Бесплатный фрагмент - Авантюра №2, или Пассажир с места 6 «чарли»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Первая моя большая авантюра в этом году — авиароман в рассказах «Палыч и Игорёк», который благодаря читателям естественным образом родилась из короткого рассказа. Когда была написана заключительная глава, стало грустно прощаться с героями. Но тема и по содержанию, и по времени была исчерпана.

После публикации книга «Палыч и Игорёк» начала жить своей жизнью в электронной, бумажной и аудио версиях. Казалось бы, можно и забыть, но скучать по созданным мной персонажам меньше я не стал. Внутренний голос во второй раз столь же настойчиво, как и в прошлый, снова потребовал от меня: «Пиши!».

И садясь за продолжение, я совершенно не представляю, как поведут себя герои, какими они будут: новыми знакомыми или теми с кем я уже подружился. Не знаю, что реально произойдёт на борту пассажирского лайнера (а куда же без авиации?) и чем завершится полёт. Надеюсь вместе с читателем разобраться в этой сложной, поверьте мне, ситуации. Случилась она во время одного очень странного рейса, который сначала всем: и мне, и моим героям, да и тебе, читатель, — покажется вполне обычным. Сейчас, когда я пишу эти строки, мне известно лишь то…

ГЛАВА 1

…что после того как специалисты по авиационной медицине вдруг выяснили и обосновали, что необходимым и достаточным, а самое главное — наименее вредным для членов экипажей трансконтинентальных воздушных лайнеров является отдых продолжительностью не менее, но и не более суток, администрации авиакомпаний, выполняющих такие рейсы, озаботились здоровьем своих сотрудников и продолжительность пребывания в пункте назначения сократили до рекомендуемого, указанными специалистами, значения. Естественно, об экономии никто не думал. Только здоровье и благополучие работающих в небе учитывались при принятии такого решения. А то, что в результате произошедших изменений компании получали какие-никакие дивиденды — это просто приятный для акционеров бонус. В результате нарисовался такой график работы экипажей этих самых дальнемагистральных воздушных судов: провели в полёте из пункта А в пункт Б десять — двенадцать часов, приехали в гостиницу, отоспались, перекусили немного и опять отдыхать, но уже перед обратным рейсом. Понятно, что при таком раскладе один из перелётов обязательно будет ночью. Повлиять на тот факт, что в сутках двадцать четыре часа, даже главы корпораций не могли.

Вот и вся романтика современной гражданской авиации, в том числе и экипажей межконтинентальных лайнеров. Сегодня поспал, позавтракал и пообедал в Токио, на следующей неделе — в Пекине, а в конце месяца, словно в рулетке, вполне может выпасть и Мале, где между послеполётным и предполётным отдыхом можно провести часок-другой на пляже в тени пальм и даже искупаться в чистейших, неправдоподобно голубых водах Индийского океана. Некоторые из тех, кто пришёл в эту профессию с мечтой о том, чтобы посмотреть мир, за многие годы в дальних странах ничего, кроме номера отеля и ресторана, так и не видели.

Галина, для подчинённых — Галина Ивановна, старший бортпроводник, а по сути — капитан пассажирского салона, застала иные времена, когда трёх-четырёхдневный отдых между рейсами позволял посмотреть города, посетить музеи, концерты и, как без этого, устроить шопинг. Хотя если быть до конца честным, то шопинг всё же, как правило, предшествовал культурной программе. Сейчас же она воспринимала эти новые реалии — суточные эстафетные рейсы — как короткий выходной вдали от дома, после которого не грех и отдохнуть. Эстафетными рейсы называли поcкольку прилетевший экипаж передавал самолёт своим сменщикам, как передаёт спортсмен эстафетную палочку товарищу по команде.

В этот раз полёт из базового аэропорта прошёл спокойно. Благо вылет среди ночи — это по большей части спящие пассажиры. Публика в этом направлении часто бывает хамоватая, но на бортпитание не претендующая — между сном и приёмом пищи выбирает сон. Лётный экипаж тоже особых хлопот не доставлял. Командира Галина знала давно — пересекались раньше не раз, и совместная работа оставила приятные воспоминания. Второй пилот был ещё очень молод и в форме пилота немного напоминал курсанта училища начальных курсов.

Лётный состав, нужно сказать, сильно помолодел за последние десятилетия. В своё время, чтобы попасть на международные линии, приходилось сначала полетать в малой авиации, набраться опыта. Сейчас же ситуация поменялась: многие пилоты попадают в компанию сразу же после выпускного курса учебного заведения. Галина Ивановна как-то, прикрывая свою реальную тревогу, с шутливой интонацией спросила соседа по даче — лётного начальника довольно высокого ранга, не страшно ли летать с такими юнцами. Но тот неожиданно серьёзно ответил:

— В войну двадцатилетние выполняли боевые задания, а среди Героев Советского Союза были немногим их старше. Эскадрильями, а то и полками командовали не достигшие тридцати, то есть очень молодые по сегодняшним меркам люди.

— Так то ж в войну, — возразила смущённая серьёзным ответом Галина.

Не сбавив градуса, собеседник пояснил: на войне так было так как ответственность на плечах молодых была велика. Но ведь и у нынешних мальчишек и девчонок, за спиной жизни сотен пассажиров, а значит и ответственность не меньше. Это и ускоряет их взросление. И человеческое, и профессиональное.

— Так что, Галя, не боись, — уже шутливо закончил коллега-дачник и добавил: — Мне, между прочим, когда я стал командиром «трансконтинентального лайнера» Ан-2, едва стукнуло двадцать, а в двадцать шесть я уже вторым пилотом на международных линиях летал. Может, это не они становятся моложе, а мы стареем?

Галина не сомневалась в том, что он знает, о чем говорит, и, вероятно, ещё бы побеседовала, но последние слова её как-то резко «успокоили».

— Вот спасибо — «порадовал»! — щекотливую тему возраста Галина, которую молодые коллеги уже давно называли исключительно Галина Ивановна, а за глаза ещё и «ровесницей авиации», обсуждать никак не планировала.

