И чтобы в этом убедиться, он присел на корточки рядом с ней и дрожащей рукой убрал с её лица пропитанные кровью волосы.

Но убедился в обратном.

Нос с горбинкой, такой же, как и у него самого, смуглая морщинистая кожа. И большие карие глаза, что остекленевшим, мертвым взглядом уставились прямо на него. Йон отпрянул, упал на пол, с ужасом отползая назад и закрывая лицо руками. Из глаз тут же брызнули слезы, и юноше захотелось все здесь перевернуть, все разнести к чертям, весь этот чертов отель, который испортил ему жизнь. Будь у них дом в деревне и обычная работа, они были бы гораздо счастливее, но что самое главное — все были бы живыми и невредимыми.

Убить бы того, кто все это сотворил! Того, кто убил беззащитную женщину, его любимую маму, которая хоть и была иногда строгой, но всегда была очень доброй и сострадательной. Кто мог сотворить такое с таким хорошим человеком? У кого вообще могла подняться рука на нее, простую кухарку, без больших денег, без дома, без всего?

Все внутри у Йона оборвалось. Он и не почувствовал, как его рана открылась еще сильнее и пропитала не только бинты, но и рубашку. Кровь от лица отошла, губы онемели, а сознание стало его оставлять. Последняя мысль, которая пронеслась в голове Йона, это «Как хорошо, что и я тоже сейчас умру».

***

— Итак, вы утверждаете, что все случившееся связано с вашей семьей? — подвел итог темноволосый мужчина, который старательно вслушивался в длинную бессвязную речь дона Хоакина. Это был детектив Бенито Монтойя, который приехал пару часов назад из ближайшего города Сантандера. Надо заметить, что трехчасовая поездка на поезде его сильно утомила, из-за чего воспринимать длинные речи он был не в силах. Но это была его работа. Работа, с которой никто лучше него справиться не сможет.

Детектив был очень высоким и достаточно молодым, чтобы занимать такую должность. На вид ему было не более тридцати лет. Волосы он хорошо зачесывал назад, открывая широкий, пересеченный морщиной лоб, одевался опрятно и со вкусом, хоть и в дешевую одежду, и вообще был больше похож на настоящего сеньора, чем на заурядного служителя закона. В целом, впечатление он произвел хорошее, и Гарсиа всецело ему доверились.

Монтойя сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и следил, как дон Хоакин ходит взад-вперед, не в состоянии угомониться и присесть хоть на минуту. Помимо них в комнате были еще агент Сиприано, который скромно стоял около двери, и донья Беатрис, что сидела на софе, вся растрепанная и непричесанная.

— Все верно, — подтвердил дон Хоакин. — Все это связано с нашей семьей. Кто-то хочет нас убрать одного за другим. Сначала напали на мою дочь Альбу, потом на моего брата Хавьера и убили моего племянника Матео.

— Вы должны отыскать того, кто это сделал! — вскричала донья Беатрис. — Как нам жить, когда мы все буквально находимся под прицелом?!

— Еще убили кухарку, — холодно добавил детектив. — Как она была связана с вашей семьей?

— Да никак! — воскликнула донья Беатрис. — Что нам до кухарки?! Лучше ищите того, кто убил моего сына!

Детектив Монтойя не обратил внимания на это замечание. Донья Беатрис не была жестокой женщиной, она сейчас была лишь матерью, у которой отняли сына, и женой почти неживого мужа. Ее горе для нее было важнее чужого, и ей хотелось, чтобы сию же минуту было сделано хоть что-то, что приблизило бы к поимке убийцы.

— Но все же ее убили, — произнес Монтойя. — Мы с агентами осмотрели тело. Судя по ранам, которые у нее были на затылке, ее несколько раз ударили по голове чем-то тяжелым. Орудие убийства мы не обнаружили, но я осмелюсь предположить, что это был утюг. Также мы осмотрели тело сеньора Матео. Орудие убийства тоже не было обнаружено, но здесь ясно, как день, что это был нож. Причём нож был очень большой и широкий. Измерив размер раны, я проверил на кухне набор ножей и обнаружил, что нож как раз такого размера и был украден. Сказать, действовал ли это один человек или группа, пока трудно. Но можно сделать предположение, что Кристина Ривас была убита гораздо раньше сеньора Матео. Сейчас агенты ищут улики. Насчет дона Хавьера я считаю, что убивать его вовсе не собирались. Возможно, он вошел в комнату в тот момент, когда убийца расправлялся с его сыном. Кое-где на стенах остались кровавые отпечатки, что говорит о том, что дон Хавьер сначала дотронулся до своего сына и пытался ему как-то помочь, а после между ним и убийцей произошла драка. Возможно, что он даже видел лицо убийцы. И если это так, то его жизнь в огромной опасности. Убийца попытается сделать все возможное, чтобы он никогда не проснулся.

— Нужно, чтобы кто-то регулярно дежурил рядом с ним, — сказала донья Беатрис

— Мы с отцом об этом позаботимся, — ответил дон Хоакин. — Хавьер будет под защитой.

— Вы сказали, что тот, кто напала на вашу дочь, был в маске. Как эта маска выглядела? — спросил детектив.

— Как рассказывала моя дочь, это была простая карнавальная маска зайца, больше я ничего не знаю.

— Вы где-то раньше видели такую маску?

— У нас есть кое-какие украшения для бал-маскарадов. Они хранятся в кладовой. Думаю, что такая маска там и была, — задумался дон Хоакин.

— Да, у нас была маска зайца, — подтвердила донья Беатрис. — Мы с Адрианой вместе покупали украшения, и я точно помню такую маску. Но не факт, что это была именно она.

— Нам нужно будет проверить, — сказал Монтойя, записав что-то в своей маленькой черной книжке. — Если маски не окажется в кладовой, то это только подтвердит мою теорию, что убийца — кто-то из отеля.

— Господи! — Донья Беатрис всплеснула руками. — Неужели кто-то из прислуги?!

— Или из постояльцев, — добавил дон Хоакин. — Откуда у прислуги может быть пистолет?

— Они могут свободно ходить по комнатам! Им ничего не стоит украсть у кого-нибудь пистолет. И сам подумай, постояльцы у нас — самые известные и уважаемые люди Испании, а прислуга — просто чернь из деревень. Думаю тут сразу ясно, что убийца — кто-то из персонала.

— Плохие люди есть везде, — возразил детектив. — Поверьте моему опыту. Но на всякий случай, проверим, не пропадал ли у кого пистолет. — Монтойя снова сделал пометку в своей книжке.

— Как считаете, — задумчиво произнес дон Хоакин. — Кухарку убили, потому что она что-то видела?

