Дождь в Питере — явление совсем необычное. Он может появиться ниоткуда и исчезнуть никуда. В других городах дожди начинаются и заканчиваются. А в городе на Неве вода с небес проявляется, будто ее выдавливают из губки или заставляют лететь к земле, и она послушно исполняет чужую волю. Так и живет в этом городе дождь — что-то большее, чем погодное явление. Разумное существо, подчиняющееся никому не известным законам. Не потому ли синоптики в северной столице нет-нет да ошибаются в прогнозах, предсказывая сухую погоду, в то время как на улице в указанный срок льет как из ведра? Небо вдруг по непонятной причине насыщается влагой, роняет несколько капель, словно в раздумьях, стоит ли пускать слезы или подождать, а потом уже плачет навзрыд, то ли сожалея о чем-то, то ли вспоминая…

Ведающие люди утверждают, что погодой в городе, как, впрочем, и большинством крупных атмосферных явлений, заведует богиня Нюйва. Ее именем, очевидно, и была названа река, на которой последний царь всея Руси и первый император всероссийский Петр построил свою столицу. Древней богине, покоящейся на самом дне Невы, удается каким-то чудом управлять потоками воздушных масс, сталкивая их друг с другом или формируя единый фронт. Как и сокрытыми от человеческих глаз энергетическими быстринами, которые влияют и на самочувствие людей, и на их настроение.

Данила любил приходить на стрелку Васильевского острова. Одно из самых загадочных мест Петербурга! Здесь и дышалось глубоко, полной грудью, и налетавшая иногда в студенческое сердце хандра развеивалась сама собой, и до дворца Петра Второго на Университетской набережной, где он учился, рукой подать.

Вот и сейчас, заглянув в любимый уголок родного города, юноша наслаждался панорамой. Взгляд от Троицкого моста скользил по Заячьему острову, где расположилась Петропавловская крепость, а потом упирался в гладь Невы. Даниле почему-то казалось, что там, на этом самом широком участке реки, под толщей воды было что-то могучее, неизведанное, таинственное и опасное! Именно это что-то будоражило сознание студента, волнами навевая смутные воспоминания и идеи. Казалось, женский голос звал, просил, грозил, убеждал. «Неужели и впрямь когда-то там был храм богини Нюйвы? Нюйвы? — встрепенулся парень, очнувшись от грез. — Что это я? Впечатлился китайской легендой?»

Данила, будучи студентом восточного факультета СПбГУ, на кафедре монголоведения и тибетологии, интересовался мифами огромного как в географическом, так и метафизическом измерении региона Восточной Азии. Ему, конечно же, была знакома легенда об одной из величайших китайских богинь — Ню Гуа с туловищем змеи и человеческим лицом, белым, будто присыпанным пудрой.

«О Господи! — пробормотал вслух Данила, неожиданно вспомнив виденный ночью сон. — Невероятно! Я видел во сне человека с телом змеи!» Воспоминание о сне, как и другие лоскутные воспоминания о ночных видениях, приходили к парню совершенно неожиданно, картинами — смутными, но осязаемо-понятными. Такое случалось и в метро, и при пеших прогулках в парке. Главное — монотонность: звуков, движения, образов… Тогда он погружался в странное состояние «здесь-и-еще-где-то-одновременно», видел образы, слышал голоса…

Человеко-змей нашептывал Даниле рассказ о Ню Гуа, которая однажды на берегу любимого озера развлекалась тем, что лепила разнообразные фигурки. Зачерпнув горсть желтого суглинка, она, вглядываясь в свое отражение в воде, вылепила существо о двух ногах, двух руках и такой же, как у нее, голове. Только опустила его на берег, как он запрыгал и заверещал. Вдохновившись, богиня вылепила еще несколько людей — мужчин и женщин, которые убежали в окружавшие озеро заросли.

«Как сделать так, чтобы заселить людьми землю? — подумала Ню Гуа. Они будут чтить меня и поклоняться. Если лепить каждого, останусь без сил!» Тут она сорвала с дерева ветку, опустила на дно озера и вытащила на берег красную глину. Там, куда каплями стекала жижа, появлялись люди: одна капля — один человек. И было их великое множество…

В памяти всплыла мысль: профессор на лекции по истории Китая объяснял, что мандарины, дабы оправдать свои привилегии, утверждали, будто бы Госпожа самолично вылепила их предков из желтого благородного лесса, а пращуров бедняков — из красной глины со дна озера. Их, мол, не касалась божественная рука…

Ню Гуа, наблюдая за своими созданиями, увидела, насколько хрупкими они были: ветер ли подует, огонь ли обожжет, стужа или жара разгуляются — все разбивало людей, превращая в прах. И вот, чтобы не извелся их род на земле, придумала богиня соединять мужчин и женщин в одно целое, из которого рождался новый человек.

