Бесплатный фрагмент - #Aztagrambook

Все персонажи, места и события вымышлены и являются плодом воображения автора.

Предисловие.

#introducing #to #my #book #aztagram #instabaku

Дабы облегчить жизнь всем литературоведам, так как я сама сталкивалась с этой канителью на филологическом факультете, хочу сразу отметить: это книга в первую очередь о бакинской молодёжи и для бакинской молодёжи, но и не только. Мне бы очень хотелось, чтобы она стала энциклопедией современной бакинской жизни, но я не претендую на это.

Мне долгое время хотелось написать повесть о современных жителях Баку, о моём родном городе, городе правил и противоречий, и весной 2013 года у меня уже были идея и сюжет, но это должна была быть повесть о моей среде, о людях, у которых есть цель в жизни и амбиции, о студентах престижных вузов, об их проблемах и жизненных противоречиях, но потом меня осенило, что этот «мешок» положительных персонажей, имеющих моральные ценности и не вступающих в интриги, никому не будет интересен.

Осенью внезапно снизошло вдохновение, и я стала, наконец, писать, но совсем в другом ключе. И как сказала моя близкая подруга: «Может быть после этой книги некоторые люди перестанут маяться дурью». Порой я писала, и даже мне становилось стыдно за своих персонажей. Как видите, их не так много, но все достаточно ярко «нарисованы» и даже «разукрашены», и ни в коем случае не приукрашены.

Я собрала воедино как можно больше пороков нашего общества, и самое печальное с чем пришлось столкнуться — это то, что мои близкие друзья узнавали себя на страницах этой небольшой повести.

Здесь нет положительных героев, нет и полностью отрицательных, зато есть, как мне кажется, вполне реалистичные и правдоподобные.

Жизнь в Баку напоминает мне ветряную мельницу — этот морской ветер, движущая сила всему, он разносит сплетни по городу, соединяет сердца людей, ломает судьбы, становится свидетелем несправедливости, бунтует и торжествует, переживает вместе с жителями, но никогда не замолкает…

«Varlığa ne darlığ?» *

(*Богатые не плачут (азерб.). Поговорка)

Глава 1.

#lovely #nice #evening #sushi #asian #food #friends #aztagram #baku

У входа в один из модных бакинских ресторанов азиатской кухни остановился черный мерседес. Водитель открыл заднюю дверцу. С машины сошла приятная девушка лет девятнадцати, с длинными как у нимфы волосами. На ней был серый свитер, кожаная юбка и невероятно модные кроссовки — «маранты». Дорогие очки, сумка за несколько тысяч, неброские украшения, приветливое отношение к ней девушки–хостесс — ведь она отмечала здесь свой день рождения месяц назад — но при этом грустный взгляд говорил о том, что у неё, скорее всего, есть такие проблемы, которые, увы, нельзя разрешить деньгами и связями. Она вошла внутрь, ничего не сказав водителю, а значит, ему нужно будет её ждать.

Внутри было безлюдно, только один стол был занят какими-то шумными иностранцами, скорее всего, итальянцами: их много в Баку в последнее время. Нармин это не удивило, даже обрадовало — здесь всегда мало народу в дневное время. Все знакомые собираются после семи-восьми вечера. Оно и к лучшему: зачем кому-то видеть её в ресторане. Обязательно дойдёт до отца. Скажут, она сидела за столиком одна. Или ещё чего, что ждала мальчика. Она самозабвенно просматривала публикации в инстраграме, пытаясь убить время, периодически нажимая на фото по два раза, ставя «лайк». Новостная лента пестрила фотографиями со вчерашней свадьбы в «Buta Palace». Девочки в дизайнерских платьях, с идеальными прическами и макияжем, напоминали голливудских кинозвёзд на красной дорожке, или моделей, даже если на самом деле они ещё только учились в школе.

Жизнь в Баку напоминает порой жизнь в одной большой семье — все твои знакомые ходят в одни и те же рестораны, учатся и работают в одних и тех же местах, ходят на одни и те же мероприятия, стригутся и красятся у одних и тех же стилистов, даже родственники могут быть общие, но с разных сторон. Трудно описать, насколько тесно люди могут общаться в этом городе — чтобы ощутить это в полной мере, нужно здесь жить.

— Простите, Вы уже определились?

Девушка оторвала взгляд от своего айфона. Она откинула назад идеально уложенные волосы:

— Пока только безалкогольный мохито, пожалуйста. Я жду.

Унылая ноябрьская погода за окном как нельзя лучше описывала её душевное состояние. Нармин осталась одна, наедине со своими мыслями.

Вчерашняя невеста, Гюльчин. Её познакомили с будущим мужем за полгода до свадьбы, хотя они всем говорят, что друзья детства.

Была ли она счастлива? Нет, не вчера, а вообще? Что бы там не было, Нармин в глубине души очень ей завидовала. Не из-за этой свадьбы. И не из-за мужа. Нармин завидовала, тому, что она вышла замуж, вероятнее всего, за нелюбимого, но ей было всё равно. Возможно, она никого не любила, ни к кому не испытывала настоящего влечения, и уж точно не думала о том, что может быть по-другому. Нармин же не хотела выходить замуж за того, кого найдёт отец. Даже если он будет ей хоть чуточку нравиться, что маловероятно.

— Привет! — девушки расцеловались.

— Давно сидишь?

— Ну, что заказываем? Будешь суши? Или может, утку по-пекински возьмём?

— Извини, просто мы вечером идём с семьёй дяди Эльчина в ресторан. Мне пришлось пойти сейчас на укладку. У Зарифы не было мест, Вюсал в Турции, и я была вынуждена пойти в какое-то ужасное место около дома. Ты видишь, как они поиздевались над моими волосами? Они даже не делают массаж головы! Я заставила их помыть и сделать всё заново. Всё равно ужас, но времени уже не было.

Нармин улыбнулась.

Её подруга Фидан всегда была очень капризной. А уж что касается внешнего вида… Даже в «нормальных», то есть, дорогих салоны красоты, она могла одним взглядом заставить мастера всё переделывать.

Это же Фидан…

Они заказали суши и утку по-пекински.

— Как прошла свадьба?

— Свадьба неплохая. Где-то четыреста человек, — рассказывала Нармин, но в её голосе чувствовалось непривычное равнодушие ко всему. Казалось, что Фидан этого не замечает.

— Ясно. А кто пел?

— Пел? Какая-то иностранная группа. Ешь суши, пока я не съела всё сама.

— Вы что, опять поссорились с Руфатом?

Устав держать всё в себе, девушка заговорила.

— Не совсем. Лучше уж мы бы поссорились, это хотя бы зависит от нас двоих. Помнишь, летом, ещё до нашего отъезда в Италию, папе сказали охранники, что Руфата машина была во дворе? Мама его успокоила кое-как тогда. Ну, они просто знают, что он мой одноклассник.

— Да, я помню, конечно. Тебе не разрешали ни с кем видеться, телефон отняли. А твоя мама сказала, что ты в больнице, я три ночи плакала, пока ты не позвонила. Он его видел тогда?

— Слава богу, нет. Если бы он знал правду, меня бы здесь сейчас не было. Даже не представляю, где бы я находилась и что со мной было бы. Охрана сказала ему, что они видели машину у въезда во двор; на лицо его не знают, и он поднялся через гараж к нам домой. Руфат тогда поднял разговор об обручении. А я не могу, понимаешь? Не могу я взять и сказать такое маме. А если его мама позвонит, тоже будет плохо. Не знаю, что делать. Сейчас он опять меня грузит с нишаном. И отец сам тоже ищет женихов, но понимает, что рано.

Фидан скорчила задумчивую гримасу, оценивая масштабы катастрофы. На самом же деле она хотела вернуть разговор о вчерашней свадьбе, но не знала, как.

— Слушай, а Кёнуль там была? Она вернулась с Лондона?

— О-о да, конечно. Какая свадьба без Кёнюль Гасановой? И вообще всё их семейство было.

— И как она выглядела?

— Такая же Кёнюль. Сколько она красится! Мне кажется, она волосы нарастила, но я не поняла. Я подозреваю, что у неё даже груди накладные. Мы же видели с тобой её здесь на прошлой неделе с парнем.

— Интересно, она всё ещё ходит к Вюсалу? Он не сплетничает со мной в последнее время.

— Не знаю, но я видела её и в «Elle». По-моему, у них с Вюсалом что-то случилось.

— Слушай, а там был этот её двоюродный брат?

— Турал? Гафаров, что ли? Да, они были с сестрой.

— И как он?

Нармин насторожило чрезвычайное любопытство подруги.

— Слушай, я не знаю, что ты имеешь в виду, но говорят, он гей. Руфат так говорит. А ещё я слышала, что ему купили новую машину. И он постоянно курит травку. Он раз пять выходил из зала, чтобы перепарковать машину.

— Ты серьёзно? Я знаю его бывшую девушку, он не голубой.

— Может, он стал геем после? Ты видела его походку, его манеры?

— Но это просто манеры. Знаешь, дядя Эльчин…

— А-а, ну да. Как я могла забыть, что Турал — его любимый племянник. И что? Он будет сегодня вечером?

— Вообще-то, нет. Но… — Фидан тоже колебалась, не зная, стоит ли рассказывать подруге о своих планах. Но ей хотелось с кем-нибудь поделиться, а Нармин была её единственной настоящей подругой. Школьной подругой. — Короче, да. Его мама с сестрой точно будут, а про Турала не знаю ещё. Но какая разница, главное, что мама с сестрой будут. Главное, им понравится. Чей это нишан был недавно, в сентябре?

— Не помню. Кого-то из наших дальних родственников, по-моему, а что? — Нармин не терпелось услышать, наконец, то, о чём она уже догадалась.