После этого разговора Галина спокойнее воспринимала молодых, с вершины её возраста, пилотов — профессионализм и правда важнее. Ровно до того момента, когда молоденький пилот при заселении в гостиницу прям возле стойки администратора начал её, как говорили во времена молодости Гали, «кадрить», а на современном молодёжном жаргоне — «клеить». Такое поведение больше удивляло, чем веселило, хотя выглядело это со стороны и правда довольно смешно и нелепо. И вовсе не из-за разницы в возрасте. Подружка-парикмахер, каждый раз делая Галине стрижку, не упускала возможности поделиться подробностями своей бурной личной жизни, так она ещё и не про такую разницу в годах рассказывала. Удивительной эту сцену в фойе делал тот факт, что она совершенно не привлекала этого мальчика как женщина — такие вещи она определяла безошибочно.

Галина даже улыбнулась, вспомнив, как недавно ехала в метро, а рядом три девчонки лет двенадцати обсуждали одну из них. Говорили они так громко, что Галина получала информацию вне зависимости от её желания.

— А ты ему нравишься? — заинтересованно спрашивала одна.

— Не знаю, — отвечала та, отношения которой разбирала по косточкам компания.

— Ты сама не чувствуешь, что ли?! — широко, насколько это возможно, раскрыла ещё детские глаза всё та же подруга, демонстрируя своё искреннее изумление, затем томно и расслабленно добавила: — Я вот всегда чувствую, нравлюсь парню или нет, — но уже с глубоким вздохом закончила: — Только, блин, каждый раз ошибаюсь.

Галина еле сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха. В отличие от этой «опытной дамы» подросткового возраста, она всё-таки никогда не ошибалась в том, какие эмоции или чувства вызывает у тех, с кем общается. И уж тем более когда речь идёт о сексуальном влечении, — тут для неё всегда всё яснее ясного. Поэтому-то и показались ей не совсем логичными потуги этого мальчишки. Получив вежливый, но однозначный от ворот поворот, он без промедления переключился на коллегу помладше — Ксюшу. Та, мягко скажем, не красавица, может быть, по этой причине восприняла ухаживания пилота более заинтересованно. Хотя настоящего влечения и к ней у второго пилота Галина тоже не обнаружила и подумала полушутя-полусерьёзно: «Может, он просто спать один боится».

Однако интуиция подсказывала, что дело здесь совсем в другом. Чуть позже ей представилась возможность убедиться в том, насколько она была права в отношении этого юного «донжуана».

ГЛАВА 2

Галина уже давно перестала проверять свою интуицию. С тех самых пор, когда очень давно, ещё в детстве, шла с папой из детского сада и ей вдруг стало страшно. Она хорошо помнит, как отчётливо увидела жуткое место, которое находилось в пятнадцати — двадцати шагах прямо на их пути. Но сказать папе, что ей, уже взрослой девочке, которая этим летом пойдёт в школу, страшно, — не могла. Поэтому она остановилась и соврала, что забыла в садике варежки и что за ними нужно обязательно вернуться. Папа куда-то торопился. Он всегда, сколько помнила себя Галина, куда-то торопился. Вот и тогда он буркнул, что с варежками ночью в детском саду ничего не случится, а руки можно подержать в карманах пальто.

Маленькая Галя поняла, что не сможет пройти через пугающее её место, поэтому, забыв, что она уже большая, захныкала:

— Меня мама будет ругать.

Папа в этой фразе услышал не «меня», а «нас», пару секунд над чем-то поразмышлял и, вздохнув, успокоил:

— Не хнычь, заберём, не будет нас мама ругать.

Только они повернули в обратный путь, как у них за спиной, там, куда Галя боялась идти, рухнула с крыши громадная глыба льда.

— Как же удачно ты забыла варежки, — произнёс в тот момент папа.

Галя однажды попыталась рассказать маме о том, что она ощущает приближение опасности, но её родительница была весьма важным учёным и разом пресекла подобные, как она выразилась, «антинаучные бредни». С тех пор Галина никогда и ни с кем не делилась информацией о своих странных способностях. Кто-то родился очень умным, у кого-то волосы красивые, а она с рождения чувствует угрозу.

Сколько раз её эта способность спасала, она не считала. Так не замечает нормальный человек, сколько раз его выручает наличие у него слуха, зрения или обоняния. Он просто принимает это как данность. По большому счёту, это и есть данность.

Так и следовала Галина подсказкам своего чувства опасности, естественно, когда позволяли обстоятельства. Сегодня обстоятельства не позволяли.

Ночью Галине приснилось, будто на обратном пути на их самолёт напали большие тёмные птицы, красивые, но страшные. Острые когти и клюв явно указывали кто в небе хозяин. Только она подумала, мол, пернатые для неё не представляют угрозы, поскольку она в самолёте, как в тот же миг ощутила — защиты-то у неё нет и сама она — тоже птица и беспомощна перед стервятниками, которые могут разорвать её в клочья. После того как первая волна страха откатила, появилось ощущение, которое быстро переросло в уверенность: на помощь спешат другие большие и сильные птицы, нужно продержаться совсем немного, они прилетят и разгонят нападавших.

Проснувшись, она, как это делала обычно после неприятных сновидений, сказала: «куда ночь — туда и сон», забыв про ночной кошмар напрочь.

Однако перед рейсом, как только экипаж отъехал от гостиницы, Галина вновь учуяла опасность. Это ощущение только росло по мере приближения к аэропорту. Беда была реальной, но подойти к капитану и попробовать разъяснить, что предстоящий полёт несёт в себе угрозу, она не могла, понимая бесперспективность такой затеи. Тем более, чем конкретно он опасен, она не знала.

Галина внимательно выслушала информацию командира о предстоящем рейсе, пытаясь определить, что может быть причиной тревоги, но тщетно. Всё было как всегда, даже погода и прогноз обещали приятное возвращение домой.

