Бесплатный фрагмент - Байки старого мельника 3.0

Моей супруге Ольге Анатольевне, моему сыну — Сергею, моей дочери — Дарье с благодарностью за помощь в создании этой книги.

Дорогой читатель!!!

В очередной книге Александра Ралота «Байки старого мельника 3.0» вы лицом к лицу соприкоснётесь с чудесным изложением необычайных жизненных историй, наполненных красочными эмоциями, завораживающими сюжетами, иногда захватывающими и вызывающими смех, как говорится, до слёз!!!

Маленькие, отдельные истории то удивляют, то радуют, то заставляют задуматься: «А что же будет дальше?»

Разносторонний охват жизненных событий Александр очень душевно и по-дружески, с чувствующимся тёплым отношением к нам, читателям, преподносит как на красивейшем подносе, украшенном разными яствами, будто приглашая нас всех к столу! Так и хочется попробовать чего-нибудь такого-эдакого из его замечательных рецептов, да ещё и гостей пригласить, чтобы оценили разные, приготовленные вкусности!

Удивительный стиль написания своих произведений Александр Ралот дарит нам в очередной раз!

Мы с нетерпением будем ждать следующих, чарующих рассказов!!!

Член Южно-Российского Творческого Объединения «Серебро Слов»

Победитель регионального конкурса «Любви все возрасты покорны»

Екатерина Емельяненко

Как я работал на кондитерской фабрике

Кто из вас помнит, какую стипендию платили студентам технических вузов в далёком 1973 году? Вот то-то же. Я помню:40 рублей. А повышенная — это если на все пятёрки сессию сдал, ну, или не больше двух четвёрок — целых 46 рубчиков!

Декан старался как мог облагодетельствовать учащихся мужского пола. На возмущение старост-девчонок отмахивался:

— Всё равно эти «охламоны» её, то бишь стипендию, спустят на вас. Я их знаю, сам такой был.

К чему я вам это рассказываю, а к тому, что, сами понимаете, каждый (или почти каждый) из нас искал место, где можно было бы зашибить трудовую копеечку. И вот в летние каникулы, честно скажу, по большому блату и никак иначе, меня приняли разнорабочим на краснодарскую кондитерскую фабрику (царство ей небесное).

Мои должностные обязанности были предельно простые: поди туда, принеси то. Подыми это и поставь туда. Самые дорогие конфеты, выпускаемые этим предприятием, назывались «Бутылочка» или по накладной «Конфеты шоколадные с коньяком».

В те стародавние времена о каких-либо химических добавках или заменителях и слыхом не слыхали. Далёкие африканские страны в благодарность за братскую помощь Советского Союза поставляли нам какао и шоколад наивысочайшего качества (именно по этой причине многие из нас запомнили вкус тех конфет на всю оставшуюся жизнь!).

Короче, рецепт на нашей фабрике соблюдали неукоснительно, ну а количество вводимых алкогольных ингредиентов — не всегда, то есть практически никогда. Дозатор был старенький, из Германии в качестве трофея доставленный, поэтому наши доморощенные «дяди васи» давным-давно отрегулировали его как надо.

А неча наших дам да детишек лишним алкоголем травить. Лучше мы уж сами за них пострадаем! Так-то вот.

Поскольку контингент работающих на фабрике был практически весь слабого женского полу, да ещё сплошь, скажем так, бальзаковского возраста и старше, то новоиспечённый разнорабочий ходил изо дня в день абсолютно сытый, и к тому же хорошо подшофе, так как отказать слесарям в раздевалке испробовать кружку-другую «буржуйского пойла» не было никакой возможности.

Более того, строгие охранницы на проходной, как ни странно, сохраняли остатки стыда и вихрастого юношу никогда не обыскивали.

Что давало мне возможность беспрепятственно проносить некоторую толику сэкономленного, то есть не выпитого на рабочем месте «буржуйского пойла». А на противоположной стороне улицы в то время располагалась ещё одно удивительное предприятие, а именно фабрика игрушек.

И девчонки на ней работали задорные и удивительно гарные, не чета нашим институтским «синим чулкам». А посему дегустировали мы ликёр и коньяк в соседнем скверике, закусывая всё это конфетами «Птичье молоко», ну не банальной же «Коровкой» столь благородные напитки закусывать.

