Это небольшое пособие предназначено для тех, кто рассказывает истории. Писатель, сценарист, драматург, квестмастер, геймдизайнер: если вы один из них, то конфликтология может быть вам полезна.
Учебники и хорошие курсы по конфликтологии есть. К сожалению, большинство сторителлеров, с которыми мне доводилось контактировать, либо вообще не знали о существовании такой дисциплины, как конфликтология, либо считали, что это «что-то о разделе имущества». Я предлагаю вам краткий и, в сущности, туристический экскурс в области этой науки — и если вам окажется интересно\полезно, то дальнейшее знакомство с предметом можно осуществить уже и без моего участия.
Введение
Однажды на семинаре двоих маститых и опытных писателей молодая красивая слушательница (не я) задала им вопрос: «Я вот увлекаюсь описанием мира… Как мне удержать баланс между описанием мира и описанием сюжета?»
Один из опытных авторов отвечал в том духе, что главное в тексте — это конфликт, а персонажи и, тем более, окружающий мир — инструменты раскрытия конфликта в сюжете….
Но пока опытный автор рассуждал об этом, у меня за спиной кто-то с досадой пробурчал «конфликт, конфликт… Неужели нельзя без пальбы и вот этого всего мордобития?»
И вот тут-то я поняла, что эту сову было бы неплохо разъяснить.
Ведь действительно странно, что опытные (и даже не обязательно маститые) авторы понимают под конфликтом одно, а публика — другое? В обыденной речи под конфликтом обычно имеют в виду действительно открытый разлад: спор, крик, вооруженное противостояние, судебное разбирательство и т. д. С другой стороны, существует приличное количество признанных книг, где ничего подобного нет вовсе, или условная «пальба» смещена в фон повествования. Что же — это книги без конфликта?
А вот и нет. Литературоведческое понятие конфликта описывает его как противоречие, развитию, преодолению и разрешению которого посвящен сюжет. Забегая вперед, скажу, что это понятие достаточно близко к понятию конфликтологическому — но вот беда: литературоведение не дает четких представлений о том, между чем и чем, собственно, должно быть противоречие, и почему именно противоречие двигает сюжет. Обязательно ли должно присутствовать разрешение противоречия? Что такое развитие противоречия?
Ответов на эти вопросы мне найти не удалось, зато в поисках нашлось много лулзов. Например, литературоведческие странички в интернете на голубом глазу сообщают, что “Специфическим содержанием конфликта является борьба между прекрасным, возвышенным и безобразным, низменным” Вот, скажем, большинство рассказов Чехова очевидно в этой логике никакого конфликта не имеют, поскольку прекрасно-возвышенного в том же «Спать хочется» не найти и с лупой. Или вот «В круге первом» — книга интересная, но с прекрасно-возвышенным там, честное слово, как-то не задалось. Уж я не говорю о том, что приравнивать этическое к эстетическому — вообще скользкий ход.
Диалектическое развитие действительности? Это значит, фантастику не включаем? Или фантдопущение и будем считать, эмн, диалектическим развитием?
Ну или сюда можно заглянуть. «В полном объеме глобальный конфликт воплощается в ряде произведений одного писателя, писателей одной эпохи, одного направления». Всё бы ничего, но разве конфликт литературного произведения обязан быть глобальным? А если хочется писать о частных?
В целом, все литературоведческие описания конфликта и того, что с ним надлежит делать, звучат достаточно обтекаемо и туманно. Но кто нас заставляет ограничиваться литературоведением? Ведь другие гуманитарные науки совершенно независимо от литературоведения занимались этой же областью. Правда, зайдя в нее совершенно с другой стороны и по другим поводам.
Конфликтология, до недавнего времени, вообще считалась не наукой как таковой, а именно областью применения знаний, полученных в других областях — социологии, психологии, юриспруденции. И занимается поныне конфликтология работой с уже существующими, настоящими конфликтами: с целью приведения их в максимально тихое и пристойное состояние. Выключить конфликт или отменить его нельзя: невозможно и (еще раз забегу вперед) не всегда и желательно. А вот отрегулировать, преобразовать, ввести в конструктивное русло — и вот там, где бушевали столетние войны, развевается флаг ЕС. Благолепия нет и никто не ждет, но люди как-то договариваются без варфоломеевских ночей.