— Думаю, что есть такая вероятность. Она могла выйти на улицу и увидеть, как человек в маске напал на вашу дочь, она могла увидеть, куда он побежал, а может, могла узнать даже его самого. Но все-таки кое-что в этой версии не состыкуется. Если бы она видела кого-то на улице, то ее бы убили прямо там. Но ее убили в кладовой. Перетащить тело не могли, это бы не осталось незамеченным, и по всему отелю были бы размазаны следы крови. По моим предположениям, Кристина Ривас могла не столько что-то увидеть, а что-то узнать, что-то очень важное и опасное. Главный вопрос — что именно? И есть еще кое-что, что я просто не смог проигнорировать. Вы сказали, что все связано с вашей семьей, но интересно получается, что в этом деле замешана еще и семья этой кухарки. Тот официант, что спас сеньориту Альбу, был же сыном Кристины? Отчего-то мне не кажется, что все это — лишь совпадение. Если позволите, нам с агентами нужно будет расспросить персонал. Быть может, кто-то видел в тот момент что-то, что могло бы помочь нам во всем этом разобраться.

— Конечно, — согласился дон Хоакин. — Только не вздумайте расспрашивать клиентов. Что бы тут ни произошло, это не должно выбраться в широкие круги. А персонал мы заставим молчать.

— Хорошо, сеньор. Еще я бы хотел задать вопрос агенту Сиприано, — сказал детектив, поднимаясь с места и поворачиваясь к мужчине, что все это время молча стоял у двери. — Где была полиция в тот вечер, когда в отеле случились убийства?

— Так это, сеньор детектив… — замялся агент. — Про убийства ничего не говорили. Только про покушение. Нам приказано было ждать вас. Мы и не стали… Покушений на сеньоров у нас раньше не было.

— Потому что в вашей деревне сеньоров не было отродясь. Разумно, что покушений на них тоже не было! — воскликнула донья Беатрис, покрывшись красными пятнами от злости.

— Но вы должны были приехать, чтобы хотя бы создать видимость расследования. Это могло спугнуть убийцу и все могло обойтись вовсе без смертей, — отрезал детектив. — Я добьюсь того, чтобы вам сменили начальство. Ну и бардак в этих деревнях!

***

Йону было катастрофически плохо. Донья Валенсия, как только нашла его без чувств рядом с телом матери и расстегнула его рубашку, сразу же приказала кому-то сбегать до деревни за цирюльником. Врача, конечно, она не имела права звать. Врачи были привилегией господ.

От работы тут же освободили трех официантов, которым приказали нести Йона в его комнату. Его проносили через кухню, и как только работники увидели его пропитанную кровью рубашку, его бинты, что вились через всю грудь, и бледное лицо с посиневшими губами, то сразу же устыдились того, что говорили об этом юноше утром. А кто-то даже уяснил для себя простую истину — не нужно делать выводы и обсуждать то, о чем ты даже не имеешь ни малейшего представления.

Иван, разбитый горем, сидел рядом с Йоном, когда тому сделали новую повязку и вкололи еще одну дозу морфия. Сеньориту Гарсиа он в этот день даже не видел, но слышал, что с ее двоюродным братом и дядей тоже случилось горе, и понимал, что девушка сейчас тоже разбита.

Дон Мигель строго настрого запретил всей обслуге обсуждать новости, пригрозив тем, что тот, кто проболтается постояльцам, сразу же вылетит из отеля с ужасными рекомендациями. Убийство Матео прикрыли выдуманной болезнью, которой он раньше не страдал, поэтому все гости знали только то, что он умер во сне, причем тихо и спокойно.

По крылу для персонала свободно разгуливали агенты во главе с детективом и проводили расследование. Некоторые под видом постояльцев осматривали двор, и вскоре обнаружили окровавленную белую бабочку из дорогой блестящей ткани, которая могла принадлежать только какому-нибудь сеньору. Эта бабочка была тут же передана детективу, и тот посчитал, что она могла принадлежать дону Хавьеру, ведь его тело упало совсем недалеко. Кровь, конечно же, была кровью Матео.

Когда Иван, совсем обессилевший, уснул на стуле, в комнату вошли дон Мигель и молодой детектив. Лица их были очень мрачные и сосредоточенные. Сон у Ивана сняло как рукой, потому что он подумал, что у них есть очередные плохие новости.

— Эррера, — произнес дворецкий. — Детектив хочет с вами поговорить.

— Конечно, — ответил Иван, указывая детективу на стул. — Присаживайтесь.

Монтойя присел напротив юноши, а дон Мигель удалился, сказав, что если он еще понадобится, то найти его можно будет на кухне.

— Сеньор Эррера, — вкрадчиво начал детектив, смерив Ивана холодным взглядом. — У меня к вам есть вопрос. Дон Мигель сообщил мне, что вчера вы потеряли свою бабочку. Вы помните, где могли ее оставить?

— Не знаю, может, где-то в ресторане. А что?

— Дело в том, что мы с агентами осматривали место убийства вашей, так сказать, названной матери. И обнаружили там бабочку, которая принадлежит одному из официантов. Заходили ли вы вчера в кладовую? Могли ли потерять ее там?

— Нет. Я вчера не был в кладовой.

— Тогда как ваша бабочка могла оказаться там? Кстати вот она. Это же ваша бабочка? — Монтойя протянул юноше черную бабочку и, анализируя лицо Ивана, стал ждать ответ.

Иван с удивлением ее повертел в руках, рассмотрел, и, признаться, знать не знал, его это бабочка или нет. У всех официантов они одинаковые. Кто знает, кому она могла принадлежать?

— Нет, это не моя, — уверенно сказал Иван. — Я свою мог потерять в ресторане или на кухне. Но это не моя.

— Дон Мигель сказал, что в тот вечер только у вас пропала бабочка.

— Вы хотите обвинить меня в убийстве матери?! — воскликнул Иван.

— Никто вас не обвиняет. Улик на вас пока нет, если не считать эту бабочку, но все-таки я нахожу странным, что мы нашли ее в нескольких сантиметрах от тела.

— То есть вы подозреваете меня?

— Я не вижу вашего мотива. Но все-таки, скажу начистоту, я беру вас на заметку.

— Немыслимо! — закричал Иван, подскочив на ноги. — Вы думаете, я бы смог убить женщину, которая столько лет меня воспитывала, любила, как собственного сына, и стала мне настоящей матерью? Думаете, я смог бы так поступить?! Это может быть бабочка любого официанта! Да если это и моя, то её могли очень запросто поднять и подбросить в эту кладовую! Поспрашивайте обслугу и спросите у них. Они подтвердят, что я все это время работал в ресторане, пока меня не освободил дон Хавьер, чтобы присматривать за Йоном!

Слова Ивана произвели на детектива совсем другой эффект, нежели юноша ожидал. Подбросить. Так обычно говорят все преступники, и Монтойя решил для себя, что за этим официантом нужно пристально следить. Маска зайца действительно пропала из кладовой, нож был украден из кухни, и это означало, что убийца — кто-то из отеля, причём тот, кто имеет доступ практически ко всем помещениям. Детектив догадывался, что убийца из обслуги, и первая найденная улика указала на официанта. Иван с большей долей вероятности мог быть убийцей, и потому стал для Монтойи первым подозреваемым. Арестовать его, конечно, он не мог. Бабочка — это дурацкая улика, особенно, если учитывать, что рядом с кладовой в паре метров есть прачечная, где хранится еще целая куча запасных бабочек. Детектив уже просил донью Валенсию сказать, не пропадала ли бабочка оттуда, но экономка толком и не знала, сколько бабочек хранилось в запасе.