Так и стали люди населять землю. Долго ли это продолжалось или коротко, сегодня уже никто не помнит и не знает. Известно лишь из предания, что настали тяжелые времена, когда пришли великие бедствия. В своде небес образовались дыры, в которые хлынули два враждебных начала — Огонь и Вода, безжалостно уничтожавшие людей.

Озаботилась Ню Гуа: ее творения гибнут! Что же делать? Собрала она самоцветы, переплавила их в густую, как смола, массу и заделала черные дыры. А чтобы укрепить небосвод, подперла его четырьмя ногами Великой Черепахи, которую убила ради спасения своих творений.

Люди посмотрели на небо и увидели, что оно сместилось и из ровного стало куполообразным. Потому солнце, луна и звезды движутся с тех пор по дуге. А к юго-востоку от Поднебесной в огромную котловину влилась-собралась с неба вода. Так возник Океан, где, как верят люди, обитаем мы — наги.

«Наги! Кто же они на самом деле?» — Данила вспомнил вдруг, что сегодня проснулся именно на этом месте. Сон тогда как рукой сняло!

Вот и теперь он пришел в себя. Шел неприятный косой дождь, имевший обыкновение попадать за ворот. «Зябко! Пора домой», — подумал юноша. Уже в метро в его сознании тенью промелькнуло: «Что за голос звучал там, на Ваське? Кто такая Нюйва? Имеет ли она отношение к Ню Гуа?» Мысль как появилась, так и исчезла, оставив лишь смутный волнующий след.

***

Уруа́т-Ца́ль уже больше часа сидел неподвижно, как камень. Сканировал ментальное пространство. Исходивший из межбровья синий луч лазером рассекал тонкий план. Благодаря Нюйве, он, как и другие наги, мог попадать в мир людей, в место со странным названием Санкт-Петербург, хотя его настоящее имя — Загруд, вотчина Госпожи. Нюйва, будучи лордом этого обширного края, истончала в нем плотность пространства, позволяя переходу свершиться. Сектор за сектором прощупывал Уруат-Цаль отражение города в поисках кольца, ради которого и отлучился сюда на непродолжительное время, перепоручив помощникам исполнение обязанностей командира стражей.

Понадобились тысячелетия, чтобы получить сведения о кольце и напасть на его след. А затем идти по нему из края в край, из эпохи в эпоху, когда история человечества писалась кровью и потом, отчаянием и болью. Титанический труд, на который было способно только одержимое существо! Уруат-Цаль, конечно же, понимал: тот факт, что Гаргам не потерялся во всех перипетиях судьбы расы нагов, говорил о необыкновенной мощи кольца, в который были вложены заклинания далекого будущего серпентоидов. Обладающий им, помимо власти и многократного усиления магических способностей, получал «пропуск в следующую жизнь» — фактически гарантированное бессмертие. Вот где был сокрыт исток его исступленного вожделения, алчбы Гаргама.

Не раз и не два человеко-змей решался на жуткие злодеяния на пути к заветной цели — обладанию артефактом. Никто и ничто не могло его остановить! Более того, он жаждал истязать людей в самой изощренной форме, как голодный вампир жаждет крови, чтобы хоть на толику облегчить адский огонь желания, обжигавший его разум и сердце. Вот и на этот раз, узнав где находится кольцо, наг вспыхнул, как порох, и совершил переход в Петербург.

Ему не терпелось оказаться на месте, замереть и ловить всем существом малейшие колебания эфира, вызываемые как самим Гаргамом, так и людьми, соприкасавшимися с артефактом вольно или невольно. Обернувшись человеком, каждый раз часами напролет он искал малейший след «двуногого», который вывел бы его на Гаргам. Как гремучая змея, имеющая между глазами тепловизор, крайне чувствительный к тепловому излучению потенциальной жертвы, Уруат-Цаль фокусировался на переносице, чтобы сканировать ментальный план синим лучом в поисках любого, кто мог видеть кольцо. Он знал, что образ этого предмета, даже увиденный мельком, запечатлевался в синем диапазоне человека и медленно остывал. И то время, пока след терял свечение и распадался (иногда на это уходили дни и недели в зависимости от впечатления, оставленного кольцом в сознании), наг мог его легко обнаружить и считать. Раздражала лишь необходимость возвращаться в столицу, поскольку длительное отсутствие командующего всеми стражниками вызывало озабоченность или даже недоумение при дворе короля Зир-Афна́та, и частые несанкционированные отлучки могли повлечь за собой его недовольство.