В благодарность за угощение фабричные девчонки одаривали меня продукцией своего предприятия. Больше всего мне нравились ярко разукрашенные машинки с пультом управления на длинном тросике (что поделать, радиоуправляемых моделей тогда в нашей стране, увы, ещё не производили!)

Поскольку собственных детишек у меня, по причине холостого состояния, не было, то вся разношёрстная ребятня на моей улице встречала меня вечерами как национального героя ранга Гагарина и никак не меньше.

***

И вот моя кондитерская фабрика в один прекрасный день взяла да и стала! В одночасье замерли транспортёры и дозаторы. Плановый ежегодный капремонт.

По случаю такого события, каждому сотруднику, и мне в том числе, было милостиво дозволено привести с собой не более одного едока не старше двенадцати лет (да, да, именно так и было написано в приказе!) на предмет уничтожения продукции, оставшейся в недрах технологических машин.

Я в тот памятный день захватил с собой племяша. Сладкоежку коих ещё поискать надо. А теперь представьте на минуту его глаза, уставившиеся на конфету «Мишка на севере» метровой длины, сиротливо лежащую на конвейере. А что поделать, если и транспортёр и резак остановлены как по мановению волшебной палочки (электрик дед Михалыч своё дело знал туго и вырубил рубильник как раз в нужное время!)

Словом, племяша наперебой кормили все потенциальные бабушки нашего предприятия. И как у него не приключилось кариеса или чего похуже, одному богу известно.

Строгая директриса, как фурия, носившаяся по цехам, строго предупреждала:

— Лопайте здесь на местах, хоть лопните, будем считать это зачисткой рабочих мест, но за ворота — ни-ни. Мужиков это касается тоже. Обыщем всех, невзирая на пол и возраст! Без исключений. Это она уже персонально в мой адрес.

К обеду, ну, то есть не к обеду как таковому, а ко времени, когда он должен состояться, вся фабрика была полностью зачищена от полу, четверть и одна восьмая фабриката. Иначе говоря, станки были полностью подготовлены к плановому капитальному ремонту. Племяш мой уснул и блаженно причмокивал во сне.

Руководство милостиво разрешило мне отнести его домой. Я по простоте душевной считал, что вверенное мне чадо малое если не навсегда, то очень надолго потеряло всякий интерес к сладкому, включая банальный сахар-рафинад. И знаете, что спросил мой хитрющий родственник, проснувшись на следующее утро и сладко потягиваясь в своей кроватке?

— Дядь, а ты, часом, не прихватил такую длиннющую конфету, которая лежала там, на транспортёре и которую я вчера так и не смог до конца доесть?

Выверты с распределением

Те, кто учился в высших учебных заведениях при советской власти, хорошо помнят, а всем остальным будет полезно узнать, что в них существовало так называемое распределение. Каждый выпускник, согласно закону, был обязан отработать пять лет на том предприятии или в том учреждении, куда его направит любимые партия и правительство. А иначе суд и места не столь отдалённые. Процедура распределения была отработана годами и представляла собой целый ритуал. Перед самой защитой диплома, скрупулёзно подсчитывались все баллы, заработанные студентом в стенах родной «альма-матер». На основании этих баллов составлялась очерёдность захода в заветный кабинет, где и лежали таблички с местами будущей работы. Отличники выбирали из полного списка, ну а те, кто учился, скажем мягко — не очень, брали уже то, что осталось.

Как и везде, учился на нашем курсе студент, весьма неприлежный в этой самой учёбе. За давностью лет я его фамилию уже и не помню, а поэтому назовём его для краткости просто Гена. Средний балл успеваемости, за все его годы учёбы в институте, составлял твёрдый «удовл» или «трояк» по-нашему. Отличники (вроде меня) выбрали себе для работы далёкие, красивые города, да ещё с обязательным предоставлением жилья в виде отдельной квартиры. Хорошисты поехали в города областного и районного значения, с предоставлением койко-места в заводском общежитии. Вот наконец настал черёд переступить порог заветного кабинета и нашему незадачливому Геннадию. Убелённый сединами декан взял со стола последнюю карточку, вздохнул и произнёс:

— Те, кто заходил в этот кабинет до тебя, вполне возможно, со временем будут терзаться сомнениями, правильный ли выбор они сделали в своей судьбе или нет. Тебя же сия участь миновала, потому как тебе просто выбирать не из чего. Бери бумагу эту и лети голубь мой сизокрылый в Калмыкскую степь, в город Элисту, и я надеюсь, что жить тебе придётся не под открытым небом, а как минимум в их национальной юрте.