— В том то и дело, что мы с агентами уже расспросили обслугу. И два человека сказали, что вы отлучались как раз в то время, когда с улицы раздался хлопок.

— И кто такое сказал?

— Я не буду говорить.

— Вы в своем уме? Вы еще хотите сказать, что это я стрелял в сеньориту Гарсиа? Я в туалет отлучался, если вам интересно. И даже не слышал никакого хлопка. А если вам наговорила что-то Кармен, то знайте, что она моя бывшая, и она скажет хоть что, лишь бы насолить мне.

— Это была не Кармен. Есть еще кто-то из обслуги, кто вас недолюбливает? — поинтересовался детектив, потому что одним из тех людей, что сообщил ему об уходе Ивана из кухни, была как раз таки Кармен.

— Не знаю. Вроде нет. Я никому никогда не делал ничего плохого, — понуро ответил Иван, рассматривая бабочку. Она была старая, потертая и с целой застежкой. Такая могла принадлежать тому, кто долго работал в отеле, но обращался с ней довольно аккуратно. И Ивана осенило — он был не единственным, кто в тот вечер потерял бабочку.

— Я знаю, чья это бабочка! — сказал Иван. — Это бабочка Йона.

— Вы уверены? — вскинул брови детектив.

— Да! На моей была сломана застежка. А тут она целая. Вчера, когда я прибирал вещи Йона, точнее его форму, которую с него снял врач, я заметил, что его бабочки нет, но не придал этому значения. Это точно его бабочка. Но обвинить его вы не сможете, он не выходил из этой комнаты. Да даже если бы захотел, то не смог.

— Как его бабочка могла оказаться там?

— Вот этого я точно знать не могу. Ее мог найти настоящий убийца и, чтобы отвести от себя подозрения, подкинуть туда. Я думаю, это вполне логично.

Монтойя смерил Ивана недоверчивым взглядом, и юноша понял, что его слова не снимают с него подозрений. Детектив теперь будет за ним пристально следить. Но Иван не боялся. Он никого не убивал.

— Хорошо, сеньор Эррера. У меня больше нет вопросов, — произнес Монтойя и удалился из комнаты.

***

Когда детектив покидал отель — а это было уже поздно вечером — на улице его догнала Альба. Она выглядела очень плохо. Огромные мешки под глазами, бледная кожа, наспех надетый черный траурный костюм. Она совсем не походила на ту утонченную сеньориту, какой ее привыкли видеть, но, признаться, она и не стремилась такой выглядеть, особенно сегодня.

— Детектив Монтойя, — произнесла девушка.

— Сеньорита Гарсиа! Как я рад вас видеть, — сказал он. — Примите мои соболезнования.

— Спасибо, — отозвалась девушка, всхлипнув, но тут же взяла себя в руки и закурила. Она догнала детектива вовсе не для того, чтобы плакать и горевать, она догнала его, чтобы сообщить нечто важное, что может поменять нить расследования. — Я хочу кое-что вам рассказать. Только для начала, хочу попросить, чтобы это осталось только между нами. Другим агентам, а тем более моей семье, не говорите об этом. Во имя нашей дружбы.

— Разумеется! — сказал детектив. Они и правда были давно знакомы. Это он тот самый детектив, которому Альба однажды помогала расследовать убийство. Отношения их, конечно, всегда были сугубо деловыми, но Монтойя не скрывал, что искренне восхищается этой девушкой-адвокатом.

— В общем, я знаю, что моя семья сказала вам, что человек в маске стрелял в меня. На самом деле это было не так.

— То есть вы хотите сказать?..

— Да, убийца хотел убить Йона. Он целился в него.

Детектив от удивления вскинул темные брови. Такого поворота событий он не ожидал. Абсолютно.

— Тогда, все в корне меняется! Ваши родственники утверждают, что вред хотят принести вашей семье. Но первое несостоявшееся убийство никак к вашей семье не относится. Впрочем, как и убийство Кристины Ривас…

— Что? — тихо переспросила Альба. Ей показалось, что она ослышалась. Убийство Кристины Ривас? Неужели в эту ночь убили не только ее двоюродного брата?.. — Кристину тоже убили?

— Вы не знали?

— Нет, я даже не слышала об этом. Моя семья не обсуждала это при мне.

— Тогда я соболезную вам еще раз. Кристина же была вам близка?

— Да, — кивнула Альба и почувствовала, как глаза снова зажгло от слез. Кристина и правда была ей почти как тетушка. Она постоянно угощала их с Йоном и Иваном конфетами, обрабатывала коленки от ссадин, когда они весь день ползали по скалам, иногда прикрывала от родителей, которые в любой момент были готовы разразиться гневными триадами по поводу того, что она, молодая сеньорита, шатается с детьми обслуги.

— Да вы что, сеньор Хоакин! — говорила Кристина. — Сеньорита Альба все это время читала во дворе. Мальчиков она даже не видела.

Не любить такую добрую женщину Альба не могла. Она ее очень любила, а порой у нее даже возникали мысли, что очень жаль, что она не дочь Кристины.

— Все это очень и очень странно, — тихо пробормотал детектив, почесав подбородок. — Йона что-то связывает с сеньором Матео и доном Хавьером. Но что? Ваши родители утверждают, что все произошедшее связано с вашей семьей, но я теперь почти уверен, что это к вашей семье не имеет никакого отношения. Все это связано с одним единственным человеком.

— С кем же?

— С Йоном.

— Почему вы так решили?

— Потому что он подвергся нападению первым. Значит, он был главной помехой. Вот только для чего?

Глава 6. Еще несколько подозреваемых

Состояние Йона становилось все хуже с каждым днем. Он то просыпался в больном бреду, не понимая, кто он и где находится, то забывался под действием лекарств и не просыпался сутками. Доктор дон Луис, которого пригласила Альба, боролся за его жизнь так же, как боролся за жизнь дона Хавьера. То, что доктор лечит официанта, очень удивляло работников отеля. Но Йон больше не был в их глазах пьяницей и неблагодарным сыном. Семье Гарсиа пришлось выступить с речью о том, что Йон Вергара спас сеньориту Альбу от пули, и поэтому вся обслуга теперь считала его героем.

— Как он, доктор? — спросила Альба, когда дон Луис в очередной раз пришел осмотреть Йона.

— Не буду врать. Его состояние становится все хуже. Вы колите ему морфий перед сном? — спросил он, обратившись к Ивану, который на протяжении всех этих тяжелых дней был похож на призрак — такой же бледный, молчаливый и словно пустой внутри.

— Да, пол шприца, как мне и говорили.

— Если так все будет и дальше, то нам придется пригласить священника, — горько сказал доктор и вывел Альбу в коридор, оставив сбитого с толку Ивана осознавать эти слова в одиночестве.