Таким образом оставалось Галине только хорошо подготовиться самой и грамотно мотивировать подчинённых на предстоящий полёт, который таил в себе необъяснимую неприятность. Предполётный брифинг с коллегами она проводила особенно тщательно.

Бригада в этом рейсе была обычная: возраст сотрудников от восемнадцати до сорока пяти с естественным преобладанием представителей прекрасной половины человечества. Опытных проводников, которые по молодости лет пришли в профессию и задержались в ней, среди рядовых почти не осталось. Те, кто имел значительный опыт, уже сами были либо бригадирами, либо инструкторами. Поэтому у большей части коллег навыки с высоты двадцати с лишним лет стажа самой Галины были минимальными.

Не так давно авиапарк начал стремительно увеличиваться для удовлетворения внезапного спроса на авиаперевозки со стороны «нищающего» населения страны. И аккурат в это время в бортпроводники повалил народ весьма разнокалиберный. Например, малявки — вчерашние школьницы в поисках выгодной партии: бизнесмена (благо цена билета позволяла его определить безошибочно) или, на худой конец, пилота. Освоить профессию пожелали также ещё молодые, но уже скучающие, а как следствие — выгоревшие на своей работе медики, учителя. Компанию им составлял офисный планктон, господа вдруг осознали, что дело близится к тридцати, не за горами сороковник, а значит, глубокая старость. Они же ничего, кроме шиша с маслом (у каждого свой списочек), и не видели. Кого-то замучило одиночество после развода. Кто-то просто надеялся мир посмотреть.

На этом фоне сильно выделялся Николай, не попадавший ни под одно из описаний. Стаж в личном деле солидный, вот только опытный глаз бригадира моментально может определить, фактический он или исключительно на бумаге, хоть и с хорошей, но короткой подготовкой. Николай, ровесник Галины, однозначно относился к числу отлично натренированных. Да ещё и с интеллектом явно выше среднего. Намного выше. Это Галина чувствовала, как и опасность, безошибочно — уж больно привлекала её эта черта в мужчинах. И не то чтобы не было очень умных и неординарных в её окружении. В девяностые, когда всё разваливалось, и инженеры, и учёные нередко оказывались специалистами заоблачного сервиса. Но на дворе уже не девяностые, поэтому классные специалисты были слишком востребованы в своих профессиях. А тут вот такое дело.

Немного подумав над этими неувязками, Галина выбрала из всех возможных вариантов объяснений самый простой. Она решила: пусть он будет шпионом. Почему это самый простой? Да потому, что не следовало за ним никаких действий.

«Ну шпион так шпион, — подумала старший бортпроводник. — Лишь бы трап не выпустил без нужды да жалоб от пассажиров на него не было».

Как в школьном анекдоте: директору учебного заведения сообщают, что его подопечные учинили в школе пьяный дебош, а он спрашивает: «Окна не разбили? Нет? Ну тогда ничего страшного!»

ГЛАВА 3

Всё мгновенно меняется по команде «пассажиры». Это для пилотов полёт начинается с установки рычагов управления двигателями на взлётный режим. А для проводников первый ступивший на борт пассажир делает выполнение полёта неизбежным. Сообщивший о начале посадки рамп-агент бегом пронёсся по телетрапу и так быстро проскочил в пилотскую, что можно было подумать, будто он именно от пассажиров и убегает. Хотя, может, так оно и было на самом деле. Недаром пилоты шутят: бронированные двери в их кабине — это демонстрация того, как они, пилоты, боятся пассажиров. И в этой шутке есть доля правды. Ведь, наверное, каждый пассажир — это почти всегда немного иной человек в сравнении с тем, каким он бывает вне салона пассажирского самолёта.

В начале своей деятельности Галина была шокирована тем, что ей порой приходилось выслушивать от людей, которых она обслуживала с должным старанием и максимальной предупредительностью. В какой-то момент уже решила, что заоблачный сервис — это не её. Но потом сомнения развеяла старшая м более опытная коллега, разъяснившая молодой тогда проводнице, что если она будет к пассажиру относиться как к нормальному человеку, то свихнётся уже в первый год работы. Такие размышления, помнится, возмутили начинающую стюардессу:

— А как я должна к ним относиться?

На что получила вразумительный комментарий:

— Человек, который боится летать, ведёт себя не совсем адекватно — и это нормально…

— Но не все же боятся, — перебила Галина наставника.

— Все! — отрезала та и добавила: — Просто не все об этом знают. Так вот те, кто об этом не знают, — самые сложные клиенты. Взрослый самодостаточный мужик ни за что не признается себе в том, что он боится. Поэтому он считает: внутренний дискомфорт, который вдруг у него появляется, как только он поднялся по трапу, вызван чем угодно, только не страхом. А что может вызвать раздражение? Правильно: ты, я, авиакомпания, кресло неудобное, отсутствие места на багажной полке, то, что кофе налили в холодную чашку, и ещё много чего, но точно не элементарный страх полёта.

— И что делать? — обречённо спросила начинающая хозяйка пассажирского салона и будущий ас заоблачного сервиса.

— Всё просто. Тот, кто чего-то опасается, ведёт себя как взбалмошный подросток. Вот и относись к нему соответственно. Ты же знаешь причину поведения подростка и снисходительна к нему, поскольку понимаешь: оскорбляет тебя не он, а бушующие в растущем организме гормоны. Так и с пассажиром: это не он такой, это страх его таким делает.

И такое простое объяснение расставило всё по своим местам. Со временем Галине даже нравилось, когда заходивший на борт раздражённый пассажир, покидая его, искренне — она это опять же хорошо определяла — благодарил за полёт.

Все эти мысли заставили начисто забыть о тревоге, которая преследовала её всю подготовку к сегодняшнему рейсу.

Пассажиры шли один за другим. На передней кухне бригадир поставила с собой Ингу, с ней несколько месяцев назад она впервые летала коротким рейсом и после этого постоянно просила определить её в свой экипаж. Работа в паре была приятна обеим — Галина в этом ничуть не сомневалась, потому что знала: Инга, будучи абсолютно искренней, не врала, когда перед каждым рейсом говорила, что рада поработать вместе.