Глава 2. Гаргам. Мир

Данила любил ходить в галерею восточных древностей по Литейному проспекту от станции метро Владимирская, хотя от Чернышевской до нее идти гораздо ближе. Было приятно шагать по улице, зная, что можешь заглянуть в чайный магазин «Унция» и молодая продавщица-красавица насыплет тебе в пакетик любимый сорт китайского чая. Постоять у светофора на пересечении с Невским, там, где Владимирский переходит в Литейный и где со всех четырех сторон перекрестка томится в ожидании зеленого света толпа туристов, заряженная прогулочным энтузиазмом. Заглянуть в магазин «Симфония камня», очаровательные хозяйки которого с удовольствием покажут тебе все новые приобретения, закупленные владельцем бизнеса на просторах СНГ или в Таиланде, или бог знает где — только одному ему известных мировых центрах торговли драгоценными камнями и минералами. Подержать в руках роскошную жеоду кварца, полюбоваться чистейшим горным хрусталем или загадочным молдавитом.

А дальше можно хотя бы на полчаса заглянуть в соседний магазин с удивительными полиграфическими изданиями, вдохнуть ни с чем не сравнимый аромат свеженапечатанной книги и поболтать со всезнающими консультантами, такими же, как он, студентами из соседнего филологического факультета, глотнув перед этим стопроцентный кофе арабика в нано-кафе, в закутке у витрины книжного «Подписные издания».

И наконец, подготовив себя ко встрече с прекрасным этой замечательной прогулкой, войти в царство восточных древностей — элитный антикварный магазин, уютно расположившийся в бывшем доходном доме на Литейном с балконами-«фонарями», которые, помимо красоты, имели в свое время сугубо практическое назначение: увеличивали жилую площадь недвижимости и, следовательно, ее стоимость.

Цены в магазине были астрономическими, и неспроста. Часть внутренней галереи была отдана под авторские кованые ножи с Дальнего Востока и Европы, часть — под великолепные японские перьевые ручки из эбонита, лака и золота с тончайшей ручной росписью, а часть…

Именно эта часть интересовала Данилу больше всего, ибо там находился предмет его вожделений, скромно расположившись среди других эксклюзивных экспонатов из лучших частных коллекций и музеев Японии. Чего стоили только самурайские мечи в ножнах, отделанных лаком куро-уруси-нури сая, на поверхности которого красовался филигранный рисунок, полученный после присыпания лака золотым и серебряным порошком, с металлическими накладками мэнуки на рукояти в форме цикад и цубой фумидаси. С гравировкой на лицевой стороне в виде меча, а на обратной — в форме знака «внушающий благоговейный трепет божественный воин, объятый пламенем в порыве спасти грешников».

В магазине любили юношу-эрудита, не раз поражавшего сотрудников с научными степенями знанием необыкновенных деталей. К примеру, строительства традиционных деревянных домов в Японии, где используются особые связующие элементы. Оброненное Данилой между делом замечание, что эти элементы неизменно становились символом неразрывной связи между сердцами зодчего и заказчика жилья, особенно пришлось по душе старшему консультанту, кандидату исторических наук Андрею Васильевичу Охоткину. Знаток японского искусства высоко ценил изящное слово, наполненное теплотой и глубиной символа.

За условной стеной, обозначенной сказочной по красоте инсталляцией цвета морозного аквамарина, в стеклянной витрине находился всего лишь один предмет, но какой! Такого кольца Данила никогда раньше не встречал, хотя, будучи студентом востфака, навидался всякой экзотической всячины. Не зря же знаменитый латинский парафраз евангельского повествования о рождении Иисуса гласит: Ex oriente lux — С Востока свет. «Восточные» вещи всегда привлекали внимание людей — будь то шкатулки, украшения, специи или предметы культа. Почему? Да потому что они были другими — непривычными, непохожими на наши, от них веяло загадкой, тайной и… волшебством. Вот именно — волшебством! И как любил говаривать Андрей Васильевич, в серых буднях так мало волшебства или его совсем нет. В этом месте Охоткин делал паузу и грустно продолжал: «Но душа остается душой, а не программой, прописанной в гаджете, и ей по-прежнему хочется обыкновенного человеческого тепла и чуда!»