Священника. Понятно для чего его приглашать — чтобы отпустить Йону грехи. А после везти хоронить.

Ноги у Ивана подкосились, и он упал на кровать, едва не плача от горя и безысходности. Мало того, что его лучший друг лежал при смерти, а названная мать недавно была похоронена, так ещё и полиция подозревала его во всем, что случилось с его близкими людьми. Агенты получили ордер на обыск отеля и первым делом перевернули вверх дном его комнату, даже не заботясь о том, что могут навредить Йону. Однако ничего подозрительного они не нашли, поэтому им больше ничего не оставалось, кроме как пристально наблюдать за Иваном, следить, как он вкалывает другу морфий, и каждый раз пересчитывать, сколько баночек осталось. Это Ивана очень напрягало и даже обижало. Детектив Монтойя сразу ему не понравился. Он был заносчивым и самовлюбленным и вел себя так, будто купил весь этот мир. Хотя его зарплаты едва бы хватило даже на то, чтобы снять номер в этом отеле. Кем он себя возомнил? Зачем он пытается казаться тем, кем на самом деле не является? Иван не понимал. И надеялся, что детектив поскорее одумается и пойдёт искать настоящего убийцу вместо того, чтобы тратить время на пустяки.

Альба, которая шла по коридору вместе с доном Луисом, тоже поняла смысл страшных слов доктора. Но плакать уже не могла, хоть сердце забилось в груди беспокойной птицей и облилось горячей кровью. За эти дни она выплакала все глаза, поэтому слез уже больше не оставалось. Но где-то в глубине ее души жила скованная скорбью надежда, что все еще образуется.

— Сеньорита Гарсиа, — проговорил дон Луис, нарушив тяжелое молчание. — Помимо плохих новостей об этом юноше, у меня есть хорошие новости, касающиеся вашего дяди. Дону Хавьеру уже намного лучше. Вскоре он откроет глаза, вот увидите.

— Это радует, — произнесла Альба. Это была единственная хорошая новость за последние дни. И эта новость помогла той надежде, почти похороненной под толстым слоем боли и скорби, найти путь к освобождению.

***

Вопреки прогнозам врача Йон очнулся раньше дона Хавьера. Это произошло ранним утром, когда Иван не спеша одевался в униформу официанта.

— Вот черт. — Первое, что произнес Йон, когда к нему вернулось сознание.

Эти тихие скрипучие слова ввели Ивана в настоящий ступор. Он обернулся к кровати и несколько секунд смотрел на приподнявшегося Йона, пытаясь понять, мерещится ли это ему или нет. Когда он понял, что все происходящее реально, то отбросил в сторону фрак и со слезами на глазах кинулся к другу, крепко его обняв.

— Йон! Неужели… Наконец-то!

Йон поморщился от боли и едва слышно прохрипел:

— Можешь… Воды.

— Конечно! — спохватился Иван и тут же ринулся к тумбе, схватив кувшин и стакан. Йон проигнорировал стакан и стал пить прямо из кувшина, почти полностью его осушив.

— Как долго я спал? — спросил он, когда понял, что к нему вернулась способность говорить.

— Около двух недель.

Воспоминания о последних событиях вернулись к Йону не сразу. Но когда в голове возник образ стеклянных глаз матери, ее обагренных кровью волос, внутри у него все похолодело. Он не мог понять, правдой ли это было или всего-навсего страшным сном, и уставился невидящим взором перед собой. Всем своим существом он надеялся, что этот кошмар — лишь жестокий плод его сновидений.

— Где… мама? — нашел он силы спросить.

— Йон… Ты не помнишь? Мама… Ее… Мы похоронили ее. Уже как неделю.

Эти слова словно ударили его наотмашь. Не могло это быть правдой, не могло! Мама же еще недавно — казалось, только вчера, — наставляла его, помогала ему, пыталась образумить. Последние дни они вообще часто спорили и ругались. Не могли же те слова, которые он произносил во время ссор, быть последним, что он вообще сказал своей родной матери… Нет, все это неправда. Иван говорит неправду. Как он вообще может так жестоко шутить?!

Йон соскочил с кровати и кинулся к двери, едва не падая по дороге. Иван не сразу успел сообразить, что происходит, но когда сообразил, то бросился вслед за другом, догнав его только в коридоре.

— Йон, куда ты! — Иван подхватил его, чтобы потащить обратно в комнату, но Йон, на лице которого было самое настоящее безумие, с размаху ударил его по носу. Этот удар свалил Ивана с ног. Из глаз посыпались искры, а по подбородку потекло что-то теплое и красное. Иван коснулся ладонью залитого кровью носа, не веря в то, что Йон и в самом деле его ударил.

Никогда, даже в детстве и даже в шутку, они не дрались. Но Иван отнесся к этой выходке с пониманием и не рассердился на друга — как можно было сердиться на человека, который только что осознал, что его матери нет в живых?

Иван кое-как поднялся, пачкая кровью все вокруг, и поковылял вслед за Йоном, который уже скрылся в женском крыле.

Тем временем Йон навалился на дверь комнаты матери и влетел внутрь, застав там женщину, которая отдаленно напоминала Кристину. Тоже униформа кухарки, тоже длинные темные волосы, собранные на затылке в пучок и покрытые белым чепчиком. Но это все же была не она. Это была ее соседка Карлота, которая за столько лет жизни в одной комнате с Кристиной невольно переняла некоторые ее черты.

Кровать Кристины была убрана. На ней не было ни постельного белья, ни покрывала, ни матраса. Просто голые доски, словно на ней никто никогда и не спал. Йон с безумными глазами оглядел комнату и понял, что кто-то уже успел позаботиться обо всех ее вещах. А ведь эти вещи — вся ее жизнь, пусть небогатая, но все-таки жизнь. И кто-то посмел избавиться от них, словно сделав так, будто Кристины никогда и не существовало. Признаться, в тот момент у Йона возникла страшная мысль, что лучше бы кровать Карлоты была убрана и что лучше бы избавились от ее вещей, а на ее месте сейчас бы стояла его мать.

С необъяснимой яростью Йон налетел на Карлоту, вцепившись в ворот ее униформы и прижав ее к шкафу.

— Где моя мать? — прошипел он, чем напугал бедную кухарку до исступления.

— Йон, пусти ее! — прокричал Иван, который с облегчением понял, что успел прибежать сюда до того, как Йон совершит что-то ужасное.

Позади него неожиданно выросла фигура доньи Валенсии, которая имела свойство появляться всегда, когда происходило что-то из ряда вон выходящее.

От вида друга с разбитым носом, возмущенной экономки и перепуганного лица кухарки, Йон наконец одумался и понял, что натворил. Он отпустил Карлоту, а после осел на пол рядом с кроватью матери и горько зарыдал.

***

Ближе к вечеру к Йону пришли Альба и дон Луис. Доктор принялся осматривать его рану, а Альба села на кровати рядом с Иваном и едва сдерживала слезы счастья от радостного известия, что ее возлюбленный, наконец, очнулся. За эти тяжелые, как гранитный монолит, недели она улыбнулась впервые. Это придало ее осунувшемуся лицу некую девичью свежесть, которой ее лишило горе.