Тот первый полёт, переросший позже в крепкий деловой союз, начался со ссоры. Из-за того, что он был непродолжительным, работать приходилось максимально расторопно, а Галину буквально достал второй пилот, который во время обеда заставил её семь раз проделать маршрут кухня — кабина — кухня. Сначала он попросил мясо, но поскольку на гарнир оказалась гречка, попросил поменять на то, что идёт с картофелем. Галина принесла, но в этот раз фейс-контроль не прошла белая рыба — пришлось вернуть мясо. Затем ещё один заход на «принесите вилку» с последующим «уже не нужно, я её не заметил», ещё три раза пришлось посетить святая святых для того, чтобы обеспечить юного авиатора чаем: «лучше зелёный», «без пакетика», «с сахаром». Тогда Галина единственный раз не сдержала эмоций в отношении лётного экипажа.

Выходя, она поинтересовалась у капитана:

— Вы сделаете объявление или мне объявить?

— О чём? — удивился тот.

— О том, что мы прекращали обслуживание пассажиров, поскольку всей бригадой кормили второго пилота, — довольно резко бросила бригадир.

Капитан засмеялся, а вот Галина проклинала себя за то, что не сдержалась. Капитан-то здесь при чём? Ему ещё воздушный лайнер на землю возвращать. И вот в этот, совсем неподходящий, момент пассажиру бизнес-класса приспичило шампанского испить. За те деньги, что он заплатил, имеет право. Но Инга замешкалась, открывая бутылку.

— У тебя руки из жопы, что ли, растут? — грубо гаркнула старший бортпроводник на подчинённую.

На что та повернулась к раздражённой начальнице и спокойно сказала:

— Из жопы у меня растут ноги, и должна заметить: никто ещё не жаловался на то, что я ими делаю.

При этом она провела обеими руками по своим идеальным бёдрам, которые сексуально обтягивала форменная юбка. Инга была красива необычайно. Поэтому сомнений в том, что она говорит правду, не возникало. Галина извинилась и попросила отнести игристое, не сомневаясь, что столь привлекательной стюардессе пассажир не будет выказывать раздражение. В следующих совместных полётах Инга не раз бойко решала конфликтные ситуации, что при её внешних данных получалось просто и естественно. Этим она тоже приглянулась опытному бригадиру — приятно иметь дело с умным человеком, даже если это очень красивая женщина.

Инга считала входящих в самолёт механическим счётчиком, который смешно называла «кликалкой». Галина проверяла посадочные талоны и подсказывала, где находится место.

— Ваше место шесть «чарли», — произнесла Галина.

Она лишь коротко взглянула на мужчину, как её словно холодным душем окатили: у неё появилось то явное чувство опасности, которое, как она надеялась, осталось за пределами самолёта. Тревога вернулась и стала прямо физически осязаемой, как в тот раз, когда маленькой девочкой шла с папой из детского сада. К тому же пассажиром оказался популярный модный политик. Совсем недавно, вплоть до думских выборов, ещё никому неизвестный молодой человек внезапно перевернул шахматный стол российской политики. Сначала через суды добившийся отмены решения о снятии его с выборов, а затем демонстративно покинувший Думу, оставив свой мандат на трибуне, с которой он клеймил какой-то малопонятный большинству населения законопроект. Эффектный жест вызвал восторг у публики, вечно недовольной властью, и уважение даже тех, кто не мог определиться между лояльностью президенту и ненавистью к партии власти. Последующее шараханье власти от «приласкать» до «наказать» только повышало его популярность. К тому же он был отличным оратором, мог изобразить как душку-милашку, общаясь с пенсионерами и детьми, так и жёсткого оппонента политических противников на различных ток-шоу, пока его туда пускали. Когда же власть спохватилась и убрала его из эфиров, народной любви это не убавило: он нашёл другие площадки для выступлений и своим присутствием привлекал зрителей на различные интернет-ресурсы.

Словом, всё говорило о том, что с ним придётся считаться уже сейчас, на исходе лета 2022 года, когда до президентских выборов 2024 года оставалось около двух лет.

Все это Галина мгновенно вспомнила, потому что опасность находилась именно здесь, рядом, и исходила от посадочного талона, который она держала в руках.

«Хотя что можно ожидать от политика, пусть и очень известного, в полёте? Разве что нервы потреплет», — попробовала она успокоить себя.

От этих мыслей Галину оторвал раздражённый неприятный голос, адресованный ей:

— Я могу проходить?

— Конечно, конечно, — поспешно ответила бригадир, — справа по проходу.

Пассажир выхватил клочок картона и буркнул:

— Знаю, не первый раз, — и проследовал на место шесть «чарли».

Дальше посадка шла своим чередом. Пассажиры эмоционально здоровались, мужчины при виде Инги втягивали животы и пытались острить. Инга, как истинный профессионал, реагировала на шутки, которые слышала в сотый, а может, уже в тысячный раз, как на новые. А что делать? Каждый волнуется по-своему. Лишь бы про бомбу не шутили. Тогда проводники просто обязаны перейти к соответствующей процедуре: вызов полиции, высадка пассажиров, проверка самолёта и прочие хлопоты. А кому это надо?! К счастью, народ на таких длительных рейсах опытный по части авиапутешествий и подобные глупости себе не позволяет. Выбился из привычного ряда только один мужчина средних лет. Очень приветливо поздоровался и сразу сообщил о том, что он врач.

— Если что — обращайтесь, — показал свой посадочный талон и отчеканил: — Моё место двадцать два «цэ».

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Инга, а Галина подумала: лучше бы не понадобилось, и тут же поймала себя на мысли, что совсем не верит в то, что подумала.

