Бесплатный фрагмент - Азбука спасения

СМИРЕНИЕ И ДЕМОНЫ

С милостивым Ты поступаешь милостиво, с мужем искренним — искренно, с чистым — чисто, а с лукавым — по лукавству его (2Цар.22:26,27).

Пророк Ездра

С сердцем лукавым первый Адам преступил заповедь, и побежден был, так и все, от него происшедшие (3Ездр.3:21).

Святой Антоний Великий

Демоны не в таком созданы состоянии, из-за которого называются демонами. Ибо Бог не сотворил ничего злого. Добрыми созданы и они, но, ниспадши от небесного мудрования и вращаясь уже около земли, еллинов прельстили привидениями, нам же христианам завидуя, все приводят в движение, в желании воспрепятствовать нашему восхождению на Небеса, чтоб не взошли мы туда, откуда они ниспали. Посему, потребно и молиться много и подвизаться, чтобы, приняв от Духа дарование рассуждения духовом (1Кор.12:10), можно было узнать касательно их, какие из них меньше злы и какие больше, о каком деле каждый из них имеет заботу и как каждого из них можно низлагать и изгонять. Ибо много у них козней и много изворотов их наветливости.

Великая их толпа в окружающем нас воздухе, и они недалеко от нас. Великая также есть между ними разность. Но о естестве их и различии слово было бы очень продолжительно, и притом говорить о сем более прилично тем, кои выше нас, чем нам. Нам же ныне нетерпящая отлагательство настоит нужда узнать только их против нас козни…

Демоны коль скоро увидят всякого христианина, а тем паче монаха, пребывающими в труде и преуспевающими, то первее всего покушаются и пытаются положить на пути соблазны: соблазны же их суть злые помыслы. Но нам не должно бояться этих внушений их, потому что молитвами, постами и верою в Господа враги тотчас низлагаются. Впрочем, и будучи низложены, они не успокоиваются, но тотчас опять приступают с коварством и хитростью. Когда не возмогут обольстить сердце явно нечистыми пожеланиями, то иным опять образом нападают, именно: устроивают разные привидения, чтоб устрашить, для чего претворяются в разные виды и принимают на себя образы: жен, зверей, пресмыкающихся, великанов и множества воинов. Но и таких привидений не должно бояться, потому что они ничто, и тотчас исчезают, коль скоро кто оградит себя верою и знамением креста.

Впрочем, они дерзки и крайне бесстыдны. — Почему, если и в этом бывают побеждены, то нападают иным еще образом, — принимают на себя вид прорицателей и предсказывают, что будет спустя несколько дней, также показывают себя высокими, чтоб кого не могли прельстить помыслами, уловить хотя такими привидениями. Но не будем слушать демонов как чуждых нам, не станем слушаться их, хотя бы они возбуждали нас на молитву, хотя бы говорили о постах, а будем внимательнее смотреть на цель нашего подвижничества — и не будем обольщены ими, делающими все с лукавством. — Бояться же их не должно, хотя бы казались они наступающими на нас, хотя бы угрожали смертью, потому что они немощны, и ничего более не могут сделать, как только угрожать.

Сколько мириад злых бесов, и сколь бесчисленны виды козней их! Они и после того как увидели, что мы, пришедши в познание своих страстей и своего посрамления, стараемся уже избегать злых дел, на которые они нас наводят, и уха своего не склоняем к злым советам, которые они нам внушают, — не отстали, но приступили к делу с отчаянным усилием, зная, что участь их уже окончательно решена и что наследие их есть ад, за их крайнюю злобу и отвращение от Бога. Да откроет Господь очи сердец ваших, чтоб вы видели, сколь многочисленны козни демонов и как много зла причиняют они нам каждый день, — и да дарует вам сердце бодренное и дух рассуждения, чтоб вы могли принести самих себя Богу в жертву живую и непорочную, остерегаясь зависти демонов во всякое время и их злых советов, их скрытых козней и прикровенной злобы, их обманчивой лжи и помышлений хульных, их тонких внушений, которые влагают они каждый день в сердце, гнева и клеветы, на которые подущают они нас, чтоб мы друг на друга клеветали, себя самих только оправдывая, других же осуждая, чтоб злословили друг друга или, сладким говоря языком, скрывали в сердцах наших горечь, чтоб осуждали внешность ближнего, внутри самих себя имея хищника, чтоб спорили между собою и шли наперекор друг другу в желании поставить на своем и показаться честнейшими.

Всякий человек, который услаждается греховными помыслами, падает произвольно, когда рад бывает (сочувствует) тому, что в него влагаемо бывает от врагов, и когда думает оправдать себя только видимо совершаемыми делами, будучи внутри жилищем злого духа, который научает его всякому злу. Тело такого наполнится постыдными срамотами, — ибо кто таков, тем овладевают страсти демонские, которых он не отгоняет от себя. Демоны не суть видимые тела, но мы бываем для них телами, когда души наши принимают от них помышления темные, ибо, принявши сии помышления, мы принимаем самих демонов и явными их делаем в теле.

Диавол, ниспадший из своего небесного чина за гордость, непрестанно усиливается увлечь в падение и всех тех, кои от всего сердца желают приступить к Господу, — тем же самым путем, каким и сам ниспал, т. е. гордостью и любовью к суетной славе. Этим-то борют нас демоны, этим-то и другим подобным думают они отдалить нас от Бога. Сверх того, зная, что любящий брата своего любит и Бога, они влагают в сердца наши ненависть друг к другу — до того, что иной видеть не может брата своего или сказать с ним слово. Многие истинно великие подъяли труды в добродетели, но по неразумию своему сгубили себя. Этому не дивно быть и между вами, если, например, охладевши к деланию, вы будете думать, что обладаете в себе добродетелями. Ибо вот уже вы и ниспали в эту болезнь диавольскую (самомнение), думая, что близки к Богу и пребываете во свете, тогда как в самом деле находитесь во тьме.

Не преставайте противиться духу злому, ибо, когда человек приступает к добрым делам и к прекрасному подвигу, подбегает и этот дух, чтоб войти с ним в часть или чтоб совсем отклонить его от таких начинаний. Он не терпит, чтоб кто поступал праведно, и противится всем, которые желают быть верными Господу. Многих он совсем не допускает до добродетели, а у других вмешивается между делами их и губит плоды их, научая их совершать добродетели и творить дела милосердия, примешивая к ним тщеславие. О таких люди думают, что они обогащены плодами, тогда как они совсем их не имеют, а похожи на смоковницу, о которой думали, что на ней много сладких плодов, когда смотрели на нее издали, ближе же подошедши, ничего не нашли на ней. Бог иссушает их за то, что не находит на них никакого доброго плода, а не только лишает оной несравненной сладости Своего Божества.

Обольщает дух злой за то, что люди дела свои совершают напоказ пред людьми. Вы же, плоды трудов ваших принеся пред лице Господа, стараетесь удаляться от духа тщеславия, и непрестанно ведите против него брань, чтобы Господь принял ваши плоды… и ниспослал вам силу, которая дается избранным Его.

Должно вам знать, что враг искушает верных видом добра и многих успевает прельщать от того, что у них нет рассуждения и мудрости.

Противьтесь диаволу и старайтесь распознавать его козни. Он горечь свою обычно скрывает под видом сласти, чтоб не быть открыту, и устрояет разные призрачности, красные на вид, которые, однако ж, на деле совсем не то суть; чтоб обольстить сердца ваши хитрым подражанием истине, которая достойно привлекательна; к этому направлено все его искусство, чтоб т. е. всеми силами противиться всякой душе, добре работающей Богу. Многие и разные влагает он страсти в душу для погашения в ней Божественного огня, в котором вся сила, особенно же берет покоем тела и тем, что с этим соединено. Когда же увидит, наконец, что всего подобного остерегаются и ничего не принимают от него, и никакой не подают надежды, чтоб когда-нибудь послушали его, — отступает от них со стыдом. Тогда вселяется в них Дух Божий. Когда же вселится в них Дух Божий, то дает им покойными быть, или покой вкушать во всех делах их, и сладким соделывает для них несение ига Божия…

Берегитесь советов злого диавола, когда придет он в виде правдоречивого, чтоб прельстить вас и ввести в обман. Хоть бы он пришел к вам в виде ангела светла, — не верьте ему и не слушайтесь его, ибо тех, кои верны, он обыкновенно очаровывает привлекательною видимостью истины. Несовершенные не знают этих хитростей диавола и того, что постоянно он влагает им; совершенные же знают, как говорит Апостол: совершенных же есть твердая пища, имущих чувствия обучена долгим учением, в разсуждение добра же и зла (Евр.5:14). Этих враг не может обольстить, но верных, которые себе мало внимают, удобно прельщает он своею сладкою по виду затравою, и их уловляет, подобно тому, как рыболов уловляет рыбу, прикрывая острие удочки затравою. Рыба не знает, что этой затравою прикрыта удочка, потому подплывает, проглатывает затраву и тотчас попадается в плен. Если бы рыба знала, что этою затравою она будет поймана, без всякого сомнения, не приблизилась бы к ней, а бежала бы от нее. Равным образом и несовершенных верующихуловляет враг.

Птица, из страха быть пойманною на земле, летает по воздуху и строит себе гнездо, для отдыха и сна, в самых высоких местах; там она спит беззаботно, зная, что никто не может достать или поймать ее. Но известно, как ухитряется обмануть ее птицелов: приходит к тому месту, расстилает тенета и посыпает на виду семена; этою нищею сманивает он птицу с той высоты, она слетает и попадается в лов. Подобным образом делает и диавол, уловляя несовершенных христиан своими хитростями и низвергая их со своей высоты.

Когда, не зная, как различить доброе от худого, следуют они своим склонностям, довольствуясь своим суждением и мнением; когда отцов своих совершенных, умеющих верно различать добро от зла, не спрашивают, а следуют желаниям своего сердца, думая, что они и сами достигли уже совершенства и получили благословение отцов своих. Таковые подобны тем птицам, которые построили свои гнезда высоко, но слетели на землю, попались в сети птицелова и были пойманы. Подобное сему случается с ними, потому что в самоуверенности они действуют всегда по влечению сердца своего и исполняют свои желания, не слушая отцов своих и не советуясь с ними. Посему диавол устрояет им видения и призраки и надымает их сердце гордынею; иногда дает им сны ночью, которые исполняет для них днем, чтоб в большую погрузить их прелесть. Этого мало: он иногда показывает им свет ночью, так что светлым становится место, где они; и многое такого рода он делает, даже будто знамения. Все это он делает для того, чтобы они относительно его оставались спокойными, думая, что он ангел, и принимали его. Как скоро они примут его в этом смысле, он низвергает их с их высоты, по причине духа гордости, который ими овладевает. Старается он держать их в убеждении, что они сделались великими и славными в духе паче многих и не имеют нужды обращаться к своим отцам и слушать их. А они, по Писанию, суть… блестящие гроздья, но незрелые и терпкие. Наставления отцов им тяжелы, потому что они уверены, что сами знают уже все.

Диавол иногда вселяет… радость и веселие, но в этом не может быть радости, а одна тягота и печаль. Если и бывает что похожее на радость, то в этом нет истины, а один призрак, ибо не от Бога. Истинная радость исходит от Бога и подается только тому, кто самого себя нудит постоянно на то, чтоб свою волю отвергать, а волю Божию во всем исполнять.

Преподобный Исаак Сирин

Демоны принимают на себя подобие и показывают душе мечтания, приводящие ее в ужас, а более посредствующие к тому дневным памятованием. Сам диавол умышляет сделать человеку вред и понуждает его взыскать желаемого, когда не достиг еще он соответствующего тому жития.

Даже демоны, при всей наглости и досаде своей, при всей высоковыйности своего мудрования, когда приходят к нему <смиренному>, делаются как прах.

Авва Исайя

Демоны хитро скрывают самих себя на время, и когда человек вознерадит о своем спасении, то они внезапно нападают на несчастную душу, и восхищают оную, как птицу.

Святитель Афанасий Великий

Злой демон и обманщик диавол, не имея смелости действовать открыто, зная человеческую любовь к истине, ложно принимает на себя вид истины и извергает яд свой на тех, которые идут во след его… Так этот льстец обманывает людей пустою наружностью, похищая каждого и вовлекая в свою пучину греха.

Святитель Василий Великий

Лукавые демоны имеют свои оружия, противоположных свойств с оружиями праведника. У праведника есть щит веры, а щит лукавого — щит неверия. У одного меч слова, у другого — меч бессловесия; один обезопасил себя бронею правды, другой покрыт бронею неправды; главу одного сгнетает шлем спасения, на голове другого шлем погибели; у одного ноги уготованы к благовествованию мира, ноги другого текут для возвещения зла. У демонов в обычае — в часы молитвы, под предлогом благовидной якобы причины, побуждать нас к отлучке, чтобы благовидно отвлечь нас от спасительной молитвы.

Преподобный Ефрем Сирин

Когда враг хочет связать человека пожеланиями, связывает его теми, которыми человек услаждается, чтоб, услаждаясь узами, не захотел он когда-нибудь развязать себя, потому что связывающий нас хитр, хорошо знает, чем и как связать нас. Если свяжет кого невольными узами, ум тотчас разорвет узы и скоро побежит прочь. Поэтому связывает каждого, чем он услаждается и прохлаждается, ибо во власти нашего ума снять с себя сии узы. А теперь мы, связанные, радуемся тому, и уловленные, кичимся тем, потому что связанный завистью, как скоро не связан прелюбодеянием, почитает себя ничем не связанным, и связанный ябедничеством, как скоро не связан воровством, думает о себе, что никогда не был связанным. Каждый не знает своих уз и не ведает сетей, разложенных ему. Таковые люди страждут неведением упившихся. Связанный, как упоенный, не знает, что он связан. От вина забывает об узах и в упоении не видит сетей около себя.

По мере сил своих принуждай себя, как можно чаще, читать Писание, чтобы оно собрало твои помыслы, которые враг рассевает своим злоухищрением, влагая в тебя лукавые мысли, между тем как или наносит тебе частые скорби, или доставляет тебе много успехов и житейских удобств; потому что делает он сие по своей злокозненности с намерением удалить человека от Бога.

Ничто… так не одолевает и не низлагает демонов, как покорность, послушание, смиренномудрие и искренняя любовь. Сии добродетели… — стрелы в сердце врагу.

Непрестанно должны мы молиться Господу о том, чтобы нам стать выше козней демонских, потому что демоны не только угнетают пребывающих в безмолвии наедине, но сильно восстают на нас и тогда, как сходимся в доме Божием, и внушают мысль, бесстыдно и неосторожно смотреть в лицо другим, даже начертывая в воображении самое нечистое дело, чтобы влиять нам в ум какую-то смесь помыслов, а таким же образом не допустить нас и до Христовых Тайн. Впрочем, воздержный хранением очей и внимательностью ума, при содействии благодати, превозмогает над ними.

С какою бдительностью должно охранять нам сердце свое и чувства? Велика у нас брань, много неистовства у враждующего на нас, но не должно отказываться посему от борьбы, а напротив того, не надобно исполнять на деле внушений врага, хотя бы разрывался он с досады. Господь знает нашего притеснителя, знает, какими воспаляющими средствами действует он на сердца наши. Впрочем, дело бойца — быть хорошо внимательным и уклоняться от удара. А кто в союзе со страстями, тому можно ли вести с ними брань? Ибо где вражда, там и брань; а где брань, там и подвиг; а где подвиг, там и венцы. Посему если кто хочет освободиться от горького рабства, то пусть вступит в брань со врагом.

Святитель Григорий Богослов

Никто не избежит его злобы, если не имеет всегдашним помощником Христа. Беги от моего сердца, злокозненный! Беги скорее, беги от моих членов, беги от моей жизни, тать, змей, огонь, велиар, грех, смерть, пучина, дракон, зверь, ночь, засада, бешенство, смешение, завистник, человекоубийца! Ты, губитель, и прародителям моим на пагубу наслал вкушение греха и смерти. Христос-Царь повелевает тебе бежать на широту морскую, или на утесы, или в стадо свиней, как прежде негодному легиону. Удались же, или низложу тебя Крестом, перед которым все трепещет. Я ношу Крест в своих членах. Крест в моем шествии. Крест в моем сердце. Крест — моя слава. Ужели не перестанешь, злотворный, строить мне козни? Будешь устремлять взор не на стремнины, не на Содом, не на толпы безбожных, которые рассекли великое Божество, а на мою седину, на мое сердце? Непрестанно очерняешь ты меня мрачными мыслями, ни Бога, ни Жертвы не трепещущий враг! Этот ум был громким проповедником Троицы, а теперь видит перед собою конец. Не оскверняй же меня ты, нечистота! Чтобы мне чистому встретить чистые небесные Светы, когда озарения их падут на мою жизнь. К вам простираю руки, приимите меня! Прощай, мир, прощай, многотрудный, и пощади тех, которые будут после меня!

Если бы не связал я молчанием говорливого языка и уст, когда собирал воедино ум для общения с Богом, чтобы самыми чистыми помышлениями почтить чистого Царя (ибо одна умная жертва прекрасна), то никак не постиг бы ухищрений пресмыкающегося зверя или, конечно, не огласил и не признал бы их ухищрениями. Часто и прежде приходил он ко мне, то уподобляясь ночи, то опять под обманчивою личиной света; ибо чем ни захочет, всем делается измыслитель смерти, этот в похищении чужих образов настоящий Протей, только бы, тайно или явно, осилить человека, потому что грехопадения людей — для него наслаждение. Но доселе никогда еще не видал я его таким, каким пришел он ко мне ныне, во время моих подвигов. Видя больше благоговения в душе моей, он воспылал сильнейшим пламенем гнева. Как тайная болезнь, скрывающаяся внутри неисцельной плоти, остановленная на время не вполне благопотребными врачевствами, и питаемая в невидимых полостях тела, не прекратившись еще в одном месте, прорывается в другом и снова угрожает больному опасностью, или как поток, в одном месте прегражденный твердыми плотинами, напирает и вдруг проторгается в другом месте: так жестока и брань завистника. Если не страдал у меня от него язык, то вред приливал к чему-нибудь другому. Однако же не овладел он мною, потому что пришел Христос — моя помощь, Который спасал учеников от бури, Который многих, даровав благодать их хотению, освобождал от страстей и от демонских уз. Между тем искушал меня завистник, как и прежде человекоубийственною хитростью уловил родоначальника нашего. Но Ты, Блаженный, удержи брань и повели мне, по утишении бури, всегда приносить Тебе Бескровные Жертвы!

Святитель Григорий Нисский

Для любящих Бога труд исполнения заповедей удобен и приятен, поелику любовь к Нему делает для нас подвиг нетрудным и любезным. Посему и лукавый, всеми способами усиливается изгнать из наших душ страх Господень и преступными удовольствиями разрушить любовь к Нему. Ибо он обладает большим искусством, как скоро найдет стражей беспечными, улучить время и вторгнуться в труды добродетели и всеять в пшеницу свои плевелы: разумею злословие, гордость, тщеславие, желание почести и прочие произведения зла. Итак, нужно бодрствовать и отовсюду наблюдать за врагом, дабы, если по своему бесстыдству и устроит какой-либо ков, сокрушить его, прежде чем коснется души

И ночью и днем блуждая по воздуху, они суть делатели и слуги злобы, и тщательно строят против нас козни. Они истаивают от зависти и ненависти, которых хорошо избегать, если мы, люди, хотим быть своими Богу, тогда как они ниспали из содружества с добром.

Святитель Иоанн Златоуст

Демоны раз овладевши ею <душою>, обращаются с нею так гнусно и оскорбительно, как свойственно лукавым демонам, сильно и страстно желающим нашего позора и погибели. Сняв с нее все одежды добродетели, одев ее в рубища порочных страстей, грязные, изорванные и зловонные, которые позорят ее более, чем нагота, и наполнив ее еще всякою свойственною им нечистотою, они непрестанно хвастаются наносимыми ей поруганиями. И не знают никакой сытости в этом гнусном и непотребном обращении с нею, но, как пьяницы, когда уже сильно напьются, тогда еще более разгорячаются, так и они тогда особенно неистовствуют и сильнее и свирепее нападают на душу, когда наиболее повредят ей, поражая и уязвляя ее со всех сторон и вливая в нее свой яд; и отстают не прежде, как когда приведут ее в одинаковое с собою состояние, или увидят, что она уже отрешилась от тела… Кто так жесток и суров, кто так слабоумен и бесчеловечен, так несострадателен и безжалостен, что не захочет душу, терпящую столько позора и вреда, освободить, по мере сил своих, от этого окаянного неистовства и насилия, но оставит ее страдания без внимания?

Если же кто скажет, почему Бог не уничтожил древнего искусителя, то ответим, что и здесь Он поступил так, заботясь о нас. Если бы лукавый овладевал нами насильно, то этот вопрос имел бы некоторую основательность, но так как он не имеет такой силы, а только старается склонить нас (между тем, как мы можем и не склоняться), то для чего устранять повод к заслугам и отвергать средство к достижению венцов… Бог для того оставил диавола, чтобы и те, которые уже побеждены были им, низложили его самого; а это для диавола тяжелее всякого наказания и может довести его до конечного осуждения. Но, скажет кто-нибудь: не все могут преодолеть его. Что же из этого? Гораздо справедливее, чтобы доблестные имели повод к обнаружению своей доброй воли, а недоблестные наказывались за собственное нерадение, нежели чтобы первые терпели вред за вторых. Теперь порочный, если и терпит вред, то потому, что его побеждает не враг, а его собственное нерадение, как это доказывается тем, что многие побеждают диавола.

Чтобы отворить дверь своим обманам и придать лжи больше благовидности, демоны примешали к ней несколько и истины, подобно тому, как приготовляющие ядовитые составы, обмазывая края сосуда медом, достигают того, что вредное зелье легко принимается.

Так как для демонов нет ничего дороже погибели человеческой, то и понятно, что они и услаждаются… тем, что обыкновенно извращает нашу жизнь и истребляет все доброе с самого основания.

Бог для того попускает ангелам сатаны нападать на рабов Его и причинять им бесчисленные бедствия, чтобы проявилась сила Его.

Так как у нас борьба не с людьми, а со злыми духами, то и упражнение наше и воздержание должны быть духовные, потому что и оружия наши, в которые облек нас Христос, суть духовные.

Что же это за стрелы лукавого? Злые похоти, нечистые помыслы, пагубные страсти, гнев, клевета, зависть, раздражительность, вражда, корыстолюбие и все прочие худые наклонности.

Когда злой демон видит, что душа заботится о предметах божественных и об них только непрестанно помышляет, ими занимается, то он не смеет и приблизиться, но тотчас удаляется, гонимый силою Духа, будто огнем каким.

Демон, который сам пребывал между вышними силами, но по развращению воли и безмерности злости ниспал с той высоты, употребил великую хитрость, чтобы лишить человека благоволения Божия и, сделав его неблагодарным, лишить его всех благ, дарованных ему человеколюбием Божиим.

Мы имеем врага постоянного, имеющего непримиримую к нам ненависть; потому мы должны быть неусыпны, чтобы побеждать козни его и стать выше стрел его.

Никто так не страшен демонам, как смиренный. Демоны не были бы низвергнуты с Неба, если бы не отпали чрез свое нечестие от Создавшего Небеса.

Если демон мучится, когда его изгонят из тела, то гораздо больше мучится, когда видит душу освобожденную от греха.

Обедаем ли мы, ходим ли, моемся ли, — враг всегда стоит подле нас. Он не знает времени отдыха, разве только во время нашего сна, но часто и тогда нападает, влагал нечистые помыслы и возбуждая наши страсти сновидениями. А мы, считая маловажным то, из-за чего он нападает, не бодрствуем, не трезвимся, не взираем на множество враждебных нам сил, не думаем, что это самое и есть величайшее бедствие, но среди столь многих браней предаемся неге, как будто среди мира.

Мы спим и храпим, притом тогда, когда имеем столь лукавого противника. И если бы мы узнали, что притаилась змея у нашей постели, то, конечно, приложили бы все старание к тому, чтобы убить ее, а когда диавол спрятался в наших душах, то мы думаем, что с нами не происходит ничего худого, а между тем мы уже пали. Причина же этого та, что диавола мы не видим телесными очами, хотя вследствие этого нам следовало бы более бодрствовать и быть осторожными. Ведь от видимого врага и уберечься можно легко, а от невидимого мы не можем поспешно убежать, если не будем всегда вооружены, тем более, что диавол не умеет сражаться открыто, чтобы тотчас самому не попасться в плен, но часто под видом дружбы впускает жестокий яд свой.

Велика злоба демона. Но над всеми видами ее превозмогает пост и молитва.

Если присутствие святых делает немощной силу демонов, то гораздо более присутствие Божие.

Если борющемуся с людьми <борцам> необходимо умеренно питаться, то гораздо более борющемуся с демонами, если же мы привязаны к дебелости плоти и богатству, то как одолеем противников?

Демоны имеют себе помощников в самих людях, которым они строят козни, так что, если бы последние не содействовали им, то большая часть их козней против нас не имела бы у них никакого успеха.

Преподобный Исихий Иерусалимский

Ибо хитры будучи враги наши, притворяются побежденными, замышляя низложить борца отынуды, — чрез тщеславие; при призывании же имени Иисусова и минуты постоять и злокознствовать против тебя не стерпят.

Любящим научение надо знать и то, что злые демоны, завидуя нам, по причине великой от брани пользы, умудрения ею и к Богу восхождения, часто скрывают от нас и утишают эту мысленную брань имея при сем в намерении и то, чтобы, когда мы забыв об опасностях нападения с их стороны обеззаботимся, внезапно похитить ум наш в мечтания и опять сделать нас не внимающими сердцу нерадивцами. Ибо их одна цель и один подвиг непрестанно заботит: совсем не давать сердцу нашему быть внимательным к себе, зная, какое богатство собирается чрез это в душе. Но мы тогда-то паче во время затишья брани воспростремся с памятованием Господа нашего Иисуса Христа в духовные созерцания, — и брань опять найдет на ум. Только будем все делать, скажу так, с совета Самого Господа и со смирением великим.