На этот раз Даниле не терпелось узнать историю кольца. Каким-то шестым чувством он ощущал необыкновенный свет, исходивший от кольца, будто дышал с ним в унисон. «Надо же, — подумал молодой человек. — Это откуда у меня сегодня такая чувствительность?»

Тут он вспомнил, как по дороге в галерею заходил по обыкновению в «Симфонию камня». Марина Андреевна, доброй души человек, всегда с радостью достававшая по просьбе Данилы «дать подержать в руках» минералы, сегодня с гордостью вынесла ему удивительный по красоте образец с индонезийского острова Калимантан. Друза аметиста дышала. Как живое существо. Ровно, медленно и трепетно. Эта трепетность происходила из окраса минерала — нежно-фиолетового в центральной части, у основания белесо-серого, а у навершия — густого виноградного оттенка. Стоило взять камень в руки, как его вдохи-выдохи ускорялись, сознание плыло, а глаза застилал туман…

«Камень! Это он пробудил во мне особую чувствительность», — догадался юноша и, повернувшись к Андрею Васильевичу, спросил, как у них оказалось столь необычное кольцо.

Охотин за словом в карман не лез, тем более, когда речь заходила о предметах его специализации. О них он мог рассказывать часами.

— Это кольцо, — начал он издалека, — мы нашли в чайном сервизе периода Мэйдзи, который впоследствии был выставлен на продажу и совсем недавно ушел в частную коллекцию. Владелец разрешил разместить фотографии входящих в него предметов на сайте нашего магазина, поэтому, молодой человек, если вам интересно, можете найти их в интернете.

Выполненные в европейских формах чайные пары, чайник, сахарница и сливочник имеют характерную для произведений мастеров Киото конца XIX века фоновую эмаль черного цвета. Если внимательно приглядеться, вы обнаружите на цветочных лепестках плавные переходы красок — знак высочайшего мастерства эмальера. Непрозрачные и полупрозрачные оттенки искрятся блеском крохотных звездочек. Такой эффект достигался путем включения в эмаль микроскопических кусочков золотой и серебряной фольги.

Рисунок на всех предметах сервиза выдержан в характерном для японского искусства сюжете четырех времен года. На каждом изделии изображены цветы, символизирующие разные сезоны и стихии: хризантемы — осень и Землю, сливы — зиму и Воду, камелии — весну и Воздух, ирис — лето и Огонь. Композиция, объединяющая в себе все стихии, имеет общий благопожелательный характер и несет идею гармонии в природе, где все уравновешено единством противоположностей и не может существовать одно без другого.

Данила завороженно слушал рассказ специалиста.

— Человек, вкушавший чай из предметов сервиза, несущего послание баланса и мира, проникался мыслью о гармонии, которая должна существовать между людьми и природой. А все, что нарушает равновесие и порядок, противно естественному ходу вещей и должно быть отторгнуто.

Данила в знаке благодарности слегка склонил голову:

— Замечательный анализ! Кратко и емко!

— Ну что Вы! — парировал довольный комплиментом продавец. — Это знает каждый студент, изучающий культуру Японии. Уверен, Вы тоже в курсе предмета.

— Для меня, как всегда, весьма познавательно услышать от корифея квалифицированный комментарий, — откликнулся юноша. — А что с кольцом? Как он там оказался?

— Мы этого не знаем, — задумчиво проговорил Андрей Васильевич. — Кольцо с кажущимися живыми объемными карпами кои, лотосом и шестигребневыми волнами не поддается датировке и атрибуции. Поражает техника его исполнения. Совершенно невозможно понять, как ювелиру удалось добиться такой точности и выразительности при отливке рыб. Очевидно лишь, что изделие не новодел, а очень старое, я бы не побоялся даже сказать — древнее. Но насколько? Из каких краев? Кто изготовил? Кому принадлежало? Увы, ни на один из этих вопросов ответа нет. Только догадки и домыслы.

Данила загорелся желанием выяснить происхождение артефакта. В нем проснулся ученый, разбуженный увлекательным рассказом историка и таинственным характером кольца. Конечно, лучше всего было бы его купить и внимательно изучить. Но цена… мягко говоря, кусалась.

Консультант заметил, как в глазах юноши вспыхнула искра энтузиазма и тут же погасла за пеленой грусти и сожаления.

— С учетом того, что кольцо явно старое, владелец галереи установил достаточно скромную для антиквариата из Японии цену. Но уверен, если объявится покупатель, а пока никто, кроме Вас, им даже не интересовался, Вам пойдут навстречу. Так что не унывайте и не огорчайтесь, юноша! Надумаете приобрести шедевр, приходите, а я постараюсь замолвить за Вас словечко перед хозяином магазина.