— Короче, они тогда ещё подходили к нам с мамой. Мы же с ними особо не общаемся, но они подошли сами. Расцеловали нас. Мамы стали говорить о чём-то в стороне, а Лейла, его сестра, поболтала со мной, спросила, как у меня учёба, на каком я курсе, хожу ли на занятия. Даже спросила, дружная ли у нас группа, есть ли хорошие мальчики…

— Ну, всё ясно. А мама тебе ничего не сказала?

— Сказала, что я должна сегодня хорошо выглядеть.

— Что ты наденешь?

— Я хотела платье с цветочками. От «Дольче». Но оно слишком яркое, боюсь, что им не понравится. Поэтому надену что-нибудь чёрное. Если честно, я очень волнуюсь…

— Чёрное всегда к месту, — поддержала подруга, допивая мохито, — или белое.

— Знаешь, дядя Эльчин как-то сказал папе, что они все очень ждут Турала свадьбы, особенно его дедушка.

Нармин понимающе кивнула:

— Ну, раз дядя Эльчин так говорит… Сколько ему? Он, по-моему, старше нас.

— Двадцать три. Он самый старший мальчик в нясиле. У него уже всё есть — квартира, машина, работа. Его устроили недавно в банк работать. Что ещё нужно? Почему бы и нет. Он симпатичный мальчик, не урод, не пьяница, не наркоман, семья отличная.

— Ну да. Пообщайся, в любом случае.

— А ещё дедушка обещал купить ему квартиру в Стамбуле, когда он женится. Прикинь, как классно? Я же всегда мечтала жить там!

— Ага. А если он всё-таки окажется геем, можно быстренько развестись и отсудить квартиру!

— Но есть же ещё Лейла.

— Ну, Лейла девушка. Дочка. На неё всем плевать. А это — старший внук, мальчик…

Нармин опять посмотрела в окно. Летом они любили сидеть здесь на террасе.

— Я хочу чай. Ты будешь? Можно, десертное меню?

Увлекшись разговором, Нармин и не заметила, что ей пришло три сообщения в WhatsАpp.

Она не успела ничего ответить, потому что за сообщениями последовал звонок.

— Почему ты не отвечаешь?

— Я не видела сообщения. Что делаешь?

— До этого по папиным делам ходил, сейчас катаюсь по городу с Мамедом. А ты?

— Я с Фидан, мы пришли поесть суши.

— Хочешь, я заеду за тобой?

— Хорошо. Через полчаса. На Азнефть. Я тогда отправлю водителя домой.

Фидан отложила меню.

— Один жасминовый чай, пожалуйста. Слушай, почему ты разрешаешь ему вот так вот заезжать за тобой? И потом говоришь, что отцу всё докладывают. Я тебе это уже года три говорю.

Это было вполне логично, но в то же время трудно объяснить. Нармин дождалась, пока официант, убравши со стола, уйдёт, и заговорила:

— Знаешь, если я скажу «нет», он всё равно приедет, но уже будет злой. Будет ехать следом. Проводит до дома, но всё равно не будет со мной ещё два дня разговаривать. Будет делать мне «сифят».

— Боже мой… — Фидан демонстративно закатила глаза, — а говорят, Турал не ревнивый. И вообще, очень современный мальчик.

Нармин тоже закатила глаза и улыбнулась.

Это же Фидан…

Осенью и зимой романтика начинается раньше, ведь и темнеет раньше. Вечерний Баку прихорашивается и расцветает, как невеста, переливается яркими красками, хвалясь и демонстрируя новенькие Flame Towers — языки пламени, из фешенебельных ресторанов и гостиниц доносится веселье, там и тут разъезжают дорогие машины, ряды лондонских кэб–такси ожидают своих пассажиров по всему центру, в парках с мраморным покрытием поют фонтаны, а на длинном бульваре — одном из самых длинных набережных мира — гуляющие перед сном горожане. А всему этому свидетели — витрины дорогих магазинов, напоминающие о благосостоянии бакинцев, и так и хочется верить в то, что жить здесь — и вправду весело и беззаботно, красиво и ярко…

— Привет, — Нармин села на переднее сиденье, понимая, что она рискует, но, по всей видимости, ей нравилось так рисковать.

— Привет, — юноша посмотрел на неё с какой-то неповторимой нежностью и любовью, какая бывает только в их возрасте, когда можно не переживать ни из-за чего и просто предаваться прекрасным чувствам.

WhatsApp.

«Фидан мама меня не отпускает. У них плов. Папа дома уже?»

«Нет, он будет поздно. Можешь пока посидеть у них. Ширин привет».

Руфат Асланов, сын известных родителей, «потомок всех своих родных», он ничуть не уступал семье своей девушки ни в материальном положении, ни в социальном статусе; отец — бизнесмен, дедушка — военный, мать — очаровательная домохозяйка, из тех, что могут выглядеть как жёны и как дочери своих мужей одновременно, в зависимости от ситуации.

Сам же он не был ни смазлив, ни уродлив, худой, среднего роста, но по-своему обаятельный молодой человек, всегда подчеркнуто вежлив и обходителен, и всегда одет с иголочки: рубашка от известного дизайнера, обычно светлых тонов — белая или голубая, ремень с каким-нибудь легко узнаваемым логотипом, идеально сидящие джинсы, мокасины. Это можно было назвать «офисным» стилем — но я бы назвала его «истинно бакинским». Ведь это так по-бакински — идти в чайхану с друзьями, чтобы покурить кальян и выпить чай с варьеньем, но одеться, как на собеседование.

В его машине всегда царил идеальный порядок, он постоянно делал замечания по поводу этого, всем, кроме Нармин, а ещё здесь пахло ювелирным магазином и всегда играла хорошая музыка. Он говорил медленно, его жесты и голос были пропитаны чувством собственного достоинства и чести.

— Я соскучился, — он ущипнул её за щеку, — куда поедем?

— Ты же видел меня вчера на свадьбе. Лучше расскажи, что вы делали после неё? Ты рано ушел и ничего мне не написал.

— Как я мог что-то сказать или написать, если твой отец всё время смотрел на меня?

— Я жду ответа.

— Э-эм, ничего, я отвёз маму домой. Кстати, если бы мы были обручены, я бы отвёз тебя тоже; потом мне позвонил Теймур, и мы решили попить чай в Marriott. Там дают клёвый кальян.

Я пишу «кальян», хотя на самом деле в Баку среди молодежи модно было произносить «гальян», по-азербайджански, даже если для говорящего родным языком являлся русский.

— И всё?

— Да, а что тебя интересует? Куда пойдем сейчас?

— Тебе не надоело курить кальян? Говорят, это вредно. Вреднее, чем сигареты, — Нармин капризно сморщила носик и переключила песню.

— Я не знаю, я не курю сигареты, — Руфат очень гордился тем, что не курил ничего, кроме кальяна.

Они заехали на заправку. Машины шевелились в длинной очереди, как черепахи.

— Ну что такое… Надо сказать Тиме или его отцу, что их заправщики плохо работают.

— Ты серьёзно? Придёшь и скажешь ему такое?

Он снова ущипнул её за щеку.

— Шучу я, успокойся!

— А знаешь, я никогда не пробовала кальян, хотя мне столько раз предлагали, — вдруг сказала Нармин, опустив взгляд, как будто боясь услышать ответ.

— Хочешь, поедем в одно место? Его подарили брату Тимы на восемнадцатилетие, но через полгода ему надоело это всё, и он сдал его в аренду.

— А вдруг нас кто-то увидит?

— Зайдём через кухню, и там есть вип-кабинеты.

Девушка с опаской посмотрела на часы и всё-таки сдалась. Она всегда так колебалась, но потом делала то, что предлагает Асланов.

Уже через пятнадцать минут они сидели в странном месте под названием «Sheesha lounge». Нармин бы даже назвала это место «левым», если бы её спросили. Но этого не произойдет, потому что она никогда не расскажет о том, где была со своим парнем, ведь тогда все будут шептаться у неё за спиной, что её парень… Относится к ней не так, как стоило бы, просто «крутит» ею, как это принято говорить в Баку.

Ведь парень с серьёзными намерениями всегда будет ждать свадьбы. Или хотя бы обручения. А уж потом… Во всяком случае, так все говорят…

У Нармин сосало под ложечкой от одной мысли, что они делают что-то запрещённое. Может, если бы её так не контролировали дома, это не было так интересно и увлекательно. Она исподлобья смотрела на Асланова, на его худые руки, и понимала, как она успела соскучиться по нему.

— Гагаш, принеси один кальян в яблоке и чайный десгях, — сказал Руфат на смеси русского с азербайджанским молодёжным сленгом.

Нармин хотела бы добавить «жасминовый», но вряд ли это было уместно.

Она уткнулась в свой айфон, делая вид, что ужасно занята и ничего не слышит, не замечает вокруг. На самом деле ей хотелось провалиться сквозь землю, секунды тянулись, как часы, она стеснялась и мечтала о том, чтобы официант не запомнил её лица.

Они говорили по-азербайджанском языке. Между молодыми людьми принято говорить скорее по-азербайджански, даже если они все выросли в русскоязычных семьях, с девушками же предпочитают говорить по-русски. Никто этого не замечает, но тенденция такова.

— Я позову кальянщика, — официант уже хотел развернуться, но его остановили.

— Гагаш, не надо. Передай ему, кальян в яблоке, с мятой и персиком внутри. И ключ от кабинета принеси.

— Извините, но нам не разрешают… — кто вам не разрешает? Администратор? Пойди сюда. Назим муаллима знаешь? Да, да, вашего хозяина. Он мой брат. Официант смутился.

— Извините, пожалуйста, Vallah, не знал. Вы с ним не похожи. Сейчас всё сделаю.

— Мы двоюродные.

Лицо Нармин расплылось в полуулыбке от нелепости ситуации. Она еле сдерживала смех.

Когда официант наконец ушёл, они посмотрели друг на друга и стали смеяться.

— Бедный, — Руфат довольно помотал головой.

— Назим считает, что вы с Тимой — последние бездельники, «аварашки», вам двоим нельзя ничего доверить, а ты «тапшуешься» через него.