***

С той поры прошло лет этак пять. И в моём родном Краснодаре решено было провести Всесоюзный съезд работников системы хлебопродуктов. Кажется, так это мероприятие называлось. Прознав про это, я стал навёртывать круги вокруг своего непосредственного начальника, с целью добиться заветной командировочки на свою малую родину.

— Угомонись, — молвил мой шеф. — Не по чину тебе, «салабону» на всесоюзные съезды ездить. Молоко на губах ещё не обсохло. Пусть мой зам поедет. Он за всю свою жизнь моря не видел, а ты небось с пупенка в нём уже барахтался.

Однако я не отступил. Уж больно хотелось за государственный счёт своих родных повидать. Билеты туда и обратно почти пол моей зарплаты в то время стоили. Да и вообще всесоюзный съезд — это ого-го, как важно! Как там поёт наша Алла Пугачёва: «Если долго мучиться, что-нибудь получится». Получилось и у меня: старичок зам милостиво отказался от поездки в мою пользу. Правда, не за так, а за щедрые дары кубанской земли, за чай «Краснодарский», ну и за бутылочку, другую, третью вина кубанского сухого, марочного.

***

И вот я в краевом драмтеатре. Ваш покорный слуга полноправный делегат всесоюзного съезда. Уф, аж дух захватывает. И вы думаете, это я один такой пробивной выискался? Отнюдь. Нас, выпускников родной «альма-матер», человек семь здесь собралось. Слетелись из разных городов и весей огромного Союза. Расселись мы дружной компашкой, в ряду пятом, потому как ближе нельзя. Впереди заслуженные дяди и тёти, все в правительственных наградах сидят. Президиум, как ему и полагается, выходит на сцену из-за кулис. Никто его не выбирал, да это и не важно. Там, на возвышении за столами сидят наши корифеи. Люди, по учебникам которых мы учились, зачёты и экзамены сдавали. В то время, один факт того, что ты, салага, сидишь тут и дышишь с ними одним воздухом уже кружил наши комсомольские головы. И вдруг я вижу, что в этом самом президиуме восседает личность, очень похожая на нашего Генку. Конечно, пяток лет пролетело. Но, чтобы из троечников в корифеи, это уж слишком. Наверное, обознался. Один известный оратор сменял другого. Наконец объявили перерыв на обед. Нас в один буфет повели, корифеев, понятное дело, в другой. Но мы всё же встретились в вестибюле.

— Генка, чертяка, ты ли это? Или я обознался, тогда прошу вас простить меня великодушно, ошибочка вышла.

— Да, я это, я. Можешь меня потрогать, пощупать. Только вот патлы свои постриг. Начальником большим работаю, сам понимаешь пример обязан показывать своим подчинённым во всём, даже в причёске. Как говорится, должность обязывает. Понимаешь, прибываю в эту самую Элисту, согласно выданному предписанию. А там на всю республику всего два человека с высшим специальным образованием — министр, ну и я. Вот так моя карьера как на батуте вверх и взлетела.

***

А вы говорите, распределение. Лотерея всё это, и не более того.

Бекабад

Небольшой городишко в Ташкентской области Узбекистана, на берегах реки Сыр Дарья, возле Беговатских порогов.

***

Город как город, ничего особенного за исключением того, что в стародавние, то бишь советские времена, работал там в должности директора местного хлебоприёмного предприятия один удивительный человек, назовём его Акмалом Каримовичем.

А удивительность этого человека заключалась в том, что обладал он обострённым чувством чинопочитания. Вот едет, например, мимо вверенного ему предприятия чиновник из Министерства, а Акмал Каримович уже ждёт начальство и не где-нибудь, а прямо на трассе, и конечно, к себе зовёт. Дастархан на свои «потом и кровью заработанные» денежки организованный, накрывает. А вдруг этот гость в будущем пригодится. Чутьё у него на всякое начальство было особое. Как в рекламе навязчивой говорится: «А вдруг!».