— Рана начинает заживать, — заключил доктор, накладывая новую повязку. — Если не будете делать резких движений, то заживет она гораздо скорее. У вас ещё остался морфий?

— Да, конечно, — ответил Иван, потянувшись к лежащей на тумбе коробочке с ампулами. Но, к его удивлению, коробочка оказалась пуста. А ведь ещё вчера там оставалось около трёх баночек!

— Что такое, Иван? — спросила Альба, с беспокойством посмотрев на друга.

— Я не понимаю. Морфий пропал, — тихо сказал тот, словно кто-то мог это услышать и обвинить в пропаже его. Хотя, услышь это Монтойя, то Ивана бы снова повергли тщательному обыску.

— Как?! — ахнула Альба.

— Почему вы оставляете его на таком видном месте? — с укором сказал дон Луис.

— А что случится? Это ведь лекарство? — наивно спросил Йон.

— Им можно убить. Это лекарство является лекарством только в небольших дозах. В больших же оно становится настоящим оружием.

— О Боже, надо сообщить об этом Монтойе, пока кто-нибудь не пострадал! Это наверняка сделал убийца в маске. Он хочет убить кого-то ещё! — забеспокоилась Альба, подскочив на ноги. — Если вы позволите, я пойду. Нужно предупредить семью, чтобы никто не оставлял дядю одного даже на минуту!

— Конечно, сеньорита Гарсиа, — пробормотал дон Луис.

— А ты, Иван, следи, чтобы ничего не сделали Йону.

— Зачем кому-то что-то ему делать? — не понял юноша. Альба закусила губу, осознав, что проговорилась. Но объяснять было некогда. Сейчас, возможно, от ее знания о том, что кто-то выкрал пузырьки с морфием, зависела жизнь дяди.

— А вы, сеньорита Гарсиа? — спросил доктор, который тоже не особо понял слова девушки, но обсуждать распоряжение внучки хозяина отеля не решился. — Я просто обязан вас проводить.

— Хорошо, дон Луис, — мрачно ответила та, и они с доктором второпях покинули комнату.

— Я чего-то не знаю? — спросил Иван, глянув на друга.

— О чем ты? — ответил Йон.

— Ну, сеньорита Гарсиа… Ты ведь спас ее от пули…

— Это она так сказала? — удивился Йон.

— Ну да. Но зачем кому-то нападать на тебя? Или ты видел убийцу?

— Нет, я не видел убийцу. Возможно, Альба просто переживает за меня, — неуверенно сказал он. Стреляли в него, он чётко видел то зловещее дуло пистолета, направленное на него, но зачем Альба сказала всем обратное, он не понял. Однако он понял, что если бы то дуло было направленно на нее, то он бы поступил так, как она всем сказала.

***

Дон Луис проводил Альбу прямо до комнаты ее родителей, а после вежливо попрощался и удалился. Альба же очень невежливо влетела в номер, даже не постучав, чем удивила дона Хоакина и донью Адриану, которые спокойно сидели за столиком и пили чай.

— Альба, дочка, что-то произошло? — беспокойно спросила донья Адриана, поставив фарфоровую кружку в сторону.

— Да! — воскликнула девушка. — Кто-то украл из комнаты Йона весь морфий

— Что?! — побледнел дон Хоакин.

— Я уверена, что это был убийца в маске! Он, наверное, хочет попытаться закончить начатое. Кто сейчас с дядей?

— С ним были Беатрис и дон Игнасио, — ответила донья Адриана.

— Нужно их предупредить!

— Я почти уверен, что это тот юноша, которого подозревает детектив! — прошипел дон Хоакин, со злостью отбросив шелковую салфетку.

— Какой юноша? — не поняла Альба. Детектив ничего не говорил ей о том, что у него уже есть подозреваемый, хотя они часто рассуждали вместе на эту тему.

— Он же попросил не говорить ей об этом, — полушепотом заметила донья Адриана, чем ввела дочь в ступор. Альба выждала несколько секунд, во все глаза глядя на родителей, но когда поняла, что они не собираются ей ничего объяснять, с возмущением сказала:

— Не говорить мне о чем?!

— Детектив подозревает его соседа Ивана, — так просто ответил ей отец.

— Это невозможно! — воскликнула Альба. — Они с Йоном лучшие друзья… Точнее мы с ним друзья, — тут же поправилась она. — Он не мог в меня стрелять. И тем более он не мог убить Кристину, которая заменила ему мать!

— Мы не знаем, на что способен другой человек, — тихо проговорила донья Адриана. — Даже друг порой может оказаться врагом.

— Большего бреда я не слышала, — фыркнула Альба. — Нам нужно срочно предупредить остальных о пропаже морфия и дежурить рядом с дядей, — перевела она тему и размашистыми шагами пошла к выходу.

В коридоре она наткнулась на брата, который дрожащей рукой пытался открыть дверь собственной комнаты. В другой руке он держал наполовину пустую бутылку виски.

— Лукас! — воскликнула Альба. — Опять ты напился!

— Я просто не могу… — промямлил тот. — После всего, что произошло…

Все эти дни Лукас находил свое спасение в спиртном, чем становился большой обузой для всех, ведь его приходилось подолгу искать и переживать о его безопасности больше, чем о безопасности других членов семьи. Иногда его находили в ресторане, где он засыпал прямо на столе, а после получал взбучку от отца, ведь таким поведением он портил имидж семьи. Пару раз его вытаскивали за уши из таверны, где он от душевных мук избивал крестьян. А однажды Альба нашла его в комнате сеньора Рафаэля, где брат покуривал опиум, но об этом она никому не сказала, чтобы семья не ополчилась на него еще сильнее.

— Нам нужно срочно к дяде! — воскликнула Альба, подхватив Лукаса под локоть и потащив по коридору.

— А что случилось?

— Кто-то выкрал пузырьки с морфием. Нужно предупредить об этом дедушку.

— Я полчаса назад был с дядей. Там была еще Беатрис. С ним все в порядке, — пробормотал тот.

— Но все равно их нужно предупредить!

***

В комнате дона Хавьера сидели донья Беатрис и дон Игнасио. Лукас ушел около получаса назад в ресторан. Помимо Гарсиа дежурили еще агенты полиции, которые стояли у дверей, пристально следя за всеми, кто ходил по коридорам, и проверяя всех официантов и горничных, которые приносили обеды или чистые полотенца.

— Не переживай, дитя, мой сын крепкий. Я уверен, что он победит смерть. Иначе и быть не может, — сказал дон Игнасио донье Беатрис. На женщине который день уже не было лица. Она практически не ела и не спала. Даже спальню ни разу не покидала. Все завтраки, обеды и ужины привозили ей в комнату, но после увозили обратно, почти нетронутыми.

— Я знаю, — отозвалась донья Беатрис. — Я верю в это.