Данила, окрыленный, выскочил на свежий осенний воздух. Все в нем ликовало и пело. Радость бурлила в душе! «Почему оно мне так запало в душу?» — пытался понять парень. И пришел к довольно необычному для себя выводу, который сформулировал так: «Мы с ним резонируем!»

Глава 3. След. Суд

Уруа́т-Ца́ль вздрогнул. Дрожь прошла по всему позвоночнику.

«Есть! — бешено заколотилось сердце. — Нашел!»

По асфальтовой дорожке от станции метро через пустынный внутренний дворик шел сутулый мужчина лет пятидесяти, придерживая рукой фетровую шляпу от порывов ветра и дождя. В его сознании горел яркий синий след кольца!

Нагу потребовалось несколько секунд, чтобы выйти из медитации и замереть. Со стороны он походил на причудливую каменную статую. Через мгновение воздух вокруг серпентоида заколыхался прозрачными волнами, исходившими из его груди. Комната поплыла, напомнив трепетание ландшафта в раскаленный зноем день. Вихревое движение явственно ощущалось вокруг человеко-змея, хотя глаз не мог это отфиксировать со стороны. Секунда, вторая и… Пространство схлопнулось! Наг исчез, будто его здесь никогда и не было. А в воздухе, где он только что находился, остался незримый след холода, словно из него откачали все тепло…

За спиной Андрея Васильевича раздался резкий хлопок. Мужчина окаменел от неожиданного звука и испуга. «Прошу прощения за беспокойство. — Услышал он позади себя низкий приглушенный бас. — Можно Вас на минуточку задержать?» Голос показался странным, но вежливые нотки… Охоткин медленно обернулся. На асфальтовой дорожке, которую под желтыми лучами дворового фонаря барабанили хлесткие струи дождя, переминался с ноги на ногу высокий мужчина. Лица его историк не разглядел, а вот глаза… Жгучие черные глаза не моргая смотрели Андрею Васильевичу прямо в зрачки. Два холодных, как лед потока, медленно струясь, вливались в его мозг, замораживая, обездвиживая пространство сознания. Левое полушарие мозга в верхней части мгновенно остыло, будто горевший там огонь погас, оставив лишь дымку разумного восприятия действительности. Вместо него в этом месте вспыхнуло другое, синеватое пламя…

«Прошу Вас, скажите, где Вы оставили кольцо», — раздался в сознании бас незнакомца. Охоткин стал что-то невнятно бормотать, как иногда бывает с домашними котами, когда они вдруг уставятся в пустое окно и сумбурно блеют быстрые неразборчивые звуки. «Успокойтесь! Вам ничто не угрожает, — продолжал внушать шипящий голос. — Скажите, где кольцо с карпами?» — «На Литейном», — неожиданно четко проговорил Охоткин, назвав точный адрес. — «Спасибо, — эхом отозвалось у него в голове. — Нашей встречи не было. Ступайте своей дорогой!»

В спину будто кто-то толкнул. Андрей Васильевич едва удержался на ногах. «Странно! Никого нет. Бывает же такое! Это все чертов дождь!» — прокряхтел продавец-консультант, крепко сжимая поля шляпы, чтобы укрыть лицо от жестких корявых пальцев воды, тянувшихся с неба к земле. Из левой части головы ушел неприятный холод, уступив место привычной теплоте. «Надо быстрее домой. И горячего чайку с малиной хлебнуть, чтобы, не дай бог, не простыть!»

Глава 4. Данила. Солнце

Данилу с детства интересовал Восток. Его красочная самобытность и пестрота манили смутными воспоминаниями, обещали исполнение мечты… Персонажи причудливых легенд, сказочные животные, фантастической красоты природа — все это жило в питерском любознательном мальчугане параллельной жизнью, вплетаясь в серые дождливые будни ярким разноцветным узором. Позже, в университете, ему легко давалось изучение восточных языков: японского, китайского, тибетского и монгольского. Иностранные слова сами укладывались в голове, находя свое уникальное место на нужной полочке. И значения запоминались влет, и с произношением проблем не возникало. Друзья говорили: «Это все результат усидчивости». Даже прозвище дали едкое — Железная задница.