***

К чему я вам это всё рассказываю, а к тому, что сведущие люди в нашем родном Министерстве хлебопродуктов УзССР вдруг в один мало прекрасный день взяли да и озаботились проблемой полного отсутствия в республике Узбекистан мельницы ржаного помола.

То, что в этих краях рожь отродясь не выращивали да и слыхом об этой злаковой культуре не слыхивали, никого не волновало. У соседей казахов есть, а мы чем хуже. Пусть и у наших дехкан будет выбор: хочешь, лепёшку тандырную жуй, а хочешь — кирпичик ржаной душистый, тмином сверху посыпанный, с каймаком местным откушай. Сказано — сделано.

А кто у нас тут начальником отдела перспективного развития трудится, а вот он, ваш покорный слуга. Ну и прекрасно, выписывай, значит, себе командировочку для начала дней этак на тридцать, потому как на больший срок нельзя, не положено. Отчёты в бухгалтерию ежемесячно представлять надобно. В законе нашем советском о том строго прописано, ну и постираться и помыться, да и жёнушку свою горемычную навестить надо. Чтобы, значит, лик супруга своего благоверного совсем не позабыла горемычная.

А через денёк-другой опять предстоит тебе дорога дальняя в славный город Бекабад, и так мыкаться тебе до той поры, пока ты в этом славном городишке не сотворишь из старого заброшенного комбикормового завода чудо-мельницу, которая рожь диковинную в муку превращать не будет круглосуточно и в больших количествах.

***

В первую мою «ссылку» повезли меня как «белого человека», то есть не на «Чайке», конечно, но на белой министерской «Волге». Жарко там у нас в Узбекистане, поэтому чёрные «Волги» считаются моветоном, раскаляются так, что на их капотах запросто яичницу приготовить можно.

Так уж совпало, что двум членам коллегии Министерства понадобилось быстренько смотаться в те края, по своим каким-то жутко важным, можно сказать, государственным делам. Вот они меня и прихватили с собой, чтобы я им по дороге свои «исторические загадки» рассказывал, всё лучше, чем банальное радио слушать. А мне и хорошо, это же вам не в старом, душном «Икарусе» трястись. Рассказываю, значит, я своим начальникам про дела стародавние, про пиры царские и про Малюту Скуратова. А они и говорят, не будешь возражать, если мы тебе тоже, как царю-батюшке ежедневные пиры организуем? Вот что бы вы ответили на моём месте? Тогда, говорят, молчи и только головой кивай, когда мы на это ХПП приедем. Сказано — сделано.

Останавливается наша «Волга» прям у самого крыльца административного корпуса; директор, как и полагается, гостей высоких с полупоклоном встречает.

А из машины выскакивают, словно ошпаренные, два члена коллегии и, оттесняя друг друга, двери открывают и вежливо так говорят: выходите, мол, Александр Викторович, изволили прибыть на место.

У Акмала Каримовича нижняя челюсть мелко-мелко так задрожала, по всей видимости, отвиснуть хочет. Не приходилось ему на своём веку видать такого молодого начальника, перед которым два уважаемых министерских чиновника двери наперебой распахивают. Но, директор человек бывалый, быстро совладал с собой и к ломящемуся от блюд дастархану зовёт. Откушать, значит, с дороги.

А сам в мою сторону смотрит, очевидно, определяет из Ташкента я или бери выше, из самой Москвы белокаменной. А уж когда ему моё командировочное удостоверение показали, что я по должности начальник отдела перспективного развития, да ещё командирован аж на тридцать дней, то сильнодействующее лекарство от давления ему в тот момент явно не помешало бы.

***

Понятное дело, что после такого приёма, жить я остался здесь же, на хлебоприёмном предприятии. Мне отвели весьма приличную, а главное, чистую комнату. Да и с калорийным трёхразовым питанием вопрос как-то само собой разрешился.

Так что свои суточные командировочные (в размере три рубля шестьдесят две копейки!) я со спокойной душой тратил на приобретение художественной литературы в местных книжных магазинах (была в то время такая повальная мода — собирать личные библиотеки).