Но ведь задача автора (автора книги, манги, сценария, компьютерной игры, модуля D&D или устно рассказываемой байки — не имеет значения), так вот, задача автора — строго противоположная! Героям не должно быть слишком просто, но при этом слушателю (зрителю, читателю…) истории должно хотеться им сочувствовать. Он должен за них волноваться! А в идеале бормотать про себя «да, да, так оно и бывает! Как же это ужасно!», плакать по ночам в ожидании продолжения и выпадать из реальности, следя за тем, как герои выкарабкиваются. Одна из читательниц Лоис Макмастер Буджолд, стоя в очереди в банке, так увлеклась книгой, что полностью пропустила тот факт, что банк подвергся ограблению. То есть конфликт надо раздуть, разжечь — и втянуть в него наблюдателя.
Понятно, что есть для этого классические литературные приемы. Их я вам не буду излагать, для этого есть специалисты. То, чем в этой книге планирую заниматься я — это инверсия «нормальной» конфликтологии. Будь конфликтология чуть постарше, можно было бы сказать «традиционной». Но увы, наука, которой меньше лет, чем длина нормальной человеческой жизни, еще не имеет право называться традиционной, даже если в ней уже есть какой-никакой мэйнстрим. Вопрос в том, может ли имеющееся конфликтологическое знание, даже в обратном применении, быть полезным и эффективным?
Еще небольшое уточнение для тех, кто склонен сомневаться в полезности и эффективности гуманитарного знания в целом. Конфликтология, на сегодняшний момент, уже не вполне гуманитарная наука. К уже существовавшим приемам, рассуждениям и алгоритмам не так давно была подведена серьезная математическая база через теорию систем и теорию игр. Для тех из вас, кто более или менее представляет себе, чем занимаются и о чем говорят эти теории, может оказаться полезным и поучительным учебник В. А. Светлова “Введение в конфликтологию». Даже сразу скажу, гораздо более полезным и поучительным, чем то, что в силах рассказать я. Однако, люди без соответствующей математической подготовки, читая этот учебник и другие работы Светлова — делают это на свой страх и риск, и я не отвечаю за то, что с ними станется в торфяных болотах, где силы зла властвуют безраздельно.
База конфликта и можно ли вообще без него обойтись
Как совершенно верно говорят литературоведческие источники, конфликт — это противоречие. Но не всякое.
Из этого определения следует несколько важных для писателя выводов.
Во-первых, определение говорит о единой системе. Значит, для конфликта нужен общий контекст, который никто из участников не может взять и сделать необщим («мы с Олифантием в мире живем — он на одном конце деревни никого не трогает, я — на другом» — и вот нету никакого конфликта). Единство системы вовсе не обязано быть очевидным, и персонажи вовсе не обязаны о нем знать. Но и писатель, и читатель отлично понимают разницу между главами романа и сборником рассказов. Общность, взаимозависимость персонажей — важный аспект конфликта. Злодей может жить за лесом годами, но герой идет его побеждать только тогда, когда начинают пропадать дети и девушки из родной деревни героя, а надежнее всего — родной ребенок или невеста. Чем сложнее игнорировать антагониста, тем лучше увязана система в единое целое.
Второе, что нам необходимо для создания действующего конфликта — это прежние способы функционирования конфликтующих подсистем. То есть «то, как мы всегда делали раньше», предыстория, шаблоны поведения, готовые алгоритмы. И это должны быть такие алгоритмы, которые до возникновения конфликта были лучшими из возможных. Процесс их тестирования — та часть любой книги, где герою «не везет». Неудачи быть обязательны именно потому, что старые алгоритмы кажутся герою (а возможно, и нам!) естественными и само собой разумеющимися, но именно здесь и сейчас, в конфликте — увы, не срабатывают как надо, и надо это показать в действии — вот это не сработало так-то, а вот это не сработало так-то. Сделать хотел грозу, а получил козу — история, пригодная как для магов, так и для электриков.
Третье, что еще из определения следует: конфликт и негатив — вовсе не синонимы. Давайте рассмотрим две умозрительные ситуации.