— А Лукас совсем стал плох. Смерть кузена и несчастье с дядей превратят его в настоящего пьяницу. Сейчас наверняка ушёл пить. Я даже боюсь представить, что станет с отелем, когда он перейдет в его руки.

— Как вы можете думать об этом в такое время?! — возмутилась женщина, подняв на старика блестящие от слез глаза.

— Я думаю о всей своей семье. А этот отель — ее будущее.

Донья Беатрис хотела еще что-то сказать, но неожиданно прямо рядом с ее ухом прохрипел голос:

— Отец.

— Сын! — воскликнул дон Игнасио, поднявшись со скрипучего кресла и сев на кровать рядом с доном Хавьером.

— Хавьер, ты очнулся! — донья Беатрис заглянула в лицо мужа, но увидела совсем не то, что ожидала увидеть. Оно не выглядело здоровым, оно не было похоже на лицо человека, который очнулся после долгой болезни. Теперь оно выглядело даже страшнее, чем тогда, когда он был без сознания. Словно с пробуждением он заболел ещё сильнее. Вены взбухли, кожа посинела, а глаза остекленели, словно в них уже больше не было жизни.

— Я должен сказать… Мой сын… Матео. Не единственный мой сын… Я все написал в письме, оно в портсигаре. — Было видно, что каждое слово для него — тяжелое испытание. Но он должен был пройти все эти испытания ради правды, которая слишком долго была сокрыта. Дон Хавьер понимал, что очнулся вовсе не для того, чтобы продолжить жить. Господь позволил ему сделать последний глоток жизни, прежде чем похоронить его под толщей зловещей темноты, именно ради правды.

— Что ты такое говоришь, — замотала головой донья Беатрис, скатившись на пол рядом с кроватью. По ее щекам опять заструились горькие слезы.

Дон Игнасио схватил портсигар сына, который был извлечён из его разорванного от падения на гравийную дорогу фрака ещё две недели назад и небрежно брошен на тумбу. Тут же все сигареты полетели на пол, и из-под них показалась сложенная вчетверо бумажка. Это письмо было подлинным и неоспоримым. Оно могло дать все одному и отобрать все у другого.

Дону Хавьеру очень повезло, что он спрятал его сразу, как только написал. Было ещё второе письмо, которое являлось лишь черновиком этого, но оно было без подписи, и, по сути, являлось просто бумажкой. Эту бумажку и уничтожил тогда загадочный человек из шкафа, наивно полагая, что таким образом можно избавиться от правды.

— Прости. Я изменил тебе. Это правда. А убийца… Убийца…

В этот момент в комнату вошла Альба, таща за руку пьяного брата. А позади них выросли мрачные фигуры дона Хоакина и доньи Адрианы.

— Лукас. Это… Ргх, — дон Хавьер не успел договорить. Этого глотка жизни не хватило, чтобы сказать самое важное. Он начал задыхаться, страшно захрипел, словно его легкие наполнились водой, а после побледнел так сильно, что почти слился с простынями. Его голова безвольно откинулась на подушку под душераздирающий крик доньи Беатрис.

— Хавьер! — кричала она. — Не смей, Хавьер! Очнись! Кто убийца?! Кто это был, Хавьер?

— Дядя! — спохватился Лукас, выронив бутылку, содержимое которой тут же разлилось золотистой лужицей на деревянном полу. Молодой человек кинулся к его кровати и горько заплакал, зарывшись лицом в одеяле.

— О Господи, — прошептала Альба, опустившись на пол и запачкав подол платья разлитым виски. Её радостное настроение моментально окрасилось в черный цвет, а лицо вновь осунулось и исказилось от боли и ужаса.

Донья Адриана съехала по стене и упала рядом с дочерью, прижав её к себе. А дон Хоакин так и остался стоять в дверном проёме, глядя на обмякшее тело родного брата и вспоминая их дурацкую войну за наследство, которая теперь казалась ужасно глупой и детской.

Дон Игнасио схватился за сердце и упал на кровать рядом с телом сына, бормоча сквозь слезы, что он никогда не думал, что сможет пережить своего первенца.

Мысли в голове доньи Беатрис закрутились, как водоворот. Она повторяла последние слова мужа про себя и неожиданно для себя поняла, что Хавьер только что назвал имя убийцы.

— Ты! — с яростью закричала она, толкнув Лукаса так сильно, что тот повалился набок и ударился головой о комод. — Ты убил его! Ты убил моего сына и мужа! Да как ты мог, мерзавец! — женщина набросилась на молодого человека и стала бить его со всей силой, на которую только была способна.

— Что ты несешь! — воскликнула донья Адриана, выпустив ошарашенную Альбу из объятий. Вмиг она подлетела к некогда подруге и пребольно схватила ее за белые волосы, оттаскивая от сына.

— Это не правда! — завопил Лукас. — Я не убивал дядю и брата! Как вы можете так говорить!

— Это был ты! — стояла на своем донья Беатрис, пытаясь вырвать волосы из цепкой хватки доньи Адрианы. — Он сам это только что сказал!

— Он не мог так сказать, потому что это был не я!

— Беатрис, не надо делать поспешных выводов! — не выдержал дон Игнасио, поднявшись в сидячее положение. Только сейчас он заметил, что невольно скомкал в руке письмо сына, поэтому аккуратно расправил его и убрал в карман пиджака. — Не думаю, что он имел в виду, что убийцей был Лукас. Я просто не верю, что мой внук мог убить моего сына. Особенно такой мягкотелый, как он.

— Сеньоры… — раздался посторонний голос, который не принадлежал ни одному из Гарсиа. Дон Хоакин, который так и стоял бледным истуканом в дверном проёме, подпрыгнул от неожиданности, потому что этот голос раздался прямо за его спиной.

Все отвлеклись и глянули в коридор, увидев детектива Монтойю, который был явно озадачен происходящим. Вот на полу лежит и плачет сеньор Лукас, к которому с яростью на лице тянется донья Беатрис, чьи волосы намотаны на кулак доньи Адрианы. Вот около двери, рядом с застывшей фигурой дона Хоакина сидит у стены сеньорита Альба. А вот заплаканный хозяин отеля полулежит на кровати рядом с безжизненным телом дона Хавьера.

— Я услышал крики. Что здесь происходит? — договорил детектив, выйдя из оцепенения.

— Детектив! — выпалила донья Беатрис. — Это он, это он убийца! — Она указала рукой на Лукаса. — Арестуйте его и казните! Это он убил моего сына и мужа!

— Это серьезно обвинение. С чего вы так решили?

— Мой муж сам только что это сказал! Перед смертью! Разве перед смертью можно солгать?!

— Он не говорил этого, — вмешался дон Игнасио. — Мы не можем судить его только по словам, которые даже не были досказаны.

Альба поднялась на ноги, кое-как, по стенке, но все-таки поднялась, и с удивительной даже для нее самой твердостью в голосе сказала:

— Мой брат острее всех переживал смерть Матео. Вы только взгляните на него! — Она указала на пьяного и рыдающего брата, который так и лежал на полу, подогнув под себя колени.