Как ходящему по земле невозможно не рассекать… воздуха, так невозможно сердцу человеческому не быть непрестанно боримому от демонов, или не подлежать скрытным от них воздействиям, хотя бы кто и строго проходил телесные подвиги.

Емлемся убо за молитву и смирение — сии два оружия, коими совокупно с трезвением, как мечом огненным, ополчаются мысленные воители против демонов. Если так будем вести жизнь свою, то каждый день и час можем таинственно радостный иметь праздник в сердце.

Преподобный Авва Серен

Неудивительно, что дух <демон> может нечувствительно сочетаваться с духом и имеет силу скрытно склонять к тому, что угодно им. Ибо между ними, как и между людьми, есть некоторое подобие и сродство субстанции; так как свойство природы души сходно со свойством их существа. Но совершенно невозможно им смешиваться или соединяться между собою, так чтобы друг друга могли вмещать в себе. Ибо это правильно присвояется только Божеству.

Нет сомнения, что нечистые духи могут познавать качества наших мыслей, но извне заключая о них по чувственным признакам, т. е. из наших расположений или слов и занятий, к которым видят нас более склонными. Но они вовсе не могут знать те мысли, которые еще не обнаружились из сокровенности души. Да и те мысли, которые они внушают, приняты ли, или как приняты, они узнают не по природе самой души, т. е. не по внутреннему движению, скрывающемуся, так сказать, в мозгах, но по движениям и признакам внешнего человека, например, когда внушают чревобесие, если видят, что монах с любопытством устремляет глаза в окно или на солнце, или заботливо спрашивает о часе, то познают, что у него родилось желание есть. Если, внушая блуд, примечают, что он терпеливо принял стрелу похоти, или видят, что плоть возмутилась, или по крайней мере он не вздохнул, как должно, против внушения нечистого сладострастия, то понимают, что у него во внутренности души вонзена стрела похоти. Если они подстрекают кого к печали, гневу, ярости, то залегли ли они в сердце, узнают это из движения тела и возмущения чувствований, именно когда видят, что он молча возмутился, или с каким-нибудь негодованием вздыхает, или лицо покрылось бледностью, или краскою и таким образом тонко дознают, кто какому пороку предан. Ибо они верным способом узнают, чем всякий из нас услаждается, когда замечают, к внушению чего тотчас показал сочувствие и согласие каким-нибудь мановением или движением тела. И неудивительно, что эти воздушные силы так узнают это, когда видим, что очень часто делают это и разумные люди, именно по фигуре, по лицу или другому внешнему качеству узнают состояние внутреннего человека. Тем вернее могут узнавать это те, которые, как духи, без сомнения, гораздо тоньше и проницательнее людей.

Как некоторые разбойники в тех домах, которые хотят обокрасть, обыкновенно испытывают спрятанное имущество людей, — в густой тьме ночи осторожно рукою разбрасывая мелкий песок, скрытое богатство, которого нельзя видеть глазами, узнают по некоторому звуку, издаваемому от падения песка, именно по звуку догадываются о качестве вещей или металле; так и бесы, чтобы испытать сокровище нашего сердца, посевают нам вредные внушения, как бы песок какой; когда видят, что по качеству их произошла телесная страсть, по этому, как по какому-нибудь звуку, происходящему из внутренних частей, узнают, что скрыто в тайниках внутреннего человека.

Мы должны знать, что не все демоны возбуждают все страсти в людях; но ко всякому пороку подстрекают известные духи, именно иные подстрекают услаждаться нечистотою и скверною похоти, иные располагают к богохульству, иные к гневу и ярости, иные располагают к печали, иные внушают утешаться тщеславием и гордостью; и всякий всевает в сердца человеческие ту страсть, какою сам преимущественно недугует; но не все вместе внушают свои пороки, а попеременно, смотря по тому, как будет благоприятствовать время или место, приемлемость человека.

Мы должны знать, что не все они <демоны> имеют одинаковую свирепость и желание, даже не одинаковую силу и злость, именно начинающим и слабым попускаются для борьбы только более слабые духи, а по побеждении этих злых духов всегда постепенно следует более сильная брань против подвижника Христова. А с приобретением сил и успехов для человека увеличивается и трудность борьбы. Ибо никак никто из святых не в состоянии был бы выдержать злость таких врагов, не мог бы противиться их наветам, даже не мог бы снести их жестокости и свирепости, если бы Всемилостивый Заступник и Подвигоположник Христос, присутствующий при нашей борьбе, не уравнивал силы борющихся, не отражал и не обуздывал сильные нападения их, и при искушении не подавал облегчения, чтобы мы могли перенести.

Мы верим, что демоны ведут брань не без труда. Ибо и сами они в этой брани имеют некоторое беспокойство и скорбь, особенно когда сразятся с более сильными соперниками, т. е. святыми и совершенными мужами. А иначе им приписывались бы не сражение, не борьба, а только простое и, так сказать, спокойное обольщение людей. И как бы сталось сказанное Апостолом: наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф.6:12). Я подвизаюсь не так, чтобы только бить воздух (1Кор.9:26). …Где есть подвиг, сражение, битва или борьба, там необходимо бывает усилие, труд, беспокойство, равно бывает у них или скорбь и стыд от поражения, или радость о победе. А когда один состязается с усилием, а другой на сражении остается в праздности и беспечности, и для низложения соперника довольствуется одною волею вместо употребления сил, то это надобно назвать не битвою, не борьбою, не сражением, а каким-то злочестивым и насильственным поражением. Но ясно, что и сами нападающие на род человеческий не меньше употребляют труда, усиливаются, чтобы возмогли одержать над всяким ту победу, какой желают, чтобы не пало на них то посрамление, которое осталось бы на нас, если бы мы были поражены ими, по следующему изречению: да покроет головы окружающих меня зло собственных уст их (Пс.139:10). Злоба его обратится на его голову (Пс.7:17). Да приидет на него гибель неожиданная, и сеть его, которую он скрыл для мет, да уловит его самого, да впадет в нее на погибель (Пс.34:8).

Итак, и сами они не меньше скорбят, и как нас уязвляют, так и сами уязвляются, и побежденные не уходят без посрамления. Тот, кто имел здравые очи по внутреннему человеку, ежедневно усматривая поражения и падения их, видя, что они радуются поражению и падению каждого, и опасаясь, чтобы они не обрадовались и касательно его, умоляет Господа, говоря: просвети очи мои, да не когда усну в смерть, да не когда речет враг мой: укрепихся на него. Стужающии ми возрадуются, аще подвижуся (Пс.12:4,5). Господи Ноже мой, да не возрадуются о мне. Да не рекут в сердцах своих: благоже, благоже души нашей: ниже да рекут: пожрохом его (Пс.34:24,25). Поскрежеташа на мя зубы своими. Господи, долго ли будешь смотреть на это? (Пс.34:16,17). Подстерегает в потаенном месте, как лев в логовище, подстерегает в засаде, чтобы схватить бедного (Пс.9:30). И просят у Бога пищу себе (Пс.103:21). Опять когда, истощив все усилия, они не возмогут обольстить нас, то сверх напрасного труда своего они необходимо остаются в стыде и посрамлении; те, которые ищут наши души, чтобы восхитить их, облекаются стыдом и срамом умышляющие нам зло. Также пророк Иеремия говорит: пусть постыдятся гонители мои, а я не останусь в стыде; пусть они вострепещут, а я буду бестрепетен; наведи па них день бедственный, и сокруши их сугубым сокрушением (Иер.17:18).

Нет сомнения, что когда они будут побеждены нами, то будут сокрушены двояким сокрушением, во-первых, потому, что люди стремятся к святости, а они, некогда владея ею, потеряли ее и сделались причиною погибели людей; во-вторых, потому, что духовные существа бывают побеждаемы плотяными и земными. Итак, видя эти поражения врагов и свои победы, каждый из святых с восторгом восклицает: я преследую врагов моих и настигаю их, и не возвращаюсь, доколе не истреблю их. Поражаю их, и они не могут встать, падают под ноги мои (Пс.17:38,39). Против них тот же Пророк, молясь, говорит: вступись, Господи, в тяжбу с тяжущимися со мною, побори борющихся со мною. Возьми щит и латы и восстань на помощь мне. Обнажи меч и прегради путь преследующих меня; скажи душе моей: Я спасение твое (Пс.34:1—3). Когда, покорив и подавив все страсти, мы победим врагов, то удостоимся услышать этот благословенный голос: поднимется рука твоя на врагов твоих, и все неприятели твои будут истреблены (Мих.5:9). Итак, читая или воспевая все это и сему подобное, заключающееся в Священных книгах, если не будем понимать, что это написано против этих злых духов, которые наветуют нам днем и ночью, то из этого не только не получим никакого назидания в кротости и терпении, но еще усвоим жестокое и противное евангельскому совершенству расположение.

Надобно верить, что они <демоны> не могут по своему произволу войти ни в какого человека, созданного по образу Божию, когда без дозволения Божия они не имели власти войти в нечистых и немых животных. Даже никто, не говорю, из молодых, которых видим постоянно пребывающими в Египетской пустыне, но и из совершенных, окруженный таким полчищем таких врагов, не мог бы обитать в пустыне одиноким, если бы у них была власть и свобода по своей воле вредить или искушать.

О различии демонов много сведений мы получили также и от тех двоих философов, которые некогда волшебными искусствами испытали бездействие их или силу и свирепую злость. Они, презирая блаженного Антония, как человека неученого и неграмотного, и желая (если бы ничем больше не могли оскорбить) по крайней мере выгнать его из своей кельи волшебными страхованиями и наваждением бесовским, наслали на него злейших духов, будучи побуждаемы к этому завистью из-за того, что к этому рабу Божию ежедневно приходили большие толпы народа. Когда он стал изображать крестное знамение на челе и на груди своей и совершать смиренную молитву, то свирепые демоны вовсе не смели даже и приблизиться к нему и без всякого действия возвратились к тем, которые послали их. Они послали к нему опять более сильных в злости, и эти напрасно употребляли все усилия своей злости, безуспешно возвратились; несмотря на это, опять еще более сильные посланы были против воина Христова и победителя, и эти совершенно ничего не в силах были сделать. Такие наветы их, устроенные с таким волшебным искусством, имели последствием только то, что ими ясно было доказано, сколь великая сила заключается в христианском исповедании, так что столь свирепые, столь сильные демоны… не только не сделали никакого вреда святому Антонию, но не в состоянии были даже и на короткое время выгнать его из своего монастыря… Удивляясь этому, философы поспешно пришли к авве Антонию, раскрыли, сколь великую брань, проделки и наветы ему производили по тайной зависти, и просили тотчас сделать их христианами. Спросив о дне произведенной ими брани, авва сказал, что тогда он был искушаем сильнейшими при логами помыслов.

Демоны никак не могут овладеть чьим-либо духом или телом, не имеют власти ворваться в чью-либо душу, если сначала не лишат ее всех святых помышлений и не сделают пустою и лишенною духовного созерцания.

Известно, что демоны очень услаждаются блудного нечистотою, которую, без сомнения, они лучше желали бы производить сами собою, нежели чрез людей, если бы это как-нибудь могло исполниться.

Преподобный Нил Синайский

Когда все лукавый демон, многие употребив хитрости, не успеет воспрепятствовать молитве рачительного молитвенника, тогда немного ослабляет свои нападки, но зато потом, когда кончит он молитву, отмщает ему. Ибо, или воспламенив его гневом, уничтожает то прекрасное настроение, какое приобретается молитвою, или раздражив какую-либо бессловесную сласть (позыв ко вкушению чувственного удовольствия), посмеивается над умом.

Очень завидует демон человеку молящемуся и всякие употребляет хитрости, чтоб расстраивать такое намерение его; поэтому не перестает возбуждать посредством памяти помыслы о разных вещах, и посредством плоти приводит в движение все страсти, чтоб только помешать как-нибудь прекрасному его течению т. е. труду молитвенному и к Богу преселению восхождению вниманием.

Когда ум начинает наконец чисто и бесстрастно молиться, тогда демоны наступают на него уже не от шуиих, а от десных: представляют явление будто славы Божией и какое-либо образное представление, чувству приятное, так что ему покажется, будто он совершенно достиг уже цели молитвы. Это, как сказал один знающий дело муж, бывает от страсти тщеславия и от бесовского прикосновения к известному месту мозга и от потрясения (или воспаления) в нем жил.

Надлежит тебе знать и следующее коварство демонов. Иногда они разделяют себя на группы. Одни приходят с соблазном. И когда ты взыщешь помощи, входят другие в ангельском виде и прогоняют первых, чтоб прельстился ты мнением, что они настоящие ангелы, и впал в самомнение, что удостоен того. Постарайся быть сколько можно смиренномудрым и мужественным, — и вражеское нападение демонов не коснется души твоей и бич их не приближится к телу твоему. Ангелом Своим заповесть о тебе (Господь) сохранити тя (Пс.90:10,11); и они незримо отразят от тебя всякое вражеское действо. Хотя и шум, и топот, и вопли, и ругательства услышит от демонов старающийся держать чистую молитву, но не ниспадет помыслом и не предаст его им, говоря к Богу: не убоюся зла, яко Ты со мною ее и (Пс.22:4), и тому подобное. Во время таких искушений употребляй непрестанно краткую, но напряженную молитву. Если демоны станут угрожать тебе, что внезапно явятся в воздухе, чтоб изумить тебя и похитить ум твой, не бойся их и совсем не заботься о такой угрозе их. Это они стращают тебя, пытая, ставишь ли ты их во что-нибудь, или совсем презрел уже их.

Демон непотребства на ревностного борца подвижнического нападает быстро, внезапно осыпая его стрелами страстной похоти, потому что не может долго сносить жжения огня светоносного, исходящего из подвижнических трудов его; а к тому, кто от обольстительности сласти похотной ослабел в строгости самообуздания, мало-помалу подступает на собеседование с сердцем его, чтоб оно, разгоревшись злыми похотениями, предалось беседе с ними, пленилось ими и совершенно отложило ненависть к сему греху.

Когда демоны увидят, что не воспламенились мы в самом пылу оскорбления, тогда, напав в безмолвии, стараются возбудить владычественное в нас (ум), чтоб заочно восстали мы против тех, с которыми соблюли мир, когда они были с нами лицом к лицу.

Если хочешь успешно вести брань с полчищем демонов, то врата души своей (чувства) заграждай уединенным безмолвием и ухо свое прилагай к словесам отеческим, чтобы, научившись таким образом лучше распознавать терния помыслов, пожигать их гневом и отвержением.

Произнесение Божия имени обращает в бегство демонов.

Демоны разными искушениями стараются заградить нам уста, чтобы не песнословили, не восхваляли и не славословили Сотворшего.

Если желаем совершенно попрать демонов, то будем показывать во всем смиренномудрие, далеко отринув от себя волю свою.

В какой мере приближаемся мы к Богу, в такой более и более свирепеют на нас демоны.

У демона — этого виновника и вместе живописателя порока — та цель, чтобы каждого человека вринуть в тяжкую и безутешную печаль, соделать его далеким от веры, от надежды, от любви Божией.

Демоны нередко наводят на смиренномудрых унижение и поношения, чтобы, не стерпя незаслуженного презрения, оставили они смиренномудрие, но кто в смирении мужественно переносит бесчестие, тот сим самым возносится паче на высоту любомудрия.

Преподобный Петр Дамаскин

Когда демоны влагают гордый помысл, чтобы увлечь его <человека> в возношение, тогда он должен приводить себе на память прежде говоренное ими скверное и — низлагать (гордый помысл) и приходить к смирению. И опять, когда влагают что-либо скверное, (подвизающийся) вспоминает тот гордый помысл и низлагает это: и так содействием благодати делает, что они низлагают друг друга воспоминанием, чтобы никогда не прийти в отчаяние от скверного, ни в безумие от самомнения. Но когда враги возвышают ум его, прибегает к смирению, а когда смиряют его, возносится к Богу надеждою; чтобы никогда не пасть, сделавшись дерзновенным, и опять, убоявшись, не отчаяться до последнего издыхания.

Демоны хотят, но отнюдь не могут повредить кому- либо, если только человек сам не подаст повода к тому, чтобы Бог его оставил за злые дела; и это делает преблагий Бог для научения его и спасения; если и сам человек хочет терпением с благодарением исправить свои худые дела; если же не так, то к пользе другого, ибо Всеблагий Бог желает всем спастись.

Блаженный Диадох Фотикийский

Есть два рода злых духов: одни более тонки, другие более грубовещественные. Тончайшие воюют на душу, а грубейшие плоть обыкновенно пленяют посредством срамных некиих сластных движений, почему всегда друг другу противятся духи, на душу нападающие, и духи, нападающие на тело, хотя к тому, чтобы вредить людям, равное имеют рвение. Когда благодать не обитает в человеке, духи злые, наподобие змий, гнездятся во глубине сердца, не давал душе воззреть к возжеланию добра. Когда же благодать сокровенно возобитает в уме, тогда они, как облака некие темные, промелькают по частям сердца, преобразуясь в страсти греховные и в призрачные мечтания разнообразные, чтобы через воспоминания развлекая мечтаниями ум, отторгнуть его от собеседования с благодатию. Итак, когда мы духами, на душу нападающими, к душевным разжигаемся страстям, наипаче же к самомнению и гордыне, сей матери всех зол, тогда, приводя па память разложение тела своего, устыдим это надмение славолюбивого самовозношения. То же должно делать, и когда бесы, на тело воюющие, подготавливают сердце наше к воскипению срамными похотями, ибо это одно воспоминание может сильно расстроить всякие покушения злых духов в связи с памятью Божиею. В случае же, если, по поводу такого воспоминания, душевные бесы начнут влагать мысль о безмерной ничтожности человеческого естества, как никакого достоинства не имеющего, по причине разложения плоти… приведем на память честь и славу Небесного Царствия, не забывая при сем держать в мысли и грозность нелицемерного суда Божия, чтобы тем младодушное нечаяние предотвратить, а этим легкому и скорому на похоти сердцу нашему придать твердости и силы к противостоянию.

Пока Дух Святый обитает в нас, дотоле сатана не может войти в глубину души и обитать там. Диавол огненными стрелами нападает на души Христа Господа в себе носящих. Ибо и обыкновенно так бывает, что кто не может руками достать своего противника, тот употребляет против него стрелы, чтобы издали ведущего с ним брань врага уязвить полетом стрел, так и сатана, поелику не может, как прежде гнездиться в уме подвизающихся, по причине присутствия в нем благодати, то, как гнездящийся в теле, налетает на похотную мокротность, чтоб ее влечением прельстить душу. Почему надлежит иссушать тело, чтобы ум, похотною мокротою влекомый, не поскользался на приманки сладострастия и не падал.

У тех, кои посредством подвигов противостоят греху, демоны с умом борются, а плоть разнеживающими приятными движениями стараются расслабить и увлечь к похотствованию, ибо им, по праведному суду, попускается укрываться во глубине тела и у тех, которые крепко подвизаются против греха, потому что произволение человеческого мудрования всегда состоит под искусом. Если же кто возможет еще в сей жизни посредством подвижнических трудов умереть, тогда он весь наконец делается домом Святаго Духа.

Преподобный Иоанн Карпафский

Большею частью во время празднеств и святых собраний, особенно же когда кто намеревается приступить к таинственной Трапезе, демоны стараются осквернить подвижника срамными мечтаниями и истечением семени. Но и этим не успевают они сокрушить или расслабить навыкшего все переносить терпеливо и мужественно. И пусть не хвастают на наш счет эти в дугу сгибающиеся (подобно змиям), будто прямые.

За постоянство и ревность враги отмщают, заушая душу различными и несказанными искушениями. Но мужайся! Этими скорбями великими и неисчетными сплетается тебе венец.

Не возможешь ты на аспида и василиска наступить и попрать льва и змия (Пс.90:13), если, долгим молением умолив Бога, не получишь в споборники себе Ангелов, чтобы они, подъяв тебя на своих руках, соделали тебя высшим всякого веществолюбивого мудрования..

Приседит <враг> в ловитве, яко лев во ограде своей (Пс.9:30), скрывая для нас сети и мрежи помыслов нечистых и нечестивых. Но и мы, если не спим, можем еще большие и опаснейшие для него поставить сети, тенета и засады. Ибо молитва и псалом, бдение и смиренномудрие, послужение ближним и милость, благодарение и Божественных словес слушание — вот засада врагу: и сеть, и яма, и бичи, и тенета, и удавление.

Удары, какие наносит нам враг, явно и не явно, мы часто замечаем и видим, мучения же и досаждения, какие он от нас терпит, когда мы или преуспеваем в добродетели, или каемся в прегрешениях, или переносим оскорбления, или благодушествуем в несчастиях, или пребываем в молитвах, или другие какие совершаем дела благочестия, от которых он раздирается, мучается, плачет и расседается, — этого всего мы, по смотрению Божиею, не видим, чтоб не надмиться.

Авва Фалассий

Печалями и утехами, желаниями и страхами привязывают демоны ум к чувственному. Непрестанно ищущие души нашей ищут посредством страстных помыслов ввергнуть ее в мысленный или действительный грех. Но когда сретят ум, не приемлющий их, тогда постыдятся и посрамятся, когда же найдут, что ум занят духовным созерцанием, тогда возвратятся вспять и устыдятся зело вскоре (Пс.34:4; 6:11).

Преподобный Феодор Студит

К преодолению брани с демоном ничто так не сильно, как молитва, слезы и сокрушение сердца. Любят демоны после богослужения возмущать души наши недобрыми движениями, чтобы отомстить за поражение, причиненное им внимательным и благоговейным пребыванием в храме.

Демона сокрушает смиренномудрие, побивает послушание, обращает в бегство молитва, морит гладом пост, низлагает братолюбие и всех прочих добродетелей делание.

Если сатана воистину смерть есть, ложь и пагуба, то склонение на его внушение как не будет смертью, тьмою и пагубой?

Цель у демона борющего — неотступностью брани ввергнуть нас в уныние и расслабление, чтобы мы отказались от противостояния ему.

Святитель Феодор Эдесский

Желающий устоять против обходов диавола и сделать их безуспешными, и сделаться причастным Божественной славы должен со слезами и воздыханиями, с ненасытимым желанием и пламенною душою, ночь и день Божией искать помощи и Божественного заступления. Желающий же получить таковые должен соделать душу свою чистою от всякого сладострастия мирского и от всех страстей и похотей.

Из противоборствующих нам демонов первыми вступают в брань те, коим вверены чревоугодливые желания, кои внушают сребролюбие и склоняют к тщеславию, другие же все, идя позади их, забирают пораненных ими.

Авва Филимон

Победа над диаволом бывает удобна для тех, которые как следует проходят уединенническую жизнь, по причине неимения ими в себе ничего, ему принадлежащего, по причине отречения их от мира, по причине их высоких добродетелей и по причине того, что мы имеем Поборающего по нас. Ибо кто, скажи мне, приступив к Господу и страх Его приявши в ум, не претворился естеством и, осияв себя Божественными законами и делами, не соделал душу свою светлою и способною сиять Божественными разумениями и помыслами? Праздною же быть он никогда не дозволяет ей, имея в себе Бога, Который возбуждает ум ненасытно стремиться к свету. И душе, таким образом непрерывно воздействуемой, дух не попускает разблажаться страстями, но как царь какой, дыша странным гневом и прещением, нещадно посекает их. Такой никогда не возвращается уже вспять, но практикою добродетелей с воздеянием рук на небо и умною молитвою одерживает победу в брани.

Преподобный Никита Стифат

Духи злобы крайне боятся благодати Божественного Духа. Особенно когда она присещает богатно или когда мы сияем чистотой под действием Божественного поучения и чистой молитвы.

Душа, от Духа Святаго исполненная дерзновения и мужества… животворящим изображением Креста и призыванием Иисуса и Бога разрушает их <бесовские> призраки и самих их обращает в бегство.

Велика ярость бесов на тех, кои преуспевают в созерцании. Они день и ночь приседят им с наветами, и то чрез тех, кои живут вместе с ними, возбуждают на них лютые искушения, то сами поднимают шум и топот для устрашения их, — иногда нападают на них спящих, завидуя их покойному отдыху, и всячески беспокоят их, хотя не могут причинить вреда тем, кои Богу себя посвятили. И если бы не было при них Ангела Господа Вседержителя, охраняющего их, не избежать бы им их наветов и сетей смертных.

Святитель Игнатий (Брянчанинов)

Со времени падения человека диавол получил к нему постоянно свободный доступ… Его власти, повиновением ему, человек подчинил себя произвольно, отвергнув повиновение Богу. Бог искупил человека. Искупленному человеку предоставлена свобода повиноваться, или Богу, или диаволу, а чтоб эта свобода обнаружилась непринужденно, оставлен диаволу доступ к человеку.

Демоны поражают инока, пребывающего в молитве, болезнями телесными, угнетают нищетою, недостатком внимания и помощи человеческих.

Как демоны признают весьма важным для себя скрыть себя от человека, так для человека очень важно понять, что они — начальные делатели греха, источник наших искушений.

Искушая нас извне, демоны злодействуют и внутри нас. Когда удалимся в уединение, начнем заниматься молитвою, они возбуждают в нас разнообразные греховные пожелания… делают они это с тою целью, чтобы мы, приведенные в недоумение и уныние, как не видящие никакой пользы от молитвенного подвига и уединения, оставили их.

Демоны, принося мнимодуховные и высокие разумения, отвлекают ими от молитвы, производят тщеславную радость, услаждение, самодовольство, как бы от открытия таинственнейшего христианского учения.