1. Волки ловят и едят зайцев.
Да, волки страдают от голода и злятся, когда заяц убегает. Да, зайцам очень страшно, а когда их ловят — то и очень больно. Но все участники понимают, что им нужно делать, чтобы быть в благополучии, и если делать это лучше всех тебе подобных — то и будешь благополучен. С течением столетий и зайцы, и волки становятся все более крепкими и быстрыми (см. естественный отбор).
2. Между Англией и Францией строится мост
Наука и техника дошли до такой возможности, две страны нашли денег, геологи дали добро, и вот на 3D модели на мост въезжают машины… Из Англии — по левой стороне, из Франции — по правой…
— Кхм!!!! — говорят строительные и автодорожные эксперты, советники ЕС и другие умные люди, просчитав неизбежные последствия.
Первая ситуация, хотя в ней льется кровь и лес напоен ужасом — вообще не конфликт. Это антагонизм. Вторая — конфликт, да еще какой, конфликт глубокий, отягощенный исторически, требующий большой дипломатической и технической изобретательности — но реально его участники могут смеяться, спокойно дискутировать и не опускаться даже до препирательств. Первая ситуация не может быть движущим конфликтом сюжета, хотя вполне может быть использована как фон для нагнетания эмоций. А из второй сюжет вполне делается. Как минимум, почти наверняка вы прямо здесь и сейчас начали в уме прикидывать, что бы вы сделали на месте экспертов. А значит, конфликт вас уже немножечко засосал (а книжка с этим конфликтом получила некую вероятность быть вами купленной)
Нужно отметить, что антагонизмы в тексте тоже очень желательны (хотя менее обязательны, чем конфликт). Чем больше страха, агрессии, спешки, умолчаний и прочих нагнетаний, тем меньше вероятность, что герои спокойно сядут и совместно порешают конфликт именно как новую ситуацию, выработают новый алгоритм и тем самым откорректируют систему до неконфликтного состояния. А значит, на фоне тяжелых антагонизмов даже легко решаемый конфликт можно разогнать до высокой трагедии.
И, наконец, в-четвертых, из определения очевидно, что конфликт вовсе не обязан быть заметен сразу — ни героям, ни читателям. Конфликт даже не обязан существовать с самого начала истории! Вспомним старт очень известной трагедии — юноша влюблен в кого-то за кадром и охотно это обсуждает с друзьями, девушка наслаждается последними месяцами детства. В городе, где они оба живут, происходят столкновения подростковых банд и олигархическая конкуренция, но к героям это очень мало относится… Система еще не является единой. Но скоро станет.
Как именно автор обеспечит то, что участникам конфликта невозможно из него удрать — это его, авторское дело (но обеспечить надо). Как именно автор обеспечит то, что ранее годные и отличные способы жить начинают приводить к плачевному и возмутительному результату — тоже дело автора. Но без этих граничных условий конфликт не поедет.
Любой ли конфликт годен для использования как основы истории? Представьте себе — да. Понятно, что многое зависит от искусства повествования, но основа возникающего у читателя интереса в том, что каждый конфликт — это загадка. Система едина. Подсистемы мешают друг другу. Готовых алгоритмов решения нет. Движение сюжета заключается в том, что участники конфликта исследуют его, пробуют те или иные готовые способы преодоления, убеждаются в их неэффективности, начинают изобретать новые, пробуют их и отбрасывают негодные — а homo sapiens очень любят учиться на чужих ошибках и чужом опыте — ведь это же какая экономия сил и ресурса! «Так как же они это разрешили?» — любопытствует читатель. И вот тут автору придется покрутиться ужом, чтобы решение оказалось и действительно новым (не очевидным читателю с самого начала), и действующим, и не приводило к еще более плачевным последствиям (разве что вы задумали сериал). Если автор не справляется с задачей, мы видим что-то типа анекдота про охотника, рассказывающего о том, как волки загнали его в прошлом году на дерево, позвали бобров и те начали грызть ствол, и дерево упало, и придавило его!
— А дальше-то что было?