— А теперь погиб и дядя, — сквозь рыдания проговорил Лукас. — Неужели вы действительно думаете, что это был я?

— Примите мои соболезнования, — с горечью изрек Монтойя. — Мы найдем убийцу, даю слово.

— Но я говорю, что убийца — он! — отчаянно прокричала донья Беатрис, не понимая, почему только она видит очевидное. — Почему вы его не арестуете?!

— Я не могу арестовать его, сеньора. Я выслушаю каждого из вас. Но говорить я буду с каждым наедине.

***

После осмотра тела дона Хавьера выяснилось, что кто-то сделал ему инъекцию прямо в шею. Но вот кто её сделал? Это детектив Монтойя и пытался выяснить, разговаривая с членами семьи Гарсиа в директорском кабинете, который располагался в двух шагах от стойки регистрации. Дон Игнасио сам предложил это место для разговоров и уступил детективу своё кожаное кресло за огромным дубовым столом.

Первой говорила Альба. Она сообщила детективу об украденных ампулах морфия, и мужчина сразу сделал вывод, что дона Хавьера отравили как раз таки этим лекарством.

— Спасибо, сеньорита Альба за информацию.

— Это мой долг. — Руки у Альбы дрожали, а горло сдавливали слезы. Но голос ее был ледяной и неживой. — Спасибо, что вы мне так доверяете, детектив Монтойя. И если вы не поняли, это был сарказм.

— Простите, сеньорита, но о чем вы?

— О том, что вы подозреваете Ивана! — выпалила она, соскочив со стула и едва не смахнув стопку документов с дедушкиного стола. — Как вы можете его подозревать? Он вырос вместе с Йоном, а Кристина его воспитала! Неужели вы думаете, что он бы так поступил со своими близкими людьми?

— Не важно, что я думаю. Важно лишь то, что говорят улики. И вы-то должны это понимать.

— Вы тоже должны понимать, что не всегда улики указывают туда, куда надо. И какие вообще могут быть улики на Ивана?!

— Мы нашли рядом с трупом Кристины официантскую бабочку. Как выяснилось, единственным официантом, который потерял бабочку в тот вечер, был сеньор Эррера. Странно, не находите?

— Не нахожу, — бросила Альба.

— Но сеньор Эррера в свое оправдание сказал, что у его бабочки была сломана застежка, — продолжил Монтойя, сделав вид, что не заметил недовольное замечание девушки. — А на той бабочке, что мы нашли, она была целая. И еще он сказал, что сеньор Вергара тоже потерял в тот вечер бабочку.

— Да, это так. Когда мы были на балконе, на нем не было бабочки, — произнесла девушка, вспомнив, что Йон на балу был в краденной белой бабочке. Но вот куда тогда он дел свою официантскую? — И раз вы выяснили, что у бабочки Ивана была сломана застежка, а на той бабочке, что вы нашли рядом с телом, застежка была целая, то разве это не снимает с него обвинений?

— Не знаю, мне не понравилось, как сеньор Эррера себя вел, когда я его допрашивал.

— Вы его просто напугали. Он пугливый, так что не удивляйтесь.

— Хорошо, а что насчет пропажи морфия, как думаете? Сеньор Эррера мог запросто его взять

— Его мог запросто взять любой. Комнаты обслуги снаружи не запираются. К тому же Иван сегодня весь день работал. — Альба была уверена в своих словах. Мысль, что Иван был в той жуткой маске и стрелял из пистолета, была просто абсурдной. И она собиралась восстановить честь друга в глазах… Да в глазах всех! — Вот что! Я докажу вам, что Иван невиновен. И найду настоящего убийцу! — решилась она. Все же, у нее был в этом какой-то опыт. Пусть и не очень удачный…

— Вы не можете проводить расследование самостоятельно.

— А кто мне запретит? — сказала девушка, и прозвучало это весьма самодовольно. Она знала, что детектив Монтойя не станет ей препятствовать. Он не захотел бы терять дружбу с внучкой такого влиятельного человека как дон Игнасио. И он сам это понимал, а потому сейчас мог только тихо вздохнуть и произнести:

— Хорошо. Только будьте осторожны в вашей самодеятельности. Вы же понимаете, что мы имеем дело со страшным и опасным человеком.

— Непременно! — с этими словами Альба покинула комнату и вышла в вестибюль. В зоне отдыха на плетеных стульях и диванах разместились все Гарсиа. Но сидели они группками, словно разбившись на несколько лагерей. Донья Беатрис, мрачная и убитая горем, сидела одна под декоративным деревом, будто спрятавшись за его размашистыми листьями от остальных, и волком поглядывала на Лукаса.

Дон Хоакин и донья Адриана сидели на скамье вместе с Лукасом и утешали сына, как могли.

А дон Игнасио пристроился в другом конце зоны отдыха, как бы говоря, что он сохраняет в этой войне нейтралитет.

Как только все заметили, что Альба покинула кабинет, то закопошились и стали расспрашивать ее о том, что она говорила и что думает обо всем произошедшем детектив. А донья Беатрис молнией полетела прочь, желая поскорее вразумить недалекого детектива. Она с грохотом влетела в кабинет и плюхнулась на стул перед Монтойей, неразборчиво протараторив, что во всем виноват Лукас.

— Сеньора, успокойтесь, — сказал детектив. Он только отошел от нелегкого разговора с сеньоритой Альбой, но сразу понял, что этот разговор будет не легче. — Давайте обо всем по порядку. Как я понимаю, вы ни разу не покидали свой номер в течение этих дней?

— Да, — нервно кивнула женщина.

— Вы запомнили тех, кто входил в комнату за последний час?

— Я точно помню, что с Хавьером сидел Лукас. Прямо рядом с ним, на кровати. Это он мог вколоть ему морфий. Запросто! Дон Игнасио тогда уснул в кресле, а я просто сидела и думала о своем. Да, он вполне мог вколоть ему морфий!

— Ну а все же, кто еще входил в комнату?

— Ну, приходила служанка, меняла простыни.

— Что за служанка?

— Кармен, вроде бы. А нет, приходило две служанки. Они вдвоем меняли простыни.

— Как зовут вторую служанку?

Донья Беатрис на несколько секунд задумалась, а потом неуверенно произнесла:

— Виктория, по-моему. Но если честно, я не всех знаю по именам. А еще приходил официант. Вроде бы, за последний час приходило даже три официанта.

— Вы можете их назвать?

— Одного я знаю точно. Иван. Он тут с рождения.

— Ага! — воскликнул детектив. На протяжении разговора он записывал в блокнот все сведения, и когда услышал это имя, то пометил его тремя восклицательными знаками.

— Что такое? — с непониманием спросила донья Беатрис.

— Ничего, продолжайте. Как зовут остальных двух?

— Не помню. Спросите об этом дона Игнасио. Он точно знает всю прислугу по именам и фамилиям.

— Почему вы так уверены, что именно сеньор Лукас мог убить вашего сына и мужа? Почему не кто-то из персонала? Еще недавно вы говорили, что никто из ваших кругов так бы делать не стал, а теперь обвиняете члена собственной семьи.