— Брат может иногда критиковать брата, — ответил юноша с неподдельным пафосом.

Он хотел обнять девушку, но она сидела в напряжении.

Дверь открылась, сначала появился кальян, чай, шоколадки и вишнёвое варенье на подносе. Затем на столе будто магическим образом, появился ключ от комнаты. Асланов запер дверь и вернулся к Нармин.

В курении кальяна было что-то завораживающее и восточное, что-то невинное и запретное.

В Баку это стало настоящим ритуалом, одним из видов хорошего отдыха. Кальян был настолько популярен, что у каждого имелось своё мнение на этот счёт; некоторые девушки курили его наравне с парнями, а некоторые считали это признаком дурного тона; чьи-то родители относились к нему спокойно, другие же приравнивали чуть ли не к марихуане, но никто не оставался равнодушным.

Нармин сделала небольшую затяжку, но сразу же стала кашлять.

— Не бери так много сразу, смотри.

— Он горчит! Как можно получать от этого кайф?

— Ты неправильно куришь. Смотри…

Юноша стал деловито затягиваться, когда его взгляд упал на слегка задравшуюся юбку, открывающую прекрасные ножки своей возлюбенной. Он наклонился к её лицу, осторожно пуская ароматный дым ей в приоткрытые от нежности и неожиданности губы, одной рукой подняв юбку выше. Первый момент девушка немного сопротивлялась, ведь в любой момент могут постучаться.

— А вдруг здесь есть камеры?

— Если бы здесь были камеры, их бизнес давно бы умер, — ответил Руфат, не отрываясь от поцелуя. Нармин, на этот раз сама прильнула к нему, отвечая на поцелуй.

И теперь им было не до кальяна.

В какой-то момент он остановился, и убирая прядь волос с её лица, беспомощно проговорил:

— Почему мы живём в Азербайджане? Давно могли бы поехать ко мне домой или в отель.

Она невинно опустила юбку, надела бюстгальтер, натянула свитер и с ужасом посмотрела на часы:

— Уже восемь. Ещё двадцать минут, и меня начнут искать дома. Руфат также нехотя начал застёгивать рубашку.

— Ладно.

Руфат вышел, оставив девушку одну в комнате, чтобы расплатиться. — Гагаш, наш счёт принеси…

Официант переговорил о чём-то с кассиром, указывая на юношу, затем они хором произнесли:

— Будьте гостем! Передавайте привет Назим муаллиму, он так редко здесь появляется в последнее время.

— Спасибо, göndərən sağ olsun (Спасибо тому, кто передает (азерб.)).

Казалось, весь персонал обсуждает только их, смотрит только на них и прекрасно знает, что они делали в этом вип-кабинете. На долю секунды Нармин захотелось вновь провалиться сквозь землю со стыда.

— Умоляю, не клади телефон между ног, тебе ещё детей рожать.

— Если я приду поздно домой, то я точно никуда не выйду до Нового года.

— Кстати, вы что-нибудь планируете?

— Не знаю. Домашние никак не придут к одному мнению. Мама хочет в Дубай, папа — в Европу — в Карловы Вары или в Париж. А Рена вообще ничего не хочет, она хочет новый телефон и браслет от Тиффани.

— А ты?

— Мне надоело путешествовать с семьёй. Это то же самое, что в Баку. Добавить ещё пару папиных друзей, которые с нами едут, и начинается — не надевай это, не делай яркую помаду, не смейся громко, не переписывайся ни с кем при них, не ходи одна по магазинам… Знаешь, я бы поехала куда угодно, но только с тобой. На Мальдивы, например. Сейчас это модно.

— Если мы поженимся, так и будет, — он нежно, но достаточно убедительно взял её за руку, — мы будем жить вместе. Путешествовать. Гулять и кататься вот так вечерами. Делать что хочешь. И никто нам не сможет ничего сказать.

— Я понимаю…

— Пожалуйста, я не в первый раз это говорю. Поговори с мамой, она же сможет что-нибудь сделать.

Девушка промолчала; она не знала, что ей сделать или сказать. Как ни крути, многие вещи решала не она.

Машина остановилась, не у самого двора, а чуть поодаль.

— Напиши мне, как дойдешь.

— Пока.

— Я тебя люблю.

— Я тоже… — последняя реплика была произнесена скорее с каким-то сожалением, нежели с взаимностью.

Ведь если бы не было этой любви, всё было намного проще.

Нармин с опаской прошла мимо охранной будки, но там никого не было. Никто не заметил её с Руфатом.

Сильный бакинский ветер как бы намекал ей: я знаю, что ты делала и с кем была полчаса назад.

— Привет, мам.

Она аккуратно посмотрелась в зеркало, пытаясь проверить, нет ли в её виде ничего компроментирующего.

— Половина девятого! — послышалось с кухни, — Разве девочка может приходить домой в такое время? Qız uşağı! Если что, ты под домашним арестом.

— Да, но папы до сих пор нет. Не говори ему ничего, пожалуйста. Я совсем протухну сидя дома.

— Можешь для разнообразия ходить в институт. Аллах, у меня до сих пор болит голова от вчерашней свадьбы…

— Вы сами говорите, что нет смысла туда ходить, потому что папа уже договорился на этот семестр насчёт всех экзаменов.

— Ну тебе же скучно… Я сделала долму, будешь ужинать?

— Нет, спасибо. Я пойду к себе. А что, уборки сегодня не было?

— А, ты же не в курсе. Я вчера уволила Наташу.

— Наташу? Она же только два месяца назад пришла к нам работать!

— Во-первых, она воровала; во-вторых, я делала больше неё. А в-третьих, она без конца подслушивала и сплетничала. Я не хочу ни с кем скандалить в своём доме, поэтому решила просто вышвырнуть её куда подальше.

— Ты про серьги, которые папа подарил тебе на годовщину? Вообще-то ты их потом нашла в машине.

— А может она подбросила их в машину? И вообще, там были не одни серьги. Я просто всего не рассказываю, чтобы не расстраивать вас.

— Мамочка, не обижайся, но я слышу это каждые два или три месяца. Может, нам прекратить нанимать домработниц, чтобы сохранить нашу репутацию и твою шкатулку с украшениями?

— Чтобы я работала на вас с утра до вечера? Посмотри, в каком виде мои руки!

— Хорошо, мам, я пошутила.

— Как там Фидан? Фатима? Никто замуж не выходит?

Нармин чуть не забыла, с кем была днем и что именно солгала дома.

— Фидан? Нормально, а что, ты опять хочешь на свадьбу? Фатима ничего, уехала в Страсбург неделю назад. Фатима вообще, по-моему, никогда не выйдет замуж, она только учится всю жизнь.

— Я хочу свадьбу кого-нибудь из близких, а то так неинтересно.

— Ну, так выдай замуж Рену! — Нармин закрыла дверь и стала переодеваться. Она разглядывала свое полуобнаженное тело, пытаясь вспомнить, как хорошо ей было всего час назад. На тонкой коже чуть не появился синяк — «засос», она постоянно предупреждала Руфата и просила быть осторожнее.

Ей вспомнились слова: «Если бы мы жили не в Азербайджане… Или были бы женаты, сколько всего прекрасного могло бы случиться… Мы бы жили вместе, делали, что хотели, ни перед кем не отчитываясь…».

Но поговорить с родителями, с мамой, о такой личной вещи! Сказать, что ты в кого-то влюблена, заранее зная её реакцию… Нет уж, лучше подождать, побездействовать, может всё наладиться само по себе. Или Руфат что-нибудь придумает… Конечно, придумает, разве она сможет выйти замуж за кого-либо другого, после всего, что между ними было?

За всю свою жизнь ей так редко приходилось самостоятельно принимать решения, что эта перспектива вводила её в ступор. Мама решала, как ей одеваться, к какому визажисту ходить, с кем общаться; папа — в какой вуз поступать, на какой машине ездить, какой язык изучать; ей страшно было думать об этом, но и «за кого выходить замуж» тоже будет стоять в списке её родителей, а не в её собственном; от неё требовалось лишь не капризничать, как маленькому ребёнку; говорить «спасибо» и «пожалуйста», когда нужно; нравиться семейным друзьям и родственникам — никогда не знаешь, где именно поджидает будущий муж; ну и в общем и целом, не пятнать своё доброе имя, и имя своей семьи. Её жизнь, её безоблачное будущее, такое же, как у сотен таких же, как она, такое же, как у её мамы или тёти, представлялись ей рейсом на самолёт, билет на который уже куплен.

Глава 2.

#strangeday #familydinner #funeral #true #friendship #never #dies

Солнце бесцеременно нарушило мирный и уютный покой спальни Нармин. Пери ханум, её мать, как можно громче раздвинула шторы и так же громко произнесла:

— Одевайся, нас ждут на укладке через полчаса. Там в «Elle» огромная очередь из-за сегодняшнего, Вюсал сказал, что отключит телефон к обеду такими темпами. Нармин с трудом раскрыла глаза и нащупала телефон.

Если часы на айфоне не начали обманывать, то было ровно 9 утра. Она беспомощно откинулась на подушку.

— Укладка? В 9 утра? Зачем?

— Я заходила к тебе час назад и сказала. Ты кивнула и пообещала встать к девяти. Зивяр ханум умерла вчера ночью от инфаркта. Хоронить будут сегодня, скорее всего. Allah rəhmət eləsin (Да упокоит Аллах ее душу (азерб.))

…Так жалко, замечательная женщина… Она преподавала мне в инязе. Такая интеллигентная, тактичная, элегантная. Фидан не похожа на неё, а вот Фатима — её копия. Нармин пыталась переварить информацию.

Зивяр ханум умерла. Это не было удивительно, ей всё-таки исполнилось семьдесят пять прошлой осенью.

Зивяр ханум — бабушка Фидан по отцовской линии, её муж — дедушка Фидан ещё в советское время занимал ответственные посты, и потому их семья была не просто элитная — они были настоящие коренные бакинцы, чрезвычайно гордившиеся своим именем и историей своей семьи.