— Что-что… Съели, конечно…
Спрашивается — а может ли быть читабельным текст вообще без конфликта? Может быть, не так уж и правы маститые писатели? Отвечаем — такой текст существовать может, и даже будет, скорее всего, продаваться. Это истории о том, как с. т. а.л.к.е.р собирает лут, сдает его на базе, покупает снарягу и собирает более крутой лут. Ну или истории о том, как красивая девушка взаимно влюбляется в красивого мужчину и после невербальных и вербальных уточнений взаимности занимается с ним любовью. Независимо от декораций, тексты такого типа чем-то похожи на игру в «шарики» и полезны именно тем, что в них не происходит ничего неожиданного — что для уставшего человека, ищущего жвачку для мозга, может быть очень важно. Для писателей, ориентированных именно на такие тексты, моя книжка ничем не будет полезна, можете закрывать. Тех же, кого манят неожиданные повороты, рискованные решения и прочие отхождения от стабильности, приглашаю в следующую главу.
Структура (расставим фигуры, вкопаем мины)
Ничего из того, о чем будет идти речь в этом разделе, не попадет в ваш текст.
Попадут построенные сверху образы, действия и мотивы. А здесь мы обсуждаем внутренние опоры конфликта, его скелет.
Если вы когда-нибудь видели, как рисует людей опытный художник, то вы знаете, что сначала возникают не глаза и вышивка на платье, а какие-то грубые шары и цилиндры, а то и вовсе, в сложных позах, скелет (а шары и цилиндры — на нём). Рисуется это все тоненько, карандашиком. Рисованию скелетов и грубых моделей художников учат, да еще и довольно подолгу. В принципе, в конечном итоге художник бывает способен проводить эти фазы мысленно, но всегда готов ответить, где у прелестницы в многослойных хэйаньских одеяниях локти, а где — крестец, и как она может изогнуться, а как — уже сломается или нелепо завалится на татами. Так и рассказчику историй нужно понимать, где под покровами сеттинга, диалогов, описаний и прочего находятся суставы его конфликта, и в каких местах можно подсогнуть, а в каких — нет.
Из чего же состоит конфликт?
Определение в предыдущей главе задает нам общий контекст конфликта и минимум две подсистемы — то есть УЧАСТНИКОВ конфликта. Кроме того, всегда существует ОБЪЕКТ конфликта.
Нормальный бытовой дискурс, говоря о конфликте, всегда называет именно участников и объект.
— Что случилось?
— Васька вломил Петьке.
Мы имеем двух участников, и физическое насилие между ними. Но сам факт насилия еще не объект конфликта! И расспросы продолжаются:
— А за что?
— Петька сломал васькин велик.
— А-аа!
Объектом конфликта всегда является либо некий ресурс (благо, полезняшка, статус или возможность), либо право распоряжения этим ресурсом (иначе говоря, власть). Но проблема в том, что наличия спорного объекта для конфликта недостаточно. Из одной и той же точки ситуация может развиваться и усугубляться — а может и мгновенно утухнуть:
Петька уже починил васькин велик
Петька отдал за сломанный велик свой гироскутер
Петька позвал брата-боксера, и Ваське пришлось уйти ни с чем
Васька вломил Петьке и они пошли вместе чинить велик к Сашке в гараж
Васька плюнул и пошел сам чинить велик
У Васьки таких великов еще четыре, ему пофиг
И так далее.
Чтобы конфликт был, и был определенным, и имел свои тенденции развития, необходим не столько объект, сколько ПРЕДМЕТ конфликта — а именно разница в представлениях участников о том, что собственно, произошло и чему далее следует происходить. И чем меньше эта разница, тем вероятнее, что никакого конфликта НЕТ. Сломал велик — получил по щам — все логично — вместе пошли на рыбалку.
Эта самая разница в представлениях — и есть противоречие, о котором так настойчиво говорили литературоведческие источники. Противоречие между картинами мира, носителями которых являются участники. Картина мира — вещь могучая, и, в принципе, умелый автор может исхитриться и изложить одну из них без всякого участника-носителя. Тогда одинокий герой будет биться в тексте с общефоновым «так уж оно тут устроено», даже без индивидуального антагониста. Но традиционно и писателю, и читателю проще, когда есть кто-то, кто изложит словами и действиями отличную от протагонистовской картину мира.