Для сердца моего сколько сетей! Вижу сети грубые и сети тонкие. Которые из них назвать более опасными?.. Недоумеваю. Ловец искусен, — и кто ускользнет от сетей грубых, того он уловляет в сети тонкие. Конец ловитвы — один: погибель. Сети прикрыты всячески, с отличным искусством.

Разнообразные воспаления крови от действия различных помыслов и мечтаний демонских составляет то пламенное оружие, которое дано при нашем падении падшему херувиму, которым он вращает внутри нас, возбраняя нам вход в таинственный Божий рай духовных помышлений и ощущений.

Духи злобы с такою хитростью ведут брань против человека, что приносимые ими помыслы и мечтания душе представляются как бы рождающимися в ней самой, а не от чуждого ей злого духа, действующего и вместе старающегося укрыться.

Общее правило для всех человеков состоит в том, чтоб никак не вверяться духам, когда они явятся чувственным образом, не входить в беседу с ними, не обращать на них никакого внимания, признавать явление их величайшим и опаснейшим искушением.

Демонам… предоставлено пребывать на земле со времени их окончательного падения до кончины мира: всякий легко может представить себе, какую опытность в творении зла стяжали они… при их способностях и при постоянной злонамеренности, нисколько не растворенной никаким благим стремлением, или увлечением.

Злые духи связываются в своих действиях по отношению к подвижнику Христову властью и премудростью руководящего им Бога… они не могут причинить ему того зла, какое бы желали. Наносимые ими напасти содействуют его преуспеянию.

Падшие духи так ненавидят род человеческий, что если бы им было попущено невидимо удерживающею их десницею Божиею, то они истребили бы нас мгновенно.

Человек участвует в падении отверженных ангелов, и если последует злым внушениям, приносимым ими и возникающим из падшего естества, то делается подобным демону.

Вступая подвижничеством в мир духов для приобретения свободы, мы встречаемся, во-первых, с духами падшими. Хотя втайне руководит нас… и поборствует за нас Божественная благодать, данная нам при Святом крещении, без которой борьба с духами и освобождение из плена их невозможны; однако сначала мы бываем окружены ими и, находясь, по причине падения, в общении с ними, должны насильственно для себя и для них исторгнуться из этого общения.

Обличает духов лукавых сердце; ум недостаточен для сего: ему не различить одними собственными силами образов истины от образов лжи.

Слово Божие и содействующий слову Дух открывают нам, при посредстве избранных сосудов своих, что пространство между небом и землею… воздух, поднебесная, служит жилищем для падших ангелов, низвергнутых с неба.

Вращающееся пламенное оружие в руках воздушного князя… есть власть демонов вращать умом и сердцем человека, колебля и разжигая их различными страстями.

Не имея возможности совершать плотские грехи телесно, они <падшие духи> совершают их в мечтании и ощущении; они усвоили бесплотному естеству пороки, свойственные плоти.

Падший ангел старается обмануть и вовлечь в погибель иноков, предлагая им не только грех в разных видах его, но и предлагая несвойственные им, возвышеннейшие добродетели.

Падший дух усмотрел, что искушения явные, грубые и жестокие возбуждают в человеках пламенную ревность и мужество к перенесению их… заменил грубые искушения слабыми, но утонченными и действующими очень сильно.

Не вступив в брань с духами и не выдержав ее как должно, подвижник не может вполне расторгнуть общения с ними, и потому не может достигнуть полной свободы от порабощения ими..

Диавол любит злодействовать тайно; любит быть не- примеченным… будучи обличен и объявлен, кидает добычу свою, уходит.

Бог, предоставя на произвол падшим ангелам вожделенное им пребывание во зле… не перестает пребывать их верховным, полновластным Владыкою: они… могут совершать только то, что Богом попущено будет совершить им.

Князь тьмы приставляет к человеку одного из лукавых духов, который, повсюду следуя за человеком, старается вовлечь его во всякий вид греха.

Ясные признаки пришествия к нам и действия на нас падшего духа суть внезапно являющиеся греховные и суетные помыслы и мечтания, греховные ощущения, тяжесть тела и усиленные скотские требования его… Пришествие к нам падшего духа всегда сопряжено с ощущением нами смущения, омрачения, недоумения.

С иноками, твердо противостоящими отверженным духам в брани невидимой чувственными очами, в свое время, не иначе как по попущению благодетельствующего нам Бога, вступают духи в борьбу открытую.

Смиренная преданность воле Божией, сознание и готовность потерпеть все страдания, какие попущены будут Богом, совершенное невнимание и неверие ко всем словам, действиям и явлениям падших духов уничтожают все значение их попыток. Попытки их получают величайшее значение при внимании к ним и при доверии к бесам.

Демоны, имея доступ к душам нашим во время бодрствования нашего, имеют его и во время сна. И во время сна они искушают нас грехом, примешивая к нашему мечтанию свое мечтание.

Преуспевшим в самомнении демоны начинают являться в виде ангелов света, в виде мучеников и преподобных, даже в виде Божией Матери и Самого Христа… обещают им венцы небесные, этим возводят на высоту самомнения и гордыни.

Падшие духи с ожесточением противодействуют всем Евангельским заповедям, в особенности же молитве, как матери добродетелей.

Козни врага обращаются в пользу тщаливому подвижнику: видя непрестанно близ себя убийцу… беспомощный, бессильный, нищий духом инок непрестанно вопиет с плачем к Всесильному Богу о помощи и получает ее.

Святитель Феофан Затворник

Как прах развевает их <демонов> душа, верою и упованием вооруженная. После хорошего дела — тщеславие, после дурного — нечаяние спасения… Это обычные приражения вражии. Против первого выставляйте на вид свои грехи и погрешности. Против второго — уверенность, что нет греха, побеждающего Божие милосердие.

Навыкайте молитве Иисусовой: она одна может разгонять все полчища вражеские!

К душе сильной не могут они <демоны> подступить, и издали строят страшилища, и шумные воздвигают гласы… чтоб поколебать веру и затмить упование нечаянием.

После победы над духами хулы и сомнений сатана лишается последней возможности действовать прямо на душу.

Самое сильное к победе над сатаною оружие есть молитва.

Преподобный Максим Исповедник

Равно как ни раздаянием имений, ни странноприимством, ни псалмопением, ни прилежанием к чтению, ни уединением, ни высокими умозрениями, ни спанием на голой земле, ни бдением, ни всем другим, чем характеризуется жизнь по Богу, — пока целью таких дел поставляется что-нибудь им угодное.

Демоны, борющие при недостатке добродетели, суть те, которые научают блуду и пьянству, сребролюбию и зависти; а при добродетелях борющие суть те, которые научают самомнению, тщеславию и гордости, и таким образом чрез десное скрытно насевают в нас шуее.

О когда бы и нам этим духам злобы, которые невидимо приступают к нам с притворным видом духовной дружбы, и, в намерении благим нам сделать смерть греховную (Рим.7:3), говорят: будем и мы строить вместе с вами (2Ездр.5:65), — отвечать: «несть вам и нам созидати дом Господу Богу нашему. Мы одни созиждем его Господу Богу Израилеву (2Ездр.5:68). Одни, — потому что, освободившись от духов борющих по недостатку добродетели, которых мы уже избежали, не хотим опять быть искушенными и от вас, вознесшись избытком ее, и пасть падением, столько гибельнейшим первого, сколько в том была легче надежда восстания, потому что мы тогда были в числе снисходительно прощаемых по причине немощи, а в этом или совсем ее нет, или она очень затруднительна, потому что мы будем в состоянии ненавидимых за гордость. — И мы не одни, потому что имеем святых Ангелов помощниками себе в добром, паче же самого Бога, нам Себя являющего делами правды и нас Себе созидающего во святой храм, свободный от всякой страсти.

Изнемогают демоны, когда чрез исполнение заповедей уменьшаются в нас страсти, погибают, когда в силу бесстрастия души совершенно исчезают из нее, не находя в ней того, чем держались в ней и чем воевали против нее. Сие-то значит: изнемогут и погибнут от лица Твоего (Пс.9:4).

Пяти ради причин, говорят, от Бога попускается нам быть боримыми от демонов: первая причина сего та, чтобы мы, будучи боримы и противоборствуя, дошли до умения различать добродетель от греха; вторая та, чтобы мы борьбою и трудом снискав добродетель, имели ее твердою и неизменною; третья, чтобы, преуспевая в добродетели, мы не высоко о себе мудрствовали, но научились смиренномудрию; четвертая, чтобы, испытав делом, сколь зол грех, — совершенною возненавидели его ненавистью; наконец, пятая и важнейшая та, чтобы, сделавшись бесстрастными, не забывали мы своей немощи и силы Помогшего нам.

На высоких молитвенников нападают демоны, ввергая в их ум простые помышления о вещах чувственных и тем отвлекая их от молитвы; на прилежащих познаниям, на дольжайшее время задерживая в них страстные помыслы; на подвизающихся в деятельной жизни — склоняя их грешить делом. Всяким способом со всеми борются окаянные, чтобы отдалить людей от Бога.

Когда демоны увидят, что мы презираем вещи мира сего, не желая за них ненавидеть людей и отпасть от любви, тогда воздвигают на нас клеветы, дабы мы, не перенося огорчения, возненавидели клеветников.

Диавол и враг есть Божий и мститель. Враг — когда из ненависти к Нему, являя притворную, но пагубную любовь к нам, человекам, при возбуждении разных страстей, сластью от них чаемою прельщает произволение наше предпочитать вечным благам временные и, ими похищая все расположение души, совсем отторгает нас от любви Божественной и делает произвольными врагами Сотворшего нас. Мститель — когда, излив всю к нам ненависть, требует казни и в наказание нам, чрез грех соделавшимся как бы подчиненными ему. Ибо ничто так не любезно диаволу, как видеть человека казнимым. Когда же это бывает ему попущено, он, подобно буре, налетает на тех, на которых по попущению Божию получил власть, придумывая одни за другими наведения им непроизвольных страданий (за произвольные страсти), не повеление Божие исполнить хотя, но желая насытить свою к нам страстную ненависть, чтобы душа, изнемогши под тяжестью скорбей и бед, отбросила всякую надежду на Божественную помощь, и наведение прискорбных случайностей, вместо вразумления, соделала причиною потери веры в самое бытие Бога.

Без Божия попущения и сами демоны ни в чем не могут служить диаволу. Ибо Бог ведает, как с подобающим человеколюбным и благим промышлением попускать диаволу через слуг своих совершать разные наказания за то, в чем мы согрешили.

Вместе с помышлениями о чувственных вещах лукавый злокозненно влагает и воображения их внешних видов и форм, чрез кои обыкновенно возбуждаются страстные вожделения тех вещей по одной их наружности, когда разумная наша деятельность останавливается в своем прехождении к мысленному и духовному через… посреде сущее чувство. Тут-то враг и успевает растлить душу, ввергнув ее в страстное волнение.

Демоны, борющие при недостатке добродетели, суть те, которые научают блуду и пьянству, сребролюбию и зависти, а при добродетелях борющие суть те, которые научают самомнению, тщеславию и гордости и таким образом через десное скрытно насевают в нас шуее.

Кто воздержанием и терпением мужественно заключил чувства и через душевные силы входы к уму чувственных образов преградил, тот удобно расстраивает все злые козни диавола, обращая его вспять со стыдом тем же путем, каким пришел (4 Цар.19:33).

Авва Евагрий Понтийский

У демонов, противящихся деятельной жизни, есть три первостоятельные, за которыми следует все полчище этих иноплеменников, и которые первыми стоят на брани, и посредством нечистых помыслов вызывают душу на грех: во-первых, которым вверено стремление чревоугодия, во-вторых, те, которые подучают сребролюбию, в-третьих, те, которые позывают нас искать человеческой славы. Итак, если желаешь чистой молитвы, — блюдись от гнева, если любишь целомудрие, воздерживай чрево, не давая ему в сытость хлеба, и скудостью воды удручая его. Бодрствуй в молитве и памятозлобие далеко отжени от себя, словеса Духа Святого да не оскудевают у тебя и в двери Писаний толцы руками добродетелей. Тогда воссияет в тебе бесстрастие сердца и ты узришь ум свой в молитве блестящим подобно звезде.

Из нечистых демонов одни искушают человека, как человека, а другие встревоживают человека, как бессловесное животное. Первые пришедши влагают в нас помыслы тщеславия, или гордости, или зависти, или осуждения, которые не касаются ни одного из бессловесных, а вторые, приближаясь, возбуждают гнев или похоть не по естеству их, ибо эти страсти общи нам и бессловесным, и сокрыты от нас под природой разумной т.е. стоят ниже ее, или под нею. Почему Дух Святой, имея в виду помыслы, бывающие с людьми, как с людьми, говорит: Аз рех: бози есте и сынове Вышняго вси: вы же, яко человецы умираете, и яко един от князей падаете (Пс.81:6,7). Имея же в виду помыслы, движущиеся в человеке, как в бессловесном, что говорить? Не будите яко конь и меск, имже несть разума: броздами и уздою челюсти их востягнеши, не приближающихся к тебе (Пс.31:9).

Когда демон чревоугодия, после частых и сильных борений, не сможет растлить установившегося воздержания, тогда влагает в ум желание строжайшего подвижничества, ради чего выводит на среду известное о Данииле — ту скудную жизнь и семена (служившие ему единственной пищей) (Дан.1:16), припоминает ему и других некоторых отшельников, которые всегда так жили или в новоначалии, и понуждает стать их подражателем, чтоб, погнавшись за неумеренным воздержанием, не успел он и в умеренном, когда тело по своей немощи окажется бессильным для того. Думаю, что им справедливо не верить таким внушениям и не лишать себя хлеба, елея и воды. Ибо братие опытом дознали, что такая диета есть самая лучшая, только всего этого принимать не досыта и однажды в день. И было бы дивно, если б кто, досыта вкушая хлеба и воды, мог получить венец бесстрастия. Бесстрастием же я называю не удаление от дел греховных, ибо это называется воздержанием, но отсечение страстных в сердце помыслов, которое св. Павел назвал и духовным обрезанием сокровенного Иудея (Рим.2:29). Если кто падает духом, слыша такие слова, тот да приведет себе на память сосуд избран (Деян.9:15), Апостола, который в голоде и жажде совершал свое течение. Этому демону подражал и дух уныния, сей противник истине внушает терпеливому мысль об удалении в глубочайшую пустыню, призывая его возревновать Иоанну Крестителю и начатку отшельников — Антонию, чтоб, не вынесши долговременного и вышечеловеческого уединенничества, бежал он со стыдом, оставя свое место, а этот, хвалясь после того, сказал: укрепихся на него (Пс.12:5).

Демоны — предстоятели душевных страстей, до самой смерти упорно стоят и тревожат душу, а предстоятели страстей телесных скорее отходят. Притом иные демоны, подобясь солнцу восходящему или заходящему, касаются одной какой-либо части души, а полуденный обычно всю душу охватывает, и ум потопляет. Почему отшельничество сладко после упразднения страстей: ибо тогда от них остаются одни только голые воспоминания, и, что касается до брани, тогда бывает не столько самый подвиг брани, сколько созерцание его.

Кто хочет испытывать злобных демонов и приобрести навык к распознанию их козней, пусть наблюдает за помыслами и замечает, на чем настаивают они и в чем послабляют, при каком стечении обстоятельств и в какое время какой из них особенно действует, какой за каким следует и какой с каким не сходится; и ищет у Христа Господа разрешения всему этому. Демоны очень злятся на тех, которые деятельно проходят добродетели с знанием дела (и приводят в ясность все), желая во мраце состреляти правыя сердцем (Пс.10:2). Двух демонов найдешь ты при этом наблюдении, крайне быстродвижными и почти перегоняющими движение ума нашего, — демона блуда и демона, восхищающего нас к богохульству. Но этот последний недолговременен, а первый, если не приводит в движение страстных помыслов, не мешает нам преуспевать в познании Бога.

Бывают у демонов передачи и преемства, когда кто из них изнеможет в брани, не успевши привести в движение любимой своей страсти. Сделавши над этим наблюдение, я нашел следующее: когда какой-нибудь страсти помыслы долгое время редко приходят к нам, а потом она вдруг нечаянно придет в движение и начнет жечь, тогда как мы никакого не подавали к тому повода каким-либо нерадением, тогда ведайте, что за нас взялся злейший прежнего демон и, заняв место отбывшего, исполнил своим злом. Видя это, ум да прибегает к Господу и, восприяв шлем спасения, облекшись в броню правды, извлекши меч духовный, подняв щит веры (Еф.6:14—17) и воззревши на небо со слезами, да глаголет: Господи Иисусе Христе, сило спасения моего (Пс.139:8). Приклони ко мне ухо Твое, ускори изъяти мя, буди ми в Бога Защитителя и в дом прибежища, еже спасти мя (Пс.30:3). Особенно же пощениями и бдениями пусть сделает блестящим меч свой. После этого хоть и постраждет он еще несколько времени, боримый и осыпаемый разжженными стрелами лукавого, все же, наконец, и этот демон мало-помалу сделается таким же, каков был предшественник его, и стихнет, пока не прибудет еще иной злейший для замещения его.

Злые демоны иногда призывают к себе на помощь еще злейших себя демонов и, составив план, начинают воевать одни против других, в одном согласными пребывая между собою — в погублении души.

Когда, борясь с монахами, демоны изнемогут, тогда, немного отдалясь, наблюдают, какая добродетель в этот промежуток будет пренебрежена и, внезапна нападши на эту сторону, расхищают бедную душу.

Надобно распознавать различие демонов и замечать времена их. Из помыслов познаем (а помыслы из дел), какие демоны редки, но тяжелы, какие постоянны, но легче, какие внезапно наскакивают и похищают ум на богохульство. Необходимо наблюдать и то, чтоб, когда помыслы начнут передвигать свои предметы, прежде чем выйдем из обычного своего состояния, успевать сказать что-нибудь против них… Ибо таким образом и сами мы преуспеем с Божиею помощью, и их заставим со скорбью отлетать, дивясь нам.

Да не смущает нас и да не пресекает нашего доброго ревнования демон, похищающий ум на богохульство и на те непотребнейшие воображения, которые и письменно передать стыжусь. Сердцеведец Бог знает, что даже и в мире находясь, не безумствовали мы таким безумием. Цель у этого демона — заставить нас прекратить молитву, чтоб стояли мы пред Господом Богом нашим, не смея воздевать руки к Тому, против Которого допустили такие помыслы.

С мирянами демоны ведут брань более посредством самых вещей, а с монахами большею частью посредством помыслов, потому что у них в пустыне нет вещей. Но чем легче и скорее можно согрешить мыслию, нежели делом, тем брань мысленная тяжелее той, которая ведется через посредство вещей. Ум есть нечто… быстродвижное и неудержимое, падкое на греховные воображения.

Злые демоны с любопытством наблюдают всякое наше движение, и ничего не оставляют неисследованным из того, чем можно воспользоваться против нас, — ни вставания, ни сидения, ни стояния, ни поступи, ни слова, ни взора, — все любопытствуют, весь день поучаясь на нас льстивым (Пс.37:13), чтоб во время молитвы осрамить смиренный ум и блаженный его погасить свет.

Преподобный Иоанн Кронштадтский

Гордость — демон; злоба — тот же демон; зависть — тот же демон; мерзость блудная — тот же демон; насильная хула — тот же демон; насильное сомнение в истине — демон; уныние — демон; различные страсти, а действует во всех один сатана; различные страсти, а вместе — лай сатанинский на различные лады, и человек бывает одно, один дух с сатаною. Подвергаясь злобному и яростному насилию многоразличных страстей и грызению диавола при совершении различных дел Божиих, принимай эти страдания, как страдания за имя Христово, и радуйся в страданиях своих, благодаря Бога. ибо диавол уготовляет тебе, сам того не зная, блистательнейшие венцы от Господа! Аминь.

Преподобный Арсений Великий

Некогда демоны приступили к авве Арсению в келии, — и смущали его. Прислужники пришли к нему, и, став вне келии, слышали его взывающего к Богу и говорящего: Боже! не оставь меня, я не сделал пред Тобою ничего доброго, но даруй мне, по благости Твоей, положить начало.

Говорили о нем же: как никто при дворе царском не носил одежды лучше его, так и в церковь никто не надевал одежды хуже его.

Когда авва Арсений в одно время спрашивал некоего старца Египетского о своих помыслах, тогда другой, увидя его, сказал: авва Арсений! как ты, так знающий учение Римское и Греческое, спрашиваешь о своих помыслах у этого несведущего? Арсений сказал ему: Римское и Греческое учение я знаю, но азбуки этого (т.е. несведущего) я еще не выучил.

Старцы говорили: некогда в Скит было подано немного смокв, и их, как ничего нестоящее, не послали к авве Арсению, чтобы он не принял сие за обиду. Старец же, услышавши, не пошел в общее собрание на молитву, говоря: вы отделили меня, чтобы не дать мне благословения, которое Бог послал братиям, и которого я не был достоин получить. Все услышали и получили пользу от смирения старца. После того, пошедши, пресвитер принес ему смокв и с радостью привел его в общее собрание на молитву.

Авва Моисей

Говорили об авве Моисее: когда он сделан был клириком, и возложили на него стихарь, архиепископ говорит ему: авва Моисей! вот ты теперь весь стал белым. Старец говорит ему: о, если бы, владыка, и извнутри было также, как извне! Епископ, желая испытать его, говорит клирикам: когда авва Моисей взойдет на алтарь, гоните его и следуйте за ним, чтобы вам услышать, что он станет говорить. Старец вошел, клирики начали поносить его, и выгонять, говоря: ступай вон, эфиоп! Старец, выходя, говорил самому себе: хорошо тебе сделали прахокожий, черный: ты не человек, зачем же ты ходишь среди людей?

Авва Моисей сказал: имеющий смирение смиряет демонов, а не имеющий смирения осмиряется демонами. Еще сказал: не только говори смиренно, но и смиренномудрствуй, ибо невозможно возвыситься в делах по Богу без смиренномудрия.

≈

Однажды в Фиваиду к старцу привели человека, одержимого бесом, чтобы он исцелил его. Старец, после многих прошений, говорит демону: «Изыди из творения Божия!» Демон спросил его: «Скажи мне, кто суть козлища в Евангелии, а кто агнцы?» «Козлищи — это я, — отвечал старец, — а агнцев знает Бог». И демон, услышав, возопил гласом великим: «Вот я исхожу по твоему смирению», — и вышел в тот час.

ДОБРОДЕТЕЛЬ СМИРЕНИЯ

А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф.5:39).

Апостол Павел

Не будь побежден злом, но побеждай зло добром (Рим.12:21).

Апостол Матфей

Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся (Мф.5:38, 40—42).

Святой Антоний Великий

Если кто берет на себя подвиг молчания, пусть не думает, что проходит какую добродетель, но пусть держит в сердце, что потому молчит, что не достоин говорить.

Преподобный Исаак Сирин

Смирение и без дел многие прегрешения делает простительными, напротив того без смирения и дела бесполезны. Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели. Для приобретения его потребно непрестанно печалиться мыслию с уничижением и рассудительною печалью.

Смирение и без дел многие прегрешения делает простительными.

Кто уничижает и умаляет самого себя, того упремудрит Господь.

Преподобный Симеон Новый Богослов

То дело, которое делается не со смиренномудрием и духовным разумом, каково бы оно ни было, никакой не приносит пользы тому, кто его делает.

Преподобный Никита Стифат

Смирение есть нечто величайшее в добродетелях, ибо в ком оно вкоренится через искреннее покаяние и в спутницы к себе приимет молитву с воздержанием, тех тотчас делает свободными от страстей, мир силам их подает, сердце очищает слезами и исполняет его тишины в нашествии Духа. Когда же они так настроятся, тогда для них уясняется через то слово ведения Божия, и они входят в созерцание тайн Царствия Божия и познания тварей. Но поколику они углубляются в глубины Духа, потолику погружаются и в глубину смиренномудрия, а от сего возрастает в них познание своих мер и немощи человеческого естества и увеличивается любовь к Богу и ближним, так что они убеждены бывают, что почерпают освящение от одного приветствия и близости обращающихся с ними.

Святитель Иоанн Златоуст

Чем больше станем мы преуспевать в добродетели, тем более постараемся смирять себя и быть скромными. Хотя бы мы взошли на самый верх добродетелей, но если добросовестно сравним свои добрые дела с благодеяниями Божиими, то ясно увидим, что наши добродетели не равняются и малейшей части того, что сделано для нас Богом.

Не столько грешнику, сколько добродетельному нужно заботиться о смирении. Почему так? Потому что грешник понуждается к смирению совестью, а добродетельный, если не очень бодрствует над собою, как будто подъятый ветром, превозносится и тотчас омрачается.

Святитель Григорий Палама

Видите ли… добродетель, свидетельствуемую у праведных в дополнение к полноте любви, как бы благовременно воздвигнутую кольцевую стену (защищающую все добродетели), именно — смирение? …Они утверждают, что они недостойны провозглашения и похвал, как не совершившие никакого добра, те, о которых свидетельствуется, что они ничего не оставили несоделанным. Посему думается мне, Господь и провозглашает их открыто, дабы были явлены люди такого рода и через смирение возвысились и справедливо обрели благодать от Него, которую Он обильно дарует смиренным.

Преподобный Максим Исповедник

Деятельность… вместе с Божественною любовью множащаяся, не получая знания выше того, что следует делать, делает делателя смиренномудрым.