Когда все пассажиры прошли в самолёт, а рамп-агент принёс загрузочную ведомость, проводники выполнили установленные процедуры закрытия дверей. Для тех, кто работает в салоне, после этого начинается новый этап полёта. Кабинный экипаж приступает к выполнению рутины — доведению информации о средствах спасения и путях эвакуации. Процедура обязательная и даже необходимая, но её, как обычно, никто не слушал. Участие Галины в этом процессе ограничилось включением записи, поэтому она имела возможность ещё раз заглянуть в салон на место шесть «чарли», которое занимал тот самый известный политик, что вернул ей чувство опасности. Господин был чем-то раздражён и не считал нужным это скрывать.

«Как же по-разному выглядят люди в телевизоре и в жизни», — в очередной раз подумала Галина. Ей часто приходилось пересекаться по работе с известными персонами. И она уже привыкла к тому, что распиаренный образ не имеет ничего общего с реальным человеком. Так, выдающийся кинорежиссёр, который ей виделся носителем изящных манер, однажды при ней наорал на молоденького проводника за то, что тот, смущаясь, отказался пересадить его в бизнес-класс. А вот эстрадная дива, которую все считали хулиганкой и грубиянкой, даже фильм про неё сняли, оказалась вполне приветливой и даже терпеливой: перед вылетом из Цюриха к ней, уже расположившейся в бизнесе, все проходящие мимо пассажиры обращались за автографом, так она никому не отказывала. И только королева Швеции что на борту самолёта, что вне его была одинаковой для российской публики — её не замечали либо вовсе не знали о её существовании.

Поэтому привыкшая к различным метаморфозам Галина не столько смотрела на популярного политика, сколько пыталась понять, что за опасность ей, а значит, и всем, кто находился на борту, угрожает. А то, что опасность есть и она велика, сомневаться не приходилось.

ГЛАВА 4

А в это время в кабинет большого босса некой секретной службы одной из стран, не совсем дружественной, на доклад вызвали руководителя специальной операции, крайне деликатной, поскольку выполнялась в интересах политического руководства страны. Естественно, в случае утечки или, боже упаси, провала это самое политическое руководство будет утверждать, что знать не знало о самовольстве спецслужб.

— Пока всё идёт по плану, — рапортовал докладчик, глядя в раскрытую папку, то ли уточняя детали, то ли не желая смотреть на шефа. — Объект в самолёте, наше сопровождение — согласно установкам. Контакты со смежниками налажены, они готовы оказать содействие в любой момент при необходимости.

Доклад был закончен, но тишина в ответ заставила посетителя поднять взгляд, чтобы убедиться: его услышали. Более того, человек напротив внимательно смотрел в глаза, словно ожидал чего-то ещё. Деталей, касаться которых подчинённый не особо хотел. Но стоящий напротив был достаточно опытным в своём деле, чтобы понимать: никому нельзя доверять информацию в объёме большем, чем это необходимо для выполнения своей части общей задачи. Даже если этот кто-то — твой непосредственный начальник.

Поэтому он спокойно выдержал взгляд своего руководителя, который в свою очередь, поняв, что большей информации не получит, подумал: «Может, оно и к лучшему» — и открыл небольшую коробку из телячьей кожи с тиснением, где, и все в службе про это знали, лежали гаванские сигары.

Хозяин кабинета внешне немного напоминал Черчилля, и вполне возможно, именно для усиления сходства с известной личностью тоже курил сигары. Он достал одну, нежно помял её. Потом понюхал, осторожно втягивая воздух. Гость знал, что красивая коробка называется хьюмидор, и не сомневался в том, что всё необходимое в ней имеется: и гильотина для обрезки сигар, и увлажнитель, и гигрометр. Курить в службе категорически запрещалось, а для того чтобы шеф предложил пройти в соседнюю с кабинетом комнату и раскурить сигару, должно произойти что-то неординарное. Посетитель не любил и даже избегал всего нестандартного или внезапного. К тому же был достаточно независим, как, впрочем, и все профессионалы. Может, поэтому никогда не удостоился чести быть приглашённым в специальное помещение, куда дверь, кстати, непосвящённый и не заметит.

— Вопросы есть, полковник? — спросил хозяин кабинета, укладывая сигару на место ласково, так укладывают в колыбель младенца.

— Чем ограничены мои полномочия в этой операции? — исполнитель задал вопрос, который он задавал каждый раз, когда ему поручали вести очередное дело.

— Ничем, — спокойно ответил большой начальник, осторожно закрывая хьюмидор. — Конечно, кроме применения оружия массового поражения.

Потом посмотрел на подчинённого и, не увидев соответствующей эмоции, добавил:

— Шутка.

— Естественно, — ответил собеседник и, спросив разрешения, пошёл на выход.

Руководитель операции, выйдя от начальника, отправился на своё рабочее место, которое находилось вдали от кабинета шефа да и других многочисленных первых, вторых и прочих заместителей, советников по различным направлениям, разного рода помощников, представителей иных спецслужб.

Нельзя сказать, что удалённость от всей этой братии его не радовала. Начальники, заместители, советники — это по большей части бывшие или будущие политики. А в политику часто идут те, кто по разным причинам не состоялся в профессии. И чем дальше ты от них, тем комфортнее — можно заниматься делом. Своим делом. Вот для начала, пожалуй, стоит проверить готовность смежников. Это самое слабое звено в любой операции. С ними чаще всего и бывают проблемы: то погода плохая, то настроение никудышное — всё это для них уважительная причина.

«Мне бы так», — подумал полковник, нажимая нужный тумблер на селекторе связи.

В динамике послышалось тихое шипение, а следом короткое:

— Слушаю.

— Вы получали директиву о вашем участии в нашей операции, — тон скорее утвердительный, нежели вопросительный, поэтому тут же продолжил: — Прошу доложить о готовности.

Ответ последовал после короткого молчания — это моментально напрягло опытного офицера.

— Мы готовы, но… — Опять последовала раздражающая пауза. — Но желательно перенести начало операции на пятьдесят две минуты, чтобы исключить негативное влияние внешних воздействий.

«Вот, так и есть. Как же им хорошо. И погода, и время суток, и расположение спутников противника — всё они могут использовать в своё оправдание».