И это значит, что автор, который планирует вводить в свой текст конфликт, обязан заранее придумать не только (и даже не столько) сам сеттинг, все эти социальное устройство и покрой местных одежд, а минимум два различающихся способа описания этого сеттинга.
— Нильфгаард несет мир и порядок в разрозненные, беспрестанно воюющие северные территории.
— Ааа, поток черных войск уничтожает все живое на своем пути!
При этом, (о чем недостаточно опытный автор часто и не догадывается), чем лучше обоснованы и мотивированы обе картины мира, тем крепче и устойчивее конфликт. Необоснованная картина мира ломается предъявлением реальных фактов, ну и весь конфликт превращается в пузырь. В принципе, люди порой умудряются тянуть целые сериалы на том, что «Альбина думает, что Альберт ее не любит» или «принц Мутарукалицо-доно считает себя недостойным трона империи Сугарукэнога», но, по сути, это всего лишь кокетливый вариант полностью бесконфликтного текста. Чем обоснованнее, логичнее и очевиднее каждый способ видения происходящего (то есть чем сильнее каждая конфликтующая подсистема), тем сложнее загадка и тем интереснее читателю.
Таким образом, противоречие между «прекрасным, возвышенным и безобразным, низменным» практически невозможно сделать ведущим предметом конфликта. Ну кто добровольно примет сторону безобразного и низменного? А вот противоречие между «прекрасным, возвышенным» и «надежным, прагматичным» успешно тащит на себе тысячи историй от «Дюймовочки» до «Стрекозы и Муравья», и уже по приведенным примерам вы видите, что автор может поддерживать своей историей любую из этих двух сторон. Фауст, продавая душу дьяволу, выбирает не между раем и адом (как потом окажется), а между чистой совестью и большими возможностями. Привлекательно, по своему — и то, и другое.
Да, разумеется, умные люди всегда стремятся увеличить численность своей стороны путем распространения своей точки зрения и путем опровержения точки зрения противника. Да, это знакомые нам пропаганда и контрпропаганда. Но вот фокус, они то действуют — то нет. Почему — мы обсудим ниже.
Уровни сложности (оно же типы предметов конфликта)
Чем глубже, замороченнее и распространеннее противоречие, которое вы кладете в основу своего будущего конфликта, тем больше всего вы сможете намотать на свой конфликт сверху (и он вывезёт), и тем меньше необходимость сочинять противоречие с нуля. Оглянитесь! Мир вокруг нас полон противоречий! Не буду даже соваться в более или менее гуманитарные темы, скажу лишь, что любая живая система по математическому определению является неравновесной (то есть имеющей противоречия); и что любая живая система, чтобы оставаться живой, должна быть антиэнтропийной (то есть мера упорядоченности в ней должна повышаться) — а мы живем (сюрприз) в мире, где действует второй закон термодинамики, и энтропия не убывает принципиально никогда. Сатана — Князь мира сего, если выражаться кратко.
Кратко раскрою секрет, как нормальные живые системы с этим справляются — они сбрасывают энтропию вовне. Животные испражняются, Москва вывозит мусор в Архангельскую и Калужскую области и т. д. Замкнутая система может продолжать быть живой только в том случае, если постоянно потребляет энергию извне (запаянные эко-аквариумы или освещаемая звездой планета), и то не вечно. Но сброс энтропии — тоже конфликтный процесс, едва мы поднимаемся на уровень метасистемы (то есть «смотрим шире»). Кошка может правильно или неправильно пользоваться лотком; у жителей Калужской и Архангельской областей возникают вопросы к своим руководителям, какого черта, и, опять же, т. д. — редко кому нужна чужая энтропия, своей хватает.
Жизнь и конфликтность — глубоко связанные вещи. Противоречивые системы — интересные, живые и динамичные (хотя жить в эпоху перемен — то еще развлечение). Непротиворечивые, бесконфликтные системы — неплохо смотрятся, но в них ничего не происходит. А от скуки (по научному — длительной сенсорной депривации) тоже умирают. Организм человека устроен так, что он хочет то покоя, то непокоя (и тем самым добавляет вселенной конфликтности), и если вы выспались, хорошо покушали и жизнь никого из ваших близких не висит на волоске, то остросюжетная, высоко конфликтная история покажется вам гораздо привлекательнее экранной заставки с мирно плавающими туда-сюда рыбками. И, тем более, если вам хочется художественной правды, то любое изображение пасторали и безмятежного покоя — модель искусственно ограниченная и потому лживая.