Нармин страшно было даже на секунду представить, что будет твориться на похоронах.

Интересно, как там Фидан? Плачет, убивается? Она ничего не писала о вечернем выходе в свет и о семье Турала. Кто знает, может она всю ночь с ним переписывалась.

Надо бы позвонить ей или написать. Хотя какой смысл, если они увидятся и всё обсудят через пару часов. Ей вдруг захотелось поглубже зарыться в одеяло и обратно уснуть.

Она дотянулась до телефона и напечатала:

«Тебе что-нибудь нужно?»

Фидан была онлайн и ответила почти сразу:

«Привези мне нормальный кофе латте, я не спала всю ночь».

— Мам, а ты не могла бы пойти туда одна?

— А я что, бездетная? Ты почти никуда со мной не ходишь. Люди повсюду спрашивают меня, а как Нармин, а почему мы её почти никогда не видим? А я всем говорю, что ты головы не поднимаешь от уроков! А Рена ещё маленькая и у неё репетиторы, она занята и устаёт очень, я не могу её повсюду с собой таскать!

— О боже-е… Хорошо-хорошо, встаю.

С трудом умывшись и натянув на себя что–то серо–чёрное и унылое, подкрасившись, девушка высунула голову из своей комнаты:

— Я готова.

— Иди, посмотрю на тебя.

— Мама, ты в синем платье собираешься?! Я думала, мы на похороны.

— Оно темно–синее. Что мне делать? Я купила его в «Эскаде» год назад, и с тех пор ни разу не надевала. Но у меня ещё тогда промелькнула мысль, что оно вполне сойдёёт для

yas yeri

.

— Господи… Хорошо, пошли, мы опаздываем.

В машине Нармин чуть не уснула снова, если бы не непрерывный монолог Пери ханум.

— Мам, я ненавижу похороны. Я хочу есть. Я хочу кофе из «Старбакс», почему у нас нет «Старбакса»? Скажите дяде Эльчину, пусть откроет его в Баку.

Пери ханум вела свой монолог, практически не обращая внимания на капризы дочери.

— Мне вчера звонили из Triumph Boutique, они получили новую коллекцию. Заедем туда сегодня, как освободимся. И ещё, я отложила для тебя платье в Max&Co., ты его так и не забрала? Конечно, нет.

— Я ненавижу Max&Co., это типа MaxMara для бедняков? — ответила Нармин, листая публикации в инстаграме.

«Доброе утро, ты что, не спишь?»

— У бедняков нет денег ни на то, ни на другое. Кому ты пишешь?

— Я?.. Отвечаю Рене, она спрашивает, куда мы уехали так рано, оставили её без машины. Ей на урок ехать через полчаса.

— Скажи ей, пусть возьмёт папину машину, отец всё равно на работе.

«Доброе. Нет, сегодня утром я должна поддерживать Фидан. И привезти ей кофе».

«Да, xəbərim var. Я уже отвёз маму в салон».

«Ааа, так вот кто занял место раньше нас: О. Моя мама была в ярости: D».

«Ладно, пойду посплю немного

Фидан привет. Держитесь там».

«Целую:*»

Салон красоты «Elle» напоминал бы муравейник, если бы в нем больше трудились и меньше сплетничали; но он, напротив, был террариумом, где все плевались друг в друга ядом.

— Ты представляешь, — рассказывала Зарифа, худая и энергичная блондинка с прямой челкой, женщина «без возраста: — Эта толстая стерва, ну та, что сидит сзади меня, поняла? — периодически она переходила на шёпот.

Нармин беспомощно кивнула.

— Она пускает слухи по салону, что я ворую её деньги. Я — у неё! Да даже если бы у неё миллионы там лежали, я бы в жизни не притронулась к ним, они же все отравлены! Она просто завидует, что у меня столько клиентов. И каждый на вес золота, — она любовно улыбнулась отражению Нармин и бросила взгляд на её лаковую сумку из последней коллекции.

— Откуда ты узнала? — девушка из вежливости пыталась поддержать беседу, проклиная свою воспитанность и вообще всё на свете.

— В этом малюсеньком месте и не узнать! Ната сказала конечно, которая головы моет. «Baş yuyan» — «моющая головы» была талисманом салона, разносчиком главных сплетен и в целом сильным звеном всех интриг. Без неё любой салон красоты просто погас, потух бы от скуки. Даже такой известный «Elle», в который ходила добрая половина бакинской элиты, не был исключением.

— А эта, — она стала слегка дергать голову в левую сторону, как при нервном тике, — эта худощавая «хайасызка» скоро нам всех клиентов спугнет. Ты слышала, как она отвечает на телефон?

— Нет, не слышала, — Нармин зевнула, — мы же записываемся к тебе напрямую. Где мой чай?

— На–ата, qıza çay gətir! Как она меня раздражает, — не унималась парикмахер, вновь перейдя на шёпот, — ещё и намаз делает. Нет, конечно, Allah qəbul eləsin, — но хоть бы ей на пользу пошло…

Нармин молчала, понимая, что комментировать это бессмысленно. Салонные интриги с утра, в предверии похорон, последнее, что могло бы её заинтересовать. Она осторожно пила горячий чай, мечтая лишь проснуться от ужасного кошмара или заснуть обратно и видеть прекрасные сны.

— А до вас, — Зарифа выключила фен и достала щётки, — тебе прямо делать? — Как всегда.

— До вас приходила Деляра ханум, знаешь её? Она часто здесь бывает. Кажется, её сын учился с тобой в школе. Он известный бизнесмен, у них сеть супермаркетов по-моему… Чингиз Асланов — она перешла на шёпот, оглядываясь, как бы её не услышали — да, вот его жена, Деля ханум. Меня посоветовала ей Ширин, твоей Фидан мама. Конечно, у меня только такие клиенты! Представляешь, она оставила Нате чаевых десять манатов.

Нармин оживилась, с трудом скрывая свой интерес и улыбку на лице.

— Да, что-то такое припоминаю… Их сын заканчивал со мной школу, но мы не общались.

— Ты такая скромная девочка, Ma şa Allah. Что такое мальчики, не знаешь. Так и надо. Время придёт, родители сами найдут тебе хорошую партию. Знаешь, мой тебе совет, и не забивай себе голову всякими глупостями.

Девушка ничего не ответила, улыбнувшись в душе наивности парикмахерши.

— Мама, ты собираешься делать синий лак под синее платье, на похороны?

— Когда моя дочь прекратит меня критиковать? Я делаю синий лак на две недели, а не на похороны. Это же «шеллак».

— Я жду тебя в машине. До свидания. Пока, Зарифа.

— Пока, canım! Приходи на стрижку на днях!

Мечеть «Təzə Pir» имела такое расположение, что, как казалось Нармин, она бы никогда не нашла её самостоятельно. Эта известнейшая мечеть в Баку. Тем не менее, у Нармин с ней были странные ассоциации: здесь постоянно кого-то хоронили. И постоянно нужно было с кем-то здороваться и беседовать.

Перед мечетью образовалась пробка. Нармин с Пери сошли, а водитель искал место, чтобы припарковаться.

На входе встречала Ширин ханум, невестка умершей и соответственно, мама Фидан. Нармин всегда восхищалась её стилем одежды — и вот сейчас, она скорбела так изящно и просто, с маленькими бриллиантовыми серёжками в ушах, в меховой накидке, дизайнерских очках, выгодно подчеркивающих её приятные черты лица, платке от Луи Виттон, кожаных перчатках и чёрном платье.

— Тётя Ширин! Allah rəhmət eləsin, мне очень жаль, — Нармин крепко обняла скорбящую, для которой эти похороны были просто представлением.

— Нармин, Пери, как я рада вас видеть, — Ширин осторожно сняла темные очки. У неё был неважный вид, хотя женщина старалась это скрыть.

— А где Фидан?

— Фидашка? — женщина огляделась, — кажется наверху, в зале, ей так плохо, — кажется, Ширин и сама не верила в то, что говорит.

— Я тогда пойду к ней.

— Да-да, иди, доченька.

Вообще-то покойная не была любимой бабушкой Фидан, и Нармин об этом прекрасно знала, поэтому, когда она набросилась на неё со слезами и причитаниями «Что мне дальше делать?», Нармин насторожилась.

— Фидан… Фидашка, всё, успокойся, она в лучшем месте… Её место в раю… — Нармин крепко обняла не прекращающую реветь подругу, — Хочешь, я пошлю водителя за успокоительным? Я привезла тебе лате!

— Старая шлюха!

— Сама ты старая! Я просто пытаюсь тебя успокоить!

— Да при чём здесь ты!

— Самедова! Ты можешь успокоиться и сказать, что случилось? Как вчера прошло, кстати?

Фидан зарыдала ещё громче.

Со стороны это выглядело, будто любимая внучка не может придти в себя от потери любимой бабушки, а ей на помощь как раз пришла любимая подруга. Гости с восхищением наблюдали за представлением, перешёптываясь.

Если прислушаться, можно было услышать отдельные фразы «Азада старшая дочка», «вместе учились в лицее с Фидашкой»…

— Слушай, пошли в туалет.

Фидан умылась, прекратила всхлипывать, достала косметичку, вытерла подтёкший карандаш и подкрасила губы.

— Наконец, я стала похожа на человека. Нармин выжидающе смотрела на неё, скрестив руки на груди.

— Всё? Комментариев не будет?

— А-а-а, ты же не знаешь, что вчера было… Не знаю, чья была идея вчера взять няняшку с собой. Сначала всё было хорошо, мы сидели в «Жасмине», пока эта старая… не повернулась к матери Турала, и не начала через весь стол жаловаться на нынешнее поколение, потом стала меня критиковать, что я весь день с кем-то переписываюсь, гуляю с подругами, смотрю сериалы и ничего не умею делать по дому! Мне было так стыдно за неё!