Собеседник верно уловил раздражение звонившего:

— Мы, конечно, обеспечим выполнение миссии и в указанное время, но…

— Понятно, — перебил руководитель операции, который нёс ответственность за результат, а значит, являлся первым, кто должен исключить всяческие «но». — Пятьдесят две минуты. Я понял.

ГЛАВА 5

Проводники закончили демонстрацию аварийно-спасательного оборудования и заняли свои рабочие места. Но привычного движения самолёта, означавшего буксировку к месту запуска, не последовало. Галина ещё не начала беспокоиться, как дилинькнул вызов в пилотскую, и следом раздался щелчок открытия электронного замка двери кабины. Пришлось отстегнуться и, несмотря на открытый замок, сначала набрать условный код, как того требовала инструкция, а только потом зайти к пилотам.

Капитан сидел уже вполоборота, ожидая старшего бортпроводника, и сразу, как она вошла, «обрадовал»:

— Задержка где-то на час.

«Задержка», пожалуй, самое неприятное слово и в авиации, и в жизни. Задержка всегда означает предстоящее ожидание и часто неведомой продолжительности.

— Какую причину объявить пассажирам? — спросила Галина.

— Нам дали слот плюс пятьдесят две минуты от расписания. Сообщи — ожидание очереди на вылет в связи с перегруженностью аэропорта. Время можно не уточнять, мы свяжемся с базой, может, сдвинут слот.

Естественно, в такой ситуации объявление вызвало соответствующую реакцию. В бизнес-классе пассажиры бодро стали заказывать напитки, а в экономе покатилась волна возмущения на тему «вот я летал (летала) такой-то компанией и там всё по расписанию». Нашёлся и некто «сведущий», который пытался блеснуть знанием авиационной терминологии для поднятия авторитета:

— Скорее всего, пилоты забыли флайт-план подать, вот и задержка.

Из салона эконом-класса позвонили:

— Тут недовольных вагон и маленькая тележка. Как-то бы нужно градус недовольства понизить…

Бригадиру прошла оценить обстановку. Ситуация реально оказалась взрывоопасной. Две дамочки, судя по всему, уже заправившиеся изрядной долей бурбона в аэропорту, подогревали всеобщее раздражение.

— Может, покормим, — предложил Николай, — глядишь — подобреют.

Питание снизит градус напряжения — это очевидно, но слот дело не железобетонное. У расторопного диспетчера компании, сопровождающего их полёт, вполне может получиться сдвинуть время вылета на более ранний срок. Поэтому ответ — нет.

— А что такое слот? — спросила молодая коллега, с которой в гостинице общался второй пилот.

«Вроде Ксения её зовут», — вспомнила старший бортпроводник.

— Вот если бы ты, Ксюша, чаще контактировала с лётным составом, — с едва уловимым ехидством заметила Галина, — на профессиональные темы, то знала бы: слот — это такой временной интервал, в который нам разрешён взлёт.

На словах «контактировала с лётным составом» молодая проводница стала пунцово-красной. Галина вернулась к себе и набрала код входа в кабину.

— Командир, в экономе нервно. Всё может выйти из-под контроля, и придётся вызывать полицию. Хорошо бы покормить их, в сорок минут уложимся.

Капитан вздохнул, оценивая ситуацию и принимая решение:

— А если слот подвинут? Тогда я должен буду доложить, что не готов, и мы вообще только часа через три вылетим. Не стоит! — И уже включив громкую в салоне, продолжил: — Уважаемые пассажиры, в воздушном пространстве аэродрома скопилось большое число прибывающих бортов. Чтобы им всем обеспечить посадку, диспетчерская служба передала нам новый план полёта, который задерживает наш вылет на пятьдесят две минуты. Представители компании принимают все мер по сокращению времени ожидания. Прошу вас набраться терпения и отнестись с пониманием к членам экипажа. Мы так же, как и вы, находимся в этом самолёте. — И через небольшую пауза добавил: — Только нам ещё работать всю ночь.

Через минуту прозвучал сигнал вызова внутренней связи.

— Спасибо, капитан, — Галина узнала голос Николая, — сейчас всё под контролем.

— А не угостишь ли нас чашечкой кофе? — попросил командир бригадира, поскольку обстановка уже позволяла. Готовиться закончили, а времени до взлёта предостаточно — почему бы не воспользоваться своим служебным положением.

— Пакетик два раза, с молоком? — уточнила Галина рецепт приготовления, вспоминая, заказ командира на прямом рейсе. Прямым называли любой рейс из дома, а вот домой — обратным.

— А сахар?! — почти убедительно изобразил командир обиду.

— Сахара не будет, а будут замечательные эклеры. — И уже обращаясь ко второму пилоту, который безучастно смотрел перед собой, не выражая никакого интереса к происходящему: — А вам что?

— Ничего, — буркнул тот в ответ.

— Хорошо. Капитан, вам я сейчас ваш заказ принесу.

— Не нужно, — остановил командир, — я выйду — нужно немного размяться.

Когда бригадир вышла, он попросил второго пилота рассчитать крайний срок вылета по ресурсу рабочего времени и, сняв погоны, вышел из кабины.

Пока кофемейкер готовил напиток, демонстрируя звуками крайнюю сложность процесса, Галина неожиданно для себя спросила:

— У нас всё в порядке?

— Всё, — подтвердил капитан. — А ты почему спрашиваешь?

— Чувствую опасность, — опять неожиданно для себя ответила она и, встретив очень внимательный взгляд собеседника, добавила: — Наверное, фигня всё это.

— Рассказывай.

Галина решила поделиться опасениями, как бы смешно она ни выглядела в глазах этого симпатичного ей лётчика. Когда поведала про тёмных птиц, собеседник уточнил, а как удалось разглядеть цвет ночью. Галина прикрыла глаза.

— Над горизонтом уже посветлело и можно было разглядеть.

— Какой ширины была полоса света?