Но нельзя сказать, что Данила был нелюдим. Находясь в компании, как-то само собой он притягивал к себе приятелей незлобливостью, дружелюбием, готовностью по первому зову прийти на помощь. И все же склонность к уединению за книгой, захватывающим фильмом или созерцанием художественных полотен частенько брала верх над желанием потусить в компании сверстников. Данила вовсе не тяготился псевдоодиночеством. Напротив, находил в нем свободу для фантазий, мыслей и чувств, которые хотел прожить сам — все до одной и до конца…

В солнечном детстве берет начало его волшебный мир, вера в чудеса. Конечно же, в первую очередь благодаря родителям, которых не стало в автокатастрофе два года назад. «Царствия вам небесного!» — каждый раз, вспоминая отца и мать, желал молодой человек. И хотя рана на сердце от тяжелейшей потери в столь юном возрасте еще не успела затянуться и кровоточила острой болью и тоской по доброму слову отца, ласковому взгляду матери, Данила неизменно вспомнил их с радостью и в ореоле теплого золотистого цвета, какой бывает на православных иконах. Никогда он не слышал от них грубого или бранного слова — только мягкое назидание, совет или поддержка! А еще вера в волшебство как-то сама собой поселилась в сердце после необыкновенного эпизода, приключившегося с Данилой в первом классе.

После уроков мальчик по обыкновению возвращался домой на автобусе. Чтобы оплатить проезд, надо было купить билет у кондуктора. Мальчик опустил руку в карман и… сердце сжалось от тревоги. Там было пусто! Указательный палец нащупал большую дырку, невесть откуда взявшуюся в пальто, и ни одной копейки! Ужас обуял ребенка! Больше всего он боялся встретиться взглядом с суровой тетей-кондуктором, которая едва протискиваясь в тесном салоне из-за своих пышных габаритов, громко и властно требовала с пассажиров: «Оплачиваем проезд! Готовим мелочь!» Выйдя из секундного замешательства, мальчик горячо и отчаянно, всем сердцем стал желать, чтобы денежки нашлись, вращая кистью правой руки в дырявом кармане. «О боже! Она приближается!» По курсу прямо на него надвигался грозный ледокол кондуктора! Предвосхищение неминуемой катастрофы и неизбежного наказания заставили ребенка еще сильнее желать осуществления немой просьбы… Не прошло и секунды, как во вспотевшей ладошке зашуршало несколько медных копеек! Данила выдернул руку из кармана — монет было ровно столько, чтобы оплатить билет!!! Мальчик смотрел на вытянутую руку и не верил глазам, а в эту минуту кондуктор, прижав мальчугана своим пышным бюстом к пассажирскому креслу, равнодушно забирала из протянутой руки мелочь на проезд, и, с ловкостью фокусника изъяв оплату, важно поплыла дальше в лоно автобуса. Данила и по сей день, если случайно вспоминал этот из ряда вон выходящий эпизод из в целом безмятежного детства, не мог понять, как материализовались деньги, но точно знал, что именно с того дня в его душе зародилась вера в чудеса.

Был, однако, случай, незаурядный и с тяжелыми последствиями, подсветивший еще одну теневую, ох какую мрачную сторону необыкновенных способностей. Переехав с родителями в новый дом на другой улице, Данила столкнулся у парадной с местным хулиганом. Чуть старше годами, на первый взгляд, подросток как подросток, правда, с холодными и злобными глазами. Когда они успели остыть? Уже в раннем детстве, когда ребенок подрастал в неблагополучной семье: отца посадили за разбой, мать беспробудно пила? Трудно сказать. Чужая душа — глубокий колодец, до дна не заглянешь. Подросток этот не просто поколачивал сверстников, и особенно тех, кто младше, а старался причинить им как можно больше страдания, а то и нанести увечье. Может, из мести извергу-отцу, который до тюрьмы сам до полусмерти избивал сына, может, не в силах вынести жгучую боль в душе от так и не складывающейся нормально жизни.

Хулиган испытывал необъяснимую ненависть к появившемуся во дворе новому мальчику, необыкновенному, непохожему на других ребят, смирному тихоне. И однажды, улучив момент, когда они остались одни во дворе, он избил до крови робкого и воспитанного мальчика, сломал ему руку. Черный день настал для Данилы! Вся его природа сотряслась до глубин. Родители и пальцем не трогали сына, если он в чем-то провинился. Старались достучаться до сознания — доходчиво объяснить, почему так поступать нельзя, показать, какие бывают последствия проступка. Здесь же случилось полое попрание всего и вся, вдребезги расколовшее радужный мир ребенка, к тому же печатью крови скрепившее то, что произошло. Даниле сломали не руку — душу! Унижение было столь непереносимым, что он в сердцах пожелал смерти обидчику.