Нармин хотела бы спросить, в чём бабуля ошиблась. Наверное, в том, что ещё они с Фидан ходят на маникюр и по магазинам. И на коррецию бровей. И на танцы.

Да уж, такой поворот событий для Фидан катастрофа. Нармин решила не добивать подругу своими соображениями.

— А его мама что?

— Ничего, что она могла сказать? Улыбалась и говорила, что в наше время все девочки такие, и её Лейла тоже такая была до замужества.

— Ужас. А с Туралом ты не общаешься?

— По-моему он заблокировал меня.

— Только потому, что ты ведёшь себя так же, как все остальные девочки в городе? Это же странно. Наверное, его мама с Лейлой придут baş sağlığı vermək.

— Так и есть. Знаешь, их семье не нужна какая попало. Они очень амбициозные и самодовольные. Они хотят, чтобы их gəlin была идеальной, на меньшее они не согласны. «Ev–qızı», но при этом образованная, красивая, умная, скромная, не наглая. С чистой репутацией. Я столько себя сдерживала при них, сдерживала маму с папой, боялась, вдруг что пойдёт не так. И няняшкав один момент разрушила ВСЁ!

— Ладно, прекрати. Это не няняшка, это qismət. Турал не последний твой жених. Ты лучше скажи, как это случилось с бабулей?

— Думаешь, я знаю? Я еле досидела до конца вечера. Потом мы отвезли её домой, а утром сиделка позвонила и сказала, что уже всё. Уснула и не проснулась. Нармин, он мне так нравится! — с отчаянием вздохнула Фидан.

— Няняшкины подруги уже пришли?

— Эти ископаемые? Да, конечно. Наконец у них нашелся повод собраться. Сидят, сплетничают, вспоминают старые времена.

— Мамы нас уже ищут, пойдём в зал.

Еда, которой угощают тех, кто приходит на похороны, называется «eysan». И если на свадьбе слишком шумно, чтобы общаться, то «yas yeri» — похороны, наиболее подходящее место для этого. В азербайджанском языке даже есть выражение, дословно означающее «Видеться от свадьбы к свадьбе, от похорон к похоронам», которое можно отнести к дальним родственникам и семейным друзьям, и означает видеться и общаться крайне редко.

— Мама, мой телефон у тебя?

— Да. Где вы застряли? Так неудобно, все тут спрашивают вас.

— И меня тоже?

— Тебя тоже здесь все знают вообще-то.

— Ладно. Где нам сесть?

— Где хочешь, места много.

Девушки подоспели как раз к тому моменту, когда пришла молла.

Нармин присела рядом с матерью, включив режим «воспитанная девушка». Фидан ходила между столами и здоровалась, целовалась с гостями, хоть на похоронах и не принято целоваться. Фидан выглядела вполне подобающе обстановке — заплаканные глаза, синяки на лице от недосыпания, бледная кожа.

Напротив Нармин сидела пожилая дама, которых она с трудом различала. Она щедро намазывала халву на хлеб и прищуривалась, оценивающе разглядывая девушку.

— А ты разве Фатима? — наконец решила она удовлетворить свое любопытство.

— Что, простите? Нет, я Нармин.

— Я думала, у вас две дочки. Фидан и Фатима, — произнесла она отточенным голосом — видимо, тоже преподавательница–коллега усопшей.

— Это моя дочка, — вклинилась Пери ханум в разговор, лучезарно улыбаясь. — Они с Фидан дружат с детства, и вот она вызвалась прийти сюда, поддержать подругу. Если честно, я была против, лучше бы они обе остались дома, на похоронах такая тяжелая атмосфера, да и они ведь ещё qız uşağı…

— Так ты Азада дочка? — сделала себе открытие пожилая дама, опять обращаясь к Нармин и игнорируя её мать.

— Да, я старшая.

— Ты уже в институте учишься, я так понимаю?

— Да. На юрфаке. Уже третий курс.

— Ну, да. Странно было бы, если Азада дочь училась где-то в другом месте… — прищуриваясь, проговорила себе под нос дама.

Кажется, это был сарказм.

— Нет, знаете, это было её решение поступать на юриста, ей всегда это очень нравилось! С детства нам говорила — я стану адвокатом!

— Мама…

— Тише, тише, я всё улажу.

— Да, я раньше преподавала в университете. Но знаете, университеты уже не те… Контингент — одни районские– причём какие! Или же дети из обеспеченных семей, которые появляются раз в год на занятиях. Межправо вообще убрали везде. А межотношения… — Ну ты-то ходишь на занятия, я надеюсь?

— Конечно, у нас в последнее время вообще очень строго с пропусками, — убедительно кивнула Нармин.

— Ну, молодец. А замуж когда? — задала дама достаточно бестактный вопрос.

Девушка смутилась — трудно было определить, искренне или из воспитания. Почти искренне.

— Даже не знаю, это всё так сложно…

Женщины синхронно, надели свои платки. Почти у всех — шёлковые, дизайнерские. Молла начала петь.

Нармин от души поблагодарила Бога за спасение от этого допроса. Оставшаяся часть мероприятия прошла без происшествий.

Фидан успокоилась, и они додумывали истории о молодости собравшихся здесь дамочек, подруг покойной.

— Да они зажигали похлеще нашего! С русскими на танцы ходили, курили. А нас даже в клуб сейчас никто не отпусткает.

— Да уж. Слушай, а где твои бибишки? Я не вижу ни одной, — спохватилась Нармин, оглядывая зал.

— Мы с ними не разговариваем. И вообще, я тебе не рассказывала, сколько всего мы нашли дома? Подушечки с иголками, куклы. Они столько делали на нас с мамой и Фатимой. Чтобы я не поступила в институт, не вышла замуж, осталась бесплодная…

— Ужас. И никак не докажешь. Это вам та последняя гадалка сказала?

— Да, она на воде смотрит. Спичками и иголками както. Пятьдесят манатов, по-моему, берет за всё. И она не всех принимает, только знакомых. Но очень сильная. Хочешь, пойдем к ней?

— Не хочу, это же грех. И я боюсь услышать что-нибудь плохое.

— А если на тебя что-то сделали, и ты не знаешь? Мы тоже раньше не верили ни во что. Зато мама рада, что они не появляются. Две из них в Москве. Может, приедут завтра. Но мы сами им не звонили. К тому же, все бабулины драгоценности останутся только маме.

— Странно, что с этим они ничего сделать не смогли.

— Да. Видела Руфата маму? У неё такой платок «Шанель»… — Фидан мечтательно глаза, — всё-таки, она очень стильная женщина.

Нармин откинулась на спинку сиденья, наслаждаясь тишиной в машине.

Пери ханум уехала раньше по своим делам, и Нармин была одна. И не нужно было ехать ни в какой «Triumph». Светское утро закончилось. Можно пойти домой и поспать. От радости она даже выключила музыку в машине.

Она зашла домой, с облегчением сняв каблуки. По оживлению на кухне она заметила, что кто-то остался дома.

— Рена, ты разве не должна идти к репетитору? Мамед стоит внизу, я его не отпустила.

Её младшая сестра, как всегда, сидела на кухне, уткнувшись в свой планшет.

— Э-э, нет, я не иду на занятия. Я не сделала домашнее задание по истории и географии, они меня убьют. И у меня голова жирная. Я сказала, что болею. Жалко, что уволилась Наташа, а то я бы попросила её прикинуться нашей мамой по телефону.

— Слушай, ты так в институт не поступишь. Двести баллов хочешь набрать?

— Ой, да ладно, а ты сама поступала, и даже на занятия не ходишь. И вообще, зачем нужно столько убиваться? Поступлю куда-нибудь в «нархоз» на заочный, а потом папа купит мне машину и устроит в солидный банк. Он мне уже обещал. Он как раз сказал, чтобы я набрала двести баллов, а ещё двести как-нибудь решим.

— Я старшая, не суй свой нос в мои дела! Стыдно будет, если все родственники скажут, что ты не поступила сама. Они сидят и ждут, какую бы гадость про нас сказать.

Нармин трудно было объяснить, почему, но подозрительнее всего она относилась к своим же родственникам. Ей казалось, что на протяжении вот уже девятнадцати лет эти люди — тётя, два дяди, их жёны, все её двоюродные, троюродные братья и сёстры, общение с которыми она свела к минимуму — всё просто терпеть не могут её, улыбаясь в лицо сидят и мечтают о том, когда её отец наконец разорится или — о ужас! — умрёт.

Её отец всем помогал и материально, и своими связями, но Нармин казалось, что вместо благодарности в ответ её семья получает только зависть в двойной дозе. Каждый семейный ужин становился настоящей нервотрёпкой для неё, она с опаской следила за своими вещами, за едой, — а вдруг подбросят что-то для порчи?

Рена же, её младшая сестра, была настолько занята собой, что смеялась над опасками сестры.

— Вечером придёт Зейнаб биби, — сказала она, заведомо зная реакцию.

— Э-э, что они опять хотят от нас? Опять что-то просить у папы будет.

— Ладно, да. Это же наша тётя… — вдруг Нармин послышались недовольные возгласы с кухни.

— Ты представляешь, опять какая-то дурацкая страничка выложила мою фотку. И ещё написали «Рена Гасымова, дочка Азада Гасымова». Папа меня убьёт, если узнает.

— Конечно, убьёт. Потому что ты принимаешь все запросы подряд, от кого попало. Мне надоело из-за тебя скандалить с админами. Разбирайся сама.

Нармин ушла к себе и заперла дверь.

— Как всё прошло?

— Эээ, как может проходить яс. Фидан там плакала без остановки. Твоя мама же была, у неё можешь спросить.

— Да, мама уже дома. Что это с Фидан? — на том конце провода послышался смех.

— Просто Турал, помнишь Турала Гафарова?

— Конечно, помню. Мы отдыхали несколько раз семейно в Бодруме и Монако. Давно это было, шесть–семь лет назад. Он гей, это все говорят. И вообще очень странный мальчик.