Преподобный Петр Дамаскин

Кто смиренномудр, тот должен иметь всякую добродетель и более как должник (во всем этом) поистине веровать, что он ниже всей твари. Если же он не таков, то это самое удостоверяет, что он хуже всей твари, хотя бы и думал, что ведет жизнь равноангельную, ибо и действительный ангел, при стольких добродетелях и премудрости, не мог угодить Творцу без смирения. Что же сказать после этого мнящему о себе, что он ангел, без смирения, — причины всех благ, существующих и имеющих быть, от которого рождается рассуждение, просвещающее концы, а без него — все мрачно. Она есть свет и называется светом, и потому мы, прежде всякого слова и начинания, нуждаемся в этом свете, чтобы могли видеть и прочее и удивляться. Удивляемся и Богу, как в первый и господственный день Он прежде сотворил свет, чтобы последовавшие создания не оставались невидимыми, как бы не существующие.

Преподобный Феодор Студит

Будем со смирением все делать… и увидим, коль сладок, коль достолюбезен, коль пресветл плод сей добродетели, делающий нас подражателями Богу.

Преподобный Варсонофий Оптинский

Необходимо смиряться. Без смирения добродетель, и вообще ничто, не принесет никакой пользы. Все наши старцы всегда говорили: «Смиряться, смиряться!» Подобно тому, как Иоанн Богослов под конец своей жизни только и говорил: «Чадца! Любите друг друга!» так и наши старцы твердили «смиряться!». Эти две добродетели любовь и смирение так обуславливают одна другую, равно как теплота и свет.

Преподобный Паисий Святогорец

У смиренного есть все добродетели.

«Смирение отверзает двери Небесные и сходит на человека Благодать Божия».

— Геронда, скажите нам что-нибудь на прощание.

— Что вам сказать? Я столько наговорил!

— Скажите нам что-нибудь, чтобы мы над этим работали до Вашего возвращения.

— Ну если настаиваете, скажу… Есть одна добродетель — смирение, а так как вы этого не понимаете, то прибавлю ещё и любовь. Но в ком есть смирение, у того разве нет и любви?

— Авва Исаак говорит: «Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели».

— Значит, без смирения добродетели… несъедобны! Святой Исаак хочет показать, насколько необходимо смирение в делании добродетелей.

— Геронда, в другом месте авва Исаак говорит, что смирение приходит, когда человек приобретёт все добродетели.

— Может, ты что-то не так поняла? Если у человека нет смирения, к нему не может приблизиться ни одна добродетель.

— Значит, имеющий смирение имеет вместе все добродетели?

— Конечно. Смиренный источает все ароматы духовного благоухания: простоту, кротость, любовь без границ, доброту, незлобие, жертвенность, послушание и т. д. У него есть нищета духа, поэтому он и владеет всем духовным богатством. Ещё он благочестив и молчалив, а потому он того же рода, что и Преблагословенная Богородица Дева Мария, Которая обладала великим смирением. Нося в Себе воплощенного Бога, Она ответила: Се, раба Господня: буди мне по глаголу твоему (Лк.1:38). Не сказала: «Я стану матерью Сына Божия». Она молчала, молчала, пока не заговорил Христос в тридцать лет.

Святой Андрей Критский говорит, что Она бог после Бога и второе место занимает за Троицей. Раба и вместе с тем Невеста Божия! Дева и Матерь! Создание Божие и Мать Создателя! Всё это великие тайны, которые нельзя объяснить, можно только пережить!

— Какая икона Богородицы Вам нравится больше всего?

— Мне все иконы Богородицы нравятся. Даже если просто увижу, что где-то написано Её имя, много раз благоговейно его целую, и сердце трепещет от радости.

Страшно, если задуматься! Маленькая девочка говорит: «Величит душа моя Господа, яко призре на смирение рабы Своея» (Лк.1,46–48). В немногих словах такой смысл! Большую пользу можно получить, если вникнуть в смысл этих слов. Коротко, но сильно. Если будешь в них вникать, возлюбишь смирение, и если смиришься, увидишь пришествие в тебя Бога, Который превратит твоё сердце в Вифлеемские ясли.

— Скажите нам, какие добродетели должен иметь человек, чтобы его осенила Благодать Божия?

— Одного смирения достаточно. Меня часто спрашивают: «Сколько нужно времени, чтобы стяжать Божественную Благодать?» Некоторые могут всю жизнь якобы жить духовно, подвизаться и т. д., но при этом думать, что что-то из себя представляют, — такие не приобретают Благодати Божией. А другие за короткое время приобретают благодать, потому что смиряются.

Если человек смирится, то благодать может в минуту его осиять, сделать Ангелом, и он попадёт в рай. А если возгордится, в минуту сделается тангалашкой и окажется в аду. Человек, если хочет, становится овцой, если хочет — козлищем. Бедные козлы и хотели бы стать овцами, да не могут, а человеку Бог дал такую способность из козла становиться овцой, только бы он этого захотел.

Благодать Божия сходит только на смиренного и кроткого человека. На таком почивает Дух Божий. Помнишь, что говорит пророк Исайя: «На кого воззрю, токмо на кроткаго и молчаливаго»?

Бог требует от нас лишь немного смирения, чтобы нам вступить с Ним в родство, а затем все Его богатые дары изливаются на нас обильно один за другим. Ведь Бог как бы должен смиренному человеку большую благодать, Он даёт ему её как дар, пусть сам человек даже и не просит. Таков духовный закон. Разве в Евангелии не говорится: Бог гордым противится, смиренным же даёт благодать (1Пет.5:5)? Так уж Бог определил. «Смиренный» означает «имеющий благодать»! Очень смиренный, значит, большую благодать получает от Бога, потому что смиренный человек, как губка, впитывает в себя Божественную Благодать. Тот, кто смиренно склоняется и принимает удары от других, очищает себя от наростов, становится по духовной красоте подобен Ангелу и свободно проходит сквозь узкие врата рая. Никто не восходит на Небо мирским восхождением, но духовным схождением.

Смирение отверзает двери Небесные, и приходит на человека Благодать Божия, а гордость их затворяет. Старец Тихон говорил: «Один смиренный человек имеет больше благодати, чем много человек вместе. Каждое утро Бог одной рукой благословляет мир, но если увидит смиренного человека, благословляет его двумя руками. У кого больше смирения, тот больше всех!»

Всё зависит от смиренного расположения. Когда в человеке есть смиренное расположение, тогда для него естественным образом земля соединяется с Небом. В смирении люди обрели ключ, поворотом которого поднимаются до третьего Неба на духовном лифте любви. А ведь некоторые говорят «И чего это Бог требует от нас смирения?» Скажут тоже! Если человек не смирится, не пройдёт в узкие двери рая, да и в этой жизни не будет иметь покоя. Христос что сказал? Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем и обрящете покой душам вашим (Мф.11:29).

— Меня удивляет, как один смиренный помысел мгновенно приводит в действие Благодать Божию. Как-то ко мне в келью приблудился котёнок. Бедняга, видно, что-то съел не то, отравился и теперь просил помощи, извиваясь от боли, подпрыгивая, как осьминог, когда его бьют о камни… Жалко было на него смотреть, а что сделаешь? Перекрестил его раз, другой, никак! «Посмотри на себя, — сказал я тогда сам себе, — уже, сколько лет ты монах, а даже несчастному котёнку помочь не можешь!» Только я себя обвинил, котёнок, который был уже на последнем издыхании, вдруг пришёл в себя. Подбежал, стал тереться о ноги и радостно подпрыгивать… Вот какая сила у смирения! Потому и сказано: Во смирении нашем помяну ны Господь (Пс.135:23).

Я заметил, что от одного смиренного помысла человек начинает светиться, сиять. Когда человек принимает всю вину на себя, на него изливается Благодать Божия. Позавчера приезжал врач, у которого много детей, он сказал мне: «Геронда, я очень гордый, и из-за моей гордости дети плохо себя ведут». И говорил это в присутствии детей, со слезами на глазах, но его лицо при этом сияло! Похожее я видел и здесь несколько дней назад. Несколько сестёр пришли ко мне на разговор. Поговорили о разном, пришлось их сильно отругать. Одна вся сжалась, прямо до слёз. Смирилась, зато потом её лицо светилось. Видите, что делает один смиренный и сокрушенный помысел! Сразу все недостатки побоку, собирается человек, лицо сияет. Другая же никакой пользы для себя не получила: с холодным сердцем пришла, с холодным ушла, всё говорила о чужих недостатках, причём подробно. Кто над собой не работает, у того от одного гордого или хульного помысла лицо омрачается.

Один смиренный помысел может мгновенно вознести человека на такую духовную высоту, на какую он не взойдёт за годы сверхчеловеческих подвигов.

— Геронда, если человек гордый приведёт себе на ум один смиренный помысел, Бог ему поможет?

— Если у него будет один смиренный помысел, тогда он уже не будет гордым, а будет смиренным, и Бог ему поможет. Человек изменчив: то его клонит в одну сторону, то в другую, в зависимости от того, какой у него помысел Гордый человек, если приведёт на ум смиренный помысел, получает помощь. И смиренный человек, если примет помысел гордости, перестает быть смиренным. Возгордится — и Благодать Божия его оставляет, и он приходит в плохое состояние. Если же он осознаёт своё прегрешение и искренне покается, приходит смирение, и его состояние меняется на хорошее, потому что смирение приносит Благодать Божию. Но, чтобы смирение стало для человека постоянным состоянием и в нём пребывала Благодать Божия, требуется духовная работа.

СМИРЕНИЕ И ДРУЖБА

Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин.15:13).

Апостол Лука

И сказал им: положим, что кто-нибудь из вас, имея друга, придёт к нему в полночь и скажет ему: «друг! дай мне взаймы три хлеба, ибо друг мой с дороги зашел ко мне, и мне нечего предложить ему», а тот изнутри скажет ему в ответ: «не беспокой меня, двери уже заперты, и дети мои со мною на постели, не могу встать и дать тебе». Если, говорю вам, он не встанет и не даст ему по дружбе с ним, то по неотступности его, встав, даст ему, сколько просит. И Я скажу вам: просите, и дано будет вам, ищите, и найдете, стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят (Лк.11:5—10).

Апостол Иоанн Богослов

Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас, пребудьте в любви Моей. Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви. Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет, и радость ваша будет совершенна. Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его, но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего. Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод, и чтобы плод ваш пребывал, дабы, чего ни попросите от Отца во имя Мое, Он дал вам. Сие заповедаю вам, да любите друг друга (Ин.15:9—17).

Святой Антоний Великий

Друзей прежде опробуй испытанием, и не всех делай себе близкими, не всем вверяйся, потому что мир полон лукавства.

Преподобный Исаак Сирин

Будь дружен со всеми людьми, а мыслию своею пребывай один.

Святитель Василий Великий

Друг тем особенно и отличается от льстеца, что один для услаждения беседует, а другой не удерживается и от того, что может огорчить.

Святитель Григорий Богослов

Друг верный — сокровище одушевленное. Никакое приобретение не лучше друга, но никогда не приобретай себе в друзья худого человека.

Преподобный Максим Исповедник

Искренний друг тот, кто во время искушения ближнего, вместе с ним, без смятения и тревоги, переносит, как собственные случившиеся с ним скорби, нужды, несчастья и беды. Одни верные блюстители заповедей и истинные таинники судеб Божиих не оставляют друзей, по Божию попущению искушаемых, но презрители заповедей и не посвященные в таинства судеб Божиих, когда друг благоденствует, наслаждаются с ним, а когда искушаемый злостраждет, оставляют его. Бывает, что они становятся на стороне противников.

Лицемерие есть притворение дружбы, или ненависть, прикрываемая видом дружбы, или вражда, под прикрытием благоволения действующая, или зависть, подражающая характеру любви, или жизнь, красная притворным видом добродетели…, или притворение праведности…, или обман, имеющий вид истины, — что все ухитряются устроять в нравственной испорченности подражающие змию.

Други Христовы всех любят искренно, но не всеми бывают любимы. Друзья же мирские и не всех любят, и не всеми любимы бывают. Други Христовы до конца сохраняют союз любви, а друзья мирские, пока не встретится у них друг с другом столкновения за что-либо мирское.

Друг верен, кров крепок (Сир.6:14). Ибо он и при благоденствие друга, бывает добрым советником и единодушным сотрудником, и при злострадании — заступником искреннейшим и поборником сострадательнейшим. Много друзей, но во время благоденствия, во время же искушений едва найдешь и одного.

Преподобный Ефрем Сирин

Говорю же сие не с тем, чтоб гнушался ты кем-либо, как грешником, но чтобы, когда обе стороны слабы, и ты не потерпел от него вреда, и он от тебя.

Прилепись… к человеку, боящемуся Господа, но не люби проводить время с небрежными.

Если захочет кто иметь с тобой льстивую дружбу и вольность не угодную Богу, то тщательно соблюдай себя от такого человека и вовсе не дозволяй себе с таким человеком вольности, не угодной Богу.

Кого приобретаешь, приобретай не ради себя, и избежишь яда самолюбия.

Святитель Иоанн Златоуст

Не столько умножение имущества, не столько оружие и стены, окопы и другие бесчисленные средства могут обезопасить нас, сколько искренняя дружба.

Враг, хоть и целует меня, противен; друг, хоть уязвляет меня, любезен: поцелуй того подозрителен, рана от этого есть признак заботливости.

Не имей же друзьями учителей вреда, не имей таких друзей, которые больше любят (сытный) стол, нежели дружбу.

Бесчестная дружба хуже всякой вражды. От врагов, если мы захотим, можем получить и пользу, а от таких друзей ничего не бывает, кроме одного лишь вреда.

Если дружество с кем-либо для тебя вредно, удались от него. Если мы часто отсекаем члены тела своего, когда они бывают больны неизлечимо и вредны для прочих членов, то тем более должно поступать так с друзьями.

Ничто не приобретает нам столько друзей, как старание превзойти ближнего почтительностью.

Кто становится другом, получая благодеяния, тот, если они не будут непрерывны, сделается врагом.

Авва Исайя

Не держи дружбы с людьми, которых совесть твоя боится увидеть другими (нежели как кажется, и нежели как тебе желательно, — или боится, что через них с другими спознаешься), да не дашь преткновения в ведении.

Преподобный Кассиан Римлянин

Блаженный Иосиф, которого постановления и заповеди теперь должны быть изложены, был из фамилии очень знатной и из числа первых в своем городе, называемом Тмуис, прилежно изучил не только египетское, но и греческое красноречие, так что с нами или теми, которые вовсе не знали египетского наречия, изящно объяснялся, не как прочие чрез толмача, а сам собою. Когда он узнал, что мы желаем его наставления, то, сначала спросив, не родные ли мы братья, и слыша от нас, что мы связаны не плотским, а духовным братством и что с начала нашего отречения от мира всегда соединены нераздельным союзом, как в странствовании, предпринятом нами обоими для духовного воинствования, так и в подвигах киновийских, начал так говорить.

«Многие бывают роды дружества и товарищества, которые разным образом соединяют род человеческий союзом любви. Некоторых заставляет входить в общение предварительная рекомендация сначала знакомства, а после — дружества. Между некоторыми некоторый договор или условие даяния и принятия заключали союз любви. Некоторых связывало узами дружбы подобие и соучастие в торговле, или в воинствовании, или искусстве и науке, чрез что даже жестокие сердца так свыкаются, что даже и занимающиеся разбоем в лесах и горах, и утешающиеся пролитием человеческой крови соучастников в своих злодеяниях любят и ласкают. Есть и иной род любви, которая основывается на инстинкте самой природы и на законе кровности, по которой соплеменники, или супруги, или родители, или братья и сыны естественно предпочитаются прочим, что свойственно не только роду человеческому, но и всем птицам и животным.

Ибо по побуждению природного расположения они так охраняют и защищают своих птенцов или щенков, что часто за них даже не боятся подвергать себя опасностям и смерти. Наконец, и те роды зверей, или змей, или птиц, которых несносная свирепость и смертоносный яд разлучают и отдаляют от всех, каковы василиск, единорог, гриф, которые самым видом гибельны для всех, как говорят, однако ж, по общности своего происхождения и свойства, бывают между собою мирны и безвредны. Но как видим (то есть, сколь очевидно) то, что все эти сказанные роды любви общи злым и добрым, и зверям, и змеям, также известно и то, что они не могут пребывать до конца. Ибо часто прерывает и разделяет их расстояние мест, забвение от времени и другие причины. Ибо, как они обыкновенно приобретаются разными союзами: или корысти, или похоти, или сокровности и разных потребностей, так и расстраиваются по случаю встретившегося какого-либо раздора.

Итак, между всеми этими есть один род любви нерасторжимый, который основывается не на знатности знакомства, не на важности должности или чина, не на договоре каком-либо или на нуждах естественных, но на одном сходстве добродетелей. Эта, говорю, любовь ни в каких случаях никогда не пресекается, не только расстояние мест или времен не может ее разлучить или подавить, но и смерть не прерывает ее. Это есть истинная и неразрывная любовь, которая одинаковым совершенством и добродетелию друзей скрепляется. Однажды заключенный союз ее не прервут ни разность желаний, ни упрямое несогласие воли. Впрочем, мы знаем многих, находящихся в таком положении, которые, хотя из горячей любви ко Христу были связаны дружеством, не могли, однако ж, сохранить его навсегда неразрывно, потому что хотя на добром начале товарищества основывались, однако ж не с одним и неравным усердием предпринятое намерение поддерживали, и было между ними некоторое временное охлаждение, потому что не одинаковою добродетелию того и другого, а терпением одного сохранялось. Хотя оно одним великодушно и неутомимо поддерживалось, однако ж, малодушием другого необходимо прерывалось.

Ибо слабости тех, которые холодно ищут совершенного здравия, каким бы терпением сильных ни сносились, однако ж, самими немощными не переносятся. Ибо они имеют прирожденные им причины возмущения, которые не допускают им быть спокойными, как одержимые телесною болезнию отвращение, происходящее от слабости желудка, обыкновенно приписывают небрежности поваров или служителей, и с какою бы заботою прислуга ни услуживала им, однако ж, причины своего раздражения приписывают здоровым, — не сознают, что они находятся в них по причине болезни. Посему верный, неразрывный союз дружества, как мы сказали, есть тот, который основывается на одном равенстве добродетелей. Ибо Господь вселяет единонравных в доме (Пс.67:7). И потому только между теми может пребывать неразрывная любовь, в которых есть одно намерение и воля, одно желание и нежелание. Если и вы желаете сохранить ее ненарушимо, то вам надобно стараться, изгнав сначала из себя пороки, умертвить свою волю и с одинаковым старанием и намерением тщательно исполнять то, чем Пророк очень утешался, говоря: се, что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе (Пс.132:1). Это надобно понимать духовно, а не в отношении к месту. Ибо нет никакой пользы, если несогласные по нравам и намерениям соединяются в одном жилище, и основывающимся на одинаковой добродетели расстояние по месту не препятствует соединяться дружбою. Ибо у Бога сходство нравов, а не соединенное местожительство соединяет братии, и никогда не может ненарушимо сохраниться мир там, где бывает разность волей».

Вопрос: «Должно ли что-нибудь полезное делать против желания брата?»

Герман: «Что же, если один хочет сделать что-нибудь, что по Богу усматривает полезным и спасительным, а другой не изъявляет согласия, должно ли исполнить против желания брата, или оставить по его воле?»

Ответ, что постоянная дружба может пребывать только между совершенными

Иосиф: «Посем мы сказали, что полное и совершенное дружество может пребывать только между совершенными мужами, и одинаковой добродетели, которым одинаковая воля и одинаковое намерение никогда не допускает или редко допускает думать различно и разногласить в том, что относится к преспеянию в духовной жизни. А если бы они начали заводить жаркие споры, то ясно, что они никогда не были единодушны по тому правилу, о котором мы сказали. Но, поелику, никто не может начинать с совершенства, а начинают с основания его и вы исследуете не то, каково величие совершенства, а как можно достигнуть его, то считаю необходимым коротко раскрыть вам правило его и некоторую стезю, по которой бы направлялись ваши стопы, чтобы вы удобно могли достигнуть блага терпения и мира.

Итак, первое основание истинного дружества находится в пренебрежении богатства мирского и в презрении всех вещей, какие имеем. Ибо совершенно несправедливо и нечестиво, если после отвержения суеты мира и всего, что в нем есть, драгоценной братской любви предпочитать маловажную домашнюю рухлядь, какая осталась. Второе основание состоит в том, чтобы всякий отсекал свою волю, так чтобы не считал себя мудрым и рассудительным и не желал последовать лучше своему мнению, нежели мнению ближнего. Третье: всякий должен знать, что всему, что считает даже полезным и необходимым, надобно предпочитать любовь и мир. Четвертое: надобно верить, что ни по справедливым, ни по несправедливым причинам вовсе не должно гневаться. Пятое: всякий должен желать уврачевать гнев брата на него, питаемый даже без основания, таким же образом, как свой, зная, что и для него равно гибельна печаль другого, все равно как бы сам осердился на другого, если не изгонит ее из души брата, сколько зависит от него. Последнее основание, которое, без сомнения, есть общий истребитель всех пороков, состоит в том, чтобы всякий думал, что он в этот же день переселится из этого мира. Это убеждение не только не допустит никакой скорби оставаться в сердце, но и подавит все движения вожделений и всех грехов.

Итак, кто это сохранит, тот не может ни потерпеть горечи гнева и раздора, ни причинить другим. А когда этого не будет и как скоро враг (диавол или страсть) любви в сердца друзей неприметно будет вливать яд огорчения, то необходимо, при постепенном охлаждении любви от частых огорчений, сердца любящих, долго растравляемые, когда-нибудь он разлучит. Как может в чем когда-нибудь рассориться с своим братом тот, кто поступает по вышесказанному правилу, кто первую причину распри, которая обыкновенно происходит из-за малых вещей и ничтожных предметов, совершенно пресечет, ничего своего не защищая, всею силою сохраняя то, что в книге Деяния святых Апостолов читаем о единении верующих: народу же веровавшему бе сердце и душа едина, и ни един же что от имений своих глаголаше свое быти, но бяху им вся обща (Деян.4:32)?

Потом, как произойдет семя раздора от того, кто, угождая воле не своей, а брата, сделается подражателем Господа и Владыки своего, Который от лица человека, которого носил, говорит: снидох с небесе, не да творю волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца (Ин.6:38)? Каким образом подаст повод к спору тот, кто касательно разумения и чувства своего решился доверять не столько суждению, сколько мнению брата, по его воле, с смирением благочестивого сердца исполняя то, что говорится в Евангелии: обаче не якоже Аз хощу, ноякоже Ты (Мф.26:39)? Или как допустит что-либо, чем бы опечалился брат, тот, кто ничего не считает драгоценнее блага мира, не выпуская из памяти изречения Господа: о сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин.13:35), посредством которой, как по духовной печати, Христос хотел, чтобы познавали стадо Его овец в этом мире и этим, так сказать, характером они отличались от прочих? По какой причине допустит оставаться в себе или в другом скорби тот, кто вполне убежден, что не может быть справедливых причин гибельной гневливости непозволенной, и как может молиться, когда брат сердится на него, все равно как если бы сам он сердился на брата своего, всегда содержа в смиренном сердце изречение Господа Спасителя: аще принесеши дар твой ко олтарю и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой пред олтарем и шед прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой (Мф.5:23,24)?

Никакой пользы не будет, если ты хоть уверяешь, что не гневаешься, и думаешь, что исполняешь эту заповедь: солнце да не зайдет в гневе вашем (Еф.4:26); и: всяк гневаяйся на брата своего всуе повинен есть суду (Мф.5:22), а скорбь другого, которую мог бы укротить своею кротостию, по упорству сердца пренебрегаешь. В этом случае ты становишься таким же нарушителем заповеди Господней. Ибо Кто сказал, что тебе не должно гневаться на другого, Тот сказал и то, что скорбь другого не должно презирать, потому что нет разности пред Богом, Который желает всем людям спастись, себя ли или другого кого-либо ты погубляешь. Одинакова бывает Ему потеря от погибели кого-либо: также и тому, кому приятна погибель всех, одинакова прибыль, твоею ли или братнею смертию она приобретается. Наконец, как может и самую малую скорбь иметь на брата тот, кто верит, что он в каждый день во всякое время может переселиться из этого мира?

Итак, как ничего не должно предпочитать любви, так, напротив, ничего не должно поставлять хуже ярости или гневливости. Ибо хотя бы все казалось полезным и необходимым, однако ж, должно пренебрегать, чтобы избежать возмущения гнева, также все, что считается противным, надобно принимать и переносить, чтобы ненарушимо сохранялось спокойствие любви и мира, потому что нет ничего гибельнее гнева и скорби и полезнее любви.

Как между плотскими еще и слабыми братиями враг скоро производит раздор из-за маловажного, земного имущества, так и между духовными порождает разлад из-за различных мнений. От этого, без сомнения, происходят большею частию споры, распри в словах, которые Апостол осуждает, отсюда завистник и злобный враг постепенно посевает раздоры между единодушными братиями. Ибо верно изречение премудрого Соломона: ненависть воздвизает распрю: всех же нелюбопрителных покрывает любовь (Притч.10:12).

Посему для сохранения всегдашней, неразрывной любви не принесет никакой пользы отсекать первую причину раздора, который обыкновенно происходит из-за тленных, земных вещей, презреть все плотское и дозволить братиям безразличное пользование всеми вещами, какие нужны для нашего употребления, если также, отсекая и вторую причину, которая относится к духовным понятиям, не приобретем во всем смиренный смысл и согласную с другими волю.

Преподобный Исидор Пелусиот

И сам я не безгрешен, и друзей ищу не безгрешных, потому что безгрешных и не найду. Но у кого преспеяний много и они велики, а недостатков мало и они не важны, тех включаю в список друзей, а в ком нахожу противное сказанному, тех и не включаю, и не исключаю. Не включаю, чтобы не дали повода клеветать на весь сонм, потому что у всякого в обычае судить о человеке по его приближенным. Но и не исключаю, оставляя им добрую надежду. И одними пользуюсь, как советниками и друзьями, а с другими не бранюсь, но поддерживаю возможный мир, стараясь сохранить апостольское предписание: аще возможно, еже от вас, со всеми человеки мир имейте (Рим.12:18). Советую же удерживаться от порока и держаться добродетели. Но если совет мой обратят они в повод к вражде, то немалую причинят мне печаль тем, что не воспользовались, а не тем, что изъявили неприязнь.