— Совсем небольшая, — большой и указательный пальцы показали размер, — но когда прилетели светлые птицы, она была уже в полнеба, — продолжала описывать Галина свой сон, так рассказывают о реально имевших место событиях.

Командир задумался. Эта пауза беспокоила, заставила забыть о субординации и правилах общения на борту:

— Андрей, что-то серьёзное?

— Думаю, нет, — ответил тот, — но слишком много совпадений. И, пожалуй, лучше не рисковать.

— Посчитал? — спросил капитан второго пилота, вернувшись в кабину.

Сам он уже рассчитал: если они не начнут движение через семнадцать минут, то в установленную продолжительность полётной смены не уложатся. У командира, однако, есть резерв: право продлить рабочее время, но пользоваться этим или нет — это его капитанское решение. Естественно, в компании очень негативно относятся к случаям, когда командиры это право игнорируют. Но сейчас другое волновало опытного лётчика: странный сон бригадира очень уж точно совпадал с его собственными опасениями.

Обычно перед рейсом, загрузив или, как говорили пилоты — «забив», маршрут в компьютер, командир рисовал в своём воображении весь полёт, пролетая его мысленно за считанные секунды. Однажды, как он ни старался выстроить запланированный маршрут в своём воображении, ничего не получалось: перед самой Москвой виртуальная линия пути изгибалась и следовала до Питера, где и заканчивалась.

Погода в воздушной зоне Московского региона была замечательной, поэтому странности мысленного полёта не воспринял в серьёз. Но часа за три до начала снижения им поступила информация: в Шереметьево выкатился самолёт за пределы посадочной полосы, нужно быть готовым произвести посадку в Домодедово или Внуково. А уже на снижении была дана команда следовать в Пулково, поскольку столичные аэропорты перегружены из-за перенаправленных к ним бортов.

После этого случая относиться к данной процедуре — построению воображаемого маршрута — он стал серьёзнее. Сегодня план полёта в его воображении не то что изгибался и сворачивал куда-либо, а вообще прерывался где-то над Норвежским морем. И по времени это происходило незадолго до рассвета, когда горизонт на востоке уже светлеет тонкой полоской, как показала Галина.

Второй пилот молча показал расчёт, который совпадал с командирским. Капитан сразу связался с аэропортом и оповестил диспетчера: если они не начнут движение в течение ближайших пятнадцати минут, то он переносит вылет для отдыха экипажа. Делал он это в полной уверенности ответа диспетчера о невозможности изменить слот и был готов запланировать новое время вылета после отдыха. Но, к большому удивлению, специалист попросил подождать минуту и ровно через 60 секунд разрешил буксировку и запуск.

Значит, полетели.

В это время в секретной службе, уже российской, которая должна обеспечивать безопасность всего, происходящего на территории самой большой в мире страны и за её пределами, если это касается российских граждан, морских и воздушных судов, так же проходило оперативное совещание, которое прервал стук в дверь. Появившийся на пороге офицер передал запечатанный конверт. Хозяин кабинета аккуратно его вскрыл и пробежался глазами по тексту.

— Сопровождаемый объект на борту самолёта. Рейс по непонятным причинам задерживается. Наши оппоненты на борту с полным комплектом инструментов, — ознакомил глава службы присутствующих в его кабинете с содержанием и обвёл всех взглядом, предлагая высказаться.

За столом сидели двое, и высказываться они не торопились — любое сказанное здесь означает ответственность. Каждый посчитал нужным тщательнее подобрать слова, даже если шеф выражает нетерпение.

— Нужно уточнить: если задержка связана с неисправностью самолёта, то это не имеет отношения к операции, — высказался, как это и положено, младший по званию.

— Уже узнаём, — ответил хозяин кабинета и обратился ко второму: — А что нам скажет начальник транспортного цеха, ой, извините, руководитель операции?

Тот, кого назвали руководителем операции, не отводя взгляда от лежавшей перед ним папки, будто там был написан ответ, заговорил:

— Хорошо, если это неисправность, но, похоже, они очень рискуют и значит есть вероятность при неудачном исходе всего дела им придётся обрубать концы. Вот это меня очень беспокоит.

Высказывание подчинённого главный воспринял спокойно, но со всей серьёзностью. Он снял трубку с одного из многочисленных телефонов, стоящих на отдельном столе, и, выслушав, скорее всего, приветствие, коротко поздоровался и произнёс:

— Вопросик тут один появился. Как быстро вы сможете оказать нам помощь в случае необходимости? — Руководитель замолчал, после довольно короткого ответа собеседника закончил: — Спасибо, надеюсь, не понадобится.

ГЛАВА 6

Сергей Палыч понимал — предстоящая медицинская комиссия может оказаться последней. Как, впрочем, любой пилот понимает это перед каждой очередной комиссией в любом возрасте. Завершение лётной карьеры — это неизбежность и нужно быть к этому был морально и материально готовым. И он абсолютно спокойно появился на очередном медосмотре и проходил его без сучка, как говорится, но с задоринкой. Когда в прошлом месяце ему выдали перечень тестов, анализов и прочих процедур, которые должны быть пройдены перед началом самой врачебно-лётной комиссии, он повертел листок и обратился к врачу:

— Вы не всё здесь указали.

Дамочка в белом халате была молоденькой и ещё немного робела перед теми, кто старше: и по возрасту, и по званию. Она смутилась, взяла направление и внимательно его изучила.

— Вроде бы всё, — сказала она, — Или вы на что-то жалуетесь?

— Ни на что я не жалуюсь с тех самых пор, как ваш коллега повествовал мне выражать своё недовольство максимум шевелением большого пальца в сапоге. Но нужно, нет, вы даже обязаны включить в этот перечень ещё и заключение патологоанатома. Здоровый человек не может выйти живым после тех обследований, перечень, которых вы мне вручили.

Доктор, даже понимая, что лётчик шутит, смутилась ещё больше и пролепетала:

— Это не я, это федеральные авиационные правила…

— Авиационные правила «Как быстро извести старых лётчиков»? — перебил её Сергей. — Вы только представьте: как бы авиация была хороша, если бы не лётчики.