Работа по строительству мельницы с первого дня на удивление заладилась. Оборудование на объект поступало вовремя и местных рабочих рук хватало. А посему чудо мельничной техники мы запустили точно в срок.

Моя супруга испекла из свежей ржаной муки великолепные булочки, которые были незамедлительно и торжественно доставлены в кабинет министра!

Только с сырьём возникла проблема. Госплан почему-то вовремя не предусмотрел поставку зерна ржи в республику Узбекистан. Впрочем, как говорил один известный киноактёр, это уже совсем другая история.

Рокировка с шампанским

— Значит, домой, в отпуск, собрался. В море купаться будешь, винцо холодненькое потягивать, — начальник крутил в руках моё заявление об очередном трудовом отпуске, — А нам сирым, здесь сидеть, местное пойло хлебать и по пустыням, аки люди Моисеевы, скитаться.

Я молча слушал его монолог и гадал, подпишет заявление или нет. Если нет, то пойду в отпуск зимой. В море, конечно, не покупаешься, но с вином знаменитого завода Абрау-Дюрсо будет полегче. Сейчас в разгар лета 1980 года, его даже на Кубани днём с огнём не сыщешь. Желающих испить драгоценный напиток много больше, чем мощностей его старинных производственных цехов. А уж привести с юга России такой сувенир, так это всё равно что чего-нибудь в государственную лотерею выиграть.

— Ты, меня слушаешь или нет? — вернул меня на грешную землю голос начальника. — Ты ведь должен меня понять, таким «соплякам» как ты, то есть таким молодым сотрудникам у нас отпуск летом предоставлять не принято, не по понятием это. Летний отпуск ещё заслужить надобно, долгим и тяжким трудом на благо нашего родного Узбекистана. А у тебя на сегодняшний день какой тяжкий труд прослеживается, а?

— Так я того, по командировкам безропотно мотаюсь, в самые дальние кишлаки забираюсь, — робко пытался возразить я.

— Ещё бы ты роптал, мальчишка. Тебе государство квартиру дало, двухкомнатную, между прочим, опять же зарплату положило, не по годам приличную. Короче, заявление твоё я подпишу, но учти только в виде исключения, потому как очень я ваше тамошнее вино уважаю. Ты меня хорошо понял? Поедешь на море, от меня заводу имени Абрау-Дюрсо привет передавай и не менее двух раз, усёк? Ступай в архивно-хозяйственный отдел, пусть тебе там с билетами подсобят, скажи, что я лично просил. Иначе ты в авиакассе нашенской весь свой отпуск в очередях и простоишь. Шеф раскатисто расхохотался своей же шутке.

***

И вот я дома, в своём родном и любимом Краснодаре. Солнце ласковое, тёплое, ветерок по утрам с реки Кубани прохладой веет. Народу в городе тьма-тьмущая, все спешат далее к Чёрному морю поскорей добраться.

Штурмом берём автобусные и железнодорожные кассы, ну а заодно и винные магазины, чтобы, значит, после долгого стояния в очередях за вожделенными билетами, культурно так отдохнуть в парках и скверах.

Отпуск мой летит. День за днём проходит, а я двух заветных бутылочек шампанского Абрау-Дюрсо никак раздобыть не могу. Все мои друзья и знакомые сочувственно пожимают плечами. Мол, и рады помочь тебе, горемыке, но его даже в ресторанах нет. Вообще до нашего города практически ни одна бутылка не доходит. Вот, если хочешь, возьми пару бутылок ставропольского игристого, «Машук» называется. Неплохое винишко, более ничем тебе помочь не можем.

Я представил, каким взором посмотрит на меня начальник, вздохнул и взял то, что предложили.

В Краснодаре у меня не было никакой возможности обратиться в заботливый архивно-хозяйственный отдел, а посему вставал я в пять утра, совершал утреннюю пробежку до вожделенной кассы любимого и единственного «Аэрофлота», где и проводил практически весь день в надежде купить обратный билет до Ташкента. К самому концу отпуска муки мои увенчались успехом.