Кто печется о живущих с ним, трудится для них, и как увеселяется их благоденствием, так печалится затруднительными их обстоятельствами, тот сильный ловец дружбы.

Самым прямым правилом дружбы признаю следующее: без притворства соглашаться с братией, не завлекать в дружбу ласкательством, не заводить вражды тайно; но душу иметь для всего открытую, простое сердце, простой язык; а паче того еще более простую жизнь.

Преподобный Макарий Оптинский

Пишешь ты, что ты имеешь любовь к ближним, ежели это истина, а не самообольщение, то ты стяжала верх добродетелей, но я, грешный, чувствую, что не достиг еще оной и чувствую оскудение, хотя и желаю и стараюсь по силе моей изъявлять оную во всяком случае, но не достиг ее, ибо она приобретается многим временем, подвигом, трудами, отвержением себя и помощию Божиею. Любовь есть плод духовный, а свойство ее св. Апостол так описывает: любы долготерпит, милосердствует… (1Кор.13:4—8). Когда же поверим себя с сими свойствами любви, то увидим, что еще далече отстоим от оной, что и должно нас смирять, а смирение способствует любви, по слову св. Лествичника: «священная двоица любовь и смирение, первая возносит, а последняя поддерживает вознесенных и не дает им падать».

Всякая дружба, не основанная на истинной любви и смирении, а паче (дружба) по страсти, непрочна и разрушится.

≈

В последнем письме вашем вы… опять о любви Божией говорите… Мы вам уже писали, сколь высока есть добродетель любовь Божия, и оная не может быть без любви ближних, по слову св. Апостола: аще люблю Бога, а брата своего ненавижу, ложь есть (1Ин.4:20). Надобно достигать до любви чрез хранение заповедей Божиих и чрез страх Божий, а не мысленным к Нему восхождением. Потщимся паче всего возлюбить ближнего, ибо в его любви и любовь к Богу заключается.

Что же мы воздаем Господеви о всех, яже воздал и воздает нам?! Не должны ли возлюбить Его всею душою нашею, всем сердцем и всем помышлением нашим и ближнего нашего как самих себя? А любовь-то к Богу и заключается в любви к ближним (1Ин.4:20). Но мы видим велие оскудение оной в себе, и какой дадим ответ о сем? Надобно позаботиться о сем, понудить себя, ибо нуждницы восхищают Царство Небесное (Мф.11:12); кольми паче, не имея других приличествующих званию нашему добродетелей, должны понудить себя к любви к ближнему, и не к тем токмо, кои нас любят и уважают и делают нам угодное, ибо и язычницы такожде творят (Мф.5:47), но к тем паче, кои нам противное творят, нудить себя на любовь.

Вы упомянули о любви вашей к Богу, что сердце ваше пламенно горит любовию к Богу. Я в этом не сомневаюсь, но любовь Божия состоит не в том только, что в некоторое время ощущаем чувство умиления и слезы: это можно относить более к дарованиям Божиим или награде от Него, а о любви сказано: любяй Мя заповеди Моя соблюдает (Ин. 14:21); то, считая чувства оные любовью к Богу, можно обольститься о себе мнением, за что иногда попускаются искушения, подобные тем, какие вы испытываете: грусть, тоска, мрак и т. п. Когда прочтете 55 Слово Исаака Сирина, то можете уразуметь гораздо лучше, в чем состоит любовь Божия.

≈

Видел ваше друг против друга возмущение и не удивляюсь оному: враг завидует вашему мирному жительству, старается различными кознями возмутить мир ваш и разрушить ваше согласие, но благодарение Господу, что не порадовался враг, но посрамился вашим объяснением и смирением друг перед другом. Так и впредь поступайте, я вас предварял, что любовь, дружба и согласие противным искушаются, не тогда только они тверды, когда мы любим ласкающих нас и уважающих и не замечаем, какие в сердце нашем кроются страсти гордости, самолюбия, злобы, гнева, зависти и прочее. Как бы ни случилось, по нечаянности ли, неумышленно, или по вражиему прилогу, друг друга оскорбить или оскорбиться и возмущаться, не закосневайте в оном, не давайте пищи страстям, не утешайте врага: вы уже испытали, знаете, как одержать над ним победу, при Божией помощи: самоукорение, смирение, «прости!», а ежели будете раздувать искру вражды и плести помыслы, то недолго пламени возгореться, и запутаетесь в пленицы помыслов, самосмышления и самооправдания, потеряете мир, то что сего бедственнее и плачевнее?

≈

…Пишешь, что не имеешь мира с N.; кажется, можно научиться этой азбуке, что это устроение твое не от нее, а от твоего залога сердечного неправого. Мы ученицы Христовы, а Он повелевает любить врагов. Где же эта любовь? Как же мы познаем, имеем ли ее? Конечно, тогда, когда нас обижают и поносят, и им позволяет это делать Бог к испытанию нашему. Когда же не только не терпим, но и не имеем любви, то должны о сем каяться и себя укорять, что посланные случаи к нашему обучению не только не обращаем себе в пользу, но еще и вредимся ими, получаем оружие на поражение врага, а вместо того себя оным уязвляем.

≈

Тебя не любят, ты люби их, то, что тебя не любят, не от тебя зависит, а их любить состоит в твоей воле и есть твоя обязанность, ибо Господь заповедал: любить не любящих нас, но врагов (Мф.5:44), а когда в нас этого нет, то и кольми паче должны мы смиряться и прогонять гордость и молиться о сем Господу. Если они не желают иметь общения с тобою, то и не ищи его, надобно всех любить и всех бегать.

≈

Два монаха жили в тесной дружбе. Один из них в чем-то заподозрил другого и охладел к нему. На вопрос брата о причине сего сказал: «Ты сделал то и то». Брат начал уверять, что не было этого, но тот не поверил ему. И вот подумал обвиненный: может, и сделал я что-то, но забыл, как все забываю, а брат помог вспомнить мне грех. И он начал благодарить Господа и брата, через которого Господь сподобил его познать грех свой. Пошел просить прощения, но тот первый поклонился ему в ноги и сказал: «Прости меня, открыл мне Господь, что невиновен ты».

Один брат спросил старца: «Что есть смирение?» Старец отвечал: «Смирение есть дело великое и Божественное; путем же к смирению служат телесные труды, совершаемые разумно, также считать себя ниже всех и постоянно молиться Богу, это путь к смирению, самое же смирение Божественно и непостижимо».

≈

Рассказывали, что, когда братия приходили к авве Пимену, он отсылал их прежде к авве Анувию, потому что Анувий был старше его летами, но авва Анувий говорил им: «Идите к брату моему Пимену, он сам имеет дар слова». Если же где находился авва Анувий вместе с Пименом, то авва Пимен совсем не говорил в присутствии его.

≈

Авва Пафнутий вспоминал: «Во дни жизни старцев я всегда ходил к ним по два раза в месяц, проходя двенадцать миль, и открывал им всякий помысл свой. Старцы всегда говорили мне одно и то же: «Куда бы ты ни пришел, храни смирение — и будешь спокоен».

≈

Некий брат жил в общежитии, и все обвинения, которые возлагали на него братия, даже обвинения в любодеянии, принимал на себя. Некоторые из братий начали роптать на него, говоря: «Сколько он сделал зла и не хочет даже работать!» Настоятель, зная его подвиг, говорил братиям: «Для меня приятнее одна циновка работы этого брата, сделанная со смирением, нежели все ваши, сделанные с гордостью». Чтобы доказать судом Божиим, каков этот брат, авва велел принести циновки работы братий и обвиненного брата, потом развели огонь, и авва положил в огонь все циновки. Работа роптавших братий сгорела, но циновка брата осталась неповрежденною. Братия, увидев это, умолкли, просили прощения у брата и отселе считали его своим отцом.

≈

Поведал о себе авва Антоний: «Я видел все сети диавола распростертыми поверх земли. Увидев это, я вздохнул и сказал: «Горе роду человеческому! Кто же сможет освободиться от этих сетей?» На это сказано мне: «Смиренномудрие спасется от них, и они не могут даже прикоснуться к нему».

≈

Как-то авва Иоанн сидел в Скиту. Братия, обступив его, вопрошали его о своих помыслах. Увидел это один из старцев и, побежденный завистью, сказал ему: «Иоанн! Ты подобен блуднице, которая украшает себя и умножает число любовников своих». Иоанн обнял его и сказал: «Истину говоришь, отец мой».

≈

К авве Серапиону пришел некий брат и старец предложил ему, по принятому между монахами обычаю, сотворить молитву, но брат отказался, называя себя грешным, недостойным и самого монашеского образа. Старец хотел умыть ему ноги, но он не допустил, отказавшись теми же словами. Авва предложил ему разделить с собою трапезу. Когда они вкушали пишу, старец начал с любовию говорить ему: «Сын мой! Пребывай в твоей хижине и внимай себе и деланию твоему, потому что хождение с места на место не принесет тебе такой пользы, какую принесет безмолвие». Брат, услышав это, сильно огорчился, и это огорчение не могло укрыться от старца. Тогда авва Серапион сказал ему: «До сего времени ты называл себя грешником и говорил о себе, что недостоин и жизни, а только я сказал с любовью о полезном для тебя, как ты и разгневался! Если хочешь стяжать истинное смирение, то приучайся мужественно претерпевать наносимые оскорбления от других, а пустым смиреннословием не облекайся». Брат, выслушав это, просил у старца прощения, сознаваясь в ошибочности своего поведения. И пошел от него, получив большую пользу.

≈

Один брат находился в церкви, где происходила вечеря любви. Он сел за трапезу, чтобы подкрепиться пищею с братиею. Некоторые братия спросили: «А этот зачем здесь?» И ему сказали: «Встань и выйди вон». Он встал и вышел. Другие огорчились тем, что его выгнали, и позвали его назад. После этого один из братии спросил его: «Что помышлял ты, когда тебя сперва выгнали, а потом снова позвали?» Он отвечал: «Положил в сердце моем, что равен псу, который выходит, когда его выгоняют, а когда призывают, приходит».

≈

Некий из отцов рассказывал: «Два епископа жили недалеко друг от друга. Один из них был богат и силен, а другой — смирен. Случилось так, что они не поладили, и сильный искал случая причинить зло другому. Узнав об этом, смиренный сказал своему клиру: „Мы победим его благодатию Божиею“. „Владыко! Кто же сможет сладить с ним?“ — возразили ему. „Потерпите, чада, — сказал он, — и увидите милость Божию“. Когда у богатого епископа был праздник святых мучеников, смиренный епископ собрал свой клир и сказал им: „Следуйте за мною и смотрите, делайте то, что я буду делать, и мы победим его“. Пришли они на праздник, когда окончилось у него молебствие и собрался у него весь город. Смиренный епископ с клиром своим падает к ногам сильного епископа: „Прости нам, владыко, мы рабы твои“. Он, пораженный и умиленный тем, что сделал смиренный, сам упал в ноги его, говоря: „Ты будешь мой владыка и отец“. И с того времени воцарилась между ними великая любовь. Смиренный сказал клиру своему: „Не говорил ли я вам, чада, что мы победим его благодатию Христовою?“ Так и вы, когда имеете вражду к кому-нибудь, делайте то же — и победите благодатию Господа нашего Иисуса Христа».

≈

Святой Нифонт, патриарх Константинопольский, после удаления из Константинополя и Валахии, тайно пришел под видом поселянина в афонский монастырь святого Дионисия. Как неведомый пришелец, он был сделан погонщиком мулов и ухаживал за рабочим скотом. Но Бог в видении открыл его тайну игумену. Представилось ему, что он находится в храме. Тут является Предтеча Господень и говорит ему: «Собери братство, и выйдите навстречу патриарху Нифонту. Высота смирения его да будет образцом для вас. Он — патриарх, а снизошел до состояния одного из ваших рабочих». Пораженный сим, игумен долго не мог прийти в себя. Потом, когда успокоилась его мысль, приказал ударить в доску. Собралась братия, и он рассказал им о видении Предтечи Господня. Тогда все узнали в своем рабочем патриарха Нифонта. Пока это происходило, святой работник отправился в лес по дрова.

Когда же он возвращался со своего послушания, все вышли к кладбищенской церкви навстречу ему и, как патриарху, почтительно поклонились. Тронутый до слез неожиданным торжеством собственного своего смирения, Нифонт повергся перед всеми и плакал. «Кончился искус терпения твоего, Вселенныя светильниче, — сказал ему настоятель, целуя святительскую десницу, — довольно смирения твоего для смирения собственной нашей немощи». Плакал блаженный Нифонт, глубоко потрясенный событием. Плакали братия, а наипаче те, которые по неведению огорчали его и, прося прощения, лежали у ног его. «Для того, отцы и братия мои, скрыл меня Господь от вашей любви, — сказал, наконец, святой Нифонт, — что сам я просил Его о том, чтобы во смирении моем помянул меня Господь».

≈

В одном городе был епископ, который, по диавольскому наущению, впал как-то в смертный грех. Горько раскаявшись в своем падении, епископ, чтобы получить прощение, поступил следующим образом. Когда в церковь собралось множество народа, он вышел на середину храма и перед всеми открыто исповедовал свой грех. После этого, считая себя, по глубокому смирению, недостойным святительского сана, он снял с себя омофор, положил его на престол и сказал народу: «Простите меня, братие, теперь я уже больше не могу быть у вас епископом». Видя великое смирение и сокрушение своего пастыря, все, кто был в храме, с плачем воскликнули: «Пусть грех твой на нас ляжет, отче, только не лишай нас своего пастырства». Долго они умоляли епископа остаться с ними.

Уступая, с одной стороны, молению своей паствы, а с другой, желая чем-либо искупить свой грех перед Богом, епископ, наконец, воскликнул: «Ну, если уж непременно хотите, чтобы я остался у вас, то я сделаю это, но только при одном условии: если вы дадите мне слово беспрекословно исполнить то, что я сейчас повелю вам». Все дали слово. Тогда епископ приказал запереть церковные двери и сказал: «Знайте же теперь, что тот из вас не будет иметь части у Бога, кто сейчас не попрет меня своими ногами». И с этими словами простерся ниц на земле. Все ужаснулись, но, не смея нарушить данного слова и боясь прещения епископа, стали проходить через него. И что же? Когда переступил через него последний человек из тех, кто был в церкви, голос с неба сказал: «Ради великого его смирения Я простил его грех!» Все услышали этот голос и прославили Бога.

≈

Петр, пресвитер Диосский, когда бывал на общественной молитве, то, хотя его и принуждали стоять впереди всех из уважения к его священству, по смирению своему всегда становился сзади других, исповедуя свои грехи. Делал он это, никого не оскорбляя.

≈

В Сергиевом Посаде жили два друга: Николаи Иванович Шабунин, заведовавший лаврской аптекой, и некто Сергей Сергеевич Бочкин. Николай был старше Сергея, иногда позволял себе допускать фантазерство по вопросам веры, а Сергей в религиозных убеждениях был строго православен. Иногда их разговоры касались темы вечных мучений. При этом всякий раз Николай фантазировал, как и многие, говоря, что вечных мучений не бывает. «Не может быть, — утверждал он, — чтобы Бог осудил Свое создание на вечные мучения». А Сергей, на основании слов Господа в Святом Евангелии: идут сии в муку вечную (Мф. 25:46), считал истиной существование вечной муки. Шабунин обычно упорствовал, и спор друзей кончался тем, что они оставляли этот вопрос до смерти кого-нибудь из них. Кто первый умрет, уславливались они, тот должен, если на то будет воля Божия, обязательно явиться из загробной жизни оставшемуся в живых и сказать, есть ли вечное мучение. Николай говорил шутя: «Ну, Сережа, придется мне являться к тебе из загробного мира с ответом о вечных мучениях. Я старше и несомненно умру прежде тебя». Сергей отвечал: «Бог знает, кто из нас умрет первым, может случиться, что я, молодой, умру прежде тебя».

Так и вышло. Прошел год после их разговора. Сергей заболел. Ему сделали операцию, которая оказалась неудачной, и он умер. После его смерти, накануне сорокового дня, Николай, ложась спать, читал книгу профессора Голубинского «О Премудрости и Благости Божией в судьбах мира и жизни человека». Почувствовав усталость, он положил книгу под подушку и уснул. Только он задремал, как ясно видит перед собой Сергея. Лицо его молодо, необычайно красиво и исполнено радости. Одежда на нем изящная, что особенно привлекло внимание Николая, а в его галстуке сияет крупная брошь, переливаясь всеми цветами радуги. Сергей, подойдя к Николаю, сказал: «Есть жизнь светлая, вечная, есть и муки вечные, уготованные собственным произволением грешников». Сергей сказал другу еще несколько слов и в завершение добавил: «Всего сказано мной ты и не упомнишь, но у тебя лежит под подушкой книга. Прочитай в ней с особенным вниманием шестую и седьмую главы, и твой ум просветится благодатной истиной о жизни вечной. В этой жизни существуют и неизреченное райское блаженство, и мука вечная». Когда Николай проснулся, то немедленно зажег огонь и с великой радостью прочитал в книге Голубинского указанные места. От прочитано ум его как бы просветлел, а сердце наполнилось радостью и успокоением. Он искренне благодарил Бога за Его великую милость к нему, а Сергея — за дружескую любовь, которая вечна и не умирает.

≈

Два брата, монахи, придя в соседний город, чтобы там продать свою работу, остановились в гостинице. По продаже рукоделия один пошел закупить все необходимое, а другой остался в гостинице и, по наущению диавола, впал в любодеяние. Вернувшийся брат сказал: «Мы запаслись всем нужным, теперь возвратимся в келью». Брат отвечал ему: «Я не могу возвратиться». Когда же брат начал упрашивать его, он исповедал свой грех. «Я, — сказал он, — когда ты ушел от меня, впал в любодеяние и потому не хочу возвращаться». Брат, желая обрести и спасти душу брата, сказал ему с клятвой: «И я, отлучившись от тебя, подобным образом впал в любодеяние, однако воротимся в келью и предадимся покаянию. Богу все возможно. Ему возможно даровать нам прощение за наше покаяние и избавить от муки в огне вечном». Они возвратились в свою келью. Святые старцы наставили их на делание покаяния и дали заповеди, которые они исполняли тщательно. Не согрешивший брат приносил покаяние за грех, который как бы сам совершил, за согрешившего, по великой любви, которую имел к нему. Господь призрел на подвиг любви, открыл святым отцам тайну: за любовь того, кто не согрешал, а поверг себя труду покаяния для спасения брата, даровано прощение и согрешившему.

СМИРЕНИЕ ДУШИ

Сберегший душу свою потеряет ее, а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее (Мф.10:39).

Преподобный Исаак Сирин

У людей почтено богатство, а у Бога досточестна душа смиренная.

Преподобный Никита Стифат

Ничто так не окрыляет души к вожделению Бога и возлюблению Его, как смиренномудрие, умиление и чистая молитва. Смиренномудрие сокрушает дух, источает потоки слез и, представляя перед очи создания невеликость наших человеческих мер, научает видеть свою немощность.

Преподобный Иоанн Лествичник

Смиренномудрие есть безыменная благодать души, имя которой тем только известно, кои познали ее собственным опытом, оно есть несказанное богатство.

Смирение есть духовное учение Христово, мысленно приемлемое достойными в душевную клеть. Словами чувственными его невозможно изъяснить.

В сердцах гордых рождаются хульные слова, а в душах смиренных небесные видения.

Святитель Иоанн Златоуст

Как гордость есть источник всякого нечестия, так смирение есть начало всякого благочестия. Потому-то Христос и начинает заповеди со смирения, желая с корнем исторгнуть гордость из души слушателей.

Преподобный Ефрем Сирин

Как тело имеет нужду в одежде и когда тепло, и когда настает стужа, так и душа имеет всегдашнюю нужду в облечении себя смиренномудрием.

Все сокровища заключены в смирении, все блага, все духовные богатства можно найти в нем. Сочти и перечисли их, если можешь, потому что в смирении есть все.

Смиряй душу свою перед Господом и обретешь благодать.

Преподобный Исидор Пелусиот

По моему мнению, смиренномудрие — порождение души высокой и парящей к небу, а гордость — души низкой и весьма худой.

Преподобный Нил Синайский

В сердцах гордых рождаются хульные слова, а в душах смиренных — небесные видения.

Преподобный авва Дорофей

Что такое… смирение и как оно рождается в душе, никто не может выразить словами, если человек не научится сему из опыта, из одних же слов нельзя сему научиться.

Смирение велико… и сильно привлечь в душу благодать Божию.

Смирение… покрывает душу и от всякой страсти, и от всякого искушения.

Святитель Игнатий (Брянчанинов)

Смирение есть неизъяснимая благодать Божия, непостижимо постигаемая одним духовным ощущением души.

Смирение — жизнь небесная на земле.

Истинное смирение — Божественное таинство: оно недоступно для постижения человеческого. Будучи высочайшею премудростию, оно представляется буйством для плотского разума.

В противоположность тщеславию, которое разносит помыслы человека по вселенной, смирение сосредоточивает их в душе: от бесплодного и легкомысленного созерцания всего мира переводит к многоплодному и глубокому самовоззрению, к мысленному безмолвию.

Святитель Феофан Затворник

Ради его <смирения> все простит Бог и все недостатки подвигов не взыщет, а без него никакие строгости не помогут.

Трудно победить того, кто облечен смирением.

Кто через смирение всего себя предал Богу, за того во всем действует Сам Бог.

Монах Симеон Афонский

Смирение снимает с души тяжкий камень — все ее заботы и попечения.

Осудив себя на полное недостоинство общения с Богом, душа приобретает смирение и побеждает гордость.

Если без смирения любое дело будет важнее мира души, то не будет ни дела, ни душевного мира.

СМИРЕНИЕ И ВОЛЯ

Тесны́ врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их (Мф.7:14).

Преподобный Исаак Сирин

Если, во смирении прося с непрестанным желанием, покоримся Богу в терпении, то все приимем о Христе Иисусе, Господе нашем. Аминь

Блаженный Диадох Фотикийский

Попущение Божие обучительное сначала поражает душу великою скорбью, чувством унижения и некоторою мерою безнадежия, чтоб подавить в ней тщеславие и желание изумлять собою и привести ее в подобающее смирение. Но тотчас потом наводит оно в сердце умиленный страх Божий и слезную исповедь, и великое желание добрейшего молчания. А оставление, по отвращению Божию бывающее, оставляет душу самой себе, и она исполняется отчаянием и неверием, надмением и гневом.

Надлежит… нам, зная то и другое попущение и оставление, во время их приступать к Богу сообразно со свойствами каждого из них: там благодарения и обеты должны мы приносить Ему, яко милостиво паказующему необузданность нашего нрава лишением утешения, чтоб отечески научить нас здраво различать доброе от худого, а здесь непрестанное исповедание грехов, непрерывные слезы и большее уединение, да, хотя таким приложением трудов, возможем умолить и преклонить Бога призреть, как прежде, на сердца наши. Ведать, впрочем, должно, что когда, при обучительном попущении, бывает у души с сатаною борьба в схватке лицом к лицу, тогда благодать, хотя скрывает себя, но неведомым помоганием содействует душе, чтобы показать врагам ее, что победа над ними есть дело одной души.

Преподобный Никодим Святогорец

Как Бог есть мир, превосходящий всякий ум, то всячески необходимо, чтобы сердце, хотящее принять Его в себя, было мирно и свободно от всякого смятения. Так как Бог богов и Господь господ для того благоволил создать душу твою, да будет она обиталищем и храмом… для Него Самого, то тебе надлежит иметь ее в большом почете и не допускать ее унижаться склонением на что-нибудь, низшее ее. Все желание твое и чаяние да будет всегда обращено к сему невидимому посещению Божию. Но ведай, что Бог не посетит души твоей, если не найдет ее уединенною в себе самой. Бог хочет, чтоб она была уединенна в себе, т. е. была без всяких помыслов, сколько может, без всяких пожеланий, наипаче же без собственной своей воли. В последнем отношении не следует тебе самому по себе, без рассуждения, принимать какие-либо строгие подвиги и лишения произвольные, или искать поводов как-нибудь пострадать по любви к Богу, следуя одному внушению собственной воли. На это должно тебе иметь совет духовного отца твоего, который руководит тебя как наместник Божий. Его и во всем слушай, и Бог, посредством его, действительно направит волю твою на то, что Сам хочет и находит благотворным для тебя. Никогда ничего не делай по одной воле своей, но да делает в тебе Сам Бог одно то, чего желает от тебя. Хотение твое да стоит всегда свободно от тебя самого, т. е. сам собой не хоти ты ничего и если и хочешь чего, да будет хотение твое таково, чтоб, будет ли то чего хочешь, или нет, или даже будет противоположное тому, нисколько не скорбеть о том, но быть покойну духом, как бы ты ничего и совсем не хотел.

Такое настроение и есть истинная свобода сердца и уединенность, когда, т. е. оно не бывает вяжемо ни умом, ни волею в отношении к чему-либо. Если таким образом представишь ты Богу душу свою, столь упраздненною, свободною и единичною в себе, то увидишь, какие дивные действия возблаговолит Он произвести в ней, главное же, Он осенит тебя божественным миром, который есть дар, имеющий соделаться в тебе вместилищем всех других даров.