«…Жук ел траву, жука клевала птица,
Хорек пил мозг из птичьей головы
И страхом перекошенные лица
Ночных существ смотрели из травы»
То есть придумывать новые противоречия нет особой необходимости, их НАВАЛОМ и так. Но вы имеете право не забираться в философские аспекты бытия как страдания и разглядывать в своей истории только какой-то небольшой, частный момент противоречивости мира. Если ваш читатель с выбранным вами противоречием сталкивался — ему будет остро интересно, «как же это решают». Если не сталкивался, но в целом любознателен и (или) наслышан — может заинтересоваться впрок. Но и если вы можете изобрести новое, дотоле не существовавшее противоречие — это тоже может быть интересно — просто гораздо меньшему числу людей. Скажем, содержание меморандума Бломберга — а это вполне осмысленная философская проблема — с самого начала и по сей день волнует очень небольшой процент тех, кто даже о нём читал. Но, несмотря на большую отвлеченность этой проблемы, фантасты ее нет-нет, да и вытаскивают.
Итак, предмет конфликта — это различие между вИдениями какой-то одной ситуации. В конфликтологии выделяют 4 типа предметов конфликта. Отличаются они, в сущности, тем, насколько трудно их подцепить и вытащить — то есть осознать, вербализовать, обсудить и изобрести преодолевающее решение. Обсудим их, начиная с тех, что попроще.
Факты
Противоречие состоит в разнице имеющейся информации
Понимание того, что конфликт основан на разнице в данных, наступает довольно быстро («у меня в документах такая цифра! — а у меня такая! — так, выясняем, откуда расхождения…”). Любая информация имеет источники, источники можно сверить. Иногда приходится решать, какой источник данных более валидный, или какой источник данных равно приемлем для обеих сторон. Но с момента, когда люди уясняют, что они имеют разные данные об одном и том же — у них нет оснований развивать конфликт. Есть основания изучать матчасть. И поэтому противоречие фактов — самый простой вид предмета конфликта.
Как только люди осознают, что обе стороны имели веские причины вести себя так, как они ведут — то на социальном плане конфликт фактически побежден. Его могут решить, преодолеть, или хотя бы локализовать, но самое главное — он уже высвечен и назван по имени. Чем более сложно осознать, зачем так себя ведет вторая сторона, и чем легче предположить, что «они просто нелюди какие-то, больные ваще», тем менее вероятно, что противоречие будет зафиксировано. Поэтому конфликт фактов чаще всего применяется писателями для разгона, для демонстрации характеров персонажей, для описания общей канвы происходящего, но не становится основой всего текста. Мелко. В принципе, конфликтами фактов можно увесить какой-нибудь более глубокий конфликт, чтобы герои увязали, можно идти от этих легкораспутываемых конфликтов к тому «да как получилось-то, что ты веришь газете «Убьем всех людей!»? … и так далее. Но если вы намотали трехэтажные внутрисемейные дрязги с убийствами, а в конце окажется, что всему виной неправильно прочтенная записка, и все кинутся мириться — потребитель сморщится и махнет рукой. Стартовый конфликт (может быть и простой) и вся цепочка конфликтных событий — совершенно не одно и то же.
Методы
Противоречие состоит в разнице алгоритмов, применяемых к ситуации
С каждой следующей ступенью предмет конфликта становится все менее очевидным. Методы действий — то, что каждый участник считает само собой очевидным (а иные действия — подозрительными и, возможно, вражескими). То, что само собой очевидной может быть, даже на одних и тех же данных, совсем разная программа действий — еще надо додуматься. Надо иметь опыт такого расхождения. Надо видеть признаки того, что другой пользуется другими методами. Если опыта нет — действия второй стороны выглядят необыкновенно неверными, неконструктивными, а! А ведь точно! Наверняка предательскими!…
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.