Заветным билетом я таки обзавёлся, а элитным кубанским вином — нет. Раздобыл только две пустые бутылки из-под него. Делать нечего, сунул я их в ведро с водой, туда же опустил и ставропольский «Машук». Да здравствует советский стандарт на бутылки для шампанских и игристых вин. Этикетки были переклеены так, что и комар носа не подточит. С внешним видом был полный порядок, а вот как быть с содержанием, его-то так запросто не переклеишь. Бог его знает, какими познаниями мой шеф в этой области обладает. Может, он вообще в молодости в должности сомелье трудился, с него станется.

***

В общем, прилетел. В родную контору пришёл, и бутылки, как и полагается, при закрытых дверях вручил. Поведал о своих мытарствах по их добытию в самых что ни на есть ярких тонах. После чего попросил распить сей дефицит с родным коллективом, втайне надеясь, что в таком случае шефу не так много достанется, и он с малой толики не сможет распознать подмену. Шеф с большой неохотой, но согласился. Своих подчинённых он любил, правда, где-то в глубине своей широкой души.

***

И вот наступил день великого праздника. Республика с великим трудом выполнила план по сбору хлопка. Молодые сотрудники загорелые и уставшие возвращались из ссылки, с дальних хлопковых полей.

Пожилых и сильно семейных наконец перестали по графику посылать на ближние. По такому случаю в конторе был накрыт дастархан. Начальник торжественно поставил в центр стола мой кубанский презент. Резвая молодёжь тут же потянулась откупоривать бутылки, но я оказался проворней. Дал кое-кому по рукам.

— Вы, что, черти этакие, с десерта начинать вздумали? Фу, какие невоспитанные. Шампанское Абрау-Дюрсо только в конце пиршества открывают, это всё равно что обед с мороженого начинать.

Народ нехотя согласился со мной и наполнил бокалы обычными, традиционными напитками. После третьего (или пятого) тоста шеф сам взял запотевшую бутылку, хмыкнул и сказал коротко:

— Пора. Терпеть более нету мочи.

У меня перед глазами появились иллюстрации к произведению Данте Алигьери, ну того самого, где про круги ада сказывается. После длинного и витиеватого тоста все дружно приняли на грудь. В комнате повисла тишина. Я боялся, что всем будет слышно, как стучит моё сердце, забравшееся куда-то в пятки. Шеф поставил бокал на стол и коротко произнёс:

— Не распробовал.

На дне второй бутылки ещё что-то оставалось. Короче, на бокал ему вполне хватило. Все дружно перестали закусывать и ждали начальственного вердикта.

— Н-да. А прав оказался наш кубанец. Такое вино смаковать надобно, точно подметил мальчишка, десерт это. И никак иначе. Умеют же там винцо делать, душу советского человека порадовать.

Моё сердце быстренько вернулось на своё место. А начальник продолжал:

— Тут у меня самого скоро отпуск намечается, так я того, прямиком в этот посёлок Абрау-Дюрсо смотаюсь. Уж я там этим десертом вдоволь напотчуюсь.

После этих слов в моей захмелевшей голове пулей пролетела мысль:

«Мне горемычному, завтра же заявление об уходе написать или, может быть, опять обойдётся?»

Восемь «Киевских» тортов

— А ты в Киеве бывал? А на Украине вообще? Нет? Ну вот и славно. Фамилия у тебя понимаешь, вполне подходящая. Как там у них говорится, зараз за своего хлопца сойдёшь. Короче, тут разнарядка пришла. Надо кого-то послать в этот самый Киев по обмену опытом.

Я бы, конечно, и сам в этакую тьмутаракань смотался. Горилку, тамошнюю попил, да кто же вами, чертями этакими, руководить в моё отсутствие будет. То-то, что некому. Так что давай дуй в бухгалтерию за командировочными. А я пока приказ на тебя накропаю. Что ты на меня уставился? Ступай, радуйся. Чай не в Джизак или Каттакурган посылаю. Да, ещё вот что: не вздумай мне оттуда без торта «Киевского» возвращаться, сразу предупреждаю, отчёт о командировке точно не подпишу, заруби себе это на своем казацком носу. Прояви там свою хвалёную кубанскую смекалку и меня, и, конечно, народ наш управленческий их деликатесом побалуй. Всё. Ступай, устал я от твоей болтовни. Не можешь спокойно и молча начальника выслушать. Ну что за молодёжь пошла.