Если истинно желаешь добродетельно прейти течение настоящей жизни, не имей другой при сем цели, кроме той, чтоб обретать Бога, где Он не благоволит явить Себя и тебе, и когда будешь сподобляем сего, пресекай всякое другое дело, и не подвигайся в нем вперед, забудь все другое, и упокоевайся в едином Боге твоем, когда же благоугодно будет величеству Его взяться от тебя, и престать являть близость Свою к тебе в настоящем случае, тогда опять можешь обращаться к обычным твоим духовным упражнениям и продолжать их, имея в виду все ту же цель, т. е. обрести чрез них Возлюбленного твоего, чтоб обретши Его, снова поступить так же, как сказал я выше, т. е. пресечь деланное делание, чтоб упокоеваться в Нем едином. Заметь сказанное тебе добре, ибо много есть духовных лиц, которые лишают себя спасительного плода мира от духовных своих деланий тем, что длят их, полагая, что потерпят ущерб, если не доведут их до конца, в уверенности, ложной конечно, что в этом и состоит совершенство духовное, — следуя таким образом воле своей, они много трудят и мучат себя, но не получают покоя истинного и мира внутреннего, в коем воистину обретается и упокоевается Бог.

Преподобная Арсения (Себрякова)

В эти дни, полные страданий, и в ночи бессонные я очень полюбила молиться молитвою Господнею Отче наш. Только теперь я начала несколько видеть ее Божественное достоинство, ее высоту, ее цену для человека, для души христианской. Она для меня служит и молитвенным обращением к Богу, везде царствующему, всем управляющему, все животворящему, все освещающему. Она направляет мой дух в смирение, мое чувство — к умеренным желаниям в настоящем, мое действие — в пути Божии, мое стремление — в волю Божию. Все мое существо руководствует во спасение, носит меня, заключает в истине. Кроме этого Божественного руководства не нужно ничего, оно одно может направить на истинный путь, дать душе все то, что составляет христианское совершенство. Но довольно. Будьте здоровы и молитесь обо мне, грешной.

Преподобный Макарий Оптинский

Спросите, как же и откуда научиться смирению? Сам Господь наш Иисус Христос сказал: научитеся от Меня, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим (Мф.11:29); вот основание нашей науки смирение. Святые отцы, подражая сему учению, научались до того, что при всей их святости считали себя хуже всех и под всею тварию, и нас учат сему; и явственно показали, что где только учинилось падение, тамо предварила гордость…

≈

Вы просите от меня совета: как преодолеть страсти и приобрести смирение; желание ваше благое, но надобно положить труд для приобретения смирения, надобно отвергнуть и уничтожить в себе гордость и во всяком деле и слове смирять себя и считать худшею всех. Хотя бы и могли что благо сотворити, все это не нашею силою, но помощью Божиею творим. Господь научил нас: аще и вся повеленная сотворите, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должни бехом сотворити, сотворихом (Лк.17:10), и еще Он же повелел: научитеся от Мене… (Мф.11:29). Вот от Кого научайтесь смирению, оно доставляет нам покой, а с сим вместе и страсти можете преодолевать удобно, ибо самолюбие и гордость есть основание всех страстей и вина, от коей они происходят, с уничтожением ее и все страсти в ничто обращаются, ибо на всякую страсть вы найдете заповедь Божию и, стараясь о исполнении оной, победите удобно страсть при помощи Божией.

≈

Вы желаете уничтожить в себе гордость и стяжать смирение: похвально ваше желание и произволение. Первая всех зол и бедствий виновна, а последнее податель и хранитель всех благ и добрых дел, одно другой противоположно. Надобно молиться Богу, просить помощи в сем деле, ибо Он сказал: без Мене не можете творити ничесоже (Ин.15:5); и при всяком случае стараться уловлять гордые помыслы и предприятия, уничтожать их памятью своей худости и немощи. Всякое поползновение к греху мысленному и деятельному имеет причиною предварившую гордость, и оное должно нас низводить в бездну смирения. Но стяжать сию добродетель или богатство добродетелей многого труда и времени потребно, и кто оную думает, что стяжал, то далеко еще отстоит от оного, а кто думает о себе, что ничтоже имеет, то успокоивается в своей совести и ощущает мир.

Мое было и есть желание, дабы ты приобрела смирение, сохраняющее от всех сетей и козней вражиих и доставляющее спокойствие и спасение.

Монах Симеон Афонский

Смирение требует только одного нашего желания и Бог ждет этого желания (воли), чтобы помочь тебе обрести святое смирение.

Смирение ничего не желает, ибо оно обладает всем.

Никодим Благовестник

Определяющим в спасении, как и погибели души, являются ее желания, т.е. разумная свободная воля, дарованная Создателем человеку при его сотворении по образу и по подобию (Быт.1:26) Своему.

Как ниспал из рая бессмертной жизни первозданный Адам преступлением заповеди Творца, так послушанием вновь обретается утраченное, но… тесны́ врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их (Мф.7:14).

СМИРЕНИЕ И ЖИЗНЬ

Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни (Откр.2:10).

Преподобный Симеон Новый Богослов

Истинное боговедение с богобоязненностью рождают смиренномудрый нрав, а смиренномудрие порождает нрав кроткий, кротость же и смирение, в нрав обратившиеся, приближают к Богу. Эти две добродетели слияны одна с другою и показывают человека богобоязненного, и по мере смирения и кротости, в какой имеет их богобоязненный человек, явно бывает, сколько близок он к Богу, как, напротив, гордость и гневливость показывают, как далек человек от Бога. Посему Господь наш Иисус Христос, всевышний Бог, смирил Себя даже до крестной смерти, чтоб от Него заимствовали смирение все и верующие в Него и крестящиеся, вкушающие Тело Его и пиющие Кровь Его, каковыми таинствами подается им бессмертие и жизнь вечная. Ибо таинственное общение с Господом нашим Иисус Христом, Богом Всевышним, приносит три действенных плода: жизнь, бессмертие и смиренномудрие.

Жизнь и бессмертие действуются чрез смирение, и опять, вследствие жизни и бессмертия действуется смирение. Смирение требуется и прежде жизни и бессмертия, и после, и есть, таким образом, и первое, и третье: первое, потому, что есть причина прочих двух, — то есть жизни и бессмертия, третье, как их объемлющее и удерживающее. Итак, который христианин не стяжал себе смирения Христова, так чтоб оно составляло естественное как бы его свойство, ничего уже не получит от Христа, и Христос ничтоже пользует ему. Таковый не знает ни Бога, ни себя самого, ибо если бы знал, что без Христа невозможно сделать ничего истинно доброго и спасительного, то, конечно, смирился бы и, как в царское одеяние, облекся бы в смирение Христово, посредством коего христиане делаются царями, царствуют и господствуют над страстями и демонами силою Его.

По мере истинного и совершенного смирения бывает и мера спасения. Родитель же и отец смиренномудрия есть ум, просвещаемый благодатью Христовою и помощью сего божественного света ясно видящий немощь свою, как, напротив, отец высокомудрия и гордости есть ум, покрытый мраком неведения, от какового мрака о, когда бы избавиться и нам всем и, просветясь светом божественным, прийти в смиренномудрие, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Коему слава и держава со безначальным Его Отцем и Животворящим Духом в бесконечные веки. Аминь.

Святитель Игнатий (Брянчанинов)

Благодатное, дивное видение величия Божия и бесчисленных благодеяний Божиих человеку, благодатное познание Искупителя, последование Ему с самоотвержением, видение погибельной бездны, в которую ниспал род человеческий, — вот невидимые признаки смирения, вот первоначальные чертоги этой духовной палаты, созданной Богочеловеком.

Смирение не видит себя смиренным. Напротив того, оно видит в себе множество гордости. Оно заботится о том, чтобы отыскать все ее ветви, отыскивая их, усматривает, что и еще надо искать очень много.

Преподобный Макарий Египетский, нареченный Церковью Великим, за превосходство своих добродетелей, особливо за глубокое смирение, отец знаменоносный и духоносный, сказал в своих возвышенных, святых, таинственных беседах, что самый чистый и совершенный человек имеет в себе нечто гордое (Беседа 7, гл. 4).

Этот угодник Божий достиг высшей степени христианского совершенства, жил во времена, обильные святыми, видел величайшего из святых иноков Антония Великого, — и сказал, что он не видел ни одного человека, который бы вполне и в точном смысле слова мог бы быть назван совершенным (Беседа 8, гл. 5).

Ложное смирение видит себя смиренным: смешно и жалостно утешается этим обманчивым, душепагубным зрелищем.

Сатана принимает образ светлого ангела, его апостолы принимают образ апостолов Христовых (2Кор.9:13—15), его учение принимает вид учения Христова; состояния, производимые его обольщениями, принимают вид состояний духовных, благодатных: гордость его и тщеславие, производимые ими самообольщение и прелесть принимают вид смирения Христова.

Ах! Куда скрываются от несчастных мечтателей, от мечтателей, бедственно-довольных собою, своими состояниями самообольщения, от мечтателей, думающих наслаждаться и блаженствовать, куда скрываются от них слова Спасителя: Блажени плачущии ныне, блажени алчущии ныне, и горе вам, насыщеннии ныне, горе вам смеющимся ныне (Лк.6:21,25).

Посмотри попристальнее, посмотри беспристрастно на душу твою, возлюбленнейший брат! Не вернее ли для нее покаяние, чем наслаждение! Не вернее ли для нее плакать на земле, в этой юдоли горестей, назначенной именно для плача, нежели сочинять для себя безвременные, обольстительные, нелепые, пагубные наслаждения!

Покаяние и плач о грехах доставляют вечное блаженство: это известно, это достоверно, это возвещено Господом. Почему же тебе не погрузиться в эти святые состояния, не пребывать в них, а сочинять себе наслаждения, насыщаться ими, удовлетворяться ими, ими истреблять в себе блаженную алчбу и жажду правды Божией, блаженную и спасительную печаль о грехах твоих и о греховности.

Алчба и жажда правды Божией — свидетели нищеты духа: плач — выражение смирения, его голос. Отсутствие плача, насыщение самим собою и наслаждением своим, мнимо-духовным состоянием, обличают гордость сердца.

Убойся, чтоб за пустое, обольстительное наслаждение, не наследовать вечного горя, обещанного Богом, для насыщенных ныне самовольно, в противность воле Божией.

Тщеславие и чада его — ложные наслаждения духовные, действующие в душе, не проникнутой покаянием, созидают призрак смирения. Этим призраком заменяется для души истинное смирение. Призрак истины, заняв собой храмину души, заграждает для самой Истины все входы в душевную храмину.

Увы, душа моя, Богозданный храм истины! — Приняв в себя призрак истины, поклонившись лжи вместо Истины, ты соделываешься капищем!

В капище водружен идол: мнение смирения. Мнение смирения — ужаснейший вид гордости. С трудом изгоняется гордость, когда человек и признает ее гордостью, но как он изгонит ее, когда она кажется ему смирением?

В этом капище горестная мерзость запустения! В этом капище разливается фимиам кумирослужения, воспеваются песнопения, которыми увеселяется ад. Там помыслы и чувства душевные вкушают воспрещенную снедь идоложертвенную, упиваются вином, смешанным с отравой смертоносною. Капище, жилище идолов и всякой нечистоты, недоступно не только для Божественной благодати, для дарования духовного, — недоступно ни для какой истинной добродетели, ни для какой евангельской заповеди.

Ложное смирение так ослепляет человека, что вынуждает его не только думать о себе, намекать другим, что он смирен, но открыто говорить это, громко проповедовать (Подражание, книга 3, гл. 2).

Жестоко насмехается над нами ложь, когда обманутые ею, мы признаем ее за истину.

Благодатное смирение невидимо, как невидим податель его Бог. Оно закрыто молчанием, простотою, искренностью, непринужденностью, свободой.

Ложное смирение — всегда с сочиненною наружностью: ею оно себя публикует.

Ложное смирение любит сцены: ими оно обманывает и обманывается. Смирение Христово облечено в хитон и ризу (Ин.19:24), в одежду, самую безыскусственную, покровенное этой одеждой, оно не узнается и не примечается человеками.

Смирение — залог в сердце, святое, безымянное сердечное свойство, Божественный навык, рождающийся неприметным образом в душе, от исполнения евангельских заповедей (Преподобный авва Дорофей, поучение 2).

Действие смирения можно уподобить действию страсти сребролюбия. Зараженный недугом веры и любви к тленным сокровищам, чем более накопляет их, тем делается к ним жаднее и ненасытнее. Чем он более богатеет, тем для себя самого представляется беднее, недостаточнее. Так и водимый смирением, чем более богатеет добродетелями и духовными дарованиями, тем делается скуднее, ничтожнее пред собственными взорами.

Это — естественно. Когда человек не вкусил еще высшего добра, тогда собственное его добро, оскверненное грехом, имеет перед ним цену. Когда же он причастится добра Божественного, духовного, тогда без цены перед ним его добро собственное, соединенное, перемешанное со злом.

Дорог для нищего мешец медниц, собранных им в продолжительное время с трудом и утомлением. Богач неожиданно высыпал в его недра несметное число чистых червонцев, и нищий кинул с презрением мешец с медницами, как бремя, только тяготящее его.

Праведный, многострадальный Иов, по претерпении лютых искушений, сподобился боговидения. Тогда он сказал Богу во вдохновенной молитве: Слухом убо уха слышах Тя первее, нынеже око мое виде Тя. — Какой же плод прозяб в душе праведника от боговидения? Темже, продолжает и заключает Иов свою молитву: укорих себе сам, и истаях; и мню себе землю и пепел (Иов.42:5,6).

Хочешь ли стяжать смирение? — Исполняй евангельские заповеди, вместе с ними будет вселяться в сердце твое, усваиваться ему, святое смирение, то есть свойства Господа нашего Иисуса Христа.

Начало смирения — нищета духа; — середина преуспеяния в нем — превысший всякого ума и постижения мир Христов; конец и совершенство любовь Христова.

Смирение никогда не гневается, не человекоугодничает, не предается печали, ничего не страшится.

Может ли предаться печали тот, кто заблаговременно признал себя достойным всякой скорби?

Может ли устрашиться бедствий тот, кто заблаговременно обрек себя на скорби, кто смотрит на них, как на средство своего спасения.

Возлюбили угодники Божии слова благоразумного разбойника, который был распят близ Господа. Они при скорбях своих обыкли говорить: Достойное по делам нашим восприемлем; помяни нас, Господи во Царствии Твоем (Лк.23:41,42). Всякую скорбь они встречают признанием, что они достойны ее (Преподобный авва Дорофей, поучение 2).

Святой мир входит в сердца их за словами смирения! Он приносит чашу духовного утешения и к одру болящего, и в темницу к заключенному в ней, и к гонимому человеками, и к гонимому бесами.

Чаша утешения приносится рукою смирения и распятому на кресте; мир может принести ему только оцет с желчию смешан (Мф.27:34).

Смиренный неспособен иметь злобы и ненависти: он не имеет врагов. Если кто из человеков причиняет ему обиды, — он видит в этом человеке орудие правосудия, или промысла Божия.

Смиренный предает себя всецело воле Божией.

Смиренный живет не своею собственной жизнью, но Богом.

Смиренный чужд самонадеянности, и потому он непрестанно ищет помощи Божией, непрестанно пребывает в молитве.

Ветвь плодоносная нагибается к земле, пригнетаемая множеством и тяжестью плодов своих. Ветвь бесплодная растет к верху, умножая свои бесплодные побеги.

Душа, богатая евангельскими добродетелями, глубже и глубже погружается в смирение, и в глубинах этого моря находит драгоценные перлы: дары Духа.

Гордость — верный знак пустого человека, раба страстей, знак души, к которой учение Христово не нашло никакого доступа.

Не суди о человеке по наружности его, по наружности не заключай о нем, что он горд, или смирен. Не судите на лица, но от плод их познаете их (Ин.7:24; Мф.7:16). Господь велел познавать людей из действий их, из поведения, из последствий, которые вытекают из их действий.

Вем аз гордость твою и злобу сердца твоего (1Пар.17:21), говорил Давиду ближний его, но Бог засвидетельствовал о Давиде: обретох Давида раба Моего, елеем святым Моим помазах его (Пс.88:21). Не тако зрит человек, яко зрит Бог: яко человек зрит на лице, Бог же зрит на сердце (1Цар.16:7).

Слепые судьи часто признают смиренным лицемера и низкого человекоугодника: он — бездна тщеславия.

Напротив того, для этих невежественных судей представляется гордым не ищущий похвал и наград от человеков и потому не пресмыкающийся пред человеками, а он — истинный слуга Божий; он ощутил славу Божию, открывающуюся одним смиренным, ощутил смрад славы человеческой и отвратил от нее и очи, и обоняние души своей.

«Что значит веровать?» — спросили одного великого угодника Божия. Он отвечал: «Веровать — значит пребывать в смирении и милости» (Алфавитный Патерик. О авве Пимене Великом).

Смирение надеется на Бога — не на себя и не на человеков: и потому оно в поведении своем просто, прямо, твердо, величественно. Слепотствующие сыны мира называют это гордостью.

Смирение не дает никакой цены земным благам, в очах его — велик Бог, велико — Евангелие. Оно стремится к ним, не удостаивая тление и суету ни внимания, ни взора. Святую хладность к тлению и суетности сыны тления, служители суетности, называют гордостью.

Есть святой поклон от смирения, от уважения к ближнему, от уважения к образу Божию, от уважения ко Христу в ближнем. И есть поклон порочный, поклон корыстный, поклон человекоугодливый и вместе человеконенавистный, поклон богопротивный и богомерзкий: его просил сатана у Богочеловека, предлагая за него все царствия мира и славу их (Лк.4:7).

Сколько и ныне поклоняющихся для получения земных преимуществ! Те, которым они поклоняются, похваляют их смирение. Будь внимателен, наблюдай: поклоняющийся тебе, поклоняется ли из уважения к человеку, из чувств любви и смирения? Или же его поклон только потешает твою гордость, выманивает у тебя какую-нибудь выгоду временную?

Великий земли! Вглядись: пред тобою пресмыкаются тщеславие, лесть, подлость! Они, когда достигнут своей цели, над тобой же будут насмехаться, предадут тебя при первом случае. Щедрот твоих никогда не изливай на тщеславного: тщеславный сколько низок пред высшим себя, столько нагл, дерзок, бесчеловечен с низшими себя (Лествица. Слово 22, гл. 22). Ты познаешь тщеславного по особенной способности его к лести, к услужливости, ко лжи, ко всему подлому и низкому.

Пилат обиделся Христовым молчанием, которое ему показалось гордым. Мне ли, — сказал он, — не отвечаешь? Или не знаешь, что имею власть отпустить тебя и власть распять тебя (Ин.19:10). Господь объяснил свое молчание явлением воли Божией, которой Пилат, думавший действовать самостоятельно, был только слепым орудием. Пилат от собственной гордости был неспособен понять, что ему предстояло всесовершенное смирение: вочеловечившийся Бог.

Смирение — учение евангельское, евангельская добродетель, таинственная одежда Христова, таинственная сила Христова. Облеченный в смирение Бог явился человекам, и кто из человеков облечется во смирение, соделывается богоподобным (Святой Исаак Сирский. Слово 33).

Аще кто хощет по Мне ити, возвещает святое Смирение: да отвержется себе и возмет крест свой, и по Мне грядет (Мф.16:2). Иначе невозможно быть учеником и последователем Того, Кто смирился до смерти, до смерти крестной. Он воссел одесную Отца. Он — Новый Адам, Родоначальник святого племени избранных. Вера в Него вписывает в число избранных, избрание приемлется святым смирением, запечатлевается святой любовью. Аминь.

Преподобный Макарий Оптинский

Святые отцы при всей высоте своей имели смирение и помышляли быти себе грешных, отнюдь не обращая ума своего на добродетели и на дарования.

Посмотри на свою жизнь и поверь с жизнью и учением святых отцев. Они, прошедши страдательный путь жизни, смирением и любовью совершили оный и получили плод духовный, а мы, не говорю уже ты, ищем только покоя в жизни нашей, укоризн и досад не терпим, а отреваем от себя, и при таком бедном устроении повлачимся мнением о себе, а других укоряем, осуждаем, презираем и прочее, то каких же будем ожидать плодов духовных? Что сеем то и жнем.

Они [святые отцы] опасались своим разумом и волею руководиться, дабы избежать обеих крайностей: и оскудения, и преумножения, наносящих вред подвижникам, но шли средним царским путем.

Обещал письменно изложить вам о сем немаловажном предмете [молитвенном правиле] рассуждение, не от своего разума или делания, не могу ничем похвалиться, в лености бо и в нерадении скончаваю дни мои, но от учения и рассуждения святых и богомудрых отец, прошедших деятельную жизнь, путеводившую их к ведению и духовным дарованиям, и тако получивших спасение.

СМИРЕНИЕ И ЗЛОСТРАДАНИЕ

Мы страдаем за свои грехи. Если для вразумления и наказания нашего живый Господь и прогневался на нас на малое время, то Он опять умилостивится над рабами Своими (2Мак.7:32,33).

Преподобный Никита Стифат

Ино смиреннословие, ино смирение и ино смиренномудрие. Смиреннословие и смирение проявляются подвизающимися во всяком злострадании… и во внешних трудах добродетели, так как они все обращаемы бывают на делания и занятия телесные, почему при них душа, не всегда бывая в твердом благонастроении, при встрече искушения смущается. А смиренномудрие, дело некое сущи Божественное и великое, бывает в одних тех, кои наитием Утешителя переступили уже средину, т. е. далеко прошли вперед кратчайшим путем добродетели посредством всякого смирения.

Преподобный Максим Исповедник

Смирение и злострадание (телесные лишения) освобождают человека от всякого греха, потому что смирение отсекает страсти душевные, а злострадание — телесные. Так поступал прор. Давид, как видно из следующей молитвы его к Богу: Виждь смирение мое и труд мой, и остави вся грехи моя (Пс.24:18). Научитеся от Мене, — глаголет Господь, — яко кроток есмъ и смирен сердцем (Мф.11:29). Кротость предохраняет раздражительность от возмущения, а смирение освобождает ум от надмения и тщеславия.

Авва Исайя

Смиренномудрием разрушаются все козни вражии.

Людям смиренным Сам Бог открывает грехи их, чтобы они познали их и покаялись.

Смирение не уязвляет совести ближнего.

Смиренномудрый… не имеет никакой скорби, кроме скорби о грехах своих.

Смирение приносит прощение всякого греха.

Как земля не может принести плода без семени и воды, так человек не может покаяться без смиренномудрия и труда телесного.

Труд, нищета, странничество, злострадание и молчание рождают смирение, а за смирение прощаются все грехи.

Преподобный Исихий Иерусалимский

Если не хочешь злострадать, не хоти и зло делать, потому что, то первое, неотступно следует за этим последним. Что кто сеет, то и пожнет. Так, когда мы добровольно сея зло, против воли пожинаем (скорбное), то должны дивиться в сем правосудию Божию.

СМИРЕНИЕ И ЗНАНИЕ

Кто ходит днем, тот не спотыкается, потому что видит свет мира сего, а кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет Света* с ним (Ин.11:9,10).

*нет Света с ним — нужно понимать так, что нет просвещающей благодати Святаго Духа (Никодим Благовестник).

Апостол Иоанн Богослов

Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную, а они свидетельствуют о Мне. Но вы не хотите прийти ко Мне, чтобы иметь жизнь (Ин.5:39,40).

Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек, но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную (Ин.4:13,14).

Апостол Павел

О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание, но знание надмевает, а любовь назидает. Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать. Но кто любит Бога, тому дано знание от Него (1Кор.8:1—3).

Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем, когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал, а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу, теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь, но любовь из них больше (1Кор.13:8—13).

Преподобный Исаак Сирин

Ког­да проз­ре­ний в смысл твар­ных су­ществ дос­тигнет че­ловек на пу­ти под­вижни­чес­тва сво­его, тог­да с это­го вре­мени под­ни­ма­ет­ся он пре­выше мо­лит­вы, зак­лю­чен­ной во вре­мен­ные пре­делы, ибо из­лишне для не­го с этих пор ог­ра­ничи­вать мо­лит­ву оп­ре­делен­ны­ми вре­мена­ми и ми­нута­ми: он уже вы­шел из то­го сос­то­яния, при ко­тором он, ког­да хо­тел, тог­да бы мо­лил­ся и сла­вил Бо­га. С это­го мо­мен­та пос­то­ян­но на­ходит он чувс­тва свои утих­ши­ми и по­мыс­лы свя­зан­ны­ми уза­ми изум­ле­ния. И на­пол­нен он пос­то­ян­но ви­дени­ем, изо­билу­ющим сла­вос­ло­ви­ем, ко­торое про­ис­хо­дит без дви­жений язы­ка. По вре­менам, опять же, мо­лит­ва час­тично ос­та­ет­ся, од­на­ко ум уво­дит­ся от нее на не­бо, слов­но плен­ник, и сле­зы, слов­но ис­точни­ки во­ды, ль­ют­ся и оро­ша­ют все ли­цо воп­ре­ки во­ле его. При этом сам че­ловек по­ко­ен, без­молвен и внут­ри се­бя на­пол­нен изум­ленным ви­дени­ем. Весь­ма час­то не поз­во­ля­ет­ся ему да­же мо­лить­ся, и по­ис­ти­не это есть то прек­ра­щение мо­лит­вы, ко­торое вы­ше мо­лит­вы: оно зак­лю­ча­ет­ся в том, что че­ловек пре­быва­ет в пос­то­ян­ном изум­ле­нии пе­ред вся­ким соз­да­ни­ем Бо­жи­им на­подо­бие тех, кто обе­зумел от ви­на. Это и есть то ви­но, ко­торое ве­селит сер­дце че­лове­ка.