— И я о том же! Короче, Фидан хотела за него замуж, а он заблокировал её в WhatsАpp. Ну, это всё если коротко.

— Скажи ей, пусть не плачет там. Сегодня вечером давайте пойдем куда-нибудь, я возьму своего Фарида, двоюродного брата, он приехал из Англии и ему скучно в Баку.

— Если она согласится, пойдем. Только не сегодня, умоляю. У нас семейный ужин и папа рано придёт домой. Давай завтра или послезавтра.

— Хорошо, целую. У меня дела, попозже созвонимся.

Азад Гасымов — отец Нармин, перехал в Баку в шестнадцать лет совсем один, из глухой Лянкяранской деревни, и как многие, насмотревшись ужасов бедной жизни в деревне, постарался сделать так, чтобы его семья — дети и жена, братья, сестра, племянники — ни в чём не нуждались.

Его старшая дочь учится на юриста. Младшая тоже могла бы поступить на юрфак, но она выбрала экономику — и отец с радостью поддержал этот выбор, ведь с его связями и опытом он может помочь с карьерой в любой сфере.

Его жена купалась в бриллиантах и благополучии, братья и сестра тоже далеко не бедствовали. И вот он опять выслушивал очередную просьбу сестры:

— Я хочу стать директором этой школы. Это очень престижно, Азад. Пока никого не назначили из чужих, сделай это для единственной сестры!

— Зейнаб, успокойся. Ты знаешь, что такое ağız açmaq? Я год назад помог, когда твою дочь исключали из университета. Ладно, это была необходимость. Сейчас ты опять что-то просишь. Nə xəbərdir?

Нармин с Пери ханум с удовольствием наблюдали за этой сценой и переглядывались из разных концов комнаты, как заговорщики.

«Правильно, нечего. От тебя муж ушел, а дочка твоя *****, мой отец виноват, что ли?».

Зейнаб биби, как её называли Нармин и Рена, скорчила трагичную гримасу, прибавила драматичности голосу и произнесла довольно тихо, но достаточно громко, чтобы это мог услышать брат:

— Хорошо, хорошо. Не надо. Я знала, что слова сестры для тебя ничего не значат. Бедная мама, Allah rəhmət eləsin, хорошо, что она этого не видит…

— Ну не начинай… — растроганный Азад начал оправдываться, — Ты знаешь, сколько у меня забот. Эти объекты, бизнес, ещё работа в фонде, у меня дочь подросла, её замуж выдавать надо, другая в этом году поступает… Мне их тоже нужно пристраивать.

— Ну ладно. Подумай. Когда решишь, звони мне или приходи в гости.

Нармин энергично вскочила со стула:

— Биби, ещё чай?

Перед сном Нармин думала о том, что когда она выйдет замуж за Руфата — иногда она действительно верила в это всей душой — ей тоже нужно будет что-нибудь придумать, чтобы заставить свекровь — братьев и сестер и Руфата не было — уважать ее. Но ведь это так сложно…

WhatsApp.

«Ты завтра в универ прийти не хочешь?»

«Не знаю, а что?»

«Приходи. Я соскучился»

«Ладно, если проснусь утром, приду».

Глава 3.

#instalove #roses #101 #uni #alldayallnight #qobustanlounge #shisha #oldmemories #never #die

Будильник прервал сон Нармин о том, как они занимаются любовью с Руфатом на берегу моря. Потом она вспомнила, что за такое могут с лёгкостью оштрафовать, и это точно сон.

Единственное, что радует — сейчас она увидит Руфата наяву, в университете. Девушка надела вязаное платье, ботильоны на каблуках, неспешно накрасилась и собрала волосы в «хвостик».

Оставшись довольна своим внешним видом, она побросала в сумку косметику, наушники, духи и кошелёк.

— Нармин, какие люди! Неужели ты пришла навестить нас, — поприветствовали её в один голос одногруппницы. Они приходили в университет, чтобы фотографироваться, обмениваться новостями, но только не учиться.

Нармин еле дождалась звонка, со скуки решив разобрать содержимое косметички.

— Гасымова Нармин, Вас вызывают к проректору, — это была Ляман, смуглая кудрявая девушка с межотношений. В одиннадцатом классе они вместе ходили почти ко всем репетиторам.

— Руфат попросил, чтобы ты спустилась к нему, — сказала Ляман, не дав Нармин даже возможности удивиться.

Он стоял, с огромным букетом цветов — по всей видимости, сто одной розой, мечтой всех девушек вокруг, и голубым именным кулёчком из ювелирного магазина. Такой аккуратный и одетый с иголочки, в белой рубашке, и ключами от машины в руке.

— Это мне? По какому поводу?

— Просто так.

— Спасибо большое, — она улыбнулась, поцеловала его в щёчку и даже из вежливости покраснела.

— Давай не будем идти на урок. Я хочу отвести тебя кое-куда. Она колебалась с секунду, по традиции жанра, но потом, конечно же, согласилась.

— Давай, а куда пойдём?

Нармин заметила, как несколько пар любопытных глаз наблюдали за ними.

— Ты без водителя?

— Нет, он с Реной.

Пик-пик — дверцы машины разблокировались, и Руфат помог ей сесть.

Нармин довольная сфотографировала свой букет.

— Хорошее платье, — он бросил взгляд на её оголённые колени, — но короткое.

— Я покупала его в Милане. Оно эксклюзивное, второго такого в мире нет. Ничего, что оно короткое.

— Yaxşı-yaxşı, я знаю, что оно эксклюзивное. Моя двоюродная сестра тоже видела его, но дядя не разрешил ей купить.

В душе Нармин подумала о том, какая она молодец, что на восемнадцатилетие попросила отца открыть ей собственную кредитную линию и могла сама что-то покупать.

WhatsApp.

«А где очередная порция жалоб на Айдан? Ты была в своем универе сегодня?»

«Посмотри лучше в Инстраграм!»

— С кем переписываешься?

— С Фидан. Мы куда едем, кстати? В город?

— Сейчас приедем — узнаешь. А ты не хочешь свой подарок открыть? Или ты его кому-то передарить собралась? — он, как всегда, ущипнул её за щеку.

— Я чуть не забыла, — покраснев, видимо снова ради приличия, сказала Нармин. Сердце её забилось быстрее, когда она увидела содержимое коробки — цепочку тончайшей работы — но это было не главное, она видела изысканнейшие украшения, их дарили ей, её матери, сестре и не были чем-то удивительным. И подарки от Руфата всегда были такими изысканными.

На цепочке висел кулон с буквами RN.

— Спасибо, он очень красивый, только как я буду это носить?

— Ну, я не знаю, будешь носить после нашего обручения, — заверил её юноша.

— Правда? Ну, хорошо.

— А цветы? Я отвезу к Фидан.

— Скажи, что одногруппники подарили.

— Да, клёво.

— Ну, придумай да что-нибудь, что ты обычно делаешь в таких случаях?

— Ладно, я постараюсь отвезти к Фидан. Вместе мы что-нибудь придумаем. Они приехали в старый город, İçəri şəhər.

Вообще отец не очень одобрял, если Нармин ходила куда-либо в Старом Городе, но не объяснял, почему.

Руфат припарковался у ресторанчика национальной кухни, который был выполнен в стиле каменного века и потому также назывался — «Qobustan Lounge». Тут же подбежавший работник стоянки оперативно определил по номерам машины социальный статус посетителя, и даже прикинул, кем может быть его отец, и только после этого осмелился заговорить:

— Вы машину плохо припарковали, оставите ключи?

Руфат небрежно бросил их стоянщику, даже не посмотрев в его сторону. Они прошли в VIP-кабинет, где уже дымился кальян в апельсине и чай. Жасминовый, как она любит.

— В прошлый раз не очень как-то было, — виновато объяснился Асланов, — а сейчас у нас больше времени и никто не помешает.

— Ты уверен?

Из ниоткуда в его руках появился ключ:

— Конечно.

Осмелев, Нармин сделала долгую затяжку.

Руфат завороженно наблюдал за её аккуратными движениями, за густым дымом, выходящим из её уст, за руками с идеальным французским маникюром, держащими трубку.

Ему казалось, что в этом есть что-то особенное, в том, что она курит кальян только с ним, что она вообще только с ним, и это подогревало его чувства ещё больше.

Нармин расслабилась, откинула голову назад. Её глаза были очерчены чёткими стрелками и тушью, линии румян на щеках не выходили за дозволенные им рамки, тёмно–тёмно каштановые волосы слегка блестели. У неё слегка закружилась голова, но она была рада, что наконец-то почувствовала лёгкость. Слишком много всего навалилось на неё за последнее время. Отложив кальян, она села к нему на руки и обвила руками шею.

— Кто это? С кем ты переписываешься?

— Фарид, а что?

— Фарид?

— Ну да, Фарид. Мой двоюродный брат. Ему скучно в Баку вообще-то, все его друзья в Лондоне или в Анкаре, а я ему обещал встречу с Фидан и с тобой.

— Да, я чуть не забыла… — на автомате ответила она.

— Иди сюда, — поцеловал её Руфат, которому уже надоело разговаривать, — я так соскучился по тебе.

— Ты едешь домой?

— Нет, отвези меня к Фидан. Я её уже три дня не видела, нам столько обсудить надо. И букет придётся у неё оставить.

Машина вышла на оживлённую и вечноперегружённую улицу имени Рашида Бейбутова. Квартиры в самом сердце города, как и их владельцы, бывают обычно двух видов: коренные жители Баку, интеллигенция, у которых сейчас, увы, нет ничего, кроме доброго имени и этой квартиры. Второй вид — разбогатевшие впоследствии, возможно даже, приезжие. Но был и третий вид, весьма редкий, таких, как семья Самедовых: городская интеллигенция, сумевшая сохранить своё состояние и доброе имя в целости и сохранности.

— Не задерживайся долго там, я же волнуюсь.

— Хорошо, — невольно улыбнулась Нармин, потому что её всегда умиляло это «Я волнуюсь».