— Потому что Хавьер очнулся, — сказала донья Беатрис, и не выдержала — весь разговор она старалась сохранять бесстрастность, но при воспоминании об ожившем на несколько секунд муже сердце снова болезненно сжалось, а к глазам подступили горькие слезы. — Он очнулся! — сквозь слезы сказала она. — Очнулся, чтобы сказать, что мне изменял, и назвать имя убийцы! Он сказал, что убийца — Лукас! Лукас, понимаете?! Он так сказал перед смертью!

Детектив черкнул что-то в блокнот, а потом без эмоций произнес:

— Хорошо, донья Беатрис. Если вы знаете что-то еще…

— Я знаю, что убийца — Лукас! — почти истерически закричала она. — Почему вы ничего не делаете? Как вы вообще работаете, я не понимаю!

— Спасибо, донья Беатрис. Но я должен поговорить с каждым из вас.

— Удачи. Говорите, но следующая жертва будет уже на вашей совести! — яростно кинула она и убежала, хлопнув дверью.

Следующим в кабинет зашел дон Игнасио. Он тяжело опустился на стул и крепко закурил толстую сигару. Глаза его были красные, но он держался и сохранял самообладание, не смотря на то, что его идеальный мир рушился к чертям.

— Дон Игнасио, — начал детектив, в волнении сложив пред собой руки. Беседовать с таким человеком в его собственном кабинете и сидеть на его собственном кресле, было просто немыслимо. — Донья Беатрис сейчас рассказала о том, что ваш сын дон Хавьер проснулся и назвал имя Лукаса.

— Да так и было, — подтвердил мужчина. — Но он не сказал, что Лукас был убийцей. Знаете, это было похоже больше на обращение. Он сказал: «Лукас… Это», а после страшно захрипел. Он не сказал «Это Лукас». Он сказал «Лукас, это».

— Так, — детектив снова черкнул что-то в блокноте. — Правда, что в комнату за последний час приходило три официанта и две горничных?

— Дайте-ка вспомнить, — задумался дон Игнасио. — Я помню двух горничных, которые меняли простыни на кровати моего сына. Это были Кармен и Виктория. А официанты… Один приносил мне чай. Это был Мартин. Другой, Иван, приходил брить Хавьера. А третий, Родриге… Так, нет. Родриге приходил вместе с горничными. Он помогал им менять постельное белье. Вроде бы, так.

Иван. Иван вполне мог незаметно ввести морфий, — подумал Монтойя. — Но ведь и другие тоже могли это сделать. Нужно искать улики. Без улик просто невозможно сделать вывод.

Лукаса в тот вечер детектив не смог расспросить. Пока допрашивали остальных, молодой человек напился так сильно, что уснул прямо в вестибюле. Разбудить его не смогли, и пришлось вызвать двух официантов, чтобы те помогли отнести его в комнату.

Виновен Лукас или нет — Монтойя понять не мог. У младшего Гарсиа вполне была возможность вколоть морфий в шею дяде. Но, со слов дона Хоакина, детектив понял, что остальные преступления он совершить не мог. В то время, когда стреляли в Йона, Лукас танцевал с сеньоритой Эухенией, а после они удалились в его номер и пили там вино вместе с сеньором Рафаэлем. Словом, у него было алиби. Но это алиби нужно было еще подтвердить.

В этой истории появлялось все больше и больше лиц и еще больше подозреваемых. Разобрать, кто говорит правду, а кто лжет, становилось все труднее. Но детектив Бенито Монтойя из отдела расследований пообещал себе, что не покинет Камтадеру, пока все не выяснит.

***

— Знаешь, сегодня наш сын перед смертью признался мне, что изменял своей жене. И что у него есть внебрачный ребенок, которого он хочет признать законным. Он написал это в письме, — рассказал дон Игнасио своей жене донье Канделарии за вечерним чаем. — Прочти. — Он сунул ей листок.

Та с изумлением взяла письмо и очень внимательно его прочитала.

— Передать ему отель! — воскликнула она с возмущением. — И что ты планируешь сделать?

— Я смотрю на Лукаса и вижу, что в его руках все семейное богатство будет растрачено направо-налево, — задумчиво произнес дон Игнасио, отхлебнув из кружки.

— Думаешь, что в его руках оно уцелеет?!

— Думаю, что человек, проживший в бедности, как никто другой умеет ценить деньги, — заключил мужчина, а после схватился за горло, посинел и под испуганный вопль доньи Канделарии замертво повалился на пол.

Глава 7. Потерянный сын

После допроса Альба отправилась проведать Йона. На душе было тяжело, но она старалась держаться. Постояв около двери и смахнув остатки горьких слез, она глухо постучала и вошла в комнату, застав Йона одного.

— А где Иван? — спросила она.

— Его вызвал дон Мигель, — кинул Йон, отложив в сторону утреннюю газету.

На секунду Альба удивилась, ведь она никогда не видела Йона читающим. По правде, она даже не знала, что он умеет читать. Но девушка тут же одернула себя за такие мысли. Если он не из высшего общества, то это не значит, что он не смог выучиться этому полезному навыку. Некоторые горничные, которые приходили устраиваться на работу, неловко признавались, что не умеют ни писать, ни читать. И дон Игнасио их сразу гнал взашей, потому что отель «Гарсиа» — слишком роскошный отель, чтобы держать тут неграмотную обслугу. А Йон здесь вырос и никакие собеседования не проходил, так что никто не знал, что он умеет, а что нет. Однако рядом с такой замечательной женщиной как Кристина Ривас он наверняка приобрел все важные навыки, которыми должен обладать хороший официант.

— Неужели все это время рядом с тобой никого не было?! — с беспокойством произнесла Альба.

— Нет. — Он приподнялся, поставив повыше подушку, чтобы было удобнее сидеть. — Зачем ты всем сказала, что я тебя спас? Это ведь было не так.

— Не знаю, — смутилась девушка. — Я просто не хотела, чтобы кто-то узнал о… нас.

— Тот урод в маске стрелял в меня. Полиция должна это знать, потому что это может повлиять на расследование.

— Я сказала об этом детективу Монтойе. Он уверен, что все эти убийства связаны с тобой. Но я понять не могу, как это может быть связано с тобой. Зачем кому-то убивать тебя? И если хотят навредить тебе, то зачем убили Матео и дядю Хавьера? Я просто не понимаю… — В ее голосе слышалась боль, и Альба едва сдержала слезы. Перед глазами вновь возникло бледное лицо умирающего дяди, который проснулся на несколько секунд, а после вновь уснул. И на этот раз уснул навечно.

— Иди сюда, — чуть слышно сказал Йон, и Альба, недолго думая, села на кровать и утонула в его объятиях, роняя горькие слезы скорби. — Дон Хавьер наверняка скоро поправится. Иван говорил, что доктор прогнозировал ему скорейшее выздоровление…

— Не поправится! — горячо воскликнула девушка. — Он умер. Сегодня. Его убили морфием!