Но бу­дем ос­те­регать­ся, что­бы не на­шел­ся че­ловек, ко­торый с праз­дны­ми по­мыс­ла­ми ос­та­вит мо­лит­ву и псал­мо­пение, ког­да ус­лы­шит об этом, во­об­ра­зив, что ти­шина, о ко­торой мы го­вори­ли, при­ходит по на­шей во­ле. Но пусть пой­мет вся­кий, кто встре­ча­ет та­кие пред­ме­ты, что по­доб­ные дей­ствия бы­ва­ют не от лю­дей и что они не под­властны во­ле. Ибо умол­ка­ют в со­зер­ца­нии и за­мира­ют пе­ред тай­на­ми те, кто в ми­нуты мо­лит­вы, или так­же и в дру­гие вре­мена, вос­торга­ет­ся умом, жаж­ду­щим Бо­га. Но осо­бен­но в ми­нуту мо­лит­вы воз­ни­ка­ют сос­то­яния, по­доб­ные этим, по при­чине осо­бого трез­ве­ния, со­путс­тву­юще­го че­лове­ку. Под мо­лит­вой я ра­зумею не толь­ко ус­та­нов­ленные ча­сы или «ал­ли­лу­ии» Псал­ти­ри или бо­гос­лу­жеб­ные пес­но­пения. Ибо тот, кто дос­тиг это­го зна­ния, боль­ше, чем во всех доб­ро­дете­лях, пре­быва­ет в мо­лит­ве. От проз­ре­ний по­луча­ет она свое на­чало, но проз­ре­ни­ями, опять же, ус­ми­ря­ет­ся и воз­вра­ща­ет­ся к ти­шине. Ибо на все тво­рения Бо­жии взи­ра­ет оза­рен­ный че­ловек оком ра­зума и ви­дит до­мос­тро­итель­ство Бо­жие, со­путс­тву­ющее им на вся­кий миг, ви­дит не­бес­ное про­мыш­ле­ние, ис­полнен­ное ми­лосер­дия, неп­рестан­но по­сеща­ющее тварь — иног­да в ви­де ис­пы­таний, иног­да же в ви­де бла­годе­яний. И бла­годать Бо­жия от­кры­ва­ет это­му че­лове­ку раз­личные ви­ды дей­ствий, ко­торые скры­ты от тол­пы, — дей­ствий, ко­торы­ми поль­зу­ет­ся Соз­да­тель для чу­дес­но­го вспо­може­ния каж­до­му ес­тес­тву, будь то сло­вес­но­му или не­оду­шев­ленно­му, — а так­же не­види­мые при­чины, по ко­торым слу­ча­ют­ся эти из­ме­нения со все­ми бла­года­ря про­мыш­ле­нию, свой­ствен­но­му люб­ви Бо­жи­ей, и той твор­ческой и пу­тевод­ной си­ле, ко­торая ве­дет тво­рение с изу­митель­ной за­бот­ли­востью.

Ког­да ощу­щение этих тайн по­луча­ет все вре­мя че­ловек пос­редс­твом то­го внут­ренне­го ока, ко­торое на­зыва­ет­ся ду­хов­ным со­зер­ца­ни­ем и ко­торое есть ви­дение, про­ис­хо­дящее от бла­года­ти, тог­да в мо­мент ощу­щения им той или иной из этих тайн тот­час же сер­дце его ути­ха­ет в не­ко­ем изум­ле­нии. Не толь­ко ус­та его прек­ра­ща­ют про­из­не­сение мо­лит­вы и умол­ка­ют, но и са­мо сер­дце осу­ша­ет­ся от по­мыс­лов бла­года­ря чу­ду, ко­торое на­пада­ет на не­го, и сла­дость тайн пре­муд­рости и люб­ви Бо­жи­ей по­луча­ет он от бла­года­ти бла­года­ря соз­на­тель­но­му ви­дению дей­ствий и ес­теств. Это за­вер­ше­ние под­вижни­чес­тва ду­ши в те­ле и пре­дел ду­хов­но­го слу­жения, ко­торое со­вер­ша­ет­ся в уме. Кто же­ла­ет дос­тичь вку­шения люб­ви Гос­по­да на­шего, тот дол­жен про­сить Его, что­бы эта дверь от­кры­лась для не­го. Я удив­люсь, ес­ли то­му, кто не прис­ту­пал к Не­му с этой прось­бой и кто не поз­нал ощу­щение ви­дения тва­рей и про­мыс­ли­тель­ных дей­ствий Бо­жи­их в них, воз­можно ког­да-ли­бо ощу­тить ту лю­бовь, что пле­ня­ет ду­ши тех, на ко­го она нис­хо­дит. Та­ковы ве­щи, от­кры­ва­ющие для нас дверь к поз­на­нию ис­ти­ны, ко­торое пре­выша­ет все и ко­торое да­ет уму путь к слав­ным тай­нам дос­точти­мого и бо­жес­твен­но­го Ес­тес­тва.

Еще бо­лее уди­витель­но то, ког­да лю­ди, неп­ри­час­тные без­молвию и ве­ликой от­ре­шен­ности, дер­за­ют го­ворить и пи­сать об этой тай­не сла­вы Бо­жи­ей в тва­рях. Бла­жен, кто во­шел этой дверью и ис­пы­тал это на собс­твен­ном опы­те! Слиш­ком бес­силь­на вся си­ла чер­нил, букв и сло­восо­чета­ний, что­бы вы­разить нас­лажде­ние этой тай­ной. Мно­гие прос­те­цы счи­та­ют, что целью раз­мышле­ния фи­лосо­фов яв­ля­ет­ся вку­шение этой бе­седы, ко­торая не­сет в се­бе кра­соты всех тайн Бо­жи­их. Бла­жен­ный Ва­силий-епис­коп в од­ном из пи­сем к сво­ему бра­ту де­ла­ет раз­ли­чие меж­ду этим вос­при­яти­ем фи­лосо­фов и тем вос­при­яти­ем, ко­торое по­луча­ют свя­тые в твар­ных су­щес­твах — то есть, умс­твен­ной лес­тни­цей, о ко­торой го­ворил бла­жен­ный Еваг­рий и ко­торая воз­вы­ша­ет­ся над вся­ким обыч­ным ви­дени­ем. «Есть, — го­ворит он, — бе­седа, от­кры­ва­ющая дверь, че­рез ко­торую мы мо­жем всмат­ри­вать­ся в зна­ние твар­ных ес­теств, но не в ду­хов­ные тай­ны». Он на­зыва­ет зна­ние фи­лосо­фов «зна­ни­ем сни­зу», ко­торым, по его сло­вам, мо­гут об­ла­дать да­же под­вержен­ные страс­тям, а то вос­при­ятие, ко­торое по­луча­ют свя­тые че­рез ум пос­редс­твом бла­года­ти, на­зыва­ет он «зна­ни­ем ду­хов­ных тайн свы­ше».

Итак, кто удос­то­ил­ся это­го, тот ночью и днем пре­быва­ет в та­ком сос­то­янии, слов­но нек­то вы­шед­ший из те­ла и уже на­ходя­щий­ся в том ми­ре пра­вед­ных. Это и есть бо­жес­твен­ная сла­дость, о ко­торой чис­то­сер­дечный и чуд­ный Ам­мон го­ворил, что она «сла­ще ме­да и сот», но нем­но­гие от­шель­ни­ки и девс­твен­ни­ки поз­на­ли ее. И это вход в бо­жес­твен­ный по­кой, о ко­тором го­вори­ли От­цы, и это пе­реход из об­ласти страс­тей к прос­ветлен­ности и к дви­жени­ям сво­боды. И это то, что изо­билу­ющий ду­хов­ны­ми от­кро­вени­ями Еваг­рий на­зыва­ет «сток­ратной наг­ра­дой, ко­торую в Еван­ге­лии обе­щал Гос­подь наш». И в изум­ле­нии ве­личи­ем это­го нас­лажде­ния хо­рошо наз­вал он его «клю­чом в Царс­тво Не­бес­ное».

Как пе­ред ис­тинным Бо­гом го­ворю я: чле­ны те­ла не мо­гут вы­дер­жать это нас­лажде­ние, и сер­дце нес­по­соб­но вмес­тить его по при­чине ве­ликой сла­дос­ти его. Что еще мож­но ска­зать, ес­ли «вос­при­яти­ем Царс­тва Не­бес­но­го» на­зыва­ют это свя­тые. Ибо это тай­на бу­дуще­го изум­ле­ния Бо­гом. Не бла­года­ря проз­ре­нию в ма­тери­аль­ный мир и де­ла его нас­лажда­ют­ся пра­вед­ни­ки в Царс­тве Не­бес­ном, но бла­года­ря тем пред­ме­там, ко­торые в ми­ре, воз­во­дит­ся ум, как по не­ко­ей лес­тни­це, к То­му, Кто есть Царс­тво свя­тых, и пре­быва­ет в изум­ле­нии. Хо­рошо наз­ва­но это вос­при­ятие «тай­ной Царс­тва Не­бес­но­го», ибо в поз­на­нии То­го, Кто есть ис­тинное Царс­тво все­го, при­ходим мы че­рез эти тай­ны вся­кий раз, ког­да ум бы­ва­ет дви­жим ими, по да­ру си­лы Бо­жи­ей.

Пос­коль­ку, не всег­да од­ной и той же те­мы при­дер­жи­ва­ем­ся мы, да­бы не рас­се­ивать­ся, а так­же по при­чине то­го, что по не­об­хо­димос­ти ес­тес­тво ищет раз­но­об­ра­зия в за­няти­ях, да­бы иног­да уп­ражнять­ся в чем-ли­бо дру­гом, не мо­жем мы все вре­мя при­дер­жи­вать­ся од­ной те­мы, ког­да пи­шем сло­ва свои: иног­да все­цело воз­вы­ша­ют­ся сло­ва на­ши к не­бес­ным бла­гам по со­дер­жа­нию сво­ему, иног­да же толь­ко те­му бу­дуще­го ве­ка раз­ви­ва­ют, или, мо­жет быть, они пол­ностью ос­та­ют­ся на ду­шев­ном уров­не, или же пол­ностью сос­то­ят из нас­тавле­ний от­но­ситель­но те­ла. Но пи­сать на раз­личные те­мы зас­тавля­ет нас ес­тес­тво, ибо иног­да пре­быва­ет оно на не­бе, иног­да же на зем­ле, в стра­дани, иног­да, опять же, воз­но­сит­ся оно к Твор­цу, а иног­да ос­та­ет­ся с тварью в изум­ле­нии; иног­да так­же о гря­дущих бла­гах ду­ма­ет оно, раз­мышляя о сок­ро­вен­ных со­зер­ца­ни­ях; иног­да же нап­равле­но оно к то­му, что от­но­сит­ся к до­мос­тро­итель­ству вре­мен.

По­это­му пусть чи­татель не сму­ща­ет­ся, во­об­ра­жая, что эти те­мы из­ло­жены бес­по­рядоч­но, но пусть он вник­нет в это с по­нима­ни­ем и ве­ликой соз­на­тель­ностью, ибо са­мо ес­тес­тво из­менчи­востью сво­ей на­учи­ло нас пос­вя­щать сло­ва на­ши не толь­ко со­зер­ца­нию, но и тем об­сто­ятель­ствам, ко­торые свя­заны с дви­жени­ями ра­зума. Ибо в од­но мгно­вение про­мыс­ли­тель­ным об­ра­зом про­ис­хо­дят из­ме­нения, и тог­да не­об­хо­димо так­же из­ме­нение слов с целью луч­ше­го по­нима­ния их: за­висит же это от сос­то­яния че­лове­ка и от прос­ветлен­ности мыс­лей его, или же от гру­бос­ти его, или от страс­тей, или от об­сто­ятель­ств. Та­ким об­ра­зом, со­от­ветс­твен­но бо­лез­ни сво­ей или здра­вию сво­ему ищет ум сло­вес­но­го пи­тания, ко­торое да­вало бы ему ма­тери­ал для со­зер­ца­ния, по­доб­но пче­ле, ко­торая об­ле­та­ет раз­личные цве­ты и со­бира­ет с них ма­тери­ал, из ко­торо­го из­го­тав­ли­ва­ет со­ты.

Ког­да же ум прос­ве­щен хо­тя бы нем­но­го, тог­да он не слиш­ком нуж­да­ет­ся в ма­тери­але чувс­твен­ных слов для со­зер­ца­ния, ибо са­ми ес­тес­тва тва­рей и раз­личные про­мыс­ли­тель­ные дей­ствия Бо­жии по от­но­шению к ним мо­гут для ума за­менить на­писан­ные сло­ва. Час­то вы­ходит он за пре­делы этих ви­димых ес­теств и в сок­ро­вен­ные сущ­ности про­ника­ет мыслью. Бы­ва­ет, что да­же вы­ше это­го вос­хо­дит он и при­об­ре­та­ет си­лу раз­мышлять о дос­точти­мом Твор­це: бла­года­ря ми­лосер­дию, ис­те­ка­юще­му из Ис­точни­ка жиз­ни, приб­ли­жа­ет­ся он вне­зап­но к дви­жени­ям ума, про­ника­ет в бо­жес­твен­ное Свя­тое Свя­тых, нас­коль­ко это поз­во­лено тва­рям, и по­луча­ет не­кое та­инс­твен­ное проз­ре­ние от­но­ситель­но их, а так­же ис­тинное зна­ние дос­тослав­но­го и ве­лико­го ес­тес­тва Бо­жия и ис­тинное ощу­щение то­го, че­го не дер­за­ют ка­сать­ся на­писан­ные сло­ва. Бы­ва­ет, что по при­чине та­инс­твен­ности их не­поз­во­литель­но дер­зать на то, что­бы за­писы­вать их. И бы­ва­ет, что, пос­коль­ку они да­же не за­писа­ны, то и го­ворить о них нель­зя.

Есть один вид зна­ния, си­ла ко­торо­го в том, что он за­нят доб­ро­детелью, но есть и дру­гой вид зна­ния, ко­торый сос­то­ит в по­мыш­ле­нии ра­зума о Бо­ге, как ска­зал бла­жен­ный Марк От­шель­ник: «Од­но — зна­ние дей­ствий, а дру­гое — зна­ние ис­ти­ны. Как сол­нце вы­ше лу­ны, так и вто­рой вид вы­ше и пре­иму­щес­твен­нее пер­во­го». «Зна­ни­ем дей­ствий» он на­зыва­ет то зна­ние, ко­торое рож­да­ет­ся из слу­жения и сос­тя­заний со страс­тя­ми, сог­ласно ус­та­нов­ленным за­пове­дям: умуд­ря­ет­ся че­ловек в том, что от­но­сит­ся к за­кону, ког­да раз­мышля­ет о них и поль­зу­ет­ся ими.

Зна­ние же ис­ти­ны есть то зна­ние, при ко­тором ум под­ни­ма­ет­ся пре­выше все­го и оза­ря­ет­ся пос­то­ян­ным раз­мышле­ни­ем о Бо­ге, и од­ной лишь на­деж­дой пос­редс­твом мыс­ли бы­ва­ет он воз­вы­шен к Бо­гу. Это зна­ние не учит нас зна­нию страс­тей или слу­жения и не по­казы­ва­ет нам их, но оно пог­ру­жа­ет нас в сос­тя­зания и мысль о них, сме­шивая нас с Бо­гом в сво­их дви­жени­ях. Как же то­му зна­нию воз­вы­сить­ся до это­го ви­да мыс­ли, и что яв­ля­ет­ся на­чалом раз­мышле­ния о Бо­ге? «Как най­ти мне мес­то вос­хожде­ния к Не­му? Где по­ложу на­чало то­му, что от­но­сит­ся к Не­му? Кто по­кажет ра­зуму мес­то вос­хожде­ния к Бо­гу и пог­ру­жения в Не­го?» От опыт­но­го поз­на­ния бо­жес­твен­ных ре­аль­нос­тей воз­вы­ша­ет­ся че­ловек в по­мыс­лах сво­их до со­зер­ца­ния Бо­га, ко­торое есть ис­тинное ви­дение Его — не ес­тес­тва Его, но об­ла­ка сла­вы Его. И от вы­ше­из­ло­жен­но­го преж­де все­го воз­бужда­ет­ся в че­лове­ке раз­мышле­ние о Нем, и за­тем раз­мышле­ние ма­ло по­малу ох­ва­тыва­ет ум его, вво­дя его и пос­тавляя в об­ла­ко сла­вы Его и в тот Ис­точник жиз­ни, из Ко­торо­го жизнь про­ис­те­ка­ет на вся­кий миг без пе­реры­ва для всех умов — как выс­ших, так и низ­ших; как тех, у ко­торых де­лание ук­репле­но в свер­хте­лес­ных вы­сотах, так и тех, чье де­лание — зем­ное и мер­твое; как тех, чьи дви­жения — огнь пы­ла­ющий, так и тех, чьи дви­жения ог­ра­ниче­ны гру­бостью ес­тес­тва их.

Че­му по­доб­но то Бы­тие, Ко­торое не­види­мо, без­на­чаль­но по ес­тес­тву Сво­ему, Ко­торое еди­но в Се­бе, Ко­торое по ес­тес­тву Сво­ему — за пре­дела­ми поз­на­ния, ума и чувс­тва тва­рей, Ко­торое вне вре­мен и эпох, ко­торое — Соз­да­тель все­го это­го, о Ко­тором от на­чала вре­мен уз­на­вали че­рез на­меки и Ко­торо­го поз­на­вали в от­пе­чат­ке, че­рез пос­редс­тво соз­данной Им пол­но­ты тво­рения, Чей го­лос слы­шен че­рез тво­рение рук Его, че­рез ко­торое сущ­ность вла­дычес­тва Его ста­ла из­вес­тна, Пер­во­ис­точник бес­числен­ных ес­теств. Он сок­ро­венен, ибо, хо­тя в Сво­ей сущ­ности Он жи­вет в бес­числен­ных, не­ог­ра­ничен­ных и без­на­чаль­ных эпо­хах, Его бла­года­ти бы­ло угод­но сот­во­рить на­чало вре­мен и при­вес­ти в бы­тие ми­ры и твар­ные су­щес­тва.

По­дума­ем те­перь, сколь бо­гат в сво­ем изо­билии оке­ан твор­чес­тва Его и как мно­го тва­рей при­над­ле­жит Бо­гу и как в Сво­ем сос­тра­дании Он но­сит все, по­сеща­ет все, за­ботит­ся обо всем и ру­ково­дит всем; и как Он со Сво­ей без­мерной лю­бовью при­шел к ус­тро­ению ми­ра и на­чалу тво­рения; и как сос­тра­дате­лен Бог, и как тер­пе­лив Дух Его, и как лю­бит Он эту тварь и как пе­рено­сит ее, снис­хо­дитель­но тер­пя ее су­ет­ность, гре­хи и раз­личные зло­дей­ства, не­имо­вер­ные бо­гохуль­ства де­монов и злых лю­дей. И ког­да в изум­ле­нии пре­быва­ет че­ловек и ум его на­пол­нен ве­личи­ем Бо­жи­им, изум­ля­ясь все­му то­му, что со­вер­ше­но Бо­гом, че­ловек изум­ля­ет­ся и вос­хи­ща­ет­ся Его ми­лосер­ди­ем — тем, как пос­ле все­го это­го Он уго­товал для лю­дей иной мир, ко­торо­му не бу­дет кон­ца, сла­ва ко­торо­го да­же ан­ге­лам не от­кры­та, хо­тя они в сво­ем су­щес­тво­вании, нас­коль­ко воз­можно, пре­быва­ют в жиз­ни ду­ха, в со­от­ветс­твии с да­ром, ко­торым на­деле­но ес­тес­тво их. Че­ловек удив­ля­ет­ся так­же то­му, сколь пре­вос­ходна та сла­ва, и как воз­вы­шен об­раз су­щес­тво­вания в том ве­ке; и как нич­тожна нас­то­ящая жизнь в срав­не­нии с тем, что уго­това­но тво­рению в но­вой жиз­ни; и как, ра­ди то­го, что­бы лю­дям не ли­шить­ся это­го бла­женс­тва по при­чине по­лучен­ной ими от Бо­га сво­боды, ког­да они зло­упот­ре­били ею, Он по Сво­ему ми­лосер­дию изоб­рел вто­рой дар, ко­торый есть по­ка­яние, что­бы че­рез не­го по­луча­ли они об­новле­ние каж­дый день и им бы­ли оп­равды­ва­емы на вся­кий миг. При­чем Он ус­та­новил по­ка­яние вне вре­мен и ог­ра­ниче­ний, оно не вы­зыва­ет ус­та­лос­ти, ко­торая бы­ла бы сверх че­лове­чес­кой си­лы, нап­ро­тив, оно про­ис­хо­дит в ра­зуме, во­ле и со­вес­ти, а так­же в сер­дце страж­ду­щем и сок­ру­шен­ном, так что­бы вся­кому лег­ко бы­ло по­лучить поль­зу от не­го — быс­тро и в лю­бой мо­мент.

Не по ка­кому-ли­бо при­нуж­де­нию, и не про­тив во­ли сво­ей, и не без по­ка­яния нас­ле­ду­ют они ту бу­дущую сла­ву, но угод­но бы­ло пре­муд­рости Его, что­бы по сво­ей сво­бод­ной во­ле из­би­рали они бла­гое и та­ким об­ра­зом име­ли дос­туп к Не­му. Все это — для то­го, что­бы они ду­мали, что по пра­ву по­лучи­ли это, хо­тя это все­цело от бла­года­ти, и что это при­над­ле­жит им. Ибо и в этом пре­пятс­твии, ко­торое пос­тавле­но на пу­ти, есть не­кая тай­на пре­муд­рости Его — что­бы они бы­ли под его властью, нас­коль­ко воз­можно. И хо­тя я го­ворю это по-че­лове­чес­ки, все же до­пус­ти­мо го­ворить та­кое и то­му по­доб­ное, впро­чем, не так, что­бы Ему был не­из­вестен ко­нец пу­ти каж­до­го из нас. Но при­чина то­го, что оно пос­тавле­но на пу­ти и то, по­чему не­об­хо­дим был дар по­ка­яния, ес­ли мы хо­тим быть под­ня­ты до Его мыш­ле­ния и Его пред­ви­дения, и что от то­го или дру­гого из них дол­жно ро­дить­ся — все это сок­ры­то от зна­ния всех лю­дей.

Ибо не мо­гу я ска­зать так­же то­го, что ка­кой-то опыт за­имс­тво­вал Он от них и что окон­ча­тель­ное воз­да­яние, ко­торое Он со­вер­шит, бу­дет ос­но­вано на этом опы­те: это не Его об­раз дей­ствий — что­бы от тва­ри за­имс­тво­вать на­чало Сво­их мыс­лей, ко­торые без­на­чаль­ны, ибо бы­ти­ями яв­ля­ют­ся все Его мыс­ли, как и Он сам есть Бы­тие. И в от­но­шении зна­ния ис­хо­да Его дей­ствий я ут­вер­ждаю: столь воз­вы­шено Ес­тес­тво сие, что нель­зя го­ворить, буд­то в Нем есть «по­мыс­лы», или «мыс­ли», или что оно мыс­ли­мо, умо­пос­ти­га­емо или со­зер­ца­емо. Что же ка­са­ет­ся ре­аль­нос­тей бу­дуще­го ве­ка, то Он зна­ет, как оп­ре­делить во­лю Свою по от­но­шению к каж­дой из них та­ким об­ра­зом, что­бы это со­от­ветс­тво­вало тва­рям, и не нуж­да­ет­ся Он в чем-ли­бо вне Се­бя для поз­на­ния, впро­чем, тер­ми­ны «вне» и «внут­ри» неп­ри­мени­мы к Не­му.

И ни­какие воз­бужде­ния, дви­жения или из­ме­нения не ка­са­ют­ся ес­тес­тва То­го, Кто, по Сво­ей ес­тес­твен­ной и не­из­ре­чен­ной бла­гос­ти, при­шел к сот­во­рению ми­ра. И не мы бы­ли при­чиной то­го, что Он за­мыс­лил для нас та­кое бла­годе­яние; и не бы­ла ка­кими-ли­бо про­тиво­дей­стви­ями с на­шей сто­роны воз­му­щена гладь мир­но­го оке­ана ес­тес­тва Его. Эта бла­жен­ное Ес­тес­тво вы­соко, воз­вы­шено и слав­но, оно со­вер­шенно и пол­но в зна­нии Его, пол­но в люб­ви Его. Нет в Нем вре­мен­но­го «ког­да», и Он ве­чен во всем, что при­над­ле­жит Ему и свой­ствен­но Ему.

Он — Тот, Кто жи­вет во све­те ес­тес­тва Сво­его, Тот, Кто за­хотел приб­ли­зить тварь к об­ла­ку веч­ной сла­вы Сво­ей, Кто дал ве­нец Сво­ей бес­ко­неч­ности тва­ри, ко­торую Он соз­дал, Кто пре­неб­рег честью Сво­ей влас­ти и, по Сво­ему снис­хожде­нию, по­забо­тил­ся о том, что ка­са­ет­ся нас, Кто из­лил веч­ность царс­тва Сво­его на пол­но­ту тво­рения Сво­его — Бы­тие, Гос­подь, воз­вы­шен­ный пре­выше вся­кой прив­хо­дящей идеи, во­ля Ко­торо­го яв­ля­ет­ся пер­во­ис­точни­ком ес­теств; и из Не­го, как из ис­точни­ка, про­ис­те­ка­ют ми­ры, тва­ри и ес­тес­тва, бес­числен­ные и не­ог­ра­ничен­ные. И чуд­ные ес­тес­тва ан­гель­ские, сло­вес­ные и ум­ные, из ни­чего вне­зап­но сот­во­рил Он: бес­числен­ные выс­шие ми­ры, не­ог­ра­ничен­ные си­лы, ле­ги­оны свет­лых се­рафи­мов, страш­ных и быс­трых, див­ных и силь­ных, на­делен­ных си­лой и ис­полня­ющих во­лю все­силь­но­го Про­мыс­ла, прос­тых ду­хов, све­тонос­ных и бес­те­лес­ных, го­воря­щих без уст, ви­дящих без очей, слы­шащих без ушей, ле­та­ющих без крыль­ев, дей­ству­ющих без рук, осу­щест­вля­ющих все фун­кции чле­нов без са­мих чле­нов. Они не ус­та­ют и не из­не­мога­ют, они быс­тры в дви­жени­ях, не­замед­ли­тель­ны в дей­ствии, страш­ны для взгля­да; чуд­но слу­жение их, бо­гаты они в от­кро­вени­ях, воз­вы­шен­ны в со­зер­ца­ни­ях; они всмат­ри­ва­ют­ся в мес­то не­види­мой Ше­хины; сущ­ности слав­ные и свя­тые, в де­вяти­чин­ных по­ряд­ках ус­тро­ен­ные Пре­муд­ростью, Ко­торая сот­во­рила все; зву­ка их сла­вос­ло­вий не мо­жет вы­нес­ти слух об­ле­чен­ных в плоть: И по­коле­бались вер­хи врат Свя­тили­ща от зву­ка их сла­вос­ло­вий, — го­ворит про­рок. Они ог­ненны в дви­жени­ях, ос­тры умом, вос­хи­титель­ны в зна­нии, упо­доб­ля­ясь Бо­гу, нас­коль­ко это воз­можно.

Та­ковы ма­лые кро­хи на­чала де­ятель­но­го раз­мышле­ния, ко­торое мыс­ленно про­ис­хо­дит, об этом бо­жес­твен­ном Ес­тес­тве. Пок­ло­ня­ем и сла­вен Он в ес­тес­тве Сво­ем, благ во всех Сво­их про­яв­ле­ни­ях, сос­тра­дате­лен, люб­ве­оби­лен и мя­гок, си­лен, мо­гущес­тве­нен и мудр; Он всез­на­ющ и все­силен; Он все вме­ща­ет в пре­делах Сво­его зна­ния; Он дер­жит в Сво­ей ру­ке все тво­рение; Он бли­зок ко вся­кому и в то же вре­мя не­из­ре­чен­но от­да­лен от вся­кого; Он вез­де и ниг­де; Он вме­ща­ет все и на вся­ком мес­те ос­та­ет­ся внут­ри Се­бя; тво­рение, столь ве­ликое, столь бо­гатое всем и мно­гораз­личное, под­чи­нено Его ма­нове­нию. Ни од­но из твар­ных ес­теств и нич­то в тво­рении не воз­ни­ка­ет, не дви­жет­ся, не ко­леб­лется и не дей­ству­ет без Его по­веле­ния.

По­чему ос­та­вили мы этот Ис­точник жиз­ни и Оке­ан зна­ния, и блуж­да­ем по зем­ле в де­лах на­ших и по­пече­ни­ях на­ших, так что ночью и днем бро­шены мы в схват­ки, сос­тя­зания и бо­рения с по­мыс­ла­ми, страс­тя­ми, их вос­по­мина­ни­ями и воз­бужде­ни­ями, тог­да как у нас всег­да есть средс­тво без борь­бы ис­су­шить все это, об­ра­тив­шись к Гос­по­ду? Не­выно­сима для нас си­ла этих бо­рений: как бы ни умуд­ри­лись мы в рас­позна­нии при­логов по­мыс­лов, все рав­но бу­дем по­беж­да­емы и по­ража­емы ими. Ни­ког­да этих бо­рений не из­бе­жим мы, ибо окон­ча­ние од­но­го бо­рения зас­тавля­ет всту­пить в дру­гое. И ес­ли мы да­же пре­ус­пе­ем в этом слу­жении, бу­дучи бод­ры и бди­тель­ны, все рав­но от ржав­чи­ны страс­тей и не­чис­то­ты по­мыс­лов, да­же ес­ли иног­да и по­беж­да­ем их, мы ни­ког­да до кон­ца не очис­тимся. Пре­неб­ре­жем не­надол­го этим по­мыш­ле­ни­ем и этим блуж­да­ни­ем до­лу, братья мои, и приз­на­ем, что не­мощ­ны мы пред ли­цом этих по­мыс­лов и де­монов; при­бег­нем к Гос­по­ду и взой­дем нем­но­го ввысь — ту­да, где ис­сы­ха­ют по­мыс­лы и ис­че­за­ют дви­жения, где уга­са­ют вос­по­мина­ния и от­ми­ра­ют страс­ти, где ес­тес­тво на­ше про­яс­ня­ет­ся и из­ме­ня­ет­ся, ког­да ока­зыва­ет­ся в ином ве­ке.

Удив­люсь я, ес­ли най­дет­ся че­ловек, в ко­тором не вос­ки­па­ет вос­торг по от­но­шению к это­му Ес­тес­тву и ко­торый при этом ут­вер­жда­ет, что зна­ет, что та­кое лю­бовь Бо­жия. Ес­ли люб­ви Бо­жи­ей вку­сить вож­де­ле­ешь ты, брат мой, о свой­ствах Его, о бла­годе­яни­ях Его и о свя­том ес­тес­тве Его ду­май, раз­мышляй и вспо­минай, и пусть ум твой блуж­да­ет в этом на вся­кий миг жиз­ни тво­ей, и из это­го осоз­на­ешь ты, как вос­пла­мени­лись лю­бовью все час­ти ду­ши тво­ей, как нис­па­да­ет на сер­дце твое го­рящее пла­мя, и воз­раста­ет в те­бе стрем­ле­ние к Бо­гу, и от люб­ви к Бо­гу при­ходишь ты в со­вер­шенную лю­бовь к лю­дям. При по­мощи этих и по­доб­ных бе­сед, брат мой, че­ловек сам со­бою воз­вы­ша­ет­ся из об­ласти зем­ных пред­ме­тов и пле­ня­ет­ся лю­бовью Бо­жи­ей: он по­добен то­му, кто за­быва­ет свое собс­твен­ное ес­тес­тво, ибо нич­то мир­ское не от­вле­ка­ет его и не при­ходит ему на ум. Но иной мир ощу­ща­ет он и уве­рен и зна­ет, что есть еще что-то за пре­дела­ми пло­ти и кро­ви.

Ибо доб­ро­детель взра­щива­ет вся­кий че­ловек, но доб­ро­детель­ную мысль и дос­тослав­ные со­бесе­дова­ния с Бо­гом весь­ма нем­но­гие, как, ока­зыва­ет­ся, при­об­ре­та­ют бла­года­ря прос­ветлен­ности по­мыс­лов сво­их и бла­года­ти Хрис­то­вой. Ког­да в ка­ком-ли­бо че­лове­ке мысль эта ста­новит­ся доб­ро­детель­ной и вра­ща­ет он в ра­зуме те дос­тослав­ные пред­ме­ты, ко­торые пре­выше ми­ра и ко­торые в Бо­ге, и ког­да он пле­ня­ет­ся ими, ес­ли ос­во­бодит­ся ра­зум его от это­го и сно­ва в вос­по­мина­нии сво­ем ока­жет­ся в ми­ру с эти­ми че­лове­чес­ки­ми де­лами, то стран­ни­ком по от­но­шению к ми­ру се­му ви­дит се­бя та­кой че­ловек: к ви­дению ми­ра, к его бол­товне и ко всем со­быти­ям, ко­торые обыч­но про­ис­хо­дят в нем. Мно­гие ведь счи­та­ют та­кие и по­доб­ные ве­щи праз­дно­мыс­ли­ем. Они по­доб­ны че­лове­ку, ко­торый ох­ва­чен го­ряч­кой, и ког­да на­поми­на­ют ему о слад­кой пи­ще и изыс­канно при­готов­ленных блю­дах, из-за пло­хого са­мочувс­твия он про­тивит­ся и огор­ча­ет­ся. Не са­ма пи­ща бы­ва­ет при­чиной это­го, но его са­мочувс­твие, ко­торое бо­лез­ненно, ис­полне­но стра­даний и бес­по­кой­ства, при­чиня­емо­го желчью, и хо­чет­ся ему че­го-ли­бо кис­ло­го или со­лено­го. Кто об­ла­да­ет без­молви­ем и со­бесе­дова­ни­ем зна­ния, тот лег­ко и быс­тро дос­тигнет люб­ви Бо­жи­ей, а пос­редс­твом люб­ви к Бо­гу приб­ли­зит­ся он и к со­вер­шенной люб­ви к лю­дям. Ни­ког­да че­ловек, не удос­то­ив­шись преж­де ус­ла­дитель­ной и опь­яня­ющей люб­ви к Бо­гу, не бы­ва­ет спо­собен приб­ли­зить­ся к прос­ветлен­ной люб­ви к лю­дям.

Прий­ти от тру­да и борь­бы с по­мыс­ла­ми к прос­ветлен­ной люб­ви к лю­дям, и от­сю­да уже под­нять­ся к люб­ви к Бо­гу — такого в дос­тичь в этой жиз­ни, преж­де ис­хо­да из ми­ра, как бы кто ни бо­рол­ся, не­воз­можно. Пос­редс­твом за­пове­дей и рас­су­дитель­нос­ти воз­можно че­лове­ку под­чи­нить свои по­мыс­лы и очис­тить свою со­весть по от­но­шению к лю­дям, и он да­же мо­жет де­лать для них доб­рые де­ла. Но что он не смо­жет дос­тичь прос­ветлен­ной люб­ви к лю­дям пос­редс­твом борь­бы, в этом я убеж­ден: нет ни­кого, кто дос­тиг бы ее так, и ник­то не дос­тигнет этой це­ли та­ким пу­тем в нас­то­ящей жиз­ни. Без ви­на не пь­яне­ет че­ловек, и не бь­ет­ся ра­дос­тно сер­дце его, а без опь­яне­ния в Бо­ге ник­то не об­ре­тет ес­тес­твен­ным об­ра­зом доб­ро­детель, ко­торая не при­над­ле­жит ему, так что­бы она ос­та­лась в нем ти­хо и без при­нуж­де­ния. Бы­ва­ет так­же, что кто-ли­бо по ес­тес­тву кро­ток и ми­лосер­ден, вся­кого че­лове­ка с лег­костью лю­бит, ми­лосердствуя о вся­ком ес­тес­тве — не толь­ко о лю­дях, но так­же и о до­маш­них жи­вот­ных, пти­цах, ди­ких зве­рях и так да­лее: ведь есть же та­кие ду­ши! Но бы­ва­ют вре­мена, ког­да и они то­же сму­щены, ес­ли ка­кие-то при­чины для бес­по­кой­ства воз­ни­ка­ют у них из-за дру­гого че­лове­ка.

Но кто удос­то­ил­ся вку­шения бо­жес­твен­ной люб­ви, тот из-за сла­дос­ти ее обыч­но за­быва­ет все — ведь от это­го вку­са все ви­димые пред­ме­ты ка­жут­ся през­ренны­ми, ду­ша его с ра­достью приб­ли­жа­ет­ся к прос­ветлен­ной люб­ви к лю­дям, не де­лая раз­ли­чия меж­ду ни­ми, он ни­ког­да не по­беж­да­ет­ся их сла­бос­тя­ми и не сму­ща­ет­ся. Он по­добен бла­жен­ным апос­то­лам, ко­торые сре­ди всех зол, пре­тер­пе­ва­емых от лю­дей, бы­ли со­вер­шенно нес­по­соб­ны не­нави­деть их или пре­сытить­ся лю­бовью к ним. Это про­яви­лось на де­ле, ибо пос­ле все­го про­чего они да­же и смерть при­няли ра­ди их ис­купле­ния. И это бы­ли лю­ди, ко­торые сов­сем не­дав­но умо­ляли Хрис­та пос­лать огонь с не­ба, что­бы ис­тре­бить са­марян — по­тому лишь, что те не при­няли их в свое се­ление! Но пос­ле то­го, как по­лучи­ли они дар и вку­сили люб­ви Бо­жи­ей, усо­вер­ши­лись они да­же в люб­ви к зло­де­ям: тер­пя все­воз­можные на­пас­ти ра­ди ис­купле­ния их, они ни­как не мог­ли не­нави­деть их. Итак, ты ви­дишь, что бла­года­ря од­ним лишь за­пове­дям не об­ре­та­ет­ся со­вер­шенная лю­бовь к лю­дям. Не то, что­бы бо­рения и слу­жение дол­жны бы­ли мы ос­та­вить и не приб­ли­жать­ся к ним — я не го­ворю это­го. Но, тру­дясь в них, со­от­ветс­твен­но вре­мени и мес­ту, мы дол­жны ухо­дить с от­кры­того по­ля бит­вы и от­да­вать­ся без­молвию. И ког­да мы на­учим­ся да­же там ка­кому-ли­бо час­тично­му опыт­но­му поз­на­нию борь­бы с по­мыс­ла­ми, мы дол­жны сно­ва ос­та­вить это и вер­нуть­ся на умс­твен­ное по­ле бит­вы. В этих со­бесе­дова­ни­ях и в вос­по­мина­нии о чу­дес­ном, дол­жны мы пос­то­ян­но пре­бывать умом сво­им бла­года­ря пос­то­ян­но­му мо­лит­венно­му вос­по­мина­нию. Так бу­дем мы изо дня в день пре­ус­пе­вать, ра­ду­ясь ду­шою и со­вер­шенс­тву­ясь в Бо­ге.

Прос­ветлен­ное раз­мышле­ние о Бо­ге есть за­вер­ше­ние мо­лит­вы, или ско­рее, оно есть пер­во­ис­точник мо­литв — по­тому что так­же и са­ма мо­лит­ва за­кан­чи­ва­ет­ся по­мыш­ле­ни­ем о Бо­ге. Бы­ва­ет, что из мо­лит­вы пе­рене­сен че­ловек в изум­ленное раз­мышле­ние о Бо­ге, а бы­ва­ет, что из раз­мышле­ния о Бо­ге рож­да­ет­ся мо­лит­ва. Все это — раз­личные эта­пы на пу­ти, по ко­торо­му бо­жес­твен­ным об­ра­зом бе­жит ум на поп­ри­ще ми­ра, так что каж­дый че­ловек взи­ра­ет на свой ве­нец. Ве­нец ино­ка есть умс­твен­ное нас­лажде­ние, ко­торое во Хрис­те, Спа­сите­ле на­шем. Кто на­шел его, тот по­лучил уже в сем ми­ре за­лог бу­дущих благ.

О Хрис­тос, Ис­точник жиз­ни, удос­той ме­ня вку­сить Те­бя и да прос­ве­тят­ся очи мои. О Ми­лосер­дие и Сос­тра­дание, пос­ланные ми­ру, о На­деж­да тва­ри, да­руй мне вку­сить нас­лажде­ние на­деж­ды Тво­ей; да бу­ду я слеп для ми­ра, но прос­ве­щен ду­хом, и че­рез лю­бовь Твою да бу­дет опь­янен­ной жизнь моя, что­бы мне за­быть мир и де­ла его. Да бу­дем мы пле­нены То­бою в ра­зуме на­шем, ког­да со­бесе­ду­ем мы с ве­ликим Тво­им си­яни­ем. Не ос­тавь нас быть пле­нен­ны­ми ми­ром че­рез вре­донос­ные со­бесе­дова­ния с ним. Но удос­той нас, по во­ле Тво­ей, слу­жить Те­бе бодрствен­но и прос­лавлять Те­бя без сму­щения, в ве­ликом по­кое, на вся­кий час. Да­руй нам, Гос­по­ди, ус­та, пол­ные хва­лы Тво­ей, а так­же ра­зум, пе­рено­сящий стра­дания. Прос­ве­ти соз­на­ние на­ше чис­то­той, очи­ща­ющей мыс­ли, да­бы ста­ли мы жер­твой при­ят­ной и не­пороч­ной для Те­бя в ча­сы мо­литв на­ших. Пусть сок­ро­вен­ная си­ла Твоя жи­вет в нас, да­бы ук­ре­пились чувс­тва ду­ши на­шей, да­бы песнь, пол­ную изум­ле­ния, та­инс­твен­но воз­гла­сила ду­ша на­ша. И с ал­ли­лу­иами выш­них ан­ге­лов да вос­хва­лим мы на вся­кий миг си­лу Бы­тия Тво­его. И, слов­но на не­бе, на сок­ро­вен­ных чле­нах на­ших да по­несем свя­тыню Бо­жес­тва Тво­его. И со все­ми свя­тыми Тво­ими да воз­бла­года­рим ве­ликое имя Твое и да пос­лу­жим Ему без на­сыще­ния, о слав­ный по ес­тес­тву Сво­ему Отец, Сын и Дух Свя­той, во ве­ки ве­ков. Аминь.

Святитель Василий Великий

О знании и незнании того, что до нас касается. (Мф.15:15—18): Петр же, отвечая, сказал Ему: изъясни нам притчу сию. Иисус сказал: неужели и вы еще не разумеете? еще ли не понимаете, что всё, входящее в уста, проходит в чрево и извергается вон? а исходящее из уст — из сердца исходит — сие оскверняет человека. (13,19): всякому, слушающему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый и похищает посеянное в сердце его — вот кого означает посеянное при дороге. И вскоре потом (23): Посеянное же на доброй земле означает слышащего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать. (Мк.7:14): И, призвав весь народ, говорил им: слушайте Меня все и разумейте. (Еф.5:15—17): смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы. Итак, не будьте нерассудительны, но познавайте, что есть воля Божия.

Не должно любопытствовать о не касающемся до нас. (Ин.13:27,28): И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему. (Деян.1:6,7): они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю? Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти.

Имеющим тщание о благоугождении Богу свойственно и других спрашивать о чем должно. (Мф.13:36): И, приступив к Нему, ученики Его сказали: изъясни нам притчу о плевелах на поле. (19:16): И вот, некто, подойдя, сказал Ему: Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную? (Лк.3:7): приходившему креститься от него народу говорил: порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева?. И несколько позже (10): И спрашивал его народ: что же нам делать? Подобно этому спрашивали мытари, подобно и воины. (Деян.2:37): Услышав это, они умилились сердцем и сказали Петру и прочим Апостолам: что нам делать, мужи братия?

Вопрошаемому должно заботиться о том, чтобы дать дельный ответ. (Лк.10:25—28): И вот, один законник встал и, искушая Его, сказал: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Он же сказал ему: в законе что написано? как читаешь? Он сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя. Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить. (Кол.4:6): Слово ваше (да будет) всегда с благодатию, приправлено солью, дабы вы знали, как отвечать каждому.

Большое осуждение ожидает знающих, но не делающих. Впрочем не безопасно грешить и по неведению. (Лк.12:47,48): Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше. Изумление пред великими предметами не уменьшается, когда открыт способ, каким произошло что-нибудь необычайное. А если и не открыт, то простота веры да будет крепче доказательств от ума.

Преподобный Максим Исповедник

Но многим более пользы принесло противное. Ибо для злых знание бывает не на добро, хотя оно по естеству, как сказано, добро. Подобно не на добро бывает для них и здравие, и богатство, и радость, ибо не на полезное себе они употребляют их; для таковых полезнее противное сему, а следовательно, и это (т. е. противное) не зло в собственном смысле, хотя и кажется злом.

Знание, не обуздываемое Божественным страхом, производит надмение, внушая надмившемуся из-за него почитать собственным то, что даровано. Деятельность же, вместе с Божественною любовью множащаяся, не получая знания выше того, что следует делать, делает делателя смиренномудрым.

Преподобный Марк Подвижник

Сколько солнце превосходнее луны, столько последнее полезнее первого.

Знание дел (деятельное благоразумие) прибывает по мере исполнения заповедей, а познание истины — по мере надежды на Христа.

Знание без дел по нему еще не твердо, хотя бы было и истинно. Всему утверждением служит дело.

Часто от нерадения о деле, омрачается и знание (относительно его). Ибо, какие делания совсем оставлены в небрежении, о тех и памятования мало-помалу исчезнут.

Писание для того внушает нам познавать Бога разумом, чтоб право служить Ему делами.

Не говори: я не знаю должного и потому невиновен, если не делаю оного. Ибо если бы ты делал то добро, которое знаешь, тогда последовательно открылось бы тебе и все прочее, будучи постигаемо одно посредством другого, подобно тому, как узнаются односемейные. Не полезно тебе прежде исполнения первого (ведомого) знать второе (чего не знаешь). Ибо разум кичит по причине бездействия (недостатка дел), а любы созидает, поелику вся терпит (1Кор. 8:1, 13:7).

Преподобный Иустин (Попович)

ГНОСЕОЛОГИЯ СВЯТОГО ИСААКА СИРИНА

Оздоровление, очищение человеческих органов познания совершается богочеловеческим методом — сотрудничеством благодати Божией и воли человека. На долгом пути самоочищения и самооздоровления и само познание становится все чище и все здоровее. На всех ступенях своего развития познание зависит от онтологической структуры и этического состояния органов познания. Очищенные и оздоровленные упражнением евангельских добродетелей, органы познания обладают святостью и чистотой. А чистое сердце и чистый ум дают чистое познание. Обращенные к Богу, очищенные и оздоровленные органы познания дают чистое и здравое богопознание, а обращенные к твари, они дают чистое и здравое знание о твари.

По учению святого Исаака Сирина, существует два рода знания: знание, которое предшествует вере, и знание, которое рождается от веры. Знание, которое предшествует вере, является знанием естественным, природным, а то, которое рождается от веры, является знанием духовным. Естественное знание состоит в различении добра и зла, а знание духовное — это ощущение сокровенного, способность ощущать то, что сокрыто, видеть невидимое. Истинная вера — вера по слуху, ее дополняет, укрепляет, доказывает другая вера, вера по созерцанию, вера по видению. Освобождение от естественного, природного знания является условием обретения духовного знания. Это осуществляется верой, ибо в подвиге веры человека осеняет некая «неведомая сила», делающая человека способным к духовному познанию. А ежели человек запутается в сетях естественного познания, из него ему выбраться труднее, чем из железных оков, и жизнь его — на острие меча.

Когда человек пойдет путем веры, он должен оставить старые методы познания и не возвращаться к ним, ибо вера имеет методы свои. Тогда естественное, физическое знание перестает существовать, а духовное настает, ибо естественное знание — «противно вере. Во всех своих действах вера есть нарушение законов познания, познания не духовного», а естественного. Главное отличие этого естественного познания состоит в том, что оно основывается на исследовании и на своих методах исследования. А это есть признак сомнения в истине. Вера же требует чистого и простого способа мышления, который далек от всякого лукавства и метода исследования. Они противоположны друг другу. Дом веры — это младенчествуюшая мысль и простое сердце. Ибо сказано: Прославьте Бога в простоте сердца своего (Кол.3:22), а также: Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф.18:3). А естественное познание противится и простоте сердца, и простоте мысли. Это знание действует и распространяется только в пределах естества. Вера же распространяется выше естества.

Насколько человек отдается методам естественного познания, настолько его охватывает страх, от которого он не может освободиться. Если же он все-таки идет за верой, вскоре становится свободным и самостоятельным и, как сын Божий, свободно использует все. Если человек полюбит веру, он, как Бог, использует любую природную тварь, — поскольку вере дана власть, чтобы она, как Бог, создавала новую тварь, ибо сказано: захотят — и все явится пред тобою (Иов.13:23). А часто вера может производить все из ничего. Знание же не может ничего делать без вещества. Оно не имеет власти над естеством, а вера имеет. Многие верой входили в пламя, усмиряли силу огня и неповрежденными проходили посреди пламени, и ходили по морю, яко по суху. Однако это все сверхъестественно и противоположно методам природного знания, и показывает, что оно тщетно во всех своих методах и законах. Вера шагает над естеством. А эти методы естественного познания властвовали над миром более пяти тысяч лет, и человек не мог никак поднять голову от земли и познать силу Творца, пока не воссияла вера наша и не освободила нас от мрака земного делания и рассеянности ума. Кто имеет веру, не теряет ничего. И когда ничего не имеет, он все равно властвует над всем, как написано: И все, чего не попросите… с верою, получите (Мф.21:22), а также: Господь близко. Не беспокойтесь ни о чем (Флп.4:5.6).

Для веры не существует природных законов. Святой Исаак это отчетливо выделяет: все возможно для того, кто верует (Мк.9:23), так как для Бога нет невозможного. Знание запрещает своим ученикам приближаться к тому, что чуждо естеству, что выше естества. Знание, о котором говорит святой Исаак, в философии появляется под названием гносеологического сенсуализма, критицизма и монизма. Они все три признают силу, реальность, важность, критерий и объем познания только в границах видимой природы, насколько те соответствуют границам чувств человеческих органов познания. Переходить границы естества и заходить в область сверхъестественного сторон, упомянутых гносеологических направлений, считают неестественным, нелогичным или невозможным, а то даже и запрещенным. Человек опосредованно и непосредственно сведен к чувствам, не смеет никуда вне их.

Но и это естественное знание, по учению святого Исаака Сирина, не должно отвергаться и порицаться. Однако вера выше его. Оно порицается постольку, поскольку использует разные методы, идущие против веры. Когда это знание соединится с верой, когда облечется в ее пламенные мысли и обретет крылья бесстрастия, тогда, используя иные методы, вознесется от земного в область своего Творца, в над-природу. Это знание совершенствуется верой и обретает силу, чтобы подняться ввысь, чтобы ощутить то, что над всеми ощущениями, и чтобы увидеть тот свет, который непостижим для ума и знания тварных существ. Знание — это ступень, с которой человек поднимается на высоту веры и когда ее достигнет, не нуждается в знании. Ибо сказано: …Мы отчасти знаем…, когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится (1Кор.13:9,10). Вера, значит, и сейчас как бы ставит перед нашими глазами истину совершенства, и верой мы познаем то, что непонятно, а не исследованием и силой познания. Дела правды: пост, милостыня, бдение, чистота тела, любовь к ближнему, смиренноумие сердца, прощение грехов, помышления о небесных благах, исследование тайн Священного Писания, рассуждение ума о наиболее совершенных делах и иные добродетели — это ступени, с помощью которых душа выходит на самую большую высоту веры.