Фидан училась на заочном отделении строительного института, и каждый месяц собиралась начать работать или открыть свой салон красоты. Или ателье–бутик. Или кафе, на худой конец.

Она открыла Нармин дверь в серых штанах и клетчатой майке.

— Сто одна роза? Бо-о-же, как же это мило! — сказала она вместо «привет».

— Дома есть кто-нибудь? — не повышая голоса и не выдавая своей личности, уточнила гостья.

— Нет əşi, нет никого, проходи. Чай, кофе, редбулл, довгу, что будешь?

— Я хожу сюда уже лет семь, не постесняюсь сама налить себе чай или взять редбулл, — ответила Нармин, снимая ботильоны.

— Это те самые? Всё-таки они шикарно смотрятся на ногах и с этим платьем, хорошо, что я уговорила тебя их купить, — Фидан за долю секунды оценила внешний вид подруги, — Проходи на кухню, и расскажи мне всё!

Дома у Фидан царила уютная атмосфера, и она сама — в серых штанах и «шишкой» из волос на голове, без макияжа, располагала к долгим душевным разговорам и хорошему настроению. За окном шумели и сигналили, «переговаривались» машины из параллельного мира. В этой квартире хотелось жить, спать, радоваться жизни, любить, готовить вкусные блюда и вскоре позабыть о том, что существует мир за её пределами.

— Все на ясе? — спросила Нармин, перебирая шоколадные конфеты.

— Да, её бы, — Фидан скорчила недовольную гримасу, как будто эти похороны были всего-навсего прихотью покойной бабушки.

Она налила чай, положила на стол все, какие были, сладости, редбулл, пирожные.

— Cамедова, успокойся, я бываю здесь чаще, чем все твои бибишки.

— Зато, когда придёт мама, скажет, что я тебя ничем не угостила.

— Я не понимаю, — вдруг сказала Нармин, — Турал даже не написал тебе, когда умерла бабушка?

— Нет, представляешь… Я не понимаю, в чём моя вина. Я уже забыла про него. Ты права, это всё qismet. Расскажи мне, что было в универе? Что за цветы? Как там Айдан? Она не лопнула от зависти?

— Цветы просто так, — не скрывая радости, начала рассказывать Нармин, — Айдан — как всегда. Как она меня раздражает! Она во всём мне подражает! Своего ничего нет у человека. Своей жизни нет. Если я начну носить эту цепочку, которую подарил Руфат, она сразу закажет себе такую же! Она спрашивала про свадьбу Гюльчин.

— Ну конечно, кто бы их туда позвал? Её отец обманул полгорода. Его чуть не посадили.

— Слушай, неужели это правда? — Нармин откусила жёлтенький «макарун».

— Все это говорят, а дыма без огня не бывает. И даже дядя Эльчин, я от него слышала разговор про это…

На лице Нармин появилось покорное согласие: ну, раз даже дядя Эльчин это говорит, то это не может быть неправдой.

Они ещё раз посмотрели на букет.

— Сфоткай меня с ним, только так, чтобы волосы тоже попали, — попросила Фидан, распуская «шишку».

— Кстати, я забыла тебе рассказать, помнишь Фарида Абдуллаева?

Было заметно, как у девушки загорелись глаза.

— Фарика? Он же приезжал к нам в школу, помнишь, как он нам нравился?

Нармин закатила глаза:

— Ой да не надо, я за него не умирала, это тебе он нравился, а я просто за компанию всегда с тобой ходила мимо него и его его машины.

— Хорошо, что Руфат в то время редко ходил в школу и не помнит этого, — съязвила Фидан, у которой в памяти прекрасно остались все эти события, и как Нармин тоже нравился этот Фарид Абдуллаев, но она любила строить из себя образец целомудрия, и доказывать всем, даже ближайшей подруге, что кроме Руфата у неё никого никогда не было и даже не могло быть.

— Он же учится в Англии, ему тут скучно, и он предложил нам выйти вчетвером.

— В Лондоне так здорово, — мечтательно вздохнула Фидан.

— Он не в Лондоне, а в Манчестере, по-моему.

— Какая разница? Главное — не здесь.

— Ну, там тоже много наших и особо не скроешься. Руфат рассказывал, когда они там были, точнее, когда он ездил к Фариду, он постоянно встречал наших девочек в ночных клубах, — брезгливо сказала Нармин, как будто говорила о насекомых. — Они там пьют и курят больше, чем парни. Даже кальян курят при парнях.

Она взяла айфон:

— Вообщем, ты согласна? На какой день сказать ему?

— В четверг я должна быть опять на ясе, в воскресенье папа не пустит. Давай в понедельник или во вторник, только днём?

— Окей. Мне так не хочется ехать домой. У вас так уютно.

— Я всегда рада тебе. Нет, серьёзно. Не ради приличия говорю.

— Я знаю. Всё-таки хорошо, что ты у меня есть. Слушай, а где Фатима? Она в курсе про бабулю?

Фидан пожала плечами:

— В курсе. Она сказала, что у неё важный проект и она приедет только на сорок дней. На самом деле, она не хочет, чтобы её там видели и обсуждали. Комплексы какие-то.

Они ещё посидели немного, обсудив все новые сплетни города, сопоставили факты, новости инстаграма — а точнее upcoming events — концерты, дни рождения и свадьбы, вернулись к теме Турала — почему же он так поступил, договорились обстоятельно подготовиться к встрече с Фаридом Абдуллаевым, минут двадцать обсуждали всё это в холле и, наконец, распрощались.

Нармин зашла домой и с облегчением сняла каблуки — её младшая сестра куда-то наряжалась, и опять, по всей видимости, пропустила занятия у репетитора.

— Куда это ты? Мама знает?

— А откуда ты? Я видела фотку в инстраграме. Мама тебя убьет.

— Я с универа. Мама не увидит. Я оставила букет у Фидан. И куда ты так красишься?

Рена замешкалась, но потом всё же сказала:

— Один мальчик с занятий по истории, поступил в Чехии, и сегодня дает qonaqlıq нам по этому поводу после урока.

— Я думала, ты опять не пошла на занятия.

— Я хотела не идти, но как я могу? Неудобно. Мы идем в «Ширин» — это ресторан его отца.

— Ясно. Поздно не приходи.

Нармин зашла в гардеробную, чтобы найти коробку, в которой прятала все подарки от Руфата, наверное, с класса девятого.

Платья, платья в пол, каждое — воспоминание о каком-то мероприятии, которые так похожи между собой, что уже забываешь, где и что было…

Туфли и сумки, как в фильмах, разложенные по цветам и брендам, джинсы — зимние, летние, рваные, зауженные, юбки для «серьёзных» мероприятий, ободки, как у Блэр Уолдерф из «Сплетницы», запечатанные упаковки колготок и чулок, кроссовки-«маранты» разных цветов — синие, красные, черные, бежевые.

Вдруг её взгляд упал на школьную юбку, которую она почему-то никому не отдала и не выбросила. Воспоминания поглотили её, она стала вспоминать, сколько раз Руфат поднимал ей юбку в школьном подвале; сколько раз директриса и завуч замечали их в коридоре во время урока, и как она боялась, что будут звонить домой; как Фидан, тогда ещё с усиками и широкими невыщипанными бровями, умирая от зависти, то прикрывала их, то сдавала с поличным… как Руфат однажды нёс её на руках, когда она подвернула ногу… как они завтракали по утрам в буфете или ездили в МакДональдс и покупали завтраки для всей школы… как играли с классом в мафию и он всегда заставлял её показать свою карту; как он покупал ей лекарства, когда она болела… как на День Святого Валентина пытались выяснить, что они друг другу подарят… как на Восьмое Марта он приносил ей огромных мишек, и сам же их таскал, чтобы ей не было тяжело…. как периодически они ссорились то из-за длины её юбки, то из-за прозрачной сорочки… как они оба тщательно готовились на новогоднюю вечеринку, она помогала ему выбрать костюм; и все делали им комплименты и восхищались… как однажды они два часа не могли выбраться из этого подвала… как он не разрешал мальчикам смотреть в её сторону, но заставлял всех здороваться; как директриса резко добрела к Руфату и делала поблажки, когда ей нужно было связаться с его отцом… как он приходил на все контрольные без ручки и тетради, с ключами от машины, сидел пятнадцать минут и уходил… как однажды принёс её любимые сладости, и сказал, что второй раз принесёт их только на elçilik… как они ходили вместе к репетиторам в десятом и одиннадцатом классе; на пробные экзамены записывала их она, но он просыпал каждое воскресенье, а потом возмущался, что она пошла одна… как они стояли в подъезде у всех педагогов, и некоторые соседи начинали с ними здороваться… как он купил ей все сезоны «Сплетницы», когда она заболела и лежала две недели дома с температурой… как он постоянно ходил на «разборки» и драки, причём чаще не из-за неё, а из-за Фидан… как на родительских собраниях его мама, Деляра ханум, здоровалась с её мамой, а та не могла понять, почему… как Руфат приходил в школу без неё, говорил всем «Вы меня не видели», но она всё равно всё узнавала; как на последнем звонке он сказал: «Я бы сейчас поцеловал тебя при всех, если бы здесь не было наших родителей»… как они ехали с выпускного, и он вышел на гонку с водителем Фидан, и как Фидан потом две недели с ним не разговаривала… как на свой день рождения в десятом классе он не хотел ничего отмечать, а она сама принесла торт, шарики и свечки; как они поссорились из-за BBM-а (популярный мессенджер, доступный только на одной марке телефона — Blackberry — прим. ред.), и она сказала, что родители хотят выдать её замуж сразу после школы, а она не будет против — тогда он запер Нармин в классе и сказал, что никто не отнимет у него её… как он поссорился с отцом, напился и ночевал под её окнами в машине, чтобы утром, проснувшись, первым делом увидеть её… как она уехала в Дубай на Новый Год и ей пришел счет за телефон — тысяча манатов за пять дней, потому что они все праздники ссорились — мобильный оператор решил, что её телефон украли… как он улетел в Стамбул перед её днем рождения, но всё-таки приехал на вечеринку прямо с аэропорта… как он пошутил, что поступил в Англии и уезжает к своему Фариду — тогда она проплакала всю ночь и проспала контрольную… как даже их классная руководительница, не выдержав, сказала однажды: «Этот Асланов от тебя никогда не отстанет, но может, оно и к лучшему?».