Не прошло и трех дней, как мальчик стал свидетелем гибели хулигана-подростка, разбившегося на мопеде под колесами грузовика. Выпив пива, еле держась на ногах, он кое-как взобрался на свой драндулет и, не совладав с управлением, врезался в проезжавший мимо на полной скорости автомобиль. Все произошло на глазах Данилы. Еще один шок! Мальчик ужаснулся содеянному, винил себя в трагедии, сокрушался, плакал. Но случилось то, что случилось. И поняв, и приняв чудовищную силу слова, поклялся себе никогда не использовать свои способности во зло, только во благо и следить за желаниями и мыслями, так как они могут сбываться. Мальчик замкнулся в себе. Слова «магия», «волшебство» надолго перестали для него существовать.

Глава 5. Юля. Луна

Данила уже давно и, как ему казалось, безнадежно был влюблен в Юлю с соседнего филологического факультета. Девушка отличалась от других сокурсниц неиссякаемой энергией и неутомимым энтузиазмом.

Энтузиазм касался двух вещей: моды и саморазвития. Замысловатые штаны а-ля казак пошился у Кардэна, бесконечные эксперименты с прической, порой ставившие однокурсников в недоумение («кто это к нам заполз на пару?»), потому что они ее реально не узнавали, бесконечные выставки, музеи, концерты. Она безостановочно рассекала по разного рода мероприятиям за рулем своего «Фольксвагена» и по городу, и по области, и еще где бог на душу положит, например, по городам Золотого кольца, потому что там есть «храмы, которые тебя преображают».

Неизвестно, как в ней проснулся интерес к психокинетике. Но однажды ее увидели в учебной аудитории одной из самых знаменитых эзотерических школ Петербурга, где занятия вел маститый экстрасенс. Что ее туда привело и что она хотела получить «на выходе», никто не знал, но вот что удивительно — постепенно Юля из сорвиголовы стала превращаться в спокойную, очаровательную, невероятно сексапильную молодую женщину, которая изменила свои взгляды на жизнь в пользу развития в себе большего сострадания ко всем живым существам.

С Данилой они познакомились и подружились на почве интереса к восточным артефактам. Девушка питала слабость к браслетам и кольцам, сама пыталась что-то мастерить после окончания курсов ювелиров-любителей. И вот однажды, узнав от друзей, что парень с востфака прекрасно разбирается в ювелирном и оружейном искусстве стран юго-восточной Азии, Юля попросила его помочь выбрать подарок для «важной персоны, которая любит все восточное». Молодой человек, недолго думая, пригласил ее в свой любимый антикварный магазин на Литейном, где он как раз видел одну такую вещицу, которая могла бы ей подойти.

Этой вещицей оказалась курительница для благовоний из Японии эпохи Эдо. Керамический лев, устремивший взгляд в небо, излучал величественное спокойствие. Имея довольно крупные размеры, курительница внушала чувство основательности и стабильности, королевской власти и авторитета. Юля пришла в восторг. Еще бы! Уникальное сочетание старины, оригинальности и функциональности предмета должно было произвести эффектное впечатление на дне рождения, куда она собралась пойти в ближайшие выходные. А вкупе с почерпнутой от Данилы информацией курительница могла стать гвоздем вечера!

— Небесный лев карасиси держит в лапе шар Тама — символ мудрости, который заключает в себе энергию для великих свершений, — зачитал Данила надпись на табличке. — Вот что важно, — продолжил от себя юноша. — Образы этих характерных для буддизма мифических животных пришли в Страну восходящего солнца из Поднебесной. В Китае подобные львы называются ши-цзы и ассоциируются с Буддой. Часто о них так и говорят: львы Достигшего Просветление. Согласно легенде, Будда путешествовал по свету в образе простого монаха, сопровождаемый в странствиях собачкой. В минуту опасности, грозившей хозяину, крохотное животное превращалось в огромного льва, чтобы отогнать врагов. Японцам этот образ так полюбился, что с конца XVI века синтоистские и буддийские храмы стали обзаводиться высеченными из камня карасиси, одновременно походившими и на льва, и на собаку. Часто в форме карасиси изготавливали и нэцкэ.

— То есть лев-защитник — это мифическое животное, характерное для искусства Китая и Японии? — спросила Юля.

— Да, но не только для этого региона, — важно продолжал Данила. — В Индии, например, образ льва тесно связан с богом Вишну. Один из его аватаров — человек с львиной головой Нарасимха. Вишну принял столь грозный облик, чтобы убить царя демонов Хираньякашипу, захватившего власть над небом, землей, преисподней и богами. Бесчинства сходили ему с рук, потому что он заручился словом Брахмы, что ни человек, ни зверь, ни оружие не смогут его погубить. И тогда Вишну, став ни человеком, ни животным победил злостного демона, а лев впоследствии стал символом защиты, силы и справедливости.