Мой непосредственный начальник наконец-таки закончил свой монолог и вытер платком вспотевшую лысину.

Видимо, он хотел ещё что-то напутственное сказать, но меня уже как ветром сдуло. Надо же, в сам Киев, в третий по величине город Советского Союза и не в обычную трудовую командировку, когда надо вместе с работягами гайки крутить и станки налаживать, а по обмену опытом. То есть посидел, послушал часок-другой и всё, свободен. Иди, добывай этот самый дефицитный «Киевский» торт. Как он хотя бы выглядит?

***

Гостеприимные киевляне поселили меня, как высокого гостя, в гостинице «Москва», что в самом центре их улицы Крещатик расположилась.

Лето одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года выдалось жарким, даже по их украинским меркам. Благо кафе или столовых на этом самом Крещатике хоть пруд пруди. Хочешь, тебе холодного кваса нальют, а хочешь — сока натурального, фруктового из таких больших колб с вентилем внизу нацедят.

В общем, есть что выпить и чем закусить, только вот этого самого пресловутого «Киевского» торта нигде в продаже нет. На все мои просьбы, если не продать сей уникальный продукт, то хотя бы сообщить, по секрету, конечно, где находится то заветное место, в котором его иногда «выбрасывают» мне в ответ либо строили непонятные гримасы, либо откровенно смеялись.

Наконец я набрёл на кафе, как сейчас, помню «Каштан» именовалось, где в продаже было пирожное и звалось это чудо кондитерского искусства «Киевское». Прочитав название на ценнике, я просиял от счастья.

— Девушка, будьте добры, скажите, пожалуйста, — в тот момент, я был сама любезность, — а не из «Киевского» ли торта, часом, делают эти замечательные пирожные, путём разрезания его на части?

Продавщица в национальной одежде, правда, не первой свежести, взглянула на меня примерно так, как смотрела в далёкой античности медуза Горгона на свою жертву и ответила очень ёмко и однозначно:

— Да.

— И сколько же пирожных получается из одного торта? — не унимался я.

— Двенадцать, — судя по всему, либо сама продавщица, либо её предки были родом из селения Лакония, того, что расположено в не менее солнечной, чем Украина Греции.

— В таком случае будьте столь добры, продайте мне двенадцать «Киевских» пирожных по цене двадцать две копейки за штуку и можно в неразрезанном виде и, конечно, в заводской упаковке.

— Не велено. Продавщица ткнула пальцем, с несколькими золотыми кольцами на фалангах на текст в рамке, который, по всей видимости, очень внимательно читали только мухи, делая на нём соответствующие пометки.

— А если в виде исключения и можно без сдачи? — не унимался я. — Исключительно для одного командированного из Средней Азии.

Продавщица не ответила ничего. Она другим пальцем опять ткнула в текст. Демонстрируя мне, что и на пальце второй руки у неё золотых конец не меньше.

***

Вы не хуже меня знаете, до какого города может довести язык. То-то же. Нашлись у меня знакомые и в Министерстве хлебопродуктов Украинской ССР. Короче, через завсклад, через товароведа, я получил-таки заветную записочку, в которой было сказано: «В такой-то день, в такой-то час, я должен оказаться возле такой-то кондитерской и завернув в эту записку ассигнации, втрое превышающие государством установленную стоимость торта, обменяю всё это на один тщательно замаскированный торт под названием „Киевский“». Ура! Командировка удалась, «любимый» шеф подпишет отчёт о творческой командировке по обмену опытом, и я буду героем дня для своих коллег по работе.

Два оставшихся дня я боролся с искушением открыть тщательно завёрнутый и скреплённый дефицитной заморской лентой, именуемой иностранным словечком «Скотч» свёрток. А вдруг там нет никакого торта, тогда что? Позор и пепел на мою «седую» голову. С искушением я всё же справился. И, как положено, отметив в канцелярии министерства своё командировочное удостоверение, незамедлительно отбыл в аэропорт «Борисполь».

***

«Внимание! Пассажиры, вылетающие рейсом 776 в Ашхабад, ваш рейс задерживается на двое суток, не меньше. Потому что задерживается. И скажите спасибо, что я вам сразу возможную дату вылета сказала, а не мурыжила каждый час объявлением, что вылет рейса откладывается на час. Всё. До послезавтра.