Так она просидела на полу гардеробной со школьной юбкой и новой цепочкой минут двадцать, уйдя в свою ностальгию.

Последнее заставило её даже засмеяться: как отец приставил к ней телохранителя, потому что ему, как всегда, кто-то «настучал». Закир, (так его звали), сидел с ними на уроках, а они с Руфатом и Фидан дурили его, как могли: прятались в женском туалете, менялись с Фидан машинами, отправляли его в буфет, а сами сбегали; тем не менее, он как-то умудрялся следить за ней, но Руфат быстро поладил с ним, как и со всеми водителями, работниками парковки, мойщиками машин. У них было много общих интересов.

Нармин думала о том, что её родители так много рассказывают о своей молодости, как их познакомили, как они встречались, гуляли за ручку, ходили в кино, а что она будет рассказывать своим детям, их детям? Как их отец спал пьяный в машине под её окнами, или как они обкуривались кальяном? Нет уж, лучше ничего не рассказывать, или успеть придумать более целомудренную историю их знакомства, они ведь не сразу начнут расспрашивать.

Глава 4.

#instaparty #baku #night #life #partyhard #heavens #keshas19

Я не знаю, на что похож ночной Баку; он красив, он невероятно романтичен, у него есть и Девичья Башня с набором легенд, и Малая Венеция, и прекрасный Бульвар — длинный–предлинный ­– бакинцы называют набережную именно Бульваром, никак иначе!.. и Старый Город, и смотровая площадка. Он светится и хорошеет с каждым днем.

В Баку по вечерам хочется гулять пешком или кататься на машине — и то, и то другое доставляет удовольствие, а недавно в моду вошло ещё кататься на велосипедах. Сидеть в кафе на террасе, смотреть на звёзды и исключить возможность того, что в мире есть город более уютный и более родной.

Я не знаю, с чем ещё его сравнить, и как описать, зато с точностью могу сообщить вам, чем пахнет центр города. По вечерам. Особенно осенью и зимой. Точнее, осенью и запоздалой осенью — а пахнет он, в некоторых местах, женскими духами, самыми разными, дорогими и не очень, в некоторых — кальяном. Всё это вперемешку, и мне далеко не мерещится.

(Опять кальян, скажете вы, но я тут не причём, отвечу я, это у нас в Баку эпидемия какая-то).

Самые знаменитые клубы Баку — а их не так много — располагаются на последних этажах высотных зданий, где открывается прекрасный вид на город. Это определенная фишка бакинской ночной жизни.

Ночная жизнь в Баку? Да, конечно, она была, даже у наших главных героинь, «домашних» девочек, Гасымовой Нармин и Самедовой Фидан.

Ночная жизнь здесь направлена скорее на общественное мнение, а не на веселье; ну и конечно, самые–самые вечеринки были закрытыми.

Каждый год в конце ноября свой день рождения в одном из таких клубов отмечала некая Кёнюль Гасанова, больше известная как Кеша.

Конечно, она отмечала всегда по-разному и в разных местах, но на девятнадцатилетие её выбор пал именно на клуб «Heaven’s», который находился на 25 этаже развлекательного центра.

Конечно, пойти туда, при желании, мог бы кто угодно, а вот устроить такую вечеринку — далеко не каждый.

Одно время Кёнюль училась в Лондоне, затем в Берлине — точнее, целых шесть месяцев и там, и там.

Но не прошла подготовительный курс — Foundation, хотя сама говорит, что просто не захотела его сдавать, поняла, что не представляет своей жизни без родины.

Ещё бы, ведь в тот год она не провела ни одной вечеринки!

— Я не понимаю этих людей, которые жалуются. Или тех, которые уезжают. Зачем? Куда? Баку — отличный город, здесь можно отлично жить, если есть деньги и связи, — часто рассуждала она, — а у меня есть и то, и другое.

— Это самый известный день рождения в городе, — возмущалась Рена в обнимку с банком тестов для абитуриентов, наблюдая, как её сестра с Фидан вертятся перед зеркалом, — сегодня в салоне, пока я делала коррекцию ногтей, я встретила столько знакомых и вообще, все там будут!

— Рена, ты сама виновата, ты про Кёнуль столько гадостей говорила, она узнала, — вклинилась в этот монолог Фидан.

— А моя сестра могла бы за меня заступиться.

— Слушай, ты взрослая девочка, 17 лет уже, можешь и сама свои проблемы решать без нас, — донелось из спальни, — нет, всё-таки, Вюсал — мастер своего дела. И не жалко ему двести пятьдесят манатов давать каждый раз. Это ведь всё на фотках останется.

Нармин, цокая каблуками и накидывая на плечи полушубок, образовалась в холле.

— Самедова, мы опаздываем и сейчас попадем в пробку!

— Слушай, а так точно нормально? Вы все меня утешаете, да? А может распустить этот ужасный хвостик? Я похожа на барана с мелкими кудряшками? Там будет сестра Турала, мне нельзя быть похожей на барана.

Не выдержав, Нармин вышла на лестничную клетку и вызвала лифт:

— Ты заставила Вюсала сегодня три раза менять тебе прическу и макияж, если ты не прекратишь, я уеду, а тебе вызову такси, ФИДАН!

При слове «такси» подруга немного перепугалась, ведь она ездила на нём всего раза три в жизни, и ей казалось, что таксисты всех насилуют, а потом выбрасывают на обочину.

Водитель ловкими движениями помог обеим девушкам сесть.

— Где мой айфон?

— Вон же что-то светится у тебя в сумке.

— Я айфон не могу найти, сейчас Руфат будет звонить..

— А вот интересно, — стала рассуждать Фидан, отвлекая себя от дурных мыслей, — Кёнюль знаменитая, потому что её дни рождения известны на весь город, или её вечеринки известны на весь город, потому что она сама знаменитая?

— Кёнюль знаменитая, потому что она… сама знаешь чья дочка, — сразу же нашла ответ Нармин, копаясь в сумке, — спасибо тебе, боже!

— Но ведь мы тоже дети известных людей, просто не ведем себя так.

— Если ты ещё не заметила, мы тоже знамениты, и именно поэтому мамы ещё со школы нас умоляют быть осторожными во всём, потом же невозможно закрыть людям рты. Сплетни работают лучше, чем новостные сайты…

— Вот чему ты опять улыбаешься? Что он написал?

Не говоря ничего, Нармин протянула подруге телефон:

«Я волнуюсь»

«Эта Кёнюль сумасшедшая»

«Полдесятого дома будь».

— Ой-ой, какие нежности, — Фидан закатила глаза, — я не хочу идти домой так рано. Там будут только девочки.

— Я поеду домой и отправлю тебе машину, ты на весь вечер без водителя?

— Да, родители в Бильгя на даче, поехали отмечать мамину защиту с семейными друзьями. А водителя отпустили.

— Да ладно? Как стыдно, я её ещё не поздравила.

«Стыдно» — это, вообще, особенное понятие в менталитете. Стыдно и неудобно.

Они употребляются так часто, и часто не к месту, без повода и здравого смысла. Стыдно оставить чаевых меньше пяти манатов; неудобно пойти в дорогой ресторан и заказать один только десерт с чаем; стыдно не поздравить лично всех родственников — человек двадцать–сорок родственников с каким-нибудь сомнительным праздником; стыдно говорить с кем-то сонным голосом; стыдно и неудобно в чём бы то ни было, отказывать; стыдно не делать подарки друг другу, даже неблизким; стыдно надевать одно и то же в одну компанию; стыдно молчать весь вечер; короче говоря, столько «стыдно» и «неудобно», что с ума сойти; вы их никогда не запомните и никому не сможете объяснить.

Римские военачальники позавидовали бы такой дальновидности и стратегии наших людей, которые за долю секунду способны построить логическую цепочку и предугадать, что именно могут сказать о том или ином поступке люди, и вынести вердикт: стыдно или неудобно.

«Стыдно» и «неудобно» делают из простого человека супермена.

Не пытайтесь понять это, стыдно и неудобно появляются из ниоткуда, в самый неподходящий момент, и вы с этим ничего не поделаете.

Они любовались на букет экзотических цветов из бутика, завернутый в бумажную обертку.

— Слушай, а один букет на двоих не стыдно? И вообще, сеточка у нас какая-то маленькая, — не успокаивалась Фидан.

— С ума сошла? Знаешь, сколько он стоил? Это цветы от «Ninfea». И как говорила Блэр Уолдерф, «Самые важные подарки бывают упакованы в самые маленькие коробочки». Так что браслет ей понравится. Он же эксклюзивный. На первом этаже, у лифта, с равнодушными лицами сидели два телохранителя именинницы.

— Видимо, один — от отца, второй — от её парня, — шепнула Нармин на ухо подруге, и они злорадно рассмеялись.

Они встретились ещё с парой знакомых девочек с института, и расцеловались с ними, как лучшие подруги.

В лифте Нармин бросила взгляд вниз и внезапно поняла, что у всех четырёх девушек одинаковые туфли, только разных цветов: с огромной платформой впереди, делающей ноги визуально стройнее и выше, писк моды в этом сезоне.

Кёнюль Гасанова менялась каждые месяца два, поэтому сложно было определить, похорошела она или испортилась с последней встречи.

Нармин хорошо помнит, что где-то между вторым курсом, третьим мелированием и первой пластической операцией на нос, она выглядела очень даже неплохо. Они вошли в зал, украшенный шариками, белыми и красными розами, коллажами с фото именинницы и подписями Kesha — Sweet 19.