Курительница по мере рассказа студента все больше и больше нравилась девушке. Один из консультантов в зале заметил ее заинтересованный взгляд, ни на секунду не отрывавшийся ото льва, и предложил для большей наглядности зажечь благовоние. Как только в воздух поползла струйка голубого дыма и по всему залу разлилось расслабляющее благоухание иланг-иланга в сочетании с тонкими, сладкими, фруктовыми нотками цветка франжипани и сказочного аромата плюмерии, голова Юли слегка закружилась, и ей почудилось, что лев качнул гривой.

— Невероятно! — воскликнула девушка. — Это совершенно необыкновенная курительница! Какой замечательный лев! Похоже, в фигурке есть душа. Такое впечатление, что она живая, что она дышит!

— Это все благовония, — улыбнулся продавец. — Их аромат обладает удивительным свойством успокаивать и расслаблять ум, создавая ощущение умиротворения и какого-то неземного спокойствия.

«Да уж, — подумал Данила. — Эффект действительно потрясающий!» — и шепнул на ухо Юле: — У меня не укладывается в голове, но лев, похоже, и вправду живой.

Юля, не раздумывая, купила льва, который, наряду со своими многочисленными достоинствами замечательного подарка, вызвал в ней еще большую симпатию к умному и застенчивому однокурснику. Они шли рядом по проспекту и не касались друг друга. Было чудесное ощущение близости и единения, будто их поместили в один мягкий нежный кокон. Приходили моменты, когда их тела почти соприкасались, но тонкий энергетический буфер продолжал существовать, и они шли как две половинки одного целого, сплетенного струившимися ручейками взаимной симпатии. И оба понимали, просто знали, что, если прикоснуться к другому физически, исчезнет волшебство момента, состояние потока, прокладывавшего им путь не только в городе, но и к сердцу друг друга.

Уже дома, любуюсь помещенной на столе под солнечный свет курительницей, Юля окончательно убедилась в том, что загадочная вещица обладает свойством вызывать иллюзии, стоит только успокоиться и сонастроиться с ней, и решила оставить артефакт у себя. «Это все из-за Данилы», — нехотя призналась себе девушка и улыбнулась каким-то еще смутным мыслям.

Глава 6. Благовония. Звезда

Параллельно, в другом измерении, Уруа́т-Ца́ль также воскуривал на домашнем алтаре благовония из иланг-иланга и франжипани. Смесь настраивала на умиротворенный лад и выравнивала синее поле, через которое наг просматривал искомые объекты.

В зыбкой дымке появилась незнакомая девушка. Она шла рядом с парнем, что-то ему оживленно рассказывая. Серпентоид почувствовал острую неприязнь к молодому человеку, но не стал доискиваться, в чем ее причина. В ауре юноши просматривался след, оставленный Гаргамом. Угасающий шлейф пунктиром тянулся к свечению, исходившему от кольца под стеклянной коробкой. «Карпы! — вырвалось у нага. — Вот они где!»

Раздувая угли, чтобы дым от благовоний стал как можно гуще, Уруат-Цаль жадно вглядывался в пространственную иллюзию, силясь как можно отчетливее разглядеть кольцо и место, где оно находилось. Но свечение, шапкой окутавшее магический предмет, не позволяло выхватить детали. Четко различались лишь лица молодых людей и их ауры. О! Теперь он узнает этих детей рода человеческого из миллиардов подобных им двуногих! И найдет через них свою драгоценность, чего бы это ему ни стоило, потому что без кольца нет ему жизни, нет достойного места в родном царстве!

Уруат-Цаль оставался у основания резного алтаря до тех пор, пока не догорели угли, не отрывая глаз от объемного изображения, колышущегося в дрожащем от малейшего движения воздухе. Застыв точь-в-точь как каменное изваяние человеко-змей в храмах Индии или Таиланда, командир стражников сейчас жаждал только одного: оказаться в мире двуногих, в холодном северном городе под покровительством покоящейся на дне глубокой реки древней богини и завладеть кольцом, способным так усилить ум, что он будет в состоянии удерживать в себе все сознания сородичей, то есть стать королем нагов. Нынешний же повелитель страны Хушуа́т-Ка́ обладает такой способностью только благодаря поддержке шести собратьев из касты Хранителей Памяти.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.