— Но это была бы уже не авиация, — ответила всё ещё смущённая молодая женщина.

— Вот вы, несмотря на свой юный возраст, понимаете это, а вот те, кто пишут вам инструкции, не понимают, — поставил шутник точку, судя по всему, не только в разговоре, но и в карьере.

Когда он уже выходил из кабинета, доктор посмотрела в медицинскую книжку и окликнула:

— Сергей Павлович! — Дождавшись, когда он повернётся, с улыбкой оповестила: — А вы вовсе не старый.

«И на том спасибо», — подумал «вовсе не старый» старый лётчик. И приступил, тем не менее, к завершению лётной карьеры.

Попросился в длинный отпуск, который ему дали без разговоров с учётом предстоящей медкомиссии. В первые три дня он отсыпался — этой привычке столько же, сколько его профессиональной деятельности. Отоспавшись, Сергей решил заняться выбором дальнейшего пути. Праздное, пусть и заслуженное, существование отмёл сразу — не его это. Перебрав все возможные варианты от административной или инструкторской работы в родной компании до собственного бизнеса, придумал попробовать совместить бизнес и авиацию — создать частный авиационно-учебный центр. Для чего посетил штук пять российских аналогичных заведений, познакомился с проблемами лётного обучения на родине. Потом слетал в Чехию, Прибалтику и, наконец, отправился в Штаты, где старый знакомый держал очень маленькую авиашколу. Благо льготные билеты для этих поездок не сильно ударяли по бюджету.

И теперь он возвращался домой рейсом родной авиакомпании. На входе в самолёт его поприветствовала молодая и очень красивая стюардесса, с которой Сергей никогда раньше не пересекался. Это он точно знал, поскольку такую красотку даже среди большого числа эффектных бортпроводниц забыть сложно. Она дежурно улыбнулась, тогда Сергей повернулся к ещё одной приятной, но уже знакомой проводнице, пытаясь привлечь её внимание, но тщетно. Та чем-то была сильно озадачена, ушла в себя и никого не видела. Окликать её по имени было неудобно.

«Ничего, полёт долгий, ещё пообщаемся», — подумал Сергей, даже не представляя, как он был прав.

Продолжительная работа в компании позволяла ему летать в бизнес-классе с существенной скидкой. На длинном перелёте это было более чем удобно. Проходя на своё место, Сергей обнаружил увидел знакомого по телеэфирам довольно популярного политика, который уже зарекомендовал себя чуть ли не главным соперником действующей власти на будущих выборах. Тот выговаривал своё недовольство присевшей перед ним на корточках молоденькой стюардессе.

Соседкой Сергея оказалась милая женщина лет сорока. Она оценивающе рассмотрела Сергея. Оценка похоже её удовлетворила и она представилась:

— Светлана Олеговна, кардиолог.

— Сергей Палыч, пенсионер.

— Хорошо жить стали, — включила иронию доктор, — раз уж пенсионеры позволяют себе летать в бизнес-классе.

— Если честно, то я без пяти минут пенсионер, — уточнил Сергей и оценил соседку, как не только привлекательную, но и, как минимум не скучную собеседницу, — А жить стали не только хорошо, но и правильно, если уж и врачи позволяют себе путешествовать бизнес-классом.

— Логично, — ответила соседка, довольная ответом.

Когда молоденькая проводница закончила общаться с политиком и проходила мимо, Сергей окликнул её.

— Кофе, чай, сок, вино, виски? — на автомате спросила стюардесса, привычная к обслуживанию пассажиров бизнес-класса.

— Вовсе нет, — успокоил её «без пяти минут пенсионер», — передайте Галине Ивановне, что её хороший знакомый летит на месте пять «дельта». Не сейчас, а как освободитесь — на эшелоне.

Девушка кивнула и пошла на переднюю кухню. И как только она удалилась, соседка, слышавшая диалог, тут же спросила:

— Надеюсь, не нарушу приличия, если поинтересуюсь…

— Кто эта «хорошая знакомая»? — перебил Сергей.

— Ну что вы, — снисходительно улыбнулась кардиолог, — это как раз я знаю, причём во всех возможных вариациях. Мне не знакомо слово «дельта», которое вы употребили в общении с этой юной особой.

Сергей улыбнулся тому, как его красиво умыли, когда он хотел поддеть любопытную пассажирку.

— Дельта — это четвёртая буква английского алфавита, в таком звучании употребляется в радиоэфире. «Альфа», «браво», «чарли», «дельта, «эко», «голф» и так далее до «эксрей», «янки», «зулу».

— Понятно, — ответила удовлетворившая своё любопытство соседка и добавила: — Теперь всё понятно.

— Что ваше место пять «голф»? — уточнил Сергей.

— Нет, понятно, что на радиолюбителя вы не похожи.

ГЛАВА 7

Константин рос в неблагополучной семье. Отца он не знал. Точнее будет сказать: знал слишком много отцов. Мать требовала называть «папой» почти каждый месяц нового мужчину, уверяя — «это уже точно его настоящий папа». Пока они с сестрой были маленькими, единственной их проблемой была еда. Вернее, её отсутствие. Но соседи были добрыми и подкармливали малышей.

Лет в двенадцать всё изменилось. Однажды Костя увидел, как очередной «батя» заставляет сестру выпить вино, удерживая её помимо воли у себя на коленях. А мама пьяно смеялась, глядя на эту картину, уговаривая дочь не сопротивляться.

Что было дальше, Костя помнил так, будто это происходило не с ним: он словно наблюдал за происходящим со стороны. Он выхватил у пьяного мужика бутылку, схватил её за горлышко — вино неприятно полилось сначала на рукав, потому на сорочку и на голову. Когда бутылка описывала большую дугу, чтобы с глухим стуком влететь прямо в середину лба очень удивлённого алкаша, вино лилось уже прямо в рукав рубахи, доставая аж до подмышки. Через мгновение глазёнки мерзкого мужика закрылись, а мать завопила: