А
Азалии абрек аккомпанировал,
с азартом он аккорды акцентировал,
акцент в акустике — алхимик аллегорий:
абрек Азалию амурил априори.
«Ах, Асмодей!» — Азалия в апломб,
но, алкая, абрек айда её в альков…
Б
Бандиты бросились за Бандерасом. Бандерас бухал бутсами по бетонке.
— Бежать, бежать, — бодро бормотал он.
Бандитская бомба бацнула его в бедро.
— Блин! — буркнул Бандерас.
Безумная Барбара бибикнула бумером: — Быстрей!
Благородный Бандерас блокировал бомбу, и болтыхнулся в бумер: — Бабла не будет.
Барбара брюзжала: — Брандахлыст, бабло на бочку!
Бандерас броском от борта бабахнул Барбару по башке:
— Бахалда! Барбара в барабаре!
— Ах ты, балласт безнадобный!
— Безнадёжная баба, болтливая и безумная, — бурчал Бандерас.
— Брысь из бумера, — брызнула Барбара.
— Баста, — Бандерас брякнулся за борт.
Бандитская бомба бацнула его в бедро.
— Блин! — буркнул Бандерас, и бодро бухнул бутсой
по бетонке, — бандиты!
В
Верка верила в Васю. А Васька верил в вино.
— Ин вино веритас! — вопил он, возвращаясь вечером и вихляющим вьюном ввинчиваясь в ворота.
Верка вдумчиво внимала его воплям.
Васька весело выдувал ветры в варёнки. Верка, вздохнув, вставала и величественно волокла его в ванную.
— Верунчик, — верещал Василий, — возляг со мной!
Верка вздыхала вновь и всовывала Ваську в воздушную вспененность воды. Тот вольготно вытягивался и волосёнки взъерошивались на вздымающейся из воды Васькиной вершине.
Вымывши, Верка выкладывала Ваську на вытрезвление. Всхлипывала Верка и выстирывала Васькины варёнки.
А Васька всхрапывал и вальяжно выгибался, аки Всевышний на воздусях.
Всевышний верил в Верку.
Верка верила в Васю.
А Васька верил в вино…
Г
Гайдук гробил город.
Город гундел, горбатился, гадал на гуще, гаерничал в газетах, но гайдук всё гарцевал по гатям, аки гидра.
Гиль гоношилась:
— На гафель!
А гильдия глодала город гламурно и глазетово, глумясь над глупыми.
Гмара гнётом гноила гнев и горечь.
Глодать-не переглодать…
Д
Димка дождался дела, добыл дорогой добротный дрюк.
— Дорого дал! — долбил по доске дебелый дрозд.
Димка дешевился. Дрозд дряпнулся на дрюк и дважды двинул по доске, дерзко добиваясь дырки.
— Дурак! — дразнил дрозда Димка.
Дрозд дотошно достучался до дырки.
— Да. Дёшево дал. Доволен — достойный дрюк!
Димка дурашливо двинул дрозда дрюком.
— Дорога догада, дёшева досада! — добил Димка.
Е
Ева аки евклаз в Евангелии.
Евнух не еин: егози-елози, — не ездун, елей.
Елоп её единственный в Едеме.
Ё
Ёж, да ёрш — ёрник тож.
Ж
Жук жужжал с жужелицей:
— Ж-ж-жесть! Жерех жаждет жилья — женился на жабе…
Жужелица жёстко жикнула:
— Жиган, жиголо!
…Жара жгла железо.
Жук жарился на жатве, жужелица желчно жалила жеребёнка.
Жестокий жерех по жанру женитьбы жамкнул жабу в желе…
Жук, жестикулируя, живописал жужелице жильё жереха.
З
Заарканили зайца. Заарестовали и заклеймили на заклание.
Запьянцовский зверь-зок заправился заливным и занялся запугиванием:
— Заяц, а заяц, — зафаршируем, а затем с зубровкой, как зулусы, и закусим зюзиком!
— Зануда, — заканючил заяц, — зверь заматерелый!
— Заткнись, заяц, — заорал зверь-зок, — замочу!
Занумерованный, замытаренный заяц звонко заныл. Зудел, зудел, и занудил зверя-зока, запойный зок засипел и зарубил затею:
— Зайца заткнуть и в захолустье, затравил, заушник!
Заяц засмеялся и заторопился в зябь.
Зарядил Змей-горыныча, и заслал на зока. Закусил зверь-зоком Змей-горыныч и зажировал…
Заяц-то зануда, зазноя, да не зюзя!
И
Иван-да-Марья изволновалась по Иван-чаю:
— Извечный игрун, извратил идиллию, издеватель!
Изворотливый Иван-чай инспирировал изгнание.
Иван-да-Марья истошно изливала извечные иски:
— Испоганил, Иуда, икреннюю институтку!
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.