Да, ещё вот что: на скамейках и стульях в аэропорту спать нельзя, а где можно я не знаю, я вам не справочное бюро по спальным местам».

Слава богу, мне не в Ашхабад, мне в соседнюю республику, в Ташкент и мой рейс ещё не объявляли, так что есть надежда!

— Мужик, я вижу, ты на табло ташкентский рейс высматриваешь.

— Да, и что?

— А то, что мы с тобой землями почти. Я с Туркмении.

Я с удивлением посмотрел на загорелого жителя Средней Азии.

— А земляки должны выручать друг, друга, — продолжал мой собеседник.

— Ну, сейчас деньги начнёт клянчить, — подумал я и скривил соответствующую гримасу.

— Слушай, будь другом, купи у меня семь «Киевских» тортов. С большой скидкой продам. Совсем пропадут ведь. А ты, если на то будет воля Аллаха, довезёшь.

***

«Вниманию пассажиров вылетающих рейсом номер 123 до Ташкента, вас просят пройти на посадку через секцию номер три».

***

Про то, как я пронёс на борт воздушного судна восемь тортов, как долетел — отдельный сказ.

Вы лучше закройте глаза и представьте лица моих коллег и начальника, когда я, пятясь задом, открыл дверь в наше управление и торжественно внёс туда дефицитные дары щедрой украинской земли.

Мука для Ле Зуана

В семидесятые годы прошлого столетия довелось мне жить и трудиться в четвёртом городе нашего великого Союза, а именно в хлебном городе Ташкенте. И не где-нибудь трудиться, а в Министерстве хлебопродуктов, более того, в Главном управлении мукомольно-крупяной промышленности. И не удивляйся, мой дорогой читатель, были в то время подобные главки.

И вот в один, скажем так, мало прекрасный день, приходит наш «любимый» шеф от министра и сообщает новость:

— К нам едет, нет, не ревизор, а товарищ Ле Зуан. Кто из вас не знает, сообщаю, что это государственный и политический руководитель дружественного нашей стране Социалистического Вьетнама, видный деятель международного коммунистического движения, один из основателей Коммунистической партии Индокитая, ну и так далее. Конечно, не к нам в министерство едет, а в Узбекистан едет, так сказать, с дружеским визитом.

Мы все облегчённо выдохнули: раз не к нам, значит, никакого субботника или воскресника не будет, и то ладно.

— А вы, рабы божьи, не радуйтесь и не расслабляйтесь, — продолжил свой монолог «любимый» начальник, — Его же кормить надо. Не то, я сказать хотел. Короче, правительство нашей республики будет давать обед в честь высокого гостя. А он, знаете ли, обожает свои национальные пончики или там лепёшки из рисовой муки.

После этой фразы шеф повернулся в мою сторону, прищурил глаза, прям как великий Ленин и продолжил:

— Ты, кажется, у нас начальником отдела перспективного развития числишься, вот тебе и карты в руки.

— Что в руки? — переспросил я, пытаясь увести разговор куда-нибудь подальше от опасной темы.

— Ты мне тут дурака не валяй. А изволь мыслить и решить, каким образом нам раздобыть мешок-другой этой самой рисовой муки, чтобы, значит, перед товарищем Ле Зуаном не ударить в грязь лицом. Понятно?

— А может, его нашими традиционными узбекскими хлебными лепёшками угостить, так сказать, по обмену национальными кулинарными пристрастиями. Мы для этого дела уж так расстараемся, такую качественную муку сварганим. Не сомневайтесь, пару мешков точно осилим. — Я как мог пытался открутиться от предстоящего сизифова труда.

— Лепёшки, конечно, будут, как же без них, но повар их вьетнамский сказал, что сам будет их национальные деликатесы готовить, главу своей делегации кормить и всех приглашённых потчевать.

— Ладно, хватит мне тут лясы точить. Давай думай перспективно. Коль ты есть начальник этого отдела. Сам понимаешь, дело предстоит государственное. А позвонков шейных у тебя, да и у меня всего семь штук имеется. Совсем неприятно будет, если между шестым и седьмым министр наш ненаглядный ятаганом кривым шарахнет.